В Курской битве
Утром 5 июля началась Курская битва. После артиллерийской подготовки противник двинул на наши позиции тысячи танков и самоходных орудий. Навстречу им выдвигались советские танки и противотанковая артиллерия. Грохот артиллерийской канонады, залпы «катюш», шум моторов штурмовиков, бомбардировщиков и истребителей — все это слилось в сплошной гул.
Я находился на левом крыле Брянского фронта. До нас доходили отдаленные громовые раскаты. В те дни мы с напряженным вниманием читали оперативные сводки о событиях на Курской дуге. Затаив дыхание, слушали по радио сообщения Совинформбюро. Продвижение вражеских войск в первые дни битвы вызывало тревогу... На левом крыле Брянского фронта противник тоже перешел в наступление. После сорокапятиминутной артиллерийской подготовки под прикрытием дымовой завесы немецкие части стали наступать в районе Березянка, Дорогое, Александровка. В первые часы боя гитлеровцам удалось потеснить подразделения 41-й стрелковой дивизии 63-й армии. На отдельных участках вражеская пехота и танки вклинились на два-три километра в глубь нашей обороны.
В полосе 63-й армии находился 313-й гвардейский минометный полк майора Д. Н. Орлова. Этот полк поддерживал оборону 287-й стрелковой дивизии и находился на выжидательных позициях. Как только Орлов узнал о начале вражеского наступления на соседнем участке, он, не ожидая распоряжения командования, по своей инициативе объявил полку боевую тревогу. Дивизион капитана [217] Игнатова был послан на участок соседней 41-й стрелковой дивизии, где уже шел бой, дивизион капитана Павленко — на участок 287-й стрелковой дивизии. Третий дивизион остался в резерве.
Дивизион Н. У. Игнатова, с которым выехал заместитель командира полка майор М. М. Коломиец, имел заранее разведанные маршруты и выбранные огневые позиции. Через 45 минут он, совершив тридцатикилометровый марш, занял боевой порядок и в 7.00 дал залп по атакующей пехоте врага. Неожиданный залп «катюш» вызвал замешательство в рядах противника.
К 12.00 5 июля от огня «катюш» и артиллерии гитлеровцы потеряли не менее шестисот человек и отошли на исходные позиции. В последующие дни фашисты на этом участке активных действий не предпринимали.
9 июля войска Центрального фронта остановили наступление гитлеровцев, вклинившихся в глубь нашей обороны на десять — двенадцать километров. На душе стало спокойнее. Было похоже, что враг начал выдыхаться. И июля мы уже знали, что и на Воронежском фронте наступление противника остановлено. Там ценой колоссальных потерь фашистам удалось продвинуться на тридцать пять километров.
К нам на Брянский фронт прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Пришло и наше время переходить в контрнаступление.
По замыслу Ставки войскам Брянского фронта предстояло прорвать оборону противника в трех местах: на правом крыле фронта — на участке 61-й армии генерала П. А. Белова, в центре — на участке 3-й армии генерала А. В. Горбатова и на левом крыле фронта — на участке 63-й армии генерала В. Я. Колпакчи.
Войска 61-й армии наносили удар на Болхов, а войска 3-й и 61-й армий — на Орел.
В соответствии с планом артиллерийского обеспечения прорыва гвардейские минометные части распределялись следующим образом: 61-ю армию поддерживали 2-я дивизия, 310-й и 311-й полки, 3-ю армию — 8-я бригада, 85-й и 312-й полки, 63-ю армию — 3-я дивизия, 313-й и 93-й полки.
Чтобы преждевременно не раскрывать направление главного удара наших войск, вывод частей в район боевых [218] порядков производился только ночью, накануне наступления. Некоторым полкам пришлось совершить марш до ста километров. К началу операции все полки имели запас снарядов на двенадцать залпов, а бригады — на два.
11 июля полки ГМЧ совместно с артиллерией поддерживали боевые действия разведбатальонов, а 12 июля началось артиллерийское наступление, в котором участвовало два артиллерийских корпуса прорыва и отдельная артиллерийская дивизия.
Гвардейские минометные части применялись на наиболее ответственных направлениях, усиливая огонь артиллерии. После мощной артиллерийской подготовки, прорвав оборону противника на всех трех намеченных участках, наши части перешли в наступление.
Войскам Брянского фронта нужно было прорвать сильно укрепленную и глубоко эшелонированную оборону немцев, которая создавалась в течение полутора лет. Особенно прочной была она на болховском направлении, в полосе наступления 9-го гвардейского стрелкового корпуса 61-й армии. Передний край обороны фашистов проходил по восточным окраинам Крутогорья, Толкачева, Кривцова-1 и далее по реке Ока. Эти населенные пункты враг превратил в мощные узлы сопротивления, насыщенные огневыми средствами. Внутри оборонительной полосы были проволочные заграждения, минные поля, надолбы и рвы, хорошо организованная система противотанкового огня. Глубина оборонительной полосы достигала 15–20 километров.
...На правом отвесном берегу Оки раскинулась деревня Толкачево. Ока в этих местах мелкая, быстрая. Левый берег — весь в золотых песках. Деревня Толкачево была превращена гитлеровцами в мощный узел сопротивления. Здесь оборонялись 112-я и 208-я пехотные дивизии противника. Вражеские солдаты и офицеры засели в блиндажах и убежищах с перекрытием в двенадцать — пятнадцать бревен, засыпанных землей. Траншеи имели многочисленные ходы сообщения.
В наших руках находился небольшой плацдарм на левом берегу Оки. С него 11 июля была проведена разведка боем, которая еще раз подтвердила прочность толкачевского узла. Боевые действия усиленных разведывательных [219] отрядов, несмотря на мощную танковую и артиллерийскую поддержку, успеха не имели.
Но Толкачево — это ключ к Болхову. Без разрушения толкачевского опорного узла 61-я армия не могла взять Болхов.
Артиллерийское обеспечение наступления на этом участке фронта возлагалось на 7-й артиллерийский корпус прорыва, которым командовал генерал П. М. Корольков. Разведка боем показала, что Толкачево — крепкий орешек и за относительно короткое время артиллерийской подготовки уничтожить имеющиеся там сооружения не удастся.
Для разрушения толкачевского узла сопротивления было решено привлечь 2-ю гвардейскую минометную дивизию генерала Тверецкого. Но тут сразу же возник вопрос: каким образом за сутки перебросить сюда все три ее бригады, причем так, чтобы они успели занять огневые позиции? Правый берег — высокий. С него противник довольно глубоко просматривал нашу оборону. В то же время дальность стрельбы М-30 всего 2,8 километра. Значит, огневые позиции надо выбирать в полутора-двух километрах от переднего края.
Задача не из легких. За несколько часов короткой летней ночи нужно было перебросить всю технику, более пятисот тонн снарядов. Под носом у врага должны были курсировать около трехсот автомашин. И все это предстояло проделать незаметно, иначе противник мог накрыть бригады минометным и артиллерийским огнем и помешать им выполнить боевую задачу.
Командиры бригад и дивизионов излазили все лощинки и овражки, выбирая удобные огневые позиции и пути подъезда к ним. Мы с генералом Тверецким днем проверили готовность выбранных позиций.
В пять часов утра две бригады дивизии должны были дать залп по толкачевскому узлу, третья — по Крутогорью. Продолжительность залпа — до двадцати минут. Предполагалось, что за это время наши передовые пехотные батальоны воочию убедятся, где проходит линия огня, и подойдут вплотную к огневому валу. В передовые батальоны из бригад вышли офицеры со средствами связи.
И снова мы с генералом Тверецким на огневых позициях. Теперь уже проверяем, как приготовились к залпу прибывшие подразделения. [220]
В расположении 17-й бригады полковника Н. С. Жежерука в ложбине мы наткнулись на группу солдат, которым что-то рассказывал старший лейтенант. Увидев нас, он умолк, готовясь подать команду. Тверецкий жестом остановил его.
— О чем идет речь, гвардейцы? — спросил он.
— Позавчера я был в родных местах, — ответил старший лейтенант. — Село наше еще зимой отбили у врага. Вот рассказываю о том, что видели и пережили жители и моя мама.
Старший лейтенант В. С. Гаврилин был командиром батареи. В селе Мишина Поляна он вырос, а в городе Белёве перед самой войной окончил среднюю школу. В первые же дни войны пошел в военное училище. В сорок втором уже сражался под Сталинградом.
— Половина домов сожжена, — рассказывал он с гневом, — люди по лесам, по землянкам прятались. Многих гитлеровцы в рабство угнали. Мать моя чудом жива осталась. Когда она увидела меня, горько заплакала и сквозь слезы сказала: «Благословляю тебя, сыпок, на бой. Бей их без пощады. Звери это, а не люди. Гоните их с родной земли...» Этот материнский наказ я выполню! — решительно заявил он. — Пусть погибну, но и врагу от меня пощады не будет.
Наказ матери Гаврилин выполнил с честью. Со своей батареей он дошел до Берлина, 27 апреля 1945 года его батарея, как лучшая в бригаде, дала залп по рейхстагу. После разгрома фашистской Германии батарея в составе 17-й бригады была переброшена на Дальний Восток, и там, под Мукденом, она дала по японским милитаристам свой последний залп во второй мировой войне.
...К рассвету бригады были готовы к бою.
Утро 12 июля. Над Окой еще держится туман, но уже встает солнце. Тишина. Будто и нет никакой войны. Ровно в пять часов подается команда: «Огонь!»
В то утро мне впервые довелось наблюдать огонь тяжелой дивизии реактивной артиллерии. Даже на меня, видавшего виды артиллериста, это произвело потрясающее впечатление.
То здесь, то там из лощин и овражков с оглушающим ревом пачками вылетали снаряды. Они перечеркивали небо своими яркими огненными хвостами, и через несколько [221] секунд в расположении противника вздымались один за другим громадные черные фонтаны разрывов.
С каждым мгновением их плотность увеличивалась. Через некоторое время над Талкачевом и Крутогорьем образовалось громадное иссиня-черное облако, на котором лежал оранжевый отблеск лучей солнца. От одновременных взрывов десятков и сотен снарядов 300-миллиметрового калибра непрерывно гудела и вздрагивала земля. В гуле канонады не было слышно ни команд, ни восхищенных возгласов рядом стоявших товарищей.
Передовые цепи нашей пехоты вышли из окопов и двинулись вперед. Только сейчас мы оценили то, что огонь бригад растянули по времени. Это позволило нашим передовым батальонам освоиться: они могли теперь сравнительно спокойно подойти к огненной стене разрывов.
В лучшей части бригадных эллипсов рассеивания плотность огня достигала 30–50 разрывов на гектар. Узел сопротивления гитлеровцев был буквально сплошь усеян глубокими воронками. Все его укрепления разрушены и уничтожены. Когда наши бойцы вслед за артиллерийским огневым валом пошли в атаку, оставшиеся в живых фашисты бежали в нашу сторону с поднятыми руками и в ужасе кричали: «Гитлер капут! Гитлер капут!..» Вид их, оглушенных и обезумевших, был ужасным.
Пленный офицер 208-й пехотной дивизии, оборонявшей толкачевский узел, говорил: «Это был бешеный огонь. Ни одного блиндажа, ни одной огневой точки не осталось. Нас охватил ужас... Не было места, где бы не ложились снаряды... Удивительно, что я остался жив. Мне очень повезло, что я попал в плен». Ему вторил пленный солдат: «После залпа «катюш» из ста двадцати человек нашей роты уцелели немногие, из пяти пулеметов остался один. Все пять тяжелых минометов разбиты вдребезги».
По толкачевскому узлу было выпущено 5184 реактивных снаряда, из них — 3456 М-30 и 1728 — М-20. Через восемнадцать минут после залпа бригад наши войска почти без потерь овладели этим важным опорным пунктом. Враг не оказал никакого сопротивления. Полтора года фашисты создавали толкачевский укрепленный узел. Восемнадцать минут потребовалось нашим войскам, чтобы взять его! [222]
Этот удар отчетливо выявил одно из основных качеств тяжелых дивизий — сокрушающую мощь их залпового огня. Опыт последующих боев показал, что там, где создавалась нужная плотность огня, любой опорный пункт, как бы он ни был укреплен, в самое короткое время разрушался залпами бригад.
К сожалению, малая дальность стрельбы не позволила нам разрушить опорные пункты в глубине обороны противника, а артиллерийских орудий большой мощности на этом участке фронта не было. Враг упорно цеплялся за промежуточные рубежи — за каждый дот и дзот, за каждую траншею. Он подбрасывал танковые и пехотные резервы. Продвижение наших частей все больше и больше замедлялось. Тогда 2-я гвардейская дивизия получила приказ переправиться на правый берег Оки и 13 июля дать залпы по узлам сопротивления Багриново, Хомяково, Курасово. Дивизия успешно выполнила задачу и обеспечила дальнейшее продвижение наших войск.
Вскоре к нам прибыл член Военного совета ГМЧ генерал-майор Л. М. Гайдуков.
— А что если выделять от бригад небольшие группы станков для сопровождения пехоты? — спросил он.
Не скрою, предложение нас озадачило: ведь оно шло вразрез с возможностями этого типа реактивной артиллерии. Готовить станки к бою довольно сложно, да и громоздки они... Однако мы все же решили попробовать, рискнуть. На следующий день в боевых порядках 12-й и 72-й гвардейских стрелковых дивизий появились группы по два — четыре станка М-30. Станки были установлены в складках местности. Они дали двенадцать залпов. После этого идея Гайдукова нашла горячую поддержку у командиров передовых стрелковых частей.
— Воодушевляют войска ваши залпы! — с восторгом сказал нам командир одного из стрелковых полков 72-й гвардейской дивизии. — Когда удачно кладутся разрывы, враг несет большие потери. Мы просим поощрить гвардейцев батарей, которыми командуют старшие лейтенанты Белов и Гаврилин. Молодцы! Замечательно воюют!
И действительно, весь личный состав этих батарей трудился на поле боя самоотверженно, героически. Лейтенанты И. Гришин, Л. Трошин, сержанты И. Лесников, В. Орлов, В. Владимиров и другие умело устанавливали пусковые станки, подносили к ним тяжелые снаряды. Их [223] «кочующие» рамы производили сокрушительные залпы по врагу. Старшие лейтенанты Белов, Гаврилин и их гвардейцы были удостоены правительственных наград.
Автор предложения о «кочующих» рамах генерал Гайдуков сам подыскивал подходящие позиции для станков и цели для них. На подступах к Болхову мне с большим трудом удалось отвести его в укрытие из-под ружейно-пулеметного огня противника.
— Лев Михайлович, вы и командующий ругаете нас за излишний риск и отклонение от инструкций, а сами, рискуя не меньше, выдвигаете станки М-30 в передовые цепи пехоты.
Гайдуков улыбнулся:
— Вы, безусловно, правы. Но это же бой... Такое использование М-30 в данный момент просто необходимо.
— Думаю, что было бы лучше иметь установки М-30 на машинах, то есть маневренные, — сказал я.
— В этом направлении у нас ведутся работы.
И верно: в 1944 году такие двенадцатизарядные установки были созданы для снарядов М-31, которые имели дальность стрельбы четыре километра. Их назвали БМ-31–12. В том же году они поступили на вооружение бригад.
Войска 61-й армии вели упорные бои на болховском направлении. Стрелковая дивизия, которую поддерживал 311-й гвардейский минометный полк подполковника Г. Ф. Журавлева, получила задачу перерезать важную шоссейную магистраль Болхов — Орел. Враг бросил против дивизии свежие резервы. В их составе было два пехотных полка, более полусотни «тигров» и «фердинандов». Бой разгорелся рано утром 19 июля возле деревни Калинеево. Фашисты во что бы то ни стало хотели захватить господствующую над шоссе высоту северо-западнее деревни. Отражать атаки противника было нечем. Артиллерия дивизии почти не имела снарядов, противотанковая бригада еще не подошла, хотя ей уже надлежало быть здесь.
Со зловещим лязгом и скрежетом выходили из ближней рощи «тигры» и «фердинанды». За ними двигалась вражеская пехота. Времени для раздумий не было. Подполковник Журавлев решил огнем с закрытых позиций отрезать пехоту фашистов от танков, по танкам и прорвавшимся пехотинцам ударить прямой наводкой. [224]
Залп по живой силе был губительным. Танки, оставшись без автоматчиков, сбавили скорость. И тут установки БМ-13 стали поодиночке выходить на прямую наводку. Корректировал огонь начальник разведки полка старший лейтенант Татарников. Огонь артиллерии и «катюш» не давал противнику наращивать удар. Вскоре подоспела и наша противотанковая бригада, которая с ходу вступила в бой. Дивизия продолжала наступление. Деревня Калинеево была взята. Враг оставил на поле боя двадцать четыре танка и до трех батальонов пехоты.
Шесть часов длился этот яростный бой. После него командир дивизии сам прибыл на НП Журавлева, крепко пожал ему руку, поздравил с успехом и сказал:
— Спасибо, гвардейцы! Если бы не ваши «катюши», туго бы нам пришлось!
В июльском и августовском наступлении Брянского фронта гвардейские минометные части использовались, как правило, для прорыва обороны противника, для нанесения массированного удара по узлам сопротивления на новых направлениях и промежуточных рубежах обороны. Для этого они целыми группами быстро и оперативно перебрасывались из армии в армию, нередко на большие расстояния. Характерная в этом отношении операция была проведена в ночь на 19 июля, когда на участок 3-й армии перебросили четыре тяжелые бригады и четыре полка «катюш».
Под натиском войск нашей 3-й армии противник, оказывая упорное сопротивление, к исходу дня 18 июля отошел на рубеж Панама, Александровка и далее по реке Олешня и закрепился на заранее подготовленном рубеже. Чтобы не дать ему возможности подтянуть свежие резервы, нужно было как можно быстрее организовать прорыв второй полосы. Поэтому командование фронта решило в ночь на 19 июля 1943 года прорвать оборону гитлеровцев и в этот прорыв ввести 3-ю гвардейскую танковую армию. Для обеспечения прорыва в полосе 3-й армии туда срочно перебрасывались гвардейские минометные части с левого фланга 63-й армии.
Наиболее сложной задача оказалась для 3-й гвардейской минометной дивизии полковника П. В. Колесникова, которая с 16 июля стояла на огневых позициях на участке 63-й армии. Теперь дивизии предстояло в течение суток сняться с огневых позиций, совершить стокилометровый [225] марш и к утру 19 июля быть готовой к залпу на новом месте. Несмотря на крайне ограниченный срок, три бригады совершили ночной марш и к 4.00 19 июля были готовы к бою.
Этой же ночью сюда прибыла 8-я отдельная гвардейская минометная бригада М-30 и четыре полка М-13.
Контроль за переброской частей и организацию службы регулирования осуществляли офицеры штаба группы и штаба дивизии.
В назначенное время все полки и бригады произвели мощный огневой налет.
Фашистское командование не предполагало, что мы в столь сжатые сроки сможем сосредоточить так много артиллерии в районе прорыва. Огневой таран в буквальном смысле привел противника в замешательство. Бросая оружие, гитлеровцы в панике бежали и, потеряв ориентировку, попадали под сильный огонь нашей пехоты, сдавались в плен.
Войска 3-й армии после артиллерийской подготовки и залпов «катюш» овладели рядом населенных пунктов: Новая Жизнь, Малое Очкасово, Александровка, Прилепы, Подмаслово и другие, а 3-я гвардейская танковая армия вошла в прорыв и стала успешно развивать наступление.
22 июля 1943 года противнику удалось закрепиться на новой, промежуточной линии обороны, продвижение наших стрелковых дивизий приостановилось. Полковник Колесников получил задачу во взаимодействии с артиллерией обеспечить прорыв линии обороны врага. Выполнение этой задачи он возложил на 18-ю гвардейскую минометную бригаду. В течение трех часов она прошла сорок километров, заняла огневые позиции и в нужное время произвела залп. Инженерные сооружения в полосе обороны гитлеровцев были разрушены, а большая часть живой силы уничтожена. Стрелковые подразделения развили наступление и захватили ряд населенных пунктов: Капурино, Соловки, Семенов. Враг потерял при этом до полка пехоты.
Взламывая оборону противника, отражая контратаки, уничтожая его резервы и отступающие колонны, гвардейские минометные части оперативной группы фронта только за июль 1943 года выпустили более шестидесяти тысяч [226] реактивных снарядов, из них 29 тысяч тяжелого калибра М-20 и М-30.
5 августа в Москве впервые прогремел салют в честь побед, которые одержали войска Западного, Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов, освободивших Орел и Белгород.
18 августа завершилась ликвидация орловского плацдарма врага.
Войска Брянского фронта во взаимодействии с Западным и Центральным фронтами продолжали наступать. С расширением нашей полосы наступления из Западного фронта в состав Брянского перешли 11-я гвардейская армия генерала И. X. Баграмяна и 11-я армия генерала И. И. Федюнинского, а затем и 50-я армия генерала И. В. Болдина. С войсками этих армий в состав оперативной группы ГМЧ фронта влились шесть полков «катюш», а 3-я гвардейская минометная дивизия была переброшена на другой фронт. Таким образом, в августе 1943 года в оперативной группе ГМЧ Брянского фронта находилось двенадцать полков, четыре бригады и один отдельный дивизион.
В последующих боях из вновь прибывших полков наиболее инициативно действовал 40-й гвардейский минометный полк майора А. Г. Карася, который поддерживал 169-ю стрелковую дивизию. Взаимодействуя с артиллерией, он своим огнем отбивал контратаки и подавлял систему флангового огня противника, обеспечивая продвижение дивизии. В боях отличились многие воины этого полка. Среди них командир 39-го дивизиона капитан А. М. Голеусов, командир огневого взвода лейтенант Карсанов, командир боевой машины Абдульманов.
Смело и самоотверженно действовал 74-й гвардейский минометный полк гвардии майора А. В. Дзаридзе, поддерживавший 8-й гвардейский стрелковый корпус, который освободил более ста населенных пунктов. Мужество и стойкость в боях проявили капитаны Потапов, Головачев, командиры боевых машин Самсонов, Вильчевский, Тацитов, Воробьев и другие.
Добрая слава на фронте ходила и о 312-м гвардейском минометном полку.
«Ни один поддерживающий дивизию род войск не оказывал нам такой мощной поддержки, какую оказывал 312 гмп, и в целом ряде случаев продвижением частей [227] дивизии мы были обязаны исключительно своевременному и сокрушительному огню гвардейцев 312 гмп», — свидетельствовал командир 380-й стрелковой дивизии полковник Кустов.
Высокую оценку действиям гвардейцев давал и командир 269-й стрелковой дивизии генерал-майор Мерзляков: «312 гмп сопровождал пехоту дивизии не только обычным огнем, но и огнем отдельных батарей, которые выезжали в боевые порядки пехоты, давая сокрушительные залпы прямой наводкой».
— Какие замечательные люди в наших полках! — радовался Ломаковский, читая поступавшие донесения. Я полностью разделял его чувства.
Вот некоторые строки из тех же донесений. Командир боевой машины И. Д. Цирулев, шофер транспортной машины П. В. Лебедев во время выполнения боевого задания были ранены, но оставались в строю. Санинструктор дивизиона сержант Д. В. Гусев под сильным обстрелом вынес с поля боя пять человек.
Заряжающий М. Д. Поздерин, заменив раненого наводчика, под сильным артиллерийским огнем отразил атаку противника, подбив три танка. Ефрейтор К. В. Доганашев, выполняя приказ командира батареи, на виду у наступающих фашистов вывел боевую машину на открытую позицию и дал залп. Результат — тридцать убитых гитлеровцев и два подожженных танка.
Или еще пример. От фашистской бомбы загорелась боевая машина. Огонь угрожал стоявшим неподалеку машинам с боеприпасами. Ефрейтор П. П. Фролов первым бросился тушить пожар, увлекая за собой товарищей. Опасность взрыва была ликвидирована.
Не обходилось и без потерь. Во имя победы над врагом отдавали свои жизни замечательные люди. Разведчики во главе с младшим лейтенантом И. Н. Поваровым обнаружили вражескую засаду из пяти самоходных орудий и двух танков. Гитлеровцы открыли по разведчикам пулеметный огонь. Пали смертью храбрых старший сержант Н. А. Дроздов, сержант А. Ф. Фанзов, рядовые Корнышев и Н. И. Теткин. Тяжело раненного Поварова вынес из-под огня подоспевший боец Давниченко. Теряя сознание, Поваров успел сообщить координаты вражеской засады, и она была полностью уничтожена «катюшами». [228]
В 312-м полку всеобщим любимцем был сержант И. К. Коротаев. Я знал этого на редкость инициативного и храброго воина, коммуниста. Со своим расчетом Коротаев не раз отбивал фашистские контратаки залпами с открытых позиций. В одном из боев сержант был смертельно ранен. Это известие болью отозвалось в сердцах гвардейцев. Боевые друзья поклялись отомстить врагу за его смерть. В тот же день дивизион, в котором служил Коротаев, уничтожил зенитную и три минометные батареи, два танка, шесть пушек, самоходное орудие, заставил замолчать семнадцать огневых точек врага. Этим было положено начало «коротаевскому счету».
И. К. Коротаева посмертно наградили орденом Отечественной войны II степени и навечно зачислили в списки 2-го дивизиона 312-го гвардейского минометного полка. А через некоторое время в полку сложили бесхитростную солдатскую песню о Коротаеве. Песня брала за душу, звала однополчан к новым подвигам.
Шли ожесточенные бои, но не прекращалась партийно-политическая работа в частях. В самый разгар Курской битвы 472 гвардейца-минометчика вступили в ряды Коммунистической партии и 258 — в комсомол. Когда в стране было объявлено о выпуске Государственного займа, воины ГМЧ фронта подписались в общей сложности на пять с половиной миллионов рублей и большую часть суммы внесли наличными.
Одним из наиболее ярких и поучительных примеров боевого применения ГМЧ в операциях, несомненно, является прорыв вражеской обороны войсками 50-й армии Брянского фронта под городом Кировом Калужской области. В артиллерийском обеспечении этого прорыва гвардейским минометным частям суждено было сыграть решающую роль.
«Командование рассматривало ГМЧ как мощное огневое и сильное маневренное средство, способное решать большие задачи в короткое время. Поэтому было решено возложить на них все основные задачи артиллерийской подготовки наступления наших войск...» — писал в статье, опубликованной в «Военно-историческом журнале» № 10 за 1959 год, командующий Брянским фронтом М. М. Попов. [229]
Подготовка операции началась 4 сентября с разведки боем, проведенной в районе деревни Большие Савки. Задача по обеспечению наступления войск 50-й армии возлагалась на 2-й артиллерийский корпус прорыва и на группу ГМЧ в составе дивизии М-31, восьми полков М-13. Был разработан план артподготовки и взаимодействия частей в ходе операции.
Мы с командиром 2-го артиллерийского корпуса генерал-лейтенантом М. М. Барсуковым свои наблюдательные пункты разместили на колокольне большой церкви, находившейся на западной окраине Кирова.
5 сентября я находился на своем НП. Поздно вечером меня вызвал к себе командующий фронтом генерал-полковник М. М. Попов. Через полчаса я был в его вагоне.
— В подготовленном районе прорыва противник имеет мощную укрепленную полосу обороны, рассчитывать на успех трудно. Поэтому принято решение прорыв осуществить с участка соседней 10-й армии Западного фронта — вот здесь, — и командующий показал на карте новое место намеченного прорыва. — Сможете ли вы, товарищ Нестеренко, за две ночи незаметно для противника перебросить восемь своих полков на этот участок с таким расчетом, чтобы утром 7 сентября они обеспечили прорыв обороны?
— Если дороги для автотранспорта проходимы — задачу выполним! — ответил я.
— Дороги проходимы, я вчера сам проехал по этому маршруту.
Командующий, ставя мне задачу, подчеркнул, что, развертывая ГМЧ на новом участке, нужно обеспечить полную скрытность и иметь к началу операции в каждом полку не менее трех залпов снарядов.
— Помните, — заключил генерал, — никаких письменных приказов. Распоряжения командирам полков отдавать лично.
Задача была не из легких, однако наши части имели большой опыт в совершении подобных маршей.
Вернувшись в штаб, мы вместе с Задориным уточнили наличие в частях боевых машин и боеприпасов, наметили маршруты и порядок движения колонн. Примерно в первом часу ночи собрались командиры полков. Каждому из них на карте был указан маршрут, определены [230] районы огневых позиций и наблюдательных пунктов, а также время прохождения контрольных рубежей. Особое внимание, как того требовал командующий фронтом, было обращено на маскировку и скрытность маневра. В пять утра 6 сентября командиры полков должны были собраться на восточной окраине хутора Моисеевского в районе новых огневых позиций.
Чтобы обеспечить скрытность маневра, мы решили перебрасывать полки двумя эшелонами. В ночь на 6 сентября совершали марш только штабы и взводы управлений полков и дивизионов, а в следующую ночь — боевые машины и взводы боевого питания с тремя залпами снарядов.
На дороги были высланы регулировщики, а в район огневых позиций — комендантские посты. Они следили за строжайшим соблюдением светомаскировки. С рассветом движение машин по дорогам прекращалось. Их тщательно прятали в лесу и кустарниках.
Рано утром 6 сентября мы с офицером штаба старшим лейтенантом Шамовым прибыли в район предстоящих боевых действий. В хуторе Моисеевском уже собрались командиры полков. Примостившись на бревнах, они завтракали, подкреплялись, как говорится, чем бог послал. Каждый выложил все, что у него было: консервы, масло, селедку, колбасу... Так уж у нас повелось: когда командиры собирались вместе, организовывался общий стол. Не было недостатка и в шутках. Мне нравилась эта атмосфера добросердечности, взаимного уважения.
Я попросил развернуть карты. Пока командиры вынимали из полевых сумок карты и отыскивали на них места предстоящих боевых действий, я внимательно всматривался в их лица. Это были молодые, энергичные, полные удали люди. Самому старшему из них, Скирде, исполнилось тридцать четыре года, а самому младшему, Плотникову, не было и двадцати четырех. Скирда и Ковчур вступили в бой с врагом в первые дни войны. Многие прошли суровую школу Сталинградской битвы, участвовали в напряженных наступательных боях Брянского фронта. За их плечами стремительные марши, внезапные и точные залпы, в острые минуты сражений выходы с батареями в боевые порядки пехоты. Дружная семья гвардейцев жила по законам взаимной выручки. Все [231] в боях отлично взаимодействовали с артиллерией, да иначе и быть не могло. Ведь в ГМЧ назначались лучшие артиллеристы. «Да, — думал я, глядя на командиров, — полки, возглавляемые такими людьми, не подведут!»
Я рассказал о боевых задачах и условиях, в которых предстояло совершать залпы. Прорыв намечался в полосе шириной четыре-пять километров. На каждый наш полк приходилось всего лишь по пятисот метров. Каждый командир полка головой отвечал за подавление огневой системы, разрушение опорных пунктов и уничтожение живой силы противника на своем участке. Поэтому я потребовал от командиров, чтобы они сами побывали в передовых стрелковых батальонах и тщательно изучили систему обороны противника, нанесли на карту расположение его огневых точек, опорных пунктов, окопов.
Важно было продумать, как лучше положить залпы «катюш». Командирам полков рекомендовалось получить сведения о противнике у командиров стрелковых батальонов и артиллеристов, в частности, взять у них данные пристрелки по рубежам и наиболее важным целям, договориться, какие цели пехотинцы и артиллеристы возьмут на себя.
Особое внимание обращалось на скрытность подготовки залпов, строгое соблюдение маскировки. При выходе на НП и в передовые батальоны командирам полков разрешалось брать с собой только одного офицера или разведчика.
Ответственность за правый фланг участка прорыва возлагалась на подполковника Плотникова, за левый — на подполковника Карася. Для отражения фланговых контратак противника прямой наводкой они должны были выбрать огневые позиции в районах своих наблюдательных пунктов, чтобы в случае необходимости лично руководить огнем батарей.
Командиры полков приступили к выполнению задания, а мы с Шамовым выехали на центральный участок предполагаемого прорыва. Оставив машину на опушке леса, мы прошли на НП командующего артиллерией 369-й стрелковой дивизии. Далее нас провели на НП командира стрелкового батальона. Отсюда хорошо просматривался передний край врага. Я нанес на карту его опорные пункты, уточнил расположение наших передовых батальонов и определил, куда целесообразно положить полковые [232] залпы, районы переноса огня в глубину и флангового обеспечения при наступлении наших войск.
Место для моего НП было выбрано на опушке леса — неподалеку от наблюдательного пункта командующего артиллерией 369-й стрелковой дивизии.
В 16.00 командиры гвардейских минометных полков, как и было условлено, собрались в штабе 50-й армии. Слушая их доклады, я сопоставлял сведения о переднем крае противника, о системе его обороны. Мы окончательно распределили цели для каждого полка, уточнили порядок массированных залповых ударов и методического огня ГМЧ, уточнили, какие цели подавляются огнем артиллерии.
В 18.00 я уже был на КП командующего 50-й армией генерал-лейтенанта И. В. Болдина. Здесь находился командующий фронтом генерал-полковник М. М. Попов и командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант Н. В. Гавриленко.
Наш план был утвержден без существенных изменений. Командующий фронтом М. М. Попов подчеркнул, что я должен иметь в централизованном управлении не менее пяти полков.
— Особое внимание — обеспечению флангов, — сказал он. — Вы должны в любой момент быть готовыми к отражению контратак.
— А успеете вы точно привязать боевые порядки дивизионов? — спросил Н. В. Гавриленко. — И как будут обеспечены пристрелка и контроль подготовки исходных данных?
— Дивизионы ГМЧ используют пристрелочные данные артиллерийских частей 10-й армии, которые давно находятся здесь, — ответил я. — Огневые позиции «катюш» располагаются вблизи артиллерийских батарей, и командиры наших дивизионов уже связались с артиллеристами.
В ночь на 7 сентября командиры подразделений восьми полков ГМЧ заняли свои НП и установили связь с огневыми позициями, на которые уже прибыли огневые взводы. К шести утра я доложил командующему фронтом о полной готовности полков к бою.
Мы ждали команды. Начало артиллерийской подготовки было назначено на 11.00. [233]
Боевой порядок армии на участке прорыва строился в три эшелона: в первом — две стрелковые дивизии, танковые бригада и полк; во втором — стрелковая дивизия с танковым полком; в третьем — кавалерийский корпус и три стрелковые дивизии, которые 8 сентября должны были прибыть из-под Кирова. Для артиллерийского обеспечения кроме полков ГМЧ и артиллерии дивизий привлекались пять артиллерийских полков 10-й армии Западного фронта, ранее находившихся на этом участке. Плотность на километр фронта составляла около 62 стволов. Этого явно было мало. При таком количестве орудий рассчитывать на успех было довольно рискованно.
На что же делало ставку командование фронта? Оно было уверено, что быстрый и скрытый маневр гвардейских минометных полков и их мощный огонь восполнят недостаток артиллерии. Расчет делался на внезапность удара, на массированный огонь ГМЧ, на сковывание основной группировки противника возле Кирова, на стремительность атаки стрелковых дивизий, решительный ввод в прорыв кавалерийского корпуса и наращивание усилий за счет перебрасываемых из-под Кирова частей.
Опыт прошлых боев показывал, что при потере внезапности удара и большое количество стволов не обеспечивало успеха. Ведь в сухую, тихую погоду переброску значительных сил артиллерии и танков на новые направления скрыть от противника трудно: над дорогами долго висят облака пыли. Враг успевал подтягивать танковые и огневые резервы, перебрасывал мотопехоту и сосредоточивал авиацию. Так было на участке 11-й гвардейской армии южнее города Карачева и севернее этого города на участке 11-й армии в районе населенных пунктов Огорь и Орля.
Что предстояло сделать гвардейским минометным полкам и артиллерии на участке прорыва? Внезапным огневым налетом большой плотности они должны были нарушить огневую систему противника, дезорганизовать управление войсками, уничтожить его живую силу, разрушить и подавить узлы сопротивления на переднем крае и в глубине обороны. Всеми этими действиями мы должны были обеспечить продвижение нашей пехоты и танков, срывая возможные контратаки врага.
В прорыве участвовали гвардейские полки: 40-й — подполковника А. Г. Карася, 85-й — подполковника [234] В. А. Плотникова, 93-й — полковника Е. Г. Сердобольского, 90-й — подполковника М. А. Якушева, 310-й — подполковника Н. М. Ковчура, 312-й — подполковника Н. В. Скирды и 313-й — майора Д. Н. Орлова. Кроме перечисленных полков, вооруженных установками БМ-13, в прорыве участвовал 10-й полк майора Сторожко, имевший установки БМ-8 и входивший в состав 2-го гвардейского кавалерийского корпуса.
Расход боеприпасов на первый день боя по плану составлял двадцать три полковых залпа для М-13 и три для М-8.
Утром 7 сентября в районе Кирова началась артиллерийская подготовка. Как и предполагалось, это сковало главные силы противника, отвлекло его внимание. А в одиннадцать часов на участке намеченного прорыва по врагу ударили авиация, полки «катюш», а артиллерия открыла стрельбу прямой наводкой по заранее пристрелянным немецким огневым точкам и батареям.
Это было огненное море. Пикирующие бомбардировщики утюжили фашистские войска, недосягаемые для «катюш» и артиллерии. Под громовые раскаты взрывов в воздух взлетали тысячи фонтанов земли. На участке прорыва непрерывно рвались новые и новые снаряды. Орудия прямой наводки продолжали обрабатывать передний край.
Через двадцать минут снова был нанесен залповый удар полков «катюш». Ветерок сносил черное облако гари и пыли в сторону врага. Это облегчало орудиям вести прицельный огонь прямой наводкой, создавало благоприятные возможности для продвижения нашей пехоте.
Минут через пять после того, как наши пехотинцы пошли в атаку, последовали два полковых залпа на флангах для предупреждения контратак. Надо сказать, что в последующем противник не раз пытался предпринимать их. Особенно упорные и яростные контратаки следовали с правого фланга, со стороны населенных пунктов Зимница и Милеево. Здесь гитлеровцам удалось несколько потеснить наши стрелковые батальоны и противотанковые орудия.
В это время на открытую позицию выехала батарея «катюш» дивизиона капитана А. Ф. Пануева. Своими залпами прямой наводкой батарея не только отразила контратаку [235] противника, но и обратила его в бегство. Правофланговые батальоны снова перешли в наступление...
За двадцать минут по участку прорыва было выпущено более 8000 снарядов, из них 6000 реактивных и около 2000 артиллерийских. Внезапность и сила огневого удара сделали свое дело. ГМЧ и артиллерия во взаимодействии с авиацией обеспечили войскам 50-й армии прорыв вражеской обороны.
К концу дня фронт прорыва расширился до восьми километров. На поле боя валялись сотни трупов фашистских солдат и офицеров. Многие артиллерийские батареи противника, накрытые губительным огнем «катюш», потеряли расчеты, не сделав ни одного выстрела, и были захвачены нашей пехотой.
Наступающие войска уже вели бои в глубине обороны гитлеровцев. ГМЧ и артиллерия приступили к огневому сопровождению наших танков и пехоты. Кроме того, нам пришлось подавлять вражеские части и подразделения, сосредоточенные для контратак, громить отступающие колонны немцев, которые, избегая окружения, поспешно уходили из леса, бросая оружие и боевую технику.
В тот же день в прорыв был введен 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-лейтенанта В. В. Крюкова. Для усиления корпусу придавался 40-й гвардейский минометный полк подполковника А. Г. Карася. Этот полк был наиболее мобильный по сравнению с другими, имел в лучшем состоянии автотранспорт.
8 сентября с вводом в бой дивизий второго эшелона прорыв был увеличен до тридцати километров в ширину и до двадцати пяти в глубину. 2-й кавалерийский корпус с двумя полками «катюш» (40-й и 10-й гмп) стремительно продвигался в направлении Жуковки. Противник спешно подбрасывал резервы и предпринимал фланговые контратаки, стремясь отрезать введенную в прорыв кавалерию и закрыть брешь в своей обороне. В течение трех суток на флангах шли ожесточенные бои, в которых большую роль сыграл 40-й гвардейский минометный полк. Он наносил удары по скоплениям пехоты и танков противника и тем самым срывал его контратаки.
Неоценимую помощь гвардейцам оказал начальник разведки 24-го Краснознаменного дивизиона 40 гмп старший лейтенант Н. И. Винников, посланный в тыл врага [236] командиром дивизиона Я. А. Березиным. Разведав силы противника, старший лейтенант по радио вызывал огонь дивизиона по сосредоточению фашистских танков и пехоты. За проявленное мужество Винников был награжден орденом Отечественной войны II степени. К сожалению, офицеру не довелось дожить до конца войны. 20 июня 1944 года на Карельском фронте, под деревней Тускаллы, Н. И. Винников, находясь со своими разведчиками в передовых цепях, повел пехоту на штурм опорного пункта и пал смертью героя. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
В прорыв вводились новые артиллерийские части, которые перебрасывались из-под Кирова. Противник так и не смог отрезать 2-й кавалерийский корпус от стрелковых дивизий, не смог остановить стремительное продвижение наших войск.
11 сентября наша конница овладела Жуковкой, захватила плацдарм на западном берегу Десны и перерезала пути на Рославль. Не имея резервов для восстановления фронта и боясь окружения, фашистское командование вынуждено было отдать приказ 12-му и 53-му корпусам на отход. Войска Брянского фронта немедленно перешли в преследование противника.
За время этих боев противник понес огромные потери: три его дивизии были разгромлены полностью, четыре пехотные, две танковые дивизии, несколько охранных батальонов потеряли большую часть личного состава.
Прорыв в районе Мокрое, Крайчук обеспечил не только тактический, но и оперативный успех: наши войска освободили от фашистских захватчиков города Брянск, Бежица, Унеча, Почеп и другие.
Приказом Верховного Главнокомандующего от 17 сентября 1943 года войскам, участвовавшим в освобождении городов Брянск и Бежица, была объявлена благодарность, а в Москве в честь этой победы был дан салют. 310-й и 74-й гвардейские минометные полки получили наименование Бежицких. Командиры гвардейских минометных полков, многие бойцы и офицеры были награждены орденами. В эти дни мне было присвоено звание «генерал-лейтенант артиллерии»...
Наши войска продвинулись западнее Брянска на тридцать пять — пятьдесят километров. Наступила оперативная [237] пауза. Нужно было провести перегруппировку войск, подтянуть тылы, подвезти боеприпасы и горючее...
Появилась возможность собрать командиров частей, подвести итоги боев.
На совещании мы всесторонне обсудили практику боевых действий гвардейских минометных частей Брянского фронта, обобщили накопленный опыт. Мне было приятно отметить, что за время боев заметно выросло мастерство командного состава, возмужали, приобрели богатый опыт гвардейцы. Полки и бригады действовали, как правило, согласованно, нередко выручали друг друга: делились горючим, продовольствием, оказывали взаимопомощь в перевозке снарядов. Это относилось прежде всего к полкам Сердобольского, Карася, Скирды. Не случайно именно эти офицеры обычно возглавляли группы ГМЧ, которые создавались для нанесения массированных ударов по противнику.
Вполне справился со своими задачами артсклад. Чтобы ускорить переброску больших партий снарядов на нужные направления, было организовано несколько промежуточных опорных баз. Правда, в работе тыловых подразделений опергруппы имелись и упущения. В частности, тылы некоторых частей и артсклад не всегда успевали собирать и своевременно отправлять на оборонные заводы ящики из-под снарядов. Конечно, в боевых условиях, тем более в ходе наступления, дело это непростое, хлопотное, но считать его не стоящим внимания было никак нельзя. Одна только наша опергруппа в последних наступательных боях выпустила по врагу сто тысяч снарядов, а это — пятьдесят тысяч ящиков, больших, окантованных железом. Нетрудно прикинуть, какую экономию средств, материалов, рабочей силы дает возврат тары.
На совещании мы единодушно сошлись на том, что минувшие наступательные бои содержат много интересного и поучительного в использовании гвардейских минометных полков. Поскольку ГМЧ фронта, как правило, не распылялись по армиям и дивизиям, а применялись группами на направлениях главных ударов, это позволяло с максимальной эффективностью использовать маневренность и огромную мощь залпов «катюш», обеспечивать внезапность огневых налетов. А внезапные залпы ГМЧ, как показал опыт, настолько ошеломляли противника, [238] что наши войска нередко овладевали его опорными пунктами сравнительно легко, без больших потерь.
Так было на участке 11-й гвардейской армии в районе Ильинское, Гнездилово, где группа ГМЧ в составе семи полков и одной бригады М-30, взаимодействуя с артиллерией, обеспечила прорыв обороны противника; при прорыве обороны и взятии Хотынца на карачевском направлении, где действовала группа ГМЧ из четырех полков, одной бригады и отдельного дивизиона; при наступлении на Брянск, где группа ГМЧ состояла из семи полков, трех бригад и отдельного дивизиона; на участке 50-й армии — в районе Орля, Калинино, где группа ГМЧ состояла из семи полков, двух бригад; под городом Кировом Калужской области, где в группу обеспечения прорыва входили восемь полков М-13, один полк М-8 и дивизия М-30.
Инициатором такого применения ГМЧ был командующий войсками фронта генерал-полковник М. М. Попов, по достоинству оценивший возможности реактивной артиллерии как эффективного средства обеспечения наступательных операций.
Массированное применение ГМЧ с быстрой, своевременной и скрытной переброской их с одного направления на другое требовало от опергруппы, ее штаба напряженной, четкой работы. И наш малочисленный штаб справлялся с поставленной задачей. В этом прежде всего заслуга офицеров штаба во главе с полковником В. И. Задориным. Успешной работе штаба способствовала система централизованного управления и снабжения, прямое подчинение и связь: полк — оперативная группа ГМЧ фронта — штаб командующего ГМЧ. Гвардейские полки были хорошо обеспечены автотранспортом. Уже одно это позволяло иметь при штабе оперативной группы ГМЧ фронта офицеров связи от каждой части или группы полков.
Постоянная и надежная связь, как известно, имеет решающее значение в управлении войсками. В гвардейских полках безотказно действовали радиостанции. Кроме того, для связи со штабом оперативной группы ГМЧ фронта командирам гвардейских полков предоставлялось право пользоваться средствами связи в штабах стрелковых дивизий, корпусов и армий. Следовательно, у нас были благоприятные условия для оперативной передачи [239] боевых приказов и распоряжений, для взаимной информации.
Гвардейские минометные полки, как правило, действовали в полосе фронта протяженностью двести пятьдесять — триста километров. Это обстоятельство в какой-то мере накладывало отпечаток на стиль управления ГМЧ. Под неослабным контролем находились полки, действующие на наиболее ответственных направлениях.
Были периоды, когда изо дня в день мне и моему заместителю полковнику Я. А. Кочеткову приходилось проезжать на машине двести — триста километров, а иногда и больше.
В течение первых двух лет войны, как я в том убедился, штабы дивизий, корпусов и армий, а также штаб фронта очень много времени тратили на оформление оперативных документов. Но чем позже приказы и боевые распоряжения доходили до частей, тем меньше времени у командиров оставалось на их исполнение. Понятно, что это приводило к дополнительным трудностям, особенно в тех случаях, когда выполнение боевой задачи требовало переброски частей с одного участка фронта на другой.
Наш штаб перестал ждать окончательного оформления приказов и боевых распоряжений в штабе фронта. Как только становилось известно решение командования (а это решение начальник оперативной группы ГМЧ не мог не знать, ибо он непосредственно подчинялся командующему войсками фронта), мы тут же отправляли в части офицеров связи с картами и устными боевыми распоряжениями. Да и сами спешили в части.
В новых районах боевых действий, пока части совершали марш, мы с общевойсковыми и артиллерийскими начальниками уточняли боевые задачи, увязывали взаимодействие с артиллерией, пехотой и танковыми частями.
На бортах боевых и транспортных машин нашей опергруппы ГМЧ по-прежнему был опознавательный знак — римская пятерка. Такой же знак наносился на указателях, которые устанавливались на перекрестках дорог и на объездах. Он выполнял роль регулировщика, помогал отставшим подразделениям и отдельным машинам находить свои части.
Метод управления боевой деятельностью гвардейских минометных частей фронта по сравнению с другими родами войск имел свои особенности. Дело в том, что [240] залпы дивизионов, полков, бригад ГМЧ — это сотни и тысячи мощных снарядов, выпускаемых за несколько десятков секунд... Какая же ответственность возлагалась на командиров за своевременно и точно положенные залпы! Какой высокой дисциплины и организованности, слаженности действий требовали эти залпы от всего личного состава полка, бригады!
Гвардейские минометные части, как уже говорилось, очень часто перебрасывались с одного участка фронта на другой, из армии в армию, а в армиях — из дивизии в дивизию. Броски и марши, как правило, совершались внезапно, в высоком темпе. Командиры и политорганы, партийные и комсомольские организации проводили большую работу, направленную на воспитание у солдат, сержантов и офицеров дисциплинированности на марше, четкости в работе, исполнительности, безусловного выполнения приказов командиров и начальников. В свою очередь командиры и штабы осуществляли строгий контроль за исполнением приказов и распоряжений.
Войсками Брянского фронта были освобождены города Почеп, Унеча, Клинцы, Новозыбков. На очереди был Гомель. Но произошло неожиданное — распоряжением Ставки Брянский фронт расформировывался. Его армии переподчинялись Центральному фронту, а штаб и другие органы управления, части и соединения фронтового подчинения во главе с командующим фронтом генералом М. М. Поповым — жедезнодорожными эшелонами перебрасывались в район Великих Лук и Невеля. Туда же направлялась и наша оперативная группа ГМЧ в составе пяти полков, трех бригад 2-й гвардейской минометной дивизии, артсклада и ПРМ.
На рубеже от озера Ильмень до города Невель из войск Северо-Западного, частично Калининского и Брянского фронтов создавался фронт, который с 20 октября 1943 года стал именоваться 2-м Прибалтийским. [241]