Седьмой дивизион
Я сидел у Кимаева, когда к нему пришел младший политрук — корреспондент флотской газеты. Представившись, журналист сказал:
— Ваш дивизион хорошо борется за экономию горючего, а это в блокадном городе вопрос первостепенной важности. — Представитель прессы стал говорить о трудностях доставки бензина в Ленинград, будто Кимаев сам этого не знал.
— Об экономии топлива нужна статья в газету, — перебил корреспондента командир дивизиона.
— Совершенно верно, — ответил младший политрук. — Редактор очень просит. Одним словом, не уйду без статьи...
Кимаев посмотрел на меня:
— Старший лейтенант Мудрак напишет. Он член партбюро, а вчера этот вопрос мы обсуждали на партийном собрании.
Корреспондента я попросил прийти к подъему флага.
Когда сел писать, вспомнил все, что происходило на партийном собрании. После доклада комиссара капитан-лейтенанта Л. А. Костарева начались прения. Первым выступил командир отделения мотористов Евдокимов. Он говорил, что самую большую экономию дает правильная регулировка рабочей смеси. Если мотор работает на богатой смеси, получается неполное сгорание из-за недостатка воздуха. В этом случае часть горючего будет выходить в атмосферу, и мотор не сможет развить нужное число оборотов. Мотористы отделения, продолжал Евдокимов, строго соблюдают инструкции, механизмы и детали своевременно смазывают, следят, чтобы они всегда [37] были чистыми. Тогда моторы дольше послужат и горючего потребуется меньше. Отделение сэкономило 3196 килограммов бензина. Бывало, за один тральный день мотористы сберегали до 136 килограммов.
Воентехник 1 ранга К. Смирнов сказал, что командиры отделений мотористов Воробьев и Блехер стали «двухтысячниками»: сэкономили по 2000 килограммов, а Буравихин, Ильин, Никольский — «тысячниками»: сэкономили по 1000 килограммов.
Рассказал о своем опыте и С. Дроздецкий. На моторах стояли старые карбюраторы. Он заменил их, отрегулировал момент открытия клапанов экономайзера и уровень горючего в поплавковой камере, свел до минимума подсос горючего при заводке, ликвидировал подтек в бензопроводе и кранах.
«Все очень просто, — думал я, — стали строго соблюдать технические правила».
Теперь во время боевого траления парными тралами, сообщил Дроздецкий, при самой большой нагрузке за 18 часов 45 минут при свежей погоде мы экономим до 170 килограммов бензина.
Комдив Кимаев подвел итог:
— Экономия горючего имеет первостепенное значение. Все мы знаем, с каким трудом доставляется оно в Ленинград. Я благодарю всех наших мотористов, они добились многого. Расход бензина на мотор в час уменьшился почти на четыре килограмма, а точнее, на три и девять десятых. В октябре мы сберегли 15000 килограммов! Это хорошо. Но резервы использованы далеко не полностью. Ставлю задачу: меньше расходовать горючего, больше делать тральных галсов. Меньше, но больше!..
Статью я написал быстро. Корреспонденту она понравилась, только название перечеркнул, написал свое: «Экономия горючего на малых кораблях» — и пояснил:
— Так длинновато, зато доходчиво. Дадим под рубрикой «Заметки о боевом опыте».
Вспомнил я эту статью, потому что появление ее в газете «Красный Балтийский флот» 3 ноября 1942 года совпало с важным событием в моей военной жизни. Именно в тот день меня вызвал командир бригады траления капитан 1 ранга Ф. Л. Юрковский. Газета лежала у него на столе. [38]
— Прочитал, — сказал он, — хорошо, что рассказали о передовиках экономии горючего. — И почти без паузы продолжил: — Вы, Федор Борисович, назначаетесь командиром нового, седьмого дивизиона катеров-тральщиков. Приступайте к формированию. Специалисты штаба бригады будут помогать вам. Постарайтесь кампанию сорок третьего провести на уровне дивизиона Кимаева. Он о вас высокого мнения. Виктор Кузьмич — думающий моряк. Вы друзья, вместе начинали нелегкую флотскую службу. Он обещал выделить в ваш новый дивизион хороших специалистов. — Прощаясь, командир бригады пожелал мне боевых успехов.
Через несколько дней был подписан приказ о моем назначении, и я уехал в Ленинград.
Десять деревянных мелкосидящих катеров «KM-IV» нового, 7-го дивизиона стояли на берегу Малой Невки на кильблоках. Их построили инженеры, рабочие и техники предприятия, где директором был Е. Я. Локшин.
Строили в условиях вражеской блокады, голода, холода, непрерывных артиллерийских обстрелов и бомбежек с воздуха. Хочется сказать большое спасибо и низко поклониться строителям этих кораблей: главному конструктору Л. Л. Ермашу, главному инженеру А. Ф. Симину, инженерам, техникам, бригадирам, мастерам и рабочим: Д. А. Черногузу, А. И. Иванову, В. Д. Глухову, И. Б. Сойферу, Н. А. Савинкову, А. И. Попову, Н. В. Григорьеву, М. Н. Курочкину, Д. И. Кипцову, А. А. Гриценко, В. В. Леонтьеву, И. Н. Чигареву, М. П. Колесову, П. В. Поповскому, А. В. Сафронову, Н. В. Лебедеву. Их умом, талантом, мастерством были созданы отличные боевые катера-тральщики для борьбы с минами. «Каэмками» любовно называли мы их.
Катера «KM-IV» отличались от своих предшественников. Они имели два мотора вместо одного, что позволяло развивать скорость до 18 узлов, автономность плавания увеличивалась до 250 миль.
На вооружении катера имели подсекающие тралы, глубинные бомбы, подрывное вооружение, крупнокалиберные пулеметы ДШК, дымовые шашки, а также стрелковое вооружение на восемь человек экипажа.
Катера прошли боевое крещение под Невской Дубровкой, с них высаживали десантников. На бортах виднелись [39] вмятины и царапины от осколков снарядов и пуль.
Нам предстояло укомплектовать корабли личным составом, создать дивизион, способный решать боевые задачи. Требовалось подобрать около сотни специалистов. А где их взять? Флотские экипажи сами недоукомплектованы: офицеры, старшины, краснофлотцы воевали на сухопутном фронте, в морской пехоте. Новобранцы осеннего призыва занимались по сокращенным программам в школах учебного отряда КБФ в Кронштадте, выпускников можно было ожидать не раньше апреля — мая 1943 года. А к этому времени дивизион должен уже выйти в море на боевое траление.
Вместе со мной в дивизион пришел заместитель по политчасти капитан-лейтенант Владимир Сергеевич Ефременко. Он уже служил на катерах, да и на политработе был не новичок. Мы давно знали друг друга и сработались быстро.
Несколькими днями позже прибыл старший лейтенант Михаил Васильевич Осетров, член партии с 1925 года. Это был опытный партийный работник. Свой трудовой путь Осетров начал токарем по металлу на одном из заводов Выборгской стороны в Ленинграде. По комсомольской путевке пришел он на Балтийский флот, прослужил четыре года, а после демобилизации стал инструктором Ленинградского обкома ВКП(б). Перед войной он уже работал секретарем Волховского райкома партии. Осетров был старше меня и Ефременко и имел большой опыт работы. Он стал секретарем партбюро. Спокойный, выдержанный, чуткий, внимательный к людям, Михаил Васильевич очень помогал мне во всем.
Мы занялись комплектованием экипажей. Большую помощь нам оказывали комбриг капитан 1 ранга Ф. Л. Юрковский и работники штаба бригады. В управление дивизиона пришли выпускники Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе лейтенанты — штурман Михаил Смолов, связист Василий Татауров, химик Николай Еремеев и уже имевший боевой опыт артиллерист-минер старший лейтенант Алексей Нечаев, инженер-механик старший лейтенант Константин Смирнов из 1 ДКТЩ и старший военфельдшер Петр Пирогов.
Командирами отрядов назначили тоже лейтенантов-фрунзевцев: первого — Василия Портнова (в отряд вошли [40] катера-тральщики: «КТ-17», «КТ-27», «КТ-37», «КТ-47» и «КТ-57»), второго — Виктора Старуна (в отряд вошли катера-тральщики: «КТ-67», «КТ-77», «КТ-87», «КТ-97» и «КТ-107»). Оба лейтенанта энергично взялись за дело.
Сравнительно быстро подобрали и командиров катеров. Ими стали главные старшины Василий Рахаев, Константин Мухортов, Василий Сорокин; старшины 1-й статьи Николай Уманцев, Валентин Раков, Михаил Величко, Григорий Давиденко, Виктор Егоров, Александр Березин, Василий Тимофеев. Все они моряки бывалые, довоенного призыва, одни служили на пограничных катерах, другие — на тральщиках в 1-м, кимаевском, дивизионе. Виктор Кузьмич ворчал:
— Грабишь ты меня, Борисыч, лучшие кадры отдаю. Да уж ладно, после войны сочтемся.
Старейший на Балтике первый, кимаевский, дивизион стал кузницей кадров для вновь формировавшихся подразделений. Из этого дивизиона получили мы и многих командиров отделений — рулевых-сигнальщиков, минеров, мотористов. Пришли к нам минеры и с других кораблей, а также с погибших тральщиков и катеров флота.
С кадрами вопрос был решен успешно и сравнительно быстро.
Повезло и с помещением. Нам отвели трехэтажный дворец на Каменном острове. До войны в нем жили студенты стоматологического института. В комнатах остались койки, столы, тумбочки. Словом, разместились с комфортом. И катера рядом.
Провели организационное партийное собрание. В большом промерзшем зале дворца собрались 17 коммунистов.
— Партпрослойка невелика, — сказал я Ефременко.
— Будем пополнять за счет лучших комсомольцев, — ответил он.
Избрали партбюро. Распределили обязанности. Возглавил партийную организацию старший лейтенант Михаил Васильевич Осетров.
На следующий день в том же холодном зале собрались комсомольцы. Их было 47, почти половина личного состава дивизиона (к концу войны комсомольцами станут 128 человек, а катера «КТ-37», «КТ-47», «КТ-57», [41] «КТ-87» и «КТ-97» будут полностью комсомольскими). Открыв собрание, Осетров предоставил слово мне. Я рассказал о задачах нового дивизиона, призвал комсомольцев всегда быть в авангарде, служить примером для несоюзной молодежи. В заключение я сказал:
— Мы должны как можно быстрее сделать каждый катер-тральщик боевым, способным выполнять сложные и ответственные задачи как в составе трального расчета, так и самостоятельно. Вы, товарищи комсомольцы, уверен, станете зачинателями движения: «Каждому бойцу изучить две-три специальности».
Комсомольцы серьезно и обстоятельно обсуждали кандидатуры в состав бюро. Секретарем комсомольской организации стал радист «КТ-97» старшина 2-й статьи Константин Ромашков, а его заместителем — рулевой с «КТ-77» Иван Лозовский. Оба еще до войны работали с молодежью. Позже Ромашков ушел на курсы политсостава, и его заменил Лозовский.
Позже комсомольские группы были созданы в 1-м и 2-м отрядах, а с ростом рядов ВЛКСМ — на каждом катере-тральщике.
На следующий день после организационного комсомольского собрания на всех кораблях вышли боевые листки.
В новом, 7-м дивизионе катеров-тральщиков началась боевая и политическая подготовка.
Во дворце было страшно холодно, не горел свет, не работала канализация, да и голод мучил. А распорядок дня напряженный: нас поджимали сроки. Приходилось не только днем, но и ночью проводить тренировки, выходить с полной боевой выкладкой на лед Малой Невки. Учились вести круговую оборону, бороться с вражескими парашютистами, диверсантами, отражать нападение воздушных десантов. Занятия с личным составом велись и в учебных классах, которые мы оборудовали во дворце.
У минеров главное оружие — тралы. Их выносили на лед, и старший лейтенант Нечаев обучал боевые расчеты. Начинал он с теории.
— Приступив к постановке трала, не перепутай предохранительную чеку патрона с боевой. Если вместо предохранительной чеки вытянешь боевую, трал станет буксирующим и корабль, идущий за тралами, может подорваться на мине, — рассказывал он. — Привыкай чеки [42] патрона определять на ощупь, тогда будешь действовать уверенно и во время ночного траления... Следи внимательно, чтобы тралы были установлены точно на заданное углубление, не наматывались в момент траления один на другой. Необходимо своевременно проверять, правильно ли наложена марка на оттяжках.
После теории Нечаев переходил к практическим занятиям, все показывал уже на трале, заставлял каждого минера проделывать одни и те же операции до тех пор, пока не убеждался — усвоили. Затем переходил к следующему этапу.
Нечаев мне нравился, он великолепно знал свое дело и любил его, добивался, чтобы каждый минер в любых условиях — днем, ночью, в непогоду — действовал уверенно, с полной отдачей сил.
Инженер-механик дивизиона К. Смирнов вместе с механиком отряда мичманом П. Павленко готовили аварийные партии, учили их бороться с пожарами, заделывать пробоины в корпусе, устранять повреждения электромеханической части, главных двигателей и вспомогательных механизмов, заменять гребные винты в море.
Связист лейтенант В. Татауров тренировал радистов и сигнальщиков.
Штурман лейтенант М. Смолов знакомил офицеров с изменениями в навигационной и минной обстановке на театре, учил командиров тральщиков кораблевождению. Отдельно с рулевыми изучал элементы навигации и лоции Балтийского моря.
Часто занятия приходилось прерывать, уходить в бомбоубежище — вражеские тяжелые снаряды летели в район Каменного острова.
Мы соседствовали с зенитным дивизионом противовоздушной обороны. Его батареи, установленные на Елагином и Каменном островах, прикрывали город от налетов вражеской авиации. Сбитые их метким огнем, немецкие самолеты, оставляя в небе шлейфы дыма, тонули в Финском заливе, в Неве. Фашистские летчики то и дело бомбили батареи, и бомбы падали поблизости от нашего дворца.
С зенитчиками у нас установилась тесная фронтовая дружба. Мы им уступили часть дворца. Вместе переносили тяготы блокадной зимы, голодной и холодной. Иногда вечерами собирались в ленинской каюте — довольно [43] большом зале, — слушали лектора-международника И. Ф. Сорокина. Как он говорил! Мы поражались, откуда в этом ослабевшем от истощения человеке столько огня, энергии! Часто выступал наш медик — военфельдшер П. И. Пирогов. Он упорно рекомендовал пить хвойный настой, чтобы сохранить здоровье в это трудное блокадное время.
Петр Иванович Пирогов — потомок Николая Ивановича Пирогова, великого русского хирурга и анатома, героя первой обороны Севастополя — пришел к нам в самом начале формирования дивизиона с подорвавшегося на мине тральщика «БТЩ-210» («Гак»). Большую заботу о личном составе проявлял «наш доктор», как мы его называли. Внимательный, вежливый, добрый, он все свои силы отдавал устройству быта моряков, организации их питания, укреплению здоровья.
Перед размещением во дворце под руководством Петра Ивановича провели авральную приборку. По его рекомендации имущество каждого катера стали хранить в специальных кладовых, благо помещений было много. На камбуз завезли новое оборудование. Пирогов сам выбирал его на складах Ленинградского военно-морского порта. Для медицинского пункта и лазарета отвели лучшие комнаты, оснастили их необходимым инвентарем, инструментами, медикаментами.
Пирогов ввел в практику ежедневный медицинский осмотр всего личного состава. Из морского госпиталя он пригласил оперативную группу. Всем нам сделали прививки. Врач-стоматолог проверил состояние зубов, обнаружил у многих признаки цинги: сказалось отсутствие витаминов. Стали мы пить «блокадный бальзам» — хвойный настой, который получали на спиртоводочном заводе, расположенном на Калашниковской набережной, в обмен на хвою. Целебное сырье матросы заготовляли на Каменном острове и на саночках отвозили на завод. Настой в обязательном порядке все пили натощак. Не так-то легко было проглотить до тошноты горькую, со специфическим смолистым привкусом, вяжущую, сжимающую челюсти жидкость. Но цинга страшнее. И мы пили, морщась и отплевываясь. В дивизионе не было ни одного случая простуды или каких-либо заболеваний. Это, несомненно, заслуга «нашего доктора».
Влюбленный в свое дело, весельчак и балагур, интересный [44] собеседник и рассказчик, Пирогов располагал к себе людей, вселял в них хорошее настроение.
Трудно нам было расстаться с этим обаятельным человеком: весной Пирогова перевели на более высокую должность. К нам же в дивизион прибыл военфельдшер Николай Нестерович Иванов, выпускник Кронштадтского военно-морского медицинского училища. Он был участником обороны Таллина и героического перехода кораблей из главной базы в Кронштадт, плавал на тихоходных тральщиках «ТЩ-68» и «ТЩ-67» 4-го дивизиона, которым командовал капитан-лейтенант Н. П. Везиров.
Итак, 7-й дивизион был укомплектован и готов к выполнению боевых заданий. [45]