Пятак-спаситель

Пулеметчика Андрея Кулиша в роте все звали Банкиром. Никто к нему не обращался ни по имени, ни по фамилии. [652]

— Эй, Банкир, дай-ка закурить!

— Банкир, тебя командир взвода требует.

А он и не обижался. Привык. На новое имя всегда отзывался. Мгновенно.

Прикипело к нему это имя вот как. Бои шли в Польше. Рота остановилась на ночевку на окраине города.

Еще не успели солдаты расположиться на ночлег, как в избу, где находился первый взвод, кто-то привел пленного фрица. Командир велел ему выложить из карманов документы. Немец исполнил приказ. На стол легли разные бумаги, письма, какие-то вырезки из газет.

Командир, просматривая скарб пленного, вдруг в одном из конвертов заметил несколько монет. Лейтенант высыпал их на стол.

— Награбил, бандюга, — зло сказал командир первого отделения Яков Брызгалов.

— А деньги-то старинные, — произнес лейтенант. — Видите, на каждой монете личность царя имеется.

В этот момент у стола появился пулеметчик Андрей.

— Он, наверное, нумизмат, — разглядывая серебро, сказал Андрей.

Немец понял и радостно залепетал:

— Яволь, яволь, нумизмат.

— Как, как? — переспросил Брызгалов.

— Ну-миз-мат, — певуче повторил Кулиш.

— А это что еще за чучело! — снова допытывал Брызгалов.

— Фашист он и есть фашист, как бы себя ни величал, — послышалось из дальнего угла комнаты. Когда пленного увели, Андрей Кулиш сказал:

— Я ведь тоже нумизмат.

— Ну? — удивился Брызгалов.

— Точно.

— Значит, ты в одной компании с этим фрицем, — снова подал голос дальний угол.

— Брось шуточки, — огрызнулся Кулиш. — Нумизмат — это человек, собирающий монеты, ну, деньги. [653]

— Деньги собирают и копят только банкиры, — сказал Брызгалов.

— Это правда, — подтвердил дальний угол.

И пошел спор. Одни доказывали, что всех банкиров, а нумизматы и есть таковые, надо просто раскулачивать, и нечего, мол, заниматься накоплением в домашних условиях денежного капитала; другие же утверждали, что нумизматика, как и всякое коллекционирование, штука полезная. А Кулиш, нумизмат со стажем, с упоением рассказывал, как он в довоенное время создал богатейшую коллекцию из старинных монет разных государств. И начинал свою речь «денежными» словечками: доллары да шиллинги, рупии да левы, кроны да марки. Кулиш рассказывал до тех пор, пока отделенный не скомандовал:

— Банкир, хватит. Отходи ко сну...

А утром с подъема имя «Банкир» приросло к Кулишу. Может, следовало его все-таки не банкиром, а нумизматом прозвать, но так получилось: отделенный сказал — остальные подхватили. С того дня вся рота прониклась каким-то особым уважением к своему нумизмату. Если кто-либо находил монету, обязательно нес ее к Кулишу: посмотри, мол, может, годится в коллекцию.

В «доме Гиммлера» случилось такое, что Банкир чуть душу не отдал, но спасла его монета. Он ее всю войну при себе носил. Говорил, память о доме. И верно, что память: когда уходил на фронт, его старшая дочь, двенадцатилетняя Аннушка, поцеловав в щеку, положила ему в руку большой медный пятак — на память. Кулиш спрятал монету в нагрудном кармане гимнастерки и так с пятаком дошел до Берлина. Изредка он вынимал его, и тогда перед глазами возникали родной дом, его голубоглазая Аннушка. А в «доме Гиммлера», когда пулеметчик Кулиш поднялся на второй этаж, что-то тяжелое ударило его в грудь и, кажется, насквозь пробило сердце. От удара упал на пол. Пришел в себя, когда услышал голос Брызгалова: [654]

— Что с тобой, Банкир?

— Сердце пробито, — еле прошептал пулеметчик.

— А ну-ка посмотрим, — сказал Брызгалов и стал расстегивать гимнастерку.

Брызгалов осмотрел грудь Андрея — ни царапины. Снял с него гимнастерку и рубаху — тоже никаких ран.

— Вставай, Банкир! Целехонек ты. Хватит притворяться...

А тот все шептал:

— Посмотри сердце... Огнем обожгло его...

Брызгалов поднял с пола гимнастерку, заметив пробитый карман, опустил в него руку. В кармане нащупал что-то металлическое. Вытащил. И вот чудо: в медном пятаке торчала пуля.

— Погляди-ка, Банкир, вот твоя смерть где застряла, — в монете.

Кулиш дрожащими руками взял пятак и, вставая, прошептал:

— Спасибо, Аннушка!