Растет семья героев

Командование ВВС фронта и воздушных армий лично занималось вопросами организации четкого взаимодействия и управления авиацией с земли. На главной станции наведения длительное время руководи! истребителями генерал-майор авиации А. В. Борман. В боевых порядках наземных войск, неподалеку от линии фронта, имелись вспомогательные станции, на которых находились опытные офицеры.

Командиров полков и нас, ведущих групп, периодически вывозили на станции наведения, где мы, наблюдая за воздушными боями, быстрее подмечали положительное и отрицательное в действиях летчиков, убеждались, насколько хорошо видна воздушная обстановка и как необходимы четкие и своевременные указания с земли. Это укрепляло нашу уверенность в том, что «земля» все видит и в критическую минуту поможет, подскажет.

На летно-тактических конференциях изучалось все передовое, что удалось накопить за время боев в воздухе. На одной из таких конференций прославленные асы нашей дивизии поделились своим боевым опытом, высказали много ценных рекомендаций. Командир дивизии генерал Борман сделал обстоятельный анализ действий групп истребителей. Затем он изложил свои выводы и предложения в специальном письме на имя командующего ВВС фронта генерала К. А. Вершинина. В письме говорилось:

«Я пришел к выводу, что надо в корне менять методы ведения оборонительного боя, применявшиеся в первые дни войны. Они уже изжили себя. Надо дать летчикам почувствовать их силу в паре. Нужен перелом. Переход к новому должны начинать командиры полков. Сейчас они, опасаясь потерь, на любое задание посылают группу из 8–12 самолетов и не дают инициативы ведущим пар. Командиры группы, в свою очередь, боясь потерять из поля зрения самолеты, водят их в скученных боевых порядках, связывая этим свободу маневра. В бою паре легче маневрировать, атаковать и уходить из-под ударов. Находясь на радиостанции наведения и наблюдая за действиями летчиков, я твердо убедился в этом».

Переход к новым методам диктовался качественным изменением авиационной техники. К началу боев на Кубани на вооружение авиационных частей в большом количестве поступили скоростные истребители, по своим летно-техническим данным не уступавшие модернизированным «мессершмиттам» и «фокке-вульфам», а по ряду показателей и превосходившие их. Но многие летчики, ранее воевавшие на И-16 и И-153, придерживались старых, укоренившихся навыков пассивного боя на горизонтальном маневре, что обусловливалось недостатком скорости прежних самолетов и отсутствием радиостанций на них. Отсюда и «строй-рой» — сомкнутый боевой порядок, основой которого была зрительная связь.

Летчики-новаторы Покрышкин, братья Глинки, Речкалов, Фадеев и другие асы 9-й гвардейской дивизии внесли много нового в тактику воздушного боя. Немало полезного было и в нашем 42-м гвардейском. На истребителях конструкции Яковлева мы начали воевать с сентября 1941 года на Южном фронте и за минувшее время накопили значительный боевой опыт. Мы давно применяли радиосвязь, расчлененные боевые порядки, вертикальный маневр, скоростные атаки, о чем свидетельствуют уже описанные воздушные бои.

Это письмо генерала Бормана было размножено и разослано в авиационные дивизии. Оно обсуждалось со всеми командирами полков и эскадрилий, их предложения внимательно изучались, после чего генералов К. А. Вершининым был издан приказ, которым пред писывалось: «В боевой работе истребителей широко использовать свободные полеты; основой боевого порядка считать свободно маневрирующие пары; паре, находящейся в боевом порядке группы, предоставлять максимум инициативы в действиях; главным средством для достижения четкого и устойчивого взаимодействие пар в бою считать радиосвязь, смелее вести работу по воспитанию асов, предоставлять им самостоятельность в выборе целей и методов атаки...»

Застрельщиком и активным пропагандистом всего нового выступила армейская газета «Крылья Советов».

Но и противник не сидел сложа руки. Появление на фронте новых скоростных самолетов и изменение в тактике боевых действий советских истребителей вынуждало гитлеровцев менять прежние методы борьбы. Если еще недавно фашистские бомбардировщики действовали в основном без сопровождения или под прикрытием нескольких истребителей, то в последнее время они стали появляться группами по 30–50 самолетов под прикрытием большого наряда истребителей. Теперь «юнкерсы» не кружили подолгу над целью, они стремились отбомбиться без повторных заходов; участились полеты в сумерках, когда с воздуха объект для прицельного бомбометания еще хорошо виден, а возможность противодействия со стороны советских истребителей ограничена быстрым наступлением темноты. Обнаружилось стремление усовершенствованный Ме-109Ф и Ме-109Г поднять воздушные бои на высоте 5–7 тысяч метров. Встречались и другие изменения в тактике боевых действий вражеской авиации.

На разборах полетов и на занятиях мы внимательна изучали сильные и слабые стороны противника, находив ли его уязвимые места, что позволяло нашим летчикам своевременно разгадывать хитрые уловки гитлеровцев и во время боя противопоставлять им свои, новые тактические приемы.

Чтобы разгромить усиленную группировку фашистской авиации, Ставка Верховного Главнокомандования к 20 апреля перебросила на Северо-Кавказский фронт из своего резерва три авиационных корпуса: 3-й истребительный генерала Е. Я. Савицкого, 2-й бомбардировочный генерала В. А. Ушакова, 2-й смешанный генерала И. Т. Еременко и 287-ю истребительную авиадивизию полковника С. П. Данилова.

Ожесточенное сражение развернулось в небе над плацдармом на Малой земле. Обстановка была сложной. Над Новороссийском, над Цемесской бухтой кружились стаи «мессершмиттов», которые расчищали своим бомбардировщикам путь к Малой земле. За три дня боев наши летчики сбили здесь 117 вражеских самолетов. В их числе и сбитые моими однополчанами. Конечно, при первой же возможности мы стремились перехватить врага на подходе к цели. Расскажу о таком эпизоде.

Несколько групп «юнкерсов» и «хейнкелей», нагруженных бомбами, с разных сторон приближались к Малой земле. Патрулируя в воздухе, мы стали считать вражеские самолеты и сбились со счета.

Фашисты тоже заметили советских истребителей. Но что сможет сделать небольшая группа летчиков против такой силы! Уж теперь-то они, экипажи бомбовозов, сбросят свой смертоносный груз по назначению. А «мессершмитты» зажмут эту ничтожную шестерку «яков». Экипажи вражеских бомбардировщиков думали, что затерявшиеся в общем строю громадных «юнкерсов» и «хейнкелей» истребители Ме-109 с их тонким и хищным профилем останутся незамеченными и смогут внезапной атакой уничтожить наших патрулирующих истребителей.

Но командир дивизии полковник Дзусов, находившийся ча станции наведения, прекрасно видел воздушную обстановку и своевременно предупредил истребителей о приближении больших групп вражеских бомбардировщиков. Он приказал нам атаковать бомбардировщиков, на них же нацелил и группу истребителей из соседнего авиационного полка, вылетевшую на прикрытие десантников на Малой земле.

— Четверке Павлова атаковать бомбардировщиков, — приказал по радио ведущий нашей группы Алексей Приказчиков. — Я атакую «мессеров».

С разворота мы вышли на первую вражескую группу, ударили сбоку. Тот, которого я накрыл пушечной пулеметной трассой, загорелся, начал скользить на крыло, сбивать пламя. «Горит! Фашист горит!» — донеслись взволнованные голоса летчиков. Быстро осматриваюсь; в небе вспыхнуло несколько костров. Но считать некогда, на подходе еще две группы бомбардировщиков. Передаю по радио:

— Бьем головную девятку справа и сзади.

Крутым разворотом вправо, прикрываясь лучами зал ходящего солнца, выходим на курс, параллельный вражеским бомбардировщикам. Смотрю за борт самолета, вниз, туда, где, тесно прижавшись друг к другу, в четком строю девяток плывет лавина «юнкерсов». Перед атакой энергично качнул с крыла на крыло. Это сигнал Для ведомых: рассредоточиться, как и было сказано еще на земле. Напоминаю по радио:

— Приготовиться!..

Быстро оглядываюсь назад — все ли на месте, нет ли сзади вражеских истребителей. Снова смотрю вперед, определяю момент ввода самолета в пикирование. По радио передаю одно только слово:

— Атака! — И бросаю истребитель в пике. Ведомые самолеты несутся за мной в длинному остром, как пика, пеленге. Машины врага приближаются быстро. Уже видны кабины, черные, в белой окантовке кресты на крыльях. Легким, привычным движением ручки, педалей выношу перекрестие прицела в нужную, рассчитанную для поражения точку и, выждав еще какую-то долю секунды, открываю огонь.

Проскочив над группой вражеских бомбардировщиков на скорости, допустимой только в бою, наши «яки» легко от них отрываются, и, выйдя вперед метров на тысячу, мы круто лезем вверх с разворотом вправо, чтобы выйти в атаку спереди слева. При развороте глянул вправо вниз, туда, где летела армада бомбардировщиков. Вижу: два «юнкерса», объятые пламенем, круто пошли к земле, а еще два, дымя и теряя скорость, метались на пути идущей сзади десятки. Один «юнкерс» торопливо развернулся и пошел ей навстречу, распуская за собой шлейф черного дыма. Не выдержав «лобовой атаки» горящего «юнкерса», фашисты отпрянули влево, подставив нам свои бока.

Согласованным и точным ударом советские истребители разметали вторую девятку, привели в замешательство третью, четвертую. Кто-то из фашистов, уходя от огня наших летчиков, бросил «юнкерс» в пике, кто-то принял этот маневр за сигнал для атаки наземной цели, и бомбы, предназначенные для отважных малоземельцев, посыпались в бухту...

— Всех летчиков представить к награде, — приказал генерал Вершинин, лично наблюдавший за этим боем.

В конце апреля после длительного лечения возвратился наш первый в полку Герой Советского Союза Михаил Осипов. И не один, а с женой Машей. Медсестру Марию Осипову зачислили в санчасть БАО, а летчик Михаил Осипов стал осаждать командование полка и дивизии просьбами допустить его к полетам.

— Не могу разрешить, дорогой, — невозмутимо отвечал полковник Дзусов. — Со зрением у вас плохо. Работайте в штабе, дел и на земле хватает.

— Не упрашивайте, капитан, — сердился наш командир Гарбарец, которого тоже донимал Осипов, — Сколько мы будем повторять одно и то же?..

Михаил улучил момент — и к командующему. Генерал Вершинин сначала убеждал его;

— Подумайте сами. Хорошенько подумайте. Риск во имя победы — оправданный риск. А ради чего будете рисковать вы? При вашем зрении трудно рассчитывать на победу в воздушном бою. К тому же, всякое может случиться. Вдруг попадете к фашистам. Прохвост Гитлер раззвонит на весь мир; вот, мол, довоевался Сталин, одноглазых летчиков посылает в бой.

Осипов смежил веки, осторожно потрогал стеклянный протез вместо глаза. Лицо его передернулось, побледнело, а затем залилось ярким румянцем. Здоровым глазом он с укором посмотрел на генерала. Командующий понял, что уговорами этого офицера не уймешь, сказал повышенным тоном:

— Запрещаю вам даже подходить к самолету...

Но очередное радостное известие как бы утешило Осипова. 1 мая 1943 года наши лучшие командиры эскадрилий Алексей Приказчиков и Николай Наумчик тоже были удостоены звания Героя Советского Союза.

Вечером скромно отметили это важное событие Осипов повеселел, сердце его начинало оттаивать, с обнимал своих боевых товарищей, радовался вместе ними высокой награде.

Но торжество наше было кратковременным — начались кровопролитные бои за станицу Крымская. Неб Кубани вновь огласилось гулом моторов, запылал огнем.

После освобождения Крымской наступило непродолжительное затишье.

26 мая войска фронта вновь перешли в наступление имея целью прорвать Голубую линию, очистить территорию Кубани и Таманский полуостров. Главный удар наносила опять же 56-я армия. Перед нашим полком стояла задача — прикрывать боевые участки 56-й и 37-й армий от ударов с воздуха.

27 мая. 4 часа 50 минут. Чуть брезжит рассвет, десятка Ивана Горбунова уже в воздухе. На высоте 4000 метров к зоне патрулирования над войсками 56-й армии, взламывающей Голубую линию, подходила восьмерка «мессершмиттов». Горбунов первым заметил истребителей противника и повел своих гвардейцев в атаку. При этом он сразу же разгадал тактический замысел врага: передовая группа «мессершмиттов» затем и пришла заранее, чтобы сковать боем или отогнать советских истребителей и дать возможность своим бомбардировщикам нанести удар по нашим наземным войскам. Предположение Ивана оправдалось. Станция наведения передала:

— Идите на запад, приближаются «юнкерсы»...

Горбунов, оттеснив восьмерку «мессершмиттов умело вывел свои пары из боя и развернулся в западном направлении. Вскоре он обнаружил 40 «юнкерсов» которые сплошной колонной приближались к полю боя надеясь, что передовая группа «мессершмиттов» расчистила для них кубанское небо.

— За мной, в атаку! — скомандовал Иван и ринулся на врага.

«Юнкерсы» открыли огонь. Гитлеровцы надеялись отразить атаку советских истребителей. Краснозвездные «яки» стремительно приближались на встречно-пересекающихся курсах, и поймать их в прицел было не так-то просто.

Дружная, стремительная атака по головной девятке... по второй... по третьей... Ведущий бомбардировщик задымил и провалился вниз, колонна «юнкерсов» распалась, в небе вспыхнуло еще пять костров, гитлеровцы в панике заметались. Не долетев до цели, они торопливо сбросили бомбы, чтобы самим не подорваться на них, и скопом ушли назад.

— Спасибо, соколы! Спасибо, родные! — прозвучал в эфире голос командарма Гречко.

Через тридцать три года после этих событий, вспоминая бои и походы, Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко напишет; «Летчики-истребители героически вели борьбу с вражеской авиацией. Они срывали прицельное бомбометание и не допустили многие группы бомбардировщиков к нашим войскам».

А тогда, в мае 1943 года, командарм благодарил летчиков и требовал от них смелых и решительных действий. Приказ командования — приказ Родины. И мы — старались!

Вслед за Горбуновым поднял в воздух десятку «як-первых» гвардии капитан Коновалов. На смену Коновалова привел группу истребителей заместитель командира дивизии Герой Советского Союза гвардии подполковник Рыкачев. В ожесточенной схватке, длившейся сорок минут, летчики этой группы сбили три и подбили два самолета противника. Сами потерь не имели.

Немецко-фашистское командование дополнительно привлекло бомбардировщики с аэродромов юга Украины, доведя таким образом свою группировку до 1400 самолетов. Это свыше чем полуторное превосходство в силах над нашей авиацией. Сражение в воздухе разгорелось с еще большим ожесточением.

Упорные бои с превосходящими силами противника происходили в конце мая и начале июня. За эти дни было сбито 14 и повреждено 5 фашистских самолетов. Наши потери — две машины.

3 июня. Весь день напряженные бои. Солнце скатилось к горизонту, и все решили, что вылетов, кажется, больше не будет. Но в предзакатной тишине хлопнул выстрел из ракетницы, В ту же минуту взревели моторы.

На задание ушла дежурная шестерка под командованием гвардии майора Шевченко. С высоты трех тысяч метров летчикам казалось, что земля подернута легкой вуалью и сквозь нее сверкают теплые вечерние огоньки станиц Киевской и Молдаванской. Но так могло только показаться. В действительности же внизу кипел бой.

Всмотревшись в розовато-полыхающую даль заката, Иван Горбунов увидел на размытом горизонте черные точки.

— Идут!.. С северо-запада, — предупредил он ведущего.

— Вижу! — коротко ответил Шевченко.

Армада Ю-87, Ю-88 и Хе-111, нагруженная бомбами, издали казалась сплошной черной лентой.

Четверка Як-1 (Горбунов, Печеный, Лыско, Коновалов) стремительной атакой сбивает два бомбардировщика и, проносясь над колонной, продолжает бить по второй, затем по третьей, четвертой девятке... «Юнкерсы» и «хейнкели» шарахаются в стороны.

Разящий удар нанесла и шестерка ЛаГГ-3 лейтенанта Пылаева. В небе еще вспыхнуло несколько костров. Розоватую на закате высь заволокло дымными шлейфами. А вокруг струилась огненная метель — по атакующим советским истребителям неистово били из пушек и пулеметов десятки бомбардировщиков одновременно.

Самолеты противника пошли вниз с левым разворотом и начали сбрасывать бомбы на свои войска. Через две-три минуты рассыпалась первая группа бомбардировщиков, затем под ударами шестерки «лаггов» — вторая.

Летчики Мурашова атаковали врага по центру строя. Часть самолетов сбросила свой груз куда попало, несколько машин прорвались к нашим войскам, но бомбили в спешке неприцельно.

После первой атаки, нарушившей боевой порядок противника, советские летчики начали действовать отдельными парами, маневрируя среди беспорядочно снижающихся вражеских самолетов. В этом большом воздушном сражении они сбили восемнадцать и подбили четыре машины, сами потеряли только две.

Для согласования с наземными войсками ударов нашей авиации по месту и времени в районе КП командующего 56-й армией находилась оперативная группа 4-й ВА во главе с начальником штаба генералом А. З. Устиновым. Прибывший сюда во время боя генерал К. А. Вершинин, наблюдая за происходящим в воздухе, спросил:

— Кто этот орел, что ударил по голове и центру колонны и разогнал черную стаю?

— Иван Михайлович Горбунов, — ответил на запрос командарма полковник Дзусов.

— Всех представить к награде. Горбунова — к ордену Александра Невского, — приказал Вершинин.

Последний бой Осипова

Конец мая. Над степью и плавнями колышется марево. Легкий полуденный бриз доносит до аэродрома дыхание Азовского моря. Все самолеты в воздухе. Только одинокий «як» сиротливо стоит в капонире. Тоскует и техник. Он давно приготовил самолет к бою, но лететь некому — заболел летчик, накануне его отправили в госпиталь.

Михаил Осипов вышел из штабной землянки и остановился на невысоком, степном кургане. Отсюда он хорошо видел и рокочущее море, и капонир, и техника. Быстро сбежал с кургана и — к самолету.

— Парашют! — приказал он гвардии технику-лейтенанту Зиновьеву.

— Вам же не разрешается, товарищ гвардии майор, — возразил техник. Однако парашют из-под плоскости взял, расправил лямки, накинул их на плечи Осипова. Они давно вместе воюют, и Зиновьев на правах старого сослуживца твердо заявил: — Не пущу!..

— Слушай, друг. Ты же меня знаешь. — Осипов сел в кабину. — Не могу я прохлаждаться в штабе, когда товарищи в бою. Слышишь? — И он взглянул на небо. — Хоть одного срежу.

— А приказ?

— В критическую минуту, если нет командира, солдат сам принимает решение. Понимаешь, ни шагу — назад. А вперед, на врага — можно. И командир разрешил бы, да там он, воюет... От винта! — нетерпеливо крикнул Осипов, запуская мотор.

Винт завертелся, набирая обороты, и самолет с ходу пошел на взлет. Теперь никакая сила не смогла остановить Осипова. Он не мог поступить иначе. Неодолимая жажда мести звала его в бой.

Он взял курс на Киевское. Под крылом самолета блеснула серебристая лента Кубани, дальше, на юг, начались плавни, сплошь затопленные весенним половодьем.

Эскадрилью Приказчикова обнаружил быстро; восемь остроносых «яков», кто парами, а кто в одиночку пронизывали пространство вниз-вверх, атакуя и отстреливаясь. Их поливали огнем пятнадцать «юнкерсов» и десятка два «мессершмиттов».

— Я «Сокол первый», противника вижу. Атакую!

Позывной и голос Осипова летчики узнали сразу у них будто прибавилось силы и мастерства. Один «юнкерс» задымил, второй. А третий от прямого попадания снарядов, выпущенных Алексеем Приказчиковым взорвался на собственных бомбах.

Ох, как боятся этого фашисты. Ведь только одно попадание в бомбу — и взрыв! Не надеясь больше на «мессершмиттов», «юнкерсы» освободились от бомб и повернули назад.

Михаил прицелился по «юнкерсу» на развороте и ударил из пушки и пулеметов. Дальность стрельбы оказалась большой, и трасса лишь зацепила крыло бомбардировщика. Осипов пошел в догон, уточняя прицеливание, и выпустил еще одну очередь. Из правого мотора «юнкерса» повалил густой черный дым. И в этот напряженный момент Осипов почувствовал удар сзади. Красноватые шнуры мелькнули над головой и вдоль фюзеляжа, несколько бронебойных снарядов стукнуло по гаргроту, прошило бронеспинку. В плечо и грудь больно кольнуло, руки ослабли. Мотор запарил, в кабине запахло гарью. Винт, словно зацепив за булыжник, издал металлический скрежет и остановился. Самолет пошел вниз...

Осипов тряхнул головой, разгоняя темноту. Левая рука послушно потянулась вверх и отбросила назад, подвижную часть фонаря кабины, упругий воздух ударил в лицо, дышать стало легче. Отстегнул привязные ремни, усилием воли приподнялся с сиденья, и набегающий поток выхватил его из кабины. Левой рукой выдернул вытяжное кольцо, парашют раскрылся.

Вспомнил, что надо подтянуться на лямках, подправить подвесную систему. И не смог — правая рука не действовала. Вверху узнал свой самолет. Объятый огнем и дымом, он шел с пологим снижением и кренился в сторону, как орел с перебитым крылом. «Прощай, боевой друг!» — как к живому обратился Михаил к догорающему «яку».

Внизу, куда он; снижался, блестели на солнце топкие плавни...

Это были последние минуты жизни Героя.

В перерыве между боями

По приказу Ставки в начале июня 1943 года Северо-Кавказский фронт перешел к обороне. В этот период части пополнялись людьми, техникой. Войска приводились в порядок, готовились к новым решительным боям. Одновременно велась интенсивная воздушная разведка, уточнялась система обороны противника. Противник занимался тем же, на отдельных участках пытался вернуть утраченные позиции, но успеха не имел. В воздухе иногда вспыхивали короткие, но упорные схватки. Советские летчики прочно держали в своих руках ключи от кубанского неба.

В нашем полку тоже наступило относительное спокойствие. Пять летчиков и три техника получили путевки в дом отдыха и уехали в Ессентуки. Герой Советского Союза гвардии капитан Приказчиков убыл в отпуск в Москву. Это были первые отпуска за время войны и имели для нас огромное значение. Значит, общие дела на всех фронтах складываются в нашу пользу.

Командование высоко оценило боевые заслуги полка в минувшей операции. Около шестидесяти авиаторов были отмечены правительственными наградами. Ордена Красного Знамени засияли на груди летчиков Канкошева, Глядяева, Исаева, Печеного, Коновалова, Лыско; за исключительную храбрость и умение руководить подчиненными в бою штурман полка Шевченко награжден орденом Отечественной войны II степени, а Горбунов — орденом Александра Невского.

Вездесущие техники и механики каким-то образом раньше летчиков узнавали полковые новости. Именно от них всем стало известно, что на Горбунова, Калугина, Канкошева и меня отправлен в дивизию, а из дивизии в штаб армии и фронта, «материал» на присвоение звания Героя Советского Союза. Под большим «секретом» сообщил эту новость мне мой механик гвардии старшина Николай Пивовар. Про себя подумал: «Какой-такой героический подвиг я совершил? Воюю, как все. Сбиваю. Но не Покрышкин же я. Нет, пошутил надо мной Пивовар».

Жизнь шла своим чередом.

Вскоре прибыло пополнение: в основном молодые летчики, имеющие самостоятельный налет на боевых самолетах по 5–6 часов. Дмитрий Максимович Саратов накануне войны работал летчиком-инструктором в Краснодарской авиашколе, обучил две группы курсантов, после настойчивых просьб был направлен на фронт, дрался в небе Северного Кавказа, совершил 170 боевых вылетов, в воздушных боях сбил два фашистских самолета. Его назначили командиром звена во 2-ю эскадрилью гвардии капитана Наумчика. Данил Емельянович Кузьменко служил на Дальнем Востоке, писал рапорт К. Е. Ворошилову с просьбой поскорее направить его на фронт. И хотя в боях не участвовал, его быстро приобщили к боевой работе. Молодых надо было основательно готовить. Для этих целей командир полка Гарбарец и еще несколько опытных гвардейцев, которым теперь надлежало быть летчиками-инструкторами, вместе с молодыми убыли на тыловой аэродром.

Заместитель командира эскадрильи Горбунов и командир звена Канкошев отправились за самолетами в авиаремонтные мастерские, О них следует сказать особо. Хорошо оснащенные электросиловым хозяйством, станками, инструментом, испытательными стендами, мастерские работали круглосуточно. Для ускорения ремонта создавались бригады из технического состава полков и направлялись в помощь мастерским. Ремонтниками 4-й воздушной армии только за период боев на Кубани было восстановлено 4013 самолетов и 297 моторов, огромное количество вооружения и приборного оборудования.

Добрые отношения сложились у нас с коллективом мастерских. Главный инженер Макаренко, начальник технического отдела Слонов, начальник самолетного цеха Медведев, начальник моторного цеха Власов, начальник ОТК Дмитриенко и другие специалисты делали все возможное, чтобы самолеты из ремонта выходили как можно скорее и по своим летно-техническим качествам не уступали новым. Именно в этих мастерских наша бригада работала в Баку.

Вспоминается такой случай. Как-то прибыл к нам на аэродром старший техник-лейтенант Слонов. Летчики во главе с командиром полка — к нему;

— Забивает переднее бронестекло маслом, прицела не видно. Нельзя ли что-нибудь придумать?

— Придумали уплотнительное кольцо, вот оно, — показывает Слонов. — Но его не разрешают устанавливать — конструкцией не предусмотрено. Послали запрос конструктору Климову.

— До Климова далеко, а до фашиста близко. Стрелять нельзя. Выручай, друг, — уговаривали летчики.

Слонов поддался уговорам, привез уплотнительные кольца собственного производства и установил их более чем на двадцати наших самолетах Як-1, не дожидаясь разрешения конструктора. Впоследствии Владимир Яковлевич Климов устранил эту конструктивную недоработку. По его указанию в конце 1943 года войлочное уплотнение было установлено на всех моторах ВК-105.

Вот в эти мастерские и прибыли Горбунов и Канкошев за отремонтированными самолетами. Слонов будто ждал их:

— Помогите испытать самолет.

Из дальнейших разговоров выяснилось, что неразъемное деревянное крыло самолета Як-1, имеющее некоторую приподнятость консолей, при вынужденной посадке на фюзеляж чаще всего повреждалось в его центральной части. И именно этот участок не разрешалось ремонтировать. Самолеты списывались.

— Понимаете, мы разработали технологию, которая гарантирует прочность, и восстановили два самолета. Бумаги послали по инстанции.

— Давайте проверим вашу «технологию» в воздухе, — согласился Горбунов.

Но главный инженер мастерских рассудил иначе:

— Жизнь летчика дороже, — сказал он. — Повременим с испытанием до получения указаний свыше.

Горбунов и Канкошев облетали и перегнали в полк несколько самолетов, а разрешения все не было. Потом поступило указание: «Запретить». А на аэродроме стояли два сверкающих «яка». Куда их теперь? К тому времени возвратился со штурманских сборов Калугин. С группой летчиков прибыл за самолетами. Слонов к нему:

— Выручай. Гарантирую стопроцентную прочность Ответственность беру на себя и сам подписываю во акты.

Федор Захарович испытал оба самолета на всех режимах и сказал:

— Лучше новых. Один самолет беру себе.

Так разработанная Слоновым и его товарищами технология ремонта наиболее ответственных узлов самолета была внедрена в практику. Что же касается этих двух самолетов, то Калугину и мне довелось совершить на них много боевых вылетов и сбить не один фашистский истребитель.

Личный состав полка усиленно готовился к новым) боям. Как всегда, боевая подготовка проводилась с учетом накопленного опыта. Но опыт не «копировался», а служил основой для поиска новых приемов и методов борьбы. Наши лучшие асы — Приказчиков, Наумчик, Горбунов, Калугин, Канкошев, Исаев, Глядяев и другие мастера воздушных боев предложили применять скоростные атаки малыми группами (отдельными парами,) звеньями. Но при этом требовалась особо высокая точность стрельбы. Когда выпущенная трасса попадает в цель и удар переносится на другую группу бомбардировщиков, нервы противника не выдерживают, его огневое противодействие ослабевает, и он несет, таким образом, наибольшие потери. Для скоростных атак был предложен и новый боевой порядок — сильно вытянутый, острый, как пика, пеленг или разомкнутый фронт. Такое рассредоточение боевого порядка в момент атаки позволяло летчикам вести индивидуальное прицеливание, что и обеспечивало надежное поражение цели.

Все это разыгрывалось на схемах и с помощью моделей самолетов. Затем проверялось и закреплялось в воздухе. Очень много мы летали с молодыми летчиками. Когда они прочно усвоили технику пилотирования, начались практические стрельбы по наземным и воздушным целям.

Одновременно с передового аэродрома совершались полеты в район расположения наших наземных войск, куда пытались проникать вражеские воздушные разведчики. Для этого в постоянной боевой готовности находилась группа наших самолетов. Вылеты производились по вызову станции наведения. Если завязывались воздушные схватки, гвардейцы на практике «испытывали» свои новые методы. Характерным в этом отношении можно назвать бой шестерки под командованием Наумчика.

Рано утром в наше воздушное пространство вклинилась восьмерка «мессершмиттов». Вылетев по тревоге, летчики быстро обнаружили противника и дружно атаковали его.

В одном из таких скоротечных боев пришлось участвовать и мне. Под командованием Горбунова вылетели в район Киевское — Варениковская. На высоте 3000 метров обнаружили шестерку Ме-109 г. Наш ведущий скомандовал:

— Атакуем «мессов» с ходу!

Противник тоже заметил нас и стал энергично маневрировать, явно уклоняясь от боя на равных. В это время Саратов заметил еще пару Ме-109, которая подкрадывалась к нам сверху. Все решали секунды. И ведомый Саратов передал своему командиру пары Канкошеву:

— Атакую, прикрой!

Ударил метко. Ме-109Г врезался в землю. Остальные фашисты, видя, что их замысел — втянуть нашу шестерку в бой, а верхней парой нанести поражение — не удался, глубоким пикированием ушли в сторону своих войск.

Удивительной стойкости этот человек — Дима Саратов. День назад, увлекшись прицеливанием, сам попал под огонь «мессершмитта», подкравшегося сзади. От прямого попадания снаряда правый бензобак взорвался, крыло «яка» отвалилось, самолет вошел в штопор. Дима с трудом выбрался из кабины и открыл парашют у самой земли. На второй день санитарный самолет доставил его в полк. Врач Литманов, осмотрев ноги Саратова, сильно поврежденные ударом о стабилизатор во время вынужденного прыжка с парашютом, удивился:

— Как можно ходить! В лазарет. Немедленно в лазарет. Недельки две придется полежать.

— Не буду лежать, — заявил Дима. — Сжальтесь, доктор. Выдюжу я. Фашисту надо отомстить. Да и перед товарищами неудобно...

В голосе Димы было столько мольбы, а в глазах столько ненависти к захватчикам, что Исаак Львович сдался. И вот сегодня Саратов расплатился с фашистом сполна, вогнав его в землю.

Вскрытие системы вражеской обороны — одно из непременных условий подготовки наступательной операции. Нашему полку была поставлена задача на фотографирование Голубой линии. За подготовку фотоаппаратуры взялся гвардии старшина Гарегин Апетнакович Петросян. Оборудовали три самолета Як-1. На них под прикрытием четверки истребителей гвардейцы совершили до 70 вылетов на фотографирование. Дело это трудное. Зенитного огня было столько, что от разрывов снарядов чернело небо. А надо идти строго по заданному курсу. Но мы ухитрялись обманывать вражеских зенитчиков, изменяя высоту и скорость полета. И все же им удалось сбить один наш самолет. Летчик Константин Вернигора выпрыгнул с парашютом, но плена избежать не смог. (После войны стало известно, что он перенес все муки ада фашистских концлагерей и чудом остался жив).

В августе мне пришлось дважды сопровождать Пе-2 на фотографирование. Пилотировал самолет бесстрашный летчик, один из лучших разведчиков 4-й воздушной армии, Герой Советского Союза капитан Николай Федорович Смирнов. Он прошел над Голубой линией и сфотографировал оборону противника на всю ее глубину. Вражеских истребителей мы не допустили к разведчику, но как ему удавалось проскакивать сквозь сплошной заслон зениток, объяснить трудно. Самолет окутывали облака дыма и огня, а летчик вел его заданным курсом и спокойно делал свое дело. Поистине железная воля у этого воина. Впоследствии мне не раз приходилось летать с ним на такие же задания. Мужество его всегда вызывало изумление.

Погожее утро. Торжественно-величаво стоят в строю гвардейцы. К строю подходит командир полка гвардии подполковник Гарбарец.

— Товарищи гвардейцы! — звучит в тишине его взволнованный голос. — Сегодня Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, присвоено звание Героя Советского Союза командиру звена гвардии лейтенанту Калугину Федору Захаровичу, заместителю командира эскадрильи гвардии старшему лейтенанту Горбунову Ивану Михайловичу, командиру звена гвардии лейтенанту Канкошеву Ахмет-Хану Таловичу, заместителю командира эскадрильи гвардии старшему лейтенанту Павлову Григорию Родионовичу. Поздравляю с высокой наградой Родины...

Объявил так, как значилось в телеграмме. Но все знали, что самый выдающийся из нас летчик — это Иван Горбунов. Он везде первый.

Трудно передать словами те чувства, которые взволновали наши сердца. Внешне мы, конечно, держались спокойно. Но, когда выступали с ответной речью, голос невольно срывался, выдавая душевное волнение.

— Спасибо тебе, Родина, за награду, — взволнованно говорил Иван Горбунов. И мы мысленно повторяли эти слова. — Нет такой силы на свете, которая поставила бы тебя на колени. Мы сильны величием твоего духа, бесстрашны твоей неустрашимостью, сильны твоей гранитной твердостью. Ты вдохнула в нас мужество, и мы, верные сыны твои, будем сражаться до полной победы над врагом. Сражаться за твою свободу, за народ, за идеалы великого Ленина. Слава тебе, наша прекрасная Родина!

После этого торжественного церемониала нас поздравляли боевые друзья, летчики и техники. Мы так же искренне благодарили их.

Вечером собрались в столовой. Каждая эскадрилья, как всегда на ужине, сидела за одним общим столом. В нашу честь произносились тосты, а мы говорили о наших командирах, о коммунистах, всегда идущих впереди и вдохновляющих нас на ратные дела, вспоминали о погибших товарищах: в наших высоких наградах был и их героический подвиг.

В клубе состоялся концерт. Выступали наши самодеятельные артисты. «Вставай, страна огромная», — подпевали всем залом. Потом запели «Ястребки». Впервые. Слова песни написали адъютант 1-й эскадрильи гвардии лейтенант Владимир Садовников и гвардии сержант Анатолий Новиков, музыку — гвардии сержант Иван Попов. Посвящалась песня Герою Советского Союза Михаилу Михайловичу Осипову и другим авиаторам полка, погибшим в боях за Родину.

Позднее нашу песню подхватили и в других полках. И все считали ее своей, донесли до Победы.