Воспоминания командующего фронтом

Вечером 6 октября 1941 года мне в Ленинград (в ту пору я командовал войсками Ленинградского фронта) позвонил Верховный главнокомандующий И. В. Сталин. Он спросил, как обстоят дела и что нового в действиях противника.

Я доложил, что немецко-фашистские войска прекратили атаки. По сведениям, полученным от пленных, гитлеровцы понесли большие потери и переходят к обороне. Сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха. Наша авиационная разведка установила большое движение вражеских моторизованных и танковых колонн из района Ленинграда на юг. Видимо, их перебрасывают на московское направление.

— Оставьте за себя начальника штаба фронта генерала М. С. Хозина, а сами вылетайте в Москву для выполнения особого задания, — сказал Верховный главнокомандующий. — На московском направлении серьезно осложнилась обстановка, особенно на участке Западного фронта.

Простившись с членами Военного совета Ленинградского фронта А. А. Ждановым, А. А. Кузнецовым, Т. Ф. Штыковым, [55] Я. Ф. Капустиным и Н. В. Соловьевым, с которыми мы дружно работали, я вылетел в Москву. Этих товарищей теперь уже нет в живых. Должен сказать: они сделали все, что могли, в дни, когда Ленинграду грозила смертельная опасность.

В Москву прилетел вечером 7 октября. И. В. Сталин, который был тогда болен, работал у себя на квартире. Поздоровавшись кивком головы, он, указывая на карту, сказал, что положение дел на Западном фронте тяжелое и не совсем ясное.

— Поезжайте сейчас же в штаб Конева, тщательно разберитесь в обстановке и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать.

— Хорошо, товарищ Сталин, заеду в Генеральный штаб, возьму карту и, не задерживаясь, сейчас же отправлюсь в штаб Западного фронта.

Через 15 минут я был у начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова. Борис Михайлович выглядел очень плохо. Поздоровавшись, он сказал:

— Только что звонил Верховный, приказал подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта, когда вы проводили операцию против Ельнинского выступа.

Принесли карту с обстановкой на 12 часов 7 октября. Борис Михайлович угостил меня крепким чаем. От Шапошникова я поехал в штаб Западного фронта.

В пути при свете карманного фонарика я по карте изучал обстановку на фронте. Клонило ко сну, и, чтобы разогнать дремоту, приходилось время от времени останавливать машину и делать небольшие пробежки.

В штаб Западного фронта приехали ночью. Дежурный доложил, что все руководство находится у командующего. В комнате за столом сидели командующий фронтом И. С. Конев, начальник штаба В. Д. Соколовский, член Военного совета фронта Н. А. Булганин и начальник оперативного отдела фронта Г. К. Маландин. Все выглядели крайне переутомленными. Я объяснил цель своего приезда.

Из беседы с товарищами и анализа обстановки у меня сложилось мнение, что катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. Ведь фактор внезапности наступления [56] противника для войск Западного и Резервного фронтов полностью отсутствовал. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Необходимо было правильно определить направление главных ударов врага и своевременно сосредоточить здесь наши основные силы за счет пассивных участков. К сожалению, этого сделать не успели, и линейная оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов врага.

Противник продолжал развивать свой успех. Сплошного фронта обороны на Западном направлении не было. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было фактически нечем.

В 2 часа 30 минут ночи я позвонил Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку, я сказал:

— Главная опасность сейчас заключается в том, что пути на Москву почти ничем не прикрыты. Слабое прикрытие на Можайской линии обороны не может гарантировать от внезапного появления, перед Москвой бронетанковых войск противника. Надо очень быстро стянуть войска, откуда только можно, на Можайскую линию.

Сталин спросил, где сейчас 19, 20, 24, 32-я армии и группа Болдина. Я ответил, что они находятся в окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.

— Что вы намерены делать?

— Выезжаю сейчас же к Буденному, разберусь там с обстановкой.

— Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда позвоните.

Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была плохая.

Подъезжая к полустанку Обнинское (105 километров от Москвы), мы увидели двух связистов, тянувших кабель со стороны моста через реку Протву. На вопрос: «Куда тянете, ребята, связь?» — один из солдат, громадного роста, с густой бородой, ответил простуженным голосом: «Куда приказано, туда и тянем». Пришлось назвать себя и сказать, что я ищу штаб Резервного фронта. Подтянувшись, тот же солдат объяснил: «Извините, мы вас в лицо не знаем, потому так и ответили. Штаб фронта вы уже проехали. Он два часа тому назад прибыл и остановился в домиках в лесу, вон там, на горе, налево за мостом. Охрана вам покажет, куда ехать». [57]

Машина повернула обратно. Через 10 минут я был у представителя Ставки Л. З. Мехлиса, у которого находился и начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф. Анисов. Мехлис кого-то распекал по телефону.

На вопрос: «Где командующий?» — начальник штаба фронта ответил:

— Неизвестно. Днем он был в 43-й армии. Боюсь, не случилось ли чего с Семеном Михайловичем.

— А вы приняли меры к его розыску?

— Да, послали офицеров связи, они еще не вернулись.

Из разговора с Мехлисом и Анисовым я не узнал ничего конкретного ни о положении войск Резервного фронта, ни о противнике. Сел в машину и поехал через Малоярославец и Медынь в сторону Юхнова, надеясь на месте выяснить обстановку.

Вся местность в районе Малоярославца была мне хорошо знакома. В 10 километрах от Обиинского, где остановился штаб Резервного фронта, находилась деревня Стрелковка Угодско-Заводского района, где я родился и где прошло мое детство. Сейчас там остались моя мать, сестра и ее четверо детей. Что будет с ними, если туда придут фашисты? Как поступят они с матерью, сестрой и племянниками генерала Жукова? Конечно, расстреляют. Я решил послать туда адъютанта, вывезти их из деревни в Москву, которую мы будем защищать до последнего вздоха.

В Малоярославце я не встретил ни одной живой души. Город казался пустым. Только в центре, около здания райисполкома, стояли две легковые машины.

— Чьи это машины? — спросил я.

— Семена Михайловича Буденного, товарищ генерал армии.

— А где Семен Михайлович?

— В помещении райисполкома.

— Давно вы здесь?

— Часа три стоим.

Войдя в райисполком, я увидел склонившегося над картой С. М. Буденного. Мы тепло поздоровались.

— Ты откуда? — спросил Семен Михайлович.

— От Конева.

— Ну как у него дела? Я больше двух суток не имею с ним связи.

Узнав, что дела на Западном фронте очень плохи, маршал сказал:

— У нас не лучше. Фронта обороны фактически не существует. Я сам чуть не угодил в лапы противника между Юхновом и Вязьмой. В сторону Вязьмы шли танковые и моторизованные колонны, видимо, обходили город с востока.

— В чьих руках Юхнов?

— Как сейчас — не знаю. Несколько дней назад там было до двух наших стрелковых полков, но без артиллерии. Думаю, что Юхнов уже занят противником.

— Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?

— Когда я ехал сюда, — сказал Семен Михайлович, — кроме трех милиционеров в Медыни, никого не встретил.

Мы решили, что Семен Михайлович поедет в штаб фронта и доложит в Ставку о положении дел, а я направлюсь в район Юхнова.

Перед отъездом отдали, распоряжение коменданту Малоярославецкого укрепленного узла полковнику А. Смирнову организовать всеми имеющимися силами и средствами разведку по всем дорогам в глубину до 20 километров. В этих целях были использованы бойцы рабочих батальонов, сотрудники местных органов НКВД и милиции.

Прибыв в Медынь, я там никого не обнаружил, только старая женщина что-то искала в развалинах дома, разрушенного бомбой.

— Бабушка, что вы тут ищете? — спросил я.

Женщина стояла с широко раскрытыми, блуждающими глазами и ничего мне не отвечала. Откуда-то из-за развалин подошла другая женщина с мешком, наполовину набитым какими-то вещами.

— Не спрашивайте ее. Она с ума сошла от горя.

Оказывается, позавчера на город налетела немецкая авиация. Эта женщина жила с внуком и внучкой здесь, в этом доме. Во время налета она стояла у колодца, набирала воду, и на ее глазах бомба попала в дом. Дети погибли.

— Наш дом тоже разрушен, — рассказывала женщина. — Надо скорее уходить в Малоярославец, да вот ищу под обломками — может, что-нибудь найду из обуви и одежды.

По щекам ее катились слезы.

С тяжелым сердцем двинулся я в сторону Юхнова. Временами приходилось останавливаться и внимательно осматриваться, чтобы не попасть в расположение врага.

Километров через 10 — 12 машину внезапно остановили вооруженные люди в комбинезонах и танкистских шлемах.

— Дальше ехать нельзя, — сказал один из них. — Кто вы будете?

Я назвал себя и, в свою очередь, спросил, где их часть.

— В 100 метрах, в лесу, стоит штаб танковой бригады.

— Очень хорошо. Проводите меня туда.

Навстречу мне поднялся сидевший на пне невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне. Мне сразу показалось, что мы с ним где-то встречались.

— Командир танковой бригады Троицкий, — представился танкист.

— Троицкий! Вот не ожидал встретить вас здесь!

Троицкого я хорошо знал по Халхин-Голу, где он был начальником штаба 11-й танковой бригады. Эта бригада, которой командовал М. П. Яковлев, была грозой для японцев. В районе горы Баин-Цаган она разгромила 23-ю пехотную дивизию, входившую в состав японской императорской гвардии.

— Я тоже не думал, что встречу вас здесь, товарищ генерал армии, — сказал Троицкий. — Знал, что вы командуете Ленинградским фронтом, а что вернулись оттуда — не слыхал.

— Ну, что у вас тут делается, где противник?

— Противник уже занял Юхнов. Его передовые части захватили мост через реку Угру. Посылали разведку на Калугу. В городе противника пока нет, но в районе Калуги идут напряженные бои. Там действуют 5-я гвардейская стрелковая дивизия и некоторые отошедшие части 43-й армии. Наша танковая бригада находится в резерве Ставки. Стоим здесь второй день.

— Разверните на впереди лежащей местности часть бригады и организуйте оборону с целью прикрытия направления на Медынь, — приказал я. — Пошлите офицера связи в штаб Резервного фронта. Он находится в районе полустанка Обнинское, за мостом через реку Протву. Информируйте Буденного об обстановке. Через штаб Резервного фронта доложите в Генеральный штаб о полученном вами указании и сообщите, что я поехал в Калугу. [60]

В районе Калуги специально посланный офицер вручил мне телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта.

В те дни там работала комиссия Государственного Комитета Обороны.

Вскоре по прибытии в штаб Западного фронта, который располагался в Красновидове, меня вызвали к телефону.

— Ставка решила назначить вас командующим Западным фронтом, — сказал Верховный главнокомандующий. — Конева оставляем вашим заместителем. Вы не будете возражать?

— Нет, какие же могут быть возражения. Коневу мы поручим руководить группой войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и там нужно иметь вспомогательное управление фронта.

— Хорошо, — согласился Сталин. — В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта, части, находящиеся на Можайской линии обороны, и резервы Ставки, которые двигаются к Можайской линии. Берите скорее все в свои руки и действуйте.

— Принимаюсь за выполнение указаний, но прошу срочно подтягивать более крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара гитлеровцев на Москву.

Тут же наметили ряд срочных мер. Первое — отвести штаб фронта в Алабино; второе — И. С. Коневу взять с собой необходимые средства управления, группу офицеров и выехать для координации действий на калининское направление; третье — Военному совету фронта выехать в Можайск, чтобы на месте разобраться в создавшемся положении.

В Можайске, куда мы приехали вместе с Н. А. Булганиным, обстановка была предгрозовая. К Бородину подходили передовые части гитлеровских войск. Отдав необходимые распоряжения начальнику Можайского укрепленного района полковнику С. И. Богданову, мы с Н. А. Булганиным выехали в штаб фронта, в Алабино.

Штаб фронта немедленно приступил к организационно-оперативной работе. Сделать предстояло немало. Нужно было: срочно организовать прочную оборону на рубеже Волоколамск — Можайск — Малоярославец — Калуга; развить [61] ее в глубину, создать вторые эшелоны и резервы фронта; организовать наземную и воздушную разведку и твердое управление войсками фронта; наладить материально-техническое обеспечение войск; развернуть партийно-политическую работу, поднять моральное состояние воинов и внушить им веру в свои силы, в неизбежность разгрома противника на подступах к Москве.

Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны и Верховное главнокомандование приняли в эти дни ряд срочных мер, чтобы приостановить наступление противника.

Еще в ночь на 7 октября началась переброска войск из резерва Ставки и с соседних фронтов на Можайскую оборонительную линию. Сюда прибывали 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков и ряд других частей. Заново формировались 16, 5, 43 и 49-я армии. В середине октября в их составе насчитывалось 90 тысяч человек. Конечно, для создания сплошной надежной обороны этих сил было явно недостаточно. Но большими возможностями Ставка тогда не располагала, а переброска войск с Дальнего Востока и из других отдаленных районов в силу ряда причин задерживалась. Поэтому мы решили в первую очередь занять главнейшие направления: волоколамское, можайское, малоярославецкое, калужское. На этих же направлениях сосредоточивались и основные артиллерийские и противотанковые средства.

На волоколамское направление мы направили штаб и командование 16-й армии во главе с К. К. Рокоссовским, А. А. Лобачевым и М. С. Малининым. В состав 16-й армии включались новые соединения, так как ее дивизии, переданные 20-й армии, остались в окружении западнее Вязьмы. 5-я армия под командованием генерал-майора Д. Д. Лелюшенко (после его ранения в командование армией вступил генерал Л. А. Говоров) концентрировалась на можайском направлении, 43-я армия под командованием генерал-майора К. Д. Голубева — на малоярославецком, 49-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. Г. Захаркина — на калужском.

Всех этих командующих мы хорошо знали как опытных военачальников и полностью им доверяли. Знали, что они с вверенными им войсками сделают все, чтобы не пропустить [62] врага к Москве. Здесь же я должен отметить четкую работу штаба фронта во главе с генерал-лейтенантом В. Д. Соколовским и неутомимую деятельность по обеспечению устойчивого управления войсками фронта начальника войск связи генерал-майора Н. Д. Псурцева, теперь министра связи СССР.

Штаб фронта вскоре переехал в Перхушково. Отсюда тянулись телефонно-телеграфные провода, обеспечивающие связь с наземными и воздушными силами фронта. Сюда подтянули провода из Ставки Верховного главнокомандования.

Дни и ночи в войсках шла напряженная работа. Люди от усталости буквально валились с ног, но, движимые чувством личной ответственности за судьбу Москвы, за судьбу Родины, следуя призыву родной Коммунистической партии, делали все, чтобы создать устойчивую оборону. В тылу войск первого эшелона Западного фронта проводились большие инженерно-саперные работы, оборона развивалась в глубину, создавались противотанковые районы на всех танкоопасных направлениях. На основные направления подтягивались резервы.

Таким образом, заново создавался Западный фронт, на который возлагалась историческая миссия — оборона Москвы.

В районе Вязьмы в это время все еще героически сражались наши окруженные войска, пытаясь прорваться на соединение с частями Красной Армии. Командование фронтом и Ставка помогали окруженным: наша авиация сбрасывала им продовольствие и боеприпасы, бомбила противника. Большего ни фронт, ни Ставка тогда сделать не могли. Упорная борьба окруженной группировки задержала на некоторое время продвижение главных сил противника, и мы воспользовались этим, чтобы лучше подготовить оборону войск фронта для отражения ударов врага на Москву.

С 13 октября разгорелись ожесточенные бои на всех оперативно важных направлениях, ведущих к Москве.

Это были грозные дни. Центральный Комитет партии и Государственный Комитет Обороны приняли решение срочно эвакуировать из Москвы в Куйбышев некоторые центральные учреждения и весь дипломатический корпус, а также вывезти из столицы особо важные государственные ценности.

С 20 октября в Москве и прилегающих к ней районах постановлением Государственного Комитета Обороны было введено осадное положение. После этого во всех родах войск, [63] защищавших столицу, установился строжайший порядок. Каждое серьезное нарушение дисциплины пресекалось решительными мерами. Жители Москвы дали отпор пособникам врага — паникерам и шкурникам.

Мужественно встретила советская столица надвигающуюся опасность. Пламенные призывы Центрального и Московского комитетов партии отстоять советскую столицу, разгромить врага были понятны каждому москвичу, каждому воину, всем советским людям. Эти призывы нашли глубокий отклик в их сердцах. Москвичи превратили столицу и подступы к ней в неприступную крепость. На случай прорыва к городу частей противника трудящиеся Москвы сформировали и вооружили сотни отрядов, боевых дружин и групп истребителей танков. Около 100 тысяч жителей Москвы проходили боевую подготовку без отрыва от производства. Во время битвы за Москву они влились в войсковые части. Около 17 тысяч женщин и девушек обучались на курсах медсестер и санитарных дружинниц. Сотни женщин и девушек добровольно работали в госпиталях.

На фронте под Москвой положение в это время было напряженное. Из-за большой растянутости фронта и возникших трудностей в управлении войсками калининской группировки Ставка по нашей просьбе 17 октября выделила 22-ю, 29-ю и 30-ю армии из состава Западного фронта. Был вновь создан Калининский фронт. Образование Калининского фронта сократило полосу обороны Западного фронта и облегчило управление войсками.

Брянский фронт, во главе которого стоял генерал-полковник А. И. Еременко, находился также в крайне тяжелом положении. Преследуя отходившие войска Брянского фронта, передовые части армии Гудериана 29 октября подошли к Туле. Вооруженные отряды рабочих Тулы вместе с частями 50-й армии мужественно сражались на ближних подступах к Туле и не пропустили противника в город. (10 ноября решением Ставки оборона Тулы была возложена на Западный фронт. Брянский фронт был расформирован. Полоса обороны Западного фронта вновь значительно увеличилась.)

В тяжелые дни октября 1941 года Военный совет Западного фронта обратился к войскам с воззванием:

«Товарищи! В час грозной опасности для нашего государства жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина требует [64] от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовет нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной и любимой Москве. Сейчас, как никогда, требуется бдительность, железная дисциплина, организованность, решительность действий, непреклонная воля к победе и готовность к самопожертвованию...».

До конца октября, почти без пауз, войска Западного фронта вели упорнейшие бои.

На волоколамском направлении наступал 5-й армейский корпус врага, затем был дополнительно введен в бой 46-й моторизованный корпус и несколько позже — еще один. Упорное сопротивление противнику оказывали здесь части вновь созданной 16-й армии. Особенно отличились 316-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора И. В. Панфилова и курсантский полк под командованием полковника С. И. Младенцева, действия которого поддерживались тремя противотанковыми артполками. Только ценой огромных потерь противник занял Волоколамск, оттеснив части 16-й армии на рубеж восточнее города.

На можайском направлении наступал 40-й мотокорпус врага, поддержанный большой группой танков и авиации. Здесь особенно упорно сражалась 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника В. И. Полосухина, которую поддерживали 18-я и 19-я танковые бригады. Ведя неравные бои, 5-я армия 18 октября была вынуждена оставить Можайск и отойти на рубеж Дорохово, западнее Кубинки.

На малоярославецком направлении наступали части 12-го армейского и 57-го мотокорпуса противника. На подступах к Малоярославцу отважно сражались части нашей 312-й стрелковой дивизии, танковая бригада Троицкого и Подольское пехотное училище, усиленное четырьмя артиллерийскими полками, тремя дивизионами реактивных минометов и тремя огнеметными ротами. В районе Боровска стойко встретили врага 110-я стрелковая дивизия, 151-я мотострелковая бригада и 127-й танковый батальон. Ценой больших потерь противник оттеснил наши части к реке Протве, а затем к реке Наре, но прорваться дальше не смог.

В это тяжелое время Ставка передала Западному фронту 33-ю армию под командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. Она заняла оборону в районе Наро-Фоминска, [65] в промежутке между 5-й и 43-й армиями. Южнее Наро-Фоминска, по восточному берегу реки Нары, заняла оборону 43-я армия; на рубеже западнее Серпухова — восточнее Тарусы и Алексина — 49-я армия.

Укрепившись на этих рубежах, войска фронта были полны решимости грудью встретить противника.

Военный совет фронта серьезное внимание уделял воспитательной и партийно-политической работе в войсках, укреплению партийных организаций, приему в партию. Политуправление фронта, все политработники делали максимум возможного, чтобы повысить боеспособность частей и соединений, зажечь в сердцах бойцов и офицеров ненависть к гитлеровским оккупантам и веру в нашу победу. Было выпущено несколько листовок о зверствах фашистов, брошюра «Отомстим». Ее коллективно читали во взводах и отделениях; тысячи бесед на эту тему провели среди воинов агитаторы и пропагандисты.

Сильным средством пропаганды боевого опыта являлась печать. Этот вопрос не сходил со страниц «Красноармейской газеты» Западного фронта, армейских и дивизионных газет. Были выпущены десятки листовок о тактике немецко-фашистских войск и свойствах отдельных видов вооружения врага. Особенно много внимания уделялось борьбе с танками. Этому были посвящены листовки: «Жги немецкие танки», «Смелее уничтожайте фашистские танки», «Смелому бойцу фашистские танки не страшны» и другие. В листовках и отдельных небольших брошюрах — «Красноармейская смекалка», «Памятка красноармейца» и других, в газетных статьях кратко, но убедительно рассказывалось о тактике современного боя, об инициативе, воинской сметке, изобретательности наших бойцов. Специальные листовки выпускались о героических подвигах солдат и офицеров.

Хочется особо подчеркнуть ту большую роль, которую сыграл в налаживании политической работы в войсках начальник политического управления Западного фронта, замечательный коммунист и бесстрашный воин, дивизионный комиссар Д. А. Лестев. После его гибели в ноябре 1941 года политуправление фронта возглавил В. Е. Макаров, также немало сделавший для дальнейшего усиления партийно-политической работы в войсках.

Ставка передавала фронту из своих резервов дополнительные [66] соединения стрелковых и танковых войск, сосредоточивая их на наиболее опасных направлениях. Большую часть войск мы стянули на волоколамско-клинское и истринское направления, где, как мы предполагали, должен был последовать главный удар бронетанковых группировок противника. Подходили резервы и в район Серпухова — здесь ожидался удар 2-й танковой и 4-й полевой немецко-фашистских армий.

В первых числах ноября наступило похолодание. Дороги подмерзли и стали всюду проходимыми.

На наши фронтовые склады в большом количестве поступали полушубки, валенки, теплое белье, телогрейки, ушанки. К середине ноября наши бойцы тепло оделись, а фашистские солдаты кутались в теплые вещи, отнятые у мирных жителей. Именно тогда на многих немецких солдатах стали появляться огромные, уродливые самодельные соломенные «галоши», которые до крайности стесняли движение.

1 ноября я был вызван в Ставку.

— Мы хотим провести в Москве, — сказал Сталин, — кроме торжественного собрания по случаю Октябрьской годовщины и военный парад. Как вы думаете — обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?

Я ответил:

— В ближайшие дни противник не в состоянии начать большое наступление. Он понес в предыдущих сражениях значительные потери и сейчас занят пополнением и перегруппировкой войск. Что же касается его авиации, то она может и наверняка будет действовать. Поэтому необходимо усилить ПВО, подтянуть к Москве истребительную авиацию с соседних фронтов.

Парад войск на Красной площади состоялся. Бойцы прямо с Красной площади шли на фронт.

В первых числах ноября у меня состоялся следующий разговор по телефону с Верховным главнокомандующим.

— Как ведет себя противник? — спросил он.

— Заканчивает подготовку своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.

— А где вы ожидаете главный удар?

— Более мощный удар ожидаем из района Волоколамск — Ново-Петровское. Армия Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы, на Каширу.

-.Мы с Шапошниковым считаем, — сказал Сталин, — что нужно сорвать готовящийся удар противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в обход Волоколамска, другой из района Серпухова вдоль реки Протвы во фланг 4-й немецкой армии. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.

— А какими же силами мы будем наносить эти контр-удары? — спросил я.

— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии, — предложил Сталин.

Я пытался доказать нецелесообразность этих контрударов, ссылаясь на отсутствие резервов, растянутость линии фронта и т. д.

— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, — недовольно отрезал Сталин.

Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями о проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку. Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали того, что ожидала от них Ставка. Враг еще был достаточно силен, а его наступательный пыл не ослабел.

Для продолжения наступления на Москву гитлеровское командование к 15 ноября сосредоточило против войск Западного фронта 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных, хорошо укомплектованных личным составом, танками, артиллерией и боевой техникой.

На волоколамско-клинском и истринском направлениях были сосредоточены 3-я и 4-я танковые группы противника в составе семи танковых, двух моторизованных и трех пехотных дивизий при поддержке до 2 тысяч орудий и мощной авиационной группы.

На тульско-каширском направлении ударная группа немецко-фашистских войск состояла из 24-го и 47-го моторизованных корпусов, 53-го и 43-го армейских корпусов общей численностью в девять дивизий (в том числе четыре танковые) и мощной авиагруппы.

4-я полевая армия противника в составе шести армейских корпусов развернулась на звенигородском, кубинском, наро-фоминском, [68] подольском и серпуховском направлениях. Эта армия должна была сковать войска Западного фронта, Ослабить их, а затем нанести удар в центре фронта в направлении на Москву.

Второй этап своего наступления на Москву по плану, имевшему условное название «Тайфун», гитлеровцы начали 15 ноября ударом по 30-й армии Калининского фронта, которая южнее Волжского водохранилища имела весьма слабую оборону. Одновременно противник нанес удар по правому флангу 16-й армии Западного фронта. Частью сил враг атаковал войска 16-й армии в районе Теряевой Слободы. Против 30-й армии и правого фланга 16-й армии противник бросил более 300 танков, которым противостояло всего лишь 56 наших легких танков со слабым вооружением. Оборона 30-й армии оказалась прорванной.

С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать наступление на Клин. Резервов в районе Клина у нас не оказалось, так как они, согласно приказу Ставки, были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара. В этот же день противник нанес мощный удар из района Волоколамска на истринском направлении. Против наших 150 легких танков враг бросил 400 средних танков. Развернулось ожесточенное сражение. Особенно упорно дрались наши 316-я, 78-я и 18-я стрелковые дивизии, 1-я гвардейская, 23-я, 27-я, 28-я отдельные танковые бригады и кавалерийская группа генерал-майора Л. М. Доватора.

В 23 часа 17 ноября 30-я армия Калининского фронта в тяжелом состоянии была передана Ставкой Западному фронту, вследствие чего его оборона еще больше растянулась на север до Волжского водохранилища. Вместо освобожденного Ставкой генерал-майора В. А. Хоменко командующим 30-й армией был назначен генерал-майор Д. Д. Лелюшенко.

Бои 16 — 18 ноября были тяжелыми. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом, стремясь любой ценой пробиться к Москве своими танковыми клиньями. Но наша глубокоэшелонированная артиллерийская и противотанковая оборона и хорошо организованное взаимодействие в полосах обороны всех родов войск не позволили врагу прорваться через советские боевые порядки. Многими тысячами трупов устлал враг поля сражений, но нигде ему не удалось прорваться к Москве.

Наши части медленно и в полном порядке отводились на заранее подготовленные и уже занятые артиллерией рубежи, где вновь упорно сражались, отражая яростные атаки гитлеровцев.

В Москве по-прежнему работали Государственный Комитет Обороны, часть руководящего состава ЦК партии и Совнаркома. Рабочие Москвы упорно трудились по 12 — 18 часов в сутки, обеспечивая войска, оборонявшие Москву, оружием, боевой техникой и боеприпасами.

Но угроза столице не миновала.

Не помню точно числа — это было вскоре после прорыва гитлеровцев на участке 30-й армии и на правом фланге 16-й армии — мне позвонил Верховный главнокомандующий и спросил:

— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я говорю вам это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

— Москву безусловно удержим. Но нужно еще не менее двух армий и танки, хотя бы немного, — ответил я.

— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал Сталин. — Позвоните в генштаб и договоритесь, где сосредоточивать две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Но танков пока мы дать не можем.

Через полчаса мы договорились с А. М. Василевским о том, что формируемая 1-я ударная армия будет сосредоточена в районе Яхромы, а 10-я армия — в районе Рязани.

18 ноября противник перешел в наступление на московско-тульском направлении. На веневском направлении, где оборонялись 413-я и 299-я стрелковые дивизии нашей 50-й армии, наступали несколько пехотных и танковых дивизий врага.

Прорвав нашу оборону, эта группа захватила район Болохово — Дедилово. Для противодействия в район Узловой нами были спешно брошены 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Ожесточенные сражения не прекращались здесь ни днем, ни ночью. Особенно упорно дрались части 413-й стрелковой дивизии.

21 ноября Узловая и Сталиногорск были заняты главными силами 2-й танковой армии Гудериана.

В этих условиях Военный совет фронта принял решение: усилить Каширский боевой участок 112-й танковой дивизией [70] полковника А. Л. Гетмана (ныне генерала армии); Рязанский боевой участок — 17-й танковой бригадой и другими частями; Зарайский участок — 9-й танковой бригадой, 35-м и 127-м отдельными танковыми батальонами; Лаптевский участок — 510-м стрелковым полком и ротой танков.

26 ноября 3-й танковой дивизии противника удалось потеснить наши части и перерезать железную дорогу и шоссе Тула — Москва в районе севернее Тулы. Однако 1-й кавалерийский корпус генерала Белова, 112-я танковая дивизия и ряд других частей фронта в районе Каширы не дали противнику продвинуться дальше на этом участке. В район Каширы на помощь сражающимся там частям были дополнительно переброшены 173-я стрелковая дивизия и 15-й гвардейский минометный полк. 28 ноября кавкорпус Белова во взаимодействии со 112-й танковой дивизией, 173-й стрелковой дивизией и другими частями нанесли контрудар по войскам Гудериана и отбросили их на юг на 10 — 15 километров в сторону Мордвеса.

До 30 ноября шли напряженные бои в районе Кашира — Мордвес. Враг не смог здесь добиться успеха. Командующий 2-й танковой армией Гудериан убедился в невозможности сломить упорное сопротивление советских войск в районе Кашира — Тула и пробиться в сторону Москвы. Гитлеровцы вынуждены были перейти на этом участке к обороне.

Советские войска, сражавшиеся в этом районе, отразили все удары врага, нанесли ему большие потери и не пропустили к Москве.

Значительно хуже шли дела на северном крыле фронта — в районе Истры, Клина, Солнечногорска.

23 ноября танки противника ворвались в Клин. Чтобы не подвергать части 16-й армии угрозе окружения, в ночь на 24 ноября их пришлось отвести на следующий тыловой рубеж. В связи с потерей Клина образовался разрыв между 16-й и 30-й армиями.

25 ноября 16-я армия отошла и от Солнечногорска. Положение на этом участке внушало большую тревогу. В район Солнечногорска, в распоряжение командующего 16-й армией, Военный совет фронта перебрасывал все, что мог, с других участков фронта, в том числе группы солдат с противотанковыми ружьями, отдельные группы танков, артиллерийские батареи, зенитные дивизионы, взятые у командующего [71] московской ПВО генерала М. С. Громадина. Необходимо было задержать противника до прибытия в район Солнечногорска 7-й гвардейской дивизии из района Серпухова, двух танковых бригад и двух противотанковых артполков из резерва Ставки.

Фронт нашей обороны выгибался, образовались очень слабые места, казалось, вот-вот случится непоправимое. Но советские воины выстояли, а получив подкрепления, вновь создали непреодолимый фронт обороны.

28 ноября, воспользовавшись слабой обороной моста через канал Москва — Волга в районе Яхромы, танковая часть противника захватила его и прорвалась за канал. Здесь она была остановлена подошедшими передовыми частями 1-й ударной армии, которой командовал генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, и после напряженного боя отброшена обратно.

В первых числах декабря стало заметно, что противник выдыхается и что для ведения серьезных наступательных действий у него уже нет ни сил, ни средств.

Развернув наступление на широком фронте и далеко замахнувшись бронированными кулаками, противник растянул свои войска по фронту до такой степени, что в финальных сражениях на ближних подступах к Москве его ударные группировки потеряли пробивную способность.

Немецко-фашистское командование не ожидало, что его отборные войска в битве за Москву понесут такие большие потери, и восполнить эти потери не смогло. Пленные показывали, что в некоторых ротах осталось по 20 — 30 человек. Моральное состояние немецких войск резко ухудшилось — никто уже не верил в возможность захвата Москвы.

Войска Западного фронта тоже несли большие потери, но героически сражались, воодушевленные призывами Коммунистической партии: ведь за их спиной была Москва!

1 декабря гитлеровцы неожиданно прорвались в центре фронта, на стыке 5-й и 33-й армий. Танки противника двинулись по шоссе на Кубинку. Однако у деревни Акулово им преградила путь 32-я стрелковая дивизия. Артиллерийским огнем были уничтожены десятки танков противника; немало их подорвалось и на минных полях. Танковые части врага, неся большие потери, повернули на Голицыне, где и были разгромлены резервом фронта и подошедшими частями 5-й и 33-й армий. [72]

4 декабря этот прорыв был полностью ликвидирован. На поле боя враг оставил более 10 тысяч убитых, 50 разбитых танков и много другой боевой техники.

В ходе битвы под Москвой это была последняя попытка немецко-фашистских войск прорваться к столице нашей Родины.

За 20 дней своего ноябрьского «генерального наступления» гитлеровцы потеряли более 155 тысяч убитыми и ранеными, около 800 танков, не менее 300 орудий и около 1500 самолетов. Тяжелые потери, провал плана «молниеносной войны» породили упадок духа в немецких войсках.

Сознательно извращая действительность, буржуазные историки пытаются по-своему объяснить провал наступления гитлеровцев под Москвой. Бывшие гитлеровские генералы и фельдмаршалы до сих пор пытаются в провале плана захвата Москвы и планов войны в целом обвинить одного Гитлера, который-де не посчитался с советами своих генералов, приостановил летом 1941 года движение группы армий «Центр» на Москву и повернул часть ее войск на Украину.

Выдвигаются и другие причины провала гитлеровского наступления под Москвой. Так, английский военный историк Фуллер в своей книге «Вторая мировая война» пишет: «С полным основанием можно считать, что не сопротивление русских, как бы велико оно ни было... а грязь, в которой застрял германский транспорт за линией фронта, спасла Москву». Этому фальшивому утверждению вторит бывший генерал фашистской армии Курт Типпельскирх, который писал: «...наступил период полной распутицы. Двигаться по дорогам стало невозможно, грязь прилипала к ногам, к копытам животных, колесам повозок и автомашин. Даже так называемые шоссе стали непроезжими. Наступление остановилось».

Но Фуллер и Типпельскирх должны были бы знать, что в ноябре 1941 года, когда решалась судьба великой битвы под Москвой, уже подморозило и никакой грязи не было.

Бывшие гитлеровские генералы Гудериан, Гот и другие ухватились за другую «убедительную» версию, утверждая, что основной причиной поражения их войск под Москвой была суровая русская зима.

Буржуазные военные историки и бывшие гитлеровские генералы пытаются убедить общественное мнение, будто более чем миллионная группировка отборных гитлеровских [73] войск не разбилась под Москвой о железную стойкость, мужество и героизм советских войск, а погибла от грязи, мороза и глубоких снегов. При этом они умалчивают о том, что в этих же условиях действовали и советские войска. Что же касается временного отказа гитлеровцев от наступления на Москву и поворота сил на Украину летом 1941 года, то без этого вынужденного маневра центральной группе немецко-фашистских войск, вероятно, пришлось бы еще хуже, чем в ноябре — декабре 1941 года.

Взбешенный провалом наступления на Москву и срывом плана «молниеносной войны» Гитлер нашел «козлов отпущения» и в истерическом гневе отстранил от должностей главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Бока и многих других видных военачальников, которых он за полтора-два месяца до этого щедро награждал крестами. Гитлер объявил себя верховным главнокомандующим и главнокомандующим сухопутными войсками, видимо считая, что этот акт магически подействует на немецкий народ и армию.

Тем временем советские войска, воодушевленные успехами, достигнутыми в оборонительных боях, перешли без какой-либо паузы в контрнаступление. Это было великое и радостное событие, взволновавшее не только весь советский народ, но и все прогрессивное человечество.

Меня не раз спрашивали: как удалось советским войскам разгромить сильнейшую немецко-фашистскую группировку под Москвой и в условиях суровой зимы отбросить ее остатки на запад? Ведь до битвы под Москвой Красная Армия все время отступала. Как бывшему командующему Западным фронтом, мне хочется высказать свое мнение по этому вопросу.

Как известно, предпринимая операцию на московском направлении под кодовым наименованием «Тайфун», немецко-фашистское командование рассчитывало разгромить советские войска на вяземско-московском и брянско-московском направлениях и, обойдя Москву с севера и юга, овладеть ею в возможно короткий срок. Противник намеревался достичь этой стратегической цели последовательно, методом двойного охвата. Первое окружение и разгром советских войск планировалось [74] провести в районах Брянска и Вязьмы; второе окружение и захват Москвы замышлялось осуществить путем глубокого обхода бронетанковыми войсками Москвы с северо-запада через Клин и с юга через Тулу, Каширу, с тем чтобы замкнуть клещи стратегического окружения в районе Ногинска.

Однако гитлеровское верховное командование, планируя такую сложную стратегическую операцию большого размаха, какой была операция «Тайфун», допустило крупную ошибку в расчете сил и средств. Оно серьезно недооценило возможности Красной Армии и явно переоценило возможности своих войск. Тех сил, которые сосредоточило немецко-фашистское командование, хватило лишь на то, чтобы прорвать нашу оборону в районах Вязьмы и Брянска и оттеснить войска Западного и Калининского фронтов на линию Калинин — Яхрома — Красная Поляна — Крюково — реки Нара и Ока — Тутла — Кашира — Михайлов. Следует отметить, что осуществлению главной стратегической цели врага — захвату Москвы — сильно помешала борьба с героически оборонявшимися окруженными советскими войсками в районе западнее Вязьмы. В этом районе вынуждены были задержаться главные силы гитлеровцев.

Тем самым, достигнув в начале октября своей ближайшей цели, противник не смог осуществить второго этапа операции. При создании ударных группировок для проведения второго этапа операции «Тайфун» были также допущены крупные просчеты. Фланговые группировки противника, особенно те, которые действовали в районе Тулы, были слабы и имели в своем составе недостаточно общевойсковых соединений. Ставка на бронетанковые соединения в зимних условиях 1941 года, как показала практика, себя не оправдала. Они понесли большие потери и утратили пробивную силу. Германское командование не сумело одновременно нанести удар в центре фронта, хотя сил у него здесь было достаточно. Это дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы, включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к флангам и направлять их против ударных группировок врага.

В некоторых военно-исторических работах утверждается, что в цикл операций битвы под Москвой не входят октябрьские сражения Западного, Резервного и Брянского фронтов; [75] что противник якобы сначала полностью был остановлен на Можайской линии обороны, и затем гитлеровскому командованию будто бы пришлось готовить новую «генеральную наступательную операцию». Все, что говорилось выше о крахе операции «Тайфун», опровергает подобное утверждение. Ссылка на то, что гитлеровцам в ноябре пришлось произвести значительное пополнение войск, материальных средств и некоторую перегруппировку танковых соединений на своем левом крыле, также не является убедительной. Ведь известно, что эти мероприятия обычны во всех стратегических наступательных операциях, а потому и не могут служить факторами, определяющими начало и конец такой операции.

В начале ноября нам удалось своевременно установить сосредоточение ударных группировок противника на флангах нашего фронта обороны и правильно определить направления главных ударов врага. Ударным кулакам противника мы противопоставили глубокоэшелонированную оборону, оснащенную достаточным количеством противотанковых и инженерных средств. Здесь же, на самых опасных направлениях, сосредоточились все наши основные танковые части.

К первым числам декабря немецко-фашистские войска понесли большие потери. Коммуникации врага, протянувшиеся более чем на тысячу километров, находились под постоянными ударами наших партизанских отрядов, которые своими героическими действиями срывали снабжение войск противника, работу его тыловых органов и наносили врагу большой урон.

Большие потери гитлеровских войск, их неподготовленность к войне в зимних условиях, ожесточенное сопротивление советских воинов — все это резко отразилось на боеспособности немецко-фашистских частей, породило в их рядах растерянность и неверие в успех.

Советские войска в ходе битвы под Москвой понесли большие потери, но они все время получали от Родины необходимую помощь и сохранили до конца оборонительных сражений боеспособность и непоколебимую веру в победу.

Советский народ и его Вооруженные Силы пережили самое трудное время и уже ощутили радость первых побед. Красная Армия сорвала гитлеровский план, рассчитанный на захват Ленинграда и соединение немецко-фашистских войск [76] с финскими вооруженными силами. Перейдя в контрнаступление в районе Тихвина, она разгромила противника и заняла город. Войска Южного фронта в это же время тоже перешли в контрнаступление и заняли Ростов-на-Дону.

К началу декабря Западный фронт получил от Ставки две вновь сформированные армии и ряд соединений, из которых была сформирована 20-я армия. Все это позволило нам организовать контрнаступление.

Условия для контрнаступления советских войск под Москвой созревали в ходе оборонительных сражений. Оно явилось продолжением успешных контрударов наших войск на флангах фронта, начатых 1 — 3 декабря.

Использовав сложившиеся благоприятные условия, Ставка приказала перейти в контрнаступление одновременно с Западным фронтом войскам Калининского фронта и правого крыла Юго-Западного фронта.

Верховное главнокомандование в конце ноября сосредоточило северо-западнее Москвы и восточнее канала Москва — Волга 1-ю ударную армию и вновь сформированную 20-ю армию. В районе Рязани к этому же времени была сосредоточена 10-я армия.

29 ноября я позвонил Верховному главнокомандующему и, доложив обстановку, просил его дать приказ о подчинении Западному фронту 1-й ударной и 10-й армий, чтобы нанести противнику более сильные удары и отбросить его подальше от Москвы.

Сталин выслушал меня внимательно и спросил:

— А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-либо новую крупную группировку?

— Противник истощен. Но и войска фронта без помощи 1-й и 10-й армий не смогут ликвидировать опасные вклинения. Если мы их сейчас не ликвидируем, противник может в будущем подкрепить себя крупными резервами, которые он создает за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда наше положение может осложниться.

Сталин сказал, что посоветуется с Генеральным штабом.

Я попросил начальника штаба фронта В. Д. Соколовского [77] (который также считал, что пора вводить в дело 1-ю и 10-ю армии) позвонить в генштаб и доказать целесообразность быстрейшей передачи фронту резервных армий.

Поздно вечером 29 ноября нам сообщили решение Ставки о том, что Западному фронту передаются 1-я ударная и 10-я армии и все соединения 20-й армии. Одновременно Ставка приказала прислать наши соображения об использовании этих армий.

Утром 2 декабря мы доложили Ставке свои соображения, которые в основном сводились к следующему:

1-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова должна развернуться всеми своими силами в районе Дмитров — Яхрома и во взаимодействии с 30-й и 20-й армиями нанести удар в направлении на Клин и далее в общем направлении на Теряеву Слободу;

20-я армия из района Красная Поляна — Белый Раст, взаимодействуя с 1-й ударной и 16-й армиями, наносит удар в общем направлении на Солнечногорск, охватывая его с юга, и далее на Волоколамск; 16-я армия своим правым крылом наносит удар на Крюково и далее в зависимости от обстановки;

10-я армия, взаимодействуя с войсками 50-й армии, будет наносить удар в направлении Сталиногорск — Богородицк и далее продолжит наступление в районе южнее реки Упы.

Ближайшая задача контрнаступления на флангах Западного фронта заключалась в том, чтобы разгромить ударные группировки группы армий «Центр» и устранить непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам фронта более далеких и решительных целей сил у нас тогда не было. Мы стремились только отбросить врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери.

Несмотря на передачу нам 1-й ударной, 10-й и 20-й армий, Западный фронт не имел численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии превосходство было даже на стороне врага. Это обстоятельство явилось основной особенностью контрнаступления наших войск под Москвой.

5, 33, 43 и 49-й армиям фронта на первом этапе контрнаступления ставилась задача активными действиями сковать части противостоящего противника в центре нашего фронта и подготовиться к переходу в общее наступление. [78]

Поздно вечером 4 декабря позвонил Верховный главнокомандующий и спросил, чем еще помочь фронту, кроме того, что уже дано. Мы просили поддержать нас авиацией из резерва Верховного главнокомандования и ПВО страны и, кроме того, выделить хотя бы две сотни танков с экипажами. Танков у нас было мало, а без них нельзя быстро развивать контрнаступление.

— Танков нет, дать не можем, — сказал Сталин, — авиация будет. Я сейчас позвоню в генштаб. Имейте в виду, что 5 декабря переходит в наступление Калининский фронт. А 6 декабря перейдет в наступление в районе Ельца оперативная группа правого крыла Юго-Западного фронта.

6 декабря войска Западного фронта перешли в контрнаступление севернее и южнее столицы. В районе Калинина и Ельца начали наступление соседние фронты. Развернулось грандиозное сражение.

Уже в первый день наступления войска Калининского фронта вклинились в передний край обороны противника, но опрокинуть врага не смогли. Лишь после десятидневных упорных боев войска фронта начали продвигаться вперед. Это произошло уже после того, как правое крыло Западного фронта разгромило немецкую группировку в районе Рогачево — Солнечногорск и обошло Клин.

13 декабря 1-я ударная армия и часть сил 30-й армии Западного фронта подошли к Клину. Охватив город со всех сторон, советские войска ворвались в него и после ожесточенных боев в ночь на 15 декабря очистили Клин от противника.

Успешно развивали наступательные действия 20-я и 16-я армии. К исходу дня 9 декабря, преодолев упорное сопротивление противника, 20-я армия подошла к Солнечногорску и 11 декабря выбила противника из города. 16-я армия, освободив 8 декабря Крюково, развивала наступление к Истринскому водохранилищу.

Продвигались вперед и войска правого крыла 5-й армии, которой командовал генерал Л. А. Говоров. Продвижение 5-й армии во многом способствовало успеху 16-й армии.

Большой утратой для нас явилась гибель 19 декабря в районе деревни Палашкино (в 12 километрах северо-западнее Рузы) командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора Л. М. Доватора и командира 20-й кавалерийской [79] дивизии подполковника М. П. Тавлиева. По представлению Военного совета фронта Президиум Верховного Совета Союза ССР посмертно присвоил Л. М. Доватору звание Героя Советского Союза.

6 декабря вступила в сражение и 10-я армия в районе Михайлова, где противник пытался удержать свою оборону, чтобы прикрыть фланг отходившей 2-й танковой армии Гудериана. 8 декабря из района Тулы перешла в наступление 50-я армия, угрожая отрезать пути отхода противника из Венева и Михайлова.

Армия Гудериана, глубоко охваченная с флангов войсками Западного фронта и оперативной группы Юго-Западного фронта, поспешно отходила в общем направлении на Узловую, Богородицк и далее на Сухиничи, бросая тяжелое оружие, автомашины, тягачи и танки.

В ходе десятидневных боев войска левого крыла Западного фронта нанесли серьезное поражение 2-й танковой армии Гудериана и продвинулись вперед на 130 километров.

Угроза Туле была ликвидирована. Создались благоприятные условия для дальнейшего наступления. Большая заслуга в защите Тулы принадлежит частям 50-й армии и отрядам вооруженных тульских рабочих. В контрнаступлении основную роль здесь сыграли танковая дивизия Гетмана, кавкорпус Белова и оперативная группа 50-й армии, действовавшая под командованием генерал-лейтенанта В. С. Попова.

Действия наземных частей поддерживала авиация фронта и ПВО страны и дальняя авиация генерала А. Е. Голованова. Бомбардировщики и штурмовики наносили удары по артиллерийским позициям, танковым частям, командным пунктам противника, по отходящим войскам и автотранспортным колоннам. После отхода войск противника все дороги были забиты его боевой техникой и автомашинами.

В тыл противника на пути его отхода командование фронта направляло лыжные части, конницу и воздушно-десантные войска, которые громили отходившие части врага. В тылу противника, согласовывая свои действия с военными советами фронтов, активизировали свои действия партизаны.

Успешно продвигались вперед и соединения вновь сформированного Брянского фронта.

С выходом войск на линию Орешки — Старица — реки Лама и Руза — Малоярославец — Тихонова Пустынь — Калуга [80] — Мосальск — Сухиничи — Белев — Мценск — Новосиль закончился первый этап контрнаступления советских войск под Москвой.

Вечером 5 января меня вызвали в Москву, в Ставку Верховного главнокомандования.

После краткой информации Б. М. Шапошникова о положении на фронтах Сталин сказал:

— Гитлеровцы сейчас в растерянности от поражения под Москвой, не подготовились к зиме, сейчас самый подходящим момент для перехода в общее наступление.

Учитывая успешный ход контрнаступления фронтов Западного направления, Ставка планировала переход советских войск в наступление и на всех других направлениях. Целью общего наступления являлся разгром противника под Ленинградом, западнее Москвы и на юге страны.

Главный удар планировалось нанести по группе армий «Центр». Ее разгром намечалось осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского, Западного и Брянского фронтов путем двухстороннего охвата с последующим уничтожением главных сил врага в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска.

Перед войсками Ленинградского и правого крыла Северо-Западного фронтов и Балтийским флотом ставилась задача разгромить группу армий «Север» и ликвидировать блокаду Ленинграда.

Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны были нанести поражение группе армий «Юг» и освободить Донбасс. Кавказский фронт и Черноморский флот должны были освободить Крым.

Переход в общее наступление предполагалось осуществить в крайне сжатые сроки.

— На Западном направлении, — доложил я, — где создались более благоприятные условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для успеха наступления необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями. Что касается наступления под Ленинградом и на Юго-Западном направлении, то там наши войска стоят перед серьезной обороной противника и без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать ее, измотаются и понесут [81] большие, ничем не оправданные потери. Я за то, чтобы усилить фронты Западного направления и здесь вести более мощное наступление.

— Мы сейчас не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов, — заметил Н. А. Вознесенский.

— Я говорил с Тимошенко, — сказал Сталин, — он за то, чтобы наступать. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной. На этом, пожалуй, и закончим разговор.

Когда мы вышли из кабинета, Б. М. Шапошников сказал мне:

— Вы зря спорили, этот вопрос был заранее решен Верховным.

— Тогда зачем же спрашивали мое мнение? — спросил я.

— Не знаю, не знаю, голубчик, — сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул.

Во исполнение директивы Ставки от 7 января Военный совет Западного фронта поставил войскам дополнительные задачи:

правому крылу фронта (1-й, 20-й и 16-й армиям) продолжать наступление в общем направлении на Сычевку и во взаимодействии с Калининским фронтом разгромить сычевско-ржевскую группировку;

центру фронта (5-й и 33-й армиям) наступать в общем направлении на Можайск — Гжатск; 43-й, 49-й и 50-й армиям разгромить юхново-кондровскую группировку противника и развивать удар на Вязьму;

усиленному кавалерийскому корпусу генерала Белова выйти в район Вязьмы навстречу 11-му кавалерийскому корпусу генерал-майора С. В. Соколова, действовавшему в составе Калининского фронта, для совместного удара в тыл вяземской группировки противника (в этот период в районе Вязьмы активно действовали крупные партизанские отряды);

10-й армии наступать на Киров и прикрывать левый фланг фронта.

Сосед справа — Калининский фронт имел задачу наступать в общем направлении на Сычевку — Вязьму в обход Ржева; его 22-я армия должна была развивать удар на Белый;

Северо-Западный фронт должен был вести наступление в двух расходящихся направлениях. Его 3-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта М. А. Пуркаева наступала в общем направлении на Великие Луки; 4-я ударная армия, которой командовал генерал-полковник А. И. Еременко, развертывала наступление на Торопец — Велиж.

Войскам Брянского фронта ставилась задача овладеть Орлом и Курском.

Войскам Юго-Западного направления надлежало овладеть Харьковом и захватить плацдарм в районах Днепропетровска и Запорожья.

План наступления был большой, но на ряде направлений он не был обеспечен ни силами, ни средствами. Все это оказало свое влияние на темпы и результаты нашего первого зимнего наступления.

10 января войска правого крыла Западного фронта (20-я, 16-я и часть сил 1-й ударной армии, 2-й кавалерийский корпус генерал-майора И. А. Плиева) после полуторачасовой артиллерийской подготовки начали наступление из района Волоколамска. В результате упорных двухдневных боев удалось взломать оборону противника на реке Ламе. В прорыв в направлении Шаховской был введен кавалерийский корпус И. А. Плиева с пятью лыжными батальонами и 22-й танковой бригадой.

16 и 17 января войска правого крыла фронта при содействии партизанских отрядов заняли Лотошино, Шаховскую и перерезали железную дорогу Москва — Ржев. Однако вместо того чтобы наращивать здесь силы для развития успеха, Ставка 19 января приказала мне вывести из боя 1-ю ударную армию в резерв Верховного главнокомандования. 30-я армия еще раньше была передана Ставкой Калининскому фронту. Все это резко уменьшило пробивную силу правого крыла Западного фронта.

Пришлось растянуть на широком фронте 20-ю армию. Ослабленные войска правого крыла фронта, подойдя к Гжатску, были остановлены противником и продвинуться дальше не смогли.

5-я и 33-я армии, наступавшие в центре фронта, к 20 января освободили Рузу, Дорохове, Можайск, Верею. 43-я и 49-я армии фронта вышли в район Медыни, Доманова и завязали бой с юхновской группировкой противника. [83]

Здесь я хочу более подробно остановиться на действиях советских войск в районе Вязьмы. С 18 по 22 января в районе Желанья (в 40 километрах южнее Вязьмы) для перехвата тыловых путей противника были выброшены два батальона 201-й воздушно-десантной бригады и 250-й авиадесантный полк. 33-й армии генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова было приказано развивать прорыв и во взаимодействии с 1-м кавалерийским корпусом генерала П. А. Белова, авиадесантом, партизанскими отрядами и 11-м кавалерийским корпусом Калининского фронта овладеть Вязьмой.

27 января корпус генерала Белова прорвался через Варшавское шоссе в 35 километрах юго-западнее Юхнова и через три дня соединился с десантниками и партизанскими отрядами.

Развивая наступление из района Наро-Фоминска в общем направлении на Вязьму, 33-я армия в последний день января вышла в район Шанского завода и Доманова, где оказалась широкая, ничем не заполненная брешь в обороне противника. Отсутствие сплошного фронта дало нам основание считать, что у гитлеровцев нет на этом направлении достаточных сил, чтобы надежно оборонять Вязьму. Поэтому и было принято решение: пока противник не подтянул сюда резервы, захватить с ходу Вязьму, с падением которой вся вяземская группировка противника окажется в исключительно тяжелом положении.

Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии и стал стремительно двигаться с ней на Вязьму.

3 — 4 февраля, когда главные силы этой группировки в составе двух дивизий вышли на подступы к Вязьме, противник, ударив под основание прорыва, отсек группу Ефремова и восстановил свою оборону на рубеже реки Угры. Второй эшелон армии в это время задержался в районе Шанского завода, а левый сосед — 43-я армия — в районе Медыни. Задачу, полученную от штаба фронта, — оказать помощь группе генерала Ефремова — 43-я армия своевременно выполнить не смогла.

Для усиления частей, действующих в районе Вязьмы, Ставка приказала высадить в районе Озеречни 4-й воздушно-десантный корпус. Но из-за недостатка транспортной авиаций была высажена только одна 8-я воздушно-десантная [84] бригада в составе 2 тысяч человек. К этому времени немецко-фашистское командование перебросило из Франции и с других фронтов в район Вязьмы крупные резервы и сумело стабилизировать свою оборону, прорвать которую мы так и не смогли. В результате нам пришлось оставить свою крупную группировку в лесном районе к юго-западу от Вязьмы, где базировались многочисленные отряды партизан.

Находясь в тылу противника, корпус Белова, группа Ефремова и воздушно-десантные части, взаимодействуя с партизанами, в течение двух месяцев наносили врагу чувствительные удары.

10 февраля 8-я воздушно-десантная бригада и отряды партизан заняли район Моршанова, Дяглева, где разгромили штаб немецкой 5-й танковой дивизии, захватив при этом многочисленные трофеи. В тот же день мы поставили в известность об этом генералов Белова и Ефремова. Им было приказано увязать свои действия с командиром этой бригады, штаб которой находился в Дяглеве.

Командование фронта в пределах возможного наладило снабжение окруженных войск по воздуху боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Самолетами было вывезено большое количество раненых. В группу неоднократно вылетали начальник оперативного отдела штаба фронта генерал-майор В. С. Голушкевич и офицеры связи.

В начале апреля обстановка в районе Вязьмы серьезно осложнилась. Противник, сосредоточив там крупные силы, начал теснить группу, стремясь к весне ликвидировать опасную для него «занозу». Наступившая в конце апреля распутица до крайности сократила возможности маневра и осложнила связь группы с партизанскими районами, откуда она получала продовольствие и фураж.

По просьбе генералов Белова и Ефремова командование фронта разрешило им пробиваться на соединение с нашими войсками. При этом было строго указано: выходить через партизанские районы, через лесные массивы, в общем направлении на Киров, где 10-й армией будет подготовлен прорыв обороны противника — в этом месте она была слабее.

Кавалерийский корпус генерала Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и вышли на участок 10-й армии в конце мая — начале июня 1942 года. Они проделали большой и тяжелый путь, обходя крупные [65] группировки противника и уничтожая на своем пути мелкие. За время действий в тылу врага была потеряна значительная часть тяжелого оружия и боевой техники, но большинство людей все же вышли к своим. Вышли они все обросшие бородами, усталые, измученные. Но какой радостной была встреча тех, кто прорвался из тыла врага, и тех, кто с фронта обеспечивал их выход!

Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, считая, что этот путь слишком длинен для его утомленной группы, обратился по радио непосредственно в генштаб с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути — через реку Угру. Ставка приказала нам организовать встречный удар. Такой удар был осуществлен 43-й армией, однако удара со стороны группы М. Г. Ефремова не последовало.

Как выяснилось позже, гитлеровцы обнаружили и окружили эту группу. Командарм М. Г. Ефремов, дравшийся, как настоящий герой, был тяжело ранен и, не желая попасть в руки врага, застрелился. Так трагически закончилась жизнь талантливого и храбрейшего военачальника, вместе с которым погибла и значительная часть героических воинов его группы.

Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов вступил в командование 33-й армией 25 октября 1941 года, когда гитлеровцы рвались к Москве. Войска этой армии под его командованием сражались мужественно и не пропустили противника через свои рубежи. За боевую доблесть, проявленную в битве под Москвой, Ефремов был награжден орденом Красного Знамени. Вместе с М. Г. Ефремовым погибли командующий артиллерией армии генерал-майор П. Н. Афросимов, способнейший артиллерист, большой души человек, и ряд других командиров и политработников, отличившихся в боях за Москву.

Критически оценивая сейчас эти события, я считаю, что нами в то время была допущена ошибка при оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили силы противника. «Орешек» там оказался более крепким, чем мы предполагали...

В феврале и марте Ставка требовала усилить наступательные действия, но у фронтов, как и следовало ожидать, истощились силы и средства. В январе фронт получил снарядов только 13 вагонов, а в первой декаде февраля из запланированных 316 вагонов не получил ни одного. В донесении, [87] написанном по этому поводу 14 февраля 1942 года в Ставку, говорилось: «Как показал опыт боев, недостаток снарядов не дает возможности проводить артиллерийское наступление, а как следствие, система огня противника не уничтожается и наши части, атакуя мало подавленную оборону противника, несут очень большие потери, не добившись надлежащего успеха».

Ставка приняла решение подкрепить действовавшие на Западном направлении фронты силами и средствами, но это было запоздалое решение. Противник успел значительно усилить вяземскую группировку и, опираясь на заранее укрепленные позиции, начал активные действия против войск Западного и Калининского фронтов.

Переутомленным войскам становилось все труднее и труднее преодолевать сопротивление врага.

В конце марта и начале апреля фронты Западного направления еще раз пытались выполнить директиву Ставки о разгроме ржевско-оленинско-вяземской группировки врага, однако эти попытки оказались безрезультатными. Весенняя распутица еще больше осложнила действия войск и их снабжение. Ставка вынуждена была принять предложение о переходе к обороне на линии Великие Луки — Велиж — Демидов — Белый — Духовщина — река Днепр — Нелидово — Ржев — Погорелое Городище — Гжатск — река Угра — Спас-Деменск — Киров — Людиново — Холмищи — река Ока.

В обстановке, сложившейся в начале января 1942 года, на мой взгляд, было бы целесообразнее собрать больше сил на фронтах Западного направления (Северо-Западный, Калининский, Западный, Брянский), нанести сокрушительный удар по группе армий «Центр», разгромить ее и продвинуться на линию Старая Русса — Великие Луки — Витебск — Смоленск — Брянск, после чего прочно закрепиться и готовить войска к летней кампании 1942 года. Это создало бы благоприятные условия для последующих действий Красной Армии против немецко-фашистских захватчиков.

Немецкий генерал З. Вестфаль, описывая битву под Москвой, вынужден признать, что «немецкая армия, ранее считавшаяся непобедимой, оказалась на грани уничтожения». Это же признают и другие генералы гитлеровской армии — К. Типпельскирх, Г. Блюментрит, Ф. Байерлейн, X. Мантейфель. [88]

Что верно, то верно. В битве под Москвой гитлеровцы потеряли в общей сложности около полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч автомашин и много другой техники. Немецко-фашистские войска были отброшены от Москвы на запад на 150 — 300 километров.

Наше контрнаступление проходило в сложных зимних условиях и, что самое главное, без численного превосходства над противником. К тому же мы не имели в распоряжении фронтов ни танковых, ни механизированных соединений, а без них, как показала практика войны, проводить современные наступательные операции с решительными целями и с большим размахом нельзя. Опережать маневр противника, быстро обходить его фланги, выходить на тыловые пути, окружать и рассекать вражеские группировки можно только при наличии мощных танковых и механизированных соединений.

Красная Армия в битве под Москвой впервые за шесть месяцев войны нанесла крупнейшее поражение главной группировке гитлеровских войск. До этого на некоторых направлениях проводились довольно удачные действия советских войск, но все они по своим масштабам не могут быть сравнены с великой битвой под Москвой, где умелое ведение оборонительных сражений против превосходящих сил противника, удачное проведение контрударов и быстрый переход в контрнаступление обогатили советское военное искусство, показав оперативно-тактическую зрелость советских военачальников.

В суровых, зачастую катастрофических условиях наши войска закалялись, мужали, набирались опыта и, получив в свои руки необходимое количество технических средств, из отступающих, обороняющихся превратились в мощную наступательную силу.

После разгрома под Москвой гитлеровцы на всем фронте перешли к обороне. Для восстановления боеспособности своих войск немецко-фашистское военно-политическое руководство вынуждено было провести ряд тотальных мероприятий и перебросить на советско-германский фронт значительное количество частей из Франции и других оккупированных стран. Гитлеровцам пришлось прибегнуть к нажиму на правительства стран-сателлитов и потребовать от них отправки [89] на советско-германский фронт новых соединений и дополнительных материальных ресурсов.

Мне нередко задают вопрос о роли Сталина во время битвы под Москвой.

Сталин был в Москве, организуя силы и средства для разгрома врага. Надо отдать ему должное — он, возглавляя Государственный Комитет Обороны и опираясь на руководящий состав наркоматов, проделал колоссальную работу по организации необходимых стратегических резервов и материально-технических средств. Своей жесткой требовательностью он добивался, можно сказать, почти невозможного.

В ожесточенных боях за Москву все подразделения, части, соединения и объединения сражались с исключительным упорством. Воины — от солдата до генерала — проявили несравненный героизм. В ответ на призыв Коммунистической партии они выполнили свой священный долг перед Родиной, не пожалев ни сил, ни самой жизни для защиты столицы. Мы все в неоплатном долгу перед теми, кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины, городу-герою — Москве.