X. Янтарный край

В середине дня 5 августа наш самолет приземлился в аэропорту г. Риги. До этого дня мне не приходилось бывать в республиках Прибалтики, поэтому я испытывал определенное беспокойство от предстоящего общения с руководством республик. Прибалтика в Советском Союзе занимала особое место. Ее республики напрямую граничили с иностранными государствами. Их язык, культура были ближе к западным, чем любая другая республика Союза. Их быт, образ жизни, даже обустройство городов, населенных пунктов, хуторов носили отпечаток Запада. Все это следовало учитывать в предстоящей работе.

На аэродроме командующий округом генерал армии А. М. Майоров собрал всех заместителей командующего, начальников родов войск и служб, управлений. Во встрече также приняли участие секретари ЦК КП Латвии во главе с В. И. Дмитриевым (первый секретарь А. Э. Восс был в отпуске), Председатель правительства Латвии Ю. Я. Рубэн и председатель Верховного Совета Латвии П. Я. Страутманис. После короткого знакомства наметили общий план действий. Дело заключалось в том, что генерал А. М. Майоров на следующий день вылетал в Москву, с последующей командировкой в Афганистан. Прибыв в штаб округа и собрав руководящий состав, я представился как вступивший в должность командующего. После чего мы с А. М. Майоровым устно и шифрограммой донесли министру и начальнику Генерального штаба о сдаче и приеме должности командующего войсками Прибалтийского военного округа. На следующий день, проводив бывшего командующего, я занялся изучением состава, состояния округа, мест дислокации войск и других вопросов.

Прибалтийский военный округ дислоцировался на территории трех республик — Эстонии, Латвии, Литвы — и Калининградской области, составлявших крупнейший экономический район СССР с площадью около 190 тыс. кв. км и населением более 8 млн человек. Промышленность экономического района специализировалась на трудоемких отраслях: [282]

— в Эстонии — добыча горючих сланцев около 40 млн тонн в год и их переработка, машиностроение, химическая, деревообрабатывающая промышленность, радиотехническое машиностроение. Производство электроэнергии составляло около 200 млрд квт/ч;

— в Латвии — машиностроение, радиоэлектроника, нефтеперерабатывающая, приборостроительная промышленность, производство средств связи, пищевая промышленность (мясо-молочная и рыбная);

— в Литве — машиностроение, химическая промышленность, строительные материалы, судостроение, приборостроение, электротехника, пищевая промышленность (мясная, молочная, рыбная);

— в Калининградской области — машиностроение (транспортное, электротехническое и подъемно-транспортное), деревообрабатывающая, целлюлозно-бумажная, нефтяная промышленность, рыболовство, добыча и переработка янтаря (почти 100% всей добычи СССР).

Во всех республиках высокопродуктивное мясо-молочное производство, лов морской рыбы и ее переработка. Наиболее крупной по территории и количеству населения была Литва (3,4 млн человек), а маленькой — Калининградская область с население около 800 тыс. человек. Важное значение имело то, что все три республики и область имели морскую границу по Балтийскому морю, а Калининградская область имела еще и сухопутную границу с Польшей. На этой территории кроме войск Прибалтийского военного округа размещались соединения и части Балтийского флота и пограничные войска. В стратегическом отношении регион был очень важен, поскольку через него открывались ближайшие пути в центр страны, на Ленинград и Москву.

Прибалтийский военный округ впервые был создан в августе 1940 года с задачей укрепления северо-западных сухопутных и морских рубежей нашей страны. Впоследствии округ еще дважды формировался, меняя свой состав, задачи и территории дислокации. В третий раз Прибалтийский округ был сформирован после окончания Великой Отечественной войны в июле 1945 года и дислоцировался на территории трех Прибалтийских республик и Калининградской области со штабом округа в г. Риге Латвийской ССР. К моменту моего вступления в должность округ представлял собой значительную оперативно-стратегическую группировку. В его состав входили: одна [283] общевойсковая армия, воздушная армия, корпус ПВО — всего шестнадцать дивизий. Из них: танковых — 3, мотострелковых — 7, авиационных — 4, ПВО — 1, артиллерийская — 1, кроме того, большое количество бригад (артбригада большой мощности, ракетные бригады, бригады связи и тыла и др.). Главная группировка войск округа размещалась на территории Калининградской области, Латвии и Литвы, и мне следовало немедленно приступить к изучению войск округа. Поскольку войска стояли во всех трех республиках и области, это облегчало мне задачу представления и знакомства с руководством. Так как штаб округа располагался в Риге рядом с Домом правительства и ЦК КП Латвии, то свой первый визит я нанес именно туда.

В то время в республиках, в их руководящих органах, работали очень ответственные люди, прошедшие через суровые годы войны, принимавшие активное участие в восстановлении разрушенного войной народного хозяйства. Первым секретарем ЦК КП Латвии работал А. Э. Восс, человек твердого и решительного характера. Он был настоящим интернационалистом и умело строил работу по поддержанию добрых отношений латышского и русскоязычного населения [284] (около 40%) с представителями других народов. Под стать ему был умнейший, интеллигентный и хорошо знающий хозяйство республики председатель правительства Ю. Я. Рубэн, тоже офицер-фронтовик. Опытным руководителем был и председатель Президиума Верховного Совета республики П. Я. Страутманис, а представителем ЦК КПСС был второй секретарь ЦК КЛ В. И. Дмитриев. Все они прошли хорошую жизненную школу, работали в районном, городском звене и имели высшее образование. В составе ЦК КП Латвии и в правительстве работало много русских и белорусов. Поэтому вопросы решались без малейшего ущемления чьих-либо прав и достоинства. Да тогда об этом и речи не могло быть. В республике была деловая, товарищеская атмосфера. К войскам Советской Армии, расположенным в городах и поселках Латвии, население и местное руководство относились очень хорошо. Постоянно проводились совместные мероприятия, шефство над воинскими частями и помощь воинов работникам села были как бы системой. Праздники также были общими, и это объединяло население с воинами.

На территории Латвии кроме штаба округа размещался штаб воздушной армии, несколько авиационных частей, штаб корпуса ПВО с подчиненными зенитно-ракетными и радиотехническими бригадами, учебно-танковая дивизия, артбригада большой мощности, бригады связи и тыла и ряд других частей. Гордостью и округа, и правительства республики была учебно-танковая дивизия и особенно ее мотострелковый полк, носящий почетное звание Полк им. Латышских стрелков. Полк стоял от Риги в 5–8 км в п. Адажи, имел прекрасную современную учебно-материальную базу и хорошее казарменное размещение. Не раз этот полк посещали различные высокие делегации, в том числе и иностранные, и всегда полк был на высоте. Он дважды в год давал частям округа добротно подготовленных младших командиров и специалистов: командиров БМП, наводчиков орудий, механиков-водителей различных военных машин, начальников радиостанций, командиров саперных подразделений.

Три танковых полка этой учебной дивизии стояли в городке Добеле и в портовом городе Вентспилсе и полностью обеспечивали округ подготовленными младшими командирами и специалистами. Командовал этой непростой дивизией опытный и добросовестнейший командир генерал А. Дудкин. Вспоминается один курьезный случай, связанный с этой фамилией. Как-то зимой я приехал в полк им. Латышских [285] стрелков. Меня встретили командир полка и заместитель командира дивизии. В разговоре я поинтересовался, чем занимается командир дивизии. Тогда зам. комдива (латыш по национальности) отметил, что вчера товарищ Дудкин госпитализирован с диагнозом «пневмония» и с подозрением на воспаление легких. Поскольку нас окружали несколько человек из штаба этого полка, то новый «диагноз» еще долгие годы бытовал среди личного состава.

Воздушной армией командовал очень опытный авиационный военачальник генерал П. Н. Масалитин, с которым мы служили вместе еще в Северной группе войск. Он не только был отличным летчиком, но и прекрасным организатором, методистом и воспитателем. Петру Николаевичу не довелось учиться в академии Генерального штаба, но это не сказалось на уровне его оперативной подготовки. Самостоятельно изучая всю доступную оперативно-стратегическую литературу, он свободно и основательно разбирался в вопросах планирования и применения сил во фронтовых операциях. В составе его армии было четыре авиадивизии (три истребительных и одна истребительно-бомбардировочная), и он уверенно управлял ими и обучал летный состав.

Войска противовоздушной обороны округа состояли из корпуса ПВО (двенадцать бригад), прикрывающего территории Калининградской области, Литвы и Латвии, и отдельной дивизии ПВО (девять бригад), прикрывающей территорию Эстонии и стык с Ленинградским военным округом. Корпусом одно время командовал генерал-лейтенант В. Бартминский, ушедший по состоянию здоровья в запас. Вместо него с дивизии ПВО, по моему ходатайству, был назначен генерал Чмыхалов. Он горячо взялся за работу на новом участке, осваивая новые обязанности, изучая группировку средств ПВО и их возможности. Надо сказать, что мы в то время первыми из округов получили новейшие системы ПВО — дивизионы С-300. Получили первыми потому, что Прибалтика тогда представляла воздушные ворота на территории СССР. Мороки с доводкой этой системы было много, ниже я постараюсь показать это. Главная тяжесть по расстановке и изучению этих средств противовоздушной обороны легла на офицерский состав корпуса и, в первую очередь, на его командира — генерала Чмыхалова. Кроме того, в стадии строительства под Ригой находился подземный защищенный КП корпуса ПВО, который также требовал к себе постоянного внимания. Чмыхалов хорошо вписался в работу [286] коллектива корпуса, но через год-полтора его постигла большая неприятность, впоследствии переросшая в трагедию.

В войсках ПВО, как правило, работает много женщин на должностях планшетисток, то есть ведущих на огромных планшетах маршруты пролетающих воздушных целей. С одной из таких прапорщиц-планшетисток и свела судьба Чмыхалова. Видимо, эта связь длилась более года. Чмыхалов освободил ее от исполнения обязанностей, хотя денежное содержание она получала сполна.

В какое-то время все это стало известно политработникам, которые передали все сведения военной прокуратуре. Как в таких случаях бывает, ему «вспомнили» и то, чего не было, и осудили на несколько лет тюремного заключения. Никакие наши ходатайства ему существенно не помогли. Не дождавшись срока освобождения, он умер в лагере.

Большая группировка войск стояла и в Литве. На ее территории дислоцировались три мотострелковых дивизии, одна воздушно-десантная, две авиационных, большая часть бригад корпуса ПВО и ряд других воинских частей.

Руководство республики очень хорошо относилось к воинам округа и всячески помогало им. Руководил республикой П. П. Гришкявичус, бывший партизан. Пятрас Пятрасович был не только дальновидный руководитель и организатор, но и замечательной души человек. Мне много раз приходилось решать с ним самые различные вопросы, и всегда мы находили обоюдное понимание. Вспоминается такой случай. Окружной учебный центр (полигон), находящийся на территории Калининградской области, постоянно заболачивало (была нарушена дренажная система, построенная еще немцами). В округе своих средств по осушению болот не было, и мы обратились к руководству области, но получили отказ. И только П. П. Гришкявичус, понимая необходимость для округа этого полигона, выделил нам шесть болотных бульдозеров — могучие машины, прорывающие рвы для отвода воды из болот. Кроме того, П. П. Гришкявичус был мужественным человеком. Когда трагически погиб руководитель Белоруссии П. М. Машеров (которого недолюбливал Л. И. Брежнев), то на его похороны в Минск из руководителей республик и области Прибалтики приехал один П. П. Гришкявичус. Это говорит о многом.

Под стать ему был и председатель Совета Министров Литвы — Сонгайло, человек решительный и обязательный. Дал слово — обязательно [287] выполнит. И мы, воины округа, с большим уважением относились к литовцам. Всегда, чем могли, помогали: расчищали снежные заносы на автострадах, помогали очищать от попавших в море нефтепродуктов знаменитую Куршскую косу и т. д.

На территории Эстонии дислоцировалось несколько дивизий. Одна мотострелковая, одна авиационная и дивизия ПВО, которой командовал генерал А. В. Соколов (впоследствии командующий 6-й армией ПВО в ЛенВО). Но для небольшой по территории республики и этого было достаточно. Кроме войск округа в Эстонии базировались части Дальней авиации, Балтийского флота и пограничники. Руководил республикой первый секретарь ЦК КП Эстонии К. Г. Вайно. С руководством республики у нас также сложились хорошие деловые отношения.

Сложнее было взаимодействовать с руководством Калининградской области, точнее, с первым секретарем областного комитета партии Н. С. Коноваловым. Проработавший на этой должности в области более четверти века, он вел себя как единоличный правитель, вершитель судеб предприятий, организаций и населения области. За последние годы почти не выезжавший в районы области, о делах ее знал из [288] докладов подчиненных. Жил он постоянно на даче в Светлогорске и этот маршрут знал прекрасно. Распорядок свой выполнял строго: с понедельника по четверг — работа, пятница — подготовка и выезд на охоту, суббота — охота, воскресенье — отдых. Об этом распорядке я узнал несколько необычным образом. Руководители трех республик — А. Э. Восс, К. Г. Вайно и П. П. Гришкявичус — были членами Военного совета округа, поэтому периодически встречались на его заседаниях в Риге. Н. С. Коновалов был членом Военного совета Балтийского флота и поэтому в округ не ездил. Однажды при сборе на очередной Военный совет округа Август Эдуардович Восс высказал просьбу о приглашении Н. С. Коновалова на заседание совета. Просьба мотивировалась желанием пообщаться с руководителями смежных регионов. Заседание Военного совета наметили на пятницу.

В первых числах следующей недели я связался с Николаем Семеновичем Коноваловым и пригласил его принять участие в заседании Военного совета округа, рассказав ему о повестке заседания. Николай Семенович принял приглашение и спросил о времени проведения совета. Я назвал число месяца, а не день недели. И тут произошел обвал — Н. С. Коновалов разразился криком: «Вечно вы, военные, выдумываете работу на субботние дни, нет у вас порядка» и т. д. Я, прервав его тираду, спросил, по какому праву он со мной разговаривает в таком тоне, и добавил, что Военный совет будет работать не в субботу, а в пятницу. Поостыв и поняв все несуразицу своего поведения, Н. С. Коновалов извинился за неприемлемый тон разговора, но от участия в работе совета отказался, сославшись на неотложные дела. Когда я сообщил результаты разговора его коллегам — Воссу, Вайно и Гришкявичусу, — они единодушно одобрили решение больше Коновалова не приглашать. Меня же мучила мысль — почему он отказался принять участие в общей работе. Может, я чем-то его обидел? Об этом я завел разговор с председателем Облисполкома. Тот ответил, что Н. С. Коновалов никогда пятницу не задействует на рабочие дела. Этот день у него подготовительный для охоты и рыбалки. «А Вы замахнулись на самое сокровенное. Если бы он принял Ваше приглашение — охота была бы сорвана». И в последующей совместной работе нас поражали его барские замашки в руководстве областью.

Как я уже говорил, на территории этой области стояла самая мощная группировка войск округа. В частности, гарнизонами вдоль польско-советской границы стояли части и соединения 11-й гвардейской [289] армии — 1-я мотострелковая (Московская), 1-я танковая, 40-я танковая и 26-я мотострелковая дивизии. Здесь же, на территории области стояли артиллерийская дивизия, несколько авиационных и вертолетных полков и другие части округа. Кроме того, в Калининграде кроме штаба армии стояли штаб Балтийского флота, два высших военных училища (военно-инженерное и военно-морское), части пограничных войск. Область была напичкана военными гарнизонами, складами, базами и полигонами. Одним словом — форпост на западе страны.

С этого форпоста я и начал изучение войск округа. Первое знакомство с войсками 11-й гвардейской армии произвело хорошее впечатление, особенно стоящих в приграничных гарнизонах Мамоново, Корнево, а также в Калининграде и Советске. Войска стояли в добротных немецких казармах, имели неплохую учебно-материальную базу, позволяющую в 3–5 км от города водить танки, БМП, инженерные машины и другие виды военной техники. Полигоны дивизий позволяли выполнять стрельбы из всего стрелкового оружия, включая гранатометы, а также выполнять учебные упражнения штатными снарядом из БМП и из танков вкладным стволом (23-мм снарядом). Кроме того, армия имела примерно в 30 км от мест дислокации армейский учебный центр, позволяющий выполнять все виды стрельб штатным снарядом (артиллерия, танки, боевые машины пехоты). Далеко не каждая армия наших Вооруженных Сил имела такие возможности для обучения. Кроме того, в 70–80 км от Калининграда находился окружной учебный центра, так называемый Добровольский полигон, на котором можно было проводить полковые и дивизионные тактические учения, в том числе с боевой стрельбой из всех видов оружия, включая и авиацию. Армией тогда командовал генерал Ю. Петров, хорошо подготовленный командир, но не очень любивший работать в войсках на полигонах и танкодромах, а предпочитавший кабинетный стиль работы. На дивизиях стояли опытные, подготовленные офицеры.

Московской мотострелковой дивизией командовал полковник Шеповалов (впоследствии заместитель командующего Приволжским военным округа, генерал-лейтенант), 1-й танковой — генерал Арянин, позже полковник Безручко, 40-й танковой — полковник Раджибаев, 26-й мотострелковой — полковник Бельников.

Самой неразрешимой задачей для 11-й гвардейской армии было бесквартирье. Семьи офицеров и прапорщиков десятилетиями ждали очереди на жилье, ютясь в приспособленных под жилье казармах, [290] учебных классах и по частным квартирам. Такое же положение было в Таллине, где офицерские семьи почти все жили в солдатских казармах в военном городке. Несколько лучше размещались офицерские семьи летчиков, где в каждом авиагородке было достаточно жилья. Получше положение дел с обеспечением квартирами офицерского состава было в Латвии и Литве. П. П. Гришкявичус иногда дарил от имени республики один-два жилых дома военным. Руководство Калининградской области, наоборот, постоянно затевало тяжбы в надежде отхватить то участок земли, принадлежавшей военному ведомству, то отчислить определенный процент жилой площади.

Таким образом, работая в августе 1980 года в Калининградской области и Литве, я досконально разбирался с положением дел в войсках, одновременно решая задачи по взаимодействию с Балтийским флотом и пограничниками.

Флотом тогда командовал адмирал В. В. Сидоров, прошедший хорошую школу в «горячих точках» в Восточной Азии и Африке. Первым заместителем его был вице-адмирал И. Капитанец, вскоре вступивший в командование флотом. В один из дней нашей совместной работы Владимир Васильевич Сидоров сообщил мне, что в Калининград на несколько дней прибыл генерал-полковник В. Н. Кончиц. Владимира Николаевича я хорошо знал по совместной службе — в одно и то же время мы руководили крупными штабами: он Белорусского, а я Киевского военных округов. В. В. Сидоров предложил вечером втроем встретиться и поужинать у него в «хозяйстве». Я с удовольствием согласился. Вечером за 20–30 минут до встречи я прибыл в назначенное место. Ни хозяина, ни гостя еще не было. Начальник этого заведения майор береговой службы начал меня знакомить с объектом. Во время показа и рассказа он как бы между прочим сказал, что звонили из 11-й армии и просили передать: меня срочно вызывает министр обороны. Я, конечно, опешил: хотелось высказать этому майору все, чего он стоит. Вместо того, чтобы сразу доложить о телефонном разговоре, он мне 15 минут показывал свой камбуз. Узнав, что связи ВЧ на этом объекте нет, я немедленно выехал в штаб армии, не дождавшись ни хозяина, ни гостя. Встретивший меня в штабе командарм сказал, чтобы я позвонил маршалу С. Л. Соколову. В телефонном разговоре С. Л. Соколов проинформировал меня, что на территории сопредельной Польши «Солидарность» под руководством Л. Валенсы приобретает все большую самостоятельность и намеревается [291] потеснить законное руководство ПНР. По поручению министра обороны С. Л.Соколов приказал мне соединения 11-й гвардейской армии привести в повышенную боевую готовность и держать их в таком состоянии до особого распоряжения.

Надо сказать, что в 11-й гвардейской армии 1-я Московская мотострелковая и 1-я танковая дивизии были постоянной готовности, то есть укомплектованы личным составом и техникой полностью; 40-я танковая имела полные экипажи боевых машин, расчеты артиллерии, другие же части были укомплектованы личным составом лишь на 50%; 26-я мотострелковая дивизия была сокращенного состава, то есть техникой и вооружением укомплектована полностью, а личным составом менее чем на 1/3 — главным образом, офицерским составом и механиками-водителями танков. Предстояло без призыва приписного состава подготовить всю технику, вооружение, загрузить боеприпасы и материальные запасы, изучить возможные маршруты выдвижения и быть готовыми к выполнению задач. Понимая, что командирам дивизий будет трудно самостоятельно решать все эти задачи, так как могла потребоваться дополнительная поставка материальных средств с окружных складов и баз, я каждую дивизию укрепил одним из своих заместителей с небольшими группами офицеров. Они быстрее находили понимание у окружных начальников и постоянно информировали меня о положении дел.

В таком «подвешенном» состоянии мы простояли остаток августа и весь сентябрь. Затем последовала команда выгрузить боеприпасы, а войскам заняться повседневной деятельностью. Надо сказать, что обстановка часто менялась, и мы то загружали, то разгружали боеприпасы и материальные средства. В октябре мы получили от Генерального штаба более конкретную задачу и для ее выполнения в будущем провели рекогносцировку по территории Польши. Рекогносцировка проводилась от советско-польской границы до польско-немецкой границы (то есть до рубежа рек Нейсе и Одер). На рекогносцировку привлекли командующих и начальников родов войск округа и армий, командиров соединений и инженеров 11-й гвардейской армии. Шли двумя маршрутами: один маршрут по Балтийскому побережью через Эльблонг на Штеттин, другой — севернее Варшавы до Одера.

Всю работу на территории суверенного государства мы согласовали через наш Генштаб с Министерством обороны Польской Народной Республики. На советско-польской границе нас встречала группа [292] офицеров Войска Польского во главе с вице-министром и моим хорошим другом генералом брони Антони Ясиньски. Они предложили нам свою помощь в качестве проводников и переводчиков на весь период работы. Но так как среди наших офицеров было несколько человек, ранее служивших на территории Польши (в том числе и я), а также знающих польский язык, то мы, поблагодарив польских друзей, от помощи вежливо отказались.

В ходе нашей работы мы внимательно изучали состояние дорог, грузоподъемность мостов, порядок преодоления рек Висла, Одер и других. Определяли возможные пункты управления и связи, места отдыха войск и ряд других вопросов. Встает вопрос — зачем все это потребовалось делать и какое отношение к этому имела какая-то «Солидарность», появившаяся в Польше. Именно в Польской Народной Республике, а не в каком-либо другом государстве с народно-демократическим устройством.

Польша в 80-е годы XX столетия представляла собой социалистическое государство с индустриально-аграрным народным хозяйством. [293]

Население около 37 млн человек, из них 98,5% — поляки, главным образом, католики. Руководство страной осуществлял однопалатный Сейм, который выбирал Государственный совет, являвшийся высшим органом государственной власти между сессиями Сейма. Высший исполнительный орган — Совет министров, назначаемый Сеймом. Политическое лицо страны представляли три партии: Польская объединенная рабочая партия (ПОРП), играющая главенствующую роль в обществе и государстве, Объединенная крестьянская партия и Демократическая партия.

В государстве играла большую роль церковь, так как большинство населения было верующим, и немаловажное влияние на народные массы оказывали профсоюзы, которые работали под контролем государства. Однако возникновение независимого и самоуправляемого профессионального союза «Солидарность», появление которого подготовили забастовки рабочих в 1970, 1976 и 1980 годах, резко изменило обстановку в стране. «Солидарность» как независимое демократическое профсоюзное объединение было учреждено 17 сентября 1980 года в Гданьске, на волне забастовочного движения летом и осенью этого года. Сформировалось оно по региональному принципу и координировалось Общепольской согласительной комиссией под председательством Л. Валенсы. В начале своей деятельности «Солидарность» ставила своей целью формирование независимых от государства профсоюзов и защиту социальных интересов широких слоев населения. По мере углубления кризиса в стране, особенно в первой половине 1980 года, конфронтация «Солидарности» с государственной административной системой приняла обостренный характер. Возросло количество забастовок на предприятиях, акций протеста, «голодных маршей», захватов в ряде регионов административных зданий. Наиболее широко это проявлялось в районах Гданьска, Гдыни, шахтерских регионах. Католическая церковь вносила в эти антигосударственные действия свою немалую лепту. Польское общество вступило в стадию раскола.

Поскольку Польша тогда являлась полноправным членом Варшавского договора, то политическому руководству этого военно-политического союза была не безразлична судьба и польского народа, и самой Польши как социалистического государства. Того, какие меры вырабатывались по оказанию помощи Польше со стороны партнеров и союзников, коснемся несколько позже, а пока Прибалтийский [294] военный округ активно готовился к оказанию, если потребуется, необходимой помощи.

В начале октября 1980 года, согласно директиве Генерального штаба ВС СССР, мы провели призыв на учебные сборы приписного состава в части 40-й танковой и 26-й мотострелковой дивизий, призыв шел в основном из Литвы и Калининградской области. Первоначальный срок учебных сборов был установлен — три месяца, исходя из этого следовало готовить расположение войск в зимних условиях. С этой целью были использованы некоторые жилые фонды (казармы, учебные классы и т. п.) в Черняховске, Гусеве и Советске. Часть войск решили разместить на учебных центрах дивизий. Военные строители округа во главе с генералом О. Байковым, работники тыла возглавляемые генералом А. Ткачевым, проделали огромную работу по оказанию помощи командирам дивизий и полков в создании добротных условий быта и занятий воинам, призываемым из запаса. Сам призыв на учебные сборы, размещение и обустройство прошли в основном организованно. Никаких отказников, симулянтов и уклоняющихся от призыва не было.

Надо отметить, что это результат большой работы, проведенной местными органами власти городов и сел Литвы и Калининградской области совместно с военными комиссариатами. Основной целью этих сборов мы ставили подготовку в полной мере личного состава к различным видам боевых действий. Все было подчинено боевой подготовке: вначале слаживание боевых действий отделений, расчетов, экипажей, затем взводов, рот, батальонов. Завершиться сборы должны были полковыми и дивизионными тактическими учениями. Вся учеба дивизий была взята под жесткий контроль управления боевой подготовки округа, начальников и командующих родов войск.

Наиболее эффективно шла учеба в 40-й танковой — командир дивизии, командиры полков, батальонов и рот день и ночь проводили на стрельбах и учениях. В конце сборов призванные из запаса воины уверенно поражали цели штатным снарядом из танковой пушки, ничем не уступая военнослужащим срочной службы. Наиболее острой проблемой в этих дивизиях была организация встреч родственников, приезжавших по воскресным дням навестить своих сыновей и мужей.

Какой-то комнатой встреч в казарме полка не обойдешься, когда призвано несколько тысяч людей. Да и контроль за каждым установить невозможно. Поэтому расчет был сделан на предупредительную [295] работу командиров и политработников. Поскольку призванные на сборы были в основном 30–40-летнего возраста, то с ними легче было находить взаимопонимание. Откровенно говоря, за весь период сборов, а они продолжались до февраля (позже развертывали еще одну дивизию), каких-то крупных инцидентов, связанных с хищением оружия, угоном техники или коллективными пьянками — не было. Конечно, в каждую такую встречу бывали подвыпившие, что не проходило для них бесследно. Литовцы в этом отношении были значительно дисциплинированнее. Подходил последний месяц сборов, после которого мы не имели права задерживать военнообязанных запаса. Для этого надо было издавать специальный указ, и я доложил об этом Д. Ф. Устинову — он пообещал решить эту проблему. За три недели до завершения учебных сборов мы получили директиву Генерального штаба ВС СССР о призыве на сборы приписанного к 144-й мотострелковой дивизии личного состава военнообязанных запаса. Таким образом, на смену уже подготовленным дивизиям развертывалась следующая. Эта дивизия дислоцировалась на территории Эстонии, поэтому призывались в основном эстонцы и русские. После двухнедельного обучения воинов, призванных на сборы в 144-ю дивизию, все, кто был призван из запаса в 40-ю и 26-ю дивизии, были отправлены по домам.

Теперь Военный совет округа и я как командующий были уверены в готовности этих дивизий к действиям в любой обстановке.

Параллельно с этой работой в войсках округа шла полным ходом подготовка к предстоящим осенью 1981 года крупным маневрам, где округ должен был действовать в роли фронта. Подобных маневров в наших Вооруженных Силах не проводилось более десяти лет. Я имею в виду предполагаемый размах боевых действий и количество привлекаемых штабов и войск. Понимая, что такие задачи можно решить только с помощью качественной подготовки, мы разработали контрактный план мероприятий для каждой части и штаба. Здесь были предусмотрены учения штабов и войск, подготовка средств управления, совместные тренировки с силами Балтийского округа и воздушно-десантными войсками, подготовка аэродромов и мест высадки и выброски морских и воздушных десантов, места будущего размещения штабов руководства, а также приглашаемого на маневры военного руководства стран Варшавского договора и ряд других вопросов.

В двадцатых числах февраля 1981 года командующие войсками военных округов и флотов были приглашены на торжества по случаю [296] очередной годовщины советских Вооруженных Сил. Прием давал начальник Генерального штаба МСС Н. В. Огарков. Во время приема ко мне подошел заместитель главного военного инспектора генерал-полковник С. И. Молокоедов, с которым мы по службе были знакомы не менее десяти лет. В начале 70-х годов я командовал дивизией в ГСВГ (в Германии), а Сергей Иванович был заместителем Главкома ГСВГ по боевой подготовке. Человек по натуре своей рассудительный и спокойный, он в совершенстве знал вопросы подготовки солдата, подразделения, соединения и объединения. В качестве куратора боевой подготовки войск Группы он многому научил нас, в то время командиров дивизий. В ходе завязавшейся беседы Сергей Иванович неожиданно «обрадовал» меня, сказав, что министром обороны подписан план инспекционной проверки войск округа. Начало проверки — вторая половина марта и апрель. Для округа это был неожиданный и, может быть, не совсем продуманный сюрприз. В связи с предстоящей проверкой придется свертывать на полтора-два месяца всю подготовительную работу к предстоящим маневрам. Несколько позже, уже из Риги, я попытался в разговоре с начальником Генерального штаба просить хотя бы о переносе сроков инспекции, но безрезультатно. Пришлось срочно менять все планы и сосредотачивать усилия на подготовке войск для сдачи инспекционной проверки. Поскольку основная тяжесть проверки ложилась на части 11-й гвардейской воздушной армии и 27-го корпуса ПВО, я основное внимание уделил именно им. Работая в Калининграде, я еще раз убедился, что командующий 11-й гвардейской армией генерал Петров внимания боевой подготовке частей уделяет явно недостаточно.

Поехал я как-то на машине командарма на армейский учебный центр. Командарм в это время работал в одной из дивизий. В машине ехали втроем — водитель командарма, я и офицер для поручений. Подъезжая к учебному центру (около 30–40 км от Калининграда), я приказал водителю подъехать в директриссе БМП (специально оборудованная территория полигона для стрельбы из вооружения боевых машин пехоты). Водитель смутился, а затем сказал, что он нечетко представляет, где находится эта директрисса. Вывод напрашивался один — если водитель командарма не знает дорогу на объекты армейского учебного центра (полигона), следовательно, сам командарм там бывает редко. Этот вывод подтвердился и на танковой директриссе. Дорожки для движущихся цепей (специальные узкоколейные железные [297] дороги) требовали срочного ремонта и регулирования, появляющиеся цели для стрельбы из танковых пушек штатным снарядом недостаточно просматривались через прицелы с рубежа открытия огня. Это могло серьезно повлиять на результаты проверяемых дивизий. Совместными усилиями округа и армии директриссы были приведены в надлежащее состояние. Были нерешенные вопросы и в воздушной армии, и в войсках ПВО. В 1-й ИАД (истребительная дивизия), которой командовал генерал Иванников, один полк распоряжением главкома ВВС главного маршала авиации П. С. Кутахова осенью прошедшего, 1980 года был укомплектован более чем на 60% выпускниками авиационных училищ 1980 года, не имевшими даже низшего, 3-го класса квалификации. Все оставшееся время мы использовали для устранения недостатков.

Инспекционные проверки по их продолжительности в среднем занимали от 20-ти дней до месяца. В Прибалтийском округе Главная военная инспекция Министерства обороны начала свою работу 20 марта. Возглавлял работу инспекции главный военный инспектор — заместитель министра обороны маршал К. С. Москаленко. К проверке привлекались управление и штаб округа; 11-я гвардейская армия — ее штаб, две дивизии постоянной готовности (1-я танковая и 1-я мотострелковая), ракетная и зенитно-ракетная бригады, отдельный полк связи, тыл армии, 107-я мотострелковая дивизия окружного подчинения, 27-й корпус ПВО, воздушная армия (управление армии и две дивизии — истребительная и истребительно-бомбардировочная), окружная ракетная бригада и ряд других частей и учреждений (окружной военный госпиталь и т. п.). Март-апрель — самые капризные по погоде месяцы в Прибалтике. Частые туманы, идущие со стороны моря, постоянные дожди или изморозь отрицательно влияли на ход проверки. То из-за тумана самолеты не могут взлететь, то из-за плохой видимости на земле переносится время стрельб, вождение боевых машин и т. д. Но тем не менее утвержденные главным инспектором расписания проверки неукоснительно выполнялись.

По опыту предыдущих проверок других округов я знал, что маршал К. С. Москаленко любил, чтобы командующий округа был всегда с ним рядом. Это вносило серьезные помехи в управление округом. Кроме инспекционной проверки войска округа выполняли еще множество других важных задач, требующих постоянного внимания, [298] а иногда и вмешательства лично командующего. Например, организация и несение боевого дежурства силами и средствами ПВО. Поэтому приходилось с раннего утра и до позднего вечера быть вместе с маршалом в проверяемых частях, а по возвращении в Ригу или Калининград ночами заниматься насущными делами. Правда, хорошим помощником в этом был начальник штаба округа генерал-полковник С. А. Стычинский. Лучшего начальника штаба до него и после него у меня не было. Эрудированный, отлично подготовленный, имевший огромный опыт командирской и штабной работы, Сергей Александрович был честен, справедлив, корректен и исключительно пунктуален. Не было случая в нашей совместной работе, чтобы ему дважды о чем-либо необходимо было напоминать. Эти качества он старался прививать генералам и офицерам штаба округа и подчиненных штабов. Исходя из его личных качеств и служебного положения (начальник штаба являлся первым заместителем командующего), мы его оставили на «хозяйстве» в штабе округа. Он держал бразды правления в своих руках, регулировал и корректировал возникающие неувязки, [299] и ежесуточно, по телефону или в личной беседе, мы обговаривали наиболее важные вопросы. Остальные заместители командующего округом, начальники родов войск и служб в основном работали в проверяемых частях.

Наиболее сложным видом проверки для танковых и мотострелковых дивизий являлись полковые тактические учения с боевой стрельбой. Для таких учений на глубину 12 км выставлялись различные по размерам и способам показа мишени: для стрелкового и танкового оружия, артиллерийских систем, минометов и ПТУР, для авиации (истребительной и истребительно-бомбардировочной), для войсковых систем ПВО (для «Шилок», «Стрел» и т. п.). В зависимости от создаваемой на учениях ситуации эти мишенные установки двигались, появлялись, контратаковали, отходили. Все пораженные мишени обязаны были падать (для этого на них устанавливались датчики). Например, для мотострелкового полка, усиленного артиллерией и поддерживаемого боевыми вертолетами и фронтовой авиацией, выставлялось около полутора тысяч мишеней и более. Для танкового полка несколько меньше. Подготовить и провести такие учения — это целое искусство. Тем более на инспекторской проверке. Генералы-инспектора зачастую завышали требования Курсов стрельб и Руководства по проведению тактических учений с боевой стрельбой. Такой эпизод имел место и в ходе нашей проверки.

В один из дней мы с маршалом К. С. Москаленко прилетели на Добровольский учебный центр (окружного значения), где должны были состояться полковые тактические учения танкового полка 1-й мотострелковой дивизии. Проверкой дивизии руководил главный инспектор Сухопутных войск генерал-полковник Н. И. Лапыгин. Должен сказать, что я в качестве командира дивизии служил с Н. И. Лапыгиным, когда он командовал 20-й армией. Прекрасный командующий, отличный человек, он пользовался всеобщим уважением в армии. После армии Николай Иванович несколько лет работал в должности начальника штаба Забайкальского военного округа, после чего был переведен в центральный аппарат МО СССР на должность главного инспектора Сухопутных войск.

И вот с этим глубоко уважаемым мною человеком произошли разногласия. В чем заключались эти разногласия? По замыслу учений была выставлена мишенная обстановка на соответствующих рубежах. Поскольку мишени, обозначавшие контратакующую группу противника, [300] двигались на так называемых «салазках», с помощью тросов и лебедок, то их, как правило, размещали на флангах мишенного поля или же в глубине его, отдаленно от остальных целей. Это соответствовало Руководству по проведению учений. Цели эти предназначались для действия по ним авиации и вертолетов. Так нами и было сделано.

Однако генерал Лапыгин приказал командиру дивизии полковнику Шаповалову, как руководителю учений, поставить «контратакующую» группу мишеней ближе к рубежам для целей танкового и стрелкового оружия. Я не согласился с таким положением, обосновывая это тем, что при таком расположении целей для вертолетов и авиации в ходе их боевой работы будут перебиты тросы и подъемники, двигающие мишени для танковых и мотострелковых подразделений. В результате чего большое количество целей может не подняться и таким образом окажется непораженными. Это может резко снизить результаты боевых стрельб полка. Маршал Москаленко не очень любил, чтобы ему противоречили, и поэтому утвердил вариант генерала Лапыгина, правда, заверив меня, что все цели, не поднявшиеся в результате повреждения подъемных тросов, не будут засчитаны как непораженные. Однако все оказалось далеко не так, как говорил маршал. В ходе боевых стрельб и бомбометания, как мы и предполагали, мишени на ряде рубежей не поднялись, так как оказалось, что тросы, поднимающие их, были перебиты. Но вопреки заверениям К. С. Москаленко их засчитали как непораженные. Н. И. Лапыгин чувствовал себя не совсем удобно, но дело уже было сделано. Правда, это никак не сказалось на наших добрых отношениях в дальнейшем.

Вторым фактором, несколько снизившим результат огня из танков, было поведение в ходе учений самого маршала. У него была нехорошая привычка в ходе боевой стрельбы двигаться на легковой машине на уровне боевой линии идущих танков вопреки требованиям соблюдения мер безопасности. В ходе этих учений картина повторилась. На легковой машине «Чайка» мы по дороге руководства двинулись вслед за наступающими танками. Рядом с водителем сидел маршал, сзади — член Военного совета округа генерал-полковник И. С. Медников и я. За нами вытянулся большой хвост легковых машин с проверяющими. Все это ограничивало сектора стрельбы танковым ротам, идущим слева и справа от дороги руководства.

Маршал, подгоняя водителя, заставил его вывести машину на линию передовых танков, ведущих огонь. Это очень опасно, так как танки [301] постоянно маневрируют на местности, обходя то или иное естественное препятствие. Я сказал К. С. Москаленко, что нам надо несколько отстать, но он не отреагировал. Через несколько минут я вновь сказал маршалу, что мы, двигаясь чуть ли не впереди танков, лишаем их возможности поражать появляющиеся цели. Опять молчание. Тогда Иван Семенович Медников тоже сказал, что мы показываем плохой пример всем остальным, нарушая меры безопасности. Обернувшись к нам, маршал сказал следующее: «Кто боится, пусть выходит из машины». Тогда «завелся» Иван Семенович, сказав: «Товарищ маршал, я с винтовкой в руках прошагал всю войну от звонка до звонка, с сорок первого по сорок пятый, и мне нечего бояться». После этого горячего разговора К. С. Москаленко приказал водителю несколько отстать.

Были и другие казусы в ходе проверки. Например, вне плана стали проверять авиационный полк, укомплектованный только что выпущенными из училищ летчиками. Это тоже было нарушением требований приказов МО СССР, ведь эти молодые лейтенанты еще не имели классности, и им предстояло в течение года осваивать технику полка. И только после завершения доподготовки в боевых частях и получения классности их можно было привлекать и к учениям, и к проверкам. Когда я напомнил К. С. Москаленко об этом, он сослался на требование МО СССР маршала Д. Ф. Устинова по ужесточению проверок войск и сил флотов. Таким образом, мы попали под жесткий пресс инспекции.

Ракетные бригады округа и 11-й армии, а также часть зенитно-ракетных бригад 27-го корпуса ПВО по железной дороге были переброшены на государственные полигоны Капустин Яр (обычно называли Капяр), Эмба и другие для проведения учений и боевых пусков ракет и стрельб. Соединения воздушной армии проверялись проведением боевых стрельб, бомбометаний, на чисто авиационных учениях с перебазированием на другие аэродромы, а также участием в общевойсковых учениях мотострелковых и танковых дивизий. В течение 20 суток днем и ночью войска округа стреляли, бомбили учебные цели, водили боевые машины на земле и в воздухе, отчитывались по ряду специальных дисциплин, за содержание техники, вооружения, боеприпасов и материальных средств. В завершение проверки со штабами округа, 11-й гвардейской армии, воздушной армии, 27-го корпуса ПВО и ряда дивизий были проведены командно-штабные учения, на которые привлекли оперативные группы от Балтийского флота и пограничного округа. В целом, проверка прошла довольно благополучно, [302] но инспекцией был вскрыт и ряд недостатков в подготовке войск и содержании техники. Приказом министра обороны СССР по итогам инспектирования войска округа были признаны боеготовыми и способными выполнять боевые задачи.

В конце проверки Август Эдуардович Восс высказал предложение пригласить К. С. Москаленко на охоту, обещая все заботы по ее организации взять на себя. Зная, что К. С. Москаленко заядлый охотник (я, к сожалению, таковым не являлся), мы не сомневались, что получим согласие. Единственно, что попросил маршал, так это чтобы ограничили круг приглашаемых лиц. После проведенного разбора, отправив комиссию самолетами, мы во второй половине дня выехали в район предстоящей охоты.

Лесничество это находилось в 25–30 км от Риги, строго охранялось егерями, которые осуществляли ежесуточную прикормку, в основном кабанов и коз. Поехали А. Э. Восс, В. И. Дмитриев, К. С. Москаленко, я и И. С. Медников. В назначенное время, обмундированные и вооруженные ружьями, мы двинулись к вышкам. К. С. Москаленко, облаченный в бекешу, в казачьи с лампасами брюки, теплые сапоги (дело было во второй декаде апреля), шагал впереди, за ним с ружьем шел его порученец. Замыкали шествие А. Э. Восс и я. Остальные были направлены егерем на другую вышку.

На вышке порученец посадил маршала на табурет, вложив ему в руки ружье (его собственное). Егерь, показав, куда выходит зверь после развоза подкормки, вышел. Кирилл Семенович, осмотревшись, сказал: «Ты, Станислав Иванович, до моего выстрела не стреляй». Заверив маршала, что стрелять не будем, мы замерли в ожидании. Вскоре услышали шум колесного трактора, который развозил корм. Бросив несколько лопат корма на поляне прямо перед вышкой, егерь на тракторе уехал, а мы принялись ждать. Вскоре послышался легкий треск, и на поляну выскочил козел. Побыв некоторое время на поляне, он исчез. После этого на поляну выбежали несколько подсвинков — молодых поросят, а потом появился могучий секач. К. С. Москаленко одним выстрелом завалил его, остальные кабаны мгновенно разбежались. Обращаясь ко мне, Кирилл Семенович сказал: «Станислав Иванович, а ты что же не стрелял?». Мы с Августом Эдуардовичем отговорились тем, что не успели. Со второй вышки, на которую мы перешли, К. С. Москаленко убил еще двух небольших кабанов, после чего мы все собрались в охотничьем домике. В доме был накрыт щедрый [303] стол, за который пригласил нас А. Э. Восс. Кирилл Семенович спиртного вообще не употреблял, а мы по рюмке выпили за охотничьи трофеи. Поковырявшись вилкой в охотничьих деликатесах, Москаленко начал готовиться к отъезду (улетал он на следующее утро). Мне положено было его сопровождать, хозяева оставались. ЧВС Иван Семенович Медников попросил разрешения остаться. Не успев отъехать от места охоты, К. С. Москаленко проговорил: «А член совета у тебя, видно, выпивоха?» «Почему, — спросил я, — совсем нет». «Как же нет, «разрешите остаться», — передразнил Медникова маршал. Больше я не стал его разубеждать. К сожалению, это была последняя такая близкая и длительная возможность общаться с этим удивительным человеком, начавшим Великую Отечественную войну командиром артиллерийской бригады, а уже с 1942 года и до концы войны возглавлявшим 38-ю армию, 1-ю танковую, 1-ю гвардейскую и 40-ю армии.

Завершив проверку и проводив Главную военную инспекцию, мы переключились на не менее важную для округа задачу — подготовку к предстоящим в конце лета крупным маневрам «Запад-81». По замыслу, эти маневры должны были проходить на территории Литвы, Калининградской области, Белоруссии и на акватории Балтийского моря. Нам предстояло проделать работу по освоению такой огромной территории. Необходимо было совместно со штабом Балтийского флота отрекогносцировать и готовить участки высадки морского десанта, районы для выброски и высадки воздушного десанта, аэродромы перебазирования авиации, возможные участки противодесантной обороны, готовить полигоны Добровольский (окружной) и Хмелевка (Балтийского флота) для проведения там эпизодов крупными силами войск.

С Белорусским округом предстояло совместно решить расположение войск нашего округа на их территории, размещение пунктов управления и целый ряд других вопросов. Поэтому при встрече с генералом армии Е. Ф. Ивановским (командующий Белорусским округом) и его начальником штаба генералом И. Гашковым мы, обсудив все вопросы, разработали совместный план подготовки объектов на территории Белоруссии. С командующим Балтийским флотом И. М. Капитанцем и его штабом мы разработали не только план подготовки объектов, но и совместных тренировок по отдельным эпизодам. Если в апреле-мае мы еще сами занимались вопросами подготовки войск и сил, то начиная с июня месяца нас все чаще и чаще начали «опекать» свыше. Было много и пользы от такой опеки, и помощи, [304] но были и помехи. Помощь заключалась, в первую очередь, в том, что Генеральный штаб, главные штабы ВМФ, СВ и ВВС поставляли нам то, что необходимо было для маневров и чего у нас не было. Например, имея малые десантные корабли и корабли на воздушной подушке для десантирования бригады морской пехоты, Балтийский флот не имел больших десантных кораблей для десантирования мотострелковой дивизии округа. Поэтому нам помогли, и с Тихоокеанского флота перевели на Балтику, кажется, единственный тогда корабль такого типа — БДК (большой десантный корабль) «Иван Рогов». Это дало нам возможность совместно с флотом проводить тренировки по высадке морского десанта. Очень часто на таких тренировках бывал Главком МВФ адмирал флота Советского Союза С. Г. Горшков. Оперативные группы Министерства обороны тоже не раз бывали у нас, оказывая всяческую помощь. На завершающем этапе подготовки в округ и на флот прибыл начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков. Николай Васильевич проверил готовность округа и флота на всех этапах предстоящих маневров, то же самое проделав и в Белорусском округе. За два месяца до начала маневров мы получили от Генерального штаба вначале предварительное распоряжение, а потом и основное задание на подготовку и участие в них. В задании была определена задача округа как фронта, его состав, характер предстоящих действий и другие вопросы. Получив эти основополагающие документы, мы могли уже конкретно готовить всех участников к предстоящим мероприятиям, разделив эту работу на несколько конкретных задач.

Задача первая — подготовка штабов округа, армий и дивизий, привлекаемых на маневры. Для выполнения этой задачи разрабатывались соответствующие документы: карты, таблицы, расчеты, формы боевых документов и т. п. Было спланировано и проведено несколько штабных тренировок, часть из них совместно с Балтийским флотом и воздушно-десантными войсками. Готовились к работе в полевых условиях и пункты управления фронта, армий, дивизий и полков.

Вторая задача заключалась в подготовке войск. Из войсковых соединений привлекались дивизии постоянной готовности и ряд других соединений и частей: 1-я мотострелковая дивизия предназначалась для действий в противодесантной обороне, 3-я в качестве морского десанта совместно с бригадой морской пехоты флота, 1-я танковая для участия в контрударе. Авиационные дивизии готовились для совместных действий с сухопутной группировкой и прикрытия перехода [305] морского десанта морем. Сложность в подготовке войск заключалась в том, что некоторые дивизии (в частности, 3-я МСД) действовала в морском десанте на стороне «противника», против 1-й дивизии, организующей противодесантную оборону морского побережья Земландского полуострова. Силы Балтийского флота тоже были разделены: одна часть действовала с Белорусским округом (наступающий фронт), другая часть — с Прибалтийским округом (обороняющийся фронт). Следовательно, войска и силы надо было готовить и к проведению десантной операции (3-я МСД и бригада МП), и к противодесантной обороне (1-я МСД и средства усиления). Готовились к участию в маневрах и войска, предназначенные для действий в качестве тактических и оперативных воздушных десантов. Практическую тренировку мы провели только с тактическими десантами на вертолетах. В интересах действий оперативных воздушных десантов были проведены рекогносцировки возможных районов их выброски.

Третья задача — подготовка полигонов и тактических полей, маршрутов выдвижения к ним большой массы войск с самой разнообразной техникой и вооружением.

Для нас эта задача осложнялась тем, что эти работы мы должны были сделать на отдельных направлениях, не граничащих друг с другом. Например, в Калининградской области на Добровольском полигоне должны были осушить болота и сделать через них гати (настилы) из расчета выдвигающей танковой дивизии: две таких дороги на каждый полк 1-го эшелона — итого, шесть дорог. На Земландском полуострове подготовить полосу морского побережья в районе Хмелевки для организации противодесантной обороны (ПДО), а в районе Дунаевки подготовить законсервированный и неиспользуемый аэродром для приема воздушного десанта. На территории Белоруссии нам надлежало подготовить командный пункт фронта (КП) и как элемент его — объединенный командный пункт ВВС и ПВО фронта (ОКП ВВС и ПВО). Учитывая, что предполагаемое время проведения маневров конец лета — начало осени, когда в Прибалтике еще не везде убран урожай с полей, следовало решить с руководством республик и области вопрос о пропуске войск.

На одной из тренировок по высадке морского десанта, на которой присутствовал Главком ВМФ С. Г. Горшков, случилось не совсем предвиденное. На Балтике был шторм — 4–5 баллов. Бригада морской пехоты флота десантировалась с кораблей МДК (малые десантные [306] корабли) и кораблей на воздушной подушке типа «Джейран». Это позволяло осуществлять высадку в 200–250 м от уреза воды и прямо на сушу. Наша 3-я МСД десантировалась с БДК «Иван Рогов», который в силу своего большого водоизмещения не мог подойти на близкое расстояние к берегу. Дивизии предстояло десантироваться на БТР-60ПБ в 1000–1200 м от побережья. При таком шторме это было невозможно, так как могло затопить все бронетранспортеры с десантом. Поэтому я отказался проводить высадку дивизии. Главком флота С. Г. Горшков решил высадить морской десант с МДК и кораблей на воздушной подушке. В ходе высадки, при сходе с трапа танка ПТ-76 (плавающий танк с пушкой калибра 76 мм), волной захлестнуло этот танк. Он быстро заполнился водой и ушел на дно: командира танка, старшего матроса Науменко, стоявшего в башне танка, выбросило в море. Протащило под днищем десантного корабля, после чего его выловили матросы. Остальные члены экипажа — наводчик орудия и механик-водитель — погибли. Для нас это был тяжелый урок. К счастью, других жертв среди личного состава во время тренировок не было. Большая работа была проделана на территории Белоруссии. С согласия правительства республики мы под Новополоцком полностью «закопали» под землю командный пункт фронта, занявший территорию в несколько гектар. Все управления, отделы, службы фронта размещались под землей с надежной защитой от ударов авиации и артиллерии. Они были соединены между собой соответствующими переходами, также обеспеченными надежными перекрытиями. Штаб округа, возглавляемый новым начальником штаба генералом В. М. Кожбахтеевым (генерал-полковник С. А. Стычинский был переведен на должность начальника штаба Главной военной инспекции), проделал большую работу по оборудованию КП фронта и ОКП ВВС и ПВО. Силами штаба фронта были подготовлены макет местности предстоящих боевых действий на глубину фронтовой операции и не имеющая аналогов по тем временам 50-тысячная карта с нанесенным на ней положением войск фронта и «противника», а также предполагаемое решение командующего фронтом. Все это, нанесенное на карту, отображалось в «зеркальном» виде на макете местности, расположенном у основания карты. Карта высотой 18 м и шириной 10 м укреплялась вертикально на стойках. В районах наиболее интересных эпизодов предстоящих маневров нами готовились смотровые площадки для «гостей», примерно на 250–300 человек. Такие площадки [307] мы готовили в районах высадки морского и воздушного десантов, в полосе противодесантной обороны дивизии (Дунаевка, Хмелевка в Калининградской области), на Добровольском полигоне, а также в районах КП и ОКП ВВС и ПВО фронта — под Новополоцком (Белоруссия). Кроме того, по замыслу руководства 1-я танковая дивизия должна была оборудовать исходный район в полном объеме, то есть вся техника должна быть в укрытиях, капонирах, а личный состав в убежищах полевого типа.

Предусматривалось покрыть технику и вооружение специальным маскирующим раствором, с тем чтобы ее (дивизию) не могла обнаружить авиация «противника». Неоценимую помощь в этом дивизии оказал начальник химических войск МО СССР генерал-полковник В. К. Пикалов. Владимир Карпович со своими специалистами вложили всю душу в это дело. В последующем в ходе маневров дивизию несколько раз фотографировали с воздуха (в ее исходном районе). Маскировочные жидкости (типа пены), примененные В. К. Пикаловым, действительно здорово помогли дивизии надежно укрыться от воздушного фотографирования и скрыть свое местонахождение.

Надо сказать, что, получив все документы, определяющие нашу (округа) задачу на предстоящих маневрах, мы кроме выше перечисленных работ взялись за подготовку штабов. Штаб округа готовился — как штаб фронта, штабы 11-й гвардейской армии и армии, приданной из Прикарпатского военного округа — как обороняющиеся армии 1-го эшелона фронта, штабы соединений — в соответствие с полученными задачами. Каждый начальник окружного, армейского, дивизионного масштаба готовил все необходимые документы, расчеты и доклады. Подготовка штаба округа не вызывала беспокойства. Все командующие и начальники родов войск, служб, управлений и отделов были высокопрофессиональными специалистами и с большой ответственностью готовились к предстоящим «баталиям». Усиленно готовились и штабы армий. Совместные тренировки показали, что в армиях задачи освоены, войска готовы к участию в учениях. Из трех привлекаемых к ним армий, две общевойсковые и одна воздушная, лучше подготовились командармы — воздушной армии генерал-лейтенант П. Масалитин и Прикарпатской армии (приданной на учения) генерал-лейтенант Зайцев. Уступал им в личной подготовке командующий 11-й гвардейской армии генерал-лейтенант Ю. Петров, с которым мне пришлось лично провести несколько занятий, заслушиваний [308] его докладов по принимаемому решению, чтобы добиться положительного результата.

В конце августа 1981 года, полностью проверив все стороны подготовленности войск и штабов, я доложил министру обороны и начальнику Генерального штаба о том, что Прибалтийский военный округ к выполнению поставленных задач на предстоящих маневрах готов. Предстояло ждать соответствующего распоряжения (сигнала) на занятие штабами и войсками исходного положения по учениям (маневрам).

В чем же состоял замысел стратегических учений (маневров) и какие задачи предстояло решать войскам округа? Весь замысел этого крупнейшего мероприятия я не могу раскрывать, а в рамках задач Прибалтийского, частично, Белорусского военных округов и Балтийского флота попробую изложить.

По замыслу маневров в ходе стратегической операции действовали две стороны:

«Северные» — 1-й Белорусский фронт (Белорусский военный округ в полном составе), Балтийский флот (часть Балтийского флота); [309]

«Южные» — 2-й Прибалтийский фронт (Прибалтийский военный округ в полном составе, усиленный двумя армиями — одна Прикарпатского военного округа, одна «флажковая», то есть действующая только на картах), 1-й флот (Клайпедская военно-морская база).

«Северные», создав значительное превосходство в силах и средствах в полосе 1-го Белорусского фронта, планируют, развивая наступление, нанести главный удар на направлении Полоцк — Минск — Варшава, одновременно высадкой и выброской морского и воздушного десантов на Земландский полуостров, нанести второй удар во фланг обороняющихся на направлении Дунаевка — Калининград — Эльблонг, рассечь группировку «Южных» и разгромить ее по частям.

Балтийский флот во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом наносит поражение основным силам 1-го флота «Южных», содействует войскам, наступающим на Приморском направлении, и удерживает господство в центральной части Балтийского моря, а также обеспечивает проход и высадку морского десанта на Земландский полуостров.

«Южные» под ударами войск «Северных» планируют основной группировкой войск на театре военных действий перейти к обороне, проводя частью сил наступательные действия.

2-й Прибалтийский фронт переходит к обороне в полосе Смоленск — Бобруйск — Рига — Калининград, сосредотачивая основные усилия на Минском направлении с задачей — не допустить прорыва противником обороны фронта ударами авиации, ракетных войск и огнем артиллерии. Проведением контратак и контрударов нанести ему поражение и с подходом резервов из глубины (армейский корпус) перейти в решительное наступление. Во взаимодействии с 1-м флотом не допустить высадки морского десанта на побережье Балтийского моря в районах Земландского полуострова, Эльблонга и Гдыни.

В ночь на 4 сентября войска округа, получив распоряжение, начали выдвижение в исходное положение: штаб округа (фронта) наземными и воздушными эшелонами перебазировался в район Новополоцка (Белоруссия), где развернул КП и ОКП ВВС и ПВО фронта. Вспомогательный пункт фронта (ВКП) для управления войсками в ходе противодесантной обороны развернулся в районе Дунаевки (в 8–10 км от побережья), тыловой пункт фронта (ТПФ) — в районе Багратионовска (на советско-польской границе), штабы армий также развернули свои пункты управления в соответствие с решением. 1-я танковая дивизия, предназначавшаяся для участия в контрударе [310] фронта, выдвигалась в район сосредоточения на Добровольский полигон; 1-я Московская мотострелковая дивизия, предназначенная для участия в противодесантной обороне (ПДО), занимала десантно-доступные участки побережья Земландского полуострова, от Хмелевки до Калининграда включительно; 3-я гвардейская мотострелковая дивизия, действовавшая на стороне «противника» (я выше об этом говорил), выдвигалась в район Клайпеды для посадки на корабли в качестве морского десанта.

В соответствии с решением командующего фронтом занимали районы, позиции, рубежи артиллерийские дивизия и бригады (БМ), противотанковые бригады и полки, рассредотачивались по запасным аэродромам фронтовая авиация и вертолеты. Силы 1-го флота «Южных» (Клайпедская ВМБ) заняли районы в Балтийском море.

Все эти действия проходили в течение пяти суток. За это время приглашенные на маневры «гости» осмотрели оборудование района сосредоточения и расположенную в нем 1 ТД, где воочию могли убедиться в возможностях современных средств маскировки. Дивизии словно не было на этом полигоне, а там только танков свыше 300, не считая БМП, БТР, самоходной артиллерии (САУ), инженерной, автомобильной и другой техники. В последующие дни руководством маневров были заслушаны решения на ведение боевых действий обеих сторон, то есть штабы фронтов и армий «Северных» и «Южных».

Заслушивание началось с наступающей стороны — «Северных». К нам руководство и приглашенные на маневры прибыли утром 7 сентября, автобусами «Икарус» из Минска. После их сбора я доложил министру обороны маршалу Д. Ф. Устинову, что КП фронта к выполнению задач готов. Озадаченные члены руководства и приглашенные удивленно оглядывались кругом — где же этот КП? Начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков, генерал армии В. И. Варенников и те, кто раньше здесь бывал на тренировках, улыбались. Я объяснил министру обороны, что КП фронта с целью сохранения живучести и маскировки полностью оборудован защищенными подземными укрытиями для всех его управлений и служб, включая средства связи и автоматизации. С большим удовлетворением я показывал руководству и приглашенным расположение командного пункта фронта и его возможности по управлению войсками. Ознакомившись с КП фронта, Дмитрий Федорович спросил меня: «Где будем проводить заслушивание и как разместить всю аудиторию приглашенных?» (250–300 [311] человек). Я ответил министру, что сверху на территории КП оборудованы макет местности и крупномасштабная карта предстоящих боевых действий, а также амфитеатр на 300 посадочных мест, расположенный полукругом вокруг макета. Все это замаскировано, электрифицировано и позволяет там работать в любое время суток. Идя впереди министра, я вывел наверх всю аудиторию прямо к макету. Макет и крупномасштабная карта вызвали всеобщее одобрение. Огромная крупномасштабная карта (50-тысячная, то есть в 1 см — 5 км), с нанесенным на ней решением командующего фронта, стояла перпендикулярно макету местности. На макете местности была выложена условными обозначениями та же обстановка, что и на карте — в «зеркальном» отражении. Это давало возможность лучше видеть все элементы обстановки и принимаемого решения. Повторюсь еще раз, что кроме руководства МО СССР во главе с Д. Ф. Устиновым для участия в маневрах были приглашены все командующие округами и флотами, начальники штабов и ЧВС — начальники политуправлений, а также министры обороны государств-участниц Варшавского договора, Кубы, Монголии и Вьетнама. Это я повторяю потому, что хочу подчеркнуть — приглашенными были профессионалы в вопросах проведения [312] современных операций и их, как говорят, «на мякине не проведешь». Кроме того, среди приглашенных были министры, представлявшие оборонную промышленность.

Порядок работы был утвержден такой: сначала доклады начальников и командующих родами войск, служб (начальник разведки, оперативного управления, командующий родами войск и армией, командующий ПВО), потом заместители командующего фронтом по вооружению, тылу с предложениями, затем доклады своих предложений и решений командующих армий, в том числе и воздушной, доклад решения командующего 1-м флотом «Южных» и завершающий — доклад решения на оборонительную операцию командующим фронтом. Больше всего я волновался за доклад командарма генерала Ю. Петрова, но он доложил четко, со знанием дела. Множественные тренировки и занятия сделали свое доброе дело. На все вопросы руководства маневрами заслушиваемые отвечали со знанием дела. Все их предложения были мною учтены при докладе замысла и решения на проведение оборонительной операции. После нескольких уточнений со стороны начальника Генерального штаба решение командующего [313] фронтом было утверждено министром обороны. Впоследствии на этом материале Генеральным штабом был создан секретный учебный фильм для использования при обучении оперативной подготовке слушателей академии Генштаба и других академий.

Следующим пунктом работы руководства было ознакомление с объединенным командным пунктом ВВС и ПВО фронта, который, как элемент фронтового КП, находился в 8 км от него. Во время перемещения на автобусах на ОКП ВВС и ПВО генерал И. Н. Шкадов сказал мне: «А Петров-то (командующий 11-й гвардейской армией) совсем неплохо справился со своей задачей». В ответ на это я сказал: «А сколько мне стоило трудов и дополнительных с ним занятий?». На что Иван Николаевич ответил: «На то Вы и начальник, чтобы учить подчиненного», — с чем я был полностью согласен.

ОКП ВВС и ПВО представляли командующий воздушной армией генерал-лейтенант П. Масалитин и командующий ПВО фронта (округа) генерал-лейтенант М. Черненко. Для показа работы ОКП в динамике [314] руководством маневров во время осмотра была поднята авиация «противника», что было немедленно обнаружено. Старшим на ОКП были немедленно отданы распоряжения на поднятие авиации для перехвата «противника», а также команды средствам поражения — зенитно-ракетным частям. Все действия отражались на специальных табло, что облегчало работу расчетов ОКП и позволяло наглядно наблюдать за результатами такого единого управления истребительной авиацией и ЗРВ. Эта идея МСС Н. В. Огаркова — создания ОКП ВВС и ПВО — здесь впервые была практически опробована (имею в виду и в ходе дальнейших боевых действий) и среди большинства участников нашла одобрение. Даже Главком ПВО страны главный маршал авиации А. Н. Колдунов тогда вынужден был согласиться, что такое единое управление — более целесообразно. Хотя и до этих маневров, и много позже Александр Николаевич выступал против объединенных командных пунктов ВВС и ПВО, то есть против централизации управления силами и средствами при организации противовоздушной обороны в масштабах и границах военных округов.

9 сентября начался этап боевых действий. Первые два дня этого этапа (9 и 10 сентября) все внимание руководства было сосредоточено, в основном, на действиях «Северных». Там осуществлялся прорыв обороны с боевой стрельбой из всех видов оружия, бомбометанием авиации по участку местности, оборудованному траншеями, окопами, укрытиями, в которых стояли мишени, обозначавшие живую силу, вооружение и технику обороняющихся. Наша, «Южная» сторона отрабатывала вопросы удержания позиций и рубежей с целью недопущения прорыва «противником» главной полосы обороны.

Утром 10 сентября я с группой своих офицеров вылетел из Белоруссии в Калининград. Необходимо было проверить готовность наших войск к борьбе с морским и воздушным десантами «Северных» на территории Земландского полуострова. Кроме этого, еще две дивизии округа начали практические действия: 3-я мотострелковая дивизия начала погрузку на десантные корабли в районе Клайпеды, а 1-я танковая выдвигалась с Добровольского полигона на предполагаемый рубеж ввода в бой для участия в нанесении фронтового контрудара. В течение первой половины дня мы с генералом П. Масалитиным и командующим ВДВ генералом Д. С. Сухоруковым еще раз проверили районы высадки тактических десантов и оперативного десанта в составе воздушно-десантной дивизии на аэродром Дунаевка. Вторую [315] половину дня я провел, работая с командующим Балтийским флотом адмиралом И. Капитанцем, на участке высадки морского десанта. В полосе возможной высадки морского десанта «Северных» завершала подготовку к противодесантной обороне 1-я мотострелковая дивизия: командир дивизии полковник Шаповалов доложил, что осталось только поставить противодесантные минные заграждения в прибрежных водах. Эту работу вместе с моряками дивизия завершит в ночь перед ожидаемой высадкой.

По замыслу маневров в 11 часов утра 11 сентября должны начать выброску и высадку воздушные десанты. Самый большой — в составе дивизии ВДВ — планировалось высадить на аэродромах Калининградской области после их захвата. В частности, силами Прибалтийского округа были подготовлены аэродром Дунаевка (в 50 км от Калининграда) и смотровые площадки для руководства и приглашенных. На меня была возложена задача и доставка приглашенных к месту высадки воздушного десанта и обеспечение самой высадки. Таким образом, я «воевал» как бы сам против себя: оперативный десант высаживается со стороны и в интересах «Северных» в глубине обороны «Южных», а руководитель этой высадки — командующий фронтом «Южных» — в морском десанте идет вместе с бригадой морской пехоты, дивизии Прибалтийского округа, а высаживается в интересах «Северных» и действует против 1-й дивизии «Южных» (ПрибВО). Этими действиями руковожу тоже я, совместно с адмиралом И. М. Капитанцем. Для пояснения читателю скажу: сделано это было потому, что действия десантов проводились на территории Прибалтийского военного округа — поэтому задача по руководству их действиями и была возложена на меня. Руководство и приглашенные в Калининград прибывали рано утром 11 сентября. Министр обороны, начальник Генерального штаба и оперативная группа штаба руководства — самолетами; все остальные под руководством маршала В. Г. Куликова — спецпоездом.

Утром с моря нагнало туман, видимость почти нулевая. Первыми мы встретили прибывших поездом. Затем я поехал машинами на аэродром флота Чкаловский (в 3–5 км от Калининграда) встречать министра обороны и начальника Генерального штаба. Ехал и переживал: посадят самолеты руководства или нет. К счастью, несмотря на сильный туман, посадили оба самолета. Д. Ф. Устинов пригласил меня к себе в машину и по дороге на аэродром Дунаевка примерно [316] в 50 км (он был по погодным условиям закрыт) министр, с тревогой поглядывая на густой туман, спрашивал: что будем делать, если туман не разойдется? Я старался успокоить Д. Ф. Устинова тем, что погода в целом хорошая, а туман к 11.00–12.00 поднимется и разойдется. В Прибалтике такая погода почти постоянно. На смотровой площадке в стороне от аэродрома к тому времени собрались все приглашенные. С разрешения министра обороны начальник Генерального штаба Н. В. Огарков ввел присутствующих в оперативную обстановку, сложившуюся на ТВД к этому моменту. Мы же с командующим ВДВ генералом Д. С. Сухоруковым и командующим военно-транспортной авиацией генералом Волковым тревожно советовались, что делать — десант уже в воздухе, а погоды нет.

Время неумолимо приближалось к 11 часам, а туман только чуть-чуть начал рассеиваться. Волнуется маршал Огарков, волнуется министр, волнуемся мы все. По площадке ходим втроем: Сухоруков, Волков и я. Наконец Волков говорит: авиация в 3-х минутах подлета, что будем делать, высаживать десант или возвращать? Единогласно решаем — высаживать! Подхожу к министру обороны. В это время [317] Д. Ф. Устинов, поглядывая на часы, спрашивает Главкома ВВС П. С. Кутахова — что будем делать? Надо сказать, что главный маршал авиации П. С. Кутахов на маневры попал прямо из отпуска, на тренировках не был и не совсем «врос» в обстановку. Павел Степанович отвечает министру: «Даю команду: десант вернуть!». В разговор вмешиваюсь я и говорю: «Товарищ министр, первый эшелон воздушного десанта над нашими головами. Выброска началась точно в назначенное время».

И действительно, через две-три минуты все участники услышали все усиливающуюся стрельбу из автоматического оружия в воздухе. Самих десантников сквозь туман мы еле-еле различали, но вспышки от выстрелов были отчетливо видны. То была группы захвата, высаживаемая парашютным способом для овладения аэродромом. Ведя яростный огонь, десантники все приближались к земле. Сразу после приземления, едва погасив парашют, каждый солдат мгновенно вступал в бой с охраной аэродрома. Вскоре аэродром был полностью захвачен, и десантники заняли позицию для обороны по его периметру. Через несколько десятков минут подошли основные силы десанта. Из-за [318] тумана не было видно самолетов, только был слышен над нашими головами их грозный рокот. И вот одна за другой огромные машины начали выскакивать из тумана и, если можно так сказать, прямо плюхались на взлетно-посадочную полосу. Машины, гася скорость движения по полосе, открывали задние аппарели, и оттуда на ходу выскакивали десантники, выводили БМД (боевые машины десанта) и другую технику. Самолеты же, не задерживаясь ни на минуту, по второй полосе взмывали в воздух. Мы все, и я, в частности, с замиранием сердца смотрели на эту картину. Конечно, высадка посадочным способом была большим риском. Но обученность и смелость летчиков и десантников вызывали чувства восхищения и гордости. Пока в стране есть такие воины — она непобедима! Туман к 12 часам, действительно, поднялся, и со смотровой площадки была хорошо видна картина боя десанта с атакующим его танковым полком и противотанковым дивизионом «Южных». Общая картина боевых действий на этом этапе была весьма положительна. Об этом сказали нам министр обороны, а также ряд командующих округами. Ко мне подошел генерал армии Войцех Ярузельский и тоже высоко оценил действия войск. Он в то время уже был председателем правительства Польши и одновременно министром обороны. Мы были знакомы еще по моей прежней службе в Северной группе войск — тогда он был только министром обороны.

Закончился этот день общим товарищеским обедом в полевых условиях. Приглашенные ближе к вечеру выехали в Калининград для ночевки в своем поезде, а мы перебрались на полигон Балтийского флота — в район Хмелевки. Вспомогательный пункт фронта функционировал полностью. Старший на ВКП — первый заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант А. Иванов — доложил о характере боевых действий в полосе фронта и, в частности, о том, что десант «Северных» по данным разведки завершает посадку и погрузку и с наступлением темноты следует ожидать их выхода в море. 1-я дивизия полностью завершила все оборонительные работы.

Утро следующего дня выдалось тихим и солнечным. Аудитория собралась на смотровой площадке. Николай Васильевич вновь довел до присутствующих оперативную обстановку, которая существенно изменилась. «Северные» прорвали оборону «Южных» и для развития дальнейшего наступления активно выбрасывают и высаживают десант, чтобы сковать действия «Южных». «Южные» упорной обороной пытаются не допустить дальнейшего развития наступления «Северных [319] «, выдвигая из глубины резервы, силою до армейского корпуса, с целью нанесения контрудара. Одновременно 1-й флот «Южных» пытается блокировать районы посадки морского десанта на кораблях и уничтожить их на переходе морем. Вскоре после доклада начальника Генерального штаба появилась авиация «Северных», которая начала наносить бомбо-штурмовые удары (с имитацией взрывов) по частям 1-й мотострелковой дивизии «Южных». За авиацией появились вертолеты с воздушным десантом, который высадился в глубине противодесантной обороны 1-й дивизии. На горизонте показались корабли огневой поддержки морского десанта, а затем и сам десант. Корабли огневой поддержки еще с дальних дистанций начали обработку участков высадки десанта с целью подавления живой силы и огневых средств обороняющихся. К берегу подходила первая волна десанта — бригада морской пехоты на МДК и кораблях на воздушной подушке. За ними подошли БДК и СДК (средние десантные корабли) с 3-й мотострелковой дивизией. Вся плавающая техника бригады и дивизии — плавающие танки ПТ-76, боевые машины пехоты (БМП), бронетранспортеры (БТР-60ПБ), ПТС (плавающие транспортеры) — с живой силой и вооружением, ведя ожесточенный огонь на плаву, волна за волной накатывали на берег. Во всей полосе противодесантной обороны 1-я мотострелковая дивизия упорной обороной и контратакой своего танкового полка пыталась не допустить соединения десантов. В целом, личный состав десанта и обороняющихся действовал смело, решительно. В ходе завершения высадки министр обороны приказал вызвать к нему командира 3-й дивизии и командира бригады морской пехоты, действовавших в морском десанте.

Вскоре генерал В. А. Щукин и полковник В. Говоров (до этого назначения командовал одним из полков ПрибВО) докладывали обстановку маршалу Д. Ф. Устинову. Оба рослые, подтянутые — они производили отличное впечатление. Доложив свои задачи и то, что реальных потерь личного состава и техники нет, они убыли руководить своими частями. Руководство маневров осталось довольно действиями войск и штабов. В течение суток еще продолжались активные действия на территории Земландского полуострова.

Завершением этих неординарных маневров, которые можно смело назвать последними маневрами уходящего XX века, был их разбор и смотр войск. Полевой смотр войск проводился в Белоруссии на Минском полигоне. На смотр привлекались дивизии Белорусского, [320] Прибалтийского и Прикарпатского округов. Наш округ представляла 40-я танковая дивизия.

Рано утром 13 сентября все мы были на указанном полигоне. Войска выстроены в походные колонну: и занимали огромное пространство по фронту и в глубину. На смотровой площадке собрались руководство маневров, правительства Белоруссии и Литвы, министры обороны стран-союзников, министры оборонной промышленности, главные конструкторы, командующие, начальники штабов и члены ВС округов и флотов ВС СССР. Нам троим: генералу армии Е. Ф. Ивановскому (командующий БВО), мне (командующий войсками ПрибВО) и адмиралу И. М. Капитанцу (командующий Балтийским флотом) — выпала честь возглавить колонны войск-участников смотра. В назначенное время началось прохождение. На трех бронетранспортерах: справа — генерал Ивановский, в центре — я, слева — адмирал Капитанец, — стоя в башнях рядом со знаменщиками, державшими знамена округов и флота, мы проходили мимо площадки. За нами, могуче урча двигателями, шла огромная масса танков, БМП, БТР и САУ. После прохода площадки нас пригласили на трибуну (площадку). Министр обороны поставил нас рядом с собой. Перед нами, сколько виделось глазу, двигалась огромная масса бронированных машин. Это было захватывающее действие. Казалось, дай команду, и эта громада дойдет не только до Рейна, но и до Ла-Манша и Пиренеев, и ничто ее не сможет остановить. Такова была в то время Советская Армия, которой гордился каждый гражданин нашего государства и с которой очень считались наши потенциальные противники. В этом была заслуга и нашего правительства, и всего нашего советского народа.

Так закончились эти последние маневры уходящего века. Какие же цели имели они своим проведением? Видимо, главной целью являлась проверка основных положений, только что вышедших Основ подготовки и ведения операций Вооруженными Силами СССР. Для этого и был приглашен весь руководящий состав армии и флота. Кроме того, ставилось целью найти наиболее эффективные возможности и способы вооруженной борьбы с учетом значительного обновления вооружения и боевой техники (в ракетных войсках, новые танки, новые самолеты фронтовой авиации и т. д.). Безусловно, одной из целей являлось дать возможность и практику командующим и штабам в подготовке и проведении современных операций на Западном [321] (основном) театре военных действий, а войскам дать практическую возможность действовать в сложной боевой обстановке на суше, в воздухе и на море.

Думаю, что была еще одна, не афишируемая цель. Неспроста у самых границ с Польшей сосредотачивались войска, высаживались воздушные десанты, корабли Балтийского флота демонстрировали свои возможности. Думается, что лидерам «Солидарности» и их заокеанским подстрекателям был дан наглядный урок — силы Варшавского договора начеку и всегда готовы оказать помощь братской Польше. Кстати, во время этих маневров активность «Солидарности» значительно снизилась.

В разборе, проводимом министром обороны и Генеральным штабом, был сделан вывод: штабы и войска с поставленными задачами справились. Основные цели прошедших маневров — достигнуты. На этом можно было ставить точку. Нам предстояло организованно развезти огромную массу личного состава и техники по местам постоянной дислокации. Через неделю в войсках округа продолжились плановые занятия, в том числе и по постановке техники и вооружения на хранение.

В конце сентября в Латвию на отдых приехал член Политбюро ЦК КПСС Арвид Янович Пельше. Разместили его в одной из здравниц Юрмалы. Однажды мне позвонил Август Эдуардович Восс (первый секретарь ЦК КП Латвии) и сказал, что Арвид Янович приглашает руководителей республики и командующего войсками округа на товарищеский обед.

Поехали небольшой группой: А. Э. Восс, Ю. Я. Рубэн (председатель Совета Министров Латвии, П. Я. Страутманис (председатель Верховного Совета Латвии, В. И. Дмитриев (второй секретарь ЦК КПЛ) и я. Арвид Янович Пельше встретил нас очень хорошо. В длительном разговоре он рассказал нам о положении дел в государстве, о намерениях ЦК и правительства по дальнейшему укреплению политических и экономических связей с нашими союзниками, в первую очередь, со странами-участницами Варшавского договора. В ходе беседы о состоянии дел в Латвии Арвид Янович спросил меня, как складываются отношения воинов округа с населением республики. Я ответил, что отношения хорошие, деловые, никаких трений нет. Наоборот, когда возникает необходимость, воины округа помогают населению, предприятиям, колхозам и совхозам республики. Равно как и руководство, [322] и трудящиеся не оставляют наших воинов без внимания. Многие предприятия шефствуют над воинскими частями, правительство отводит земельные участки под строительство жилых домов для офицеров и прапорщиков и по мере сил помогает в выделении квартир в городах, где стоят небольшие гарнизоны и не ведется строительство силами округа. Разговор постепенно перешел к только что завершившимся маневрам. Я подробно рассказал присутствующим, какие задачи решали войска округа и как они были выполнены. В конце беседы А. Я. Пельше сказал нам, что есть решение Политбюро ЦК КПСС и советского правительства о представлении большой группы отличившихся на маневрах офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат к государственным наградам. Действительно, в октябре был подписан указ Верховного Совета СССР о награждении ряда участников маневров «Запад-81» орденами и медалями СССР. В частности, в Прибалтийском военном округе по этому указу было награждено около 1400 воинов-прибалтийцев. Основная часть награжденных состояла из солдат и сержантов срочной службы. Конечно, были награждены и многие офицеры. Списки на награждение представлялись [323] по инстанции: от командира части в дивизию, затем в армию (или корпус). Обобщались представления в округе, после чего отправлялись в Главное управление кадров МО СССР. Не обошлось в этом государственном акте без накладок со стороны ГУК МО. Так, я представил среди прочих к награждению орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» начальника тыла округа генерал-лейтенанта А. Д. Ткачева. Отличный офицер, рачительный хозяин, он держал тыловое обеспечение войск округа всегда в полном порядке. В частях никогда не было перебоев с питанием, обмундирование выдавалось полностью и в положенные сроки, вся техника заправлялась необходимым топливом, материальные запасы соответствовали установленным нормам. Алексей Данилович закончил Великую Отечественную в должности командира танковой роты. Дважды горел в танке, за мужество, проявленное в боях, имел несколько боевых наград, среди которых было три ордена «Красная Звезда». В послевоенный период за выслугу лет (за безупречную службу) был награжден четвертым орденом «Красная Звезда». И вот, получив указ о награждении воинов округа, мы прочитали, что начальник тыла округа генерал А. Д. Ткачев награжден... орденом «Красная Звезда». Так, в результате или халатности, или пренебрежительного отношения работников Главного управления кадров к представлениям, поступившим из округа, человек вместо ордена «За службу Родине в ВС СССР» получил пятый орден «Красная Звезда». Для него это больше огорчение, чем радость, хотя людей, награжденных пятью орденами «Красная Звезда», в стране всего несколько человек. В целом же, мы все были горды наградами Родины. В это же время вышел на широкий экран страны документальный фильм «Такой солдат непобедим» о маневрах «Запад-81». В Москве и ряде других городов демонстрировались в газетных и специальных витринах фотографии различных эпизодов этих маневров. Все это усиливало авторитет армии и прибавляло народной любви к ней. Сейчас же, в начала XXI века, армию поливают грязью все кому не лень, не желая понимать, что армия — это часть нашего общества. Каково общество — таковы и его Вооруженные Силы. Если в обществе правит не разум, а «Калаш» (автомат Калашникова), если правит не закон, а деньги, то что же можно ожидать от армии такого государства. Конечно же, и мордобой, и воровство, и уклонение от службы, и дезертирство. Есть в современных Вооруженных Силах немало и хорошего: прекрасные офицеры, несущие службу в Заполярье, [324] Забайкалье, на Кавказе с достоинством, честью, получая за это гроши от государства и общества. Если командир атомного подводного крейсера — властелин мира — получает чуть больше водителя московского автобуса, а лейтенант получает меньше разносчика газет, то что же корить такую армию. Люди служат, отстаивая и храня честь Родины, честь России, зачастую отдавая за это свои молодые жизни. Обществу надо бы поклониться им в ноги, а оно клевещет на них, выбирая самые омерзительные примеры. Давно пора пересмотреть отношение к армии. Если мы хотим, чтоб призывников не ловили с помощью милиции, чтобы солдаты и офицеры гордились своей службой в армии, а матери не боялись за своих сыновей, отправляя их служить Родине, надо обеспечить эту армию всем необходимым: питанием, обмундированием (которое сейчас не выдают годами), вооружением и проявлением любви народа к ней. А для этого популяризировать лучших людей, воинские коллективы, их возможности и достижения. Надо отойти от практики очернительства, перейдя к практической заботе о воспитании, обучении и обеспечении армии всем необходимым. И тогда наш солдат станет непобедим. Но это только пожелания ветерана, отдавшего службе в армии почти полвека и всегда гордившегося тем, что он солдат своей Родины. Итак, маневры прошли и округ жил уже другими заботами.

Ушли многие товарищи по службе в другие округа и группы. Ушел в Афганистан начальник тыла А. Д. Ткачев, пришел новый ЧВС начальник политуправления округа, сменился начальник разведывательного управления штаба округа, начальник войск связи. Ушел на повышение и командующий 11-й гвардейской армии генерал Ю. Петров — начальником штаба Сибирского округа. Такова судьба профессиональных военных. Никогда не знаешь, что тебя ждет завтра или через месяц. Многими заменами я был доволен. Начальником связи пришел энтузиаст своего дела полковник Федоров (впоследствии получивший звание генерала). Вместо Ю. Петрова командующим 11-й гвардейской армией пришел генерал В. Платов — хороший организатор и требовательный командир. Но особое удовлетворение я испытывал в связи с заменой члена Военного совета, начальника политуправления округа. Бывший член совета генерал-полковник И. А. Губин страдал стенокардией (через два года от этого и умер). Но по протекции начальника Главного политического управления СА и ВМФ генерала армии Епишева был назначен на равнозначную должность [325] в Группу советских войск в Германии (ГСВГ). А член Военного совета ГСВГ генерал-полковник И. С. Медников пришел в округ вместо И. А. Губина. Для округа это была полезная замена. Иван Семенович Медников буквально вникал во все стороны жизни и деятельности войск округа. Он резко пресекал тех политработников, которые пытались выделиться из общей офицерской среды, заявляя, что они — представители партии. Иван Семенович всегда поддерживал требовательных командиров и начальников, часто бывал в ротах и батареях и знал не понаслышке положение дел в округе. Заменялись и другие генералы и офицеры. Большую пользу округу принес пришедший на должность заместителя командующего по строительству и расквартированию полковник (впоследствии генерал) О. А. Байков. Великолепный специалист, человек чести и дела, он многое сделал для обустройства войск округа. За свою добросовестную работу он получил высшую оценку — звание Героя Социалистического Труда. Менялись генералы и офицеры и ниже рангом. Ушел в Афганистан командир 1-й дивизии полковник Шаповалов, заменился командир 1-й танковой дивизии генерал-майор Арянин и многие другие.

В начале декабря позвонил начальник Генерального штаба Н. В. Огарков и сообщил, что министр обороны разрешил мне с 5 декабря пойти в отпуск. Николай Васильевич посоветовал проводить отпуск где-нибудь под Москвой, так как обстановка в Польше опять начала накаляться. Там только что закончил работу 1-й съезд «Солидарности», который принял решение часть государственных функций взять на себя. Например, предлагалась модель «самоуправляющейся демократической Польши», основу экономической системы которой должны были составлять предприятия, управляемые рабочими советами и директорами, выбираемыми на конкурсной основе. Безусловно, решения и документы, принятые съездом «Солидарности», были направлены на подрыв конституционных основ Польской Народной Республики. По стране вновь прокатилась волна забастовок и акций протеста против существующего строя.

5 декабря вдвоем с женой мы выехали в санаторий «Архангельское», расположенный в 15–20 км от Москвы. В этот санаторий МО СССР мы ездили почти ежегодно и были очень довольны размещением в одном из корпусов, возможностью отдохнуть, плавая в прекрасном бассейне, и, конечно же, подлечить кое-какие свои болячки. Намеривались мы провести здесь полный срок путевки, то есть 24 суток. [326] Однако числа 8–9 декабря мне в номер позвонил заместитель начальника Главного оперативного управления ГШ (ГОУ) генерал Г. А. Бурутин и сообщил, что на вторую половину дня меня вызывает начальник Генерального штаба. Я ответил, что готов приехать, но только в гражданской одежде, так как военное обмундирование не взял (урок на будущее). Тот ответил, что начальник Генштаба разрешил приехать в любой форме одежды. Вечером я был у маршала Огаркова, который довел до меня изменения в политической обстановке в Польше. Николай Васильевич сказал, что в ближайшее время ожидается введение в ПНР военного положения. Вследствие этого необходимо в ГОУ уточнить некоторые ранее разработанные документы. Через 2–3 дня был вызван начальник штаба округа с некоторыми расчетами и картами, которые мы опять уточняли в ГОУ ГШ. Наконец, в ночь с 12 на 13 декабря руководство ПНР ввело в стране военное положение, по которому вся полнота власти переходила к созданному Военному совету национального спасения под председательством генерала Войцеха Ярузельского. В ряде крупных городов вводился комендантский час, военное патрулирование. Деятельность профсоюза «Солидарность» запрещалась, большинство ее руководителей были арестованы и интернированы (Л. Валенса, Я. Гвязда, З. Буяк и др). Я понял, что с этого дня мое место не в «Архангельском», а в округе. Получив разрешение у министра обороны продолжить отпуск в границах округа, 15 декабря мы вернулись в Ригу. Опять начали готовить наши соединения к возможному участию в оказании помощи братской Польше. Вновь были загружены в боевые машины и на транспорт боеприпасы и материальные средства. Штаб округа провел несколько тренировок с подчиненными штабами по управлению войсками в ходе их выдвижения.

Войска занимались плановой боевой учебой, проводились занятия по вопросам боевой готовности. Подобные занятия дважды в год (с началом зимнего и летнего периодов обучения) проводились во всех Вооруженных Силах страны с тем, чтобы прибывающее молодое пополнение, офицеры и прапорщики по замене и из вузов смогли освоить свои функциональные обязанности.

Жизнь шла своим чередом. Единая система управления силами и средствами ПВО (ЗРВ, РТВ и истребительная авиация) в границах округа прочно вошла в жизнедеятельность войск. В один из воскресных дней января 1982 года я находился в Юрмале. Звонит по ВЧ командующий [327] ПВО округа генерал М. Черненко и обеспокоенно докладывает: «Со стороны Дании, точнее — острова Борнхольм (территориальная принадлежность Дании), через Балтийское море на разных высотах в сторону Латвии движутся воздушные шары большого диаметра (в несколько метров). Их хорошо видят средства радиолокационных станций ПВО округа». Приказываю продолжать проводку целей и с заходом их в воздушное пространство СССР принять меры к их посадке или уничтожению. Докладываю обстановку на центральный командный пункт ПВО страны (ЦКП ПВО) главному маршалу авиации А. Н. Колдунову. Александр Николаевич одобряет принимаемые в округе меры. Шары в эти сутки мы так и не остановили, и не сбили. Они ушли (по направлению ветра) за пределы границ округа. В последующие дни, недели и месяцы мы безуспешно боролись с этими шарами, которые ежесуточно десятками пересекали воздушное пространство округа. Были созданы специальные команды «охотников» на вертолетах, но результат почти нулевой. Как уже говорилось, шары хорошо просматривались локаторами РЛС с земли, но приборы истребительной авиации, поднимаемой на их уничтожение, шаров не обнаруживали. Поднимаемые вертолеты со снайперами на борту по наводке с земли подходили к целям, но от движения воздуха, поднимаемого винтами вертолетов, шары мгновенно отбрасывались в разные стороны. Поразить такие цели с борта вертолета не удавалось. Правда, за всю историю этого «шародвижения» были все-таки сбиты два таких шара — один у нас над Литвой, второй в районе Казахстана.

По поручению министра обороны была создана специальная группа, в которую входили и ученые, занимавшаяся этой проблемой. Единственно, что нам достоверно удалось установить, что шары неуправляемые, движущиеся по направлению и со скоростью дующего ветра в том или ином районе воздушного пространства. Все шары имели на себе примерно 2–3-метровую ленту из фольги. Больше на шарах ничего и никого не было. Шары шли несколько месяцев, и все это время силы и средства ПВО округа и частично ЛенВО и МВО пытались вести с ними борьбу. Через определенное время шары столь же внезапно прекратили свои полеты. Какова цель запуска этих шаров со стороны нашего потенциального противника, так и осталось неизвестно. То ли это делалось с тем, чтобы вскрыть систему противовоздушной обороны приморских округов (ПрибВО и ЛенВО), ибо мы вынуждены были задействовать средства радиолокационной разведки [328] и истребительную авиацию во всей полосе ответственности округа. То ли это делалось для того, чтобы мы как можно больше расходовали ресурс своих РЛС и истребительной авиации. Не исключено, что была какая-то другая цель, которую мы не смогли определить. Для нас в этой «охоте» за шарами было положительно одно — управление всей системой ПВО округа шло с единого, то есть объединенного, КП ВВС и ПВО округа. Мы еще и еще раз убеждались в правильности принятого, по предложению начальника Генерального штаба маршала Н. В. Огаркова, решения о создании в границах округа единой системы управления ПВО.

В конце 1981 года прошел очередной съезд Компартии Латвии, на котором я был избран членом Бюро ЦК КПЛ. Пришлось кроме задач, решаемых войсками округа, заниматься и некоторыми вопросами в интересах трудящихся республики. Состав бюро был интернационален — латыши, белорусы, русские. Здесь я близко познакомился с Б. К. Пуго. Борис Карлович тогда возглавлял Комитет государственной безопасности. Вопросы, по которым пересекались наши служебные функции, всегда решались по государственному и без проволочек. Как человек — он был добрый и отзывчивый товарищ, готовый всегда прийти на помощь. Жаль, что по жизни, кроме как время работы в Латвии, мне не пришлось с ним соприкасаться.

Зима 1982 года в Прибалтике выдалась снежная. По просьбе руководства Латвии и Литвы войска округа оказывали посильную помощь — расчищали автомобильные трассы (автострада Вильнюс — Каунас и др.), завозили корма в лесные угодья, где звери (кабаны, олени, козы) не могли достать подножный корм из-под снега. Одновременно в округе совершенствовалась боевая выучка — шли учения, боевые стрельбы, полеты авиации. В это же время шло большое строительство жилых домов. В округе обеспечение жильем семей военнослужащих было самой острой проблемой. Примерно 10–12 тыс. бесквартирных было постоянно. Дело в том, что военные гарнизоны округа дислоцировались, как правило, в крупных городах: Таллин, Тарту, Рига, Даугавпилс, Вентспилс, Вильнюс, Каунас, Калининград, Черняховск и т. д. Все это были престижные города, и поэтому уезжающие по замене военнослужащие в группы войск за границу — в районы Дальнего Востока, Забайкалья, Крайнего Севера — квартиры бронировали за собой (по постановлению союзного правительства). Кроме того, ежегодно сотни и сотни офицеров и прапорщиков, увольняясь [329] в запас по достижению предельного возраста службы, также оставались в своих квартирах. Приезжающих вместо них офицеров и прапорщиков мы вынуждены были расселять в гостиницах, общежитиях, приспособленных помещениях (учебных классах, бытовых комнатах), а иногда селили и в казармах, освобождая их от военнослужащих срочной службы.

Особенно тяжело решался этот вопрос в Таллине, где часть офицерских семей годами проживали в казарме, и в Калининграде. Калининград был набит военными: штаб 11-й гвардейской армии и две ее развернутые дивизии, артиллерийская дивизия, штаб Балтийского флота, два высших военных училища (одно ВМФ, второе инженерное) и ряд других частей и учреждений. Строительство домов шло тяжело. Руководство области во главе с первым секретарем Н. С. Коноваловым никакой помощи не оказывало, даже наоборот, зачастую затягивало плановую поставку строительных материалов.

Совершенно другая картина была в Литве. Руководство республики — П. П. Гришкявичус и Сонгайло — старалось в меру своих возможностей помочь в обеспечении жильем семей военных. Так, в 40 км от Вильнюса, по решению Генерального штаба, должна была развернуться — на базе хранения техники и вооружения — дивизия кадра численностью 500 человек. По штату в этой дивизии солдат срочной службы почти не было. Основу ее составляли офицеры и прапорщики. Для них надо было строить жилье, по крайней мере, не менее четырех 75-квартирных домов. И первый такой дом был построен в наших интересах силами республики. Таково было отношение в республике к нуждам военных. И сейчас, по прошествии многих лет после развала Советского Союза, когда Прибалтийские республики преобразовались в самостоятельные независимые государства, — самое хорошее отношение к русскоязычному населению в Литве. Корни прошлой крепкой дружбы дают свои плоды.

Поскольку бывший командующий войсками округа долго не освобождал квартиру, которая была в самом центре Риги, я вынужден был жить в Юрмале, на государственной даче. Езда от нее до штаба составляла не более 20 минут, и меня это устраивало. После освобождения квартиры бывшим командующим, руководство республики обратилось ко мне с просьбой — отдать эту квартиру вдове и семье известного латышского писателя В. Лациса (автора книг «Сын рыбака», «К новому берегу», «Буря» и др.) взамен на квартиру в строящемся рядом [330] со штабом округа доме. Квартиру мы поменяли и в полученной сделали небольшую гостиницу штаба для размещения прибывающих в округ высших чинов МО. Надо сказать, что в Риге к этому времени закончили строительство 9-этажной гостиницы «Красная Звезда». На первом ее этаже размещался современный спортивный комплекс с просторным залом для соревнований и игр в баскетбол и волейбол. В зале были оборудованы места для зрителей. Позже здесь часто проводились всеармейские и даже всесоюзные соревнования. Этот этаж был соединен переходом с ранее построенным бассейном. Второй этаж гостиницы был отведен под столовую, небольшое кафе и административные службы. На остальных этажах размещались одно-, двух — и трехкомнатные номера со всеми удобствами. Кроме того, округ сразу после окончания войны взял в аренду несколько дач. Одна из них располагалась в Риге около зоопарка. Часть этой дачи использовалась под детский сад работников штаба округа. Остальные дачи находились в Юрмале, в том числе и так называемая в народе «Дача Баграмяна». Маршал Баграмян восемь лет командовал этим округом и постоянно с семьей проживал на этой даче. Отсюда и такое название. Вообще, эти дачи нас сильно выручали не только с приездом и размещением различных комиссий, но и с размещением некоторых отдыхающих в окружном санатории «Рижское взморье», который находился в окружении этих дачных домиков на одной территории с ними.

В эту зиму мне вновь пришлось заняться некоторыми вопросами из тематики прошедших маневров. Шла съемка документального фильма, точнее, тех элементов маневров, которые киношники по той или иной причине не смогли тогда заснять. Пришлось выводить под городок Адажи некоторую часть штаба округа и демонстрировать его работу в полевых условиях. В ходе самих маневров вводился в сражение со стороны «Северных» корпус — как оперативно-маневренная группа фронта. Это кинорежиссеры также не успели заснять. Почему-то и эти эпизоды с ОМГ поручили демонстрировать нам, то есть Прибалтийскому округу, хотя на маневрах реально действовали в этой роли войска Белорусского военного округа.

В таком напряжении и заботах пролетели зима и весна 1982 года. В 1982 году в республиках, краях и областях страны проходила так называемая «Вахта памяти» — патриотическая акция, имевшая главной целью показать и рассказать молодому поколению о героических буднях нашего народа в годы Великой Отечественной войны. В ней [331] принимали участие видные военачальники: (Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, маршал авиации Е. Я. Савицкий, генералы армии Н. Г. Лященко, И. И. Гусаковский, партийные работники и руководство комсомола. Среди участников были также офицеры, сержанты и рядовые, отличившиеся в боях за Родину.

«Вахта памяти» была рассчитана на продолжительное время (несколько лет). Начало ее работы выпало на Латвию. В мае 1982 года организаторы «Вахты памяти» во главе с маршалом И. X. Баграмяном прибыли в Ригу. Встречали их всенародно и с большим уважением. Латыши хорошо знали И. X. Баграмяна. Он командовал фронтом, освобождавшим Прибалтику от немцев, и восемь лет после окончания войны командовал Прибалтийским округом. Участники «Вахты памяти» посетили многие города Латвии, побывали в воинских гарнизонах, на заводах и в колхозах. Лето этого года ознаменовалось проведением стратегических командно-штабных учений «Центр-82». На него привлекались часть штабов военных округов и групп войск. Наш Прибалтийский, равно как и Белорусский на них не были задействованы. Распоряжением Генерального штаба, я с небольшой оперативной группой офицеров штаба был привлечен на эти учения в качестве посредника при командующем и штабе Прикарпатского военного округа — округом тогда командовал генерал-полковник (впоследствии [332] генерал армии) В. А. Беликов, которого я три года назад менял на Северо-Кавказском округе. В ходе самих учений генерал В. А. Беликов на меня и моих товарищей произвел очень хорошее впечатление. Без суетливости и нервозности он руководил работой штаба при сборе и оценке обстановки, разработке замысла решения при постановке задач подчиненным штабам. При докладе решений на операцию во Франкфурте-на-Одере министр обороны Д. Ф. Устинов и начальник Генерального штаба Н. В. Огарков в лучшую сторону выделили именно генерала В. А. Беликова. В последующем Валерий Александрович успешно работал в должности Главнокомандующего ГСВГ. После завершения этих учений я, согласно графику, в третьей декаде июля ушел в отпуск. Договорившись с командующим Киевским округом генералом армии И. А. Герасимовым о возможности отдохнуть в санатории округа «Жемчужина» или «Ласточкино Гнездо», мы всей семьей отправились на юг, в Крым, к теплому морю. Летние отпуска довольно редко выпадали мне за время службы, поэтому с особым удовольствием мы предавались отдыху. Вскоре подъехал и Иван Александрович Герасимов с семьей (мы дружили семьями в период службы в СГВ и КВО), стало совсем уютно.

По возвращении из отпуска я узнал, что осеннюю годовую проверку войск округа будет проводить первый заместитель МО СССР маршал В. Г. Куликов со своим штабом (штаб Объединенных вооруженных сил Варшавского договора — ШОВС). Хорошо зная по службе в ГСВГ В. Г. Куликова, где он до 1971 года был Главкомом, я понимал, насколько серьезна будет эта проверка. Виктор Георгиевич любил вносить в планы внезапные изменения, подключать части и соединения, которые не значились в программе проверки и т. д. Исходя из этого, следовало готовить все войска округа, а не только те, которые были предусмотрены планом проверки. Наши опасения оправдались с лихвой. С началом проверки к ней подключали все новые части и соединения, не значащиеся в плане. Проверялись, как всегда, 11-я гвардейская армия, воздушная армия, ряд бригад 27-го корпуса и дивизии ПВО и другие части. Не было в плане проверки 107-й и 144-й мотострелковых дивизий и 1-й танковой. Но Виктор Георгиевич не был бы самим собой, если бы все шло по плану. В один из дней, работая в 11-й гвардейской армии, маршал Куликов выразил желание побывать в одном из зенитно-ракетных дивизионов С-300, несущих боевое дежурство. Такой дивизион 27-го корпуса ПВО нес дежурство [333] недалеко от Клайпеды. Вылетели небольшой группой одним вертолетом Ми-8, подойдя на высоте 600–800 м к позиции дивизиона, обошли их несколько раз сверху — осмотрелись. Прилет наш для дивизиона был совершенно неожиданным, но тем не менее командование и боевые расчеты были на местах. Командир дивизиона доложил состав, возможности и боевые задачи дивизиона (три стартовые батареи). Обошли все позиции, поговорили с людьми. На командном пункте дивизиона, ознакомившись с воздушной обстановкой, Виктор Георгиевич неожиданно спросил: «А где у Вас авианаводчик?». При создании единой системы ПВО в округе мы предусмотрели на боевых позициях зенитно-ракетных дивизионов обязательно иметь авианаводчиков от истребительно-авиационных полков. Эти авианаводчики, находясь непосредственно на позициях дежурных дивизионов и держа радиосвязь со своим авиаполком, должны были по указанию командира дивизиона или бригады наводить самолеты на воздушную цель. Убедившись, что авианаводчик на месте, маршал Куликов начал проверять, какая у него связь с авиаполком, какое звено полка несет боевое дежурство в готовности № 1 (четыре самолета ИА), кто — конкретно по званию и фамилии — летчики этого звена и какая у них классность. К чести авианаводчика — старшего лейтенанта, он на все вопросы маршала ответил четко. Тогда Виктор Георгиевич по телефону вышел на этот полк (аэродром Лиерварде) и задал эти же вопросы командиру полка. Ответы командира полка совпали с ответами авианаводчика. Тогда Виктор Георгиевич приказал поднять в зону дежурное звено. Команда была выполнена. Виктор Георгиевич при наборе самолетами высоты, для выхода в зону боевого дежурства, спрашивает одновременно у авианаводчика, находящегося рядом, и командира полка — по телефону: «Какая высота?», — ответы разнятся примерно на 500–800 м. Маршал начинает «закипать»: «Очковтиратели, какое это наведение на цель, если высота в докладах разная». Тогда авианаводчик спокойно объясняет: «Товарищ маршал, я цели веду по экрану и радио и отвечаю вам сразу, как только вы спросите. После этого вы вызываете к телефону командира полка. На это уходит минута-полторы. За это время самолеты, естественно, поднимаются выше, в зависимости от скорости полета!». Наконец, при входе самолетов в зону маршал успокоился, убедившись, что взаимодействие войск ПВО и истребительной авиации организовано и управление ими осуществляется уверенно. [334]

Из дивизиона вылетели в Калининград, откуда должны были самолетом вылететь в Таллин. В. Г. Куликов, находясь в округе, посчитал необходимым представиться руководству всех трех республик и области. Я о прилете маршала заранее известил эстонское правительство. Садясь в самолет, Виктор Георгиевич вдруг говорит: «Летим в Вильнюс». «Как в Вильнюс, — говорю я. — Нас же в Таллине ждут. В Вильнюс мы можем и в другой день прилететь». «Летим в Вильнюс», — повторил В. Г. Куликов. Что было делать? Я оставил своего порученца с задачей переговорить с руководством Эстонии, извиниться, что обстановка изменилась, одновременно позвонить в Вильнюс командиру 107-й дивизии полковнику А. Николаеву и предупредить его о том, что мы летим к нему. Во время полета (не более 40 минут) генерал для поручений В. Аношкин принес маршалу какие-то бумаги на подпись. Я понял — распоряжение на поднятие дивизии по тревоге. Подписав, В. Г. Куликов пододвинул их ко мне — прочесть. Читаю: «...поднять 107 МСД в существующем штате по тревоге и вывести в запасные районы. Личный состав из отпусков, госпиталей и медицинских пунктов не отзывать... Указания на дальнейшие действия дивизии получите в районе сосредоточения. Подпись». Вот и вторая за сутки неожиданность.

Дивизия по плану не должна была подвергаться проверке. Приземлились в аэропорту Вильнюса. У трапа самолета выстроились встречающие: отдельно — группа руководства республики во главе с П. П. Гришкявичусом и особняком, в одношереножном строю — командование дивизии, командиры частей гарнизона, республиканский военком и другие. Во время этой встречи я никак не мог отойти от Куликова, чтобы предупредить командира дивизии о предстоящей задаче, да и чем это могло помочь. Отказавшись от предложения П. П. Гришкявичуса вместе отобедать, Виктор Георгиевич попросил эту встречу перенести на вечер. После этого короткого знакомства мы разъехались.

В штабе дивизии уже были собраны офицеры отделов и служб, командиры частей и ряд других начальников. Полковник А. Николаев начал доклад о состоянии боевой готовности частей дивизии. Надо заметить, что к началу доклада в дивизию прибыла большая группа генералов и офицеров ШОВС, видимо, заранее получившая задачу от маршала. Выслушав доклад командира дивизии и нескольких других начальников, В. Г. Куликов приказал вручить распоряжение. Командир дивизии, назначенный на эту должность полгода назад (до этого он был начальником штаба 26-й дивизии), не растерялся. Моментально, [335] через оперативного дежурного объявил дивизии тревогу и уточнил задачи по выходу из военных городков командирам частей. С разрешения маршала полковник Николаев со штабом переместился на пункт управления (ПУ), находившийся на территории штаба в заглубленном бункере. К этому времени подоспел с небольшой группой офицеров и мой офицер для поручений — подполковник Николай Гущин, которого я оставил в Калининграде.

Поскольку дивизия, за исключением танкового полка, вся стояла в центре города в одном военном городке, то выход частей осуществлялся через восемь ворот. Самое сложное — это пройти через огромный город большому количеству разнообразной военной техники. В. Г. Куликов, убедившись, что вся военная техника и личный состав в установленное время покинули свои военные городки, предложил мне поехать вместе с ним в ЦК Компартии Литвы. Я попытался отпроситься, чтобы остаться с дивизией, но получил отказ. Во время деловой встречи, а затем и ужина об обстановке меня постоянно информировал Н. Гущин, который держал связь и с А. Николаевым, и со штабом округа.

Примерно часа через два-три, когда все отправились отдыхать (нас расположили в гостинице правительства), я потихоньку оттуда уехал. К этому времени дивизия уже вся втянулась в районы сосредоточения. По поручению маршала один из его генералов вручил командиру дивизии распоряжение на дальнейшие действия. Надо сказать, что и задачи были далеки от тех, которые предстояло решать дивизии в боевой обстановке. В соответствии с этим распоряжением, каждый полк дивизии (включая артиллерийский и зенитно-ракетный) должен был совершить ночной марш на расстояние 200–250 км и занять участки обороны по побережью Балтийского моря. Время было очень ограничено, сгустился туман. Обстановка усложнялась. Полковник Николаев поставил задачи полкам. Решение его я утвердил и посоветовал быстрее высылать регулирование на маршруты и оперативные группы для рекогносцировки полковых участков на побережье и приема войск на себя. Часа в 2 ночи, когда части уже начали выходить из района сосредоточения, позвонил начальник штаба округа из Риги и сообщил, что меня разыскивает маршал В. Г. Куликов. Я попросил связать меня с ним, соединив полевые линии связи с городской телефонной линией. Виктор Георгиевич спросил, где я нахожусь и что делаю. Я доложил о полученном дивизией распоряжении, о принятом решении и о том, что части начали [336] выдвижение. Маршал приказал мне возвращаться. Туман был настолько густой, что на отдельных участках лесной дороги Н. Гущин вынужден был бежать впереди, чтобы водитель мог ориентироваться по нему. Около 6 утра я приехал в гостиницу, успел побриться и связаться с полковником Николаевым (для этого в дивизии взял полевую радиостанцию на автомашине). Части подходили к указанным участкам.

Вскоре вышел В. Г. Куликов, подъехали П. П. Гришкявичус, Сонгайло и другие представители руководства Литвы. За завтраком Виктор Георгиевич доложил им о проделанной работе, о том, где сейчас находится 107-я дивизия, и о том, что он сам сейчас вылетает в Москву на пару дней. С дивизией закончат работу его представители. Поскольку был очень сильный туман, то П. П. Гришкявичус сказал, что аэродром до 10 часов закрыт. Посидев еще немного, выехали на аэродром. На взлетной полосе — «молоко», не видно ни людей, ни самолетов. Прождав еще около часа, В. Г. Куликов принял решение на взлет. Никакие уговоры не помогли. На самом пределе он взлетел. Через несколько часов, когда дивизия выполнила задачу, я тоже вылетел, но в Ригу.

Третьей неожиданностью для нас были незапланированные армейские командно-штабные учения с привлечением на них 1-й танковой дивизии в полном составе. Вернувшись из Москвы, В. Г. Куликов поручил нам разработать и провести армейские КШУ, предусмотрев в них участие танковой дивизии с проведение тактических действий на Добровольском полигоне и форсированием реки Неман. За штаб армии я не беспокоился, новый командующий генерал В. Платов, заменивший Ю. Петрова, хорошо его готовил, да и участие в маневрах «Запад-81» для штаба армии было хорошей школой. Беспокоила 1-я танковая, так как и в ней появился новый командир — полковник В. Безручко. Учения прошли в целом успешно. Командарм и штаб 11-й гвардейской армии действовали уверенно и грамотно. 1-я танковая дивизия, поднятая по тревоге, совершила марш на Добровольский полигон (почти вся дивизия стояла на советско-польской границе в городках Корнево, Мамонов и лишь один мотострелковый полк и штаб дивизии стояли в Калининграде).

С Добровольского полигона начались ее боевые действия по прорыву обороны «противника». Действия шли там в течение двух суток, затем части дивизии устремились, преследуя отходящего «противника», к реке Неман, с целью не дать ему закрепиться на противоположном берегу. За сутки до начала форсирования Немана В. Г. Куликов опять улетел в Москву, руководить проверкой войск остался генерал-полковник [337] Мерешко. Спокойный, рассудительный, он не вмешивался без нужды как в действия руководителя учений (командующего округом), так и в действия войск. Выйдя к исходу дня к р. Неман, части дивизии в течение ночи готовились к форсированию. Разведка уже действовала на противоположном берегу, готовились плавающие средства — ГСП (гусеничные самоходные паромы, ПТС, БМП, танки). Причем часть танков готовилась к форсированию реки по дну. С утра после мощной огневой подготовки первые эшелоны полков на плавающих средствах начали форсирование. С выходом их на противоположный берег начали форсирование по дну реки танки. Одновременно с этим саперы отдельного инженерно-саперного батальона начали наводку моста для переправы (с захватом противоположного берега реки основными силами дивизии, в принципе, идет уже не форсирование, а переправа). По наведенному мосту пошли часть танков, САУ, автомобильная и другая техника.

В это время из Москвы позвонил маршал В. Г. Куликов. Поговорив со мной и генералом Мерешко, поинтересовался, как идет форсирование Немана. Мы доложили, что форсирование в самом разгаре и все идет по плану. Эти учения были финалом всей проверки. После их завершения состоялся общий разбор, который проводил маршал В. Г. Куликов.

Наступила пора завершения учебного года и подготовки к новому.

В Риге среди руководства республики существовала хорошая традиция — праздник 7 ноября, после военного парада и демонстрации трудящихся, отмечать, собираясь вместе. На такие встречи обычно приглашались секретари ЦК КП Латвии, министры правительства, ряд других должностных лиц. От военных приглашались командующий войсками и член Военного совета округа, начальник пограничных войск, старший морской начальник. Все были приглашены с женами. Услуги на этой встрече участниками оплачивались символически. Если не ошибаюсь, где-то 20–30 рублей с пары. В 1982 году этот праздник руководство республики решило провести в Юрмале (курортный городок на взморье в 20–30 минутах езды от Риги). Праздник удался и тем, что в нем приняли участие многие интересные люди. Среди прочих приглашенных были почти все звезды латвийской эстрады. Блистал Р. В. Паулс. Он много аккомпанировал и исполнил несколько песен. В первом перерыве А. Э. Восс представил нас друг другу. Раймонд Паулс оказался очень интересным собеседником. Были и другие встречи и знакомства. Там мы с женой познакомились с супругой [338] Б. К. Пуго, очень интеллигентной и красивой женщиной, работавшей преподавателем в Рижском университете. Среди приглашенных были руководители крупных предприятий Риги — латыши, русские, литовцы, белорусы. Секретарь ЦК, курировавший сельское хозяйство республики, Виталий Александрович Чемм (бывший офицер-фронтовик) познакомил меня с рядом руководителей агропромышленного комплекса. Эта и последующие деловые встречи крепили взаимопонимание и дружбу населения Латвии и воинов-прибалтийцев.

Завершился учебный год, как обычно, подведением итогов во всех Вооруженных Силах страны. Командующие, члены Военных советов, начальники штабов военных округов и флотов, центральный аппарат МО СССР приглашались на подведение итогов, проводимые министром и начальником Генерального штаба. Кроме «разбора полетов», то есть какой округ и флот как действовали в течение года, ставились основные задачи и на следующий. Здесь я узнал, что в будущем, 1983 году округу опять придется участвовать в крупных исследовательских учениях совместно с Балтийском флотом, проводимых Генеральным штабом. Пожалуй, «изюминкой» этих учений должны были стать исследуемые вопросы: во-первых, возможности и способы постепенного раздельного отмобилизования войск и сил (то есть не вся дивизия, полк сразу, а по частям, чтобы достичь скрытности проводимой мобилизации); во-вторых, ведение первых операций в начальном периоде войны с применением сторонами высокоточного оружия. Но до этого еще было далеко. В ближайшее же время необходимо было развертывать подготовительную работу. Первые рекогносцировки Генерального штаба, во главе с начальником ГОУ генералом армии В. И. Варенниковым, показали, что надо хорошо готовить исходное положение войск, отличавшееся от предусмотренного реальными планами. По замыслу этих учений государственная граница условно переносилась, соответственно, штабы и войска должны были также занимать другое положение перед началом «войны» (по учениям). Поскольку предусматривалось первое заслушивание округа (как фронта) в исходном положении на его КП, то следовало оборудовать этот самый КП. На северо-западе от Риги, примерно в 15 км, находился запасной район окружной бригады связи, около хутора Закимюнже (Заячья поляна). Там и надо было готовить месторасположение штаба, то есть КП фронта. Пришлось обратиться к правительству республики с просьбой о дополнительном отводе участка земли в этом районе. Юрий Янович Рубэн [339] (председатель Совета Министров) с пониманием отнесся к решению этого вопроса. Постановление было издано, и мы вскоре развернули там работы. В течение зимы в Закимюнже был построен защищенный КП, углубленный в землю из сборных железобетонных конструкций «Панцирь», это подземное строение было соединено защищенным переходом с построенным наружным зданием КП с большим макетом местности нашего Прибалтийского региона и приграничных государств. Впоследствии (1984–1985 гг.) в этот район была переведена из Риги вся бригада связи.

За месяц до начала учений нам вручили так называемые «учебные оперативные планы», которыми определялся состав сторон, их положение, госграница и другие вопросы. Учения начались с вывода штабов и войск в исходное положение. Вышли штаб округа, штабы 11-й гвардейской армии, воздушной армии, а также привлекаемые для обозначения войск 144-я мотострелковая дивизия (дислокация — Таллин) и 1-я танковая (дислокация — Калининград). Остальные штабы и войска округа отрабатывали задачи, будучи в пунктах постоянной дислокации.

Пока войска занимали исходное положение — 1-я танковая на Добровольском полигоне, 144-я на своем учебном центре (25–30 км от Таллина), — в Закимюнже началось заслушивание по врученному оперативному заданию на организацию оборонительной операции. Как и на «Запад-81», министром обороны были приглашены все главы министерств оборонной промышленности и ряд генеральных и главных конструкторов. Группировкой реально выведенных на учения войск и их действиями руководил Главнокомандующий Сухопутными войсками маршал В. И. Петров.

В течение двух суток штабы и войска отрабатывали вопросы ведения оборонительных действий. После чего был дан частный отбой, проведен тщательный анализ принятых решений и действий войск, которые были возвращены в исходные районы. После этого нам (то есть округу) была вручена другая обстановка, с положением сторон за двое суток до начала войны. По этой обстановке округу (фронту) во взаимодействии с Балтийским флотом предстояло подготовить и провести наступательную операцию с целью срыва нападения противника. Действия планировалось провести на Добровольском полигоне, на полигоне 144-й дивизии в Эстонии и на Дретуньском полигоне (Белоруссия), где должна была вводиться ОМГ — армейский корпус фронта. [340]

После всех заслушиваний и отдачи боевых приказов войскам (в течение двух суток) начались активные действия. Десант от 144-й дивизии на кораблях Балтийского флота вышел в море, 1-я танковая выдвигалась по Добровольскому полигону на указанный рубеж ввода в бой. Все войска действовали под контролем Главкома Сухопутных войск. Таким «контролером» с группой офицеров на Добровольском полигоне был первый заместитель Главкома СВ генерал армии А. М. Майоров. До меня он около восьми лет командовал этим округом и многих генералов и офицеров хорошо знал. Но с командиром 1-й танковой дивизии полковником В. Безручко у него сразу на полигоне не сложились отношения. Виной тому, видимо, был я. После вступления в командование войсками округа в июле 1980 года я начал делать кое-что, не понравившееся бывшему командующему. Уехав из Прибалтики в Афганистан на должность главного военного советника, Александр Михайлович начал комплектовать свой аппарат преимущественно из генералов и офицеров штаба округа. Когда ушло около десятка основных начальников родов войск и управлений (начальник войск связи, начальник инженерных войск, заместитель начальника оперативного управления и другие), я возмутился. Обратившись к начальнику Генерального штаба, я высказал предложение о формировании аппарата советника равномерно от всех военных округов. Видимо, Александру Михайловичу это не очень понравилось. Но не это было главное. В войсках округа на должности начальника штаба полка им. Латышских стрелков в п. Адажи, под Ригой, служил его зять. Молодой офицер, из числа призванных на два года в ряды Вооруженных Сил, пожелал остаться в кадрах. Прослужив несколько лет, стал начальником штаба учебного мотострелкового полка. Единственного полка на округ, выпускающего мотострелков — младших командиров (БМП, БТР), наводчиков орудий и других специалистов. Получил должность — работай, осваивай ее! Но дело пошло по-другому. Недели через две-три после отъезда А. М. Майорова позвонил мне начальник ГУК генерал армии И. Н. Шкадов. В ходе разговора Иван Николаевич сказал, что он и Главком СВ В. И. Петров пообещали А. М. Майорову поставить его зятя командиром этого полка им. Латышских стрелков. Я воспротивился, сказав, что это неправильно — он не потянет учебный полк (около 2000 курсантов), что надо ему еще поработать, набраться опыта. Такой же разговор состоялся еще раз. Я упорствовал. Конечно, это тоже стало известно А. М. Майорову. В конце концов, [341] несколько позже пришлось уступить настойчивым требованиям начальника ГУК и поставить этого офицера на полк. Но не на учебный полк, как они хотели, а на сокращенного состава в Вильнюс, в 107-ю дивизию. Видимо, обида на меня не проходила долгие годы. По прошествии более двадцати лет я все еще считаю, что был прав.

И вот, практические действия 1-й танковой дивизии на Добровольском полигоне. Дивизии предстояло выдвигаться шестью маршрутами по очень заболоченной местности. Еще перед маневрами «Запад-81» силами округа на самом заболоченном участке проделали гати, чтобы обеспечить беспрепятственное движение. При заслушивании доклада решения командира дивизии генерал А. Майоров потребовал в нем кое-что изменить. Полковник В. Безручко отказался это сделать, мотивируя тем, что решение уже утверждено командующим армией и одобрено командующим округа. Последствия такого «непослушания» не замедлили сказаться. В ходе выдвижения дивизии на рубеж ввода в бой она, по «совету» представителя руководства, несколько раз останавливалась, якобы для подтягивания отставших колонн. Этим был нарушен основной принцип выдвижения войск: выравнивание колонн, идущих по нескольким маршрутам, должно осуществляться по передовым, а не по отстающим частям. В результате такой «тягомотины» части дивизии на ряд промежуточных рубежей выходили с опозданием на несколько минут. Об этом я узнал значительно позже — на разборе действий войск, проводимом А. М. Майоровым в Калининграде.

На Дретуньском полигоне (Белоруссия) вводился в сражение армейский корпус Белорусского военного округа — в качестве ОМГ фронта. Мне он был подчинен на период учений чисто формально. Я его не готовил, решение на ввод не утверждал. Все это делалось главным командованием Сухопутных войск, так как оно (ГК) исследовало вопросы применения ОМГ в ходе наступательной операции. Кроме того, при вводе корпуса — ОМГ — в сражение одна из его бригад проводила учения с боевой стрельбой. Но получилось не совсем так, как планировалось. После завершения всей работы на КП фронта в Закимюнже и начала действий на Добровольском полигоне я проводил министра обороны и сопровождающих его на самолет для вылета их в Белоруссию.

Сам же с небольшой группой офицеров (командующий воздушной армией, командующий РВиА, начальник оперативного управления и начальник войск связи) вылетел на вертолете Ми-9 (воздушный командный [342] пункт, оснащенный всеми видами радиосвязи) на Дретуньский полигон. На полигоне маршал В. И. Петров объявил мне, что вводом в сражение ОМГ на этапе боевой стрельбы он поручает руководить мне. Пришлось срочно обговаривать все детали ввода корпуса с его командиром — генералом Чумаковым (будущим министром обороны Республики Беларусь). Договорились, что я докладываю общий замысел, а решение по вводу бригады с боевой стрельбой докладывает он. На всю организацию у нас было 2–3 часа, так как министр обороны самолетом летел в Минск, а уже оттуда вертолетами на полигон. Таким образом, я своим прилетом на вертолете выиграл несколько часов, необходимых для уточнения всех вопросов предстоящего ввода корпуса. По прибытию Д. Ф. Устинова и сопровождающих его лиц я на центральной смотровой вышке полигона доложил замысел решения на ввод корпуса, после чего генерал Чумаков довел до аудитории боевой состав корпуса, его возможности и порядок действий бригады (на этом полигоне) с боевой стрельбой. Д. Ф. Устинов, выслушав наши доклады, утвердил решение и приказал начинать этап боевой стрельбы. Надо заметить, что еще за пару дней до этого я выслал сюда, на Дретунь, оперативную группу округа с полевыми средствами связи. Группу возглавлял первый заместитель начальника штаба округа генерал О. И. Емельяненко, человек решительный, с крепкой деловой хваткой. Прибыв на полигон, О. И. Емельяненко установил надежную связь с КП корпуса, бригады и поддерживающими их средствами — авиацией и артиллерией. Это нам здорово помогло. Мои помощники сразу включились в управление силами и средствами, поддерживающими ввод корпуса. Боевые действия на Дретуньском полигоне начались реальными бомбовыми ударами авиации по опорным пунктам «противника», обозначенным различными мишенями. Затем подключилась артиллерия. Вслед за ними поднялась из траншей и укрытий бригада, атаковавшая передний край «противника» на БМП и танках, не спешиваясь. Наблюдающим боевые действия на полигоне понравились. На этом мои полномочия здесь заканчивались. Корпусу еще предстояло завершить прорыв обороны, форсировать реку и развивать наступление в глубину. Этими действиями вновь руководил Главком Сухопутных войск. В это же время в Калининграде была поднята 1-я мотострелковая дивизия и выведена на восточную окраину Добровольского полигона. Дивизии была поставлена задача — перейти к обороне в полосе полигона Правдинск с целью не допустить ввода в бой 1-й танковой дивизии. Еще около [343] двух суток продолжались боевые действия, после чего был дан общий отбой (объявлен конец учениям).

Думаю, что исследовательские цели этих учений о начальном периоде войны с применение нового высокоточного оружия послужили дальнейшему развитию вопроса о способах подготовки и ведения первых операций на Западном театре военных действий.

Общий разбор проводил Генеральный штаб, разбор с войсками, принимавшими практическое участие, проводили соответствующие руководители видов Вооруженных Сил. Такой разбор с дивизиями 11-й гвардейской армии было поручено Главкомом Сухопутных войск провести генералу армии А. Майорову. В результате этого разбора 1-я мотострелковая дивизия, вообще не готовившаяся к этим учениям, получила хорошую оценку, а 1-я танковая, которая готовилась два месяца — «с задачей не справилась». По докладу представителя руководства было видно, что оценка дивизии явно несправедлива, необоснованна. В ходе разбора я сдерживал себя, стараясь не подавать своим подчиненных примера недовольства. Когда разбор действий дивизии был закончен, А. Н. Майоров обратился ко мне — есть ли у меня вопросы или желание что-то дополнить. Я встал и подал команду: «Товарищи офицеры». Когда все встали, я молча вышел из Дома офицеров, где проводился разбор, и уехал на аэродром. Вскоре подъехал И. С. Медников, который попытался меня убедить проводить представителя руководства. Я ответил на эти уговоры отрицательно, поручив проводы командующему 11-й гвардейской армией генералу В. Платову. Через несколько дней командир дивизии В. Безручко прислал на мое имя рапорт с пояснением всего происшедшего на учениях. Этот рапорт с моими дополнениями был отправлен Главнокомандующему Сухопутными войсками маршалу В. И. Петрову. Кроме того, по телефону я подробно доложил ему причины таких выводов (ни в коем случае не вмешивая в это наши личные отношения). По этому рапорту было проведено расследование, в результате чего оценка, данная дивизии, была отменена. Дивизия была вообще не оценена. Такое за мою долголетнюю службу было единственный раз. Правда в какой-то мере восторжествовала, но командир дивизии В. Безручко так и не получил генеральского звания, хотя волне этого заслуживал.

Вскоре к Октябрьским праздникам вышли Постановление правительства и Указ Верховного Совета СССР о присвоении высших офицерских званий. По этому постановлению звание генерал-майор получили [344] и некоторые офицеры нашего округа: начальник войск связи А. Г. Федоров, командир 144-й мотострелковой дивизии Абрамов и другие. Но фамилии Безручко среди них не было. Указом Верховного Совета СССР получил воинское звание генерал армии и командующий Прикарпатским военным округом В. А. Беликов. Я по телефону искренне поздравил Валерия Александровича с заслуженным повышением в воинском звании и пожелал ему командирского счастья. Через некоторое время позвонил маршал Н. В. Огарков и в ходе разговора поинтересовался — как восприняты в округе Указ и Постановление. Я от имени воинов-прибалтийцев поблагодарил в его лице руководство Министерства обороны за высокую оценку нашего округа. Николай Васильевич спросил, знаю ли о присвоении очередного звания В. А. Беликову (они были раньше сослуживцами — Н. В. Огарков командовал дивизией, в которой В. А. Беликов командовал полком). Я ответил, что уже поздравил Валерия Александровича. Тогда маршал сказал мне буквально следующее: «Вы не обижайтесь, Беликов постарше Вас, воевал. В следующем году это звание получите и Вы». Я еще раз поблагодарил начальника Генерального штаба. Правда, присвоение мне очередного воинского звания затянулось на три длинных года. Но об этом разговор будет несколько позже.

В январе 1984 года в округе планировалось проведение партийной конференции, с докладом на которой должен был выступить член Военного совета округа генерал-полковник Иван Семенович Медников. Мы обстоятельно обсуждали на Военном совете, какие вопросы следует поднять на этой конференции. За несколько дней до ее открытия мне позвонил начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии А. А. Епишев. В разговоре Алексей Алексеевич спросил, не смогу ли я выступить на конференции с докладом. Я ответил, что готов выступить, материалом владею, поскольку готовил его не один И. С. Медников и политуправление округа, но и другие принимали в этом участие, в том числе и я как командующий военным округом. Докладчиком, дальше сказал я, утвержден И. С. Медников. А. А. Епишев, выслушав меня, сказал: «А он будет уволен. К вам в округ к началу работы конференции приедет новый член Военного совета — начальник политуправления — генерал-полковник В. П. Новиков». Василия Петровича Новикова я знал — он работал в должности члена Военного совета, начальника политуправления Дальневосточного округа. Далее я спросил у А. А. Епишева, к чему такая спешка. С И. С. Медниковым никто даже беседы, положенной перед увольнением, не провел. [345]

Епишев ответил, что так сложились обстоятельства, а И. С. Медникова в ближайшее время вызовут в Москву на беседу. Конечно, я был и удивлен, и огорчен. С Иваном Семеновичем мы сработались, служили дружно, взаимно дополняя друг друга по разным вопросам. На него можно было положиться. Я твердо знал, что если он что-то по своей линии докладывал в Москву, в ГПУ СА и ВМФ, то перед этим меня обязательно информировал. Но что было делать? И. С. Медникову шел 66-й год (он 1917 года рождения). Памятуя о том, что «человек, приносящий неприятные вести, сам становится неприятным», я не стал говорить об этом разговоре Ивану Семеновичу. На второй день он сам мне позвонил и сообщил, что его вызывают в Москву. Я поинтересовался, знает ли он, зачем его вызывают? Иван Семенович сказал, что пришла на его имя телефонограмма из политуправления Сухопутных войск. В этой телефонограмме ставилось десятка полтора вопросов, по которым Иван Семенович должен был доложить начальнику политуправления Сухопутных войск генерал-полковнику М. Д. Попкову. Вечером этого же дня поездом Рига — Москва И. С. Медников уехал. Возвратился он через сутки растерянный и злой. Придя ко мне в кабинет, Иван Семенович рассказал, как был принят в столице.

Беседу с И. С. Медниковым на тему предстоящего увольнения провел М. Д. Попков, а А. А. Епишев не соизволил встретиться со старейшим политработником советских Вооруженных Сил, боевым офицером-фронтовиком, прошедшим на военно-политическом поприще все должности, от политрука роты до члена Военного совета — начальника Политуправления ГСВГ и Прибалтийского округа. В этой должности Иван Семенович проработал более десяти лет. Кстати, и в Главном политическом управлении он работал не один год с Епишевым, начальником организационного управления, по сути — начальником штаба ГлавПУР. И такая черная неблагодарность. Я, как мог, пытался успокоить его, говоря, что такой финал неизбежен для каждого кадрового военного. Он соглашался, но недоумевал, почему так по-хамски с ним поступил Епишев, который не один раз с различных партийных трибун призывал всех нас проявлять постоянное внимание и заботу о подчиненных. Самому-то Епишеву (1908 года рождения) шел уже 76-й год, но он не собирался увольняться из армии. Такие черные дни бывают у каждого человека, и здесь главное — устоять, не сломаться. Иван Семенович был человек крепкой породы, и это ему не грозило. Вскоре прибыл в округ новый член Военного [346] совета, а Иван Семенович Медников был выведен за штат и зачислен в распоряжение для последующего увольнения.

Примерно в этот же период, то есть в конце декабря 1983-го и в январе 1984-го шло выдвижение кандидатов на выборы в Верховный Совет СССР. Несколько предприятий и трудящиеся города Резекне (Латвия) вышли с предложением, чтобы я дал свое согласие баллотироваться в избирательном округе Резекне. Такое согласие я дал. Вскоре в республиканской и местной прессе было сообщено, что командующий войсками Прибалтийского военного округа С. И. Постников зарегистрирован кандидатом на выборах в депутаты Верховного Совета СССР. Начались встречи с избирателями — на предприятиях и в учреждениях города. Тогда население (коренное) Латвии относилось к русскоязычным представителям, особенно к военным, вполне доброжелательно. Поэтому все встречи носили деловой, позитивный характер.

В середине января завершила свою работу окружная конференция, в которой принимали участие первые лица всех трех Прибалтийских республик. На следующий день после отъезда делегатов конференции у меня в кабинете раздался звонок телефона ВЧ-связи. День был субботний, время около 10 часов утра. Взяв трубку, услышал голос телефонистки: «Станислав Иванович, Вас просит Минск». Подумалось: зачем я понадобился в субботу командующему Белорусским округом Е. Ф. Ивановскому? Когда Минск ответил обычной фразой: «Будете говорить», — я сказал: «Доброе утро, Евгений Филиппович». В ответ услышал: «Это не Евгений Филиппович». Слышу голос начальника ГУК И. Н. Шкадова. Здороваясь с ним, спросил, что он делает в Минске. Иван Николаевич сказал, что прибыл на конференцию Белорусского военного округа (она шла вслед за нашей). Поговорили о делах, в том числе и о прошедшей у нас конференции. И. Н. Шкадов поинтересовался, кто принял в ней участие из руководства республик. Я подробно ответил на все интересующие его вопросы, в конце разговора Иван Николаевич сказал мне: «В руководстве Министерства обороны сложилось мнение, что Вы засиделись на одном месте». К этому времени я проработал в Прибалтике ровно три с половиной года. «Куда собираться?» — спросил я. «В Забайкалье», — ответил И. Н. Шкадов. Потом, сделав небольшую паузу, сказал: «Это не окончательное решение, это только прикидка». «Иван Николаевич, если начальник Главного управления кадров говорит, то это уже не прикидка. Когда собираться?» — спросил я. [347]

Возвратясь домой, сказал жене: «Хватит, дорогая, приморским воздухом дышать, собирайся в дорогу, в Забайкалье». Нашим женам не привыкать собирать чемоданы и паковать вещи. «Когда?» — задала краткий вопрос Валентина Афанасьевна. «Скоро, мать, скоро. Приобретай теплые вещи, особенно младшей дочери». Младшая дочь Светлана болела у нас с самого детства, получила инвалидность. Я, конечно, мог воспользоваться этим и попросить оставить меня в Прибалтике, но ни мне, ни жене это даже в голову не приходило. От жены я не услышал даже намека на это. Начали потихоньку собираться в дальний путь. Через день позвонил начальник Генерального штаба и, узнав о разговоре с И. Н. Шкадовым, сказал, что Генеральный штаб такое предложение не поддерживает. «Прибалтийский округ, — сказал Николай Васильевич, — не менее важен, чем Забайкальский. Я буду говорить с министром обороны и потом сообщу Вам». Но вместо начальника Генерального штаба позвонил маршал Д. Ф. Устинов. Дмитрий Федорович спросил, как я смотрю на предложение возглавить Забайкальский военный округ. Я ответил: «Товарищ министр, я — солдат. Если требуется меня туда послать — я готов». Министр сказал, что другого ответа не ожидал. И еще сказал, что, как только будет подписано Постановление Совета Министров, надо сразу вылетать. К Генеральному секретарю как к Верховному Главнокомандующему вызовут для представления позже. Думаю, что если и был разговор у Николая Васильевича Огаркова с министром по поводу моего нового назначения, то он только укрепил министра в своем решении. Ибо отношения между ними уже стали к тому времени довольно противоречивыми. И многое, что предлагал начальник Генерального штаба, министром обороны не всегда поддерживалось.

После этого разговора позвонили из ГлавПУ. Какой-то генерал, не помню фамилию, по поручению А. Епишева попросил, чтобы я отозвал свое согласие как кандидат в депутаты от г. Резекне. Это меня возмутило. Я ответил, что никаких отзывов делать не буду. «Вы заварили эту кашу, сами ее и расхлебывайте».

Конечно, о предполагаемом назначении быстро узнали не только мои сослуживцы, но и руководство республик. Все они одобряли мое согласие. Учитывая то, что квартирой в Риге я так и не обзавелся, а жил на госдаче со служебной мебелью, то собирать и сдавать было нечего. Как бывает в таких случаях, я сделал прощальные визиты в Таллин, Вильнюс и Калининград. С латвийским руководством встречались [348] на месте — в Риге. 20 января 1984 года вышло Постановление Совета Министров СССР за № 87 о назначении меня командующим войсками Забайкальского округа. И на этот раз продолжилась устойчивая тенденция — два-три года и смена места службы. Только в Туркестанском военного округе мне пришлось прослужить не пару лет, а более семи, правда, в двух гарнизонах — Казанджик и Небит-Даг.

21 января заместители командующего, начальники родов войск, управлений и служб штаба собрались на прощальный обед. Очень жаль было расставаться с этими замечательными людьми. Что ни человек — то история наших Вооруженных Сил. Вот рядом за столом сидят заместитель по вневойсковой подготовке генерал-лейтенант Петр Васильевич Бутенко и заместитель по гражданской обороне Герой Советского Союза генерал-лейтенант Иван Петрович Кибаль — офицеры фронтовики, воспитавшие не одно поколение защитников своего Отечества. Командующий воздушной армией генерал-лейтенант Петр Николаевич Масалитин — прекрасный человек, отличный летчик и руководитель. Рядом с ним начальник особого отдела округа генерал-майор Яков Лукич Жук — отдавший округу более десяти лет беспокойной службы. С ним мы еще встретимся по службе, чему я буду очень рад.

Каждый из сидящих вложил частицу своей души в развитие округа. Нас связывают и общие успехи округа, и имевшиеся определенные недостатки. За три с половиной года мы совместно преодолели крупнейшие маневры «Запад-81», исследовательские фронтовые учения «Запад-83», инспекционные проверки войск округа. Огромный труд этих людей вложен за эти годы в обустройство округа. И здесь еще раз надо сказать доброе слово в адрес заместителя командующего по строительству и расквартированию войск Героя Социалистического Труда генерал-майора Олега Александровича Байкова. Это усилиями и его аппарата строились жилые дома в округе, хорошели военные городки. Многие и многие мои товарищи по службе заслужили добрую память своими делами. На следующий день, 22 января, я вместе с офицером для поручений подполковником Николаем Михайловичем Гущиным вылетел в Читу. На аэродроме собрались в полном составе члены Бюро ЦК КП Латвии, председатель правительства республики с некоторыми министрами, председатель Президиума Верховного Совета, Военный совет округа, другие начальники родов войск, управлений, служб, в том числе представители Балтийского флота и пограничного округа. Как заведено, выпили по рюмке за успехи в будущем и — на самолет. [349]