Бои за Донбасс
Недолго пришлось мне возглавлять 46-ю армию, временно исполняя обязанности командующего. Вскоре после освобождения Краснодара в командование армией вступил генерал-майор А. И. Рыжов.
Некоторое время я выполнял ответственное поручение нового командующего Северо-Кавказским фронтом генерал-полковника И. Е. Петрова. Поручение было весьма необычного, если не сказать, странного свойства. Мне приказали возглавить работы по рекогносцировке оборонительного рубежа от Сальска до Ейска, рубежа, который должен был прикрывать Кавказ с севера. Гитлеровцы давно были изгнаны из этих мест, линия фронта отодвинулась за Ростов, инициатива находилась в руках нашего командования, а тут на тебе — планируй создание обороны в глубоком тылу своих войск!
Спокойный и уравновешенный, Иван Ефимович Петров как бы разгадал ход моих мыслей и тихо проговорил:
— На всякий случай, товарищ Рослый, мы обязаны это сделать. Война есть война. А потом, еще не ясно, как противник будет вызволять свои войска, зажатые на Тамани...
Наше военное руководство, подобно опытному шахматисту, заглядывало на много ходов вперед, учитывало различные варианты возможного развития событий.
Командующий фронтом довольно быстро развеял мои сомнения. Трудились мы основательно. В ходе рекогносцировки много ездили и не меньше ходили. На нашем пути оказалась и хорошо известная мне по прошлогоднему отступлению деревня Лопанка, в которой, как известно читателю, наша ослабленная дивизия закрепилась тогда на один день, чтобы ночью снова пробиваться к своим.
Быстро нашел я дом, где останавливался, и тех стариков, что приютили нас тогда. Но что это: хозяйка дома, увидев меня, испуганно перекрестилась, а старик, не говоря ни слова, оторопело смотрел на меня. Скоро все прояснилось. Немцы, оказывается, объявили жителям, что советская дивизия, стоявшая здесь, далеко не ушла, она была наголову разбита, а генерал — ее командир — погиб в перестрелке. Гитлеровцы называли даже место, где якобы все это произошло. [175]
Растерянность стариков длилась недолго. Придя в себя, они дали волю своим чувствам, приняли меня как родного. А ведь нас сблизил, сроднил всего лишь один день войны!
Закончив рекогносцировку и подготовив подробную карту с обозначением районов обороны, включая батальонные, я опять предстал перед командующим фронтом.
Генерал Петров утвердил схему оборонительного рубежа и, откинувшись на спинку стула, неожиданно спросил, не хочу ли я снова командовать корпусом.
Я ответил, что это было бы пределом моих желаний.
Разговор с командующим фронтом состоялся в конце мая, а уже 18 июня я вступил в командование 9-м Краснознаменным стрелковым корпусом. Мой предшественник — генерал-майор М. К. Зубков отбыл к новому месту службы, и меня встретил начальник штаба корпуса подполковник Е. И. Шикин.
С этим человеком мне пришлось в дальнейшем пройти долгий боевой путь, а прекрасное впечатление о нем сложилось с первой же встречи. Емельян Иванович был и отменным штабистом, и превосходным товарищем. До назначения в корпус он работал начальником штаба дивизии и имел за плечами богатый опыт боев на Северном Кавказе. Хорошо был подкован он и теоретически — еще до войны окончил академию. Природа тоже не обделила Шикина ни аналитическим умом, ни рассудительностью, ни деловитостью. А что еще нужно начальнику штаба корпуса!
В корпусе Емельян Иванович находился совсем недолго, а о его боевом пути, о славных традициях рассказывал горячо, я бы даже сказал, с упоением. Это тоже характеризует человека. А корпус и впрямь заслуживал добрых слов. Его боевая слава была всецело связана с боями на Кавказе, где соединение хорошо проявило себя и в оборонительных и в наступательных боях. Особенно отличился корпус при освобождении Моздока, за что был удостоен ордена Красного Знамени. В последующем, наступая по широким просторам Северного Кавказа, корпус прошел с боями тысячекилометровый путь и освободил 1128 населенных пунктов.
В момент же моего прибытия корпус занимал боевой рубеж на Таманском полуострове, где войска Северо-Кавказского фронта готовились нанести последний и решающий удар по врагу, прижатому со всех сторон к морю. Докладывая обстановку, начальник штаба рисовал картину предстоящих дел, высказывал хорошо продуманные и взвешенные предложения, что лишний раз давало основание считать его грамотным, с творческой искрой офицером. [176]
Но то, к чему мы готовились, пришлось делать не нам. Как нередко случалось на фронте, ситуация вдруг круто изменилась.
В середине августа 1943 года я был вызван в штаб Северо-Кавказского фронта. Начальник штаба фронта генерал-майор И. А. Ласкин в разговоре со мной был немногословен.
— Ставка Верховного Главнокомандования приказала снять ваш корпус с боевого участка и отправить на Южный фронт, — сообщил он.
Тут же меня познакомили с планом вывода частей корпуса с переднего края и графиком погрузки в эшелоны.
Контроль за погрузкой я возложил на своего заместителя, а сам вместе со штабом отправился в путь с первым же эшелоном. Необходимость такого решения объяснялась просто: командир и штаб как организаторы боя обязаны первыми явиться в новый район сосредоточения, чтобы изучить обстановку и получить задачу еще до прибытия частей.
Поезд быстро мчал нас в Ростов. Год назад здесь, в этих местах, мы вели тяжелые оборонительные бои, откатывались под ударами фашистских танковых армад в глубь Кавказа. Как много изменилось за прошедший год! Куда девалась гитлеровская спесь, хвастливые, на весь мир, обещания быстрой победы над большевиками!
Не успел враг оправиться от сталинградского побоища, как его настиг новый страшный удар, теперь уже на Курской дуге. Произошло невероятное: в отместку за Сталинград гитлеровцы хотели устроить нам не менее впечатляющий котел в районе Курска, но их надежды рухнули. Курская битва потрясла до основания всю военную машину Гитлера, послужила началом общего наступления советских войск. Пришли в движение не только те фронты, которые непосредственно участвовали в разгроме гитлеровцев под Орлом, Курском и Белгородом. Эстафету приняли соседи. Неудержимое наступление наших войск ширилось и нарастало.
Пришла очередь сказать свое слово и Южному фронту. Еще до погрузки в эшелоны мы знали, что армии и дивизии этого фронта 18 августа перешли в наступление, прорвали мощный оборонительный рубеж на реке Миус и, не давая врагу опомниться, стали быстро продвигаться в глубь Донбасса и на Таганрог. Гитлеровцы не ожидали такого поворота событий. Над флангом и тылом их войск, оборонявшихся в Донбассе, нависла грозная опасность. Немецко-фашистское командование начало перебрасывать силы на юг, стараясь [177] остановить войска генерала Толбухина. Но Южному фронту были направлены дополнительные силы. В их числе оказался и 9-й стрелковый корпус...
Время в дороге летело быстро. Наш эшелон проследовал через Кущевскую, Батайск и стал подходить к Ростову. Замедлив ход, паровоз осторожно тащил эшелон по недавно восстановленному мосту через Дон и незаметно подкатил нас к вокзалу. Прильнув к окнам вагона, мы с болью смотрели на разрушенный город.
Фронт был уже совсем рядом.
30 августа штаб корпуса выгрузился из эшелона и направился в населенный пункт Большое Мешково.
С Федором Ивановичем Толбухиным мы были уже знакомы. Перед войной он являлся начальником штаба Закавказского военного округа, а я командовал 4-й стрелковой дивизией. В ту пору мы часто встречались на совещаниях, занятиях, учениях.
Федор Иванович был не только высокоэрудированным военным специалистом, но и обаятельнейшим человеком, по-русски добрым и прямым. Помню, он неодобрительно отзывался о начальниках, которые грубят подчиненным, замыкаются в себе, своевольничают. И называл их «солдафонами».
— На таких я достаточно насмотрелся в старой царской армии, — заметил тогда Толбухин. — Но, выходит, они не перевелись еще и у нас...
Да, генерал Толбухин успел к тому времени и послужить и повоевать. В годы первой мировой войны он имел чин штабс-капитана, командовал ротой, батальоном. Революцию принял всем сердцем. Солдаты чувствовали в нем своего человека и уже после Февральской революции избрали председателем полкового комитета. Вся последующая жизнь Федора Ивановича была тесно связана с Красной Армией, в рядах которой во всем блеске раскрылся его недюжинный полководческий талант.
Я не видел генерала около двух лет. Он по-прежнему был приветлив и доброжелателен.
Несколько минут командующий вспоминал о Закавказье, потом внимательно выслушал мой доклад о состоянии и подготовке корпуса. Посоветовавшись накоротке с начальником штаба генералом С. С. Бирюзовым, командующий сказал, что корпус будет действовать в составе 5-й ударной армии. Мне было приказано явиться к командарму для получения боевой задачи...
К вечеру 31 августа наш корпус в составе 230-й, 301-й и 320-й стрелковых дивизий сосредоточился в районе Благодатное, [178] Большое Мешково, Артемовка. А еще утром того же дня я предстал перед командующим 5-й ударной армией генерал-лейтенантом Вячеславом Дмитриевичем Цветаевым. Он подтвердил, что корпус будет действовать в составе его армии и что начать наступление мы должны с утра 1 сентября в общем направлении на Прохорово, Чистяково{17}.
— Имейте в виду, товарищ Рослый, что ваш корпус наступает на направлении главного удара армии, — сказал генерал Цветаев. — И хотя перед вами обороняются уже потрепанные 335-я и 17-я пехотные дивизии, они будут отчаянно драться за каждую позицию. Сами понимаете, решается судьба Донбасса! Не исключено, что на стороне противника могут появиться и свежие силы. Мы усиливаем вас 85-м гвардейским и 2?4-м гаубичными артиллерийскими полками, 507-м истребительно-противотанковым артиллерийским полком, 19-й минометной и 140-й танковой бригадами{18}.
Уточнив некоторые волновавшие меня вопросы, я отбыл в свой штаб, чтобы готовить корпус к наступлению, которое предстояло начать на другой день в пять утра.
Просто сказать перейти в наступление через 16 часов, думал я, сидя в изрядно потрепанном «виллисе». Однако командующего можно было понять — он действовал по принципу «куй железо, пока горячо». Противник деморализован, нельзя давать ему передышку.
Для подготовки к бою дорога была каждая минута. Уже в машине, разложив на коленях карту, я принялся оценивать обстановку и обдумывать решение.
Итак, части 335-й и 17-й пехотных дивизий противника ведут подвижную оборону, удерживая небольшими отрядами, усиленными артиллерией и танками, опорные пункты. Корпус имеет достаточное количество артиллерии, чтобы надежно подавлять живую силу гитлеровцев в их опорных пунктах. Если наши войска будут наступать быстро и решительно, успех обеспечен. Никаких задержек или остановок не должно быть.
А что я знал о своих войсках? 230-я и 320-я стрелковые дивизии только вчера влились в состав корпуса. Зато 301-я стрелковая была хорошо известна мне. Не так давно ее сформировали из 34-й и 157-й стрелковых бригад. Год назад они входили в состав 11-го гвардейского стрелкового корпуса, которым я тогда командовал, и достойно показали себя в боях под Орджоникидзе. [179]
Я хорошо знал командира 301-й стрелковой дивизии полковника Владимира Семеновича Антонова: мы вместе учились в академии имени М. В. Фрунзе. Знал его и по фронту. В начале войны он командовал полком в Прибалтике, осенью сорок второго — 256-й стрелковой бригадой, которая вела оборонительные бои в районе Малгобека, а потом 34-й стрелковой бригадой. В боях проявил себя грамотным, творчески мыслящим, решительным и смелым командиром.
Помню, при формировании 301-й меня спросили, кого бы я хотел видеть во главе дивизии. Без колебаний назвал я тогда полковника Антонова. И, как показало время, не ошибся.
Вот почему сам собой решился вопрос о том, кого поставить на направлении главного удара. Это будет 301-я стрелковая дивизия. Ей наступать на левом, открытом фланге на Алексеево-Орловку; справа от нее на Ольховчик пойдет 230-я стрелковая дивизия, еще правее, на Чистяково, — 320-я.
Боевой порядок корпуса я намеревался построить в один эшелон. При этом учитывались характер обороны противника и то, что у него почти не было резервов. Однако вторые эшелоны в дивизиях мы все же создали.
В Большое Мешково я приехал с почти готовым решением. Быстро ознакомил с ним штаб и тут же отправился на рекогносцировку. Несмотря на ограниченное время, выделенное для подготовки к наступлению, хотелось оценить местность, на которой завтра предстоит бой, уточнить вопросы взаимодействия. Начальник оперативного отдела штаба подполковник Сергей Сергеевич Прага предложил мне поехать на Гору Синяя. Эта гора примерно на 50 метров возвышалась над окружающей местностью, и с нее, по мнению подполковника, откроется хороший обзор. Взобравшись на высоту, мы увидели широкую донецкую степь, лежащую к северу от нас, и даже окраины Чистяково, Ольховчика и Алексеево-Орловки.
Почти одновременно со штабом корпуса на Гору Синяя прибыли командир 320-й стрелковой дивизии генерал-майор Швыгин, командиры 230-й и 301-й — полковники Украинский и Антонов. Благодаря прекрасному обзору мы без особого труда уточнили границы дивизий, их исходное положение и задачи, определили районы огневых позиций артиллерии и ее задачи тоже. Решили и вопросы, касавшиеся организации взаимодействия различных родов оружия.
Я попросил командиров соединений усилить боевые [180] порядки в противотанковом отношении и быть готовыми к отражению контратак с участием не только пехоты, но и танков. Контратак не бояться, предупредил я. Противник если и будет прибегать к ним, то для демонстрации не силы своей, а слабости. Контратакующих останавливать огнем и обходить, темпов наступления не сбавлять, максимально использовать артиллерию.
Оставалось сказать самое важное:
— Нам выпала ответственная и почетная задача — участвовать в освобождении поруганного фашистами Донбасса. «Вторым Руром» для гитлеровцев ему не бывать, а Всесоюзной кочегаркой он был и останется навсегда. Постарайтесь, чтобы каждый воин осознал, какая высокая миссия нам доверена...
Рекогносцировка закончилась. Ее участники приступили к выполнению своих задач, связанных с началом наступления. Закипела работа в дивизиях, полках, батальонах, ротах. Командирам и политработникам было поручено довести до личного состава открытое письмо, написанное шахтерами освобожденных зимой районов Донбасса. Горняки сердечно приветствовали воинов Южного фронта и призывали их безостановочно гнать врага. «Бейте его, проклятого, — писали они. — Скорее освобождайте нашу пострадавшую горняцкую землю».
Обращение тружеников Донбасса зачитывалось на митингах, на партийных и комсомольских собраниях. Этот волнующий, написанный простыми, бесхитростными словами документ еще выше поднимал наступательный дух людей, звал их на подвиг.
Времени было в обрез. Чувствовали это и старшие начальники, и работники штабов и политорганов, и каждый стремился за считанные часы сделать то, на что в другое время потребовалось бы несколько дней. С большим напряжением трудились политотдельцы корпуса во главе с подполковником Владимиром Наумовичем Духельским. Узнав, какую задачу придется завтра решать, они немедленно отправились в части, чтобы сориентировать людей, рассказать об особенностях предстоящего наступления, настроить всех на боевой лад. Вместе с работниками политотдела отбыл в войска и заместитель командира корпуса по политической части полковник Александр Дмитриевич Дроздов — человек деятельный и боевой, сам горевший на работе и умевший зажечь своим энтузиазмом окружающих.
С головой ушел в неотложные дела и командующий артиллерией корпуса полковник Иван Алексеевич Яковлев. [181]
Вместе со своим штабом он выехал в приданные артиллерийские части и на месте горячо взялся за дело. Внешне тихий и спокойный, Яковлев отличался непреклонной требовательностью, а потому всегда добивался от подчиненных точности и исполнительности. И то, что артиллеристы наилучшим образом справились со своими задачами, было не случайным.
1 сентября в 4.30 наша артиллерия открыла огонь по узлам сопротивления и опорным пунктам врага. В 5.00 поднялись пехотинцы и дружно атаковали немцев. Сразу обозначился успех. Наступление корпуса, введенного в прорыв с ходу, развивалось по плану. Мы видели в этом рост боевой способности наших войск и военного мастерства командного состава, сумевшего в очень короткие сроки хорошо организовать бой, и радовались этому.
В журнале боевых действий 5-й ударной армии зафиксировано: «Нанося главный удар левым флангом в направлении Прохорово, Чистяково силами 9-го стрелкового корпуса, войска 5-й ударной армии к исходу 1 сентября овладели рубежом Штергрэс — Снежное — Степановка.
В течение 2 и 3 сентября войска армии отразили яростные контратаки на своем левом фланге из района Зуевка, Зугрэс, очистили от противника Чистяково, Ольховатку, Зуевку и Зугрэс, после чего устремились в центр Донецкого бассейна»{19}.
Как мы и предполагали, гитлеровцы противопоставили нам тактику контратак. С помощью этого нехитрого приема они попытались с первых часов наступления внести замешательство в наши ряды, создать иллюзию, что сил у них достаточно, что они способны не только обороняться, но и наносить удары. Враг бросал в контратаки не особенно крупные силы: обычно это был батальон пехоты, поддержанный артиллерией и пятью-шестью танками. Однако почти все контратаки сочетались с сильными ударами авиации, которую фашисты спешно стягивали с других участков фронта в район прорыва наших войск.
Особенно трудно приходилось в те дни 301-й стрелковой дивизии, которая наступала на левом, открытом фланге корпуса. Но дивизия оказалась на высоте положения. Здесь воевали творчески, с умом. Чтобы парировать вражеские контратаки, которые, как правило, поддерживались танками, комдив полковник Антонов решил усилить стрелковые батальоны [182] пушечными дивизионами своего артиллерийского полка. Такое решение было столь смелым, что командующий артиллерией дивизии опротестовал его перед своими старшими артиллерийскими начальниками.
Конфликт пришлось улаживать мне. Я утвердил решение комдива, так как в обстановке непрерывного преследования противника, который прибегнул к тактике контратак, оно в наибольшей степени обеспечивало успех. Это был тот случай, когда чрезмерной централизацией артиллерии можно было и поступиться.
В 301-й стрелковой дивизии нашли еще одно хорошее противоядие против вражеских контратак. За день боев враг обычно основательно выдыхался, а ночь использовал для того, чтобы привести себя в порядок и укрепиться на новых рубежах. Но в ночь на 3 сентября гитлеровцы стали вдруг подтягивать резервы, намереваясь утром нанести удар в открытый фланг 301-й стрелковой. В дивизии решили не ждать, а упредить противника и самим нанести удар внезапно, ночью. Хорошо подготовленная ночная атака была для фашистов полной неожиданностью. Потеряв много людей и техники, они вынуждены были еще быстрее откатываться в глубь Донбасса. В следующую ночь подразделения 1052-го стрелкового полка дерзким налетом разгромили штаб 306-й пехотной дивизии, находившийся в Осино-Ольховке, и овладели этим поселком.
Ночные удары по фашистам повторялись еще не раз, и не только в 301-й дивизии.
Все делалось для того, чтобы не просто теснить врага, а бить его с флангов, с тыла, громить днем и ночью опорные пункты.
Темп наступления нарастал. Части корпуса были перенацелены на столицу Донбасса — город Сталино (Донецк). Уже 5 сентября корпус завязал бои за Енакиево и Макеевку. Левее нас к Макеевке подошли части 3-го гвардейского стрелкового корпуса, только что освободившие город Харцызск.
К обороне Макеевки противник готовился основательно. На восточных и северо-восточных подступах к городу были заранее отрыты противотанковые рвы, установлены противотанковые железные ежи, проволочные заграждения, минные поля.
Гитлеровцы сосредоточили здесь 302-ю, частично 294-ю и 335-ю пехотные дивизии, усилив их артиллерией, самоходными пушками и танками 17-й танковой дивизии.
Однако остановить наши войска враг не сумел. Части [183] 301-й стрелковой дивизия и 3-го гвардейского стрелкового корпуса к исходу 5 сентября освободили Макеевку.
С воздуха нас все активнее поддерживала авиация. Отрадно отметить, что представители авиационных частей все чаще стали появляться на командных пунктах соединений. Прямо на поле боя они наводили самолеты на цели. Мы знали: в небе Донбасса действуют прославленные воздушные асы Александр Покрышкин, Григорий Речкалов и многие другие. А потому не удивлялись, замечая, что у фашистских летчиков поубавилось прыти, что летать они стали с оглядкой.
В боях за Макеевку противник понес большие потери в людях и технике. Полностью был уничтожен 572-й пехотный полк, один дивизион зенитной артиллерии, захвачены большие трофеи.
Однако бои за Макеевку на этом не закончились. Утром 6 сентября немцы предприняли отчаянную попытку отбить город. Полки 301-й стрелковой дивизии подверглись массированному удару авиации и атаке десятков вражеских танков, большого количества пехоты. Завязался ожесточенный бой. В отдельных местах немецкие танки, среди которых были и «тигры», вклинились в расположение наших подразделений. Но ненадолго. Вражеский штурм стойко отражали артиллеристы, минометчики и танкисты полковника Н. И. Петренко. В борьбе с танками хорошо проявил себя и саперный взвод во главе с лейтенантом Н. Д. Семеновым, действовавший как подвижный отряд заграждения.
В критический момент боя мощный удар по контратакующим нанесла корпусная артиллерийская группа.
Когда все стихло, полковник Антонов с чувством облегчения сказал мне, что для его дивизии это был самый тяжелый с начала наступления бой...
На западной окраине Макеевки догорало шестнадцать вражеских танков, и среди них шесть «тигров».
Немного раньше противник потерял Енакиево; в боях за него отличилась 320-я стрелковая дивизия.
Оборона гитлеровских войск буквально разламывалась. 5-я ударная армия не давала гитлеровцам передышки. Ее соединения к полудню 7 сентября занимала такое положение:
31-й гвардейский стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор Утвенко, наступая на правом фланге армии, подошел к Ясиноватой и готовился атаковать ее.
9-й стрелковый корпус, овладев Ясиновкой и Яковлевкой, вплотную приблизился к Сталино. Его 320-я стрелковая дивизия [184] заняла рощу в двух километрах западнее Александре-Григорьевки; 230-я стрелковая дивизия вела бой на южной окраине Александро-Григорьевки, а 301-я овладела Щегловкой и завязала бой на восточной окраине Сталино.
3-й гвардейский стрелковый корпус, наступая на левом фланге армии, занял пригородное хозяйство, а его 50-я гвардейская стрелковая дивизия вела бой на юго-восточной окраине города{20}.
Донбасс стал свидетелем возросшей силы наших войск, их стремительного наступления. Еще вчера мы вели бой в Макеевке, а сегодня подошли к Сталино и готовились к штурму города.
Казалось, куда уж больше! Однако командующего армией не устраивали и такие темпы. Вячеслав Дмитриевич Цветаев строго следил за продвижением войск и постоянно требовал быстроты и стремительности.
— Почему корпус остановился? Почему не ворвались в город Сталино на плечах противника? — с пристрастием допрашивал он меня по телефону.
Я объяснил, что гитлеровцы занимают оборону на заранее подготовленном рубеже и, чтобы избежать больших потерь, мы подтягиваем артиллерию.
— Когда намерены возобновить наступление? — продолжал напирать Цветаев.
— В 19.30, — отчеканил я.
— Согласен. Только атака должна быть смелой и стремительной. Город нужно очистить от врага до рассвета. Чем быстрее, тем лучше. А чтобы надежно подавить минометы и артиллерию, я оставляю в вашем распоряжении 85-й гвардейский гаубичный артиллерийский полк.
Беспокоился, переживал, конечно, не только командующий. Все мы, от солдата до генерала, видели, как варварски разрушают и сжигают фашисты промышленные предприятия и жилые кварталы. Клубы черного дыма, висевшие над городом, заставляли нас торопиться.
Не прошло и десяти минут после разговора с командующим, как в штаб корпуса прибыл радостно возбужденный командир 85-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка полковник Павел Петрович Еременко. Этот человек словно рожден был для артиллерии: высокий рост, стройная фигура, открытое и мужественное лицо. Ордена Красного Знамени и Красной Звезды, которые украшали его грудь, [185] говорили о том, что полковник достойно прошел по дорогам войны.
— Где находится ваш полк? — спросил я Еременко.
— В трех километрах к северо-востоку от города. Занимаем огневые позиции, через два часа будем готовы открыть огонь.
Это означало, что к началу наступления корпуса полк будет готов подавить артиллерию и минометы противника, которые стояли на западной окраине города и здорово мешали продвижению наших частей. В том, что это будет именно так, у меня не было ни малейших сомнений. 85-й гвардейский артполк поддерживал нас с самого начала наступления в Донбассе. Действия этой части и ее воинов заслуживали самой высокой оценки. Отлично зарекомендовали себя командир 1-го дивизиона капитан Н. А. Зотов, командир 3-й батареи капитан С. В. Глуховский, командир 2-й батареи старший лейтенант В. С. Малышев и многие другие.
В 19.30 7 сентября после короткой, но мощной артиллерийской подготовки части корпуса, как и обещал я командарму, перешли в наступление и вскоре ворвались в Сталино. Враг оказывал упорное сопротивление. В городе уже кипел ожесточенный бей, а на оголившийся правый фланг 301-й стрелковой дивизии яростно набросилась немецкая пехота с танками. Командир 1052-го стрелкового полка подполковник А. П. Епанешников, не останавливая наступления, сумел усилить правофланговый батальон майора П. С. Цаюка и успешно отразить контратакующих.
Боевой порыв наших солдат был высок. Выбивая противника из каждого дома, квартала, они очищали город от гитлеровцев и неуклонно продвигались вперед.
Героизм проявляли целые подразделения. С самого начала боев на донецкой земле за стрелковой ротой, которой командовал старший лейтенант Андрей Растопшин, утвердилось гордое название «рота бесстрашных». В боях за Сталино это подразделение тоже выделялось боевым азартом и мастерством. Рота первой ворвалась в студенческий городок. Она до конца боя задавала тон, увлекая за собой других.
«Морским бастионом» с любовью называли у нас истребительный противотанковый дивизион, который возглавлял капитан Максим Престинский. Стойкостью и неустрашимостью в борьбе с танками врага его подчиненные прославились еще в боях на Кавказе. К тем славным страницам прибавилась теперь новая. Когда враг попытался выбить нас из Макеевки, артиллерийский дивизион Престинского грозно [186] стал на пути фашистских танков. Два из них уничтожило орудие сержанта Виктора Воронова, но и само было разбито прямым попаданием снаряда. Стальная громада «тигра» надвигалась на позицию замолчавшего орудия. Опасность заметили и быстро оценили командиры соседних орудий — Сергей Денисов и Евгений Лебедев. Почти одновременно они открыли огонь по «тигру» и подожгли его.
«Морской бастион», основу которого составляли курсанты военно-морского училища, уничтожал не только танки. В бою за Сталино артиллеристы капитана Престинского, расчищая путь нашим штурмовым группам, отлично проявили себя в борьбе с пулеметными и орудийными гнездами противника.
Одну из самых ярких страниц в летопись борьбы за Донбасс вписали танкисты 140-й танковой бригады под командованием полковника Н. Т. Петренко. Танковые батальоны бригады, составлявшие костяк и главную ударную силу передовых отрядов наших дивизий, вырывались далеко вперед и громили отходящих гитлеровцев, не давая им закрепляться на промежуточных рубежах. Заслуги бригады, массовый героизм ее солдат, офицеров и политработников были отмечены присвоением ей наименования гвардейской.
320-я стрелковая дивизия, обходя город с севера, в течение ночи освободила Александро-Григорьевку и Путилову. 230-я стрелковая дивизия в это же время полностью очистила от врага железнодорожную станцию и северную часть города. В этих боях названные выше дивизии разгромили крупные силы немцев и захватили многочисленные трофеи, в том числе 400 вагонов с различным военным имуществом.
301-я стрелковая дивизия, наступая с востока, к утру оказалась в центральной и западной частях города.
Левее 50-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника А. С. Владычанского ворвалась в город с юго-востока.
К утру 8 сентября передовые подразделения наступающих вышли на западные окраины Сталино. Это означало, что освобождение столицы Донбасса от немецко-фашистских захватчиков завершено.
Я позвонил генералу Цветаеву и доложил обстановку. На этот раз командующий остался доволен.
В журнале боевых действий 5-й ударной армии появилась короткая, но очень весомая запись:
«Войска 5-й ударной армии в результате решительного штурма ворвались с севера и востока в город Сталино. [187]9-й Краснознаменный стрелковый корпус под руководством Героя Советского Союза генерал-майора Рослого овладел железнодорожной станцией и северной частью города, захватив при этом 54, 102, 298, 304, 114 и 179-й кварталы. Его левый фланг овладел Гладковкой и ворвался в восточную часть города.
3-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Белова выбил противника из юго-восточной части города и к 21.00 7 сентября занял 192, 159 и 229-й кварталы.
Первой в город Сталино ворвалась 301-я стрелковая дивизия под командованием полковника Антонова.
В штурме города отличились войска генерал-майоров Рослого и Белова»{21}.
Приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Донбасса занимал всю первую страницу «Красной звезды», а остававшееся внизу место было заполнено снимками освобожденного Сталино и жителей города, приветствующих наши войска. В приказе мы прочитали поименное перечисление дивизий нашего корпуса и фамилии их командиров: 301-й стрелковой дивизии полковника Антонова, 230-й стрелковой дивизии полковника Украинского, 320-й стрелковой дивизии генерал-майора Швыгина. Была названа там и моя фамилия.
В приказе подчеркивалось, что крупная победа в Донецком бассейне над немецко-фашистскими захватчиками была одержана войсками Южного и Юго-Западного фронтов в результате умелого маневра и стремительного наступления. Отмечался и тот знаменательный факт, что нашим войскам, сломившим сопротивление врага, потребовалось шесть дней, чтобы отбить у врага и вернуть нашей Родине Донецкий бассейн — важнейший угольный и промышленный район страны.
В ознаменование одержанной победы отличившимся войскам, в том числе и всем дивизиям нашего корпуса, присваивались почетные наименования различных донецких городов. 8 сентября столица нашей Родины — Москва салютовала доблестным войскам, освободившим Донбасс, двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий.
В течение августа — сентября пять советских фронтов, тесно взаимодействуя между собой, сокрушили на юго-западном [188] направлении оборону гитлеровцев и продвинулись вперед на 250–300 километров. Советские войска на 700-километровом фронте вышли к Днепру.
Исключение составлял лишь самый южный участок фронта. И не потому только, что Днепр здесь круто поворачивал на юго-запад и до реки было значительно дальше. Главное состояло в том, что это направление являлось чрезвычайно важным для гитлеровцев. Выход наших войск к нижнему течению Днепра перерезал бы сухопутные коммуникации врага с Крымом, который пока находился в его руках. Еще труднее стало бы и положение немецко-фашистских войск на Таманском полуострове. Вот почему гитлеровцы заблаговременно, с ранней весны 1943 года, начали создавать мощный оборонительный рубеж по реке Молочной — так называемую линию Вотана, которая должна была закрыть советским войскам дороги в Крым и к нижнему течению Днепра.
Начинаясь у излучины Днепра и Конских Плавней, линия Вотана проходила через Янчекрак (ныне Каменское), Карачекрак (Подгорное), Эристовку (Широкое), Гейдельберг (Новогоровка) и далее по реке Молочная до Мелитополя и Молочного озера.
В крепком глинистом грунте были отрыты глубокие траншеи и многочисленные ходы сообщения. Тут и там стояли бронеколпаки и дзоты. В «лисьих норах» солдаты противника могли укрываться от артиллерийского и минометного огня.
В каждом опорном пункте имелось несколько глубоко врытых в землю блиндажей с четырех-пятиметровым перекрытием. В таких убежищах немцы прятались от артиллерийского огня и бомбовых ударов нашей авиации. Были отрыты сплошные комбинированные противопехотные-противотанковые рвы с минами и колючей проволокой на дне, простреливаемые пулеметами, а кое-где залитые водой.
К исходу 21 сентября все три стрелковых корпуса 5-й ударной армии подошли к линии Вотана на участке Нейкреп (ныне Степовое), Пятихатки, Грозов (Грозовое), Эристовка, Гейдельберг общей протяженностью 24 километра. Заняв заранее подготовленные позиции, здесь оборонялись 302-я и 258-я пехотные дивизии, 3-я горнострелковая дивизия, 450, 783 и 543-й батальоны и подразделения 17-й пехотной и 17-й танковой дивизий врага{22}. На помощь им спешили другие дивизии, в частности из Крыма. [189]
Чтобы поднять дух своих войск, гитлеровское командование прибегало не только к мерам устрашения. Всем, кто оборонялся на реке Молочная, выплачивался тройной оклад денежного содержания, была учреждена специальная медаль «За оборону мелитопольских позиций».
Все наши попытки прорвать оборону с ходу успеха не имели. Операция по прорыву линии Вотана продолжалась с 21 сентября по 26 октября, то есть 36 дней, причем 24 из них были связаны с непрерывными наступательными действиями высокой напряженности{23}. Частые атаки успеха не приносили, так как не были достаточно подготовлены.
В создавшихся условиях требовалась тщательная подготовка наступления, перегруппировка войск, накопление сил. Фронтовые резервы были перенацелены на участок 28-й армии генерала В. Ф. Герасименко. Здесь, южнее Мелитополя, неожиданно для врага вступили в бой 19-й танковый корпус генерала И. Д. Васильева и 4-й гвардейский Кубанский кавалерийский корпус генерала Н. Я. Кириченко. Внезапность быстро изменила ход борьбы. Гитлеровцы считали этот участок фронта спокойным, а потому все время снимали с него войска, технику и перебрасывали на «горячий» участок, туда, где действовала и наша 5-я ударная армия. На этом их и подловили. Оборона врага была прорвана, 23 октября знамя свободы взвилось над Мелитополем, и Москва отметила этот успех нашего фронта, который стал теперь именоваться 4-м Украинским, очередным победным салютом. Противник не выдержал и на других участках фронта. Наш корпус стал продвигаться вперед.
Надо отдать должное начальнику штаба 4-го Украинского фронта генералу Сергею Семеновичу Бирюзову. Именно благодаря его инициативе и настойчивости и под его непосредственным руководством врагу был нанесен удар там, где его не ждали. Не будет преувеличением сказать, что Мелитопольская операция была детищем этого талантливого, смелого и решительного военачальника, занимавшего впоследствии высокие посты в наших Вооруженных Силах.
За годы войны мне посчастливилось неоднократно общаться с генералом Бирюзовым. И каждый раз меня поражали его кипучая энергия, проницательность, вездесущесть. [190]
Сергей Семенович никогда не засиживался в штабе, не представлял своей работы без постоянного общения с войсками, без того, чтобы изучать обстановку, принимать ответственные решения непосредственно на месте, в грохоте боя, на острие наших ударов. Он утверждал свой особый и, я бы сказал, совершенно отличный от установившихся представлений стиль деятельности штабного работника высокого ранга. Кабинетная обстановка была для него определенно тесной. Он неожиданно появлялся в прорвавшихся далеко вперед танковых или кавалерийских корпусах, там, куда, казалось, и попасть было невозможно. Появлялся не для того, чтобы блеснуть удалью, а чтобы с наибольшей выгодой использовать наметившийся успех, перенацелить войска на решение новой задачи, сориентировать, воодушевить, зажечь их верой в успех, в победу. Не раз видел я Бирюзова и на своем командном пункте. В привычном ему стиле действовал он и южнее Мелитополя, где за считанные часы было сделано больше, чем за многие дни вялых и почти бесплодных атак...
Вернемся, однако, к боям по прорыву линии Вотана. Дела на фронте 5-й ударной армии пошли еще увереннее, когда на подмогу нам подоспел 4-й механизированный корпус. Действуя вместе с ним, части армии 26 октября полностью прорвали оборону гитлеровцев. «Ворота в Крым» были открыты. 5-я ударная стала преследовать противника.
И тем не менее нашим войскам не удалось полностью очистить от врага нижнее течение Днепра. На его восточном берегу в районе Верхний Рогачик, Ново-Знаменка, Георгиевская, Малая и Большая Лепетихи фашистское командование создало и прочно удерживало так называемый никопольский плацдарм. Он как бы раздваивал силы 4-го Украинского фронта, нависал над его правым флангом и тылом, затруднял наши действия против немецкой группировки, находившейся в Крыму.
Войска 5-й ударной были двинуты для участия в ликвидации этого плацдарма. Бои снова приняли затяжной характер и продолжались более трех месяцев. Только 8 февраля 1944 года нам при решающей помощи 3-го Украинского фронта удалось покончить с последним очагом сопротивления противника на левом берегу Днепра. В тот день части 9-го Краснознаменного стрелкового корпуса освободили Малую и Большую Лепетихи, а 11 февраля форсировали Днепр и захватили на его правом берегу плацдарм в районе Золотой Балки. [191]