Главный показатель — время!
Мы ожидали, что с выходом на латвийскую землю расстанемся с болотами и бездорожьем. Но по мере нашего продвижения вперед, а наступали мы в направлении Даугавпилс, Резекне, сталкивались, пожалуй, с не меньшими трудностями в преодолении естественных преград, чем в Белоруссии и в Псковской области. В полосе [45] наступления дивизии оказалось множество больших и малых озер, заболоченных мест, которые задерживали наше движение.
Медицинские подразделения большую часть пути следовали в составе колонн. Но в некоторых труднопроходимых местах нам приходилось делать объезды. Из-за этого мы отставали от ушедших вперед батальонов, а отстав, часто попадали под фланговый огонь противника, несли потери.
Преследование отступающих гитлеровцев проводилось днем и ночью. Высокий темп продвижения приводил к частым перемещениям медицинских пунктов. Приходилось постоянно совершенствовать тактику действий. В колонне главных сил дивизии следовала передовая группа медсанбата, готовая в любое время оказать квалифицированную медицинскую помощь. Развертывание функциональных подразделений полковых медицинских пунктов проводилось по мере необходимости. Объем медицинской помощи раненым в период преследования значительно сокращался. Большая часть работы перекладывалась на госпитали.
В тот период была уже налажена связь с санитарным отделом 4-й ударной армии. Однако санитарным транспортом медсанбаты санотдел так и не обеспечил. Об этом, например, говорится в книге «Во имя жизни героев». Авторы, участники тех событий, пишут: «Санитарный отдел армии не располагал также достаточным количеством санитарно-транспортных средств для проведения своевременной эвакуации раненых и больных из медсанбатов действующих дивизий в лечебные учреждения армии на всей глубине армейского тылового района. Его автосанитарная рота № 181 имела тогда всего лишь 57 автомашин (вместо 72, положенных по штату), что могло удовлетворить потребность в сантранспорте примерно наполовину. Принимая во внимание быстрое продвижение наших войск, глубина армейского тылового района быстро возрастала и вскоре начала превышать 250 км. В результате этого по мере продвижения наших войск основная масса тяжелораненых, нуждающихся в специализированной медпомощи, стала поступать в профилированные госпитали не в день получения травмы, а на 2-е и даже 3-й сутки... Крайне недостаточное наличие автотранспорта в армейских лечебных учреждениях сильно затрудняло быстрое перемещение вслед за наступающими войсками»{1}. [46]
В ряде случаев санотдел 4-й ударной армии, чтобы хоть как-то оказать нам помощь, выделял подвижные медицинские группы для сбора раненых, оставленных медсанбатами дивизий 100-го корпуса.
Утром 25 июля части нашей дивизии стремительным броском перерезали сначала железную дорогу Даугавпилс — Резекне, а затем и Даугавпилс — Екабпилс.
Основные силы войск 4-й ударной армии при взаимодействии с частями 6-й гвардейской армии вели бои на ближних подступах к Двинску и на его окраинах. 27 июля они полностью освободили город. Частям, участвовавшим в освобождении города Двинска (Даугавпилса), были присвоены наименования Двинских. В их числе был и наш 59-й гвардейский стрелковый полк.
Однако окружить полностью двинскую группировку противника нашим войскам не удалось. Часть ее сумела выскользнуть и отойти в западном направлении.
В ходе наступления на Даугавпилс полк часто менял направление движения. К этому приходилось приспосабливаться медицинской службе. Стараясь постоянно быть в курсе событий, я по нескольку раз в день наведывался в штаб полка и на командный пункт. В тех условиях приходилось иногда принимать весьма рискованные решения. Порой требовалось проскочить под носом у противника, чтобы не оторваться от боевых порядков и чтобы раньше прийти на помощь раненым и больным.
Ответственность за принимаемые старшим врачом решения возрастала. Однажды моя ошибка едва не обошлась бедой. 28 июля нашему полку согласно приказу нужно было за короткое время обойти узел сопротивления противника и ударом с фланга разгромить его. Я воспользовался затишьем и, не дождавшись возвращения полковой разведки, пошел из штаба полка в санитарную роту, чтобы ускорить ее перемещение по намеченному маршруту. Указал врачу Н. Корюкову место новой дислокации, а сам со связным направился в штаб полка. Неожиданно нас обстреляли, а вскоре из леса показалась пехота противника. На наше счастье, в ржаном поле находилась траншея, которая помогла скрыться. Однако связной все же получил серьезное ранение. Пуля попала в бедро. Дальше идти он не мог. Обратились за помощью к латышу — жителю хутора. Он перевез нас на своей лошади в санитарную роту полка, которая уже была готова к движению [47] по намеченному мной маршруту. А ведь там был враг. Я остановил роту и стал искать новый маршрут. К вечеру мы выполнили приказ командира полка и без происшествий прибыли в новый район.
Почти целый месяц без передышки вели наступление части 21-й гвардейской стрелковой дивизии. Что и говорить, крепко досталось всем, в том числе и нам — медикам. Минувший месяц был насыщен тяжелыми боями, особенно за реку Дриссу, раненых в медпункты поступало много. В медико-санитарный батальон, например, за июль поступило 1752 раненых. 35 раненых с проникающими ранениями в живот были эвакуированы в ХППГ без обработки. За это время медсанбат передислоцировался 19 раз! Передовой его отряд обработал 397 человек. Легкораненых направляли непосредственно в ХППГ. 112 раненых эвакуировали без обработки. За указанный период выписано в строй по выздоровлению 167 человек. Несколько воинов умерло от тяжелых ран{2}.
Я привожу данные, касающиеся медсанбата, поскольку они отражают общую медицинскую обстановку в полосе дивизии. За полк такие данные не сохранились. Но ведь наши раненые были в числе тех, кто поступал в медсанбат.
Особенно следует отметить, что сроки поступления раненых в медсанбат с момента ранения в основном не превышали установленных норм. С опозданием поступали тяжелораненые — с проникающими ранениями в грудь, живот, череп, повреждениями костей. Было это главным образом в период форсирования реки Дриссы.
Итак, наша дивизия выполнила свою задачу — вышла на рубеж Даугавпилс, Резекне. 7 августа 100-й стрелковый корпус был выведен из состава 4-й ударной армии и передан в 22-ю армию.
Вечером того же дня дивизия получила новую боевую задачу — наступать на город Крустпилс. Действуя стремительно, внезапно, совершая маневры, наши части продвинулись на десятки километров и освободили немало населенных пунктов, в числе которых был и важный узел железных дорог Крустпилс. В его освобождении дивизия участвовала вместе с другими соединениями. [48]
В середине августа приказом командующего 2-м Прибалтийским фронтом 21-я гвардейская дивизия в составе 100-го корпуса вновь была передана в 3-ю ударную армию.
Такая частая переброска, естественно, не могла не отразиться на наших делах.
В предшествующих Полоцкой и Двинской операциях медицинская служба понесла большие потери, а пополнения в течение более чем месяца мы почти не имели. Санитарные отделы 4-й ударной и 22-й армий во время нашего пребывания в объединениях ничего нам не дали. Они вообще едва успевали познакомиться с нами. В результате в стрелковых ротах не осталось ни одного санитара, а в полку вышли из строя все санитары-носильщики.
Большой некомплект был в санитарных взводах батальонов и санитарных ротах полков. Особенно трудное положение складывалось с оказанием первой помощи на поле боя. Прибывающее пополнение состояло большей частью из молодых, необстрелянных бойцов, не имевших навыков в оказании первой медицинской помощи раненым.
Многих замечательных специалистов потеряли мы в последних боях, в числе которых оказался и командир приемно-сортировочпого взвода медсанбата гвардии капитан медицинской службы Сергей Семенович Иванов. О его трагической гибели рассказал мне хирург капитан Кожевников, все время находившийся рядом с Ивановым. Гитлеровские бомбардировщики атаковали медсанбат, разбомбили палатки, хотя видели, что это за подразделение.
И этот случай был далеко не единичным. Замаскировать медсанбат, особенно во время перемещения, было очень сложно. Он двигался зачастую вместе с колоннами: войск и попадал не раз под бомбежки и артобстрелы. Гибли при этом и врачи, и фельдшера, и младшие работники, и повозочные вместе с ранеными.
В дивизии болезненно перенесли трагическую смерть С. С. Иванова. Он был в ней почти с первых дней. Показал себя трудолюбивым, знающим специалистом, всегда стремился как можно скорее и лучше оказать медицинскую помощь пострадавшим. Все тяжелораненые, поступавшие в медсанбат, проходили через него и военных медиков подразделения, которым он командовал.
Потери в личном составе медицинских подразделений заметно отражались на нашей работе. Так, на подступах к городу Крустпилсу в полковой медицинский пункт был [49] доставлен раненый командир первого батальона нашего 59-го гвардейского стрелкового полка капитан П. К. Шитоев. Ранение было легким, но рана оказалась плохо перевязанной.
— Почему вам даже не сделали перевязку? — спросил я у офицера.
— Фельдшер был занят тяжелораненым, — ответил капитан, — я и не стал его отрывать, решил сам добраться сюда.
— А почему не попросили товарищей помочь вам, да и сами могли бы наложить себе повязку?
Капитан, помолчав, признался:
— Я, доктор, индивидуального пакета не имел. Еще в районе Дриссы отдал его раненому, а другой забыл взять.
Оказать первую медицинскую помощь раненному в бою товарищу было святой обязанностью каждого человека. Поэтому мы следили, чтобы у каждого были индивидуальные перевязочные пакеты.
В период передышки, которая выдалась после освобождения города Крустпилса, мы стремились нацелить командиров на то, чтобы они в ходе боевых действий помогали медработникам решать вопросы по оказанию медицинской помощи раненым. На проходивших собраниях по итогам минувших боев выступали и мы, военные врачи, делая краткий анализ, приводя многочисленные примеры взаимовыручки, умелых действий по спасению раненых самими бойцами и командирами.
Медработники использовали каждую свободную минуту для санитарной подготовки бойцов, в первую очередь из числа прибывшего пополнения. Проводилось ускоренное обучение вновь назначенных санитаров, многие из которых не имели ни малейшего представления о своей новой воинской специальности. Видя, что мы развернули активную работу, командир полка подполковник Чеботарев как-то в шутку заметил:
— Ты что, хочешь всех докторами сделать? А кто же воевать будет?
— Докторов не успеем подготовить, а вот до уровня санитара постараемся дотянуть каждого солдата. И воевать тогда он будет лучше, увереннее.
С тех пор командир полка старался поддерживать наши мероприятия.
В середине августа наша дивизия в составе 3-й ударной армии участвовала в наступлении на город Эргли с [50] задачей разгромить противостоящую группировку противника и овладеть рубежом Эргли, Озалмуйжа, откуда открывался путь на Ригу.
Накануне наступления 16 августа я обошел батальоны и проверил готовность санитарных взводов к медицинскому обеспечению подразделений. Настроение медицинских работников было боевое. Шутка ли — впереди Балтийское море.
Рано утром 17 августа 59-й и 64-й полки, находившиеся в первом эшелоне дивизии, после артиллерийской подготовки дружно атаковали противника, сломили его сопротивление и 19 августа вышли юго-западнее Мадоны, а потом форсировали реку Огре.
Быстрое продвижение частей в начале наступления вынуждало то и дело перемещать медицинские пункты. А поскольку бои шли жестокие и раненых поступало много, эти перемещения осложнили нашу работу. И как мы вскоре убедились, наша тактика всеми силами следовать по пятам за батальонами с тем, чтобы как можно скорее оказать медицинскую помощь раненым и эвакуировать их, не оправдалась. По мере нарастания сопротивления противника медицинские подразделения вместе с ранеными все чаще попадали под его удары. Санитарная рота нашего полка оказалась расчлененной на две группы. Первая группа, в которой со мной находились санинструкторы А. Пискарева, А. Сергеева и Н. Мансурова, два звена санитаров-носильщиков и пять санитарных повозок, продвигалась вместе со штабом полка. Это давало мне возможность хорошо ориентироваться в обстановке, быстро решать, в какой батальон надо направить медицинский резерв — транспорт. Раненых мы эвакуировали в передовую группу медсанбата.
20 августа на рассвете выяснилось, что мы приблизились вплотную к противнику. Он даже обнаружил нас, когда мы расположились в лощине и на кострах готовили завтрак.
Части соседнего соединения несколько отставали, о чем нам тогда не было известно. Начальник штаба полка капитан В. Развадовский быстро разобрался в обстановке и приказал немедленно переместиться в сторону батальонов. На виду у врага, по бездорожью, под обстрелом мы двинулись в указанном направлении. К нашему счастью, обошлось без потерь. Весь тот день наша передовая группа полкового медицинского пункта находилась в боевых порядках. Вечером пехотная часть противника с танками [51] атаковала незащищенный фланг нашего полка и за коротное время сумела углубиться на несколько километров, создав угрозу нашим тылам. Мы оказались в тяжелом положении. И тогда раненый командир батальона капитан П. К. Шитоев, находившийся у нас на лечении, организовал круговую оборону, к которой были привлечены все, кто только мог держать в руках оружие. Всю ночь и последующее утро мы вели бой, пока подоспевшие подразделения не вынудили врага отойти и не освободили от него единственную дорогу, по которой происходила эвакуация раненых, доставлялись боеприпасы и продовольствие.
Все последующие дни обстановка для медицинской службы дивизии оставалась чрезвычайно трудной. На правом берегу реки Огре скапливались раненые, которых в дневное время через переправу эвакуировать было невозможно, поскольку она находилась под постоянным обстрелом фашистов.
К концу августа наша дивизия и другие соединения 3-й ударной армии перешли к обороне и закрепились на достигнутом рубеже. Для дальнейшего наступления на Ригу требовалась подготовка. В течение двух недель до 14 сентября проводилось доукомплектование подразделений личным составом и боевой техникой. В этот период в нашей дивизии произошли существенные изменения в медицинских кадрах. Мой старый товарищ и сослуживец гвардии капитан медицинской службы Н. П. Гусаров был назначен командиром медсанбата, командиром приемно-сортировочного взвода стала капитан медицинской службы А. В. Кербицкая, до этого занимавшая должность младшего врача 47-го гвардейского артиллерийского полка.
Получил новое назначение и я — мне доверили ответственную должность дивизионного врача. Теперь на плечи мои легла ответственность за медицинское обеспечение всей дивизии.
Были сделаны и другие перемещения офицерского состава медицинской службы.
В дивизию пришли несколько фельдшеров и санитарных инструкторов. Но по-прежнему во всех полках оставался некомплект санитаров и санитаров-носильщиков. Я не мог представить себе успешное медицинское обеспечение частей и подразделений без этого незаменимого контингента людей. Поэтому в первый же день вступления в новую должность счел необходимым добиться пополнения подразделений санитарами и санитарами-носильщиками. [52]
Перед тем как составить план медицинского обеспечения боя в предстоящей операции (войска готовились к освобождению Риги), я ознакомился с боевой задачей дивизии и полков. В этом мне помог начальник штаба дивизии гвардии полковник А. И. Савинов. Потом он выслушал мои просьбы и сказал, чтобы я сделал расчет и подготовил нужные данные для приказа. Так началась моя деятельность на новой должности. Экзаменом же первым стала, по существу, разработка плана медицинского обеспечения. Он был одобрен и утвержден командиром соединения гвардии генерал-майором И. И. Артамоновым.
В оставшиеся до наступления армии дни в войсках проводились интенсивные занятия и учения. Отрабатывались темы наступательного боя в условиях сильно пересеченной местности с преодолением водных рубежей. Учениями руководили командиры полков и командир дивизии. Старшие врачи полков готовили вновь прибывший медсостав, проводили сборы фельдшеров, санинструкторов, санитаров и санитаров-носильщиков, где еще и еще раз отрабатывались приемы оказания помощи раненым, их выноса с поля боя и эвакуации, делились опытом прошедших боев по спасению раненых во время преодоления реки и ведения боя на занятом плацдарме.
Занятия показали, что фельдшерам батальона целесообразно придавать санитаров-носильщиков до начала боя, чтобы они хорошо сориентировались на местности и заранее знали пути эвакуации.
Я успел побывать во всех полках. План лечебно-эвакуационного обеспечения до них дошел, но приказ командира дивизии о выделении бойцов для подготовки из них санитаров-носильщиков в некоторых частях не был выполнен. Я обратил на это внимание старших врачей полков, потребовал, чтобы они вместе с командирами решили насущные вопросы. В целом же медицинское обеспечение дивизии было удовлетворительным. Не хватало лишь времени на всестороннюю санитарную подготовку личного состава подразделений и частей, в которых находилось до 30 процентов вновь прибывших воинов.
Согласно лечебно-эвакуационному плану было предусмотрено обеспечение бесперебойной эвакуации раненых на полковые медпункты и медсанбат транспортом медсанбата, а транспорт санитарных рот полков использовать для эвакуации раненых на батальонные медпункты. Важное значение придавалось организации постов санитарного транспорта в батальонах. От них в первую очередь зависела [53] своевременная эвакуация раненых. В плане был отражен и вопрос обеспечения постоянной связи между медицинскими начальниками внутри дивизии.
Впервые к нам в дивизию прибыл взвод собачьих упряжек, возглавляемый старшим лейтенантом М. В. Николаевым. Командир взвода уже имел опыт работы по эвакуации раненых на упряжках, он меня и ознакомил с этим новым для нас видом санитарного транспорта. В тот же день собачьи упряжки я распределил по полкам. В каждый стрелковый полк было придано по одному отделению. В дальнейшем они сыграли важную роль в вывозе тяжелораненых с поля боя.
В этот период медсанбат пополнялся личным составом, медицинским и хозяйственным имуществом, недостающим санитарным транспортом. Раненые и больные, за исключением нетранспортабельных, были эвакуированы в госпитали или выписаны в части.
Дня за два до начала операции было проведено общевойсковое учение, которым руководил генерал-майор Артамонов. Отрабатывалась тема: «Прорыв обороны противника и ведение боя в глубине его обороны». Она была важна и для нас. С согласия командира дивизии я привлек к учению подразделения медицинской службы. Мы отрабатывали вопрос: «Медицинское обеспечение дивизии в ходе прорыва обороны противника».
Тогда и испытали собачьи упряжки. Мне самому интересно было посмотреть, как станут собаки вывозить раненых под огнем противника. При имитации разрывов снарядов собаки ложились, как люди, по команде, а потом продолжали свое дело, на огонь стрелкового оружия они не обращали внимания. Присутствующим на командном пункте, в том числе и командиру дивизии, тоже пришлось впервые увидеть собачьи упряжки на войне. Помню, не удержавшись, он сказал: «Смотрите, смотрите, что собаки делают. Это же надо! Не увидел бы, не поверил!»
Наличие собачьих упряжек заставило изменить и организацию эвакуации раненых с поля боя. Собачьи упряжки во многих случаях заменяли конный транспорт, который в полках еще оставался основным. Санитарные собачьи упряжки высвобождали много санитаров-носильщиков, выносивших до этого раненых из ротного участка.
В ночь на 13 сентября дивизия вышла на исходное положение, а после продолжительной артиллерийской подготовки части атаковали противника. [54]
Бои сразу же приобрели ожесточенный характер. Опираясь на мощную оборону, противник оказал упорное сопротивление.
В соответствии с планом медицинского обеспечения главной нашей задачей было осуществить эвакуацию раненых с момента ранения на ПМП в первые два часа, а в медсанбат — не позднее чем через 6–8 часов. По этим показателям мы оценивали работу медицинских подразделений и делали соответствующие выводы.
ПМП были развернуты в домах и постройках в 1–1,5 км от линии фронта. Это позволяло быстрее доставлять раненых к месту оказания первой врачебной помощи. Из опыта мы знали, что первый день наступления бывает, как правило, наиболее тяжелым, продвижение медленным, а количество раненых наибольшим.
Поэтому максимальное приближение ПМП к войскам, насколько позволяла местность, в этот период было оправдано, давало возможность сократить лишние перемещения в наиболее ответственный период работы полковых медицинских пунктов. А санитарные взводы были нацелены на продвижение вперед за ротами.
Первый же день боя показал, что стремительного продвижения, какого мы ожидали, в скором времени не будет. Пришлось на ходу менять тактику действий. В связи с нарастанием потока раненых функциональные подразделения потребовалось расширить.
Поскольку это было первое наступление для меня как дивизионного врача, я старался часто бывать и в полках, и в медсанбате, и в штабе дивизии. Мне хотелось знать все происходящие изменения в боевой обстановке и положение дел на этапах медицинской эвакуации. Медицинская служба с эвакуацией раненых справлялась успешно. А это было главным.
В первый же день наступления мы применили нартовые собачьи упряжки для вывоза раненых. Они исправно делали свое дело, доставляли раненых в первые часы боя непосредственно на полковые медицинские пункты. По мере же продвижения стрелковых рот вперед собачьи упряжки стали доставлять раненых уже в батальонные медицинские пункты. Такой тактики действий собачьих упряжек мы придерживались и в дальнейшем.
Эвакуация раненых из полкового медицинского пункта в медсанбат, как и планировалось, в основном осуществлялась санитарным автотранспортом медсанбата. Но если эвакуация раненых проходила успешно, то положение [55] дел в медсанбате меня не радовало. Образовались «пробки» в приемно-сортировочном отделении, очереди в операционную и перевязочную. Было видно, что большое количество раненых — до 300 человек в день — медсанбат обработать не в силах. К тому же поток раненых не уменьшался. Об этом я доложил начальнику тыла дивизии и с его разрешения в санотдел армии.
Прибывший оттуда представитель организовал эвакуацию 60–70 непрооперированных раненых непосредственно в госпитали.
В те дни мне часто приходилось бывать в медсанбате, присутствовать на некоторых операциях. Наиболее ответственные из них делал ведущий хирург Матвей Яковлевич Шапкин, прибывший в дивизию в августе.
Однажды Матвей Яковлевич пригласил меня поприсутствовать на сложной операции. Осмотр раненого показал, что у него вероятнее всего повреждены печень и желудочно-кишечный тракт с признаками внутреннего кровотечения. Требовалось неотложное оперативное вмешательство. Каждая минута была дорога. Шапкину нужно было решить, какой избрать метод оперативного вмешательства. При сложных операциях он обычно приглашал ассистентом лучшего хирурга и лучшую операционную медсестру. В данном случае он попросил ассистировать командира медицинской роты медсанбата капитана С. С. Кожевникова и старшую операционную медсестру лейтенанта медицинской службы Е. А. Лапшину.
Я обратил внимание на то, как тщательно выбирал ведущий хирург метод операции.
Признаки непрекращающегося внутреннего кровотечения у раненого нарастали, и одно это могло привести к смертельному исходу. Хирург спешил. При вскрытии брюшной полости обнаружилось и повреждение печени, осложненное кровотечением, и повреждение желудочно-кишечного тракта.
Из брюшной полости хирург извлек два осколка. Позже Шапкин объяснил мне, что зазубрины на осколках не только дополнительно травмируют ткани органов раневого канала, а еще и инфицируют их. Поэтому при обработке раны приходится учитывать и это, стараться не допустить распространения инфекции.
После операции у Матвея Яковлевича выдалась свободная минута. За чаем он продолжил разговор о только что прооперированном раненом. [56]
— Запоздай лейтенант к нам на тридцать минут, погиб бы от кровотечения.
Я тогда подумал: было бы идеальным, если бы раненого доставляли на операционный стол в первые 2–4 часа с момента ранения. Скольким бы мы тогда спасли жизнь, скольким бы вернули здоровье, скольких снова поставили в строй!
Но чтобы достичь такого положения дел, предстояло еще очень много работать.