Кенигсберг взят!
В конце 1944 года 2-я гвардейская армия вошла в состав 3-го Белорусского фронта, перед которым стояла сложная и очень важная задача — во взаимодействии с войсками других фронтов сокрушить врага в Восточной Пруссии.
Готовясь к наступательной операции, командиры и политработники развернули обучение молодых бойцов. Состоялись командно-штабные учения. Широким фронтом велась политическая работа. Личному составу разъяснялись благородные цели Советской Армии, ее освободительная миссия. Особое внимание обращалось на воспитание воинов в духе советского патриотизма и пролетарского интернационализма, на установление правильных взаимоотношений с немецким населением.
Агитаторы взводов, отделений и расчетов провели десятки бесед о зарождении и развитии германского милитаризма, в частности, о том, как Восточная Пруссия, возникшая в XIII — XIV веках на захваченных землях восточных славян, литовцев и поляков, была превращена в военный плацдарм, с которого на протяжении многих [116] веков осуществлялись разбойничьи походы против славянских и прибалтийских народов. В беседах подчеркивалось, что с приходом к власти фашизма в Восточной Пруссии были созданы военные заводы, аэродромы, казармы и склады, проложены железные дороги и автострады, что даже дома в городах, поселках и хуторах строились с таким расчетом, чтобы их легко можно было переоборудовать в опорные пункты.
Итак, перед нами была цитадель воинствующего пруссачества, милитаризма и гитлеровского фашизма.
Бои за прорыв вражеской обороны начались 13 января 1945 года. В числе других армий 3-го Белорусского фронта наступала и 2-я гвардейская. Находясь на правом фланге армии, 24-я гвардейская стрелковая дивизия, которой теперь командовал гвардии полковник П. Н. Домрачев{12}, форсировала реку Роминте и овладела крупным опорным пунктом противника Перкаллен.
Мужество и отвагу в бою за этот город проявили гвардейцы 1-го стрелкового батальона. Они первыми ворвались в Перкаллен. Бой был жарким и коротким. Особенно храбро дрались бойцы взвода гвардии лейтенанта Мамии Абутидзе. В рукопашной схватке, действуя гранатами, штыками и прикладами, гвардии старшина Иван Козлов, гвардии сержанты Петр Алфимов и Семен Мельников, гвардии рядовой Петр Матвеев уничтожили 34 солдата и офицера противника, захватили 20 пленных и трофеи.
Протаранив один за другим мощные рубежи немецкой обороны, советские войска расчленили восточнопрусскую группировку противника на три части и к середине февраля 1945 года вышли в район Кенигсберга.
Вражеское командование предпринимало отчаянные попытки, чтобы предотвратить окружение фашистской [117] цитадели. 19 февраля оно бросило в бой свежие танковые, пехотные и артиллерийские части, использовало корабельную артиллерию. Развернулись ожесточенные бои.
Роты нашего полка за день отразили пять вражеских контратак. Но силы были неравными. И при шестой контратаке кое-кто из молодых не выдержал, начал отходить. Чтобы спасти положение, в роты направились все, кто в это время оказался на НП командира полка: замполит гвардии подполковник Е. И. Розенцвайг, начальник штаба полка гвардии капитан П. В. Ковалев, парторг гвардии майор А. А. Абрамчиков. Они с оружием в руках возглавили атаки.
В тот день геройски погиб парторг полка А. А. Абрамчиков. Алексей Андреевич работал шахтером, в последние десять лет перед войной — парторгом шахты. Учитывая пожилой возраст — ему уже было около пятидесяти, — его отзывали на партийную работу в Донбасс. Но Абрамчиков решительно заявил:
— Поеду вместе со всеми, когда победоносно закончим войну...
В полку его любили, видели в нем человека душевного, храброго, заботливого. Вот и в том, последнем бою Абрамчиков действовал уверенно. Первому бойцу, поравнявшемуся с ним, он сказал:
— Спокойно, солдатик. Ложись вот здесь, за бугорком, и окапывайся!
Сам Алексей Андреевич с колена открыл огонь по гитлеровским автоматчикам. Справа и слева от него начали ложиться бойцы. Окопавшись, они открыли огонь. Так возник новый рубеж, на котором был остановлен враг.
Фашистские автоматчики притихли, но артиллеристы и пулеметчики продолжали вести огонь, не давая поднять головы.
Солдат справа от Абрамчикова был ранен в руку. Алексей Андреевич подполз к нему, сделал перевязку. Возвращаясь в свой окопчик, он неосторожно приподнял [118] голову, и этого оказалось достаточно — пуля попала в висок. Не дошел мужественный коммунист до Кенигсберга. Здесь, на своем последнем рубеже, он остался навечно...
Получив подкрепление, полк снова двинулся вперед. Вскоре он занял огромный массив соснового леса. Однако дальнейшее продвижение застопорилось из-за яростных контратак противника.
На опушке леса стоял один-единственный трехэтажный дом, обнесенный садом. В 200–250 метрах от дома, непосредственно в поле, изрезанном канавами, заняли оборону батальоны полка. С утра пошел снег, а после обеда он сменился дождем. Люди промокли до нитки. А впереди ночь. Что делать? Командир полка гвардии майор А. Л. Бельчиков{13} решил использовать для укрытия трехэтажный дом. Хозяйственники батальонов быстро установили «буржуйки», растопили их, и, как только наступила ночь, подразделения поочередно, одно за другим, стали сушить одежду и обувь. А мы, политработники и штабные офицеры, оставались в траншеях: обеспечивали бдительное несение службы боевым охранением.
Утром я вернулся на КП полка, располагавшийся в подвале дома. Под лестничной клеткой нашел свободный уголок и, не снимая фуфайки и ватных брюк, прилег и тут же заснул.
Не прошло и десяти минут, как почувствовал, что какая-то сила подбросила меня. Очнувшись, попытался подняться, но не тут-то было: ноги были чем-то крепко прижаты. Вокруг стоял мрак, слышались стоны, пыль запорашивала глаза, забивала нос, уши... Достал из кармана электрический фонарик и осветил пространство. Комната, где размещался КП, была завалена обломками обрушившегося потолка. [119]
Постепенно высвободил ноги, придавленные кирпичом. Помог выбраться из-под завала командиру полка. Вместе с ним начали оказывать помощь начальнику связи гвардии капитану А. С. Сенцову и работнику штаба гвардии лейтенанту В. А. Косареву.
Тем временем батарейка моего фонарика села и наступила темнота. Действовать пришлось на ощупь. Выяснилось, что ноги Сенцова и Косарева были придавлены огромными железными балками. Сдвинуть балки, тем более приподнять их, мы не смогли. Косарев стонал все громче. Сенцов молчал и только время от времени скрежетал зубами. А что мы могли сделать?
Прошел час, другой... Косарев попросил, чтобы мы его пристрелили: нет сил терпеть боль. Я принялся уговаривать Косарева, пытался отвлечь его, а Сенцов сказал прямо:
— Успеем, Вася, это сделать. Не торопись, терпи, будь настоящим мужчиной!
Дышать становилось все труднее — не хватало воздуха. И все же нас больше всего волновало, что делается в батальонах. Не перешел ли противник в наступление? Ведь он, видя, что дом подорван, не мог не догадаться, кто находился в нем...
И вдруг послышались удары лома, звон и скрежет лопат. Нас откапывают! Но кто — свои или враги? Мы приготовили пистолеты. Ждем. Время движется томительно медленно. С каждым ударом лома и звоном лопаты напряжение нарастает...
Наконец появилась узкая щелочка. Через нее пробился дневной свет. Послышалась русская речь. Через двадцать — тридцать минут отверстие настолько расширилось, что в него мог протиснуться человек. Первым выбрался командир полка, его подхватили сильные руки товарищей. За ним и я оказался на свободе.
По-весеннему светило солнце, легкий морозец сковал землю, а вокруг родные лица гвардейцев-однополчан. [120]
Среди них начальник политотдела дивизии гвардии подполковник Н. Д. Ермоленко.
Раскопки продолжили. Только через два часа нам удалось вытащить Сенцова и Косарева.
У Сенцова оказалась раздробленной правая нога, у Косарева — обе ноги... Дорого обошлась нам оплошность саперов, которые не смогли обнаружить мину замедленного действия, заложенную гитлеровцами под дом.
Чем ближе к Кенигсбергу, тем ожесточенней становились бои. И шли они не только на земле и в воздухе, но и под землей. Да, именно под землей. Об этом свидетельствует военный журналист Василий Величко, побывавший в те дни в нашем полку.
«На подступах к Кенигсбергу — леса и болота, болота и леса. Внешне леса мирные, обычные. Но когда гвардейцы вступили в них, то встретили много невиданного...
Батальоны полка Александра Бельчикова прочесывали лес. И вдруг комбату Алексею Канаеву докладывает разведчик Черкасов: «Под землей люди».
Гвардейцы бросились в бункера, а оттуда в темные галереи подземелий... Там обширные, бесконечные цехи военного завода, а в цехах ряды зеленых пулеметов и пушек...
И вспыхнул бой уже под землей. И у тех, кто продолжал бой на поверхности, в лесу, отдавался в ногах, во всем теле гул подземного боя, непривычный, скребущий по сердцу.
Через час-полтора, черные, мокрые от пота, выскочили гвардейцы из-под земли уже в другом конце леса.
Так гвардия шла вперед, на запад поверху в лесу и под землей, под корнями леса!
В лесах под Кенигсбергом в подземелье немцы создали [121] огромные заводы, склады, тайные убежища, но и они не помогли»{14}.
К началу марта 1945 года войска 3-го Белорусского фронта вплотную подошли к Кенигсбергу, блокировали его и начали подготовку к штурму.
Вновь, как и перед освобождением Крыма, в полках нашей дивизии были созданы штурмовые отряды и группы. Дни и ночи проходили в учебе, тренировках. Учились рукопашному бою и разминированию, умению бросать гранаты в окна, двери и амбразуры, забираться по трубам и веревочным лестницам на крыши домов, проникать в окна вторых и третьих этажей, резать проволоку, преодолевать рвы, каналы и другие водные преграды...
Командиры и политработники организовали пропаганду опыта участников боевых действий в городах и поселках, а на страницах армейской газеты печатались статьи под рубрикой «Овладевай мастерством уличного боя». В беседах агитаторов приводились примеры боев в городах за кварталы, дома, этажи, лестницы, подвалы и чердаки.
В памятках-листовках, специально изданных для штурмовых отрядов и групп, освещались действия в бою артиллеристов и минометчиков, пулеметчиков и автоматчиков, саперов и связистов, снайперов и санитаров. Особое внимание уделялось взаимодействию штурмовых групп с танкистами, а также с авиацией.
Агитаторы взводов, отделений и расчетов, как всегда, несли двойную нагрузку: наряду с боевой подготовкой они проводили беседы на политические темы.
Политработники полков, находившихся во втором эшелоне, дни и ночи проводили в штурмовых отрядах и группах. Здесь они выступали с лекциями и беседами, вели организаторскую работу, помогая командирам в подготовке личного состава к боям. [122]
30 марта я находился во 2-м штурмовом отряде гвардии майора Михаила Сергеевича Осинцева. В тот день почти непрерывно шел дождь со снегом, завывал холодный ветер. Беседы с людьми, как правило, проводились под крышей. Вечер застал меня в 6-й роте. Одна из групп этой роты — группа гвардии лейтенанта Василия Соколова — размещалась в большом доме хутора. Ее я нашел в гостиной. В мягких креслах сидело десятка два солдат и сержантов. Все они были в новеньком обмундировании, в начищенных до блеска сапогах, аккуратно подстрижены и выбриты, как будто приготовились к параду. Перед ними висела во всю стену карта третьего рейха, сохранившаяся после бегства хозяина дома. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить, что на карте отражались события осени 1942 года, когда фашистская армия находилась под Мурманском и Ленинградом, Воронежем и Сталинградом, Элистой и Моздоком, Орджоникидзе и Туапсе...
Возле карты, освещенной керосиновой лампой, с указкой в руках стоял плотный, среднего роста, черноволосый сержант. Это агитатор Тулен Кабилов. На его пухлых губах и обветренном бронзовом широкоскулом лице сияла озорная улыбка. Кабилов рассказывал:
— Вы, товарищи, спрашивали о Кенигсберге. Сегодня нам о нем на семинаре много говорили. На русском языке это слово означает «королевская гора». Основан в четырнадцатом веке. За шесть веков стал крупным городом. Сейчас имеет более тысячи кварталов общей площадью около двухсот квадратных километров. В 1941 году в Кенигсберге проживало 350 тысяч человек. Расположен он по обоим берегам судоходной реки Прегель. Дома Кенигсберга каменные и кирпичные. Большинство их приспособлено для обороны. Кроме того, он имеет девять фортов, сотни дотов, дзотов, бункеров и бомбоубежищ, связанных между собой траншеями и подземными ходами сообщения. Так что его можно с полным основанием назвать [123] крепостью. К тому же вокруг города-крепости, в трех — пяти километрах, размещены еще пятнадцать фортов, между которыми доты и дзоты, минные поля, противотанковые рвы, проволочные заграждения...
Гвардии рядовой Иван Редок, подняв руку, сказал:
— Не ясно!
— Что тебе не ясно, Ваня? Говори.
— Ты вот говоришь о дотах, дзотах, траншеях... Все это мы видели. Знаем, что к чему. А вот форты — впервые слышу. Что это, Тулен? Расскажи, если знаешь...
— Хорошо. Слушайте. Если посмотреть на форт сверху или со стороны, то увидишь только красивый холм, покрытый деревьями. А вот загляни под эту рощу — и увидишь там двухэтажное, а то и трехэтажное сооружение из камня, кирпича и железобетона. Это и есть форт. Площадь его от пяти до десяти гектаров, гарнизон — до пятисот человек. На их вооружении два-три десятка пулеметов, столько же орудий и минометов. Стены фортов имеют двух-трехметровую толщину. В стенах амбразуры и капониры для пушек и пулеметов, внутри — казармы, склады боеприпасов и продовольствия, колодцы с питьевой водой, госпиталь, радиостанции и электростанции. Вокруг фортов — одетые в гранит и бетон рвы шириной в двадцать — тридцать метров и глубиной до пяти метров. Они наполовину заполнены водой. Между фортами и перед ними — доты, дзоты, противотанковые рвы и надолбы, минные поля, проволочные заграждения... — Кабилов достал из кармана брюк белоснежный платок, вытер пот с лица и пристально посмотрел в лица своих притихших слушателей. Улыбнувшись, спросил: — Что, страшно стало?
Сержант Иван Лазарев, не поднимаясь, заметил:
— Зверь, конечно, серьезный. Его не стыдно испугаться, но...
Агитатор поднял руку, как бы защищаясь от словоохотливого друга, остановил его:
— Да, такого зверя рогатиной не возьмешь. Но в таких [124] случаях украинцы говорят: «Не так черт страшен, как его малюют...» Дело в том, друзья, что эти чудовища имеют и ахиллесову пяту. Во-первых, их пушки и пулеметы могут вести огонь только на близкое расстояние, так как находятся в низко расположенных амбразурах и капонирах; стрелять мешает высокий земляной вал, сооруженный вокруг рва. Во-вторых, стоит только овладеть тыловым входом в форт или хотя бы разрушить его бомбой, миной или снарядом, как гарнизону форта каюк: он в ловушке! — Агитатор снова обвел глазами слушателей и продолжал: — Вот я вас спрашиваю теперь. Можно ли считать, что крепость Кенигсберг со всеми своими фортами, дотами, дзотами неприступна, как хвастливо заявляют фашисты? Нет! Ее можно взять! Почему я это утверждаю? Ну, прежде всего потому, что сейчас сорок пятый год, а не сорок первый. Для штурма города-крепости сосредоточены огромные войска, которые возглавляет Маршал Советского Союза Василевский{15}. По данным разведки, наши войска значительно превосходят противника в технике. Боеприпасов у нас предостаточно! 43-я армия, в состав которой теперь входит и наш 13-й гвардейский стрелковый корпус, на один километр фронта имеет более 250 артиллерийских и минометных стволов! Что это значит, вы, надеюсь, понимаете. Дорогу нам будет прокладывать огонь артиллеристов, минометчиков, бомбовые удары летчиков, а сопровождать — танкисты и саперы. Но тут и мы, гвардейская пехота, не должны оплошать. Наш долг — в полной мере использовать пулеметный и автоматный огонь, а также карманную артиллерию. Будем помнить добрый совет героя Сталинграда генерала Василия Ивановича Чуйкова. А он, как известно, учил: «Перед атакой захвати 10–15 гранат, врывайся в дом вдвоем [125] — ты и граната! Оба одеты легко: ты без шинели, граната без рубашки. Впереди граната, за ней пуля автомата, а потом и ты с прикладом и лопаткой, финкой и пистолетом...»
Кабилов ответил на вопросы солдат, дал им еще ряд советов, связанных с подготовкой к штурму крепости.
Таких бесед, предметных и целеустремленных, агитаторы в те дни провели немало.
...Четверо суток артиллерия методично разрушала долговременные сооружения противника. А утром 6 апреля началась артиллерийская подготовка наступления, в которой участвовало более 5 тыс. орудий и минометов. Удары по врагу наносила и авиация. Вздрагивала и качалась под ногами земля. Багровое пламя в траурной кайме дыма и пыли поднималось над городом-крепостью.
В 12 часов дня в полосе нашего корпуса вслед за огневым валом двинулись штурмовые отряды 33-й и 87-й гвардейских стрелковых дивизий. За сутки ожесточенных боев они прорвали первую позицию обороны врага и, форсировав канал Ланд-Грабен (ныне река Голубая), подошли с севера к пригородным поселкам Кенигсберга.
Во второй половине дня 7 апреля в район боевых действий корпуса была выдвинута и наша дивизия. Она штурмовала кварталы поселка Иудиттен (ныне Менделеево).
В 10 часов 8 апреля на острие главного удара корпуса вышел 72-й гвардейский стрелковый полк. Справа от нас продолжали наступление штурмовые отряды 71-го гвардейского полка, слева — отряды 33-й гвардейской дивизии.
В центре нашего полка шел штурмовой отряд гвардии майора М. С. Осинцева — опытного и осмотрительного командира. Он двигался по Родерштрассе (ныне улица Белинского), пересек поперечную улицу (ныне Красносельская) и вышел к оврагу.
В полдень штурмовые отряды полка, преодолев овраг, пересекли широкую улицу (ныне проспект Победы) и [126] ворвались в кварталы собственно Кенигсберга (ныне район между проспектом Победы и улицами Радищева и! Харьковской). 71-й и 70-й гвардейские полки прорвались! с северо-запада на территорию вагоноремонтных мастерских и станции Прегель.
Таким образом, первая задача корпусом была выполнена: железная и шоссейная дороги, связывавшие Кенигсберг с Земландским полуостровом, перерезаны.
В кварталах города штурмовые отряды вели стремительные атаки, которые отличались мощью огня, смелостью и находчивостью гвардейцев.
В каждом квартале противник имел по нескольку опорных пунктов, созданных в крупных, как правило, угловых зданиях. В окнах этих зданий на всех этажах были установлены пулеметы и даже пушки. Взять такие опорные пункты было непросто. Но гвардейцы находили уязвимые места, действовали не в лобовую, а в обход, пробивались с тыла.
В 1-м штурмовом отряде, наступавшем левее отряда Осинцева, успешно действовало отделение, возглавляемое гвардии сержантом Василием Дедиком, комсоргом и агитатором 3-й стрелковой роты. Бойцы отделения проникли в расположение опорного пункта через соседние дворы. В рукопашной схватке гвардейцы перебили 18 фашистов. 10 немецких солдат были захвачены в плен. Василий Степанович Дедик за отвагу и находчивость был удостоен ордена Славы I степени и стал полным кавалером этого почетного солдатского ордена.
На пути отряда Осинцева в одном из кварталов оказалось два опорных пункта: один — в здании церкви (ныне клуб вагоностроительного завода), а другой — в четырехэтажном угловом доме (ныне средняя школа № 14).
Опорный пункт в здании церкви был блокирован штурмовыми группами 4-й роты. И они сразу же овладели им. А вот штурм другого опорного пункта продолжался. После того как из строя выбыли офицеры, штурмовые [127] группы возглавили гвардии сержанты Иван Лазарев и Тулен Кабилов. Пробирались они дворами, прикрываясь пристройками и заборами. И вот гвардейцы у цели. Перед ними огромный дом, ощетинившийся пулеметами.
Тем временем расчеты Василия Гаражи и Ивана Семиглазова подтащили пушки и открыли огонь прямой наводкой по верхним этажам дома. От первых же снарядов полетели куски камня и черепицы, рухнул угол дома.
Под прикрытием артиллерийского огня бойцы группы Лазарева добежали до левого крыла здания, пустили в ход гранаты, пробили дверь запасного входа и ворвались в подвал и на первый этаж. Группа же Кабилова атаковала нижние окна правого крыла: Итжанов и Редок бросились через пролом в подвал, а Кабилов, Архипов, Биба, Сопин и Мехоношин — на первый этаж.
С верхних этажей на Кабилова и его солдат набросились десять гитлеровцев — началась рукопашная. Гитлеровцы не выдержали. Потеряв троих убитыми, они бросились по коридору, но пули гвардейских автоматов скосили их.
Группа Кабилова прорвалась на второй и третий этажи. Здесь она встретилась с группой сержанта Лазарева. Гвардейцы стали действовать сообща. Ряды наших воинов редели, но их боевой порыв не снижался.
Закончив прочесывание четвертого этажа, Тулен Кабилов и Михаил Сопин проникли на чердак. В проломе крыши Тулен поднял на длинном древке флаг. Это был уже пятый флаг, укрепленный агитатором Кабиловым на зданиях опорных пунктов, взятых при участии его штурмовой группы в Кенигсберге.
В широком коридоре первого этажа гвардейцы сосредоточили пленных, захваченных в доме. Их оказалось 17 человек.
Пока отправляли пленных на сборный пункт, в коридор вбежал боец Редок. Он доложил: [128]
— К зданию подходят фашистские танки с автоматчиками!
Тулен Кабилов бросился к выходу. На площади перед домом он увидел два танка. За ними двигалась самоходка, бежали, ведя огонь, десятка три вражеских автоматчиков.
Орудийные расчеты Василия Гаражи и Ивана Семиглазова, находившиеся в 100–120 метрах от площади, уже вели огонь. На глазах у Тулена были подбиты оба танка, но самоходка продолжала двигаться прямо на артиллеристов. Снаряды ударялись о броню «фердинанда», взрывались, но не причиняли ему вреда. Кабилов понял: кончились подкалиберные снаряды, а обычными бронированную машину не возьмешь. Над артиллеристами нависла опасность. Еще две-три минуты — и они будут раздавлены.
Коммунист Кабилов решил спасти товарищей. Он вытащил из вещмешка противотанковую гранату и, невзирая на огонь вражеских автоматчиков, кинул ее под днище самоходки. Раздался оглушительный взрыв — «фердинанд» вздрогнул, из него вырвались языки пламени.
В этом поединке Тулен Кабилов погиб — его тело было изрешечено десятками пуль и осколков. Но подвиг этого любимца полка звал гвардейцев вперед. И они упорно продвигались вверх по улице (ныне Вагоностроительная), туда, где уже слышны были выстрелы приближавшихся с юга бойцов 11-й гвардейской армии.
13-й гвардейский стрелковый корпус прорвался через городские районы. Его 24, 33 и 87-я гвардейские дивизии, опрокинув противостоящие части фашистов и захватив тысячи пленных, соединились с 11-й гвардейской армией. Наш 72-й гвардейский полк соединился с 49-м гвардейским. Это произошло возле большого двухэтажного дома (ныне кинотеатр «Победа»). Бойцы восторженно скандировали: «Слава советской гвардии! Ура!» На глаза навертывались слезы радости. [129]
Вечером 8 апреля полки нашей дивизии были выведены из боя. Теперь они поэшелонно оседлали дорогу, ведущую из Кенигсберга в военно-морскую базу Пиллау (ныне Балтийск).
А тем временем кольцо окружения кенигсбергского гарнизона неумолимо сжималось. В этих условиях элита гарнизона попыталась вырваться из города-крепости. Во втором часу ночи танковая колонна гитлеровцев оттеснила подразделения соседней дивизии и начала таранить оборону нашего полка. Положение создалось критическое. Комсорг полка гвардии старший лейтенант Константин Евстафьевич Клименков, находившийся в то время на огневых позициях артиллерии, рассказывал:
— Фашистская колонна шла прямо на нас. Вот уже головные танки подошли почти вплотную к орудиям Василия Гаражи, Ивана Семиглазова и Виктора Трегубова. Их расчеты открыли беглый огонь. С первых же выстрелов два танка и несколько бронетранспортеров загорелись, но продолжали двигаться вперед, освещая дорогу, идущую под уклон.
Артиллеристов поддержали стрелки, занимавшие оборону вдоль дороги. Они вели прицельный огонь по гитлеровцам, выпрыгивавшим из горящих машин...
Клименков выдвинулся к колонне и бросил противотанковую гранату. Один из танков загорелся. Примеру комсорга последовал телефонист гвардии рядовой Владимир Гайсин. Он тоже кинул гранату, подбив ею бронетранспортер.
Бой был скоротечным. Вражеская колонна все же проскочила участок обороны нашего полка, оставив в кюветах десять горящих танков и бронетранспортеров и свыше пятидесяти трупов гитлеровцев. Основная же часть машин продолжала бросок...
У железнодорожного переезда колонна налетела на оборонительный рубеж 70-го гвардейского полка. Для командира полка гвардии майора С. П. Буткевича это был [130] последний бой. Случилось так, что танковая колонна прорвалась к КП полка. В расчете находившегося здесь орудия выбыли из строя одновременно и командир и наводчик. Тогда Буткевич и его ординарец гвардии сержант Казаков встали к орудию и открыли огонь. Они подбили танк и два транспортера, но в схватке с бронированными машинами погибли и сами.
Сергей Петрович Буткевич прошел вместе с Александром Казаковым огромный путь: от Ленинграда — через сталинградские, донские и украинские степи, литовские леса и болота — до Кенигсберга. Их связывала крепкая дружба...
Что до вражеской танковой колонны, то она была полностью уничтожена соседними артиллерийскими и пехотными подразделениями. Ей так и не удалось вырваться из Кенигсберга.
Утром 10 апреля остатки вражеских войск капитулировали. В городе было пленено 92 тыс. немецких солдат и офицеров.
Мы гордились тем, что и наш полк отличился в боях. Он получил почетное наименование «Кенигсбергский». Более трехсот его воинов были награждены орденами и медалями, а гвардии сержант Тулен Кабилов посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
Установилась солнечная погода. Природа, казалось, радовалась нашей победе.
Оценивая штурм Кенигсберга, «Правда» писала: «Эта операция — одна из крупнейших в нынешней войне — всегда будет служить примером всепобеждающей силы советского военного искусства, талантливости и зрелости нашего генералитета, боевого мастерства и отваги воинов Красной Армии...»{16} [131]