Острова
На оперативной карте, которая всегда была у меня под рукой и на которой я отмечал продвижение наших войск по Карельскому перешейку, взгляд мой все чаще останавливался на островах Бьёркского архипелага{14}. Близко примыкающие к материку, укрепленные в инженерном отношении, оснащенные артиллерией, они прикрывали правый фланг войск противника. Теперь, с перемещением линии фронта, эти острова осложняли положение наших наступающих армий, угрожали их левому флангу.
Разведывательные данные говорили, что гарнизон островов насчитывает до 3 тысяч солдат и офицеров и что в последние дни он усиливается за счет переброски отступающих с фронта остатков кавалерийской дивизии и частей береговой артиллерии финнов, оборонявших побережье в районе Сейвясте, Койвисто.
Сильнее других выглядит остров Бьёркё. На нем находятся две трехорудийные батареи калибром 254 и 152 миллиметра и несколько батарей меньшей мощности. Противодесантная оборона его состоит из большого количества дзотов, прикрытых проволочными заграждениями, и других оборонительных сооружений.
Необходимо брать острова, чтобы лишить устойчивости правый фланг войск противника и создать благоприятные условия для действий левого фланга советских войск.
По решению Военного совета Ленинградского фронта эта задача возлагалась на флот. Ее непосредственное выполнение было поручено командующему Кронштадтским морским оборонительным районом вице-адмирал Ю. Ф. Раллю, в оперативное подчинение которого передавались 260-я отдельная бригада морской нехоты и бригада шхерных кораблей. Для поддержки высадки десантов и их действий на берегу привлекалась авиация и артиллерия флота. Общее руководство [200] боевыми действиями по овладению островами командующий флотом оставил за собой.
Через два дня после постановки задачи адмирал В. Ф. Трибуц заслушивал решение вице-адмирала Ю. Ф. Ралля. При докладе вместе с другими начальниками довелось присутствовать и мне.
Замысел операции предусматривал высадку разведывательного десанта на северном острове архипелага Пийсари, создание там плацдарма. В дальнейшем намечалось перебросить туда подкрепления, развить успех, переправить десант на другие острова. Мотивировалось такое решение тем, что, по имевшимся данным, Пийсари, особенно его восточное побережье, укреплен слабо, да и для противника высадка десанта оказалась бы неожиданной. Основная трудность — подходы к острову. Нужно форсировать пролив Бьёркёзунд, который на всем его протяжении простреливался орудийным, а в узких местах и пулеметным огнем. Но здесь предусматривался маневр, рассчитанный на обман противника.
После короткого обсуждения и уточнения отдельных деталей командующий флотом решение командующего КМОР утвердил.
К тому времени часть наших сил уже начала подготовку к операции. Прежде всего к этому приступили минеры. Уже 12 июня на подходах к проливу Бьёркёзунд работали наши катера-тральщики. Чуть позднее к тралению приступили тихоходные и магнитные тральщики 1-й бригады траления. Было обнаружено плотное минное заграждение, перекрывавшее всю ширину пролива. Эшелонированное по глубине, оно состояло из различных видов мин, в том числе мин-ловушек. Проделать проходы в таком заграждении оказалось не так-то просто.
Противник всячески пытался сорвать тральные работы. По тральщикам вели огонь батареи, налетала авиация. Минерам помогали катера-дымзавесчики, с воздуха прикрывали истребители. Порой удары противника были неожиданными и сильными. 16 июня, воспользовавшись временным отсутствием воздушного прикрытия участка траления, враг бросил сюда восемнадцать Ю-88. Несколько катеров-тральщиков получили повреждения.
Несмотря на опасности, грозившие с воздуха, с берега, из-под воды, минеры свою задачу выполнили. В минном поле были пробиты достаточно надежные проходы. После этого мы начали сосредоточивать неподалеку, в бухте Олалахти (залив Ермиловский), десантные силы и средства. [201]
Поздно вечером 18 июня командующий флотом на катере пошел в Батарейную бухту. Я сопровождал его. В Батарейной мы наблюдали за выходом в Олалахти десантников. Бригада морской пехоты разместилась на 30 десантных тендерах, которые следовали в охранении катеров-охотников. Ночью отряд благополучно дошел до места назначения. Вернувшись в Кронштадт, я просмотрел свежие фронтовые сводки. Соединения правого фланга 21-й армии вели упорные бои на третьей оборонительной полосе противника, а войска левого фланга тем временем овладели городом Койвисто. 23-я армия также вышла к третьей полосе обороны и нацелилась на Выборг. Надо было спешить с десантом.
Как мы ни маскировали сосредоточение десантных сил в бухте Олалахти, противник обнаружил их. Днем 20 июня на корабли и катера налетели 12 «юнкерсов». И хотя ни одному из наших кораблей налет вреда не причинил, командующего флотом он встревожил. Последовало указание вице-адмиралу Ю. Ф. Раллю форсировать события.
В следующую же ночь, то есть в ночь на 21 июня, небольшой отряд в составе морского бронекатера, трех десантных тендеров и двух катеров-дымзавесчиков под командованием капитана 3 ранга П. Ф. Мазепина приступил к выполнению задачи. Но тут пора рассказать о том маневре, который предусматривался нами в расчете на обман противника. Вначале специально снаряженный отряд катеров с некоторым шумом под прикрытием дымзавес вышел в южном направлении из рядом расположенной бухты Хумалиоки. Через час после этого тихо снялся со своего места десантный отряд Мазепина. Первое время он прятался в дымах, поставленных катерами, а затем, при повороте на север, десант скрыла дополнительно протянутая плотная дымовая полоса.
Нам, видимо, удалось первоначальным маневром отвлечь внимание противника. Отряд капитана 3 ранга Мазепина благополучно форсировал узкую часть пролива Бьёркёзунд, и на рассвете группа морских пехотинцев зацепилась за плацдарм на острове Пийсари.
О дальнейшем мне рассказал, спустя несколько дней, командир бригады морской пехоты генерал-майор И. Н. Кузьмичев.
...Противник оказал нам огневое сопротивление. Но морские пехотинцы, поддержанные стрельбой с катеров, действовали решительно. Вскоре они окопались на пятачке земли длиной четыреста и шириной до трехсот метров. Противник, получив подкрепления, пытался сбросить десантников в море, но те держались крепко. [202]
Теперь важно было развить успех. Новые подразделения морской пехоты решено было перебрасывать да остров со стороны Карельского перешейка, поскольку берег его напротив Пийсари находился уже в наших руках. К месту переправы подошла на автомашинах рота морской пехоты. Ее тут же посадили на тендера и перебросили на остров. Плацдарм был несколько расширен, и положение на нем закрепилось.
У противника была возможность проникнуть в пролив между островом и материком с северного направления. И он этим воспользовался. Во второй половине дня 21 июня сюда на большой скорости вошли две его десантно-артиллерийские баржи, два десантных парома и два бронекатера, прикрываемые дымзавесами с трех торпедных катеров. В тоже время к месту переправы подошел на автомашинах наш стрелковый батальон с двумя 45-миллиметровыми пушками. Эти пушки, а также 85-миллиметровое орудие находящегося у острова морского бронекатера и 45-миллиметровая пушка высаженной на Пийсари роты открыли беглый огонь по вражеским кораблям.
Сорок минут та и другая сторона обменивались выстрелами, не имевшими серьезных последствий. Противник, однако, повернул назад. Вскоре он появился снова, и перестрелка возобновилась. Но теперь с нашей стороны в ней участвовали дополнительно пушки других десантных подразделений, подошедших для переправы на остров, а также прибывшая сюда же 85-миллиметровая зенитная батарея. Это была уже немалая огневая сила. Снаряды стали рваться на вражеских кораблях, и те отошли в Выборгский залив. Там они попали под удар наших самолетов и в тот день вовсе отказались от попыток противодействовать десантникам...
Наши силы в районе Пийсари нарастали. На следующее утро на остров прорвались два бронекатера, восемь десантных тендеров и восемь катеров-дымзавесчиков. На нем теперь находились два стрелковых батальона, пулеметная рота и две батареи истребительно-противотанкового дивизиона, а также штаб 260-й отдельной бригады морской пехоты, возглавляемый полковником Л. В. Добротиным. Началось наступление на остальные острова.
Враг сопротивлялся без особого упорства. Видимо, мы правильно рассчитали, нацелив свой удар на самое уязвимое место в системе обороны архипелага. Противник потерял уверенность в своих действиях и начал покидать острова, эвакуируя их гарнизоны морем. Дело тут опять не обошлось [203] для него без потерь: наши самолеты и катера нападали на конвои, топили корабли и суда.
Когда судьба островов Бьёркского архипелага была решена, мы, глядя на карту боевых действий, обращали взоры на район Выборгского залива. Сухопутный фронт шагал широко и последовательно. Оборонительные линии врага трещали по всем швам, был освобожден Выборг. А левый фланг армии опять оставался под угрозой. И опять нависали над ним острова — еще более многочисленные, с довольно сильными гарнизонами. Мы не могли пока с моря подобраться к Выборгу: на подходах к нему глубоко вдавшийся в сушу залив оставался под контролем противника.
В один из тех дней начальник штаба флота и я были вызваны на ФКП. Адмирал В. Ф. Трибуц, раздвинув шторки на стене у большой карты Финского залива, что-то внимательно на ней рассматривал. Обернувшись к контр-адмиралу А. Н. Петрову, он сказал:
— Я все думал, Анатолий Николаевич, о вашем предложении относительно Нервы. Действительно, хорошо бы снова обосноваться там. По данным разведки, островок ничейный, а на нем можно было бы оборудовать наблюдательный пункт.
Нерва — небольшая точка на крупномасштабной карте. Когда-то тут стоял маяк. Он был разрушен еще осенью 1941 года. Местоположение островка весьма выгодное — отсюда можно просматривать финские шхеры и подходы к Выборгскому заливу. Нетрудно было догадаться, что у Трибуца с Петровым недавно был разговор об этом островке.
Итак, Нерву решено занять. Тут же мне было поручено подготовить соответствующее приказание командиру Островной военно-морской базы контр-адмиралу Г. В. Жукову.
В ночь на 20 июня от Лавенсари пошла к Нерве на катерах усиленная рота морской пехоты. Десант прикрывали три отряда торпедных катеров под командованием Героя Советского Союза капитана 2 ранга С. А. Осипова и отряд в составе четырех морских бронекатеров и десяти малых охотников во главе с капитаном 1 ранга Е. В. Гуськовым, который занимал теперь мою прежнюю должность командира ОВРа.
Вначале все отряды шли спокойно. Незадолго до полуночи отряд Гуськова, двигавшийся восточнее катеров с десантом, обнаружил силуэты двух кораблей, похожих на миноносцы. Был дан сигнал — идти полным ходом на сближение с ними.
Но полный ход малых охотников и бронекатеров — не [204] одно и то же. Первые сильно вырвались вперед. Фашисты, видимо приняв их за торпедные катера, сразу повернули на обратный курс и открыли сильный огонь. Один снаряд разорвался у борта флагманского МО. Осколки порвали парусиновые обвесы на мостике, в нескольких местах пробили рубку. Острым куском металла тяжело ранило стоявшего рядом с Гуськовым на мостике командира истребительного отряда, ОВРа капитана 2 ранга Капралова.
Теперь катерники хорошо видели вражеские корабли. Это были миноносцы типа «Т», имеющие водоизмещение 600 тонн и скорость хода 36 узлов. На вооружении каждого из них одно 105-миллиметровое орудие и два 37-миллиметровых автомата. Малым охотникам неразумно было вести с ними артиллерийский бой, а бронекатера отстали. Тут, видимо, капитан 1 ранга Гуськов понял свою ошибку: не следовало очертя голову бросаться на миноносцы, оставив позади свои корабли, способные вести бой с таким противником. Но было уже поздно что-либо исправлять. Командир ОВРа вывел малые охотники из боя и по радиофону вызвал в атаку на миноносцы торпедные катера.
Здесь в свою очередь ошибается капитан 2 ранга Осипов. Вместо того чтобы навалиться на противника всеми катерами с разных сторон, он отряжает в атаку только один отряд. Но ничего не получилось. Потом ошибка повторяется: атакует в одиночку второй отряд.
Миноносцы на какое-то время скрываются в шхерах, но через час снова идут к Нерве. Ночь светлая, сосредоточения наших кораблей у острова не скроешь, и враг, догадываясь о десанте, старается помешать ему. Но теперь Осипов поступает правильно, бросая в атаку все торпедные катера, у которых остались на борту торпеды. И все выглядит иначе. Один миноносец, пораженный двумя торпедами, мгновенно тонет, второй, даже не пытаясь помочь гибнущему экипажу, полным ходом бежит в шхеры. Наши катерники поднимают из воды нескольких немецких моряков.
Тем временем рота морских пехотинцев высаживается на Нерве. Бойцы начинают обживать территорию островка, устанавливают здесь 45-миллиметровые орудия и пулеметы, оборудуют наблюдательный пункт, сооружают подобие радиорубки. Флот получил новый опорный пункт на важном операционном направлении. За него потом нам придется еще вести бой с противником, которому не понравится наше присутствие на островке. И мы его отстоим.
Но это потом, а сейчас можно было бы поздравить победителей. Они, однако, получили отеческое внушение от [205] командующего флотом. Досталось и Гуськову, и Осипову за непродуманные действия при встрече с вражескими миноносцами. И адмирала можно понять: воюем давно, воевать умеем, и потому ошибки такого рода никак прощать нельзя.
Дня через три после «операции у Нервы» я собрался поехать в Кронштадтский морской госпиталь, чтобы проведать раненого капитана 2 ранга М. В. Капралова. Узнав о моем намерении, адмирал В. Ф. Трибуц, всегда симпатизировавший этому отважному командиру, предложил мне вручить Капралову орден Ушакова 2-й степени, которым он был недавно награжден. Я, конечно, с удовольствием воспринял это приятное поручение.
Михаил Васильевич Капралов был в числе моих близких боевых друзей. Мы были знакомы с ним около десятка лет. Хорошо вижу его широкую, располагающую к себе улыбку, хитринку, затаившуюся в глазах. Он был приверженцем службы на малых кораблях — может быть, оттого, что любил скорость, лихой маневр, любил чувствовать вкус соленых брызг на губах. Поднимаясь в должности от командира катера до командира истребительного отряда, воевал смело, расчетливо, не теряя головы в самых запутанных ситуациях. Его любили подчиненные, и было у него много друзей. Жаль, что на какое-то время он выбыл из строя.
На госпитальной койке Михаил лежал побледневший, осунувшийся: перенес нестерпимую боль, потерял немало крови. Но все же я опять увидел его знакомую улыбку, когда вручал орден и поздравлял от имени Военного совета флота, добавляя к этому собственные поздравления и пожелания скорее вернуться в боевой строй{15}.
Из госпиталя спешу в штаб. Здесь ждут свежие сводки с Карельского перешейка. Дела там идут неплохо. Армия развивает наступление по направлению к Сайменскому каналу. Но, вероятно, она могла двигаться быстрее, если бы не оглядывалась на Выборгский залив. Флоту надо поторапливаться.
Частей морской пехоты у нас явно недостаточно, чтобы овладеть островами на подходах к Выборгу. Флоту предстоит взаимодействовать с 59-й армией, расположенной на левом крыле Ленинградского фронта. Надо перебросить ее на Карельский перешеек. Люди со стрелковым вооружением и легкой артиллерией пойдут морем, тяжелая боевая техника двинется по суше через Ленинград. [206]
Перевозку армии через залив должна обеспечить Лужская военно-морская база — своими силами и приданными ей кораблями и судами. Мне поручено проверить ее готовность. Срочно выезжаю в Усть-Лугу.
Путь неблизкий, не менее сотни километров по южному побережью Финского залива. На шоссе во многих местах — следы недавних боев, сожженные дома, разбитая боевая техника. Ближе к Усть-Луге мы не раз обгоняли воинские части, следовавшие по направлению к базе. Это были части 59-й армии, готовящиеся к переправе через залив.
Вслед за одной из частей мы въехали в небольшой поселок и вместе с воинской колонной остановились на площади. Шофер, взяв ведро, побежал за водой для радиатора. Я тоже вышел из машины размять затекшие ноги.
На площади стояла небольшая деревянная трибуна: видимо, когда-то здесь проводились местные общественные мероприятия. Из солдатских рядов к трибуне вышел высокий стройный офицер. Знаков различия на его полевых погонах не было видно, так как оба плеча закрывали пулеметные ленты, перекрещивающиеся на груди. Автомат, противогаз, командирская планшетка естественно дополняли его экипировку.
Офицер постоял на трибуне, глядя на солдат, и громко скомандовал:
— Садитесь и слушайте, говорить буду!
Солдаты придвинулись поближе, расселись на траве. И он начал речь — убедительную, страстную, берущую за душу. Я помню ее до сих пор.
Вначале офрицер говорил о том, что наша Родина не раз подвергалась нашествию коварных и злых врагов, стремившихся поработить русский народ. Упомянул он и тевтонских рыцарей, и шведов, и полчища Наполеона, и многочисленных интервентов в годы гражданской войны, которые жгли, грабили, убивали.
— А чем все это кончалось? — спрашивал офицер и сам же отвечал: — Блестящими победами нашего оружия! Вот и теперь мы говорим: «Не выйдет у фашистов с их затеей уничтожить социалистическое государство!»
Офицер подчеркнул, что Красная Армия добилась коренного перелома в ходе войны и теперь непрерывно наступает на огромном фронте.
— Боевые друзья мои! — продолжал он. — Мы получили новую боевую задачу. Нам предстоит на кораблях пересечь Финский залив и помочь своим товарищам добить вражеские войска на Карельском перешейке. Мы пойдем вперед [207] и не будем знать страха. Мы выполним свой воинский долг, как выполняли его наши деды, и отцы, и братья. Будем достойны их, покажем, что мы умеем биться с врагом по-геройски!
Бойцы поднялись, дружно прокричали «ура». Сходившего с трибуны оратора они подхватили на руки и качнули раз, другой. Всех охватил боевой порыв. Я понял, что люди готовы пойти с этим офицером в огонь и воду. Жаль, что не узнал я тогда его имени и не могу сейчас сказать, жив он или сложил в боях свою голову.
Через час мы уже были в Усть-Луге. Проверка показала, что в базе все готово к приему войск, до мельчайших подробностей продумана организация перехода морем кораблей и судов. При мне началась посадка на них первых частей. Убедившись, что и она идет нормально, я выехал в обратный путь.
Лужская база хорошо справилась с перевозками. В первых числах июля 59-я армия целиком была переброшена на Карельский перешеек и сосредоточена там в районах, удобных для прыжка на острова.
Мы в штабе флота тщательно проанализировали данные разведки по Выборгскому заливу, оценили противодесантную оборону, гидрографию, топографию островов, отметили десантно-доступные участки. Имелись у нас и варианты действий, подкрепленные тактическими расчетами и предложениями по вопросам управления силами и разными видами боевого обеспечения.
Штаб предполагал в первую очередь занять остров Тейкарсаари (Игривый), занимавший ключевую позицию в заливе. Командующий флотом с таким решением согласился. Одобрил его и командующий фронтом. И тогда пошли соответствующие директивы исполнителям — в 59-ю армию, в Кронштадтский морской оборонительный район. Был определен и состав десанта — стрелковый батальон, который пойдет к острову на тендерах. В первом броске — морские пехотинцы, они высаживаются с катеров типа КМ. Для обеспечения высадки выделен отряд кораблей, в состав которого вошли морские бронекатера, бронированные катера-охотники, дымзавесчики и катера-тральщики, Командиром высадки назначили капитана 1 ранга Н. Э. Фельдмана, недавно вступившего в командование бригадой шхерных кораблей.
Ранним утром 30 июня по приказанию начальника штаба флота я выехал из Кронштадта в Койвисто, где были сосредоточены десант и корабли. [208]
Ехал кружным путем. Сначала катером добрался до Ораниенбаума, пересел там в машину, направился в Ленинград, в штаб фронта (собственно, из-за этого и делал крюк), а потом уже по Приморскому шоссе махнул на Карельский перешеек.
Очень скоро шоссе начинает петлять у береговой линии, которая еще недавно была в руках противника. Места красивые. Пологие песчаные пляжи усеяны гранитными валунами. Голубеет гладкая поверхность воды. Это все та же Невская губа, только я привык смотреть на нее с другой стороны.
К берегу, однако, подходить опасно. Часто стоят колья с дощечками, на которых написано: «Мины». Тянутся ряды колючей проволоки. Через каждые 100–200 метров видны брошенные в спешке дзоты.
Враг здесь с осени 1941 года опасался высадки нашего десанта из Кронштадта. Кстати сказать, Кронштадт, с характерным куполом его собора, отлично виден отсюда. Видны и кронштадтские форты, возвышающиеся над водой. Близкое это соседство вряд ли нравилось противнику. Да ведь и нам оно, по совести говоря, тоже не нравилось. Как-то лучше, спокойнее, когда жерла крупных орудий не будут настороженно смотреть друг на друга. И пляжи в скором времени освободятся от мин и колючей проволоки, и будут здесь плескаться счастливые люди...
В Койвисто приехал уже к вечеру. Этот небольшой городок избежал разрушений — финские части во время нашего наступления спешно эвакуировались на Бьёркские острова, и городок никто не обстреливал, не бомбил. На южном мысу, образующем бухту, сложены в штабеля и частично погружены на вагонетки узкоколейной дороги свежие доски — продукция местного лесопильного завода. Сам завод тоже невредим.
На площади против высокой красивой кирки полукругом белеют ряды березовых крестов. Это военное кладбище — последнее пристанище сотен фашистских захватчиков, рвавшихся к Ленинграду. Свежие захоронения тянутся с другой стороны кирки, у самого берега. Тут еще и крестов нет — одни беспорядочно разбросанные холмики.
На улицах тишина. Жителей нет — видимо, ушли с отступающими войсками. С помощью регулировщиков находим дом, где расположен штаб бригады шхерных кораблей. И у этого дома нас встречает высокий, стройный, рано поседевший морской офицер — капитан 1 ранга Николай Эдуардович Фельдман. Мой старый знакомый. [209]
Обмениваемся мнениями о предстоящем десанте. Беспокоимся, что нам трудно рассчитывать на внезапность. Белая ночь, значит, десантный отряд наверняка будет обнаружен противником, как только он выйдет из пролива Бьёркёзунд. Смущает и то, что решено высаживать десант без предварительной артиллерийской и авиационной подготовки. Батареи железнодорожной артиллерии и одна батарея на мехтяге, развернутая ближе всего к месту высадки, имеют задачу поддерживать десант по вызову.
Фельдман настроен оптимистично. Уверенность в успехе ему придает то обстоятельство, что несколько дней назад был занят остров Туппурансари (Маячный), расположенный у входа в залив. Остров взят с ходу лихим налетом катеров с морской пехотой.
Идем к морякам-десантникам. Это молодые, крепкие парни, участники боев за острова Бьёркского архипелага. Настроение у всех бодрое. Они пойдут в первом броске и хорошо понимают, что это такое. С бойцами стрелкового батальона сдружились, помогают им советами. Тендеры и катера тоже полностью готовы.
Десантный отряд начал движение в 22 часа. Мы с Фельдманом и офицерами его штаба на машинах направились к мысу Пулиниеми (Островной), где в одном из домиков был подготовлен командный пункт.
Проезжая вдоль побережья Бьёркёзунда, я смотрел на серо-голубые скалы в острых уступах и трещинах, на острова, лежащие за водной гладью пролива. Бои за эти острова оказались успешными. А как-то сложится обстановка в Выборгском заливе? Не лезем ли мы тут на рожон? Однако сомнения приходилось отбрасывать, наступил час действий.
Вот и мыс Пулиниеми. Отсюда отлично виден вход в Выборгский залив и объект нашего внимания — невысокий, покрытый лесом остров Тейкарсаари. Ночь действительно белая, все вырисовывается, словно на картине.
Показались головные катера десантного отряда. И в тот же момент заговорили батареи противника с северного берега залива. Катера умело ставят дымовую завесу, и противник, не желая стрелять наугад, прекращает огонь. Мое беспокойство, однако, возросло: отряд обнаружен, враг насторожен. Теперь высадка осложнится.
Но далее все идет как будто хорошо. Катера с первым броском десанта достигают острова, и морские пехотинцы занимают берег. Затем при слабом противодействии врага высаживается стрелковый батальон. С острова доносится стрельба, в которой не ощущается особой интенсивности. [210]
Нет оттуда и заявок на артиллерийский огонь. И я понемногу начинаю успокаиваться.
Вскоре стрельба на острове усилилась. Усилился и артогонь со стороны противника: его батареи били по нашим десантно-высадочным средствам, сосредоточенным у Тейкарсаари, по каким-то целям на плацдарме высадки. К острову один за другим устремились вражеские катера с подкреплениями. И теперь до нас долетал оттуда шум ожесточенного боя.
Командир десанта молчал, ничего не доносил, не просил огня в поддержку. И наши артиллеристы сами искали себе цели. Батарея с Пулиниеми ударила по финским катерам, направляющимся к острову. Железнодорожные батареи повели стрельбу на подавление артогня противника. Над островом, над вражескими кораблями появились также наши флотские штурмовики.
Залпы, взрывы — грохот нарастал. Вражеский снаряд, видимо, один из тех, которые предназначались батарее на мехтяге, залетел к нашему домику и чуть было не наделал бед на КП. Этого еще не хватало — нам и без того уже было не сладко. Неразбериха не сулила ничего хорошего.
Связи с десантом все еще не было. Пришлось выслать к острову катер. Только после этого, да и то не сразу, обстановка несколько прояснилась. Наш десантный батальон попал в тяжелое положение. Противник, получив подкрепление, нажимал со всех сторон. Оставалось единственное — дать катерам сигнал, чтобы они сняли с острова оставшихся в живых десантников.
Сидим с Фельдманом удрученные, остро переживаем неудачу. И вдруг на КП появляется командующий флотом. Оказывается, еще со вчерашнего вечера он находился здесь неподалеку, в местечке Кайслахти у командующего 59-й армией генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова. Выслушав наши доклады, адмирал приказал обоим садиться к нему в машину.
Едем в штаб Коровникова. Там вместе с генералом поджидал нас вице-адмирал Ю. Ф. Ралль. Вскоре сюда прибыл командующий фронтом Маршал Советского Союза Л. А. Говоров.
Разговор был нелегким. Разбирались ошибки, допущенные со стороны как армии, так и флота.
Армейцам пришлось взять на себя вину за то, что у десанта оказалось мало огневых средств, отсутствовало взаимодействие с артиллерией полков и дивизий и не нашлось готовых резервов для наращивания сил на острове. КМОРу [211] указано на неустойчивость связи с десантом, на слабую плотность артиллерийского огня кораблей, непосредственно поддерживавших действия десанта на берегу. Как флот, так и армия получили упрек за недостаточное знание обороны противника, недооценку его способности быстро подбросить на остров подкрепление.
А затем маршал Л. А. Говоров отдал приказ: подготовить и осуществить одновременную высадку десантов не на один, а на три близкие к побережью острова — Тейкарсаари, Суонионсаари (Новик) и Равансаари (Высоцкий). На каждый остров нацелить стрелковый полк с орудиями и крупнокалиберными минометами. Срок на подготовку — двое суток.
Командующий фронтом мыслил масштабно. Мы теперь имели дело с крупным тактическим десантом. А времени отпущено в обрез.
Я перешел на командный пункт вице-адмирала Ю. Ф. Ралля, расположенный в Макслахти. Здесь у пирса, а также в двух соседних бухтах сосредоточивались десантно-высадочные средства и корабли огневой поддержки. Стягивались в районы сосредоточения полки, назначенные в десант. Планируя действия, мы старались учесть все ошибки, за которые только что поплатились.
Противник, получив двое суток отсрочки, тоже не сидел сложа руки. Он сформировал специальную корабельную группу для действий в Выборгском заливе, кое-где поставил мины. Гарнизоны всех островов были усилены. Над нашим побережьем стали часто появляться самолеты-разведчики.
Утром 4 июля наши внушительного размера десанты двинулись к островам. Тут же флотская авиация, береговая и армейская артиллерия повели огневую обработку мест высадки. Все три полка достигли цели, зацепились за берег и стали расширять захваченные плацдармы.
При высадке мы потеряли на минах у острова Тейкарсаари два бронированных малых охотника. На одном из них, «БМО-506», погиб командир первого десантного отряда капитан 2 ранга Виктор Николаевич Герасимов — хороший боевой офицер. В свое время мы вместе с ним кончали военно-морское училище. Взрыв произошел, когда катер брал на буксир поврежденный, оставшийся без хода десантный тендер.
Наиболее благоприятно наступление десантников развивалось на островах Равансаари и Суонионсаари. К вечеру оба эти острова вместе с соседними островками были в наших руках. А на Тейкарсаари борьба продолжалась. Противник [212] оборонял его с особым упорством. Бой шел на плацдарме и на воде — к острову пытались прорваться четыре канонерские лодки и шесть десантно-артиллерийских барж в охранении катеров. Отпор им дали наши торпедные и сторожевые катера, штурмовая авиация и береговые батареи.
На другой день мы перебросили на остров еще два стрелковых батальона с танками. Новый нажим десанта активно поддержала штурмовая и истребительная авиация флота, И враг не выдержал, оставил и этот остров, и рядом с ним лежащий Мелансаари (Крепыш).
Теперь дело пошло легче, десантники приступили к ликвидации мелких гарнизонов противника на всех других островах. К 10 июля мы стали полными хозяевами в Выборгском заливе.
Связавшись по телефону с начальником штаба флота, я доложил ему об этом и получил указание вернуться в Кронштадт.
Обратный путь по Карельскому перешейку лежал через все оборонительные полосы врага, преодоленные нашими войсками.
Вначале я смог посмотреть так называемую новую линию Маннергейма. За три года войны противник насыщал ее инженерными сооружениями и огневыми точками. Углублялись прежние противотанковые рвы. Леса, холмы и перешейки между многочисленными озерами были оплетены рядами колючей проволоки, закрыты гранитными надолбами, минными полями. Сейчас все это разворочено, перепахано, вздыблено. Ни на один день не задержала полоса наступающие советские войска.
Вторая, центральная оборонительная полоса проходила от Приморского шоссе в районе Мятсякюля через весь Карельский перешеек. Все укрепления, препятствия, бетонированные укрытия для орудий и пулеметов здесь тоже были вмурованы в естественный ландшафт — гранитные скалы, холмы, ущелья, крутые лесные берега озер и быстрых речек. Этот рубеж тоже не устоял, был прорван во многих местах на пятый день наступления наших войск.
Наконец машина приближается к бывшей линии фронта, остававшейся неподвижной здесь в течение трех лет. Дорога похожа на коридор, пересекающий различного рода препятствия. На обочине валяются барабаны и рогатки с колючей проволокой — ими когда-то можно было перекрыть дорогу, и тогда замкнулась бы линия проволочного заграждения, которая тянулась справа и слева на многие километры. Ближе к передовой опять шли полосы препятствий. Но по [213] ним словно ураган пронесся — земля взъерошена, сооружения поломаны, покорежены. Тут поработали снаряды наших флотских тяжелых пушек, фронтовой артиллерии, катюш.
Подумалось: сидел здесь враг, зарылся в землю, забетонировался, ощетинился железом и сталью. На Ленинград, до которого было рукой подать, глядел как на близкую добычу. Глядел, но добычи не дождался. Пришлось улепетывать отсюда во все лопатки...