III. Альма-матер

Получив отпуск для подготовки к вступительным экзаменам, я неожиданно был отозван в лагеря. Намечались двусторонние полковые тактические учения. Пробыв две недели в поле и вернувшись в Чкалов, я с новой силой взялся за учебники. Командование гарнизона и Дом офицеров оказывали нам в этом посильную помощь. Были организованы подготовительные занятия под руководством преподавателей математики, физики, русского языка и по ряду военных дисциплин. Это нам, абитуриентам, очень помогло при подготовке. В конце июля 1958 года мы отправились в Москву. Из дивизии поехало поступать пять-шесть человек. От нашего полка кроме меня ехал мой хороший и давний товарищ капитан Вениамин Кузнецов, от других — Ю. Сапоженков, С. Семенихин и И. Кабишев. В Москве нас разместили в Хамовнических казармах, находящихся на Большой Чудовке, нынешнем Комсомольском проспекте, недалеко от Крымского моста. Претендентов приехало много, восемь человек на одно место, и поэтому все зубрили даже по ночам, готовили всевозможные шпаргалки, или, как их называли, «шпоры». Были, к сожалению, случаи подсиживания, обмана. Моего товарища Веню Кузнецова постигла беда. На первом экзамене мы писали сочинение. Одному из абитуриентов — не хочу называть его фамилию — экзаменатор делал неоднократные замечания за пользование «шпорой». Наконец терпение кончилось, и он спросил фамилию у провинившегося. Тот назвался капитаном В. Кузнецовым. Экзаменатор доложил о случившемся руководству, и через пару дней мы увидели список отчисляемых за неудовлетворительные знания и недисциплинированность, в числе которых был и Веня Кузнецов. Только на втором курсе мы узнали фамилию этого негодяя, просили командование об его отчислении из академии, но понимания не нашли. Оставался общественный бойкот, чем мы и пользовались по отношению к нему до окончания академии. [73]

Наступил день, когда нам объявили о зачислении слушателями старейшего и почетнейшего в стране высшего военного учебного заведения — академии имени М. В. Фрунзе.

* * *

В конце 50-х годов академией руководил один из прославленных военачальников Герой Советского Союза генерал армии П. А. Курочкин. Павел Алексеевич прошел хорошую военную и жизненную школу. Воевал в годы Гражданской войны, командовал войсками округа перед Великой Отечественной, в годы войны командовал армиями и фронтами. Ему было что рассказать и чему научить и слушателей, и преподавателей. Под стать ему были его заместители, начальники кафедр и преподаватели. В академии витал дух только что закончившейся войны, примеры неудач и военных успехов были свежи в памяти у многих. Профессорско-преподавательский состав старательно доводил это до нас, слушателей, с определенными выводами, полученными после тщательных анализов.

Заместителями начальника академии, в те годы были генералы Н. Н. Шкодунович, К. С. Колганов, Т. В. Бельский. Начальниками ведущих кафедр — генералы Б. Б. Чернявский, В. Я. Петренко, П. А. Курочкин, Н. И. Сташек. Весь преподавательский состав имел фронтовой опыт, который щедро передавался на занятиях и в беседах нам, молодой послевоенной поросли офицерского корпуса. Перед слушателями по ведущим темам тактики и оперативного искусства выступали П. А. Курочкин, начальники кафедр: бронетанковых войск Марасанов; артиллерии — Б. Б. Чернявский; кафедры тактики — Герой Советского Союза Н. И. Сташек, П. Г. Григоренко и др.

Старшие тактические руководители учебных групп назначались из числа лучших преподавателей-методистов. Тактическим руководителем нашей 14-й группы был назначен полковник Н. Д. Гитько, прошедший всю войну «от звонка до звонка», закончивший сам нашу академию и послуживший на командно-штабных должностях в послевоенные годы. Надо сказать, что преподавателями в академию назначались лучшие офицеры, имевшие высшее военное образование и, как правило, с должности не ниже командира полка и равной ей. Полковник Гитько сразу сумел создать в группе (12–14 человек) ровный рабочий настрой. [74] Группы перед началом учебы формировались по языковому принципу. Изучавшие ранее английский язык объединились в несколько учебных групп, немецкий и французский, соответственно, в другие группы. Но были учебные группы с разной «языковой» принадлежностью. Именно в такую, по нумерации 14-ю, учебную группу я и был зачислен. До академии, в общеобразовательной школе и военном училище, я изучал немецкий язык, а попал в группу ранее изучавших английский и французский языки. Произошло следующее. После сдачи экзаменов до начала учебы оставалось 4–5 дней. Нам объявили, что общий сбор для решения организационных вопросов состоится 28 августа. К этому времени ко мне «на побывку» приехали жена и дочь. Их удалось разместить у родителей моего товарища Володи Крючкова (сам он в это время находился в Чкалове). Несколько оставшихся до сбора свободных дней я провел с семьей. Прибыв с утра 28-го в казарму в Хамовниках, я узнал, что сбор состоялся раньше, а именно, 27-го августа. Там всех проверили пофамильно и стали распределять по языковым и учебным группам. Чтобы скрыть мое отсутствие, друзья ответили за меня, в том числе и о том, что я не возражаю учиться в 14-й группе. К своему ужасу, я узнал, что буду учить французский язык, который знал в пределах общих популярных слов и фраз, вычитанных и запомнившихся из романа Льва Толстого «Война и мир». Пойти сознаться начальству я не решился, справедливо опасаясь, что буду немедленно отчислен за недисциплинированность, так как казарму покинул без разрешения. Правда, и другие «французы» нашей группы были не очень сильны в знании языка.

В пятидесятые годы в общевойсковые академии принимали офицеров с должности нач. штабов или заместителей командиров батальонов и им равных, командиров учебных рот (они котировались на одну ступень выше линейных) и, как исключение, командиров рот, имевших большой стаж работы на этой должности или имевших определенные заслуги. В нашей группе было два человека с должности начальника разведки полка (М. Аржаков и я); два — зам. командира батальона С. Резниченко и В. Панарин; два — с должности командира учебной роты; остальные — командиры рот с большим стажем. Примерно такой же состав имели и другие учебные группы. На нашем курсе учились: один полковник [75] (П. Горюн, поступил с должности командира танкового полка), два подполковника, около 40 майоров, остальные капитаны. Было два-три старших лейтенанта, один из которых был сыном командующего ВДВ генерал-полковника В. Ф. Маргелова, другие имели государственные награды за мужество, проявленное во время венгерских событий. В числе этих двух был зачислен и старший лейтенант Евгений Кузнецов, прекрасный человек, талантливый художник, профессионал высокого класса, ставший на долгие годы моим хорошим товарищем.

1 сентября 1958 года началась моя учеба в академии. На первом курсе изучали множество дисциплин и предметов. Наряду с военными дисциплинами — тактика, вооружение и боевая техника, история военного искусства и др. — преподавались и общеобразовательные предметы: ядерная физика, философия, иностранные языки. Основу учебы составляла тактика, и на ней базировались остальные военные дисциплины.

* * *

Первый год мы изучали способы ведения боевых действий батальоном и полком. Для этого разрабатывалась единая методическая задача, например, «действия мотострелкового батальона в наступлении». Наряду с общими действиями подразделений батальона, которые мы отрабатывали под руководством старшего тактического руководителя группы, параллельно под руководством преподавателей кафедр с нами отрабатывались вопросы организации связи в батальоне (полку) в ходе наступления или инженерное оборудование исходного района батальона (полка) перед наступлением и т. д.

Для нас многие вопросы были абсолютно новыми, так как по роду службы не приходилось их решать. Поэтому и уровень наших познаний, как и решений, был разным. Одним лучше давались общевойсковые вопросы тактики, другие чувствовали себя увереннее в вопросах организации инженерного обеспечения, третьи — в организации связи, использовании боевой техники и вооружения.

Однако постепенно, день за днем, месяц за месяцем, наши знания подравнялись. Постоянный, систематический труд наших преподавателей не пропал даром. Сложнее было с овладением знаниями общеобразовательных предметов, поскольку подготовка в школах была разной, и школу мы оканчивали в разное время. [76]

Мне в этом случае было несколько легче, так как 10-й класс я закончил именно в 1958 году, и знания предметов обучения были еще свежи в памяти. Однако изучение французского языка пришлось начать с азов. И тут сказались замечательные человеческие качества нашего преподавателя французского языка Рахиль Исааковны. Честно сознавшись, как оказался в группе французского языка и что мало в нем понимаю, я попал под пристальную и доброжелательную опеку преподавателя. Она готова была заниматься со мной в часы самоподготовки, проводя не один час в лингафонном кабинете, разбирая со мною различные обороты речи и правила грамматики. Постепенно я начал догонять своих товарищей и даже полюбил этот предмет. В первом семестре перед новым, 1959 годом с первого захода получил зачет по французскому языку. Дальше стало проще.

Невозможно обойти вопрос нашей обустроенности и обеспечения. Все мы получали денежное содержание по должности, с которой поступили в академию, плюс за воинское звание и выслугу лет. В целом у среднестатистического слушателя это составляло 1700–2000 рублей. Комнатами в общежитии обеспечивались только третьекурсники, имевшие детей. Остальные жили по частным квартирам в разных районах столицы. Некоторые слушатели квартировали в пригородах и добирались к месту учебы сначала электричками, а далее метро или трамваем. Ближайшими станциями к академии были «Парк культуры», «Кропоткинская», «Смоленская». Мы с женой нашли комнату совсем неподалеку от академии — Теплый переулок (ныне ул. Тимура Фрунзе). Хозяева квартиры, очень милые и сердечные люди, сдали нам небольшую, около восьми кв. метров комнату в свой квартире дома старой постройки. В доме, кроме водопровода с холодной водой и туалета, других удобств не было. Но нас и это устраивало. Мне — близко до академии, Вале — рядом работа (Комсомольский проспект), Наташу устроили в детский сад при академии. А другие блага цивилизации, — например, бани — были тоже недалеко: Усачевские бани, баня на Плющихе. Жить и учиться можно было.

Москва тех лет, быть может, была не так красива, как в последние годы XX века. Было меньше рекламы, не так экзотично выглядели рестораны, кафе, магазины. Не было такого огромного количества автотранспорта, особенно иномарок, как не было казино, [77] ночных стриптиз-баров и т. п. Зато в Москве было спокойно и днем, и ночью. Можно было без опаски гулять в любое время суток по улицам, площадям, садам и скверам столицы. Никто никого не грабил и не нападал, никто не похищал людей, не подрывал жилые дома и станции метро. Театры и кинозалы были заполнены жителями и гостями столицы всех возрастов. И около них стояли очереди желающих попасть на представление или новую кинокартину. Общественные библиотеки были полны читателями, вагоны метро, автобусы и троллейбусы — читающими книги или газеты людьми. Не уступить место старшему по возрасту или женщине считалось недопустимым. Это не выдумка, не сказки и не ностальгия по прошлому (хотя в этом ничего дурного нет). Просто такой тогда была Москва, ее жители и гости.

В нашей учебной группе собрались все из провинции. Из Прибалтики, Урала, Сибири, Украины, Ленинградской области. В основном, общевойсковики. Но были представители и других родов войск: С. Резниченко и В. Панарин — десантники; Г. Таранов и В. Бемберя — артиллеристы-минометчики. Немного пообвыкнув в столице и втянувшись в учебный процесс, мы начали выкраивать время и для духовной жизни и спорта. В академии имелся хороший спортивный зал, где можно было поработать на спортивных снарядах. Зимой нас часто вывозили за город, где мы ходили на лыжах, совершая кроссы или просто катаясь с гор.

В академии большое внимание уделялось спорту. Кроме плановых занятий по физподготовке функционировало несколько секций: по стрельбе, тяжелой атлетике, гимнастике и другие. Секции, как правило, возглавляли слушатели, имеющие хорошую подготовку по данному виду спорта. Секцией лыжного спорта, в которой я занимался, руководил Миша Лукьянов. Лыжник-перворазрядник, неоднократный участник всеармейских соревнований, он обладал отличной техникой, огромной выносливостью и трудолюбием. Михаил Алексеевич стал на долгие годы одним из самых близких моих друзей. Его настойчивость и трудолюбие нашли отражение не только в спорте. Он проработал долгие годы в Генеральном штабе ВС СССР, глубоко эрудированный человек в вопросах истории, внешней политики государства, военного искусства и других вопросах общественной жизни.

Стрелковой секцией руководил один из преподавателей академии генерал-майор Б. Лев. Человек весьма подготовленный в военных [78] вопросах, он обладал завидным юмором. В большинстве случаев этот юмор был направлен на самого автора или на результаты его работы. Будучи Героем Советского Союза, он с веселой иронией говорил: «Что я за герой? Вот жена моя настоящий герой. Попробуйте каждую ночь в постели со львом лежать». На первом курсе слушатели разрабатывали самостоятельно тактическую летучку. Являясь старшим тактическим руководителем, он своим ученикам неустанно повторял: «Чтобы хорошо разработать летучку, надо ею забеременеть». Нашлись остряки, которые тут же сочинили своего рода афоризм на эту реплику: «Чтоб забеременеть летучкой, иди-ка друг ко «льву» на случку...». Узнав об этом, Б. Лев частенько на занятиях просил кого-либо продекламировать эти строки.

С большим удовольствием мы посещали только что открывшийся стадион и другие сооружения Лужников, парк им. Горького. Особенно любили мы ходить в театр им. Вахтангова, где блистали Н. Плотников, Н. Гриценко и еще совсем молодые актеры Ю. Борисова, М. Ульянов и другие. Побывали за годы учебы несколько раз и в Большом театре. Словом, набирались и знаний, и культуры.

Первый год учебы завершился переводными экзаменами, которые все слушатели благополучно сдали. Впереди 30 суток отпуска. Забрав Наташу, я отправился с ней в родные края — на Волгу. Жена не смогла сразу с нами поехать, поскольку была занята на работе. Родина встретила нас провинциальной тишиной и покоем. Мама ни на минуту не отпускала от себя Наташу, пичкая ее всякими вкусностями собственного изготовления. Каждое утро мы с дочерью шли на реку, где купались, барахтаясь в спокойной, тихой воде. По старой привычке сходил несколько раз в лес по грибы — отвел душу. Отпуск пролетел незаметно.

Снова теперь уже хорошо знакомая Москва, снова учеба. С первых дней учебы на 2-м курсе мы начали готовиться к участию в параде. В то время военные парады на Красной площади проводились дважды в год — 1 мая и 7 ноября. К парадам готовились очень тщательно. Вначале подгонялось парадное обмундирование (шинели, кителя, обувь, головные уборы, перчатки и т. д.), потом тренировки по шеренгам в районе Лужников или в парке им. Горького, затем прохождение парадным строем «коробками» (20 на 20 человек). На этих занятиях тщательно отрабатывался строевой шаг (120 шагов в минуту), равнение в шеренгах, поворот головы и т. д. [79]

Мы понимали ответственность этого мероприятия, «фрунзенцы» открывали парад, и на нас смотрели не только на Красной площади, но и миллионы людей по всей стране по телевидению. Прошел парад, впереди долгая зима. Участились занятия на местности. Вопросы тактики: выработка решения на бой, организация [80] взаимодействия внутри, между подразделениями полка (с артиллерией, средствами ПВО, танками), и с соседями отрабатывались в ближайшем Подмосковье в районах Красной Пахры, Теплого Стана (тогда это было в 20–30 км от Москвы), на Волоколамском направлении. Незаметно пролетела зима. Перед завершением учебного года все второкурсники были направлены на месячную стажировку в войска. В основном в регионы и округа, где намечались крупные войсковые учения. Часть слушателей попала в Северо-Кавказский военный округ (СКВО), где должны были пройти учения «Дон», другие — в Прибалтику на учения «Неман». Я был в числе последних и поехал в г. Гусев стажироваться в должности заместителя командира полка. Прибыли мы в округ буквально за два-три дня до начала учений. Представившись командованию на местах и будучи представлены личному составу частей, мы приступили к исполнению обязанностей. Учения, как всегда, начались с проверки боевой готовности. Поднятый по тревоге полк, в котором я проходил стажировку, выдвинулся в указанный район и начал готовиться к выполнению поставленной задачи. Полк должен был совершить своим ходом многокилометровый марш и в составе главных сил дивизии перейти в наступление с последующим форсированием р. Неман. К тому времени я повидал немало учений, на многих сам был участником, но такой размах видел впервые.

Десятки частей и сотни подразделений двигались с разных сторон на полигоны Прибалтики, ломая сопротивление условного противника. Применение всех родов войск и большинства видов Вооруженных Сил, мощная имитация на земле и с воздуха, выброска и высадка десантов создавали картину реального боя. Командиры и штабы, руководя действиями подчиненных, вносили изменения в свои решения в соответствии с меняющейся обстановкой. Но самое неизгладимое впечатление на всех произвело форсирование р. Неман. Разведка и передовые части под прикрытием авиации и мощного артиллерийского огня форсировали реку на боевых разведовательных машинах (БРДМ) и плавающих транспортерах (ПТС). Зацепившись за противоположный берег, они обеспечили возможность главным силам полка и дивизии начать форсирование. Танки и артиллерия большей частью форсировали Неман на гусеничных самоходных паромах (ГСП), позволивших переправлять их по-взводно. Часть танков форсировала водную преграду по дну, а с наведением мостов и по ним. Пройдет [81] два десятка лет, и мне самому на этих же полигонах придется обучать полки и дивизии ведению боевых действий, в том числе и форсированию Немана. Но это уже будут другие возможности и способы.

С завершившейся стажировки все слушатели вернулись благополучно, с хорошими отзывами и обогащенные практическими знаниями.

После очередного отпуска начался третий, завершающий год учебы. За прошедшие годы мы поднабрались знаний, научились правильно пользоваться литературой (специальной), многие получили очередные воинские звания. Получил звание майора и я. В начале 60-х годов в военной науке начала разрабатываться теория преодоления войсками зон радиоактивного заражения и разрушений от применения оружия массового поражения (ОМП) — в частности, ядерного оружия. Все это являлось большим секретом, и даже в закрытой военной печати об этом почти не писалось.

Слушателям выпускного курса вменялось в обязанность каждому разработать задачу в соответствии с полученной темой и защитить ее на государственных экзаменах. В марте-апреле началось распределение тем. Мне единственному «повезло» с мало разработанной темой. Предстояло защитить работу по теме «Преодоление мотострелковой дивизией в ходе выдвижения зон радиоактивного заражения от применения противником воздушных ядерных взрывов». В академической библиотеке материала по этому вопросу не было. На кафедре ОМП практически тоже помочь не могли. К счастью, в это время, примерно в апреле 1961 года, в академии химической защиты проходила военно-теоретическая конференция по вопросам, связанным с применением ОМП. Через руководство нашей академии мне удалось получить разрешение на участие в этой конференции. Взяв с собой рабочую тетрадь для записи секретных материалов, я два дня впитывал и записывал все, что считал необходимым для своей работы над задачей. Все было для меня ново: действия поражающих факторов, их качественные характеристики, предполагаемые и предлагаемые способы защиты с целью понижения воздействия ОМП. Словом, эта конференция дала мне не только массу полезного материала, но и уверенность, что тему, данную мне для защиты, я сумею разработать.

В это же время начала работать Комиссия академии и Главного управления кадров МО по распределению выпускников. Мне была [82] предложена должность начальника разведки дивизии, дислоцированной в г. Вышний Волочек. Проработав в войсковой разведке восемь лет, я понял, что если и дальше свяжу свою военную судьбу в разведкой, то постепенно уйду от работы непосредственно с людьми, ибо с дивизии и начиналась, собственно, штабная работа. А я любил учить людей стрельбе, вождению боевых машин, проведению тех или иных действий на поле боя. Поэтому я решительно отказался от предлагаемой должности. Генерал из ГУК, председатель комиссии, прямо сказал мне: «Сколько служу, первый раз вижу такого дурака. Дают такую должность: в 4–5 часах езды от Москвы, а он еще упирается. А что ты хочешь?». — «Хочу командовать батальоном». — «Ну что ж, получишь батальон, только несколько подальше». После сдачи государственных экзаменов началось назначение на должности. Когда дошла очередь до моей персоны, то начальник отдела кадров академии полковник Жижинов, посмеиваясь, зачитал выписку из приказа МО: «Майора Постникова С. И. назначить командиром мотострелкового батальона 160-го мотострелкового полка 58-й мотострелковой дивизии Туркестанского военного округа... г. Казанджик. Ну как, доволен? — спросил Жижинов. — Не будешь брыкаться, умник». К тому времени я понятия не имел, что такое Казанджик, и вначале подумал, что ослышался, наверное, Андижан. И только получив письменное предписание, убедился, что ехать надо в г. Казанджик Туркменской республики, и осознал, куда я «загремел» за свое непослушание. Что же делать — «на службу не напрашиваются, а от службы не отказываются». Я же напросился сам и отступать некуда, Казанджик так Казанджик. «Обрадовал» жену новым назначением (мало ей было песков Тоцких лагерей), и мы начали собираться в дорогу. Главными предметами стали холодильник и вентилятор «подхалим». На холодильник «Север» (первенец нашего производства) жена стояла полгода в очереди, отмечаясь еженедельно в магазине. В конце мая мы получили этот «шедевр», работающий без отключения, сжирающий массу электроэнергии, но с махонькой холодильной площадью. Однако все равно это была радость. Прикупив еще кое-что из вещей и загрузив все это в контейнер, мы отправились в Туркестан. Единственной тревожной мыслью было — где же будет учиться Наташа, ведь ей надо было идти в 1-й класс. [83]