Днепровские кручи

Ясная Поляна, усадьба Л. Н. Толстого, прекрасный уголок России... Безбрежные поля, большие лесные массивы, тихая речка Упа... На Косой Горе дымят высокие трубы старейшего на Руси металлургического завода.

Здесь, от Косой Горы до южной опушки лесного массива, откуда начинается безграничная степь с разбросанными по ней селами, деревнями, садами, рощами, остроконечными терриконами, расположился 9-й механизированный корпус.

Штаб находился в селе Угрюмово. Там меня встретил хорошо знакомый еще по академии полковник Павел Васильевич Кульвинский, бывший начштаба прославленной 1-й гвардейской танковой бригады, представился. Мы сердечно обнялись. Чуть позже подошел заместитель командира корпуса по политической части полковник Григорий Васильевич Ушаков. Его я тоже знал.

В избе, где разместился оперативный отдел штаба, Кульвинский доложил обстановку и состояние корпуса.

— Формирование идет полным ходом, прибывают маршевые роты, вооружение, боевая техника, боеприпасы. Согласно полученным нарядам, части будут укомплектованы личным составом и оружием по штату, автотранспортом — только на 70 процентов. Отдельные 47-й и 59-й гвардейские, 53, 229, 74-й танковые полки, 616-й минометный, 1719-й зенитно-артиллерийский полки, 386-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, 82-й саперный, 999-й связи, медико-санитарный батальоны, полевой хлебозавод прибывают укомплектованными полностью. 69-я механизированная бригада завершает формирование, а 70-я и 71-я мехбригады только начали прием людей и оружия. Срок готовности корпуса определен к 15 сентября. Правда, 100-й мотоциклетный формируется в другом месте...

— Пополнение поступает хорошее, — дополнил Г. В. Ушаков. — Из госпиталей прибыло много людей, уже побывавших в боях и награжденных. Маршевые роты идут из [75] Сибири, центральных областей. Партийно-комсомольская прослойка около 25 процентов. В частях создаются партийные и комсомольские организации, регулярно выпускается корпусная многотиражная газета «Вперед на запад».

Мы составили план массовых мероприятий: торжественное вручение оружия каждому воину, проведение по этому поводу партийных и комсомольских собраний, бесед с беспартийными. Надо было довести до сознания каждого бойца, что Родина, вручая ему оружие, требует отстоять честь, свободу и независимость родной земли, ждет от нас боевых подвигов, беспощадной борьбы с оккупантами.

...Ускоренное формирование корпуса было вызвано тем, что уже в ближайшее время ему предстояло участвовать в большой наступательной операции.

Через несколько дней я познакомился с прибывшими в корпус командирами мехбригад: 69-й — полковником М. Д. Сияниным, 70-й — подполковником А. А. Бабаниным, 71-й — подполковником Т. Г. Карасем.

Мы провели собрание партийного актива, на котором я выступил с докладом о ближайших задачах коммунистов. Говорил о том, что, как известно, успех соединения в бою определяется его боеспособностью, а она зависит от высокого морального состояния войск, готовности каждого воина на самопожертвование во имя Родины, любви к ней, желания во что бы то ни стало победить врага. Особое внимание обратил на знание бойцами оружия, материальной части, на сколоченность подразделений и частей, их боевую выучку, сноровистость, натренированность каждого. Тренироваться нужно постоянно в любых условиях и при любой погоде, напряженно и неустанно.

Выступали также офицеры, сержанты, красноармейцы. Все они выражали единую мысль: личным примером, повседневным трудом, работой с бойцами добиться точности и образцовости везде и во всем, подчинить этому все силе время, помыслы, чтобы выйти из периода учебы закаленными, сплоченными, способными с честью выполнить приказ Родины.

Началась боевая подготовка, тактические учения. Очень успешно обучал своих подчиненных полковник М. Д. Сиянин. В нем чувствовалась настоящая командирская хватка, острота мысли, способность принимать самостоятельные решения, причем правильные, грамотные. Несколько слабев обстояли дела в бригадах А. А. Бабанина и Т. Г. Карася. Здесь не хватало на учениях должной напряженности, четкости, подвижности, были изъяны в маскировке на поле. [76]

Я требовал от командиров бригад, чтобы бойцы были обучены смелым и решительным действиям, чтобы поле тактических учений для постороннего глаза было мертвым, а для нас жило и работало, добивался, чтобы и сами офицеры неустанно повышали свое тактическое мастерство и воинское умение, личным примером обучали бойцов решительным действиям на поле боя. Обратил внимание на то, что отдельные командиры не проявили, необходимой воли в ходе учения, создавалось впечатление, что они боятся или почему-то не решаются строго потребовать немедленного исполнения своего приказания.

Меня поддержал Г. В. Ушаков. Он дал на совещании офицеров оценку партийной работе в подразделениях на тактических учениях, указал, что не все политработники и парторги оказались на уровне задач, поставленных командованием на учениях — последние известия, оперативные сводки Совинформбюро доводились до личного состава с опозданием, боевые листки в некоторых подразделениях не выходили.

Добрые примеры тоже были: отлично организованы обучение и воспитание воинов в 1-м мотострелковом батальоне 69-й бригады, которым командовал молодой и энергичный капитан Г. Ш. Балаян. Подразделение это прибыло из 14-й танковой бригады, в составе которой участвовало в боях под Воронежем. В нем было много бойцов и командиров, награжденных орденами и медалями за боевые подвиги, в том числе сам Г. Ш. Балаян и его заместитель по политчасти майор Д. Г. Чубарь. Среди танковых полков передовыми сразу же стали 47-й гвардейский подполковника Г. А. Адильбекова и 53-й подполковника Д. Г. Суховарова из 69-й мехбригады.

Из механизированных корпусов мы формировались последними. Перед отправкой на фронт были проведены еще одни учения. На этот раз — с боевыми стрельбами.

Учитывая уроки прошедшего периода боевой учебы, личный состав подразделений приложил максимум усилий, сноровки, энергии, чтобы с честью выполнить поставленные перед ним задачи и доказать свое умение действовать на поле боя настойчиво, смело, стремительно, смекалисто. Ходом учений я был доволен. Огорчало другое — до штата нам не хватало 824 автомашины.

* * *

В середине августа наш корпус вошел в состав 3-й гвардейской танковой армии. [77]

К нам прибыли командующий армией генерал-лейтенант танковых войск П. С. Рыбалко, член Военного совета генерал-майор танковых войск С. И. Мельников и начальник штаба генерал-майор танковых войск В. А. Митрофанов — мой однокашник по академии.

Павла Семеновича Рыбалко я видел впервые. Среднего роста, плотный, с нахмуренными бровями, он резко спросил:

— Вам известно, что корпус вошел в мое подчинение?

— Директива нами получена, — ответил я и пригласил прибывших в штаб.

— Надеюсь, довольны подчинением? У нас в армии, — сказал Рыбалко, когда мы уселись за столом в штабе, — будете взаимодействовать с танкистами. Надеюсь, друг друга понимать будем. Корпус планируется использовать на сковывающем противника направлении.

— Я тоже так понимаю роль механизированного корпуса в составе танковой армии, — ответил я. — Тем более что не все люди крещены огнем, а боевая слаженность штабов и частей в бою еще не испытана. Корпус до конца-то не сформирован. Было обещано два эшелона с автомашинами, но их отняли, стало быть, спешили одну бригаду. Автотранспорта по штату было только 70 процентов, но его еще и сократили. На чем возить мотопехоту, боезапасы?

П. С. Рыбалко, насупившись, задумался.

— У вас много танков, будете сажать мотопехоту десантом, — сказал он.

— Внештатный батальон подвоза, — добавил С. И. Мельников, — будет доставлять запасы туда, куда отправлены эшелоны с автомашинами.

— Мотопехоту десантом не всегда можно перебрасывать, — возразил я. — Да и танки у нас легкие, много ли на них народу посадишь? А 82-миллиметровые минометы? Их в корпусе 90! А станковые пулеметы? 135 единиц! Их на танки не погрузишь...

Командарм внимательно слушал. Он, конечно, понимал, что внештатный батальон будет подвозить запасы для армии, но по положению каждая бригада должна сама обеспечивать их доставку со станции снабжения. Если в бригаде есть транспорт, командир корпуса может требовать от ее командира иметь неснижаемые нормы запасов, а если нет... Кроме того, автобатальон, принадлежащий 9-му мехкорпусу, будет доставлять грузы для всей армии, значит, создадутся перевалочные пункты, а подвоз запасов все равно останется на совести командиров бригад. [78]

— Как вы думаете, Семен Иванович? — спросил командарм Мельникова.

— Решение Военного совета оставить в силе, — ответил тот.

— Быть по сему! — согласился Рыбалко. — Докладывайте о состоянии корпуса, Константин Алексеевич.

Тяжело вздохнув, я доложил обо всем.

Генералы побывали в 69-й мехбригаде, 47-м и 59-м гвардейских танковых полках корпусного подчинения, Павел Семенович остался всем доволен. Мельников и Митрофанов своего мнения не высказывали.

В 18.00 они уехали.

* * *

В начале сентября был объявлен план погрузки в эшелоны. Части направлялись на станции Щекино и Ясная Поляна. Солдаты пели про синенький скромный платочек, про Катюшу, выходившую на берег, про трех танкистов и Днепр, который ревет и стонет...

С 7 по 17 сентября эшелоны выгружались: все пять танковых полков — на станциях Ворожба и Краснополье, а мотопехота, артиллерия и тылы — в Курске.

Утром 18 сентября 1943 года был получен приказ командующего армией генерала П. С. Рыбалко к 10 часам утра 19 сентября корпусу сосредоточиться в районе Ворожба, Краснополье.

Сразу же возник вопрос, на чем доставить мотопехоту до танков. Было решено оставить корпусные и бригадные запасы в Курске, взять машины тыла, загрузить их не соблюдая норм.

Выступили на марш в 16 часов. Штаб корпуса шел в голове колонны. Я решил проверить, как будут проходить части намеченный исходный пункт, а затем, обгоняя колонну, посмотреть на дисциплину марша.

В штабе корпуса полковник П. В. Кульвинский доложил, что получен приказ командующего армией к исходу дня быть в районе Долгополовка, Великие Бубны, Репки и что маршрут и районы расположения уже намечены.

— Хорошо. Три часа привал, накормить людей, осмотреть машины, подвести танки, посадить на них по 5–7 человек на легкий и по 10–12 — на средний.

Я стал изучать местность на карте. Нам предстояло выйти в полосу 40-й армии. Марш протяженностью в 150 километров позади, а предстояло пройти еще столько же. Хватит ли горючего? [79]

— Адъютант! Попросите ко мне Конарева.

Начальник тыла корпуса подполковник М. Р. Конарев доложил, что в наличии только 16 цистерн с топливом. Из них половина для танков. Бензина маловато.

Началась вторая часть марша в район боевых действий 40-й армии, которой командовал генерал К. С. Москаленко. В 14.20 меня обогнал полковник Кульвинский, поднял руку, остановил машину.

— Что случилось?

Начальник штаба подал мне листок бумаги.

«Командиру 9 мк. В ночь на 20.9.43 обогнать боевые порядки 40 армии. Исходу 22.9.43 форсировать Днепр на участке Монастырек, Зарубенцы. В 15.30 прибыть к командующему. Митрофанов».

— Ведите колонну, — приказал я Кульвинскому. — Узнайте обстановку в штабе 40-й армии. В 18.30 соберите командиров для объявления решения. Я поехал в штаб генерала Рыбалко...

Небо хмурилось, но день был теплый. Генерал Рыбалко был в хорошем настроении, улыбался. Возле него стояли два генерала и полковник. Я доложил о прибытии.

— А, сердитый Малыгин, — пожимая руку, сказал командующий. — Знакомьтесь. Это командиры танковых корпусов.

Я узнал стройного и улыбчивого генерал-майора танковых войск Митрофана Ивановича Зинькевича. Еще слушателем академии я стажировался в гарнизоне, где Зинькевич в звании майора командовал танковым батальоном. Теперь он был командиром 6-го гвардейского танкового корпуса. Мы встретились как друзья.

Затем я поздоровался с командиром 7-го гвардейского танкового корпуса Кириллом Филипповичем Сулейковым и командиром 91-й отдельной танковой бригады полковником Иваном Игнатьевичем Якубовским.

— Все в сборе? — оглядел нас Рыбалко. — Баранов во втором эшелоне, так что начнем, товарищи.

Рыбалко подошел к столу, на котором лежала карта. Мы достали из своих полевых сумок топографические карты, вооружились цветными карандашами.

— С общей обстановкой на фронте знакомы?

— Знакомы, — ответили мы.

— Перед фронтом 40-й армии немцы отходят к Днепру, прикрываясь арьергардами шести пехотных, моторизованной и танковой дивизий. Командующий фронтом генерал армии Ватутин приказал нам форсированным маршем, не [80] отрываясь от отходящего противника, выйти к Днепру и, форсировав его, быть готовыми наступать на Белую Церковь.

П. С. Рыбалко указал маршруты движения. Нашему корпусу было приказано двигаться на Прилуки, Яготин, Переяслав, к исходу 20 сентября овладеть населенными пунктами Орженища, Туров, Яготин, в дальнейшем форсировать Днепр на участке Григоровка, Бучач и взять Кагарлык.

На обратном пути я, развернув карту, стал изучать район предстоящего форсирования Днепра.

Для создания плацдарма штаб фронта наметил большую излучину реки. Левый берег здесь плоский, с песчаными буграми, довольно плотно заселенный. Много рощ, которые могут служить укрытием для сосредоточения войск и заготовки древесины в случае надобности. Правый берег — высокие кручи. Излучина изрезана оврагами. Для массового применения танков местность, в общем-то, крайне неудобная. На отдельных межовражных пространствах можно развернуть не более 20 машин. Зато с рубежа Кагарлык, Мироновка открывается широкая возможность массового применения танков в наступлении и прочного удержания плацдарма с опорой на Букринские овраги в случае попыток противника контратаковать нас крупными силами.

Такое решение правильное, для вражеского командования неожиданное. Вряд ли немцы подумают, что в этих оврагах укроется танковая армия. Известно, что танкам нужен простор. В оврагах у гитлеровцев наверняка нет крепкой обороны, это дает нам возможность как можно быстрее выйти к Днепру, переправиться на тот берег, овладеть Кагарлыком. Но мостов здесь, конечно, нет. Ширина реки метров 700. Хорошо, если понтонная бригада сможет навести мост... А если нет? Фашисты засядут в эти овраги: попробуй выковырни их оттуда без потерь... Надо спешить!

У штаба меня встретили П. В. Кульвинский, Г. В. Ушаков и новый заместитель полковник Петр Сафонович Антонов. Последний доложил об итогах марша.

— Лучше всех совершили марш 69-я мехбригада и 47-й гвардейский танковый полк. У них нет ни одной отставшей машины. 70-я на подходе, а у 71-й хотя она и прибывает в свой район, но много машин отстало.

— Люди очень устали, — добавил Ушаков, — да и горючего осталось на четверть заправки.

Павел Васильевич доложил обстановку в полосе 40-й армии, перечислил номера немецких дивизий, противостоящих ей, и указал их места на карте. В нашей полосе отмечена [81] 19-я танковая дивизия немцев на правом фланге и 10-я моторизованная дивизия — на левом.

Показания пленных: Гитлер приказал на левобережье Днепра оставить только землю и воду, а остальное уничтожить.

На основе оценки обстановки было принято решение вести преследование противника по двум маршрутам, построить корпус в два эшелона. По первому маршруту пойдет 71-я механизированная бригада с 59-м гвардейским танковым полком и батареей 1719-го зенитного артиллерийского полка. По второму — 69-я механизированная бригада, 47-й гвардейский танковый полк, батарея 1719-го зенитного артиллерийского полка и штаб корпуса. Второй эшелон составляла 70-я механизированная бригада. В резерве находились 396-й истребительно-противотанковый артдивизион, 616-й минометный полк, 1923-й самоходно-артиллерийский полк, 100-й мотоциклетный батальон, 386-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Взаимодействие с соседями будет осуществляться путем взаимной информации о принятых решениях и выполнении задач через офицеров связи.

Командирам бригад первого эшелона было приказано выслать передовые отряды, в которые назначить свои лучшие усиленные батальоны и отряды обеспечения движения.

Мы приняли также решение спешить 70-ю мехбригаду — нужны были машины.

Через некоторое время полковник П. В. Кульвинский доложил, что в Прилуки вступили части 40-й армии. Наши войска вышли из своих районов по маршрутам преследования противника. Начальник штаба показал схемы построения бригад первого эшелона, решения командиров.

— У Сиянина бригада построена особенно хорошо, — сказал он. — Вот смотрите. В передовом отряде следует 1-й мотострелковый батальон капитана Балаяна с приданными ему танковой ротой, батареей и саперным взводом. Остальные батальоны идут как главные силы вместе с танками 53-го танкового полка. 47-й гвардейский танковый полк — в резерве. Штаб — в голове колонны главных сил. А вот подполковник Карась в передовой отряд назначил не батальон, а роту третьего мотострелкового батальона и усилил ее танковой ротой 79-го танкового полка, минометной ротой, двумя взводами пулеметной роты, взводом автоматчиков, взводом противотанковых ружей и отделением саперов. Командование этим отрядом поручил своему заместителю подполковнику Сливченко. Думаю, что это непорядок... [82]

— Исправим в боевом приказе на 21 сентября.

Враг откатывался с лихорадочной поспешностью. Не дать ему закрепиться, сорвать его замыслы, преследовать с полным напряжением сил — вот наша задача.

Мы торопились, выигрывали у времени минуты, чтобы скорее войти в соприкосновение с противником. Главную надежду возлагали на 69-ю механизированную бригаду, лучшую в корпусе по укомплектованности, боевой слаженности и дисциплине.

Политотдел корпуса, партийные организации провели большую работу по разъяснению боевой задачи и ее важности. В ходе марша в партийные организации поступали многочисленные заявления воинов с просьбой о приеме в ряды ВКП(б).. Систематическая и продуманная работа с бойцами и командирами дала необходимые результаты. Индивидуальные беседы, политические информации помогали росту воинов, увеличивали их тягу в ряды партии.

Механик-водитель танка младший сержант С. Д. Авинов в своем заявлении с просьбой о приеме в партию писал: «Буду как коммунист громить фашистов, не щадя ни сил, ни самой жизни». Парторг лейтенант Б. И. Шаповалов ежедневно знакомил партийный и комсомольский актив с новостями на фронтах и в тылу, те в свою очередь доводили эти сведения до личного состава. Выпускали стенгазеты, боевые листки, читали, периодическую печать. Коммунисты не на словах, а на деле доказывали, что они — первые помощники командиров в воспитании стойкости и отваги у бойцов.

Заявления в парторганизации перед грядущими боями подавали сотни солдат, сержантов и офицеров, а потом на. деле доказывали свое право вести за собой людей — своим мужеством, боевым мастерством, настойчивостью, священной ненавистью к врагу.

...Противник пытался местами приостановить наше продвижение. Но мы не давали ему даже закрепиться, решительно атаковали врага, уничтожали его живую силу и технику.

Рано утром 21 сентября передовые отряды корпуса подошли к реке Удай. Фашисты из арьергардов противника, наблюдая движение наших крупных сил на широком фронте и боясь быть отрезанными от днепровских переправ, отходили за Днепр, минируя дороги и взрывая мосты. Нам следовало усилить нажим на них, не дать им возможности выполнить волю Гитлера. [83]

В 9.00 21 сентября я отдал приказ на форсирование, в котором уточнялись задачи частям. Руководство передовыми отрядами возлагалось лично на командиров бригад первого эшелона.

Первым в ночь на 22 сентября к Днепру на нашем участке, у устья реки Трубеж, подошел разведотряд 69-й механизированной бригады в составе мотострелкового взвода, посаженного десантом на два танка, и пулеметного взвода на грузовой машине с двумя радиостанциями Р-13. Отряд возглавлял командир 1-го батальона, находившегося в передовом отряде, капитан Г. Ш. Балаян. Он подошел к городу Переяслав, где был поворот дороги на село Козинцы. Маршрут был назначен через него. Но Балаян решил не входить ни в село, ни в город, свернул к Днепру, прошел берегом Трубежа и в 24.00 вышел к цели, оставив оба населенных пункта в тылу. Танки остановились. Десант спешился. Капитан Балаян выслал дозоры с задачей собрать на берегу лодки. Танкистам, возглавляемым лейтенантом А. И. Алексеевым, он приказал занять боевые позиции, замаскироваться и быть готовыми к ведению огня по правому берегу.

Тишина. Бойцы пили днепровскую воду, обнимали друг друга, стряхивали с одежды дорожную пыль. Измученные напряжением, не спавшие несколько ночей подряд, солдаты и офицеры, завернувшись в шинели, укладывались на песок и засыпали. Бодрствовали только капитан Г. Ш. Балаян и майор Д. Г. Чубарь, ожидая дозор. Он вернулся около часа ночи. От устья Трубежа до Вьюнище, что приросло к Козинцам на восточной его окраине, лодок не оказалось. Зато с воинами пришли два крестьянина С. Г. Дубняк и А. В. Крячек.

— Туточки под кущами мы два човна затопылы, от нимцив ховалы, — сказал Дубняк. — Малэньки воны, людыны по четыре чи пьять визмуть, не бильше. Та ще тэкуть окаянни, конопатиты треба...

Вместе с солдатами колхозники подняли затопленные лодки, кое-как заделали в них течи.

— Подъем! — скомандовал Балаян.

В каждую лодку сели по пять бойцов и гребец-хозяин. На одну поставили станковый пулемет, на другую — ручной пулемет и радиостанцию Р-13. Десант возглавил лейтенант А. И. Алексеев.

Оставшиеся на левом берегу бойцы заняли позиции в готовности поддержать огнем переправляющихся.

— Отчаливай! — скомандовал Балаян. [84]

Дубняк и Крячек взмахнули веслами.

Через несколько минут лодки достигли песчаной отмели. Бойцы выскочили на берег, заняли оборону, пристально вглядываясь в темноту, прислушивались. Но ничего не было слышно.

Алексеев доложил Балаяну по рации: «На берегу тихо, противника не видно» и получил от него приказ: возвращать лодки, выслать разведку в село Зарубенцы.

Дубняк и Крячек поплыли обратно. Алексеев развернул бойцов в цепь и повел их в село.

Светало. В Зарубенцах проснулись жители. Встретилась женщина с пустыми ведрами и коромыслом.

— Скажите, немцы в селе есть? — спросил ее Алексеев, поздоровавшись.

— Батюшки! — вскрикнула селянка. — Да ведь вы, никак, наши! Роденькие! Нэмае нимцив, — перешла на украинский язык. — Вчера булы якись-то, сгонялы селян окопы копаты, да вечор уйшлы до Монастырька. Ой, стара, чого ж стою. Заходьте до хаты, ось вона...

— Спасибо, мамаша, некогда нам, — ответил лейтенант и приказал радисту передать Балаяну, что в Зарубенцах немцев нет. Капитан приказал занять оборону на высоте «Шпиль» и выслать разведку в Григоровку.

А на левом берегу у одного местного жителя нашлась еще одна припрятанная и довольно большая лодка. На нее Балаян погрузил шесть станковых пулеметов и двенадцать бойцов. Затем с помощью Дубняка был найден затопленный полупонтон. Он мог взять на себя двадцать человек с вооружением или 45-миллиметровую пушку вместе с расчетом.

...Тем временем я торопился в 71-ю механизированную бригаду. Увидев меня, подполковник Карась доложил:

— Товарищ генерал! Части бригады выполняют боевую задачу. Колонна остановилась, поскольку мост через Супой взорван и предмостное пространство густо заминировано.

— Где передовой отряд?

— В голове колонны. Там же и разведка, — предупредил подполковник следующий вопрос. — И саперная рота туда же направлена.

— Почему вы в передовой отряд направили мотострелковую роту, а не батальон?

— Машин нет, а на все танки только одна рота и уместилась. [85]

— Можно было направить и три танковые роты, чтобы посадить батальон. Ведь форсировать реку первой будет пехота... Следуйте за мной в голову колонны!

Там уже нашли брод, организовали переправу. Когда колонна переправилась, к моей машине подошел офицер оперативного отделения штаба, доложил:

— 69-я мехбригада, корпуса Зинькевича и Сулейкова вот здесь. — Он показал места на карте.

Я понял, что опасность контратаки 19-й немецкой танковой дивизии сегодня отпала.

— Штаб корпуса в хуторе Суховец, — сообщил оператор.

Я поехал в штаб. Южнее нас немецкие самолеты сбрасывали бомбы, похоже, на Яготин, туда, где должен находиться передовой отряд капитана Балаяна.

...В хуторе Суховец стояли штабные автомашины, броневички, радиостанции. Тщательно замаскированные, прижатые к строениям, они были почти незаметны.

В штабе находились П. В. Кульвинский, Г. В. Ушаков и начальник артиллерии корпуса полковник Федор Ильич Стояков. Мы поздоровались, и я попросил доложить обстановку.

— Получено боевое распоряжение штаба армии, — докладывал П. В. Кульвинский, — продолжить преследование противника и ночью, а завтра к исходу дня форсировать Днепр. Командующий фронтом генерал Ватутин приказал генералу Рыбалко выслать по одной танковой бригаде на Киев и Канев. Они попытаются захватить там мосты через Днепр. На Киев генерал Сулейков направляет 56-ю гвардейскую танковую бригаду, а на Канев генерал Зинькевич — 52-ю гвардейскую танковую бригаду. Корпусная разведка с правого маршрута донесла, что дорога через болото, что западнее Яготина, для машин непроходима.

— Готовьте распоряжение частям о ночных действиях и форсировании Днепра, — сказал я. — Подполковник Карась пусть свернет на Яготин за Сияниным, а дальше выходит на свой маршрут. И как можно скорее доставьте этот приказ. Не забудьте указать, чтобы при подходе к Днепру передовые отряды возглавили лично командиры бригад.

— Горючее на исходе. Автомашины стоят без бензина.

— А как с дизельным топливом?

— Хватает. Еще целая заправка есть.

— Машины с запасами придут не раньше завтрашнего дня. И то, думаю, к концу. [86]

— Мне кажется, — сказал Г. В. Ушаков, — надо менее нужные машины оставить, а горючее перелить в те, без которых никак не обойтись.

Кульвинский запротестовал: нельзя, мол, брать бензин со штабных машин — без управления будем, потеряем его. Стояков тоже был против того, чтобы брали горючее у артиллерии. Вошедший позже подполковник М. Р. Конарев тоже возражал — без кухонь останемся, без прочих нужных вещей...

Наконец, выслушав всех, я принял решение: в штабах заправить рации, броневички и легковые машины. С остальных машин бензин слить. Танки и зенитная артиллерия прикроют мотопехоту при форсировании. Остальные пушки пока оставить. Бензин с машин артиллерии передать мотострелкам. На танки сажать по 15–17 человек.

Другого выхода не было. Ф. И. Стояков проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Эх, мать честная, дожили!..

Глубокой ночью от М. Д. Сиянина пришло донесение: «Яготин взят батальоном Балаяна. Накормлю людей, перелью горючее и выступаю». Утром от него пришло еще одно сообщение: «В 7 часов 30 минут батальон Балаяна полностью закончил переправу и расположился в Зарубенцах».

22 сентября я приехал к М. Д. Сиянину на переправу, а штаб корпуса направился в село Воскресенское (7–8 километров не доезжая Днепра).

Вниз по Днепру в четырех километрах от Зарубенцев раскинулось меж круч и оврагов село Григоровка. А напротив, на левом берегу, метрах в восьмистах от Днепра, — село Козинцы. Сейчас там были разведчики 71-й мехбригады. В 5.00 22 сентября часть их подошла к пристани Андруши. Воины нашли лодку, и четверо бойцов направились на правобережье к Монастырьку. Гитлеровцы обстреляли лодку, но все обошлось благополучно. Разведчики спустились вниз по реке до места переправы 69-й, мехбригады как раз в тот момент, когда капитан Г. Ш. Балаян и его штаб погрузились в большую лодку и поплыли на правый берег, к Зарубенцам. Таким образом, к 7.30 22 сентября весь первый батальон 69-й механизированной бригады был в Зарубенцах и занял там оборону.

Разведка донесла, что в Григоровке находятся фашисты. Капитан Балаян направил разведчиков в Монастырек, Великий Букрин.и на хутор Луковица.

В середине дня в районе переправы начала действовать вражеская авиация. Полковник М. Д. Сиянин приказал до [87] наступления темноты прекратить форсирование и замаскировать лодки, плоты и другие плавсредства.

Поступило сообщение, что к Зарубенцам движется немецкая колонна. Фашисты не подозревали, что на зарубенских кручах их ждут наши бойцы, и после того, как были встречены в упор пулеметным огнем, откатились.

Я поехал поторопить с переправой 71-ю мехбригаду.

Подполковник Карась находился в селе Карань, где располагался штаб мехбригады.

— Основные силы бригады, — доложил он, — сосредоточены в районе Андруши, Карань, Переяслав. На правом берегу Днепра, в Монастырьке, немцы занимают оборону.

— Вам известно, что в Зарубенцах батальон 69-й мехбригады?

— Знаю.

— А почему же не переправляетесь вы?

— Весь берег обшарили — ни одной лодки...

— У Сиянина их тоже не было. Вяжите плоты на Трубеже, спускайтесь вечером в устье, переправляйтесь на Зарубенцы. Будете затем наступать на Трактомиров и Великий Букрин.

* * *

У высоты «Шпиль» события развивались так.

В 12.00 немецкий самолет прошел вдоль правого берега, пилот, заметив нашу переправу, сбросил зажигательную бомбу. В Зарубенцах загорелся сарай. Черный дым столбом устремился в небо. По-видимому, это был сигнал для немцев. Вскоре прилетели 12 «юнкерсов», сбросили бомбы на войска у переправы.

Вернувшись из Григоровки, красноармеец С. В. Григорьев доложил командиру роты лейтенанту А. И. Алексееву, что в селе враг.

Через час была замечена приближающаяся колонна гитлеровцев. Впереди шла пехота, по четыре человека в ряд. Их было не менее ста. За ними — три танка и два бронетранспортера.

Лейтенант А. И. Алексеев связался с комбатом. Тот посоветовал подпустить гитлеровцев поближе, чтобы бить их наверняка. Когда колонна поравнялась с левым флангом обороны, Алексеев скомандовал:

— Огонь!

Ударили два пулемета и семь автоматов, полетели гранаты. [88]

Фашисты были ошеломлены. Колонна рассыпалась. Танки остановились. Первое время гитлеровцы даже не стреляли. Но вот они пришли в себя. Танки открыли огонь и сразу же повредили станковый пулемет. Пулеметчик был ранен. Под прикрытием танков вражеская пехота пошла на штурм высоты.

Алексеев попросил помощи.

С левого берега по немецким танкам начали бить наши танки. Из Зарубенцев на гитлеровцев обрушились пулеметчики и бронебойщики.

Атака была отбита, но минут через двадцать она повторилась. Теперь «Шпиль» гитлеровцы атаковали по кручам со стороны Григоровки, укрываясь от огня из Зарубенцев. Им удалось вывести из строя второй пулемет. Четверо из команды лейтенанта Алексеева были ранены. Он вновь попросил помощи. По танкам и пехоте ударили с левого берега наши минометчики. Атака и на этот раз была отражена. К 16.00 гитлеровцы наконец отошли в овраг, что тянулся к хутору Луковица.

А в Григоровку был послан взвод автоматчиков под командованием младшего лейтенанта П. Ф. Попова. В хуторе Луковица воины встретились с группой партизан в 10 человек, которой командовал М. А. Спижевой. Договорились идти на Григоровку вместе. Пересекли лес, поле, овраги, появились на господствующей высоте, что на северо-западной окраине села. В село вошли с запада. На восточной окраине слышалась стрельба. Это, как потом выяснилось, отстреливались от наседающих немцев красноармейцы Дьяченко и Гончаренко, которые остались там как наблюдатели после ухода с донесением Григорьева. Позднее мы узнали, что Дьяченко был убит, а Гончаренко, тяжело раненного, подобрали местные жители. Он был отправлен в армейский госпиталь, где и умер, не приходя в сознание.

Попов и Спижевой сводным отрядом атаковали гитлеровцев с тыла. Те не ожидали такого оборота дела, побежали кто в направлении на Бучач, кто на Зарубенцы.

В этот момент с левого берега отчалили первые лодки с десантом во главе с командиром роты лейтенантом Синашкиным из 51-й гвардейской танковой бригады 6-го гвардейского танкового корпуса. Десант благополучно достиг правого берега, началась переправа и очистка Григоровки от противника. П. Ф. Попов и М. А. Спижевой, пленив одиннадцать фашистов, ночью вернулись в Зарубенцы. [89]

После полудня меня вызвал к себе командующий армией.

Генерал П. С. Рыбалко сидел за столом перед развернутой картой.

Я доложил о прибытии. Павел Семенович поднялся, улыбаясь, пожал мне руку. Настроение у него было явно приподнятое.

— Знаю, что батальон Балаяна в Зарубенцах, — сказал генерал. — Молодцы! Отличившихся представьте к наградам. Балаяна — к званию Героя Советского Союза! А теперь к делу. Задача: к утру 23 сентября переправить мотопехоту 69-й и 71-й мехбригад. Завтра утром начать наступление. Направление — Дудари. К исходу дня овладеть рубежом, — командующий склонился над картой, — Великий Букрин, Малый Букрин, Колесище. В направлении на Григоровку наступать силою не менее батальона, там сегодня Зинькевич готовит форсирование. Нужно объединить плацдармы. За это отвечаете вы. Танки и автомашины рассредоточьте и замаскируйте. Артиллерию поставьте на огневые позиции. Желательно ближе к берегу. Вот, собственно, все. Желаю удачи!

— Так где же понтонная бригада, товарищ командующий? — спросил я.

— Задерживается, — нахмурился Рыбалко. — Ее немецкая авиация крепко бомбила...

Стало понятно, что переправляться придется на подручных средствах и не рассчитывать на чью-то помощь.

...Во второй половине дня 22 сентября немецкая авиация трижды бомбила наш и 6-й гвардейский танковый корпуса. В один из таких налетов погиб командир 6-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор М. И. Зинькевич.

После первого налета М. Д. Сиянин, как уже говорилось, прекратил переправу, приказал замаскировать лодки в кустарнике. Чтобы отвлечь внимание противника от места переправы, поставили дымовую завесу между Зарубенцами и Григоровкой, где никто не переправлялся.

Когда солнце пошло на закат, все на берегу пришло в движение. Вечером фашисты не бомбили. На лодках, плотах переправлялись бойцы, на полупонтоне устанавливали противотанковые пушки. Воины второго и третьего мотострелковых батальонов 69-й мехбригады, используя все подручные средства, переправлялись на правый берег, туда, где занял плацдарм батальон капитана Г. Ш. Балаяна. Приходилось бороться с течением, оно сносило плавсредства ниже Зарубенцев. [90]

Стало совсем темно. Наша переправа продолжалась. Из района Григоровки слышалась стрельба.

Позвонил командующий: утром наступать силами мотопехоты 69-й мехбригады, задача прежняя...

— Заостряю ваше внимание на соединение с гарнизоном в Григоровке, — сказал он. — Цель — объединить плацдармы и расширить общий плацдарм.

Я приказал М. Д. Сиянину начать наступление для расширения плацдарма в 7.30.

В 71-й мехбригаде плотов было очень мало, переправу пришлось отложить на следующую ночь.

На берег Днепра пришли офицеры 161-й стрелковой дивизии генерал-майора П. В. Тертышного. Начали проводить рекогносцировку. Мы с М. Д. Сияниным поинтересовались, что они намерены делать.

— Форсировать Днепр, захватить Зарубенцы, — ответили они.

— Форсирование, — усмехнулся Сиянин, — это наступление с преодолением водной преграды, противоположный берег которой занят противником.

— Спасибо, знаем.

— Во всех других случаях, — не меняя выражения лица, продолжал Михаил Данилович, — это переправа. В Зарубенцах наш батальон.

Офицеры недоверчиво посмотрели на него.

— По нашим не ударьте, — уже серьезно проговорил Сиянин.

Из Григоровки вновь послышалась стрельба. Мы с Сияниным пошли на командный пункт в церковь села Козинцы.

П. В. Кульвинский доложил, что к Трактомирову и Великому Букрину подходят немецкие войска. Три танка и уцелевшие гитлеровцы, которые атаковали высоту «Шпиль», находятся в овраге неподалеку от Луковицы. 70-я мехбригада выступила из Яготина и завтра будет здесь. Машины с грузами из тыла два часа назад прибыли в Прилуки, подполковник Конарев поехал встречать их.

Я приказал М. Д. Сиянину не мешкать с переправой и до прилета вражеских самолетов начинать наступление.

...Итак, первая полоса Восточного вала взята. Но главные трудности еще впереди, когда начнется расширение плацдарма. Возникла проблема — как тянуть пушки, переправленные на полупонтоне. Машин нет. Выручила солдатская смекалка — тащили их на волах за арбами, взятыми в селе Зарубенцы. [91]

Воины 69-й механизированной бригады полковника М. Д. Сиянина оправдали наши надежды. Они первыми переправились через реку и заняли три села, имеющие важное значение для дальнейшего продвижения вперед. Многие бойцы и командиры соединения в этот период были награждены орденами и медалями. В частности, ордена Красного Знамени удостоились капитан П. Н. Николаев, гвардии старшие лейтенанты Н. А. Горликовский и В. М. Молодов, подполковники И. П. Коптев, А. А. Алексеев и Е. В. Старостин, старший лейтенант В. А. Суслин, красноармеец Н. П. Кузнецов, гвардии старший сержант Н. И. Афанасьев.

...Мы с М. Д. Сияниным находились на колокольне в Козинцах, когда появились вражеские самолеты. Еще не было и 7 часов. Бомбардировщики сбрасывали свой груз в районе Трактомирова, Зарубенцев, у переправы на левом берегу.

Зенитчики открыли огонь. Батарея лейтенанта А. С. Хохлова, несмотря на бомбежку, стойко защищала переправу.

В Зарубенцах начались пожары. Женщины и дети из села укрылись под кручами. Бойцы 161-й стрелковой дивизии, несмотря на огонь противника, продолжали переправляться на правый берег.

Один из самолетов, отделившись от группы, начал пикировать на нас. Видимо, летчик заметил блеск стекол наших биноклей. Бомбы рвались в церковном саду, осколки хлестали по стенам колокольни, кроша кирпичи и штукатурку. Но мы не пострадали. Израсходовав запас бомб, самолет ушел в сторону Белой Церкви.

Меня тревожила рота немцев с тремя танками, о которой докладывали накануне. Куда она девалась? Если гитлеровцы контратакуют внезапно наши позиции, могут натворить немало бед. Поделился этими мыслями с Сияниным.

— Балаян ведь вечером докладывал, — ответил комбриг, — что эта группа укрылась в оврагах у Луковицы, а ночью куда-то ушла.

— Но куда именно? У нас ведь нет ни одного танка...

— Зато есть противотанковые ружья, пушки...

— Прикажите дать залп по высоте севернее хутора Луковица. И наших подбодрим, и фашистов потревожим. Возможно, объявятся сами.

Артдивизион дал залп. Цепи батальонов поднялись во весь рост, за ними группами потянулись пулеметчики со своими «максимами», подразделения с противотанковыми [92] ружьями, минометчики. Из Зарубенцев на кручи тли пехотинцы 161-й стрелковой дивизии. Направление — Трактомиров.

— Самая нора и мне переправляться, — сказал полковник М. Д. Сиянин. — Разрешите, пока снова самолеты не налетели.

Телефонисты прокладывали кабель по дну реки. Ремонтники старшина С. Г. Захаров и сержант И. П. Кабаков приспосабливали мотор на трофейный полупонтон. Вал и винт они отковали в кузнице села Воскресенское.

Меня вызвал к телефону командующий.

— Начали наступление, — доложил я. — Сопротивление немцы пока оказывают слабое. Сиянин переправился на плацдарм.

— Какие силы направили на Григоровку?

— Первый мотострелковый батальон капитана Балаяна.

— Поторапливайте его. У Григоровки батальон автоматчиков из бригады полковника Новохатько несет большие потери. Нам нельзя лишаться этого плацдарма.

Дружно ударили воины батальона капитана Г. Ш. Балаяна по врагу. И хоть он оказывал яростное сопротивление, они сломили фашистов, заставили их отступить к деревне. Было уничтожено две грузовые машины, два батальонных миномета, два ручных пулемета, захвачено много винтовок, автоматов, патронов. Село, однако, все еще оставалось в руках врага.

М, Д. Сиянин доложил: «Овладел рощами восточнее Великого Букрина и южнее хутора Луковица. Отражаю контратаку 20 танков и батальона пехоты из Колесище».

Весь день с небольшими перерывами немецкая авиация бомбила наши войска.

Вечером от командира 69-й мехбригады пришло сообщение: «Вступил в Григоровку».

Как я узнал потом, события у Григоровки развивались так. Когда бригада Сиянина прошла рощи между Великим Букрином и хутором Луковица, противник подбросил пехоту с минометами. Укрываясь в оврагах, немцы оказывали упорное сопротивление. Сильный бой завязался за господствующую высоту с вышкой у самой Григоровки. На первый батальон враг обрушил шквал минометного огня. Налетели самолеты. Батальон залег. В этот момент артиллеристы с левого берега открыли огонь по высоте. После артналета капитан Г. Ш. Балаян поднялся и рванулся вперед, увлекая личным примером бойцов.

— За мной! За Родину! [93]

Пробились в Григоровку. Но завершали освобождение от врага села воины первого батальона уже без своего славного командира: капитан Г. Ш. Балаян был сражен осколком разорвавшейся неподалеку авиабомбы. Командование батальоном взял на себя майор Д. Г. Чубарь.

Тело Г. Ш. Балаяна завернули в трофейный парашют с подбитого самолета и похоронили на днепровских кручах у Батуринской горы.

Чуть позже подошли бойцы старшего лейтенанта Н. И. Симоненко с противотанковыми пушками. Чубарь передал командование батальоном ему.

Гарегим Шегиевич Балаян... Еще в боях под Курском его рота проникла в тыл противника, ворвалась в село, уничтожила гарнизон — несколько сот немецких солдат и офицеров. Славно дрались балаяновцы и под Чижовкой, выдерживая ежедневно по семь-восемь атак противника. Командир батальона был душой солдат, общим любимцем.

В боях он не знал ни страха, ни устали. Солдаты берегли своего командира, требовательного, отважного, человека большой души. Для него, казалось, не существовало никаких преград. Бойцы часто повторяли его присказку: «Прошла сто километров пехота, а еще идти охота». Он всегда был в гуще людей, часто беседовал с ними по душам, иных подбадривал, иных журил. И вот его не стало. Тяжелая потеря...

Г. Ш. Балаян был награжден орденом Красного Знамени. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

...На батальон из Колесище двинулось 20 танков, за которыми шло не менее батальона пехоты.

Бронебойщики заняли позиции за оврагами. Артиллеристы выкатили орудия, подвезенные на волах, взятых в Зарубенцах, на прямую наводку. Минометчики открыли огонь по пехоте, а когда танки подошли метров на 100–200, артиллеристы и бронебойщики ударили по ним.

Два танка подбили бронебойщики отделения сержанта С. Г. Гольфера, комсомольца, награжденного орденом Красной Звезды, отважного и расторопного парня. Два танка остановил расчет старшего сержанта Н. И. Афанасьева, воевавшего еще под Сталинградом, на Калининском фронте и вод Воронежем, тоже кавалера ордена Красной Звезды.

Смело и решительно действовали в бою воины минометного взвода лейтенанта Л. Е. Меньшикова, взвода лейтенанта Б. С. Сидоренко, бойцы отделения младшего сержанта А. Ф. Романенко. [94]

Когда задымили четыре вражеских танка, бойцы открыли огонь по пехоте, и немцы начали отходить в Колесите. В Григоровке стойко держалась горстка гвардейцев. Они оборонялись на высотке за оврагом у западной окраины села, там, где дорога выходит из Григоровки на Колесище.

Бронебойщик красноармеец Иван Егоров сбил из противотанкового ружья самолет. Кроме того, как потом стало известно, по одному самолету из ручных пулеметов сбили лейтенант Владимир Белый и сержант Владимир Савин.

...Меня беспокоили запасы продовольствия и боеприпасов. Полупонтоны едва успевали подвозить все это на правый берег. Нужны были машины. По ночам с 23 сентября работал один паром, делая по 8–10 рейсов в сутки, а с 24 сентября — два. Но нам давали только четыре рейса. Я приказал переправить пять автомашин на плацдарм.

На берегу у переправы кипела работа, бойцы 71-й мехбригады и 161-й стрелковой дивизии готовились к преодолению водной преграды. Саперы, находясь почти по горло в воде, сооружали пристань для парома. Подошло подразделение понтонной бригады, в течение получаса собрали из понтонов один паром. На нем было решено переправить танк Т-34. Погрузили машину из 53-го танкового полка полковника Д. Г. Суховарова. Этому танку предстояло быть первым на правом берегу.

Неподалеку от Григоровки танк выгрузили, он благополучно выбрался на берег. Паром вернулся обратно.

Прибыл подполковник А. А. Бабанин, доложил, что его 70-я мехбригада расположилась в районе Козинцы, Вьюнище и севернее, в лесу.

— Завтра ваша очередь, — сказал ему. — Готовьтесь к переправе.

— Товарищ генерал! — позвал адъютант. — Прибыл командующий.

Я доложил генералу П. С. Рыбалко обстановку. Достав из планшетки карту и указывая на ней карандашом, Павел Семенович сказал:

— Ближайшая задача овладеть Малым Букрином и Колесищем, а к исходу дня — Дударями. Правее вас будет наступать 161-я стрелковая дивизия Тертышного из Трактомирова в направлении Великий Букрин, Ходоров. Левее — 22-я гвардейская мотострелковая бригада, которая сегодня ночью сменит батальон автоматчиков в Григоровке. Ее направление — на Иваньков. Вы лично останетесь здесь, будете переправлять войска. На плацдарм направьте своего заместителя. Я вас очень прошу, Константин Алексеевич, не [95] мешкайте. Видно, скоро авиация появится, надо успеть и переправиться, и замаскироваться...

Как в воду глядел генерал Рыбалко. Едва мы успели переправить две автомашины, кухни, артиллерийский тягач с 76-миллиметровой пушкой и часть мотопехоты, замаскировать и укрыть технику и людей, прилетели фашистские стервятники. Но все обошлось благополучно.

* * *

Много подвигов было совершено воинами нашей 69-й бригады на правобережье Днепра в те дни. Немногое, конечно, сохранилось в моей памяти, но некоторые эпизоды не изгладились до сих пор.

...Командир отделения автоматчиков Александр Мясников. Приземистый, коренастый, словно отлитый из бронзы, он не страшился никаких опасностей. Но и не действовал опрометчиво, учитывал все плюсы и минусы положения, только тогда принимал единственно правильное решение. Человек трезвого ума, широкой инициативы, истинно русской сметки и находчивости, Мясников очень любил свой. ППШ, заботился о нем, как о ребенке. Уже в первом бою на правом берегу он лично истребил тринадцать фашистов.

Автоматчики отделения Мясникова действовали решительно и отважно. Когда бой завязался на огородах и постепенно передвигался к центру села Григоровка, Мясников заметил, что гитлеровцы, выбегая из хат, скрываются за сараями. Он повел отделение в обход, оно ударило по фашистам с тыла и почти в упор уничтожило скопившихся за сараями вражеских солдат.

Изо дня в день росла слава отважного автоматчика. Но особенно он отличился в бою, продолжавшемся несколько часов. Враг оказывал упорное сопротивление, ибо понимал, что с потерей господствующей высоты он лишается выгодных позиций. Автоматчики дерзко вырвались вперед и нанесли противнику огромный урон в живой силе. Только один Мясников уничтожил семнадцать фашистов.

Александр Сергеевич Мясников был удостоен звания Героя Советского Союза.

...За лейтенантом Леонидом Иосифовичем Головлевым, командиром пулеметной роты, бойцы готовы были идти в огонь и в воду. И они шли... И сыграли одну из важнейших ролей в битве за Днепр. Их пулеметы действовали безотказно. Вошло в традицию, что подвиг героев характеризуется количеством уничтоженных врагов. У пулеметчиков Головлева он оценивался не только этим. Принять на себя [96] основной удар, поддержать, выручить в трудную минуту боевых друзей — вот что считали своей главной задачей лейтенант и его подчиненные.

В стрелковой роте, действующей на правом фланге, сложное, критическое положение. Рота залегла. Казалось, атака обречена. В этот момент ударили станковые пулеметы Головлева. Десятками валились немцы на песчаную землю, а разгоряченный лейтенант подбадривал бойцов:

— Так их!

И пулеметчики плотнее сжимали рукоятки своих «максимов», чувствовали, что командир рядом... Эта помощь оказалась своевременной, она решила исход боя. Но коммунист лейтенант Л. И. Головлев в ходе его был сражен пулей. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно.

Навеки обессмертил свое имя отважный сын русского народа коммунист лейтенант А. И. Алексеев, Герой Советского Союза. О нем я уже рассказывал.

Навсегда остались в памяти танкистов лейтенант А. Д. Першин, направивший свою горящую машину на вражескую автоколонну с бензоцистернами и погибший смертью героя, Герой Советского Союза полковник Д. Г. Суховаров, который лично меткими выстрелами жег немецкие танки, командиры рот старшие лейтенанты А. М. Зварцев и Г. Я. Шевгеня, чьи экипажи уничтожили немало вражеской техники и живой силы, Герой Советского Союза младший сержант А. Ф. Романенко, забросавший гранатами немецкий дзот, ставший могилой для шестнадцати гитлеровцев.

Радиостанция старшего сержанта К. К. Финакова одной из первых оказалась на правом берегу. В первые дни боев проволочной связи с подразделениями и подразделений с IIП и КП не было. Радистам приходилось держать многостороннюю связь, сутками не отходя от аппаратов.

Местность на правом берегу Днепра для радиосвязи была неблагоприятной, поскольку изрезана оврагами, а радиостанции, как правило, устанавливались в низинах. Слышимость снижалась, рации приходилось перемещать на возвышенные места, а это большой риск — работать вне укрытия.

Финаков со своей рацией обеспечивал связь подразделений с наблюдательным пунктом.

В боях за село Зарубенцы разведчики донесли, что противник сосредоточивается на противоположной стороне села, роет окопы, устанавливает огневые точки. Данные разведки были переданы вместе с приказом капитана Г. Ш. Балаяна [97] — не дать возможности врагу закрепиться за селом. Приказ, переданный Финаковым, был принят и выполнен. Подразделение выбило немцев с занимаемых ими рубежей.

Потом, находясь в первых рядах наступающих бойцов, К. К. Финаков заметил, что вдоль берега Днепра движется вражеская танковая колонна. Условными сигналами он передал данные о цели артиллеристам и бронебойщикам. Часть танков была подбита. Остальные повернули вспять.

Вместе с радистом рядовым Г. К. Куликовским Финаков поддерживал связь в боях за Великий Букрин, одновременно выполняя обязанности наблюдателя. Так, он заметил, где расположен вражеский шестиствольный миномет и сообщил об этом на НП командиру. Миномет был уничтожен. Куликовский обнаружил место, откуда бил пулемет. Эта огневая точка также была ликвидирована. Когда же в одном из боев на радистов Г. К. Куликовского и Ю. Ф. Волкова насели фашисты, связисты смело вступили с ними в перестрелку и уничтожили восемь гитлеровцев.

За мужество и отвагу Константину Кирилловичу Финакову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Немало было и других «связистов, показавших чудеса храбрости, мужества, находчивости. Так, офицер связи Л. Д. Синько с группой бойцов проник в тыл противника, расстроил его связь и нарушил коммуникации. Связные рядовые А. Н. Николаев, И. О. Шкрет, Г. Г. Герасимов, Э. А. Михлин находились на броне танка, когда он наскочил на вражеский заслон. Силы были явно неравны, но танкисты и связисты держались целый час, пока к ним не подошло подкрепление.

О многих истинных героях я еще попытаюсь рассказать. А сейчас память возвращает меня на левый берег Днепра, к переправе.

* * *

Гитлеровцы усилили огонь по переправе. Била дальнобойная артиллерия. Несмотря на то что бригаде М. Д. Сиянина удалось продвинуться вперед, сопротивление противника не ослабевало, а, наоборот, ожесточалось.

Снаряды рвались в водах Днепра, на левом берегу... Все чаще и чаще налетали немецкие бомбардировщики, сбрасывали груз, уходили на запад, а им на смену шли новые. Появлялись и наши краснозвездные истребители, но немецких самолетов было куда больше.

Вечером подошло еще одно подразделение понтонеров, и второй паром повез на правый берег пехоту, артиллерию. Мы [98] едва успели отправить три танка, как пришло распоряжение командующего фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина передать паромы командующему 40-й армией генерал-полковнику К. С. Москаленко.

Прибывшие на переправу генерал П. С. Рыбалко и командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал А. Д. Штевнев изменить положение не могли.

Мы втроем шли вдоль берега.

— Поеду в штаб фронта, — сказал Штевнев, — доложу командующему об обстановке у вас. Его, наверное, будет интересовать ваше мнение, Павел Семенович. Что скажете?

— Решение мое, Андрей Дмитриевич, вытекает из простого расчета. — Рыбалко остановился и принялся выводить палочкой на песке цифры. — Всего для армии нужно переправить 4000 автомашин. Грузим по две на паром. Он, стало быть, должен сделать 2000 рейсов. Да танков 600. Грузим по одному. Еще 600 рейсов. Всего получается 2600 рейсов. Я не считаю людей, кухни, пушки. Они входят в расчет с машинами. Если переправляться с темпом по 4 пароморейса в сутки, то потребуется 650 дней или около двух лет. Многовато... Нужно строить мосты. Лес рядом. Саперы имеются. Копры для забивки свай есть. Скобы можно ковать в местных кузницах. Считаем дальше. Чтобы построить два моста с темпом по 100 метров в ночь, думаю, сил хватит. Ширина реки 735 метров. На фарватере часть моста будет наплавным — из понтонов на паромах, которые к тому времени будут не нужны. Всего потребуется 5–6 ночей на оба моста. Если начнем строить в ночь на 26 сентября, то к 1 октября они будут готовы. Всего в армии 4600 машин. Пойдут они с дистанцией 25 метров. Если колонна будет двигаться по мосту со скоростью 5 километров в час с дистанцией между машинами 25 метров, то на переправу армии потребуется 23 часа, по двум мостам — 11 часов 30 минут. Практически мы переправимся за одну ночь. Мое решение: строить мосты!

— Так-то оно так, Павел Семенович, но ведь противник не будет ждать сложа руки, когда мы построим мосты, и за это время может подвести еще пять-шесть дивизий, ликвидировать плацдарм.

— Обязательно будет стремиться ликвидировать! Но мы тоже не будем сидеть сложа руки, Андрей Дмитриевич. Будем переправлять технику, людей. Бесспорно, до 1 октября противник может стать сильнее нас. Что же делать? Будем [99] обороняться. Другого выхода не вижу. Вы же сами говорите, что фронт не имеет больше переправочных средств.

— Значит, строить мосты?

— Да. Один на Зарубенцы, другой — на Григоровку.

Этот вопрос мы еще обсудим с командующим 40-й армией генералом Москаленко. Почему бы, так сказать, не скооперироваться.

...Утром 25 сентября перешли в наступление 69-я мехбригада на Малый Букрин, а 71-я — на Колесище. В атаке приняли участие 4 танка, ведомые командиром роты старшим лейтенантом Г. Я. Шевгеней. За танками после короткого, но упорного боя пехота ворвалась в Малый Букрин. Гитлеровцы отошли, но вскоре их подошедшие из Дударей и Иваньково резервы остановили наше дальнейшее продвижение. Бригады перешли к обороне.

Меня командующий все еще держал на переправе.

Воздушные налеты немцев продолжались весь день. Появились и наши истребители. Завязывались воздушные бои. Плотность зенитного артогня в районе переправы возросла за счет средств подошедших соединений 40-й армии.

Из штаба корпуса передали, что получен важный боевой приказ.

— Фронт планирует, — докладывал П. В. Кульвинский, — наступательную операцию с плацдарма. 47-й стрелковый корпус 40-й армии будет продвигаться из района Грактомирова на Ромашки, Дудари, обходя Великий Букрин с запада. К исходу дня 26 сентября он должен овладеть Потанцами (10 километров южнее Дударей). Нашему корпусу приказано наступать с рубежа Малый Букрин, Колееище, обходя Иваньково с запада на Лазурцы, Трощин (15 километров южнее Малого Букрина). В район Лазурцы, Берестячи, Куриловка фронт выбрасывает воздушный десант. Наша задача — соединиться с ним. Из Григоровки на Иваньков будет наступать 22-я гвардейская мотострелковая бригада 6-го гвардейского танкового корпуса. Перед нами, на рубеже Дудари, Иваньково обороняются 10-я моторизованная и 19-я танковая дивизии врага.

«У нас фронт шесть километров, — размышлял я, — у 47-го корпуса — 2,5 километра. В операции он должен играть главную роль. В состав первого наступательного эшелона мы можем выделить два батальона 69-й и три 71-й бригад. Одним батальоном надо будет прикрыться со стороны Великого Букрина...»

После короткого совещания с Кульвинским, Антоновым и Ушаковым я объявил решение: [100]

— Наступать будем пятью батальонами с четырьмя танками в первом эшелоне. За ночь переправим не менее батальона из 70-й мехбригады, два-три танка. Это наш резерв. Он расположится на рубеже между Великим Букрином и хутором Луковица.

...Идея строить мосты через Днепр понравилась командующему фронтом Н. Ф. Ватутину.

Саперы приступили к работе. Днем под ударами авиации работать было невозможно, а ночью беспокоила только артиллерия. Мосты росли с темпом 100 метров за ночь. Но переправлялись на правый берег пока еще на лодках и паромах. За ночь мы сумели переправить два батальона мотопехоты, штаб 70-й мехбригады, четыре автомашины, два танка, батарею артдивизиона 69-й мехбригады.

Рано утром 26 сентября, когда шла переправа войск, вновь ударила немецкая артиллерия. Не менее ста стволов. Били по Малому Букрину и Колесище. Прилетели две группы «юнкерсов» и в воду и на населенные пункты посыпались бомбы. Затем немцы пошли в атаку. Из Великого Букрина — пять танков и батальон пехоты, из Дударей на Малый Букрин — столько же, а из Иваньково на Колесище — одиннадцать танков и два батальона пехоты.

Утром 27 сентября разведка донесла, что противник сосредоточивает силы против нашей пехоты. Старший лейтенант Григорий Шевгеня внезапным танковым ударом расстроил планы гитлеровцев. Четыре танка двинулись в тыл немцев. Машины прошли скрыто и сосредоточились на рубеже атаки. По сигналу Г. Я. Шевгени танки на предельной скорости ворвались в расположение гитлеровцев. Танкисты поработали на славу: сожгли 2 бронемашины, раздавили 4 мотоцикла, расстреляли бронетранспортер-вездеход с боеприпасами, уничтожили около двух десятков фашистов. Выполнив задание, они вернулись без потерь.

Самоотверженно сражались воины 69-й и 71-й мехбригад. Взвод младшего лейтенанта И. С. Маркелова уничтожил танк и самоходную пушку. Рядовой А. Я. Яковлев забросал гранатами группу немцев, пытавшихся обойти наши окопы. Рядовой Н. А. Крылов только в одном бою уничтожил 16 гитлеровцев. Старший сержант Г. Н. Гулаков, красноармейцы В. Н. Блуватейн, И. М. Жлобинский, старший сержант П. И. Жуков и многие другие солдаты, сержанты и офицеры самоотверженно отстаивали завоеванный плацдарм.

Наступление немцев было остановлено на высотах в одном километре севернее Малого Букрина. [101]

Фронт выбросил воздушный десант, но он соединился из с нами, а с партизанами и ушел в леса.

...Когда противник повторил атаку, батарея зенитных орудий лейтенанта А. С. Хохлова была скрытно выдвинута на огневую позицию, расположенную на подступах к реке. Все расчеты действовали спокойно и четко. Вот появились немецкие самолеты, и прозвучала команда «Огонь!».

Один за другим уходят снаряды в сторону целей. Фашистские стервятники пикируют на переправу. Бомбы рвутся буквально в нескольких десятках метров от зенитчиков, но все работают хладнокровно. Самолеты выходят из пике, и в брюхо одного из них вонзается снаряд расчета сержанта Сидорова. Второй подбитый «юнкерс» врезался в правый берег. Люди на батарее молодые, но закаленные, воспитанные партией и комсомолом.

Надо сказать, что коммунисты и комсомольцы всегда и везде подавали пример бесстрашия и отваги. Партийно-политическая работа, проведенная перед боем, нацеливала людей на выполнение боевой задачи, на полную победу над врагом. Каждый коммунист считал своим долгом показать личный пример в бою. Ведь от того как настроены солдаты, как они готовы к бою, знают ли свою боевую задачу и как подготовлены к ней, зависит успех.

Вот один эпизод. Для прикрытия отходящего подразделения были оставлены два расчета противотанковых орудий, с которыми добровольно остались коммунисты командиры взводов старшие лейтенанты А. Г. Гаврилов и Ю. И. Шепелев. Они понимали, что враг сомнет их, но не дрогнули, когда увидели, что против них идут семь танков и до батальона пехоты.

— Ни шагу назад! — поклялись бойцы и командиры.

Старший лейтенант А. Г. Гаврилой приказал сержанту Ф. Д. Скипидарову зайти фашистам во фланг с пулеметом. Неравный бой начался. Ни град рвущихся снарядов, ни свист пуль не сломили отважных воинов. Уже многие из бойцов были убиты и ранены, у орудий осталось по два-три человека, пал старший лейтенант Ю. И. Шепелев и ранен старший лейтенант А. Г. Гаврилов, когда внезапно с фланга ударил пулемет сержанта Ф. Д. Скипидарова. В этом бою погибли все коммунисты, но своей стойкостью, мужеством они задержали противника, нанеся ему существенный урон — было выведено из строя четыре танка и более сорока солдат и офицеров. Как говорится, песчинка остановила катящийся камень!

Заместитель командира этой батареи по политчасти [102] гвардии майор С. Т. Камнев и парторг гвардии старший лейтенант А. И. Лаптев вопросам воспитания воинов придавали большое значение. Лаптев рассказывал бойцам, особенно молодым, о боевых традициях гвардейцев, их героических делах, о людях, увенчавших славой знамена части. Не случайно, что накануне битвы за Днепр в этом подразделении было в один день подано 37 заявлений с просьбой о приеме в ряды ВКП(б). Замполит и парторг рассказывали подавшим заявления, как они должны вести себя в бою, и каждый из них шел в бой, точно зная свои задачи, готовый крепко бить фашистов, увлекать за собой товарищей.

Офицеры на совещании парторгов и комсоргов зачитали письма, полученные от девушек-активисток Московского общества Красного Креста — наших шефов. Письма были розданы и зачитаны в подразделениях. Бойцы писали коллективные ответы, в которых клялись с честью нести в бою гвардейское Знамя.

Я уже рассказывал о лейтенанте А. И. Алексееве. Перед боем он в своем заявлении в парторганизацию писал: «Прошу принять меня в партию Ленина — Сталина. С немецкими захватчиками буду драться, как подобает коммунисту». С такой же просьбой обратились в партийные организации подразделений сотни и сотни людей. Среди них молодые, но прекрасно показавшие себя в боях офицеры младший лейтенант И. Е. Ступка, лейтенант В. А. Есемчук и многие другие.

«За честь и счастье своей Родины готов отдать вес свои силы и саму жизнь. Если смерть оборвет мою жизнь в бою, прошу считать меня коммунистом», — писал Иван Ступка.

Так от чистого сердца они клялись в верности Родине, партии, своему народу и побеждали. Кстати, Есемчук был тяжело ранен в бою, но задачу выполнил.

* * *

К вечеру 27 сентября погода стала меняться. Небо заволокли тяжелые тучи. Готовился к переправе минометный полк.

Немецкая дальнобойная артиллерия била по левому берегу. Снаряды рвались у переправы. Подъехал генерал П. С. Рыбалко.

— Как тут у вас? — спросил он.

— Остались лодки да плоты, паромы забрали. Разрешите мне быть на плацдарме.

— Хорошо. Будьте утром в хуторе Успенском, я туда позвоню. [103]

Мы шли вдоль берега. Я рассказывал о делах в корпусе. Рыбалко внимательно слушал.

— По всей видимости, фашисты на днях нанесут решительный удар. Разведка доносит, что они подтягивают свежие силы к плацдарму. А у меня фронт обороны растянут. Великий Букрин должна взять 40-я армия, но... Сейчас он у меня на фланге, я вынужден отрывать силы для прикрытия. Потери чувствительны. Нельзя ли сократить полосу обороны корпуса за счет увеличения ее для 40-й армии?

— Этот вопрос я решить не могу, — сказал Рыбалко. — Разграничительные линии между армиями устанавливал штаб фронта. Но я доложу об этом генералу Ватутину. Как вы строите оборону?

— В первом эшелоне 69-я и 70-я мехбригады, во втором — 71-я. Она сейчас окапывается на рубеже роща северо-восточнее Великого Букрина, хутор Луковица.

Несколько снарядов разорвались недалеко от нас. Мы укрылись в низине между двумя небольшими песчаными холмиками. Генерал продолжал расспрашивать меня.

— Как танки используете?

— Танков на плацдарме пока мало — всего восемь. Сегодня еще переправим два-три, сосредоточим их в роще южнее хутора Луковица. Оттуда легче и быстрее их можно направить в случае надобности на Великий Букрин, Колесище и Григоровку.

— Добре. Окапывайтесь глубже. Кажется, кончился налет. — Павел Семенович поднялся, отряхнул с одежды песок, подал мне руку. — Ну, будь здоров, Константин Алексеевич. Я, пожалуй, на другой перевоз поеду.

— Куда? — не понял я.

— Да на переправу у Григоровки, — засмеялся он и зашагал к машине.

...На правый берег я переправился 28 сентября. Моросил дождь. У оврага, где располагался штаб, меня встретили П. С. Антонов и М. Д. Сиянин. У Антонова красные от бессонных ночей глаза, нижняя губа подрагивает. Видно, что держится из последних сил. Сиянин ранен в ногу, опирается на костыль. Они доложили обстановку, и я обоих отправил на левый берег в медсанбат.

В штабе находились П. В. Кульвинскяй, Г. В. Ушаков, Ф. И. Стояков и начальник штаба бронетанковых и механизированных войск РККА генерал-майор Михаил Петрович Салминов.

Поздоровавшись со всеми, я спросил:

— Что нового? [104]

— Воздушная разведка фронта и пленные показывают, что в районе Ромашки, Дудари, Иваньково, Колесище и Малый Букрин большое скопление пехоты, танков и артиллерии противника. Видно, затевают фашисты что-то серьезное, — сказал полковник Кульвйнский. — Судя по всему, главный удар они намечают в направлении Малый Букрин, Зарубенцы.

— Замысел ясен у них: рассечь плацдарм на две части, — дополнил генерал Салминов, — сорвать строительство мостов и, естественно, сбросить вас в Днепр.

— Ну, это еще бабка надвое сказала...

— Давайте, — снова заговорил Кульвйнский, — посмотрим реально, что получается. Соотношение сил сейчас в пользу противника. На главном направлении он может поставить три-четыре дивизии, из них две — танковые. Пусть они, надо считать, неполнокровные, не по восемнадцать, а по десять тысяч человек. И то — тридцать — сорок тысяч набирается. Что у нас? Наши три бригады плюс 22-я гвардейская мотострелковая. Всего около девяти тысяч человек. Танков немцы имеют не менее двухсот, мы — одиннадцать. Артиллерии и минометов только штатных дивизий триста восемьдесят стволов да еще усиление — стволов сто, а то и двести. У нас на плацдарме только сто, точнее, сто два ствола, причем в основном минометные. Конечно, я не сомневаюсь в помощи соседей и армейской артиллерии, но будет ли эффект от этого? Ведь в нашей полосе их наблюдательных пунктов нет. Да и с боеприпасами у нас туговато.

— «Катюши» переправляют, — вставил я. — 40-я армия сосредоточивает силы...

— Извините, товарищ генерал, — прервал Кульвйнский, — я продолжу. Немцы знают, вероятнее всего, что пока мостов нет, переправа идет медленно, стало быть, примерное представление о наших силах на плацдарме они имеют. Мне кажется, что они и не торопятся сбросить нас в воду потому, что уверены в своем успехе. Даже мосты перестали бомбить, мол, пусть строят, а переправляться-то некому будет, им достанутся. Мосты будут готовы либо 30 сентября, либо 1 октября. Стало быть, удар следует ожидать не позднее 29 сентября, потому что с готовностью мостов превосходство в силе немцы потеряют.

— Логично, — кивнул Салминов.

— Немецкая авиация, имею в виду летчиков, — продолжал начальник штаба, — не могла не видеть, что на левом берегу мы скапливаем войска. Все не скроешь... Отсюда [105] вывод: немцы должны наступать завтра. Если не начнут, значит, совсем не будут, в чем я, разумеется, сомневаюсь.

— Наши «катюши» сорвут их планы, — уверенно сказал Ф. И. Стояков. — Да и орудий у нас не так уж мало.

— Не будем гадать и спорить, — сказал я, — есть приказ, надо выполнять. Сегодня ночью минировать все межовражные пространства на глубину от переднего края обороны до позиций 70-й мехбригады. Противотанковые пушки и бронебойщиков разместить так, чтобы немецкие танки не прошли через эти минные «поля, а в овраги они не полезут. Пехоте окопаться за оврагами. Личному составу разъяснить, что будет решительный бой, чтобы для них это не было неожиданностью. Но и на мажорный лад людей не настраивать: дескать, шапками закидаем... Всех офицеров штаба, политотдела, прокуратуры проинструктировать и направить в роты, на передний край, проверить оборону, исправить что можно.

Полковники ушли.

— Просил командующего сократить корпусу фронт, — пожаловался я Михаилу Петровичу, — но...

— Это же связано с перегруппировкой. А сейчас ее делать, сам понимаешь, нельзя. А вдруг ударят.

— Разрешите? — У входа в землянку стоял начальник оперативного отделения штаба корпуса подполковник Соммер.

— Пожалуйста. Что у вас?

— В стык между 69-й и 71-й бригадами пришел 1127-й стрелковый полк 337-й стрелковой дивизии. Командир полка подполковник Литвинов.

— Видишь, не забыл командующий твою просьбу! — перебил Соммера генерал.

— Где командир полка? Почему не представился, если он находится на нашей полосе обороны?

— Говорит, что он подчинен генералу Абрамову, а нас и слушать не хочет.

— Вот как! Хорошо, идите. Как тебе нравится такая подпорка? — спросил я Салминова.

— Надо доложить генералу Рыбалко.

Я позвонил командующему и попросил его подчинить мне 1127-й стрелковый полк.

— Хорошо, — ответил он. — Разберемся, подумаем.

Ночью ветер разогнал облака, небо стало звездным, под утро 29 сентября пал небольшой заморозок. Наскоро позавтракав, я направился на НП. Со мной пошли два офицера связи и офицер разведки. По дороге нас встретили [106] прокурор корпуса майор юстиции В. А. Грибов и следователь прокуратуры старший лейтенант юстиции В. М. Левин, попросили взять с собой.

Зарумянилась заря, было тихо, под ногами шуршала и даже похрустывала подмерзшая трава. Не слышно выстрелов, будто и войны нет. Поднялись на высотку, где находился наблюдательный пункт. Перед нами в утренней синеве — бесчисленные овраги, высотки, кустарники...

Не доходя окопа, где сидел телеграфист, мы, убаюканные тишиной, вздрогнули. Воздух раскололся. Огненные трассы реактивных снарядов устремились к Малому Букрину и Колесище. На левом берегу заухали пушки. Снаряды летели с визгом, воем, фырканьем...

Там, где предполагалось исходное положение противника для атаки, вздыбилась земля. Сплошная стена дыма заволокла полнеба.

Сплошной оглушающий рокот разрывов доносился со стороны немецких позиций.

Артналет продолжался 15 минут.

И снова тишина. Ни звука.

Тучи дыма понемногу рассеивались. Сквозь них пробились первые лучи солнца.

Артиллерийская подготовка, проведенная по указанию штаба фронта силами 40-й армии и 3-й гвардейской танковой армии, сделала свое дело. Я хотел поинтересоваться ее результатами, но в это время земля дрогнула, посыпалась из щелей земля в окопе. По нашему переднему краю ударила артиллерия противника. Снаряды летели через наши головы на батареи гвардейских минометов, но там уже никого не было. На стыке наших бригад и позиций 1127-го стрелкового полка был настоящий ад. Стонала земля, горизонт исчез в клубах дыма. Казалось, что никто и ничто там не уцелеет. Гитлеровцы усердно обрабатывали наши позиции минут сорок, затем перенесли огонь в глубину обороны по отдельным объектам.

Началась атака. Та, о которой мы говорили накануне.

Из 69-й бригады доложили, что со стороны Малого Букрина и Колесище движется не менее ста танков, за которыми идут плотные цепи пехоты. Из 71-й бригады сообщили, что из Иваньково между Колесище и Григоровкой движутся около 50 танков и более полка пехоты.

Я наблюдал за нашим передним краем в бинокль. Доносилась трескотня пулеметов, хлопки противотанковых ружей. Несколько немецких танков уже горели. [107]

— Товарищ генерал! — услышал я чей-то громкий голос. — 1127-й стрелковый полк отходит!

— Остановить! — закричал я, не узнавая собственного голоса. — Стой!

Мы бросились навстречу отступавшим.

— Где командир? — спросил я капитана, который шел вместе с ними.

— Я командир первого батальона...

— Почему отходите?

— Мы выполняем приказ нашего командира дивизии генерала Абрамова.

— Я — командир девятого мехкорпуса. Подчиняю ваш полк себе. Где командир полка?

— Сейчас не знаю. Наверное, у Зарубенцев.

— Занимайте оборону вон на тех высотах. И ни шагу назад! Офицера связи вышлите на мой наблюдательный пункт, вон на той высотке. Выполняйте!

Сам я помчался к командиру бригады подполковнику А. А. Бабанину. У него была связь с остальными бригадами и штабом. Мой НП превратился в груду развалин, пока мы останавливали отходящих.

С НП подполковника Бабанина я видел, что на стыке 69-й и 71-й мехбригад, там, где должен был стоять стрелковый полк, немецкие танки, лавируя в межовражье, направляются к нам. Часть их пошла во фланг бригаде М. Д. Сиянина, в центре которой шел ожесточенный бой. Левее, у Григоровки, вздымались фонтаны взрывов — била немецкая артиллерия.

— Вызовите командира 69-й мехбригады!

— Командир не отвечает, у телефона начальник штаба, — доложил А. А. Бабанин. — Он говорит, что связи с наблюдательным пунктом командира нет. Бригада ведет бой с танками и пехотой противника. Третий батальон в трудном положении у юго-восточной окраины Великого Букрина. Командир батальона убит.

— Передайте ему, чтобы отвел батальон, — распорядился я. — Пусть выровняет фронт и остановит противника на рубеже северная окраина Великого Букрина, роща восточнее него. Они не должны допустить противника по дороге на Трактомиров. Все. Надо помочь 69-й мехбригаде. Будем контратаковать. Вызовите минометчиков...

— По сигналу — залп минометного полка — поднять ваш второй батальон и контратаковать противника в направлении от рощи у Великого Букрина на Григоровку, — поставил я задачу А. А. Бабанину. — Из леса южнее хуторa [108] Луковица контратаковать всеми одиннадцатью танками полковника Суховарова в направлении Малого Букрина. Контратаку поддерживают минометный полк корпуса, ваш артдивизион и минометный батальон. Начало через пятнадцать минут.

Артиллеристы и минометчики ударили по голове немецкого клина, второй батальон пошел в контратаку справа, роты старших лейтенантов Г. Я. Шевгени и А. М. Зварцева — слева. Фашисты остановились, завязался бой. Контратакующие надежно прикрывали 69-ю бригаду, она отходила на новый рубеж.

Я попросил вызвать Кульвинского. Тот доложил, что гитлеровцы с пятью танками атаковали рощу у Великого Букрина, понесли потери, отходят. Сейчас рощу заняла 69-я мехбригада.

Батальон из бригады Т. Г. Карася не удержал господствующую высоту у Григоровки, вынужден был отойти. Насмерть стояли танкисты подполковника Д. Г. Суховарова. Огнем с места они уничтожали танки и пехоту врага. Противник был остановлен, его пехота залегла. Автоматчики, сопровождавшие танки, заняли оборону..

Наступило краткое затишье.

— Вас вызывает командующий! — крикнул преувеличенно громко телефонист, видимо контуженный, подавая мне трубку.

— Как это вы ухитрились сдать господствующую высоту? — язвительно спросил П. С. Рыбалко. — Там сейчас немцы удобно устроились и неплохо корректируют огонь по переправе. Один снаряд попал в паром...

Я рассказал об отходе 1127-го стрелкового полка и о неудачных действиях 71-й бригады.

— Да, с командиров бригад надо строже взыскивать, — сказал Павел Семенович. — А может, кое-кого и заменить надо. Подумаем. А сейчас во что бы то ни стало удерживайте рубеж 70-й мехбригады. Подключу к вам армейскую артиллерию.

Минуты затишья кончились, ударила немецкая артиллерия, на этот раз по позициям именно 70-й мехбригады. Танки и пехота гитлеровцев подошли к оврагу, за которым был передний край этого соединения, а метрах в двухстах — его наблюдательный пункт. Пули взвизгивали, проносились над нашими головами, впивались в землю...

У рощи, правее нас, бронебойщики подбили два вражеских танка. Еще один подорвался на мине. Но вот двенадцать танков остановились на высотке за оврагом и начали [109] вести огонь с места. Немецкая пехота поползла к самому нашему переднему краю. Сосредоточенный огонь по давал гитлеровцам подняться, прижимал их к земле. Между двумя оврагами, подходившими к нашему рубежу, был минированный перешеек метров 15–20 шириной; бронебойщики и мотострелки надежно стояли на пути врага к Зарубенцам и Днепру. Тут он не мог пройти.

Доложили, что 1127-й стрелковый полк, укрепившись, теперь стойко отражает атаки противника. Но есть потери. Отовсюду просят прислать боеприпасы: у минометчиков осталось по три мины на ствол, у пулеметчиков — по 50–60 патронов...

— Передайте всем: патроны беречь. До наступления темноты пополнения боеприпасами не будет! — распорядился я.

Время словно остановилось.

Справа, слева — отовсюду гремит огневой бой. На позицию роты бронебойщиков старшего лейтенанта В. М. Молодова шло тридцать танков. Воины отделения сержанта П. С. Титаренко подбили 6 боевых машин. Несколько танков подорвали гранатами пехотинцы.

Рядовой В. Г. Каргаполов, оставшись одним из отделения в живых, продолжал отражать натиск врага. Когда подразделение начало отход, он взвалил на плечи раненого командира роты и вынес его с поля боя.

Отделение сержанта К. И. Богомолова и бронебойщик сержант С. Г. Гольфер занимали оборону на высоте у села Великий Букрин. На них шло шесть танков и батальон пехоты противника. Гольфер подбил два танка, автоматчики заставили залечь пехоту, но враг обнаружил позиции Богомолова и Гольфера и обрушил на них шквал минометного и артиллерийского огня, потом повторил атаку: У Гольфера кончились патроны к ПТР, он взял в руки автомат. И вторая атака гитлеровцев захлебнулась, но Гольфер был убит, а Богомолов тяжело ранен. В отделении осталось только четыре бойца, но они не отступили, не дали врагу возможности ударить в тыл 69-й бригаде. Высота осталась за нами. Кто были эти четверо, к сожалению, установить не удалось. Но они настоящие герои!

Лейтенант Н. Н. Сергеев из батальона 70-й мехбригады, контратаковавшего немцев, оказался вместе со своим взводом в окружении противника. Но он не растерялся, атаковал вражескую пехотную роту с тыла и нанес ей серьезные потери. Враг замешкался, на время прекратил атаковать, а Сергеев воспользовался его паникой, прорвался к своим и продолжал сражаться. [110]

Парторг роты капитана П. Н. Николаева лейтенант Л. Т. Мартынов постоянно подбадривал бойцов, когда немцы пытались окружить их.

— Не нам, а немцам отступать! Будем их бить по-гвардейски!

И солдаты били! Мало того, в ходе боя 14 человек передали Мартынову свои заявления с просьбой о приеме их в партию.

Снайпер 71-й мехбригады А. В. Козлова сразила 11 немцев, вынесла с поля боя тяжело раненного командира роты. Минометчики, неразлучные друзья, командир — сержант С. С. Валенчук, наводчик сержант И. И. Вовк, заряжающий младший сержант И. И. Кривошеев, израсходовав все мины, взялись за автоматы, Иван Кривошеев заметил, что с высоты бьет крупнокалиберный пулемет, под прикрытием которого немцы подползли к оврагу. Он вступил в единоборство с пулеметчиком и уничтожил его. Фашисты поднялись в атаку. Иван в упор расстреливал их. По счастливой случайности ни одна пуля не задела смельчака, а он уложил около 10 гитлеровцев.

Экипажи танковых рот старших лейтенантов А. М. Зварцева, Г. Я. Шевгени и лейтенанта В. Д. Паширова два часа сдерживали натиск гитлеровцев и подбили 13 вражеских танков. Г. Я. Шевгеня в этом бою был ранен в глаз и эвакуирован в госпиталь.

Мужественно действовали в боевой обстановке верные друзья воинов — военные медики: врачи, фельдшеры и санитары. Старший сержант медицинской службы Ю. В. Шарипов, пренебрегая опасностью, спас жизнь многим солдатам и офицерам. Санитар рядовой Николай Гудзев делал все, чтобы облегчить страдания раненых: каждого накормит, напоит, уложит поудобнее. Самоотверженно выполняла свой долг старшина медицинской службы Е. П. Безруких. Она вынесла с поля боя несколько тяжело раненных воинов с их оружием. Шофер санитарной машины младший сержант И. И. Микертумов, несмотря на бомбежки и обстрелы, уверенно вел свою машину на передовую, забирал раненых, вывозил их в тыл. В том бою он эвакуировал более 40 воинов, выбывших из строя.

Чувство глубокой признательности испытывали бойцы к хирургам А. М. Воронину и Г. К. Бессонову. Неустанно трудились врачи К. А. Кононенко, К. С. Шабанова и многие другие.

...Солнце закатилось. Бой утихал. Все реже трещали автоматы [111] и пулеметы, артогонь почти совсем прекратился. Дымились, догорая, танки...

Вдруг за оврагом, где находились немцы, взвилась осветительная ракета. Следом за ней взлетели другие, по всему фронту — это означало конец вражеских атак.

— Все, — сказал я А. А. Бабанину, — наступление фашистов, кажется, окончено. Первый экзамен боем бригада выдержала. Передайте мою благодарность всему личному составу, накормите людей, подвезите боеприпасы, проверьте оборону, будьте бдительны. Все-таки не исключено, что гитлеровцы попытаются атаковать ночью; хотя они этого и не любят, но неудача может толкнуть их на всякую авантюру.

Я ушел на командный пункт, где меня ждал генерал М. П. Салминов. Он очень высоко оценил действия личного состава корпуса.

* * *

Утром 30 сентября полковник П. В. Кульвинский доложил, что за ночь были переправлены все танки полка Д. Г. Суховарова, строительство мостов на Днепре закончено.

Фашистское командование, видимо, поняло, что соотношение сил на плацдарме складывается не в его пользу, и само начало готовить оборону на двух полосах. Первая — у переднего края, вторая — в глубине, на рубеже Ходоров, Ромашки, Дудари, Иваньково, Бучач.

Я с адъютантом и офицерами связи направился на наблюдательные пункты бригад, чтобы проверить оборону, расположение подразделений, их обеспечение.

На переднем крае то там, то тут уже завязывались перестрелки. Изредка наши артиллеристы и минометчики обменивались с гитлеровцами короткими огневыми налетами. Вражеский танк из укрытия вел огонь по старой ветряной мельнице у хутора Луковица. Вероятно, гитлеровцы думали, что там наблюдательный пункт наших артиллеристов. От мельницы летели доски, щепки, но она не падала. Наших наблюдателей и корректировщиков на ней, конечно, не было.

Возвращаясь на свой КП, я должен был проходить мимо этой мельницы. Решил переждать в низинке, пока гитлеровцам не надоест тратить снаряды на нее. Достал письмо, присланное Федором Андреевичем Гавриленко.

«Дорогие товарищи! Сейчас я вместе с моими братьями иду громить проклятых немцев. В бою я не пожалею самой жизни, до последней капли крови буду бить фашистских зверей и хочу, чтобы все мои братья-бойцы так же их [112] уничтожали за все наши муки и за кровь наших родных детей.

Я получил письмо от командира одного партизанского отряда, где он описал все ужасы фашистского гнета, и я теперь готов руками рвать гитлеровцев на части.

Товарищи бойцы! В Ямпольском районе Сумской области гитлеровцы устроили лагерь для военнопленных. В течение трех месяцев они всех их заморили голодом и постреляли, а многих больных, но живых, закопали в землю. Когда поубивали всех пленных, они взялись за мирных людей. Они схватили около двух тысяч мужчин, женщин, детей и всех расстреляли... Еще много людей они загоняли в избы и сжигали.

Мне пишет командир партизанского отряда, что мою семью фашист тоже уничтожил, замучил мою жену и моих двух сыночков семи и пяти лет.

Вот какое горе принес мне завоеватель. Да разве только мне? Сколько наших людей замучил он! Сколько детей убил! Сколько добра народного сжег и взорвал!

Товарищи бойцы! Мы не будем сейчас оплакивать погибших родных. А будем бить на всю силу ненавистных гитлеровцев, чтобы кровь поганская рекой текла. Будем драться с преданностью своей Родине и отомстим фашистам за все. Уничтожим дикую орду и очистим нашу землю от нечисти фашистской».

Это письмо надо, конечно, опубликовать в газете, не изменяя стиля, поправив только грамматические ошибки. Оно подействует на людей лучше, как искренний человеческий документ...

Наконец фашисты оставили мельницу в покое.

Прибыв на командный пункт, я встретил двух полковников, присланных генералом П. С. Рыбалко в мое распоряжение.

Первым представился сухощавый, чуть выше среднего роста, с большими черными усами, открытыми, добрыми карими глазами Левон Хугясович Дарбинян. На голове — ку~ банка, на груди девять нашивок за ранения, на боку — маузер в деревянной кобуре. Он должен был заменить полковника М. Д. Сиянина, выбывшего по ранению. Второй — неторопливый в движениях, с каской поверх пилотки и изрядно поношенной плащ-накидкой на плечах — Владимир Васильевич Луппов. Он прибыл на место подполковника Т. Г. Карася, отозванного в отдел кадров армии. [113]

После короткой беседы я ознакомил новых комбригов с обстановкой и боевым составом бригад, сказал, где искать их штабы, и офицеры ушли.

Фашистское командование не оставляло попыток во что бы то ни стало. сбить наши части с занимаемых позиций и сбросить их в Днепр. Противник снова атаковал на участке Великий Букрин, Колесище, высота 209,7. Главный удар был нанесен на стыке 69-й и 71-й механизированных бригад. Ценой больших потерь врагу удалось продвинуться в центре плацдарма на участке 71-й мехбритады на два-три километра, но дальнейшее его наступление разбилось о стойкую оборону 70-й мехбригады.

Минометный расчет младшего сержанта Г. А. Лойко уничтожил фашистов, пытавшихся проникнуть на высоту 216,3. Бронебойщики старшего лейтенанта В. М. Молодова подбили три танка, наводчик 76-миллиметрового орудия Н. П. Кузнецов точными выстрелами поджег еще две машины. Кстати, несколько слов о Кузнецове. Когда он узнал, что его направляют в артиллерию, был огорчен, потому что мечтал об авиации, занимался в аэроклубе... Но потом любознательный, настойчивый и дисциплинированный по натуре Кузнецов настолько быстро и глубоко освоил орудие, что расчет его, возглавляемый старшим сержантом Н. И. Афанасьевым, вскоре прославился в бригаде меткостью огня.

Когда первыми переправлялись на плацдарм, пушку тащили по вязкому грунту на себе. Соленый пот застилал глаза, песок хрустел на зубах... Командир орудия старший сержант Н. И. Афанасьев и расчет погрузились на трофейный полупонтон, поплыли. Но вот и правый берег. Еще несколько минут — и пушка на суше, расчет потащил ее на огневую позицию.

Враг не заставил себя ждать. Появились их танки, пехота. Раздалась команда — и первый снаряд первой советской пушки на правом берегу Днепра разорвался чуть впереди танка. Быстро поправив прицел, Кузнецов вторым снарядом остановил боевую машину. Затем одна за другой были подавлены четыре огневые точки противника. Но ранило командира, вышли из строя все другие номера. Кузнецов остался один. А вражеские автоматчики наседали. Николай бил без промаха, сам подносил снаряды, сам заряжал орудие, хладнокровно наводил его и делал выстрел за выстрелом. Он выстоял и победил. [114]

Родина высоко оценила подвиг Н. П. Кузнецова, присвоив ему звание Героя Советского Союза.

Далеко от сибирской тайги, далеко от родины, в степях Украины нашел свою славу лейтенант Л. Е. Меньшиков. На фронт он прибыл в 1942 году, стал командиром взвода минометчиков, в одном из боев получил тяжелое ранение. Разрывная пуля серьезно повредила кисть руки. Врачи даже советовали ампутировать ее, но Леонид не согласился. Он рассказал хирургу, как просился на фронт, как в течение трех месяцев ходил ежедневно в военкомат, но ему отказывали из-за болезни. Но Меньшиков добился, что его призвали. И хирург не стал настаивать на ампутации, рану залечили...

В апреле 1943 года, выйдя из госпиталя, он еще раз прочитал справку, выданную ему: по состоянию здоровья Меньшиков направлялся для дальнейшей службы в тыл.

«Только на фронт!» — твердо решил Леонид. По дороге зашел в воинское учреждение, где отбирали офицерский состав для отправки в действующую армию, и сумел убедить строгих начальников направить и его. Так он оказался у нас.

Взвод минометчиков лейтенанта Л. Е. Меньшикова одним из первых переправился через Днепр и своим огнем уничтожил минометную 81-миллиметровую батарею противника вместе с прислугой.

Потом подразделение прикрывало переправу, обеспечивая возможность нашим войскам без потерь высаживаться на правом берегу Днепра. И сейчас минометчики вели бой с немцами. Скажу, забегая вперед, что Леониду Емельяновичу Меньшикову потом было присвоено звание Героя Советского Союза, и в последующих боях он с честью доказал, что достоин этого высокого звания.

Еще один славный минометчик — Герой Советского Союза рядовой Григорий Егорович Ячменев. Он дважды переправлялся через Днепр, был ранен осколком вражеской бомбы. Превозмогая боль, он все же довел свой плот до правого берега, отправился в село Зарубенцы, взял вола и телегу и доставил на огневые позиции боеприпасы и продовольствие. Ячменев при очередном подвозе мин был контужен, но, и на этот раз не покинул передовой, остался в подразделении выполнять боевую задачу.

— Пока руки, ноги целы, — говорил он, — буду в строю.

Бывший уральский шахтер и в дальнейшем с честью выполнял свою тяжелую работу. Весть о присвоении ему высокого звания Героя минометчики восприняли с восторгом [115] — знали: пока жив Ячменев, боевые расчеты всегда будут обеспечены боеприпасами.

В батарее старшего лейтенанта В. Н. Анчишкина таких самоотверженных людей было немало. Один из них — старший сержант М. И. Михайлович. Его расчет прославился своим высоким воинским умением, боевым мастерством, дерзостью. Состав как на подбор — люди смелые, готовые на все ради победы. Наводчик сержант М. Т. Розенфельд, как только прозвучит команда, быстро устанавливает прицел. Заряжающий рядовой А. Б. Дуранов моментально опускает тяжелую мину в ствол миномета. В это время рядовые Г. Г. Газизов, И. Г. Сухомлин и А. Т. Сивков готовят к бою мины.

Расчету пришлось отбивать контратаку вражеской пехоты, поддерживаемую шестью танками. Требовались поистине героические усилия, чтобы выстоять против натиска фашистов. Минометчики метко клали мины по скоплениям пехоты, но надо было ее остановить, задержать боевые машины. Расчет Михайловича сделал несколько выстрелов по пехоте, открыли огонь петеэровцы. Танки остановились, а пехота залегла. Атака гитлеровцев захлебнулась.

До 29 сентября напряженные бои на плацдарме шли беспрерывно. Мы прилагали все усилия, чтобы сломить сопротивление противника, который нередко переходил в контратаки, но наши бойцы стойко их отбивали.

На букринском плацдарме войска 3-й гвардейской танковой армии совместно с соединениями 40-й и 27-й армий вели упорные бои по его расширению и к концу сентября вышли на рубеж Великий Букрин, Григоровка. Общая площадь плацдарма составила 80 квадратных километров.

В начале октября наш корпус сменили соединения 27-й армии и нас отвели на несколько километров в тыл. Необходимо было пополниться людьми, оружием, боеприпасами, дать бойцам возможность немного передохнуть. В это время мы вели активную партийно-политическую работу в подразделениях, ставили перед офицерами новые задачи, учили их боевому мастерству. С пополнением прибыло много новых, молодых, необстрелянных офицеров, и опыт бывалых, старших по званию и прошедших через многие бои людей им во многом мог пригодиться.

Полковник Г. В, Ушаков почти не уходил из подразделений, Занятия и партийно-политическая работа проводились [116] согласно графику, разработанному штабом корпуса и политотделом. Мы устраивали собрания офицеров, на которых разбирали поступки и поведение командиров в боях, перед ними и после них. Немало поучительного вынесли молодые офицеры из этих конкретных, откровенных разговоров, бесед, лекций...

Мы обращали внимание на бдительность личного состава, поскольку было несколько случаев, когда гитлеровские бандиты засылали в наши прифронтовые тылы своих агентов.

Коротки дни отдыха... И снова на передовую.

Прорыв обороны врага в очередном наступлении возлагался на 40-ю и 27-ю армии. Нашей 3-й гвардейской танковой предстояло войти в прорыв, развивать успех в направлении Дудари, Смела и соединиться там в лесах с партизанами для последующего наступления в обход киевской группировки противника с юго-запада.

9-й мехкорпус вводился в полосе 27-й армии генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко на главном направлении. Мы должны были построить свои боевые порядки в два эшелона. В нервом — 69-я мехбригада с 59-м гвардейским танковым полком, действующая в направлении роща западнее хутора Луковица, Малый Букрин, Дудари, и 71-я мехбригада с 47-м гвардейским танковым полком, нацеленная на рубеж роща южнее хутора Луковица, Колесище, западная окраина Иванькова. Во второй эшелон выделялась 70-я мехбригада, следовавшая за 69-й.

Пока мы готовились к наступлению, гитлеровцы усилили оборону. К 3 октября они сосредоточили против нас на участке 6 километров четыре пехотных, одну моторизованную и одну танковую дивизии. Затем к ним подошла еще одна танковая дивизия СС «Рейх».

...Комсомольцы отметили 25-летие ВЛКСМ новыми победами, примерами мужества и отваги. Они открыли боевой счет в честь юбилея еще до начала общего наступления в мелких стычках с противником. Например, комсомолец рядовой А. А. Климов показал себя бесстрашным разведчиком. За героизм, отвагу и ценные сведения, доставленные командованию, он был награжден орденом Красной Звезды. А член ВЛКСМ младший сержант В. А. Шитиков, оставшись один в поврежденном танке, отбил несколько атак гитлеровцев. Затем, когда фашисты поняли, что со стрелковым оружием боевую машину им не взять и бросились на другой участок, Шитиков пришел на помощь воинам-пехотинцам. Он принял на себя командование поредевшим взводом, [117] который отразил четыре атаки фашистов и устоял перед их натиском.

Комсомольцы 51-й гвардейской танковой бригады обратились ко всем комсомольцам армии с призывом громить врага так, как это делают члены ВЛКСМ Н. Е. Петухов, В. А. Сысолятин, В. Н. Иванов и И. Д. Семенов. Это обращение встретило горячий отклик в сердцах комсомольцев и всех молодых воинов. На многочисленных митингах, беседах, групповых читках обращения отличившиеся комсомольцы рассказывали о своих боевых делах и заверяли, что не пожалеют ни сил, ни самой жизни во имя освобождения родной Украины от фашистского рабства.

— Если в первом бою, — говорил сержант Иван Вовк, — мой расчет 82-миллиметрового миномета уничтожил крупнокалиберный пулемет противника, два его ручных пулемета, кочующий миномет и группу солдат и офицеров врага, то в предстоящем бою мы этот счет мести значительно увеличим.

— До сих пор я тоже всегда уверенно шел на выполнение любого боевого задания, — сказал разведчик рядовой И. С. Кухарский, — шесть раз ходил в разведку. Сейчас снова готовлюсь в тыл врага. Я обязательно должен захватить «языка». Это будет мой ответ на обращение комсомольцев, а также мой взнос в освобождение родного края. Ведь Украина — моя родина. Сейчас я нахожусь в сорока километрах от родного дома. Я даю твердое слово беспощадно уничтожать лютого врага и в борьбе за родной край не пожалею ни сил, ни самой жизни.

— Я сибиряк, — сказал автоматчик рядовой М. Д. Фарафонов, — и на Днепре впервые. Но он мне так же дорог, как и моя родная Обь.

— Фашисты хотели сбросить нас в Днепр, — заявил комсорг старшина А. А. Бабак, — но мы выстояли. Заверяю Родину, что 25-летие комсомола отмечу новыми боевыми успехами.

Тысячи воинов клялись бесстрашно биться с коварным и злобным врагом до полной победы.

* * *

Утро 12 октября.

После мощной артиллерийской подготовки войска 27-й армии генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко пошли в атаку. Немцы, парализованные огнем артиллерии, в первой полосе обороны сопротивление оказывали слабое.

Генерал П. С. Рыбалко вызвал меня к телефону. [118]

— Начинай! — приказал он, а я тут же велел Кульвинскому дать войскам сигнал к наступлению и вместе с адъютантом и начальником радиостанции старшим лейтенантом О. А. Назаренко занял место в танке. Двинулись вслед за боевыми машинами 69-й мехбригады. За мной на автомашинах с радиостанциями шла оперативная группа штаба корпуса. В одной из них находился заместитель командующего армией генерал-лейтенант танковых войск Иван Прокофьевич Сухов.

Голова танковой колонны уперлась в минное поле. Здесь был единственный проход по межовражью шириной 10–12 метров. Саперы с миноискателями извлекали мины, делали новые проходы.

Группе саперов, в которую входил рядовой С. Д. Гуляев, было приказано проделать проход для танков в минном поле. Когда саперы начали свою опасную работу, внезапно по ним ударил пулемет. Воины прижались к земле. Гуляев был ранен в ногу, но, превозмогая боль, под липким слоем мокрой земли находил мины, привычными движениями вывинчивал взрыватели. Когда он обезвредил последнюю, двенадцатую мину, пулемет умолк — его накрыл огонь нашей артиллерии. Не меньше, чем С. Д. Гуляев, обезвредили мин рядовые М. О. Заксон и Ф. В. Лихтин.

Машины пошли вперед. Но вот одна подорвалась на мине, вторая... Я решил обогнать колонну, надо было принять какие-то меры. Водитель, видимо, слишком близко взял к краю оврага, грунт не выдержал тяжести танка, он соскользнул вниз и, сделав на крутом склоне полный оборот вокруг своей продольной оси, замер на дне оврага.

Хорошее начало, нечего сказать! Мы, правда, отделались только синяками. Но о том, чтобы вытащить танк с двадцатиметровой глубины, сейчас не могло быть и речи. Теперь его надо вести по дну оврага, обратно до самого Днепра.

Когда мы поднялись наверх, танки уже прошли минное поле, оставив две машины, развернулись в боевой порядок и атаковали Малый Букрин. Подошла машина с оперативной группой.

— Цел, командир? — спросил И. П. Сухов. — Значит, долго жить будешь. Садись, поедем на наблюдательный пункт.

Мой НП находился на высотке в километре от Малого Букрина. Отсюда хорошо было видно, как шел бой, как часть наших танков с мотопехотой поднимались по склонам и, пройдя Малый Букрин, устремились на Дудари.

В Колесище вела бой 71-я мехбригада. [119]

Генерал Рыбалко приказал мне по радио:

— Предупредите войска, что из района Белой Церкви на Колесище идет большая группа самолетов противника.

Я сказал Назаренко, чтобы она срочно передала это сообщение Л. X. Дарбиняну и В. В. Луппову, а сам посмотрел на небо.

На нас тремя волнами шли вражеские самолеты.

Все укрылись без команды в окопчике. Мы с генералом Суховым спрыгнули туда же.

Первая волна самолетов устремилась на Колесище и Малый Букрин. За ней — вторая. Зенитчики открыли огонь. Третья волна самолетов сбросила бомбы буквально на наши головы. Земля содрогалась, окопы осыпались, грохот, вой, визг осколков, комья земли, пыль, гарь — все перемешалось...

В нашей группе пострадала только начальник радиостанции О. А. Назаренко: была ранена в ногу. Ее увезли в тыл.

Я стал продолжать наблюдение за боем. Гитлеровцы усилили натиск из Дударей, наши подразделения стали отходить. Этак мы можем потерять и Малый Букрин...

— Надо вводить в бой 70-ю мехбригаду, — сказал я Сухову.

— Правильно, а то там худо будет... — ответил генерал.

Танки 70-й мехбригады пошли вперед. Контратака была отбита, Малый Букрин остался за нами. Но продвижения вперед пока все-таки не было.

...В этот день многие воины увеличили свой боевой счет.

Минометный расчет сержанта Н. К. Воронина уничтожил три автомашины с пехотой. Бронебойщик рядовой Н. Разумный сбил из противотанкового ружья фашистский самолет. Танкисты полковника Д. Г. Суховарова подавили минометную батарею, подбили и сожгли семь танков «T-IV». Один из них был на счету командира танка сержанта С. Г. Туловскова. Рядовой К. П. Никифоров убил восемь вражеских солдат и одного взял в плен. Минометчики рот старшего лейтенанта В. Н. Анчишкина и капитана В. И. Касьяна уничтожили несколько огневых точек.

Рота Героя Советского Союза лейтенанта А. И. Алексеева первой ворвалась в Дудари. Во время отражения контратаки гитлеровцев мужественный офицер погиб. Его и Героя Советского Союза младшего сержанта В. А. Левина похоронили на кручах у села Зарубенцы, Местные жители потом соорудили над могилой обелиск. [120]

Наш корпус был сменен войсками 27-й армии и отведен в район севернее Григоровки, хутор Луковица, Зарубенцы.

Командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин принял решение 20 октября прорвать на участке Ходоров, Ромашки оборону противника силами 40-й армии. Войска 3-й гвардейской танковой армии должны были развить успех на Кагарлык, Белую Церковь. Для проведения этой операции Н. Ф. Ватутин прибыл на командный пункт 40-й армии. Там же был и я, ожидая получения задачи на начало ввода в прорыв корпуса.

Артиллерийская подготовка и удары нашей авиации по фашистской обороне были довольно внушительными, но прорвать ее войска 40-й армии не смогли. Ватутин дал мне команду о вводе в сражение корпуса. Нас поддерживали бомбардировщики. В предполагаемом участке прорыва противник открыл по самолетам зенитный огонь такой плотности, что, казалось, небо разрывается на части. Но бомбардировщики точно отбомбились по целям, и наши 47-й гвардейский танковый полк подполковника Г. А. Адильбекова и 69-я мехбригада полковника Л. X. Дарбиняна подошли к наблюдательному пункту, где мы находились. Но тут командующий фронтом изменил решение и приказал мне остановить корпус, вернуть его в занимаемый ранее район. Как потом выяснилось, начатая операция была вообще отменена.

Бригаду я остановил довольно быстро, а 47-й гвардейский танковый полк уже устремился на врага, и его пришлось возвращать по радио. Командир полка подполковник Г. А. Адильбеков на своей машине был уже совсем близко к переднему краю противника, когда получил приказ вернуться на исходные позиции. Он вышел из танка, и в это время гитлеровцы ударили по достигнутому полком рубежу из минометов. Офицер был сражен осколком.

Мы потеряли славного командира, коммуниста, храбрейшего воина.

Сын казахского народа Галий Адильбекович Адильбеков был добровольцем Красной Армии, участником боев с басмачами в Каракумах, кавалером ордена Красного Знамени. Мы все искренне скорбили, потеряв такого замечательного боевого товарища. Командовать полком был назначен подполковник А. И. Лаптев.

...С наступлением темноты все наши войска на этом участке фронта отошли в свои районы.

Командующий фронтом и член Военного совета уехали с наблюдательного пункта К. С. Москаленко. [121]

Генерал П. С. Рыбалко вызвал командиров корпусов на утро 24 октября в село Воскресенское, где находился его штаб.

К этому времени войска 38-й армии генерала Н. Е. Чибисова создали второй, довольно обширный плацдарм севернее Киева, в районе села Лютеж. (Кстати, к концу сентября на правом берегу в разных местах было создано 23 плацдарма.) Но на лютежском плацдарме было недостаточно сил, чтобы организовать наступление с решительной целью освобождения столицы Украины.

К командарму мы прибыли почти одновременно: командир 7-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор К. Ф. Сулейков, командир 6-го гвардейского танкового корпуса генерал-майор А. П. Панфилов, командир 91-й отдельной танковой бригады полковник И. И. Якубовский и я.

Командующий, поздоровавшись с каждым из нас, спросил, все ли в порядке в соединениях, и, удовлетворенный нашими ответами, жестом предложил сесть к столу, на котором лежала карта. Развернув тетрадь с записками и заметками, он сказал:

— Я вызвал вас по случаю решения большой задачи, поставленной перед нашей армией. Мы должны перейти на лютежский плацдарм и принять участие в освобождении Киева. Сейчас для нас главное — сделать это так, чтобы противник ничего не заметил. О задаче в полном объеме должны знать только вы, ваши начальники штабов и заместители но политчасти. Отводить войска с букринского плацдарма на левый берег Днепра и совершать марш будем только по ночам, при строжайшей светомаскировке. Перед началом марша разъясните всем, чтобы на местах дневок при разговорах с местными жителями никто не упоминал номера частей и не проговорился, откуда идем. На плацдарме оставьте макеты орудий и танков, а на местах штабов до утра 27 октября по одной радиостанции, которая должна передавать радиограммы, в соответствии с указаниями начальника связи армии. А теперь смотрите...

П. С. Рыбалко показал на карте районы сосредоточения на левом берегу Днепра. Для 9-го механизированного корпуса — лес между селами Цибли и Комаровка. Наш маршрут проходил через Козинцы, Андруши, Яшинки и далее вдоль берега Днепра через Дарницу, Бровары на Лютеж.

Мы нанесли все необходимое на свои карты. Вопросов не возникало. Задача была предельно ясна. [122]

— Мы не добились успеха здесь потому, — добавил командарм, — что своевременно не учли характер местности. Ее сильно пересеченный рельеф, сами понимаете, затруднил наступательные действия всей группировки и нашей армии в особенности. Это заметила Ставка и потому решила перенести усилия по разгрому киевской группировки противника и овладению Киевом севернее, к Лютежу. И уже есть соответствующая директива.

С полученной задачей и указаниями генерала Рыбалко я познакомил полковников П. В. Кульвинского и Г. В. Ушакова. Мы составили план перегруппировки войск корпуса и мероприятий для обеспечения выполнения указаний командующего. Для постановки задачи на переправу через Днепр и сосредоточение на левом берегу было решено созвать совещание командиров бригад, отдельных частей, моих заместителей и начальников служб штаба корпуса.

Первыми пришли командир 69-й мехбригады полковник Л. X. Дарбинян и полковник М. Д. Сиянин, прибывший из госпиталя и принявший 70-ю мехбригаду у заболевшего подполковника А. А. Бабанина. Чуть позже подошел и полковник В. В. Луппов, командир 71-й мехбригады. За ним остальные.

А в ночь на 26 октября мы уже переправили на левый берег Днепра всю мотопехоту и артиллерию. В следующую ночь — танки.

Я стоял недалеко от дороги, по которой шли танки с выключенными фарами. Саперы указывали маршрут светом карманных фонариков.

Прощай, Букрин! [123]