Опасные «букеты»

Незадолго перед Выборгским десантом катера 7 ДКТЩ перебазировались в маневренную базу Гакково — маленький рыбацкий поселок.

Засветло «пропахали» тралами Лужскую губу, у Кургальского рифа выбрали тралы и, минуя Хайлоду, вошли в Нарвский залив, воды которого были напичканы минами.

Еще в Усть-Лужской военно-морской базе нам показали фотоснимки с дешифрированной пленки центральной части Нарвского залива, южнее банки Вигрунд. На этих снимках особенно четкие линии означали — здесь мины выставлены с малым углублением.

Тогда же в штабе нам сказали, что командир сторожевого катера «ЗК-40» получил приказ — оградить деревянными щитами наиболее опасный квадрат.

13–14 июня щиты были отбуксированы и поставлены на якорях. Этим «минным квадратом» летчики нашей бомбардировочной авиации пользовались как учебным полигоном — тренировались в прицельном бомбометании и одновременно разряжали вражеское минное поле.

Узнали мы и о том, что командир «сорокового» на стыке двух фарватеров — «305-г» и «306-а» — обнаружил на воде большое число зеленых поплавков. Думал, рыбацкие сети: о минах-ловушках (а это были именно они) он представления не имел. Катер с трудом выпутался из «сетей» и возвратился в Гакково.

Донесение командира «сорокового» встревожило командование ОВРа. Создали ударно-поисковую группу. В нее вошли катер «ЗК-40», два катера-тральщика из нашего [94] 7-го дивизиона — «КТ-97» и «КТ-356» под командованием главного старшины Г. М. Давиденко и мичмана В. Д. Рахаева, а также отряд катеров типа «зис» с минимальной осадкой.

18 июня после тщательной подготовки ударно-поисковая группа вышла из Гаккова. Мины-ловушки долго искать не пришлось: они были на виду. Семь ловушек уничтожили в первый же день. Одну, подсеченную тралом катера «КТ-97», прибуксировали в Гакково. Возглавлявший ударно-поисковую группу флагманский минер капитан 3 ранга Андрей Барабанов без особого труда разоружил ее. Это оказалась якорная гальваноударная мина типа «G» с дополнительным взрывным устройством натяжного действия.

При последующих поисках доставили еще несколько мин. И их разоружили. Стало ясно: ловушки изготовлены и поставлены недавно, на поплавках сохранилась свежая краска и дата изготовления: «1944 год».

За неделю — с 20 по 26 июня — ударно-поисковая группа уничтожила 108 ловушек, нанесла на карту (от северо-запада к юго-востоку) места постановок этого нового заграждения.

Что же представляет собой мина-ловушка?

Устройство весьма простое. Пеньковый трос — восемь миллиметров толщиной и тридцать метров длиной — одним концом с помощью двух стропок с зажимами прикреплен к ударно-электрическим или к гальвано-ударным колпакам. Второй, свободный, конец удерживается на поверхности с помощью пробковых поплавков, поставленных через каждые полтора-два метра. Винт, руль, корпус корабля или перископ подводной лодки, задевая за трос, натягивают его, колпаки срабатывают, происходит взрыв, корабль гибнет или выходит из строя. Мины-ловушки особенно опасны ночью, при ветреной погоде и тумане.

Первым встретился с этим вражеским изобретением еще в 1943 году командир 1-го дивизиона В. К. Кимаев. Ловушки он доставил на остров Лавенсари. Их изучили, сделали подробное описание. О них мы знали.

Мины-ловушки образца 1944 года были несколько реконструированы. Пеньковый трос заменен стальным и укорочен, в качестве поплавков использованы бутылки цвета морской воды. [95]

В тихую, ясную погоду ловушки видны далеко, ряды поплавков, освещенные лучами солнца, блестят, переливаются и кажутся сидящими на воде маленькими разноцветными птичками. В ненастье же, когда дует ветер, перекатываются волны, поплавки соединяются, переплетаются, становятся похожими на плавающие букеты цветов. Сигнальщик «КТ-47» матрос Николай Толстопятов так и доложил однажды:

— Прямо по курсу на воде вижу «букеты цветов».

Когда «букеты» подорвали и грохот взрыва стих, кто-то из моряков крикнул:

— Ну спасибо, Толстопятов, вовремя ты заметил «цветочки»!..

Коварные ловушки доставляли нам много хлопот. Как-то наши соседи, катера 1-го дивизиона, тралили минное поле, усеянное мелкосидящими минами и ловушками. Катер «Р-707» мичмана Владимира Черноносова затралил мину, а через несколько минут — вторую. Мины не подсекались. «Семьсот седьмой» потерял ход. Вскоре впередсмотрящий доложил:

— Право двадцать, расстояние сорок, ловушки.

Четырехбалльный ветер гнал катер на ловушки. Черноносов пытался маневрировать, однако мины, находящиеся в трале, не позволяли ему это делать. Оставить трал? Нет, командир на это пойти не мог. А катер несло. Черноносов застопорил машины, прикинул: «Скользнув по борту, ловушки пройдут за корму». Это не гарантировало безопасность, но другого выхода не было.

Выручил командир отряда младший лейтенант Евгений Архипов. Его катер «КТ-715» на полном ходу приблизился к «Р-707», и младший лейтенант с необычайной ловкостью набросил носовой швартов огоном (кольцом) на лапу якоря «семьсот седьмого».

— Держись, мичман! — крикнул Архипов и, не сбавляя скорости, отвалил влево.

Черноносов тоже приказал дать полный ход, и ловушки, только что находившиеся в пяти-шести метрах от борта, остались позади. За кормой тральщика всплыли две подсеченные мины. К ним поспешили шлюпки с подрывниками, и вскоре прогрохотали взрывы.

Мы научились расправляться с ловушками. Командир «КТ-97» старшина 1-й статьи Григорий Давиденко [96] предложил такой метод. Два матроса на шлюпке подходили к мине-ловушке, подвязывали к ней стометровый трос, свободный конец передавали на борт катера, там закрепляли его за кнехт и — полный вперед! Позади ухал взрыв.

Финские мины-ловушки были еще опаснее. Они не плавали на поверхности, а углублялись на 10–15 сантиметров, и даже при хорошей видимости обнаружить их можно было только на расстоянии 20–30 метров, тогда как немецкие — 350–500 метров.

Чтобы моряки научились распознавать это коварное оружие, в Гаккове проводили специальные учебные занятия. Все корабли в качестве наглядного пособия получали обезвреженные ловушки, их описание и наставление по борьбе с ними.

Замысел немецкого морского командования — ослабить наши тральные силы, заставить флот бездействовать, находиться в базах — провалился. Минные поля из мин-ловушек мы обнаруживали и уничтожали. При этом ни одного корабля мы не потеряли. Правда, борьба с ловушками требовала от личного состава большого напряжения сил, мастерства и времени.

25 июня наш дивизион получил боевое задание — обследовать тралами значительный участок Нарвского залива. Это был тот самый квадрат, который ограждал щитами катер «ЗК-40».

Я уже говорил, что наши летчики проводили в этом квадрате учебно-тренировочное бомбометание. Немного севернее находилась и другая цель — затонувший транспорт, его надстройки и часть корпуса возвышались над водой. Работу авиаторов мы часто наблюдали из районов траления, слышали и раскаты взрывов. Часть мин летчики уничтожили, нам предстояло окончательно очистить это место, находившееся на весьма важном фарватере.

Аэрофотосъемкой удалось обнаружить в этом районе мины, поставленные на глубинах от 60 сантиметров до полутора метров. Два дня — 25 и 26 июня — над морем стлался густой туман, мы не тралили. В последующие два дня выявили плотное заграждение из мелкопоставленных якорных мин. Уничтожили 19 мин и несколько минных защитников. [97]

После небольшого перерыва со второй половины июля начали борьбу с минами-ловушками и мелкопоставленными минами уже в другом районе. Здесь необходимо было предварительно разрядить плотность опасных полей. Из катеров-тральщиков типа «КМ», «зис» и шлюпок создали две ударно-поисковые группы. Первой командовал я, второй — капитан 3 ранга В. Т. Машинский.

Поиск и уничтожение мин-ловушек и мелкопоставленных мин вели на фарватерах с условными названиями «306-а», «305-г», «206-д», «306-к» и в районах № 13 и 14.

В первый же выход 19 июля катера уничтожили 13 мин. Начавшийся шторм вынудил нас девять дней отстаиваться в Гакково. 28 июля уничтожили еще семь мин-ловушек.

Во время траления 29 июля с «КТ-67» заметили мину, поставленную на 30 сантиметров от поверхности воды. Огромный темно-зеленый шар медленно покачивался, поджидая проходящий корабль.

Ярко светило солнце. Вода была теплая. Минер старшина 2-й статьи комсомолец Григорий Васьков разделся, приготовил подрывной патрон, вставил в него запал, поджег шнур, повесил патрон на шею, прыгнул за борт и скрылся под водой. Прикрепив патрон с горящим запалом к свинцовому колпаку, он вернулся. Товарищи помогли минеру подняться на палубу. Катер отошел на безопасное расстояние. Через несколько минут мощный взрыв, сотрясая воздух, взметнул султан воды.

У Васькова скоро появились последователи. «Ныряльщики за минами» теперь были во всех дивизионах. Хорошему пловцу нетрудно подвесить патрон к мине. Главное, чтобы катер вовремя отошел, чтобы не заглох мотор. Моторы у нас работали исправно. Все обходилось благополучно.

30 июля нас ждала удача: ликвидировали 11 мин-ловушек и мелкопоставленных мин, да еще семь минных защитников.

Более двух недель работали поисковые группы. За это время они уничтожили 67 мин-ловушек и свыше трех десятков мелкопоставленных мин.

Плотность минных полей разрядилась. Теперь можно было выходить всем дивизионом. Но работа была по-прежнему [98] опасная. Не всегда удавалось с катеров заметить каждую ловушку и мелкопоставленную мину...

А враг изощрялся, изобретал. Вместо минрепа из стального троса гитлеровцы стали использовать цепь длиной четыре — шесть метров, которую резаки тралов не перерезали. Фашисты устанавливали на минрепах противотральные ножи, которые резали тралящую часть, и ее приходилось часто менять.

Артиллерийские обстрелы с берега и бомбежки с воздуха не прекращались. Выручала наша авиация. Летчики вступали в бой с вражескими самолетами, отгоняли их, от артиллерии они укрывали нас дымовыми завесами. Клубы густого дыма, вертикально падающие с высоты, заслоняли горизонт сплошной стеной. Стрельба прекращалась.

И так каждый день. Бывало, сутками не сходили с тральных галсов.

Боевой день мы начинали рано: побудка вместо 6.00 делалась в 5.00 — в это время враг начинал обстрел или бомбежку с воздуха. Когда же мы перебазировались в Нарвский залив, стояли белые ночи и на задание мы выходили уже в шесть утра. Война внесла свои коррективы в распорядок дня. Помещения прибирали на походе. Завтракали и обедали по-походному: все офицеры и командиры катеров — на боевом посту, на мостике. Да и обед-то состоял из сухого пайка. Редко доводилось нам отведать горячих щей или супа, жареной картошки, каши, заправленной салом или тушенкой, компота. Такое счастье выпадало, когда шторм вынуждал отстаиваться в базе или где-нибудь у берега в районе боевых действий. Часто весь обед на тралении нам заменяла выловленная свежая рыба, погибшая от взрывов мин. Специального обеденного времени в летнюю кампанию не было. Все знали: от 12.00 до 13.00 можно обедать, если, конечно, обстановка позволяет. То же самое и с ужином. В 18.00 с флагманского катера передавался семафор: «Командам разрешается ужинать по способности», а то и вовсе обходились без этого сигнала. При инструктаже всегда подчеркивалось: «Берегите время, используйте каждую минуту для боевого траления».

За распорядок дня отвечали командиры: они сами [99] регулировали в море по обстановке, когда можно пообедать и поужинать.

Трудно было с питанием. На больших кораблях все обстояло проще: есть камбуз, морозильники, оборудованные кладовые для хранения продуктов. На «каэмках» ничего подобного не было. В мирное время экипажи питались на береговых или плавучих базах. В войну катера все время находились в море и лишь изредка заходили в необорудованные маневренные базы или места якорных стоянок.

Как выйти из положения? Сделали в ходовой рубке выгородку, обили ее асбестовыми листами, поставили примус, обзавелись кастрюлями, посудой. Из бортового пайка готовили горячую пищу. После подрыва мин на поверхности всегда оставалось много рыбы. Ее вылавливали и варили флотскую уху. Но на боевом тралении приходилось довольствоваться сухим пайком.

Продукты хранили в рундуках и румпельном отделении. От сырости хлеб быстро плесневел, покрывался зеленью.

Не было на «каэмках» и туалета.

Мыться в бане нам удавалось только в штормовые дни, когда корабли отстаивались близ берега или в необорудованной базе.

Все эти неудобства не выводили людей из строя. Спасибо военфельдшеру Николаю Нестеровичу Иванову и его верным помощникам — санитарам. Много они потрудились, чтобы сберечь наше здоровье. Да и суровая служба закалила матросов. Служба на катерах-тральщиках связана не только с физическим, но и с нервным напряжением. Я нередко наблюдал, как спящий матрос вскакивал с криком «Мина!..». Случалось подобное и со мной.

Как-то вернулись в базу поздно. Наскоро поужинали и — на отдых. В 5 часов общий подъем, а мне положено встать минут на сорок раньше... Пришел в кубрик, разделся и, едва голова коснулась подушки, уснул, как провалился. Долго ли я спал, не знаю, только чувствую: кто-то тормошит меня. Открыл глаза, вижу — стоит дневальный и смущенно говорит:

— Извините, товарищ комдив. Во сне вы кого-то сильно ругали и кричали: «Право на борт. Мина по носу!» [100] Ну вот я и решился, подошел, потормошил. Извините...

Да, что и говорить, служба у нас неспокойная, нервы постоянно, словно струны, натянуты. На тралении нас всегда подстерегала опасность: кругом под нами на якорях или лежат на грунте мины, они могут взорваться в любую секунду...

За рабочий день дивизион совершал семь галсов длиной в десять миль, очищал от мин фарватер шириной в полмили. И так ежедневно...

Эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, торпедные катера, морские охотники бороздили Нарвский залив. Но, пожалуй, никто так много здесь не хаживал, как самые малые корабли флота — катера-тральщики. День за днем, час за часом, галс за галсом мы увеличивали боевой счет затраленных и уничтоженных мин и минных защитников, прокладывали «голубые дороги».

Летом 1944 года в Гакково сосредоточились малые корабли ОВРа — морские охотники, торпедные катера, катера-тральщики, — чтобы наносить удары по вражеским судам, помогать успешному продвижению наших войск на Запад. Мы были уверены: близок день возвращения в главную базу — Таллин.

Тралением в Нарвском заливе занималась 1-я бригада Федора Леонтьевича Юрковского, теперь уже контрадмирала. Его штаб во главе с капитаном 2 ранга М. Т. Радкевичем, опытным, высокообразованным офицером, разместился в Гакково. Отлично знали свое дело и флагманские специалисты. Они учили нас и контролировали нашу работу, ходили с нами в море на траление. Штурман капитан 2 ранга Иван Васильевич Васильев почти все время проводил на кораблях. Нам казалось, что он никогда не расстается с секстаном. Флагманского минера капитана 3 ранга Валентина Тихоновича Машинского мы называли «минным богом»: минное, торпедное и тральное оружие он знал в совершенстве и был нашим незаменимым консультантом и помощником в выборе режима траления и образцов тралов...

Гакково — удивительно красивое место. В прибрежной полосе виднелись живописные островки, заросшие деревьями и кустарниками, на подходах к ним громоздилось множество отполированных водой и ветрами валунов. [101] Камнями разнообразных форм и размеров густо усеяны все побережье и леса на сотни километров.

На южных береговых возвышенностях Нарвского залива гитлеровцы установили деревянные наблюдательные вышки со стереотрубами, перископами и другими оптическими приборами. Такую вышку-гигант немцы оставили и близ Гакково. Как-то мы с замполитом Ефременко поднялись на нее, и перед нашим взором раскинулись необозримые просторы Нарвского залива. И, видимо, оба мы думали об одном: «Сколько тут еще мин, и все их мы обязаны вытралить, уничтожить...» С вышки хорошо просматривался узкий извилистый «гакковский фарватер» — сложный лабиринт, по которому мог пройти только опытный мореплаватель.

Первыми это укромное местечко нашли корабли нашего 7-го дивизиона, перебазированные из Усть-Луги. В шутку Гакково часто называли (иногда даже в официальных документах) Юрковкой, по фамилии командира бригады.

Наши гидрографы обозначили едва заметные створы вехами и буями-указателями. Строители соорудили деревянный пирс на сваях, укрыли его сверху маскировочными сетями. Обнаружить пирс с воздуха можно было, лишь когда в «гакковский фарватер» входили корабли. Этот момент враг и караулил.

4 августа 1944 года дивизион возвращался в Гакково для пополнения запасов горючего и продовольствия. Солнце давно скрылось за горизонтом, багряное зарево освещало море. Казалось, ничто не предвещало опасности. Мы готовились к швартовке, мечтали сойти на берег, лечь на зеленую травку, почувствовать под собой земную твердь...

Нас ждал буксир «Водолей». К нему по очереди подходили катера, наполняли цистерны пресной водой. Вдруг раздался голос сигнальщика:

— Самолеты в воздухе!

.Со стороны моря показалась группа «юнкерсов».

На кораблях сыграли боевую тревогу. Мы стали разворачиваться на обратный курс, спешили укрыться у малых островов. Некоторые катера, минуя фарватер, направились закрытым для плавания плесом в залив. Началась бомбежка. Осколки бомб и камни обрушились на корабли, оказавшиеся у пирса. [102]

Досталось «КТ-356», нашему новичку. Две бомбы разорвались поблизости от катера. На «КТ-356» снесло верхний мостик, сильно повредило боевую рубку. Сбило с ног и ударило о пулеметную тумбу командира главного старшину Василия Рахаева, но он продолжал командовать кораблем. Пулеметчика Александра Герасимова и мотористов Алексея Макрака и Григория Сальникова взрывной волной выбросило за борт. Командира отделения минеров старшину 2-й статьи Николая Васильева ранило в правую ногу. Второму минеру матросу Алексею Першину оторвало по локоть руку. Раненый минер Алексей Дергачев вместе с матросом Михаилом Киселевым сумел оттолкнуть катер от борта «Водолея» и вывести его на чистую воду. Обессиленный, Дергачев потерял сознание и свалился на палубу. Когда он очнулся, то увидел лежавший около него сбитый флаг корабля. Дергачев с трудом встал, поднял флаг и закрепил его на оставшейся части флагштока.

— Флаг поднят! — крикнул он и снова упал.

Пробитый осколками и окрашенный кровью флаг снова развевался над катером... [103]