Мины, мины...
Утром 29 июля катер «МО-205» вышел из Кронштадта в Таллин. На катере были контр-адмирал Ралль, инженер-капитан 2 ранга Коленковский и я. Ровно месяц прошел с того дня, как, собрав свои нехитрые пожитки, отправился я из Ленинграда в недалекий путь на остров Котлин, чтобы принять участие в боевых действиях флота. Сейчас путь был более далекий, к более опасным рубежам.
Под вечер мы были уже в штабе флота. II здесь стало известно о наших новых назначениях. Поскольку соединение кораблей «Восточной позиции» выполнило свою задачу, оно подлежало расформированию. На его базе было решено создать управление Минной обороны Краснознаменного Балтийского [15] флота. Командиром Минной обороны был назначен Ю. Ф. Ралль, военкомом Н. Т. Кокин, начальником штаба В. П. Александров. В новый штаб перешли почти все мои товарищи по «Восточной позиции». Я опять остался на должности флагманского штурмана.
В корабельный состав Минной обороны вошли бригада траления под командованием капитана 2 ранга Н. А. Мамонтова и отряд минных и сетевых заградителей, возглавляемый капитаном 1 ранга Г. Ю. Сарновичем.
Нам, пожалуй, не требовалось объяснять, чем вызвано формирование такого соединения. Тот, кто хорошо знал Балтийский морской театр военных действий, не мог не понимать, что здесь особое значение имела минная опасность. Небольшие глубины, изрезанность берегов, сложность фарватеров давали широкую возможность для применения различных типов мин — контактных, неконтактных, специальных. Минными заграждениями можно было перекрыть наиболее важные пути следования наступающих вражеских сил. И враг в свою очередь мог с помощью минного оружия закупорить наши силы в базах, нанести большой урон, стеснить любой маневр. Мы в этом уже убедились, работая в штабе «Восточной позиции».
Месяц боевых действий показал, что прежних сил для ведения минной войны у нас недостаточно. Эти силы требовалось укрепить, сосредоточить в едином центре руководство планированием, учетом и осуществлением минных постановок, а также борьбой с минной опасностью, исходящей от противника. Минная оборона флота и должна стать этим центром.
Мы с Коленковским тут же приступаем к делу. Сидим до поздней ночи в штабе флота, изучаем минную обстановку, наносим ее на карту. Нам охотно помогает в этом симпатичный молодой работник оперативного отдела штаба капитан-лейтенант Н. М. Овечкин.
От него мы узнаем немало любопытного. Оказывается, Овечкину довелось быть оперативным дежурным по штабу флота в ночь на 22 июня, и он первым нанес на карту точки падения тех вражеских мин, которые сбросили в ту ночь фашистские самолеты. В дальнейшем именно ему пришлось вести документацию по минной обстановке. И в ней он разбирается неплохо.
Капитан-лейтенант говорит нам о том, что зафиксировано в документах. Еще в день начала войны фашистское командование открыто объявило по радио, что корабли немецкого флота заминировали нейтральные воды Балтики между [16] островом Эланд и портом Мемель (Клайпеда). Непосредственно в зоне Балтфлота враг начал ставить мины, как уже известно, с первых часов боевых действий. Наличие вражеских мин было обнаружено севернее и северо-западнее острова Нарген (Найссар), на линии мыс Тахкуна — Турку, в районе Либавы (Лиепая), Виндавы (Вентспилс), у входа в проливы Соэлозунд (Соэло-Вяйн), Моонзунд (Муху-Вяйн), в Ирбенском проливе. Для постановки мин вражеские корабли и самолеты проникали далеко в Финский залив. Мы еще не знали конкретного числа я точной направленности всех минных заграждений, количества поставленных мин, однако уже вырисовывались большие масштабы минной опасности{1}.
Мы понимали, что надо быстрее и возможно лучше сориентироваться в обстановке, дать нужные рекомендации флоту, начать более активное противодействие врагу в минной войне. В то же время не могли не думать о тех просчетах, которые выявили первые недели боевых действий.
Как же получилось, что силы фашистского флота «незаметно» и безнаказанно поставили мины в районах нашей операционной зоны? Ведь наш флот еще с 19 июня перешел на повышенную готовность в связи с угрозой фашистского нападения. Выходит, плохо велась разведка, не оказалась действенной дозорная служба, не хватало детального изучения и оценки обстановки.
И еще одно обстоятельство. Некоторой неожиданностью для нас явилось широкое применение противником неконтактных мин и новых противотральных устройств. В те дни мы с особым интересом и вниманием читали все те донесения, в которых описывались первые встречи балтийцев с вражескими сюрпризами, уточняли кое-какие детали у самих участников этих встреч.
Вот что рассказал, например, по моей просьбе командир базового тральщика «Т-216» старший лейтенант Дмитрий Григорьевич Степанов.
Был на исходе последний мирный день июня 1941 года. Тральщик третьи сутки бороздил небольшой участок Балтики на линии дозора. Моряки видели, что происходит что-то необычное. Десятки немецких транспортов один за другим [17] полным ходом шли от финских берегов на юг, как правило, порожняком и без отличительных огней. В воздухе периодически появлялись самолеты с фашистскими опознавательными знаками. Вахту наши моряки несли с повышенным напряжением, чувствуя особенность обстановки.
Вскоре после полуночи 22 июня обнаружили близ наших территориальных вод семь неизвестных катеров. Объявив боевую тревогу, Степанов повел тральщик на сближение с ними. Но катера полным ходом устремились в северном направлении. «Т-216» преследовал их почти до самой кромки финских территориальных вод, а затем повернул обратно. На всякий случай командир решил обследовать район встречи с катерами.
Солнце уже всходило, и прозрачная вода хорошо просматривалась. Там, где только что курсировали катера, наблюдатели тральщика увидели мины, стоявшие на небольшом углублении. Старший лейтенант распорядился поставить левый змейковый трал.
Вскоре в трале почувствовалось натяжение, как это бывает, когда затраливают мину. Тут же раздался взрыв, разметавший снасти трала. Поставили другой трал, по правому борту. Через несколько минут опять взрыв, и опять трал вышел из строя. Теперь пустили в дело другое тральное устройство — параван-трал. Новый взрыв, гораздо ближе к кораблю. Некоторые механизмы тральщика получили повреждения. Правда, повреждения оказались небольшими, моряки быстро устранили их. Тральщик продолжал выполнять свою задачу до тех пор, пока не получил приказания о возвращении в базу.
Свидетельство старшего лейтенанта Степанова примечательно тем, что в нем зафиксирована первая встреча балтийцев с минами врага в первые же часы войны. Интересно оно также и тем, что здесь впервые сообщается о странном поведении фашистских затраленных мин. Почему они взрываются, а не всплывают на поверхность воды после того, как резак трала пересекает минреп?
После этого многие другие корабли познакомились с вражескими минами, причем встреча с ними не всегда кончалась столь благополучно.
Ночью 23 июня отмечена первая серьезная жертва минной войны. В устье Финского залива наскочил на мину эсминец «Гневный». Спасти его не удалось. Часа через два в том же районе подорвался на мине крейсер «Максим Горький». Несмотря на значительные повреждения, он сохранил ход, самостоятельно дошел до острова Даго (Хиума) и у [18] его берега стал на якорь. Сюда были направлены базовые тральщики, чтобы обеспечить проводку крейсера за тралами на его пути в Таллин.
Когда корабли, приняв соответствующий строй, шли в главную базу, разыгралась новая трагедия. Попал на мину один из тральщиков — «Шкив». Мина взорвалась под его килем в районе полубака. На корабле сдетонировал боезапас носового артиллерийского погреба. Тральщик надломился, корма и нос поднялись. Некоторое время он оставался на плаву, а затем погрузился в воду. Многие члены экипажа погибли. Погиб и находившийся на «Шкиве» командир Охраны водного района главной базы капитан 2 ранга А. А. Милешкин.
Тщательный анализ всех этих случаев дал некоторые результаты. Стало ясно, что фашистские мины имеют неожиданные для нас новинки. В минрепах гальваноударных мин применяется длинная гофрированная трубка, которую не берут резаки наших тралов. Когда резак захватывает эту трубку, замыкается специальный контакт, и мина взрывается в трале или параван-охранителе. В некоторых минах обнаружены тягоминрепные устройства, срабатывание которых влечет за собой взрыв мины после пересечения минрепа резаком трала или паравана. Для всех этих хитростей надо находить противодействие. Надо также серьезно подумать над увеличением эффективных средств траления неконтактных мин — практически нового для нас дела.
Обнадеживало то, что балтийцы, быстро приспосабливаясь к обстановке и учитывая опыт первых недель войны, без робости, с присущей им сметкой приступили к разгадке тайн минной войны, к борьбе с таящейся под водой опасностью. И в этом смысле характерно то, что произошло на базовом тральщике «Гафель».
Этот тральщик 24 июня обеспечивал переход из Кронштадта в Таллин транспорта «Казахстан». Западнее острова Родшер наблюдатели «Гафеля» обнаружили минную банку из семи вражеских якорных гальваноударных мин. Немецкие моряки при их постановке, видимо, неточно рассчитали углубление, и мины плавали на поверхности воды. Их, конечно, следовало уничтожить.
Спустили шлюпку. В нее сели политрук М. П. Нечаев, минеры А. И. Тормышев и И. Мисченко, а также гребцы Плотников, Кузнецов и Гурьев. Осторожно, с наветренной стороны подошли к первой мине. Минер Мисченко, свесившись с кормы шлюпки, мягко уперся руками в стальной шар, не давая ему коснуться шлюпки. Минеру подали подрывной [19] патрон. Он подвесил его к тине, зажег запальный шнур. И тут же гребцы налегли на весла.
Когда шлюпка отошла на безопасное расстояние, прогремел сильный взрыв. Судя по нему, заряд мины составлял не менее трехсот килограммов.
Тем же способом были подорваны еще пять мин. Оставалась последняя, седьмая. Когда шлюпка направилась к ней, с корабля передали семафором вопрос: «Можете ли разоружить мину?» Некоторое время на шлюпке все молчали. Разоружить — значит узнать устройство мины. Это очень важно. Но это и очень опасно. Молчание нарушил политрук Нечаев.
— Передайте командиру корабля, — сказал он краснофлотцу Кузнецову, — приступаем к разоружению мины.
И вот шлюпка приблизилась к мине, которую решено «взять живьем». Нечаев и Мисченко вдвоем протянули к ней руки, наложили ладони на ее скользкую поверхность, стараясь удержать покачивающийся шар в спокойном состоянии. Третий, Тормышев, начал отвинчивать колпак. Все в шлюпке невольно напряглись. Ведь если здесь таится ловушка... Но ловушки, к счастью, не оказалось. Вслед за первым были отвинчены и другие колпаки.
Теперь предстояло отделить мину от минрепа — тонкого троса, соединяющего стальной шар с якорем, лежащем на дне моря. Тут тоже мог оказаться сюрприз, приводящий к взрыву. Но приходилось рисковать.
Тормышев спустился в воду, нырнул под мину и, ухватившись за минреп, потянул его на себя. Взрыва не было. Вынырнув, минер дал знак товарищам. Шлюпка подошла ближе, и моряки вскоре освободили мину от минрепа и прибуксировали ее к кораблю. Так она стала ценной добычей тральщика.
Пока мы ориентируемся в обстановке, в штаб флота продолжают поступать донесения от военно-морских баз и кораблей, находящихся в море, о новых минных банках и целых минных заграждениях, созданных противником. Мины обнаружены у мыса Юминда, близ плавучего маяка «Таллин», севернее острова Нарген и во многих других местах. Стало быть, минная опасность растет с каждым днем, и нам надо поторапливаться с ответными мерами.
Но вот что любопытно. Если противник так активно, настойчиво и так густо «засевает» минами устье Финского залива, значит, он не собирается проводить в этом районе наступательные боевые действия с использованием крупных кораблей. Врагу повредили бы при этом собственные минные [20] заграждения. Значит, у него цель одна — сковать действия наших сил. Этот вывод очень важен для последующих решений командования флота.
Тем временем в Таллин пришел штабной корабль Минной обороны — все тот же наш знакомый «Ленинградсовет». На нем прибыли остальные офицеры штаба и политотдела. Вечером того же дня контр-адмирал Ралль собрал всех нас в просторном салоне корабля.
Юрий Федорович рассказал, как складываются боевые действия в Прибалтике и у нас на Балтийском театре.
Положение трудное. Вражеские войска глубоко продвинулись на нашу территорию. Флоту приходится сосредоточивать основные усилия на том, чтобы содействовать сухопутным силам на приморских направлениях. В то же время балтийцы развернули активную борьбу на коммуникациях: нарушают морские перевозки врага, защищают собственные сообщения с Моонзундскими островами, с Ханко, со многими пунктами в Финском заливе. А в этом должна сыграть свою роль и Минная оборона флота.
Контр-адмирал сообщил, что ему подчинены все средства борьбы с минами, а для активных минных постановок будут выделяться дополнительные силы. Небезынтересно было узнать, в частности, о том, что принимаются меры для более эффективной борьбы со всеми типами вражеских мин, в том числе с мало еще известными нам донными, неконтактными минами. В наше распоряжение переданы специально оборудованные магнитные тральщики «Скат» и «Поводец» с деревянными корпусами, на которые не реагируют донные мины. Оба тральщика имеют электромагнитные тралы.
Сжато, четко изложены Раллем конкретные задачи Минной обороны. Вместе с силами и средствами Охраны водного района главной базы мы должны обеспечивать вывод в море и возвращение наших подводных лодок. Формировать и проводить конвои из Таллина в Кронштадт, на Ханко, Моонзундские острова. Продолжать постановку минных заграждений и противолодочных сетей, траление вражеских мин. На штаб ложится организация, планирование и учет всех этих действий, ведение карт минной обстановки, ее анализ и оценка, выработка предложений по борьбе с минной опасностью.
Затем выступил военком — бригадный комиссар Н. Т. Кокин. Он напомнил нам содержание специальной директивы ЦК партии и Советского правительства, изданной в связи с началом войны. Суровые в ней слова... Решается вопрос о жизни и смерти советского государства, о свободе или [21] порабощении народов Советского Союза. Надо понять всю глубину опасности, нависшей над страной, отрешиться от благодушия и беспечности мирного времени. Надо всем советским людям подняться на священную борьбу с коварным и сильным врагом, отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови...
Мы слушали комиссара и думали о героической обороне Либавы, об ожесточенных боях под Ригой, о том, что по улицам этих городов маршируют теперь фашистские колонны. Враг остервенело рвется к Ленинграду. Под угрозой главная база флота. Да, нелегкое время, тяжелая борьба...
После совещания я вышел на верхнюю палубу «Ленинградсовета». Теплая ночь. Видны суда у стенки Купеческой гавани, силуэты боевых кораблей на рейде, очертания затемненных зданий порта. За ними — Таллин.
Впервые я увидел его летом 1940 года, Эстония только что вступила в семью республик Советского Союза. Город поразил своей красотой, неповторимостью. Восхищенный, ходил я по узким улочкам Вышгорода, смотрел на старинные крепостные стены, на высокую круглую башню «Длинный Герман», на все великолепие поднимающихся над городом готических шпилей. Любовался строгой архитектурой Домской церкви, построенной более шести веков назад. В этой церкви, в массивных гробницах, покоятся останки прославленных русских адмиралов И. Ф. Крузенштерна и С. К. Грейга. Ездил на трамвае к берегу бухты, где стоит знаменитый памятник русским морякам с броненосной лодки «Русалка», трагически погибшей в 1893 году во время жестокого шторма на Балтике. В парке Кадриорг любовался домиком Петра Первого. Глубокая старина и отечественная морская история... Да это и не удивительно. Ведь более двух столетий Таллин, называвшийся тогда Ревелем, был базой русского военного флота.
И вот я снова здесь, но совсем в другой обстановке. Наступая на Ленинград, фашистские войска обошли Таллин с юга. Нет сомнения в том, что скоро они будут штурмовать город. Пока бои идут на дальних подступах к нему, однако все яснее вырисовывается грозный смысл знакомого военным людям слова «осада».
Что ж, таллинцы готовы постоять за себя. Мне известно, что флот выделил немало сил для обороны города. Береговая артиллерия, артиллерия кораблей, морская авиация нацелены на помощь сухопутным войскам, отряды моряков двинуты на оборонительные рубежи. Город будет сражаться. Размышляя обо всем этом вечером на палубе штабного [22] корабля, я в то же время думал о собственных делах — сегодняшних и завтрашних. Минная война — задача трудная, но мы должны постараться возможно лучше решить ее.
Через день-два у нас вырисовался план траления в зоне действий кораблей Балтфлота. Мы должны тщательно контролировать в противоминном отношении все важнейшие фарватеры, по которым ходят корабли. Общая их длина составляла около 1400 миль. Требовалось большое напряжение, чтобы пройти с тралами такое расстояние при наших ограниченных силах. Но у войны свои законы. Все, что только можно, было брошено на тральные работы.
На моих штурманских картах пролегли разные курсы в зоне Финского залива, на подступах к Таллину, к Моонзунду, к Ханко. По этим курсам неторопливо ходили, буксируя за собой тралы, корабли неодинаковых размеров и конфигурации: тральщики специальной постройки, переоборудованные для этих целей рыболовные суда, многочисленные катера. Порой захлестывала их волна, атаковали вражеские самолеты и торпедные катера, а то и подводные лодки. У них был постоянный риск подорваться на мине. Нередко противник сбрасывал с самолетов и катеров мины на протраленную уже полосу, и тогда тральщикам приходилось вновь повторять свои бесконечные галсы.
В то же время формировались корабельные отряды для постановки минных заграждений в водах противника, и эти отряды уходили в свои опасные походы под покровом ночи. Кроме того, что ни день, мы получали задания на проводку конвоев, эскортирование, уходящих в просторы Балтики подводных лодок. Мы, штабные командиры, бросались то туда, то сюда. Дни и ночи смешались в нечто единое, называемое боевой работой.
В незаметной этой работе экипажи тральщиков проявляли подлинный героизм, самоотверженность и делали свое дело с высоким мастерством.
В те дни в одном из донесений командования бригады траления я встретил знакомую уже фамилию минера, старшины 2-й статьи А. И. Тормышева — минера базового тральщика «Гафель». Оказывается, он еще дважды ходил на смертельный риск в схватке с минами. Только теперь это было уже не на «Гафеле», а на катере-тралыцнке.
Первый раз дело было так. Катер на фарватере вытралил вражескую мину. К ней на маленькой шлюпке пошел Тормышев с подрывным патроном. Он, как это делал уже и прежде, подвесил к мине взрывчатку, поджег запальный шнур и вернулся на катер, стоявший поблизости. Катеру [23] следовало быстро уходить на безопасное расстояние, но, как назло, заглох мотор. Мотористы пытались его завести, а секунды текли, момент взрыва был все ближе и ближе. Тогда Тормышев прыгнул в шлюпку, сильными рывками весел подогнал ее к мине и вырвал уже догорающий запальный шнур. Потом, когда на катере заработал мотор, минер вставил в подрывной патрон новый шнур, зажег его, подгреб к борту катера, и тот дал ход. Вскоре прогремел взрыв, над морем поднялся огромный столб воды. Но теперь катер уже был на безопасном расстоянии.
Во второй раз, как свидетельствовало донесение, Тормышев самостоятельно разоружил вражескую мину нового образца, к которой и прикасаться было опасно. Правда, в данном случае не сообщалось каких-либо подробностей, но сам факт опять-таки говорил о бесстрашии, самообладании и мастерстве минера.
Забегая вперед, скажу, что этот старшина не раз отличался и в дальнейшем, неоднократно подрывал мины разных образцов и одним из первых балтийцев нашел способ уничтожения вражеских мин-ловушек, которые в большом количестве выставлялись фашистами в последующие годы войны. К сожалению, отважный моряк не дожил до победы — он погиб в 1944 году на тралении в Нарвском заливе.
Упомянутое мною выше эскортирование подводных лодок тоже требовало немалого напряжения сил, соответствующей организации, а также мужества тех, кто выполнял эти, казалось бы, несложные задачи. В довоенной практике флота предусматривалось, что для эскорта выходящих в море или возвращающихся в базу подводных лодок лучше всего использовать эскадренные миноносцы и сторожевые корабли с параван-тралами. Имелось в виду, что такой эскорт обеспечивает и надлежащую охрану подводной лодки, и приличную скорость движения. Но с началом войны пришлось взглянуть на это дело по-другому. Эсминцы в условиях минной и воздушной опасности сами нуждались в специальном охранении, а достаточного количества быстроходных сторожевых кораблей в составе нашего флота не было. Поэтому мы могли рассчитывать лишь на такой вариант: проводку подводных лодок по опасным фарватерам осуществлять за тралами базовых тральщиков, а в охранение выделять катера МО.
Конечно, было бы хорошо в целях скрытности эскортировать лодки в ночное время, но мы не располагали специальными ночными тралами. Приходилось действовать в светлое время суток. В таком случае, конечно, полагалось бы надежно [24] прикрывать эскорты с воздуха силами истребительной авиации, но этих сил не хватало. Неплохо было бы кораблям эскорта заранее поупражняться в отработке совместного плавания, однако для этого мы не располагали временем. Так что проблемы наслаивались одна на другую и сильно усложняли нашу работу.
До последнего времени подводные лодки, выходя на просторы Балтики, следовали из Таллина вдоль нашего побережья, форсировали пролив Моонзунд и шли далее проливом Соэлозунд между островами Даго (Хиума) и Эзель (Сарема). Но противник, выявив этот маршрут, поставил мины и здесь. На магнитной мине подорвалась и погибла подводная лодка «С-11». Чтобы избежать новых потерь, пришлось проложить фарватер на больших глубинах посередине западной части Финского залива прямо в Балтийское море.
6 августа по этому фарватеру отправился первый организованный нашим штабом эскорт. Он состоял из пяти базовых тральщиков и пяти катеров МО под общим командованием старшего лейтенанта С. В. Панкова. Выводились в море три подводные лодки: «С-4», «С-5» и «С-6».
Помню, как мы на командном пункте Минной обороны следили за движением кораблей. Вначале все было тихо, никаких донесений. Значит, на фарватере полный порядок. Затем одна за другой три радиограммы. Первая: «На последнем отрезке фарватера встретил минное заграждение. Пять мин взорвались в тралах. Продолжаю движение». Через несколько минут: «Затралено еще четыре мины». В третьем сообщении указывалось, что в тралах взорвались еще две мины. После этого — опять тишина.
— Видимо, заграждение форсировано, — выразил предположение начальник штаба В. П. Александров. — Когда фашисты успели поставить мины? Засекли, наверное, нашу работу по пробивке фарватера.
И, уже обращаясь к своему заместителю Чулкову, капитан 1 ранга Александров сказал:
— Подумайте о контрмерах, Николай Иванович, и доложите свои соображения.
Ждем новых сообщений от Панкова. Наконец он доносит, что все три подлодки выведены в море и что в назначенной точке встречена подводная лодка «С-8», которая возвращается в базу. На обратном пути подсечены еще две мины. Судя по координатам, указанным в донесении, самый опасный район оставлен эскортом позади. С облегчением вздыхаем.
В последующем снарядили еще несколько эскортов. Ими [25] успешно командовали не только Панков, но и капитан-лейтенант П. Т. Резванцев и старший лейтенант М. Д. Годяцкий. На их пути тоже попадались мины, неоднократно их атаковали фашистские самолеты, случалось обнаруживать около эскортов вражеские подводные лодки. Наши командиры не терялись в этой сложной обстановке, действовали смело и не допустили никаких потерь со своей стороны.
Траление, эскорты, конвои... Это, так сказать, оборонительные меры. Гораздо больше удовлетворения приносили нам активные действия — постановка минных заграждений в водах противника. К выполнению этих задач обычно привлекались сторожевые корабли типа «Буря» водоизмещением 560 тонн, довольно быстроходные, берущие на палубу 16 мин, а также торпедные катера, катера МО и базовые тральщики. В течение августа они не раз проникали в финские шхеры, на подходы к Хельсинки и Утё. В двух таких рейдах довелось участвовать и мне.
А результаты? О результатах своих минных постановок мы в те дни мало что знали, кроме, разумеется, бесспорного предположения, что всякая такая постановка сковывает силы врага, затрудняет его действия. Но позднее выяснилось, что мины наносили немалый урон врагу.
И здесь уместно рассказать о том, как погиб финский броненосец береговой обороны «Ильмаринен». Об этом я уже после войны прочитал в книге швейцарского историка Юрга Майстера{2}.
Был сентябрь 1941 года. Наши войска и флот упорно обороняли Моонзундские острова. Немецко-фашистское командование выделило значительные силы для осады островов, для высадки десантов. Одна из вражеских корабельных групп, насчитывающая 24 боевых единицы, под условным наименованием «Нордвинд» выдвигалась в район к северу от острова Даго. В ее состав входили финские броненосцы «Вяйнемяйнен» и «Ильмаринен» — крупные артиллерийские корабли, минный заградитель «Бруммер», девять сторожевых кораблей, два ледокола, транспорт, катера и тральщики.
В 18 часов 13 сентября отряд вышел из Утё. В голове колонны следовали броненосцы с поставленными параванами-охранителями, так как из-за неполадок со связью встреча основных сил отряда с тральщиками не состоялась. В 20 часов 30 минут примерно в 22 милях южнее Утё отряд начал [26] поворот на новый курс. На циркуляции «Ильмаринен» правым бортом подорвался на мине. Пробоина в борту оказалась настолько большой, что корабль почти сразу перевернулся и через шесть минут затонул.
Это была серьезная потеря для финского флота. «Ильмаринен» имел водоизмещение 3900 тонн, вооружен четырьмя 250-миллиметровыми и восемью 102-миллиметровыми орудиями, четырьмя зенитными автоматами. Вместе с кораблем ушли под воду 271 человек из состава экипажа и штаба отряда. Из-за гибели броненосца армада противника не рискнула двинуться дальше и возвратилась в базу.
Немецко-финское морское командование считало, что «Ильмаринен» подорвался на случайно оказавшейся здесь плавающей мине. А точные расчеты показали, что именно там, где погиб корабль, силами нашего флота была поставлена минная банка в ночь на 18 августа 1941 года. Хорошо и в нужном месте поставлена — подводный снаряд эффективно сработал.
Морские карты, на которые мы наносим минную обстановку, становятся все более полными, испещренными разными условными знаками, цифрами и линиями. В то же время мы ведем и карту сухопутной обстановки, пользуясь оперативными сводками штаба флота. И эта карта нас мало радует, вызывает озабоченность.
Противник продолжал наступление в Прибалтике. 5 августа немецко-фашистские войска овладели станцией Тапа, перерезав железную дорогу и автотрассу Таллин — Ленинград. К исходу 7 августа враг вышел на побережье Финского залива между, мысом Юминда и бухтой Кунда. Таким образом, после месяца ожесточенных боев наша 8-я армия оказалась рассеченной на две изолированные части. Ее 10-й стрелковый корпус численностью около 16 тысяч человек отходил в направлении на Таллин, 11-й стрелковый корпус — на Нарву.
С каждым днем обстановка на территории Эстонии осложнялась, и угроза Таллину росла.
На фоне этих неприятных известий радостной для нас была оперативная сводка штаба флота за 8 августа. Из нее мы узнали, что дальние бомбардировщики типа ДБ-3ф авиационного полка под командованием полковника Е. Н. Преображенского, поднявшись с аэродрома Кагул на острове Эзель, долетели до Берлина и сбросили бомбовый груз на фашистскую столицу. Это сообщение было тем более приятно, что мы некоторым образом участвовали в подготовке воздушного удара по фашистскому логову — обеспечивали [27] доставку на Эзель крупных авиационных бомб. С грузом таких бомб при соответствующих мерах предосторожности ходили к острову базовый тральщик «Патрон» под командованием старшего лейтенанта М. П. Ефимова, тихоходный тральщик «Т-298», которым командовал старший лейтенант А. В. Соколов, и другие корабли.
Хорошо запомнилось 19 августа. В этот день мы прочитали в сводке, что враг начал артиллерийскую подготовку по всему фронту обороны Таллина. И хотя фронт еще был далеко от города, не приходилось сомневаться в том, что для главной базы флота наступает решительный час.
20 и 21 августа фашистские войска продолжали штурм наших позиций. Его вели пять хорошо оснащенных дивизий при поддержке танков и авиации. Защитников Таллина вместе с моряками, с бойцами эстонских и латышских рабочих полков насчитывалось около 27 тысяч{3}. Они не располагали танками, не имели достаточного прикрытия с воздуха. Дрались все воины самоотверженно, с трудом сдерживая натиск численно превосходящих сил противника.
Оборона не выдержала бы и первых ударов, если бы не артиллерия кораблей. И чем ближе к Таллину продвигалась линия фронта, тем сильнее становился огонь мощных флотских артиллерийских установок. Вначале по различным береговым целям, по скоплениям вражеских войск и танковым колоннам били орудия канонерских лодок «Москва» и «Амгунь». 22 августа первые артиллерийские удары по врагу нанесли крейсер «Киров» и мощная береговая батарея острова Вульф (Аэгна). С 23 августа уже все корабли, находившиеся в районе Таллина, оказывали артиллерийскую поддержку нашим сухопутным войскам, поскольку бои шли уже в 9–12 километрах от города.
24 августа. День пасмурный, солнце редко показывается из плотных свинцовых туч, нависших над городом и рейдом. Фашистских самолетов нет — мешает облачность. Гремят залпы главного калибра балтийских кораблей.
В последние дни мы почти совсем не видим на борту «Ленинградсовета» нашего флагманского артиллериста Константина Козина. Нет его и сегодня. Почти все время он обитает на эсминце «Калинин», на других кораблях, которые ведут огонь. Мы невольно ему завидуем: человек находится, можно сказать, в бою, он с теми, кто разит врага смертоносными снарядами. А у нас работа другая. У нас [28] тоже много дел, но в них труднее видеть непосредственные боевые результаты.
Операторы Н. И. Чулков и Г. С. Гапковский, собирая воедино сведения из разных источников, по-прежнему тщательно анализируют минную обстановку, фиксируют на карте все ее изменения. Особое внимание уделяется при этом коммуникации Таллин — Кронштадт. В штабе флота эту карту ценят — она часто нужна для принятия тех или иных решений. Мы сами тоже постоянно пользуемся ею — ведь по-прежнему формируются и отправляются конвои, на подготовку которых у нас уходит немало времени и сил.
Образно выражаясь, мы глядим, главным образом, на море, а не на сушу. Несколько дней назад мне и флагмину Гончаренко пришлось заняться расчетами на постановку позиционных противолодочных сетей на подходах к Таллинской бухте. Постановку сетей осуществлял дивизион сетевых заградителей под командованием капитана 3 ранга Е. Н. Пихуля. На морских подступах к базе возникло надежное противолодочное препятствие. А это немаловажно: корабли, ведущие огонь по врагу, могли не опасаться удара из-под воды.
Вспоминаю свой вчерашний визит в штаб флота. Новости неутешительные. Бои завязались уже в поселке Пирита — живописном уголке, в котором таллинцы любили отдыхать по выходным дням. Через несколько часов узнаю, что ночью враг прорвался к полуострову Вимси. А это уже берег Таллинской бухты. Военный совет, штаб флота, политуправление и разные флотские учреждения переходят на корабли.
25 августа. Погода изменилась: небо очистилось, вовсю светит солнце, тепло. Но это совсем не радует. С палубы «Ленинградсовета», стоящего пока у стенки, смотрю в сторону рейда. Вижу крейсер, вижу эсминцы. Они ведут огонь в сторону берега. А над кораблями в вышине кружат самолеты-разведчики врага. Теперь жди массированного налета.
И вот гудят «юнкерсы». Сразу начинают оглушительно бить десятки зенитных орудий. Корабли то увеличивают ход, то стопорят его, делают крутые повороты. Бомб с воздуха сыплется много, но идут они мимо цели, падают в воду. За бортом вздымаются высокие рваные всплески. Ухают тяжелые взрывы над островом Аэгна: враг бомбит береговую батарею.
«Юнкерсы» улетают, дается отбой воздушной тревоги. Мы пьем чай в кают-компании. Разговоры не клеятся. Вдруг [29] снова слышим взрывы. Они гремят где-то неподалеку от корабля. Что это?
Выскакиваю на мостик. Небо чисто, вражеских самолетов нет, а в бухте около кораблей встают характерные всплески. Снаряды! Ну, конечно, враг, захватив полуостров Вимси, установил там пушки. И они бьют сейчас по кораблям, по рейду.
Корабли опять на ходу, опять маневрируют, не давая вражеским артиллеристам пристреляться. Снаряды взрываются и в районе гаваней. Один из них попадает в здание таможни — как раз против места стоянки «Ленинградсовета». От обстрела что-то загорается на берегу. Туда мчатся пожарные машины.
На рейд выходят катера-дымзавесчики. За ними тянется густое облако дыма. Оно сплошь заволакивает рейд. Огонь противника становится беспорядочным и вскоре прекращается. Однако дымовая завеса редеет под свежим ветерком. И тогда снова свистят снаряды.
Контр-адмирала Ралля вызывают на посыльное судно «Пиккер», где сейчас находится Военный совет флота. Судно стоит у стенки Минной гавани. Через час наш флагман возвращается, приказывает работникам штаба собраться в салоне. В сообщении Ралля нет ничего хорошего. Оказывается, следовавший сегодня ночью конвой из Таллина в Кронштадт на рассвете был обстрелян батареей, установленной фашистами на мысе Юминда. Позднее конвой подвергался неоднократным атакам с воздуха, на кораблях и судах есть повреждения, есть убитые и раненые.
Но это еще не все. На пути конвоя появилось много мин. Их только что поставили вражеские корабли, базирующиеся в финских шхерах. А это значит, что важнейшая для нас коммуникация в заливе перекрыта минными заграждениями. И, судя по всему, эти заграждения противник усиливает. Мы молчим, но отлично понимаем, что это значит. Мы еще не говорим вслух об оставлении Таллина, но видно, что такова скорая перспектива. А как же пройдут в Кронштадт корабли и суда — десятки кораблей и судов? По заминированному фарватеру?
Понятно, чего ждет от нашего штаба Военный совет флота. Необходимо организовать траление фарватера. Решено выделить для этой цели катера-тральщики. Можно было бы, конечно, послать на фарватер последние оставшиеся в нашем распоряжении базовые тральщики, но рисковать ими неразумно. Эти тральщики будут нужны для проводки кораблей во время прорыва из Таллина. [30]
Забегая несколько вперед, скажу о том, что и катера-тральщики не смогли выйти на выполнение задания. На море начался шторм, по заливу покатились крупные волны, и не только тралить, но и просто двигаться в такую непогоду маленькие катера не могли. Опасней стала и посылка на фарватер базовых тральщиков. При таком волнении любой из них мог наскочить на мину прежде, чем вытралит ее.
Решения принимались, но не все решения удавалось выполнить. И это тяжелым грузом ложилось на душу.
День 25 августа закончился еще одним тревожным сообщением. Врагу удалось прорвать оборону на реке Пирита и проникнуть в район Юллемистэ на окраине Таллина. Теперь весь город оказался под обстрелом вражеской артиллерии. Пожары занимались то тут, то там. Все, что можно было бросить на оборонительные рубежи, давно уже было брошено. Резервов не было...