Незабываемые годы
Стоял морозный январь 1924 года. Сугробы снега, поднявшиеся вровень с нашей покосившейся избой, закрывали маленькое, из трех узких полосок стекла, окно. Это меня огорчало, так как обычно, удобно устроившись на сооруженной отцом дубовой лавке, любил я из этого окна наблюдать за улицей.
В тот вечер окно было темным и дышало холодным колючим воздухом. Я пристроился у полыхавшего огня, то и дело поглядывая на закопченный чугунок, из которого по всей избе разносился приятный запах варившейся картошки.
Вошла мать. В ее руках была миска с обросшими льдом солеными огурцами. Поставив миску, мать, обращаясь ко мне, сказала:
— Ты бы, Алексей, сбегал в сельсовет, отец с утра туда ушел. Может, хоть сегодня раньше домой вернется, горяченького поест...
Вскоре я был уже на обрывистом берегу реки Судость, где в бывшем помещичьем доме размещались сельсовет и изба-читальня. Возле большого и красивого дома, который несколько лет назад мои односельчане старались обходить стороной, стояли сани. По тому, как тяжело дышала запряженная в них лошадь, как заботливо была покрыта попоной ее спина, я понял: кто-то приехал издалека, видимо, из района. Потянув на себя дверь, я очутился в большой комнате, где плотно стояли мужики. Протиснувшись вдоль стены к первым рядам, я просунул между двумя отдающими табаком [6] полушубками голову и увидел стол, покрытый красным кумачом. За столом сидел председатель сельсовета, а рядом с ним стоял человек в серой солдатской шинели, туго перетянутой ремнем. Рука его крепко сжимала шапку, в воспаленных глазах угадывались боль и усталость.
— Ленин умер, — глухим голосом говорил незнакомец, — но он будет жить как вождь мирового пролетариата и трудового крестьянства, как наш дорогой и любимый товарищ. И пусть не радуются враги. Рабочий класс, все мы, товарищи, еще теснее сплотим свои ряды вокруг партии большевиков и построим ту новую и счастливую жизнь, за которую до последнего удара сердца боролся товарищ Ленин!..
Вот так, именно этим днем врезалось в мою память детство. Всегда, когда я мысленно возвращаюсь в те далекие годы, передо мною встает морозный январский день и человек в серой солдатской шинели с глухим хриплым голосом. И его слова, запавшие в душу на всю жизнь.
...Родился я на Брянщине, в селе Посудичи, Погарского района. Наш край издавна славился своими умельцами. Его мастеровые люди были известны как знатоки обработки металла и стекла, дерева и камня. До самой столицы российской империи долетела слава об их «золотых руках», но также широко была известна их бедность и обездоленность.
...Мой отец, Михаил Сергеевич, с раннего детства познал, что такое нужда, как горек помещичий хлеб. Отец вырос в многодетной семье. Как ни гнул спину на господской земле мой дед, прокормить семерых детей не мог. Поэтому дети, едва им исполнялось по семь-восемь лет, шли на заработки к деревенским богатеям. В семь лет и мой отец пошел в работники к помещику. Многое ему пришлось испытать: унижение, оскорбления, изнурительный труд.
Мария Николаевна, моя мать, тоже сполна испытала трудную долю. Обработка клочка земли, кормившего семью, хлопоты по домашнему хозяйству, дети — все это тяжелым бременем ложилось на ее плечи.
Нашей семье, как и многим другим семьям, нелегко было сводить концы с концами. Удивительное дело, Крюковы были в деревне известны как трудолюбивые, [7] знающие толк в земле люди, от зари до зари пропадавшие на ней, а в их доме никогда не было лишнего пуда зерна или лишнего мешка картофеля. И не вылезти бы моим родителям из нужды, не грянь Великий Октябрь, не свяжи они свою судьбу с колхозом.
Уважали отца односельчане, тянулись к нему. Он отвечал им тем же. И нас, меня, моего брата Ивана и сестру Евдокию, воспитывал на тех жизненных устоях, которым всегда был верен сам: уважать людей, быть добрым к ним, любить землю и труд. Десятилетия прошли с той поры, а я как сейчас слышу отцовские слова:
— Вам, молодым, теперь все двери открыты. Иди, выбирай любую профессию, учись...
Отцу вторила мать:
— Учитесь наукам, учитесь жить...
И сейчас, с рубежа прожитых лет, я с глубокой сыновней благодарностью говорю слова искренней признательности родной Советской власти за то, что открыла передо мной двери школы и вуза, дала возможность познать радость труда на благо Отчизны. Отцу и матери приношу глубочайшую благодарность за самые первые и самые нужные уроки жизни.
В родном селе Посудичи и районном центре Погаре прошло мое детство, там начиналась юность.
Мы с братом просыпались вместе с родителями, помогали им по хозяйству, а затем шли в школу. Когда же темными осенними и зимними вечерами выкраивалась свободная минута, бежали в избу-читальню. Летом с утренней зари до позднего вечера были в поле. Работали наравне со взрослыми.
Летели школьные годы. Каждый из них оставлял в памяти что-то свое, неповторимое и незабываемое.
Год 1927-й. Приближалась знаменательная дата — 10-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Мы, школьники, заранее готовили к празднику флаги, транспоранты, разучивали революционные песни. Наступило 6 ноября. Вечером, после торжественного собрания, вся школа, ученики и учителя, вышли на торжественное шествие по улицам Погара. Загорелись десятки факелов, запламенели над колонной флаги. К нам присоединились рабочие местных предприятий. Уже не десятки, а сотни факелов горели вокруг, [8] звучала музыка, лились мелодии революционных песен. А людей прибывало. Казалось, все жители поселка вышли на улицы. Началось праздничное ликование, которого древний Погар не знал за все былые годы.
За 1927-м встает год 1931-й. Я стал комсомольцем, закончил Погарскую семилетнюю школу. У каждого человека окончание школы — событие радостное и волнующее. Так было и у меня. Помню, как мы, вчерашние семиклассники, долго бродили по улицам родного Погара, спорили о профессиях, строили планы на будущее. Многие из нас уже знали, где будут трудиться. Знал и я. Накануне состоялось решение районного отдела народного образования о направлении меня учителем в Троицкую начальную школу, которая находилась в селе Горица.
С волнением переступал я порог класса в свой первый трудовой день. Справлюсь ли? Преодолев робость, начал урок. И потекли один за другим учительские дни. Дел было много, и я работал не жалея сил. Но мечта продолжить учебу не оставляла меня.
Летом в деревню приезжали на каникулы наши односельчане, ставшие студентами высших учебных заведений. Все мы, их младшие товарищи, по-доброму завидовали им.
Самым близким из приезжавших студентов был для меня Георгий Локтик. Ему я и открыл свою сокровенную мечту. Друг горячо поддержал мое стремление.
— Правильно думаешь, Алексей, — говорил он, — сейчас вся молодежь в походе за знаниями. Будет трудно. Но ведь в походе, как знаешь, легко не бывает...
В сентябре 1932 года я приехал в Ленинград и поступил рабочим на фабрику. В тот же год был зачислен и на рабфак. Не легко было совмещать работу и учебу. Но так жили тысячи и тысячи моих сверстников. Меньше всего мы думали о личном благополучии. Только делом, только им одним жила молодежь в те годы. Работали на заводах и фабриках, ходили на субботники, выполняли общественные поручения, а когда наступала ночь — садились за учебники. Отказывали себе в отдыхе, порой и в питании.
1932–1933 годы, как известно, были неурожайными. В стране не хватало продуктов. Хлеб выдавали по карточкам. [9] И часто, получив хлеб, я, как и мои товарищи, обменивал его на книги и тетради.
В 1934 году я закончил рабфак и подал заявление в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Стать инженером путей сообщения всегда считалось делом почетным и благородным. Такие взгляды были и в мои молодые годы. Не изменились они и теперь. К тому же железная дорога, с ее четким ритмом, насыщенностью техникой давно Манила и притягивала меня. Сегодня я с уверенностью могу сказать: выбор профессии был правильным, на всю жизнь.
Неведомый доселе мир механики, формул, чертежей открылся передо мною. Было интересно, хотелось как можно больше узнать, постичь, отложить в своей памяти. Высшая математика, сопротивление материалов да и другие предметы и инженерные расчеты давались легко. Одним словом, учился в институте я с желанием и уже строил планы, как после завершения учебы приду на транспорт инженером, стану командиром производства.
...В тридцатых годах международная обстановка резко обострилась. В Германии к власти пришла фашистская партия во главе с Гитлером. Свирепствовал в Италии фашизм Муссолини. Бряцала оружием милитаристская Япония. Палач Франко в крови топил республиканскую Испанию. В правительственных кругах США, Англии и Франции делалось все для того, чтобы натравить Гитлера на Советский Союз. Стране Советов было не легко. Нужно было укреплять обороноспособность, готовиться к войне. Мы, студенты, все чаще и чаще задумывались: где наше место в этот напряженный для Родины час? И решение пришло само по себе — в рядах ее вооруженных защитников. Так, закончив четыре курса института, я и мои институтские друзья Петр Романенко, Дмитрий Петров, Василий Козырев, Анатолий Вдовин подали в 1938 году рапорты о добровольном вступлении в ряды Красной Армии.
Прощай институт, прощайте друзья-однокурсники, прощай любимец студентов профессор Манос... Годы пройдут, огненным смерчем пронесется над страной война. И только после победы многие из нас, бывших студентов, узнают, что в осажденном Ленинграде поздними вечерами после изнурительной многочасовой работы, [10] приходя в свою квартиру, профессор окостеневшими от холода руками перебирал наши чертежи, рефераты, курсовые работы... Замерзая в пустой, много дней не знавшей тепла квартире, дорогой нашим сердцам учитель не посмел сжечь ни одной книги, ни одной странички студенческой рукописи. Все шло на дрова: стол, стулья, кровать, нетронутыми оставались работы студентов, ушедших на передовую, с оружием в руках защищать Родину. [11]