Без права на ошибки
Большие изменения произошли в нашем соединении, немало славных боевых командиров выбыло по ранению, многие наши товарищи оказались на лечении в госпиталях и медсанбатах. Побывал и я на медсанбатовской койке, а как выписался, вернулся в свой ставший для меня уже родным 64-й гвардейский стрелковый полк на должность командира санитарной роты. Через несколько дней выписался и Николай Борисович Корюков, с которым мы прошли рука об руку первые, самые тяжелые фронтовые версты. [16]
Кроме него из старого состава на нашем полковом медицинском пункте остались лишь Н. Гусаров, В. Корсаков, который был начальником аптеки, фельдшер Г. Ситчихин, и все.
Смотрел я на вновь прибывших врачей и фельдшеров и думал, сколько же труда придется вложить и нам, обучая их, и им самим, осваивая нелегкую профессию фронтового медика, прежде чем станут они по-настоящему подготовленными, способными оказывать помощь раненым в нелегких условиях переднего края.
В дни отдыха и доукомплектования мы ни дня не теряли даром. Отдых во фронтовые годы — понятие весьма относительное. Проводились показные занятия и учения, тренировки, пополнялась материальная часть.
В Загорске мы получили более совершенное оборудование, хорошие медикаменты, наконец-то у нас появились современные раскладные операционно-перевязочные столы, бестеневые лампы, столики для инструментов, палатки, одеяла, спальные мешки и прочие крайне необходимые вещи. С таким имуществом мы могли успешно работать в любое время года.
И вот настал день, когда мы прибыли на Калининский фронт. Это случилось в конце сентября 1942 года. Дивизия сосредоточилась в районе Шахвары — Зябкино и вошла в состав 3-й ударной армии. Войска готовились к наступательным операциям. Перед 3-й ударной, которой командовал генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, стояли серьезные задачи.
Получив приказ, военврач 3 ранга Н. Гусаров, который по-прежнему был старшим врачом нашего полка, составил подробный план медицинского обеспечения боя, расписав до деталей все, что, кому и когда необходимо делать.
Выполняя этот план, я закрепил повозочных за стрелковыми батальонами с таким расчетом, чтобы санитарный транспорт непрерывно находился в подразделениях. Санитарные повозки были оборудованы каркасными конструкциями с покрытиями из плащ-палаток и брезента, снабжены тюфяками и теплыми одеялами.
Санитарную роту максимально приблизил к переднему краю. Медсанбат развернулся в 3–4 километрах от нас.
Наша 21-я гвардейская стрелковая дивизия вступила в бой утром 25 ноября. Первые раненые стали поступать к нам уже через 3 часа. Сначала их было немного, и мы [17] легко справлялись с сортировкой, обработкой и эвакуацией, но к вечеру поток увеличился.
Уже к концу дня мы выяснили, что сроки поступления раненых чрезмерно велики, примерно в два-три раза выше установленных. Гусаров немедленно выехал в один из батальонов, чтобы на месте разобраться, в чем дело. Потом он рассказывал, что причина оказалась весьма серьезная. Противник хорошо пристрелял подступы к своим опорным пунктам и, заставив залечь наступающих, не давал работать санитарам. Батальонные медицинские пункты несли значительные потери.
Гусаров, взяв с собой Ситчихина, объехал все батальоны. Вместе они инструктировали санитаров и санитаров-носильщиков, рассказывали, как лучше подбираться к лежащему на поле боя под огнем врага раненому, как выносить его в безопасное место.
Военные медики переднего края не жалели себя, стремясь подобраться к раненым, и нередко погибали сами. А те, кто достигал цели, не всегда возвращались назад. Враг, случалось, расстреливал их вместе с ранеными на пути к нашим траншеям.
Так до ночи и не удалось вынести всех, кто попал в беду и остался на поле боя. Но с наступлением темноты наш полковой медицинский пункт буквально завалили ранеными.
Надо было снова принимать решение — врачи не управлялись с потоком, к тому же мы не привыкли работать в палатке. Да и не хватало одной палатки, в которой оборудовали два перевязочных стола. Гусаров принял решение сократить объем врачебной помощи и некоторых раненых сразу направлял в медсанбат.
За эти первые сутки мы выявили много недостатков в работе младшего медицинского персонала. Причина в отсутствии практических навыков и в слабой подготовке к работе в полевых условиях. Санитары и санинструкторы не умели правильно накладывать кровоостанавливающие жгуты, а иногда и вовсе не накладывали их, что приводило к большой потере крови.
Конечно, мы понимали, что нелегко им было работать под огнем врага, в шалашах, особенно с наступлением темноты, но ведь раненым-то от объяснения этих причин не могло стать легче.
Гусаров направлял в батальоны опытных врачей и фельдшеров для оказания практической помощи, но делать [18] это постоянно он тоже не мог, поскольку лишних сотрудников у нас не было.
Но и нами, как оказалось, не были довольны в медсанбате. Так, к нам приехала вновь назначенная в медсанбат врач Чертова. После того как она ознакомилась с работой полкового медицинского пункта, Гусаров собрал нас на короткое совещание.
Клавдия Васильевна высказала свои замечания.
— В полку, — заявила она, — раненым не оказывается медицинская помощь в нужном объеме. В медсанбат вследствие этого они поступают с большой потерей крови, а иногда и в шоковом состоянии, с плохо наложенными жгутами и шинами. Вы слишком доверяете батальонному звену, не всегда контролируете качество их работы.
Привела она и ряд конкретных примеров, когда только благодаря оперативно принятым медсанбатовскими врачами мерам удалось спасти раненых, которым медицинская помощь в медподразделениях полка была оказана, мягко говоря, поверхностно.
Мы не возражали. Да и что было возражать? Приводить объективные причины? Оправдываться? Можно было бы сделать это, но нельзя принять никаких оправданий, когда речь идет о жизни и здоровье человека, а мы ведь именно за это в ответе.
А Чертова продолжала:
— Пора бы вам на своем полковом медицинском пункте наладить переливание крови и кровезамещающих жидкостей. Это значительно облегчит и нашу работу, а главное, сделает более эффективной помощь раненым.
Клавдии Васильевне хорошо были видны наши оплошности и недостатки, ведь она в то время уже командовала операционно-перевязочным взводом медсанбата. Через ее руки проходили сотни раненых. К тому же она знала положение дел не только в нашем, но и в других полках, могла анализировать, сравнивать, делать выводы.
Мы с Гусаровым пожаловались ей, что наша единственная «штатная» палатка очень мало вмещает людей, а потому в ней не может работать более двух бригад.
— Обратимся в санотдел армии с просьбой выделить еще одну, — решила Клавдия Васильевна. — Пишите заявку, мы походатайствуем.
Палатку так и не дали, но все-таки Клавдия Васильевна побывала у нас не напрасно. Она прислала специалиста [19] по переливанию крови Т. А. Коротяеву, которая занялась обучением наших медиков этому не всеми еще тогда освоенному делу.
Все это было только началом. Вскоре за нас взялись еще более основательно. В январе 1943 года на должность ведущего хирурга медсанбата прибыл майор медицинской службы Василий Михайлович Криворотов. Он повел непримиримую борьбу с недостатками в лечебной практике не только в медсанбате, но и на полковых медпунктах.
Он сам регулярно бывал в полках, направлял туда с конкретными заданиями своих подчиненных. Задача состояла не столько в проверках, сколько в конкретном оказании помощи. Каждый, кто бывал в полках, должен был не только отчитаться за то, что он выявил, но и доложить о результатах своей работы по исправлению замеченных недостатков, по налаживанию дела.
С приходом Криворотова в соединении стали регулярно проводиться совещания по обмену опытом, делался подробный анализ работы медсанбата и полковых медпунктов, серьезно разбирался каждый случай летального исхода, наладилась учеба медперсонала.
Мы все сразу прониклись уважением к этому человеку, старались учиться у него, чувствуя, что за его плечами немалый опыт работы. Да и биография у него была всем на зависть. Двадцатилетним юношей добровольно вступил Криворотов в 1918 году в Красную Армию, участвовал в боях с белогвардейцами и интервентами, командовал ротой и отдельным батальоном. В 1919-м стал коммунистом. После гражданской войны вернулся к мирной жизни, окончил Горьковский медицинский институт, а затем Институт усовершенствования врачей, работал главным врачом районной больницы.
В августе 1939 года был призван в ряды Красной Армии, участвовал в советско-финляндской войне. С первых дней Великой Отечественной снова находился в действующей армии. К нам он прибыл после лечения в госпитале. Без преувеличения скажу, что Василий Михайлович оживил работу нашей медицинской службы.
В течение долгих и трудных зимних месяцев он не давал нам дремать даже в период небольших передышек на фронте. И все-таки сделал то, чего добивался, — к весне каждый полковой медицинский пункт и, конечно, медсанбат представляли собой хорошо подготовленные медицинские [20] учреждения, способные решать стоящие перед ними задачи.
Весной, когда осталась позади распутица, вновь началась подготовка к наступательным действиям. Для нас одним из ее элементов было укомплектование полкового медицинского пункта, понесшего в минувших боях серьезные потери. Гусаров направил военфельдшера Г. Ситчихина в стрелковые подразделения. Там Григорий беседовал с командирами и бойцами, выявлял тех красноармейцев, которые до призыва имели хоть какое-то отношение к медицине — их ведь и подготовить легче.
В эти дни побывал у нас начальник военно-санитарного управления Калининского фронта генерал-майор медицинской службы А. И. Бурназян. Он дал немало полезных практических советов по совершенствованию организации нашей работы.
Части дивизии перешли в наступление 5 мая 1943 года. Прорвав оборону противника, они вскоре выполнили поставленную перед ними задачу и закрепились на указанных рубежах.
Как всегда в дни боев, мы были заняты до предела обработкой раненых, но вот наступило затишье и появилась возможность подвести итоги работы. И мы сами и наши командиры отметили, что медицинское обеспечение оказалось на более высоком уровне, чем прежде. Сократились сроки доставки раненых с поля боя на батальонные и полковой медицинские пункты, а затем и в медсанбат.
Наступившая пауза в боевых действиях позволила санитарному отделу армии организовать курсы усовершенствования войсковых врачей при эвакоприемнике, располагавшемся в Великих Луках. На этих курсах довелось поучиться и мне. Программа оказалась насыщенной до предела. В трехнедельный срок нам предстояло изучить огромный объем теоретического материала, поработать над совершенствованием практических навыков. Начальник лечебно-эвакуационного отделения санитарного отдела подполковник медицинской службы А. А. Шошин сумел хорошо организовать учебу, занятия проводились на базе развернутых в городе госпиталей, что делало их практическими, наглядными и потому особенно полезными. [21]
На курсах мы обновили свои знания по многим разделам инфекционной патологии, военно-полевой хирургии и терапии, по вопросам организации и тактики медицинской службы. Это было важно еще и потому, что война быстро двигала вперед все отрасли медицинской науки, особенно хирургии. Опыт накапливался, его обобщали и делали достоянием каждого военного медика.
Особенно полезные сведения мы получили по военно-полевой терапии, ведь они нам были крайне необходимы при постановке диагноза. Раненые-то поступали разные, иные кроме огнестрельных повреждений имели заболевания.
Наиболее запомнившимся событием летнего периода боевых действий были бои за овладение Птахинской высотой, господствующей над окружающей местностью. С этой высоты фашисты просматривали нашу оборону на значительную глубину, простреливали тылы и подступы к переднему краю.
В конце июня один из полков соседней 46-й гвардейской стрелковой дивизии внезапной ночной атакой выбил немцев с высоты и закрепился на ней. Враг не желал мириться с ее потерей и предпринял ряд сильнейших контратак. Командование приняло решение укрепить оборону высоты и направило туда второй батальон нашего 64-го гвардейского стрелкового полка. 2 июля батальон занял оборону в указанном ему районе. А 3 июля враг начал новые, еще более сильные атаки. Ожесточенные и кровопролитные бои продолжались до 6 июля. Понеся огромные потери, враг оставил свою затею. В яти дни в общее дело внесли немалый вклад и наши военные медики. Санинструктор комсомолка Софья Елкина, направленная в одну из стрелковых рот батальона, оказала первую помощь десяткам раненых, санинструктор А. Солдатенко вынес с поля боя 8 тяжелораненых бойцов с оружием. И самое главное — благодаря самоотверженному труду наших санитаров и санинструкторов все раненые своевременно доставлялись в медицинские учреждения.
В этих боях понесли потери и медики нашей дивизии. Из строя выбыли четыре врача и семь фельдшеров, получили ранения многие санитары и санитарные инструкторы.
Дивизионным врачом назначили майора медицинской службы Н. Б. Черкавского, командиром госпитального [22] взвода медсанбата — капитана медицинской службы В. В. Храмову.
Враг выдохся, но было ясно, что надолго он не оставит нас в покое. И мы готовились. В лесу под Птахинской высотой прошло партсобрание коммунистов нашего полка. Присутствовал на нем заместитель начальника политотдела дивизии майор А. А. Орлов.
На повестке дня стоял такой вопрос: «Об ответственности коммунистов в повышении боевой и политической подготовки личного состава полка в текущий период». На собрании выступил майор Орлов. До этого он побывал в каждом батальоне и чуть ли не в каждой роте, побеседовал с людьми, узнал их настроение. Потому говорил со знанием дела. Майор рассказал о работе парторга 2-го батальона 69-го гвардейского полка капитана Александра Каразанова.
— Авторитет этого человека в полку высок потому, что он сам показывает во всем пример. Капитан прекрасно владеет всеми видами стрелкового оружия, без промаха поражает цели из пистолета, винтовки, автомата и пулемета. Ему легко агитировать людей, вести за собой. Мастером военного дела должен быть каждый коммунист. Он и сам образцово выполнит задачу и бойцов вдохновит.
Подобные собрания прошли и в других частях и подразделениях дивизии. На них присутствовали представители политотдела или штаба, а на многих бывали комдив Д. В. Михайлов и начальник политотдела А. Ф. Толстопятенко.
Собрания, беседы и другие мероприятия мобилизовывали личный состав на успех в предстоящих наступательных боях.
В последних числах сентября 1943 года 21-я гвардейская стрелковая дивизия, передав свою полосу обороны другому соединению, была перегруппирована в новый район. Ей предстояло принять участие в наступательной операции по освобождению старинного русского города Невеля, который являлся важнейшим узлом железных и шоссейных дорог. Взятие Невеля должно было нарушить вражеские коммуникации и помешать маневрированию резервами, которое враг осуществлял по железной и шоссейной дорогам.
Оценив местность, на которой нам предстояло действовать, мы пришли к выводу, что ждут нас очень серьезные испытания. Кругом были леса и болота. Об этом [23] было сказано и в приказе, учитывал все это и доведенный до нас 5 октября план медицинского обеспечения боевых действий. В нем предусматривался маневр силами и средствами медсанбата и санитарных рот. В частности, предусматривалось на то время, пока дивизия находится во втором эшелоне и не введена в бой, создание передового отряда медсанбата и передовых групп санитарных рот с целью оказания помощи раненым, которых на первом этапе наших действий не будет много.
Основные силы медицинских подразделений предполагалось передвигать в походных колоннах в готовности к немедленному развертыванию на наиболее выгодном рубеже.
Дивизия была введена в бой через несколько часов после начала наступательной операции. 59-й гвардейский стрелковый полк действовал совместно с 78-й танковой бригадой и следовал за ней на автомашинах. Прежде ни нам, ни нашим соседям из 59-го гвардейского не приходилось действовать на машинах, несколько изменилась и организация медицинского обеспечения. На каждую машину был выделен медработник: либо врач, либо фельдшер, либо санинструктор.
В колонне каждого батальона двигался санитарный взвод в готовности к немедленному развертыванию батальонного медицинского пункта. За батальонами следовала санитарная рота полка.
Наступление проходило в высоком темпе. Встречавшиеся на пути опорные пункты врага танкисты совместно со стрелковыми подразделениями быстро уничтожали, снова свертывались в колонны и продолжали путь.
Появление наших танков с десантом автоматчиков, а затем и стрелковых батальонов, посаженных на машины, явилось для врага полной неожиданностью. Гитлеровцы не только не организовали обороны города, но даже не успели взорвать мосты через реку Шестиху.
Правда, при захвате моста все же произошел бой и появились первые раненые в полку. Им тут же оказали помощь в санитарном взводе первого батальона и прямо оттуда эвакуировали в передовой отряд медсанбата. Полковой медицинский пункт решили не развертывать.
Так действовали наши соседи. Мы же пока еще в дело не вступали, наш полк вошел в уже освобожденный город без боя.
Раненые к нам стали поступать лишь 8 октября, когда [24] враг начал отчаянные контратаки с целью отбить город.
В тот день к нам привезли тяжелораненого парторга второго батальона 69-го стрелкового полка гвардии капитана А. М. Каразанова. Спешили, потому и обратились в первый встретившийся на пути полковой медицинский пункт. Да мы и не считались никогда, из какой части или соединения раненый. Главное — доставить быстро и успеть спасти человека.
Так попал к нам и А. М. Каразанов. Я осмотрел его — оказалось проникающее ранение в живот и еще множественное осколочное ранение в обе ноги.
Имя капитана Каразанова знала вся дивизия. Его не раз ставили в пример, не раз писала о его подвигах дивизионная газета.
Я сделал все возможное, чтобы спасти капитана, подготовил его к эвакуации в медсанбат. Операция, которая требовалась ему, на полковом медпункте не делалась. Мы могли лишь обеспечить транспортировку такого раненого и провести некоторые необходимые мероприятия по поддержанию жизненных функций организма.
Потом я узнал, что оперировал Каразанова ведущий хирург медсанбата В. М. Криворотов. Когда срочно потребовалось прямое переливание крови, свои услуги предложила служившая в медсанбате землячка раненого горьковчанка Вера Александровна Красильникова. Три часа продолжалась операция. Раненый был спасен.
В тот же день к нам на полковой медицинский пункт был доставлен тяжелораненый помощник командира взвода полковой разведки лейтенант Н. Ф. Лапин. Я осмотрел его. Первую помощь, как выяснилось, никто так и не оказал, лишь наспех товарищи наложили жгут и шину.
Пришлось срочно провести все необходимые мероприятия, остановить кровь, обработать раны. В медсанбат отправили Лапина в тяжелом состоянии.
И снова врачи медсанбата сделали чудо. На этот раз кровь раненому дала врач Чертова.
Меня не удивило, что в обоих случаях работники медсанбата стали донорами. Это далеко не единичный факт. Когда возникали перебои в снабжении и своевременно не поступала консервированная кровь, медики сами спасали положение. [25]
9 октября на участке нашего полка создалась тяжелая обстановка. Противник потеснил часть подразделений, одну из рот и вовсе отрезал от основных сил полка. Рота дерзкой атакой прорвала вражеское кольцо и вышла из окружения. Однако в поле, на месте боя, остались раненые. Сначала к ним попытались подобраться гитлеровцы, но наши бойцы отсекли их огнем. И вот на место схватки с врагом прибежал фельдшер Г. Ситчихин. Он быстро оценил обстановку и вместе с группой санитаров бросился к раненым.
Гитлеровцы открыли огонь и, судя по всему, стали готовиться к атаке с целью захвата и раненых, и отважных санитаров. И тогда командир батальона, в район обороны которого вышла рота, поднял своих бойцов на врага. Пораженные храбростью военных медиков, они ударили по фашистам, опрокинули их и тем самым обеспечили беспрепятственный вынос раненых.
В этом бою был ранен бывший санинструктор, а теперь командир хозяйственного взвода Н. Д. Целищев.
10 октября 1943 года части и соединения армии, выйдя на рубеж Ефимцево, Рудня, Сыроквашино, полностью завершили Невельскую операцию. Приказом Верховного Главнокомандующего наша 21-я гвардейская стрелковая дивизия наряду с другими частями и соединениями была удостоена почетного наименования «Невельская».
Противник не хотел мириться с потерей Невеля. Боевые действия продолжались в условиях осенней распутицы. Части и подразделения дивизии улучшали свои позиции, отражали многочисленные атаки и контратаки врага.
В этот период к нам все чаще стали поступать воины с тяжелыми осколочными ранениями.
Личный состав медицинских подразделений принимал активное участие в укреплении обороны. Вокруг помещений, в которых развернулись медицинские пункты, были вырыты окопы, щели и оборудованы землянки для работы по оказанию помощи раненым и для жилья личного состава.
В один из дней разведчики 59-го полка захватили пленного, который показал, что по приказу фюрера утром 21 октября начнется генеральное наступление немцев на Невель. Конечно, гитлеровцы могли ставить перед собой такую цель. Но их время прошло. Теперь диктовали свою волю наши войска, мы стали хозяевами положения. Никто из солдат, сержантов, офицеров ни на [26] минуту не сомневался: Невель фашистам обратно взять не удастся. Однако воины дивизии основательно готовились к встрече врага, готовилась к медицинскому обеспечению боя и медицинская служба. Григорий Ситчихин с помогавшими ему местными жителями мастерил средства переправы раненых через реку Еменку. За короткое время сделали несколько плотов с гребными средствами, у берегов реки установили лодки, мостики для ходячих и другие приспособления.
Старший врач Н. Гусаров и фельдшер Г. Ситчихин обозначили места постов санитарного транспорта, наметили пути эвакуации раненых из ПМП в медсанбат по восточной окраине города.
В медсанбате приемно-сортировочное отделение оборудовало дополнительные помещения на два потока раненых. Все было нацелено на своевременное оказание медицинской помощи раненым и их эвакуацию.
Ранним утром 21 октября противник начал яростную атаку позиций нашей дивизии. Главный удар пришелся по участку обороны 59-го полка подполковника Н. М. Чеботарева. В некоторых местах фашистам удалось вклиниться в нашу оборону. Дело доходило до рукопашных схваток. Но гвардейцы стойко сдерживали натиск врага. Выбить наших бойцов из занимаемых траншей он не сумел. Оставив на поле боя много трупов, подбитых танков и самоходных орудий, гитлеровцы откатились назад. Но все понимали, что на этом они не успокоятся, и ждали новой атаки.
В этих боях чрезвычайно тяжелая нагрузка пала на санинструкторов рот. Буквально в первые часы вышли из строя санитары и санитары-носильщики. Санинструкторы не в силах были в одиночку переносить тяжелораненых по траншее. Они старались оказать им первую медицинскую помощь, а потом в короткое затишье с помощью солдат эвакуировать их к посту санитарного транспорта. Батальонные медицинские пункты были развернуты в надежных землянках, от которых шли ходы сообщения в роты. Это позволяло фельдшеру батальона время от времени самому выходить к санинструктору той или иной роты и помогать организовать вынос раненых в БМП.
Посты санитарного транспорта в нашем полку были созданы на путях эвакуации раненых. Поэтому эвакуация тяжелораненых из батальонных медицинских пунктов в полковой проходила без задержки. Поскольку основная [27] магистраль на подходе к городу и сам город подвергались обстрелу и бомбежкам, большая часть ходячих раненых переправлялась через реку Еменку по мостам и переправам, сделанным по инициативе и при непосредственном участии медиков, местных жителей и саперов под руководством инженера полка капитана А. К. Назарова. Часть раненых переправлялась на лодках и плотах. Из ПМП эвакуация многих раненых проводилась на машинах транспортной роты полка, командиром которой был старший лейтенант В. К. Грищенко; тесное взаимодействие с ними мы поддерживали через помощника начальника штаба по тылу капитана В. В. Сумрова.
В результате решительных действий всех частей и подразделений дивизии атаки врага были сорваны. Фашисты понесли большие потери и отказались от своей затеи вернуть Невель.
Трудно выделить кого-то, кто внес наибольший вклад в разгром врага в боях за старинный русский город. Самоотверженно сражались все: и пехотинцы, и танкисты, и саперы, и другие воины. Но никто из них не мог обойтись без медиков, без их помощи. Так что и заслуга медработников в общей победе тоже есть немалая. Данные анализа работы медицинской службы нашей дивизии в ходе Невельской операции показали, что в целом она к боям была подготовлена неплохо и задачу свою по медицинскому обеспечению частей выполнила, хотя условия боевой обстановки были не из легких.
Контроль и руководство вышестоящих начальников за проводимой работой войсковой медицинской службы осуществлялись последовательно, строго предъявлялись к нам требования по медицинскому обеспечению раненых в любых условиях боевой и медицинской обстановки. Мы из этого делали выводы и стремились во что бы то ни стало устранить недостатки, улучшить медицинское обеспечение личного состава, сделать его более эффективным.
И на этот раз затишье не было долгим.
Вскоре перед 3-й ударной армией была поставлена новая задача: прорвать оборону противника в районе станции Новохованск и, развивая наступление, выйти на рубеж озера Ушо, Дретунь.
Наступление началось в первых числах ноября 1943 года. Части и соединения первого эшелона армии, прорвав [28] оборону противника и обходя его узлы сопротивления, устремились в северо-западном направлении.
Наша дивизия в первые дни составляла 2-й эшелон армии. Она занималась ликвидацией опорных пунктов и узлов сопротивления врага. В каждом из них имелся хорошо вооруженный гарнизон. Поэтому бои носили ожесточенный характер. 5 ноября тяжелый бой разгорелся в районе деревни Турки-Перевоз. Обе стороны несли значительные потери. К нам в ПМП, который был развернут со всеми функциональными подразделениями в четырех домах небольшой деревушки Ханин Бор, стали поступать раненые.
Разрывом бомбы были контужены командир полка подполковник И. И. Осенников, начальник артиллерии полка капитан В. Л. Телушкин и другие. В это время на КП находился старший врач. По счастливой случайности он не пострадал. Николай Петрович извлек товарищей из-под обломков и оказал им первую помощь. Он же и доставил их на ПМП. У командира полка, которого тяжело контузило, обнаружились признаки поражения центральной нервной системы и барабанных перепонок. Остальных задело меньше. Осенникова отправили в госпиталь. В тот же день погибли комсорг полка гвардии капитан Н. А. Комарков и младший брат Николая Петровича гвардии старший сержант В. П. Гусаров.
Раненые в ПМП поступали до позднего вечера. Мы уже чувствовали, что скоро некуда будет их принимать, а транспорта в достаточном количестве для эвакуации не было. С моего разрешения Г. Ситчихин отправился в штаб полка.
— Пойду узнаю боевую обстановку, — сказал он, — и от вашего имени попрошу, чтобы помогли нам транспортом.
Ситчихину удалось получить всего одну машину. Положение наше не улучшилось. Дом с ранеными, готовыми к эвакуации, был переполнен. Транспорт же санитарной роты, как и прежде, почти весь находился в батальонах. На этот раз проявил настойчивость старшина санитарной роты Д. Лебедев. Он поехал прямо к помощнику командира полка майору Г. А. Смолину и упросил его помочь нам. Не знаю, как ему это удалось, но вскоре прибыл транспорт и раненых мы эвакуировали.
Напряжение боев росло с каждым днем. Уже 7 ноября части дивизии выполнили задачу по прорыву обороны противника и перерезали шоссейные дороги Невель — [29] Пустошка и Невель — Ленинград. Наш 64-й гвардейский стрелковый полк овладел несколькими населенными пунктами и закрепился на западном берегу реки Долыссицы фронтом на восток на участке Гатчина, Долыссица.
Однако к середине ноября немецко-фашистское командование успело перебросить в район действий частей нашей дивизии крупные силы пехоты и танков. В результате соотношение сил изменилось в пользу врага и гитлеровцы предприняли ряд контратак. Боевая обстановка менялась буквально каждый день. То противник теснил наши части, и мы вынуждены были отходить, то войска дивизии, перегруппировав силы, вновь атаковали фашистов и отбрасывали их с занятых позиций.
В тех условиях приходилось часто перемещать медицинские пункты, и нередко с ранеными. А их поступало немало. Ранения были самые различные.
14 ноября в ПМП доставили раненого начальника химслужбы 64-го полка гвардии капитана Н. Ф. Круглова. Он был сильно возбужден и, казалось, думал не о своей ране, а о чем-то другом.
— Ваня, Владимир Ставский убит.
Это известие потрясло меня.
— Как — убит? Где? Может быть, ты перепутал?
— Нет, не перепутал. Его ни с кем не перепутаешь. Такой человек! — Капитан рассказал обстоятельства гибели писателя.
В тот день писатель Ставский находился на командном пункте нашего 64-го полка. Когда он узнал, что бронебойщики подбили танк, захотел посмотреть на него. Заместитель командира полка по политчасти Козлов не пускал его, говорил, что пока опасно.
— Но разве удержишь Ставского, — продолжал Круглов. — Козлов и послал меня сопровождать писателя. И только мы вышли из кустарника, как из танка открыли огонь. Фашисты устроили в нем засаду, меня ранило, а Ставский был убит.
Не хотелось верить, что не стало такого замечательного писателя. Его имя было широко известно в нашей стране. Но война есть война.
Ранение у Круглова оказалось нетяжелым. Пуля повредила мягкие ткани бедра. И он страдал не от боли, а от того, что не уберег писателя. Я, как мог, успокаивал его, оказал медицинскую помощь, дал отдохнуть и эвакуировал в медсанбат. Сам тут же побежал в деревню [30] Турки-Перевоз, в которой размещайся штаб нашего полка, чтобы проститься с писателем. Тело Ставского уже погрузили на машину. В город Невель его сопровождал начальник политотдела дивизии полковник Толстопятенко.
Работники штаба осмотрели место, где был убит писатель и ранен Круглов. Сходил туда и я. Меня провел помощник начальника штаба полка капитан Сумров. С нами были разведчики. Николай Круглов ошибся, думая, что по ним стреляли из танка. Засаду враг устроил в другом месте, уже освобожденном нами, примерно на половине пути между танком и кустарником. На месте засады валялось несколько стреляных гильз от ручного пулемета. Мы прошли до переднего края, который представлял сплошную линию обороны с ходами сообщения вдоль западного берега реки Долыссицы. Осмотрели и танк, находившийся от переднего края на расстоянии не менее 400 метров. Вся загадка состояла в том, как фашистам удалось пройти через линию фронта и в каком месте? Эту загадку разгадать так и не удалось.
О гибели Ставского писали тогда много и по-разному. Но в моей памяти события отложились так, как я рассказал выше.
В нашем полку, да и во всей дивизии, очень скорбили по поводу гибели известного советского писателя, депутата Верховного Совета СССР В. П. Ставского, которого мы часто видели и на Птахинской высоте, и в городе Невеле, и западнее его. Как говорил нам подполковник Козлов, Ставский собирался написать книгу, в которой хотел отразить роль женщины на войне.
В нашей дивизии в то время была отдельная женская рота снайперов под командованием младшего лейтенанта Н. А. Лобковской. Девушки постоянно находились в боевых порядках рот, били врага не хуже, а порой и лучше мужчин. Своими меткими выстрелами они наповал разили фашистов.
Были в дивизии и другие женщины. И все они занимали достойное место в строю. Будь то прачка, которая день и ночь стирала белье для солдат, находившихся месяцами в траншеях, и тем самым поддерживала надлежащие санитарно-гигиенические условия, или связистка, дежурившая часами у телефонного аппарата и обеспечивающая управление подразделениями в бою, или повар, готовящий вкусную пищу бойцам, давая им силу для борьбы с врагом.
В 1943 году в нашу 21-ю дивизию поступило много [31] женщин. Работали они хлебопеками, санинструкторами, фельдшерами, медсестрами, врачами. И на каком бы посту ни были, какую бы обязанность ни выполняли, относились к делу так, как и подобает патриотам Родины, отдавая все свои силы, свое уменье делу разгрома врага.
Да, о женщинах было что написать, и главное — надо написать. Эту благодарную цель и ставил перед собой писатель Ставский, но, увы, не успел осуществить.
Коль зашла речь о женщинах-воинах, уместно поставить вопрос: а все ли мы, мужчины, командиры, политработники, врачи, сделали тогда для них? Скажу как врач, прослуживший в войсках всю войну, — далеко не все.
В первые годы войны в дивизии не было создано для них специальной консультативной помощи, не налажено банно-прачечное обслуживание, не изыскивались меры борьбы с отрицательным воздействием фронтовых условий на организм женщины. Мы не имели даже нормативов гигиенического и санитарного обеспечения женщин в военное время. Правда, позже в войсках стали больше уделять внимания их быту. Но не так, как хотелось бы...
Бои в районе Новохованска принимали затяжной характер. Части и подразделения несли потери в живой силе и технике. С каждым днем все острее испытывались потребности в боеприпасах, транспорте, продовольствии, хозяйственном и медицинском имуществе. Наладить же бесперебойное снабжение становилось все труднее, от частых дождей раскисли дороги, а главная магистраль, связывающая действующие части со станцией снабжения армии, простреливалась противником. Движение по ней велось крайне ограниченно, что задерживало обеспечение войск материальными средствами.
Но несмотря ни на что, части и подразделения продолжали вести бои. На одних участках наступали, на других переходили к обороне, не прекращалась ни на час и работа медицинской службы. Оказывая помощь раненым, мы одновременно проводили профилактические и оздоровительные мероприятия, медосмотр прибывающего пополнения. К нам часто приезжали врачи медсанбата. Они консультировали нас по различным вопросам, осматривали воинов, находящихся на диспансерном учете. Так, в один из ноябрьских дней наш полк посетила зубной врач дивизии лейтенант медицинской службы Елена Скахина. О ее приезде мы оповестили фельдшеров батальонов, командиров, [32] и сразу к ней на прием потянулись больные. Работать пришлось днем и ночью при керосиновой лампе. За несколько дней Скахина очаровала наших воинов собой и своим мастерством. У нее были очень выразительные глаза, мягкая, добрая улыбка. Посмотрит на больного — и ему становится легче. Конечно, играл роль и психологический момент: война, а тут хорошенькая женщина. Одно это поднимало настроение. Как бы там ни было, Лена пришлась всем по душе. Она очень любила свою профессию и старалась работать как можно лучше. Во время наплыва раненых она помогала хирургам. Ни бомбежка, ни обстрелы не могли отвлечь ее от дела. В такие минуты она думала об одном: как облегчить страдания раненого.
А ведь работать ей приходилось в очень сложных условиях. В один из тех дней Лена лечила зубы офицеру штаба полка, пришедшему в кабинет по ее вызову. Как всегда ласково и мягко, она говорила ему:
— Еще немного потерпите, и все пройдет...
Поработав бормашиной, отошла к инструментальному столику, чтобы приготовить пломбу. В это время у дома разорвался снаряд. Осколок попал майору в голову... Когда я вбежал в перевязочную, Лена стояла бледная, поддерживала руками сраженного насмерть майора и без конца повторяла:
— Потерпите немного, я сейчас.
Мне стоило немалого труда, чтобы успокоить ее.
Долго еще Елена Скахина вспоминала тот случай. Да и не мудрено: такие ситуации бесследно не проходят. А сколько было подобных и еще более тяжелых случаев на войне! И каждый из них являлся испытанием воли человека, его характера. Каждый оставлял след в душе.
В дни «маневренной войны», как называли те памятные бои, потому что обстановка менялась в считанные часы, медицинские пункты часто попадали под бомбежку и артобстрел и, естественно, мы несли ощутимые потери в личном составе. От нас требовалось немало мастерства, чтобы не отрываться от частей и подразделений и тем самым своевременно обеспечить медицинскую помощь раненым и их эвакуацию.
Для медицинской службы полков по-прежнему главной проблемой оставалась профилактика шока. Это являлось как бы основным критерием проверки правильности нашей работы. На полковом медицинском пункте проводился широкий комплекс противошоковых профилактических [33] мероприятий: были созданы условия для обогрева раненых, их отдыха, делалось обезболивание. Раненые получали горячий чай, питание, для которого выделялись дополнительные продукты. Транспортировка осуществлялась в основном на бричке, телеге. Поэтому по пути в медсанбат или госпиталь, как бы мы раненых ни готовили к эвакуации, в некоторых случаях наступали осложнения — до тяжелого шока. Да и санитары и повозочные нередко оказывались случайными, неподготовленными лицами, не умели правильно обращаться с ранеными. А именно от повозочных во многом зависела щадящая транспортировка и предупреждение шока или благополучный исход ранений. И иногда все наши предупредительные мероприятия, проводимые в батальонах и в ПМП, из-за грубой транспортировки сводились на нет.
Естественно, мы старались побыстрее освободиться от необученного повозочного, но замену-то трудно было найти.
На ПМП занимались лишь предупреждением шока, а лечение его проводилось в медсанбате, где постоянно были развернуты противошоковые палаты. Но иногда боевая обстановка не позволяла доводить дело до конца. Так, в боях под Гатчиной во время атаки противника медсанбат подвергся артобстрелу. Он вынужден был свернуться и вместе с ранеными переместиться в другой населенный пункт. У многих наших пациентов обострился шок. Он наблюдался теперь и у тех, кто прежде не имел его. Противошоковые же мероприятия в медсанбате сводились обычно к обогреву пострадавших. Для этого использовались имевшиеся в достаточном количестве теплые одеяла, раненым давался алкоголь, крепкий чай, внутривенно вводились растворы глюкозы, физиологический раствор.
При ранениях конечностей с повреждениями костей в места переломов вводили 0,5%-ный раствор новокаина. Проводилась футлярная новокаиновая блокада по Вишневскому, а также вводились наркотики, бромиды.
В период наступательных операций, когда все медики полкового и дивизионного звена были задействованы на обработке раненых, когда на первый план выдвигались быстрота и качество оказания помощи, ощутимую поддержку нам оказывал военно-санитарный отдел 3-й ударной армии. Представители его постоянно бывали у нас, следили за тем, чтобы подвижные полевые госпитали располагались на путях эвакуации раненых и максимально приближались к медсанбатам. [34]
Госпитали первой линии, продвигаясь вслед за медсанбатами, принимали раненых прямо в пунктах прежнего размещения этих медицинских подразделений, то есть в этих случаях уже отпадала необходимость в транспортировке раненых.
Особенно нелегко приходилось нам в распутицу. Ведь не всегда удавалось по полному бездорожью доставить раненых в медсанбат и тем более своевременно. И тогда врачи медсанбата приходили к нам на помощь.
Не могу не вспомнить добрым словом хирурга С. С. Кожевникова. Не раз Сергей Сергеевич, буквально пробираясь через топи и болота, приезжал к нам на полковой медицинский пункт, прихватив необходимые медикаменты, и делал операции прямо на месте.
О том, чтобы прошла в такие дни машина, и речи не могло быть, не всегда удавалось добраться и на повозке. И тогда Сергей Сергеевич взваливал на плечи рюкзак и шел напрямик пешком. Скольким раненым он спас жизнь! Бывало, начинаем мы операцию, стараемся помочь раненому, да не хватает на это квалификации, знаний, опыта. И вдруг открывается дверь и входит Сергей Сергеевич. Считанные минуты — и он уже готов встать к столу.
Каждый его приезд становился для нас подлинной школой хирургии. Любой врач медсанбата был рад ассистировать ему, чтобы, наблюдая за действиями опытного специалиста, перенимать его опыт, навыки.
Мы, конечно, всеми силами стремились расширять объем медицинской помощи на полковом медицинском пункте, ведь своевременно принятые меры нередко спасали жизнь тем воинам, которых живыми вряд ли могли успеть довести до медсанбата. Поэтому выходили за рамки предписанного нам, делали даже операции. Но случалось, когда не было никакой возможности выполнить даже то, что положено.
В конце января 1944 года нашу дивизию вывели из состава 3-й ударной армии и подчинили 10-й гвардейской армии. Только начали налаживать связь с новым руководством, с органами снабжения, как поступил приказ: нас передать 22-й армии. Естественно, переподчинение в значительной степени осложняло работу. Подчас из-за этого удлинялись сроки эвакуации раненых, приходилось увеличивать объем оказания им помощи в каждом подразделении на месте. [35]
А между тем мы понесли значительные потери. Так, в стрелковых полках нашей дивизии осталось по два врача, а в артиллерийском — один. Не хватало также фельдшеров, и особенно младшего медицинского состава.
Все это отрицательно сказывалось на медицинском обеспечении раненых и больных.
Весной 1944 года наша 21-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 100-го стрелкового корпуса перешла к обороне. Наступила снова оперативная пауза. Как всегда, командиры всех степеней старались использовать рационально каждый предоставленный день передышки. Ведь все хорошо знали, что долго засиживаться нам не дадут. Значит, надо, не теряя времени, готовиться к наступательным боям. В том, что мы будем наступать, никто не сомневался. Прошел период обороны. Теперь только вперед.
Части и подразделения дивизии пополнились живой силой и техникой. Приходили и молодежь, и ветераны.
Ежедневно с личным составом проводилась боевая подготовка. Воинов учили владеть оружием, вести наступательный бой в различных условиях местности, днем и ночью. Медицинские работники прямо в траншеях и землянках проводили с бойцами беседы по наиболее актуальным вопросам профилактики заболеваний, личной гигиены. Устраивали консультации и медицинский осмотр непосредственно в батальонных медицинских пунктах.
Активную работу развернул медсанбат. В сравнительно короткий срок в нем было проведено несколько научно-практических конференций, в которых принимали участие врачи дивизии и специалисты армии.
Затишье оказалось весьма зыбким. Нет-нет да и вспыхивали так называемые бои местного значения. То противник прощупывал прочность нашей обороны, то мы улучшали свои позиции. Поэтому раненые поступали к нам практически непрерывно.
30 марта 1944 года фашисты атаковали третий батальон нашего полка. Появились раненые. Военфельдшер Верещагин, отправив тяжелых, собрал ходячих раненых и отвел их в землянку батальонного медицинского пункта, чтобы они могли дождаться там прихода санитарного транспорта. Пользуясь тем, что появилось несколько свободных минут, он решил подправить раненым повязки, на скорую руку наложенные на поле боя, проверить состояние жгутов. В землянке было тесновато, и Верещагин случайно зацепил гранату, висевшую на поясе у одного [36] раненого. Каким-то образом сорвалась предохранительная чека. Едва граната, вставшая на боевой взвод, упала на земляной пол, военфельдшер крикнул:
— Ложись!
Но не все сразу сообразили, что произошло. И тогда, желая спасти товарищей, Верещагин накрыл гранату своим телом...
Мы с Гусаровым тут же прибыли на место происшествия, выслушали рассказ раненых. Проводить расследование нужды не было. Горькая и нелепая случайность вырвала из наших рядов замечательного человека.
В тот день медикам вообще не везло. Не успели мы вернуться на полковой медицинский пункт, как поступило сообщение из медсанбата о том, что во время операции, которую делал хирург Криворотов, возле палатки разорвался снаряд. Криворотов был тяжело ранен. Операцию продолжил хирург Кожевников, а за оказание помощи Криворотову принялись хирурги Чертова и Коротяева. К счастью, и Криворотов, и сержант Федор Азябин, которого до ранения оперировал он, остались живы.
Той весной были и другие потери среди медиков. Выбыли по ранению старшие врачи 59-го стрелкового полка Т. Павлючков и 47-го артиллерийского М. Варшавский. Их направили в тыловой госпиталь, и в дивизию они больше не вернулись.
В мае 1944 года я получил назначение в 59-й гвардейский стрелковый полк, в котором служил в мае — июне 1942 года.
Должность старшего врача ко многому обязывала, ведь теперь предстояло организовывать медицинское обеспечение всего полка, отвечать за деятельность не только санитарной роты, но и всего медицинского состава.
Меня радушно встретили старые знакомые начальник штаба полка гвардии капитан В. Я. Развадовский, который прежде тоже служил в 64-м гвардейском, и помощник командира полка по тылу гвардии капитан П. А. Золотарев, с ним мы вместе служили в 59-м. Они помогли быстро войти в курс дел.
Я представился командиру полка подполковнику Н. М. Чеботареву и его заместителю по политической части майору З. А. Шифрину. Они рассказали о задачах полка, предупредили, что на полковом медицинском пункте остался всего один врач. Я уже знал, что это Н. Б. Корюков, с которым был знаком с первых дней службы в дивизии. Вместе с ним мы участвовали в формировании полкового медицинского [37] пункта, вместе обеспечивали первые тяжелые бои подо Ржевом.
Командир полка представил меня личному составу санитарной роты, и началась работа, напряженная, кропотливая. Главная сложность — в нехватке людей. Впрочем, и те, кто были в наличии, оказались очень слабо подготовленными к выполнению своих обязанностей. При таком положении вещей я не мог надеяться, что сумею должным образом организовать медицинское обеспечение полка в предстоящих боях. В чем же причина? Я не был склонен винить в недостатках своего предшественника. Большие потери заставляли все время пополнять санитарную роту, батальонные подразделения за счет строевых подразделений, выискивая там воинов, хотя бы мало-мальски знакомых с медициной. Но и там в конца концов были исчерпаны все лимиты.
Доложил обо всем командиру полка. Подполковник Чеботарев выслушал внимательно, потом сказал:
— Мне об этом почему-то не докладывали. А ведь справлялись же наши медики со своим делом, и неплохо справлялись...
— Они работали на пределе, и вот после минувших боев этот предел кончился. Сколько народу вышло из строя, а замены нет!
— Что же вы предлагаете?
А что я мог предложить? Задумался. Шел-то ведь за советом, как, бывало, ходил прежде к своему начальству. Но тогда прямым моим начальником был старший врач полка, который занимался, одним со мной делом. И вдруг я сразу до конца осознал всю ответственность, которая легла на мой плечи. Да, теперь искать выход предстояло самому.
Легче всего поставить вопросы перед командиром, а самому спокойно ждать, оправдывая свое бездействие: моя, а что я могу сделать? Но случись, что завтра поступит приказ на наступление. Как тогда? Объяснять раненым те причины, которые помешали оказать им помощь? Нет, такого права нам дано не было. Шла война, жестокая, кровопролитная, не на жизнь, а на смерть, и были мы не просто военными, а военными медиками, свято помнили присягу.
Мы не имели права на оправдания, какие бы обстоятельства ни складывались, какие бы самые объективные причины ни мешали нам. [38]
В тот вечер я мог сказать командиру лишь то, что буду думать, как выйти из положения. Понял, что помочь мне у него нет никаких возможностей.
Собрал подчиненных на совещание. Вместе размышляли над создавшимся положением.
Корюков предложил:
— Давайте проведем некоторые перестановки личного состава. Нужно укомплектовать стрелковые подразделения наиболее подготовленными, крепкими, выносливыми фельдшерами, санитарными инструкторами и санитарами.
Предложение было дельным — ведь если удастся быстро выносить раненых с поля боя, своевременно и качественно оказывать им первую помощь, то и на полковом медпункте работы будет меньше.
Ну и, конечно, возникла острая необходимость в регулярных занятиях по военно-медицинской подготовке не только со штатными работниками, но и с нештатными нашими помощниками.
Эти занятия были немедленно организованы и принесли значительную пользу.
В двадцатых числах июня пришло распоряжение о переброске 100-го стрелкового корпуса, в состав которого входила наша дивизия, в район боевых действий 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта. Корпусом к тому времени командовал наш бывший командир дивизии генерал-майор Д. В. Михайлов, дивизию же возглавил полковник И. И. Артамонов.
Нам предстояло сменить части 360-й стрелковой дивизии и подготовиться к наступательным действиям. Время отвели минимальное. В ночь на 30 июня 1944 года мы должны были завершить все приготовления.
К нашему приходу войска 1-го Прибалтийского фронта добились больших успехов. Совместно с 3-м Белорусским фронтом был освобожден Витебск, форсирована Западная Двина, части и соединения прорвали оборону врага на широком фронте на большую глубину. На очереди стоял Полоцк, важнейший стратегический пункт на пути освобождения Прибалтики. Взятие Полоцка было первостепенной задачей для 1-го Прибалтийского фронта, и наше прибытие оказалось весьма кстати. Как-никак целая, закаленная в боях дивизия.
В ту ночь я пришел в штаб полка, чтобы уточнить расположение подразделений, тыла полка и медсанбата, а также выбрать наиболее подходящие пути эвакуации. [39]
Начальник штаба капитан Развадовский попросил меня задержаться.
— Мы ждем разведчиков. Есть данные, что противник начинает отход, — сказал он. — А это значит, что и планы наши изменятся.
Разведка полка и дивизии подтвердила, что противник на участке обороны дивизии действительно начал отходить.
Командование дивизии получило новый приказ: преследовать врага.
Серьезные задачи в ходе преследования врага были возложены на 59-й и 64-й гвардейские стрелковые полки, которые действовали в первом эшелоне.
Медицинские подразделения следовали за их боевыми порядками, причем в санитарных взводах стрелковых батальонов постоянно находился транспорт, необходимый для немедленной эвакуации раненых, И хотя продвижение было стремительным — в некоторые дни наступающие преодолевали по 10, а то и по 15 километров, медицинское обеспечение осуществлялось четко — в батальонах раненые не задерживались, их своевременно доставляли на полковой медицинский пункт, откуда уже эвакуировали в медсанбат.
Иногда мы развертывали полковой медицинский пункт, иногда же, приняв и осмотрев раненых, отправляли их сразу в медсанбат.
Помню — это было 2 июля, когда мы расположились в лесу и приготовились к работе по полному профилю, — поступил раненый пулеметчик красноармеец Н. В. Хаев. У него оказалось осколочное ранение в живот. На полковом медицинском пункте быстро обработали рану и приняли все меры для быстрейшей отправки Хаева в медсанбат. Я потом интересовался судьбой красноармейца. Выяснилось, что его оперировала Клавдия Васильевна Чертова. Операция прошла успешно. А много лет спустя я встретил Хаева на слете ветеранов дивизии. Он рассказал, что до сих пор поддерживает связь с Клавдией Васильевной, вспомнил тот тяжелый для него день и поделился своими впечатлениями:
— Пить мне тогда страшно хотелось... Несли меня санитары на плащ-палатке, а я все просил их дать попить. Так ведь и не дали, пояснив, что нельзя, мол, и все... Сердился на них, да и кто из нас не сердился, когда боль подступала, на своих же спасителей, а они все терпели [40] и оставались ласковыми, заботливыми... И ведь дело свое знали, — прибавил он.
И подумал я тогда, что не зря мы в период затишья вместо того, чтобы воспользоваться редкими на фронте минутами отдыха и набраться сил перед новыми тяжелыми трудами, постоянными недосыпаниями, проводили занятия, обучали людей приемам и правилам оказания помощи при различных ранениях.
Хаев же в медсанбате испытал на себе сполна все, что может выпасть на фронте раненому. Уже во время операции неожиданно выяснилось, что кончилась консервированная кровь. Своевременно не подвезли ее из-за того, что еще не наладилось снабжение после перевода дивизии в подчинение 4-й ударной армии.
И снова, в который уже раз, донорами стали сотрудники медсанбата. Две медицинские сестры дали свою кровь пулеметчику.
4 июля нам сообщили о полном освобождении Полоцка. В тот же день 4-ю ударную армию передали в состав 2-го Прибалтийского фронта. Впрочем, задачи наши изменились не сразу. Пока соседние соединения вели бои за освобождение Полоцка, части нашей дивизии продолжали продвигаться вперед. Сопротивление врага с каждым днем нарастало. Используя естественные преграды, фашисты стремились всеми силами задержать наше продвижение.
Тяжелый бой завязался при форсировании Дриссы, реки глубокой, с сильным течением.
Еще на дальних подступах к этой водной преграде мы встретили партизан, которые сообщили, что противоположный берег Дриссы сильно укреплен противником. Можно было уже тогда предположить, что раненых мы получим немало. Тем более что подробных данных о системе огня и долговременных сооружений врага, его силах и средствах не имелось. Потребовалась тщательная разведка — и войсковая, и инженерная.
Выяснилось, что на участке, где было намечено форсирование, правый берег реки крут и обрывист. Фашисты придавали большое значение обороне этого водного рубежа, надеясь задержать наше продвижение. Левый берег реки был более пологим, прилегающая к нему местность хорошо просматривалась и простреливалась противником.
Нашей дивизии до сих пор не приходилось преодолевать подобных водных преград. Опыта мы не имели, средствами [41] переправы не располагали, а потому подготовка требовалась основательная. Немало предстояло потрудиться и нам, военным медикам.
Командир полка ознакомил меня с планом наступления. Предполагалось, что ранним утром передовые батальоны стрелковых полков форсируют реку одновременно на разных участках и захватят плацдармы. Затем под их прикрытием преодолеют Дриссу основные силы дивизии, которым предстоит развивать наступление в направлении Двинска.
Указав на карте места форсирования, подполковник Чеботарев сказал:
— Условия для оказания помощи раненым и особенно для организации их эвакуации будут необычными. Продумайте все тщательно и доложите, какая требуется помощь.
Впрочем, времени у нас уже не оставалось. Вечером 6 июля к реке стали подтаскивать переправочные средства. Поскольку табельных в полку не имелось, использовались подручные — бревна, доски, пустые бочки, ящики. Бойцы вязали плоты. Я получил распоряжение оборудовать медицинский пункт переправы, который должен был обеспечивать оказание помощи раненым во время форсирования реки. Быстро отдав необходимые распоряжения по оборудованию такого пункта, отправился в подразделения, чтобы проверить подготовку своих подопечных в батальонах и ротах. В ту ночь глаз сомкнуть не удалось, а на рассвете началось...
Когда артиллерия перенесла огонь в глубину обороны врага, батальоны начали форсирование.
Вскоре на полковой медицинский пункт поступили первые раненые. Их было немного — лучшее свидетельство того, что форсирование проходило успешно. Мы узнали, что захвачен плацдарм.
В течение всего дня 7 июля шла упорная борьба за его удержание. Когда враг понял, что контратаки не дают результатов, он бросил против наших подразделений авиацию. Особенно активной бомбардировке подвергались пути подвоза боеприпасов и эвакуации раненых, а также огневые позиции артбатарей. Несколько бомб упало неподалеку от медицинского пункта переправы. По счастливой случайности они никому не причинили вреда. Я ожидал, что после бомбежки количество раненых увеличится, однако этого не случилось. Оказалось, что их было почти невозможно переправлять с плацдарма. Не хватало переправочных [42] средств, да и река находилась под сильным огнем. Лишь ночью фельдшеру лейтенанту медслужбы А. С. Гусеву с помощью приданных санитаров-носильщиков и саперов полка удалось переправить более 30 тяжелораненых. Мы сразу приступили к их обработке.
На рассвете 8 июля бой возобновился. Плацдарм расширялся, но с большими для нас потерями. К середине дня на батальонных медицинских пунктах нашего полка скопилось большое количество раненых. Военфельдшеры А. Гусев и Н. Ливада забили тревогу. Самостоятельно организовать переправу они не могли, а для оказания помощи раненым на месте ни силами, ни средствами не располагали. Требовались срочные и решительные меры для организации постоянной эвакуации раненых. По моему настоятельному требованию командир полка подполковник Чеботарев приказал полковому инженеру капитану Н. В. Колесниченко наладить их переправу.
— Гитлеровцы разбивают плоты прямой наводкой. Надо подавить их огневые точки, иначе мы можем погубить и медиков, и саперов, и раненых, — сказал инженер.
— Артиллеристы стараются это делать, но пока им не удается, — ответил командир полка. — Что-нибудь придумаем. Вы же немедля займитесь переправой.
Капитан Колесниченко отправился к Дриссе с группой саперов. Они восстановили разрушенные плоты и поплыли вместе со стрелками, прихватив ящики с боеприпасами, на правый берег, чтобы оттуда переправить раненых. Полковой инженер наблюдал за их действиями. И тут рядом разорвался снаряд. Колесниченко получил тяжелое ранение в живот и был доставлен к нам вместе с ранеными, переправленными его саперами.
В борьбе за плацдарм основная тяжесть по медицинскому обеспечению подразделений пала на медицинский состав рот и батальонных медицинских пунктов. От находчивости и смелости медиков во многом зависела судьба раненых, находившихся на западном берегу. Они сознавали это и стремились использовать все средства для их переправы.
Наши военные медики сами строили плоты из досок, бревен и другого подручного материала, по их инициативе был протянут через реку канат, сделанный из связанных и скрученных веревок, бинтов, плащ-палаток, за который держались воины во время переправы.
О подвигах наших военных медиков можно говорить бесконечно. Самоотверженно работал личный состав батальонного [43] медицинского пункта первого стрелкового батальона. Начальник БМП военфельдшер А. Гусев умело руководил действиями своих подчиненных, а когда возникла необходимость, оказал большую помощь соседям. Во втором и третьем батальоне в разгар боя вышли из строя фельдшеры В. Власов и Н. Ливада. Гусев взял на себя заботу о раненых из этих подразделений.
С детских лет мечтал Андрей Сергеевич Гусев о профессии врача. В армию его призвали из медицинского института. Врачом он стать не успел, но из него получился отличный фельдшер. Работу свою Гусев выполнял профессионально. Всегда аккуратный, подтянутый, спокойный, он даже в той адской обстановке никогда не терялся и прекрасно справлялся со своими обязанностями. Забегая вперед, скажу, что, когда окончилась война, Андрей Сергеевич продолжил учебу. Он успешно окончил Ленинградскую Военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова и был оставлен в качестве адъюнкта на кафедре нормальной анатомии. В 1954 году успешно защитил кандидатскую диссертацию. После этого продолжал службу в военной медицине, однако известий о его дальнейшей судьбе у меня нет.
В чрезвычайно сложных обстоятельствах выполняла работу группа медицинского пункта переправы, возглавляемая военфельдшером Е. И. Богдановым. Самоотверженно работали военные медики. Они нередко сами восстанавливали поврежденные плоты, переправлялись на противоположный берег и перевозили раненых. Они же спасали и тонущих. Присутствие медиков у переправы оказывало большое моральное воздействие на воинов.
Из 8 человек, находившихся в медицинском пункте переправы, 5 человек было убито или ранено. Погиб и молодой санинструктор П. Носков, прибывший в полк с пополнением 5 июля. Он провоевал всего лишь три дня.
В тяжелых, кровопролитных боях дивизия несла большие потери. Поток раненых не прекращался ни днем, ни ночью. Большую нагрузку испытывали и полковые медицинские пункты и медсанбат. Не хватало медперсонала и транспортных средств. Медицинские палатки, в которых приходилось работать, не вмещали поступающих раненых. Оказывать им медицинскую помощь приходилось под навесом, в шалашах, а порой и на открытой местности. Из врачей на нашем полковом медицинском пункте остался один Николай Борисович Корюков, который вместе с санинструкторами А. Пискаревой, К. Мансуровой и двумя [44] санитарами работал с тяжелоранеными. Легкоранеными занимались военфельдшер Н. Тарасов, санинструктор А. Сергеева и санитары.
Объем медицинской помощи раненым на всех этапах медицинской эвакуации полка был сокращен. На полковом медицинском пункте он сводился к следующему: проверка оказанной доврачебной медицинской помощи, проведение профилактических, противошоковых мероприятий, наложение транспортных шин, первичная остановка кровотечения. Часть нашей работы пришлось в тех условиях переложить на плечи работников медсанбата.
Нелегко приходилось нашим товарищам, к ним поступало до 280 раненых в сутки. А ведь и в медсанбате специалистов не хватало. Не было ведущего хирурга. Майор медицинской службы В. Криворотов, выбывший по ранению, в дивизию так и не вернулся. Хирурги работали с полным напряжением, но не в силах были проводить полный объем работы по оказанию квалифицированной хирургической помощи. Часть раненых, даже хирургически не обработанных, приходилось сразу эвакуировать в хирургический полевой подвижный госпиталь (ХППГ).
Впрочем, некогда было считаться, кто и что должен делать. Все изменения в системе оказания помощи проводились лишь во имя спасения людей. Критерий был один — делать так, как лучше для раненых.
Да и знали мы, что трудности временные. Близка победа.
Как ни сопротивлялся враг, наша и соседние дивизии сломили его, сбили с выгодного рубежа по реке Дриссе и гнали потом почти безостановочно до реки Сарьянки. 18 июля мы преодолели и эту водную преграду и подошли к границе Латвийской ССР.