Наши шефы

В понедельник 18 января 1943 года после семидневных боев войска Ленинградского и Волховского фронтов при содействии артиллерии Краснознаменного Балтийского флота прорвали блокаду Ленинграда. Два фронта соединились на линии рабочих поселков № 1 и 5. Все мы безмерно радовались, хотя и понимали, что отвоевана лишь узкая полоса земли и до окончательного снятия блокады еще далеко.

В полдень 18 января провели митинг. После выступления заместителя по политчасти капитан-лейтенанта В. С. Ефременко слово попросил главный старшина Константин Мухортов.

— Семнадцать месяцев мы ждали этого дня, — волнуясь говорил он. — Победа братьев по оружию — это и наша победа! Обязуемся ремонтировать катера быстрее и лучше, чтобы начать летнюю боевую кампанию в полной готовности. Уверен — личный состав поддержит меня.

На митинге я сообщил, что Государственный Комитет Обороны принял постановление о строительстве железнодорожной линии Полены (Жихарево) — Шлиссельбург. В скором времени наш Ленинград с Большой землей должна была связать стальная магистраль.

В эти дни и у нас произошло важное событие: начала действовать автономная котельная. В помещениях загорелись электрические лампочки, стало светло, тепло, даже горячая вода появилась. А как это важно было в холодное блокадное время!

— Хорошо живете! — сказал вошедший ко мне в каюту Кимаев. [53]

У Виктора Кузьмича большое горе — от голода умер отец. И он отвез его на Пискаревское кладбище. Сильно истощены жена Аня, дочери — а их у него три, — не встает с постели мать. Одним словом — тяжело.

Кимаев спросил и меня о семье, потом стали говорить о делах.

— Успеешь к весне подготовить дивизион? — задал вопрос Виктор Кузьмич.

Я ответил, что сделаем все возможное и, как только Нева и Морской канал освободятся ото льда, выйдем на траление.

Кимаев осмотрел наш дворец, побеседовал с краснофлотцами, старшинами, офицерами и, кажется, остался доволен.

После пуска котельной мы и впрямь зажили хорошо. Политотдел бригады выделил нам проектор, и теперь мы смотрели кинофильмы. Начали с «Чапаева». Показали его несколько раз, а моряки и зенитчики все просили: «Еще, еще...» Бессмертная кинолента! Будто живой Василий Иванович Чапаев звал моряков Балтики в бой за Родину.

Когда зажигался свет, у многих на глазах блестели слезы. Как-то после сеанса ко мне обратились секретарь комсомольской организации дивизиона старшина 2-й статьи Ромашков и его заместитель старшина 2-й статьи Лозовский:

— Комсомольцы просят разрешить приглашать на просмотры кинокартин работниц «Красного знамени».

«А почему бы и нет, — подумал я. — Их общежитие по соседству, фабрика — наш шеф, надо крепить дружбу».

Шефство это возникло по инициативе комсомольцев. Именно секретари комсомольских организаций: нашей — Константин Ромашков и трикотажного цеха — Нина Лебедева{3} предложили план совместной массово-политической работы. Мне, замполиту Ефременко и секретарю партбюро Осетрову план понравился. Так и началась наша дружба.

Теперь по вечерам ленинская каюта заполнялась зрителями до отказа. [54]

«Красное знамя» — гигант трикотажной промышленности Ленинграда. Перед войной здесь работало 16 тысяч человек, среди них — около шести тысяч ударников и стахановцев, более тысячи коммунистов и около полутора тысяч членов ВЛКСМ.

С первых же дней войны фабрика переключилась на производство военной продукции. Механический цех стал выпускать 76-миллиметровые снаряды и мины.

Исхудавшие, с посеревшими лицами работницы трудились самоотверженно, выпускали продукцию высокого качества. Многие и после смены ночами шили для воинов армии и флота маскхалаты, теплое белье, кисеты, носовые платки.

Мы поддерживали тесный контакт с партийным комитетом фабрики, работницами, не раз бывали в цехах. В партийном комитете нам показали кипы заявлений о приеме в ряды Коммунистической партии.

«Я готова делать все, что будет в моих силах, чтобы помочь родной Красной Армии как можно быстрее разгромить фашистов», — писала трикотажница А. Г. Окунева.

«Дело партии, дело советских людей — мое дело, и я готова пойти туда, куда пошлет меня партия, туда, где я буду полезнее ей», — писала в своем заявлении начальник чулочного цеха О. А. Павлова.

— Большую помощь приносит шефство, — сказал Ефременко после очередного посещения фабрики. — Не может моряк плохо нести службу, когда видит, как самоотверженно трудятся работницы.

Очень скоро все мы почувствовали правоту слов заместителя по политчасти. Шефство стало взаимным, деловым...

От вражеских артиллерийских обстрелов и бомбежек серьезно пострадали новые помещения фабрики, ТЭЦ и электростанция. В цехах трудились при свете фитиля на парафине. Мы решили помочь краснознаменцам восстановить ТЭЦ. Создали две бригады. Одну из них возглавил механик отряда мичман П. Г. Павленко. В нее вошли мотористы М. В. Курочкин, В. Г. Сыромятников, Б. Л. Масленников, Н. А. Гаевский, П. И. Воробьев, А. И. Котенев. Вторую бригаду возглавил Виктор Старун. Он подобрал моряков, владеющих плотницким мастерством. В состав бригады вошли [55] В. Ф. Тимофеев, А. С. Самошко, И. А. Трибелустов, В. М. Ульяшин, В. Е. Егоров, В. Д. Рахаев и И. Я. Лозовский. Вместе со специалистами фабрики эти бригады восстановили ТЭЦ и механический цех, который снова стал выпускать снаряды и мины.

В знак благодарности работницы преподнесли всему личному составу дивизиона красивые матросские тельняшки, изготовленные во внеурочное время. Мы гордились этим подарком и очень берегли тельняшки.

Несколько вечеров трикотажницы посвятили оборудованию нашего жилища на Каменном острове, создали почти домашний уют: на тумбочках появились вышитые салфетки, в умывальнике — полотенца с яркой каймой. В ленинской каюте вывесили плакаты и лозунги, написанные художниками фабрики и нашими оформителями. Особую заботу девушки проявляли о юнгах.

В Международный женский день 8 марта большая группа отличников учебы присутствовала на общефабричном праздничном вечере. После краткой официальной части начался концерт. В промерзшем зале все сидели в верхней одежде, дули на озябшие руки. А на душе было тепло, и аплодисменты согревали. Зрители и артисты радовались, что праздничный вечер не нарушили ни артобстрел, ни бомбежка. В Ленинграде такое затишье случалось редко.

Шефы нас всегда принимали, как родных. От встреч поднималось настроение и у моряков, и у тружениц «Красного знамени».

— Мой муж тоже балтиец, награжден медалью Нахимова, — поделилась с нами стахановка Мария Черноморец, на станке которой вырабатывалась «полосатка» — ткань для флотских тельняшек. — Я знаю, как любят моряки свой корабль, свою форму — бескозырку, бушлат, тельняшку.

— И мой муж балтиец, — сказала швея Паня Румянцева, — плавает на эсминце. Награжден орденом Красной Звезды. Петя часто говорил мне, что наши тельняшки согревают морскую душу. Я горжусь, что шью их.

...Вечерами, после утомительного дня, во дворце-казарме вдруг кто-то запевал. Песню подхватывали, и лилась она плавно, задушевно. Приносили гармонь, гитару. [56] А где музыка, там и флотское «яблочко», и уж конечно в исполнении Вани Акулова, лихого танцора.

— Как командир посмотрит, если наши «артисты» выступят на «Красном знамени?» — спросил как-то Ефременко.

Я, конечно, поддержал эту идею. Ромашков был в восторге.

Подобрали людей, составили программу вечера. Провели репетицию. Вечер прошел очень хорошо. Стихи Алексея Лебедева — моряка-подводника, погибшего в первые дни войны, — читал Саша Плавник:

Русские романсы пел и сам себе аккомпанировал на аккордеоне сибиряк Виктор Старун. Вокальную группу создал моторист Иван Кузенков. Он хорошо играл на «хромке». Ребята исполняли морские песни.

Матросская самодеятельность понравилась. Каждое выступление требовали повторить.

И шефы в долгу не остались. Нашлись и у них таланты. Теперь выступали вместе: то в фабричном общежитии, то у нас во дворце. Эти вечера вселяли бодрость в людей, на время они забывали о холоде и голоде.

Матросская художественная самодеятельность 7-го дивизиона считалась лучшей в соединении. Матроса Ивана Акулова перевели в ансамбль песни и пляски Краснознаменного Балтийского флота.

После войны Акулов работал балетмейстером. Сейчас он на пенсии, но не расстается с любимым делом, является внештатным методистом Дома народного творчества в Ленинграде.

Были у нас и свои пропагандисты и агитаторы. Самые лучшие из них: Константин Ромашков, Виктор Старун, Иван Лозовский, Константин Мухортов. Они проводили в цехах фабрики беседы, читали сводки Совинформбюро, рассказывали о положении на фронтах и в тылу.

Политическое управление КБФ одобрило нашу шефскую работу и рекомендовало другим подразделениям использовать опыт 7-го дивизиона. [57]