В Прибалтике
В состав оперативной группы ГМЧ 2-го Прибалтийского фронта кроме частей, прибывших с Брянского фронта, вошли гвардейские минометные части Северо-Западного и Калининского фронтов (пять полков и две бригады). Среди них были уже знакомые мне полки. Это 39-й полк Героя Советского Союза гвардии подполковника П. В. Шутова, 26-й полк гвардии майора А. А. Налбандова и другие. Прибыла и армейская группа ГМЧ во главе с гвардии полковником М. Е. Шубным. Начальником штаба армейской группы был гвардии майор Г. А. Тюлин.
Появление дополнительного органа управления — штатной армейской группы ГМЧ — намного облегчало руководство частями в бою. К тому же полковник Шубный и майор Тюлин были инициативные и подготовленные артиллеристы.
На Брянском фронте мы не имели штатных армейских групп ГМЧ. Их роль обычно выполняли наиболее подготовленные штабы полков или бригад, действовавших на участке той или иной армии, где было несколько частей.
Наступательные боевые действия 2-го Прибалтийского фронта начались в конце октября 1943 года севернее, а затем юго-западнее Невеля и закончились на берегах Балтийского моря в Литве 9 мая 1945 года. Я остановлюсь лишь на отдельных моментах боевой деятельности ГМЧ фронта этого периода.
Первая наступательная операция 2-го Прибалтийского фронта готовилась на участке 3-й ударной армии генерал-лейтенанта [242] К. Н. Галицкого севернее Невеля. В этой операции нас постигла неудача. Как говорят, первый блин комом...
Противник, имея хорошие рокадные дороги, накануне нашего наступления в течение ночи сумел усилить свою оборону на участке намечаемого прорыва и вывел войска из районов, по которым планировался наш артиллерийский огонь.
Операция началась в назначенное время. На рассвете после артиллерийской подготовки войска 3-й ударной армии перешли в наступление и незначительно продвинулись вперед. Однако мощными фланговыми контратаками пехоты, поддержанными танками и артиллерией, противник остановил продвижение наших войск. Атака захлебнулась.
Вскоре командующего артиллерией фронту генерала Н. В. Гаврилепко отозвали в Москву. На его место прибыл генерал-лейтенант артиллерии П. Н. Ничков, опытный артиллерист, человек исключительной выдержки. У нас с ним так же, как и с Гавриленко, установились хорошие деловые отношения.
В спешном порядке стали готовить новое наступление, теперь уже юго-западнее Невеля.
Накануне наступления всю ночь шел мелкий моросящий дождь, образовалась сплошная пелена тумана. Видимости никакой. А без наблюдения проводить артиллерийскую подготовку, разрушать прочные сооружения и подавлять огневые точки прицельным огнем невозможно. Однако наши передовые батальоны ночью заняли исходные позиции для атаки. Мокрые озябшие бойцы и командиры несколько часов лежали в окопах в ожидании сигнала атаки.
Откладывать артиллерийскую подготовку — это значит еще какое-то время держать личный состав на исходных позициях. Отводить же батальоны в тыл в светлое время на виду у противника опасно: могут быть неоправданные потери.
Командование приняло решение: операцию начинать, артиллерийскую подготовку провести методом десятиминутного огневого налета с максимальным использованием залпового огня гвардейских минометных частей, исключив при этом период пристрелки.
После внезапного огневого удара всей артиллерии по [243] переднему краю вражеской обороны и залпов пяти полков ГМЧ наши передовые батальоны дружно пошли в атаку. Первая полоса обороны противника была прорвана.
Наступление началось 2 ноября 1943 года, а 16 ноября войска 3-й ударной армии оседлали дорогу Пустошка — Невель. Гитлеровцы лишились единственной хорошей дороги, которая питала их Невельскую группировку. Создавалась реальная возможность разгрома этой вражеской группировки. Но, к сожалению, пошли дожди, наступила осенняя распутица. Стало трудно подвозить боеприпасы, горючее, продовольствие. Войска 3-й ударной армии получили приказ временно перейти к обороне, причем в очень невыгодном положении (глубоко вклинившись в оборону противника, они оказались в широком мешке с узкой горловиной у основания прорыва). Между населенным пунктом Турки-Перевоз, расположенном на берегу реки Уща, и озером Язо, что в двадцати километрах западнее Невеля, ширина клина в своем основании имела всего восемь километров. Именно здесь, в самой узкой части клина, фашисты решили нанести удар, чтобы окружить наши войска.
1 декабря пехота противника при артиллерийской и танковой поддержке из района Турки-Перевоз перешла в наступление и продвинулась в направлении озера Язо на четыре километра. Чтобы затянуть мешок, гитлеровцам оставалось пройти еще четыре километра. Завязались ожесточенные бои. Положение наших войск, находившихся в глубоком мешке, осложнялось еще и тем, что раскисшие дороги лишали нас возможности подвозить снаряды. В этот трудный период гвардейцы артиллерийского склада ГМЧ во главе с майором А. П. Конуровым сумели доставить 90-му гвардейскому минометному полку две тысячи снарядов М-13. Это был поистине героический марш колонны, состоявшей более чем из семидесяти грузовых машин. Гвардейцы пробились через узкую горловину и доставили снаряды на огневые позиции.
Залпы «катюш» помогли войскам 3-й ударной армии не только остановить продвижение врага, но и отбросить его на исходные позиции, на реку Уща.
В этом заслуга 90-го гвардейского минометного полка подполковника М. А. Якушева, и особенно дивизионов капитана П. А. Стройнова и А. Н. Салтыкова. Начальник штаба 2-го дивизиона старший лейтенант В. П. Майоров [244] и командир батареи старший лейтенант М. А. Данилов находились в передовых цепях пехоты и оттуда умело корректировали огонь своих «катюш».
Под Невелём отличились также 40, 42, 70-й гвардейские минометные полки и 21-я бригада.
После этих боев наступил период временного затишья. Используя передышку, надо было наладить тыловое обеспечение опергруппы, проверить работу подвижной ремонтной мастерской.
Вместе с подполковником Евсюковым и командирами частей я побывал в ПРМ. Выли решены неотложные вопросы ремонта боевых машин. Мы уже собрались уезжать, подошли к машине, как вдруг кто-то крикнул:
— Ленька, это ты?
Все оглянулись, В тот вечер шел мелкий дождь. Каждый из нас накинул плащ-палатку, и к кому относился этот возглас, догадаться было трудно.
Из-под навеса к нам бежал боец. В нескольких шагах он остановился и, обращаясь ко мне, торопливо, сильно волнуясь, проговорил:
— Ленька, я Гришка Нехорошев. Помнишь... Мы еще под стогом сена в грозу ночевали?.. Еще у нас в деревне Груня была...
Я узнал бойца. Это был мой земляк из деревни Шевели Кемеровской области, больше того, — друг юности. Но я не сразу нашелся что ответить. Подполковник Малык, по-своему истолковав мое секундное замешательство, напустился на Нехорошева.
— Вы что, устава не знаете?
Я подошел к Грише, обнял его и по-дружески крепко расцеловал.
— Гриша, я все помню, я тебя сразу узнал... — И, обращаясь к присутствующим, сказал: — Это мой земляк, мы с ним из одной деревни... Он поедет со мной, а часа через три вернется. Вспомним, как под стогом ночевали...
Все засмеялись.
В моей землянке мы с Гришей поужинали, а потом долго беседовали, вспоминая нашу юность в глухой сибирской деревушке.
— Что это ты, Гриша, при всех вдруг Груню вспомнил — спросил я.
— Боялся, что не узнаешь меня и уедешь, — ответил [245] Гриша. — А насчет Груни, — так она ж самая красивая была.
Наговорившись вдоволь, расстались. Мой гость поспешил в мастерскую, где ремонтировалась его боевая машина.
— Воюй, Гриша, по-нашему, по-сибирски, — сказал я ему на прощание.
— Алексей Иванович, спасибо, что не забыли. Кончится война — приезжайте в Кемерово, встретим и угостим по-сибирски...
Начались бои, больше я Гришу не видел, но слышал, что воевал он хорошо.
На войне человек особенно сильно испытывает потребность в дружеском общении. Без дружбы да без шутки на фронте трудно. Когда меня находили письма-треугольники моих боевых друзей, я вскрывал их с радостным нетерпением. Военная судьба разлучила меня с Рыбиным, начальником штаба 170-го артиллерийского полка, с Голиковым, спасшим Знамя этого полка, с комиссаром 4-го гвардейского минометного полка Радченко и со многими другими. Но ничто не могло разрушить нашу дружбу.
В течение зимы 1943/44 года, проводя последовательные наступательные операции и продвигаясь на запад, войска 2-го Прибалтийского фронта вышли к сильно укрепленной линии обороны врага, так называемой линии «Пантера», тянувшейся с севера на юг по естественным водным рубежам от Пскова до Пустошки. Надо было прорвать эти укрепления, освободить заповедные пушкинские места и продолжать дальнейшее наступление.
Задача осложнялась тем, что при прорыве обороны требовалось форсировать мощную водную преграду — реку Великая. К тому же ствольной артиллерии для обеспечения операции на этом участке фронта было явно недостаточно — всего 43–45 орудий на километр фронта. Было принято решение перебросить сюда гвардейские минометные части.
В конце марта генерал армии М. М. Попов поставил передо мной задачу: ночами, незаметно для противника из района Пустошки срочно перебросить на правый фланг фронта, на участок армии генерала Чибисова, четыре [246] полка М-13 и тяжелую бригаду М-30. Погода стояла еще прохладная, дороги сохранялись в хорошем состоянии. Наши части легко совершили двухсоткилометровый марш, заняли боевые порядки и на третьи сутки были готовы к бою.
26 марта 1944 года в пятнадцати километрах северо-восточнее села Михайловское после короткой и внезапной артиллерийской подготовки с участием четырех полков «катюш» и тяжелой бригады М-30 наша пехота сравнительно легко форсировала реку Великая и заняла плацдарм. Противник, накрытый внезапным огневым налетом, понес большие потери и начал в беспорядке отступать.
Захват плацдарма давал нам возможность продолжать дальнейшее наступление, обходя пушкинские заповедные места с севера. Командование приняло решение — для развития успеха срочно с левого крыла фронта к месту наметившегося прорыва перебросить артиллерийский корпус, танки и стрелковые дивизии.
Однако ночью, когда с левого фланга двинулись колонны артиллерии, танков и пехоты, наступила оттепель, пошел проливной дождь. На второй день дороги стали совершенно непроходимыми. Колеса автомашин и орудий буквально проваливались. Каждый метр пути стоил неимоверных усилий. Наращивание сил на плацдарме происходило крайне медленно. Усталые, измотанные трудной дорогой, части и подразделения без передышки тут же вводились в бой.
Противник же, имея в своем тылу прекрасную шоссейную дорогу, идущую вдоль линии фронта от Пскова до Пустошки, быстро подбросил резервы. Завязались упорные, кровопролитные бои. Пришлось на время распутицы наступательные действия приостановить.
Я находился в двухстах километрах севернее Пустошки, когда по телефону мне сообщили печальную весть: во время налета вражеской авиации был тяжело ранен в голову командир 310-го гвардейского минометного полка полковник Н. М. Ковчур, один из лучших командиров полков ГМЧ. Мне передали, что Ковчура можно спасти, если срочно самолетом эвакуировать в госпиталь, находившийся в Великих Луках.
Полевые аэродромы, взлетные и посадочные площадки раскисли — взлет и посадка самолетов были сопряжены с немалым риском. Мне удалось договориться с командующим [247] 15-й воздушной армией генералом Н. Ф. Науменко о санитарном самолете. Кроме того, самолет У-2 был выделен и для меня.
В полк я прилетел к исходу дня. На площадке уже стоял санитарный самолет, к которому на носилках осторожно несли раненого Ковчура. Он был еще в сознании.
— Дорогой Николай Минович, не поддавайся! Ждем тебя. Будем вместе освобождать Белоруссию, — сказал я ему.
— Товарищ генерал, будет порядок. Были бы снаряды да горючее, — напрягая последние силы, ответил Ковчур.
Сумерки сгущались. Санитарный самолет не имел оборудования для ночных полетов. Нельзя было терять ни минуты. Летчик взлетел и взял курс на Великие Луки. На площадку возле госпиталя самолет сел почти в полной темноте. Ковчура сразу же положили на операционный стол.
Вскоре мы получили радостную весть. После тяжелой и сложной операции Николай Минович пришел в сознание. Врачи заверили, что он будет жить.
Через полтора месяца Ковчур прямо из госпиталя вернулся в полк. У него из головы извлекли несколько осколков. Над левой бровью была раздроблена лобная кость — ее пришлось удалить. Заросшая рана на лбу пульсировала. Ковчура мучили сильные головные боли, но он отказался даже от полагавшегося ему отпуска и остался в строю. Вскоре он стал командовать 14-й гвардейской минометной бригадой, с которой после капитуляции фашистской Германии в составе 3-й гвардейской артиллерийской дивизии, поддерживавшей 39-ю армию, участвовал в разгроме японских милитаристов.
Такие люди, как Ковчур, — гордость нашего народа. Высокий, светло-русый, атлетического сложения, с мужественными чертами лица, выразительными серыми глазами, он внушал уважение и симпатию. Его преданность Родине, отвага, честность и прямота снискали ему всеобщую любовь. Ковчур был заботлив и внимателен к подчиненным, требователен не только к ним, но и к себе. Обладая большой силой воли, он умел подавлять свое волнение и в самые трудные минуты доброй шуткой подбадривать других. [248]
Бывало, по телефону или при личной встрече спросишь: «Товарищ Ковчур, как дела?» Как бы трудно ни было, всегда следовал уверенный и ясный ответ: «Снаряды есть, горючее есть — порядок! Полк выполняет боевую задачу...»
И действительно, у Ковчура всегда был порядок. Даже в распутицу, когда дороги становились совершенно непроходимыми для автотранспорта, в его части имелся запас снарядов, горючего и продовольствия. Так, например, под Невелем и Витебском (осенью 1943 года) гвардейцы полка по колено в воде и грязи на плечах переносили снаряды за восемь — десять километров и обеспечивали постоянную боевую готовность дивизионов.
Помнится, это было уже на 2-м Прибалтийском фронте. Автотранспорт полка был изрядно изношен, и я добился согласия командования фронта отправить часть на ремонт в Москву. Когда сообщил об этом Ковчуру, он огорчился:
— Товарищ генерал, да разве наш полк когда-нибудь не выполнил задачу? Или вы считаете его небоеспособным? Прошу не отправлять нас в Москву. Ведь скоро начнутся бои за родную Беларусь... За время распутицы мы своими силами восстановим автотранспорт. Если сможете, помогите запчастями. К началу наступления полк будет в полном порядке. Были бы снаряды да горючее...
Вместо 310 гмп в Москву отправили другую часть.
310-й полк отличался исключительной мобильностью и точностью выполнения боевых задач. Он совершал быстрые маневры и в назначенное время производил свои сокрушительные залпы. И в этом прежде всего была заслуга его командира Н. М. Ковчура и начальника политотдела полка Н. В. Шилова.
Осенью 1971 года мы с Николаем Миновичем несколько дней путешествовали на вездеходе по местам первых боев. Он все отлично помнил, безошибочно узнавал места, где мы сражались. Я поражался его памяти и молодому задору, с которым он рассказывал о делах давно минувших дней. Однако тяжелые ранения и контузии все больше и больше давали о себе знать. В 1972 году не стало нашего боевого товарища, верного друга, славного сына белорусского народа Николая Миновича Ковчура. [249]
В боях закалялись и мужали гвардейцы, приобретали боевой опыт и совершенствовали свое мастерство. Многие командиры батарей возглавили дивизионы, командиры дивизионов стали командовать полками, командиры полков — бригадами. Так, командир 93 гмп полковник К. Г. Сердобольский получил 21-ю бригаду, командиром бригады стал и подполковник Н. В. Скирда, а его 312-й полк возглавил подполковник Я. А. Кучеров, командовавший до того дивизионом.
В конце апреля 1944 года в командование 2-м Прибалтийским фронтом вступил генерал армии А. И. Еременко, членом Военного совета фронта ехал генерал-лейтенант В. Н. Богаткин. Войска фронта готовились к боям за освобождение Прибалтики, усиленно занимались боевой подготовкой, ремонтом техники, укомплектовывались личным составом, накапливали боеприпасы.
Как-то после проверки частей поздно вечером я вернулся к себе в штаб. Начальник штаба полковник М. А. Якушев доложил, что мною интересуется начальник инженерных войск фронта гнеерал В. Ф. Шестаков. Я тут же позвонил ему. Владимир Филиппович сообщил, что командующий фронтом приказал ему получить у нас десять снарядов М-31 для проведения эксперимента.
— Какого эксперимента? — удивился я.
— По телефону об этом говорить не следует. При встрече расскажу.
Оказалось, что командующий выдвинул идею приделать к реактивным снарядам «крылышки», чтобы получить большую дальность стрельбы.
Посоветовавшись, мы с Шестаковым решили поехать к генералу Еременко вдвоем.
— Товарищ командующий, — начал я, — вы приказали выдать генералу Шестакову десять снарядов М-31 и приделать к ним «крылышки».
— Да, приказал. Выдать немедленно!
— Это очень сложный технический вопрос. В условиях фронта такую задачу решить невозможно. Могу заверить вас, что над идеей, которую вы сформулировали, работают специалисты, институты и КБ промышленности...
Но командующий не соглашался со мной. Он требовал, чтобы мы немедленно приступили к работе. [250]
От А. И. Еременко отправились к командующему 15-й воздушной армией Н. Ф. Науменко. Он выделил нам офицера-инженера, знающего толк в «крылышках». А потом как-то так случилось, что мы и сами прониклись идеей командующего: чем черт не шутит, а вдруг и правда получится что-нибудь путное.
Решили создать группу из трех офицеров — ракетчика, сапера и авиатора, эксперименты проводить в нашей подвижной ремонтной мастерской, которая располагалась на берегу озера Голова.
Я вспомнил, что майор Г. А. Тюлин — начальник штаба армейской группы ГМЧ — окончил аэродинамический факультет Московского университета. Было решено назначить его руководителем экспериментальной группы. Так возникло «фронтовое КБ» по созданию крылатых ракет.
Тюлину я рекомендовал эксперименты начать с малыми снарядами М-8, затем М-13 и только после этого перейти на М-31. Предупредил о мерах предосторожности.
В «КБ» закипела бурная работа, но, к сожалению, она не увенчалась успехом. Изменяли размеры и постановку «крылышек», однако непокорные снаряды, описывая причудливые траектории, вместо пяти — восьмикилометровой штатной дальности падали в двухстах — трехстах метрах от старта. Дальнейшие работы пришлось прекратить. Об этом мы доложили командующему фронтом. Он выслушал нас, понимающе улыбнулся и сказал:
— Что ж, товарищи, жаль, но, очевидно, вы правы. В условиях фронта эту задачу не решишь.
Бои за освобождение Прибалтики начались 4 июля 1944 года. Первыми на территорию Советской Литвы вступили войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов.
11 июля 2-й Прибалтийский фронт, участвуя в освобождении территории Латвийской ССР, нанес удар в направлении Резекне и Мадона, а через пять дней южнее Псковского озера перешли в наступление войска 3-го Прибалтийского фронта.
Во время этих боев в составе оперативной группы ГМЧ 2-го Прибалтийского фронта было девять полков и четыре бригады М-31. [251]
Так же, как и на Брянском фронте, они использовались на главных и наиболее ответственных направлениях наступающих армий. Мощные, сокрушительные залпы «катюш» разрушали опорные пункты противника, уничтожали его отходящие колонны. При этом большую роль играли тяжелые бригады ГМЧ. Так, например, после освобождения городов Мадона и Резекне, развивая наступление, наши части подошли к местечку Баркава, в пятидесяти километрах северо-западнее Резекне.
Противник заранее подготовил Баркаву к обороне, используя для этого каменные и деревянные здания. Укрепил он в инженерном отношении и высоту 98,4.
2 августа 21-я гвардейская минометная бригада полковника К. Г. Сердобольского, поддерживавшая стрелковый корпус, получила задачу произвести дивизионный залп по опорному пункту Баркава. В 19.00 был дан залп снарядами М-31. К сожалению, из-за большого рассеивания снарядов и недостаточной плотности огня дивизионного залпа опорный пункт разрушить не удалось. Было решено произвести повторный залп снарядами М-31-УК (улучшенной кучности), дававшими в семь раз большую плотность огня.
После залпа наши стрелковые подразделения атаковали противника и с незначительными потерями овладели опорным пунктом Баркава. Более половины гитлеровцев было уничтожено, оставшиеся в живых оказались настолько деморализованными, что сдавались без сопротивления. Почти все окопы, пулеметные гнезда, деревоземляные перекрытия были разрушены.
В дальнейшем дивизионы с боевыми машинами БМ-31–12 высокой проходимости и снарядами улучшенной кучности стали основной тактической и огневой единицей тяжелых бригад ГМЧ, которые могли успешно уничтожать опорные пункты врага в ближайшей глубине его обороны.
Противник с боями отходил в западном направлении, минируя дороги, взрывая мосты, предпринимая частые контратаки. Для преследования его и развития успеха были созданы подвижные группы. 72-й гвардейский минометный полк подполковника П. П. Куриенко поддерживал подвижную группу Холмской стрелковой дивизии.
24 июля начались бои на подступах к Даугавпилсу. Для сопровождения передовых частей в головной отряд [252] был выделен второй дивизион 72 гмп. Командовал дивизионом гвардии майор Ф. А. Апельсинов. 27 июля вместе с передовыми отрядами этот дивизион ворвался в Даугавпилс, имея на своих грузовых и боевых машинах автоматчиков.
Нашим передовым частям предстояло форсировать Даугаву, захватить плацдарм на левом берегу и удерживать его до подхода главных сил.
Фашисты взорвали мост и заняли оборону на левом берегу реки. Из ближайших домов они вели автоматный и пулеметный огонь. Несколько вражеских орудий били прямой наводкой. Кроме того, между домами курсировали самоходные орудия. Они открывали огонь по нашим передовым частям, не давая им возможности форсировать реку.
Майор Апельсинов одну батарею своего дивизиона поставил для ведения огня с закрытой позиции, второй батареей решил вести огонь прямой наводкой. Майор собрал командиров и водителей боевых машин и незаметно для противника провел их на берег реки. Здесь он указал цели и места огневых позиций для каждой установки. Затем гвардейцы поставили вдоль берега дымовую завесу. Под ее прикрытием боевые машины выходили на огневые позиции и производили залпы, а потом быстро укрывались за городскими строениями и перезаряжались. И так семь раз... Стрельба велась снарядами улучшенной кучности. Огонь батарей оказался весьма эффективным.
Под прикрытием огня «катюш» и артиллерийских орудий сопровождения наши передовые батальоны успешно форсировали Даугаву и закрепились на ее левом берегу.
Выезд боевых машин на открытую позицию и залпы производились настолько быстро, что самоходные орудия противника не успевали выйти из-за укрытий и прицельно бить по нашим «катюшам». Это был поистине дерзкий вызов врагу.
После освобождения Даугавпилса перед войсками 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов стояла задача освободить столицу Советской Латвии город Ригу. Наши части, продолжая наступление, теснили противника, упорно цеплявшегося за каждый рубеж, за каждый населенный пункт.
В этих боях я потерял водителя своей машины Ваню Осипова. Много лет прошло с тех пор, а я и сейчас с [253] болью в сердце вспоминаю его. Осипов был выдержан и находчив, смел, решителен и скромен. Этого высокого сероглазого юношу со Смоленщины я любил, как родного брата. Ваня был тяжело ранен во время артиллерийского налета.
Произошло это так. Мы ехали с ним по незнакомой ухабистой дороге. Около небольшого хутора она расходилась в двух направлениях.
— Остановись, Ваня! Надо разобраться, куда ехать.
И только я развернул на коленях карту, раздался резкий свист и оглушительный треск. Нас окутало едким дымом и пылью. Кругом стали рваться снаряды. Осипов как-то неестественно запрокинул голову, а потом беспомощно склонил ее на грудь. Его руки медленно сползли с руля.
— Ваня! Ты слышишь меня? Что с тобой?
Не открывая глаз, он еле внятно прошептал:
— Товарищ генерал... Уходите скорей... Убьют...
Он тяжело застонал. Обхватив Ваню за пояс, я потащил его к кирпичному дому у развилки дорог. Левая щека, плечо и рука Осипова были в крови. Осторожно уложил его у стены, перевязал окровавленную голову и подложил под нее фуражку.
Артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. К счастью, вездеход был цел. Я подогнал его к стене, у которой оставил раненого Ваню, но его тут не оказалось. На мой зов он не откликался. Я обшарил все кругом: дом, ближайшие строения, кусты... Но Вани нигде не было.
На дороге показалась полуторка. В кузове сидели несколько офицеров. По моему сигналу машина остановилась. Из кабины выскочил командующий артиллерией корпуса полковник Поперник:
— Товарищ генерал, вы весь в крови. Вы ранены?!
— Ранен мой водитель. Помогите найти его.
Офицеры выпрыгнули из кузова и стали искать Осипова... Наконец, мы с Поперником нашли тихо стонавшего Ваню. Силы окончательно покинули его. Он бредил, повторяя одну и ту же фразу:
— Товарищ генерал... Уходите...
Раненого отнесли в кусты, еще раз перебинтовали. Кто-то подвел наш вездеход. [254]
— Товарищ генерал, поедемте с нами в штаб корпуса, — предложил полковник. — Оттуда водителя быстро отправим в медсанбат.
— Спасибо за помощь, но до бригады Ковчура ближе...
Ваню уложили в машину. Я сел за руль. На наше счастье, километра через два навстречу попалась санитарная машина из армейского медсанбата. Я снял с груди Осипова орден и медали, забрал комсомольский билет, оставив при нем только документ, удостоверяющий его личность. Санитары бережно перенесли Ваню в машину.
В бригаду вернулся один. Тяжело было расставаться с боевым товарищем, вместе с которым по фронтовым путям-дорогам колесили целых два года.
Через несколько дней я получил от Осипова открытку, написанную чужой рукой. Вот что он писал: «Здравствуй, дорогой Алексей Иванович! Родной, сегодня я уже могу писать о своей жизни, существовании... Я был в тяжелом состоянии. Сейчас уже стал поправляться. Надежд на это было мало. Ведь я долго не мог говорить и не понимал ничего. Восьмого была сделана операция, извлекли осколок. Сейчас чувствую себя хорошо, поправляюсь, так что обо мне не беспокойтесь. Встретимся — все расскажу. Как хочется видеть вас и говорить...»
Эта короткая весточка доставила мне много радости. Но больше мы не имели никаких сведений о Ване.
Как только закончилась война, я послал на родину Осипова капитана Шамова.
Еще свежи были следы войны. На месте когда-то уютных домиков деревушки, расположенной недалеко от города Пустошки, одиноко торчали трубы разрушенных печей да кое-где среди них возвышались дымящиеся холмики землянок, в которых ютились уцелевшие жители.
В одной из таких землянок капитан Шамов разыскал Ваниных родителей. О Ване они не имели никаких известий. Видимо, жизнь юноши оборвалась где-то в пути, во время эвакуации. Шамов передал отцу орден, медали и комсомольский билет сына и как мог старался утешить родителей...
Ваню Осипова сменил Ваня Воротников, коренастый крепыш, смекалистый, спокойный и уверенный в себе. С ним мы ездили по военным дорогам до самой Победы.
В августе 1944 года произошло полное слияние ГМЧ [255] и артилллерии. Приказом Народного комиссара обороны от 28 августа 1944 года гвардейские минометные части были полностью подчинены командующему артиллерией Красной Армии, командующий ГМЧ стал его заместителем. Начальники фронтовых и армейских оперативных групп стали соответственно заместителями командующих ариллерией фронтов и армий.
По этому поводу Военный совет артиллерии Красной Армии 7 сентября 1944 года обратился с директивным письмом к артиллерийским и ракетным войскам. В этом письме говорилось: «Бог войны» — артиллерия и гвардейские минометные части преграждали путь врагу в оборонительных боях и расчищали путь нашей доблестной пехоте и танкам в наступлении. В ходе войны артиллерия и ГМЧ, работая бок о бок, выросли в грозную силу для врага... Призываем вас к дружной и согласованной работе в единой семье славных советских артиллеристов. ...Призываем вас напрячь все силы и энергию, чтобы в кратчайший срок выполнить приказ Верховного Главнокомандующего — преследовать раненого фашистского зверя по пятам и добить его в собственной берлоге». Письмо подписали члены Военного совета Воронов, Яковлев, Дегтярев, Прочко, Гайдуков.
Объединение ГМЧ с артиллерией способствовало их более тесному взаимодействию, но в то же время появилась вредная тенденция — «раздавать» гвардейские минометные части корпусам, дивизиям и даже полкам, то есть использовать их как обычную артиллерию. Это приводило к распылению маневренных ударных огневых средств. Надо было как-то парализовать дававшую себя знать тенденцию.
Осень 1944 года явилась порой раздумий и творческих поисков. Мы уже имели богатый и ценный опыт, который нам хотелось передать другим. Это мы постарались сделать в сборнике «Гвардейские минометные части в наступлении и преследовании», выпуск которого горячо поддержал командующий фронтом А. И. Еременко.
Мне пришлось быть ответственным редактором сборника. В его составлении участвовали гвардии подполковники М. А. Якушев, П. П. Куриенко, В. А. Плотников, В. И. Задорин, гвардии майоры В. В. Смирнов, И. Б. Бровко, Ф. И. Комаров, И. И. Муравьев, Н. Д. Ленчик, В. С. Вдовухин, В. М. Арбузов, П. И. Ожеренков, гвардии [256] капитаны З. И. Орловский, А. А. Носич и гвардии старший лейтенант М. И. Сонкин.
Массированное и маневренное использование ГМЧ, утверждали мы в сборнике, насущная потребность современного боя. Оно меняет оперативно-тактические приемы и позволяет с меньшими затратами решать сложные задачи артиллерийского наступления.
Уже к концу войны реактивная артиллерия приобрела много ценных качеств: улучшилась кучность, увеличилась дальность стрельбы. Так, например, площадь рассеивания при стрельбе снарядами М-13-УК уменьшилась в три раза, а снарядами М-31-УК — в семь раз. Дальность стрельбы снарядами М-13-ДД увеличилась до 11,5 километра. Большую роль в усовершенствовании полевой реактивной артиллерии наряду с конструкторами и работниками оборонной промышленности играли генералы и офицеры технического отдела Главного управления вооружения гвардейских минометных частей (ГУВГМЧ) — Н. Н. Кузнецов, А. И. Соколов, А. В. Семенов, А. Г. Мрыкин, Н. Н. Юрышев, В. П. Морозов и многие другие.
Полевая реактивная артиллерия выросла в могучую силу, качественно и количественно усилив артиллерию Советской Армии. Я поверил в возможности реактивной артиллерии безгранично.
Вслед за сборником в нашей оперативной группе было разработано и издано в Ленинграде пособие по расчету плотности огня и правила пристрелки снарядами улучшенной кучности.
Наши стремления передать боевой опыт ГМЧ войскам поддерживали видные артиллеристы, в том числе генерал-полковники Г. Ф. Одинцов и Ф. А. Самсонов.
Взламывая оборонительные рубежи противника, наши войска с боями продвигались на запад, освобождая от фашистских захватчиков советскую землю.
К 22 октября 1944 года войска Ленинградского, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов освободили Эстонию, большую часть Латвии и Литвы.
В октябре 1944 года шли упорные бои по ликвидации курляндской группировки врага (36 фашистских дивизии группы армии «Север» были прижаты к морю на Курляндском полуострове и в Клайпеде). Затем, вплоть до [257] 9 мая 1945 года, курляндская группировка была блокирована войсками 2-го Прибалтийского, частью войск 1-го Прибалтийского и Ленинградского фронтов. На завершающем этапе войны командование этими войсками Ставка возложила на Маршала Советского Союза Л. А. Говорова.
Вместе с маршалом Л. А. Говоровым к нам прибыли командующий артиллерией генерал-полковник Г. Ф. Одинцов и оперативная группа генералов и офицеров штаба Ленинградского фронта.
С Г. Ф. Одинцовым мы были знакомы еще с 1939 года, когда в Сибири оба командовали артиллерийскими полками: он — корпусным, а я — дивизионным. В то время я, еще молодой командир полка, многому учился у него, теперь же стал его заместителем по ГМЧ.
Тяжелая война подходила к концу. Наши части уже сражались в Берлине. Казалось, дальнейшее сопротивление гитлеровских войск было бессмысленным. Однако в Курляндии 36 фашистских дивизий, используя благоприятные условия местности и хорошо подготовленные в инженерном отношении рубежи, упорно сопротивлялись.
Фашистское командование еще питало надежды, что эта группировка сможет ударом во фланг нашим войскам, вышедшим к берегам Балтийского моря, предотвратить катастрофу гитлеровской Германии...
Для ликвидации курляндской группировки врага наши войска объединенных фронтов в Прибалтике под командованием маршала Л. А. Говорова готовились к решающим боям.
1 апреля 1945 года, после окончания боевых действий по освобождению островов Моонзундского архипелага, в город Мажекяй прибыл и штаб Ленинградского фронта во главе с начальником штаба генералом М. М. Поповым. С этого момента наш фронт стал именоваться Ленинградским.
В состав оперативной группы ГМЧ, теперь уже Ленинградского фронта, кроме частей ГМЧ 2-го Прибалтийского фронта вошли некоторые гвардейские минометные части Ленинградского, 1-го и 3-го Прибалтийских фронтов. Всего было семнадцать полков М-13, одна дивизия и четыре отдельные бригады М-31.
Управление таким количеством гвардейских минометных [258] частей во фронте облегчалось тем, что приказом Народного комиссара обороны от 2 августа 1944 года в общевойсковых армиях были введены должности заместителей командующих артиллерией по ГМЧ и отделения по оперативному использованию гвардейских минометных частей.
В первых числах мая штаб Ленинградского фронта заканчивал планирование и подготовку последней решающей операции. Планом предусматривалось основной удар нанести в полосе 6-й гвардейской армии генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. На главном направлении вводился 30-и стрелковый корпус, прибывший из-под Ленинграда. Корпусом командовал Герой Советского Союза генерал-майор А. Ф. Щеглов (ныне генерал армии), мой товарищ по учебе в академии имени М. В. Фрунзе.
8 мая 1945 года заканчивалась наша подготовка к наступлению. В этот день я находился на правом крыле фронта, в 51-й армии генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера. Поздно вечером он сообщил, что командованию вермахта снова предъявлен ультиматум о безоговорочной капитуляции и начало нашей операции будет зависеть от ответа фашистского командования...
9 мая нам стало известно, что акт о безоговорочной капитуляции подписан. Начала складывать оружие и курляндская группировка фашистских войск.
Вечером на фронте в небо взметнулись тысячи осветительных и сигнальных ракет. Солдаты поздравляли друг друга, обнимались, целовались, смеялись и плакали. Казалось, мир сразу стал иным. Фронт, как громадный растревоженный улей, загудел, засверкал, засветился тысячами огней костров и бесконечным множеством фар. Весеннее небо бороздили яркие лучи прожекторов. Это было незабываемое зрелище. Величественная картина торжества Победы на всю жизнь сохранилась в моей памяти.
Через несколько дней по дорогам потянулись колонны пленных. Из курляндской группировки их оказалось более трехсот тысяч.
В те дни мне вместе с генерал-полковником артиллерии Г. Ф. Одинцовым довелось участвовать в допросе немецкого генерала, командующего артиллерией курляндской группировки.
— Почему ваши реактивные части и подразделения не получили должного развития в войну? Ведь в распоряжении [259] немецкой армии были многоствольные реактивные установки, — спросил я.
— Это было совершенно невозможно, — последовал ответ. — По причине непреодолимых ведомственных барьеров. Сухопутное командование не допускало, чтобы специальный род войск получил какое-то предпочтение и концентрировался в крупные группы полков.
Но дело было, конечно, не только в ведомственных барьерах. Гитлеровское командование основную ставку в войне делало на авиацию и танки и недооценивало роль артиллерии, в том числе и новой, реактивной. А позже, когда стратегическая инициатива оказалась в руках советского командования и наша армия на всех фронтах перешла в решительное наступление, фашистская Германия, несмотря на все свои потуги, уже не смогла создать такой могущественной полевой реактивной артиллерии, какую создали мы. И тут нечему удивляться. Советский народ черпал свои силы в новом, социалистическом строе, рожденном Великим Октябрем. Этот строй в полную меру раскрыл его духовные силы. Защищая социалистическое Отечество, наш народ проявил неиссякаемое мужество, стойкость, инициативу, энергию. И не только на фронте, но и в тылу, создавая оружие, выращивая хлеб, обеспечивая армию всем необходимым для достижения полной победы над врагом. Усилиями рабочего класса, технической интеллигенции было создано и новое первоклассное оружие — «катюши».
Реактивной артиллерией в нашей стране занимались Центральный Комитет партии, Ставка Верховного Главнокомандования. Они координировали работу заводов оборонной промышленности по серийному производству снарядов и боевых машин, контролировали ход формирования гвардейских минометных частей и требовали их массированного применения.
К концу войны в наших сухопутных войсках имелось сорок отдельных дивизионов, сто пятнадцать полков и сорок тяжелых бригад. Всего 519 дивизионов реактивной артиллерии. С июля 1941 по декабрь 1944 года на вооружение армии и флота поступило более десяти тысяч боевых установок и более двенадцати миллионов снарядов всех типов и калибров. Эти цифры говорят сами за себя.
Прошли годы, и поднялись памятники советскому солдату [260] над Волгой и Днепром, в немецком Трептов-парке и на холмах Болгарии, на землях Чехословакии и Польши, во многих странах Европы.
Чем дальше отодвигаются годы войны, тем больше осознаешь все величие подвига советского народа и его доблестных Вооруженных Сил!
Большую радость ветеранам доставляют встречи с однополчанами — боевыми друзьями. Многие из них еще служат в рядах Советской Армии или трудятся в народном хозяйстве, некоторые ушли на заслуженный отдых.
Офицер связи А. П. Бороданков — ныне известный ленинградский юрист, топограф 4 гмп В. И. Федоров стал главным архитектором музеев Московского Кремля. В одном из управлений Совета Министров СССР трудится бывший командир батареи В. С. Гаврилин. Врач Н. С. Холманских возглавляет медицинскую службу Военной академии имени Ф. Э. Дзержинского. Санитарка Галя Гаркуша — ныне режиссер харьковской студии телевидения. А. С. Ступин долгое время работал заместителем председателя Сокольнического райисполкома Москвы. Когда же по состоянию здоровья ему пришлось уйти на пенсию, он начал проводить большую военно-патриотическую работу. Комсорг 305 гмп Ю. Л. Анненков написал несколько книг, стал членом Союза писателей.
Многие гвардейцы трудятся на заводах и в научно-исследовательских институтах, преподают в школах и вузах. Некоторые из них имеют ученые степени кандидатов и докторов наук.
Маршалами артиллерии стали Юрий Павлович Бажанов, Павел Николаевич Кулешов, ответственный пост занимает М. Г. Григорьев.
...От первого залпа под Оршей до первых пусков ракет дальнего действия прошло всего шесть лет. От пусков этих первых ракет до запуска межконтинентальной — десятилетие. А еще через четыре года с помощью ракеты человек стартовал в космос.
В 1960 году был создан новый вид Вооруженных Сил — Ракетные войска стратегического назначения, на вооружении которых появились самые современные межконтинентальные баллистические ракеты. [261]
Сама жизнь требовала совершенствования и развития нового ракетного оружия различного назначения. Ракетно-ядерное оружие стало основой огневого могущества Советских Вооруженных Сил.
Сейчас в ракетных войсках несут службу сыновья и внуки тех, кто в годы войны сражался в гвардейских минометных частях. Новое поколение ракетчиков — это физически крепкие, знающие, эрудированные воины, беспредельно преданные своей Отчизне, партии, народу. Родина доверила им грозное оружие, которым они неустанно овладевают, постоянно обращаясь к опыту старшего поколения.
Ракетные войска, как и другие виды Вооруженных Сил СССР, бдительно охраняют мирный труд советских людей, стоят на страже безопасности нашей Родины.