Наши в Керчи

Апрель в Крыму — месяц цветения. Но ликующее обновление природы почти не занимало нас. Изгнание захватчиков и освобождение родной земли — вот что волновало сердца советских воинов. И пробил долгожданный час: ударили артиллерийские залпы, в небо взмыли сотни боевых самолетов, с отвоеванных осенью и зимой плацдармов в районе Керчи неудержимой лавиной двинулись танки, пехота.

Летчики нашего полка, летая на разведку и патрулирование, видели все, что происходило на земле. Но о том, как развивались события, мы узнали позднее.

А было так.

К концу дня 10 апреля 1944 года войска Отдельной Приморской армии заняли исходное положение и ожидали приказа к наступлению. Однако, когда наступило время «Ч», оказалось, что противник уже начал покидать первые траншеи оборонительной полосы. Подвижные группы наших войск настигали врага уже на марше.

Теперь надо было начинать не с нанесения массированных ударов, как это предусматривалось планом, а с преследования и уничтожения отступающих колонн врага.

А ведь могло, и не только могло, но и должно было начаться все по-другому. Дело в том, что еще во второй половине дня наши воздушные разведчики заметили интенсивное движение транспорта по дорогам от Керчи на запад, взрывы и пожары в самом городе и прилегающих к нему населенных пунктов. О явных признаках отхода гитлеровцев Вершинин доложил Военному совету Отдельной Приморской армии. Но там усомнились в данных разведки.

— Проверьте еще раз, — приказали Вершинину. Между тем начало смеркаться. В этих условиях на задание целесообразнее всего было послать экипажи ночных бомбардировщиков По-2 из полка Бершанской. Так и было сделано. При свете САБов летчицы отлично видели отступающие войска противника, о чем немедленно доложили в штаб воздушной армии. Генерал Вершинин тут же сообщил данные генералу армии Еременко.

— Хорошо, — ответил Еременко. — Посылайте для верности еще раз своих разведчиков, а я прикажу перейти в наступление передовым батальонам.

Передовые батальоны, конечно же, подтвердили объективность данных воздушной разведки.

В ночь на 11 апреля войска Отдельной Приморской армии перешли в наступление, сбили арьергардные части врага и в короткий срок освободили все прибрежные города вплоть до Ялты. С восходом солнца 11 апреля над одним из древнейших городов Крыма — Керчью — вновь взвилось знамя свободы.

Тяжелая, удручающая картина предстала перед освободителями. Ни одного уцелевшего здания, дымящиеся руины, заросшие чертополохом улицы и дворы. Но откуда-то из подземелья, из щелей выходили люди и со слезами радости на глазах приветствовали своих избавителей от фашистов.

Такое мы видели и в других городах и населенных пунктах. И уже ничто не могло сдержать решимости советских воинов, их наступление стремительно нарастало.

Боевые действия 4-й воздушной армии приобрели характер ярко выраженного авиационного преследования; штурмовики наносили непрерывные удары по отступающим колоннам врага, бомбардировщики бомбили железнодорожные станции, эшелоны с войсками и грузами, морские порты и корабли захватчиков, истребители прикрывали наши наземные войска с воздуха, частью сил штурмовали пехоту и автоколонны противника, вели разведку.

Следом за продвигающимися нашими наземными войсками перебазировалась и авиация. Дело это очень трудное. Необходимо было обезвредить аэродромы от мин и сюрпризов, подготовить летные поля и помещения, подвезти горюче-смазочные материалы, боеприпасы, наладить связь, организовать питание и отдых личного состава. Но эти задачи решались успешно, Разведывательные и аэродромно-восстановительные команды шли за передовыми частями, а иногда одновременно с ними вступали в только что освобожденный населенный пункт.

Освоение освобожденных аэродромов шло интенсивно. С утра 12 апреля управление нашей 229-й Таманской истребительной дивизии перебазировалось в Керчь, туда же прибыла передовая команда 230-й штурмовой дивизии, часть 366-го отдельного разведывательного полка.

Наш 42-й гвардейский полк, выполнив боевые задания на сопровождение Ил-2 в район Джейлав, на разведку и штурмовку отступающих войск противника, приземлился уже не в Запорожской, откуда вылетал, а на аэродроме Багерово, только что освобожденном от захватчиков и к исходу дня очищенном от мин и фугасов. Ночью над нами прожужжал вражеский самолет, но не стрелял, не бомбил, и на него не обратили особого внимания. А утром один за другим прогремели два взрыва, в результате семь человек из аэродромной команды были ранены и одна автомашина подорвалась.

— Нашкодил ночник, — сказал командир полка гвардии капитан Александрович. — Это новый прием минирования. Срочно доложите в дивизию, организуйте осмотр аэродрома, — приказал он начальнику штаба гвардии подполковнику Токареву.

На аэродроме минеры обнаружили свыше 700 немецких авиабомб с часовым механизмом. Об этих бомбах-минах, сброшенных ночью с борта самолета противника, вскоре стало известно в штабе армии и во всех авиационных частях. Были приняты соответствующие меры предосторожности.

В боевых условиях нередко младшие по званию командовали старшими, В нашем коллективе были и подполковники, и майоры, а на должность командира полка прибыл капитан Яков Александрович Александрович.

Авиаторы многое знали о нем по газетам. Это он, Александрович, в критическую минуту боя передал по радио: «Иду на таран!» И уничтожил врага, а сам вернулся на аэродром и благополучно приземлил поврежденный самолет. За этот подвиг бесстрашный летчик был награжден орденом Ленина.

Капитан Александрович быстро сблизился с гвардейцами и стал таким же уважаемым человеком, как Гарбарец, недавно переведенный в управление дивизии.

— Маршал Новиков знает, кого назначить командиром гвардейцев, — не без гордости говорили летчики, когда главком ВВС присвоил Александровичу майорское звание. — А в воздухе наш командир — орел!

Это крылатое определение так и жило в полку со времен Курбатова. Но давалось оно не должности, а мудрому человеку и храброму воину. Александрович заслужил это звание своими личными подвигами в последующих боях и умением командовать подчиненными. Его грудь украшали ордена Ленина и Красного Знамени. Во время войны боевые награды были символом доблести и геройства и не нуждались в комментариях.

Под командованием Александровича 42-й гвардейский участвовал в освобождении Феодосии, Судака, Гурзуфа. Впереди был Севастополь — героический город и главная военно-морская база Черноморского флота.

Здравствуй, Севастополь!

Главная роль в авиационной подготовке прорыва обороны противника отводилась 8-й воздушной армии, в оперативное подчинение которой временно входила 4-я воздушная армия. Нашему полку предстояло вести разведку в предместьях Севастополя, прикрывать наземные войска в районе Балаклава, Ново-Шули, Бель-бек, Кадыковка. Летали мы и на штурмовку войск противника, засевшего на Сапун-горе, на Мекензиевых горах, били по плавсредствам, но которых удирали гитлеровцы.

Фашистская авиация пыталась активизировать свои действия. Но что могли сделать самолеты противника против наших? В небе было тесно от краснозвездных машин. Отдельные гитлеровские летчики дрались с отчаянностью обреченных, но их моральное состояние было сильно надломлено. При первой же угрозе с нашей стороны бомбардировщики сбрасывали груз, истребители уклонялись от боя.

Мне особенно запомнился один интересный случай. Сближаясь с «юнкерсом», я перекинул предохранитель гашетки и приготовился выпустить прицельную очередь из всех огневых точек. Смотрю и не верю глазам своим: от бомбардировщика отделилась черная точка, затем распустился белый купол парашюта. Дальность была велика, и я не открывал огня, а стрелок-радист уже капитулировал, выбросился из кабины, хотя раньше в подобных случаях он обстрелял бы мой самолет.

Подхожу ближе. Гитлеровец резко, со скольжением бросает свой Ю-87 в пикирование, надеясь спастись бегством. Но у него в бомболюках смертоносный груз, он может прилететь еще. «Крестись, фашист! Это тебе не за мирными жителями гоняться!» — кричу и жму на гашетку. Рокотнула пушка. От прямого попадания снарядов взорвались бомбы и бензобаки, разметав по воздуху обломки «юнкерса».

Энергично доворачиваю самолет и беру в прицел парашютиста. Невольно вспоминаются жуткие картины, когда фашисты безнаказанно расстреливали советских летчиков, спускавшихся на парашюте. Только в боях за Ростов-на-Дону фашисты таким вот гнусным способом убили в воздухе командира эскадрильи К. Е. Селиверстова и молодого летчика П. П. Коровкина {Трудящиеся Мясниковского района Ростовской области поставили в селе Султан-Салы памятник К. Е. Селиверстову. Во Дворце культуры Московского метростроя его фамилия высечена золотыми буквами рядом с фамилиями других Героев Советского Союза — строителей метрополитена. П. П. Коровкину сооружен памятник в районе Ростовского аэропорта.}. Легко это и просто: беззащитный парашютист как бы зависает на месте, подходи к нему и бей из пулеметов. Достаточно продырявить или зажечь купол парашюта — и все кончено.

Но вдруг мне становится как-то не по себе. «Не фашист я, чтобы расстреливать беззащитного врага. — Думаю и решаю; — Ветер относит его за линию фронта, к своим. Ну и что? Пусть расскажет своим, какие мы, советские люди. Может, еще не один гитлеровский вояка образумится и последует его примеру». И я резко ухожу вверх. А мой ведомый Н. К. Глядяев уже качнул крыльями: дескать, правильно, командир. Этот все равно больше не прилетит к нам.

Громовой раскат взорвал тишину. Тысячи орудий загрохотали разом, ударили залпами «катюши». Вал ревущего металла и огня, непрерывного, не затухающего ни на минуту, обрушился на железобетонные сооружения обороны противника. Чуть приутихла артиллерия, лавиной пошли грозные «илы». Небо над Севастополем и над акваторией порта заслонили собой наши крылатые гвардейцы-истребители. Летали целыми полками по строгому графику.

Чтобы отвлечь внимание противника от направления главного удара, сначала пошли в наступление войска из района Бельбек, Камышлы. К исходу второго дня боев они захватили Макензиевы высоты, маяк Восточный Инкерманский и ряд промежуточных высот севернее Севастополя. Противник начал переброску артиллерии с южного участка на север, ослабив оборону юго-восточнее Севастополя, что и предусматривалось советским командованием. Утром 7 мая основная группировка фронта нанесла главный удар по ослабевающей обороне противника и к 18 часам овладела Сапун-горой, а 8 мая — Инкерманом. К вечеру 9 мая 1944 годя Севастополь был полностью очищен от врага.

Передав уцелевшую материальную часть соседнему соединению, три полка нашей 229-й Таманской дивизии отправились для переучивания на новых истребителях конструкции Семена Алексеевича Лавочкина, а мы — в тыл за новыми «яками».

Готовимся к новым боям

Нет, не забыл прославленный авиаконструктор генерал Александр Сергеевич Яковлев просьбу наших гвардейцев. И не четыре, как мы просили, а сорок новейших самолетов Як-9у получил на заводе наш полк.

Перелетев на один из подмосковных аэродромов, приступили к полетам; тренировались сами, учили молодежь, прибывшую их авиашкол и запасных полков. Настроение у всех было приподнятое.

На исходе третьего года войны союзники высадили десант в Нормандии. Наши гвардейцы восприняли эту весть без особого ликования. Вспомнились трудные дороги отступления и пустые обещания союзников открыть второй фронт в 1942 году.

— Куда им теперь деться, — разъяснял замполит Щербак. — Красная Армия ведет крупные наступательные операции у Петрозаводска и Выборга, громит группу армий «Центр» в Белоруссии, жмет в районе Яссы — Кишинев. Так что поняли союзники, что мы и без них обойдемся. Советская авиапромышленность с каждым месяцем наращивает производство, теперь у нас в пять раз больше самолетов, чем у Гитлера.

— А самолеты какие! — восхищенно говорили летчики.

Як-9у имел мощную силовую установку — мотор ВК-107 — и развивал максимальную скорость в горизонтальном полете свыше 700 километров в час. Вооружение — 20-миллиметровая пушка и два крупнокалиберных пулемета. Просторная комфортабельная кабина с очень хорошим обзором. Самолет прошел государственные испытания и был принят в серийное производство. Нам же предстояло не только в совершенстве освоить его, но и одновременно провести испытания, дать ему «путевку» в боевые части.

Для наглядного сравнения маневренных качеств Як-9у и «мессершмитта» командование устроило своеобразное состязание. К нам на аэродром прилетел на «мессере» летчик-испытатель капитан Л. М. Кувшинов. Даже бывалым фронтовикам было интересно пощупать руками Ме-109Г2 — «мессершмитт» последней модификации. До этого мы «щупали» его только огнем, а теперь он стоял присмиревший, какой-то неуклюжий, растопырив «ноги» и вытянув длинный, поджарый хвост. На консолях и фюзеляже — кресты в белой окантовке, на закругленном киле — фашистская свастика в белом обводе.

— Лучшего экспоната не подберешь, — сказал командир полка Александрович. — Смотрите, запоминайте, — советовал он молодым летчикам.

Но самое интересное было в воздухе. Драться с «мессершмиттом» пришлось Ивану Михайловичу Горбунову и мне. Несколько раз мы поочередно взлетали, набирали высоту и начинали «воздушный бой» на равных. Чувствовалось, что Леонид Кувшинов старался приложить все свое искусство воздушного бойца и опытного летчика-испытателя, но Як-9у свободно брал «мессершмитта» на горизонтальном и вертикальном маневрах.

— Слушай, Леонид, а ты не поддаешься нам? — спросили мы Кувшинова. — Твой «месс» ни разу не зашел в хвост «яку».

— И не зайдет, если все будут так же пилотировать, — ответил Кувшинов, радуясь нашим успехам.

Леонид Михайлович сделал объективный анализ летных и боевых характеристик Ме-109Г2, пожелал молодым летчикам смелее бить противника и улетел на следующий аэродром, где ему предстояло заняться тем же.

Эти учебно-тренировочные бои на трофейном «мессершмитте» с «яками» и «лавочкиными» имели неоценимое значение для совершенствования боевого мастерства не только молодых летчиков-истребителей, но и прославленных советских асов; хорошая выучка — залог победы!

Летный боевой порядок отличается от наземного тем, что в полете командир любого ранга идет впереди и атакует первым. Блиндажей, откуда было бы удобно наблюдать и руководить боем, в небе нет, А надо не только руководить, но и учить подчиненных летчиков по принципу «делай, как я», вести их за собой.

Поучительным является ввод в боевую обстановку летчиков 3-го истребительного авиационного корпуса, которым командовал генерал Е. Я. Савицкий. Летчики служили на Дальнем Востоке, имели высокий уровень техники пилотирования и жаждали встречи с врагом, но в боях не участвовали. Опыт, конечно, дело наживное, но в боевой обстановке он достигается слишком дорогой ценой. Поэтому генерал Савицкий очень внимательно изучал особенности боев, развернувшихся на Кубани, организовал встречи своих летчиков с бывалыми фронтовиками, а для практической передачи боевого опыта пригласил наших гвардейцев Героев Советского Союза Горбунова и Наумчика.

Сам генерал Евгений Яковлевич Савицкий обладал высокими качествами летчика-истребителя. Своей дерзостью нередко вносил решительный перелом в воздушном бою. За время Великой Отечественной войны он лично сбил 22 фашистских самолета и два в групповых боях, стал дважды Героем Советского Союза.

Во время боев на Кубани газеты широко оповестили советских читателей о том, что летчик капитан П. Т. Тарасов со своим ведомым принудил к посадке на нашей территории фашистского летчика. Исправный «мессершмитт» потом экспонировался на выставке трофейного оружия в Москве. Этот редкий в боевой практике случай тоже произошел в корпусе Е. Я. Савицкого.

Вот такие они, советские асы, — летчики, командиры, генералы и маршалы...