На Правобережной Украине

1 ноября корпус сосредоточился в лесах западнее Лютежа. Началась подготовка к наступлению. Операция вначале планировалась так. Войска 38-й армии (ею теперь командовал генерал-полковник К. С. Москаленко), усиленные 5-м гвардейским танковым корпусом, прорывают оборону противника, овладевают лесным массивом севернее дач у Пущи-Водицы. Затем вводится в прорыв 3-я гвардейская танковая армия и, обходя Киев с запада, развивает успех на Фастов. В первом эшелоне танковой армии действуют 6-й и 7-й гвардейские танковые корпуса, а наш 9-й мехкорпус идет за ними во втором эшелоне.

Наступление началось после мощной артподготовки 3 ноября.

Но ни 3, ни 4 ноября прорвать оборону не удалось. Противник оказывал упорное сопротивление, повсюду устраивал на дорогах лесные завалы, минировал их и держал под огнем танков и пулеметов. 4 ноября погода ухудшилась, пошел дождь, продвигаться стало еще сложнее. Войска 38-й армии шли вперед очень медленно.

Но воины на митингах дали клятву, что к 7 ноября Киев будет освобожден.

Командующий фронтом генерал Н. Ф. Ватутин вызвал к себе на командный пункт генерала П. С. Рыбалко и нас — командиров корпусов 3-й гвардейской танковой армии. Он был мрачен, сдержанно-спокоен, но, как всегда, учтив.

— Гитлеровцы упорно сопротивляются, — сказал Николай Федорович. — 38-я армия, взламывая глубоко эшелонированную оборону противника, продвигается медленно. Есть опасность, что фашисты могут снять несколько дивизий у букринского плацдарма и, подбросив их к Киеву, сорвать наше наступление. Нам нужно скорее нарастить усилия и завершить прорыв обороны. Для этого можно бы включить в сражение вашу армию, но леса скуют подвижность танков и мотопехоты, Хотелось бы ввести вас в прорыв [124] после выхода из них, у Пущи-Водицы. Но для этого нужно усилить части 38-й армии, а у нас под рукой нет свободных сил. Поэтому я предлагаю укрепить ее одним из корпусов вашей армии, а когда прорыв будет завершен и в него войдут два других корпуса, изъять из подчинения 38-й армии ваш корпус и пустить его вторым эшелоном танковой армии. Хотелось бы знать ваше мнение по этому поводу.

Слово попросил генерал П. С. Рыбалко.

— Я думаю, — сказал он, — что такое предложение в данных условиях целесообразно. Мы можем усилить 38-ю армию 6-м гвардейским танковым корпусом, а затем сделать так, как вы сказали.

Павел Семенович посмотрел на генерала А. П. Панфилова.

— Не возражаю, — кивнул тот.

Итак, план действий нашего мехкорпуса менялся. Теперь мы должны наступать в первом эшелоне во взаимодействии с 23-м стрелковым корпусом генерал-майора Н. Е. Чувакова.

— Считаю вопрос решенным. — Ватутин, видя наше единодушие, кажется, даже повеселел. — Завтра с утра и начнем. Прошу вас действовать решительно. От этого во многом будет зависеть успех операции.

Он пожелал нам успеха, и мы разъехались по своим боевым местам.

Я созвал командиров бригад и отдельных частей корпуса, объявил решение командующего фронтом, поставил всем задачи.

— Людей не хватает в частях! Как быть с пополнением? — задал вопрос командир зенитного полка майор Забелин.

— Видимо, придется привлекать добровольцев, — сказал я. — Люди нам нужны, а ждать маршевые роты мы не можем.

— Правильно, — поддержал меня Г. В. Ушаков. — Мне кажется, желающих принять участие в освобождении Киева будет немало... Надо проверить их, словом, провести соответствующую работу.

— Значит, правильно я сделал, — сказал Забелин, — что принял одного добровольца. Правда, молодой очень, семнадцати нет.

— Кто такой? — спросил Ушаков.

— Сам он — киевлянин, но в Лютеже оказался, когда [125] немцы из Киева молодежь в Германию угоняли. Скрывался, словом. Малый, ничего, смекалистый...

— Начало есть, — заключил я. — Продолжайте работу в этом направлении.

Когда я со штабом, следуя за 69-й бригадой, вошел в Пущу-Водицу, генерал П. С. Рыбалко был уже там. Здесь же находились танки полковника И. И. Якубовского. Вражеская артиллерия обстреливала Пущу-Водицу. Один снаряд попал в сосну, она с треском рухнула, я едва успел увернуться из-под комля.

Генерал в распахнутой шинели сидел за столом у развернутой карты.

— Вашей 70-й мехбригаде — моему резерву, — сказал он, когда я доложил, что корпус вошел в прорыв, — я поставил задачу: захватить Святошино и перейти к обороне, не допустить отхода противника из Киева по Житомирскому шоссе, а также подхода резервов к городу с запада. Сиянин уже приступил к выполнению этой задачи. Ваша 71-я мехбригада наступает во взаимодействии с 6-м и 7-м гвардейскими танковыми корпусами, а вот 69-я — в отрыве. Важно, чтобы она, развивая наступление по восточному берегу реки Ирпень, перекрыла мосты и броды, не дав возможности противнику свободно подвести резервы к Киеву. Оставляйте в таких местах небольшие заслоны до подхода частей 23-го стрелкового корпуса, потом снимайте их. Вы сами где будете?

— Пойду со штабом за 69-й мехбригадой.

— Ну вот и хорошо.

...В первом эшелоне наступали 69-я и 71-я мехбригады, прославившиеся на букринском плацдарме мужеством и отвагой. Они быстро завершили прорыв неприятельской обороны, и вслед за ними устремилась 70-я мехбригада, развивая наступление. Она двигалась на Святошино, а 71-я — на Жуляны. Воины бригады М. Д. Сиянина, разгромив небольшие группы противника в населенном пункте Берковец и на станции Беличи, ворвались в Святошино и отрезали врагу отход по шоссе Киев — Житомир. Гитлеровцы атаковали бригаду, пытаясь вырваться из Киева, но все их атаки она отражала стойко. 71-я бригада В. В. Луппова вела бой за Жуляны и готовилась атаковать Хотив, чтобы перерезать врагу дорогу на Васильков, по которой он отходил из Киева.

Здесь снова отличился лейтенант Лаврентий Андреевич Чванов, начинавший войну рядовым красноармейцем. Пять раз он был ранен, но продолжал истреблять гитлеровцев. [126]

С двумя десятками бойцов Чванов внезапно напал на вражеский обоз, захватил в плен 40 фашистов и 19 подвод с грузом. Потом ночью, возглавляя группу разведчиков, разместившихся на броне танка, лейтенант Чванов подошел к железнодорожной станции. В темноте у пакгаузов офицер увидел движущиеся фигуры гитлеровцев. Они что-то носили, суетились. Тут же длинной вереницей вытянулся обоз. Чванов принял дерзкое решение. С горсткой бойцов он напал на немцев. Те, ошеломленные, разбежались, бросив 98 подвод, 8 автомашин, много боеприпасов и продовольствия. А здесь, на правом берегу Днепра, случилось так, что Чванов один на один столкнулся в лесу с танком. Осторожно подкравшись к нему, он огнем из автомата уничтожил экипаж; который, не видя опасности, выбрался на свежий воздух, и завладел танком. За совершенные подвиги Л. А. Чванову было присвоено звание Героя Советского Союза.

...Под вечер генерал Рыбалко бросил 91-ю отдельную бригаду полковника И. И. Якубовского на Фастов. На предельной скорости танки мчались к крупному узлу железных дорог и важному опорному пункту обороны противника.

. А бригада М. Д. Сиянина, заняв круговую оборону у моста через речку Нивка, отрезала противнику отход на Житомир. Пример отваги, находчивости и бесстрашия показал, руководя действиями своей роты, капитан А. О. Мирзоян и, отбивая атаку противника, погиб смертью храбрых.

На батарею младшего лейтенанта А. А. Чуховского ринулась группа танков. Четкая и слаженная работа расчетов, меткость огня, мужество и бесстрашие обеспечили артиллеристам успех. Было сожжено 2 «тигра» и 5 средних танков. Особенно успешно действовали старший сержант Залеткин, сержанты Яковлев, Гурин, Басов, красноармейцы Иванов, Белов, Гриднев, Ашухамедов. Лейтенант Курбатов в упор расстрелял «пантеру». Экипаж САУ старшего лейтенанта Степанова в составе наводчика сержанта Лапшина, механика-водителя старшего сержанта Буланова, заряжающего рядового Черевского уничтожил три танка.

После этого боя с 16-ю немецкими танками экипажу Степанова предстояло выполнить не менее трудную задачу — пройти по тылам противника и доставить в штаб данные о его силах.

Степанову, сражавшемуся за Одессу, Севастополь, Ленинград, в подобной обстановке действовать еще не приходилось. Но он понимал, что здесь нужны мастерство, смелость, дерзость... [127]

Первые километры прошли спокойно, и вдруг на одном из поворотов Степанов заметил следы гусениц. Ясно, что здесь совсем недавно прошли танки.

Сержант Лапшин прошел вперед, но быстро вернулся и доложил, что неподалеку, перед лощиной, на возвышенности в лесу стоит в засаде немецкий танк.

— Вперед! — приказал старший лейтенант механику-водителю.

Вот танк уже хорошо виден. Степанов подал команду Лапшину. Меткий выстрел — и вражеская машина задымила. Самоходчики на предельной скорости рванулись вперед по своему маршруту. Но неожиданно на их пути вправо от дороги выросли силуэты еще трех танков.

— Скорости не сбавлять! — приказал офицер.

На полном ходу САУ проскочила между танками. Фашисты открыли огонь, но наша машина круто свернула влево и скрылась в лощине.

— Командир! — крикнул водитель. — Впереди еще два танка.

— Вижу! — ответил тот. — Не сворачивать! Огонь!

Снаряды, метко пущенные наводчиком Лапшиным, впились в броню немецкого танка, и тот замер. Экипаж второй машины, не приняв боя, уклонился влево, к лесу.

...Ночью 69-я бригада полковника Л. X. Дарбиняна вместе с 53-м танковым полком полковника Д. Г. Суховарова наступала на Белгородку. Танки с зажженными фарами и воющими сиренами шли в атаку, ведя огонь из пушек и пулеметов. За ними двигались цепи мотопехотинцев.

Дорогу им преградили вкопанные в землю немецкие самоходные орудия. Вперед вырвался экипаж старшего лейтенанта А. М. Зварцева. Несколько выстрелов — и самоходки были подавлены.

Ночная атака со световыми и шумовыми эффектами оказала на врага сильное психологическое воздействие.

...Из Белгородки позвонил Дарбинян:

— Товарищ генерал, куда девать пленных?

— Направляйте под конвоем в Святошино, — ответил я. — Каким частям принадлежат пленные?

— 215-й штурмовой саперный батальон, вчера прибывший из Германии.

— Молодцы! Преследуйте противника на Плесецкое. Я со штабом и танками Лаптева иду за вами.

Кульвинский сообщил:

— В 24,00 Луппов овладел Хотивом. [128]

— Передайте, чтобы шел на Плесецкое. Мы идем за Дарбиняном.

...Советское информбюро в оперативной сводке за 5 ноября сообщало, что в районе Киева наши войска, преодолев сопротивление и контратаки противника, продолжали вести упорные бои по расширению плацдарма на правом берегу Днепра. В ходе боев наши войска продвинулись вперед и овладели сильно укрепленными опорными пунктами противника Литвиновка, Тарасовщина, Гавриловка, Воронковка, Раковка, Синяк, Мостище, Берковец, Беличи, Святошино, Приорка и перерезали шоссе Киев — Житомир.

В этих боях отличились воины 71-й механизированной бригады.

Командир роты минометного батальона коммунист старший лейтенант И. И. Филиппов, находясь в боевых порядках мотопехоты, корректировал огонь. Противник тоже стал бить из минометов. Командир мотострелковой роты был ранен в момент, когда его подчиненные должны были подняться в атаку. Промедление здесь было чревато большими неприятностями. Филиппов понял это и поднял мотострелков, возглавил атаку. Бойцы под командованием старшего лейтенанта ворвались на опорный пункт гитлеровцев на станции Жуляны, уничтожили более двадцати вражеских солдат и офицеров, взяли в плен 16 человек.

На следующем рубеже враг встретил, наступающих сильным огнем. Они залегли. Иван Иванович выдвинулся перед боевым порядком, занял наблюдательный пункт в бывшем немецком окопе. Минометчики удачно скорректированными ударами уничтожили несколько огневых точек противника.

Гитлеровцы заметили смельчака и решили захватить его в плен. Около взвода немцев устремилось к Филиппову. Когда до них осталось не более ста метров, он взялся за автомат. Но вот кончились патроны. Тогда отважный офицер вызвал огонь на себя и залег в укрытии. Шквал мин обрушился на район, где был окоп Филиппова. Его засыпало землей. Но не поздоровилось и фашистам. Вокруг окопа лежали десятки вражеских трупов. Наконец огонь прекратился. И. И. Филиппов выбрался из укрытия и вновь повел подразделения в атаку.

За день обе роты под командованием И. И. Филиппова уничтожили до 300 гитлеровцев, подбили 4 противотанковых орудия, 8 пулеметов и 15 автомашин.

Командиру взвода артдивизиона бригады младшему лейтенанту И. П. Горелову с двумя пушками, которыми командовали сержанты А. Р. Обуховский и В. П. Мочалов, было [129] приказано занять позиции у дороги, ведущей из Жулян на Киев, и не допустить подхода противника из Киева к Жулянам.

Позиция была выбрана так, что фашисты могли увидеть орудия Горелова только метров с четырехсот. Дальше дорога на Киев скрывалась за бугром. Объехать его было нельзя из-за канав и рытвин.

Как только батарейцы заняли позиции, из-за бугра на дороге показалась колонна немецких машин. Огонь орудия открыли метров с трехсот. Головные машины запылали, но к ним подходили новые. Орудия грохотали, на дороге паника, фашисты разбегались по сторонам. Некоторые грузовики свернули на бездорожье, но забуксовали. Снаряды гореловских пушек ложились точно. В небо летели щепки, колеса, клубами поднимался черный дым.

Гитлеровцы тоже открыли огонь, а через некоторое время попытались выкатить на бугор пушку. Горелов заметил ее, и первый же наш снаряд разметал расчет, перевернул орудие.

Но вот на два орудия Горелова двинулись три танка, за которыми шла рота пехоты. Танки были расстреляны в упор, а пехота откатилась.

К вечеру к артиллеристам пришла помощь — части 167-й стрелковой дивизии генерал-майора И. И. Мельникова. Они и довершили начатое взводом дело. Артиллеристам дали тягачи, они прицепили к ним пушки и направились в Жуляны, где бригада готовилась атаковать Хотив.

Танкисты коммуниста старшего лейтенанта И. М. Матвейцева первыми ворвались в Жуляны, завязали бой. Немцы бросили в контратаку 10 танков. Два из них подбил экипаж командира, шесть — остальные экипажи. Две уцелевшие вражеские машины на большой скорости устремились к Хотиву. Иван Михайлович начал их преследовать вдоль улицы. Вдруг механик-водитель комсомолец старший сержант И. Г. Князькин увидел, как гитлеровцы выкатывают из-за угла противотанковую пушку. Он круто развернул танк — и вражеское орудие, не успев сделать ни единого выстрела, превратилось в груду металлолома. Расчет был уничтожен огнем из пулемета.

Танк пошел дальше, врезался в обоз из 30 повозок с грузом. Лошади, обезумев, понесли. Боевая машина вышла за околицу села и там попала под огонь немецкой батареи, которая располагалась неподалеку. Маневрируя, старший сержант Князькин направил танк к батарее. Вот уже она рядом, огонь пулемета и танковой пушки точен. Фашисты [130] бегут, падают убитыми и ранеными, вот под гусеницами скрежещет металл. Раздавлена одна, другая пушка — и вдруг мощный удар. Перебита гусеница. Но танк живет, экипаж ведет огонь. Матвейцев вызвал к себе остальные танки роты.

Старший сержант Н. Г. Князькин решил сделать вылазку, узнать, насколько серьезно повреждение, открыл люк и, сраженный осколком, повис на броне.

Подходили танки и мотопехота. Вскоре Жуляны были в наших руках.

Командир танкового взвода комсомолец лейтенант В. Д. Паширов при атаке на Хотив обошел этот оборонительный узел с фланга и ударил по гитлеровцам с тыла. За короткое время взвод Валентина Дмитриевича огнем и гусеницами уничтожил 10 огневых точек, 50 подвод и 10 грузовиков с поклажей. Две машины из взвода Паширова были подбиты, но продолжали с места вести огонь из пушек и пулеметов. Подвижным был только танк командира. На него двинулись два немецких танка. Лейтенант приказал остановиться. Т-34 замер. Тщательно прицелившись, командир взвода поджег один танк, а следующими выстрелами вывел из строя и второй. Но в его машину попал вражеский снаряд, а сам Валентин Дмитриевич был смертельно ранен. Экипаж еще долго отбивался огнем с места. Его дерзкие действия позволили остальным силам бригады без потерь ворваться в Хотив.

Отличились и разведчики. Много находчивости и смекалки проявил старшина Г. А. Севрюгин. С группой воинов он уничтожил охрану возле радиостанции и штабной автомашины, забрал важные документы, а машины взорвал гранатами. Григорий Александрович много раз бывал в горячих переплетах, но никогда не терял присутствия духа, всегда доставлял ценные сведения о противнике.

Таких примеров можно привести очень много.

Я хочу еще сказать о другом. Красная Армия нанесла гитлеровским войскам в течение летней кампании 1943 года не один могучий и сокрушительный удар. Каждый советский боец был занят одной мыслью, одним стремлением — приложить все свои усилия для полного разгрома гитлеровской армии, для скорейшего освобождения советской земли от врага, для ускорения нашей победы над ним. Свой скромный вклад в освобождение Киева внесли танкисты, артиллеристы, мотопехотинцы, бронебойщики, минометчики нашего 9-го механизированного корпуса. [131]

...По радио передали приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении почетного наименования Киевских соединениям и частям, принимавшим участие в освобождении столицы Украины. 9-й механизированный корпус получил наименование «Киевский».

Родина высоко оценила подвиги рядовых, сержантов и офицеров при освобождении Киева. Звания Героя Советского Союза были удостоены И. И. Филиппов, И. М. Матвейцев, В. Д. Паширов, И. П. Горелов, Н. Г. Князькин, А. Р. Обуховский. Многие бойцы и командиры награждены.

* * *

Штаб корпуса проходил через Белгородку. Повсюду — разбитые пушки, автомашины, танки, трупы немецких солдат. Встречалась и наша техника. Я спросил у своего заместителя по техчасти инженер-полковника Александра Ивановича Бабанова:

— Много ли подбито наших танков?

— У Дарбиняна восемь машин, но почти все можно отремонтировать. Как в других бригадах, пока не знаю.

— Сколько сможете отремонтировать сегодня?

— Штук пять, не больше. Надо заменять моторы, а их нет. Собираем из чего можно.

— Танки в строю нужны позарез. С ремонтом не затягивайте, сразу же направляйте их в Плесецкое.

В Плесецком собрались все бригады корпуса, туда же прибыл и генерал П. С. Рыбалко. Я пришел к нему, когда он брился.

— А, Малыгин, — увидев меня, весело сказал он. — Как дела?

— Корпус выполнил поставленную задачу.

— А знаете, что Якубовский ночевал в Фастове? — И, обращаясь к парикмахеру, сказал: — Одеколончиком, пожалуйста, не забудь.

Парикмахер снял полотенце, висевшее у Рыбалко на шее, взял флакон. Комната наполнилась ароматом цветов.

— Вот какое дело, Константин Алексеевич, — сказал командующий, — нужно спешить в Фастов. Якубовский там один, а гитлеровцы готовятся вернуть этот железнодорожный узел, подтягивают свежие силы из района Букрина. Танков у вас много?

— Мой резерв — 47-й гвардейский танковый полк. Это семнадцать танков Т-34. В остальных полках по восемь — десять, преимущественно легких. В самоходно-артиллерийских полках восемь САУ-85 и двенадцать САУ-76. [132]

— Высылайте сейчас же свой резерв в Фастов, — распорядился Рыбалко. — Следом ведите остальные части. В Фастове одной бригадой смените Якубовского, а остальными силами идите на Попельню. Ее надо взять 7 ноября. Если мало горючего, дозаправитесь в Фастове трофейным. Кого думаете оставить для обороны города?

— Сиянина.

— Добро. Помню его по Букрину и Святошино. Действуйте!

Штаб корпуса прибыл в Фастов ночью. Я распорядился, чтобы машины были дозаправлены, а М. Д. Сиянин приступил к смене бригады И. И. Якубовского. В. В. Луппов с приданным танковым полком выступил через Войницу на Попельню, Л. X. Дарбинян — через Трилесы на Кожанку.

Мне доложили, что у склада трофейного горючего стоят часовые и без разрешения полковника Якубовского никому не дают заправляться. Хозяйская хватка командира 91-й отдельной танковой бригады мне понравилась, и, чтобы быстрее решить вопрос с бензином, я пошел к Ивану Игнатьевичу.

В танкистском шлеме, в синем комбинезоне Якубовский с кем-то круто говорил по телефону. В комнате вдоль стен стояли ящики, на них — котелки, автоматы, одежда. На столе — светильник из снарядной гильзы. Он чадил и отбрасывал неровные угловатые тени.

Мы поздоровались, поздравили друг друга с победой и праздником Октября.

— Как насчет трофейного горючего? — перешел я к делу. — Мне генерал Рыбалко приказал сменить вашу бригаду, дозаправиться у. вас. Но часовые...

— Часовых я поставил, — ответил Иван Игнатьевич, — чтобы не разбазаривали горючее. Знаете, сколько охотников! И откуда только берутся? И всем срочно! А вам много?

— Тонн десять — пятнадцать.

— Да там столько и нет! Тонн пять, пожалуй, дам.

— Пишите записку. Потребуется больше, надеюсь, договоримся.

И. И. Якубовский записку написал.

Думается, уместно сказать, что 91-я отдельная танковая бригада полковника И. И. Якубовского (впоследствии Маршала Советского Союза) первой с боями ворвалась в город Фастов, за что она удостоена почетного наименования «Фастовская». Десять ее питомцев, в том числе и сам Иван Игнатьевич, стали Героями Советского Союза. [133]

Поручив П. В. Кульвинскому проверить организацию обороны Фастова бригадой полковника М. Д. Сиянина и 59-м гвардейским танковым полком, я выехал к развилке дорог, где строились колонны. Нам надо было проскочить в тыл противника, чтобы утром поставить его перед фактом занятия Попельни и Кожанки. Было два часа ночи.

Полковник В. В. Луппов еле держался на ногах от усталости. Солдаты и офицеры, измотанные боями, маршем, двумя бессонными ночами, буквально спали на ходу. Колонна вышла из Фастова. С передовым отрядом уехал полковник Л. X. Дарбинян. Приближался рассвет. Я стоял у обочины дороги, смотрел, как движется колонна, и подумал, что хоть и вид у нас не парадный, хоть и валятся люди от усталости, а на сердце все же радостно — это не сорок первый год и мы идем не на восток, а на запад.

Нелегко далась нам эта победа.

В грандиозной по размаху битве за Днепр, за Восточный вал, за Киев во всю силу проявился высокий моральный дух советских воинов, их неиссякаемый наступательный порыв, ненависть к врагу. Люди забывали и усталость от напряженных боев, и тяжесть длительных переходов, чтобы продолжать громить врага на Правобережной Украине, гнать его дальше на запад.

Мы прошли через всю Левобережную Украину, видели зверства гитлеровских захватчиков, их последствия. Разрушенные и сожженные города и села, измученные, скорбные лица стариков, женщин, детей... Не было слышно красивых украинских песен. Составы за составами уходили в Германию. Мы читали письма, присланные из Неметчины — это стон, крик души измученных людей.

Вот что рассказывал комиссар партизанского отряда Николай Наумович Панасик:

— Меня вызвал к себе немец — шеф боровского лесозавода, где я работал грузчиком, и с иезуитской любезностью предложил установить у него на квартире радиоприемник... «Вы, я слышал, хороший радист, — сказал он. — Ведь при большевиках вы были радистом?» «Да, я по специальности радиотехник». — «Вот и прекрасно! Установите радиоприемник, получите хорошую плату».

В то время, когда я устанавливал приемник, в комнату вошел гестаповец, и я понял, что попал в западню.

Меня увезли в Киев. После непродолжительной, но весьма унизительной так называемой судебной процедуры я очутился в Сырецких концлагерях.

Трудно описать, что представляет из себя это ужасное [134] место, где ежедневно умирали от голода и пыток сотни людей.

Тех, кто попал в Сырецкие лагеря, заранее считали мертвецами. Убежать оттуда было практически невозможно.

Однажды большую группу заключенных, в том числе и меня, заковали в кандалы и отправили в закрытых автомашинах в неизвестном направлении. Ночью нас привезли в огромный барак, окруженный в четыре ряда колючей проволокой. На вышках — пулеметы.

После проверки нас погнали, как было сказано, на какие-то специальные работы. Киевляне, бывшие среди нас, узнали место, куда мы прибыли, — Бабий Яр — могила более ста тысяч жителей Киева, расстрелянных гитлеровцами в дни их хозяйничанья в городе.

Нам было приказано снять тонкий слой земли, прикрывавший трупы. Удушающий запах вызывал рвоту и головокружение. Гестаповцы стояли поодаль, курили и пили коньяк.

Мы крюками вытаскивали трупы и укладывали их на площадку, устланную дровами, облитыми нефтью. Когда эта гора тел и дров достигла высоты двухэтажного дома, ее подожгли.

Мы все понимали, что, как только закончим работу, нас ждет то же — расстрел и костер. И мы задумали побег. Ночью, напав на охрану, группа узников вырвалась на волю. Стрельба, прожекторы, крики, погоня — все осталось в памяти как кошмар. Уцелело человек шесть или семь, не больше.

Я никогда не забуду этого! Фашистам не уйти от справедливого возмездия!

...Я стоял на обочине дороги и смотрел, как движется колонна. Не парадная, не праздничная, но грозная, боевая, сокрушающая...

* * *

Кожанка — село с одной улицей, растянувшееся на несколько километров. Ко мне подошел невысокого роста мужчина с бородкой.

— С праздником, товарищ генерал! Наконец-то дождались вас! Здравствуйте! Я — командир партизанского отряда Шамиль Мугаков.

Мы обменялись рукопожатием.

О нем я был наслышан. За голову Шамиля, сына Советской Осетии, боровшегося с фашистами на Украине, фашисты назначили большую сумму. Немцы и их приспешники [135] очень боялись партизан. Полицаи и старосты днем зверствовали, выслеживали, предавали патриотов, а на ночь прятались, уходили из своих домов.

Поговорив с отважным партизаном, я спросил:

— У вас много людей?

— Здесь человек сто.

— Тогда вот вам задача. — Шамиль при этих словах подтянулся, его черные глаза смотрели на меня с напряженным вниманием. — Займите оборону в Трилесах, организуйте наблюдение. Доносить обо всем каждые два часа мне в дом лесника.

— Знаю. Будет исполнено!

Я осмотрелся. На западной окраине села какой-то заводик, обнесенный высокой кирпичной стеной. Дорога на Попельню проходила через его территорию. С запада и юга заводик огибает ручей, на севере — роща.

Разведка донесла, что по западному берегу ручья окапывается немецкая пехота, а в роще стоит «тигр».

Я приказал Дарбиняну занять оборону, покуда подойдут главные силы. Против «тигра» командир бригады поставил Т-70 с 45-миллиметровой пушкой, хотя и понимал, что, если вражеский танк выйдет из рощи, Т-70 для него не будет помехой.

Свой командный пункт полковник Л. X. Дарбинян развернул у стены завода. По радио я связался с П. В. Кульвинским и спросил, где остальные силы 69-й бригады. Начальник штаба доложил, что два ее батальона окружили колонну гитлеровцев — полк 25-й мотодивизии. Противник сопротивляется. Батальоны ведут бой западнее села Трилесы. Сиянин успешно отражает атаки подразделений 7-й танковой, 88-й пехотной и 213-й охранной немецких дивизий, рвущихся на Фастов.

— Еду в штаб корпуса, — сказал я Дарбиняну. — Установите взаимодействие с Лупповым. Главное внимание — на юг. В Трилесах только группа партизан, а до них ваш фланг открыт.

В пути около Трилес мы услышали пушечную и пулеметную стрельбу. Остановил машину, вышел. Наблюдаю. Бой идет в направлении на Волицу. Ни одной машины из колонны главных сил, которую обогнал утром, здесь нет. Значит, мы отрезаны от штаба. Главные силы 69-й мехбригады ведут бой, но, где их расположение и где противник, установить трудно, Вернулся снова в Кожанку. Наступила ночь. [136]

— Охранение на ночь организовали? — спросил Дарбиняна.

— Все в порядке. Полевые караулы выставлены, а направление с тыла охраняет легкий танк.

Засыпая, я слышал лязг гусениц под окнами и подумал, что подошли танки полковника Д. Г. Суховарова. И вдруг — стрельба!

— Немцы в деревне, товарищ генерал! — крикнул, вбежав в комнату, адъютант.

Я быстро оделся, схватив маузер, выскочил из хаты. За стеной завода что-то горело. Пламя ярко освещало территорию. Дарбинян стоял на кирпичной стене и подавал какие-то команды офицерам, стоявшим тут же. Трещали пулеметы, ахали противотанковые ружья. Я с помощью адъютанта тоже взобрался на стену. Вскоре стрельба прекратилась.

— Что случилось? — спрашиваю Дарбиняна.

Выяснилось, что 12 вражеских бронетранспортеров с пехотой вечером вырвались из окружения. Под покровом темноты они построились в колонну и по следам наших машин пошли через Кожанку на Попельню. Часовой, стоявший у танка, принял эту колонну с зажженными фарами за подходящие машины бригады и не стал будить экипаж. Когда головной бронетранспортер был совсем рядом, один немецкий солдат, увидев часового, спросил его о чем-то по-немецки, видимо о дороге на Попельню.

Часовой понял свой промах, хотел дать очередь из автомата, чтобы поднять тревогу, но от волнения не перевел предохранитель. Жмет на спусковой крючок, а автомат не стреляет Тогда он бросился за танк, догадался, в чем дело, и дал очередь. Она-то и стала причиной тревоги.

В это же время наш шофер на автоцистерне, заправившись горючим на заводе и отъехав метров двадцать от склада, увидел, что идет колонна с включенными фарами. Свет ослепил его, он остановился и, подумав, что это идут наши машины на заправку, нарушая светомаскировку, высунулся из кабины и начал кричать, чтобы потушили фары. Пулеметчик первого немецкого бронетранспортера, услышав русскую речь, дал по цистерне очередь из крупнокалиберного пулемета. Цистерна вспыхнула, шофер упал в канаву.

Обороняющиеся за стеной поняли, что с тыла идут гитлеровцы, и открыли по ним огонь. Три бронетранспортера, проскочив ворота заводика, ушли к своим, а четвертый был подбит в воротах и загородил путь остальным. Вражеская нехота повыскакивала из транспортеров и, бросив их, разбежалась. [137]

Утром полковник В. В. Луппов донес, что овладел Попельней и перешел к обороне. Трофеи: 30 тракторов, 8 автомашин, склады с горючим, боеприпасами и продовольствием.

Город Фастов обороняли 70-я мехбригада с 59-м гвардейским танковым полком нашего корпуса, взятые в резерв командующего армией, 91-я отдельная танковая бригада полковника И. И. Якубовского, 53-я гвардейская танковая бригада 6-го гвардейского танкового корпуса и 50-й армейский мотоциклетный полк. Обороной руководил генерал П. С. Рыбалко.

Бои носили ожесточенный характер. Противник превосходил нас в силах в три-четыре раза. Только благодаря мужеству и отваге бойцов и командиров Фастов был удержан.

При этом особенно стойко сражались бойцы батареи 57-миллиметровых противотанковых пушек лейтенанта И. С. Пухова, которая занимала огневые позиции на юго-западной окраине города.

Из района букринского плацдарма немцы подводили 7-ю танковую, 88-ю пехотную и 213-ю охранную дивизии. К нашей обороне 8 ноября подошли разведывательные подразделения противника, а 9 ноября — и его передовые части. Они пытались с ходу овладеть Фастовом.

На батарейцев шло 7 танков. Первыми же выстрелами два из них были подбиты. Остальные отошли. К вечеру подтянулись главные силы врага и утром 10 ноября после 15-минутного огневого налета артиллерии и удара авиации по обороне и станции Фастов двинулись в атаку.

Теперь на батарею лейтенанта Пухова шло уже около 20 танков, за которыми укрывались цепи пехоты. Бой был горячим. Артиллеристы подожгли 8 и подбили 2 фашистских танка. Но и среди них были потери. Был убит наводчик Александр Махмудов. Вместо него к панораме встал командир орудия сержант В. И. Киреев. Но и он вскоре был ранен, однако не покинул поле боя, продолжал отражать натиск врага.

Во второй половине дня гитлеровцы начали новую атаку. Обессиленного комсомольца Киреева у прицела заменил командир взвода лейтенант А. Д. Мальков.

Немецкий снаряд разорвался возле орудия сержанта Н. Н. Шерстова. Выбыли из строя три бойца, в том числе и наводчик. Шерстов встал на его место, а командир батареи лейтенант И. С. Пухов — на место замкового. В этой схватке они подбили еще 8 немецких танков, из них два «тигра» и одну «пантеру». [138]

Воины 47-го гвардейского танкового полка подполковника Л. И. Лаптева вели бой с батальоном немецкой пехоты, который поддерживали пять «тигров», несколько штурмовых орудий «фердинанд» и 75-миллиметровые пушки.

Первой приняла на себя удар группа воинов во главе с гвардии лейтенантом П. С. Корчагиным — парторгом роты, уничтожившая дозор немецкой пехоты в составе около 40 человек.

Гвардии сержант П. А. Пайдюк увидел, что один «тигр» застрял и к нему направляется «фердинанд», чтобы взять на буксир. С гранатами и пистолетом Пайдюк пополз к вражеской машине. Экипаж выбрался из нее. Гвардеец открыл огонь, захватил «тигр» и стал корректировать огонь наших танков. В результате были уничтожены и «фердинанд», и, кроме, того, шесть транспортеров, два орудия и четырнадцать автомашин.

Орудийный расчет бывшего шахтера старшего сержанта И. А. Семирникова всегда славился своим мужеством, точностью ведения огня. И на этот раз артиллеристы показали себя отлично. На их орудие двигалось пять танков. Сержант понимал, что от сноровки товарищей по оружию, от их умелых действий зависит жизнь всего расчета. В эту исключительно ответственную минуту люди были предельно собранны.

— Ребята! — крикнул Семирников. — Не ударим лицом в грязь!

Наводчик сержант М. Г. Крюков тщательно устанавливал прицел, рядовой Т. К. Кориев бережно подносил снаряды.

— Огонь!

Вражеские танки тоже били по орудию И. А. Семирникова. Зажав в руке панораму, словно не желая с ней расставаться, поник сраженный Крюков, упал на землю Кориев.

Танки подошли метров на 200. Вот уже совсем рядом — каких-то метров пятьдесят — сорок. Семирников сам наводит орудие. Выстрел! Один танк остановлен, но выбыл из строя рядовой Киломбетов. Еще выстрел! Оставшиеся танки совсем близко! Один из них круто свернул влево, заходя батарейцам с фланга. В его борт врезался снаряд. Еще одна машина шла прямо на орудие. Но не дрогнули советские воины. Когда танк приблизился к орудию метров на десять, последний раз щелкнул замок и прогремел выстрел. Подмяв орудие, танк сделал еще несколько рывков и остановился.

Бледный и окровавленный Семирников, единственный [139] оставшийся в живых из расчета, выбрался из-под обломков орудия.

...В это время с запада к Попельне подошла танковая дивизия СС «Адольф Гитлер», имеющая около 300 танков.

Утром 11 ноября гитлеровцы атаковали Попельню с запада и Кожанку с юга. Завязались горячие бои. Враг превосходил нас в силах на том участке в пять — шесть раз. П. С. Рыбалко приказал нам отойти к Фастову и занять оборону на рубеже лес восточнее Волицы, Бертники, Червона, Фастов. Отход бригады Л. X. Дарбиняна прикрывал 1923-й полк 85-миллиметровых самоходных орудий в составе 7 установок. Самоходчики подбили из засад более десяти вражеских танков, потеряв три установки. В боях погиб командир этого полка, мой сослуживец по 28-й танковой бригаде капитан Виктор Андреевич Аникеев.

В ночь на 14 ноября мы сдали боевые участки подошедшему 50-му стрелковому корпусу, а 18 ноября заняли оборону: 70-я мехбригада — в городе Брусилов, 69-я — в Хомутце, 47-й гвардейский танковый полк — в Вильшке, 71-я мехбригада была во втором эшелоне на рубеже Дубровка, Ястребня, Ястребенка. Штаб корпуса разместился в селе Марьяновка. Правее нас оборонялся 6-й, левее — 7-й гвардейские танковые корпуса.

К правому соседу я направил своего нового заместителя, еще в гражданскую войну бывшего комбригом, полковника Павла Николаевича Александрова, а сам поехал к генералу Кириллу Филипповичу Сулейкову в село Юровку. Нужно было договориться с ним о взаимодействии на случай атаки гитлеровцев.

Сулейкова я нашел в небольшом, тепло натопленном домике. Обычно подвижный и жизнерадостный, Кирилл Филиппович был теперь мрачен. Увидев меня, он попытался улыбнуться, но это у него не получилось, на лице появилась лишь горькая гримаса.

— Здравствуй, соседушка! — хотел я ободрить генерала. — Ходят слухи, что ты немцев прогнал и находишься где-то под Берлином!

— А я — в Юровке, — не принял шутки Сулейков. — И дела мои дрянь! Фашисты собирают крупную группировку южнее Брусилова, со дня на день ждем их наступления, а в бригадах по пять — семь танков. Фронт обороны около двадцати километров... В полосе корпуса занимает оборону 71-я стрелковая дивизия. Но она мне не подчинена. Начнется бой — путаницы не оберешься... Настроение препаршивое. [140]

— У меня положение не лучше. В полосе моего корпуса заняли оборону части 241-й и 68-й стрелковых дивизий. «Прелесть» такого наслоения я испытал еще на букринском плацдарме. Давай-ка лучше обсудим, как дам легче решить задачу в тех условиях, в которых находимся. Перед Юровкой у тебя 55-я гвардейская танковая бригада. А в Вильшке, на стыке наших корпусов, ты будешь иметь что-нибудь?

— Нет. Не могу дать ни одного человека.

— Ясно. У меня там 47-й гвардейский танковый полк — одиннадцать машин. Мало, конечно...

— Да уж...

— Если немцы двинут, скажем, сотню танков, а местность для их применения здесь удобная, то, чего доброго, могут оказаться на шоссе Киев — Житомир, выйдут в тыл двух корпусов армии и... Может, наскребешь что-нибудь? — повторил я просьбу.

— Знаю, что Вильшка в моей полосе, но, поверь, нету ничего. Фашисты могут ударить через Юровку на Бышев. Что я им противопоставлю, кроме 55-й? А у нее всего десять танков!

— Ты прав. Этот вариант тоже возможен. Давай договоримся так: если немцы ударят на Вильшку и Ястребенку, ты поможешь мне артогнем и контратакой; если пойдут на Юровку и Бышев — я помогу из Ястребенки тем же.

Так и договорились. Сулейков пригласил к столу. Мы напились крепкого душистого чая. Когда прощались, генерал был уже не так мрачен.

* * *

В боях под Фастовом гитлеровцы потеряли не менее 150 танков, около 2500 солдат и офицеров, оставили важнейший железнодорожный узел и приступили к перегруппировке своих сил.

Советское правительство высоко оценило героизм воинов корпуса, и в особенности артиллеристов батареи И. С. Пухова. Лейтенантам Ивану Сергеевичу Пухову и Алексею Дмитриевичу Малькову, сержантам Виктору Ивановичу Кирееву и Николаю Николаевичу Шерстову было присвоено звание Героя Советского Союза. Остальные батарейцы были награждены орденами и медалями.

...Советское информбюро 23 ноября сообщало, что в районах Черняков и Брусилов наши войска отбивали атаки крупных сил пехоты и танков противника и нанесли ему большие потери в живой силе и технике и что под давлением [141] противника наши войска оставили несколько населенных пунктов.

Вот как это было.

Утром 23 ноября после получасового огневого удара по нашей обороне фашисты атаковали силами 7-й танковой и 20-й моторизованной дивизий с запада, из района Кочерово, нас и наших правых соседей — 147-ю и 211-ю стрелковые дивизии, оборонявшиеся северо-западнее Брусилова на рубеже Осовцы, Озеряны.

Под натиском превосходящих сил противника стрелковые соединения отходили на восток. Создавалась угроза с тыла для 70-й мехбригады полковника М. Д. Сиянина, оборонявшей Брусилов фронтом на юг.

Силы 19-й и 25-й танковых, дивизий врага атаковали с юга, на Хомутец, 69-ю мехбригаду полковника Л. X. Дарбиняна, а 20 «тигров» и батальон пехоты — 47-й гвардейский танковый полк подполковника А. И. Лаптева — на Вильшку.

Бои начались жесточайшие.

Немцы не считались с потерями. Командир взвода младший лейтенант В. А. Миронов подбил два «фердинанда» и захватил исправный «тигр». Развернув башню немецкого танка, он открыл огонь по противнику. Орудийный расчет сержанта И. И. Иванова подбил восемь танков. Командиры самоходных орудий сержанты Е. В. Ковшов, В. В. Чистяков, С. У. Минаев уничтожили четыре самоходки противника, сожгли три танка. Высокое воинское умение проявил гвардии старший сержант Николай Нестеров. Его взвод вывел из строя несколько немецких танков и более роты пехоты. Нестеров лично уничтожил четыре боевые машины противника. Николаю Нестерову была вручена Почетная грамота ЦК ВЛКСМ.

Два орудия батареи лейтенанта И. Т. Цикарева были выведены из строя прямым попаданием. Третий расчет — сержант Ф. Г. Созонтов, младший сержант А. Т. Бобрышев, рядовые И. Г. Фомин и С. С. Кобляков — дрался до последней возможности. Вражеская пехота обошла его справа и стала из пулеметов обстреливать четверку смельчаков:

— Бей фашистов! — бросил клич Созонтов.

Вражеские пулеметчики были уничтожены. Два танка врага вспыхнули от огня артиллерии, а сами они держались, пока не получили приказ отходить.

Взвод артиллеристов лейтенанта С. И. Дворина тоже встал на пути вражеских танков. В короткой, но жаркой схватке враг потерял 5 боевых машин. В подразделении [142] осталось только четыре человека, по гитлеровцы были остановлены батарейцами на несколько часов.

У бронебойщика комсомольца сержанта Н. Н. Госбенко осталось только три патрона после отражения вражеской атаки. Уже был получен приказ отходить, когда он увидел три средних немецких танка, вынырнувших из-за укрытия. Сержант принял бой и тремя выстрелами из противотанкового ружья остановил боевые машины врага.

Танкисты полковника Д. Г. Суховарова заняли круговую оборону. Гитлеровцы все ближе и ближе подходили к ним. Нашей пехоты поблизости не оказалось. Пока танкисты вели огонь из пулеметов по наседавшим гитлеровцам, начальник штаба полка майор А. Г. Степихов собрал саперов, поваров, штабных работников и бросился с ними на выручку танкистов. С криком «Ура!» они контратаковали противника. Шофер рядовой Ф. Я. Сарапкин в упор застрелил трех и взял в плен двух вражеских солдат. Старшина З. Ф. Фесенко уничтожил трех фашистов. Старший сержант И. Т. Зуратяк и майор А. Г. Степихов взяли пять пленных... На поле боя немцы оставили 70 трупов, 15 гитлеровцев были взяты в плен.

Однако враг не оставил своих намерений и решил все-таки расправиться с настойчивыми танкистами. На них с правого фланга двинулись более пятидесяти солдат и офицеров. Подпустив их метров на 150, экипажи открыли огонь. Немцы побежали, но путь им перерезал плотным огнем взвод саперов лейтенанта В. А. Кочнева. Оставшиеся в живых гитлеровцы, среди которых было два офицера, сдались в плен.

Бригада полковника Л. X. Дарбиняна отражала атаку танков и пехоты. Позже он рассказывал:

— Танки появились неожиданно, пытаясь нанести удар по нашему флангу. Их было около сорока, среди них много «тигров». Они быстро двигались по шоссе. Следом шли до семидесяти бронетранспортеров. Было около четырнадцати часов, когда наши артиллеристы открыли по фашистам сильный огонь. После первых же выстрелов запылали головные машины, и начатая врагом атака захлебнулась. Однако часть танков, обойдя наш фланг, неожиданно появилась на улице деревни. Мы встретили их огнем. За углом домика искусно замаскировался и выжидал удобного для стрельбы момента бронебойщик рядовой Казбенко. Как только первая машина подошла совсем близко, он ударил по ней. Танк, охваченный пламенем, свернул в сторону. Экипажи других танков предпочли отойти. А тем временем [143] танкисты и артиллеристы расправлялись с «тиграми». Один подбил старший сержант Кузнецов, два других были на счету артиллеристов старшего лейтенанта Рожнова. Словом, гитлеровцы потеряли 19 танков, 20 бронетранспортеров и до батальона пехоты...

Храбро сражались, имея всего 11 танков, воины танкового полка подполковника А. И. Лаптева. Экипажи, занимавшие позиции у домов на южной окраине деревни, подбили 5 танков, но немецкие солдаты приблизились к ним по овражкам и начали метать противотанковые гранаты.

Полк вынужден был начать отход через большое поле на Ястребню. Вражеская артиллерия сосредоточила огонь но Ястребенке. Там стойко оборонялся один батальон 71-й мехбригады. Но вражеская пехота все же смогла овладеть деревней, хотя и не продвинулась дальше ни на шаг.

Я дал указание полковнику М. Д. Сиянину выставить боевые заслоны по восточному берегу реки Здвиж в Брусилове и северо-восточнее, до Лазоревки, а полковнику Л. X. Дарбиняну — во что бы то ни стало удерживать Дубровку.

Доложив по телефону обстановку генералу П. С. Рыбалко, я попросил у него разрешения отвести корпус на восток от Брусилова. Командарм, ни в чем меня не упрекая, сказал коротко, чеканя каждую фразу:

— Отведите корпус на рубеж Старицкая, Бандуровка, Ястребня. Вам поможет Панфилов контратакой в районе Костовцы.

— Вас понял.

По радио тут же были переданы распоряжения: Сиянину — отходить на Дубровку, Старицкую и занять рубеж обороны Старицкая, Бандуровка; Луппову — обороняться на рубеже Бандуровка, Ястребня.

Больше всего я беспокоился за бригаду полковника Л. X. Дарбиняна, прикрывавшую отход. Вся надежда была на находчивость, боевой опыт командира бригады, его славных воинов. Чтобы узнать, как идут дела в этом соединении, мы послали в район Дубровки самолет У-2. Собственно, этим занимался начальник штаба полковник П. В. Кульвинский. Я же повел разведывательный батальон, два танка, пять бронеавтомобилей и около 50 автоматчиков на рубеж, который должны занять и оборонять отходящие бригады.

Поставив задачу командиру батальона занять оборону и держаться до подхода бригад, я направился на наблюдательный пункт.

Когда бригада М. Д. Сиянина прошла через Дубровку, [144] немцы атаковали подразделения Л. X. Дарбиняиа. Из Ястребейки шли 10 танков и пехота, ив Лазоревки — 12 танков и батальон пехоты. Начался бой.

Наши 7 танков контратаковали противника, наступавшего со стороны Лазоревки. Танкисты старшего лейтенанта И. Н. Карасева подбили три вражеские машины, потеряв две свои, но фашистов остановили.

Атаку другой группы, 10 танков, встретили артиллеристы и бронебойщики. С исключительным мастерством дрались артиллеристы капитана Якутина. Командиры орудий Мироненко, Короленко и Аветисян преградили путь танкам. Но под шквальным огнем врага стали отходить мотопехотинцы. Дарбинян решил остановить их и поступил почти так же, как сделал это я в начале войны, — сел на пенек и стал спокойно переобуваться. Я тогда, в сорок первом, правда, начал закуривать. Выдержка командира бригады подействовала на воинов. Они залегли, быстро закрепились и остановили гитлеровцев.

Л. X. Дарбинян с остатками бригады (еще до боя в ней было менее тысячи человек из 3500 по штату и 7 танков из положенных 38) направился в Старицкую. Сейчас у него было около 500 мотострелков и ни одного танка. Подбитый немцами У-2 буксировала автомашина, пилот был ранен.

Никогда я не видел Дарбиняна таким удрученным. Шикарные усы его обвисли, весь он как-то сгорбился, глаза тусклые, лицо подергивается, губы дрожат.

Солдаты тоже выглядели не лучше — молчаливые, изнуренные, в мокрых, грязных шинелях.

— Вот и все, — глухо сказал Дарбинян, — нет бригады.

— Я не узнаю тебя, Левон, — как можно мягче сказал я. — Что значит, нет бригады? Ты этого не говорил, я — не слышал. Она есть, пока есть Знамя, пока есть в строю хоть один человек!.. Тебе ли, прошедшему многие версты войны, бывавшему и не в таких переплетах, комбриг, говорить об этом! Веди свою 69-ю в Марьяновку, во второй эшелон корпуса.

Дарбинян вяло щелкнул каблуками грязных сапог. Глаза его немного потеплели.

— Есть, выполнять задачу! — кинул руку к головному убору.

— Вот теперь узнаю Левона Дарбиняна!

* * *

Какими бы тяжелыми ни были бои, партийно-политическая работа среди личного состава корпуса не прекращалась [145] ни. на минуту. Словом и делом политработники, коммунисты, комсомольские активисты звали бойцов вперед, на врага.

Члены партии были истинной опорой командиров, подлинными вожаками воинов. За период боев партийная организация значительно выросла в своем составе. В ряды ВКП(б) пришли лучшие, отличившиеся в боях люди.

В подразделении, которым командовал капитан Якутии, например, образцы мужества и отваги в боях показывали коммунисты Тузиков, Хорошунов, Майкин, Масляков, Мироненко, Прохоров, Гавриленко, Флейшман, Радионов. Многие воины были удостоены высоких государственных наград.

Доблесть и геройство проявили минометчики взвода лейтенанта П. В. Фролова. В один из перерывов между боями были вручены партийные билеты капитану В. И. Касьяну и младшему лейтенанту М. М. Зайнулину. Их приняли в ряды партии за преданность Родине, умелое руководство боевыми действиями. Будучи в разведке, Зайнулин точно выявил огневые средства и живую силу противника, а Касьян, руководя батареей, сумел отрезать вражескую пехоту от танков и уничтожить ее.

Получая партийные документы, оба офицера заверили, что и впредь будут беспощадно уничтожать гитлеровцев, с честью оправдают высокое звание коммуниста.

Другие бойцы и командиры, вступившие в члены и кандидаты ВКП(б), также имели отличные боевые характеристики. Младший лейтенант Савицкий проявил себя как отважный разведчик. Старшина Куприянов пользовался высоким авторитетом среди воинов. Умелым и отважным командиром проявил себя лейтенант Шлионский. В одном из последних боев взвод, которым он командовал, уничтожил до роты вражеской пехоты, разбил пушку и отбил контратаку противника. Таким же мастером точного огня показал себя и рядовой Шишов. Получая партийный билет, он сказал:

— Буду еще лучше овладевать своим оружием, изучать его и другим показывать, как действовать в бою, чтобы уничтожить как можно больше фашистов.

На батарею, где парторгом был Василий Коренков, шли немецкие танки. Еще перед боем он собрал коммунистов и напомнил им слова Верховного Главнокомандующего о том, что теперь враг с особым остервенением будет драться за каждый клочок захваченной им территории, ибо каждый шаг нашей армии вперед приближает час расплаты с фашистами за их злодеяния. [146]

— Значит, — говорил Коренков, — необходимы новые усилия, новые подвиги, чтобы не дать врагу осуществить коварные замыслы. Будем же достойны богатырей днепровских битв, обрушим всю мощь своего огня на головы убийц. Пусть они захлебнутся в собственной крови.

В расчетах коммунисты довели поставленную задачу — стоять насмерть — до каждого бойца.

С неподдельным интересом, стараясь вникнуть в каждую мысль, запомнить все, что было сказано в приказе Верховного Главнокомандующего № 309 от 7 ноября 1943 года, тянулись люди к агитаторам, пропагандистам, политработникам. Они понимали и принимали каждое слово приказа как веление партии.

— Мы готовы на все, — говорил рядовой Зезюлин. — На все трудности и лишения, лишь бы ускорить разгром врага.

— Наша задача, — говорил красноармеец Гущин, — ответить на призыв Главнокомандующего новыми славными боевыми делами.

Командир взвода лейтенант Н. Т. Оксюта в своем заявлении с просьбой о приеме в партию писал: «Свою очередную, седьмую, атаку хочу ознаменовать вступлением кандидатом в члены партии. Если погибну, прошу считать меня коммунистом».

И люди на деле доказывали, что слов на ветер не бросают.

Когда нашему пехотному подразделению преградили путь немецкие автоматчики, на помощь пришли артиллеристы лейтенанта Николая Оксюты. Быстро оценив обстановку, офицер вывел орудия на открытую местность и прямой наводкой стал бить по высоте, где засели автоматчики противника.

Гитлеровцы не выдержали огня батарейцев и побежали. Наши пехотинцы бросились вперед.

— Вперед! — скомандовал Оксюта, и расчеты самоходных орудий рванулись преследовать противника.

Враг решил восстановить прежнее положение и навстречу атакующим бросил несколько своих самоходных орудий, в том числе четыре «фердинанда».

Приказав механикам-водителям остановиться, лейтенант выскочил из машины для корректировки огня.

Противник показался справа. С двух выстрелов наши артиллеристы подбили одну самоходку, с третьего — другую. Их удар был настолько неожиданным для фашистов, что уцелевшие орудия противника, не приняв боя, скрылись! [147]

Люди рвались в бой. Гнать врага с советской земли, не давать ему передышки — вот лейтмотив каждого собрания, митинга перед предстоящим боем. Воины знали, что предстоят жестокие схватки с коварным и злобным противником, что впереди большие, суровые испытания, и не было той силы, которая могла бы заглушить в людях неугасимое чувство ненависти к врагу, осквернившему нашу землю.

В те дни на мое имя пришло письмо: «Дорогие наши товарищи! Колхозники, интеллигенция и учащиеся Иваницкого района Черниговской области поручили передать вам сердечный привет и пожелание успехов в боевых делах. Два месяца как мы снова живем свободной, радостной жизнью. Мы с ужасом вспоминаем кошмары фашистской неволи. Никогда не забудутся муки и пытки, которым подвергали наших людей фашистские звери.

Дорогие воины! Ваши успехи радуют нас, и мы с еще большей энергией отстраиваем свою жизнь... Трудящиеся района передают вам свои скромные подарки и желают скорейшей победы над заклятым врагом».

* * *

В ходе боевых действий под Житомиром, Фастовом и Брусиловом вражеские войска были настолько измотаны и обескровлены, что не могли больше наступать. Они перешли к обороне. Оборонялись и мы, готовясь к новому большому наступлению.

В 9-й мехкорпус поступило пополнение, нам дали танки и самоходные артиллерийские установки. Корпусные ремонтники ввели в строй более 30 танков и САУ, опираясь на помощь рабочих киевского завода «Ленинская кузница». К 20 декабря в соединении было более ста танков и самоходных артиллерийских установок, а личного состава — почти по штату.

В ночь на 1 декабря наши оборонявшиеся, бригады были сменены войсками 38-й армии, а на следующую ночь корпус сосредоточился севернее Киевско-Житомирского шоссе в районе Раевка, Комаровка, Спорное. Именно там и была развернута в частях и подразделениях боевая учеба и партийно-политическая работа, мобилизовавшая личный состав на подвиги за полное освобождение Украины от захватчиков.

Вечером 21 декабря я вернулся с наблюдательного пункта. Он только что подвергся обстрелу шестиствольного миномета. Погода была ненастная, и сквозь завывание ветра то и дело раздавалось противное скрежетание, словно пила [148] наскочила на гвоздь. Это бил шестиствольный. Потом одновременный взрыв шести мин прижимал всех, кто был на НП, к стене окопа. Короткое затишье — и снова скрежет пилы, взрывы, вой ветра... Было хорошо видно, как воины 22-го стрелкового корпуса, недавно подошедшего, окапывались, готовя исходное положение для атаки. Нас же миномет вынудил сменить наблюдательный пункт.

В землянке у деревни Спорное было жарко. Печь, сделанная из железной бочки, раскалилась. За столом, на котором лежала топографическая карта, освещенная коптилкой из 45-миллиметровой гильзы, сидели мои заместители, командиры бригад и полков корпусного подчинения.

Я поздоровался и попросил П. В. Кульвинского доложить обстановку.

— От Радомышля на юго-восток по опушке леса и далее на село Раковичи проходит передний край обороны немецкой танковой дивизии CG «Райх». — Начальник штаба указал расположение врага остро отточенным карандашом. — Далее на юго-восток, включая село Ставищи, обороняется 8-я танковая дивизия. Ее полковые резервы в Забелочье и Кочерово, а дивизионные — в Коростышеве. Стык обороны немецких дивизий между Раковти и Ставищи...

Эти данные мы узнали от «языка», которого доставили разведчики младшего лейтенанта Кочергина. Они бесшумно добрались до поселка, где располагались гитлеровцы. Крайнюю хату охранял часовой, который, увидев разведчиков, сразу же бросил карабин и поднял руки вверх. Но разведчики этим не удовлетворились, младший сержант Батурин перерезал телефонные провода. Когда к месту повреждения пришли связисты, они были разоружены и взяты в плен. Гитлеровцы указали расположение своих частей, но мы решили проверить их показания и направили для уточнения данных одного из лучших наших разведчиков Героя Советского Союза гвардии старшего сержанта Дмитрия Николаевича Смирнова.

До войны Смирнов был слесарем на одном из уральских заводов. Очень сильный физически, крепко скроенный, он был призван в армию в конце 1941 года и попал в десантники. Не раз ему довелось прыгать с парашютом в тылу врага, где и увидел воочию новые немецкие порядки, страдания мирных советских людей.

— Если раньше я представлял войну, — рассказывал он, — не такой уж суровой и жестокой, то после всего того, что довелось повидать, я возненавидел фашистов. А когда в одном из боев меня ранило и в десантники я уже не [149] попал, то злость на фашистов возросла во сто крат. Я попросился в разведку.

Так Дмитрий Николаевич стал разведчиком. Да еще каким! Он за короткое время сумел доставить добрый десяток «языков» и уничтожил более двадцати фашистов. Если предстояла какая-либо трудная операция, поручали ее всегда Смирнову, зная, что он не подведет, скорее умрет, но задание выполнит.

Вот и на этот раз Смирнов добросовестно сделал свое дело. Он подтвердил показания «языков» и узнал, что гитлеровцы собираются торжественно встретить рождественские праздники и уже готовятся к этому событию.

Ну что ж, наше дело позаботиться, чтобы и «оркестр» для фашистов был подготовлен, и новогодние «свечи» как следует горели...

У нас было немало отличных разведчиков: старшие сержанты А. В. Мурыгин, И. П. Поцелуев, Н. А. Мушкарев, С. В. Филиппов, Д. Н. Смирнов, ставший Героем Советского Союза А. Ш. Шакиров, старшина М. Г. Шевцов и многие другие.

О старшине М. Г. Шевцове товарищи говорили: «Михаил у нас — отчаянный!», «Везет же человеку!».

Но дело было не в везении, а в умении.

Перед нами стояла задача — перерезать важнейшую железнодорожную магистраль, пролегавшую в нескольких километрах от переднего края противника. По ней гитлеровцы подвозили резервы, боеприпасы, а главное, по ней курсировал бронепоезд и каждую ночь обстреливал наши позиции. Железная дорога усиленно охранялась.

Мы решили подорвать железнодорожное полотно таким образом, чтобы бронепоезду не было пути ни назад, ни вперед. Выполнение этого задания было доверено старшине М. Г. Шевцову и шести саперам.

Под покровом ночи маленький отряд шел балками, скользкими косогорами, топкими болотами и к утру достиг цели. Дозор, расположившийся в будке путевого обходчика, не заметил группу М. Г. Шевцова, и взрывчатка была заложена рядовыми И. Т. Гутковским и Т. Р. Шадриным.

Мощный взрыв разорвал предрассветную тишину. Бронепоезд оказался отрезанным с двух сторон и был отличной мишенью для наших артиллеристов.

Кульвинский между тем докладывал:

— 22-й и 101-й стрелковые корпуса должны прорывать оборону противника на участке от опушки леса до Ставище включительно. 3-я гвардейская танковая армия вводится в [150] прорыв и развивает наступление в юго-западном направлении, обходя лесной массив между Кочерово и Коростышевом с юга. 9-й мехкорпус вводится в прорыв на участке от леса, включительно Раковичи. Направление — Раковичи, Брусилов, затем поворот на запад, на Щеглиевку, Туровец, Высокую Печь, обходя Житомир с юга. Левее пойдет 6-й гвардейский танковый корпус. Готовность — к утру 24 декабря.

— Жаль, что не 25 декабря, — усмехнулся Г. В. Ушаков. — Немцы после рождественских праздников с похмелья были бы.

— А по-моему, — в тон ему сказал полковник В. В. Луппов, — в самый аккурат. Они все приготовят, за столы усядутся, а тут мы и начнем...

Мы тогда еще посмеялись, не зная, что слова Луппова окажутся пророческими.

Едва забрезжил рассвет 22 декабря, а мы с командирами бригад и танковых полков, пройдя по предстоящему маршруту 69-й мехбригады, уже прибыли на передний край, в расположение 129-й гвардейской стрелковой дивизии.

Из Раковичей то и дело били пулеметы. Посвистывали пули. Подмораживало. Светало. Уже вырисовывались отдельные дома, деревья.

Мы смотрели из траншеи в бинокли на передний край.

— Ваша бригада, — говорил я Л. X. Дарбиняну, — вместе с 59-м гвардейским танковым полком полковника Мельникова и с полком САУ-76 пойдет правее села Раковичи. Видите отдельные хаты?

— Вижу.

— Это Забелочье. Если там противник окажет сильное сопротивление, в бой не ввязывайтесь. Прикройтесь одним батальоном и обходите село слева, идите на Кочерово и далее на Вильню.

— Задача понятна.

— Вы, Владимир Васильевич, — сказал я Луппову, — поведете бригаду с 47-м гвардейским танковым полком через Раковичи. Если там еще окажется противник, идите в обход справа или слева и быстрее выходите к шоссе на Червоный Шлях, а дальше на Брусилов.

— Ясно.

— 71-я полковника Сиянина пойдет за бригадой Дарбиняна во втором эшелоне корпуса в готовности развить успех бригад первого эшелона.

В это время Л. X. Дарбинян выбрался из траншеи и стал расхаживать по брустверу, заложив руки за спину. [151]

— Вам что, жить надоело?! — крикнул я. — Сейчас же вниз! Перед кем бравируете? Это — мальчишество!

— Да ведь не каждая пуля в лоб, товарищ генерал! — оправдывался комбриг, прыгнув в траншею.

— Ты не прав, Левон, — укорил его и М. Д. Сиянин.

— Виноват! — склонил голову Дарбинян.

Уточнив маршруты, мы вернулись.

Я обратил внимание командиров на то, чтобы в условиях зимнего времени личный состав особенно тщательно следил за состоянием танков и САУ.

Зима требует особого ухода за боевыми машинами. Бывалые воины делились опытом с молодыми танкистами, рассказывали им, как надо ухаживать за техникой зимой, как готовить смазку, как следить за системой охлаждения, за аккумуляторами, как экономить горючее. Было приятно узнать, что многие экипажи, в особенности механики-водители, исключительно внимательно следят за своими боевыми машинами. Так, рядовые Вохляков, Морозов, Пряхин, Шкалов сумели сэкономить сотни литров топлива, своевременно подготовили материальную часть к зиме, грамотно эксплуатировали машины.

...В 8 часов утра 24 декабря я был на наблюдательном пункте артиллерийского корпуса прорыва. Метрах в двадцати от моего укрытия был НП генерала П. С. Рыбалко.

В 8.15 началась артподготовка. По силе и эффективности она напоминала артподготовку 12 октября на букринском плацдарме.

В 9.00 артиллеристы перенесли огонь в глубину немецкой обороны, а танки и пехота 22-го стрелкового корпуса пошли в атаку. Гитлеровцы, парализованные огнем нашей артиллерии, оказывали слабое сопротивление. До нас с их стороны лишь изредка доносились отдельные короткие пулеметные очереди и пушечные выстрелы.

— Вас генерал Рыбалко, — доложил адъютант.

Я направился к командующему.

— Давайте сигнал на выступление бригад. Пока они идут от Раевки до Раковичей, оборона будет прорвана, — сказал Павел Семенович.

— Есть, давать сигнал! — козырнул я и побежал к радиостанции.

Вскоре прошли передовые отряды: 71-й мехбригады — 59-й гвардейский танковый полк полковника П. А. Мельникова с десантом автоматчиков и саперов; 76-й мехбригады — 47-й гвардейский танковый полк подполковника [152] А. И. Лаптева с таким же усилением. За ними двинулись и главные силы бригад.

Я с группой офицеров Штаба выехал на новый наблюдательный пункт восточнее Забелочье. Чтобы не подорваться на минах, мы ехали по следам танковых гусениц, миновали наш бывший передний край, потом немецкий. Повсюду валялись трупы фашистских солдат и офицеров, стояли изуродованные пушки, тягачи, автомашины.

В Забелочье шел бой.

Танкисты Л. X. Дарбиняна встретили неожиданное сопротивление. Немцы оставили в засаде около дороги «пантеру». Уничтожить ее было приказано взводу самоходных орудий гвардии лейтенанта Б. В. Бортницкого. Первый же снаряд попал в кормовую часть «пантеры», второй завершил дело — по броне вражеской машины побежали языки пламени. Такой же заслон встретил на своем пути и старший лейтенант С. Г. Кульчицкий. Совершив обходной маневр, танкисты успешно уничтожили препятствие, подготовленное врагом.

Слева, в Шуровском лесу, слышалась стрельба. Это гвардейцы В. В. Луппова выбивали оттуда фашистов. Там экипаж старшего лейтенанта А. Н. Сильченко в составе коммунистов сержанта И. Л. Лукьянова, сержантов И. С. Одисеева и Т. В. Поляченко, как стало потом известно, уничтожил три вражеских орудия вместе с прислугой.

Механик-водитель СУ-76 младший сержант А. Ф. Сидоренко уничтожил 18 солдат, две огневые точки, огнем рассеял до взвода противника, захватил зенитную пушку врага, вел из нее меткий огонь. А. Ф. Сидоренко был удостоен звания Героя Советского Союза.

Л. X. Дарбинян доложил, что его бригада уже в Забелочье и идет на Кочерово, а В. В. Луппов сообщил, что очистил от гитлеровцев Шуровский лес, захватил три танка и продолжает выполнять задачу.

Передовые отряды пересекли Житомирское шоссе, громя по пути обозы немцев, захватывая пленных, трофеи, и к вечеру вышли на рубеж Вильня, Приворотье.

Туда же подошли и танкисты 6-го гвардейского танкового корпуса.

Брусилов был взят войсками 38-й армии.

Наступление на нашем участке фронта развивалось успешно. Преодолевая сопротивление противника, нанося ему большой урон в живой силе и технике, мы упорно продвигались вперед. [153]

Словом, рождественские праздники фашистам были испорчены основательно.

Некий обер-лейтенант германской армии, документы, фотографии и переписку которого мы получили, собирался провести этот день не менее торжественно, чем в минувшем году. Тогда, правда, он был во фронтовом тылу, и обстановка ему позволяла встретить рождество с шиком, комфортом. Об этом свидетельствовали фотоснимки.

На одном из них изображен праздничный стол с небольшой украшенной елкой. За столом — пьяно и самодовольно улыбающиеся гитлеровские офицеры. В центре — сам обер-лейтенант. На другом снимке — фашистские солдаты. У каждого в руках — гусь, добытый в украинских селах к празднику.

По неотправленному фрау письму можно было судить, что герр обер-лейтенант и на этот раз хотел полакомиться жареным гусем. Она заблаговременно поздравила своего горячо любимого супруга с наступающим днем рождества христова, у христиан — праздника добра, человеколюбия и кротости. К письму она пришила шелковую голубую лепту и цветы незабудки. Все это было очень мило и даже трогательно. Но фрау не забыла напомнить о том, чтобы ее благоверный христианин прислал с Украины, «далекой и варварской страны», как можно больше хороших и оригинальных подарков: туфель, платьев, дамских костюмов, нижнего белья, чулок, мехов и «прочих золотых безделиц».

Все было и на этот раз торжественно и мило, уютно и весело. До той поры, пока... командир роты 58-го танкового полка 69-й мехбригады капитан П. И. Савинов не пристроился со своим танком к хвосту немецкой автоколонны, отходящей из Забелочье на Кочерово, и вместе с ней не вошел в село. Свернув в первый переулок, танк подошел к дому так близко, что дулом пушки уперся в окно. В горнице стояла украшенная елка, стол с винами и яствами. Уразумев, что произошло, обер-лейтенант и его компания так перетрусили, что выскочили на улицу кто в чем, без оружия и бросились к лесу.

Механик-водитель дал задний ход, освободил пушку, а наводчик развернул башню и начал крушить фашистов и их автомашины. Обер-лейтенант бесславно закончил свою разбойничью жизнь.

Среди гитлеровцев возникла паника. К тому же подошли наши танки и мотопехота. Фашисты, не способные противостоять неожиданному удару, спешно побежали к лесу, где, опомнившись, заняли оборону. [154]

Мы направили в лес разведчиков под началом старшего сержанта Казанина. Надо было установить, каковы силы противника. Еще днем они сумели пробраться в расположение врага, выявили их силы и огневые средства, а на обратном пути уничтожили бронетранспортер и мотоциклиста, захватили автомашину и благополучно вернулись, доставив ценные сведения.

В то время когда шел бой в Кочерово, из села Червоный Шлях на большой скорости вдоль шоссе во фланг и тыл 69-й мехбригады приближались 12 немецких танков.

На их пути оказалась отставшая по техническим причинам (оказывается, не все отлично подготовились к зимним условиям) одна боевая машина 59-го гвардейского танкового полка. К ней подошел танк командира 69-й бригады полковника Л. X. Дарбиняна.

Устранять неисправность не было времени — два наших танка вступили в бой с двенадцатью вражескими. Я думаю, что это был самый короткий танковый бой. Всего два выстрела сделали наши воины, и два танка гитлеровцев сразу же зачадили. Остальные, круто повернув на юг, удалились.

Неисправность в машине наконец устранили, и танки скоро догнали свои подразделения.

В 18.00 передовые отряды механизированных бригад были на рубеже Вильня, Приворотье, главные силы 09-й бригады в Кочерово, а 71-й — в селе Червоный Шлях.

Я доложил генералу П. С. Рыбалко обстановку, в которой находился корпус, и получил приказ всеми силами наступать на Коростышев, имея осью продвижения шоссе. Признаться, именно от этой оси я и хотел уклониться. От Кочерово до Коростышева тянется лесной массив на 20 километров. Он прилегает к южному берегу реки Тетерев, текущей севернее и параллельно шоссе. А оно проходит почти по центру массива. Город Коростышев — на западном берегу Тетерева при пересечении его шоссе. Значит, нужно было вести затяжные лесные бои и форсировать реку. Все это лишало нас возможности использовать подвижность корпуса. Такая задача, на мой взгляд, была бы легче для 22-го стрелкового корпуса, а нам проще было бы обойти лес с юга и нацелиться на Высокую Печь, как это было предусмотрено первоначальным планом, но... приказ есть приказ.

Корпус повернул фронт на 90 градусов и перестроил боевые порядки. 69-я бригада Л. X. Дарбиняна наступала вдоль шоссе, 70-я, ведомая полковником М. Д. Сияниным, завязала бои южнее, на лесных дорогах, а 71-я полковника В. В. Луппова шла теперь во втором эшелоне. [155]

П. С. Рыбалко поставил 9-му механизированному корпусу задачу наступать в направлении Коростышева, овладеть рубежом Городецкая, Мокровщина, форсировать реку Тетерев в районе Коростышева, занять район Бельковцы, Студеница и не допустить отхода малинско-радомышльской группировки врага в юго-западном направлении.

Противник оказал ожесточенное сопротивление. Несмотря на это, корпус, имея в первом эшелоне 69-ю и 70-ю, а во втором — 71-ю механизированные бригады, в трудных условиях лесисто-болотистой местности нанес значительный урон арьергардам врага и продвинулся на глубину 8–10 километров, овладел рубежом восточные окраины Городецкой, Мокровщина. 26 декабря мы встретили сильное сопротивление противника, но, совершив обходной маневр, прорвались в расположение врага и нанесли по нему удар с тыла. Корпус овладел Городецкой полностью.

Ночью я поехал в Кочерово, где расположился штаб корпуса.

Бригада Сиянина, как выяснилось, отбила контратаку 16 немецких танков. Мужественно, отважно сражались воины 59-го гвардейского танкового полка полковника П. А. Мельникова. Но, несмотря на это, продвигались вперед медленно. Бригада Л. X. Дарбиняна тоже не отличалась высокими темпами наступления, хотя урон врагу нанесла немалый.

Из штаба армии требовали донесений каждые два часа и каждый раз давали нам «накачку», когда продвижение вперед было слабое.

Участились переговоры такого рода:

— Вы наступаете или обороняетесь?

— Наступаем.

— Какое же это наступление, если стоите на месте?!

Гитлеровцы держали шоссе и лесные дороги небольшими засадами танков с пехотой. Приходилось их обходить и атаковать с флангов и тыла. Только тогда гитлеровцы отходили, но через километр-другой наши передовые подразделения вновь натыкались на минированные участки, лесные завалы и засады. И все начиналось сначала.

Дни казались неимоверно длинными. А за день мы продвигались вперед всего на 4–5 километров и, когда подошли к речке Дубровке, пересекающей шоссе и впадающей в Тетерев, наткнулись уже на довольно устойчивую прочную вражескую оборону.

Правофланговый батальон 69-й мехбригады Л. X. Дарбиняна смог с ходу прорвать ее, но передовое подразделение [156] контратаковали из села Городецкое 23 вражеских танка и батальон пехоты. Наш батальон вынужден был отойти на восточный берег Дубровки.

Саперы начали строить мост через эту небольшую реку. Противник не бомбил его, видимо решив воспользоваться им. И в самом деле, когда мост был построен, показалась вражеская пехота, поддерживаемая танками.

Тогда саперы роты капитана И. С. Сырова старший лейтенант А. Т. Тармаев, старшина И. И. Подзоров, младший сержант И. И. Агашин и рядовой С. Д. Бабанин под огнем противника заминировали только что построенный мост и ждали команды, чтобы взорвать его. Когда на мосту появилась пехота противника, раздался мощный взрыв. Через несколько часов, отбив противника, саперы вновь стали возводить ими же разрушенный мост. Стоя по пояс в холодной воде, они заколачивали сваи. Намокшая одежда сковывала движения, но работа спорилась. Их действия прикрывала горстка бойцов под командой младшего сержанта И. И. Агашина. Через десять часов по новому мосту пошли наши танки, пехота и артиллерия.

Передовой отряд 69-й мехбригады оторвался от главных сил и оказался в Войташевке, южнее 70-й мехбригады. Он захватил плацдарм на Дубровке и начал продвигаться в направлении Городецкого с юга, впереди фронта обеих бригад. Но лесные бои сковали и его успешные действия.

За два дня боев наш корпус нанес врагу немалый урон в живой силе и технике: было подбито и сожжено 38 танков, 7 самоходных пушек, 16 бронетранспортеров, 15 тягачей, 32 орудия, 129 автомашин, уничтожено 1250 солдат и офицеров. Мы -.захватили исправными 29 орудий (из них 6 зенитных), 6 шестиствольных минометов, 152 автомашины, 100 повозок с грузами, 2 склада, 3 мотоцикла, 1 радиостанцию. Были взяты в плен 161 солдат и офицер{6}.

Особенно отличился командир отделения разведки 71-й мехбригады сержант Базар Ринчино, в прошлом учитель из села Цагак-Ола, Магадуйского района, Читинской области. Он один проник в тыл отходивших из Брусилова к лесу на Коростышев гитлеровцев, взял в плен 20 человек во главе с офицером и доставил их в штаб бригады. Как это ему удалось сделать, осталось загадкой, потому что через день Базар Ринчино погиб. Это был не первый его подвиг. Ранее вместе с рядовым Федоровым Ринчино уничтожил из засады не менее пятнадцати гитлеровцев, пытавшихся [157] обойти наши подразделения с фланга. За эти и другие боевые заслуги полковник В. В. Луппов представил Базара Ринчино к званию Героя Советского Союза посмертно. Оно было ему присвоено.

Благодарные жители села Цагак-Ола, бывшие воспитанники Ринчино, в честь героя-земляка воздвигли в парке недалеко от школы, в которой он преподавал, памятник. У его подножия всегда живые цветы.

* * *

Новый день не принес облегчения ни нам, ни врагу. Передовой отряд 69-го мехкорпуса, разделавшись с засадами и завалами, подошел к шоссе и оказался у гитлеровцев в тылу. Избегая окружения, они поспешно оставили Городецкое, другие участки обороны и метнулись к шоссе. Но там образовалась такая пробка, такое скопище вражеской техники, что упустить случай как следует все это поколотить было бы грешно.

Это хорошо понял командир танкового взвода 53-го танкового полка 69-й мехбригады лейтенант П. Ф. Першин. Наступая с мотопехотой вдоль шоссе, он лесом обошел засаду противника и, увидев скопление вражеской техники, решил его атаковать. Не замеченные гитлеровцами, танки Першина вышли внезапно на шоссе из лесу и сразу же открыли огонь. Запылали вражеские автомашины, бронетранспортеры, танки...

Т-34 П. Ф. Першина выбрался на шоссе и начал таранить немецкую технику, давя ее и сбрасывая под откос. Но вот по тридцатьчетверке ударил «тигр» и подбил ее. Танк остановился. Из леса выбежали прятавшиеся гитлеровцы, намереваясь взять экипаж в плен. Но вдруг полумертвый танк ожил, мотор его мощно взревел, и объятая пламенем машина ринулась в самую гущу колонны, врезалась в бензоцистерны. Раздался сильный взрыв.

Л. X. Дарбинян прислал мне записку: «Вышлите фотокорреспондента, пусть снимет, сколько мы тут набили». Это было его последнее донесение и последняя просьба. Через час он был в десятый раз ранен осколком мины и эвакуирован в армейский госпиталь. Бригаду принял его заместитель подполковник Андрей Алексеевич Алексеев, храбрый, волевой офицер, замечательный человек.

Гитлеровцы отходили, нет, пожалуй, бежали на Коростышев, прикрываясь, как и прежде, засадами.

...Меня очень, встревожило донесение полковника М. Д. Сиянина о том, что погиб командир 229-го танкового [158] полка бригады майор Михаил Васильевич Попов. Я ценил этого смелого, деятельного офицера, коммуниста. Выходит, что за каких-то два часа корпус потерял двух прекрасных командиров.

«Если дело пойдет так и дальше, — подумал я, — то к концу дня мы останемся без командиров этого звена вообще. Небось лезут на рожон...»

Я поехал к М. Д. Сиянину. Лесная дорога петляла, а вдоль нее — сгоревшие и изуродованные немецкие танки, автомашины, пушки, трупы солдат и офицеров.

Михаила Даниловича я нашел у минного поля противника. Саперы извлекали мины, складывали их у дороги.

— Ну и накрутили вы тут немцам хвоста, — похвалил я комбрига, но тут же заметил: — А людей-то все-таки надо беречь. Как погиб Попов?

Оказалось, только потому, что носил на голове не шлем, не пилотку, а кубанку с зеленым верхом.

Когда танки подошли к этому минному полю и остановились, саперы принялись расчищать путь. Гитлеровцы открыли по ним огонь из бронетранспортера, находившегося в засаде. М. В. Попов несколькими выстрелами искромсал бронетранспортер и, успокоенный, выбрался из танка. Командиру полка хотелось выяснить обстановку, но автоматчики, которые были рядом с бронетранспортером, увидев кубанку, решили, видимо, и, к сожалению, безошибочно, что он старший офицер, и стали охотиться за ним. Как только Попов вышел из-за танка, автоматная очередь сразила его.

— Виной всему, стало быть, кубанка и неоправданный риск?

— Выходит, так! — горестно кивнул Сиянин.

Я вспомнил, как красовался Дарбинян на бруствере под пулями. Он уже в госпитале. А теперь эта гибель...

— Командир должен рисковать, — сказал я, — в случае крайней необходимости. А ее у Попова не было. Прошу обратить самое строгое внимание на соблюдение установленной формы одежды. Не танкисты, а кавалеристы какие-то, партизаны.

— Знать бы... — робко оправдывался М. Д. Сиянин, — давно сжег бы ее, эту кубанку.

В штаб я поехал, когда впереди в лесу начался бой.

Это танк лейтенанта В. С. Копытина натолкнулся на сильную немецкую засаду. Самоходные орудия открыли огонь по боевой машине офицера. Как потом рассказали, и сам Копытин, и весь экипаж остались живыми просто чудом. [159]

Но никаких чудес, конечно, не было. Было искуснейшее, классное мастерство механика-водителя сержанта М. Е. Есмуханова. Как он. сумел уклоняться от попаданий снарядов, это действительно загадка, но танк был неуязвим, и Есмуханов, заметив замаскированные в лесу бронетранспортеры и автомобили, повел машину на них, видимо намереваясь таранить гитлеровскую технику. Пулеметчик сержант Г. А. Зацепин понял замысел механика-водителя и меткой очередью на ходу поджег грузовик, а командир башни сержант Е. П. Прокофьев несколькими выстрелами поджег самоходное орудие.

...В штабе мне сказали, что у Л. X. Дарбиняна гангрена. Нужно ампутировать ногу, но он не соглашается. Я написал ему записку, в которой не советовал рисковать жизнью, согласиться на операцию. Было ясно, что, если все пройдет благополучно, Дарбинян выживет, но останется инвалидом и бригадой командовать уже не сможет. Случилось худшее, но об этом потом...

* * *

В полдень 27 декабря 69-я и 70-я мехбригады подошли к Коростышеву. Мост через реку Тетерев немцы взорвали, а на западном ее берегу организовали довольно прочную оборону. Разведка донесла, что пехота окопалась, а танки надежно укрыты и часть их закопана в землю. Река Тетерев не замерзла, бродов не нашли. Переправочных средств в корпусе практически не было.

Штаб корпуса разместился в избушке лесника, недалеко от Козиевки. Я постоянно находился на наблюдательном пункте и вместе со своими помощниками тщательно искал решение для успеха боя за Коростышев.

П. В. Кульвинскому скоро стало известно, что генерал П. С. Рыбалко приказал ночью построить мост через Тетерев в районе Козиевки. По нему должна пройти 91-я отдельная танковая бригада И. И. Якубовского. Мы срочно направили туда свой саперный батальон, чтобы ускорить строительство и к утру переправить наши 69-ю и 71-ю механизированные бригады. Они должны были утром 28 декабря обойти Коростышев с севера, тем самым помочь 70-й мехбригаде форсировать реку и одновременно атаковать Коростышев.

Ночью потянул холодный северный ветер, начало подмораживать. Очень надеялись на мороз посильнее, чтобы мотопехота могла на отдельных участках перейти реку по тонкому льду. [160]

В 3 часа 28 декабря бригады В. В. Луппова и А. А. Алексеева переправились по мосту, а мотопехота М. Д. Сиянина — по льду и вброд южнее Коростышева.

На рассвете наша артиллерия сделала 15-минутный огневой налет по немецкой обороне, и после этого все три бригады пошли в атаку.

В 8.30 соединения корпуса вышли на рубеж Бильковцы, Студеница, Стрижовка, это в 5–8 километрах западнее Коростышева, но дальше продвинуться им не удалось: гитлеровцы оказали здесь упорное сопротивление. Как потом выяснилось, из Житомира к ним подошло подкрепление.

* * *

В полдень мне сообщили о смерти Л. X. Дарбиняна. Ногу ему ампутировали, но было уже поздно. Похоронили славного комбрига в Коростышеве, на городском кладбище, где сейчас аллея Героев, павших за освобождение города.

Президиум Верховного Совета СССР присвоил Левону Хигясовичу Дарбиняну посмертно звание Героя Советского Союза.

Левон Дарбинян... Многое уже рассказано о богатырях земли советской — Героях Советского Союза. Хочу и я сказать свое слово о Левоне Хигясовиче, славном сыне армянского народа. Это был боевой, смелый офицер, душа воинов. Его любили за храбрость, дерзость, не знавшую границ, сердечность, простоту и даже за строгость, доброе, отзывчивое сердце, за умение шутить, заразительно смеяться...

Он прибыл к нам, когда мы вели бои на букринском плацдарме. Был Дарбинян смел до безумия, показал себя тонким тактиком, грамотнейшим офицером. Его практически нельзя было застать врасплох, заставить смутиться по тому или иному поводу. Казалось, не было вопроса, на который он не мог бы дать с ходу исчерпывающий ответ.

Незабываемы бои под Великим и Малым Букрином. Здесь, на небольшом клочке земли, с трех сторон стиснутом могучим Днепром, сошлись в сентябре — октябре 1943 года две огромные силы. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало удержать правобережье Днепра в своих руках, сбросить наши подразделения в реку. Несмотря на непрерывные атаки противника, мы пробивались вперед, прочнее укреплялись на захваченном плацдарме. Шли жестокие бои за Великий и Малый Букрин. Подразделения, которыми руководил Л. X. Дарбинян, под мощным огнем противника продвигались вперед, и люди чувствовала его волю, четко выполняли все команды. [161]

Памятна высота 214,9, на которой закрепились фашисты. Все подступы к ней простреливались, дороги находились под обстрелом артиллерии, а овраги и небольшие перелески буквально забрасывались минами. Но полковник Л. X. Дарбинян нашел «ключик» к этой высоте, и солдаты, веря своему командиру, пошли в бой за нее. И такой мощный узел обороны, напичканный людьми и техникой, был разбит в считанные часы, высота была взята, фашисты гибли, бежали, сдавались в плен...

...Однажды 69-я мехбригада Л. X. Дарбиняна выступила на марш и... пропала. Связь с ней была потеряна. Я решил посмотреть порядок в остальных колоннах корпуса, проверить их маскировку с воздуха и разузнать, что случилось с нашей лучшей бригадой.

Мы летели на У-2 на высоте около ста метров. Я внимательно следил за колонной, помечал в блокноте недостатки.

— Где находимся? — спросил я у пилота.

— Слева Днепр.

— Вижу, а какая деревня под нами?

— А вы не следили по карте? — спросил пилот.

— Сначала следил, а затем увлекся — перестал.

— И я тоже.

— Хорошенькое дело! Что ж нам, возвращаться?

— Давайте сядем на поле, вот там, видите, молотилка, кажется, работает. Спросим у людей, что за деревня, и все будет в порядке...

— Садись, — буркнул я.

Самолет, сделав круг над молотилкой, пошел на посадку. Приземлились на скошенном поле. Люди, бросив работу, устремились к нам.

Они с готовностью назвали свою деревню, а кто-то попутно заметил, что какие-то советские войска утром уже проходили через нов, а после на Днепре, мол, долго стреляли.

Я понял, что это была бригада Дарбиняна. Но почему она уклонилась от намеченного маршрута и почему командир не шлет никаких донесений?

Комбрига я нашел в небольшом домике с зеленой крышей. Он завтракал.

— Почему не сообщаете ничего, в штаб? — набросился я на него. — От вас с четырех утра нет никаких сведений. Радиостанция не отвечает. От маршрута уклонились. В чем дело, полковник? [162]

Дарбинян вытянулся, на лице удивление!

— Виноват, но час назад я подписал донесения. Возможно, произошла задержка... Но нам тут, знаете, бой пришлось вести.

— Какой еще бой?

— На рассвете подошли к этой деревне, а разведчики уже огонь ведут. Оказывается, рота немцев ночью переправилась сюда на лодках и захватила деревню. А в ней всего-то был взвод пехотинцев из 40-й армии. Я не мог допустить такого... Разведчикам в помощь бросил один батальон и роту танков!

— Потери?

— Нет потерь, товарищ командир!

— Раненые?

— И раненых тоже нет!

— Так ли? Что-то мудришь, Левон. — Раздражение у меня уже прошло. — А гитлеровцы где?

— Рыбу в Днепре кормят. Почти никто не ушел.

— Но ведь они могли догадаться, что мы идем с Букрина.

— Вряд ли, — покачал головой Дарбинян. — Скорее всего, они подумали, что это резервы, вызванные пехотинцами, оборонявшими деревню. Марша они видеть не могли — ночью и утром стоял туман.

Да, ночью был туман. Когда я летел, вроде прояснилось, но сейчас, во время нашего разговора, пошел дождь. Вражеские самолеты в этом районе не появлялись.

— И все-таки доносить обо всем нужно, как вы думаете?

— После боя и донес, — улыбнулся Л. X. Дарбинян. — Когда бой начинается, о донесении и мысль в голову не приходит! Садитесь, пожалуйста, завтракать!

На том у меня с Левоном конфликт и кончился.

А вообще-то о нем можно было бы рассказывать да рассказывать...

...И вот нет нашего любимца, весельчака, балагура... Нет умного, толкового командира... Но осталась о нем добрая, светлая память. И позже, когда, передав командование корпусом генералу И. П. Сухову, я уезжал в Москву, все-таки завернул в Коростышев, побывал на могиле Левона Дарбиняна.

Сняв шапку, долго стоял я у небольшого бугорка земли, с деревянной пирамидой, увенчанной пятиконечной звездой, вырезанной из гильзы снаряда заботливыми руками ремонтников. Стоял и думал: «Немало мы хлебнули с тобой, Левон, лиха... Вместе начали наступление, а вот радости [163] победы разделить не доведется... Правда, по разным причинам, но до Берлина мы, Левон, с тобой не дойдем...

Сколько их, солдатских могил, со звездами, пирамидами, разбросано по свету?! Те, кто дойдет до Берлина, кто останется жив, кто знал тебя, Левон, навечно сохранят в своем сердце добрую о тебе память. Святую память...»

* * *

Утром 30 декабря наступление возобновилось. Наш корпус шел на Туровец, Лещин, и на другой день, неожиданно для немцев, мы пересекли железную дорогу из Житомира на Бердичев, а передовые части оседлали шоссе у Гуйвы и вышли к южной окраине Житомира.

...1 января 1944 года мы слушали приказ Верховного Главнокомандующего, в котором, в частности, говорилось:

«Войска 1-го Украинского фронта вчера, 31 декабря, в результате стремительной атаки пехоты и умелого обходного маневра танковых соединений овладели областным центром Украины городом и железнодорожным узлом Житомир.

В боях за освобождение города Житомир отличились войска генерал-полковника Гречко, генерал-полковника Леселидзе, генерал-лейтенанта Черняховского и танкисты генерал-полковника Рыбалко.

Особенно отличились:

...7 гвардейский танковый Киевский корпус генерал-майора танковых войск Иванова, 9 механизированный корпус генерал-майора танковых войск Малыгина... 51 гвардейская танковая Фастовская бригада подполковника Новохатько... 91 отдельная танковая Фастовская бригада полковника Якубовского... 47 отдельный гвардейский танковый полк полковника Мельникова...

В ознаменование одержанной победы соединениям и частям, отличившимся в боях за освобождение города Житомир, присвоить наименование Житомирских.

Впредь эти соединения и части именовать: ...47-й отдельный гвардейский танковый Житомирский полк, ...9-й механизированный Житомирский корпус.

...Сегодня, 1 января, в двадцать один час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим город Житомир, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий...»

Радостная весть о присвоении корпусу наименования Житомирского омрачилась гибелью подполковника А. А. Бабанина, [164] который наехал на немецкую мину. Он должен был принять у А. А. Алексеева 69-ю мехбригаду, но не доехал...

* * *

В районе Бердичев, Казатип, Хмельник гитлеровцы имели более шести дивизий, в том числе 14-ю танковую.

Командующий фронтом приказал генералу П. С. Рыбалко повернуть 3-ю гвардейскую танковую армию на юг с целью разгрома бердичевской группировки противника.

Наш 9-й механизированный Киевско-Житомирский корпус получил задачу обойти Бердичев с запада и содействовать общевойсковым соединениям в овладении городом. Правее планировалось наступление 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов.

В ходе нашего наступления противник оказывал упорное сопротивление, то и дело контратакуя группами по десять — двадцать танков с пехотой. Каждый населенный пункт приходилось брать с боем.

Бесстрашие, мужество и отвагу проявляли тогда многие бойцы и командиры. Например, пулеметчик рядовой И. И. Бабушкин метким огнем уничтожил несколько десятков фашистов и грузовую автомашину. Братья рядовые Петр и Иван Петрик из взвода автоматчиков гвардии лейтенанта Д. И. Васильчикова уничтожили в одном бою 16 гитлеровцев, не раз ходили в тыл противника и приносили важные сведения.

Не зная страха, сражался личный состав батареи старшего лейтенанта В. В. Тарасова. Особенно отличился расчет старшины В. В. Зайцева. Вот только один из эпизодов боя его артиллеристов с танками. На опушке леса накапливались вражеские машины. Вот одна за другой, развивая скорость, помчались они на наши позиции.

— Орудие к бою! — скомандовал старшина.

Бойцы работали сноровисто, слаженно, четко. Наводчик комсомолец Здвижков, замковый кандидат в члены партии Дианов, заряжающий комсомолец Тудаков, комсомольцы Тепляков и Уваров спокойно и мужественно встретили атаку.

Раздался первый выстрел — недолет. Наводчик торопливо дал поправку, проворные руки заряжающего подали снаряд.

— Огонь! — командует Зайцев.

Черное облако окутало ближний вражеский танк. Несколько последовавших выстрелов остановили еще две бое-. вые машины. [165]

Механик-водитель гвардии старшина И. Л. Пирогов, бывший тракторист из Сумской области, вместе со стрелком-радистом рядовым Феоктистовым вызвался разведать одну из окраин населенного пункта. Осматривая дом за домом, танкисты неожиданно столкнулись с бронетранспортером и группой немцев. Возник короткий бой. Несколько гитлеровцев были уничтожены, но и Феоктистова сразила вражеская пуля. Пирогов остался один. Фашисты решили взять старшину в плен.

— Рус, сдавайся! — кричали они.

— Коммунисты в плен не сдаются! — крикнул Пирогов и в несколько прыжков оказался у глубокой канавы.

Огонь его автомата заставил гитлеровцев укрыться за бронетранспортером. Видимо, поняв, что живым им Пирогова не взять, они прекратили огонь, забрались, чтобы не терять людей, в бронетранспортер и хотели убраться подобру-поздорову. Но старшина не дал им уйти безнаказанно. Он метнул вслед бронетранспортеру гранату и услышал истошные вопли: видимо, несколько фрицев получили ранения. Когда машина ушла, Пирогов, взвалив на плечи погибшего друга, направился к своей тридцатьчетверке.

...На нашем пути стояло большое село Пылыпы. Гитлеровцы долго и упорно там оборонялись, но, не выдержав натиска танков и мотопехоты, все-таки оставили село. В этом бою прекрасно действовали танкисты 59-го танкового полка 71-й мехбригады. Они подбили шесть танков противника. Гвардии сержант П. Ф. Бабков с группой воинов первым ворвался в населенный пункт и огнем из автомата лично уничтожил более десятка немцев. Уже в самих Пылыпах гвардеец заметил четырех немцев, которые, укрываясь за заборами и хатами, пытались скрыться. Всех четверых гвардии сержант Бабков и его товарищи взяли в плен.

Два минометных расчета под командованием сержанта Георгия Марченко на легком танке вырвались вперед, стремительно ворвались в село и, как говорится, оказались нос к носу с гитлеровцами. Г. А. Марченко не растерялся, приказал сержанту С. М. Киеку и рядовым В. А. Голубеву и А. М. Бучинову устанавливать миномет, а сам вместе с остальными девятью бойцами вступил в бой.

Дружным ружейно-автоматным огнем минометчики вызвали панику среди вражеских солдат и офицеров, а в это время «подал голос» миномет сержанта Киека. Гитлеровцы побежали. Сержант Марченко установил второй миномет, и мины обрушились на убегающих фашистов. [166]

Таких случаев было так много, что обо всех не расскажешь, все просто не упомнишь. Это была повседневная солдатская работа, смертельно опасная, необыкновенно трудная, но необходимая для победы. И солдаты проявляли во имя этого чудеса храбрости и героизма.

Здесь мне особенно хочется сказать доброе слово о наших славных младших командирах, ближайших и неразлучных друзьях, первых начальниках воина — сержантах. Они делили с рядовыми бойцами все тяготы войны, горечи неудач и радости побед. Они первые, кто знал все думы и нужды солдат, они первые, к кому те обращались со всем волнующим, наболевшим, личным.

Младший командир — это, на мой взгляд, прежде всего лучший, образцовый солдат в своем подразделении. Сержанты первыми поднимались в атаку, показывали пример храбрости и отваги.

Вот один из них, сержант Андрей Михайлович Андрианов.

В боях за Днепр, за днепровские переправы, когда, казалось, не было ни метра площади, не обстреливаемой врагом, Андрей своей боевой удалью и отвагой вдохновлял бойцов — товарищей по оружию на боевые подвиги. И те бесстрашно шли за своим командиром на любые испытания, не жалея ни крови, ни самой жизни. А. М. Андрианову было присвоено звание Героя Советского Союза.

С непередаваемой горечью все в корпусе узнали, что в боях за Житомир сержант А. М. Андрианов был смертельно ранен... Прощальным салютом герою была артиллерийская канонада нашей армии, гнавшей врага все дальше на запад. Прощальными словами над гробом сержанта была клятва его боевых друзей, которые, бросив в свежую могилу горсть родной земли, спешили в бой, неся в своем сердце чувство священной ненависти к врагу.

...Житомир подвергся бомбежке в первый день войны. Это родной город другого отважного сержанта, командира орудия Анатолия Обуховского. Когда немцы подступали к городу, Анатолий вместе с семьей покинул родные места. В сердце юноши уже тогда загорелась жгучая ненависть к гитлеровцам, напавшим на нашу Родину. И когда пришло время призыва в ряды Красной Армии, Анатолий Обуховский с гордостью и радостью взял в руки оружие, чтобы бить врага.

В одном из боев на Днепре расчет А. Р. Обуховского (наводчик сержант Н. Е. Чунтонов), рискуя жизнью, выкатил орудие на открытую позицию и прямой наводкой подбил [167] пять вражеских тягачей с пушками, уничтожил несколько повозок с грузами. Немцы отошли, оставив на поле боя только убитыми более 15 солдат и офицеров.

В боях на подходе к Коростышеву, когда группа фашистов дрогнула и стала откатываться, сержант Обуховский решил ее преследовать. Параллельной дорогой батарейцы вышли в тыл гитлеровцам. Вот показалась колонна машин. Обуховский приказал открыть огонь. Первым же выстрелом была подбита головная автомашина. На дороге образовалась пробка. Немцы, ошеломленные неожиданным появлением в их тылу советских артиллеристов, бросились в паническое бегство. Воспользовавшись суматохой, расчет сержанта А. Р. Обуховского уничтожил десятки гитлеровцев; 8 автомашин с боеприпасами и другими грузами те бросили на месте.

Во всех боях Обуховский проявлял сметку, инициативу, находчивость.

— Скоро к моему родному Житомиру придем, — говорил он бойцам. — Вот тогда фрицам особого жару подсыплем.

Однажды гитлеровцам ценой больших усилий удалось вклиниться в нашу оборону. При поддержке артиллерии они наседали на боевые порядки мотопехоты.

Обуховский, выследив вражеские огневые точки, перенес огонь на них.

Контратака врага была сорвана. Понеся большие потери, он вынужден был отойти на прежние рубежи.

В боях под Житомиром немцы несколько раз контратаковали наши подразделения. Но орудийный расчет, ободренный горячим словом и личным примером сержанта, ни разу не дрогнул. Наводчик сержант Н. Е. Чунтонов, ставший Героем Советского Союза, не имел ни одного промаха. Снаряды ложились точно в цель, и гитлеровцы вынуждены были отказаться от своей затеи.

За отвагу, мужество и героизм, проявленные в боях за Правобережную Украину, смелому артиллеристу командиру орудия сержанту А. Р. Обуховскому было присвоено звание Героя Советского Союза.

* * *

Гитлеровцы обороняли рубеж Пятки, Слабодище, прикрывая шоссе и железную дорогу Бердичев — Шепетовка.

Было решено утром 5 января атаковать противника и пересечь эти коммуникации. Сил в корпусе оставалось мало, и бригады были построены в один эшелон. На правом фланге наступали 71-я мехбригада полковника В. В. Луппова, [168] в центре — 69-я подполковника А. А. Алексеева, на левом фланге — 70-я полковника М. Д. Сиянина. Правее нас действовал 6-й гвардейский танковый корпус.

Начался бой. Фашисты не выдержали удара, начали отходить, бригады стали их преследовать. 71-я мехбригада прошла Пятки, устремилась на Рачки, к железной дороге. Вот уже передовые подразделения вошли в Рачки, но были встречены там шквальным пушечным и пулеметным огнем. Пять наших легких танков и мотопехота сперва остановились, а потом начали отходить. Полковник В. В. Луппов сел в свой газик и решил лично поднять боевой дух воинов.

Противник к тому времени успел развернуть противотанковую артиллерию, наши пехотинцы залегли, стали окапываться.

Луппов выскочил из машины, но не успел подать никакой команды — вражеский снаряд разнес газик в щепки, а Владимир Васильевич получил ранение. Ординарец подхватил его, потащил в сторону, но тут рядом с ним разорвался еще один снаряд...

Погиб еще один из опытнейших и храбрейших командиров бригад... Он прошел тяжелый и тернистый путь. Слава к нему пришла не сразу, как, скажем, к А. Р. Обуховскому. Она рождалась в страдные военные дни, когда шли тяжелейшие бои за Днепр, Киев, Житомир...

Всюду, где бы ни приходилось действовать 71-й мехбригаде, которой командовал В. В. Луппов, воины чувствовали железную выдержку своего командира, его стойкость, мужество, отвагу. Владимир Васильевич целиком и полностью отдавался своему делу, трезво оценивал обстановку, всегда принимал единственно правильное решение.

Не было в боевой практике Владимира Васильевича случая, чтобы он показал свою растерянность перед трудностями, перед опасностью.

Он сумел воспитать достойную плеяду молодых офицеров, опытных и умелых сержантов, отважных и находчивых рядовых бойцов. Десять человек из них стали Героями Советского Союза. В их числе командир взвода старший лейтенант И. М. Матвейцев, командир танка лейтенант В. Д. Паширов, механик-водитель старший сержант Н. Г. Князькин, командир роты старший лейтенант И. И. Филиппов, командир орудия сержант А. Р. Обуховский, наводчик рядовой Н. Е. Чунтонов и другие.

Президиум Верховного Совета СССР присвоил посмертно полковнику В. В. Луппову звание Героя Советского Союза.

Позже, летом 1944 года, когда 71-й мехбригадой командовал [169] подполковник А. Д. Кочетов, личный состав собрал на постройку танка в память Героя Советского Союза В. В. Луппова триста семь тысяч восемьсот рублей. Танк, построенный на эти средства, был передан боевому соратнику бывшего комбрига Герою Советского Союза старшему сержанту Илье Ананьевичу Каверину.

На имя А. Д. Кочетова пришла телеграмма следующего содержания:

«Передайте красноармейцам, сержантам и офицерам воинской части, собравшим триста семь тысяч восемьсот рублей на строительство танка, мой боевой, привет и благодарность Красной Армии. Желание личного состава части будет исполнено.

И. Сталин ».

Танк с надписью «Владимир Луппов» прошел славный боевой путь. За рычагами грозной машины сидел И. А. Каверин.

* * *

Давно отгремели бои на Днепре. Позади остался славный боевой путь на Правобережье. Много сотен километров отмерил солдат от Славутича — реки нашей славы, колыбели победы.

Я хочу привести здесь выдержки из красноармейской газеты «Вперед на запад», которые лаконично рассказывают о боевых действиях батареи минометчиков 71-й механизированной бригады. Этой батареей командовал старший лейтенант В. Н. Анчишкин, ныне член Союза писателей СССР.

«24 декабря. Утром началась артиллерийская подготовка. Били орудия всех калибров. Дрожала, стонала земля от разрывов. Наши прорвали немецкую оборону. Пехота пошла вперед. Сопровождаем ее своим огнем.

25 декабря. Немцы зацепились в селе... На подступах к нему завязался жестокий бой. Ведем интенсивный обстрел огневых позиций гитлеровцев. Истребили до 50 гитлеровцев. День не прошел даром!..

26 декабря. Наступление продолжается. Занимаем все новые и новые населенные пункты. Немцы с боями отходят...

27 декабря. Начались бои за город Коростышев. Расчеты выдвинулись на восточную окраину и открыли сильный огонь. Своим огнем мы подавили несколько огневых точек противника и истребили немало гитлеровцев. [170]

28 декабря. Город наш! Разбитый, разрушенный, но снова наш, советский. Придет время — зарубцуются, зарастут раны. Но не будет пощады и прощения гитлеровцам... Продвинулись вперед на 6 километров. Оборудовали огневые позиции, ведем огонь на уничтожение живой силы противника. Немцы снова недосчитываются 20 своих солдат, одного шестиствольного миномета... Он взлетел на воздух с прислугой.

29 декабря. Сменили огневые позиции. Идем с разведчиками к немцам в тыл. Обнаруживаем важные цели. Ведем интенсивный огонь по огневым позициям противника. Вдребезги разбиваем артиллерийскую противотанковую батарею немцев, минометную батарею, три пулемета. Целая рота гитлеровцев распрощалась с белым светом. На славу поработали минометчики. В этот раз особенно отличились расчеты старшины Рюмина и старшего сержанта Михайловича.

30 декабря. Марш...

31 декабря. Знаменательный день. Верховный Главнокомандующий за отличные боевые действия объявил нам благодарность... Рассказываю бойцам о приказе И. В. Сталина... Это воодушевляет людей. И они рвутся в бой».

Кстати, несколько слов об этом интересном человеке — Владлене Николаевиче Анчишкине. В детстве он увлекался литературой, писал стихи, мечтал посвятить свою жизнь писательскому труду.

Началась война, и Анчишкин со школьной скамьи добровольно ушел в Красную Армию. После шестимесячной учебы в минометном училище он попал на фронт, испытал горечь временных неудач и познал радость побед. Два ордена Красной Звезды — лучшее свидетельство его боевой зрелости и храбрости.

Только за один месяц батарея В. Н. Анчишкина истребила 400 немецких солдат и офицеров, уничтожила 7 бронетранспортеров, сожгла и захватила 31 автомашину и одну самоходную пушку противника.

* * *

Мы выбили немцев из Буряков и Райгородка утром 9 января. Не прошло и часа, как налетели около 70 фашистских самолетов и обрушили бомбовый удар в основном на 69-ю мехбригаду. Во время налета погиб командир бригады подполковник А. А. Алексеев, прекрасный человек, соратник и ученик покойного Л. X. Дарбиняна. [171]

Я приказал временно принять командование соединением начальнику оперативного отдела штаба корпуса подполковнику Науму Ефимовичу Кошеватскому.

11 января части корпуса пересекли шоссейную дорогу Казатин — Любар, выбили фашистов из Крапивца и Петриковиц, но дальше продвинуться не смогли, Здесь гитлеровцы перешли к обороне на подготовленном рубеже, прикрывая участок железной дороги Корсунь-Шевченковский — Староконстантинов.

Мы подтягивали тылы, растянувшиеся на грязных и разбитых дорогах. 71-ю мехбригаду принял боевой, закаленный офицер-сибиряк, кавалер ордена Красного Знамени полковник А. Д. Кочетов. 69-й мехбригадой временно командовал заместитель командира 70-й бригады майор В. А. Сливченко.

Я простудился, поднялась температура. Генерал П. С. Рыбалко приказал мне «отлеживаться». Пока «отлеживался», узнал, что в штабе армии кто-то горько пошутил, что, мол, Малыгину командиров бригад не напасешься, поскольку он их не жалеет, а бросает в самое пекло.

Шутка, если это вообще шутка, была довольно неумной, но я и сам понимал, что этот вопрос все-таки надо как следует обдумать. Я тоже не сторонился боевых порядков, ни будучи командиром корпуса, ни когда был командиром бригады или начальником штаба дивизии... Генерал П. С. Рыбалко на букринском плацдарме весь день провел на моем наблюдательном пункте, а за большим оврагом были немцы. На переднем крае часто бывали Д. Д. Лелюшенко, К. К. Рокоссовский, когда мы воевали на полях Подмосковья... И никто не считал, что мы были в «пекле». Надо было, вот и находились там, где требовала обстановка. [172]