Глава I.

Флагманский штурман

Восточная позиция

Поздний вечер 28 июня 1941 года. Собственно, уже не вечер, а ночь, потому что время близится к двенадцати. Летняя ленинградская белая ночь. Я стою на палубе рейсового парохода, который неторопливо движется по Невской губе, держа направление на Кронштадт. Впереди по курсу вижу на небе светлую полосу зари, вижу ее отблеск на водной глади, подсознательно отмечаю красоту этой картины. А на душе тревожно.

Предыдущую ночь, ночь бессонную, я провел в здании Адмиралтейства — дежурил по управлению военно-морских учебных заведений, в штате которого состоял. На рассвете в кабинете начальника управления раздался мелодичный звонок телефонного аппарата. Это Москва, наркомат Военно-Морского Флота. Просят записать телефонограмму. «...немедленно откомандировать капитана 2 ранга Ладинского Юрия Викторовича в Кронштадт в распоряжение контр-адмирала Ралля».

— Кто принял? — спрашивают на том конце провода.

— Капитан 2 ранга Ладинский.

— Вот и отлично! Значит, исполнение приказа можно считать начавшимся. Успеха вам!

Благодарю за пожелание, хотя не знаю, о каком успехе идет речь.

Потом я сдал дежурство, сдал также дела по своей должности флагманского штурмана военно-морских учебных заведений. Уже к вечеру заскочил к себе домой, чтобы собрать необходимые вещи, попрощаться с женой и дочерью, и заспешил на плавучую пристань у 7-й линии Васильевского острова. И вот Ленинград остался позади. А впереди все яснее вырисовываются знакомые очертания знаменитой морской крепости.

Как и у многих моряков-балтийцев, с Кронштадтом у меня связаны самые добрые воспоминания. Это город моей [4] флотской юности. А началась та юность еще осенью 1922 года. Именно тогда по путевке комсомола ушел на флот. Вручали путевку в Курском губкоме РКСМ. Запомнились напутственные слова, сказанные там: «Надеемся, что оправдаешь доверие!» Я старался не подвести своих земляков-курян и в училище неплохо осваивал военно-морские науки. Первая же курсантская практика была на кронштадтских рейдах. Вот тогда и увидел я впервые старинные его бастионы, форты, строгие линии причалов. С необыкновенной гордостью думалось мне, что именно отсюда шли в бой петровские галеры и многочисленные парусные эскадры русского флота, что по этим причалам шагали прославленные русские адмиралы Ф. Ф. Ушаков и П. С. Нахимов, Г. И. Бутаков и С. О. Макаров, что здесь формировались отряды революционных матросов, которые штурмовали Зимний, били белогвардейцев и интервентов на фронтах гражданской войны.

Отсюда, из Кронштадта, в 1924 году уходил я в свой первый большой заграничный поход на учебном корабле «Комсомолец». Потом были другие походы, другие встречи с этим городом. Я хорошо знаю его улицы и площади, его неповторимые памятники. Бронзовый памятник Петру Первому, на постаменте которого высечены на всю жизнь запомнившиеся мне слова: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело!..» Памятник адмиралу Макарову на Якорной площади и высеченные на его постаменте тоже незабываемые слова: «Помни войну!»

Сейчас думаю обо всем этом с особым чувством. Не ради прогулки, не ради какого-то краткого служебного дела мирных дней мой визит в Кронштадт. Фактически это дорога на фронт, на действующие корабли Балтийского флота.

Рейсовый пароход медленно швартуется к причалу. Я оглядываюсь вокруг. В Кронштадте — ни огонька. Не горят створные маяки, не видно входных мигающих буев. Пуст Большой рейд — основные силы флота в Таллине, в Рижском заливе. Фронт отсюда еще не близко, но я знаю, что Кронштадт уже воюет. В первую же военную ночь вражеские самолеты сбросили магнитные мины близ его выходного фарватера и в открытой части Морского канала, обстреляли на Красногорском рейде транспорт «Луга». Тогда впервые гремели залпы зенитных орудий кронштадтских фортов. Ежедневно над городом и рейдом появляются воздушные разведчики врага. Город-крепость в боевой готовности. [5]

Поданы швартовы, поставлена сходня, тщательно проверяются документы. А потом я быстрым шагом иду по темным улицам. Они безлюдны, лишь часто встречаются военные патрули, которые вновь и вновь рассматривают мои документы под узким лучом фонарика.

Вхожу в знакомое здание штаба Кронштадтской военно-морской базы. Дежурный по штабу, прочитав мое командировочное предписание, говорит, что контр-адмирал Ралль держит свой флаг на учебном корабле «Ленинградсовет». Он стоит у стенки Усть-Рогатки.

Иду к Усть-Рогатке и радуюсь. «Ленинградсовет» — знакомый корабль. Это старый морской служака, бывший учебный корвет «Верный», спущенный на воду еще в 1895 году. Не одно поколение моряков на борту этого корабля впервые познакомилось с морем, познало соль морской службы. Плавали на нем и курсанты наших училищ. Всего лишь немногим более месяца назад я был здесь, проверял готовность штурманской боевой части к очередному учебному плаванию с будущими штурманами. Тогда же и познакомился с командиром корабля — совсем еще молодым, симпатичным старшим лейтенантом Николаем Николаевичем Амелько. Он произвел на меня хорошее впечатление своей серьезностью, деловой основательностью, тем, что вполне ясно представлял задачи штурманского учебного корабля. Мы с ним быстро нашли общий язык, детально обсудили маршрут предстоящего похода и даже порассуждали о том, что наше родное Балтийское море с его сложными фарватерами, узкостями, островами, множеством навигационных опасностей служит отличной практической школой для штурманов и командиров кораблей. Словом, идя теперь на «Ленинградсовет», я не без основания надеялся на хорошую встречу.

На корабле меня сразу же провели в ярко освещенный салон. Несмотря на поздний час, здесь шло какое-то совещание. Отыскав глазами среди присутствующих контр-адмирала Ралля, я подошел к нему и доложил о своем прибытии. Юрий Федорович встал из-за стола, сердечно поздоровался и, обращаясь к сидевшим за столом офицерам, сказал:

— Вот и наш флагманский штурман. Принимайте в свою компанию.

Затем уже для меня добавил:

— Быстрее входите в курс дел, Юрий Викторович. Завтра начальник штаба объяснит вам все задачи. А сейчас уже поздно, мне пора.

Тут же он энергичной походкой вышел из салона. [6]

Теперь можно познакомиться с новыми сослуживцами. Смотрю на офицеров, стоя проводивших контр-адмирала, и улыбаюсь, что называется, во весь рот. Здесь немало знакомых. Подходит, жмет руку капитан 1 ранга Владимир Петрович Александров — он был моим командиром и наставником еще в курсантские годы. И здесь буду служить под его руководством — он начальник штаба. Тепло здоровается со мной инженер-капитан 2 ранга Николай Владимирович Строк-Стрелковский, сосед по ленинградскому дому Представляются и другие, более молодые командиры, которых вижу впервые и с которыми предстоит еще найти близкие контакты. Все они вместе — моя новая флотская семья.

Тут я, между прочим, узнаю, что контр-адмирал Ралль, раньше нас покинувший салон, спешил на причал, чтобы возглавить отряд торпедных катеров, идущих сегодня в ночь на постановку мин у Хапассарских шхер под финским берегом. Стало быть, соединение уже решает боевые задачи. Ухожу на короткий отдых в отведенную мне каюту, чтобы через несколько часов самому включиться в решение этих задач.

С утра следующего дня капитан 1 ранга Александров помогает мне разобраться в обстановке, в назначении нашего соединения и моих обязанностях.

Неделю идет война. На всем фронте и здесь, на Балтике, боевые действия развертываются далеко не так, как предусматривалось оперативными планами. Предполагалось, например, что Финский залив будет полностью обезопасен от проникновения в него вражеских кораблей, если в устье залива создать сильную минно-артиллерийскую позицию (минные поля в сочетании с огнем береговых батарей). И такая позиция имеется. Свою роль она играет хорошо — противник даже не делал попытки ее форсировать. Но по мере продвижения сухопутного фронта на восток фашисты обходят эту позицию на ее южном фланге. Со вступлением в войну Финляндии оказался «обойденным» у позиции и северный фланг. Так что Финский залив сейчас не закрыт для вражеских кораблей. Под угрозой наши тыловые коммуникации, тыловые базы.

Учитывая это, Военный совет флота принял оперативное решение — оборудовать оборонительный рубеж в восточной части Финского залива. На островах Гогланд, Лавенсари (ныне Мощный) и Большой Тютерс спешно идет установка береговых артиллерийских батарей. Для постановки на этом рубеже минных заграждений и противолодочных [7] сетей выделены корабли и вспомогательные суда. Они составляют специальное соединение «Восточная позиция», базирующееся на Кронштадт и возглавляемое контр-адмиралом Ю. Ф. Раллем, Именно в это соединение я сейчас назначен флагманским штурманом.

Слушая В. П. Александрова, я понимаю сложность его положения. Соединение только еще создается. Штаб комплектуется на ходу из специалистов, служивших ранее в других местах. Штаб, говоря военным языком, не сколочен, не отработан, и времени на это практически нет. Вся надежда на то, что каждый командир, подчиняясь особым законам боевой обстановки, горячо возьмется за дело, не думая об отдыхе и экономии своих сил.

На такую работу и настраивает меня начальник штаба. Настраивает дипломатично и в то же время твердо. И я ловлю себя на мысли, что для данной должности и в такой обстановке трудно подыскать более подходящего человека, чем он. Владимир Петрович обладает большим опытом службы, хорошими организаторскими способностями, умеет проявить необходимую требовательность и показать пример дисциплины, аккуратности. Эти его качества знакомы мне еще с училищных лет. С таким начальником служить приятно.

Продолжая знакомиться с делами, обращаю внимание еще на одну нашу сложность: неоднородность кораблей соединения.

В перечне кораблей с удовольствием увидел имя эскадренного миноносца «Калинин». Это бывший «Прямислав» из семьи наших славных «Новиков» постройки периода первой мировой войны. Отличная скорость хода, хорошее артиллерийское и торпедное вооружение, и, что для нас особенно существенно, — возможность приема на верхнюю палубу 60 мин современных образцов.

Внушительной силой в корабельном составе «Восточной позиции» были два минных заградителя. Это «Марти» (впоследствии носил название «Ока»), который мог брать на борт до 300 мин, а также «Урал» — переоборудованный для военных целей бывший пассажирский теплоход. Удовлетворение вызывало и наличие в составе соединения двух новых сетевых заградителей — «Онеги» и «Вятки». Это корабли специальной постройки с большими трюмами и широкой свободной верхней палубой, предназначенные главным образом для постановки противолодочных сетей, но способные в то же время нести мины и участвовать в постановке минных заграждений. [8]

А далее списочный состав кораблей соединения дробился на большое количество мелких единиц — бывших буксиров и всяких других судов, мобилизованных в связи с войной и спешно оборудованных для выполнения боевых задач. Кроме того, были у нас дивизион малых охотников за подводными лодками и два дивизиона катеров-тральщиков.

Не трудно догадаться, о чем думал я, флагманский штурман, глядя на списочный состав кораблей. Силы для выполнения задач были вполне достаточные. Кроме того, с учетом потребностей мы могли временно использовать эсминцы, сторожевые корабли, базовые тральщики из других соединений. Но силы-то, повторяю, разнородные. Для осуществления минных постановок корабли должны иметь хорошую сплаванность, то есть уметь точно выдерживать в походе тот или иной строй, быстро и правильно реагировать на все сигналы флагмана, ни в коем случае не сбиваться с назначенного курса. Такая сплаванность достигается обычно путем длительных упражнений. А нам для таких упражнений времени не отпущено. К тому же штурманская подготовка на столь разных кораблях далеко не одинакова. Если в этом отношении можно было не беспокоиться, скажем, за крупные корабли, то на бывших буксирах и разнообразных катерах поработать придется немало.

Наметив себе план действий, я надолго покинул свою каюту на «Ленинградсовете». С утра до поздней ночи — то на одном, то на другом корабле. Проверяю навигационное оборудование, приборы, наличие необходимых карт и пособий, помогаю штурманам уничтожать и определять девиацию магнитных компасов, учу штурманов, призванных из запаса, многим премудростям кораблевождения, обращая особое внимание на их действия при совместном плавании.

С таким же напряжением работали и другие офицеры штаба. У каждого из них были свои трудности. То на том, то на другом корабле я встречал, например, нашего флагманского артиллериста капитана 3 ранга Константина Кузьмича Козина. Он проверял общую подготовку артиллеристов, налаживал учебу тех, кто призван из запаса, добивался единого понимания в организации артиллерийского огня разнокалиберных систем, особенно при отражении нападения воздушного противника, с чем мы неизбежно должны были столкнуться при первых же выходах в море. Все это Козин делал энергично, четко и быстро, с истинно артиллерийской хваткой, сохраняя неизменную бодрость духа. И на кораблях, и среди офицеров штаба он быстро приобрел авторитет [9] и не случайно был избран секретарем штабной партийной организации.

Занимаясь налаживанием штурманской службы, я нередко взаимодействовал с флагманским минером капитан-лейтенантом Александром Федоровичем Гончаренко, пожалуй, самым молодым офицером нашего штаба. С первой встречи он произвел на меня впечатление веселого, жизнерадостного и чуть ли не легкомысленного человека. Но скоро я понял, что свое дело он знает отлично и что у него можно получить исчерпывающую консультацию по тому или иному вопросу использования минно-трального оружия. А будущее показало, что наш минер к тому же смел и решителен в боевой обстановке.

В служебных хлопотах, в личном общении день ото дня лучше узнавал я и других специалистов штаба — флагманского связиста Георгия Коленковского, операторов Николая Чулкова и Георгия Гапковского. Все они оказались людьми знающими, работоспособными, добрыми товарищами. Словом, несмотря на спешность формирования, штаб «Восточной позиции» быстро оказался готовым к решению своих сложных задач.

Уже к 1 июля штабом была разработана и утверждена командованием документация на постановку первого минного заграждения. В соответствии с этой документацией был произведен инструктаж командиров кораблей, штурманов, минеров и других специалистов, организация выхода в море и минной постановки разыграна по деталям на специальном штабном упражнении. Объявлено: поход с целью выполнения боевой задачи — в ночь на 2 июля.

Эта ночь была тихой, безветренной, ясной. Наш отряд (эскадренные миноносцы «Калинин» и «Стерегущий», базовый тральщик «Бугель» и звено катеров МО) вышел с Большого кронштадтского рейда и взял курс на запад.

Головным идет флагманский эсминец «Калинин». Все его наблюдатели внимательно следят за поверхностью воды, горизонтом и воздухом.

Видимость отличная, как это нередко бывает во время белых балтийских ночей. С одной стороны, такая видимость облегчает наше плавание, с другой, она вовсе не способствует скрытности движения — а это ох как важно! Ведь мы знаем, что не далее как вчера на Восточном Гогландском плесе была обнаружена вражеская подводная лодка. Знаем также, что в финских шхерах базируются вражеские торпедные катера, что в любой момент могут появиться и [10] самолеты противника. Помочь нам может лишь наша же высокая бдительность.

Скорость довольно приличная — 16 узлов. Слева остались за кормой знакомые очертания Красной Горки. Миновали маяк Шепелевский, пересекли Сескарский плес и сделали поворот на юг. Справа остаются острова Сескар, Пенисари (Малый), Лавенсари, слева — Лужская губа, знакомая каждому балтийцу. По-прежнему тихо и светло. И по-прежнему на мостике эсминца чувствуется настороженность.

В штурманскую рубку, где ведется прокладка курса, частенько заглядывает контр-адмирал Ралль. Он весьма корректно интересуется нашими расчетами, сам прикидывает на карте расстояния с помощью циркуля, молча выходит из рубки к ограждению мостика и молча смотрит вдаль. От него веет спокойствием и уверенностью.

Я давно знаю Юрия Федоровича и питаю к нему глубокое уважение. Знаю еще с курсантских лет, с той поры, когда он был начальником Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. Затем, в предвоенные годы, мне довелось вместе с ним работать над составлением первой советской лоции Северного моря. В близком общении он всегда приветлив, безукоризненно вежлив.

Знакома мне и его не простая жизненная судьба. Боевой офицер русского флота, участник первой мировой войны, он после Октябрьской революции встал на сторону восставшего народа и отдал себя в распоряжение Советской власти. В гражданскую воевал на Балтике, командовал эсминцем, был флагманским штурманом флота и командиром линкора «Марат». В дальнейшем, находясь на различных командных должностях, возглавляя Высшее военно-морское училище и руководя кафедрой Военно-политической академии имени В. И. Ленина, многое сделал для подготовки флотских кадров. В канун Великой Отечественной войны, будучи начальником управления боевой подготовки Военно-Морского Флота, энергично занимался проблемами всесторонней выучки советских моряков. И вот теперь он командует крупным соединением на действующем Балтийском флоте.

С первых же дней формирования «Восточной позиции» Юрий Федорович подавал нам всем пример весьма настойчивой, целеустремленной работы. И штабу, и экипажам кораблей был задан высокий, хорошо рассчитанный темп действий. В то же время приходилось не раз замечать, что наш флагман думает не только о своем соединении, но и мыслит гораздо более широкими категориями. [11]

К примеру, несколько дней назад он пригласил меня пройтись по гаваням Кронштадта.

— Может быть, найдем что-нибудь полезное, — сказал он при этом.

Часа три мы ходили по причалам, осматривая стоящие на приколе и поднятые на бетонные стенки различные мелкие суда и катера, которые считались непригодными для плавания. Юрий Федорович, как заправский хозяин, чуть ли не ощупывал каждый из них, стучал по обшивке, дергал рулевые тяги, поворачивал штурвалы, спускался в подпалубные помещения. Я тогда грешным делом подумал: зачем копаться в этом старье? И, будто угадывая мои мысли, адмирал сказал:

— Война будет долгой. А у нас не хватает тральных средств. Здесь же стоит вон сколько вполне приличных корпусов. Подремонтировать, оборудовать, и будут катера-тральщики.

Время показало, что он был прав. Балтийцы в дальнейшем ввели в строй немало этих «непригодных» катеров, и они хорошо трудились на море как малые тральные средства.

Словом, всем нам есть чему учиться у контр-адмирала и можно благодарить судьбу за то, что именно он ведет нас в первый боевой поход.

Между тем наш отряд углубляется в Нарвский залив, оставляет его позади и приближается к назначенному для постановки мин району. Корабли перестраиваются в нужный порядок. Глядя на секундомер, я докладываю флагману о том, что мы пришли в исходную точку.

— Начать постановку! — приказывает контр-адмирал.

Команда передается на все корабли флажным сигналом с «Калинина». И тут же за кормой двух наших эсминцев и тральщика появляются всплески: надают в воду тяжелые морские мины и минные защитники — специальные подрывные устройства для вывода из строя тралов, если противник будет пытаться уничтожить наше заграждение. Всплески теперь встают позади каждого корабля через ровные промежутки времени, и под водой, невидимые глазу, выстраиваются ровные ряды минного поля.

Все выглядит на первый взгляд просто. Но по лицам своих товарищей, по моему собственному состоянию угадываю повышенное напряжение, царящее на мостике, и понимаю, что такое же напряжение испытывают моряки минной команды на корме корабля. Мы лежим, как говорят в таких случаях, на боевом курсе, строго выдерживаем прямолинейное [12] направление своего движения, чрезвычайно стеснены в маневре и не должны совершить никакой ошибки в обращении с минами, таящими в себе огромную разрушительную силу. А если появится воздушный или морской противник? С таким «грузом» и в таком положении нам вести бой очень трудно.

К счастью, горизонт чист и в воздухе самолетов не видно. Мы без помех завершаем работу и облегченно вздыхаем, когда последний рогатый шар сталкивается с кормы в воду, С этого момента на карте обозначается первая с начала войны линия оборонительного минного заграждения в восточной части Финского залива на близких подступах к Кронштадту и Ленинграду.

Обратный путь легче, хотя смотреть надо вокруг по-прежнему во все глаза. Совсем недалеко отошли мы от места постановки заграждения, как сигнальщики докладывают о плавающей мине. Это мина шведского образца, одна из тех, какие, как мы уже знаем, используются на Балтике немецким и финским флотами. Ралль приказывает «Бугелю» уничтожить ее. Над морем гремит сильный взрыв.

Мы благополучно возвращаемся в Кронштадт, выкраиваем для отдыха несколько часов, а затем опять готовимся к походу. Для нашего соединения наступила боевая страда.

Теперь мы регулярно отрядами в разных сочетаниях кораблей выходим на постановку мин в район Гогланда, Большого и Малого Тютерсов. Повторяется все то же, что было в первый раз. Но не всегда повторы одинаковы.

Особенно запомнился один поход. В строю кораблей, как всегда, головным следовал эсминец «Калинин», за ним шли минный заградитель «Урал», два базовых тральщика. Охраняли отряд катера МО.

Вот уже близко точка начала постановки мин. Корабли приняли строй уступа, полностью приготовившись к выполнению задачи. И тут сигнальщики эсминца заметили слева и справа от корабля темные рогатые шары. Мины! Одни шары стояли на небольшом углублении, этак в метре от поверхности воды, другие свободно плавали, покачиваясь на волне. Можно было предположить, что противник засек наши действия и какой-то его корабль или какие-то корабли выставили мины минувшей ночью на пути следования нашего отряда.

На мостике полная тишина. Какое решение примет флагман?

Контр-адмирал шагнул к обвесу мостика, несколько секунд [13] смотрел вниз, на воду. Потом обернулся ко мне и спокойно спросил:

— Флагштур! Сколько осталось до начала постановки?

— Две минуты.

— Передать по линии: форсируем минное заграждение противника. Усилить наблюдение, соблюдать осторожность!

Корабли продолжили движение. Жутковато было видеть уплывающие назад по левому и правому бортам тяжелые железные рогатые бочонки, начиненные взрывчаткой. Но вот они остались за кормой. Докладываю, что две минуты истекли. По отряду дается сигнал к началу минной постановки.

В это время сигнальщик докладывает:

— Семафор с «Урала».

— Прочтите, — разрешает Ралль.

— Ставить мины, находясь на минном поле противника, считаю невозможным. Командир минзага.

— Отвечайте: продолжать выполнение боевой задачи! — приказывает контр-адмирал. После некоторого раздумья Юрий Федорович говорит: — Во-первых, мы уже не на минном поле противника. А во-вторых, что же было делать? Стопорить ход, отрабатывать машинами назад? Тут-то и затянуло бы мину под корму. Мое решение идти вперед основывалось еще и на том, что мины противник поставил плохо, они хорошо просматривались, от них можно было уклониться. А что пришлось немного понервничать — это в порядке вещей.

Понервничать. Я не видел, чтобы наш флагман проявил хотя бы какую-то нервозность в этой непростой ситуации. Выдержку, расчет, обоснованное и незамедлительное решение — вот что показал нам флагман.

В результате этого похода протянулась на акватории залива еще одна линия минного заграждения.

Мы ходили на минные постановки весь июль. Ходили ночью и днем, и каждый раз с немалым риском. Неоднократно случалось отражать налеты вражеских самолетов. Артиллерия кораблей весьма удачно ставила огневые завесы — тут сказалась работа нашего флагманского артиллериста Козина.

Между походами порой выпадал часок-другой для отдыха в кают-компании «Ленинградсовета». И обычно здесь разговор неизменно сводился к одному и тому же: к положению на фронтах, к обстановке, создающейся на Балтике.

Неутешительными были фронтовые сводки. С болью в сердце мы говорили об оставленных территориях, о потерянных [14] городах и базах. И не всегда могли объяснить, почему так получается. Ведь нам казалось, что мы готовы к боям, знали, что война будет. Значит, что-то не было учтено. А как дело пойдет дальше? Когда собиремся с силами, когда перестанем отступать, когда погоним врага?

Нередко эти разговоры проходили в присутствии Юрия Федоровича Ралля. Он чаще задумчиво молчал, давая высказаться более молодым, более горячим членам нашей кают-компании. Но запомнилось, как однажды он остановил спор и тихо, проникновенно прочитал тютчевские строки:

Мне кажется, что я понял, что хотел сказать нам Юрий Федорович, какую высказал сокровенную мысль. Он верил, что несмотря на все невзгоды, врагу не сломить нас. В это и мы все тоже верили...

К концу июля определились итоги действий нашего соединения, решавшего задачи с помощью сил Кронштадтской военно-морской базы. Было поставлено семь линий минных заграждений от Хапассарских шхер до Гогланда, далее к островам Большой и Малый Тютерсы и в общем направлении на юг, на Кунду. Тем самым создан серьезный заслон для вражеских кораблей, которые попытались бы проникнуть в восточную часть Финского залива.

С удовлетворением думалось о том, что штаб и корабли «Восточной позиции» свою боевую задачу выполнили в срок и без потерь...