Инициатива бьет ключом

В конце второй декады октября 1943 года в штаб соединения прибыли командир бригады «Народные мстители» Василий Васильевич Семенов и комиссар Федор Спиридонович Кузнецов.

— Мы разработали план разгрома гарнизонов противника на станции и в местечке Куренец Вилейской области. Надо с вами посоветоваться, — сказал Василий Васильевич и вручил боевую схему.

Семенов обстоятельно доложил о том, что представляют собой вражеские гарнизоны, как они укреплены, какие к ним подходы, рассказал о замысле командования бригады, расстановке сил в бою.

— Фашисты в Куренце обнаглели: нападают на деревни, грабят население, хватают людей и отправляют их в Германию. Бандиты зарвались, их следует проучить, — подтвердил мнение командира Федор Спиридонович.

Мы склонились над картой. Маленькие квадратики Куренца разбросаны недалеко от областного центра — Вилейки. Сразу стало ясно, почему куренецкий гарнизон ведет себя так нагло: он находится под защитой крупного и сильного вилейского гарнизона.

— Мне думается, — высказал я предположение, — что было бы неплохо напасть одновременно на Куренец и Вилейку. Для этого можно привлечь 1-ю антифашистскую бригаду.

— Совместный удар — это здорово! — отозвался Семенов.

И мы решили тут же выехать к Гиль-Родионову.

Беседа с руководством 1-й антифашистской бригады — командиром Гиль-Родионовым, комиссаром Тимчуком и заместителем комбрига Орловым относительно совместной операции с первых же минут приняла деловой характер.

— Полностью согласны с вашими доводами, — заявил [266] Гиль-Родионов. — Разгромить вилейский и куренецкий гарнизоны совместным ударом легче, чем порознь.

— Владимир Владимирович, — подчеркнул я, — прошу учесть, что мы эту операцию хотим провести накануне 26-й годовщины Великого Октября. Это обстоятельство придает предстоящему бою особое значение. Кроме того, мы намерены разгромить не просто гарнизон противника, а крупную вражескую силу, расположенную в областном центре. Таких операций в республике до сих пор не проводилось. Это — первая, и она поручается вашей бригаде и бригаде «Народные мстители». Поэтому прошу отнестись к ней с исключительной ответственностью.

— Можете не беспокоиться, — заверил Гиль-Родионов, — все будет сделано как надо.

Было условлено, что операции по разгрому гарнизонов противника в Вилейке и Куренце будут проведены в ночь на 1 ноября 1943 года. Перед бригадами была поставлена задача: не только нанести урон живой силе противника, но и полностью вывести из строя железнодорожные станции Вилейку и Куренец.

К концу месяца подготовка была закончена. Ночью 31 октября партизанские бригады стремительно атаковали противника. В ходе боя, длившегося более четырех часов, бригады поддерживали между собой по рации постоянную двустороннюю связь. Представители штаба соединения Н. К. Садовский и капитан К. И. Доморад обеспечили согласованность боевых действий двух партизанских бригад, принимавших участие в операции.

Бойцы 1-й антифашистской бригады, поддержанные четырьмя пушками и четырьмя батальонными минометами, в жестокой схватке овладели промышленной частью областного центра Вилейка, захватили вокзал и казармы гарнизона. Они сожгли казармы, два продовольственных и два вещевых склада, склад с горючим, четыре склада с фуражом и сенную базу, лесопильно-шпалорезный завод; подорвали паровую мельницу, водокачку, два семафора, четыре семиметровых железнодорожных и три шоссейных моста; перебили 726 рельсов; уничтожили один километр линии связи, три трактора, четыре железнодорожные цистерны, одну легковую автомашину. В бою были разрушены четыре дзота. Противник потерял несколько десятков солдат и офицеров убитыми и свыше сотни ранеными. Потери партизан составили 17 убитых и 52 раненых. [267]

Успешно справилась с поставленной задачей и бригада «Народные мстители»: в ожесточенном бою она полностью овладела станцией и местечком Куренец, нанеся врагу большой урон. Партизаны сожгли здание железнодорожной станции, два склада, два лесозавода с оборудованием и большим количеством лесоматериалов, приготовленных к отправке в Германию, взорвали паровую мельницу, электростанцию, два семиметровых железнодорожных моста, подорвали девяносто рельсов, уничтожили склад запасных частей, два трактора, восемь динамо-машин и четыре автомобиля. Было убито около 70 гитлеровцев.

Вилейско-куренецкая операция получила большой политический резонанс. Это был боевой партизанский подарок Родине в честь 26-й годовщины Великого Октября.

Осенью и зимой 1943 года активно действовали и все другие бригады и отряды Борисовско-Бегомльской зоны. Народных мстителей воодушевляли на подвиги славные победы Красной Армии на фронте. Партизаны ежедневно выходили на задания. Так, в ноябре — декабре бригада «Штурмовая» спустила под откос 33 вражеских эшелона, уничтожила 140 автомашин и 9 танков. Партизаны из бригады «Дяди Коли» за это же время подорвали 16 эшелонов противника, сожгли фашистский самолет, перебили свыше 400 рельсов, уничтожили 66 километров связи. Смелую операцию провели партизаны отряда «Коммунар» под руководством командира взвода коммуниста Ивана Александровича Суртаева. Декабрьской ночью взвод незаметно подошел к автомагистрали Минск — Москва и замаскировался в придорожных кустах. Бойцы пролежали несколько часов в снегу на леденящем ветру. Руки и ноги коченели от холода, но никто не обращал внимания ни на мороз, ни на колючий ветер.

На рассвете показалась группа автоматчиков-велосипедистов из охраны дороги. Фашисты двигались медленно, внимательно осматривая местность, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Охранники скрылись за бугром.

Суртаев легонько взмахнул рукой: приготовиться, скоро начнется движение. И действительно, вслед за автоматчиками, проверявшими путь, пошли автомашины. Одна, вторая, потом сразу три... Народные мстители выжидали. И дождались: со стороны Смолевичей появилась автоколонна в составе двенадцати машин. Некоторые из них [268] были доверху нагружены ящиками. А в крытых автомобилях наверняка находились гитлеровцы. Иван Александрович знал, что такую колонну фашисты без усиленной охраны не пустят. И он решил дать бой. Расчет был прост: напасть внезапно, вызвать у врага панику. А паника, как известно, резко уменьшает силы неприятеля.

Когда голова колонны поравнялась с партизанами, бойцы по команде Суртаева открыли дружный огонь по первым машинам из автоматов, винтовок, пулеметов и противотанковых ружей. Грузовики вспыхнули. Ружейно-пулеметный огонь был мгновенно перенесен на хвост колонны — там тоже взметнулись в небо столбы пламени. Средние машины остановились, зажатые с двух сторон бушующим пламенем. Гитлеровцы выпрыгивали из кузовов и кабин, кричали, стреляли; многие из них падали, сраженные партизанскими пулями. Местность потряс огромный взрыв — это взлетел на воздух грузовик со снарядами. Взрыв усилил панику среди фашистов.

Через полчаса от колонны ничего не осталось. Догорали двенадцать автомашин, возле которых валялось семнадцать трупов солдат и офицеров противника.

Командир взвода дал отбой. Партизаны, не потеряв ни одного человека, скрылись в лесу.

Два отряда бригады «Железняк» разгромили гарнизон противника в деревне Отрубок Докшицкого района Вилейской области. Было убито 73 гитлеровца, взорваны 5 дзотов, 12 автомашин, цистерна с горючим.

По примеру воинов-фронтовиков в партизанских отрядах широко развернулось движение снайперов-истребителей. Наши самые отважные и меткие бойцы парами и в одиночку стали выходить к дорогам и нападать на проходящие машины. Коммунисты Грицкевич и Фадеев (отряд «Буря» из бригады «Дяди Коли»), выйдя на охоту за гитлеровцами, в первый же день подбили легковую и грузовую автомашины, уничтожив при этом 12 фашистов. Комсомолец Городецкий из бригады «Смерть фашизму» поджег на автомагистрали Минск — Москва две машины.

Занялись «охотой» и наши бронебойщики. Особенно активно действовали партизаны из бригады «Дяди Коли» — Анатолий и Михаил Сушко, Александр Назаров, Яков Ксендзов, Девятерков, Сергеев, Носенков и Шутко. Они почти ежедневно устраивали засады на различных участках железной дороги и обстреливали из противотанковых [269] ружей паровозы противника, выводя их из строя. Смелые действия бронебойщиков поставили фашистов в тупик; они не знали, как обеспечить безопасность движения по магистралям. Если для борьбы с нашими минерами гитлеровское командование наряжало усиленные патрули, строило возле насыпей блиндажи и дзоты, вырубало в придорожной зоне леса, насильно сгоняло на охрану железных дорог местное население, то тут все эти средства оказывались неэффективными. Бронебойщикам не надо было выползать на охраняемое полотно — они били по паровозам из леса, с границ придорожной зоны. Фашистское командование попыталось было устраивать засады, проводило проческу примагистральных лесов и кустарников, однако вскоре от этой затеи вынуждено было отказаться: у него попросту не хватило сил для борьбы с партизанами.

У отряда «Гвардеец» в деревне Брусы Борисовского района были связные — сестры Янина и Аня. В 1942 году они повстречали двух смоленских девушек — Надю и Зину, убежавших из эшелона, который увозил советских людей на каторгу в Германию, и пригласили их к себе. Наде и Зине понравилось у гостеприимных хозяев; они остались в Брусах и вскоре тоже связались с партизанами. Командир отряда Андрей Иванович Сеньков дал задание связным собирать данные о вражеском аэродроме, расположенном неподалеку от деревни. Девушки познакомились с летчиками и механиками, приглашали их на вечеринки и все, что узнавали от гитлеровцев, немедленно передавали в отряд.

Как-то командованию отряда понадобился «язык». Сеньков вызвал разведчика Алексея Панина и приказал:

— Пленного можно взять в деревне Брусы. Пусть наши девушки-связные устроят что-нибудь вроде именин, пригласят своих знакомых. А ты возьми группу партизан, устрой засаду, и «язык» наверняка будет.

Панин так и сделал.

Вечером 30 ноября 1943 года семнадцать партизан во главе с Паниным организовали в Брусах засаду, а Зина пригласила к себе на «именины» четырех немецких летчиков, которых привел ее давнишний «знакомый» обер-фельдфебель Курт. К их приходу на столе уже стояли яичница, поджаренная на сале, хлеб, бутылки с самогоном. Летчики принесли с собой консервы, галеты, бутылку коньяка. Девушки и «гости» сели за стол. [270]

Фашисты провозглашали один тост за другим. Пили за Зину и Надю, за фюрера и великую Германию. Через час они уже орали песни и били бутылки, приговаривая: «За наше счастье!» Зина раздобыла у соседей еще две бутылки самогона.

Гости захмелели, стали приставать к девушкам.

— Нет, давайте танцевать! — предложила Зина, схватила Курта и закружилась в вальсе.

— А где музыка? Балалайка? — остановил ее Курт, опьяневший менее других.

— Сейчас будет балалайка. Ленька! — крикнула Зина тринадцатилетнему сыну хозяйки. — Позови, пожалуйста, музыкантов.

Через несколько минут в хату ворвались партизаны, и в одно мгновение с тремя гитлеровцами было покончено. Только Курт успел отскочить в угол и выхватить пистолет: от его пули погиб Николай Мисников и была ранена хозяйка дома. Обер-фельдфебеля оглушили прикладом, связали и поволокли на улицу.

— Тетя Маша, Леня, девушки, собирайтесь! Уходим в отряд! — распорядилась Зина.

За операцию по захвату «языка» командир отряда объявил девушкам и партизанам благодарность.

Добрая слава среди народных мстителей ходила и о бесстрашном партизане из бригады «Смерть фашизму» комсомольце Василии Лаврухине. Газета подпольного Смолевичского райкома партии «Смерть фашизму» писала о нем 18 октября 1943 года:

«Боевые дела комсомольца Василия Л. (Лаврухина. — Р. М.) — лучшее доказательство его преданности Родине и активной помощи Красной Армии в изгнании немецких оккупантов с советской земли...

Овладев специальностью подрывника. Василий Л. спускает под откос эшелоны, взрывает автомашины, уничтожает живую силу и технику врага.

На установленных Василием минах взлетело на воздух десять автомашин, одна танкетка. Он подорвал паровоз, мост на узкоколейной железной дороге, пять мостов на шоссейных дорогах, гусеничный трактор, поджег мельницу во вражеском гарнизоне. От его руки нашли себе могилу на белорусской земле 18 немецких захватчиков. Немало получили партизаны вооружения от группы Василия: пять повозок артиллерийских снарядов, пять пулеметов, восемь [271] автоматов, 28 винтовок, 13 пистолетов и более двух тысяч патронов.

Василий — комсомолец, волевой командир, требовательный к себе и подчиненным». Войну начал сапером. Батальон, в котором он служил, самоотверженно дрался о врагом на западных рубежах Родины и почти полностью погиб, сдерживая бронированные полчища иноземцев. Лаврухин с группой саперов пробирался по вражеским тылам на восток и в жестокой схватке под Минском был тяжело ранен. Нести его и перевязывать раны было некому — все товарищи погибли. Василия нашли в кустах деревенские ребятишки и помогли ему добраться до небольшого села Боровцы. Местные жители спрятали его и выходили.

Согретый лаской и заботой, Лаврухин быстро поправился и связался с местными подпольщиками. Он собирал в лесах неразорвавшиеся мины и снаряды, выплавлял тол и проводил диверсии на дорогах, взрывая автомашины и мосты. Гитлеровцам удалось узнать о существовании подпольщиков, и Василий едва избежал ареста. Он покинул Боровцы, долго искал партизан; не найдя их, зашел в деревню Косино, да так там и прижился. Лаврухин ни на один день не оставлял мысли влиться в ряды народных мстителей. Он выспрашивал у надежных людей, не слышали ли они о партизанах, и наконец узнал, что в местных лесах начал действовать отряд «Смерть фашизму». Василий решил ближайшей ночью податься в лес.

А тут, как назло, повстречался ему на улице немецкий комендант Вилли Куш, который с ухмылкой спросил:

— Уж не собираешься ли ты, парень, перейти к партизанам?

Василий возьми да и скажи в ответ:

— Нет, господин комендант. Пешком мне идти несподручно. Вот если бы, с вашего разрешения, на вашем вороном жеребце прокатиться... Тогда бы я подумал.

Комендант расхохотался:

— Состарится конь, выйдет из-под седла, тогда дам, — смеялся он, довольный своей шуткой.

Василий решил уйти к партизанам и во что бы то ни стало увести комендантского жеребца. Несколько ночей караулил возле конюшни, пока не выждал удобной минуты. Быстро оседлав коня, хлопец ускакал к партизанам в лес. [272]

Этот конь сначала принес ему немало огорчений. В лесу Василий наткнулся на партизанский дозор, который и доставил его в штаб отряда.

— Смотрите, товарищ командир, — докладывал дозорный Василию Федоровичу Тарунову, — какой орел объявился. На холеном комендантском жеребце прискакал, немецкий автомат новейшей марки с трудом у него отняли, а балакает, что к нам ехал. Как пить дать, фашистского холуя сцапали...

Трудно пришлось бы Василию, не повстречайся ему в отряде один из боровцовских подпольщиков. Тот внес ясность в это недоразумение.

Лаврухин, как бывший сапер, стал подрывником, а через некоторое время возглавил подрывную группу. Партизаны чуть ли не каждый день устраивали диверсии на железной дороге и автомагистрали Минск — Москва. Василия полюбили за смелость и находчивость, о его делах не раз писала подпольная газета.

Пытливая мысль Василия никогда не знала покоя. В канун нового 1944 года он задумался, как бы испортить праздник фашистам, насолить им побольше. Пришел к комиссару бригады Ивану Прохоровичу Дедюле на совет.

— Хочу, товарищ комиссар, отправить «новогодние подарки» косинскому коменданту Кушу и логойскому Фюрстеру, — сказал Лаврухин и поделился своими соображениями.

Дедюле понравилось предложение партизана, и он согласился.

...Логойский комендант Фюрстер был труслив, как заяц, но сердце имел змеиное. Он боялся партизан, редко выезжал из районного центра; зато, когда к нему приводили местных жителей, захваченных по подозрению в связи с партизанами, изощрялся в пытках, сам участвовал в массовых казнях и расстрелах. Народные мстители давно уже решили убить его и принимали меры для того, чтобы выманить палача из городского поселка. Но Фюрстер был осторожен, и партизанские засады возвращались ни с чем.

Конечно, трусость Фюрстера не могла долго оставаться незамеченной. Комендант очень боялся, как бы начальство, не дай бог, не заметило этого, — тогда не миновать фронта. А попасть на фронт для коменданта было равносильно самоубийству. И он пустился на уловку: приказал [273] солдатам и полицаям собирать в лесах советское оружие, мины и снаряды и доставлять все это в Логойск. Со временем на складе порядочно накопилось всякой всячины. И стоило приехать из Минска начальнику, как Фюрстер в первую очередь вел его в свой, как он говорил, «музей».

— Видите, — хвастался комендант, — без дела не сидим. Все эти трофеи отняты у партизан в боях.

Начальство довольно улыбалось, жаловало коменданта чинами и наградами.

Страстью Фюрстера собирать «трофеи» и воспользовался находчивый Лаврухин. Он нашел в лесу неразорвавшуюся немецкую стокилограммовую авиационную бомбу, выдолбил из нее часть тола, вставил взрыватель с 36-часовым заводом, растопил кружку тола и залил им взрыватель, а потом положил бомбу в сани и отправился в путь. На речушке возле деревни Мачужичи Василий остановился, подкатил бомбу под мост и заминировал ее. Потом пошел в деревню и постучал в дверь крайнего дома, в окнах которого светился тусклый огонек.

— Кто там? — послышался в сенях недовольный старушечий голос.

— Открой, бабушка, на минутку. Дай воды попить доброму человеку.

— Я партизан, хозяюшка, — сказал Василий, войдя в хату. — Сейчас бомбу под мост положил. Предупреди своих односельчан, чтобы через мост не ходили, иначе потрохов не соберут. Для немцев это приготовлено...

Кто-то из жителей в то же утро донес полицейским соседнего гарнизона о партизанской бомбе. И она, освобожденная от толовой шашки, но таившая в себе хитро спрятанный взрыватель, утром 30 декабря стояла в «музее» среди других «трофеев» как обезвреженная. А Лаврухин тем временем уже возился над второй миной — 152-миллиметровым снарядом, который с помощью товарищей погрузил в широкие розвальни, запряженные жеребцом косинского коменданта. «Заряд» был спрятан на дно саней, под сеном, и отважный подрывник отправился в новый путь — на этот раз в сторону села Косино. Неподалеку от села он отпустил лошадь, а сам замаскировался в кустах и стал ждать, что произойдет. Василия не огорчало то, что новогоднюю ночь придется провести в поле; он переживал за свой «подарок». «Если фашисты, — размышлял партизан, — остановят лошадь и догадаются заглянуть в сани [274] — все пропало, обезвредят мину. А если они схватятся за вожжи, то я, конечно, полюбуюсь взрывом».

Лошадь затрусила в сторону Косино. Не прошло и полчаса, как над деревней взметнулся огненный столб, и взрыв потряс окрестность.

— Порядок! — ликовал Василий.

Партизаны поздравили его с Новым годом и преподнесли добрую чарку немецкого шнапса, изъятого накануне из полицейского продовольственного склада.

Под утро вернулся на базу начальник особого отдела Евгений Чуянов. Он несколько часов пролежал в снегу с телефонным аппаратом, подслушивая разговоры на немецкой линии связи.

— Лаврухин пришел? — спросил он.

— Пришел. Спит, — ответили партизаны и поинтересовались: — А зачем он нужен?

— Ох, какой герой наш Васька! — радостно и взволнованно говорил Чуянов. — Я разговор Куша с Фюрстером слышал и чуть не умер со смеху...

Чуянов долго смеялся, не имея сил говорить. Наконец он успокоился и рассказал:

— Лежу я, трубку к уху прижимаю, прислушиваюсь. Разное болтают оккупанты, с праздником друг друга поздравляют. Вдруг слышу голос, злой и повелительный: «Фюрстера дайте, Фюрстера скорее, сонные сволочи!» Через минуту другой голос: «Фюрстер у телефона». — «Куш говорит, — загремело в трубке. — Господин комендант, партизаны устроили диверсию. Отпустили моего коня, а в сани положили мину. Мои дураки-часовые увидели вороного и заорали: «Сам пришел, от партизан убежал!» Я выскочил на улицу, вижу — сани окружили солдаты. Бросился к коню. И тут взрыв... Пришел в себя минут через десять. Еле поднялся: голова трещит, мундир весь в лошадиных потрохах. Погибло десять солдат, а я хорошей лошади лишился. Не праздник у нас, господин комендант, а похороны...»

— Вот так Лаврухин! — с гордостью говорил Чуянов. — Преподнес косинскому коменданту подарочек, долго помнить будет...

А к вечеру в бригаду пришла еще одна радостная весть: в Логойске сработал второй лаврухинский «подарок». Как оказалось, подвыпивший Фюрстер направил гостей в «музей», чтобы показать им новый трофей, отнятый у партизан. [275] Гости-офицеры вошли в склад, но оттуда уже не вышли...

Были арестованы двадцать полицейских, которых немецкое командование признало виновными в преступлении. Все они были расстреляны.

Узнал обо всем этом Лаврухин. Мягкой улыбкой засветилось его лицо. Партизан задумался. В его голове зрели новые планы...

В боях с немецко-фашистскими захватчиками Вася был трижды ранен, но выжил. После Великой Отечественной войны он возвратился в родное село Отрадино Саратовской области, где продолжал трудиться на мирном поприще.

В 1966 году погиб при дорожной катастрофе.

Не уступал в геройстве Василию Лаврухину и боец отряда имени С. Лазо 3-й Минской бригады комсомолец Федор Бачило. Обыкновенный парень — таких в каждом отряде были десятки: скромный, спокойный, на трудности не жаловался. От других его отличали разве лишь глаза: черные, глубокие, с постоянным огоньком — в них угадывался человек сильной воли. В отряд Федор пришел в октябре 1942 года. До этого жил в деревне Бардиловка-вторая Минского района, был связан с партизанами. По их заданию не раз ходил на разведку в Минск, собирал на местах былых сражений оружие. Парень доставил в лес своим боевым друзьям ручной пулемет и автомат, 16 винтовок, 10 тысяч патронов. Став партизаном, Федор участвовал в разгроме вражеских гарнизонов в Русиновичах, Сеннице, Михановичах и Узлянах. Когда в отряде начали создавать группы подрывников, Бачило первым попросился на диверсионную работу. Он быстро освоил минное дело и вскоре был назначен командиром группы. Подрывники, обманывая бдительность фашистских патрулей, выходили на железную дорогу и днем и ночью. О напряжении, с каким действовали бойцы, говорит хотя бы такой факт.

9 октября 1943 года Бачило со своими хлопцами подорвал эшелон врага с живой силой и боеприпасами, а через несколько дней группа была снова на задании. 17 октября подрывники спустили под откос еще один эшелон с боевой техникой и солдатами. Всего группа комсомольца Бачило подорвала 26 воинских составов; при этом было разбито 18 паровозов, более 150 вагонов с живой силой, техникой и боеприпасами. Кроме того, Федор организовал шесть диверсионных взрывов на станции Михановичи и в Минске, [276] во время которых были уничтожены три автомашины, один мотовоз, сожжено 18 тонн бензина. В одной из операций Федор Бачило был тяжело ранен в обе ноги. Комсомолец выбыл из строя, но его дело продолжали друзья.

Вот что писал о Ф. Бачило в брошюре «Партизанская зорька», изданной Минским подпольным РК КП(б)Б, Леонид Амбах:

Таким же мужественным и бесстрашным бойцом зарекомендовал себя Николай Белько. До войны он учился в Минском медицинском институте. С третьего курса его призвали в Красную Армию, и он уже с первых дней войны участвовал в боях. В одной схватке был ранен, фашисты захватили его в плен. Но Николай совершил побег и лесами добрался до родной деревни Исерно Слуцкого района. Здесь он сразу же связался с патриотами и включился в борьбу. Создал подпольную группу из 30 человек, которая собирала и передавала партизанам оружие, распространяла листовки, вела разведывательную работу. В августе 1943 года вся группа влилась в партизанскую бригаду имени Чкалова. На базе этой группы вскоре был создан отряд имени 14 слуцких партизан, который и возглавил Белько. Отряд отличался высокой боевой активностью. Уже в первые два месяца своего существования он имел на счету четыре подбитые вражеские автомашины, уничтожил 82 гитлеровца. В октябре 1943 года отряд Белько разгромил вражеский гарнизон в деревне Царевцы. 7 января 1944 года недалеко от Слуцка отряд разгромил второй крупный гарнизон противника в деревне Беличи. В бою с карателями у деревни Паничи Николай Белько погиб.

Не уступала в смелости своим боевым товарищам девушка-подрывница из отряда «Правда» Нина Пролесковская. [277]

— Что ты умеешь делать? Чистить картошку, варить обед, стирать белье? — спросил командир, когда 16-летняя Нина вступила в отряд.

— Готова выполнять любую работу, — ответила Нина. — Но я прошу направить меня не на кухню, а в группу подрывников.

Командир согласился и направил Нину в диверсионную группу. Девушка охотно взялась за изучение минного дела. Вскоре ей разрешили ходить на боевые операции. Вместе с подрывниками групп М. Кукареко, И. Черника, А. Шестирко и другими она участвовала в подрыве пяти эшелонов противника между станциями Колядичи — Козырево.

Нина стала хорошим специалистом-минером. Командование отряда оказало ей большое доверие, назначив в январе 1944 командиром комсомольско-молодежной подрывной группы. В эту группу вошли П. Хмыз, П. Волчек и И. Радзивилл. Девушка успешно выполняла командирские обязанности, поддерживала среди подчиненных строгую дисциплину. Вскоре эта группа начала выходить на самостоятельные задания: в январе подорвала один эшелон, в феврале — два, в марте — три, в апреле и мае — по одному. Во всех этих операциях Нина Пролесковская вела себя хладнокровно, четко руководила действиями подрывников.

Немало боевых подвигов совершила и жительница Минска Анастасия Федоровна Замбржицкая-Колосовская. В начале войны она проводила своего мужа на фронт, а сама с двумя малыми детьми пробралась в совхоз «Жалы» Любанского района. Анастасия Федоровна отдала детей на попечение родителей и ушла в лес, в партизанский отряд Н. Розова. Смелая партизанка вместе с товарищами участвовала в разгроме любанского вражеского гарнизона, выбивала противника из деревень Кузьмичи, Долгое, Копцевичи, Постолы, Языль, Кривоносы, Яминск, Катка, Ломовичи и другие. Она была среди тех, кто взрывал мосты на реках Птичь и Оресса.

— За детей я воюю, за их счастье, — говорила партизанка-мать. [278]

«Товарищ гауптман»

К нам приехал заместитель командира бригады «Дяди Коли» Леонид Логинович Морозов. Это был красивый синеглазый парень. Помню, когда мы вылетали в партизанскую зону, две девушки-москвички, провожавшие его, шутили:

— Смотри, Леонид, окрутит тебя какая-нибудь партизанка!..

Но у Морозова была другая страсть, которая поглощала все его силы: он руководил диверсионной работой. Организовать на дороге засаду, пробраться во вражеский гарнизон, разработать план операции по подрыву эшелона — вот дела, которые он выполнял мастерски.

Когда Леонид приехал к нам в холодную вьюжную непогодь, мы сразу же догадались: привез какие-то новые планы. И действительно, не успел он сбросить шубу и присесть к столу, как повел разговор:

— Хочу группу особую создать человек из десяти. Переоденемся в немецкую форму и выедем на автомагистраль. Бить фашистов лучше в упор — не промахнешься...

Это предложение было одобрено.

— Но вот в чем закавыка, — продолжал Морозов. — Кое-кто из наших командиров говорит: не стоит, мол, поганить себя переодеванием в грязную гитлеровскую форму, не к лицу это советскому партизану.

Пришлось выступить против такого мнения.

— Так вы согласны с моим планом, Роман Наумович?

— Да, только надо учесть одно обстоятельство, — пояснил я. — Когда партизан переодевается в гитлеровскую военную форму, он становится как бы между двух огней. Его могут распознать фашисты, могут убить свои же товарищи, приняв за врага. А ведь объявлять по бригаде, что группа партизан ушла на задание в немецкой военной форме, нельзя. Следовательно, тут надо думать и думать о том, как обеспечить их безопасность. [279]

— Мы возле дороги выставим охранение, — изложил свой план Морозов. — Наши товарищи будут всегда на виду у охраны и в случае необходимости быстро придут на помощь.

Морозов попрощался.

И вот 6 декабря на участке автомагистрали между Смолевичами и Жодино можно было наблюдать такую картину. По краю шоссе медленно тащится подвода с телеграфным столбом. На подводе восседает оборванный «пленный красноармеец»; он съежился от холода и лишь изредка дергает за вожжи. Позади идут два «немецких офицера», покуривая сигареты. Поодаль тянется десяток «гитлеровцев», напяливших пилотки на самые уши. «Офицеры» (а это были Морозов и командир отделения Лукичев) изредка оглядываются назад, с улыбкой посматривают на «солдат».

По шоссе в ту и другую стороны мчатся отдельные машины, обдавая охрану повозки колючей снежной пылью. Но вот вдали показалась колонна из семи автомобилей. «Военнопленный» забеспокоился, стала непослушной и его ленивая лошадка. Машины все ближе и ближе... И вдруг происходит что-то непонятное. Лошадь круто повернула в сторону, и повозка опрокинулась; телеграфный столб перегородил дорогу. Шофер передней машины резко затормозил и, высунувшись из кабины, заорал:

— Что делаешь, русская сви...

Меткая очередь прервала на полуслове ругательство гитлеровца. Немцы, сопровождавшие автоколонну, пришли в ужас. Кто-то из них кричал:

— Свои! Не видите, что ли?!

Но партизаны стреляли в упор по растерявшимся гитлеровцам. Они не успели даже принять боя — за минуту все были перебиты. На одной из машин было взято пять мешков с письмами.

Морозов дал команду уходить с шоссе. Подвода свернула на просеку и скрылась в кустах. На магистрали полыхали семь костров.

Смельчаков встретили партизаны из охранения.

— Молодцы! — хвалили они своих боевых друзей.

Метки с немецкими письмами были доставлены на бегомльский аэродром и отправлены в Белорусский штаб партизанского движения. [280]

Еще более смелую операцию совершили партизаны из бригады «Смерть фашизму». Было это так.

Комиссар бригады Иван Прохорович Дедюля побывал в партизанском госпитале, расположенном в районе озера Палик. И с кем бы из больных и раненых он ни говорил, каждый высказывал одну и ту же мысль:

— Скорее бы в свой отряд!

Иван Прохорович сказал сопровождавшим его врачам:

— Лечите быстрее. Бойцы рвутся в строй, а это зависит от вас...

— Нет, не только от нас, — возразил врач. — Если бы вы лучше кормили больных и раненых, они бы быстрее набирались сил и у них скорее залечивались раны...

Задумался комиссар. Он знал, что партизанские отряды выделяют для госпиталя все лучшее, что есть у них из продовольственных запасов. Но ассортимент продуктов питания и в отрядах очень ограничен: черный хлеб грубого помола, картофель, квашеная капуста, перловая крупа, иногда мясо. Вот если бы дать раненым сливочное масло, белый хлеб, макароны, побольше пшенной каши!

О своем посещении госпиталя Дедюля рассказал командиру бригады Василию Федоровичу Тарунову и начальнику штаба Андрею Кислякову. Задумались командиры.

— А не попытаться ли нам достать продовольствие у немцев, в Смолевичах? — предложил после долгого раздумья Кисляков.

— Это было бы хорошо, — с улыбкой произнес Тарунов. — Беда только в том, что ты у них на довольствии не состоишь.

— У меня есть идея! — сказал начальник бригадной разведки и контрразведки Евгений Михайлович Чуянов. — Ведь наши девушки на немецком складе работают. Надо им немедленно изменить задание...

Еще месяца два назад Чуянов предложил смолевичским связным Наташе Казак и Марии Шеремет устроиться на продовольственный склад подсобными работницами и попытаться сжечь его. С большим трудом девушкам удалось наняться в уборщицы — гитлеровцы не принимали первого встречного. Наташе и Марии понадобилось немало усилий, чтобы доказать свою «лояльность» к «великой Германии», успешно пройти различные проверочные инстанции, начиная от местной полиции и кончая начальником [281] продовольственной базы. Но все это было уже позади. Девушки работали на складе, думая над тем, как выполнить задание. И вдруг получили от Чуянова новое задание: узнать порядок выдачи продуктов немецким частям, раздобыть хотя бы одну заполненную накладную на получение продуктов и несколько чистых.

В бригаде был партизан-художник, который так наловчился подделывать документы, что, как говорится, комар носу не подточит. Можно было надеяться на успех и на этот раз. Вскоре бланки накладных были получены и заполнены. Чуянов показал их двум пленным гитлеровцам и попросил:

— Посмотрите. По-моему, эти накладные, отобранные у убитого офицера, поддельные.

Немцы долго вертели бумажки, смотрели их на свет и наконец произнесли:

— Документы настоящие.

Чуянов ушел довольный, с трудом скрывая улыбку.

Встал вопрос о формировании группы, которая бы получила продукты на складе. Подготовку группы к поездке за продуктами и обеспечение этой операции взял на себя Евгений Михайлович Чуянов. До войны он учился в медицинском институте и немного владел немецким языком.

Вскоре группа была укомплектована. Наряду с нашими бойцами в нее были включены немцы Курт и Эрнст, бельгиец Вилли и француз Жак.

Началась усиленная подготовка. Партизаны тренировались в исполнении команд на немецком языке, вроде: «Рядовой Нейман, ко мне!», «Подать лошадь сюда», «Грузи!», «Быстрее!», «Разворачивайся влево (вправо)!»

Наконец наши храбрецы, переодетые в немецкую форму, отправились на трех пароконных подводах на рискованное задание. На первой подводе восседал «гауптман» — руководитель группы: рядом с ним, взяв в руки вожжи, разместился «ефрейтор»; на других подводах сидели «солдаты».

— Ну, ни пуха вам ни пера! — по-братски распрощался с каждым участником операции В. Ф. Тарунов.

— Будьте осторожнее. Ждем с успешным возвращением, — напутствовал комиссар И. П. Дедюля.

Подводы тронулись в путь. Бесхвостые ломовые мерины лениво переставляли тяжелые ноги. Прошло несколько [282] минут, и деревня Шпаковщина — последняя деревня, где размещались партизаны, — скрылась за перелеском. Бойцы сидели молча, приподняв коричневые воротники эсэсовской формы. «Гауптман» пристально всматривался в темноту, прислушивался к звукам морозной ночи. Он опасался не встречи с гитлеровцами, а побаивался, как бы не попасть на партизанскую засаду. Правда, партизанам бригады «Смерть фашизму» было запрещено в эти дни выходить на задания. Но могли встретиться народные мстители из других бригад, которые часто бывали в Смолевичском районе. Встреча с партизанами не сулила ничего хорошего: не успеешь назвать себя, как упадешь под их пулями и гранатами.

Вот и кончилась лесная дорога. Около деревни Кривая Береза «гауптман» со своими подчиненными выехал на шоссе Минск — Москва. По магистрали мчались колонны машин, тянулись обозы. Руководитель группы — «гауптман» изредка оглядывался назад, ободряя партизан улыбкой. Те усмехались в ответ и показывали знаками: «Все в порядке!» А нервы у каждого напряжены до предела, люди готовы в любой момент вступить в бой с врагом и биться до последнего.

Возле Смолевичей группа удачно пристроилась к немецкому обозу и вместе с ним благополучно въехала в город.

На одной из улиц партизаны увидели приземистые дощатые бараки, обнесенные колючей проволокой. Во дворе стояло много автомашин и санных упряжек. Ежась от холода, толпились гитлеровские солдаты.

Участники операции въехали во двор и пристроились к хвосту длинной очереди.

Руководитель группы присмотрелся к обстановке и увидел, что он здесь самый старший по званию. Нужно было действовать решительно, пока не прибыли гитлеровские офицеры. «Гауптман» вошел в каморку, где располагался заведующий складом, и подал ему накладные.

— Отпустите немедленно!

Интендант пробежал глазами документы и бросил удивленный взгляд на «офицера».

— Я не могу отпустить вам столько продуктов, — развел он руками. — У меня есть приказ: отпускать не больше, чем на неделю, а вы просите на две недели на 350 человек... [283]

— Позвоните генералу фон Готтбергу. Может, он отменит свое распоряжение? — спокойно заявил «гауптман».

У заведующего складом глаза полезли на лоб. Одно лишь упоминание имени «белорусского диктатора», сменившего убитого Кубе, бросило немца в дрожь.

— Вы сами понимаете, что звонить в Минск я не могу, — робко заговорил немец.

— А если не можешь звонить, то я сам позвоню, и тогда пеняй на себя! — вскипел «гауптман». — Мой батальон направлен в карательную экспедицию против партизан. И черт знает, когда мы выберемся из лесов? Через неделю? Через месяц?

Заведующий складом все же поднял трубку и куда-то позвонил.

— Господин обер-лейтенант, — начал он скороговоркой. — Тут командир батальона гауптман Миллер. Он требует на две недели... 350 человек...

«Гауптман» вырвал трубку и тоже заговорил быстро:

— Вы понимаете? Он не отпускает. А у меня приказ. Задерживаться под Смолевичами нельзя ни на один час. Я не хочу, чтобы комендантская служба ставила меня под расстрел. Честь офицера великого фюрера...

— Хорошо, — перебили в трубке. — Я поговорю с шефом. Но пока возьмите продуктов на одну неделю.

— Спасибо, господин обер-лейтенант. Я вас понял. — «Гауптман» положил трубку и зло взглянул на заведующего. — Вот видишь? Отпустить немедленно. В полной мере. Господину фон Готтбергу будет доложено о неповоротливых смолевичских интендантах...

Немец схватил накладные и помчался в склад выполнять распоряжение.

— Приступить к погрузке! — скомандовал «гауптман».

Тотчас же его «подчиненные» подкатили на лошадях к воротам склада. Сани наполнялись ящиками с консервами, бочонками со сливочным маслом, сахаром, печеньем, сухарями, солью, шпигом... «Офицер» внимательно наблюдал за погрузкой, торопил своих людей, а потом взял накладные, расписался и скомандовал:

— Трогай!

Лошади с трудом сдвинули сани с места. «Гауптман» шел позади обоза, ожидая погони. Но вот и знакомая лесная дорожка. Лошади свернули с шоссе. Обоз благополучно прибыл в Шпаковщину. [284]

— А здорово мы их провели, товарищ «гауптман»! — не удержался от радости один из партизан; он даже не заметил, что употребил немецкое слово. Все рассмеялись.

— Хорошо, что ты не обратился ко мне так в Смолевичах, — серьезно заметил руководитель группы и после небольшого раздумья добавил: — А ведь хорошо звучит: «Товарищ гауптман!» — И мечтательно произнес: — Может быть, доживем до того времени, когда немецкие солдаты будут так называть своих офицеров. Я верю в это!

Продукты, добытые партизанами, были немедленно отправлены в лесной госпиталь. Раненые бойцы горячо благодарили своих товарищей за заботу. Вскоре у меня побывал комиссар отряда имени Буденного А. В. Чернышев, который подробно рассказал о дерзкой операции партизан. [285]

Под боком у гауляйтера

Оккупационные власти усиливали борьбу против коммунистического подполья в Минске. Гитлеровцы устраивали облавы, врывались в дома, арестовывали ни в чем не повинных людей, занимались слежкой за жителями, днем и ночью патрулировали по улицам, бдительно следили за соблюдением комендантского часа, ввели строгий паспортный режим. На борьбу с подпольщиками было брошено все: тайная полевая полиция и военная разведка, жандармерия и служба безопасности СД, чиновничий аппарат оккупационных учреждений и предатели из белорусского националистического отребья.

Немало советских патриотов погибло в неравных схватках с жестоким противником. Но, несмотря на тяжелые потери, борьба подпольщиков против захватчиков не только не прекращалась, а, наоборот, набирала новую силу. Активность партийного подполья в Минске особенно возросла после V пленума ЦК КП(б)Б, состоявшегося в феврале 1943 года. Выполняя решения пленума, подпольные партийные комитеты, партизанские бригады и отряды, располагавшиеся вокруг Минска, создали под руководством подпольного обкома широкую сеть разведывательных и диверсионных групп, которые в 1943–1944 годах развернули активную деятельность в городе и его окрестностях.

На Минск активно работали Минский, Борисовский и Слуцкий межрайкомы КП(б)Б, Заславский, Логойский, Смолевичский, Червенский, Руденский и другие райкомы партии, а также партизанские бригады «Штурмовая», «Большевик», «Народные мстители» имени Воронянского, «Дяди Коли» — Лопатина, 1, 2 и 3-я Минские бригады, имени Рокоссовского, «Разгром», «Беларусь», имени газеты «Правда» и спецотряды «Градова» (С. А. Ваупшасова), «Димы» (Д. Кеймаха), С. И. Казанцева и другие. [286]

В октябре 1943 года по указанию Центрального Комитета КП(б)Б подпольным обкомом был создан Минский подпольный горком партии, в состав которого вошли: С. К. Лещеня — первый секретарь ГК, Г. Н. Машков — секретарь ГК по пропаганде, А. Д. Сакевич — член горкома.

Этим же решением предусматривался выпуск городской газеты «Минский большевик», редактором которой обком утвердил А. Д. Сакевича.

Позже в состав горкома в качестве его членов были введены С. А. Ваупшасов и И. М. Родин.

Минский горком партии, прибыв на базу отряда «Градова», быстро установил связи с подпольными группами и многими одиночками-подпольщиками, работавшими в городе, послал туда своих организаторов, связных и уполномоченных. К концу 1943 года сеть партийного подполья значительно расширилась, охватив всю территорию города. Только в октябре — декабре было создано 79 боевых подпольных групп по 3–5 человек в каждой. На Минском железнодорожном узле действовало одиннадцать диверсионных групп.

Однажды я получил от Василия Ивановича Козлова телеграмму о том, что обком партии дал указание Минскому горкому провести совещание командиров и комиссаров бригад и отрядов Минской (Червенской) зоны. Василий Иванович подчеркнул важность тесного взаимодействия подпольщиков Минска со всеми партизанскими бригадами и отрядами, расположенными вокруг столицы.

В тот день у меня был начальник разведки и контрразведки бригады «Дяди Коли» Владимир Рудак. Он изложил свой план организации убийства нового гитлеровского ставленника в Белоруссии фон Готтберга.

— Вот тебе и надо вместе с моим заместителем Доморадом сходить на это совещание, — посоветовал я Владимиру. — С минскими товарищами встретишься и посоветуешься, они тебе об обстановке в городе подробно расскажут...

Доморад и Рудак вернулись с совещания довольные. Рассказали о том, что командиры и комиссары ознакомились с последними указаниями Центрального Комитета по организации диверсионной работы в Минске.

— Знаете, — увлеченно рассказывал Владимир Рудак, — побывал я на совещании и всей душой почувствовал, что Гитлеру скоро капут. Подумать только, до какого времени [287] мы дожили! Центральный Комитет дал партизанам и подпольщикам указание, наряду с усилением разведывательной и диверсионной работы, в связи с приближением фронта принять меры к сохранению фабрик и заводов, их оборудования, зданий, учреждений, учебных заведений и других материальных ценностей. Теперь создаются особые группы, которые будут следить за тем, где и как фашисты ставят мины, и обезвреживать их. Диверсионным группам города разослана инструкция, составленная опытными инженерами. В ней говорится, какие именно узлы на фабриках и заводах нужно выводить из строя, чтобы можно было сохранить остальное оборудование и быстрее пустить в ход предприятия после освобождения Минска. Это же замечательно! — восторженно закончил Владимир.

Подпольщики наращивали удары по врагу. Не проходило дня, чтобы фон Готтбергу не докладывали о новых диверсиях советских патриотов. Оккупанты установили строжайший режим в городе, увеличили количество патрулей и секретов. Но ничто не помогало — взрывы следовали один за другим.

Подпольщики проникли в помещение армейского штаба и совершили там взрыв, в результате которого погибло 32 военных чиновника.

5 сентября две активистки подполья — Юлия Козлова и Капитолина Гурьева, работавшие в столовой СД, — подложили под буфетную стойку мину замедленного действия. На следующий день в обеденное время фашисты заполнили зал до отказа. Полковник, увешанный наградами, обратился к землякам с речью, в которой призывал стойко переносить тяготы войны. Офицер разошелся, расписывая будущие успехи «великой Германии». Но речь ему не удалось закончить — раздался мощный взрыв. Улица наполнилась сиренами пожарных и санитарных машин. Взрывом было убито 16 и ранено 32 немецких офицера.

5 октября связной отряда «За Отечество» бригады «Штурмовая» Сергей Казак по заданию командира проник на товарную станцию и подложил магнитную мину под цистерну с бензином. Вскоре эшелон, в котором находилось 8 цистерн с горючим и 16 вагонов с разными военными грузами, отправился на Борисов. За станцией Колодищи мина сработала, произошел взрыв цистерны с бензином. Огонь переметнулся на другие цистерны и вагоны. Пожаром был уничтожен весь состав. [288]

30 октября подпольная группа во главе с Иосифом Буцевичем взорвала два паровых котла на второй электростанции.

На аэродроме Минска располагался фашистский авиационный штаб. Здание бдительно охранялось круглые сутки. Советские женщины и мужчины, работавшие в штабе уборщицами и истопниками, перед входом тщательно обыскивались. И все же подпольщикам удалось взорвать авиационный штаб. На проведение этой операции дали согласие Игнат Журавский и Зоя Василевская. Больше месяца потребовалось на то, чтобы пронести в помещение достаточное количество тола и магнитную мину. 12 декабря штаб взлетел на воздух. 15 офицеров нашли себе могилу под обломками здания.

Не успели пожарники извлечь из-под развалин все трупы, как аэродром сотряс новый, еще более сильный взрыв. От мины, подложенной З. Василевской и А. Никитиной, рухнуло общежитие летного состава гарнизона. При взрыве погибло свыше 40 и было ранено 30 летчиков.

Бесстрашно действовали подпольщики на Минском железнодорожном узле. Они подкладывали толовые заряды в уголь, устанавливали магнитные мины под вагонами, сыпали песок в буксы вагонов. Уходившие со станции воинские эшелоны взрывались в пути. Один раз патриоты во главе с Николаем Гавриловым прикрепили магнитную мину к офицерскому вагону, в другой — заминировали два вагона. Взрывы последовали уже под Барановичами. Погибло несколько десятков гитлеровских офицеров.

Горком засылал подпольщиков и в немецкие учреждения. Наши люди работали в гебитскомиссариате, на складах и хлебозаводах.

Подпольщики снабжали население документами, по которым многие жители получали продовольствие и тем самым были спасены от голодной смерти. Патриоты нарушали правила хранения продуктов на складах, в результате чего большое количество мяса и жиров подвергалось порче и не попадало на фронт и в Германию.

В 1943 году гитлеровская пропаганда всячески изощрялась во лжи, пытаясь скрыть от населения истинное положение на советско-германском фронте, преуменьшить значение побед Красной Армии, и всячески расхваливала «мудрую стратегию» германского верховного командования. В немецкой печати, а также в фашистских газетенках, издававшихся [289] в Белоруссии на русском и белорусском языках, сообщалось о «заранее спланированном выравнивании фронта», «рациональном использовании вооруженных сил», новых «неприступных восточных валах», о которые, мол, разобьется наступательная поступь русских, о мощном оружии, изготавливаемом в Германии, и т. д. Но, пожалуй, даже сами фашистские заправилы уже не верили в свою пропаганду.

«Белорусский диктатор» фон Готтберг, заменивший на посту убитого генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе, отдал приказ о подготовке к минированию всех наиболее важных фабрик и заводов, зданий, городских подземных коммуникаций. Действия фашистских минеров не остались незамеченными; подпольщики следили за каждым их шагом. Народные мстители сумели раздобыть схемы минирования важных объектов и спасти немало промышленных зданий, учреждений, жилых домов, ценного оборудования.

У Минского подпольного горкома было еще одно дело, которое считалось таким же важным, как и организация боевой работы, — это постоянная забота о сохранении населения города от уничтожения фашистскими варварами. Горком разработал целую систему мероприятий по выводу населения в партизанские зоны. Этим делом занимались сотни подпольщиков и привлеченных ими людей. Для минчан, которые направлялись к партизанам, доставались пропуска, выбирались наиболее безопасные маршруты, выделялись опытные проводники.

В партизанских зонах для жителей города были созданы продовольственные фонды. Вырванным из фашистской неволи людям выдавались зерно, мука, мясо, а нередко и одежда. Партизаны гостеприимно встречали минчан на приемных пунктах, устраивая их на жительство в деревнях. Многие жители Минска брали в руки оружие и активно участвовали в боевых операциях против гитлеровских оккупантов.

Исключительную роль играла массово-политическая и агитационная работа, проводимая среди населения горкомом партии. Подпольщики проводили беседы с жителями, рассказывали им о положении на фронтах, разоблачали гнусные измышления фашистской пропаганды. Горком располагал специальной группой подпольщиков, занимавшейся распространением советской печати. [290]

Газеты «Правда», «Известия», «Советская Белоруссия», прибывавшие из Москвы на бегомльский и другие партизанские аэродромы, через день-два доставлялись в Минск. А сколько героизма проявляли подпольщики — распространители печати! Ведь фашистские оккупанты расстреливали всякого, у кого находили хоть одну советскую газету.

Подпольщики охотно распространяли газеты, плакаты и листовки. Особой активностью, инициативой и находчивостью отличалась Анна Воронкова — «Анка». Она разносила газеты не только известным ей подпольщикам, но и распространяла их на фабриках и заводах, на рынке; иной раз ей удавалось вручить газеты узникам еврейского гетто и концлагеря в Дроздах. Анна покупала фашистские или националистические издания, прятала между ними «Правду» или «Минский большевик» и шла к проходной какого-нибудь завода.

— Купите газету, хоть на завертку, — предлагала она. — Меня пожалейте, дайте на хлеб заработать...

Рабочие проходили мимо, отворачиваясь от фашистских листков. Но иным действительно требовалась бумага, и они подходили к Анне. Та чутьем угадывала, что за человек к ней подошел, и в зависимости от этого продавала фашистскую газету либо вручала советскую.

— Риск у тебя, девушка, очень большой. Смотри, как бы не схватили фашисты.

— Вы бы только посмотрели в глаза рабочего, когда он берет свежий номер «Правды»! — отвечала «Анка». — Лишь за одно это я готова каждый день рисковать жизнью...

Большую работу по распространению печати проводили также связные и специально выделенные горкомом и партизанскими бригадами Константин Воробей, Вера Гуринович, Марфа Гладкова, Валентина Продак, Надежда Гладкова, Галина Могилевчик, Антон Семенович Кирдун, Максим Яковлевич Воронков, Михаил Петрович Гуринович, Валентина Михайловна Сермяжко, Валентина Гавриловна Васильева и многие другие.

Фашистские ищейки рыскали по городу, но они были бессильны закрыть путь правдивому слову нашей партии. Оно шло в массы, поднимая людей на всенародную борьбу с заклятым врагом.

В штаб нашего соединения часто приезжал секретарь Минского городского комитета комсомола Николай Николаев — шустрый, сухощавый хлопец с переброшенным через [291] плечо потертым, видавшим виды автоматом. Он старался выпросить побольше магнитных мин, тола, капсюлей-взрывателей, бикфордова шнура, сам помогал грузить имущество в повозку.

Николаев рассказывал о смелых действиях в городе подпольных комсомольских организаций и молодежных боевых групп, с которыми комитет комсомола поддерживал надежную связь. Нельзя было без восторга слушать о делах организаций и групп, которые возглавляли Виля Гудович, Полина Кудрявцева, Николай Кедышко, Л. Вышинская, В. Юхнович, Л. Клюйко и другие.

Молодежь мужала и крепла в огне борьбы, приобретала навыки конспирации, бесстрашно шла на риск. Фашисты долго ломали голову над тем, почему с Минского радиозавода поступают на фронт испорченные радиостанции, приемники и другая аппаратура. Немецкая администрация усилила контроль за качеством деталей, поставила надсмотрщиков на участки сборки. Но ничто не помогало. На завод продолжали поступать с фронта негодные изделия с грозными рекламациями.

В цехах появились агенты тайной полиции. По первому подозрению рабочих арестовывали и бросали в застенки. Однако брак не уменьшался. Немец-шеф сборочного цеха постоянно крутился среди рабочих. Он подходил то к одному, то к другому сборщику, проверяя качество работы. Частенько останавливался шеф возле Полины Кудрявцевой, наблюдая за ловкими движениями ее рук, иногда похваливал: «Гут, гут!» Можно представить себе лицо фашиста, если бы ему сказали, что эта девушка, которая не вызывает у него ни малейших подозрений, руководит подпольной комсомольской организацией «Танюша». Именно ее члены выводят из строя заводское оборудование, готовую радиоаппаратуру. Сама Полина за шесть месяцев 1943 года испортила 20 радиостанций.

Очень смело работала в подполье комсомолка Галина Сасина. Вместе со своими подругами она укрыла в тайнике радиоприемник, записывала сводки Совинформбюро, распространяла листовки в городе, собирала оружие и медикаменты и переправляла их в лес, к партизанам. Через своих товарищей по подпольной организации «Стрелка» Галина связалась с горкомом комсомола и по его заданию создала боевую молодежную группу «Вырви глаз». [292]

В июле 1943 года Сасина и ее товарищ А. Мирошкин, обманув бдительность немецкой охраны, сумели в течение нескольких дней принести в паровозное депо большое количество тола и взорвать здание. При взрыве была разрушена часть депо и выведены из строя два паровоза. Позднее Галина с группой подпольщиков заминировала железнодорожный путь в пригороде Минска — Курасовщине. Под откос пошел воинский эшелон с живой силой и техникой; были разбиты паровоз и восемнадцать вагонов.

Гитлеровцам удалось напасть на след подпольщиков-подрывников. Во время перестрелки был ранен Мирошкин. Истекая кровью, он продолжал вести огонь, пока не кончились патроны.

Сасина познакомилась со словацкими солдатами, охранявшими минский аэродром. Она внимательно прислушивалась к их разговорам, изучала их настроение. Ей удалось узнать, что некоторые солдаты тяготятся службой в гитлеровской армии, не хотят воевать против русских братьев. Комсомолка помогла им связаться с партизанами. 3 августа 1943 года Михаил Маерник, Ян Физель и другие словаки на немецкой легковой машине благополучно добрались до отряда «За Отечество».

Вскоре к партизанам перешло еще восемь словаков.

Словацкие солдаты рассказали Галине, что начальник охраны аэродрома Мелош Белек тоже ненавидит гитлеровцев. Девушка познакомилась с ним, предложила перейти в партизанский отряд.

— Согласен, — ответил Белек. — Но мне не хочется приезжать в отряд с пустыми руками.

— Что вы имеете в виду? — переспросила Галина.

— Давайте устроим на аэродроме диверсию, — предложил словак.

Был разработан план боевой операции. 21 ноября подпольщики из группы «Вырви глаз» проникли на аэродром и с помощью Белека подожгли шесть немецких самолетов. Комсомольцы быстро и незаметно покинули аэродром, разошлись по домам. Галя взялась доставить Мелоша в партизанский отряд. Они сели в автомашину и попытались выехать за пределы города. У бетонного моста машина была задержана немецкими патрулями. Сасина и Белек начали отстреливаться. Словацкий товарищ был ранен и, чтобы не попасть в лапы гитлеровцев, застрелился. Гале удалось [293] ускользнуть от фашистов. Но через сутки она была арестована и расстреляна.

В районе парка имени Челюскинцев очень активно действовала подпольная комсомольская организация «Татьяна» во главе с А. Лукашевичем. Подпольщик Владимир Трушко по заданию организации устроился работать на немецком складе, где приводил в негодность обувь и обмундирование. Немало одежды и обуви он передал партизанам. Другой подпольщик — Суворов уничтожил четыре немецких патруля, забрал у них автоматы и документы. Пионер Марат Гурло из числа своих друзей организовал небольшую группу, которая собирала оружие и патроны, подкладывала под немецкие машины магнитные мины, вела разведку.

Немало подвигов совершили подпольщики братья Евгений и Кирилл Гурло. Они уничтожали немецких солдат, подрывали технику, распространяли листовки. Однажды Евгений самодельной миной подорвал трансформаторную будку. Гитлеровцы заметили парня. Вскоре на квартиру Гурло пришли двое гитлеровцев. Они спрашивали у Евгения и Кирилла, кто живет в доме, не бывают ли у них посторонние. Братья почуяли неладное. Кирилл вышел в коридор попить воды, тут же выхватил спрятанную гранату и бросил ее под ноги фашистам. Братья схватили хранившееся у них оружие, гранаты и бросились на улицу. Но было уже поздно. К дому подъезжала грузовая машина, из нее на ходу выскакивали солдаты. Подпольщики отбивались до последнего патрона и погибли как герои.

Активно действовала подпольная комсомольская организация «Андрюша», состоявшая из 30 боевых групп; ею руководил штаб во главе с Николаем Кедышко. Николай работал на хлебозаводе «Автомат» и сам вывел из строя четыре электромотора, сжег три автомашины, испортил конвейер подачи теста. Подпольщики Тарлецкий и Волчек подорвали на городской электростанции турбину. Организация «Андрюша» совершила в Минске и его окрестностях свыше сорока крупных диверсий, уничтожила более 50 гитлеровских солдат и офицеров. Молодые подпольщики захватили и переправили в партизанский отряд три немецкие автомашины с оружием, боеприпасами и обмундированием, вооружили 90 жителей города и помогли им уйти к партизанам. 6 ноября 1943 года Николай Кедышко на одной из явочных квартир наскочил на вражескую засаду. [294]

Он убил двух гитлеровцев, но и сам был тяжело ранен. Чтобы не попасть живым в руки врага, комсомолец застрелился. За подвиги, совершенные в боях с немецкими оккупантами, Николаю Кедышко было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза; его именем названа одна из улиц Минска.

В минском подполье, плечом к плечу с белорусами, самоотверженно боролись с врагом представители многих братских народов нашей страны. Я, в частности, хорошо знал армянина Михаила Огановича Багдасаряна. Он родом из города Шуша (Нагорный Карабах), до войны по комсомольской путевке работал на строительстве московского метро. В октябре 1941 года Михаил во главе группы разведчиков был заброшен во вражеский тыл. При выброске воздушного десанта Багдасаряна тяжело ранило осколком артиллерийского снаряда. Потерявшего сознание парашютиста отнесло ветром далеко в сторону, в болото, где вскоре его нашел житель деревни Малая Каменка Смолевичского района В. Петах. Колхозник привез раненого к себе домой. Семья патриотов выходила раненого, помогла ему связаться с минскими подпольщиками.

Михаил вошел в состав подпольной группы В. Сайчика — «Бати». Комсомолец действовал смело и решительно, часто выполнял сложные и опасные задания. Он неплохо говорил по-немецки, ему легко удавалось находить общий язык с охраной концлагерей в Минске и пригороде. Вместе со своими боевыми товарищами он помогал советским военнопленным выбираться из фашистских застенков и переправлял их в лес, к партизанам. Через некоторое время Багдасаряна под кличкой «Шурупов» включили в группу «охотников» по уничтожению оккупантов. Переодевшись в немецкую офицерскую форму, Михаил по ночам выходил со своими друзьями на «охоту» в разных районах города. На его боевом счету около сотни убитых гитлеровцев.

Советское правительство высоко оценило подвиги Багдасаряна, совершенные в тылу врага. Он был удостоен ряда правительственных наград.

Особенно большое внимание партизаны и подпольщики уделяли разведке. Еще летом 1943 года, накануне наступления войск Красной Армии на Курской дуге, Центральный Комитет КП(б)Б и Белорусский штаб партизанского движения потребовали от партизанских отрядов [295] и подпольных групп усиления разведывательной работы в тылу противника. Советские патриоты восприняли это указание как одну из важнейших боевых задач. Они вели систематическое наблюдение за прохождением вражеских эшелонов, собирали подробные сведения о численности и вооружении местных гарнизонов, брали на учет и под свое наблюдение штабы и части, прибывающие в Минск и в другие населенные пункты области, узнавали маршруты движения гитлеровских частей к фронту, разведывали расположение военных объектов и их характер (стоянки автомашин, заправочные пункты, склады, базы), узнавали типы самолетов, базирующихся на аэродромах Минска и Борисова.

Для того чтобы лучше вести разведку, получить доступ к военным тайнам врага, некоторые подпольщики устраивались на работу в различные оккупационные учреждения, Так, по заданию партизан на работу в немецкое управление Белорусской железной дороги поступила двадцатилетняя комсомолка Зина Андрианова. Перед войной она закончила десятилетку и сравнительно неплохо владела немецким языком. Девушка серьезно отнеслась к поручению. Она старательно выполняла свои обязанности на службе и быстро вошла в доверие к немцам — сотрудникам управления. Подпольщица обратила внимание на Ганса Штрубе, который был посыльным и относил бумаги на пункт связи, в другие оккупационные учреждения. Из разговоров с Гансом Зина узнала, что он не хочет воевать с русскими, стремится вернуться на родину, к своей семье.

— Всем война надоела, — сказала однажды ему Зина. — Надо делать все, чтобы она быстрее закончилась.

— Мы люди маленькие, от нас это не зависит, — ответил солдат.

— Неправда. Зависит, и многое зависит, — возразила девушка.

Подпольщица вскоре убедилась, что Ганс не любит фашистов, и уговорила его помогать русским.

— Чем быстрее фашисты будут изгнаны из Советского Союза, тем скорее вы вернетесь к своей семье, сможете заняться мирным трудом, — пояснила Зина.

Ганс согласился помогать Андриановой, Он снимал копии со сводок, в которых фиксировались все происшествия на железных дорогах Белоруссии, и передавал их Зине, а она переправляла их партизанам. Таким образом, штаб [296] нашего соединения имел полные данные о всех крушениях и диверсиях, происходивших на белорусских железнодорожных магистралях. Это позволяло партизанскому командованию не только контролировать действия диверсионных групп, но и знать, на каких дорогах ведутся ремонтные работы, где движение вражеских эшелонов больше, а где меньше, и в соответствии с этим направлять деятельность партизан-подрывников. Информация, передаваемая Зиной Андриановой, представляла немалый интерес и для Центрального штаба партизанского движения.

Так подпольщица-разведчица работала почти год. Но во второй половине 1943 года она стала замечать, что отдельные сотрудники железнодорожного управления относятся к ней подозрительно, и ушла в партизанский отряд «Большевик», а потом в штаб соединения. Но ее связь с Гансом не прерывалась. Немецкий солдат-антифашист передавал Зине ценные данные через ее двоюродную сестру Зинаиду Коренькову. Штаб партизанского соединения продолжал получать сведения о происшествиях на железных дорогах Белоруссии. Комсомолка Зина Андрианова храбро сражалась с врагом. Она погибла в бою в июне 1944 года возле озера Палик, во время гитлеровской блокады.

Большую разведывательную работу в Минске проводила группа Константина Лукьяновича Нехая, насчитывавшая шесть человек и связанная с бригадой «Штурмовая». Нехай обладал талантом подпольщика и удачно организовал работу группы. Так, через работницу мясокомбината Зосю Семенову, работавшую на картотеке по обеспечению воинских частей и соединений мясом, группа регулярно получала точные данные о наличии в Минской зоне боевых частей противника, их численности, движении. Павел Бурак, работая техником службы движения железной дороги, систематически информировал нас о продвижении войск и военной техники через Минский железнодорожный узел, вел учет количества эшелонов с живой силой и техникой, идущих на фронт, уточнял нумерацию воинских частей, их места погрузки и станции назначения. При удобном случае занимался и диверсионной работой. Группа не только установила, каким механизмом гитлеровцы разрушают полотно железной дороги при отступлении, но и передала партизанам чертежи этого механизма и его частей. [297]

В городе действовало немало специальных разведывательных и диверсионных групп. По заданию командования в Минск часто проникали и партизаны, которые занимались разведкой, устраивали диверсии на различных вражеских объектах. Разведывательно-диверсионную работу здесь вели народные мстители из многих бригад и отрядов области.

Подпольщики и партизаны, действовавшие в Минске, не давали врагу покоя ни днем ни ночью. Красноречивое тому свидетельство — письмо чиновника немецкого торгового общества «Восток» некоего Эрнста Вестфаля. Вот что писал этот немец, заброшенный в белорусскую столицу: «У нас в Минске бухает ежедневно. Ночью треск, как в окопах, даже бьют орудия, а может быть это рвутся проклятые мины. Их тут полно... Много немцев застрелено из-за угла и в самих домах... Мне с моими нервами приходит конец... Уже два дня не поднимаюсь с кровати. Я не первый в нашем учреждении, у кого нервы измотаны до предела. В течение одной недели только в центральном торговом обществе четверо служащих замертво свалились от нервов. Так выглядит это — позади фронта».

Много труда и времени тратили наши разведчики на изучение вражеских оборонительных сооружений, главным образом на реке Березине и вокруг Минска. Все разведданные, добытые партизанами и подпольщиками, передавались в ЦК КП(б)Б и Белорусский штаб партизанского движения для советского командования. [298]