Первый отпор фашистам
В то время когда на севере Крыма шли последние бои, Севастополь готовился во всеоружии встретить врага с суши. Приводилась в боевую готовность крупнокалиберная [46] артиллерия береговой обороны, была усилена противовоздушная оборона, создавались оборонительные рубежи на подступах к городу.
Один из них, названный передовым, проходил от окраины города на удалении 12–15 километров и обеспечивал за нами ряд важных высот: 386,6, Госфортову с Итальянским кладбищем, 440,8, высоты восточнее Инкермана и севернее долины реки Бельбек.
К началу боев непосредственно за Севастополь на этом рубеже было создано четыре опорных пункта — Чоргунский, Черкеш-Керманский, Дуванкойский и Аранчинский, прикрывавшие подступы к Севастополю со стороны Ялты и Бахчисарая.
Еще 29 октября Военный совет Черноморского флота объявил Севастополь на осадном положении.
31 октября, когда в Приморской армии решился вопрос об отходе с полей Северного Крыма, немецко-фашистское командование направило моторизованную бригаду Циглера по северной дороге Ишунь — Саки с задачей пересечь главную дорогу Симферополь — Севастополь, а затем штурмом с ходу захватить главную базу Черноморского флота. Не связанная нашими войсками бригада противника могла продвигаться довольно быстро, и ей в тот же день удалось взять Саки и выйти к станции Альма. Выход врага на дальние подступы к Севастополю для вашего командования был неожиданным.
О судьбе города в те дни большую заботу проявили заместитель командующего Черноморским флотом по обороне главной базы контр-адмирал Г. В. Жуков и комендант береговой обороны генерал-майор П. А. Моргунов. Как только 30 октября было обнаружено движение противника от Саки к Альма, по приказу Жукова гитлеровцы были немедленно обстреляны артиллерийским огнем батареи береговой обороны № 54, расположенной в районе деревни Николаевка на берегу моря, в 40 километрах севернее Севастополя. Командовал батареей лейтенант Иван Иванович Заика. Этот день считается началом обороны Севастополя.
К тому времени Севастопольский гарнизон состоял всего из двух батальонов местного стрелкового полка, двух полков морской пехоты и трех артиллерийско-пулеметных дивизионов (всего 12 тысяч человек). Они сразу же были выдвинуты на рубеж обороны. [47]
В течение трех дней батарейцы лейтенанта И. И. Заики, несмотря на бомбардировки с воздуха, атаки танков и пехоты, сдерживали наступление передовых частей врага. К 13 часам 2 ноября были выведены из строя три орудия. Пришлось бить врага из одной пушки, пулеметов и пустить в ход винтовки и гранаты. Многие артиллеристы погибли или были ранены. И тогда вместе с бойцами, взяв оружие в руки, вступили в бой три женщины — жены командира батареи Заики, рядового Портова и старшины Зарицкого.
Несмотря на героизм защитников батареи, обстановка там была критической. В 16 часов 40 минут лейтенант И. И. Заика донес: «Противник находится на позиции батареи. Связь кончаю».
И тем не менее батарейцы и артиллерийско-пулеметные дивизионы нанесли серьезный урон передовым частям противника на северном направлении и в значительной мере их ослабили.
И. И. Заике удалось прорваться через кольцо окружения, он вышел к партизанам и сражался в их рядах.
Буквально на ходу было сформировано еще несколько боевых частей морской пехоты за счет личного состава кораблей, частей береговой обороны и военных училищ.
К 2 ноября в составе войск гарнизона уже находились два полка, несколько отдельных батальонов и одна бригада морской пехоты, в которых было 22 300 бойцов и командиров. Кроме того, были введены в бой девять стационарных батарей береговой обороны, авиагруппа в количестве 82 самолетов и 160 зенитных орудий.
А немцы рвались вперед. К вечеру 2 ноября они смогли приблизиться к передовому оборонительному рубежу на участке Заланкой, Дуванкой, Аранчи. Здесь их встретили огнем успевшие занять оборону 3-й полк морской пехоты (командир подполковник В. Н. Затылкин), 8-я бригада морской пехоты (командир полковник В. Л. Вильшанский) и местный стрелковый полк (командир подполковник Н. А. Баранов).
3 ноября противник предпринял наступление на широком фронте. Наиболее сильный натиск был на дуванкойском направлении, где враг пытался прорваться к Севастополю через долину реки Бельбек. Вступившая в тяжелый бой 8-я бригада морской пехоты, не имевшая ни одного орудия, отбила, однако, все атаки, Но на участке [48] 3-го полка гитлеровцам удалось занять деревню Заланной и выйти на дорогу Бахчисарай — Балаклава.
Враг торопился до подхода Приморской армии разгромить малочисленные обороняющиеся части и ворваться в город. Сражение за Севастополь с каждым днем становилось все ожесточеннее. Советским морякам приходилось почти в упор вести огонь по противнику из пулеметов, винтовок, отбиваться ручными гранатами, вступать в рукопашные схватки.
3 ноября Военный совет Черноморского флота обратился к личному составу флота с воззванием. В нем говорилось: «...В этот грозный час еще больше сплотим свои ряды для разгрома врага на подступах к Севастополю. Каждый боец, командир и политработник должен драться с врагом до последней капли крови, до последнего вздоха»{10}.
В тот же день Военный совет телеграфировал Верховному Главнокомандующему и Наркому Военно-Морского Флота: «Приморская армия, отжатая противником на юго-восток, в настоящее время... отходит к Севастополю. Оборону Севастополя осуществляют морские части, которые слабо оснащены оружием и не имеют полевой артиллерии. Для отражения наступления врага введена в действие артиллерия береговой обороны главной базы»{11}.
И все же в ходе этих первых тяжелых боев на дальних подступах к городу наступление передовых частей врага было задержано.
А главные силы 54-го армейского корпуса немцев, ослабленные и измотанные в боях на Ишуньских рубежах, все еще не могли приблизиться к Севастополю. Только 4 ноября к фронту в районе Шули подошли части 50-й пехотной дивизии. Но, встретив здесь упорное сопротивление наших моряков, они не смогли ни продвинуться вперед, к Балаклаве, ни повернуть к Байдарскому ущелью, чтобы вместе с основными силами 30-го армейского корпуса зажать Приморскую армию в этом районе.
Однако этому опасному замыслу врага не суждено было осуществиться. Ввязавшись в бой с нашими моряками, [49] которые действовали очень активно и угрожали ударами по флангам и тылу немецкого соединения, командование 50-й пехотной имело возможность направить в сторону Байдарского ущелья лишь часть сил. Но и они были задержаны на высотах севернее Байдарских ворот подразделениями нашей 40-й кавалерийской дивизии.
Таким образом, небольшие силы морской пехоты и береговая артиллерия облегчила отход Приморской армии и сорвали замысел немецко-фашистского командования — с ходу захватить Севастополь к 1 ноября.
В свою очередь Приморская армия, оттянув на себя преследующий ее 30-й армейский корпус, ослабляла силу ударов немцев на город и этим облегчала борьбу краснофлотцев.
Немецко-фашистское командование, безусловно, допустило крупную оперативную ошибку, разбросав свои силы по всему юго-западному району Крыма в стремлении одновременно решить две крупные задачи — захватить Севастополь и разгромить Приморскую армию.
Теперь оно было вынуждено создавать более сильные группировки и для этого спешно подтягивать главные силы 54-го армейского корпуса.
Советское командование понимало, что если в первые дни боев благодаря исключительному героизму моряков удалось задержать продвижение передовых частей немцев, то теперь отразить удары крупных сил врага будет намного труднее. Требовались срочные меры по укреплению обороны.
В такой обстановке 4 ноября состоялось заседание объединенного Военного совета, на котором присутствовали: от Черноморского флота — командующий вице-адмирал Ф. С. Октябрьский и член Военного совета дивизионный комиссар Н. М. Кулаков; от 51-й армии — командующий генерал-лейтенант П. И. Батов и член Военного совета корпусной комиссар А. С. Николаев и от Приморской армии — командующий генерал-майор И. Е. Петров и член Военного совета бригадный комиссар М. Г. Кузнецов.
Объединенный Военный совет, заседанием которого руководил командующий войсками Крыма вице-адмирал [50] Г. И. Левченко, проанализировал крайне тяжелую обстановку, сложившуюся на полуострове, и определил характер дальнейшей борьбы.
Не следует упускать из виду, что борьба за Севастополь начиналась, когда обстановка на всем советско-германском фронте складывалась неблагополучно для нашей страны. Поэтому решения местного командования флота и сухопутных армий на таком удаленном фронте имели решающее значение.
Директивой командующего войсками Крыма были определены два основных района обороны — на Керченском полуострове и в Севастополе.
Руководство всеми войсками на керченском направлении возлагалось на командующего 51-й армией генерал-лейтенанта П. И. Батова. Ему подчинялась и Керченская военно-морская база.
Для обороны Севастополя создавался Севастопольский оборонительный район (СОР). В состав его включались: вся Приморская армия, береговая оборона и все сухопутные части главной базы Черноморского флота, а также военно-воздушные силы флота, выделяемые для обороны Севастополя по особому указанию.
Командующим Севастопольским оборонительным районом был назначен командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров, начальником штаба — полковник Н. И. Крылов. Назначение на этот ответственный пост генерала Петрова было не случайным. Ведь он уже был известен как один из способных руководителей героической обороны Одессы.
Однако следует отметить, что назначение командующего сухопутной армией руководителем обороны главной морской базы Черноморского флота Севастополя имело и свои минусы. Дело в том, что ему не были подчинены в ходе борьбы за Севастополь Черноморский флот, бомбардировочная авиация флота и морские транспортные средства, обеспечивающие все необходимые перевозки в осажденный город и эвакуацию из города.
Но в тот критический период обороны города, когда судьбу его решали не дни, а буквально часы, Иван Ефимович Петров оказался на месте. Он ясно понимал сложившуюся обстановку, трудности борьбы, осуществлял нужные мероприятия, могущие обеспечить устойчивость, обороны, разработал план немедленного усиления ее за [51] счет прибывающих частей Приморской армии и до деталей продумал вопросы управления войсками.
А противник, подтянув главные силы 132-й и 50-й пехотных дивизий и до 100 танков, повел наступление на центральном участке фронта в направлении Черкез-Кермен, Мекензия, восточная оконечность Северной бухты.
Здесь у нас было слишком мало сил, поэтому враг мог бы при первых же ударах выйти на Мекензиевы горы. В этом случае была бы серьезно нарушена вся система обороны города. Поэтому в 19 часов 5 ноября вице-адмирал Ф. С. Октябрьский в телеграмме И. В. Сталину и Н. Г. Кузнецову доносил, что Севастополь под угрозой захвата, что активно действует авиация противника, оборону держат только моряки и до подхода частей Приморской армии резервы полностью отсутствуют.
Но все же эти части подходили. 4 ноября в район Севастополя прибыли два полка 172-й и 80-й отдельный разведбатальон 25-й стрелковой, 6 ноября — 31-й Пугачевский стрелковый полк Чапаевской дивизии, 265, 51, 52-й артполки и 3-й артиллерийский дивизион 134-го гаубичного артиллерийского полка, а 7 ноября — 7-я бригада морской пехоты. Генерал Петров немедленно ввел в бой 383-й и 514-й стрелковые полки нашей дивизии для обороны высот северо-восточнее Балаклавы и в районе деревни Камары и прикрытия направления Ялта, Севастополь, а 31-й Пугачевский полк подполковника К. М. Мухамедьярова — на слабо прикрытый участок в районе Мекензия. Там же он сосредоточил и 7-ю бригаду морской пехоты.
Таким образом, в наиболее критический момент обороны Севастополя части морской пехоты не были одиноки.
Но в течение 6–7 ноября противник бросил в бой подошедшие резервы и начал наступление одновременно на нескольких направлениях. В результате ожесточенных схваток врагу удалось овладеть станцией Бельбек, селением Черкез-Кермен и выйти в долину Кара-Коба к деревне Верхний Чоргунь.
Меня и комиссара дивизии П. Е. Солонцова вызвал к себе генерал Петров. Мы подготовили командующему армией доклад о состоянии соединения после длительного его отхода от Симферополя. [52]
Тягостным для нас был этот доклад. Ведь к тому времени в дивизии оставалось только около полутора тысяч бойцов, три гаубичных орудия и два танка. Правда, в Севастополь продолжали прибывать новые части, и мы надеялись получить пополнение.
В тот день генерала Петрова трудно было узнать. Он выглядел очень утомленным и каким-то осунувшимся. Все говорило о том, что человек устал до предела. Думается, что он сильно беспокоился и за армию, которая все еще полностью не подошла к Севастополю.
Иван Ефимович, однако, очень сердечно встретил нас, тепло поздравил с 24-й годовщиной Великого Октября и внимательно, с ободряющим пониманием выслушал доклад: ведь он сам знал, в каких жестоких боях довелось участвовать нашим подразделениям, какие трудности пережили мы при отходе.
Во время нашего разговора с командующим к нему то и дело заходили офицеры штаба с докладами об обстановке на различных участках фронта. Слушая их, мы с Солонцовым все глубже начинали понимать характер боевых действий под Севастополем.
В конце беседы генерал Петров дал нам указание встретиться с контр-адмиралом Н. О. Абрамовым, который руководил сектором на ялтинском направлении, ознакомиться с положением дел на этом участке и помочь Абрамову в руководстве частями, так как он не знает тактики ведения сухопутного боя. Одновременно командарм предупредил, что мы должны быть готовыми взять на себя руководство этим сектором обороны.
Когда мы вышли из полутемных комнат убежища, где размещался командный пункт армии, комиссар дивизии Солонцов, встретившийся с Петровым впервые, сказал:
— Умнейший человек и сильная личность. Так сжато и четко изложил суть обороны города.
Мы направились на командный пункт коменданта сектора контр-адмирала Н. О. Абрамова, находившегося в английском редуте «Виктория». Абрамов посетовал на трудности в руководстве войсками: сам, дескать, моряк, штаба нет, а отдельные отряды и полки обороняются на очень широком фронте и мало управляемы. К тому же в распоряжении коменданта совсем нет артиллерии.
Мы тут же пошли на участок, где оборонялся 2-й полк морской пехоты майора Н. Н. Тарана. Он вел бои с передовыми [53] подразделениями 50-й пехотной дивизии немцев, наступавших на Чоргунь. На безымянной высоте у селения Верхний Чоргунь — наблюдательный пункт командира. Небольшого роста, но крепко сложенный, с приятным улыбчивым лицом, майор Таран был одет в смешанную, полуморскую, полупехотную форму одежды. Он пристально смотрел на нас и одновременно по телефону очень громко отдавал распоряжения, сводившиеся в основном к требованиям усилить огонь, бить противника в долине, удерживать высоту, не допустить обходов...
Шел ожесточенный бой. Совсем близко от наблюдательного пункта рвались снаряды и мины. А с нашей стороны огонь почти не велся. Лишь изредка пророкочет короткая пулеметная очередь да сухо хлопнет одиночный выстрел винтовки. Метрах в трехстах от НП мы увидели наступающие цепи гитлеровских автоматчиков.
— Почему не открываете огонь? — спросил я Тарана.
— В нашей батарее нет снарядов, — ответил майор. — А из пулеметов и винтовок надо бить наверняка, с близких расстояний.
— А минометчики? Ведь немцы и так едва ли не в двухстах метрах от ваших позиций.
— Тоже выжидают, когда противник подойдет поближе, ведь и у них боеприпасов совсем мало. Поэтому стреляют только по моему приказу.
А обстановка на поле боя менялась на наших глазах. Все новые и новые группы гитлеровцев наступали на Верхний Чоргунь, отдельные просочившиеся вперед автоматчики уже завязали бой на окраине населенного пункта.
— Связь с минометной ротой есть? — обеспокоенно спросил Солонцов.
— Есть, телефонная, — кивнул майор Таран в сторону телефонистов и тут же приказал связать его с командиром минометной роты.
Глядя на приближающиеся вражеские цепи, Таран явно нервничал. Громким, срывающимся голосом он отдавал распоряжения командирам батальонов Запорожченко и Слезникову, употребляя многократно одну и ту же фразу: «Слепые вы, что ли, черти!»
Вскоре над всем районом Чоргуня и северо-восточными скатами высоты, где мы находились, раздался рокот пулеметных очередей. Строчили отовсюду. [54]
Майор Таран вызвал по телефону кого-то из батальонных командиров:
— Как там у вас?
По крепким фронтовым словечкам, которые бросал изредка в трубку майор, и по его одобрительным «так... хорошо-о-о» можно было понять, что противник прижат к земле и что все наши позиции удерживаются. Закончив разговор, Таран повеселел, оживился:
— Я же докладывал вам, что все будет в порядке! Мои люди не подведут... Ведь я с ними из-под Одессы, — с какой-то особой многозначительностью и гордостью проговорил он.
И не зря. Мы с комиссаром сразу же стали смотреть совершенно по-иному и на полк и на самого Н. Н. Тарана.
А огневой бой полыхал все жарче. Вдруг доклад комбата Слезникова: автоматчики противника обходят Чоргунь. Таран снова занервничал и попросил разрешения направиться в этот батальон.
Мы не возражали, но поскольку не видели на его наблюдательном пункте ни одного офицера штаба, то спросили, кто же и откуда будет управлять остальными силами полка в этот период. Таран, не раздумывая ни мгновения, приказал телефонисту передать начальнику штаба, чтобы тот следил за боем на правом фланге. Покидая НП, командир успел попросить нас сузить участок обороны его полка, передав часть его соседу справа — 514-му полку 172-й дивизии. Мы пообещали об этом доложить коменданту сектора.
А он, пригнувшись, побежал вперед. За ним поспешил матрос с телефоном и катушкой.
Зная, что 514-й полк нашей дивизии наполовину уже был укомплектован и что на него пока никто не наступает, я позвонил коменданту сектора Н. О. Абрамову и предложил сузить ширину участка обороны Тарана.
— Можете отдавать от моего имени любые распоряжения, направленные на укрепление обороны, — ответил контр-адмирал. — Вам виднее...
В этот же день 1-й батальон 514-го стрелкового полка перекрыл Ялтинское шоссе.
В день 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции группа коммунистов и комсомольцев 18-го батальона морской пехоты совершила героический [55] подвиг, один из самых ярких за время обороны Севастополя.
Этот батальон под командованием старшего политрука Е. О. Мельника оборонял высоту севернее селения Дуванкой. На небольшую группу моряков, возглавляемую политруком Н. Д. Фильченковым, двинулось семь танков. Завязалась неравная схватка. Морские пехотинцы не дрогнули. Бутылками с горючей жидкостью они подожгли один за другим три танка. Остальные четыре повернули вспять. Но вскоре на смельчаков ринулось уже пятнадцать танков врага. Связками гранат моряки уничтожили еще четыре танка. Остальные продолжали продвигаться вперед. Пали под свинцовыми струями Иван Красносельский и Василий Цибулько. Теперь в группе осталось только трое: политрук Фильченков и морские пехотинцы Данила Одинцов и Юрий Паршин. Но они не отступили ни на шаг, уничтожили еще три танка, но уже ценой своих жизней: стальная лавина смяла героев-моряков.
Десять танков остались полыхать на крошечном пятачке. У механиков уцелевших гитлеровских машин и автоматчиков, видимо, сдали нервы: они стали поспешно отходить.
Всем пятерым морякам — коммунисту Н. Д. Фильченкову и комсомольцам Ивану Красносельскому, Даниле Одинцову, Юрию Паршину и Василию Цибулько — было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Несмотря на то что в эти дни взломать оборонительные рубежи Севастополя пытались довольно крупные силы врага, прорваться к городу он не мог. Да, немногие защитники уцелели в первых жестоких боях под Севастополем, но своих рубежей не отдали и сорвали приказ Гитлера захватить город к 1 ноября.
Теперь становилось ясным, что гитлеровские полчища не способны ни задержать, ни тем более обескровить отходившие силы Приморской армии. Это сразу же увидела Ставка Верховного Главнокомандования и поэтому своей директивой от 7 ноября 1941 года потребовала: «Севастополь не сдавать ни в коем случае и оборонять его всеми силами»{12}. [56]
9 ноября на севастопольском плацдарме уже были 25-я и 95-я стрелковые дивизии и некоторые подразделения нашей 172-й дивизии.
В последующие дни, пробиваясь по горным тропам и лесам, к нам стали подходить отставшие бойцы, отдельные подразделения.
В Севастополь прибывали закаленные в боях воины. Каждый из них по смелости и мужеству был под стать героям-морякам, ратная слава которых уже гремела по стране. Итак, Севастопольский гарнизон усилился теперь более чем на 30 тысяч бойцов и 350 стволов полевой артиллерии и минометов.
9 ноября 1941 года командующий СОР генерал И. Е. Петров издал приказ о создании секторов. В целях объединения действий всех частей и отрядов и организации надлежащего управления ими, с учетом опыта обороны осажденного города Одессы и первых дней борьбы в Севастополе, создавалось четыре сектора обороны. Был определен состав каждого из них и назначены коменданты секторов из числа командиров дивизий Приморской армии.
Первый сектор прикрывал балаклавское (приморское) направление. В него входили 40-я кавалерийская дивизия полковника Ф. Ф. Кудюрова и 383-й стрелковый полк 172-й стрелковой дивизии. Комендантом сектора был назначен полковник П. Г. Новиков, военкомом — полковой комиссар А. Д. Хацкевич.
Второй сектор прикрывал важное направление Ялта, Севастополь. В составе его были 172-я стрелковая дивизия (без 383-го стрелкового полка), 2-й Черноморский полк морской пехоты (командир майор Н. Н. Таран), 1-й Севастопольский полк (командир полковник П. Ф. Горпищенко), 31-й стрелковый полк 25-й Чапаевской дивизии (командир подполковник К. М. Мухамедьяров), 134-й гаубичный артполк (командир майор И. Ф. Шмельков) и 52-й артиллерийский полк (командир подполковник И. И. Хаханов). Обязанности коменданта были возложены на меня, а военкомом стал комиссар П. Е. Солонцов.
Третий сектор, в который входили 25-я Чапаевская стрелковая дивизия (без 31-го стрелкового полка), 3-й морской, 2-й Перекопский полки и 7-я бригада морской пехоты (командир полковник Е. И. Жидилов, комиссар Н. Е. Ехлаков), прикрывал центрально-восточное направление. [57] Комендантом сектора назначался командир Чапаевской генерал-майор Т. К. Коломиец, военкомом — комиссар этой же дивизии бригадный комиссар А. С. Степанов.
Четвертый сектор прикрывал направление Бахчисарай, Севастополь. Здесь держали оборону 95-я стрелковая дивизия, 8-я бригада морской пехоты (командир полковник В. Л. Вильшанский, позднее — полковник П. Ф. Горпищенко) и местный стрелковый полк. Комендантом сектора стал командир 95-й стрелковой генерал-майор В. Ф. Воробьев, военкомом — полковой комиссар Я. Г. Мельников{13}.
Каждый сектор имел довольно сильную полевую артиллерию и получал мощную огневую поддержку дальнобойных береговых батарей. Такой сектор в оборонительном бою вполне мог противостоять ударной силе двух немецких дивизий.
Мы решили, что в нашем секторе главные бои развернутся за опорный пункт Камары, расположенный несколько южнее Ялтинского шоссе, и за гору Гасфорта, которая господствовала над Чернореченской долиной и Ялтинским шоссе (с севера) и на которой находилось старое кладбище с высокой кирпичной церковью. Сюда во время первой обороны Севастополя (1854–1855 гг.) свозили останки итальянских солдат и офицеров, осаждавших Севастополь в союзе с англичанами, французами и турками.
Теперь все защитники Севастополя называли эту гору высотой с Итальянским кладбищем. Будем так называть ее и мы. Так вот, на оборону селения Камары и высоты мы сосредоточили все наши усилия. Это решение одобрил командарм, и, как показал потом ход боев, оно оказалось правильным.
В условиях осадного положения Севастополя создание оборонительного района, включающего в себя силы армии, береговой обороны, авиации и кораблей флота, представляло собой классический пример самого тесного оперативного и тактического взаимодействия различных родов войск. Это придало качественно новый облик каждому из них и позволило создать в высшей степени эффективную систему сухопутной обороны. При неглубоком (из-за [58] отсутствия сил) оперативном построении общей обороны было создано глубокое расположение артиллерийских средств — до 14–16 километров.
В результате мер, принятых командованием СОР, и помощи Ставки Приморская армия была быстро восстановлена и снова обрела полную силу. На 10 ноября в СОР насчитывалось уже 52 тысячи человек. Большое значение имело то обстоятельство, что тыл главной базы флота имел значительные материальные запасы, в том числе и артиллерийские снаряды.
Теперь был образован сплошной фронт обороны, увеличена ее глубина и улучшено управление войсками, в несколько раз повысилась плотность пулеметного, артиллерийского и минометного огня. Защита города коренным образом изменила свой облик. Критический момент в обороне Севастополя миновал.
Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов писал: «Части Приморской армии и Черноморского флота стали теперь единым целым, дополняя друг друга. Сочетание отваги моряков с умелым и грамотным руководством со стороны армейских товарищей дало знать себя с первого дня прибытия в Севастополь командующего Приморской армией И. Е. Петрова»{14}.
Это понимало и немецко-фашистское командование. В своих мемуарах Манштейн признавал: «Благодаря энергичным мерам советского командования противник сумел остановить продвижение 54-го армейского корпуса на подступах к крепости. В связи с наличием коммуникаций противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54 ак.
В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с ходу»{15}.
И Манштейн продолжал подтягивать сюда из глубины силы для нового наступления.
Директива Ставки Верховного Главнокомандования, требовавшая оборонять Севастополь всеми силами, предусматривала и некоторые организационные мероприятия. [59]
Руководство Севастопольским оборонительным районом с 10 ноября возлагалось на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского, а командарм Приморской, оставаясь в этой должности, одновременно назначался заместителем командующего СОР по сухопутной обороне. Ему теперь были полностью подчинены все части и соединения морской пехоты главной базы флота.
Это назначение генерала И. Е. Петрова вызывалось специфическими условиями борьбы в осажденном городе, где особенно важно было осуществлять постоянное взаимодействие между силами армии и Черноморского флота, береговой обороны и авиации в интересах борьбы на сухопутном театре. И Ф. С. Октябрьский мог в этом положиться на такого крупного военного специалиста, каким был Иван Ефимович Петров.
Основным органом управления войсками на сухопутном театре являлся штаб Приморской армии. Военного совета оборонительного района не создавалось, его функции брал на себя Военный совет Черноморского флота.
Назначение Ф. С. Октябрьского на пост командующего СОР имело много положительных сторон. Прежде всего, он мог использовать в интересах обороны Севастополя всю мощь флота: боевые корабли, авиацию, береговую силу главной базы. Кроме того, в условиях отрыва Севастополя от Большой земли на многие сотни километров Октябрьский имел возможность использовать морской транспорт для доставки в Севастополь войск, материальных средств и вывоза раненых из города. Командующий флотом мог также проводить операции силами флота на Черном море, не допуская ударов противника по Севастополю с моря. И наконец он, являясь ответственным за удержание города, должен был заботиться и заботился о пополнении рядов защитников за счет личного состава флота и из других ресурсов.
Оборонявшие город всегда могли надеяться на помощь флота, и это укрепляло их веру в победу.
Для того чтобы дать более полное представление о боевой обстановке в Крыму, необходимо сказать и о том, какие события в эти дни происходили на керченском направлении, где продолжала действовать 51-я армия в составе шести стрелковых дивизий.
Выше было сказано, что новый командующий этой армией [60] генерал-лейтенант П. И. Батов был вызван в Севастополь командующим войсками Крыма{16}. Руководство армией было возложено на командира 9-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Дашичева. Однако он не имел необходимых средств связи, поэтому управление частями нарушилось. Командиры дивизий действовали с учетом обстановки, которая складывалась на их участках. Стремясь задержать наступление противника, войска сражались за каждый рубеж, за каждую пядь земли. Но, обойденные танками и мотопехотой с флангов, они вынуждены были отходить на восток.
Таким образом, 51-я армия не смогла остановить врага на самом выгодном и уже подготовленном рубеже — Ак-Монайских позициях, преграждающих противнику путь на Керченский полуостров, и части продолжали отходить к Керченскому проливу.
Генерал П. И. Батов вернулся из Севастополя в Керчь только 7 ноября и уже не имел возможности организовать прочную оборону. Вскоре по распоряжению Ставки начался отвод войск на Таманский полуостров.
С этого времени в руках врага оказался весь Крымский полуостров, кроме Севастополя, захватить который Манштейн стремился во что бы то ни стало.
Немецкое командование считало, что главные силы Севастопольского гарнизона сосредоточены на северном и центральном участках, где до этого велось их наступление и куда были направлены прибывшие войска Приморской армии. Значит, оборона на ялтинском направлении, по его мнению, должна быть наиболее слабой. Поэтому основной замысел нового наступления немцев на Севастополь, как нам теперь хорошо известно, заключался в нанесении главного удара на южном участке нашей обороны, вдоль Ялтинского шоссе.
Основной замысел в этом наступлении сводился к тому, чтобы расчленить на части южную половину Севастопольской обороны, окружить и сломить части второго сектора и прорваться непосредственно к Севастополю о юго-востока. На северном и северо-восточном фасах оборонительного [61] района в этот период активных действий немецкое командование не планировало.
Утром 11 ноября после мощной артиллерийской подготовки гитлеровцы перешли в наступление на всем фронте второго сектора и южнее.
В течение всего дня наши части стойко отбивали яростные атаки врага. На балаклавском направлении особое упорство в бою проявила 40-я кавалерийская дивизия, которой командовал герой гражданской войны полковник Филипп Федорович Кудюров. И все же противнику удалось окружить часть сил этой дивизии на высоте 508,1 и овладеть высотами 386,6 и 440,8. К вечеру он захватил деревню Варкутку. А на участке второго сектора все вражеские атаки были успешно отражены. 72-я и 50-я немецкие пехотные дивизии, наступавшие здесь, понесли большие потери.
С целью отвлечения сил врага с ялтинского направления наше командование решило провести частное наступление на северном участке. Нанеся внезапный удар по противнику, части 8-й бригады морской пехоты овладели деревней Эфендикой и рядом высот.
Как и следовало ожидать, командующий немецкой армией, опасаясь дальнейшего развития успеха наших войск на этом направлении, вынужден был перенацелить сюда часть сил 22-й пехотной дивизии, и мы сразу почувствовали заметное ослабление огня на ялтинском направлении.
В этой обстановке части второго сектора перешли в наступление, чтобы улучшить свои позиции. 514-й полк занял высоты 479,4 и 580,7. На левом фланге сектора в долине Кара-Коба 31-й стрелковый полк отбросил противника и своим левым флангом вышел в район севернее высоты 269,0. Противник отошел на 1–2 километра.
Для развития дальнейшего наступления у нас было недостаточно сил, но позиции свои мы серьезно улучшили, и теперь стало надежнее положение на всем правом участке обороны Севастополя. Но это не устранило опасности новых ударов врага и прорыва его к Балаклаве. Поэтому командование армии решило и здесь осуществить наступательные действия, чтобы вернуть высоты и высвободить из окружения часть сил 40-й кавдивизии. Решить эту задачу должны были части первого и второго секторов. [62]
К утру 14 ноября в нашем втором секторе все было готово к наступлению. Однако противник упредил нас мощным артиллерийско-минометным огнем и ударами авиации. Через 25–30 минут на наши полки двинулась вражеская пехота, поддерживаемая танками.
Особенно жаркий бой разгорелся за селение Камары. Мы с комиссаром в это время находились на наблюдательном пункте 514-го полка — на восточной окраине этого селения. Вдруг послышалось мощное русское «ура!». Это 2-й батальон, где в это время был комиссар полка Осман Асанович Караев, перешел в контратаку. Противник стал откатываться назад. А слева, поддерживая соседа, в атаку поднялся 1-й батальон майора Ширкалина. 514-му полку подполковника И. Ф. Устинова было приказано наступать при поддержке всей артиллерии сектора на высоту 440,8. Он быстро овладел высотой 440,8, а его правый сосед — 383-й полк под командованием подполковника П. Д. Ерофеева — вышел на высоту 386,6.
Когда они подходили к этим высотам, с тыла на немцев перешел в атаку полк 40-й кавалерийской дивизии, находившийся в окружении. Враг был разгромлен, и конники соединились со своими частями.
С утра 15 ноября четыре пехотные дивизии немцев (72, 50, 132 и 22-я) и 118-й мотоотряд с танками возобновили наступление. Наиболее сильные удары авиации, артиллерийско-минометного огня гитлеровцы обрушили на ялтинском направлении. Они, конечно, имели большое превосходство в силе, и, хотя части первого сектора сопротивлялись очень стойко и мужественно, противнику вновь удалось их потеснить, занять высоты 440,8 и 386,6 и приблизиться непосредственно к высоте 212,1 у Балаклавы.
Теперь гитлеровцы стремились развить наступление и вдоль Ялтинского шоссе. Здесь они сосредоточили усилия для удара на Камары и высоту с Итальянским кладбищем.
Наше командование понимало, что Камары и высоты севернее и южнее этого селения серьезно мешали наступлению немцев. Ведь только с захватом их они могли бросить в бой танки и крупные резервы вдоль Ялтинского шоссе на Севастополь. Поэтому за удержание высот развернулись кровопролитные бои. Вражеские лавины одна за другой накатывались на наши позиции, но, встретив [63] упорное сопротивление советских воинов, отходили с большими потерями и тут же снова остервенело бросались в очередную атаку.
Однако 514-й и 31-й стрелковые полки в 2-й полк морской пехоты, поддержанные огнем артиллерии всего сектора, не дрогнули, устояли и отразили все попытки врага взломать нашу оборону.
В тот день только 514-й полк потерял до 400 человек. Положение на этом участке сектора очень тревожило командарма. Генерал И. Е. Петров вскоре прибыл на наблюдательный пункт нашего сектора. Выслушав мой доклад, он спросил, кто здесь командует батальоном. Сразу было видно, что и местность, и расположение подразделений в обороне Иван Ефимович знает на память. Мы заметили, что его штабной офицер записывает все фамилии, которые мы называем.
Командарм особенно долго смотрел на высоты с Итальянским кладбищем, 440,8 и деревню Камары, а потом сказал:
— Высоты надо взять любой ценой. Противник несет большие потери, и надо продолжать бить его всюду днем и ночью. Главное — уметь правильно и вовремя использовать артиллерию. У вас в секторе она сильная...
Он тут же стал расспрашивать начальника артиллерии сектора майора А. В. Золотова, куда ведет огонь артиллерия и кого она бьет. Мы понимали, что работой наших артиллеристов командарм остался доволен.
Генерал Петров распрощался с нами, и его газик стремительно помчался в Севастополь. Командарм любил быструю езду и не изменял своей привычке даже на горных дорогах.
...В нашем секторе продолжались жаркие схватки. У Ялтинского шоссе севернее деревни Камары танки противника вклинились в расположение 1-го батальона 514-го полка, которым командовал майор Ширкалин, а по лощине просочилась группа автоматчиков и окружила наблюдательный пункт командира 2-го батальона, на котором находилось восемь человек.
Они заняли круговую оборону и вступили в бой. Кольцо немцев все уже сжималось вокруг них. В этот момент начальник штаба батальона старший лейтенант Е. М. Рященко [64] собрал небольшую группу бойцов и поднял их в атаку. Связисты и разведчики артиллерийского дивизиона под командованием лейтенанта Метелкина поддержали стремительно рвавшуюся вперед группу. Одновременно открыла огонь и восьмерка окруженных защитников НП. Среди гитлеровцев возникла паника. За полчаса жаркой схватки вклинившееся в оборону подразделение вражеских автоматчиков было уничтожено. 55 фашистов было убито, 13 солдат и одного офицера взяли в плен.
Но в целом к исходу дня обстановка на южном направлении оставалась тяжелой. Поэтому утром генерал И. Е. Петров вызвал к себе командование второго сектора.
— Положение у Балаклавы достигло критического напряжения, — сказал он. — Нам надо захватить высоты, являющиеся ключевыми пунктами направления. В этом случае вся группировка противника, действующая в районе высоты у Балаклавы, окажется в ловушке. Одновременно мы укрепим оборону на всем южном участке. Но для этого надо нанести удар по флангу противника со стороны вашего сектора.
Для решения этой задачи командарм передал в наше распоряжение местный стрелковый полк.
В боевом распоряжении армии говорилось: «Силами 514-го (командир подполковник Устинов) и местного стрелкового полка (командир подполковник Баранов) в ночь на 20 ноября провести атаку и овладеть высотой 440,8, чтобы существенно улучшить положение обороняющихся в первом секторе. Проведение этой операции возлагается на полковника Ласкина. А коменданту первого сектора полковнику Новикову в эту же ночь очистить от противника высоту 212,1 и осуществить захват высоты 386,6»{17}.
Для лучшего управления полками в ночном бою я я начарт Золотов перебрались на наблюдательный пункт командира 514-го полка. Атаковать сильного противника, укрепившегося на высоте, да к тому же ночью, — весьма сложное дело. Нужна была тщательная подготовка атаки. Но обстановка требовала наступать теперь же.
Когда подразделения полка Н. А. Баранова стали взбираться на высоту, враг обнаружил их и тут же обрушил [65] на них мощный огонь. Атака на этом участке захлебнулась. Зато ее блестяще провел 514-й полк подполковника И. Ф. Устинова. Он внезапно ударил по противнику, в ближнем бою уничтожил свыше двух рот гитлеровцев, овладел высотой 440,8 и захватил окопы в восточной части Камар. А в первом секторе наши части полностью овладели высотой 212,1. Об успешных действиях 514-го полка и о неудаче полка Баранова я ранним утром по телефону доложил командарму.
Примерно через час-полтора генерал Петров приехал к нам на НП. Откровенно говоря, мы ожидали серьезного разноса. Но этого не произошло.
— Мы слишком поздно передали полк Баранова в ваше распоряжение, — заключил командующий и этим как бы взял часть вины на себя.
Правда, это меня мало утешило, были ведь все-таки наши недоработки, обусловившие неудачу. Мне надо было своевременно попросить командарма перенести ночную атаку на сутки позже, чтобы более тщательно подготовить людей для успешного решения задачи.
А о действиях 514-го полка и о его командире генерал Петров отозвался весьма похвально. И. Ф. Устинова ценили и уважали не только в дивизии, но и в армии. Полк под его командованием и на Ишуне, и этими жаркими днями в Севастополе не уступил врагу ни одного рубежа. В чем же выражалось умение Устинова? Коротко я бы сказал так: он и перед боем и в ходе его всегда искал, находил противника и лучшие способы борьбы с ним. Мне не раз приходилось заслушивать его решения на организацию боя. Доклад Устинова был несколько необычным, выглядел как бы рассуждением вслух. Так, при оценке противника он не просто фиксировал, какие силы будут наступать на полк, а убедительно доказывал, где вероятнее всего сосредоточит усилия враг. Умело используя данные разведки, командир полка почти никогда не ошибался в своих выводах.
Однажды мы с Солонцовым пришли на НП Устинова. Из окопчика не просматривался левый фланг полка, и Устинов перешел в хату, в которой уже не было ни окон, ни дверей. Авиация начала бомбить Камары. Прибежал начальник инженерной службы полка Литвиненко и посоветовал нам укрыться в окопе, который находился метрах в сорока от хаты. [66]
— Весь полк знает, что во время бомбежки ня ходить, ни бегать нельзя, — спокойно заметил Устинов. — Оставайтесь лучше с нами...
Бомбежка продолжалась минут шесть-семь. Хату основательно трясло. Наконец раздался особенно сильный, видимо, совсем ближний взрыв, и потолок рухнул. Мы оказались заваленными досками, глиной, саманной крошкой. Кое-как выкарабкавшись из-под обломков, мы стали стряхивать с себя мусор. А Устинов стоял у печки, сосредоточенно рассматривая обрывок карты.
— Всю порвало, — огорченно сказал он и неожиданно весело добавил: — Но кусок, где показан противник, остался в моих руках. Значит, будем гадов держать в руках и бить будем!
...В тот день немцы сами перешли в наступление, и на отдельных направлениях им удалось потеснить наши части, в частности, снова захватить высоту 440,8.
Командующий армией И. Е. Петров считал, что в предыдущих боях противник ослаблен, и поэтому приказал провести 21 ноября новое наступление, чтобы отвоевать оставленные высоты и улучшить наши позиции.
Но вечером 20 ноября командир полка Устинов доложил, что на передовой линии немцы начали окапываться. Значит, враг на этом участке понес большие потери в резервов у него здесь нет.
Откладывать атаку — значит дать гитлеровцам врыться в землю, закрепиться и создать более прочную оборону. Медлить было нельзя. Поэтому мы решили силами 514-го полка внезапной ночной атакой уничтожить противника и полностью овладеть восточной частью деревни Камары. Об этом мы доложили командарму. Генерал Петров приказал действовать.
Контратака принесла успех. Фашисты были застигнуты врасплох. Они, видимо, даже не допускали мысли, что после такого утомительного дня мы решимся на ночной бой. 514-й полк освободил Камары, захватил много пленных.
В это время стали поступать данные о сосредоточении новых сил противника перед другими участками сектора обороны. Мы насторожились.
С утра 21 ноября после артиллерийской подготовки противник снова перешел в наступление на обоих флангах нашего сектора. Особо сильные бои завязались в районе [67] высоты 440,8 и за Камары. Гитлеровцам удалось снова захватить высоту и вклиниться в оборону 514-го полка у деревни. Мы сосредоточили артиллерийский огонь сектора по противнику в районе Камар. Враг нес большие потери. И в этот момент командир 514-го полка И. Ф. Устинов поднял полк в контратаку{18}.
К вечеру обстановка резко осложнилась: фашистские подразделения почти полностью заняли Камары, приблизились к наблюдательному пункту полка и стали окружать его. Никакого резерва в полку не осталось. Комиссар полка О. А. Караев собрал всех, кто находился в районе наблюдательного пункта, и сам повел их в контратаку. Завязался жестокий и неравный бой. Гитлеровцы, несмотря на потери, упорно рвались к штабу. Таяли ряды его защитников. Тогда на помощь небольшой группе наших бойцов пришли подразделения 2-го батальона. Враг был разгромлен, и Камары снова перешли в наши руки. Более сотни гитлеровцев было уничтожено на улицах деревни, около 20 взято в плен.
Штаб Приморской армии о результатах боя 21 ноября скупо доносил, что контратакой подразделения 514-го стрелкового полка овладели деревней Камары. Руководил контратакой комиссар полка Караев.
После многократных неудавшихся атак на ялтинском направлении противник стал метаться с одного фланга на другой, стремясь все же прорваться к городу. Однако все его попытки разбивались о мужество и стойкость советских воинов.
Захваченный в плен немецкий ефрейтор показал: «В 72-й пехотной дивизии в первой линии находятся все три полка и все понесли очень большие потери от артиллерийского огня и контратак русских. В ротах осталось не более как по 30 солдат. Поэтому на нашем участке были введены в бой два саперных батальона». Наступательные возможности немцев, как видим, были исчерпаны.
За последние две недели наступления гитлеровцы смогли продвинуться в первом секторе на глубину до 3–4 километров, а во втором — только на отдельных участках до 1–1,5 километра. Понеся большие потери [68] и убедившись, что рубежи обороны Севастополя прочно удерживаются, враг вынужден был атаки временно прекратить.
Удержанием деревни Камары и высоты с Итальянским кладбищем мы не позволили врагу вырваться на Сапун-гору и этим в известной мере предотвратили угрозу всей обороне Севастополя.
Войска СОР в течение ноябрьских боев выполнили очень важную задачу — отстояли Севастополь и нанесли противнику большой урон.
Наша радость от первой победы под Севастополем омрачалась тем, что войска 51-й армии оставили Керчь и эвакуировались на Таманский полуостров. Мы понимали, что теперь противник имеет полную возможность перебросить к Севастополю дополнительные войска и вновь штурмовать город более крупными силами.
Оценивая общую обстановку на фронтах, мы теперь, на мой взгляд, впервые более четко стали представлять главный смысл нашей борьбы за Севастополь. Задача состояла не только в том, чтобы просто удержать город и главную военно-морскую базу Черноморского флота, но и в том, чтобы притянуть на себя как можно больше вражеских сил и техники и этим ослабить удар немцев в сторону Ростова. Собственно оборона Севастополя приобретала крупное стратегическое значение.
Используя временное затишье, войска приступили к укреплению своих позиций.
...В нашей дивизии вместе с пехотинцами были и моряки с боевых кораблей. Моряки и пехотинцы как бы дополняли друг друга. Первые гордились и даже бравировали традиционной смелостью и лихостью, вторые — военной смекалкой в сухопутном бою. Но и в мужестве они не уступали флотским.
Вообще следует сказать, что моряки умели поддерживать на высоте честь и традиции флота. Они ходили в бушлатах нараспашку, чтобы видны были полосатые тельняшки, в бескозырках набекрень, часто — с повязанными на груди крест-накрест пулеметными лентами и с сумками-гранат на поясе. Вид их был действительно бравый и очень воинственный. И главное, сражались моряки отлично. Мы это видели сами и знали, кроме того, что в боях под Одессой флотские «братушки» проявили исключительное бесстрашие и стойкость. [69]
В те дни от моряков я услышал немало своеобразных афоризмов.
— Моряк самим морем научен ничего не страшиться и ни перед чем не отступать. А уж на земле — тем более, — без хвастовства и рисовки, бывало, говорил какой-либо боец в черном бушлате.
Над ним тут же начинал подтрунивать кто-нибудь из пехотинцев:
— Ну, братишки, и доплавались. Прямо с корабля пришли на сухопутный бал. На земле оно как-то надежнее. Она самая крепкая точка опоры. Держись за нее. Тверже стоишь — легче драться.
— Окопы лопатой копать — не водны веслами раздвигать, — подхватывал другой. — Давайте, братцы, зарывайтесь поглубже в землю.
Все это, конечно, были безобидные, доброжелательный шутки. Самое главное, что и моряки и пехотинцы были прочно связаны боевой дружбой, единым стремлением громить фашистов, не пропустить врага в Севастополь.