Поклон друзьям-подводникам

Весна в тот год запаздывала. Настоящим теплом повеяло лишь во второй половине апреля, и корабли, стоявшие в Ленинграде, готовились к переходу в Кронштадт.

Как-то под вечер я сошел с палубы «Урала», чтобы пройтись по набережной Невы. Река лежала гладкая, и в ней отражались сизые облака, нежарким пламенем горел на западе закат, окрашивая город сказочными красками. Шагаю неторопливо, любуясь красотой Ленинграда и мысленно прощаясь с ним. Надолго ли? Кто знает. Начнется боевая страда, и наперед загадывать нет смысла.

25 апреля группа катеров МО покидает Ленинград. В заливе штиль, временами встречаются одинокие ноздреватые льдины. Южный берег Невской губы настороженно молчит. А впереди вырисовываются контуры Кронштадта с характерным силуэтом Морского собора.

На кронштадтских рейдах тихо, спокойно, и мы без помех швартуемся, сходим на берег. И тут нам рассказывают о подробностях ночных воздушных налетов, совершенных гитлеровцами на Кронштадт всего лишь трое-четверо суток назад. Враг ставил с воздуха мины, бомбил гавани и позиции зенитных батарей. В городе грохотали взрывы, гремели залпы зенитных орудий, шарили по небу лучи прожекторов.

За две ночи фашистами сброшено 112 мин, из них 81 взорвалась при падении на отмель и остающийся кое-где береговой припай. Мины в основном упали вне расположения фарватеров, рейдов и гаваней. Так что усилия врага нельзя признать удачными. Тем не менее фарватеры все же пришлось закрыть для плавания и немедленно приступить к их очистке.

Нашим минерам удалось установить, что мины сброшены комбинированные, магнито-акустические. Поэтому фарватеры обрабатывались глубинными бомбами, скоростными рейдами малых охотников, чтобы воздействовать на бомбы шумами их винтов, тралились магнитными тралами. Через несколько [145] дней все нужные нам пути в районе Кронштадта были открыты для плавания. Таким образом, вражеское намерение заблокировать базу минированием с воздуха и на этот раз было сорвано.

Мы приступили к выполнению задач, поставленных перед соединением командованием флота. Эти задачи мало чем отличались от прошлогодних. Но было совершенно ясно, что теперь намного повысилась наша ответственность и возросли трудности в главном деле — обеспечении вывода в море подводных лодок через опасную зону в восточной части Финского залива.

Овровцев и подводников с самого начала войны связывала крепкая боевая дружба. Сколько раз ходили одними курсами, деля опасности, форсируя минные заграждения, отражая удары противника! Сколько было расставаний в районе Лавенсари, когда подводники уходили в свои боевые походы на коммуникации врага, и сколько было встреч, когда они возвращались оттуда! Каждый раз мы восхищались их мужеством — как спокойно ходили они в самое пекло и в труднейших условиях добивались побед. И нынче свои самые серьезные дела мы начинаем с того, что готовимся к эскортированию двух подводных кораблей.

Эскорт покинул Кронштадт в ночь на 9 мая. В его составе были подводные лодки «Щ-303» под командованием капитана 3 ранга И. В. Травкина и «Щ-408», возглавляемая капитан-лейтенантом П. С. Кузьминым. Их сопровождали базовые тральщики «Рым», «Гак», «Т-215», «Т-217», «Т-218» и звено катеров МО. Я находился на мостике тральщика «Рым».

Штилевая погода, хорошая видимость позволили нам к утру без помех преодолеть расстояние до Лавенсари. На подходе к нему подводные лодки по моему приказанию легли на грунт, а тральщики и катера пошли на рейд острова, чтобы переждать светлое время суток перед дальнейшим эскортированием.

Головным в данном случае следовал «Гак». Вдруг видим, как у его левого борта в районе мостика поднимается огромный, метров 40 высотой, столб воды и вслед за тем доносится звук мощного взрыва. Корабль подбрасывает вверх и накрывает обрушившимся на него водяным столбом. Когда водяные брызги оседают, становится заметным угрожающий крен тральщика на левый борт.

Даю сигнал командиру «Т-215» старшему лейтенанту А. П. Никифорову: оказать помощь «Гаку». «Двести пятнадцатый» [146] начал поворот, и тут за его кормой метрах в пятидесяти тоже грохнул взрыв. К счастью, тральщик повреждений не получил, совершил нужный маневр, взял «Гак» на буксир и отвел его на отмель в бухту Лавенсари неподалеку от пирса.

И здесь выяснилось, что наделал взрыв мины на «Гаке». От сильного гидродинамического удара у него разошлись швы корпуса, остановились главные и вспомогательные механизмы. Получили контузию и ушибы 26 членов экипажа, в том числе и командир капитан-лейтенант М. П. Ефимов, переведенный сюда с тральщика «Ударник». Оставшиеся в строю моряки, возглавляемые помощником командира старшим лейтенантом М. Н. Скороходовым, очень быстро и энергично начали борьбу за живучесть корабля.

Прежде всего были поставлены подпоры на горловины двух затопленных отсеков и тем самым ограничено поступление воды в трюм. Вскоре удалось запустить дизель-динамо и дать аварийное освещение в машинные отделения. Затем была исправлена лопнувшая напорная магистраль трюмного пожарного насоса, и он был пущен для откачки воды. Толково распоряжались и действовали при этом боцман Н. Ф. Нолаев, исполнявший обязанности инженер-механика мичман Андрей Хицун, главный старшина Павел Александров, командир отделения Иван Романенков и многие другие специалисты. Им в первую очередь следует сказать спасибо за то, что сильно поврежденный корабль не пошел ко дну.

Неожиданные взрывы обеспокоили нас и командование Островной военно-морской базы. По приказанию командира базы контр-адмирала Г. В. Жукова катера МО обработали глубинными бомбами подходы к Лавенсари, а вслед за этим группа катеров-тральщиков вышла на траление фарватеров. Однако ни бомбежка, ни траление к обнаружению новых мин не привели. Откуда же взялись те, которые взорвались?

Оказывается, здесь в ночь на 8 мая силы базы вели бой с фашистскими катерами. Эти катера были обнаружены на подходах к острову, их обстреляли наши дозорные корабли, а также береговая батарея, атаковали истребители, базирующиеся на островном полевом аэродроме. Казалось бы, все хорошо: врага своевременно заметили, дружно по нему ударили и заставили убраться восвояси. Но не подумали при этом, что с фашистских катеров могут быть сброшены мины, не произвели контрольного траления и не предупредили о происшедшем идущий к острову эскорт. [147]

Так вот маленькая «неувязка» приводит к серьезным неприятностям.

Эскортирование продолжили ночью на 11 мая. Подводную лодку «Щ-303» вывели за тралами на Восточный Гогландский плес, и здесь по моему сигналу все с того же тральщика «Рым» она погрузилась. Дальше «щука» пойдет самостоятельно, управляемая невысоким, плотным, немногословным ее командиром Иваном Васильевичем Травкиным. Мысленно пожелал удачи ему и всему экипажу. Трудно даже представить, что их ждет на боевом пути в глубинах...

Подводная лодка «Щ-408» перешла в бухту Лавенсари — здесь она будет ждать сообщения Травкина о форсировании им противолодочной позиции у Наргена.

Тем временем шла энергичная подготовка поврежденного «Гака» к переводу в Кронштадт. Работами на тральщике руководил помощник флагманского механика ОВРа инженер-капитан 3 ранга И. И. Файфер. Щели в тех местах, где разошлись швы борта, зацементировали, укрепили борта досками и подпорами. Треснувшие кронштейны подшипников дизель-динамо скрепили железными планками. Удалось ввести в действие один из главных двигателей — правый. После всего этого провели «ходовые испытания» тральщика. Пришли к заключению, что переход в Кронштадт он выдержит.

Этот переход начался вечером 12 мая. Базовый тральщик «Т-218» под командованием капитан-лейтенанта А. В. Цыбина вел «Гак» на буксире. Я шел тоже на «двести восемнадцатом». Три остальных тральщика и семь катеров МО составляли обеспечивающие силы.

Погода стояла ясная, но дул ветер. Он постепенно усиливался и развел волну. Буксировка осложнилась, хотя «Гак» и подрабатывал одной машиной. Буксирный трос то провисал, хлопая по воде, то натягивался струной. В конце концов он лопнул. Пришлось приказать «Гаку» идти своим ходом. Скорость отряда снизилась, но это не помешало нам утром следующего дня ошвартоваться в кронштадтской гавани.

«Гак» поставили в ремонт, а другие тральщики и катера МО, выполнив ряд мелких заданий, опять готовились к походу на Лавенсари. На сей раз вели туда подводные лодки «Щ-406» под командованием Героя Советского Союза капитана 3 ранга Е. Я. Осипова и «С-12» капитана 3 ранга В. А. Тураева. Эскорт возглавлял наш новый командир бригады траления капитан 1 ранга Ф. Л. Юрковский, который сменил на этом посту А. Н. Перфилова, получившего другое [148] назначение{8}. Плавание отряда закончилось без происшествий. По указанию командующего флотом обе подводные лодки, как и «Щ-408», остались на лавенсарском рейде до получения донесения от Травкина.

После довольно поучительной истории с подрывом на мине тральщика «Гак» в районе Лавенсари у меня не выходила из головы мысль о том, что фашисты могут подкинуть какую-нибудь гадость и на других участках наших морских путей. Это возможно и на Сескарском плесе, и восточнее, скажем на отрезке Шепелев — Толбухин. Здесь у нас практически всего один действующий фарватер, который, надо полагать, известен противнику. Насколько надежна его охрана?

Утром 14 мая на сторожевом катере «БК-2» я направился в бухту Батарейная, где расположены наши корабли, отвечающие за тот фарватер. Побывал почти на всех катерах дозорной группы, рассказал командирам о лавенсарском случае, проверил, как они знают обстановку, готовы ли к действиям в различных ее вариантах. В заключение объявил учебную тревогу, разыграв выход катеров из бухты на поддержку дозора.

Последующие события показали, что все это оказалось не лишним.

В ночь на 24 мая два дозорных катера «МО-303» и «МО-207» обнаружили три группы катеров противника. И, несмотря на его семикратное численное превосходство, наши катера приняли бой. Участник этого боя командир звена старший лейтенант Игорь Петрович Чернышев в своих книгах «На морском охотнике» и «Катера уходят в балтийскую ночь» красочно рассказывает о том бое — о смелых командирских решениях, искусном маневрировании, точном огне, взаимовыручке, отваге катерников. Морские охотники на больших скоростях прорезали строй врага, сосредоточивая огонь на ближних целях, они, вопреки логике, не оборонялись, а нападали. В результате потопили торпедный катер противника, нанесли сильные повреждения катеру сторожевому, а самое главное — не допустили врага на охраняемый фарватер.

Командирское искусство и мужество, проявленные в бою Чернышевым, отмечены высокой наградой — орденом Александра [149] Невского. Боевыми орденами и медалями награждены другие офицеры, многие старшины и матросы. И несколько дней спустя я выполнил почетную миссию — вручил награды катерникам: тем, кто был в строю, сделал это непосредственно на катерах, а раненым — в госпитале.

Приятно отметить, что память об этом бое, его героях живет и в наши дни. Имя Николая Каплунова, командира «МО-207», геройски погибшего той ночью, носят сторожевой пограничный катер, ледокольный паром, созданный руками ленинградских судостроителей, пионерские дружины ряда школ Москвы, Ленинграда, Кронштадта, Таллина, а также Гагарина (Гжатска), в котором родился и учился до направления на флот советский патриот. Флаг «МО-207» хранится в Центральном военно-морском музее. Там же экспонируется модель этого катера, сделанная главстаршиной Н. Соколовым.

Гремели над морем выстрелы пушек и раздавались пулеметные очереди в ночь на 31 мая. Это два наших катера «МО-101» и «МО-302» вели бой с четырьмя торпедными катерами противника. Боем руководил находившийся на «МО-101» командир истребительного отряда ОВРа капитан 2 ранга Капралов. Один вражеский катер был потоплен, остальные ретировались, прикрывшись дымовой завесой.

Через двое суток в северной части Сескарского плеса произошло еще одно боевое столкновение.

Все началось с того, что ночью, которая была штилевой и пасмурной при моросящем временами дожде, гидроакустик дозорного катера «МО-413» уловил доносившиеся с северо-востока шумы винтов быстроходных целей. Наблюдатели обратили взоры в ту сторону и вскоре обнаружили восемь движущихся точек. Это были катера противника, идущие в строю кильватера из пролива Бьёркёзунд в юго-восточном направлении. Видимо заметив «МО-413», они резко повернули в его сторону и открыли огонь.

Наш катер, которым командовал лейтенант Г. Ульяшин, ответил огнем и лег на курс сближения с соседним дозором. Враг не отставал и, разделившись на две группы, пытался совершить маневр окружения. Однако сюда уже спешили, слыша гром выстрелов, катера с соседних дозорных линий.

Вот что рассказал впоследствии участник боя командир «СКА-182» старший лейтенант Е. И. Смышляев — один из тех, кто пришел на выручку «МО-413»:

«Оценив обстановку, я решил зайти со стороны финского берега и ударить противнику во фланг. С юга и юго-запада [150] приближались другие наши дозорные катера. Первыми подоспели к месту боя и открыли огонь «МО-104», которым управлял старший лейтенант А. Н. Берибера, и «МО-105» под командованием старшего лейтенанта П. Н. Травенко. Вслед за тем ударили по врагу и мы из своих 37-миллиметровых автоматов. Включился в бой и катер «СКА-172», возглавляемый лейтенантом И. Е. Новиком. Нам было также известно, что из бухты Батарейная спешат сюда катера поддержки дозора во главе с командиром дивизиона капитан-лейтенантом В. Б. Карповичем.

Гитлеровцы, оказавшись под сосредоточенным перекрестным огнем, стали прикрываться дымовыми завесами. Но это им не помогло. На одном из катеров противника, видимо, от прямого попадания снаряда произошел сильный взрыв. Он ошеломляюще подействовал на врага, все остальные катера повернули и полным ходом устремились к Бьёркёзунду. В пылу преследования мы не заметили, как глубоко втянулись в пролив. Уже светало, когда Карпович, принявший на себя командование всеми катерами, дал сигнал отхода.

В этот момент я заметил вспышки орудийных выстрелов на мысу Сейвясте и сразу начал ставить дымовую завесу, чтобы прикрыть катера, идущие двумя кильватерными колоннами. Потянул за собой шлейф дыма и «СКА-172». Вражеская батарея, естественно, теперь сосредоточила огонь на нас двоих. Снаряды ложились по носу, по корме, у бортов. Прямых попаданий мы, к счастью, избежали. Всей группой без потерь вернулись кто на прежние линии дозора, кто в бухту Батарейную».

Я с удовольствием выслушал рассказ об этом бое, который характерен четким взаимодействием катеров, находящихся на дозорных линиях, мобильностью сил поддержки и, конечно, мастерством, решительностью, смелостью катерников.

Неплохо мы начали кампанию, обнадеживают мои дорогие овровцы. Всего лишь май прошел, а врагу уже не раз дали по зубам. Но обольщаться не следует. Неспроста так активен противник. За всеми этими схватками кроется его главная цель — не дать нам спокойно ходить по своим фарватерам, не дать возможности выводить в море подводные лодки. Подтверждается все то, о чем мы думали накануне лета. Свою боевую готовность, свою мобильность надо постоянно держать на высоком уровне.

Так размышлял я вечером 5 июня. А ночью сквозь сон слышу настойчивый звонок телефона. Звонок аппарата оперативной [151] связи. Беру трубку и слышу голос командующего флотом. Он говорит:

— Получено донесение Травкина. Несколько суток его преследовали корабли и самолеты противника, почти полностью израсходован запас электроэнергии в аккумуляторных батареях. Лег на грунт в районе банки Намси. Просит встретить и провести за тралами. Немедленно соберите все катера МО, находящиеся в Кронштадте, и выходите на Лавенсари. Встреча лодки возлагается на вас. Общее руководство и обеспечение — за Жуковым. Левченко уже извещен.

Сон пропал сразу. Смотрю на часы — начало второго. Звоню на Кроншлот. Капралов в море. Приказываю начальнику штаба истребительного отряда капитан-лейтенанту С. И. Кведло поднять по тревоге все находящиеся у причала катера, заправить их горючим. Начальнику штаба ОВРа капитану 2 ранга А. Е. Шомракову (он весной заменил на этом посту капитана 1 ранга Н, И. Мещерского, получившего новое назначение) даю команду к вечеру направить к Лавенсари все базовые тральщики. А сам спешу на причал.

Около трех часов ночи десять катеров МО вышли из ковша Кроншлота и взяли курс на запад. Идем хорошим ходом и к утру прибываем на Лавенсари. Во второй половине дня на лавенсарском рейде бросили якоря пять базовых тральщиков. С ними пришел сюда и начальник нашего политотдела капитан 2 ранга Сучков.

К вечеру штаб Островной военно-морской базы полностью сформировал отряд кораблей, которому надлежало обеспечить встречу подводной лодки «Щ-303». Он состоял из двух групп: поиска и прикрытия. Группой поиска командовал я, и в ней были те десять катеров МО, которые пришли из Кронштадта. Шесть из них имели катерные тралы. Нам предстояло выйти в район, указанный Травкиным, связаться с лодкой с помощью звуковой подводной сигнализации и, после того как «Щ-303» всплывет, провести ее за тралами на Лавенсари.

Группу прикрытия составили семь торпедных катеров. Возглавил ее командир бригады торпедных катеров капитан 2 ранга Е. В. Гуськов, тоже прибывший на Лавенсари по приказанию командующего флотом. Во время поиска подворной лодки и ее эскортирования эта группа должна прикрывать наши действия от возможных ударов надводных кораблей противника.

Кроме того, на лавенсарском рейде находились в готовности канонерская лодка «Кама», сторожевые корабли [152] «Гангутец» и «Аметист». По плану они должны действовать, если той и другой группам потребуется огневая поддержка. Поддержку с воздуха могли оказать дежурившие на полевом аэродроме острова истребители.

Все силы обеспечения встречи подводной лодки подчинялись командиру отряда шхерных кораблей контр-адмиралу Д. Д. Вдовиченко, державшему свой флаг на канлодке «Кама». В тот же день с контролирующими функциями прилетел на Лавенсари заместитель начальника штаба флота капитан 1 ранга А. Н. Петров. Высокие флотские инстанции выказывали таким образом особое внимание к нашему боевому заданию.

Пока мы утрясали все организационные вопросы, на входные фарватеры Лавенсари вышли катера-тральщики под командованием старшего лейтенанта Н. П. Ткаченко. Они произвели траление с целью обнаружения якорных мин. После этого фарватеры утюжили корабли с магнитными тралами и здесь же прошли катера МО, сбрасывая глубинные бомбы. Противоминное обеспечение оказалось не лишним: были отмечены взрывы четырех неконтактных мин.

Группа поиска покинула остров вечером 6 июня. Я находился на «МО-123». Впереди шли катера, имевшие тральное оборудование: они, поставив тралы, прокладывали нам безопасный путь. Над морем лежала легкая дымка, дул слабый зюйд-вест.

Опершись боком о поручни, я стоял на мостике, периодически поднимая к глазам свой видавший виды восьмикратный бинокль, с которым не расставался со времени таллинского перехода. От работы двигателей и вращения гребных винтов упруго вибрировала палуба, дрожали стойки поручней, мелко тряслась картушка компаса, щелкали по парусине обвеса туго натянутые сигнальные фалы. Рядом с рулевым у штурвала в неподвижной сосредоточенной позе застыл командир катера старший лейтенант Иван Петролай, рыжеватый, коренастый крепыш. Уместился на крохотном катерном мостике представитель бригады подводных лодок капитан 2 ранга П. А. Сидоренко.

Около часа шли спокойно, а затем с головного «МО-112» передали сообщение о том, что тралом подсечен минный защитник. Значит, где-то здесь должны быть и мины. Так и есть — вскоре две мины взрываются в трале «МО-304». Потом гремит еще один взрыв — это уничтожается третья мина, которая всплыла, подсеченная резаком трала...

Между тем видимость ухудшилась, приближалась полоса тумана. Спустился в рубку посмотреть на карту, над которой [153] с циркулем в руках склонился помощник командира. Линия штурманской прокладки показывала, что через полчаса мы должны подойти к назначенной точке.

Вот и минули эти полчаса. Все катера заглушили моторы. Наш «МО-123» начал подавать в глубину условные звуковые сигналы. Ответа нет. Трижды повторяем вызов — то же самое. Спрашиваю у Сидоренко, как поступить. Решаю с тремя катерами, пройти южнее — к Нарвскому заливу. Через три с половиной мили снова вызываем лодку, и снова молчание.

Возвращаемся в первоначальную точку. Время близится к трем ночи. На море туман. Это хорошо, враг с Большого Тютерса нас пока не видит. Но скоро рассвет, и что делать дальше? Где подводная лодка? Назначенное время встречи с ней давно истекло.

Снова советуюсь с Сидоренко и принимаю решение возвратиться на Лавенсари. Доношу об этом по радио командиру базы. Поскольку ночь уже кончается, идти надо быстро, и я даю команду убрать тралы, всем катерам построиться в кильватер «МО-123», держать ход 18 узлов.

Так идем минут двадцать. А потом катер словно наталкивается на что-то, его сильно подбрасывает, гремят пять взрывов. Столбы воды, поднявшись у борта, обрушиваются на мостик и на палубу. Моторы глохнут, катер останавливается, его корма оседает. Идут доклады: разрушено румпельное отделение, залиты кают-компания и каюта командира. Убитых и раненых нет. В последнее даже не верится; такие взрывы, и без жертв — случай исключительный. Внизу, под палубой, матросы и старшины принимают меры, чтобы сохранить катер на плаву.

Вторым за нами шел «МО-102». Он получил легкие повреждения и вышел из строя влево. Вся колонна застопорила ход.

Сориентировался в обстановке. Мы явно попали на вражеское минное заграждение. Но почему сразу пять взрывов, причем не очень сильных — гораздо слабее взрывов тех мин, с которыми нам приходилось встречаться? Иначе от катера остались бы лишь обломки. Значит, это другие мины, вероятнее всего — мины-ловушки, предназначенные специально против катеров.

С такими ловушками уже имели дело наши катера-тральщики. Устройство их было весьма примитивным. К обычной якорной гальваноударной мине малого размера прикреплялся пеньковый трос длиной четыре — шесть метров. Свободный конец его присоединялся к поплавкам, в [154] качестве которых применялись пустые бутылки, деревянные чурки и другие плавающие предметы. Трос для маскировки окрашивался в зеленоватый цвет. И вот катер на ходу цепляет пеньковый трос рулем или наматывает его на винт. Взрыв может произойти от натяжения троса или от удара о борт подтянутой к катеру мины.

Нередко тросом соединялись не одна, а несколько мин, что, видимо, и было в данном случае.

Пока я так рассуждал, под катером «МО-102», который, как уже сказано, вышел из строя влево, раздался новый взрыв. С оторванной кормой катер встал в вертикальное положение и вскоре затонул. На нем погибло пять человек. Остальных моряков, в том числе и находившегося на катере начальника штаба истребительного отряда С. И. Кведло, подобрал подошедший сюда «МО-203».

Наш «сто двадцать третий» после заделки пробоин прочно держался на плаву. Его взял на буксир «МО-304», на который перешли и мы с Сидоренко. Малым ходом двинулись вперед и, помня о ловушках, внимательно оглядывали поверхность воды. Был уже восьмой час, когда прибыли на Лавенсари.

Сюда возвратились также выходившие ночью в море торпедные катера и сторожевой корабль «Аметист». На «Аметисте», кстати сказать, всю ночь бодрствовали контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко и капитан 1 ранга А. Н. Петров, которые намеревались лично проследить за встречей «Щ-303».

На Лавенсари меня ознакомили с радиограммой, полученной от Травкина. Командир лодки, посчитав, что назначенная точка встречи находится в опасной зоне наблюдения и действий противника, сменил местонахождение корабля. Вероятно, он был прав, если учитывать, какой урон мы понесли от вражеских мин.

Наступил следующий вечер, и мы опять вышли на поиск. Теперь в группе было уже семь катеров МО. Мористее за нами следовали торпедные катера прикрытия.

К новой точке встречи подошли около полуночи. «МО-125», на котором я теперь находился, дал подводные звуковые сигналы. И вот видим на отсвечивающей поверхности моря очертания поднимающейся из воды рубки подводной лодки. Хотелось закричать от радости.

Когда лодка всплыла, подходим к ней поближе, обмениваемся приветственными словами с человеком, голова которого маячит в темноте над ограждением рубки. Слова я произношу обычные, и они никак не могут выразить всю меру нашего восхищения мужеством и боевым мастерством [155] командира и всего экипажа «Щ-303». Почти месяц прошел, как мы проводили ее в трудный поход. И вот она вернулась, преодолев мощные минные заграждения, обхитрив вражеские дозоры. Можно сказать, вырвалась из когтей смерти.

Потом при свете дня на Лавёнсари мы увидим лица подводников — бледные, бородатые, с глазами, полными радостного огня, и обнимем этих героев и тепло поздравим их с возвращением. А сейчас мы все еще в опасности, еще предстоит нелегкий ночной путь.

Отряд выстраивается в ордер эскорта. Берем курс на Лавёнсари. Сразу же появляется угроза с воздуха — в небе гудит вражеский самолет. Все катера открывают огонь, и стервятник уходит за облака. А через несколько минут над нами уже патрулируют истребители, поднявшиеся по вызову.

Остается угроза из-под воды. Катера, шедшие с тралами, подсекли подряд пять буйков минных защитников. Видимо, наш курс проходит по краю минного заграждения, поставленного здесь противником. А какой это край, в какую сторону отвернуть — неизвестно. Нервы натянуты до предела. Предупреждаю командиров катеров о бдительности. А что я могу еще сделать?

Через час подходим к ожидающим нас базовым тральщикам. Теперь они ведут подводную лодку за тралами, а наши катера играют роль охранения. Еще полчаса, и отряд втягивается на рейд Лавёнсари.

Экипажам всех кораблей дается отдых. Ведь нам предстоит еще эскортировать «Щ-303» до Кронштадта.

Через сутки собираемся в штабе базы на планирование этого перехода. И здесь речь ведем уже об эскортировании не одной, а двух подводных лодок. Дело в том, что в Кронштадт возвращается также и «С-12», находившаяся на Лавёнсари с 24 мая. Ее выход в Балтику отставлен до особого распоряжения. И отставлен в связи вот с какими событиями.

Второй подводной лодкой, которая вслед за «Щ-303» пошла на прорыв противолодочных позиций противника в Финском заливе, была «Щ-408». Ее, как известно, мы «доставили» на Лавёнсари в одном эскорте с лодкой Травкина ночью 9 мая. Ей было приказано идти в поход, хотя первая лодка еще не давала никаких сообщений о своем положении.

Поход начался 19 мая. На вторые сутки «Щ-408» была обнаружена противолодочными кораблями противника в районе острова Стеншер (Вайндло). Радиограммой в штаб флота командир капитан-лейтенант П. С. Кузьмин 22 мая [156] сообщил: «Противник непрерывно бомбит, не дает возможности всплыть для зарядки. Прошу оказать помощь авиацией».

В этот район немедленно вылетели штурмовики, Они потопили вражеский сторожевой корабль, повредили несколько катеров, но когда улетели, преследование лодки продолжилось. На четвертые сутки у нее почти полностью иссякли запасы электроэнергии, в отсеках нечем стало дышать, и лодка вынуждена была всплыть. Два часа длился ее неравный артиллерийский бой с десятком фашистских кораблей и катеров. Потопив один из них, нанеся повреждения нескольким другим, «Щ-408» геройски погибла, не спустив перед врагом советского Военно-морского флага.

Потом командование флота приняло решение послать на прорыв подводную лодку «Щ-406». Она тоже погибла вместе со всем экипажем и ее отважным командиром Героем Советского Союза Е. Я. Осиповым.

С учетом всего этого и был отложен поход «С-12».

Итак, мы вели в Кронштадт «Щ-303» и «С-12». Эскорт покинул Лавенсари вечером 9 июня. Впереди следовали пять базовых тральщиков с поставленными тралами. На головном «Т-218» находился капитан 3 ранга М. А. Опарин. Он теперь командовал уже не тральщиком, а дивизионом. Я стоял на мостике гвардейского базового тральщика «Гафель», который держался в центре походного ордера.

Погода благоприятствовала плаванию. На море был штиль. Видимость хорошая. На небе редкие облака. Но эта же погода хороша для фашистских летчиков.

В полночь, когда эскорт находился на траверзе острова Пенисари, над кораблями невысоко прошел «Хейнкель-111». Его обстреляли, и он быстро скрылся, но по нашему курсу сбросил четыре воздушных репера (шашки, испускающие клубы белого дыма). Не трудно было догадаться, что реперы, обозначающие наше место и направление движения, должны послужить ориентиром для каких-то вражеских сил, готовящихся к атаке. Предупредил все корабли: усилить наблюдение за морем и воздухом, быть готовыми к отражению нападения противника.

Первое нападение произошло в районе острова Сескар. С севера к эскорту устремилась группа вражеских торпедных катеров. Находившиеся с той стороны на охране лодок малые охотники под командованием капитана 3 ранга Бочанова открыли по катерам дружный огонь. Те не выдержали, отвернули и скрылись там, откуда появились. [157]

Потом начались атаки с воздуха. Был второй час ночи, и эскорт подходил уже к Деманстейнским банкам, когда справа по курсу с темной стороны горизонта появились два Ю-88. Вначале они держались на приличной высоте, и наш зенитный огонь успеха не имел. Потом, обойдя эскорт с головы, самолеты пошли в пике на первые два базовых тральщика. Теперь огонь кораблей стал гуще, и один бомбардировщик свернул с курса, а второй пикировал до стометровой высоты и оттуда сбросил четыре бомбы. Они упали вблизи правого борта «Т-215», а самолет, получив прямое попадание снаряда, врезался в воду слева от нашего строя.

«Двести пятнадцатый» тральщик вслед за разрывами бомб тоже покатился из строя влево — на нем испортилось рулевое управление. Других повреждений корабль не получил.

Оставив его на месте исправлять руль, мы продолжили движение. И минут десять спустя снова отбивались от воздушного противника. Теперь из облаков вынырнули уже три бомбардировщика. Их атаку все корабли опять встретили яростным огнем. У двоих фашистских летчиков, видимо, сдали нервы — они заложили крутой вираж и скрылись в облаках. Третий самолет на пикировании был подбит. Задымив, он все же сбросил серию бомб и ушел со снижением в сторону залива.

Фашист целился в тральщик «Т-218». Одна бомба угодила ему в полубак, пробила корабль насквозь и взорвалась под его днищем. С мостика «Гафеля» я видел, как весь тральщик встряхнуло. Он потерял ход и стал крениться на левый борт.

Что происходило в те минуты на «двести восемнадцатом»?

При взрыве ему повредило корпус, выгнуло палубу полубака, разорвало переборки в некоторых отсеках. Двигатели заглохли. В носовую часть трюма хлынула вода, она быстро затопила первое машинное отделение.

Сложное создалось положение. А люди — кто ранен, кто контужен. Тяжелую контузию получил командир капитан-лейтенант А. В. Цыбин. Находившиеся на мостике дивизионный штурман капитан-лейтенант П. Г. Иванушкин и артиллерист капитан-лейтенант В. Т. Баранов тяжело ранены. Здесь же были командир дивизиона М. А. Опарин и помощник командира тральщика старший лейтенант К. В. Бесчастнов. У них контузия оказалась полегче. Придя в себя, Опарин возглавил борьбу экипажа за живучесть корабля. [158]

Бесчастнов вступил в командование кораблем, поскольку Цыбин оставался без сознания.

На корабле более половины моряков получили ранения и контузии. Все же аварийная группа под руководством старшего инженер-лейтенанта И. И. Рыбкина без промедления занялась заделкой пробоин. Аварийной группе помогал и заместитель командира корабля по политической части капитан-лейтенант Ф. Ф. Недопас.

Никто из оставшихся в строю моряков не жалел себя для спасения корабля. Старший матрос Кроликов, матросы Пролазов, Тимошин и Полунин самоотверженно боролись с напором воды, поступавшей в первое машинное отделение. Брусьями, досками, клиньями, мешками с паклей они заделывали пробоины, крепили переборки. То же самое делал во втором машинном отделении старшина 2-й статьи Девяткин с матросами-мотористами. На опасное дело пошли матросы Зверев и Грушин. Они спустились в артпогреб, где загорелись ящики с патронами. Эти ящики они таскали наверх и сбивали с них огонь.

В то время как шла борьба с водой и огнем внутри корабля, на верхней палубе артиллеристы и пулеметчики продолжали отбиваться от вражеских самолетов, которые вновь появились из-за облаков. Стрелял по ним, превозмогая боль, раненый пулеметчик Турчинский, стрелял и другой матрос — Карпов, получивший во время взрыва бомбы сильный ушиб грудной клетки. Снаряд за снарядом посылало в зенит 45-миллиметровое орудие, у которого ловко управлялись командир отделения Бойков, матросы Николаенко, Лысок и Версаев.

Пока я, разумеется, не знал обо всех этих деталях, но видел, что корабль живет, стреляет, остается на плаву. По моему приказанию к нему подошел тральщик «Рым», чтобы взять его на буксир. Перейдя с «Гафеля» на «СКА-172», к раненому кораблю направился и я. Оценив на месте обстановку, положение «двести восемнадцатого», принял решение буксировать его в близлежащую бухту Батарейную. В помощь «Рыму», а вернее, для обеспечения буксировки и прикрытия выделил исправивший повреждение руля тральщик «Т-215» и три катера МО.

Теперь число кораблей в эскорте уменьшилось, и нам стало труднее отбивать атаки противника. Принимаю решение положить подводные лодки на грунт, чтобы продолжить их проводку в Кронштадт с наступлением ночи. Поворачиваем в район Шепелевского маяка, где лодки должны погрузиться. И тут с северного берега начинают бить вражеские [159] батареи. Наши катера быстро ставят дымовую завесу, по финским батареям открывает огонь форт Серая Лошадь. И скоро обстрел эскорта прекращается. В небе над нами появляются краснозвездные истребители. Это уже совсем хорошо.

Когда подводные лодки погрузились, я отправил освободившиеся от эскорта корабли в Кронштадт, а сам на «СКА-172» пошел в Батарейную. «Двести восемнадцатый» уже стоял на отмели, рядом находился «Рым» — откачивал воду из отсеков поврежденного тральщика. Поднимаюсь на его палубу, говорю с бледным, осунувшимся Опариным, с другими моряками. Настроение у них бодрое, несмотря на пережитые опасности. Молодцы они — более трех часов боролись за живучесть корабля, отстояли его, спасли.

Успокоенный, ухожу на катере в Кронштадт, прихватив с собой комдива Опарина и еще не оправившегося от контузии командира тральщика Цыбина.

А когда наступила ночь, повел группу катеров МО в район Шепелева. Всплывшие с грунта «Щ-303» и «С-12» под охраной двинулись в Кронштадт. Финские батареи опять было пытались помешать переходу, однако наши форты своим огнем быстро заставили их замолчать.

В Кронштадте была оказана теплая встреча экипажу «Щ-303», немало пережившему в месячном походе. Свой поклон друзьям-подводникам принесли и мы в знак боевой флотской спайки, в знак будущих побед.

Той же ночью был переведен в Кронштадт из Батарейной тральщик «Т-218». Его поставили в док Морского завода. Заводской осмотр позволил уточнить размеры повреждений. В правом борту зияла большая пробоина. Корма тральщика выгнулась вверх, а изуродованный нос углом был скошен вниз. Киль в одном месте перебит, в других местах обнаружены трещины. Погнуты обе линии гребных валов.

Тяжелые раны получил корабль при охранении подводных лодок. Такими ранами можно гордиться. В то же время мы верили в мастерство рабочих завода, знали, что тральщик будет вылечен и вновь поставлен в строй.