Танки выходят к Одеру
Гул могучей поступи советских танков у границы фашистской Германии заставил содрогнуться фашистских главарей, отсиживавшихся за толстыми стенами подземных убежищ Цоссена и имперской канцелярии в Берлине. Встревоженный событиями тех дней, начальник германского генерального штаба сухопутных сил Гудериан обратился с воззванием к немецко-фашистским войскам, прикрывавшим Германию с востока. Он призывал и заклинал их лечь костьми, но остановить наступление советских танков.
«Солдаты Восточного фронта! — говорилось в воззвании. — Вторую неделю мы ведем тяжелую борьбу с продвигающимся вперед противником. Глубокие вклинения Советов возникли благодаря продвижению бронированных боевых групп. Они должны быть немедленно устранены. Не дайте обмануть себя потерей территории! У командования есть ясный план. Оно держит в руках управление всеми соединениями и определит время начала контрнаступления. Нужно повсюду и немедленно положить конец сталинским танкам. Танк Т-34 не является непреодолимым! Докажите всему миру, что немецкая воля к сопротивлению не сломлена. Вся Германия смотрит на вас!»{10}
Но Гудериан врал, утверждая, что гитлеровское командование «держит в руках управление всеми соединениями...». Судя по трофейным штабным документам, к тому времени действовавшие только перед 2-й гвардейской танковой армией 45, 6 и 73-я пехотные дивизии на картах штаба сухопутных сил неоднократно отмечались в числе соединений, местонахождение которых не установлено. В действительности же они, как и многие другие дивизии противника, вместе со штабами были тогда полностью разгромлены [153] нашими войсками. Докладывать о своем «местонахождении» было просто некому...
Гитлеровское командование спешно принимало меры для усиления обороны севернее и западнее Нотеци, в пограничных укреплениях, на дальних и ближних подступах к Одеру. Особое внимание враг уделял одерскому оборонительному рубежу. Наши летчики, несмотря на снегопады и низкие туманы, все-таки пробивались к. Одеру и вели разведку. Они докладывали, что на западном берегу реки в районе Кюстрина гитлеровцы ведут земляные работы — роют траншеи и котлованы для дотов, подвозят лесоматериалы. Из всего было видно, что фашисты намерены надежно прикрыть с востока подступы к Берлину.
По данным разведки противник выдвинул северо-западнее города Быдгощ свежие пехотные и танковые соединения. Для усиления борьбы с нашими танками в городе Шнайдемюль был образован центр по формированию самокатных истребительно-противотанковых команд. В состав таких команд входили 1 офицер, 1 унтер-офицер и 8 солдат-добровольцев. Они были вооружены винтовками и фаустпатронами. К 25 января центр должен был скомплектовать 300 таких команд. Намечалось сформировать и танкоистребительную дивизию из частей, вооруженных фаустпатронами. Однако все эти усилия не принесли должных результатов. Как увидит читатель, советские войска лишили врага возможности осуществить свои планы.
В ночь на 27 января 2-я гвардейская танковая армия получила от командования фронта новую задачу: силами 9-го танкового и 1-го механизированного корпусов не позднее 29–30 января выйти на Одер и захватить западный берег реки на участке между Цеденом и Кюстрином. 12-му танковому корпусу надлежало обойти Шнайдемюль с юга и наступать в северо-западном направлении на Дойч-Кроне. Частью сил он должен был содействовать стрелковым соединениям 61-й армии в окружении Шнайдемюля. Тем самым корпус обеспечивал открытый правый фланг армии на направлении Дойч-Кроне, Чарнкув.
Эта задача по своему характеру была довольно сложной. Глубина продвижения составляла 150–170 километров. А срок для выполнения определен жесткий — всего трое-четверо суток, что диктовало необходимость вести наступление с исключительно высоким темпом (45–50 километров в сутки).
Выдержать такие темпы непросто. Ведь перед танковой армией лежал пограничный Померанский вал (точнее, Померанский [154] УР), мощь которого на все лады расхваливала фашистская пропаганда. И делала она это в значительной степени не без оснований, УР действительно представлял собой развитую стройную систему мощных железобетонных сооружений и всевозможных противотанковых и противопехотных заграждений. Укрепления были построены еще в довоенные годы, а позднее модернизировались с учетом последних достижений военной науки. Что и говорить, по тому времени это был весьма труднопреодолимый оборонительный рубеж.
Положение наступающих усложнялось еще и тем, что передний край Померанского укрепленного района проходил по небольшой реке Драга, протекавшей в лесных массивах. На преодоление ее без помощи саперов трудно было рассчитывать. По данным справочника, имевшегося в разведотделе штаба армии, ширина реки доходила до двадцати, а глубина до двух метров.
Непосредственно за рекой начиналась первая линия дотов, многих заграждений. За промежуточными позициями находились крупные города Вольденберг, Ландсберг, Зольдин, запиравшие собой шоссейные дороги, идущие от укрепрайона в западном направлении. И, наконец, Одер — последняя крупная водная преграда на берлинском направлении. Ширина ее севернее Кюстрина достигала трехсот, а глубина — трех с половиной метров. О бродах не могло идти и речи.
Имевшийся лед по своей толщине — 20–40 сантиметров — не выдерживал танки. По нему могла пройти только пехота и батальонная артиллерия. Надежд на захват в Кюстрине железнодорожного и автомобильного мостов было мало, потому что подобные объекты противник заблаговременно готовил к взрыву и уничтожал их при малейшей угрозе захвата. Так что нашим саперам и понтонерам необходимо было постоянно находиться в готовности к возведению мостовой переправы на Одере для переброски на противоположный берег танков и другой тяжелой боевой техники.
Примерно так мы оценивали обстановку, уясняя полученную боевую задачу у себя в политотделе. Собрались все, кто был на месте, — полковник Колосов, подполковник Чеботарев, редактор армейской газеты подполковник Греков и другие офицеры. Это требовалось, чтобы лучше предвидеть ход возможных событий, наметить конкретные и реальные практические мероприятия по политическому обеспечению наступления. Политотдельцы направлялись в части и соединения [155] с ясным пониманием того, что будут делать войска, чем будут заняты политорганы не только сегодня, но по крайней мере в ближайшие день-два.
Времени на подготовку наступления к Одеру отводилось мало. И командирам, политработникам, партийным и комсомольским активистам удалось сделать немного. Были проведены самые необходимые мероприятия — короткие собрания или совещания коммунистов и комсомольцев в ротах и батальонах. Тогда не увлекались (да и обстановка не позволяла) пространными докладами и выступлениями. Каждый коммунист и комсомолец получал конкретное поручение на период наступления. Главнейшей сутью таких поручений являлось требование показывать личный пример в бою.
В подразделениях состоялись беседы, в ходе которых разъяснялись боевые задачи, давались рекомендации, как их лучше решить. Агитаторы напоминали бойцам о требованиях воинской дисциплины, информировали о последних сводках Совинформбюро. Характерно, что в устной агитации использовались и события Семилетней войны (1756–1763 гг.). Как известно, в 1759 году в сражении при Кунерсдорфе русские войска одержали блестящую победу над прусской армией Фридриха II. Естественно, эти события рассматривались с классовых позиций и способствовали воспитанию у воинов чувства национальной военной гордости.
...Более суток танкисты вели тяжелые наступательные бои но прорыву оборонительных позиций предполья на подступах к Померанскому УРу. Фланги наших войск была открыты, что создавало дополнительные трудности, так как враг не только отчаянно сопротивлялся, но и переходил в контратаки. Несколько ожесточенных контратак гитлеровцы предприняли из района Шенланке против 9-го танкового корпуса. Однако они не привели к существенному изменению сложившегося положения.
В ночь на 28 января передовые части 37-й механизированной бригады пробились к реке Драга, захватили исправный мост и ворвались на первую позицию укрепленного района. Забегая вперед, отмечу, что при разборе итогов боевых действий бригады в январском наступлении этот эпизод часто приводился как поучительный. Особенно отмечались смелые и инициативные действия по прорыву о ходу мощных укреплений врага личным составом 3-го танкового полка майора А. П. Садового и мотострелкового батальона капитана И. П. Воронина.
Еще накануне наступления наша разведка установила, [156] что долговременные сооружения и полевые укрытия на участке Померанского УРа (от опорного пункта Хохцайт и южнее) занимают кроме 86-го крепостного пулеметного батальона недавно выдвинутые сюда различные части и подразделения: 4-й запасной пехотный полк, прибывший из района Штеттина, саперный батальон, унтер-офицерские школы из Кольберга и Штаргарда, 42-я боевая группа, батальоны фольксштурма. В Хохцайте полевую оборонительную позицию удерживали два саперных батальона, усиленные танкоистребительной ротой (фаустниками) и двумя самоходными орудиями. Солдат и офицеров там было около 800 человек.
Положение осложнялось тем, что перед штурмом вражеских укреплений частям и соединениям 1-го механизированного корпуса необходимо было преодолеть реку Драга Она не представляла такой серьезной преграды, как, скажем, Висла, но все же задержать наступающих могла. Западный берег ее был эскарпирован.
Разведчики донесли, что в районе опорного пункта Хохцайт через Драгу имеется деревянный мост большой грузоподъемности. Он заминирован и подготовлен к взрыву. Захватить бы его исправным — многие проблемы отпадут сами по себе.
...В середине ночи вражеские части, понесшие значительный урон в боях на Нотеци, начали отход к Драге. Передовой отряд 1-го механизированного корпуса вовремя обнаружил это и сразу перешел к преследованию противника по дороге к Хохцайту. Действовавший в составе передового отряда танковый полк под командованием майора А. П. Садового с десантом мотострелков батальона капитана И. П. Воронина буквально наступал гитлеровцам на пятки.
Перед рассветом 28 января неподалеку от Хохцайта противник попытался оторваться от наступающих. Его поредевшие подразделения сделали рывок к мосту, надеясь укрыться за рекой. Но не тут-то было. Ведя огонь на ходу, советские танки рассеяли гитлеровцев и, воспользовавшись их замешательством, проскочили мост, ворвались на первую позицию укрепленного района. Мотострелки и саперы, спрыгнув с боевых машин, тут же приступили к охране и разминированию моста.
Гитлеровцы опомнились, несколько раз пытались восстановить положение. Однако время было упущено. За танковым полком и мотострелковым батальоном в прорыв устремились остальные подразделения 37-й механизированной бригады. В результате трехчасового боя, обойдя многие доты [157] с тыла, бригада штурмом овладела укреплениями Хохцайта, иначе говоря, вклинилась в основную полосу долговременных сооружений.
Наметившийся успех передового отряда был немедленно использован наступающими соединениями и частями. Генерал С. М. Кривошеин сразу же направил в Хохцайт главные силы корпуса для развития удара в глубину и расширения прорыва в сторону флангов. Эта мера оказалась своевременной. К вечеру корпус сломил вражеское сопротивление и продвинулся в западном направлении на 10–12 километров, а его передовые части, завязав небольшими силами бой на северной окраине города Вольденберг, обходили его справа. Наступление продолжалось и ночью.
В свою очередь командование армии повернуло к участку прорыва в Хохцайте 9-й танковый корпус, который вел упорные наступательные бои в районе Шлоппе. В ночь на 29 января он совершил вдоль фронта маневр на юг, обошел через созданную брешь у Хохцайта сильные укрепления врага западнее Шлоппе и в последующем продолжал наступать к Одеру в указанном ему направлении на Зольдин. Таким образом, практически в течение одного дня 2-я гвардейская танковая армия прорвала на вольденбергском направлении полосу долговременных сооружений — последний мощный оборонительный рубеж на подступах к Одеру.
Выбитый из южной части УРа, противник поспешно откатывался на запад. Наши части и соединения продолжали преследование, рассеивая и окружая отходящие группы гитлеровцев. Им так и не удалось оказать нам сколь-нибудь организованное сопротивление. Поспешно созданною оборону танкисты преодолели с ходу. Они также успешно отразили предпринятые вражеские контратаки в районе Дойч-Филене и у Бюссова.
Но, к сожалению, темп нашего наступления сдерживали все более ощутимые перебои с горючим. К концу января плечо подвоза ГСМ уже превышало 600 километров. На дорогах, идущих на запад, часто можно было видеть остановившиеся колонны наших войск, как тогда говорили, с «сухими баками». Они обычно «дотягивали» до населенных пунктов, мостов, развилок дорог и занимали оборону.
Мы настойчиво искали выход. Чтобы обеспечить — пока благоприятствовала обстановка — непрерывное преследование врага и продвижение к Одеру хотя бы небольших передовых подразделений, горючее для них сливали из баков машин других частей. В таких случаях от танковой бригады действовали 1–2 батальона, от батальона — рота. [158]
Иногда удавалось раздобыть на захваченных у противника предприятиях, аэродромах, пристанционных складах керосин и авиамасло. Их тут же смешивали в определенных пропорциях и этим суррогатом вынуждены были заправлять танки и самоходки. Наступление к Одеру продолжалось, хотя от такого топлива на поршнях двигателей быстро нарастал нагар, что ухудшало их работу.
Однако все мы понимали, что это были полумеры. Чтобы кардинально решить проблему, требовалось в значительной мере улучшить работу тыла, и в первую очередь на полную: мощность использовать все возможности транспортных подразделений. Именно этими вопросами вплотную занялись работники штаба и политотдела армии. Главная цель — забота о человеке, создание условий для его нормальной и бесперебойной работы. А уж наш солдат, почувствовав к себе внимание и заботу о нем, никогда не подведет!
В те дни водители показывали примеры высокого мастерства, мужества и отваги. Их напряженная самоотверженная, нередко граничащая с риском работа находила достойное отражение в устной агитации, в армейской и корпусной печати.
Автоколонна 27-й автомобильной роты подвоза горюче-смазочных материалов 1-го механизированного корпуса двигалась в сторону фронта. Внезапно налетели гитлеровские самолеты. Как и положено в таких случаях, водители стали быстро рассредоточивать свои машины. Увеличил скорость и рядовой Петько. Вражеские самолеты стали сбрасывать бомбы и обстреливать автомашины. Рядовой Петько получил ранение в ногу. Но отважный воин не выпустил из рук баранку. Он пригнал машину к ближайшему населенному пункту и, быстро замаскировав ее, взялся перевязывать себе рану.
Видимо, вражеский летчик заметил сарай, под которым укрылась машина Петько, и несколько раз обстрелял строение. Сарай загорелся. Еще минута-другая — и пламя переметнется на машину. Медлить нельзя. Рядовой Пёетько быстро выводит бензовоз из опасного места. Остановив его между деревьями, солдат принялся ремонтировать баллоны, пробитые при бомбежке.
Налет закончился. Автоколонна возобновила движение. Как и другие водители, вез горючее наступающим войскам Петько. Нелегко ему было управлять автомобилем: раненая нога отекла. Но Петько продолжал выполнять приказ. О своем ранении он даже не доложил старшему колонны. [159]
А у машины, которую вел сержант Булавкин, от пулевой пробоины загорелся бензобак. А в кузове — боеприпасы. Уже языки пламени лижут снарядные ящики. Вот-вот могут взорваться снаряды. Сержант Булавкин не покинул автомобиль. Рискуя жизнью, он потушил пожар, спас грузовик, сберег и доставил вовремя боеприпасы в свою часть.
Не раз автомобилистам, совершающим рейсы, приходилось браться и за оружие. В то время в лесах скрывалось немало фашистов, не хотевших сдаваться в плен. Они и нападали на автомашины. Такие случаи чаще всего происходили ночью. Как правило, наши воины давали врагу достойный отпор.
Нередко водители доставляли горючее и боеприпасы иод огнем противника непосредственно в боевые порядки частей, действующих во вражеском тылу. Обычно на такие задания выделялись самые опытные воины во главе с офицером. Несколько таких рейсов совершили лейтенант Н. Г. Лысяков, водитель сержант Хренов и командир отделения транспортных машин сержант В. М. Князев. Однажды гитлеровцы пытались захватить их автомашины. Воины взялись за автоматы. Лысяков и Хренов истребили четырех солдат противника, остальные отступили.
В любой обстановке, перекрывая установленные сроки, доставляли по назначению необходимые грузы командир отделения транспортных машин младший сержант П. Н. Воронцов, водитель рядовой Н. И. Табалкин. Их автомашины прошли многие тысячи километров без поломок и ремонта. За образцовое выполнение воинского долга П. Н. Воронцов и Н. И. Табалкин награждены орденом Красной Звезды, Высокими государственными наградами были отмечены и другие передовые водители автомашин.
В каждом автомобильном подразделении царил в те дни высокий патриотический подъем. Трудно было даже выделить лучших. И все же более четко и организованно трудились воины армейского 76-го автополка, 285-го автотранспортного батальона, 220-й роты подвоза горючего.
Уже третью неделю шло беспрерывное наступление. За плечами 2-й гвардейской танковой — сотни километров, десятки боевых схваток, малых и больших, требующих неимоверного напряжения физических и моральных сил. Находясь в частях и подразделениях, мы видели, как устали люди, и рекомендовали командирам, политработникам использовать малейшие возможности для отдыха личного состава. Кстати, [160] это они делали и без наших подсказок. В появляющиеся плановые и неплановые паузы проводились беседы, политинформации, выпускались боевые листки и листки-молнии.
Ранним утром 30 января я ехал в направлении к городу Зольдин. В стороне от дороги увидел наши тяжелые самоходки (они были на вооружении только в 347-м тяжелом самоходно-артиллерийском полку 1-го механизированного корпуса). Рядом с боевыми машинами экипажи делали физические упражнения. «Видимо, самоходчики находятся во втором эшелоне, — подумал я. — Вот и решили, как в мирное время, с утра заняться физзарядкой. Или стоят в ожидании подвоза горючего...»
В этом полку мне давно не приходилось быть. По донесениям знал, что дела здесь идут хорошо. Недавно самоходчики отразили сильную контратаку противника в районе Бюссова. Гитлеровцы пытались перерезать шоссе, по которому двигались к Одеру колонны частей 1-го механизированного корпуса, но успеха не добились. Героические действия самоходчиков сорвали попытку врага.
Подъезжаю к колонне полка. Личный состав уже закончил заниматься физзарядкой и собрался в небольшой лощине. В кругу солдат, сержантов и офицеров я увидел замполита полка подполковника Н. Ф. Осадчего. Он читал принятый по радио очередной приказ Верховного Главнокомандующего, в котором отмечались успехи советских войск на ряде фронтов. Потом политработник ознакомил воинов со сводкой Совинформбюро, призвал самоходчиков сделать все возможное, чтобы использовать благоприятную обстановку, как можно быстрее выйти к Одеру и, пока противник не укрепился там основательно, форсировать реку.
— Упустим время, — подчеркнул Осадчий, — потом сделать это будет очень трудно. В таком случае за успех придется платить более высокой ценой.
Говорил подполковник Осадчий просто и доходчиво. Доводы его, убедительные и понятные для всех фронтовиков, задевали за живое. Я видел, как стоявшие рядом самоходчики как-то внутренне подтягивались, расправляли плечи. Их уставшие, осунувшиеся лица светлели, наполнялись решимостью.
Мои предположения о «плановой физзарядке» не подтвердились. Подполковник Осадчий рассказал иное. В ходе марша некоторые командиры боевых машин заметили, что механики-водители начали от усталости засыпать. Об этом доложили командиру полка подполковнику В. Б. Миронову. [161]
Последовало распоряжение: остановиться на несколько минут для проведения физзарядки. Экипажи сделали разминку, умылись остатками сохранившегося в кюветах снега. Затем состоялась политинформация.
Самоходчики не могли себе позволить отдыхать больше — дорожили каждой минутой. И вот снова прозвучала привычная и взбадривающая команда:
— По машинам!
Воины быстро кинулись к самоходкам. Откуда и силы взялись! Загудели моторы. Полк двинулся к Одеру.
К исходу 30 января передовые части 2-й гвардейской танковой армии, а также 5-й ударной, успешно наступавшие севернее реки Нотець, достигли рубежа Зольдин, Ландсберг. Отсюда до Одера оставалось уже около сорока километров. А геббельсовские пропагандисты, надрываясь изо всех сил, в это время расхваливали в печати и по радио мощь их оборонительных укреплений на «неприступном Померанском валу». Такая лживая информация возмутила даже одного из верноподданнических гитлеровских генералов из министерства авиации, которого взяли тогда в плен наши разведчики.
Мне довелось присутствовать при его допросе.
— Я ехал за семьей, которая находится неподалеку от границы, — рассказывал фашистский генерал. — Доктор Геббельс только вчера, выступая по радио, заверял, что советским войскам никогда не прорвать железобетонные укрепления Померанского вала. Теперь я вижу, что это, к сожалению, оказалось неправдой. Я сделал непростительную ошибку, что поверил Геббельсу...
Во время стремительного наступления случалось немало казусов, которые, к счастью для нас, зачастую обходились благополучно. Однажды немецкие грузовики с боеприпасами влились в поток машин нашей механизированной бригады и долго ехали спокойно, пока случайно не поняли, что им явно не по пути. Естественно, фашистам это безнаказанно не обошлось.
...В другой раз в хвост колонны наших танкистов пристроились девять отступающих к Одеру «пантер». Советские воины первыми обнаружили опасное соседство. Когда рассвело, они повернули башни своих танков на восток и в упор расстреляли «пантеры».
...347-й самоходно-артиллерийский полк занял село Бюссово. Не успевшие отступить гитлеровцы укрылись в сараях [162] и стали дожидаться темноты. Ночью они попытались удрать на запад. Поднятые по тревоге самоходчики пленили группу фашистов.
Происходили события и иного характера. Продвигаясь вслед за наступающими частями и соединениями, штаб армии в ночь под 31 января расположился в селе Розе. На окраинах села заняли огневые позиции зенитные орудия и счетверенные пулеметные установки одного из полков приданной армии 24-й зенитно-артиллерийской дивизии.
Утро следующего дня выдалось пасмурное. Временами моросил дождь вперемежку с мокрым снегом. Низко над землей повис густой туман. Видимость по горизонту — меньше километра. Погода была нелетная, но зенитчики, хорошо замаскировавшись, несли службу бдительно.
Я собирался выехать в одну из частей. А перед этим зашел в оперативный отдел штаба, чтобы ознакомиться с обстановкой. Не успел еще нанести себе на карту происшедшие за ночь изменения в положении наших войск и соседей, как послышались гул самолетов и пулеметная стрельба. Вместе с полковником И. Т. Лятецким мы выбежали на улицу и увидели такую картину. С востока на малой высоте летели в западном направлении один за другим тупорылые «юнкерсы».
Как только самолет подходил к селу, его тут же внезапным кинжальным огнем сбивали наши весьма подвижные зенитные пулеметы (они вращались по турели на 360 градусов). Объятые огнем и дымом гитлеровские стервятники камнем падали у окраины села. Все получалось, как в кино. Вражеские летчики не успевали сделать никакого противозенитного маневра. Не успевали они и покинуть самолеты. Буквально за несколько десятков минут противник лишился десяти бомбардировщиков{11}.
Что это было? Видимо, оказавшиеся в нашем тылу гитлеровские самолеты пытались перелететь к своим. Признаться, о подобном мне не приходилось слышать за всю войну. Вместе с командующим артиллерией генерал-майором Г. Д. Пласковым мы обошли тогда зенитные батареи и от имени командования поблагодарили зенитчиков за бдительность и отличные действия по прикрытию КП армии.
...Успешно продвигались к Одеру танкисты и мотопехотинцы 219-й танковой бригады (1-й механизированный корпус). Здесь следует отметить инициативные и грамотные в тактическом отношении действия входившего в передовой [163] отряд танкового батальона, которым командовал майор Е. К. Ильин. Этому в немалой степени способствовала проделанная накануне работа.
Перед выступлением майор Е. К. Ильин, тщательно оценив обстановку, всесторонне продумал и определил по карте направление движения. В этом большую помощь ему оказал начальник штаба бригады майор Н. И. Потехин. Чтобы избежать необходимости вступать в бой за опорные пункты, было решено пробираться только полевыми дорогами и глухими лесными тропами. Пока майоры Ильин и Потехин изучали по карте местность и намечали пути выхода отряда к Одеру, начальник политотдела бригады подполковник Космачев провел с танкистами и десантниками беседу. Он обратил внимание воинов на предстоящее преодоление реки, напомнил им о накопленном боевом опыте, о тактических приемах форсирования водных преград с ходу, захвата плацдарма и закрепления на нем. Затем до каждого подразделения, экипажа и отделения, до каждого солдата была доведена боевая задача.
За ночь и утро передовой отряд продвинулся в западном направлении более чем на 30 километров. И в девятом часу 31 января головной танк (механик-водитель С. Т. Оридорога) пробился к берегу Одера у населенного пункта Кинитц северо-западнее Кюстрина. Софрон Тарасович взглянул на спидометр: 1540 километров прошла боевая машина. Получил он ее значительно раньше начала Висло-Одерекой операции, еще во время боев за освобождение Украины. К сожалению, не запомнил показания спидометра перед январским наступлением. Но главный, решающий отрезок пройденного пути — расстояние между Вислой и Одером.
О выходе на Одер так рассказывают фронтовые корреспонденты Б. Галин и Н. Денисов, находившиеся в то время в нашей армии: «На броне головного танка, который вел Оридорога, сидела русская девушка — одна из тысяч советских людей, освобожденных танкистами из немецкой неволи. Девушка знала эти места. И она повела танки знакомой лесной дорогой. Это было в ночь на 31 января. Утром танкисты увидели Одер. Туман клубился над рекой. Танки шли с открытыми люками, ведя огонь с ходу. Первый огонь советских танков на Одере, вблизи Берлина!»{12}
Результаты обследования ледяного покрова оказались неутешительными: лед не мог выдержать тяжести танков. [164]
Мостов поблизости не было. Противник здесь поначалу оказывал слабое сопротивление, видимо, не ожидал стремительного рывка советских войск. Командир передового отряда решил, не теряя времени, силами мотострелкового батальона форсировать Одер. Мотострелки, поддерживаемые огнем танков с восточного берега, к 10 часам утра преодолели реку и захватили небольшой плацдарм. Затем они завязали бой за овладение селом Кинитц. Сюда также подошли главные силы наших корпусов и части передового отряда 5-й ударной армии (командир полковник X. Ф. Есипенко). Началась массовая переправа советских войск через Одер.
Обеспокоенное таким поворотом событий, гитлеровское командование с лихорадочной поспешностью перебрасывало на автомашинах из района Берлина резервные части для усиления обороны в районе Кюстрина и Кинитца. К этому времени возросла активность вражеской авиации, как фронтовой, так и авиации ПВО Берлина, особенно против подвижных соединений. Наступающие наземные войска оказались в невыгодном положении. Более того, в частях и соединениях, вышедших во второй половине дня непосредственно к Одеру, недоставало зенитной артиллерии.
В это время в 1-й механизированный корпус на должность начальника политического отдела прибыл полковник А. Ф. Карякин — опытный политработник, прошедший суровую школу войны. Ранее он возглавлял политотдел одной из гвардейских танковых бригад.
Обычно для представления нового начальника собираются политработники корпуса. В данной обстановке такой возможности не предвиделось. А полковник Карякин выразил желание скорее включиться в дело, быстрее познакомиться с людьми. Стремление его заслуживало поддержки. И мы договорились выехать в 37-ю механизированную бригаду, которой предстояло форсировать Одер.
Начальника политотдела бригады полковника В. П. Виноградова мы увидели на лесной опушке, недалеко от прибрежной дамбы. Он беседовал с находившимся здесь корреспондентом корпусной газеты старшим лейтенантом В. Е. Баскаковым. Рядом кто-то из политотдельцев приколачивал к шестам большой щит-плакат: «Боец, помни: захватить плацдарм за Одером — значит открыть ворота на Берлин, до него осталось всего 65 км». В лесу занимали походные позиции подходившие мотострелковые батальоны. [165]
Полковник Виноградов решил провести краткое совещание политработников бригады. Пока собирались офицеры, он ознакомил нового начальника политотдела корпуса с состоянием дел в подразделениях, дал краткую характеристику командирам и их заместителям по политической части. Мне, да, наверное, и полковнику Карякину, понравился четкий, лаконичный и исчерпывающий доклад. Затем началось совещание. Я представил собравшимся полковника Карякина. В. П. Виноградов ознакомил политработников с боевой задачей бригады, подчеркнул значение захвата плацдарма для создания необходимых условий осуществления последующей операции по овладению Берлином. Так мы были тогда настроены. В действительности же последующей операцией явилась Восточно-Померанская, а за ней — Берлинская. Начальник политотдела дал конкретные указания по организации политического обеспечения форсирования реки, обратил внимание присутствовавших на обеспечение авангардной роли коммунистов и комсомольцев в бою. После нашего напутствия политработники разошлись по своим подразделениям.
В ротах и батареях состоялись короткие собрания коммунистов и комсомольцев. На них было решено в каждом подразделении провести беседы о традициях героев форсирования Днепра, Буга, Вислы и других рек, о простейших приемах и способах преодоления водных преград и закрепления на плацдармах. Члены и кандидаты в члены ВКП(б), комсомольцы помогали командирам довести боевую задачу — до каждого бойца, организовали выступления перед личным составом бывалых воинов, которые делились своим опытом.
Особенно активно проводилась эта работа в батальоне, которым командовал капитан А. А. Гарькавый. Батальон первым в бригаде вышел к Одеру. И заместитель командира по политической части капитан Н. И. Алешин, парторг лейтенант М. П. Зенцов, а также комсорг младший лейтенант М. С. Якунин еще до совещания решили многие вопросы, позаботились о правильной расстановке коммунистов и комсомольских активистов, определили свое место в строю. Находясь в подразделениях, мы убедились, что здесь не только каждый командир, но и каждый солдат знает свою задачу. А это — залог успеха.
Наш вывод полностью подтвердился. Как рассказывал мне потом полковник А. Ф. Карякин (он остался в бригаде, а я поехал в политотдел армии), по установленному сигналу батальон дружно поднялся в атаку. Ни плотный вражеский огонь, ни ледяная вода, доходившая до пояса, [166] ни воронки, образовавшиеся от разрыва бомб и снарядов, — ничто не могло удержать, сбить накал высокого атакующего порыва воинов. Отважные мотопехотинцы преодолели реку и завязали бой на противоположном берегу. В первых рядах атакующих находились офицеры Якунин, Алешин и Зенцов. Через Одер переправлялись и другие подразделения соединения.
Противник сразу же предпринял контратаки, пытаясь сбросить советских воинов с захваченного ими плацдарма. Трудно, очень трудно пришлось мотострелкам. Но они не дрогнули, выстояли и сами атаковали гитлеровцев.
Нередко приходилось вступать в рукопашные схватки. И здесь наши гвардейцы не оплошали. Сражавшийся рядом с младшим лейтенантом Якуниным рядовой Баев уничтожил семь гитлеровцев, а сержант Мартынов четырех взял в плен.
К сожалению, и мы несли потери. Смертью храбрых погиб комсомольский вожак батальона младший лейтенант Михаил Степанович Якунин. Получили ранения капитан Н. И. Алешин и лейтенант М. П. Зенцов.
Однако личный состав батальона не отступил. Наоборот, своими активными действиями воины стремились расширить захваченный плацдарм. Мужество и отвагу в этих боях проявили целые подразделения. Так, бойцы взвода, которым командовал лейтенант Егоров, истребили на плацдарме 85 гитлеровцев. За этот бой все они были награждены орденами и медалями.
Южнее 37-й механизированной бригады героически сражался мотострелковый батальон под командованием капитана Н. М. Стрелкова (19-я механизированная бригада). Он также стремительно форсировал Одер и теперь отбивал яростные атаки врага. В тяжелых условиях мотопехота двух бригад расширила плацдарм до четырех километров но фронту.
Утром 1 февраля части главных сил нашей и 5-й ударной армий продолжали подходить к Одеру и, взаимодействуя между собой, с ходу переправлялись на противоположный берег. Здесь им сразу приходилось вступать в бой.
Обстановка все усложнялась. Противник непрерывно контратаковал. Всюду бушевало пламя пожаров. Небольшие населенные пункты, занятые нашими подразделениями, превратились от вражеского огня в груды развалин. Укрыться практически было негде. Окапываться нельзя — стоило раз-два копнуть лопатой, как тут же болото давало себя знать: на дне показывалась густая жижа. Какой уж тут [167] окоп! В тяжелейших условиях наши воины проявляли несгибаемую стойкость. «Ни шагу назад, любой ценой удержать плацдарм до подхода основных сил армии! Впереди — Берлин!» Этот призыв цементировал ряды защитников плацдарма.
Одновременно левофланговые части 1-го механизированного корпуса, в частности, 219-я танковая, 19-я механизированная бригады и 347-й самоходно-артиллерийский полк завязали бои на подступах к Кюстрину, стремясь захватить действующий юго-западнее города шоссейный и железнодорожный мост через Одер: Наступление шло медленно: приходилось, что называется, «прогрызать» вражескую оборону фортов. Гитлеровское командование считало Кюстрин «воротами Берлина», придавало большое значение его удержанию и в первую очередь сюда направляло свои резервы. Утром 1 февраля здесь появился бронепоезд, что в значительной степени усилило огневую мощь оборонявшихся.
Ожесточенная борьба велась за каждый дом, каждый квартал. Наши атакующие подразделения встречались ливнем огня. С часу на час возрастала активность вражеской авиации. Немного погодя мы узнали одну из причин такого фанатического упорства. Оказывается, гитлеровское командование пригрозило: семьи тех, кто сдастся в плен, будут немедленно расстреляны.
Накал боев возрастал. В этой обстановке повышалась активность политработников, партийных и комсомольских активистов.
3-й мотострелковый батальон готовился к повторной атаке. Нелегко, очень нелегко поднять навстречу ливню свинца людей, которые не смогли с первого раза одолеть врага. А поднять надо. Этой задаче подчинены сейчас все усилия командиров и политработников. Под вражеским огнем от одной группы бойцов к другой, где перебежкой, где ползком передвигается заместитель командира батальона по политической части майор Александр Филиппович Лашенко. Он вручает воинам боевые листки, интересуется, все ля имеется для ведения боя, информирует о предстоящем более сильном налете по врагу, призывает но указанному сигналу дружно подняться в атаку. С коммунистами у него другой разговор. Собственно, и разговором короткое сообщение назвать нельзя. Майор им крепко пожимает руки и напоминает: «На вас смотрят, на вас равняются другие».
И вот атака началась. Неудержимой лавиной мотострелки ринулись на врага. В боевых порядках находился и [168] Александр Филиппович Лашенко. Воины видели его на самых трудных участках, в критические минуты слышали его призывный голос. Под напором мотострелков гитлеровцы начали отходить.
Смело, решительно действовал и 1-й мотострелковый батальон, которым командовал коммунист капитан Н. М. Стрелков. Батальон, усиленный взводом танков, одним из первых ворвался в Кюстрин.
...Политотдел бригады, возглавляемый подполковником Н. П. Турго, организовал регулярный выпуск листовок, посвященных отличившимся воинам. Благодаря этим листовкам есть возможность сегодня назвать имена героев боев за Кюстрин, которые практически не упоминались в литературе о Великой Отечественной войне.
Комсорг 1-го мотострелкового батальона лейтенант Буров перед боем дал конкретное поручение каждому комсомольскому активисту. Получил такое поручение и член ВЛКСМ командир пулеметного расчета П. М. Бессмертный, которому предстояло идти в разведку. В нынешних условиях, может, и кажется оно несколько общим, но тогда звучало вполне конкретно — личным примером героизма воодушевлять бойцов на успешное выполнение задания, а потом дать заметку об отличившихся для боевого листка.
Отделение под командованием П. М. Бессмертного скрытно подобралось к позициям вражеского боевого охранения. Пулеметчики на этот раз не пользовались своим штатным оружием — пустили в ход ножи и бесшумно прикончили гитлеровцев. Это позволило нашим мотопехотинцам и танкистам внезапно ворваться на северо-западную окраину Кюстрина. В ходе уличного боя Петр Бессмертный первый проник на территорию газового завода. Здесь он огнем из станкового пулемета истребил 53 вражеских солдата, подавил две пулеметные точки, что обеспечило возможность атакующему подразделению значительно продвинуться вперед.
Так же смело и самоотверженно действовали и подчиненные П. М. Бессмертного. Было о чем командиру пулеметного расчета рассказать в боевом листке. Да и моральное право на это он вполне заслужил.
В этом бою заряжающий самоходно-артиллерийской установки 347-го самоходно-артиллерийского полка комсомолец старший сержант С. С. Аксянов ценою собственной жизни спас командира батареи старшего лейтенанта П. М. Бельчикова. Произошло это так. Самоходка, в которой находился старший лейтенант Бельчиков, получила серьезное [169] повреждение. Офицер оставил ее и побежал к другой машине, чтобы продолжать управлять батареей. Но на полпути Бельчикова ранило, и он упал. Все это видел Самет Аксянов...
О дальнейшем рассказывает бывший командир полка Горой Советского Союза В. Б. Миронов: «Пока мы преодолевали ров, старший сержант Аксянов... выскочил из машины и побежал спасать своего командира. Его тоненькая и гибкая фигурка быстро двигалась по открытому полю. Еще мгновение — и он взвалил Бельчикова на спину. Обратно ко рву Аксянов полз на четвереньках. Брызги снега от пуль взлетали вокруг смельчака. Фигурка солдата изгибалась под тяжелым телом старшего лейтенанта, но все же двигалась к укрытию. И вот уже у самого рва вражеская пуля настигла Аксянова. Он опустил Бельчикова в ров и упал...
Я побежал ко рву. Аксянов был мертв. Раненый Бельчиков поднялся и, громко плача, смотрел на своего погибшего спасителя.
— Он отдал жизнь за успех роты. Понимаете?.. Жизнь отдал! — повторял он»{13}.
Храбростью, выдержкой и отвагой отличались не только мужчины, но и женщины. Самоотверженно выполняли свой воинский долг комсомолки санинструктор Л. Лапина (Миронова), прибывшая в армию по комсомольской мобилизации из Кемерова, и санитарка М. Егорова. Более десяти раненых самоходчиков и автоматчиков вынесла Людмила Лапина с поля боя. Спасая их, она сама получила ранение, но, несмотря на это, продолжала оказывать помощь воинам и отправлять их в медсанбат.
Бесстрашная Миногян Егорова вытащила из-под вражеского огня трех раненых солдат, а когда гитлеровцы перешли в контратаку, взялась за автомат. Меткие очереди санитарки заставили фашистов показать спины. За этот бой Миногян была награждена медалью «За боевые заслуги».
...О подвигах многих солдат, сержантов и офицеров рассказали листовки, выпущенные политотделом 19-й механизированной бригады. Их героические подвиги стали известны всем воинам соединения.
Суровые испытания выпали на долю личного состава 12-го танкового корпуса, действовавшего на шнайдемюльском направлении, в удалении на 80–160 километров от [170] главных сил армии. И здесь наши войска встретили резко возросшее организованное сопротивление противника.
Если взглянуть на карту, то сразу станет ясным, какое важное место занимал Шнайдемюль в системе померанских пограничных укреплений врага. Во все стороны от него расходятся семь шоссейных дорог. Через город пролегает шесть железнодорожных линий, в том числе и ветка, связывающая Данциг (Гданьск) с Берлином. Уже одного атого достаточно, чтобы понять, почему противник всеми мерами стремился укрепить Шнайдемголь и подступы к нему, превратить его в неприступную крепость. Гитлеровцы рассчитывали сопротивляться здесь даже в условиях полного окружения: в городе имелся запас продовольствия более чем на три месяца.
Наиболее прочно Шнайдемюль был укреплен с восточной стороны. Здесь имелись три оборонительных обвода: внешний, основной и внутренний. На танкодоступных участках местности были отрыты противотанковые рвы, возведены прополочные заграждения, а подступы к ним густо заминированы. Кроме того, основной обвод по восточной окраине города был усилен дотами{14}.
Шнайдемюль обороняли три отдельных пехотных полка — один из них эсэсовский, — мото — и механизированный, артиллерийский и саперный полки, два пулеметных батальона, дивизион штурмовых орудий, учебный батальон штеттинской унтер-офицерской школы, до трех батальонов фольксштурма, отдельные пехотные, охранные и другие подразделения. Общая численность гарнизона достигала двенадцати тысяч солдат и офицеров. Большую часть танков и самоходных орудий (их было свыше пятидесяти) противник держал в глубине обороны и предполагал использовать на угрожаемых направлениях для проведения контратак.
С севера, востока и юга Шнайдемюль был охвачен сплошными лесными массивами, которые перерезали четыре реки. Наиболее значительное препятствие для наступающих войск представляла река Кюддов. По ширине она достигала 50, а по глубине — 3 метров и имела крутые, во многих местах даже отвесные берега. Такие условия местности очень мешали нашим войскам осуществлять обходные маневренные действия.
К сожалению, многие из этих данных стали известны нам значительно позже, уже в ходе боев. А к 25 января, [171] когда 12-й танковый корпус только начал наступление, наши разведчики, а следовательно, и командование корпуса располагали далеко неполными данными о составе гарнизона и системе обороны в районе Шнайдемюля и Дойч-Кроне.
Следует сказать еще об одном обстоятельстве. Практически все оборонительные сооружения на этом направлении «были густо насыщены фаустниками. Многие из них располагались в лесах, укрываясь чуть ли не за каждым деревом. По мере отступления фаустники занимали заранее оборудованные щели, где для них было припасено по 10–15 фаустпатронов. Такой концентрации вражеских истребителей танков наши части еще не встречали. Тут явно сказалось наличие в Шнайдемюле центра по подготовке команд и подразделений фаустников для войск двух групп армий.
Захваченные потом в плен гитлеровцы на допросах показывали, что сюда было брошено много рот и других подразделений фаустников, ранее предназначавшихся для формирования специальной истребительно-противотанковой дивизии. Кстати, она так и не была создана, гитлеровское командование раздергало ее по частям.
В первый же день наступательных боев на подступах к Шнайдемюлю наши части понесли от фаустников ощутимые потери. Причем, многие подбитые танки и самоходно-артиллерийские установки не подлежали восстановлению. Узнав об этом из донесения начальника политотдела 48-й танковой бригады полковника Л. Е. Тихомирова, начальник политотдела корпуса полковник А. А. Витрук и находившийся там мой заместитель полковник А. Н. Колосов решили немедленно предупредить об ожидающей опасности командиров и политработников других соединений и частей. Кроме того, начальникам политотделов бригад были даны указания срочно использовать все силы и средства, все формы и методы для популяризации накопленного опыта наиболее эффективных приемов по борьбе с фаустниками. Иначе говоря, требовалось значительно усилить эту работу в подразделениях, работу, которая началась после директивы Военного совета армии, направленной в соединения 10 января.
Командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты стали больше уделять внимания оперативной пропаганде и популяризации бесстрашных действий танковых экипажей по спасению своих боевых машин.
Например, 26 января в огневой схватке с самоходными орудиями противника, укрывшимися за прочными стенами [172] кирпичного завода в пригороде Шнайдемюля, был поврежден танк, экипажем которого командовал лейтенант Шуляев. Танк загорелся.
Бушующее пламя обжигало лицо и руки. Вокруг свистели осколки рвущихся немецких снарядов. Нелегко было действовать в такой обстановке. Но танкисты не отступили перед трудностями. Они самоотверженно боролись с огнем и погасили его.
В тот же день о подвиге экипажа узнала вся бригада: из подразделения в подразделение передавался бюллетень, выпущенный в нескольких экземплярах политотделом. Командование и политотдел бригады призывали воинов следовать примеру офицера Шуляева и его подчиненных, любить и беречь технику, использовать малейшие возможности для сохранения боевых машин.
В таких же условиях проявил мужество и отвагу механик-водитель танка этой же бригады старший сержант М. М. Кокорин. Кстати, перед боем он подал заявление с просьбой принять его в ряды партии, В ходе атаки танк, ведомый Кокориным, был подбит. Три члена экипажа погибли, а сам Кокорин получил несколько ранений. Превозмогая боль, он все же вывел боевую машину в укрытие. Там старшему сержанту сделали перевязку.
— А теперь я потихоньку доведу свою машину на СПАМ бригады, где ей тоже окажут помощь, — заявил Кокорин, наотрез отказавшись эвакуироваться в медсанбат.
Подобные факты широко использовались в беседах с личным составом. Причем, упор делался на то, чтобы не подставлять технику под огонь врага. Но коль уж так получилось, что танк или САУ оказались подбитыми, не спеши покидать боевую машину, до конца борись за ее жизнь. Проведенная партийно-политическая работа, направленная на сбережение людей и техники, положительно сказалась на сокращении потерь, а следовательно, и на более успешном выполнении боевых задач, хотя в назначенные сроки многие части и соединения не уложились.
По мере продвижения танкистов к реке Кюддов враг продолжал наносить удары с воздуха. Это заставляло корпусных зенитчиков быть начеку. И они с честью выполнили поставленные задачи. Боевое мастерство, стойкость проявили орудийные расчеты 75-го Демблинского зенитно-артиллерийского полка. Особенно отличилась батарея, которой командовал коммунист капитан Чирков. От меткого [173] огня воинов батареи противник лишился 6 бомбардировщиков.
26 января зенитчики сбили немецкий самолет и взяли в плен выбросившегося с парашютом офицера связи штаба группы армий «Висла». Судя по отобранным у него документам, командование этой группы армий готовило контрудар из Померании на юг по войскам правого крыла нашего фронта. Генерал-лейтенант А. И. Радзиевский сразу же доложил об этом начальнику штаба фронта генерал-полковнику М. С. Малинину, от которого последовало приказание немедленно доставить пленного к нему.
Не берусь утверждать категорично, но можно предположить, что добытые сведения явились еще одним доказательством того, что в то время существовала серьезная опасность контрудара противника со стороны Восточной Померании во фланг и тыл выдвигавшейся к Одеру главной группировки 1-го Белорусского фронта. Этот вопрос с достаточной глубиной освещен в книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления». Г. К. Жуков на основе тщательного анализа обстановки, используя различные документы, в том числе показания на этот счет гитлеровского фельдмаршала Кейтеля и воспоминания генерал-полковника Гудериана, убедительно доказывает, почему 1-й Белорусский фронт не мог в феврале наступать на Берлин, а повернул часть сил, в том числе и 2-ю гвардейскую танковую армию, на север.
Поступить иначе — означало бы пойти на неоправданный риск. «...Противник ударом с севера легко прорвал бы наше прикрытие, вышел к переправам на Одере и поставил бы войска фронта в районе Берлина в крайне тяжелое положение», — подчеркивает Г. К. Жуков{15}.
Естественно, в то время мы не знали всех сложившихся обстоятельств и, скажу откровенно, были немного огорчены тем, что нас, согласно приказу командующего фронтом, перебрасывали на другое направление. Однако (и это подтвердила действительность) это было единственно правильное решение. В дальнейшем 2-я гвардейская танковая армия примет участие в Берлинской операции, пройдя нелегкий путь боев в Прибалтике.
Но об этом позже. А сейчас вернемся к боям за город Шнайдемюль. [174]
...При содействии частей 12-го танкового корпуса, обошедшего город с юго-запада и нанесшего удар по нему с тыла, гитлеровский гарнизон был полностью окружен стрелковыми войсками{16}. Танкисты получили небольшую передышку. Появилась возможность, хотя бы в общих чертах, подвести некоторые итоги.
Корпус вел трудные наступательные бои. И тем отраднее, что гвардейцы проявили в них массовый героизм, отвагу, ратное мастерство, настойчивость в достижении победы. Им не раз приходилось отражать попытки отрезанного за рекой Нотець противника прорваться через наши тылы и боевые порядки к Шнайдемюлю. Враг предпринимал отчаянные контратаки и южнее города. Эти тяжелые схватки потребовали от танкистов необыкновенной стойкости. Наши воины с честью выдержали суровое испытание.
Не могу не рассказать об одном подвиге, совершенном на подступах к Шнайдемюлю. 387-й самоходно-артиллерийский полк, входивший в состав передового отряда корпуса, завязал встречный бой с превосходящими силами противника. Все решали скорость и мастерство, боевая выучка экипажей. И гвардейцы не подкачали. Они нанесли врагу большой урон в живой силе и технике. Противник не выдержал стремительного удара, дрогнул и попятился назад.
Особенно отличился экипаж самоходно-артиллерийской установки, которым командовал лейтенант А. Семенихин. За рычагами боевой машины находился механик-водитель старшина А. Суслов, наводчиком орудия был коммунист старший сержант В. Гущин. Так вот, этот экипаж за короткий срок подбил пять фашистских танков, сохранив в целости свою машину.
Конечно, в достижении успеха — заслуга всех членов экипажа. Однако наибольшая нагрузка легла на наводчика старшего сержанта В. Гущина. Владимир слыл и раньше мастером своего дела. Этот же бой, кроме всего прочего, потребовал от него исключительного напряжения, выдержки, собранности и настойчивости. Гущин действительно оказался в ударе. Но это состояние не наступает вдруг, не является следствием сиюминутного озарения. Оно приходит через настойчивый, упорный труд, стремление победить хитрого и коварного врага, победить во что бы то ни стало... [175]
Достижение старшего сержанта Гущина приближалось к своего рода армейскому рекорду в этой области. Его держал коммунист капитан Егор Петрович Богацкий (48-я танковая бригада). Об этом офицере стало широко известно весной 1944 года. Тогда наши войска окружили группировку противника под Корсунь-Шевченковским. На выручку окруженным враг бросил немалые силы, в том числе несколько эсэсовских дивизий. Жестокие бои разгорелись на участке, где оборону занимала рота, которой командовал офицер Богацкий. Героически дрались танкисты. Пример подчиненным подавал командир роты. Действуя за наводчика, он лично подбил семь тяжелых танков врага. После боя однополчане прозвали его «грозой тигров»{17}.
У Егора Петровича оказалось немало последователей. И среди них — старший сержант В. И. Гущин. Родина высоко оценила мужество и героизм Владимира Гущина. Вскоре ему было присвоено звание Героя Советскою Союза. Я ближе познакомился с этим человеком в марте, когда группе воинов вручали ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Тогда выдалась небольшая передышка, и политотдел армии организовал вечер чествования героев.
Не часто нам удавалось проводить подобные мероприятия. Собралось более трех десятков Героев Советского Союза. Не было длинных речей, официальной обстановки. Шла теплая непринужденная беседа командования армии с воинами, чей ратный труд был отмечен самой высокой наградой. Настроение у всех особое, праздничное. Постарались и тыловые работники — ужин удался на славу. Конечно, нашелся и баян, полились задушевные песни, пошла в ход лихая пляска.
Помню, с какой теплотой и проникновенностью пели «Землянку». Особенно трогали слова «а до смерти четыре шага». Да, на фронте так оно и было. А как хотелось тогда, чтобы не бушевало пламя войны, чтобы не было больше смертей, чтобы все эти замечательные люди, большинство из которых комсомольского возраста, остались живы, вернулись домой, к семьям... К сожалению, не всем участникам того памятного вечера довелось встретить День Победы...
Так получилось, что на встрече я сидел рядом с Владимиром Гущиным. Разговорились. Оказалось, что наши пути пересекались. Гущин — москвич. А я в довоенные годы учился в столице. Больше того, однажды мне довелось [176] выступать с докладом о годовщине Красной Армии в цехе автозавода имени Лихачева, где работал Владимир.
Перед войной Владимир добровольно вступил в ряды РККА. Служил в пограничном кавалерийском отряде на Дальнем Востоке. Когда началась война, Владимир попросил послать его на фронт. Не сразу сбылось его желание — лишь в ноябре Гущина направили в часть, которая защищала столицу. Здесь он воевал как пехотинец, заслужил орден Красной Звезды. Потом Сталинград, Курская дуга... Не миловали бойца вражеские пули. В обеих битвах он был ранен. После второго ранения и учебы в танковой школе он снова попадает на фронт лишь весной 1944 года, уже наводчиком орудия самоходно-артиллерийской установки.
В короткий срок Владимир стал первоклассным наводчиком. Мы радовались его успехам. Радовались тому, что. в армии растут ряды мастеров меткого огня. И всячески стремились пропагандировать их опыт, добиваться, чтобы его крупицы стали достоянием всех специалистов 2-й гвардейской танковой. Причем, эта работа велась непрерывно. В ходе январского наступления личный состав частей и подразделений знакомился с «секретами» мастерства многих товарищей Гущина по оружию — командиров танковых орудий и наводчиков САУ. Я назову имена только некоторых из них: старшие сержанты В. А. Агафонов и В. А. Никитин, сержант А. Г. Матвиенко (47-я танковая бригада), младший сержант Н. К. Горин (50-я танковая бригада), сержант И. С. Гавва (393-й самоходно-артиллерийский полк) и многие другие. Все они, как и старший сержант В. И. Гущин, были удостоены звания Героя Советского Союза.
Я уже отмечал, что после окружения Шнайдемюля 12-й танковый корпус да и некоторые другие соединения армии получили небольшую передышку. Выпала благоприятная возможность подвести некоторые итоги, проанализировать опыт, накопленный в ходе стремительного наступления. Во многих соединениях, частях и подразделениях проходили совещания с различными категориями командиров, политработников, партийных и комсомольских активистов, на которых обсуждались пути и способы решения наиболее актуальных, вопросов тактики и оперативного искусства, партийно-политической работы. В частности, детальному разбору подвергались действия передовых отрядов и бригад, взаимодействие танкистов с мотопехотинцами, артиллеристами и авиаторами, управление частями и подразделениями, партийно-политическое обеспечение высоких темпов наступления. [177]
Положительным моментом являлся тот факт, что на совещаниях речь шла не об абстрактных вещах, а о конкретном опыте, добытом на полях сражений. Присутствовавшие получали не только оценки вышестоящего командования своим действиям в той или иной обстановке, что само по себе немаловажно, но и вооружались передовыми приемами и методами ведения боев.
Политический отдел армии взял на контроль эти мероприятия, оказывал помощь политорганам корпусов и бригад в их подготовке и проведении. Я был на совещании политработников, партийных активистов низового звена, которое организовал политотдел 12-го танкового корпуса.
Живой интерес его участников вызвало выступление парторга роты автоматчиков сержанта Василия Чернова. Свой рассказ о проводимой партийно-политической работе Василий Чернов разделил на три части: перед боем, в ходе боя и после боя. Судя по всему, парторг — наблюдательный человек. Он вспоминает малейшие детали, характерные эпизоды, показывает, как действовал он и его актив в различных ситуациях. Все это, вместе взятое, и составляет те крупицы конкретного опыта, который так необходим партийным вожакам ротного звена.
Перед боем парторга роты сержанта Чернова и командира взвода младшего лейтенанта Овчинникова вызвал командир роты лейтенант Акимов. Он объявил о том, что взвод Овчинникова будет действовать десантом на танках. Вместе с танкистами автоматчики должны обойти железнодорожную станцию Цнин и нанести удар по противнику с тыла.
Командир роты и командир взвода стали уточнять детали предстоящего боя: маршрут движения, вопросы взаимодействия и т. д. Сержант Чернов не стал терять времени. Он накоротке провел партийно-комсомольское собрание (такие собрания тогда практиковались часто), где каждый коммунист и комсомольский активист получил конкретное задание.
Парторг не упустил из своего поля зрения тот факт, что среди автоматчиков было немало молодых воинов, которые вблизи и боевой машины не видели. Вроде нехитрое дело — сиди себе и держись покрепче, чтобы не вышибло на поворотах, танк довезет куда надо. Чернов поручил бывалому солдату коммунисту Крупилину рассказать новичкам об особенностях боя десантников. Крупилин охотно выполнил поручение, привел конкретные примеры из боевой практики, [178] дал полезные советы, как вести наблюдение, поступать в той или иной ситуации.
Добросовестно выполняли полученные от парторга задания и другие коммунисты. Например, об особенностях боевых действий ночью личному составу взвода младшего лейтенанта Гвоздикова, которому было приказано вечером овладеть населенным пунктом Стшельце-Онольске, рассказал кандидат в члены партии старший сержант Кузнецов.
— Ночью, — подчеркивал он, — имеется больше возможностей внезапно атаковать врага. Необходимо только бесшумно подойти к объекту атаки, ни словом, ни лишним движением не выдать себя. И здесь большую роль играет экипировка. В частности, надо поплотнее укрепить саперные лопатки. Они могут цепляться за камни и другие предметы, что вызовет шум...
Большое внимание парторг уделил доведению боевой задачи до личного состава роты. Он индивидуально беседовал почти с каждым воином, одного подбодрил, другому указал на недостатки, промахи в прошлом бою, интересовался, все ли сыты, хорошо ли обуты и одеты.
В беседе с другим бойцом Чернов выяснил, что тот не ел: пришлось выполнять срочное задание, а порцию для него командир отделения забыл оставить. Парторг доложил командиру взвода, и тот срочно организовал для солдата обед.
Немало поучительных примеров из действий коммунистов в ходе боя привел он на совещании.
...Когда танки с десантом автоматчиков обходили железнодорожную станцию, на их пути оказалась лесисто-болотистая местность. Пришлось здорово поработать автоматчикам. Они готовили переправы через небольшие речушки, расчищали лесные завалы. Перед поляной боевые машины остановились: впереди виднелись большие кучи бревен. И сразу вблизи начали рваться снаряды. «Не иначе как засада», — подумал командир головного танка и приказал дать задний ход. Танки отошли назад.
В это время десантники коммунист Глазков и Ткачиборода по указанию командира отделения выдвинулись к лесной поляне и стали наблюдать. Их внимание привлек небольшой стожок прошлогодней соломы. Присмотрелись получше — замаскированная вражеская пушка! Об этом немедленно доложили командиру. Через несколько минут танковые орудия уже ловили в прицелы подозрительный стог. Гитлеровская пушка была уничтожена вместе с расчетом. [179]
Путь для танков был свободен. Воины других экипажей горячо обсуждали умелые действия своих товарищей. Об их поступке рассказал коммунист Крупилин. Он призвал личный состав равняться на Глазкова и Ткачибороду.
Рассказывая о партийно-политической работе в ходе боя, сержант Чернов отметил, что главным здесь является пропаганда героизма и воинского мастерства, формы простые и известные каждому коммунисту — передача по цепи об отличившемся воине, выпуск боевого листка или листка-молнии. А действие они оказывают сильное, ведь наступающий боец в составе взвода, не говоря уже о роте, не всегда увидит подвиг своего товарища.
И конечно же речь зашла о самой эффективной, самой действенной агитации — личном примере. Парторг привел такой факт. Западнее Иновроцлава вражеская рота отрезала наш наблюдательный пункт. Фашисты оседлали шоссе, расположенное в лесу, и отчаянно оборонялись. Казалось, никакая сила не выбьет их оттуда. Наступательный порыв мотострелков угасал. И тогда поднялся во весь рост коммунист старший сержант Побежимов.
— За Родину, вперед! — раздался его могучий голос.
Нелегко было Побежимову сделать первый, так необходимый шаг. Но он сделал его, не мог поступить иначе. За старшим сержантом дружно поднялись в атаку автоматчики. Враг был выбит с занимаемых позиций...
После выполнения боевой задачи рота устроила небольшой привал. Парторг собрал коммунистов и предоставил слово командиру роты лейтенанту Акимову. Офицер отметил смелые, инициативные действия коммуниста младшего лейтенанта Гвоздикова. Этот офицер вместе со своими подчиненными истребил до 30 гитлеровцев. Командир роты похвалил и коммуниста старшину Абрамочкина, который, рискуя жизнью, вплотную приблизился к огневой точке и подавил ее, тем самым обеспечил успешное продвижение роты.
Сержант Чернов рассказал также, какую заботу проявляют он и другие коммунисты об увеличении партийных рядов. За время зимнего наступления парторганизация роты пополнилась пятью кандидатами и одним членом партии. Это результат индивидуальной работы с каждым человеком.
Интересный и поучительный рассказ парторга роты автоматчиков живо обсуждался участниками совещания. Политработники, партийные активисты в своих выступлениях приводили другие примеры действий коммунистов, советовались, [180] как лучше поступить в той или иной обстановке. Состоялся полезный обмен опытом работы.
Я так подробно остановился на этом совещании, чтобы подчеркнуть мысль: ротам и им равным подразделениям, которые являлись центром политико-воспитательной работы, мы уделяли особое внимание. Именно от постановки дел в этих коллективах зависел успех выполнения боевых задач и частью, и соединением, и в целом армией.
С выходом войск 1-го Белорусского, а также 1-го Украинского фронтов на Одер и Нейсе практически закончилась Висло-Одерская операция. Советские войска разгромили основные силы немецко-фашистской группы армий «А», совместно с частями Войска Польского освободили большую часть Польши и вступили в пределы фашистской Германии.
Грандиозное наступление Красной Армии вызвало восхищение всего советского народа. Оно спасло союзников, оказавшихся в тяжелом положении под Арденнами. Даже враги были вынуждены признать несомненный успех наших войск. Так, гитлеровский генерал Ф. Меллентин отмечал, что «русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью... Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного с времен гибели Римской империи»{18}.
Личный состав 2-й гвардейской танковой армии внес заметный вклад в успешное проведение Висло-Одерской операции. За 15 дней армия прошла с боями свыше 700 километров. Если учитывать, что войска армии применяли маневренные действия, то этот путь окажется гораздо длиннее. Спидометры танков отсчитали 1200–1400 километров.
Воины армии освободили от немецко-фашистских захватчиков десятки польских городов, сотни сел и населенных пунктов. Они принесли свободу 16 146 советским гражданам, насильно угнанным в Германию, и военнопленным, многим тысячам граждан преимущественно из союзных с нами стран.
В период тяжелых боев между Вислой и Одером непрерывно велась партийно-политическая работа, направленная на достижение высоких темпов наступления, на быстрейший разгром врага. Как уже отмечалось, коммунисты и комсомольцы [181] были в первых рядах атакующих, показывали примеры мужества и отваги. Многие из них пали смертью храбрых, многие выбывали из строя по ранению. Но на их место вставали новые бойцы. Примечательный факт — в ходе боевых действий в Висло-Одерской операции партийные организации армии приняли в свои ряды 1260 лучших из лучших, самых отважных солдат, сержантов и офицеров. Комсомольские организации за это время пополнились 1135 передовыми воинами.
...Боевые действия войск 2-й гвардейской танковой армии в этой операции высоко оценены Коммунистической партией и Советским государством. Оба танковых корпуса и три танковые бригады награждены орденом Ленина. Три бригады и двадцать четыре части — орденами Красного Знамени, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Александра Невского, Красной Звезды. Наиболее отличившимся в боях сорока четырем соединениям и частям присвоены почетные наименования. Семь раз в своих приказах Верховный Главнокомандующий благодарил войска армии, семь раз ей салютовала столица нашей Родины — Москва. За период наступления более 3200 солдат, сержантов и офицеров, отличившихся в боях, награждены орденами и медалями. Из них — 1389 коммунистов и 790 комсомольцев, что составляет 68 процентов из общего числа награжденных. 101 самому храброму воину армии присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Слава нашла героев. Но, как сказал поэт, не ради славы, ради жизни на земле сражались они с ненавистным врагом. Сражались достойно, с честью, как и подобает советским патриотам. [182]