Остановить захватчиков!
Поздней ночью 22 июня в сплошной облачности образовались разрывы, в них время от времени показывалось низкое полярное солнце. В Заполярье ясные дни даже летом легко пересчитать по пальцам, но теперь наступление хорошей погоды не радовало. Все с опаской поглядывали на небо, однако немцы пока не проявляли активности в воздухе.
Ранним утром 23 июня я вышел на пирс к кораблям соединения. Моряки несли вахту на боевых постах, наблюдая за воздухом, перебрасывались шутками и остротами, однако чувствовалась нервная напряженность в ожидании первого боя.
— Я немцев знаю, — хвастался старшина 2-й статьи Стукалов, комендор флагманского катера МО № 123. — Это, брат, тебе не то что мы, грешные, всю ночь не спим. Они, пока не отлежат установленного срока и не откушают свой кофий со сливками, в кабину не сядут.
— Много ты, пушкарь, понимаешь, — возражал ему с мостика сигнальщик Кушнарев, — просто ждут, когда хорошенько очистится небо, чтобы забраться повыше, где их не достанет твоя «длиннобойная» артиллерия.
Воздушные налеты немцы начали с Мурманска, где бомбили главным образом рыбный порт. Вначале урон был невелик. Частично пострадали производственные предприятия и причалы, получили повреждения и два траулера, но [134] потопленных судов не было. Рубленые деревянные жилые дома не боялись взрывной волны фугасок, им были страшны только прямые попадания да пожары, которые возникали мгновенно. Изрядно досталось городской бане — аляповатому кирпичному сооружению с колоннами в стиле помещичьих усадеб XVIII в. и длинной чадящей трубой. Стояла баня на высоком берегу Кольского залива, сильно отличаясь от других городских построек. Немцы, по-видимому, приняли ее за важный объект и усердно бомбили.
Штатные пожарные команды, а в большинстве случаев самодеятельные дружины самоотверженно тушили пожары, тут же образовывались бригады по ремонту и восстановлению зданий. Заполярье есть Заполярье. Здесь и летом под открытым небом долго не проживешь, и землянку в граните не сразу-то вырубишь.
Немцы, встретив над городом упорное противодействие истребителей 14-й армии, в первом же воздушном бою потеряли три бомбардировщика. Отличились и флотские артиллеристы. 23 июня батареи старших лейтенантов А. И. Казарина, А. П. Исаева и лейтенанта Б. А. Сацука сбили два самолета.
24 июня немецкая авиация вновь совершила налет, но теперь уже на Полярный, полуострова Средний и Рыбачий, остров Кильдин. Над главной базой флота вражеские самолеты появились около восьми часов утра. Шестерка Ю-87, не торопясь, по всем правилам, как на учениях, зашла со стороны солнца и, разделившись на пары, камнем свалилась в пике на корабли, стоявшие у причалов и на рейде.
Налет застал меня на катере МО. Поднявшись на мостик, я видел, как комендоры, дежурившие у заряженных орудий, открыли огонь, но слишком рано, когда самолеты были еще далеко и на большой высоте. Стрельба не давала видимых результатов, хотя мешала немецким летчикам прицельно атаковать, — бомбы падали вокруг кораблей в воду и на берег. По второй шестерке самолетов моряки стреляли уже уверенней. Боевые расчеты крупнокалиберных пулеметов и 45-мм орудий на катерах МО терпеливо и, как мне показалось, даже хладнокровно выжидали момент, когда немецкие самолеты, выходя из пике, зависали в воздухе, и открывали ураганный огонь с выгодных дистанций. Один Ю-87, так и не сбросив смертоносного груза, просвистел над нашими головами и врезался в воду. Веер белых брызг осел, разошлись кругами волны, и через пару минут уже ничто не напоминало о месте гибели фашистского стервятника. Другой самолет стал в воздухе разваливаться на части, [135] третий ушел на запад, оставив за собой черный шлейф дыма.
Одна бомба все же попала в небольшой буксир, стоявший у причала, и он медленно погружался носом в воду. Под спардеком, навалившись грудью на машинный люк, распластав руки, словно желая своим телом закрыть беззащитное судно, лежал смертельно раненный помощник капитана. На палубе сидела молодая кухарка, лоб и глаза ей заливала кровь. Подскочила санитарная машина, подошли спасатели и начали откачивать поступающую в корпус буксира воду.
После отбоя тревоги повсюду слышались громкие разговоры, смех, шутки: бойцы и командиры обменивались впечатлениями от первой встречи с врагом. Нервное напряжение еще не отпускало воинов, но гнетущая тяжесть неизвестности уже прошла, бой вселил веру в собственные силы, показал, что не всякая пуля в лоб, что постоять за себя мы сумеем и жизни своей дешево не отдадим.
На смену горячему возбуждению боя пришел трезвый расчет. «А что, оказывается, наши маленькие катера МО могут неплохо противостоять вражеской авиации!» Тогда я впервые подумал, что если они будут действовать не в одиночку, а группами, то способны не только постоять за себя, но и прикрыть более крупные корабли или транспорты.
Хотя прямых попаданий авиабомб в штабные здания и не было, целых стекол после первого налета осталось немного. Мысль о том, что в мирное время никому не пришло в голову укрыть командные пункты, снова больно кольнула меня, когда я увидел пустые глазницы окон своего штаба. Необходимо было срочно исправлять эту оплошность. В Полярном имелся недостроенный торпедный склад — обширная штольня в гранитной скале, в нее-то и перебрался флагманский командный пункт флота (ФКП). Подводники тут же перекочевали с береговой базы в подземный склад боеприпасов. И только штаб ОВРа все еще продолжал оставаться в деревянном доме, занимавшем почти целиком небольшой островок и представлявшем собой удобную мишень.
Обосновавшись на новом месте, А. Г. Головко позвонил мне.
— Бесстрашие чинов вверенного тебе аппарата ни у кого не вызывает сомнений, — начал он шутливо. — Но я боюсь, что в очередной налет какая-нибудь шальная «пятисотка» [136] смахнет твой штаб со всей начинкой с этого лысого камня в воду. Кто тогда будет командовать ОВРом?
— Товарищ командующий! Пока думаем, что предпринять!
— Мы тут оставили тебе уголок под скалой. Если перспектива искупаться в Екатерининской гавани тебя не очень прельщает, зайди, посмотри место и распорядись устроить себе укрытый командный пункт. Начальнику связи флота (капитану 1 ранга Б. Н. Шатрову. — В. П.) приказания на этот счет я уже дал.
Предоставленное в наше распоряжение помещение позволяло организовать в нем лишь оперативное дежурство по соединению и оборудовать тесные служебные кабинеты для командования ОВРа. Здесь было сыро и холодно, зато над головой имелась гранитная крыша толщиной 30 метров. Кроме того, упрощалось непосредственное общение с работниками штаба флота, в планах которого ОВР занимал далеко не последнее место.
Когда я пришел к командующему флотом и доложил о перебазировании своего КП в укрытие, он резюмировал:
— Лучше поздно, чем никогда. Хорошо еще, что немцы не догадались начать нас разделывать со штабов. Видно, и мысли не допускали, что все сидят тут как на ладони. Лизни корова языком — и нет нас.
— Да, наша недооценка авиации, — заметил член Военного совета А. А. Николаев.
— Я бы не сказал, — возразил Головко. — Скорее, недооценка важности органов управления боевыми силами. Ведь склады под землю мы зарыли? Зарыли. Значит, понимали, с авиацией шутить нельзя. А с командными пунктами тянули, все чего-то ждали. Вот и дождались. Воистину говорят: гром не грянет — мужик не перекрестится.
Мобилизация была объявлена уже в конце первого дня войны. Были вскрыты сургучные печати на красных неприкосновенных до поры до времени пакетах, в которых находились мобилизационные планы и планы боевого развертывания сил флота. Соединения эскадренных миноносцев и подводных лодок и в мирное время почти полностью укомплектованы кораблями, а экипажи кораблей людьми. Иное дело — соединение ОВРа. В его состав должны были влиться прежде всего 1-й Северный отряд пограничных судов Морпогранохраны НКВД вместе с береговой базой в [137] Кувшинской салме. Это было довольно крупное «хозяйство», в которое входили мастерская, слип, жилые дома, клуб и даже пекарня. Из призываемых рыболовных траулеров, дрифтеров и мотоботов необходимо было сформировать два дивизиона траления, два дивизиона сторожевых кораблей, дивизион катеров-тральщиков и дивизион сторожевых катеров. По числу вымпелов ОВР увеличился в три с лишним раза, примерно во столько же раз увеличилась и численность личного состава. Нужно было назначить командиров дивизионов, сформировать их штабы, подобрать места базирования, демонтировать на судах промысловое оборудование и установить вооружение, расписать специалистов и командиров по должностям и тревогам, провести учет коммунистов, создать партийные и комсомольские организации, обучить мобилизованных бойцов владеть оружием, а командиров на первых порах хотя бы элементарным тактическим приемам. Снизу сыпались вопросы и требования, сверху — распоряжения и приказания. Работники штаба и политотдела соединения валились с ног от усталости, ходили голодные, небритые, засыпали на ходу.
Из Мурманска и Архангельска в Полярный приходили траулеры, переоборудованные под боевые корабли, прибывали переодетые в военную форму бывшие капитаны-промысловики, почти не знавшие военных терминов и взаимоотношений. Когда они сходили на причал, то зачастую спрашивали:
— Где тут заведующий ОВРом?
Неподготовленность резерва, как говорится, была налицо. Науку воевать мы должны были усваивать на ходу, восполняя пробелы боевой подготовки мирного времени. Часто случалось, что в дозор или на боевое траление тральщики отправлялись в день своего зачисления в военный флот. Естественно, что с ними в море посылали кадровых командиров, которые прямо в боевом походе учили вчерашних рыбаков трудному и опасному военному ремеслу.
Арсений Григорьевич вызвал меня на ФКП.
— Ну что твоя патрульная флотилия? — с иронией, умышленно завышая статус нашего соединения, спросил он.
— Вырисовывается.
И уже серьезно он предложил:
— Давай-ка еще раз вспомним, кто где стоит. Я начал перечислять:
— Дивизион катеров МО базируется на Полярный, командует им капитан 3 ранга Вальчук. Первый дивизион [138] сторожевиков стоит в Тюва-Губе, командует капитан-лейтенант Ануфриев.
Командующий остановил меня:
— Это что, кадровые или из «тюлькиного флота»?
— Кадровые. Второй дивизион траления стоит в Росте, комдив — капитан 3 ранга Панфилов. Дивизион катеров-тральщиков — в Росляково, командует капитан-лейтенант Наберухин. Дивизион сторожевых катеров в Кувшинской салме, там капитан-лейтенант Бубынин.
— Это рыбаки?
— Да, мотоботы.
Едва дослушав доклад об укомплектовании дивизионов и их боевой готовности, Головко оторвался от карты и, внимательно посмотрев на меня, сказал:
— Ну, хватит! Ты когда последний раз спал по-человечески? Наверное, еще перед войной? Посмотри на себя, глаза-то какие красные, ступай сосни.
Но спать не пришлось.
Рано утром 29 июня после мощной двухчасовой авиационной и артиллерийской подготовки противник перешел в наступление на мурманском направлении Карельского фронта. Важное стратегическое значение Мурманска в случае войны с Германией было настолько очевидным, что сейчас трудно объяснить, почему, например, не только в преддверии войны, но и на восьмой день ее на опасном направлении в районе реки Титовка находились всего два батальона 95-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии (около 2 тысяч бойцов), три погранзаставы (по 65–70 человек) и два артдивизиона (у моста через реку Титовка). 35-й стрелковый полк 14-й дивизии дислоцировался на полуострове Рыбачий, и только 30 июня один из его батальонов вместе с другими подразделениями 23-го укрепрайона был выдвинут для обороны перешейка полуострова Средний.
Наши войска с первого дня самоотверженно сражались и несли большие потери, особенно в командном составе. В первых же боях погиб смертью храбрых командир 14-й стрелковой дивизии генерал-майор А. А. Журба. Но силы были слишком неравными. Заняв деревню Титовка, фашисты отрезали от фронта полуострова Рыбачий и Средний. Захват Рыбачьего, как бы нависающего над входом в Кольский залив, создал реальную угрозу Полярному и Мурманску. А с оперативной точки зрения тот, кто владеет полуостровом, имеет ключ ко входу в залив.
После разговора по телефону А. Г. Головко с командующим [139] 14-й армией генералом В. И. Щербаковым Военный совет решил поддержать огнем корабельной артиллерии сухопутные части, отступающие на Рыбачий. С этой целью был сформирован отряд кораблей, в который вошли эскадренные миноносцы «Урицкий» (командир капитан 3 ранга В. В. Кручинин) и «Валериан Куйбышев» (командир старший лейтенант С. Н. Максимов), катера охранения МО № 121 (командир катера лейтенант М. М. Миронов, командир звона лейтенант И. А. Кроль) и МО № 123 (командир лейтенант В. М. Лозовский). Отряд возглавил командир 2-го дивизиона эсминцев капитан 2 ранга Е. М. Симонов. Вместе с ним вышел флагманский артиллерист флота капитан 2 ранга А. Д. Баринов. Обязанности замполита отряда возлагались на замполита бригады эсминцев Л. М. Казакова.
Моряки высадили на берег две корректировочные группы под началом лейтенанта Н. Я. Пескова, которые, заняв выгодную позицию, связались с сухопутными частями, передавали по радио на корабли целеуказания, корректировали их артогонь. Эсминец «Валериан Куйбышев», маневрируя в губах Кутовая и Мотка, вел стрельбу из 102-мм орудий по огневым точкам и скоплениям войск противника, обнаруженным на склонах гор. Выпустив до трехсот осколочно-фугасных снарядов, корабль подавил несколько огневых точек и уничтожил около двухсот солдат и офицеров противника. Эсминец «Урицкий» подошел несколько позднее, подвергся жестокой атаке вражеской авиации и задачу выполнить не смог.
После войны бывший квартирмейстер немецкого 19-го горнострелкового корпуса В. Гесс, оправдывая свои неудачи, писал в книге «Заполярный фронт в 1941 году», что на крутых склонах высоты 122, спускающихся к Кутовой, нм негде было укрыться от огня превосходящей по силе русской сухопутной и корабельной артиллерии.
Во время обстрела побережья корабли были атакованы 22 бомбардировщиками Ю-88. Оба эсминца и МО № 123 открыли по самолетам интенсивный огонь из зенитных орудий и на полном ходу маневрировали, уклоняясь от бомб. Фашисты прямых попаданий не имели. Сбив один самолет, наши корабли ушли в полосу тумана.
Отражая налеты вражеской авиации, североморцы проявили стойкость, мужество и воинское мастерство. В составе артиллерийского расчета зенитного орудия эсминца «Урицкий» тяжело ранило осколком авиабомбы краснофлотца Марьянчука. Его заменил старшина 2-й статьи Малыгин, [140] который тоже получил ранение, но держался на своем посту до окончания боя. Из состава прислуги кормового орудия главного калибра в строю остался лишь первый наводчик старшина 1-й статьи Сухов. Он непрерывно вел огонь, выполняя обязанности и заряжающего, и наводчика.
Под прикрытием артиллерийского огня эсминца катер МО № 121 снимал с берега последнюю группу моряков-корректировщиков. В этот момент наши корабли пыталась атаковать вторая группа бомбардировщиков, состоящая из 18 самолетов. Не обнаружив эскадренных миноносцев, они всей мощью обрушились на катер МО. Его команда храбро отражала атаки противника. Помощник командира лейтенант А. В. Бородавко умело командовал артогнем, наводчики 45-мм орудий старшина 2-й статьи Д. Ф. Рулев и краснофлотец И. П. Свистунов непрерывно вели огонь, слаженно и четко работали на ходовом мостике рулевой старшина 2-й статьи Б. Н. Векшин и молодой сигнальщик краснофлотец Михайленко. Катер с честью вышел из этого боя, сбив два самолета, и, несмотря на тяжелые повреждения, самостоятельно вернулся в базу.
Советское правительство по заслугам оценило доблесть катерников ОВРа. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля 1941 г. лейтенанты Иосиф Айзикович Кроль и Александр Владимирович Бородавко, а также старшина 2-й статьи Борис Николаевич Векшин были награждены орденом Красного Знамени.
На полуострова Средний и Рыбачий фашисты не прошли. Забегая вперед, скажу, что линия обороны на северном склоне хребта Муста-Тунтури оставалась неизменной до начала наступления войск Карельского фронта и Северного флота осенью 1944 г.
Хоть и горько, но следует признать, что героизмом подчас покрывались как стратегические, так и оперативно-тактические просчеты командования, а также недостатки в вооружении и технике.
По всей видимости, вначале гитлеровцы не ставили перед собой цели блокировать Мотовский или Кольский залив, не хотели отвлекать силы на захват Рыбачьего, они рвались к Полярному и Мурманску. Когда же немецко-фашистское командование убедилось, что эти города с ходу не взять, стало поздно менять тактику: Рыбачий был прочно укреплен с суши.
Одновременно с боями за Рыбачий разворачивались события на юго-востоке от Полярного, куда немцы потеснили [141] другие части 14-й стрелковой дивизии. 1 июля на правом берегу реки Западная Лица враг был остановлен.
Здесь уместно рассказать об одном эпизоде, характеризующем высокий патриотизм советских людей.
В губе Титовка перед войной начали строить аэродром. На земляных работах было занято несколько сот заключенных. В бою с немцами погибла вся вооруженная охрана лагеря. Несмотря на отсутствие стражи, репрессированные организованно отступили вместе с войсками к Западной Лице. Ни один из них не сдался в плен, не остался у врага. Прибыв на кораблях в Полярный, они обратились к командованию с просьбой разрешить им сражаться против фашистов и честно воевали всю войну.
3 июля 1941 г. по радио выступил И. В. Сталин. Его волнение передалось нам через тысячи километров. В репродукторе было слышно, как тяжело дышит оратор, как наливает в стакан воду. Первые же слова, обращенные к народу — «Братья и сестры!» — заставили всех содрогнуться. Так говорят, когда Отечество в смертельной опасности...
Много раз я возвращался к этому эпизоду в своих воспоминаниях. Меня тревожило, что читатель может неправильно понять то состояние души, которое было не только у меня, но и, не боюсь слишком сильного обобщения, у подавляющего большинства воинов. Мы ничего не знали о преступлениях, которые совершил И. В. Сталин против партии и народа, и беззаветно верили его словам.
Забыть этот день и эту речь невозможно. Невозможно хотя бы потому, что в сознании каждого советского человека наступил крутой перелом, до этого момента мы тешили себя мыслью, что отступление наших войск явление временное, а военные неудачи всего лишь недоразумение. Теперь же наивные надежды уступили место суровой действительности. Стало ясно, какая ужасная опасность нависла над нами, какой ожесточенной и длительной будет эта война. После прослушивания речи мы долго молчали. Каждый думал о том, что он может сделать для победы, что еще, кроме жизни, отдать Родине.
Армейская разведка получила сведения, что противник готовится к переправе через Западную Лицу, на правом берегу которой вгрызалась в гранит сопок 52-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Н. Н. Никишина. Для усиления оборонительных порядков флот срочно начал формировать отряды морской пехоты.
4 июля, воспользовавшись отливом, при котором устье [142] Западной Лицы мелеет, немцы форсировали реку и начали накапливать войска на правом берегу. Если бы им удалось прорвать оборону 52-й стрелковой дивизии, они беспрепятственно вышли бы в тыл главной базы флота. Между тем Полярный оборонительных сооружений со стороны континента не имел. Теперь в спешке приходилось создавать их силами корабельных команд. Моряки рыли окопы, бетонировали огневые точки, минировали все что нужно, использовали даже морские мины, заваливая их булыжниками и создавая что-то вроде камнеметов.
Война выявила, насколько неудачно было выбрано осенью 1933 г. место главной базы флота. Екатерининская гавань Кольского залива невелика и могла вместить лишь плавающий боевой состав кораблей начального периода развития флота. Отсутствовало и железнодорожное сообщение с тылом флота в Мурманске и аэродромом в Ваенге. Правда, еще председатель Кабинета министров в правительстве Николая II С. Ю. Витте, облюбовавший Екатерининскую гавань для строительства порта, планировал соединить Александровск-на-Мурмане (так тогда назывался Полярный) железной дорогой с поселком Кола, что лежал близ Мурманска. Но намерению этому не суждено было осуществиться. К сожалению, и в проекте строительства главной базы Северного флота прокладка железной дороги также предусмотрена не была, то ли в силу сложности того времени, то ли в результате просчета.
О том, насколько трудно представить базу флота без железной дороги, говорит такой случай. Как-то зенитчики сбили самолет Ю-88, а катера МО подобрали из воды летчика. На отобранной у него топографической карте я с удивлением обнаружил несуществующую железнодорожную ветку из Колы в Полярный. По-видимому, противник не мог даже предположить, что военно-морская база обходится без железнодорожной транспортной связи со страной. Когда я показал оригинальный трофей командующему флотом, тот только тяжело вздохнул.
Обнаружился и совершенно очевидный даже в мирное время недостаток Полярного как базы флота. Находившийся всего в сотне километров от границы с Финляндией, он был под угрозой быстрого захвата с суши или блокады. Но самые крупные неприятности могла доставить вражеская авиация в условиях большой стесненности стоянки кораблей.
Положение становилось очень серьезным. К тому же поступила телеграмма от главнокомандующего Северо-Западным [143] направлением К. Е. Ворошилова, в которой предписывалось при любом положении на сухопутном фронте Северному флоту оставаться в Полярном, защищая его до последней возможности.
А. Г. Головко созвал флагманов. Совещались, как лучше организовать оборону. После этого в соединениях собрали командиров и замполитов дивизионов и кораблей, поставили перед ними боевые задачи на случай прорыва врага к базе флота. В частях и на кораблях прошли партийные и комсомольские собрания, участники которых брали обязательства служить примером стойкости в бою, клялись не жалеть своей крови и жизни для защиты родной земли. Командующий флотом А. Г. Головко, член Военного совета А. А. Николаев, начальник штаба флота С. Г. Кучеров и начальник политуправления Н. А. Торик посетили все корабли и части, провели с бойцами и командирами беседы.
Но война есть война, и на ту, самую последнюю, крайность под здания штабов и других военных объектов заложили зарядные отделения торпед. Это вовсе не было шагом отчаяния, а было продиктовано высшей ответственностью перед Родиной, перед пародом.
С этого момента, как бы подчеркивая его напряженность, командующий флотом и весь командный состав ходили одетыми по-походному: в сапогах с заправленными в них брюками, с пистолетом на ремне и противогазом через плечо. Все дела были настолько срочными, что личного времени совершенно не оставалось. Командующий флотом спал урывками, и то лишь днем, как правило, на голом диване, не раздеваясь и набросив шинель, брился от случая к случаю. Его примеру следовали и подчиненные. Впрочем, в этом было больше какого-то самоотречения, чем истинной необходимости, и вскоре такой стиль поведения и одежды сменили на традиционный.
В начале июля личному составу флота объявили директиву центра, в которой говорилось, что гитлеровцы устраивают диверсии в нашем тылу, распространяют панические слухи среди населения, засылают шпионов. Все морские базы, гарнизоны, укрепленные районы и сектора командование объявило на военном положении, была установлена строжайшая система пропусков, организована охрана причалов, складов, штабов и органов связи. Перед скалой, в штольнях которой разместился ФКП, вырыли окоп, и в нем днем и ночью дежурили краснофлотцы с ручным пулеметом. Командующий флотом и член Военного [144] совета ходили по Полярному в сопровождении автоматчиков. В населенных пунктах сформировали добровольные истребительные отряды и народные дружины по борьбе с диверсантами и шпионами.
Не обошлось, правда, без ложных тревог и курьезов. Ошибались и искушенные военные, и штатские. Так, однажды во время очередного налета вражеских самолетов на аэродром в Ваенге командующему флотом в моем присутствии позвонил командующий военно-воздушными силами Северного флота генерал-майор авиации А. А. Кузнецов:
— Арсений Григорьевич, наблюдаю со своего КП, как Ю-88 сбрасывает парашютистов. Приказал звену истребителей расстрелять их из пулеметов.
Через пятнадцать минут Кузнецов позвонил снова и извинился за то, что белые шапки разрывов зенитных снарядов принял за купола парашютов.
А на окраине Мурманска подростки задержали подозрительного, на их взгляд, субъекта в форме милиционера. Поскольку он сопротивлялся, ребята его основательно помяли, отобрали оружие и привели в штаб дружины. Доставленным оказался подлинный постовой милиционер-армянин.
— Почему вы решили, что это шпион?
— А он был в желтых гетрах и говорил с акцентом, — без тени смущения ответили юные дружинники.
Благодаря патриотизму трудящихся Заполярья и большой организаторской деятельности Мурманского обкома ВКП(б), горкомов и райкомов, при активной помощи Северного флота и 14-й армии в области было создано два полка народного ополчения, восемь истребительных батальонов и шесть истребительных рот. В них насчитывалось несколько тысяч бойцов и командиров. С истребительными батальонами и частями народного ополчения командный состав кораблей и армейских частей проводил военную подготовку. Особое внимание уделялось методам борьбы с воздушными десантами и диверсионными отрядами противника.
Если со стороны суши существовала реальная опасность прорыва противника к главной базе, то с моря угрозы пока не было. С помощью военно-морских сил, которыми располагало в Норвегии и Финляндии немецко-фашистское командование, решить задачу высадки на побережье морского десанта или прорваться в Кольский залив было невозможно. Для наших кораблей, базовых и оборонительных объектов основную опасность представляли атаки [145] подводных лодок, налеты авиации да еще набеги легких сил на побережье и суда в море. Но для отражения нападения вражеских военно-морских сил в Кольском заливе, если они вдруг прорвутся, имелся хорошо отработанный тактический прием разгрома противника на минно-артиллерийской позиции. Эта тактика позволяла завладеть инициативой на начальных этапах боя. Следуя ей, мы отказались от постановки плотного минного заграждения при входе в Кольский залив, которое связало бы нас по рукам и ногам и лишило возможности маневра в акватории, и ограничились постановкой минных заграждений на десантноопасных участках моря у полуостровов Рыбачий и Средний, а также на побережье Белого моря. Впрочем, последнее предприятие оказалось не только бесполезным, но даже вредным. В Кандалакшском заливе мины были выставлены в начале войны и простояли до 1943 г., пока на них не подорвался наш пароход. После этого никому не нужное заграждение пришлось вытралить.
Вообще, директивы на начальном этапе войны мы получали неоправданно часто, наверное, это результат недостаточно высокой оперативно-тактической подготовки флота, а может быть, это присуще начальному периоду любой войны. Большинство директив нацеливало на решение конкретных задач, на правильный выбор методов и способов использования сил и средств, но иногда поступали указания сомнительного характера, касающиеся конкретных тактических вопросов, решать которые можно было только на местах. Как-то командующий флотом показал мне шифрованное предписание за подписью К. Е. Ворошилова и А. А. Жданова: маскировать торпедные катера под рыболовные суда и охотиться на них за кораблями противника. Сразу же возникли вопросы: зачем, для чего, с какой целью? Ведь уже было известно, что гитлеровцы не щадят никого, топят и торговые, и промысловые, и пассажирские суда. Значит, и «рыболовные» суда они разнесут в щепки. Военный совет флота, обсудив все «за» и «против», пришел к единому мнению, что в настоящих условиях подобные действия пользы не принесут, а потери, несомненно, будут.
Посылать в море крупные надводные корабли в условиях полярного дня мы не рисковали, ибо надежно прикрыть их с воздуха не имели возможности. Поэтому задачу огневой поддержки с моря возложили на корабли ОВРа. Мы дожидались нелетной погоды (что на Севере не редкость), пробирались в Мотовский залив и обстреливали позиции неприятеля. Ходили туда главным образом сторожевые корабли [146] «Смерч» и «Гроза» в охранении катеров МО. Но на сторожевиках имелось всего по два 102 мм орудия, к тому же стрельба корабельной артиллерии по берегу требует знания точных координат целей, а следовательно, высадки на берег корректировочных постов, что в условиях горной местности осуществить было чрезвычайно сложно.
Все это заставило командование флота искать новые пути для оказания фронту более ощутимой помощи. Сначала для поддержки 52-й стрелковой дивизии послали два отряда моряков-добровольцев, потом взяли на себя оборону полуостровов Рыбачий и Средний вместе с участком фронта, пролегающим по хребту Муста-Тунтури. Но противник продолжал наращивать силы на правом берегу реки Западная Лица, отчего угроза Полярному и Мурманску возрастала с каждым днем. Тогда в штабе флота стала созревать идея высадить десант со стороны моря в тыл противнику.
Успех всякой десантной операции в решающей степени зависит от выбора места высадки войск, а также от состава плавсредств для перевозки десанта. Наиболее перспективным для десантирования нам казалось побережье губы Титовка. Она на большое расстояние вдается в материк, вплотную подходит к фронтовым дорогам, в некоторых местах имеются причалы. Кроме того, долина реки Титовка представлялась удобным местом для наращивания сил и развертывания наступления.
Военный совет флота пришел к мнению, что перевозку десанта и высадку его на берег в сложившихся условиях лучше других смогут выполнить небольшие корабли ОВРа. Однако этот смелый и, на первый взгляд, логичный замысел имел два серьезных «но». Во-первых, губа Титовка находится от губы Западная Лица примерно в 20 километрах, что требовало от десанта довольно длительных самостоятельных действий до момента соединения с силами фронта. Следовательно, по предварительным подсчетам, нужно было высадить не менее двух полков, которых у флота не было. Во-вторых, для успеха задуманной операции войска на участке фронта в районе Западной Лицы должны были перейти в наступление одновременно с высадкой десанта, на что мы пока не имели согласия. Однако план был составлен, и начальник оперативного отдела штаба флота капитан 1 ранга А. М. Румянцев повез его в Мурманск, чтобы представить командованию 14-й армии. Как предполагаемого командира высадки меня послали вместе с ним.
С Румянцевым я был дружен. Этот способный, инициативный [147] оперативный работник обладал неисчерпаемой энергией и настойчивостью в претворении в жизнь директив командования флота. Умение ясно и логично излагать свои мысли помогало ему убедительно обосновывать предложения руководству, разъяснять сложные задачи подчиненным. В дальнейшем, неоднократно принимая участие в боевых операциях как офицер штаба флота и как начальник штаба, а затем и как командующий эскадрой надводных кораблей, Александр Михайлович зарекомендовал себя и хорошим военачальником.
Штаб 14-й армии размещался в четырехэтажном кирпичном здании школы-десятилетки. Первое, что бросилось нам в глаза после сырой, душной пещеры командного пункта ОВРа, — просторные, светлые комнаты, по-летнему открытые настежь окна и двери. В большом, скромно обставленном кабинете нас встретил начальник штаба армии полковник Л. С. Сквирский. Он пригласил нас сесть за стол, на котором лежала большая полевая карта.
Прочитав внимательно наши предложения, Сквирский заявил, что не облечен властью выносить окончательное решение, но, зная обстановку на фронте, уверен в нереальности всей затеи.
— Для приведения этого плана в действие, — сказал он, — ни у вас, ни у нас нет достаточных сил. Видимо, придется считать ваш план интересной академической разработкой. Пока покурите, а я доложу командарму.
Через десять минут мы сидели у командующего 14-й армией генерал-лейтенанта Валериана Александровича Фролова.
— Чтобы выполнить такой глубокий обход, — рассуждал он, потягивая кривую трубочку, — надо получить по крайней мере еще две свежие дивизии, одну в десант, другую для прорыва фронта. Взять их сейчас неоткуда. Снимать с кандалакшского направления нельзя ни одного человека. Там положение не менее трудное, чем здесь. Значит, нам, друзья мои моряки, нужно не наступать, а укрепить и оборонять свои позиции. Лучше подумайте, как помочь армии прогнать немцев с нашего берега за реку. 52-я дивизия хорошо укрепилась, она будет стоять насмерть, но одной ей трудно сдерживать натиск целого корпуса фашистов, да еще при подавляющем их превосходстве в воздухе.
Генерал пососал потухшую трубку.
— Моряки дерутся на суше как львы. Такого бесстрашия и презрения к смерти я, кажется, не встречал ни в [148] мировую войну, ни в гражданскую, ни в Испании. Без флотских добровольцев мы бы тут, пожалуй, не устояли. Но сейчас надо во что бы то ни стало ликвидировать опасный плацдарм на правом берегу Западной Лицы. Передайте командующему флотом, что любую вашу помощь в этом деле мы будем только приветствовать.
Он встал, крепко пожал нам руки а проводил до порога.
Так состоялось мое знакомство с этим талантливым военачальником. На протяжении десяти последующих лет, когда В. А. Фролов занимал посты командующего Карельским фронтом, командующего войсками Архангельского и Беломорского военных округов, мне посчастливилось не только общаться с ним по долгу службы, но и дружить.
О результатах поездки в штаб 14-й армии командующему флотом докладывал А. М. Румянцев. Мы застали Арсения Григорьевича больным. Он лежал на диване, накрывшись шинелью, в своей прокуренной нише под скалой, являвшейся и рабочим кабинетом, и комнатой отдыха. Увидев нас, он откинул шинель, оторвал от подушки уже подернутую сединой голову, присел на край дивана.
— Немцы заняли колхоз «Большая Лица», — оказал он, задыхаясь от кашля. — Похоже, замахиваются обойти нас с севера, со стороны моря. Какой же мы будем флот, если позволим им так просто это сделать? Какие после этого мы моряки? Теперь нам надо высаживать десант уже не в тыл противнику, а, насколько я понимаю, во фланг.
Он опять зашелся в кашле. Мы попытались уговорить Арсения Григорьевича обсудить этот вопрос позже, но он перебил нас и продолжал развивать свои мысли. Как и мы, он считал, что отобрать у гитлеровцев Титовку и освободить долину реки Западная Лица — идея заманчивая, но что делать, раз не хватает сил на оперативный десант. Значит, надо чаще тревожить противника, высаживать мелкие тактические группы, пусть даже без надежды соединиться с основными силами фронта. Снять с берега на корабли высаженных десантников, если они не удержатся на суше, можно всегда. Главное — враг должен оглядываться назад, бояться моря. Море всегда должно быть нашим!
— Ищите людей в десант, — приказал Головко. — Посмотрите, кого можно взять в учебном отряде, на ремонтируемых кораблях. Заготовьте приказ о формировании батальона морской пехоты. [149]
Ровно через две недели после начала войны, ранним утром 5 июля, меня пригласил на ФКП начальник штаба флота контр-адмирал С. Г. Кучеров. В большой гранитной вырубке под скалой, облицованной свежим, пахнущим смолой тесом, по стенам были развешаны карты с нанесенной цветными карандашами обстановкой.
— Военный совет поручил мне, — начал Кучеров, — поставить вам задачу на высадку тактического десанта. По данным разведки, противник на нашем театре располагает следующими силами. Морская группа «Север» со штабом в Тромсё состоит из первого и второго сторожевых соединений, включающих пять эсминцев, три норвежских миноносца типа «Стег», двенадцать сторожевых кораблей, тринадцать тральщиков, два минных заградителя, шесть подводных лодок и десять сторожевых катеров. На аэродромах Северной Норвегии и Финляндии сосредоточено до четырехсот самолетов разных типов, на сухопутном фронте...
Я стоял и мучительно думал о двух самых важных для меня вопросах: откуда брать людей и куда их высаживать. Остальные сведения были либо известны, либо непосредственно меня не касались.
— Операцию подготовить и провести в кратчайшие сроки, перевозку и высадку войск осуществить кораблями ОВРа. Командиром высадки назначаетесь вы, — сказал Степан Григорьевич. — Для прикрытия десантного отряда с моря выделяются эсминцы, авиационное обеспечение — методом дежурства на аэродроме. Решение доложите Военному совету флота устно, по готовности.
По возвращении на командный пункт меня охватили незнакомые прежде чувства. Оказанное командованием флота доверие высадить первый десант вызывало гордость. Но нас ждал не учебный выход на отработку взаимодействия, а первый в жизни реальный бой, в который пойдут корабли и люди. Наступило время применить на практике военное мастерство, которому нас так долго учили. Все ли мы так хорошо знаем и умеем, чтобы превзойти противника в искусстве побеждать? Это выяснится, когда встретимся с ним лицом к лицу.
В нашем распоряжении оставался один день, а требовалось выбрать корабли на роль транспортов и высадочных средств, назначить охранение, расписать пехоту по судам, обучить ее на первый случай хотя бы быстро вылезать из трюмов и сбегать по сходням, найти выгодные ордера и [150] курсы перехода, выбрать время высадки и места подхода к берегу... и решить еще десятки подобных вопросов.
Общими усилиями 14-й армии и Северного флота удалось укомплектовать почти до штатной численности понесший большие потери в первых боях на границе стрелковый батальон. Теперь он назначался в десант. 52-я стрелковая дивизия сдерживала натиск немцев, занявших колхоз «Большая Лица». Она охватывала позиции противника с двух сторон. Десант с моря обещал охват с третьей стороны и, возможно, ликвидацию всей группировки гитлеровцев, успевших форсировать реку.
Начальником штаба высадки назначили капитана 2 ранга А. З. Шмелева, моего товарища по училищу и минно-торпедному офицерскому классу. Лучшего помощника нельзя было и желать. Шмелев давно плавал на тральщиках, хорошо знал их тактико-технические возможности, а как начальник отдела боевой подготовки штаба флота располагал сведениями о состоянии всех кораблей и частей. Шмелев был смелым, энергичным офицером. Хорошо в первом бою иметь рядом такого человека.
Мы уединились и занялись разработкой плана предстоящих боевых действий. Перебирали в памяти историю всех поучительных десантов. Еще свежи были события, связанные с высадкой англичан в 1940 г. в Нарвике. Правда, и у нас имелся кое-какой опыт. Еще курсантами в 1928 г. мы стажировались на Черном море на дивизионе канонерских лодок, где одной из задач была высадка десантов с моря. На довоенных осенних маневрах Северного флота мы тоже искали способы высадки на сушу людей, лошадей, доставки вооружения. Высадку, как правило, проводили с эскадренных миноносцев — корабельными шлюпками или с транспортов — рыбачьими гребными баркасами. Но это требует длительного времени и поставит корабли с десантом под удар немецкой авиации.
Сейчас в нашем распоряжении имелись лишь рыболовные траулеры, мотоботы и катера МО. Никто никогда в таком деле их не проверял, и нам предстояло испытать их в качестве десантных средств без предварительной подготовки, прямо в бою. Мы отлично представляли степень риска и знали, что малейший просчет может стоить не только больших жертв, но и грозит провалом всей операции. Предстояло найти такое решение, при котором поставленная задача была бы выполнена, несмотря на технические трудности и противодействие противника. Мы долго думали и наконец решали в качестве высадочных средств использовать [151] мотоботы. Им поручались высадка первого броска десанта и перевозка бойцов на берег с тральщиков.
Был предусмотрен и другой вариант: если мотоботы из-за большой осадки окажутся непригодными для высадки людей непосредственно на берег, использовать их в качестве причалов. Тогда уже, швартуясь к ним, катера МО перебросили бы на берег батальон, предназначенный для десантирования. Артиллерийская поддержка десанта возлагалась на сторожевой корабль «Гроза» и тральщики.
Главную опасность представляла авиация противника, но здесь, как ни странно, правильную тактику нам подсказали сами фашисты. Они начинали полеты каждый день, как правило, ровно в 8 утра и прекращали в 20 часов. Мы рассчитали время так, чтобы посадка пехоты, переход морем, высадка десанта и свертывание сил укладывались в «нелетное» «ночное» время в условиях полярного дня.
Большие надводные корабли противника десанту не угрожали: тогда на Севере их еще не было. Подводные лодки нашим небольшим десантным средствам тоже были не очень опасны, да и силами охранения отряд был обеспечен в полной мере. Противодействия с берега мы хотя и ждали, но не боялись, поскольку стрельба полевых пушек по морской цели малоэффективна, корабельной же артиллерии подавить армейские батареи большого труда не составляло.
Серьезные трудности в осуществлении задуманного предприятия возникли из-за разных ходовых возможностей кораблей. Катера МО могли развить скорость 24 узла, тральщики — 6–8 узлов в зависимости от качества угля, мотоботы 4–5 узлов в хорошую погоду, а при ветре и волнении моря — и того меньше. Выпускать корабли самостоятельными группами мы опасались из-за неодинакового уровня подготовки команд и сложностей с охранением. Напрашивалось единственно верное решение: тральщикам вести мотоботы на буксирах, а охранению следовать их же скоростью.
Мотовский залив глубоко вдается в сушу и весь изрезан губами, носящими финские и русские названия: Ура, Ара, Вичаны, Титовка, Кутовая, Озерко, Мотка, Эйна. Это обширные, глубоководные, укрытые от ветров бухты, годные для якорных стоянок целых эскадр. А губа Западная Лица делится в свою очередь на губы поменьше: Андреева, Нерпичью, Лопаткины — Большую и Малую. По этому поводу армейские товарищи шутили: «У моряков губ много, а целоваться не с кем». [152]
Наиболее выгодным местом высадки, как можно ближе к устью реки Западная Лица, являлся приглубый песчаный берег в губе Нерпичья. Сюда штурманы и проложили курс.
Десантников посадили на корабли в Мурманске. Чтобы соблюсти скрытность и добиться внезапности маневра, причалы строго охранялись. Бойцам объявили, что их переправляют к новому месту дислокации. О предстоящей задаче они узнали только после того, как корабли снялись со швартовов.
В море вышли в ночь на 6 июля. Три бывших траулера следовали друг за другом в кильватерной колонне, каждый тащил за собой по мотоботу. В эскорте следовали сторожевой корабль «Гроза» и три катера МО. Они держались в противолодочном ордере, веером, впереди охраняемых кораблей.
На небе — ни облачка. Тусклое полярное солнце никак ее хотело садиться в воду. Густой черный дым из корабельных труб демаскировал ордер на многие мили. Справа и слева по берегам Мотовского залива возвышались выступающие далеко в море гранитные утесы — многочисленные мысы, среди которых нам больше всех мешал и ее нравился мыс Пикшуев. Он «высунулся» на самую середину залива, и если фашисты догадались создать на его оконечности наблюдательный пост, то весь отряд у них как на ладони. Поэтому мы прижимались как можно ближе к южной стороне побережья, следовали за его спасительными извилинами, но в свою хитрость верили слабо. Наш приход все равно не скрыть, важно только, чтобы немцы обнаружили опасность как можно позже.
На траверзе мыса Выев-Наволок концевой мотобот сигналом запросил разрешения сбавить ход, так как у него буксиром сорвало мачту. А. З. Шмелев велел ответить командиру мотобота, что скорость отряда останется прежней. Нельзя было ставить успех высадки в зависимость от состояния одного небольшого транспортного средства.
— Кажется, от мотоботов проку будет немного, — сказал Александр Захарович. — Зря мы тащим их с собой. Еще и первый бросок возложили на них. А если авиация противника появится, как тральщики станут уклоняться от бомб со своими буксирами?
Помню, воспитатель и начальник минно-торпедного класса Третьяков наставлял нас: «Лучше принять какое-либо решение, чем не решаться ни на что», а мы спорили, горячились, утверждая, что если и принимать, то правильные решения! Но как же это сложно, особенно в боевой обстановке, [153] найти единственно верное решение, где тот воспитатель, который подскажет: вот это правильно, а это нет?
У маяка на мысе Пикшуев корабли повернули в губу Западная Лица. Один ее берег уже заняли немцы. За каждым камнем темных ущелий, казалось, скрывалась опасность. Готовые немедленно открыть огонь орудия смотрели в сторону противника. Узкости, в нарушение непреложных законов мирного времени, мы проходили, не сбавляя скорости. В губе Нерпичья мотоботы устремились к берегу. Прижав к груди автоматы, десантники прыгали с высоких бортов на песок, падали, вставали и, пригнувшись, бежали к кустарнику. Со стороны реки изредка слышались отдаленные автоматные и пулеметные очереди, разрывы мин. Далеко в горах ухала артиллерия. Хотя высадке никто серьезно не препятствовал, чтобы придать бодрости десантникам, я приказал «Грозе» открыть огонь из орудий главного калибра по выявляемым целям.
В качестве высадочных средств мотоботы наших надежд, к сожалению, не оправдали. Один из них зарылся носом в песок и не мог сняться с мели, другой ветер прижал бортом к берегу, так что его винт работал в «режиме вентилятора». Мотоботы подолгу разворачивались и очень медленно подходили за морскими пехотинцами к тральщикам. Создавалась реальная угроза, что намеченные сроки высадки не будут выдержаны. Пришлось пустить в дело катера МО. Те как будто ждали этого мгновения — челноком стали носиться по бухте. Сильные моторы и три гребных винта позволяли им виртуозно маневрировать, легко удерживать нос на песчаной отмели, а когда нужно, моментально отрываться от нее. Благодаря высоким скоростям и отличным маневренным качествам катера оборачивались между берегом и кораблями с десантом в три раза быстрее мотоботов. Умелое управление катерами, оправданная лихость в действиях их командиров были выше всяческих похвал.
Высадка подходила к концу, когда в небе появился финский самолет-разведчик. Командир «Грозы» старший лейтенант Н. Т. Калмыков попросил разрешения отогнать его зенитным огнем. Я имел неосторожность согласиться. За флагманским кораблем открыли стрельбу и все остальные. На сигнально-наблюдательном посту в губе Вичаны, услышав канонаду и шум моторов, решили, что десантный отряд бомбит авиация противника, и доложили свои предположения в штаб флота в Полярный. По приказанию штаба прилетело звено истребителей И-16, но самолет-разведчик уже успел скрыться, а бомбардировщики еще не появились. [154]
В главную базу корабли возвращались поодиночке. Их отпускали с места действия сразу после высадки войск. Собирать все корабли и выстраивать в ордер, а значит задерживать их здесь, посчитали опасным.
Начался отлив. Уровень воды у берега заметно понизился, и мотобот, севший на мель, полностью оказался на суше. Пришлось его разоружить и расстрелять из орудий, чтобы им не смог воспользоваться враг. Так, к сожалению, был открыт счет нашим корабельным потерям.
Начальник штаба флота опасался, что противник организует переправу войск в тыл нашему десанту. Чтобы воспрепятствовать этому, он приказал выставить в губе Западная Лида корабельный дозор. Немецкая авиация, в те дни безраздельно господствовавшая в воздухе, не упускала ни одной цели, и все понимали, какие тяжелые испытания предстоят стоящему в дозоре кораблю. Выбор пал на тральщик «Т-890» (бывший «Налим») — ветеран Севера, плававший в Баренцевом море с 1933 г. Укомплектованный кадровыми моряками, этот корабль был лучше других подготовлен к боевым действиям.
Не берусь судить, кому было тяжелей, но мы, уходящие в базу, с болью в сердце смотрели на одинокий тральщик, стоящий между высоких берегов залива.
Боевой опыт нередко достается дорогой ценой. Не сразу мы поняли, что опасную задачу, возложенную на беззащитный дозор, можно было с успехом решить по-другому, что вместо сравнительно крупного и маломаневренного тральщика лучше было использовать катера, способные укрыться от налетов вражеской авиации под нависающими скалами.
В двух милях от мыса Пикшуев, огибая с севера необитаемый остров Кувшин, мы услышали одиночные ружейные выстрелы. Посланный для проверки катер МО вскоре доставил на «Грозу» молодого красноармейца.
— Рядовой 95-го полка 14-й дивизии Зайцев Иван, — громко отрапортовал боец.
Перед нами стоял рослый юноша с забинтованной шеей, без шапки и босой. В левой руке он держал до половины наполненную чем-то бязевую наволочку.
— Что у тебя с горлом, ангина? — спросил я.
— Никак нет, — радостно ответил спасенный, — немец, гад, шею прошил из автомата, когда мы на него в штыки пошли.
Оказывается, Зайцев еще 30 июня, при отступлении, отбился от своих и хотел переправиться через залив верхом на бревне, но его ветром прибило к острову. Всю неделю [155] он питался консервами, пил воду из лужи. Стрелял, чтобы привлечь внимание.
Винтовку Зайцев сдал краснофлотцам, которые пошутили, что на мостик с железом нельзя, можно испортить магнитные компасы, а наволочку с консервами оставил-таки при себе.
Зайцев оказался хорошим гармонистом, пулеметчиком, выучился на электрика. Катерники, считая его подарком судьбы, в полк не вернули. С прозвищем Иван Крузо он плавал и сражался вместе с ними до самого конца войны.
В 8 утра корабли десантного отряда уже входили в Кольский залив. Пунктуальные немецкие летчики поднялись в воздух точно по расписанию. Не успели мы ошвартоваться, как получили донесение, что тральщик «Т-890» бомбят три тройки Ю-88. Корабль искусно уклонялся от бомб, отражал атаки, сбил два самолета, однако получил множество пробоин, потерял половину команды и лишился хода. Приливным течением его прибило к берегу. Наши истребители не раз появлялись над Западной Лицей, но с ними сразу же завязывали воздушный бой «мессершмитты». Обе стороны несли потери, а «юнкерсы» продолжали бомбить тральщик. Силы были слишком неравны, тем не менее бой продолжался еще много часов. Только когда притопленный корабль завалился набок и отстреливаться стало уже невозможно, оставшиеся в живых моряки, взяв раненых, переправились на берег.
После того как асы люфтваффе по расписанию отправились спать, мы послали к «Налиму» два катера МО, чтобы взять людей, похоронить погибших, снять вооружение с разбитого корабля. От славной команды в живых осталось всего несколько человек, среди них командир корабля старший лейтенант А. С. Ившин с раздробленной кистью правой руки и тяжелораненый молодой штурман.
Тральщик «Т-890» был первой потерей среди боевых кораблей Северного флота, первой, может быть, не совсем оправданной жертвой. Однако действия десанта имели успех: он выбил оккупантов из колхоза «Большая Лица» и левым флангом соединился с 52-й стрелковой дивизией. Угроза прорыва противника к главной базе флота временно была ликвидирована. Но враг не успокоился, бои на этом участке фронта шли непрерывно. Командир 52-й дивизии генерал-майор Н. Н. Никитин попросил командование флота отогнать немцев подальше от устья реки Западная Лица огнем корабельной артиллерии. А. Г. Головко приказал мне принять срочные меры. [156]
Той же ночью в Западную Лицу вышли три катера МО под брейд-вымпелом командира дивизиона капитана 3 ранга В. Вальчука. Невысокий, полный и неторопливый, этот командир пришел в ОВР перед самой войной и еще никак себя не проявил. В качестве вступительного экзамена я доверил ему возглавить этот несложный поход. Перед Вальчуком стояла задача — воспользоваться полной водой, войти, насколько позволит осадка кораблей, в устье реки, осмотреться там, выявить вражеские объекты — переправы, огневые точки, а также скопления войск и уничтожить их. Прибыв в назначенное место, командир дивизиона визуально ничего определить не смог, и катера, не сделав ни единого выстрела, вернулись в базу.
Вальчук, бесспорно, допустил ошибку. У него была карта с нанесенными вражескими позициями, которые следовало обстрелять. Кстати, и командиры катеров просили разрешения сделать это. Вальчук оказался безынициативным человеком, неспособным командовать такими активными боевыми средствами, как быстроходные катера МО, но трусости в его действиях не было. Так я и заявил прокурору флота Мухоморову, обратившемуся ко мне за официальной оценкой поведения командира дивизиона, чтобы решить, отдавать ли его под суд военного трибунала. Меня поддержал А. Г. Головко, который лично беседовал с В. Вальчуком. Вскоре его отчислили из ОВРа и направили служить куда-то в другое место. Как тут не вспомнить замечательные слова вице-адмирала С. О. Макарова, что «из всех обязанностей начальства самая несимпатичная есть та, в которой приходится применять меры для устранения из линии людей, не обещающих быть хорошими командирами. Начальник, поступающий так, без сомнения, становится врагом лиц, которым он не дает ходу, но если он поступает иначе, то он становится врагом того флота, которому служит»{4}.
Враг не спешил укреплять захваченное им побережье Мотовского залива, все еще надеясь закончить войну молниеносно. Тем проще нам было высаживать ему в тыл тактические десанты и диверсионные отряды. В Ура-Губе давно стоял батальон пограничников, которые отлично знали местность и обладали необходимыми для десантников навыками. Их-то и решили высадить на западный берег губы Западная Лица, чтобы отвлечь силы противника от готовившейся к наступлению 52-й стрелковой дивизии. [157]
Задача высадить второй десант была поставлена перед нами уже как дело само собой разумеющееся. Меня и комиссара ОВРа А. С. Новожилова вызвал командующий флотом и сообщил, что генерал-лейтенант В. А. Фролов просит забросить противнику в тыл батальон пограничников. Нужно высадить их в Западной Лице и быть готовыми снять обратно, в случае если гитлеровцы оттеснят десантников к берегу. Пограничники получили задание — перейти реку и соединиться с частями 52-й дивизии.
Летней ночью, когда солнце в Заполярье светит, как днем, мы принимали на корабли пограничников в устье реки Урица. Погрузка шла планомерно, почти как на учениях. Первая высадка десанта нас многому научила. Высадочными средствами вместо мотоботов стали хорошо проявившие себя катера МО. В роли транспортов оставили тральщики и сторожевые корабли, посадив на них в два раза больше людей. Отказались и от «Грозы» как флагманского корабля. Хотя он и обладал техническими средствами для управления отрядом кораблей и хорошей артиллерией для поддержки десанта, но был кораблем сравнительно крупным, а значит, приметным. К тому же на узком фронте высадки, где все происходит в считанные минуты и на виду у командира, управлять боем при тогдашних технических средствах связи было удобнее не по радио, а с быстроходного катера, подавая команды голосом. Артиллерийскую поддержку десанта возложили на тральщики и катера МО. Решили, что идти кораблям к месту высадки лучше в рассредоточенном ордере — так легче и обороняться от самолетов, и уклоняться от подводных лодок. Исходя из этих соображений отряд был составлен из двух тральщиков и трех катеров МО, хотя транспортировал такой же, как и в первый раз, по численности батальон.
В течение часа без единого выстрела мы благополучно высадили пограничников и, пожелав им боевых успехов, легли на обратный курс. Наученные горьким опытом, корабельного дозора уже не оставляли, а для связи с десантом каждую ночь посылали к месту высадки два мотобота. Они доставляли боеприпасы и продовольствие, забирали раненых, трофеи, военнопленных, получали сведения о складывающейся обстановке. Отрадно было видеть, как на наших глазах маленькие деревянные мотоботы из безобидных промысловых судов становились боевыми единицами, а рыбаки — опытными бойцами.
Рейд пограндесанта по тылам противника закончился на четвертые сутки. Под натиском немецкого горноегерского [158] полка он не успел перейти реку и отступил к месту высадки. Операцией по снятию десанта руководил начальник штаба ОВРа капитан 3 ранга Б. Н. Мещеряков. Под прикрытием корабельной артиллерии катера МО приняли десантников на борт и, пользуясь ночным затишьем в воздухе, доставили в Ура-Губу.
Буквально на следующий день после того, как завершились боевые действия второго десанта, поступила неутешительная информация о положении на сухопутном фронте. Подтянув свежие силы, противник вторично форсировал реку Западная Лица, занял злополучный колхоз и перешел в наступление. Полярному и Мурманску вновь грозила серьезная опасность. Флот, казалось, исчерпал все возможности в формировании десантов, но командир 52-й стрелковой дивизии просил помощи. И ее нужно было оказать во что бы то ни стало.
Военный совет флота еще раз вернулся к идее высадки крупного десанта в район губы Титовка и послал ходатайство главнокомандующему Северо-Западным направлением с просьбой выделить необходимые силы. К. Е. Ворошилов ответил, что у него войск больше нет, и поэтому хорошо продуманный план снова не был осуществлен. Однако командующий 14-й армией уже успел по достоинству оцепить роль морских десантов в содействии приморскому флангу армии и предложил высадить в тыл наступающим немцам свой последний резерв — 325-й стрелковый полк 14-й стрелковой дивизии под командованием майора А. А. Шакито. Полк стоял в районе Сайда-Губы, возле Полярного. Флот дополнил десант батальоном моряков для первого броска.
Из-за ограниченного времени к подготовке операции на этот раз подключились штабные управления, и документы были разработаны хотя и за одну ночь, но по всем правилам теории. Задача на высадку десанта была мне поставлена командующим в письменном виде. Штаб ОВРа подготовил боевой приказ, составил плановую таблицу, сделал расчет посадки войск, проложил на картах пути движения кораблей, наметил места подхода их к берегу, размножил карты на кальке. Документов получилось довольно много. Командиры тральщиков — недавние рыбаки, напуганные строгостями хранения секретной документации, очень просили не давать им письменных инструкций, уверяя, что они и так твердо усвоили свою роль в предстоящей высадке.
В операции должны были участвовать 24 корабля и судна, сведенные в пять отрядов: три основных десантных — по два тральщика и по три катера МО в каждом, диверсионный [159] отряд, в который входили три мотобота, и отряд артиллерийской поддержки, состоящий из эсминца «Валериан Куйбышев», сторожевого корабля «Гроза» и трех катеров МО. Флагманский катер, на котором находились я, командир высадки, и командир десанта, шел вне общего ордера и строя. Начало высадки назначили на 4 часа утра 14 июля.
Общевойсковые части мы принимали в Сайда-Губе с причала. Чтобы людям было удобнее, трюмы тральщиков оборудовали нарами, доморощенные плотники сколотили длинные прочные сходни, по которым бойцы могли быстро и легко сбегать с кораблей на берег.
Из Сайда-Губы в губу Западная Лица отряды переходили самостоятельно. Каждый командир отряда точно знал отведенное ему место подхода к берегу и сам устанавливал скорость движения кораблей с таким расчетом, чтобы прибыть к условленному времени. На наше счастье, погода держалась нелетная, но зенитные орудия и крупнокалиберные пулеметы кораблей на всякий случай были приведены в немедленную готовность. От подводных лодок нас охраняли катера МО. Кроме того, по приказу командующего флотом в повышенной боевой готовности находились три эсминца в Полярном и эскадрилья истребителей в Ваенге.
Кильдинский плес и Мотовский залив мы прошли без помех со стороны противника. Фронт высадки составлял около пяти километров.
На переходе я внимательно присматривался к бойцам, уже побывавшим в десантах, разговаривал с ними. Хотелось узнать их мысли, настроение, понять, что заставляет их быть такими стойкими и мужественными в трудных, неравных боях с немцами. Но ничего необычного не обнаружил. Внешне все выглядело довольно будничным: бойцы проверяли снаряжение, делили полученные накануне продукты, поубористее укладывали вещевые мешки, одни читали, другие писали письма. Новобранцы держались поближе к своим старшинам, к бывалым бойцам, и никто не говорил ни о войне, ни о предстоящем бое.
Согласно утвержденной диспозиции два десантных отряда вошли в губу Андреева, а третий остановился в 10 кабельтовых севернее ее. Корабли артиллерийской поддержки осталась маневрировать у входа в губу Западная Лица. Как только катера МО приступили к высадке батальона моряков первого броска, батарея полевой артиллерии противника открыла по ним частый огонь. Орудия эсминца «Валериан Куйбышев» и сторожевого корабля «Гроза» довольно быстро заставили ее замолчать, но немедленно повела огонь вторая [160] вражеская батарея. Самое южное место фронта высадки — низменный берег — оказалось под обстрелом. Бойцы еще не сошли на берег, а уже появились потери. Пришлось срочно переносить место высадки под скалу, что несколько замедлило темпы десантирования, но зато было гораздо безопаснее.
Корабли, которым нужно было для высадки в губе Андреева пройти пролив между западным берегом губы Западная Лица и островами Лопаткина, попали под огонь батарей противника. Но катера МО — маленькая мишень, да и при проходе они маневрировали на больших скоростях. Поэтому пострадал только один тральщик, в который угодил снаряд среднего калибра, причинивший незначительные повреждения, да небольшой осколок попал в голову орудийного наводчика, который, к счастью, был в каске и получил лишь легкое ранение. Головной убор, спасший жизнь наводчику, комиссар ОВРа долго хранил и демонстрировал уходящим в море морякам, чтобы они не пренебрегали индивидуальной защитой. Но его назидания действовали слабо: моряки на кораблях ОВРа касок почти не носили.
Диверсионный отряд высадил 50 бойцов западнее мыса Пикшуев. В их задачу входило, двигаясь в направлении деревни Титовка, дезорганизовать тылы противника. Этими действиями предусматривалось оттянуть силы врага от места высадки основного десанта. Немцам оставалось только гадать, где же направление главного удара.
Все войска высаживались на занятую противником территорию и, разворачиваясь в боевые порядки, вступали в бой. Корабли поддерживали десантников интенсивным огнем. Несмотря на активное противодействие, за два часа было высажено около 1600 человек, потери при этом были минимальными.
Поддерживать постоянную связь с десантом и снабжать его всем необходимым поручалось опять-таки кораблям ОВРа. С этой целью возле мыса Палец неподалеку от островов Лопаткина была организована база высадки: укрепили и замаскировали небольшой понтонный причал, к которому могли швартоваться мелкие суда, устроили в земле склады боеприпасов. Установили непрерывное дежурство мотоботов, которые взяли на себя выполнение этой сложной задачи.
Обычно все переброски катера и мотоботы старались закончить в нелетную погоду или в ночное время, а днем отстаивались под скалами, укрываясь от вражеских самолетов. Но бывало, что обстановка вынуждала их действовать и под ударами авиации. На этот случай у мотоботчиков имелся [161] хорошо отработанный прием: с появлением самолетов приткнуть мотобот носом к ближайшему берегу, а команду спрятать в камнях, оставив на палубе лишь пулеметчиков.
Выполнение задачи, выпавшей на долю моряков мотоботов, требовало не только мужества, но и опыта, поэтому командиром дивизиона решили назначить кадрового военного — одного из самых храбрых и рассудительных катерников старшего лейтенанта Дмитрия Бубынина. Влюбленный в свой катер, он с большой неохотой принял новое назначение, хотя оно и сулило ему повышение в звании. Но уж вступив в должность, Бубынин всегда выполнял задания отлично и очень много сделал для успеха третьего десанта.
Усиленный моряками 325-й стрелковый полк три недели самоотверженно сражался в тылу врага. За это время с тральщиков, катеров МО и мотоботов ему в помощь было высажено более 700 добровольцев, перевезены тысячи ящиков с боеприпасами и десятки тонн других грузов.
Десантники, участвуя в ожесточенных схватках с гитлеровцами, проявляли находчивость, отвагу и героизм. Всей стране стало известно имя старшего сержанта В. П. Кислякова, в одном из боев заменившего убитого командира взвода и возглавившего бойцов. Оставшись в одиночестве, в течение часа до подхода подкрепления он сдерживал яростные атаки более сотни фашистов. 13 августа В. П. Киолякову первому на флоте было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Отважно и слаженно действовали на суше подразделения североморцев, которыми командовали лейтенанты А. Ф. Петров и А. И. Колодницкий. Они получили задачу овладеть хорошо защищенным вражеским опорным пунктом. Моряки, умело маскируясь, совершили обходный маневр. Когда дело дошло до броска, лейтенант А. И. Колодницкий личным примером увлек за собой бойцов, и они штурмом взяли укрепление гитлеровцев.
В третьем десанте отличились и разведчики штаба флота, которыми командовали старый буденновец майор Л. В. Добротин и старший лейтенант Г. И. Лебедев. Две группы автоматчиков под руководством главного старшины Мотовилина и старшины 1-й статьи Червонного захватили немецкий дот и привели «языка». В этой схватке принял боевое крещение будущий бесстрашный флотский разведчик старшина 2-й статьи В. Н. Леонов, впоследствии дважды Герой Советского Союза.
Действия десанта в тылу у немцев не только сорвали наступление на мурманском направлении, враг потерял свои [162] позиции и на переправе. 52-я стрелковая дивизия вновь освободила колхоз «Большая Лица» и очистила от неприятеля весь правый берег реки. Но ненадолго. Наши пехотинцы не смогли противостоять натиску превосходящих сил противника, поддерживаемых непрерывным артиллерийским и минометным огнем. С боями они медленно отходили к месту высадки.
3 августа катера МО и мотоботы стали снимать десант и переправлять на восточный берег губы Западная Лица. Стояла летная погода, и немецкая авиация свирепствовала в воздухе. Катера ожесточенно отстреливались, умело маневрируя, уклонялись от атак фашистских стервятников. На раскаленных стволах орудий горела краска. Моряки поливали их водой и продолжали отбивать налет за налетом. Шесть часов длился упорный бой наших кораблей с воздушным противником и закончился успешно: все подразделения были благополучно сняты с берега. Мы потеряли один мотобот и два человека убитыми, противник — два самолета — Ю-88 и Ме-110.
Так закончился последний тактический десант 1941 г. Задачу свою он выполнил.
На борьбу с десантами немцы израсходовали много сил и для следующего наступления собрались с духом только в сентябре. Теперь они нанесли главный удар на нашем левом фланге, подальше от моря, и добились временного успеха, вклинившись в оборону на 16 километров.
В помощь 52-й стрелковой дивизии, принявшей на себя этот главный удар, в Мурманске были сформированы 1-й и 2-й полки Полярной дивизии народного ополчения. Пользуясь наступлением темных сентябрьских ночей, в Мотовский залив для обстрела позиций противника выходили эскадренные миноносцы. Объединенными усилиями армии и флота мы в конце концов заставили противника не только остановиться, но и отойти на исходные позиции. Он перешел к прочной обороне и уже до самого конца войны захватить Мурманск и Полярный не пытался.
14 августа 1941 г. было для североморцев особым днем. Московское радио сообщило, что в центральных газетах опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 г. о награждении большой группы моряков, в том числе и Северного флота. За отвагу и храбрость, проявленные при высадке первых морских десантов, орденами Красного Знамени и Красной Звезды были награждены 14 командиров, комиссаров и политруков катеров МО, тральщиков, сторожевых кораблей, в том числе Д. М. Бубыннн и [163] А. С. Ившин. Ордена Красного Знамени были удостоены также А. Г. Головко, А. А. Николаев и я.
Опыт организации первых морских десантов показал, что осуществить высадку с помощью одних только малых кораблей и катеров, приспособленных под десантно-высадочные средства, нельзя. Они могли лишь высадить группы первого броска, способные захватить плацдарм, на который затем последует высадка основных сил с транспортов.
Какие корабли выбрать в качестве высадочных и транспортных средств и какие должны осуществлять охранение и артиллерийскую поддержку? Какие места наиболее удобны для подхода к берегу? Какие тактические приемы наиболее эффективны при появлении авиации противника?
На эти вопросы мы смогли ответить не только на основании метода проб и ошибок. Несмотря на минимальные сроки, отпущенные на подготовку к десантам, мы тщательно продумывали их организацию и обобщали первые результаты. Неоценимую помощь нам всегда оказывал командный, старшинский и рядовой состав кораблей. Когда начали готовиться к первым высадкам, в штаб ОВРа поступало столько устных и письменных предложений, что мы не успевали их изучать. Высокое понимание своего воинского долга помогало краснофлотцам и командирам плавающего состава, штабов, политорганов и парторганизаций флота находить все новые и новые резервы.
Не все удавалось сразу, что-то приходилось уточнять или менять в ходе операции, но все высадки как тактических, так впоследствии и оперативных десантов были успешными именно потому, что в это трудное время мы могли опереться на инициативу и творческую энергию моряков флота. [164]