Часть четвертая.

Вперед, на запад!

Бросок через Одер

Прервем на время повествование о событиях, происходивших на левом фланге фронта, где 21, 59 и 60-я армии завершали освобождение от противника южной части Верхней Силезии и Домбровского угольного бассейна. Вернёмся к боевым действиям нашей главной ударной группировки.

Как уже говорилось выше, 17 января 1945 года Ставка уточнила задачу фронту: главными силами продолжать наступление на Бреслау (Вроцлав) и не позднее 30 января выйти на Одер южнее Лешно. Буквально на другой день, а точнее, через несколько часов после получения директивы командующий фронтом дал армиям конкретные указания, как вести дальнейшие боевые действия. Естественно, и нам, политработникам, надо было самокритично оценить итоги первых дней наступления и внести коррективы в свои планы в соответствии с новыми задачами.

Нелегко было советским войскам форсировать реки Нида, Пилица и Варта. С немалыми трудностями некоторым соединениям пришлось преодолевать даже маленькие речушки Шренява и Пшемша. Но самые тяжелые испытания ожидали наших воинов на Одере. Даже зимой такую крупную реку форсировать очень трудно: лед в ее южном течении недостаточно надежен, к тому же противник мог в любой момент открыть шлюзы, взорвать плотины, чтобы резко повысить уровень воды на отдельных участках и тем самым усложнить переправу наших войск. Именно на Одере, по западному берегу которого тянулась цепь железобетонных дотов и различных инженерных оборонительных сооружений, гитлеровцы рассчитывали остановить и обескровить Красную Армию и преградить ей путь к Берлину. Немецко-фашистское командование понимало, что Одер является фактически последней крупной водной преградой на пути к столице Германии, и решило до последнего солдата оборонять этот рубеж.

Военный совет фронта призвал войска приумножить боевую славу героев Днепра, Днестра и Вислы, широко использовать их опыт и форсировать Одер с ходу, чтобы [366] успешно завершить операцию. В частях и подразделениях вновь разъяснялась директива Ставки Верховного Главнокомандования от 9 сентября 1943 года. В этом важном документе указывалось, что за успешное форсирование крупных речных преград и закрепление за собой плацдарма для дальнейшего развития наступления представлять командный состав и отличившихся воинов к высшим правительственным наградам, а за преодоление рек, равных Днепру по трудности форсирования, — к присвоению звания Героя Советского Союза.

Командирам всех степеней, штабам и политорганам ставилась задача продуманно и со всей ответственностью организовать форсирование реки на широком фронте, обеспечить передовые отряды и главные силы необходимыми инженерными и переправочными средствами, бесперебойно действующей связью, орудиями сопровождения, а также надежным авиационным прикрытием.

Переправе через Одер должны были предшествовать тщательная разведка и мероприятия по оперативной маскировке. Там, где это возможно, рекомендовалось перебрасывать стрелковые подразделения по льду, а где река вскрыта, использовать табельные переправочные средства. Но если того требовала обстановка, надлежало форсировать реку на местных рыбачьих лодках, самодельных плотах, сделанных из бревен, досок, бочек и других подручных материалов.

Вспоминаю, как деловито и конкретно, давая полезные технические и тактические рекомендации, говорил с воинами о преодолении водных преград заместитель командира 55-й гвардейской танковой бригады по политчасти гвардии подполковник А. П. Дмитриев. Он призвал танкистов и поддерживающих их мотострелков усилить темпы наступления и первыми ворваться на территорию Германии. Сообщив, что бригаде выпала ответственная роль действовать в качестве передового отряда. Александр Павлович сказал:

— Командующий требует: темпы, темпы и темпы! Важно ошеломить противника, не дать ему опомниться и, используя элемент внезапности, захватывать мосты и переправы. Это лучший способ форсирования водных преград.

Напомнив о личной ответственности коммунистов и комсомольцев за общий успех, заместитель командира бригады по политчасти порекомендовал танкистам тщательно проверить техническое состояние машин, чтобы избежать вынужденных остановок, поломок и аварий.

— Если в пути растеряем машины, а потом станем собирать их, — предупредил Александр Павлович, — мы неизбежно [367] завязнем во вражеской обороне, не выполним поставленной задачи и подведем всю армию.

Организаторская деятельность командира бригады Д. А. Драгунского, начальника штаба Г. А. Свербихина, заместителя командира по технической части И. С. Лакунина, подкрепленная массовыми политическими мероприятиями, дала свои результаты. Экипажи 55-й гвардейской танковой бригады, как и многих других соединений, действовали дружно, слаженно, показав высокий наступательный порыв. Бригада успешно выполняла роль передового отряда.

Почему слово гвардии подполковника Дмитриева и других политработников было таким авторитетным? Да потому, что они сами храбро действовали в боях, их слова никогда не расходились с делами. Они презирали все опасности, готовы были не щадить жизни во имя победы, являлись достойными представителями партии на полях сражений.

Прорвавшись в глубокий тыл врага, подразделения 55-й гвардейской танковой бригады ненастной ночью, в снегопад стремительной атакой ошеломили гитлеровцев, перемахнули по мосту через Варту и на плечах удирающего противника без потерь преодолели сильно укрепленный оборонительный рубеж на бывшей польско-германской границе.

Гвардии подполковник Дмитриев, призывавший гвардейцев первыми ворваться в Германию, был и сам в Числе первых. Когда крупная колонна гитлеровцев устремилась к небольшому хутору возле города Велюня (там располагался штаб бригады), А. П. Дмитриев помог гвардии полковнику Д. А. Драгунскому немедленно организовать оборону. Огневой рубеж заняли не только разведчики, саперы, связисты, но и офицеры штаба, сам командир соединения и его заместитель по политчасти. Личным примером они воодушевляли гвардейцев. Потеряв более 300 человек убитыми, фашисты отступили, свыше 100 гитлеровцев было взято в плен.

Перед войной Александр Павлович Дмитриев прошел большую трудовую школу, получил хорошую политическую закалку. Родился он в 1910 году в городе Иваново, в семье рабочего. В юные годы встал к токарному станку. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, вступил в ряды Коммунистической партии. Длительное время Александр Павлович находился на комсомольской, профсоюзной и партийной работе. С 1935 по 1940 год являлся секретарем Фоминского райкома партии Владимирской области. Затем его командировали на учебу в Высшую школу парторганизаторов при Центральном Комитете партии. [368]

В начале Великой Отечественной войны А. П. Дмитриева назначили начальником политотдела танкового училища. С апреля 1942 года до конца войны он находился в действующей армии в качестве начальника политотдела танковой бригады — заместителя командира по политчасти. В составе войск 1-го Украинского фронта Александр Павлович прошел боевой путь от Днепра до победных рубежей. За мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, гвардии подполковнику А. П. Дмитриеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

В послевоенные годы А. П. Дмитриев находился на руководящей партийно-политической работе в Вооруженных Силах, возглавлял ряд политорганов. Ему присвоили звание генерал-лейтенанта, он был назначен членом Военного совета, начальником политуправления Краснознаменного Северо-Кавказского военного округа. В мае 1969 года скоропостижно скончался. Александр Павлович был одним из тех политработников, которые знали пути к сердцам воинов, которых справедливо называли вожаками солдатских масс.

Такие политработники, как А. П. Дмитриев, как наши самоотверженные парторги и комсорги, на завершающем этапе Висло-Одерской операции сумели вместе с командирами вдохнуть в утомленных многодневными боями солдат бодрость и энергию, помогли им обрести второе дыхание, мобилизовали воинов на завершающий бросок через Одер.

Войска фронта шли в наступление под лозунгами: «Вперед, в Германию!», «Освободим наших братьев и сестер, угнанных фашистами в неволю!», «Водрузим Знамя Победы над Берлином!»

Каждый батальон и полк, каждая бригада и дивизия были полны решимости первыми пересечь старую польско-германскую границу, вступить в Силезию, а затем добраться и до вражеского логова, чтобы добить там фашистского зверя.

Но на прежней польско-германской границе гитлеровцы располагали мощным оборонительным рубежом. За рекой Варта имелись железобетонные доты, противотанковые рвы, минные поля и другие инженерные заграждения.

Начальник разведотдела фронта генерал И. Т. Ленчик и разведывательные органы армий докладывали Военному совету фронта о том, что на оборонительный рубеж, проходивший вдоль бывшей польско-германской границы, гитлеровцы перебрасывают запасные и полицейские полки, наспех сформированные отряды фольксштурма. Мы [369] прекрасно понимали, что эти формирования представляют собой вспомогательную силу и что главной опорой немецко-фашистского командования являются отступающие от Вислы кадровые дивизии. Нам важно было разгромить эти соединения, не дать им возможности дойти до оборонительных рубежей, проходивших по старой польско-германской границе, и тем более закрепиться на них.

Некоторым передовым отрядам 3-й гвардейской танковой армии удалось это сделать. Уже 18 января 1945 года они достигли прежней польско-германской границы. На другой день туда дошли и общевойсковые соединения. В ходе двухдневных боев войска 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, 52-й армии генерала К. А. Коротеева и 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко овладели старыми пограничными укреплениями на фронте шириной 100 километров и продвинулись до 40 километров в глубь территории Силезии. Они заняли свыше 450 населенных пунктов, в том числе такие важные города, как Крейцбург (Ключборк), Ландсберг (Гожув), и другие.

Но сопротивление немецко-фашистских войск нарастало. Особенно сильное противодействие встретила 5-я гвардейская армия. Против нее гитлеровцы бросили свежие части и соединения, прибывшие с Запада. Прикрываясь танковыми заслонами и авиацией, они пытались на этом участке организованно отвести свои войска за Одер и жесткой обороной остановить наше наступление.

Командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев и начальник штаба генерал армии В. Д. Соколовский были очень обеспокоены замедлившимся продвижением 5-й гвардейской армии. Оценив сложившуюся обстановку, они приняли смелое и оригинальное решение. 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко, достигшей района Намслау, было приказано круто развернуться на юг и двигаться вдоль восточного берега Одера на Оппельн (Ополе), нанося фланговый удар по силезской группировке противника.

Вырвавшиеся на оперативный простор танкисты Рыбалко успешно продвигались вперед в заданном направлении. В самый разгар наступления им было очень трудно совершить такой неожиданный маневр, требовавший сложного перестроения. Многие танкисты недоумевали: не ошибка ли это, не напутал ли кто при передаче приказа командующего фронтом? Политработники и партийный актив не только помогли командирам довести новую задачу до каждого экипажа, расчета, отделения, но и укрепили у людей веру в нерушимость приказа. И он был выполнен танкистами беспрекословно, точно и в срок. [370]

Фланговый удар 3-й гвардейской танковой армии по силезской группировке противника в сочетании с фронтальными атаками 5-й гвардейской армии обеспечил разгром врага. Это ускорило выдвижение наших войск к Одеру и помешало немецко-фашистскому командованию организованно отвести свои потрепанные дивизии за реку.

В результате стремительного натиска танкистов и пехоты наши войска 24 января 1945 года овладели городом-крепостью Оппельн, который являлся также крупным узлом железных и шоссейных дорог, важным центром военной промышленности гитлеровцев.

Учитывая боевые возможности армии и высокий моральный дух ее воинов, командующий фронтом поставил 3-й гвардейской новую задачу — нанести удар из района Оппельна в направлении Глейвица (Гливице) и тем самым создать угрозу полного окружения силезской группировки противника. Так два первоначально различных и самостоятельных направления — краковско-катовицкое и бреславльское — слились воедино. Сложные маневры 3-й гвардейской танковой армии, позволившие создать реальную угрозу окружения, вынудили войска силезской группировки поспешно отходить на запад.

В то время как 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко осуществляла фланговый марш-маневр, 4-я танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко стремительно продвигалась к Одеру. Получив мощную и эффективную поддержку танкистов и воспользовавшись улучшением обстановки, 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова также решительным броском выдвинулась к реке. К вечеру 22 января 1945 года на Одер вышли ее передовые отряды, а 23 февраля и главные силы армии.

В числе первых водную преграду преодолел передовой отряд 13-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии полковника Г. Н. Комарова (начальник политотдела гвардии подполковник Г. А. Нестеров). Перед форсированием Одера и вступлением на территорию Германии в частях этого соединения состоялись митинги, партийные и комсомольские собрания. Гвардии майор П. Д. Мудряк рассказал молодежи своего полка, как в суровом 1942 году гвардейцы ночью под обстрелом врага переправились через Волгу в горевший Сталинград и с ходу вступили в бой, как сражались они на Мамаевом кургане, защищая город-герой, и поклялись пронести свои знамена от берегов Волги до столицы Германии.

Гвардии майор Мудряк был в той группе, которая в дни победного наступления под Сталинградом соединилась с войсками Донского фронта и вручила товарищам по оружию памятный вымпел. Имея за плечами опыт форсирования [371] Днепра, Вислы и других крупных водных преград, командир-коммунист дал молодежи ряд практических советов.

Такие беседы наши командиры и политработники проводили во всех подразделениях. В ненастную январскую ночь, когда с неба сыпалась колкая снежная крупа и: свистел студеный ветер, батальон гвардии капитана П. И. Казакова из 13-й гвардейской стрелковой дивизии форсировал Одер на плотах. Одним из первых переправился через реку заместитель командира батальона по политической части гвардии капитан П. Я. Федченко.

Под сильным обстрелом врага гвардейцы захватили плацдарм на западном берегу Одера. Контратаки гитлеровцев следовали одна за другой. Но воины стояли по-сталинградски, неколебимо. Замполит Федченко воодушевлял бойцов, напоминая им о присяге и воинском долге. Батальон выдержал жестокий натиск врага и, обеспечив переправу других подразделений, развернул бои по расширению плацдарма.

Войска форсировали Одер на стокилометровом участке. В ряде мест река оказалась скованной льдом. И хотя он был еще тонок и непрочен, многие смельчаки успешно переправлялись по нему. Делалось это не стихийно, не на авось, а продуманно и расчетливо.

Помню, на подступах к Одеру встретил командира 33-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Н. Ф. Лебеденко. Он доложил мне, как идет подготовка частей к форсированию реки. Как раз в тот момент мимо проходила группа бойцов во главе со старшиной, которые несли длинные доски.

— Это мы на лесопильном заводе раздобыли, — пояснил старшина. — Доски пригодятся при переправе. Когда стемнеет, мы проложим их по льду и поползем на западный берег. Даже оружие и боеприпасы переправим.

Я похвалил инициативного старшину за смекалку, а генералу Лебеденко и начальнику политотдела корпуса сказал, что и такими крупицами опыта не следует пренебрегать. Если понтонные парки к вечеру не подойдут, то придется начать переправу на подручных средствах.

Хотя переправочной техники мы имели достаточно, первые десанты и разведывательные подразделения действительно перебрались через Одер на подручных средствах, а где и по льду, устланному досками.

В числе первых форсировал реку мотострелковый батальон гвардии капитана Н. И. Горюшкина. Перед началом переправы здесь накоротке прошло партийное собрание. Узнав, что некоторые молодые солдаты опасаются передвигаться по неокрепшему льду, комбат предложил [372] парторгам рот и всем коммунистам показать пример и лично повести за собой солдат.

На рассвете подразделение бесшумно спустилось к реке. Впереди шли партийные вожаки, за ними — остальные воины, строго соблюдая дистанцию 10–15 метров.

Непрерывно освещая местность ракетами, гитлеровцы заметили наших смельчаков и открыли пулеметный огонь. Однако было уже поздно. Мотострелки ворвались на западный берег и, уничтожив гранатами и автоматными очередями опасные огневые точки, захватили небольшой плацдарм.

Противник подтянул подкрепление и предпринял несколько сильных контратак. Батальон, возглавляемый коммунистом Горюшкиным, стойко отразил натиск превосходящих сил врага и удержал плацдарм.

Бой за рекой вести было трудно. Наши первые десанты, захватывавшие прибрежные пятачки, сражались, как правило, с превосходящим по силе врагом. Даже когда на помощь им прибывали другие подразделения, напряжение боя не только не ослабевало, а зачастую даже возрастало. Крупная водная преграда затрудняла нам возможность маневра силами и средствами, тогда как враг, располагая разветвленной сетью дорог, быстро перебрасывал резервы на угрожаемые направления и непрерывно наносил контрудары.

Все это, разумеется, не явилось для нас неожиданностью. Готовясь к наступлению с форсированием водных преград, командиры напоминали воинам, что бой на плацдармах требует не кратковременного порыва, а длительной, напряженной борьбы с превосходящими силами врага. От стойкости, выдержки, выносливости и боевой активности передовых подразделений во многом зависит общий успех.

Перед Висло-Одерской операцией политорганы вместе со штабами выпускали листовки. В них содержались ценные советы: захватил плацдарм — жди контратак противника. Он непременно будет стремиться сбросить тебя в реку. Держи крепко отвоеванное, назад пути нет. Используй всякую возможность для расширения плацдарма. Впереди — победа!

В войсках фронта утвердился подсказанный боевым опытом порядок расстановки партийных сил. Если, к примеру, реку форсировала рота, то с нею, как правило, должен был следовать парторг батальона или заместитель комбата по политчасти. Если переправлялся батальон, в его рядах находился политработник полкового звена. Когда же на плацдарме ведут бой одна или две дивизии, [373] то там кроме руководителей политотделов соединений полезно побывать члену Военного совета армии, начальнику поарма. Надо своими глазами увидеть, как сражаются войска и действуют переправы, лично проследить, хорошо ли организована партийно-политическая работа в бою, все ли части в достатке обеспечены боеприпасами и горячей пищей, регулярно ли получают солдаты газеты, листовки, письма. Все это, как мы убедились, прямо или косвенно влияет на моральный дух, боевую стойкость и решимость воинов.

Войска фронта, прошедшие с непрерывными боями пятьсот и более километров, были сильно измотаны и утомлены. На плацдармах за Одером они встретились со свежими резервами противника. Его соединения, переброшенные в основном с Запада, даже ночью не прекращали контратак. Перед политработниками стояла задача вдохнуть в утомленных солдат бодрость и энергию, мобилизовать войска на победное завершение Висло-Одерской операции.

Любой бой требует полного напряжения физических и моральных сил. А борьба на плацдарме, где все простреливается вдоль и поперек, заставляет каждого до предела использовать свои возможности. Бои на Одере показали, что советский солдат во имя великой цели может сделать даже невозможное.

Орудийный расчет старшего сержанта Петра Колпакова неотступно сопровождал пехоту огнем и колесами. Он одним из первых форсировал Одер на самодельном плоту. Заняв выгодную позицию в районе высоты 147,5, артиллеристы во главе с коммунистом Колпаковым вступили в неравную борьбу за удержание плацдарма. Вначале их орудие было единственным за рекой. Фашистская мотопехота, поддерживаемая танками, яростно контратаковала горстку наших воинов, захвативших за рекой узкую полоску земли. Петру Колпакову и его подчиненным пришлось не только вести огонь по надвигавшимся на позиции бронированным машинам, но и уничтожать подползавших вражеских автоматчиков. Советские бойцы держали круговую оборону. Получив ранение, Колпаков не покинул плацдарма и в течение нескольких дней продолжал стойко сражаться. Его расчет уничтожил шесть вражеских танков, десятки солдат и офицеров противника. Коммунисту старшему сержанту Петру Васильевичу Колпакову было присвоено звание Героя Советского Союза. Правительственных наград удостоились все его подчиненные.

Пехотинцы не раз благодарили за боевую поддержку орудийный расчет А. М. Ярыша, минометчиков [374] М. М. Красюкова, Г. П. Гребникова и других товарищей по оружию.

Инициативу и солдатскую сметку проявили саперы Н. Д. Кошт, С. Д. Топольник и С. И. Слепцов. Из досок, бочек и другого подручного материала они быстро соорудили надежные плоты, на которых перебросили через Одер столь необходимые на плацдарме противотанковые орудия и минометы.

В очень тяжелых условиях форсировал Одер 6-й гвардейский механизированный копус 4-й танковой армии. В районе Кёбен (севернее Штейнау) первой к реке подошла 17-я гвардейская механизированная бригада, входившая в состав этого объединения. Командовал ею гвардии подполковник Л. Д. Чурилов. Не дожидаясь подхода понтонных парков, гвардейцы сразу же начали готовиться к переправе: мастерили плоты из бревен разобранных сараев, ремонтировали обнаруженные на реке лодки и дырявые паромы.

Командование располагало сведениями, что за Одером находится укрепрайон противника. Его железобетонные доты простреливают все подступы к западному берегу. Учитывая это, комбриг и его заместитель по политчасти сформировали из числа добровольцев, преимущественно коммунистов и комсомольцев, штурмовые группы.

В ночь на 24 января 1945 года, когда сильно вьюжило, а по реке с верховья плыли крупные льдины, гвардейцы спустили на воду первые плоты и лодки. Началось форсирование. Гитлеровцы заметили советских воинов и открыли огонь. Некоторые лодки получили пробоины, появились раненые.

Первой прорвалась сквозь завесу огня группа старшины Т. Д. Седенкова. Высадившись на западном берегу, смельчаки скрытно подобрались к железобетонному доту, изрыгавшему огонь, и дерзкой атакой с тыла захватили его. Вместе с командиром взвода старшиной Седенковым в штурме долговременного сооружения, имевшего четыре пушки и шесть пулеметов, участвовали гвардейцы Т. К. Кержнев, В. В. Вильский, Г. А. Слободенюк и Ф. П. Тюменцев. Всем им было присвоено звание Героя Советского Союза.

Как только смолк многоамбразурный дот-великан и обстрел заметно ослаб, переправа через Одер пошла интенсивнее. Успех комсомольцев-героев немедленно был развит и закреплен.

На помощь мотострелкам пришли артиллеристы. На маленький плацдарм, захваченный 17-й гвардейской мехбригадой, сразу же переправились артиллерийские разведчики во главе с капитаном В. С. Зикеевым. Когда гитлеровцы [375] предприняли мощную контратаку, капитан Зикеев немедленно вызвал огонь батарей 504-го пушечного артполка, еще находившегося на восточном берегу, и четко корректировал стрельбу. Враг понес большие потери и откатился. Огневая поддержка пушкарей воодушевила защитников плацдарма.

Вскоре на западный берег Одера побатарейно переправился весь 504-й пушечный артполк, которым командовал подполковник Н. С. Шульженко. Переправилась и 22-я самоходно-артиллерийская бригада, а также некоторые танковые подразделения. Теперь уже никакая сила не могла столкнуть наших воинов с плацдарма.

Форсирование Одера проходило значительно быстрее, организованнее, чем Днепра. И потерь мы имели здесь гораздо меньше. Всего около полутора лет отделяло нас от Днепровской эпопеи. А как далеко шагнула за это время наша армия в тактическом мастерстве, вооружении, техническом оснащении!

При переправе через Одер героически действовали инженерные войска фронта. Этому во многом способствовала партийно-политическая работа, проводимая среди саперов, понтонеров и других специалистов.

Один из передовых танковых отрядов сопровождало саперное отделение ефрейтора Т. Ахмедова. Достигнув Одера, саперы, несмотря на сильный огонь противника, сразу же приступили к оборудованию пристани для паромной переправы. Им частенько приходилось прерывать работу, чтобы отразить очередную контратаку гитлеровцев. Но и в таких невероятно трудных условиях они оборудовали пристань на два часа раньше срока. Кандидат в члены партии Ахмедов и его подчиненные в течение трех часов переправили на западный берег реки 35 танков.

Отважно действовал на Одере коммунист капитан И. П. Калганов, руководивший строительством шестидесятитонного моста. Он дважды нырял в студеную воду, спасая тонувших солдат. Когда ледоход усилился, угрожая снести строящийся мост, офицер с риском для жизни прыгал на беспорядочно громоздившиеся льдины и производил взрывные работы. За проявленную отвагу капитану Ивану Прокопьевичу Калганову присвоили звание Героя Советского Союза.

За 15 дней на Одере было построено 102 моста и 4 восстановлено. Кроме того, саперы оборудовали 17 ледовых переправ и 61 паромную{77}. Это явилось крупным вкладом в обеспечение победы наших войск.

За годы Великой Отечественной войны 1-й Украинский [376] фронт перешагнул через множество рек. Опыт форсирования Днепра, а затем Вислы нам пригодился на Одере.

Военные советы фронта и армий держали строительство мостов под особым контролем. Они понимали, что от наличия переправ зависит успех не только Висло-Одерской наступательной операции, но и нашей дальнейшей боевой деятельности.

На каждой переправе были созданы агитпункты, обслуживаемые одним-двумя политработниками. Они проводили с бойцами короткие политинформации и беседы, знакомили воинов со сводками Советского информбюро, с обстановкой на плацдарме и на нашем фронте, снабжали проходившие войска газетами, листовками, памятками.

Тыловые подразделения, в частности автомобилисты и дорожники, хорошо обеспечивали боевую деятельность наших войск. Помню, по пути к Одеру я встретил колонну автомашин, груженную снарядами различных калибров. На борту головной машины было написано:

«Военный водитель! Помни, что от быстрой доставки боеприпасов войскам, сражающимся на плацдарме, зависит успех боя и наша полная победа над фашизмом!»

Велика роль политработника в бою, но центральной фигурой здесь всегда является командир. Вот что было сказано в наградном листе о комбате 959-го стрелкового полка 309-й стрелковой дивизии капитане Валентине Алексеевиче Беглове:

«В ожесточенных боях за Днепр, в тяжелых и неравных боях на сандомирском плацдарме на Висле, когда на батальон Беглова противник бросал десятки танков, командир-коммунист не дрогнул и хладнокровно руководил подразделением.

Батальон В. А. Беглова первым прорвал оборону на Одере и первым ворвался в Лигниц, где в уличных боях комбат был дважды ранен.

Фашисты неоднократно окружали батальон Беглова превосходящими силами, бросали в атаки танки и самоходки, но, спаянные командирской волей и железным руководством, подразделения держались стойко, а вражеская техника горела на поле боя.

Отражая яростный натиск врага, капитан Беглов снова был ранен, но не ушел с поля боя. Он понимал, что его присутствие воодушевляет бойцов и офицеров. Находясь в ротах, он напоминал: «Будем драться до последней капли крови»{78}. [377]

После боя раненого командира батальона навестил начальник политотдела 309-й стрелковой дивизии подполковник В. Г. Ткаченко. От имени командования он вынес благодарность коммунисту Беглову за ратный подвиг, назвав его героем.

— Я старался всего лишь выполнить свои командирские обязанности, — скромно ответил раненый комбат, — а вот солдаты мои действительно герои. Да, собственно, людей слабых духом у нас нет. Все герои! Когда потребовалось удержать захваченный за Одером плацдарм, а затем освобожденный советскими войсками город Лигниц, наши солдаты, сержанты и офицеры сражались до последнего. В атаках они были стремительны, на маршах неутомимы, в обороне непоколебимы. Я горжусь такими отважными воинами!

Капитану Валентину Алексеевичу Беглову, уроженцу деревни Огаревские Выселки на Рязанщине, погибшему впоследствии при штурме Бреслау (Вроцлав), Отчизна присвоила высокое звание Героя Советского Союза.

А сколько было у нас таких замечательных командиров, как Беглов, умных, мужественных, решительных и стойких, умеющих быстро оценить обстановку, разгадать замысел противника, выиграть бой, завоевать победу! Воины любили командиров, авторитет их был непререкаем. В свою очередь и командиры повседневно благотворно влияли на подчиненных, настойчиво обучая и воспитывая их.

...Важную роль сыграл плацдарм, захваченный частями 32-го гвардейского стрелкового корпуса, которым командовал прославленный ветеран многих войн генерал-лейтенант А. И. Родимцев. Еще в 1937 году Советское правительство отметило его высшей наградой Родины — Золотой Звездой Героя Советского Союза и орденом Ленина. В республиканской Испании Александр Ильич Родимцев был хорошо известен под псевдонимом Павлов-Павлито. Он отличился в боях под Мадридом, Гвадалахарой и Теруэлем. В Великую Отечественную войну Родимцев, будучи командиром воздушно-десантной бригады, активно участвовал в обороне Киева. Тревожной осенью 1942 года во главе 13-й гвардейской стрелковой дивизии под ураганным огнем врага ночью переправился через Волгу в Сталинград и лично руководил боем, очищая от противника прибрежные кварталы.

Александр Ильич имел за плечами опыт форсирования таких крупнейших водных преград, как Волга и Днепр, Днестр и Висла. Под его командованием части стрелкового корпуса ночью с ходу форсировали Одер на подручных средствах. [378]

Представляя А. И. Родимцева вторично к званию Героя Советского Союза, командующий 5-й гвардейской армией генерал-полковник А. С. Жадов писал:

«В ночь на 25. 1.45 г. благодаря мужеству, умелому руководству и личной храбрости А. И. Родимцева, находившегося в боевых порядках, на опасных и решающих участках, соединения вверенного ему корпуса успешно форсировали р. Одер в районе Линден и решительными действиями уничтожили противостоявшего противника.

Неоднократными контратаками и воздействием с воздуха противник стремился сбросить за р. Одер части корпуса, однако, благодаря искусному и твердому руководству, личной храбрости и мужеству тов. Родимцева, части стойко и упорно удерживали плацдарм и последовательно вели успешные бои по неуклонному и значительному расширению его»{79}.

К 25 января 1945 года войска фронта, выйдя к реке в полосе шириной примерно 200 километров, с ходу форсировали Одер в районе Штейнау, Бриг, Оппельн. Развернулись напряженные бои по расширению захваченных плацдармов.

Если на днепровском рубеже в 1943 году переброска за реку войск, особенно танков и артиллерии, проходила медленно, бои принимали затяжной характер, то на Одере мы быстрее осваивали и расширяли плацдармы. На них размещались довольно крупные группировки, способные прочно закрепить успех передовых частей и затем продолжить наступление.

Однако враг не сдавался и лихорадочно цеплялся за одерский оборонительный рубеж. Опираясь на свои долговременные укрепления, гитлеровцы пытались любой ценой ликвидировать наши плацдармы. Немецко-фашистское командование спешно подбрасывало сюда подкрепления, вводило в бой резервные части, батальоны фольксштурма. Бои принимали все более ожесточенный характер.

Как и предупреждали нас разведывательные органы, 27 января 1945 года противник нанес с севера контрудар двумя моторизованными дивизиями и танковой дивизией СС «Герман Геринг». Ему удалось даже потеснить некоторые наши части. Чтобы помочь 3-й гвардейской армии, испытывавшей особенно сильный нажим противника, Маршал Советского Союза И. С. Конев приказал командующему 4-й танковой армией генералу Д. Д. Лелюшенко нанести удар вдоль обоих берегов Одера в северозападном направлении. Правда, окружить и уничтожить контратакующую группировку врага нам не удалось, но [379] гитлеровцев мы довольно быстро привели в чувство. Контратаки постепенно затухали, и в начале февраля 1945 года противник повсеместно перешел к обороне.

В длительных и напряженных боях наши части тоже понесли немалые потери, в том числе среди коммунистов. Однако в ходе сражений нам в основном удавалось восстанавливать партийные организации. Потери восполнялись главным образом за счет отличившихся солдат, сержантов и офицеров.

Во время Висло-Одерской наступательной операции в 5-й гвардейской армии по состоянию на 1 февраля 1945 года из-за больших потерь распалось 30 ротных парторганизаций, из них 28 были восстановлены в ходе боя. К концу операции в 190 стрелковых ротах имелось 188 парторганизаций{80}. Это большое достижение, ибо ротные парторганизации сплачивали личный состав, обеспечивали успешное выполнение боевых приказов командира, занимались политическим воспитанием воинов, крепили боеспособность и боеготовность подразделений.

Приведенный факт свидетельствует о том, что многие политорганы обрели опыт, научились работать по-настоящему. Радовало, что приток лучших боевых сил в партию неуклонно растет, что партийная сила у нас не иссякает. А она, эта партийная сила, является, как известно, основой высокой боеспособности войск, главным источником наших побед.

Между тем Висло-Одерская наступательная операция подходила к своему завершению. И хотя наши успехи были значительны, Бреслау и некоторые другие крупные населенные пункты нам с ходу взять не удалось. Для того чтобы читателю понятнее было, почему так получилось, я позволю привести документ, направленный нами первому заместителю начальника Генерального штаба генералу армии А. И. Антонову. В нем говорилось:

«29. 1. 45 г. на аэродроме ... (14 км зап. Штейнау) при попытке улететь в Германию нашими войсками был убит комендант крепости Бреслау. При нем оказались карты, схемы и чертежи укреплений по р. Одер, крепостей Глогау и Бреслау, а также оборонительных рубежей по польско-германской границе.

Установлено:

1 Немецкое командование к концу 1944 года форсировало строительство оборонительных рубежей по польско-германской границе, по р. Одер и особенно возводило укрепления крепостного типа Глогау, Бреслау и Оппельн.

2. По характеру сооружений наиболее серьезные укрепления идут по р. Одер и в районах Глогау, Бреслау и Оппельн.

Укрепления по польско-германской границе и на промежуточных рубежах до реки Одер состоят из укреплений полевого типа, совершенно законченных и оборудованных для борьбы против как танковых, так и остальных родов войск.

3. На рубеже по р. Одер, на участке от Глогау через Бреслау по Оппельн, по левому берегу реки построены долговременные огневые точки, находящиеся в огневой связи друг с другом.

На участках Глогау, Оппельн и особенно Бреслау линия долговременных укреплений по р. Одер переходит в систему крепостных укреплений в этих районах.

4. Из документов видно, что укрепления в Бреслау, Глогау действительно являются серьезными долговременными сооружениями.

В боях за Штейнау установлено, что противник, опираясь на развитую сеть долговременных сооружений, оказывал упорное сопротивление.

Только с применением артиллерии крупного калибра наши войска овладели указанным районом.

Все захваченные документы высланы Вам авиапочтой.

Конев, Крайнюков, Соколовский» {81}.

После месяца тяжелых и напряженных боев Военный совет 1-го Украинского фронта вынужден был докладывать Верховному Главнокомандующему не только о крупных боевых успехах, но и о том, что фронт растянулся на 520 километров, что войска оторвались от баз снабжения на сотни километров, а восстановление железных дорог идет медленно. В результате подвоз всех видов боепитания был ограничен и войскам выдавалась так называемая голодная норма боеприпасов и горючего.

Войска фронта нанесли ощутимый урон противнику. Они уничтожили до 280 тысяч и взяли в плен 60 тысяч солдат и офицеров. За месяц наступления мы сожгли и подбили 1745 фашистских танков и самоходок, 585 бронетранспортеров, 3500 орудий разного калибра, 472 самолета, 20 тысяч автомашин. Одновременно захватили 430 исправных танков, 360 бронетранспортеров, 160 паровозов и 4400 вагонов и платформ, более 10 тысяч автомашин, много складов с военным имуществом{82}.

Но и сами понесли немалые потери в людях и в технике. Каждая стрелковая дивизия теперь в среднем [381] насчитывала около 4600 человек. Военный совет фронта ходатайствовал перед Ставкой о присылке нам 100 тысяч солдат, сержантов и офицеров для пополнения войск, а также о поставке 1830 танков и САУ.

Противник, непрерывно получавший свежие резервы, усиливал сопротивление. Наступившая распутица стесняла маневр танковых войск, дожди и туманы осложняли действия авиации. Учитывая все это, командующий фронтом обратился в Ставку с просьбой разрешить главной группировке выйти на реку Нейсе, овладеть плацдармами на западном берегу и прочно закрепиться. Армии левого крыла должны были отбросить противника в Судетские горы. 6-й армии генерала В. А. Глуздовского ставилась задача овладеть Бреслау.

Хотя бои предстояли трудные, они все же носили ограниченный характер, позволяли нам доукомплектовать соединения, восстановить железные дороги и приблизить к войскам станции снабжения, создать необходимые запасы боеприпасов и горючего. Словом, предоставлялась возможность привести в порядок боевые части и тылы. Ставка утвердила наш план.

Небывалая по размаху Висло-Одерская наступательная операция справедливо считается классической. Войска 1-го Украинского фронта продвинулись на запад до 600 километров и совместно с 1-м Белорусским фронтом разгромили немецко-фашистскую группу армий «А».

Маршал Советского Союза И. С. Конев в своей книге «Сорок пятый» писал: «По нашим подсчетам, за двадцать три дня боевых действий 1-й Украинский фронт нанес поражение двадцати одной пехотной, пяти танковым дивизиям, двадцати семи отдельным пехотным, девяти артиллерийским и минометным бригадам, не говоря уже об очень большом числе различных специальных подразделений и отдельных батальонов»{83}.

Выполняя историческую миссию и интернациональный долг, советские войска освободили от немецко-фашистских захватчиков союзную нам Польшу и часть Чехословакии. Они вступили на территорию Германии в полной готовности к новым наступательным операциям, к штурму фашистского логова.

На немецкой земле

19 января 1945 года войска ударной группировки фронта, прорвавшие в районе польско-германской границы сильно укрепленную оборону гитлеровцев, вступили с [382] боями в пределы Германии. Помню, с каким радостным волнением докладывал мне об этом по ВЧ член Военного совета 52-й армии генерал А. Ф. Бобров. Он сообщил, что их войска ведут успешные бои в районе Мандорфа. Вскоре и начальник поарма генерал Ф. А. Катков проинформировал меня о вступлении 5-й гвардейской армии на территорию Германии.

Не дожидаясь подробных донесений с мест, я направился в части, находившиеся непосредственно на немецкой земле. Важно было составить личное представление о поведении наших войск в особых условиях.

Водитель И. В. Гойчик с каким-то особым удовольствием помчал нас по указанному маршруту. Когда порученец майор В. А. Иванов, сверявший карту с местностью, объявил, что за рекой начинается Германия, шофер окинул взглядом реденький лесок, разбросанные по холмам строения и, как мне показалось, разочарованно произнес:

— В общем-то ничего особенного: дома как дома, и лес такой же. Только, может быть, пожиже наших белорусских лесов.

Потом он пристально посмотрел в сторону пылавших за рекой казарменных корпусов и задумчиво, словно про себя, добавил:

— Горит Германия!..

По уцелевшему мосту мы проскочили через реку и вскоре въехали в небольшой немецкий городок, название которого, к сожалению, не запомнил. На фанерной табличке, приколоченной у входа в особняк, я прочел наспех сделанную надпись: «Советская военная комендатура». Но коменданта на месте не оказалось, мы встретились с ним около горевших казарм. Пожар серьезно мешал движению наших войск по дороге, требовалось как можно быстрее погасить его.

Усатый ездовой, глядя, как военный комендант с бойцами заливают водой пламя, недоуменно сказал:

— И зачем стараются... Фашисты разрушили Сталинград, превратили в развалины Воронеж, спалили не только мою хату и мою деревню — опустошили всю округу. А мы теперь тушим немецкие дома.

Он потряс увесистым кнутовищем и в сердцах произнес:

— Не одобряю я это дело!..

— Одобряешь ты или нет, — отозвался стоявший рядом с ним старшина, — а пожары тушить надо, восстанавливать порядок и налаживать жизнь непременно надо. .

— Ты, старшина, вроде нашего замполита рассуждаешь, — продолжал пожилой ездовой. — Он говорил, что мы [383] не имеем права обижать мирных немцев. А кто зверствовал на оккупированной территории, кто расстрелял мою жену, мою дочь, сжег мой дом? Сыновья здешних немцев, а может быть, и кое-кто из них.

И нервно подвигав желваками, он зло и решительно выкрикнул:

— Их всех надо в распыл пустить!..

— Нельзя всех немцев стричь под одну гребенку, — вмешался я в разговор. — Фашистские преступники обязательно понесут суровое наказание. Но при чем здесь мирные немцы?

— А их, товарищ генерал, не разберешь, кто мирный, а кто преступник, — не сдавался солдат. — Вот, к примеру, какой-нибудь фриц строчит с чердака из автомата, и мы не сомневаемся, что это заклятый враг, подберешься к нему ближе, он в страхе сорвет повязку фольксштурмиста — и, пожалуйста, уже мирный немец. А сколько у этих «мирных» награбленного у нас добра!

— Откуда вам известно, что это наше добро? — поинтересовался я.

— Есть неопровержимые улики, — ответил солдат и предложил пойти в расположенный поблизости домик. — Вот полюбуйтесь, товарищ генерал! — выкрикнул солдат и потряс стулом, на котором дырочками был выбит орнамент, окаймлявший большую пятиконечную звезду. — Сразу видно, что нашенский, советский стул. А почему он здесь оказался?

Дрожа всем телом, с поднятыми вверх руками, к нам приблизился сморщенный худощавый старик. Запинаясь, он подтвердил через переводчика, что это в самом деле «руссиш дер штуль». А у стены испуганно жалась седая женщина. Я поспешил успокоить их, сказал, что им ничто не угрожает.

Но усатый ездовой продолжал допытываться, откуда попал в немецкий дом советский стул и не сын ли старика привез его из России.

— О, нет, — горестно вздохнул старик, в прошлом железнодорожный мастер. Он сообщил, что сын его убит под Курском. А стул он по дешевке купил на торгах. Из России на станцию прибыл эшелон с одеждой и мебелью, и местные власти устроили распродажу имущества.

— Вопрос ясен, — сказал я и спросил усача: — Каков ваш приговор, дорогой товарищ? Вы, кажется, предлагали всех немцев пустить в распыл?

— Виноват, товарищ генерал, — смущенно отозвался тот. — Немного погорячился. Разве я могу поднять руку на старика или малого ребенка? Никогда в жизни! Мы же советские солдаты! [384]

Я с удовлетворением отметил, что солдат в конце концов начал правильно рассуждать. Значит, и поступать он будет справедливо. Этот пример еще раз убедительно подтвердил, сколь важна индивидуальная работа с каждым воином.

Вступление Красной Армии на территорию фашистской Германии выдвинуло перед Военным советом фронта, перед командирами всех степеней и политорганами новые, весьма сложные задачи. Требовалось внести значительные коррективы в организацию политработы как среди своих войск, так и среди войск противника, особенно среди немецкого населения.

Злобная нацистская пропаганда сделала свое дело. Мы видели намалеванный на стенах домов лозунг: «Победа или Сибирь». Геббельс в газете «Фелькишер беобахтер» истерично призывал бороться за фатерлянд и защитить «западную цивилизацию» от «большевистских варваров», противостоять «сибирским тундрам». Запугивая немецкий народ пресловутыми «ужасами большевизма», преступная гитлеровская клика не останавливалась и перед жесточайшими карательными мерами.

На первых порах мирное население Германии, отравленное ядом фашистской пропаганды, смертельно боялось Красной Армии. Помню, в Крейцбурге пожилой кроткий немец упорно допытывался через переводчика у меня, когда его сошлют в Сибирь и можно ли туда поехать с женой, не разлучат ли их навсегда. При первой встрече с нашими бойцами на лицах у многих немцев был написан ужас, ибо они ожидали нашей ответной мести за кровавые злодеяния, совершенные гитлеровцами на советской земле.

Военный совет 1-го Украинского фронта 22 января 1945 года докладывал в Ставку ВГК, что в Силезии под влиянием фашистской пропаганды, запугивающей немцев приходом Красной Армии, большинство населения бежит, оставляя в городах и населенных пунктах стариков и детей. Не успевшие убежать прячутся в подвалах и в лесах. Из показаний местных жителей установлено, что имеется строжайший приказ немецко-фашистского командования об эвакуации населения с территории, расположенной восточнее Одера.

На пути движения советских войск нередко встречались фольксштурмовские части{84}. Например, в полосе наступления армии Жадова действовало два таких батальона: один из них был полностью разбит, другой (в количестве 300 человек) — взят в плен. [385]

Военные советы фронта и армий, командиры и политорганы в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) и Советского правительства разъясняли воинам, как должны вести себя войска на территории Германии и как следует относиться к немецкому населению. Особое внимание мы обратили на подвижные войска, на танковые армии и корпуса, которые в числе первых вступали в немецкие города и села и, как говорится, задавали тон всем остальным.

Члены военных советов танковых армий генералы С. И. Мельников, В. Г. Гуляев, начальники политотделов генерал А. Д. Капник и полковник Н. Т. Кладовой, весь политаппарат наших подвижных войск позаботились о том, чтобы каждый воин не только хорошо понимал политику Коммунистической партии и Советского правительства в отношении немецкого населения, но и являлся активным проводником этой политики, соблюдал требования коммунистической морали, был всегда справедливым и выдержанным.

Не скрою, добиться этого оказалось нелегко. Слишком свежи были воспоминания о зверствах фашистов, об огромных разрушениях, совершенных ими на нашей земле.

Мне довелось участвовать в совещании агитаторов 3-й гвардейской армии, проходившем незадолго до начала операции. После доклада начальника политотдела генерала Г. А. Бойко посыпались вопросы, в которых чувствовался большой накал ненависти наших воинов к немецко-фашистским захватчикам. Один говорил, что у него фашисты повесили отца, брата и сестру, что он не в силах миролюбиво смотреть на немцев и «гладить их по головке». Другой недоумевал по поводу нашего доброго отношения к военнопленным, которых мы хорошо кормили, в то время как фашисты морили советских людей голодом, всячески измывались над ними, расстреливали.

Мы снова и снова терпеливо разъясняли политику Коммунистической партии, отмечая, что призыв ЦК ВКП(б) «Смерть немецким оккупантам!» остается в силе и что нужно беспощадно уничтожать в боях бешено сопротивляющуюся гитлеровскую нечисть. Но к мирному населению нам надо относиться по-мирному, не обижать его. Ведь советский солдат-освободитель несет избавление от кровавой гитлеровской тирании всем народам Европы, в том числе и немецкому.

В ходе наступления войска фронта вызволили из фашистской неволи десятки тысяч советских людей, а также поляков, чехов, словаков, югославов, французов, бельгийцев, голландцев и граждан других стран Европы. [386]

На фронтовых дорогах происходило множество сердечных, волнующих встреч со вчерашними узниками. Подобные встречи с освобожденными из фашистской каторги советскими людьми были и у меня. Мария Рубан с Полтавщины рассказала, как она вместе с несколькими другими украинскими девчатами батрачила у немецкого кулака с утра до ночи, как жестоко избивали их за каждый незначительный проступок.

— Так в двадцать лет я стала старухой, — заключила свою печальную историю поседевшая Мария Рубан. И, улыбнувшись сквозь слезы, добавила: — Но все страшное позади. Спасибо, что спасли нас. Теперь начнется новая жизнь.

Горькие воспоминания подруги продолжила Люба Хайчук. Она рассказала, как работали невольницы на одном из подземных заводов, расположенном в оккупированной Франции. Чтобы сохранить в тайне это зловещее подземелье, эсэсовцы намеревались всех рабочих уничтожить, а само предприятие взорвать. Французские патриоты спасли советских девушек, и они с величайшими трудностями, преодолевая множество опасностей, пробирались на восток, навстречу наступавшей Советской Армии.

Затем своими тяжкими переживаниями поделилась Шура Абрамова. Ее на распределительном пункте в Бреслау купил за 10 марок здешний помещик. У него работало много таких невольниц. Однажды в конце напряженного трудового дня, когда девушки были очень утомлены, помещица закричала на украинку Любу Гулько: «Ну, русская свинья, пошевеливайся быстрее!» Девушка ответила, что заболела и не может работать. Хозяйка пожаловалась мужу, и тот до полусмерти избил больную Любу. Несколько дней она не могла подняться с нар.

— Вот вам и «мирные» немцы! — гневно воскликнул танкист, слушавший рассказы девушек, вызволенных из фашистской неволи.

— Но ведь девчата точно назвали своих мучителей, — заметил я. — Это — помещики, кулаки, фабриканты, владельцы подземных арсеналов, то есть эксплуататоры и богатей, которых мы в своей стране прогнали еще в октябре 1917 года. Против них с оружием в руках мы боролись в гражданскую войну.

Мне пришлось напомнить собравшимся, что нынешняя война, развязанная фашистами во имя интересов германских монополистов, есть острейшая вооруженная классовая борьба, что жестокий и коварный враг ставил своей целью уничтожить единственное на земном шаре Советское государство — родину Великой Октябрьской социалистической революции. Он стремился захватить наши богатства, [387] превратить советских людей в рабов, надеть на них ярмо германского фашизма. Но победить великий народ, познавший счастье свободы, невозможно! Это подтвердили события Великой Отечественной войны и славные победы Красной Армии.

— А истоки всех зверств, о которых вы не раз слышали, — сказал в заключение я, — надо искать в извечном стремлении имущих классов к прибыли. — Здесь мне пришлось на память процитировать впечатляющие слова одного английского публициста, которые Карл Маркс привел в своем произведении «Капитал»: — «Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100, процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы»{85}.

В погоне за сверхприбылями германские монополисты Крупп, Шахт, Тиссен и им подобные привели к власти оголтелую фашистскую клику Гитлера и пролили целые моря крови.

Так политическое воспитание войск помогало нам налаживать правильные взаимоотношения советских воинов с немецким населением. Это давало положительные результаты.

В печати иной раз встречаются утверждения о том, что поворот к правильным формам этих взаимоотношений произошел якобы после опубликованной 14 апреля 1945 года в газете «Правда» широко известной статьи «Тов. Эренбург упрощает».

Писатель Илья Эренбург, в свое время опубликовавший много ярких, документально обоснованных и правдивых материалов о кровавых преступлениях фашизма, помогал воспитывать советских людей, советских воинов в духе ненависти к врагу. Но когда наши войска вступили на территорию Германии, в некоторых его статьях проскальзывали ошибочные утверждения, неправильно ориентирующие советских воинов. Центральный Комитет партии немедленно исправил ошибку писателя. Ленинская «Правда» еще и еще раз предельно ясно, четко и обстоятельно разъяснила основы политики Советского Союза в отношении Германии и немецкого народа.

Слова «еще раз» я подчеркиваю особо, ибо партия с первых дней Великой Отечественной войны, начиная с выступления И. В. Сталина по радио 3 июля 1941 года, вплоть до его речи 9 мая 1945 года неизменно указывала, [388] что мы никогда не отождествляли население Германии с преступной фашистской кликой Гитлера.

В трудное для Родины время, когда фашистские орды стояли у стен Москвы, на историческом военном параде на Красной площади 7 ноября 1941 года с трибуны ленинского Мавзолея было сказано о великой освободительной миссии Красной Армии.

Основы дальновидной политики Коммунистической партии в отношении немецкого населения не поколебали никакие превратности войны. Даже в необычайно трудное для нашей Родины время, когда, воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, гитлеровские полчища прорвались к берегам Волги и предгорьям Кавказа, партия с неколебимой уверенностью в победе нашего правого дела снова заявила: «У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию, ибо невозможно уничтожить Германию, как невозможно уничтожить Россию. Но уничтожить гитлеровское государство — можно и должно»{86}.

Выполняя великую освободительную миссию, Красная Армия сокрушила гитлеровское государство с его мощной военной машиной и многомиллионным вермахтом, с эсэсовскими и гестаповскими карательными службами, спасая от нацистской кровавой тирании народы Европы, в том числе и трудящихся Германии.

Перед тем как наши войска вступили на территорию Германии, Военный совет 1-го Украинского фронта вместе с политическим управлением провел совещание будущих военных комендантов и их заместителей по политчасти. Мы предупредили офицеров, назначенных в аппарат советской военной администрации в Германии, что им придется работать в необычайно трудных, особых условиях и осуществлять политику, которая не имеет исторических прообразов и преследует цели благородные, антифашистские, освободительные. Мы призваны были защищать интересы не только Советского государства, но и подавляющего большинства немецкого населения, и прежде всего рабочих и крестьян, сохранять верность пролетарскому интернационализму. Военный совет фронта потребовал, чтобы военные коменданты неукоснительно выполняли указания ЦК ВКП(б) и Советского правительства о гуманном отношении к мирному населению.

Советская военная администрация стремилась как можно быстрее обеспечить немецкое население продовольствием, дать в городах электрический свет, восстановить транспорт, открыть школы, больницы, наладить нормальную жизнь, И мирные немцы довольно быстро [389] поняли, что им нечего бояться советского «человека с ружьем» — воина-освободителя, защитника трудового народа.

Красная Армия вела справедливую, освободительную войну, и взяться за меч нас вынудил вероломно напавший злобный враг. В Германию мы пришли с благородной целью, чтобы спасти человечество от опасной коричневой чумы, наказать главных военных преступников, чьи руки обагрены кровью миллионов, призвать к ответу гитлеровских генерал-губернаторов, гауляйтеров, комендантов и подкомендантов, эсэсовских палачей и нацистских главарей. Мы пришли, чтобы искоренить фашизм и милитаризм и исключить возможность развязывания третьей мировой войны,

С первых дней вступления наших войск на территорию Германии Военный совет фронта заботился об антифашистских демократических преобразованиях, строительстве новой жизни и будущем немецкого народа. Но путь к этой новой жизни был нелегок. Он пролегал через несколько сложных этапов.

Работа началась с приказа-обращения командования 1-го Украинского фронта к населению Германии. Его текст после обсуждения на Военном совете мы направили Государственному Комитету Обороны и просили быстрее рассмотреть. Вот утвержденный текст этого документа:

«Сим доводится до сведения приказ военного командования:

1. Все законы, приказы, распоряжения, изданные гитлеровскими центральными и местными органами власти, — отменить.

2. Всю исполнительскую власть сосредоточить в руках военного коменданта, назначенного командованием Красной Армии.

3. Нацистская партия и все другие нацистские организации... объявляются вне закона»{87}.

Приказ предлагал всем рабочим, служащим и руководителям предприятий оставаться на своих местах и продолжать работу. Разрешалась свободная торговля. В каждом городе создавались квартальные уполномоченные, а в населенных пунктах — уполномоченные сел, местечек.

Прошло немного времени, и в селах были назначены старосты, а в городах и населенных пунктах городского типа — бургомистры и советники при них, ведавшие промышленностью и ремеслами, торговлей и снабжением, коммунальными предприятиями, здравоохранением, просвещением, социальным обеспечением и т. д. [390]

Так постепенно восстанавливались немецкие органы самоуправления, которые впоследствии не назначались, а избирались. Сразу же активизировались антифашистские силы, стали проводиться демократические преобразования.

Но потребовалась огромная политико-массовая работа среди местного населения, прежде чем большинство немцев вышло из состояния оцепенения и глубокого шока, вызванного национальной катастрофой Германии, виновником которой всецело была преступная кровавая клика Гитлера.

Приказ номер один советского военного командования устанавливал строгую ответственность лиц, замеченных в грабеже имущества. Мы обязали военных комендантов, командиров всех степеней вести самую решительную борьбу с нарушителями общественного порядка и воинской дисциплины, со всякого рода бесчинствами и беззакониями, позорившими честь и достоинство Советской Армии.

Огромная разъяснительная работа среди советских войск и мирного населения Германии во многом способствовала закреплению победы над темными силами фашизма. В полосе боевых действий наших войск Военный совет и политуправление фронта, командиры и политорганы, советские военные комендатуры, а также выделенные нами офицеры и политработники вместе с переводчиками-антифашистами собирали в городах и селах немецкое население и разъясняли политику нашего правительства в отношении трудящихся Германии. Это помогло рассеять тревогу немцев и опровергнуть ложные измышления фашистской пропаганды.

Но отдельные группы активных нацистов продолжали вести борьбу. Как-то средь бела дня в прифронтовом немецком городке запылало несколько домов. Трех поджигателей, одетых в красноармейскую форму, удалось задержать. Один из них, пьяно пошатываясь, сообщил, что он сводит счеты с гитлеровцами, мстит за разрушения, которые они совершили на советской земле. Зато два его подручных упорно молчали и только после настойчивых требований на ломаном языке, мешая польские и немецкие слова, односложно отвечали на вопросы.

Оказалось, что они — переодетые эсэсовцы, а главарь их — хорошо обученный шпион. Кстати, вином от него и не пахло. Поджигатель притворялся пьяным. «С пьяного спросу меньше», — впоследствии пояснил он.

У задержанных нашли фотоаппарат. Проявленная пленка показала, что фашистские лазутчики не только поджигали дома, но и фотографировали пожарища, плачущих немецких женщин, готовили для геббельсовской клеветнической кухни фальшивки о так называемых зверствах большевиков.

Эта шпионско-диверсионная банда была оставлена на занятой нами территории с провокационной задачей — жечь дома, бесчинствовать под маской красноармейцев. С нацистскими бандитами мы поступали сурово, по законам военного времени.

В результате мощного наступления войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов была, наголову разбита группа немецко-фашистских армий «А». Вместо нее в конце января гитлеровцы сформировали группу армий «Висла», которую возглавил небезызвестный рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Получив об этом сведения, Военный совет фронта предупредил командиров и штабы, политорганы, нашу комендантскую службу и все войска о возможности активизации шпионско-диверсионной, разведывательной и провокаторской деятельности гитлеровцев в полосе нашего фронта и потребовал максимально повысить бдительность. Предприняли действенные меры и органы «Смерша».

Действительность подтвердила наши опасения. Группа фашистских армий «Висла» терпела поражение за поражением. Чтобы как-то ослабить наши удары, на помощь незадачливому Гиммлеру, который славы Наполеона не снискал, пришла имперская служба безопасности, вобравшая в себя кадры абвера.

В районе боевых действий и в прифронтовом тылу органами «Смерша» с помощью наших бдительных воинов и антифашистски настроенных немцев удалось разоблачить немало нацистских головорезов, изменивших свою фамилию, а в ряде случаев даже и внешний облик. Они намеревались, используя подложные документы и хитроумно разработанные легенды, осесть в прифронтовом районе в качестве гиммлеровских резидентов.

Чтобы наглухо закрыть все лазейки, через которые мог проникнуть враг, Военный совет фронта обязал все наши комендатуры навести в городах и населенных пунктах строгий порядок, немедленно заняться тщательным поименным учетом населения и оформлением прописки каждого человека.

Мы постоянно направляли деятельность военных комендатур, контролировали их и оказывали необходимую помощь. Военные комендатуры принимали энергичные меры к быстрому восстановлению нормальной жизни на занятой нами территории. Они добивались скорейшего пуска предприятий, обслуживавших нужды населения.

Если же их владельцы бежали на запад, то назначались временные администрации фабрик или мастерских.

Военные коменданты с помощью местных активистов восстанавливали работу транспорта, связи, почты, телеграфа, рынков. Постепенно оживлялась торговля, развертывались сельскохозяйственные работы на селе, возрождалась жизнь. Населению Германии разъясняли, что положение немецкого народа не безысходно, что Гитлер, нацистская партия и кровавый фашистский режим будут уничтожены, а народ германский будет жить, созидать, строить новую жизнь без помещиков и капиталистов.

Работой среди немецкого населения и среди войск противника в политуправлении фронта непосредственно занимался отдел, возглавляемый подполковником Л. А. Дубровицким, а в политотделах армий этой плодотворной деятельностью занимались товарищи Шишков, Мудриков, Чаплин, Каменир, Зайцев, Мильхикер, Круглянский, Кирилюк и их подчиненные. Для этой важной работы мы привлекли многих политработников, хорошо знавших немецкий язык, германских антифашистов из национального комитета «Свободная Германия», а также кадры, подготовленные во фронтовой антифашистской школе. Пропагандисты выступали перед населением с лекциями и докладами, проводили беседы, громкие читки газет и сводок Совинформбюро. Только в январе 1945 года политуправление фронта издало около семи миллионов листовок на немецком языке, распространив их среди войск противника и среди местного населения. В занятых нами городах и селах расклеивались на витринах и распространялись среди жителей приказы советского военного командования о правилах поведения в оккупированной зоне, листовки с высказываниями И. В. Сталина о будущем Германии и германского народа, а также различная антифашистская литература. Повсеместно демонстрировались советские кинофильмы.

Эта огромная по масштабам пропагандистская работа среди немецкого населения являлась важным участком идеологической борьбы с фашизмом и закрепляла победу, достигнутую силой советского оружия, помогала трудящимся Германии освободиться от нацистского дурмана, закладывала первые кирпичи в крепкий фундамент нынешней дружбы двух народов,

В годы ратных испытаний военные советы фронтов и армий представляли собой тот руководящий институт, с помощью которого Коммунистическая партия осуществляла свою политику в войсках.

Когда Красная Армия, выполняя освободительную миссию, вступила на территории дружественных нам [393] Польши, Чехословакии, а затем в Германию, военные советы фронта и армий взяли на себя новые функции, продиктованные особыми условиями. Всесокрушающей мощью советского оружия уничтожалось нацистское государство; как карточный домик, разваливался его местный аппарат. На занятой советскими войсками немецкой земле местной гражданской администрации вначале совсем не было. И военные советы в полосе армий и фронта осуществляли всю полноту власти. Они занимались административными делами, принимая неотложные меры по налаживанию нормальных условий жизни населения, поддерживали в прифронтовой полосе порядок и обеспечивали безопасность советских войск.

Нам, например, пришлось энергично бороться с реальной угрозой эпидемии, голода и прочего опасного наследия обанкротившейся клики Гитлера, которая ни в грош не ставила жизнь простых немцев.

Административная деятельность военных советов ни в коей мере не отодвигала на задний план политическую работу среди местного населения, ибо мы ставили задачей как можно быстрее поднять активность масс и восстановить немецкие демократические самоуправления.

Но часть немецкого народа, и притом значительная, все еще находилась в вермахте. Люди в солдатских шинелях, обманутые нацистской демагогией, продолжали сражаться против нас. На завершающем этапе Великой Отечественной войны, когда разгром фашистской Германии был неминуем, мы еще более усилили нашу пропаганду на войска противника, желая ускорить развязку и спасти тысячи жизней советских и немецких солдат.

Ряд листовок мы адресовали непосредственно силезским фольксштурмовцам, прямо и откровенно называя их последним пушечным мясом Гитлера. В обращениях говорилось, что нацисты в животном страхе перед неизбежной гибелью бросают в бой против победоносно наступающей Красной Армии шестидесятилетних пожилых мужчин и шестнадцатилетних юнцов, а также калек и больных.

«Красная Армия не воюет против мирного населения, — говорилось в листовке, адресованной фольксштурмовцам. — И если вы покинете немедленно гитлеровскую армию, то сможете спокойно вернуться к своей работе. Но всякий, кто с оружием в руках станет препятствовать победоносному наступлению Красной Армии, будет беспощадно уничтожен.

Если хотите жить, если хотите сохранить от разрушения ваши города, деревни, родные места, то срывайте ваши повязки, бросайте оружие и идите домой! Дайте такой же совет всем немецким солдатам. Помните! Дальнейшее [394] сопротивление Красной Армии означает для вас неминуемую смерть. В живых останется только тот, кто немедленно порвет с Гитлером, сложит оружие, уйдет домой или сдастся в плен».

На фольксштурмовцев, пожалуй, в большей мере, чем на кадровую армию, оказывали воздействие подобные листовки. Несмотря на дикие жестокости гитлеровского военного командования, гестаповцев и местных фашистских главарей, публично вешавших и расстреливавших лиц, уклонявшихся от воинской службы, дезертирство в армии и фольксштурме все более усиливалось. А мы ускоряли это разложение прежде всего мощными боевыми ударами, подкрепляя их пропагандой на войска противника. В 1945 году эта пропаганда вследствие наших успехов стала гораздо эффективнее.

По мере продвижения на запад советские войска взяли в плен большое количество немецких солдат и офицеров. Одновременно они освободили множество находившихся на фашистской каторге советских и иностранных граждан.

Перед военными советами фронта и армий встали дополнительные весьма нелегкие задачи. Требовалось организовать содержание большого количества военнопленных, прием освобождаемых из фашистского рабства советских и иностранных граждан, оказание им медицинской помощи и отправку на родину. Были учреждены уполномоченные Совета Народных Комиссаров СССР по делам репатриации. Постановлением Государственного Комитета Обороны от 4 ноября 1944 года их подчинили военным советам фронтов. Они непосредственно занимались выявлением, приемом, материальным и санитарным обеспечением репатриируемых, а также отправкой их на родину. У нас этот важный участок работы возглавлял генерал-майор С. М. Фомин.

С момента начала Висло-Одерской наступательной операции по состоянию на 31 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта освободили 25 243 человека. Среди них были 1121 военнопленный союзных армий, в том числе 126 англичан, 646 французов, 154 югослава, 196 чехов, словаков и т. д. Советские войска освободили также 606 гражданских лиц союзных государств{88}.

Но подавляющее большинство репатриантов составляли советские граждане. Первые беседы с ними показали, что люди, оторванные в течение нескольких лет от родной земли, жаждут правдивого слова о Советской стране, о важнейших событиях и переменах, о славных победах Вооруженных Сил СССР. Многих репатриантов волновали [395] вопросы трудоустройства, образования и дальнейшей их жизни,

По мере продвижения наших войск в глубь Германии число освобождаемых советских и иностранных граждан все более увеличивалось. Военный совет предложил политическому управлению фронта и политотделам армий выделить из своего аппарата и резерва группу офицеров для проведения политработы непосредственно среди репатриантов.

Многие советские граждане, освобожденные войсками фронта из фашистской неволи, изъявляли горячее желание добровольно вступить в ряды Советской Армии и в завершающих сражениях отплатить ненавистным гитлеровцам за свои мучения, достойно выполнить патриотический долг перед социалистическим Отечеством.

На территории Германии мы встречали и славных борцов гвардии Тельмана, которые даже в самые мрачные времена разгула гитлеровского террора не сдавались и в подполье продолжали активно бороться с нацистами. Устанавливая контакты с антифашистами, политорганы и военные комендатуры привлекали их к разъяснительной работе среди немецкого населения и к участию в создании органов местной администрации.

Я мог бы привести несчетное число примеров и фактов, свидетельствовавших о том, что военные советы и политорганы фронта и армий сумели быстро перестроить содержание партийно-политической работы применительно к новой обстановке и к тем особым условиям, которые сложились после вступления наших войск на территорию Германии.

В далекие годы гражданской войны, напутствуя красные полки, направлявшиеся на Западный фронт, В. И. Ленин призывал красноармейцев: осуществляйте на деле интернациональное братство народов и за рубежом доказывайте всем своим поведением, «что вы — солдаты рабоче-крестьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как освободители»{89}.

Коммунистическая партия, верная ленинским заветам, неутомимо воспитывала и воспитывает Советскую Армию в духе социалистического патриотизма и интернационализма, включающего в себя пролетарскую солидарность с рабочим классом, трудящимися всех стран.

Вступив на территорию Германии, советские воины великолепно выдержали очень трудный экзамен, показав политическую зрелость и житейскую мудрость, хладнокровие, [395] выдержку и дисциплинированность, нравственную стойкость и высокое моральное благородство.

Военные советы фронта и армий, командиры всех степеней, политорганы, партийные и комсомольские организации объединенными усилиями поддерживали высокое политико-моральное состояние и боеготовность войск, железную дисциплину, организованность и порядок в подразделениях, добиваясь правильного взаимоотношения воинов с местным населением, образцового выполнения боевых заданий командования и интернациональных освободительных задач.

Военные советы в содружестве с антифашистскими демократическими силами Германии решали все коренные вопросы по налаживанию на территории страны нормальной экономической, политической и культурной жизни, по ликвидации всех источников агрессии германского империализма.

Героический подвиг советского народа и его Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне, наши славные победы в ратных сражениях и в идеологической борьбе с темными силами фашизма по достоинству оценены рабочими, крестьянами и всеми трудящимися Германской Демократической Республики, всем прогрессивным человечеством.

Наступление продолжается

Висло-Одерская операция, осуществленная войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, завершилась сокрушительным разгромом крупной группировки немецко-фашистских войск, захватом на западном берегу Одера важных плацдармов и выходом советских войск на ближние подступы к Берлину. Нашему боевому успеху, несомненно, способствовало наступление левофлангового соседа — 4-го Украинского фронта в Карпатах, а также активные наступательные действия 2-го Белорусского фронта в Восточной Пруссии.

Гигантское наступление советских войск на широком фронте вызвало серьезную тревогу в рядах вермахта, опрокинуло все планы и расчеты немецко-фашистского командования. Бывший командующий 5-й немецкой танковой армией генерал Хассо фон Мантейфель, являвшийся одним из организаторов немецкого удара по англоамериканским войскам в Арденнах, в книге «Роковые решения» писал:

«12–13 января русские предприняли свое большое наступление с баранувского плацдарма (т. е. с сандомирского, как мы его называли» — К. К.). Влияние его немедленно [397] сказалось на Западном фронте. Мы уже давно с тревогой ожидали переброски своих войск на Восток, и теперь она производилась с предельной быстротой...

Стремительное продвижение Красной Армии свело на нет последствия передышки, достигнутой Арденнским наступлением, и сделало неизбежным быстрое окончание войны. Поэтому выигрыш времени на Западном фронте оказался обманчивым.

Провал наступления отразился на моральном состоянии, а следовательно, и на поведении как армии, так и гражданского населения»{90}.

Наши сокрушительные удары, глубокий прорыв советских войск и форсирование ими с ходу такой крупной водной преграды, как Одер, подорвали дух гитлеровских вояк и убедили многих немцев в том, что нацистская Германия проиграла войну.

Немецко-фашистское командование с лихорадочной поспешностью латало прорехи в своей обороне, искромсанной нашими мощными ударами. Мы пристально следили за тем, где находятся резервы противника, какие силы сосредоточивает он и что замышляет. Разведывательные данные, показания военнопленных, а также сведения, почерпнутые из других источников, свидетельствовали о том, что гитлеровцы подтягивают к одерскому водному рубежу свежие резервы, из остатков разгромленных дивизий комплектуют сводные боевые группы, спешно формируют новые отряды фольксштурма. Имелись данные о том, что с Западного фронта в полосу наших действий перебрасываются 21-я танковая и 18-я моторизованная дивизии противника, а также другие соединения,

— Немецкие солдаты очень боятся прихода русских в Германию, — показал военнопленный из 23-го запасного автобатальона. — Нацистская пропаганда кричит, что всех немцев, попавших в русский плен, расстреливают, а те, кто останутся в живых, будут гнить на каторге в Сибири и никогда не вернутся к своей семье.

О диких вымыслах, печатавшихся в фашистских газетах и распространяемых нацистскими пропагандистами, нам рассказывали тысячи пленных. Обер-фельдфебель из боевой группы «Закс» показал:

— Мы очутились между двух огней: и попадать в русский плен страшно, и не выполнять солдатский долг перед фатерляндом нельзя, иначе нас расстреляют свои.

О новых веяниях в нацистской пропаганде сообщил в своих показаниях военнопленный, бывший солдат 6-й пехотной дивизии: [398]

— Сейчас везде и всюду идет трескотня о скором изменении положения и выигрыше войны Германией. Офицеры, радио, газеты изо дня в день твердят о том, что нужно биться до последнего солдата, любой ценой задержать продвижение русских, ибо скоро будет готово «новое оружие», сформированы новые армии и положение на фронтах изменится в пользу Германии. Начальство все чаще говорит о возможности заключения соглашения Германии с Англией и Америкой, что обеспечит победу над Красной Россией.

— Немецкий солдат борется, потому что у него нет другого выхода, — пессимистически заявил военнопленный о настроениях гитлеровских вояк{91}.

Так или иначе думали остальные солдаты — можно было лишь предполагать. А пока нам противостояла организованная, дисциплинированная, технически оснащенная боевая сила. С этим мы не могли не считаться. Крупнейшие боевые успехи Красной Армии не порождали в наших рядах самоуспокоенности. Военные советы, командиры и политорганы широко пропагандировали требование партии о том, что, чем ближе наша победа, тем выше должна быть бдительность, тем сильнее должны быть наши удары по врагу. Мы располагали данными, что немецко-фашистское командование намеревалось стабилизировать линию фронта по Одеру, Бои на плацдармах севернее и южнее Бреслау все более ожесточались. Но за судьбу плацдармов мы были относительно спокойны, потому что героическая стойкость советских воинов солидно и надежно подкреплялась материальной силой. На западном берегу Одера находились не только стрелковые подразделения, но и танковые, артиллерийские, инженерные. Действия наземных войск непрерывно и порой в сложных погодных условиях поддерживала наша авиация. Истребители постоянно несли боевое дежурство, прикрывая районы переправ, вступая в поединки с бомбардировщиками противника.

Прочно удерживая захваченные плацдармы и методически расширяя их, войска фронта готовились к новому наступлению. Скрытно, соблюдая требования оперативной маскировки, части и соединения по ночам совершали многокилометровые марши, направляясь к месту нового сосредоточения. Некоторые соединения 3-й гвардейской танковой армии, действовавшие в районе Рыбника, перебрасывались на правое крыло фронта. Им пришлось пройти за три ночи более трехсот километров.

Очередная операция готовилась в очень сжатые сроки. [399] Важно было без особой оперативной паузы начать новое наступление, чтобы не дать гитлеровцам возможности оправиться от прежних ударов. К 6 февраля 1945 года за Одером, на плацдарме северо-западнее Бреслау, сосредоточились 3-я гвардейская, 13-я, 52-я и 6-я общевойсковые, 3-я гвардейская и 4-я танковые армии, 25-й танковый и 7-й гвардейский механизированный корпуса. Юго-восточнее Бреслау на плацдарме за Одером изготовились для наступления 5-я гвардейская и 21-я армии, 4-й гвардейский и 31-й танковые корпуса. На этих двух плацдармах сосредоточилась главная ударная группировка фронта, насчитывавшая шесть общевойсковых и две танковые армии, два отдельных танковых корпуса и другие соединения, в том числе артиллерийские дивизии прорыва. На левом фланге фронта продолжала вести боевые действия сложившаяся ранее группировка в составе 59-й и 60-й общевойсковых армий и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса.

Перед началом операции Военный совет фронта заслушал сообщения начальника тыла генерала Н. П. Анисимова, командующего бронетанковыми и механизированными войсками генерала Н. А. Новикова, исполнявшего обязанности командующего артиллерией фронта генерала Н. Н. Семенова, начальника инженерных войск генерала И. П. Галицкого, начальника политуправления генерала Ф. В. Яшечкина и начальника оперативного управления штаба фронта генерала В. И. Костылева о степени готовности войск к наступлению. Речь прежде всего шла о том, как преодолеть трудности со снабжением войск, вызванные большой растянутостью наших коммуникаций.

Было ясно, что наступление откладывать нельзя. Мы не можем позволить врагу укрепиться на одерском рубеже, оборудованном долговременными железобетонными сооружениями. Из-за ограниченного запаса снарядов и мин командующий фронтом решил сократить артиллерийскую подготовку до пятидесяти минут. Благодаря быстрому сосредоточению на плацдарме двух танковых армий нам удалось северо-западнее Бреслау обеспечить себе перевес в силах. Соотношение было таким: по танкам — 5,7:1, по артиллерии — 6,6:1, по пехоте — 2,3:1. Военный совет принял меры для ускоренного ввода в строй поврежденных в бою и неисправных танков, находившихся в текущем и среднем ремонте. А их насчитывалось более пятисот. Мы вынуждены были использовать транспортную авиацию для бесперебойного снабжения танковых соединений, когда они станут действовать в отрыве от общевойсковых армий.

Деятельность Военного совета фронта в период операции [400] носила напряженный и оперативный характер и всецело была подчинена делу разгрома противника. Центральный Комитет партии, Советское правительство, Государственный Комитет Обороны и Ставка постоянно направляли нашу работу, контролировали и проверяли ее, давали своевременные советы и указания. Так было в течение всей войны и, в частности, на завершающем ее этапе, когда наши войска вели боевые действия за рубежами родной земли. Обстановка в Польше, Чехословакии и Германии отличалась многими особенностями. Центральный Комитет партии и ГКО своевременно предупреждали нас о них, мы получали на этот счет исчерпывающие разъяснения, научно обоснованные рекомендации.

В сложных вопросах политики и военного дела партия учила нас на положительном опыте, предостерегала от возможных ошибок. Военные советы фронта и армий извлекли, например, полезный урок из директивных указаний Ставки по итогам Керченской операции. В документе говорилось:

«Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчиваются их обязанности по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача командования состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования... В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета...»{92}

Эти указания, относящиеся к маю 1942 года, мы хорошо помнили на протяжении всей войны и не занимались многочасовыми заседаниями, не отрывали в период боев руководящих работников вызовами во фронт, а сами шли в войска, оказывая на местах помощь в выполнении приказа, в достижении победы.

Если же мы и собирались время от времени, то непременно в конце дня или даже ночью. Накоротке, без длинных речей решали насущные вопросы боевой деятельности и материально-технического обеспечения войск, организации питания воинов и многое другое.

Готовя новое наступление, Военный совет фронта самокритично проанализировал боевой опыт Висло-Одерской операции. Мы особенно не восторгались победой, [401] хотя она была внушительной, а старались сосредоточить внимание на том, как лучше организовать и осуществить очередной мощный удар по врагу. Так были настроены командармы, члены военных советов армий, все командиры и политорганы. Главное — как можно скорее добить гитлеровцев.

За годы войны мы многому научились, приобрели большой боевой опыт. Но, чего греха таить, ошибки случались порой и в 1945 году. Будучи на плацдарме южнее Бреслау, я остановился в одном из соединений 5-й гвардейской армии и решил навестить командира дивизии. Его я нашел в роскошном доме бежавшего фабриканта. Пол был устлан коврами, на стенах развешаны картины в золоченых рамах, а сам комдив сидел за столом с бронзовыми ножками, отделанным вычурными инкрустациями.

— Шикарно устроились, — усмехнулся я, оглядев зал. — А где штаб и политотдел?

— Они пока за рекой, а здесь мой наблюдательный пункт, — ответил командир дивизии.

— Должно быть, отсюда хорошо просматриваются боевые порядки? — высказал я предположение и подошел к окну, но увидел лишь несколько обозных лошадей, бугор да дымок походной кухни.

— Это, извините, банкетный зал, а не наблюдательный пункт, — заметил я, показав на расставленные в буфете хрустальные фужеры.

Командир дивизии смутился и принялся заверять меня, что он великолепно знает обстановку и с помощью карты, на которую нанесены последние данные, ставит частям боевые задачи. Я согласился, что картой пренебрегать не следует, но, когда захвачен лишь незначительный заречный пятачок и ведутся позиционные боевые действия за малые и безымянные высотки, лощинки и бугорки, одной картой не отделаешься. В этом случае полезно иметь наблюдательный пункт на главном направлении, чтобы своими глазами видеть поле боя, лично влиять на ход и исход боевых действий по расширению плацдарма. В заключение я заметил, что командиру дивизии вовсе не обязательно все время сидеть, как кроту, в землянке или блиндаже. Когда позволяет обстановка, он может и в хорошем помещении отоспаться после бессонных боевых ночей. Но наблюдательный пункт всегда должен отвечать определенным требованиям и своему назначению.

Когда я рассказал И. С. Коневу об этом необычном и неудачном НП, он озабоченно заметил, что подобные факты, к сожалению, не единичны.

— Выбор НП — это своего рода искусство, — сказал [402] Иван Степанович и, развивая эту мысль, добавил, что дело вовсе не в безрассудном выдвижении вперед, а в том, чтобы находиться ближе к войскам и постоянно влиять на ход боя. Правильный выбор НП во многом означает и правильный выбор места командира в бою. — Следовательно, — заключил Иван Степанович, — выбор НП относится не только к области военного искусства, он является и средством воспитательным, важной формой влияния командира на подчиненных в бою. Не так ли, Константин Васильевич?

— Да, конечно, — согласился я.

И. С. Конев требовал, чтобы командиры всех степеней и командующие армиями максимально приближались к войскам и руководили ими бесперебойно и разумно. Но, поскольку в этом деле обнаружились отдельные недостатки, Военный совет фронта 5 февраля 1945 года издал следующую директиву:

«Установлено, что в ряде общевойсковых армий, в полках, дивизиях, корпусах ослаблено личное руководство боем комполков, комдивов, комкоров.

Некоторые командиры полков, командиры дивизий руководят боем из подвалов и хат, не имея своего НП и не видя поля боя.

Такие начальники не понимают обстановки, живут вчерашним днем, представлением о противнике, когда его преследовали по всему фронту.

Сейчас обстановка изменилась. Противник усилил сопротивление по всему фронту, что требует четкой организации боя, четкого знания обстановки и твердого управления войсками, особенно артиллерией и танковыми частями.

Приказываю:

1. Установить порядок, что комполка, комдив, комкор в течение дня руководят боем с НП, откуда видят поле боя, свои войска и группировку противника.

На наблюдательном пункте командиру рядом с собой иметь, оперативную группу штаба, начальника артиллерии, начальника связи полка, дивизии, корпуса, разведчика, группу офицеров или сержантов в качестве делегатов, ординарцев и обязательно иметь прямую связь с НП подчиненных командиров.

Руководство наступательным боем из хат пресекать строгими мерами.

2. Командармам в наступательной операции, в обороне иметь свои НП на главном направлении армии.

На НП командарма иметь оперативную группу штаба армии, начальника связи, командующего артиллерией со своим оперативным штабом, поддерживающего авиационного командира со средствами управления, командующего БТ и МВ армии, инженера армии, группу офицеров связи. К исходу дня командарм возвращается в штаб, подводит итоги боя, дает приказы и распоряжения по организации боя на следующий день и докладывает план боя мне.

3. Такой порядок управления боем установить во всех частях и соединениях фронта.

4. О выполнении приказа донести.

Конев, Крайнюков, Соколовский» {93}.

Генерал Ф. В. Яшечкин доложил Военному совету, что недостатки, отмеченные в директиве, имеют место и среди политработников. Мне было известно, что некоторые начальники политорганов реже стали бывать в войсках, ведущих бой, а кое-кто начал проявлять повышенное внимание к тылам, даже когда это не диктовалось интересами боевого обеспечения. Таких руководителей мы, разумеется, крепко поправляли и требовали, чтобы политорганы основное внимание уделяли действующим войскам, обеспечению разгрома противника.

Конечно, начальник политоргана должен интересоваться и работой тыла, материальным обеспечением войск, организацией питания воинов. С него и за это спрашивают, подчас очень строго. Но когда, к примеру, началось наступление и части прорывают оборону врага, когда войска форсируют реку и развертывают напряженные бои на плацдарме, политработники должны быть там, где возникают серьезные трудности, где решается судьба боя.

Именно так поступал начальник политотдела 21-й армии полковник А. А. Быстрое. В этом я убедился, когда войска вели тяжелые бои на Одере. Он сосредоточил основные силы своего аппарата на плацдарме и переправах, оперативно влиял на ход боевых действий политическими средствами и в решающий момент удачно использовал резерв политработников.

Я приехал в 21-ю армию в первых числах февраля 1945 года, когда ей вместе с приданным 31-м танковым корпусом была поставлена задача наступать в обход Брига и соединиться с 5-й гвардейской армией и 4-м гвардейским танковым корпусом. Окружение и уничтожение вражеского гарнизона в городе-крепости Бриг должно было предшествовать Нижне-Силезской наступательной операции войск 1-го Украинского фронта.

На НП командующего 21-й армией я прибыл как раз в тот момент, когда генерал-полковник Д. Н. Гусев спокойно, [404] но требовательно говорил по телефону с командиром стрелковой дивизии:

— Почему вы топчетесь на месте? Чем вы это объясняете? У вас есть и танки, и артиллерия, и другая боевая техника. Какие у вас перспективы?

Судя по всему, комдив ответил командарму, что противник на его участке оказался очень сильным.

— А вы надеетесь, что он станет слабее? — продолжал Д. Н. Гусев. — Завтра противник получит подкрепление и станет еще сильнее. При таких пассивных действиях мы никогда не прорвем оборону. Надо сконцентрировать ударный кулак, скрытно сманеврировать силами, хорошо организовать взаимодействие пехоты, танков, артиллерии.

Командарм спокойно и последовательно разобрал допущенные командиром дивизии промахи и недостатки в управлении боем.

— Почему вы дали противнику возможность вклиниться в ваши боевые порядки и почему контратака не увенчалась успехом? — спросил Д. Н. Гусев и тут же пояснил: — Да потому, что вы потеряли чувство времени, дали возможность противнику перехватить у вас боевую инициативу, ждали указаний от комкора и командарма. Контратаку нужно быстро организовать. Она должна быть поддержана огнем артиллерии и даже танками, которые у вас есть. Когда все подготовлено, а боевые действия пехоты, танков и артиллерии согласованы по времени и месту, тогда и успеха непременно добьетесь, и потерь будет меньше. Недаром взаимодействие именуют матерью победы!

Я не буду пересказывать всего разговора, но он был предметным и поучительным для командира дивизии.

— Не подумайте, что, это плохой и беспомощный командир, — пояснил член Военного совета армии полковник Е. Е. Мальцев. — Просто комдив не все продумал, не проявил самостоятельности, командирской смелости, хотя лично отважен.

На войне такие командиры порой встречались. Они были безусловно преданными, лично храбрыми и умели до конца выполнять боевой приказ своего начальника. Но как только изменялась обстановка и требовалось сразу взять на себя ответственность, принять в сложившейся ситуации важное решение, такой командир начинал медлить и просить указаний свыше. Личного мужества в бою у него было более чем достаточно, а вот смелости для принятия ответственного решения явно не хватало. Однако подавляющее большинство наших командиров обладали творческой жилкой и несомненным талантом, инициативой, умели проанализировать сложившуюся боевую обстановку [405] и самостоятельно принять ответственное и верное решение.

Эти вопросы всегда были важнейшими в работе с командными кадрами. В завязавшейся беседе генерал-полковник Д. Н. Гусев выразил сожаление, что встречаются иногда командиры, которые недостаток опыта и знаний восполняют грозными окриками: «Занять во что бы то ни стало высоту!», «Любой ценой овладеть населенным пунктом!» И никогда не посоветуют подчиненным, как лучше овладеть населенным пунктом, какую тактику применить в том или ином случае, как организовать взаимодействие в бою.

Дмитрий Николаевич вспомнил, что однажды он прибыл на НП стрелкового полка и услышал, как командир надорванным голосом кричал по телефону: «Мне не восточные скаты нужны, на которых вы пузо полируете, а вся высота. Даю полчаса сроку. Взять высоту любой ценой!»

И конечно, не взяли. Я, продолжал Гусев, поинтересовался, сколько времени они возились с высотой. Оказалось, целый день штурмовали — и безрезультатно. А ночью пробовали? Нет, не пробовали. Посоветовал попытать счастья в ночных условиях. Подготовили роту, имевшую опыт ночных боевых действий, потренировали личный состав. В итоге рота без потерь, если не считать двух оставшихся в строю раненых, внезапной, дружной и слаженной атакой заняла важную высоту.

Этой маленькой победой полк потом гордился. О подвиге участников ночного штурма высоты, их воинской дерзости и ратном умении ходили легенды. Люди почувствовали в себе силу и уверенность, огромную тягу к боевой подготовке.

— Умение драться, — заключил Дмитрий Николаевич, — очень положительно влияет на моральный дух воинов, придает мужество и стойкость в бою.

Какие же факторы влияют на моральное состояние войск? Во-первых, справедливые цели войны и дело, за которое солдат сражается; во-вторых, обеспечены ли войска всем необходимым для ведения боя; в-третьих, умеет ли солдат воевать по-современному, овладел ли он оружием и техникой, всеми формами современного боя и т. д.

Это было в центре внимания командиров и политорганов. Они делали все зависящее от них, чтобы укрепить моральную стойкость воинов, чтобы их наступательный порыв все время нарастал.

Должен заметить, что наши командармы генералы В. Н. Гордов, В. А. Глуздовский, Д. Н. Гусев, А. С. Жадов, [406] С. А. Красовский, К. А. Коротеев, П. А. Курочкин, Д. Д. Лелюшенко, А. А. Лучинский, П. С. Рыбалко по праву считались не только крупными военачальниками, признанными мастерами вождения войск, но и искусными учителями и воспитателями воинов. Они были хорошо эрудированы и в вопросах партийно-политической работы. Не только наши командармы, но и командиры всех степеней, вплоть до взводного, прекрасно понимали огромную значимость и решающую роль партийно-политической работы для достижения победы над врагом и по мере своих сил, опыта и умения активно участвовали в ней, тем самым повышая ее действенность.

Бои за город-крепость Бриг носили тактический, местный характер, хотя и потребовали целого комплекса мероприятий, в том числе и активизации пропаганды, нацеленной на осажденный гарнизон. Мы хорошо знали, что бои будут упорными. Разведотдел штаба 21-й армии изъял у одного из пленных солдат воззвание гитлеровского коменданта города Бриг. В нем, в частности, говорилось:

«Мы окружены со всех сторон. Имеется лишь единственный путь: как честные и порядочные солдаты, мы должны драться до последнего патрона и удерживать Бриг. В противном случае у нас незавидная судьба — русские бестии нас или убьют, или отправят, как рабов, в Сибирь.

Подумайте о наших женах и детях.

Солдаты и фольксштурмовцы! Я знаю, что для нас есть лишь единственный путь — сражаться до последней капли крови. В самое ближайшее время к нам на помощь подойдут сильные немецкие части, которые нас освободят.

Я ожидаю от каждого солдата честного выполнения своего долга. Тот, кто струсит и покинет свое место, должен быть расстрелян своим командиром или товарищами.

Не слушайте тех, кто распространяет слухи и вводит вас в заблуждение.

Я прочно удерживаю Бриг. В крепости Бриг нет приказа на отход. Есть лишь приказ, который гласит: каждый удерживает позицию до последнего.

Комендант Брига полковник (подпись неразборчива)»{94}.

Во избежание напрасного кровопролития отделение поарма и старшие инструкторы подивов по работе среди войск противника провели с переднего края много передач [407] с использованием громкоговорящих установок. В осажденный город непрерывно забрасывались листовки.

Артиллерийские и авиационные удары по Бригу были завершены ультиматумом советского командования. Все это в совокупности способствовало достижению победы. Окруженный нашими войсками гарнизон сложил оружие. В плен сдались 2117 немецких солдат, а с ними 25 офицеров. Потом сами пленные признавали, что выбрать мирный путь и сдаться в плен помогли наш мощный удар и листовки.

6 февраля 1945 года наши части овладели городом-крепостью Бриг, а 8 февраля утром после непродолжительной, но эффективной артиллерийской подготовки перешли в наступление советские войска, расположенные на плацдармах южнее и севернее Бреслау. Почти без паузы началась Нижне-Силезская наступательная операция, явившаяся как бы продолжением Висло-Одерской. Некоторые наши части не имели ни дня передышки как после длительных маршей, так и в ходе непрерывной борьбы с контратакующим врагом.

Затемно, в 6 часов утра, 8 февраля 1945 года войска 1-го Украинского фронта возобновили наступательные действия. Они велись с двух основных плацдармов на Одере. Вновь пришлось прорывать сильно укрепленную долговременную оборону гитлеровцев на западном берегу реки. Кроме воинского умения нужны были смелые и решительные действия. Как всегда, пример показывали коммунисты.

Начальник политотдела 6-й армии генерал-майор X. С. Надоршин докладывал о подвиге 45-летнего парторга стрелковой роты старшины Исмали Байрамова, прибывшего на 1-й Украинский фронт в качестве добровольца из колхоза имени Третьей пятилетки, Южно-Осетинского сельсовета Новоселицкого района Ставропольского края.

После того как советская артиллерия перенесла огонь в глубину, парторг роты Байрамов по сигналу командира первым поднялся в атаку. С возгласом «За нашу Советскую Родину!» он увлек за собой всех воинов подразделения.

На бегу стреляя по врагам из автомата и бросая в неприятельские окопы гранаты, старшина И. X. Байрамов перепрыгнул через искромсанную нашими снарядами первую вражескую траншею, затем через вторую и, не задерживаясь, стал углубляться все дальше и дальше. Он прекрасно понимал, что уничтожение уцелевших гитлеровцев довершат другие подразделения.

— Не отставайте, — подбадривал Байрамов молодых солдат. — Бегом, ура! [408]

Стрелковая рота, увлекаемая парторгом, в результате дерзкого броска первой вышла на огневые позиции вражеской батареи, перебила и рассеяла всю прислугу и захватила три исправных крупнокалиберных миномета.

В ходе дальнейшего наступления рота встретилась с контратакующей группой гитлеровцев. В рядах наступающих произошла короткая заминка. И снова парторг Исмали Байрамов поднял бойцов на врага.

— Нам ли бояться фашистов?! — крикнул он. — Пусть враги трепещут. Мы сами нагоним на них страх и ужас. За мной, ура!

И бойцы, воодушевленные парторгом, почувствовали себя увереннее. С дружным «ура» они решительно пошли на сближение с контратакующими гитлеровцами, готовые к рукопашной схватке с врагом. Фашисты не выдержали и повернули назад.

О дальнейшей судьбе парторга я узнал следующее. В одном из тяжелых боев Исмали Байрамов лично уничтожил вражеский пулемет, но был отрезан большой группой гитлеровцев и подорвал себя и окруживших его врагов противотанковой гранатой. Бойцы отомстили фашистам за смерть партийного вожака. Парторгу роты 243-го стрелкового Волжского полка 181-й стрелковой дивизии старшине Байрамову Исмали Халиловичу было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Героем фронта стал младший сержант Василий Федотович Яковец из 1194-го стрелкового полка 359-й стрелковой дивизии. Он отличился в Висло-Одерской операции и был награжден орденом Славы III степени. Воин-патриот заверил командование, что на награду Родины ответит новыми боевыми делами.

8 февраля 1945 года, когда началась артиллерийская подготовка, младший сержант Яковец ползком по-пластунски добрался до боевого охранения противника и забросал его гранатами. Воспользовавшись возникшей паникой, он грозным окриком заставил уцелевших фашистов сложить оружие. В группе пленных, которых Яковец привел на КП, оказался офицер. Он сообщил о хитро замаскированных и скрытых огневых точках врага. До начала наступления наша артиллерия подавила их.

На второй день боев младший сержант Яковец ворвался со своим отделением в расположение противника и в ближнем бою автоматным огнем и гранатами уничтожил 38 гитлеровцев. 22 вражеских солдата наши бойцы взяли в плен.

Отличился В. Ф. Яковец и при форсировании реки. С группой смельчаков он скрытно переправился вброд на противоположный берег и внезапной атакой вызвал панику [409] среди гитлеровцев. Это позволило подразделению быстро и без потерь форсировать водную преграду и ворваться в населенный пункт.

Героически и с полным напряжением сил сражался младший сержант Василий Федотович Яковец во время Нижне-Силезской операции. В боях он был ранен, но остался в строю. За мужество и мастерство его наградили орденом Славы II степени, а затем он был удостоен звания Героя Советского Союза.

Перед такими отважными и самоотверженными воинами, как парторг старшина И. X. Байрамов и младший сержант В. Ф. Яковец, не могли устоять никакие укрепления врага.

В начале февраля 1945 года столица нашей Родины Москва чуть ли не каждый день салютовала в честь славных побед Красной Армии. Войска 1-го Украинского фронта, продолжая наступление, прорвали сильно укрепленную долговременную оборону противника юго-восточнее Бреслау (Вроцлав) и за три дня боев продвинулись вперед на 20 километров, расширив плацдарм до 80 километров по фронту. В ходе наступления наши войска овладели городами Олау, Бриг, Томаскирх, Гротткау, Левей и Шургаст.

А затем Отчизну порадовали войска, наступавшие северо-западнее Бреслау. За четыре дня боев они продвинулись вперед до 60 километров, расширили прорыв до 160 километров и овладели городами Лигниц, Штейнау, Люббен, Гайнау, Ноймаркт и Кант.

Буквально на другой день, 12 февраля 1945 года, Москва вновь салютовала войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим городом Бунцлау — важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны противника на реке Бобер.

Развивая наступление, войска 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко с ходу форсировали реку Бобер. Захватив севернее Загана важную переправу, они главными силами вышли на реку Квейс.

Эти успехи нас радовали, но беспокоило вынужденное бездействие авиации. Сильные январские метели внезапно сменились февральской оттепелью. Все грунтовые аэродромы раскисли, и наши самолеты подняться с них не могли. А вражеская авиация, базировавшаяся на стационарных аэродромах, усилила свою активность, бомбила не только наши войска, но и переправы, мосты, дороги.

Командующий 2-й воздушной армией генерал С. А. Красовский, его заместитель по политчасти генерал С. Н. Ромазанов и начальник тыла генерал В. И. Рябцев доложили Военному совету фронта свои соображения о [410] скоростном строительстве двух аэродромов с металлическими полосами, а также о подготовке взлетно-посадочных полос из шлака. Объем работ был велик. К тому же требовалось отремонтировать аэродромные строения, разрушенные отступающими гитлеровцами, поврежденные летные поля, самолетные стоянки, подъездные пути.

Инженерно-аэродромные батальоны 2-й воздушной армии не могли быстро справиться с работами такого большого масштаба. На широкую помощь местного населения тоже трудно было рассчитывать, поскольку гитлеровцы угоняли с собой почти всех трудоспособных. Где же найти выход?

Я предложил генералу Ромазанову связаться с генералом Фоминым, ведавшим вопросами репатриации, и привлечь к строительству аэродромов советских граждан, освобожденных нашими войсками из фашистской неволи. И они, надо отметить, оказали авиаторам очень большую помощь.

Вскоре С. А. Красовский пришел к командующему фронтом с новым предложением: использовать для базирования самолетов бетонную автостраду Берлин — Бреслау. Когда я вошел в кабинет Конева, командарм доказывал, что бетонная автострада — это почти готовые и дешевые аэродромы. Но Конев был иного мнения.

— Наш уважаемый Степан Акимович, — сказал Конев, — возымел желание парализовать важнейшую коммуникацию фронта и закрыть движение по автостраде.

Однако Красовский продолжал упорно отстаивать свое предложение и разъяснял, что намечено использовать лишь небольшие участки автострады. Причем в этих местах придется сделать съезды и объезды. Тогда движение по магистрали не будет парализовано. Командующий и Военный совет фронта согласились с этим предложением.

Первым совершил посадку на автостраду командир 9-й гвардейской истребительной авиадивизии трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин. Его примеру последовали подчиненные. На автостраду перебазировалась и 22-я гвардейская истребительная авиадивизия во главе с полковником Л. И. Гореглядом. В итоге принятых мер наша авиация смогла резко активизировать свои боевые действия.

Вместе с летчиками-однополчанами надежно прикрывал переправу через реку Бобер член партийного бюро 482-го истребительного авиаполка штурман эскадрильи П. А. Сомов. На подступах к реке звено истребителей, возглавляемое командиром полка майором Диденко, вступило [411] в неравный бой с 16 «фокке-вульфами». Старший лейтенант Петр Сомов самоотверженно защищал и оберегал в бою командира полка. Он сбил фашистского «фоккера» как раз в тот критический момент, когда вражеский летчик ринулся в атаку на ведущего группы. Старший лейтенант П. А. Сомов, ставший надежным щитом командира, помог майору Диденко эффективно завершить атаки и сбить два неприятельских самолета. Рассеяв и частично истребив первую вражескую группу, четверка отважных затем вступила в поединок с 12 «фокке-вульфами» и также обратила их в бегство.

За время Висло-Одерской и Нижне-Силезской операций коммунист старший лейтенант Петр Арсентьевич Сомов совершил в сложных метеорологических условиях более 30 вылетов и сбил 10 фашистских стервятников. Всего на его боевом счету в начале 1945 года числилось 17 сбитых самолетов. Летчик-коммунист стал Героем Советского Союза.

Командующий 2-й воздушной армией генерал С. А. Красовский, его заместитель по политчасти генерал С Н. Ромазанов, начальник политотдела генерал А. И. Асауленко лично занимались пропагандой героических подвигов, знали каждого героя. Руководя боевыми действиями летчиков, командарм по радио оповещал авиаторов о совершенных подвигах, порой в ходе боя награждал отличившихся, призывая всех равняться на них.

В канун Нижне-Силезской наступательной операции политотдел 2-й воздушной армии выпустил листовку, посвященную славным делам Героя Советского Союза гвардии капитана Павла Артемьевича Плотникова. Он отлично летал как днем, так и ночью, в сложных метеорологических условиях. Коммунист Плотников был участником многих героических вылетов. При выполнении боевых заданий он сполна использовал не только мощь бомбовых ударов, но и силу бортового оружия пикирующего бомбардировщика. Воспитанник прославленного аса генерала И. С. Полбина, гвардии капитан Плотников неоднократно летал с ним вместе на боевые задания. Однажды девятка наших пикировщиков разгромила скопление железнодорожных эшелонов с немецкими войсками и техникой. На обратном маршруте она встретилась с большой группой неприятельских самолетов Ю-87 и Ме-109 Экипажи Пе-2 впервые в истории авиации взяли на себя необычную роль истребителей. Дерзко атаковав численно превосходящего врага, они начали в упор расстреливать вражеские самолеты. Это ошеломило фашистов, и они стали беспорядочно бросать бомбы на свой же аэродром. Девятка пикировщиков Полбина сбила тогда [412] семь самолетов противника. Коммунист Плотников лично уничтожил один «юнкерс».

В разгар Нижне-Силезской наступательной операции 1-го Украинского фронта эскадрилья гвардии капитана Плотникова нанесла удар по Бреслау. Пикировщики совершили 8 заходов на цель и прямыми попаданиями уничтожили 13 автомашин, 20 зданий, превращенных в опорные пункты, и другие важные объекты. Коммунист Плотников взял на себя наиболее опасную задачу — штурмовыми и бомбовыми ударами подавлял сильный огонь зенитной артиллерии противника, обеспечив тем самым успешные действия остальных экипажей.

Участвуя затем в массированном налете на аэродром противника, эскадрилья Плотникова в сложных метеорологических условиях и при сильном зенитном огне сумела точно выйти на цель. Прямыми попаданиями бомб она уничтожила 21 вражеский самолет и взорвала склад ГСМ.

Результаты всех бомбовых ударов гвардии капитана П. А. Плотникова были зафиксированы экипажем на фотопленку.

Отважный летчик совершил 305 боевых вылетов, произвел 168 метких бомбометаний с пикирования. Командование 2-й воздушной армии представило командира эскадрильи 81-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии капитана Плотникова Павла Артемьевича к высшей награде — он был вторично удостоен медали «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

Наградной лист, поступивший в Военный совет фронта, напомнил мне о героических событиях начального периода Великой Отечественной войны, когда Павел Плотников воевал на Южном фронте. Его часть входила тогда в состав ВВС 9-й армии, где я был членом Военного совета.

Осенью 1941 года, когда фашистская танковая армия генерала Клейста рвалась к Ростову-на-Дону, экипажу Плотникова было поручено важное задание. Обнаружив колонну вражеских танков и автомашин, продвигавшихся на Мариуполь, советские авиаторы точными бомбовыми ударами уничтожили десять танков и восемь автомашин с .пехотой.

В неравном, трудном поединке с истребителями противника наш бомбардировщик был сначала подбит, а затем подожжен. Но летчик-коммунист не покинул горящую машину и до последней возможности боролся за спасение боевой техники и экипажа. Резкими маневрами он сумел сбить пламя с горевшей консоли и уйти от преследования неприятеля. Дотянув на одном моторе до своего аэродрома, Плотников искусно посадил бомбардировщик [413] на одно колесо. Машина и героический экипаж были спасены.

Много славных подвигов совершил коммунист Плотников. Он прошел с боями всю Великую Отечественную войну, сражался на Южном, Воронежском, Степном, 1-м и 2-м Украинских фронтах.

Жаркие бои шли и в воздухе, и на земле. Окружив крепость Глогау (Глогув), войска 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова, не задерживаясь, продолжали развивать наступление на запад.

Остро и порой драматично развивалась борьба в районе Бреслау. Немецко-фашистское командование усиливало и без того крупный гарнизон города-крепости, направляя туда маршевые батальоны, формируя боевые группы и отряды фольксштурма. На это направление были дополнительно переброшены две танковые и одна пехотная дивизии врага.

Войска 6-й армии генерала В. А. Глуздовского, наступавшие непосредственно на Бреслау, подвергались сильным вражеским контратакам. Командующий фронтом И. С. Конев вынужден был перебросить сюда значительную часть наших сил и средств с других участков. Не скрою, что отчасти помимо нашей воли центр борьбы переместился в район Бреслау.

Отразив контратаки, 5-я гвардейская и 6-я армии, усиленные танковыми и механизированными корпусами, возобновили наступление и после встречных ударов по врагу соединились западнее Бреслау. Несколько десятков тысяч солдат и офицеров противника оказались в кольце. Об этом важном событии Военный совет и политическое управление фронта немедленно оповестили все наши войска.

Большую известность в войсках фронта получил освобожденный нами небольшой город Бунцлау (Болеславец). Здесь многое напоминало о героических традициях нашего народа, немеркнущей ратной славе русского оружия. На площади Бунцлау и поныне возвышается чудом уцелевший во время войны обелиск, у подножия которого стоят четыре стерегущих льва. На плите высечены слова: «До сих мест довел князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска, но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество свое, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».

Под командованием выдающегося полководца М. И. Кутузова русский народ и его воины разгромили в 1812 году полчища Наполеона. Вышвырнув остатки французской грабь-армии из пределов России, они неотступно гнали врага на запад. Во время длительного и трудного похода фельдмаршал простудился и тяжело заболел.

16(28) апреля 1813 года фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов 68 лет от роду скончался в Бунцлау. Тело его бальзамировали и отправили в Петербург, а на небольшом холме, возле той самой дороги, по которой шла русская армия, воздвигли памятник великому русскому полководцу.

И вот более 130 лет спустя по той же исторической дороге шли советские войска — наследники и продолжатели ратной славы своих предков. Они гнали и беспощадно громили новоявленных нацистских претендентов на мировое господство, освобождая народы Европы от фашистского рабства.

Вооруженные Силы СССР впитали в себя все лучшее, что есть в народе. На становление наших боевых традиций решающее влияние оказал революционный героизм рабочего класса и его авангарда — Коммунистической партии. Безмерно дорожа настоящим, мы воздаем должное ратным подвигам патриотов минувших поколений, высоко чтим наших мужественных предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьму Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова.

Сила традиций огромна! Во время Великой Отечественной войны, как и в предвоенные годы, партия воспитывала у советских людей, у наших воинов благородное чувство животворного патриотизма, гордости за свою Родину, за свой народ, чувство уважения к легендарному прошлому родной страны.

Выполняя это важнейшее требование партии, Военный совет и политическое управление фронта приняли ряд мер по увековечению светлой памяти М. И. Кутузова. Приказ командующего фронтом от 7 марта 1945 года гласил:

«Войсками фронта занят г. Бунцлау. До этого города великий русский полководец фельдмаршал Кутузов М. И. довел победоносные русские войска в Отечественную войну 1812–1813 гг.

28 апреля 1813 г. смерть оборвала победный путь Михаила Илларионовича Кутузова в г. Бунцлау».

В ознаменование светлой памяти фельдмаршала Кутузова, выдающегося полководца земли русской, командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев приказом по войскам обязал военного коменданта города Бунцлау (ныне Болеславца) учредить почетный караул у памятника фельдмаршалу М. И. Кутузову.

Всем войсковым частям фронта и отдельным военнослужащим при прохождении мимо памятника М. И. Кутузову надлежало отдавать воинские почести. [415]

Военный совет фронта во главе с командующим И. С. Коневым посетил дом, где скончался великий русский полководец.

Одними из первых воздали воинские почести фельдмаршалу М. И. Кутузову командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко, дважды Герой Советского Союза И. И. Якубовский, командиры бригад, участвовавших в освобождении Бунцлау, дважды Герои Советского Союза Д. А. Драгунский, 3. К. Слюсаренко, В. С. Архипов, А. А. Головачев и многие другие.

Из 13-й армии в Бунцлау прибыла делегация в составе пятидесяти лучших воинов, героев боев во главе с начальником поарма генералом Н. Ф. Вороновым. Митинг завершился возложением венка к памятнику полководца и артиллерийским залпом дальнобойных орудий по врагу.

В доме, где скончался выдающийся военачальник земли российской, работники политуправления фронта оперативно развернули небольшую музейную экспозицию о полководческой деятельности М. И. Кутузова! В одной из комнат исторического здания были представлены фотографии, картины, документы и другие экспонаты, рассказывающие о том, как доблестная Красная Армия умножает героические традиции великого русского народа и громит гитлеровских захватчиков, спасая народы Европы от фашистского ига. Здесь имелись материалы о взятии нашими войсками Бунцлау и боях на реке Бобер, о подвиге наших воинов-разведчиков, спасших исторические памятники города от разрушения.

Впоследствии в музей был передан автомат Героя Советского Союза старшего сержанта Павла Зайцева. Освобождая польскую землю, отважный воин повторил легендарный подвиг Александра Матросова.

Здесь экспонировалась и фотография рядового Башкирцева, который в числе первых ворвался в Бунцлау (Болеславец) и возле обелиска М. И. Кутузова уничтожил более двадцати фашистов.

Дом-музей М. И. Кутузова, открытый сразу же после освобождения нашими войсками Бунцлау, посещало много воинов. Только за время со 2 по 25 марта 1945 года там побывало более ста групп военнослужащих общей численностью около 10 500 солдат, сержантов, офицеров и генералов{95}. Мы просили Главное политическое управление узаконить существование в Бунцлау Дома-музея М. И. Кутузова на правах филиала Центрального музея Красной Армии, утвердить его штат и командировать нам для консультации двух научных работников. [416]

Нас поддержали, оказали помощь. Дом-музей М. И. Кутузова пополнился новыми экспонатами. Воины с волнением читали приказ фельдмаршала М. И. Кутузова по войскам вверенной ему русской армии: «Заслужим благодарность иноземных народов и заставим Европу с удивлением воскликнуть: непобедимо воинство русское в боях и неподражаемо в великодушии и добродетелях мирных! Вот благородная цель, достойная воинов, будем же стремиться к ней, храбрые русские солдаты...»

Как злободневно и современно звучали эти слова в 1945 году, когда советские воины под руководством Коммунистической партии за рубежами нашей социалистической Родины с честью и славой выполняли свой интернациональный долг, громили фашистских тиранов и несли по Европе великое знамя свободы.

Вот первые записи в книге отзывов Дома-музея. «В 16 часов 20 минут 18 марта 1945 года, — писал гвардии полковник Пензин, — у памятника провели митинг по случаю награждения части орденом Кутузова. Бойцы отдали воинские почести полководцу».

Воины-комсомольцы 9-й гвардейской истребительной авиадивизии, посетившие музей, написали: «Образ великого полководца вдохновляет нас на еще большие подвиги».

Открытие в Бунцлау Дома-музея М. И. Кутузова способствовало развертыванию в войсках пропаганды героического прошлого нашей Родины, воспитанию воинов на боевых традициях Советских Вооруженных Сил. Нам, советским людям, очень хорошо известна сила традиций. Они не только история, не только священные реликвии прошлого, напоминающие воинам о чести и славе героического народа и патриотическом долге защитников Отчизны. Революционные, трудовые и боевые традиции Коммунистической партии, народов многонационального Советского Союза, Вооруженных Сил СССР, впитавшие в себя все передовое, прогрессивное из героического прошлого нашей Родины, являлись и ныне являются мощным средством формирования человека благородной и возвышенной коммунистической морали, советского патриота и интернационалиста.

Почти весь январь и февраль 1945 года войска 1-го Украинского фронта наступали в сложной, быстро меняющейся обстановке. Они с ходу форсировали реки, окружали и уничтожали большие и малые группировки противника, захватывали множество населенных пунктов. Блокировав крупные гарнизоны гитлеровцев в крепостях Бреслау (Вроцлав) и Глогау (Глогув), войска фронта к концу февраля прошли с боями до 500, а местами до 700 километров. [417]

Боевые успехи свидетельствовали о зрелости командных и политических кадров, об их умении учитывать оперативную обстановку, тактически грамотно организовывать бой, продуманно строить партийно-политическую работу в войсках. Длительная война фундаментально обогатила кадры знаниями и опытом.

Перед началом Нижне-Силезской наступательной операции я побывал и в 52-й армии, входившей в состав ударной группировки фронта. В беседе с командармом и членами Военного совета выяснил вопросы, связанные с подготовкой к операции, а в заключение поинтересовался, как работает новый начальник политотдела полковник Панкрат Никитич Михайлов.

— Толковый политработник, хорошо нам помогает, — сказал командарм Константин Аполлонович Коротеев.

— Быстро вошел в коллектив, дело свое знает, — добавил член Военного совета Александр Федорович Бобров.

— Глубоко во все вникает, — сообщил начальник штаба армии Александр Николаевич Коломинов. — Заходит к нам для оперативного ориентирования, неплохо разбирается в военных вопросах.

Начальника поарма полковника П. Н. Михайлова я застал в его служебном кабинете склонившимся над картой. Дружески поздоровавшись с однокашником по Военно-политической академии, я шутливо спросил Панкрата Никитича:

— Над чем размышляешь, стратег?

— Изучаю междуречье Одер — Нейсе, где воевать будем, вношу последние коррективы в план партийно-политической работы. В прошлой операции мы основательно занимались форсированием рек, а теперь приходится больше внимания уделять уличным боям, блокированию и уничтожению дотов и другим особенностям новой наступательной операции. Прикидываю, как лучше распределить силы политработников.

Полковник П. Н. Михайлов пришел на 1-й Украинский фронт с небольшим боевым опытом. Мы с начальником политуправления фронта генералом Ф. В. Яшечкиным стремились помочь ему обрести уверенность в работе, умение ориентироваться в сложной боевой обстановке.

За проявленную отвагу в Висло-Одерской операции, инициативную и плодотворную деятельность на посту начальника поарма Военный совет 52-й армии и начальник политуправления фронта представили полковника П. Н. Михайлова к ордену Красного Знамени.

Мы с Панкратом Никитичем допоздна говорили о политработе во фронтовой обстановке. Я расспрашивал [418] Михайлова о его впечатлениях и наших общих недостатках, которые ему, как новому человеку, могли быстрее броситься в глаза.

Начальник поарма Михайлов сообщил, что свою деятельность он начал с решительной борьбы против текучки, захлестнувшей некоторые политорганы. Дело дошло до того, что в одном подиве вообще перестали составлять планы работы, мотивируя невозможностью предусмотреть все случаи жизни в условиях стремительного наступления и быстро меняющейся обстановки. Свое серьезное упущение работники политотдела дивизии возвели даже в некую доблесть, поскольку, дескать, добились «оперативного реагирования».

Полковник Михайлов доложил мне, как поарм спланировал партийно-политическую работу на период подготовки войск к прорыву вражеской обороны. Я убедился, что тщательно продуманный план представляет собой оперативный, конкретный и, я бы сказал, жизненно необходимый документ, правильно определяющий содержание и формы политработы в различных условиях боевой обстановки. Поарм, как обычно, составлял план работы на 15 дней, охватывая различные этапы операции.

Политорганы проявляли особую заботу о сохранении и организационном укреплении ротных партийных организаций — опоры командиров и политорганов, о восполнении во время наступательных боев кадров парторгов. В январе — феврале 1945 года, когда непрерывно велись наступательные бои, на 1-м Украинском фронте имелось 19 186 парторгов первичных и ротных парторганизаций. Это были подлинные партийные вожаки.

Политотделы назначали на эти ответственные посты политически подготовленных коммунистов, обладающих большим мужеством, стойкостью и организаторскими качествами. Они не щадили себя в бою, и среди них, естественно, были немалые потери. Так, например, в 52-й армии за время январско-февральского наступления выбыло по четырем соединениям 115 парторгов рот. Политотдел направил из резерва на укрепление ротных и равных им парторганизаций более 100 коммунистов. В стрелковые роты первого эшелона переводились и коммунисты тыловых подразделений. Однако главным источником сохранения парторганизаций являлся рост рядов ВКП(б). Он свидетельствовал о Том, как сильна у наших воинов вера в Коммунистическую партию, в непобедимость знамени ленинской партии.

Бой — самый лучший способ проверки моральных и других качеств человека, его стойкости и преданности делу партии. Принимая на себя высокое звание коммуниста, [419] воин-фронтовик тем самым добровольно изъявлял готовность выполнять самые трудные и самые опасные боевые задания, не щадить ни крови своей, ни жизни в борьбе за святое и правое дело партии и народа, за великие идеалы коммунизма.

Находясь в 52-й армии, я обстоятельно ознакомился с ростом партийных рядов. Начальник поарма полковник П. Н. Михайлов доложил, что за время январско-февральского наступления в партийных организациях 52-й армии принято кандидатами в члены ВКП(б) 1450 воинов л в члены партии — 1104 человека. Он отметил возросшую оперативность парторганизаций и парткомиссий в рассмотрении заявлений и выдаче партийных документов. Начальник политотдела армии сообщил, что заявления о приеме в партию, как правило, рассматриваются на собраниях коммунистов роты и равных ей подразделений. В боевой обстановке такие собрания проводились в перерывах между боями, ночью, на больших привалах во время марша. Впрочем, в этом я сам еще и еще раз убедился, когда побывал на плацдарме за Одером, где сосредоточивались войска 52-й армии. Вслед за колонной пехотинцев, совершавших марш, двигалось несколько конных повозок. На одной из них красовалась табличка с надписью: «Здесь заседает партбюро». Это, естественно, меня заинтересовало, и я подошел к повозке. Лошадь медленно двигалась к переправе, а на телеге, используя пред вставившуюся возможность, заседало партийное бюро. Солдат-фронтовик, решивший вступить кандидатом в члены ВКП(б), рассказывал о своем пока еще коротком, но ярком жизненном пути; один из членов бюро добросовестно записывал его слова в протокол. Потом задавали вопросы, высказывались, а в заключение парторг отметил, что кроме трех рекомендаций коммунистов имеются две боевые характеристики. Одна из них скреплена командирской подписью и печатью, а вторая хотя и без печати, но тоже убедительно характеризует человека, И парторг показал на белый марлевый бинт, видневшийся из-под шапки-ушанки солдата, на которой еще остались темные пятна крови.

— Солдат был ранен, но не покинул передовую, показал себя стойким и храбрым бойцом. Он ратными делами доказал, что достоин стать большевиком.

В 52-й армии перед началом Нижне-Силезской наступательной операции вместе с десятками и сотнями других заслуженных фронтовиков кандидатом в члены ВКП(б) был принят наводчик противотанкового ружья Александр Васильевич Игнатьев. Он отважно и умело сражался с врагом еще во время боев на Висле и Одере. [420]

На подступах к железнодорожному мосту, путь подразделению преградил губительный огонь дзота. Искусно применяясь к местности, под свинцовым ливнем рядовой А. В. Игнатьев выдвинулся вперед и, заняв выгодную позицию, меткими выстрелами из бронебойки уничтожил пулеметную точку противника.

Воспользовавшись тем, что неприятельский пулемет смолк, рядовой Александр Игнатьев первым вскочил и бросился к мосту. Вслед за ним поднялось все подразделение. Отважный солдат уничтожил пятерых фашистских саперов и спас железнодорожный мост от взрыва. Храброго бойца коммунисты подразделения единодушно приняли кандидатом в члены партии.

В беседе с политработниками Александр Игнатьев сказал:

— Еще тогда, когда я готовился вступать в ряды ВКП(б), парторг вовлек меня в партийную жизнь. Он разъяснял мне программные положения и главные задачи партии, обязанности и права члена ВКП(б), часто давал мне газеты и советовал, какие статьи прочитать самому, а какие — всем товарищам. Когда в часть прибыло пополнение, парторг поручил провести с новичками беседу на тему: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет». Он рекомендовал почаще приводить примеры из жизни подразделения и собственного боевого опыта. Парторг не раз повторял: «Каждый коммунист должен научиться работать в массах и вести солдат за собой».

Рядового Александра Игнатьева принимали в ряды ВКП(б) на партийном собрании, проходившем на переднем крае перед началом наступления. Воин глубоко осознал и прочувствовал, что принадлежность к героической ленинской партии обязывает его быть воплощением отваги и стойкости, дисциплинированности, нравственной чистоты и самоотверженности.

Партийные собрания и поручения являлись действенным средством воспитания коммунистов. Поручения охватывали самые разнообразные стороны боевой и политической деятельности, менялись в зависимости от боевой обстановки. По заданию парторга коммунист Сысоев первым поднялся в атаку и с возгласом «За Родину!» увлек за собой все подразделение. Атака была дружной, стремительной и завершилась успехом. Подразделение образцово выполнило боевую задачу.

Призывное слово коммунистов звучало особенно авторитетно потому, что оно подкреплялось делом, бесстрашием героических сынов партии, их личным примером. Кандидат в члены ВКП(б) Таничканов по заданию бюро провел с пополнением беседы: «Как бороться с вражескими [421] танками», «Уязвимые места «тигра» и «пантеры». Во время наступления рота подверглась контратаке вражеских танков. Опытный и храбрый бронебойщик Таничканов подбил фашистский танк «пантера». Когда враг, понесший большие потери, отступил, кандидат в члены ВКП(б) Таничканов с разрешения командира прямо на поле боя показал солдатам на дымящемся вражеском танке его уязвимые места. Это была интересная, впечатляющая и очень результативная беседа молодого коммуниста.

Выполняя поручения бюро, коммунисты читали воинам газеты, проводили индивидуальные и коллективные беседы, выпускали боевые листки и листовки-молнии «Передай по цепи», доводили до сведения личного состава принятые по радио сводки Совинформбюро и приказы Верховного Главнокомандующего, рассказывали об успехах армии и фронта, соединения и части.

Активно участвуя в партийно-политической работе, молодые коммунисты росли и мужали идейно, приобретали уверенность и опыт, помогали командирам и политработникам воспитывать личный состав, обеспечивая успешное выполнение боевых задач. Именно они, коммунисты и комсомольцы, явились инициаторами освоения и применения трофейного оружия, особенно фаустпатронов. У советских войск, разумеется, имелось в достатке отечественной техники. Труженики героического тыла в возрастающих количествах ковали оружие победы. Но пренебрегать трофеями тоже не следовало, поскольку это еще более увеличивало ударную мощь наших частей и подразделений.

Особо следует сказать о фаустпатронах, которые гитлеровцы на завершающем этапе войны применяли в большом количестве. Ими вооружалась вся немецкая пехота, в том числе и отряды фольксштурма. Это было сильное и опасное противотанковое оружие. Начальники политотделов танковых армий генерал А. Д. Капник и полковник Н. Т. Кладовой докладывали, что части несут большие потери от фаустников. Такие же тревожные сигналы поступали от командиров и политорганов отдельных корпусов.

По поручению Военного совета командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал Н. А. Новиков изучил на местах этот вопрос, обобщил предложения командиров боевых машин и членов экипажей. Было рекомендовано широко применять экранировку танков и самоходно-артиллерийских установок. Фаустпатроны, пробивая навесные экраны из листового железа, встречали затем пустоту и, потеряв убойную [422] силу, не наносили особого ущерба боевой машине. В большинстве они рикошетировали по броне. Одним из действенных средств борьбы с вражескими фаустниками являлось четкое и непрерывное взаимодействие пехотинцев с танкистами, товарищеская выручка в бою.

Фронтовая газета «За честь Родины» печатала статьи «Фаустпатроны и борьба с ними», «Как обезвреживать вражеских фаустников» и другие.

Военный совет фронта, поддержав инициативу коммунистов и комсомольцев, выдвинул лозунг: «Истребляйте гитлеровцев их же оружием!» Политуправление совместно со штабом выпустило листовку: «Применение фаустпатронов в бою». В другой листовке обобщался опыт использования трофейного оружия в роте лейтенанта Урядова.

Политотделы армий также выпускали и распространяли плакаты и листовки с фотографиями, рисунками и чертежами фаустпатрона, с описанием его устройства и боевого применения. В каждом подразделении были созданы группы воинов, которые эффективно использовали трофейное оружие в наступательных боях.

Во время Нижне-Силезской наступательной операции 1-го Украинского фронта наши политорганы широко пропагандировали два важных политических документа: приказ Верховного Главнокомандующего, посвященный 27-й годовщине Красной Армии, и материалы Крымской конференции трех держав.

В призывах Центрального Комитета Коммунистической партии к 27-й годовщине Красной Армии подводился итог боевым действиям Советских Вооруженных Сил, намечалась программа нашей дальнейшей борьбы за окончательную победу. Особенно сильное впечатление на воинов произвел призыв, адресованный непосредственно войскам фронта: «Слава советским воинам, сокрушившим немецкую оборону в Силезии и развивающим наступление за рекой Одер!»{96}. В приказе Верховного Главнокомандующего № 5 от 23 февраля 1945 года тоже отмечались боевые достижения войск 1-го Украинского фронта, которые продвинулись с сандомирского плацдарма в глубь Силезии на 480 километров.

«Гитлеровцы кичились, — говорилось в праздничном приказе, — что более сотни лет ни одного неприятельского солдата не было в пределах Германии и что немецкая армия воевала и будет воевать только на чужих землях. Теперь этому немецкому бахвальству положен конец»{97}.

Партия предупреждала, что победа не придет сама, что [423] она добывается в тяжелых боях и в упорном труде. Обреченный враг напрягает последние силы, отчаянно сопротивляется, чтобы избежать сурового возмездия. Он хватается и будет хвататься за самые крайние и подлые средства борьбы. Партия призывала помнить, что, чем ближе победа, тем выше должна быть наша бдительность, тем сильнее должны быть удары по врагу.

Эти важнейшие требования легли в основу партийно-политической работы в войсках. В печатной и устной пропаганде мы напоминали солдатам, сержантам и офицерам, что война вступила в свою заключительную фазу и для того, чтобы окончательно разгромить фашизм, потребуется наивысшее напряжение всех физических и моральных сил каждого воина, непреклонная готовность с честью и до конца выполнить освободительную миссию и избавить человечество от гитлеровской чумы.

На Крымской конференции трех великих держав за столом переговоров незримо присутствовал и советский солдат, который не только перешагнул через Вислу и Одер, но уже стремительно продвигался к Нейсе, к жизненно важным центрам Германии, и прежде всего к Берлину. Это значительно усилило позицию советской делегации в сложных переговорах с союзниками и нанесло сокрушительный удар подлым планам гитлеровцев, намеревавшихся сговориться с реакционными кругами западных держав о сепаратном мире.

Крупные боевые успехи войск 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, равно как и всей Красной Армии, в освобождении польских земель, несомненно, помогли благоприятно решить очень сложный для того времени «польский вопрос». Премьер-министр Великобритании У. Черчилль и другие реакционеры Запада усиленно настаивали на том, чтобы правительство Польши было создано на базе эмигрантского лондонского «правительства». Но напрасно господа империалисты носились с господином Миколайчиком и другими обанкротившимися эмигрантами как с писаной торбой. В канун 1945 года на базе ПКНО было создано законное Временное правительство Польской республики, продолжавшее социальные преобразования и с кипучей энергией занимавшееся возрождением разрушенного оккупантами народного хозяйства. Внешняя политика подлинно народного правительства была основана на братском союзе с СССР. В стране предпринимались первые шаги по освоению западных земель, освобожденных во время нашего наступления от Вислы к Одеру и Нейсе. Таким образом, Красная Армия не только спасла польский народ от фашистской оккупации, но и перечеркнула подлые замыслы международного [424] империализма, помешав экспорту контрреволюции и возврату довоенного реакционного режима.

Теперь хорошо известно, какую длительную и острую политическую борьбу пришлось выдержать руководителям Коммунистической партии и Советского государства, отстаивавшим существование новой, демократической, независимой и сильной Польши. Небезызвестный Уинстон Черчилль вынужден был на Крымской конференции подписать декларацию, в которой говорилось: «Мы вновь подтвердили наше общее желание видеть установленной сильную, свободную и демократическую Польшу... Новое положение создалось в Польше в результате полного освобождения ее Красной Армией...» И что он мог возразить против этого, когда боевые успехи Красной Армии были внушительными и неоспоримыми.

Отмечая выдающиеся заслуги советских войск в деле освобождения от немецко-фашистских захватчиков польских земель, президиум Крайовой Рады Народовой в феврале 1945 года наградил высшим орденом Польской республики Большим крестом Виртути Милитари первого класса со звездой командующих фронтами Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова, И. С. Конева, К. К. Рокоссовского. В постановлении указывалось, что эти награды являются выражением благодарности польского народа своим освободителям.

Вскоре братская республика прислала нам боевое подкрепление. Весной 1945 года на 1-й Украинский фронт стягивались части и соединения только что сформированной 2-й армии Войска Польского. В ее состав входили 5, 7, 9 и 10-я пехотные дивизии, а также приданный ей 1-й отдельный танковый корпус Войска Польского и другие армейские части.

В конце марта 1945 года, если мне память не изменяет, к нам прибыли высшие офицеры Войска Польского во главе с командующим 2-й армией генералом К. Сверчевским.

Представившись маршалу Коневу и получив от него конкретные распоряжения, генерал Кароль Сверчевский пришел ко мне. Я был обрадован встречей с давним товарищем по совместной армейской службе.

Повесив шинель и положив на тумбочку квадратную польскую конфедератку, Кароль Сверчевский вытер платком гладко выбритую голову, резко очерченный подбородок и вскинул на меня веселые голубые глаза.

— Давненько, брат, мы не встречались, — произнес генерал Сверчевский. За это время много воды утекло из твоей Волги и моей Вислы.

С Каролем Сверчевским мы вместе служили в 7-м [425] кавалерийском полку 2-й кавдивизии еще в 1927 году. В то время я был секретарем полкового партийного бюро, а Кароль, окончивший Военную академию имени М. В. Фрунзе, прибыл к нам на должность начальника штаба.

К. Сверчевский родился в 1897 году в Варшаве. Рано начал трудовую жизнь, работал токарем. Во время первой мировой войны его вместе с семьей эвакуировали в Казань. Активный участник Великой Октябрьской социалистической революции, он сражался на фронтах гражданской войны в качестве командира батальона и полка. В 1921 году его назначают начальником Польской школы красных коммунаров. Потом — учеба в академии, служба в упомянутом мною 7-м кавполку и работа в штабе Белорусского военного округа. В начале тридцатых годов К. Сверчевский некоторое время работал в Генеральном штабе РККА.

В 1936–1937 годах, когда взоры всего прогрессивного человечества были прикованы к республиканской Испании, где трудящиеся многострадальной страны и пришедшие на помощь интернациональные бригады героически сражались против объединенных черных сил фашизма, гремело имя легендарного героя боев на Эбро генерала Вальтера. Позднее стало известно, что это был коммунист Кароль Сверчевский, командовавший бригадой, а затем дивизией.

Из Испании он вновь вернулся в Советский Союз, ибо в Польше находились у власти профашистские буржуазные правители, и дорога туда была ему закрыта. Сверчевский занимал различные строевые должности в Красной Армии, командовал стрелковой дивизией, возглавлял Киевское пехотное училище, которое в начале Великой Отечественной войны было эвакуировано в Сибирь. В 1943 году Кароль Сверчевский вступил в Войско Польское, был заместителем командира 1-го армейского корпуса.

Выход наших войск на Вислу и освобождение братской страны создало условия для создания единого Войска Польского и слияния партизанских отрядов с регулярной армией. Кроме 1-й польской армии, действовавшей на люблинском направлении и принявшей участие в освобождении Варшавы, была затем сформирована 2-я польская армия, которую возглавил боевой генерал Сверчевский.

— Я счастливый человек, — сказал мне Кароль и задумчиво повторил: — Очень счастливый человек! Сражаясь в Испании с полчищами Гитлера, Муссолини и Франко, мы были твердо уверены, что сокрушим фашизм. Но, когда это случится, никто не знал. И я даже не [426] предполагал, что доживу до этого великого часа. Но, как видишь, дожил...

Генерал Сверчевский протянул руку к лежавшей на столе коробке «Казбека», закурил и поморщился:

— Слабенькие у тебя, Константин Васильевич, папиросы.

Окликнув сидевшего в соседней комнате порученца, Кароль Сверчевский сказал ему по-польски:

— Сынок, принеси из машины мой любимый табачок.

Я не без удивления посмотрел на «сынка», которому было за сорок, потом на генерала. Поймав мой недоуменный взгляд, Сверчевский пояснил:

— По привычке, по старой памяти зову его сынком. Он еще в Испании был у меня вестовым.

«Любимый табачок» оказался довольно вонючей смесью махорки-самосада с трубочным табаком. Сверчевский привычно и сноровисто свернул самокрутку и, закашлявшись от едкого дыма, с удовлетворением произнес:

— Хорошо продирает! После такой штуковины ночью сонливость исчезает и приобретается рабочее настроение. В боевой обстановке — незаменимое средство.

Мы вспомнили далекие времена нашей совместной службы, друзей-кавалеристов, Староконстантинов времен 1927 года, когда там стоял наш кавполк, и времен 1944 года, когда его освободили войска 1-го Украинского фронта. И все-таки о далеком прошлом говорили мало. Нас обоих, и тем более командарма Войска Польского, интересовал вопрос: как быстро и скрытно сосредоточить выгружавшиеся в районе Вислы польские части на дрезденском направлении и подготовить их к завершающим наступательным боям? Генерал был буквально поглощен мыслями о том, как лучше выполнить приказ командующего 1-м Украинским фронтом, в оперативное подчинение которого поступала 2-я армия Войска Польского.

— Трудно утаить от противника появление польских частей. Армия — не иголка! — вздохнул Кароль Сверчевский и, показав на свои серебряные генеральские галуны, произнес: — Да и форма у нас приметная, броская. Пястовский орел на шапках-ушанках и конфедератки, наверное, за версту видны. Но вместе с тем это поднимает боевой дух Войска Польского и возвышает национальное достоинство поляков, которых так унижали гитлеровские оккупанты.

Как только зашла речь о гитлеровцах, Сверчевский-Вальтер встал и зашагал по комнате, нервно дергая плечом. Когда он был взволнован, давала себя знать полученная им в боях контузия. [427] — Эти проклятые наци, холера им в бок, — гневно воскликнул генерал и крепко выругался, использовав возможности как польского, так и русского языка. — Мои сынки, польские жолнежи, люто ненавидят фашистских палачей и с нетерпением ждут того часа, когда можно будет расплатиться с нацистами за трагедию сентября тридцать девятого года, за руины Варшавы, за Майданек и Освенцим...

Командарм рассказал мне, как офицеры по политпросветработе готовили польских воинов к выступлению на фронт и к боевым испытаниям. Здесь стало традицией приводить к присяге на верность польской земле и польскому народу в годовщину битвы под Грюнвальдом, что символизировало многовековую дружбу и нерушимый боевой союз русского и польского народов.

Генерал рассказал мне, что перед отправкой на фронт он напомнил своим солдатам, что поляки будут сражаться плечом к плечу с легендарными героями Сталинградской и Курской битв, с героями Днепра и Вислы, что в едином строю с советскими братьями они победят смерть и фашизм на вечные времена!

У Кароля Сверчевского, проработавшего много лет на штабных должностях, бумага никогда не заслоняла человека. На первом плане у него всегда был воин. Я знал это по совместной работе в 7-м кавполку. Хорошая черта коммуниста-воспитателя, как я убедился, в нем еще более развилась. Волевого, решительного и требовательного командарма К. Сверчевского, обладавшего общительным характером, живым и острым умом, любили в Войске Польском и в Советской Армии. Польские жолнежи готовы были идти за своим командармом в огонь и в воду!

После беседы с Каролем Сверчевским я порекомендовал начальнику политуправления фронта генералу Ф. В. Яшечкину усилить в наших войсках, и особенно в 5-й гвардейской и 52-й армиях, которые должны были соседствовать с вновь прибывшей братской армией, пропаганду боевой дружбы советских воинов с польскими жолнежами.

Политуправление 1-го Украинского фронта выделило для 2-й армии Войска Польского 5 тысяч экземпляров издававшейся нами газеты на польском языке «Нове жиче», послало туда листовку с Обращением Военного совета фронта к польскому населению и другие документы. Кроме того, мы напечатали большим тиражом листовку на польском языке с призывом ЦК ВКП(б) к 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции: «Привет польскому народу, борющемуся против немецко-фашистских захватчиков! Патриоты Польши! [428]

Всеми силами помогайте нашим освободителям — Красной Армии и Войску Польскому быстрее разгромить ненавистных немецких оккупантов! Да здравствуют доблестные солдаты и офицеры Войска Польского!»

У нас, надо заметить, имелся многолетний опыт интернационального воспитания и боевого содружества с личным составом 1-го армейского чехословацкого корпуса Людвика Свободы, прошедшего вместе с войсками 1-го Украинского фронта большой боевой путь от Киева до Дуклы. Мы теперь в полной мере использовали этот драгоценный опыт.

В частях 2-й армии Войска Польского наши кинопередвижки демонстрировали фильмы «Битва за Россию», «Небо Москвы», «Ленин в 1918 году», «Зоя», «Радуга» и другие. Перед поляками выступал с товарищескими концертами фронтовой ансамбль песни и пляски.

Нижне-Силезская наступательная операция, продолжавшаяся с 8 по 24 февраля 1945 года, завершилась выходом войск фронта на реку Нейсе.

Несмотря на то что эта операция была непродолжительной, она решала большую политическую задачу освобождения западных земель братской Польской республики, чьи границы ныне навсегда определены по рекам Одра, Ныса-Лужицка и Балтике.

Наступление локализовало попытку немецко-фашистского командования нанести контрудар на стыке 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Наши войска вышли на уровень правофлангового соседа и заняли выгодное исходное положение для завершающего наступления на берлинском направлении.

О важном значении Нижне-Силезской операции свидетельствовал и тот факт, что Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин неоднократно звонил И. С. Коневу и расспрашивал, как идут дела. Подобные переговоры проходили даже во время Крымской конференции, когда И. В. Сталин был необычайно занят государственными делами и решал очень важные дипломатические вопросы. Еще в ноябре 1944 года, когда только вчерне разрабатывался план наступления с сандомирского плацдарма, Верховный Главнокомандующий обращал внимание Военного совета фронта на Силезский промышленный район, подчеркивая взаимосвязь стратегии и экономики. Находясь на Крымской конференции, Сталин позвонил из Ялты И. С. Коневу и, выслушав его доклад об успешном развитии Нижне-Силезской операции, предостерег, что гитлеровцы собираются нанести нам сильный контрудар на юге, на ратиборском направлении. [429]

— Немцы не примирились с потерей Силезии и могут ее у вас отобрать, — сказал Сталин Коневу и поинтересовался, какие армии и под чьим командованием стоят на левом, фланге фронта.

По его предложению И. С. Конев, Военный совет и штаб начали подготовку и представили на утверждение Ставки план Верхне-Силезской наступательной операции, в ходе которой надлежало разгромить оппельнско-ратиборскую группировку гитлеровцев.

Опасения Верховного Главнокомандующего, располагавшего более полными разведывательными данными, не были лишены оснований. Мы зафиксировали, что противостоящая фронту группа армий «Центр» под командованием опытного, решительного и фанатичного генерал-фельдмаршала Шернера непрерывно пополняется новыми частями и соединениями. Особенно усиливалось оппельнское направление. К началу марта 1945 года группировка противника перед фронтом состояла из 23 пехотных дивизий, 8 танковых дивизий, 4 мотодивизий, 2 зенитных дивизий, 4 пехотных бригад и до 85 отдельных полков, батальонов и других подразделений.

Кроме того, непосредственно в резерве командования группы немецких армий «Центр» находилось 7 дивизий и примерно 60 маршевых батальонов.

Генеральный штаб и, естественно, нас сильно беспокоила 6-я танковая армия СС, которая после провала гитлеровского наступления в Арденнах спешно перебрасывалась с Запада на советско-германский фронт. Одно время мы были даже уверены, что гитлеровцы бросят эту танковую армию против нас и попытаются вернуть Силезию, а также прикрыть берлинское направление. Однако у немецко-фашистского командования возникла острая и срочная необходимость деблокировать окруженную советскими войсками будапештскую группировку гитлеровцев, восстановить оборону по Дунаю, удержать в своей упряжке последнего сателлита — венгерских фашиствующих салашистов и контролировать нефтяные месторождения и нефтеочистительные заводы Венгрии. В результате 6-я немецкая танковая армия СС оказалась севернее озера Балатон, где участвовала в наступлении против войск 3-го Украинского фронта.

Но оппельнско-ратиборская группировка тоже была многочисленной, имела плотное оперативное построение и мощную оборону, простиравшуюся в глубину на 20–25 километров, сильно насыщенную минами, всевозможными инженерными заграждениями.

Нижне-Силезская операция, как отмечено в документах, завершилась 24 февраля 1945 года, но ожесточенные [430] бои долго не затихали. Они шли на внешнем и внутреннем обводах вражеской группировки, окруженной в Бреслау, а также на других участках фронта. Войска 6-й армии генерала В. А. Глуздовского высвободились из района Лигница и всецело переключились на Бреслау, а их участок заняли соединения 52-й армии генерала К. А. Коротеева.

Противнику удалось нащупать, что части 52-й армии сильно растянулись. Гитлеровцы в районе Обер Лагенау нанесли контрудар, несколько потеснив подразделения 254-й стрелковой дивизии и некоторых других соединений. На помощь пехотинцам Коротеева пришли танкисты Рыбалко, и положение было быстро восстановлено. Но тяжелые бои на герлицком и лаубанском направлениях продолжались примерно до 10 марта 1945 года.

В этих труднейших условиях была осуществлена не менее сложная перегруппировка войск, и 15 марта 1945 года началась Верхне-Силезская операция, предполагавшая окружение и уничтожение немецко-фашистских войск, расположенных на оппельнском выступе.

Северная ударная группировка, состоявшая из 21-й армии генерала Д. Н. Гусева, части сил 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко и 4-го гвардейского танкового Кантемировского корпуса генерала П. П. Полубоярова, начала наступление западнее Оппельна. Навстречу им двинулась Южная ударная группировка в составе 59-й армии генерала И. Т. Коровникова, 60-й армии генерала П. А. Курочкина, 7-го гвардейского механизированного и 31-го танкового корпусов, которыми соответственно командовали генералы И. П. Корчагин и Г. Г. Кузнецов.

В канун операции штаб фронта переместился из Прайхау в Штедтель, что в шести километрах восточнее Пархвица{98}. Командующий войсками фронта И. С. Конев выехал в Северную ударную группу, я — в Южную, а член Военного совета генерал Н. Т. Кальченко сосредоточил свое внимание на органах тыла, на боепитании и снабжении наших ударных группировок.

Прибыв в 59-ю армию, я перво-наперво спросил у командарма Ивана Терентьевича Коровникова:

— Ну как, хватит у вас силенок и пороху для прорыва вражеской обороны?

Вопрос был задан не случайно. В предыдущей, Нижне-Силезской операции наши левофланговые армии, в том числе и 59-я, не смогли прорвать вражескую оборону и успеха не добились. Но эти армии наносили лишь вспомогательный [431] удар и превосходства в силах не имели, что в какой-то мере объясняло их прежнюю неудачу. Теперь же 59-я и 60-я армии составляли общевойсковую основу нашей Южной ударной группировки, и на них была возложена ответственная боевая задача. Но и противник в это время не дремал и еще более укрепил свою оборону.

Командующий 59-й армией генерал И. Т. Коровников, член Военного совета генерал П. С. Лебедев и начальник штаба армии генерал Н. П. Ковальчук заверили, что уроки прошлого учтены, на участке прорыва создано превосходство в пехоте, артиллерии и танках и что операция спланирована по всем законам военного искусства.

Начальник политотдела армии полковник А. Г. Королев вкратце доложил, как политорганы, партийные и комсомольские организации готовились к операции и занимались воспитанием у солдат, сержантов и офицеров высоких морально-боевых качеств — мужества и стойкости, дисциплинированности и бдительности, боевого наступательного духа, неиссякаемой ненависти к фашистским извергам и непреклонной воли к победе.

Я поинтересовался: что политотдел 59-й армии сделал в области пропаганды среди войск противника? Начальник поарма полковник А. Г. Королев показал мне выпущенные политотделом листовки на немецком языке: «Судьба всех сопротивляющихся», «Ваши контратаки напрасны», «К фольксштурмовцам» и другие. Среди войск противника в больших количествах распространялись листовки, напечатанные политическим управлением фронта: «Что происходит в Германии», «Фронтовые вести», «Немецкие генералы против Гитлера и Гиммлера», а также экстренно выпущенная листовка «Сталин, Черчилль и Рузвельт о Германии и немцах» и другие издания о Крымской конференции трех великих держав.

Листовки были рассчитаны не только на войска противника, но и на мирное немецкое население. С этой целью наша авиация разбрасывала листовки над территорией Германии вплоть до реки Эльба.

На завершающем этапе Великой Отечественной войны вооруженная и идеологическая борьба еще более обострилась. Мы не могли забывать о том, что пропагандистская машина фашистского рейха пущена на полный ход. Пленные показывали, что в зону боевых действий, в войска противостоявшей нам вражеской группировки приезжал шеф фашистской пропаганды колченогий Геббельс и на многолюдном сборище фашистских вояк истерично призывал всех немецких солдат, унтер-офицеров, офицеров и генералов, а также фольксштурмовцев и гражданских [432] немцев взяться за оружие и остановить «большевистских варваров».

Весь офицерский корпус, не говоря уже о национал-социалистском пропагандистском институте в вермахте, изо дня в день занимался оболваниванием солдатской массы и запугивал их «зверствами» большевиков. Командующий немецкой группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Шернер в своем приказе писал:

«Каждым немцем должна сегодня овладеть фанатическая ненависть к нашему противнику. Сознание того, что необходимо защитить наши семьи от большевиков, должно быть ясно каждому немцу и должно преодолеть всякую усталость и мягкость. В настоящий момент мы вспоминаем нашествие монголов, которые когда-то своей многочисленной конницей наводили страх и ужас на всех. Благодаря упорному сопротивлению и твердому руководству удалось тогда остановить эти орды, а потом их разбить. Сегодня точно так же удастся уничтожить большевистские танки»{99}.

Клеветническая кампания в вермахте по поводу мнимых зверств большевиков проводилась под девизом: «Каждый — 10». По этому поводу командующий корпусной группой «Силезия» генерал от кавалерии Кох-Эрпах писал:

«Эти лозунги нужно популяризировать листовками, плакатами, надписями на домах, стенах, грузовиках. Каждый должен поклясться себе — не успокоиться, пока он не уничтожит десять русских... Кампания «Каждый — 10» должна постоянно поддерживать эти мысли. Передвижные радиостанции должны время от времени передавать информацию об этом через громкоговорители.

Смысл этой кампании должен заключаться не только в том, чтобы взволновать души солдат, сделать их тверже и фанатичнее, но и в том, чтобы возможно большее количество русских было бы уничтожено.

Каждый — 10!

Вот боевой клич корпусной группы. С ним мы выдержим все испытания»{100}.

В примечании к приказу было сказано: «Листовки, транспаранты и плакаты будут регулярно высылаться. Надписи на домах: «Каждый — 10» — наносить самостоятельно и постоянно освежать их».

При овладении городами мы, надо заметить, часто встречали подобные надписи на домах.

Я подробно привел два захваченных немецких документа для того, чтобы читатель лучше уяснил себе, что и [433] в вермахте проводилась своеобразная «политработа», причем активная и непрерывная. С помощью лжи, клеветы, нацистской демагогии, искусной игры на национальных чувствах гитлеровцам даже в 1945 году удавалось взвинчивать боевой дух немецких солдат, подточенный многочисленными поражениями. Нацистская пропаганда трубила, что война не проиграна и, как только русские будут задержаны, вступит в действие «новое оружие», выдвинутся новые армии и положение на фронте изменится в пользу Германии.

Но фашист к тому времени стал уже не тот. Советские воины основательно сбили с него спесь. Нарастающие боевые успехи Красной Армии, проникновение советских войск в глубь Германии, подорвали дух немецких солдат. Однако концентрация новых частей и резервов противника на оппельнско-ратиборском направлении, крупное контрнаступление гитлеровцев в Венгрии под Балатоном и, наконец, отчаянные усилия фашистской пропаганды на какое-то время немного восстановили пошатнувшийся дух солдат противника.

С этим тоже надо было считаться. Я порекомендовал начальнику поарма А. Г. Королеву в пропаганде на войска противника разъяснять немцам, что разрекламированное ведомством Геббельса наступление гитлеровцев в районе озера Балатон с треском провалилось, противник потерял Померанию и большую часть Силезии. Советские войска стоят на подступах к Берлину. В этих условиях сопротивление гитлеровцев под Ратибором теряло всякий здравый смысл.

Вместе с тем напрашивалась необходимость дать мощную артиллерийскую и авиационную подготовку и потрясти до основания всю вражескую оборону. Гитлеровцев одними словами не убедишь. Они должны на своей шкуре почувствовать нашу боевую силу и военное превосходство, понять наконец, что сопротивление бесполезно.

Командующий 59-й армией генерал И. Т. Коровников, как и его сосед — командующий 60-й армией генерал П. А. Курочкин, провел артиллерийскую подготовку в запланированном объеме, что обеспечило успех атаки.

^Но, как мне потом стало известно, в 21-й армии, действовавшей в составе Северной ударной группировки, артиллерийскую подготовку провели в сокращенном варианте, поскольку намеревались сэкономить боеприпасы. Недооценка сил противника и мнимая экономия обошлись дорого. Наши войска с трудом продвинулись на восемь километров и начали вязнуть в сильно укрепленной и глубоко эшелонированной обороне врага. Особенно тяжело пришлось танкистам Лелюшенко. Пробиваясь на оперативный [434] простор и ломая вражеские укрепления, они несли ощутимые потери. Впрочем, действовавшим в составе Южной ударной группировки 7-му гвардейскому механизированному корпусу генерала И. П. Корчагина и 31-му танковому корпусу генерала Г. Г. Кузнецова тоже было не легче.

Густая сеть населенных пунктов, прикрытая сильным огнем врага, и весенняя распутица затрудняли маневр подвижных соединений. Наступление ударных группировок развивалось с немалыми трудностями. Гитлеровцы вводили резервы, контратаковали большими силами, намереваясь ликвидировать прорыв, отбросить наши войска на исходные позиции.

Бешеное сопротивление фашистов объяснялось также и тем, что противник намеревался любой ценой отстоять промышленный район, именуемый вторым Руром. Вот что впоследствии писал о тех днях фашистский генерал К. Типпельскирх:

«17-я армия вступила в ожесточенные бои за Верхнесилезский промышленный район. А в это время под землей еще продолжалась работа, и поезда с углем ежедневно отправлялись на запад. Армия лишь шаг за шагом сдавала последнюю действующую немецкую кузницу вооружения... С потерей Верхней Силезии у рейха также и в области вооружения была отнята последняя возможность продолжать борьбу в течение сколько-нибудь продолжительного времени»{101}.

Но как ни сопротивлялся враг, пытаясь во что бы то ни стало удержать в своих руках «кузницу вооружения», его старания оказались тщетными. С вводом в бой вторых эшелонов полков и дивизий еще более усилился наш натиск, и оборона гитлеровцев затрещала по всем швам.

18 марта 1945 года в районах Нойштадта и Зюльца соединились передовые отряды 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса и 7-го гвардейского механизированного корпуса. В тот же день под Нойштадтом встретились 59-я армия генерала И. Т. Коровникова и 21-я армия генерала Д. Н. Гусева. В кольце окружения оказалась оппельнская группировка гитлеровцев в составе 168-й и 344-й пехотных дивизий, 20-й пехотной дивизии СС, части сил 18-й моторизованной дивизии СС и ряда отдельных полков и батальонов.

Наша ударная группировка развивала наступление на запад и оттесняла котел от основных сил группы армий «Центр», В приказе командующего фронтом отмечалось, что окруженный и деморализованный противник пытается [435] прорваться в направлении Штейнау и уйти из котла отдельными группами, без техники. Приказ заканчивался словами: «Всем сержантам и офицерам дерзко и смело атаковать врага. Не опозорить войска 21-й армии, 4-й гвардейской танковой и не выпустить врага из окружения».

Мы по многолетнему опыту знали, что попавшие в котел гитлеровцы с отчаянной решимостью будут прорываться из окружения, что извне также постараются деблокировать котел. Так оно и случилось. Сильному контрудару подвергся 10-й гвардейский танковый корпус, а также другие части, находившиеся на внешнем обводе.

Наши войска проявляли массовый героизм и железную стойкость. Батарея, которой командовал коммунист старший лейтенант К. В. Оцимик из 541-го армейского истребительно-противотанкового артиллерийского Одерского полка, только 19 и 20 марта 1945 года отбила 6 контратак пехоты и танков противника, уничтожив 180 гитлеровцев. Пытаясь вырваться из окружения, фашисты с отчаянной решимостью, не считаясь с потерями, лезли напролом и, как говорят артиллеристы, хватались за стволы. Но даже и в такой обстановке личный состав батареи, возглавляемый коммунистом Константином Владимировичем Оцимиком, не дрогнул и продолжал в упор расстреливать противника. В критическую минуту боя тяжело раненный коммунист К. В. Оцимик вызвал артогонь на себя. Ворвавшиеся на огневую позицию гитлеровцы в ужасе дрогнули и побежали. Положение было восстановлено. Батарея отбила 7 вражеских контратак и уничтожила 120 солдат и офицеров противника.

За славные подвиги коммунисту старшему лейтенанту Константину Владимировичу Оцимику, сплотившему и воспитавшему батарею отважных, было присвоено звание Героя Советского Союза. Политотдел 21-й армии сообщил об этом на родину награжденного — в Бурят-Монгольскую АССР, в село Карабановку Заиграевского района Верхне-Таловского сельсовета.

Много замечательных подвигов совершили и наши соколы. Во время Верхне-Силезской операции они нанесли несколько эффективных ударов по неприятельским авиабазам. Группа бомбардировщиков, возглавляемая кандидатом в члены партии гвардии старшим лейтенантом Петром Прокофьевичем Чернышом, при подходе к немецкому аэродрому Ламдорф была встречена 12 истребителями противника. Прорвавшись сквозь сильный заградительный огонь зенитной артиллерии, ведущий группы П. П. Черныш успешно отразил 4 атаки «мессеров», проштурмовал зенитную батарею и поразил [436] бомбами 3 вражеских воздушных корабля. Всего же возглавляемая им группа уничтожила на аэродроме 19 немецких самолетов, взорвала склад с горючим и разрушила два служебных здания.

Командир звена 81-го гвардейского бомбардировочного авиационного Краковского полка гвардии старший лейтенант Петр Прокофьевич Черныш был известен как снайпер бомбовых ударов. Ему поручались наиболее ответственные задания. В один из мартовских дней он вылетел на «свободную охоту» и обнаружил крупный воинский эшелон. Атакованный двумя истребителями противника, гвардии старший лейтенант П. П. Черныш не ушел от цели и, отражая воздушного врага, принялся штурмовать железнодорожный состав, в результате чего неприятельский эшелон загорелся.

Истребителям противника удалось подбить наш Пе-2. Его правый мотор задымил, показались языки пламени. Дотянув до своей территории, гвардии старший лейтенант не покинул горящую машину, не выбросился с парашютом, а принял все меры к спасению дорогостоящей боевой техники. Он искусно посадил бомбардировщик на фюзеляж и тем самым спас жизнь экипажа и боевой самолет. Командир звена гвардии старший лейтенант П. П. Черныш совершил 172 боевых вылета, сбросил на головы гитлеровцев 157 тонн бомб, расстрелял 94 тысячи патронов и лично уничтожил 2 железнодорожных моста, 4 склада боеприпасов, 37 железнодорожных вагонов, 7 самолетов, 21 служебное здание, 16 огневых точек, много вражеских автомашин. Петру Прокофьевичу Чернышу было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Блистательный воздушный бой провел в небе Силезии командир 106-го гвардейского истребительного авиационного Вислинского полка Герой Советского Союза гвардии подполковник М. В. Кузнецов. Возглавляемые им 6 самолетов дерзко и внезапно атаковали 30 «фокке-вульфов». Силы были явно неравными. На каждого советского истребителя приходилось по пять воздушных пиратов Геринга. Но справедливо говорят: побеждать нужно не числом, а умением. Наши летчики-истребители действовали искусно, изобретательно, слаженно, используя великолепные маневренные качества боевых машин. Товарищеская выручка и хорошее взаимодействие ведущих с ведомыми и всей группы принесли успех. Не потеряв ни одной машины, 6 наших летчиков победили 30 фашистских истребителей, сбив 7 «фоккеров», причем ведущий группы член ВКП(б) с 1932 года гвардии подполковник М. В. Кузнецов уничтожил 3 вражеских самолета.

К тому времени Герой Советского Союза Михаил [437] Васильевич Кузнецов сбил 21 фашистский самолет лично и 6 в групповых боях. Он был награжден второй медалью «Золотая Звезда», 106-й гвардейский истребительный авиаполк, как и другие наши части и соединения, воевал, так сказать, с активным балансом. И в этом была огромная заслуга командира-коммуниста дважды Героя Советского Союза М. В. Кузнецова. Авиаполк сбил 290 самолетов противника и подбил 62. За это же время часть потеряла 45 машин и 20 летчиков. Таким образом, соотношение потерь в самолетах выражалось в цифрах 1:6,5. Эти данные объективно и беспристрастно свидетельствовали о полном превосходстве советских летчиков и нашей замечательной авиационной техники над ВВС фашистской Германии.

Массовый героизм и стойкость показывали не только отдельные подразделения и части, но в целом соединения и объединения. В ночь на 18 марта 1945 года в военные советы фронта и 4-й танковой армии поступила телеграмма Наркома обороны И. В. Сталина. В ней говорилось:

«В боях за нашу Советскую Родину против немецких захватчиков 4-я танковая армия показала образцы мужества и стойкости, отваги и смелости, дисциплинированности и организованности.

За время боев на фронтах Отечественной войны с немецкими захватчиками 4-я танковая армия, своими сокрушительными ударами уничтожая живую силу и технику врага, нанесла большие потери фашистским войскам. За проявленную отвагу в боях за Отечество, стойкость, мужество, смелость, дисциплину, организованность и умелое выполнение боевых задач преобразовать 4-ю танковую армию в 4-ю гвардейскую танковую армию»{102}.

Радостная весть с воодушевлением была встречена танкистами, которые в те дни героически сражались с контратакующими соединениями гитлеровцев, в том числе с танковой дивизией СС «Герман Геринг». Военный совет 1-го Украинского фронта сердечно поздравил командарма Д. Д. Лелюшенко, члена Военного совета генерала В. Г. Гуляева и весь личный состав армии, выразил уверенность, что гвардейцы приумножат ратную славу новыми победами.

4-я гвардейская танковая армия прошла с войсками большой и нелегкий боевой путь. Мне памятны проведенные ею бои под Каменец-Подольским, Львовом и на Висле, в районе Кельце, на плацдармах Одера, на реках Бобер и Нейсе. Войска гвардейской танковой составляли [438] передовую, ударную силу фронта и всюду показывали железную стойкость, организованность, отвагу, ратное умение, непреклонную решимость сокрушить врага.

Но радостная весть о преобразовании армии в гвардейскую уже не застала в живых нескольких замечательных танкистов. В первые дни Верхне-Силезской операции пал смертью храбрых командир 10-го гвардейского танкового корпуса полковник Нил Данилович Чупров. Смертельно ранило талантливого молодого командира 6-го гвардейского механизированного корпуса Героя Советского Союза Василия Федоровича Орлова. Выбыл из строя по ранению командир 17-й гвардейской мехбригады полковник Леонид Дмитриевич Чурилов.

Многих замечательных героев потеряли и другие наши армии. Помню, как глубоко были опечалены командарм П. С. Рыбалко и член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генерал С. И. Мельников геройской гибелью командира 23-й гвардейской мотострелковой бригады гвардии полковника А. А. Головачева.

— Не дошел до Берлина наш дорогой Александр Алексеевич, — печально докладывал мне Семен Иванович Мельников, — погиб в районе Лаубана. Отсюда до Берлина, как говорится, рукой подать. А как он мечтал побывать в Берлине!

О Головачеве танкисты и мотострелки слагали легенды. За отчаянную храбрость, удивительное хладнокровие и презрение к смерти, за лихо заломленную кубанку на голове фронтовые друзья прозвали его Чапаем, за суровую доброту, справедливость и отеческую заботу о подчиненных солдаты любовно именовали его батей. И вот нет теперь Чапая, нет дорогого нашего бати. Но что поделаешь — война...

У Героя Советского Союза гвардии полковника А. А. Головачева богатая биография. Он родился в 1909 году в семье старого большевика-подпольщика слесаря Алексея Петровича Головачева, ставшего после победы Великого Октября красным директором завода. В 1926 году Александр Головачев закончил ФЗУ и поступил на завод расточником. В 1931 году он с отличием завершил учебу в Военной школе имени ВЦИК, служил в Московской Пролетарской стрелковой дивизии и в других частях, участвовал в боях на Карельском перешейке зимой 1939/40 года.

Когда на Советскую Родину вероломно напали фашистские орды, обогащенный боевым опытом коммунист Александр Алексеевич Головачев дрался с превосходящими силами гитлеровцев самоотверженно и стойко, проявив командирскую распорядительность, хладнокровие и несокрушимую [439] волю. Он лично подбивал фашистские танки связками гранат, однажды в бою был проутюжен бронированными чудовищами врага, завален землей в окопе и спасен солдатами.

Окруженный и отрезанный от своих, Александр Головачев не прекратил борьбы, партизанил в Брянских лесах. После соединения отряда с советскими войсками стал командиром полка, а затем и бригады.

Герой Советского Союза А. А. Головачев был ветераном 3-й гвардейской танковой армии, гордостью 1-го Украинского фронта. В третью годовщину Великой Отечественной войны, когда корпусу вручали гвардейское Знамя, а 23-й гвардейской мотострелковой бригаде боевой орден, Александр Алексеевич Головачев писал родным:

«...Я могу честно смотреть в глаза народу и сказать, что начал воевать в 6 часов утра 22 июня 1941 года. Я видел горечь первых поражений и теперь испытываю радость наших побед... Я не допустил ни одного бесчестного поступка на войне. Был всегда там, где жарко. Семь раз тяжело ранен, а ран на моем теле всего одиннадцать. Если у меня не будет рук — буду идти вперед и грызть врага зубами. Не будет ног — стану ползти и душить его. Не будет глаз — заставлю вести себя. Пока враг в России — с фронта не уйду...»

Коммунист гвардии полковник А. А. Головачев выполнил свою клятву. Он сражался с врагом до последнего вздоха, до последней капли крови. Александр Алексеевич Головачев стал дважды Героем Советского Союза. Его именем названа одна из улиц в столице нашей Родины городе-герое Москве,

В конце марта 1945 года мы потеряли и члена Военного совета 52-й армии генерал-майора Александра Федоровича Боброва. Погиб он не от пули, не от осколка вражеского снаряда. Не выдержало сердце огромного и непрерывного боевого напряжения. Александру Федоровичу приходилось дни и ночи напролет заниматься разнообразными и неотложными делами. Видный и талантливый политработник в прямом смысле слова скончался на боевом посту.

Совсем незадолго до своей кончины генерал А. Ф. Бобров с гордостью и радостью докладывал мне, что 52-я армия, преследуя отходившего противника, одной из первых вступила на территорию фашистской Германии.

— Сбылось то, о чем мечтали мы всю войну, — сказал Александр Федорович. — Теперь и до победы совсем недалеко...

Но до полной нашей победы ему, к сожалению, дожить не удалось. Все мы, руководящие работники [440] фронта, в том числе и командующий 52-й армией Ю. А. Коротеев, высоко ценили генерала А. Ф. Боброва, глубоко переживали горечь утраты. Мы потеряли в тяжелых и упорных боях 1945 года тысячи воинов.

Верхне-Силезская наступательная операция, протекавшая в трудных условиях, завершилась полным разгромом оппельнско-ратиборской группировки гитлеровцев. Противник потерял только убитыми около 30 тысяч солдат, унтер-офицеров и офицеров. 15 тысяч гитлеровцев наши войска взяли в плен, и преимущественно в оппельнском котле. Окруженная в районе Оппельна группировка гитлеровцев была разгромлена в рекордно короткий срок. 18 марта 1945 года войска 1-го Украинского фронта замкнули кольцо окружения, а 20 марта с этой крупной группировкой уже было покончено.

Наконец-то наступила долгожданная и желанная оперативная пауза.

Штурм городов-крепостей

Изгнав гитлеровцев из Верхней и Нижней Силезии, войска фронта вышли в полосе более чем 100 километров на реку Нейсе. Развернувшись по ней от устья до Пенциха, они закрепились на рубеже Штрелен, Ратибор, предгорья Судет. Но далеко в тылу фронта долго еще оставались окруженные советскими войсками многотысячные вражеские гарнизоны в городах-крепостях Бреслау (Вроцлав) и Глогау (Глогув).

Немецко-фашистское командование делало ставку на затяжку войны, пытаясь закулисными путями сговориться с реакционными кругами западных держав. Гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки закрепиться на водных рубежах, любой ценой сдержать продвижение советских войск в глубь Германии и все чаще прибегали к жесткой обороне городов-крепостей. Впервые немцы вспомнили о древнем крепостном способе ведения боевых действий под Сталинградом. Нацистский генерал Курт Цейтцлер, являвшийся в то время начальником германского генштаба сухопутных войск, впоследствии писал:

«В одном из первых приказов Гитлера, отданном вскоре после того, как сомкнулись русские клещи, говорилось: «Войска 6-й армии, окруженные в Сталинграде, впредь будут именоваться войсками крепости Сталинград».

Так одним росчерком пера район окружения превратился в крепость, по крайней мере, в воображении Гитлера»{103}. [441]

Цейтцлер вспоминал, что фюрер был без ума от своего «изобретения», считая это одним из методов ведения психологической войны. По убеждению Гитлера, одно лишь слово «крепость» должно было повышать стойкость и упорство немецкого солдата. Но фашистским демагогам никого не удалось ввести в заблуждение. Сталинградская битва, как известно, завершилась сокрушительным разгромом и пленением окруженной советскими войсками 330-тысячной немецко-фашистской группировки. Однако нацисты и впоследствии не отказались от авантюры с городами-крепостями. В начале 1944 года Гитлер специальным приказом определил систему крепостей и опорных пунктов, которые должны удерживаться до последнего. Психологическое воздействие подкреплялось излюбленным для нацистов методом запугивания и кровавого террора. За оборону таких городов командиры немецких частей и коменданты отвечали головой и в случае их сдачи подвергались суровой каре, вплоть до смертной казни.

Наступая на запад, войска 1-го Украинского фронта штурмом овладели городом-крепостью Тарнополь и Кременцом, считавшимся мощной естественной крепостью на хребте Кременецких гор. Древние крепостные сооружения были в Каменец-Подольском и в некоторых других городах. Войска фронта с боями овладели широко известной еще по первой мировой войне крепостью Перемышль, а в начале 1945 года — городом-крепостью Бриг и другими опорными пунктами.

Но Бреслау значительно превосходил взятые нами города-крепости как древними сооружениями и фортами, так и современной, глубоко эшелонированной обороной, созданной по последнему слову инженерного искусства. Командующий, Военный совет и штаб фронта заблаговременно были информированы о долговременных оборонительных сооружениях противника в Бреслау и Глогау. Мы об этом хорошо знали не только по показаниям пленных и аэрофотосъемкам, но и по немецким картам, чертежам и схемам, которые были найдены у коменданта Бреслау, убитого 29 января 1945 года при попытке удрать на самолете.

Город-крепость Бреслау являлся мощным узлом обороны противника на реке Одер. Он прикрывался железобетонными дотами и другими долговременными инженерными сооружениями. Особенно широко гитлеровцы использовали инженерные заграждения в конце 1944 и в начале 1945 года. К строительству внешнего и внутреннего оборонительных обводов Бреслау привлекались не только войсковые инженеры и саперные части, но и [442] огромная масса гражданского немецкого населения, а также угнанные в фашистское рабство люди из многих стран Европы.

Когда в районе Бреслау наши войска окружили около 40 тысяч вражеских солдат и офицеров, они встретили на внешнем обводе обороны ожесточенное сопротивление гитлеровцев. Окруженная нами группировка упорно защищала пригороды, аэродромы и ближайшие железнодорожные станции. Все населенные пункты, фольварки, заводы и отдельные здания были приспособлены к круговой обороне. Наличие развитой траншейной системы позволяло противнику свободно маневрировать живой силой и техникой, сосредоточивая огонь на угрожаемых направлениях.

На лесных дорогах часто встречались завалы, минные поля и различные заграждения. По удерживаемым противником участкам железных дорог курсировали бронепоезда. В наземную оборону была поставлена и зенитная артиллерия.

После того как Бреслау оказался в кольце советских войск, гитлеровцы попытались организовать «воздушный мост». По ночам тяжелые транспортные самолеты совершали посадки на городские аэродромы, доставляя боеприпасы и пополнение, увозя раненых и видных нацистских чиновников.

Чтобы лишить осажденный гарнизон воздушных путей снабжения, наши войска усилили атаки. Вскоре они заняли аэродром Нойкирх и несколько посадочных площадок. Но захватить аэродром Бреслау-Западный нам пока не удавалось.

Маршал Советского Союза И. С. Конев вызвал командующего 2-й воздушной армией генерала С. А. Красовского и сказал ему:

— Посмотрите, Степан Акимович, на план города. Вот здесь обозначен аэродром Бреслау-Западный. Он, как вам известно, и поныне действует. Ночью сюда садятся самолеты, доставляя окруженным боеприпасы и продовольствие. Надо лишить врага такой возможности. Днем вы хорошо блокируете крепость, а ночью перехваты пока хуже получаются. Словом, аэродром нужно парализовать. А как лучше решить эту задачу, не мне вам подсказывать.

Доложив, что приказ будет выполнен, генерал С. А. Красовский сказал, что авиаторы постараются парализовать вражеский аэродром не только бомбами, реактивными снарядами и искусными перехватами, но используют и военную хитрость.

Вскоре заместитель командующего воздушной армией по политической части генерал С. Н. Ромазанов, включившийся [443] по моему совету в решение этой сложной задачи, доложил, что по соседству с аэродромом Бреслау-Западный развернулся наш ложный, представляющий точную копию немецкого. По вечерам вылетал советский воздушный разведчик и уточнял световые сигналы, установленные противником на Бреслау-Западном. Когда секрет был разгадан, на нашем ложном аэродроме стали зажигаться точно такие же сигнальные огни. И вскоре на нем приземлились несколько неприятельских транспортных самолетов Ю-52 с оружием, боеприпасами и даже ценными документами. Все они были захвачены. Немало грузовых парашютов с имуществом, предназначенным для осажденного вражеского гарнизона, тоже опустились в расположении советских войск.

Из показаний военнопленных и документов, захваченных у коменданта Бреслау, стало известно, что на улицах этого большого старинного города, имевшего древние форты, гитлеровцы соорудили баррикады. Высота некоторых из них достигала пяти метров, ширина шести-семи. Почти все каменные здания, и прежде всего угловые, имевшие массивные стены, глубокие подвалы и всевозможные башенки, были превращены в опорные пункты. Противник приспособил к обороне парки и сады, огромное количество траншей и ходов сообщения. Опорные пункты объединялись в огневую систему.

Вполне понятно, что с ходу такую крепость не возьмешь. Нам была хорошо памятна директива Ставки Верховного Главнокомандования от 27 января 1944 года командованию Отдельной Приморской армии в связи с боевыми действиями под Керчью.

«Бои в городе приводят к большим потерям в живой силе и затрудняют использование имеющихся в армии средств усиления — артиллерии, РС, танков, авиации... — говорилось в документе. — Эти преимущества армия теряет, ввязавшись в уличные бои в городе, где противник укрепился, где приходится вести затяжные наступательные бои за каждую улицу и за каждый дом и где нет условий для эффективного использования всех имеющихся средств подавления.

Такую тактику командования армии Ставка считает в корне неправильной, выгодной для противника и совершенно невыгодной для нас.

...Главные усилия армии должны быть направлены для действий против противника в открытом поле, где имеется полная возможность эффективно использовать все армейские средства усиления»{104}.

Военный совет 1-го Украинского фронта хорошо понимал, [444] что немецко-фашистское командование, решившее защищать Бреслау и Глогау до последнего солдата и фольксштурмовца, ставило перед собой цель сковать городами-крепостями как можно больше наших дивизий, распылить наши силы, задержать продвижение советских войск к Берлину.

Поэтому в ходе Нижне-Силезской наступательной операции мы стремились не только и не столько окружить группировку немцев в районе Бреслау, сколько прорвать и сокрушить оборону врага на одерском рубеже; далее — стремительным броском достичь реки Нейсе и выйти на южные подступы к Берлину. Эту большую и трудную задачу войска фронта выполнили успешно.

Но надо честно признаться, что неприятельские крепости сильно мешали нам, усложняя выполнение главной боевой задачи. Мы прекрасно знали намерения немецко-фашистского командования и не поддавались на его уловки, наращивали удары на главном операционном направлении. И все же 40-тысячной группировке противника в Бреслау отчасти удалось растянуть наш фронт и на некоторое время задержать продвижение 5-й гвардейской и 21-й армий. Я уже не говорю о 6-й армии генерала В. А. Глуздовского, которой пришлось непосредственно заниматься осадой и штурмом города-крепости Бреслау, вести там очень тяжелые уличные бой.

Штаб 6-й армии, возглавляемый генерал-майором Ф. Д. Кулешовым, разработал указания по ведению уличных боев. Документ был размножен типографским способом и разослан во все части. В нем отмечалось, что наступательный бой в крупном городе является одним из самых сложных и требует всесторонней подготовки, тщательной разведки. Он складывается из ряда отдельных атак, в ходе которых небольшие подразделения, штурмовые группы и отряды решают самостоятельные задачи, захватывая те или иные объекты.

В городском бою основной тактической единицей стал штурмовой отряд. Его состав: стрелковый батальон, две 152-мм самоходно-артиллерийские установки, или два танка ИС, или же два 203-мм орудия, одна батарея 76-мм орудий, группа разрушения в составе 14–16 саперов с 800–900 килограммами взрывчатки, группа поджога в составе 12–15 бойцов, вооруженных ранцевыми огнеметами, а также группа задымления — 3 человека с дымсредствами.

После того как у нас появилось много трофейного оружия, а воины наши научились успешно его применять, из состава батальона стала выделяться группа солдат и сержантов, вооруженных фаустпатронами. Разработанные [445] штабом армии указания по ведению уличных боев в городе настоятельно рекомендовали использовать трофейные фаустпатроны при борьбе с бронеколпаками, дотами, дзотами и иными огневыми точками на близких дистанциях{105}.

Действия штурмового отряда (батальона) обеспечивали дивизионная артиллерия, огнеметы, подразделения разграждения и подрыва, а также метательные подразделения, выделяемые из состава инженерных частей.

Когда это диктовалось обстановкой, атаку штурмового отряда поддерживали артиллерия большой мощности и гвардейские минометы. Словом, делалось все для того, чтобы эффективным огнем расчистить путь наступающей пехоте.

В состав штурмовой группы включались стрелковый взвод или рота, группа саперов-подрывников, орудия прямой наводки и станковые пулеметы, отделение противотанковых ружей или группа с фаустпатронами, группа поджога, вооруженная ранцевыми огнеметами (РОКС-3), а также химики со средствами задымления. По решению вышестоящего командира штурмовым группам придавались танки, самоходные орудия, а иногда, если представлялась возможность, артиллерия больших калибров{106}.

Особенности и своеобразие боя в большом городе влияли, да и не могли не влиять, на содержание и формы политработы. Это и понятно. Если тактические приемы и способы ведения боя становятся иными, меняется и содержание партийно-политической работы, а порой даже структура партийного аппарата в войсках. Не только в штурмовых отрядах, но и в каждой группе назначался парторг, имевший двух заместителей. Эта мера определялась не только задачей своевременной замены выбывших из строя. В разгар боя штурмовая группа иной раз была вынуждена разделяться на подгруппы и атаковать различные объекты. В этих случаях заместители становились парторгами подгрупп. В результате партийное влияние на воинов не ослабевало ни на минуту.

Подобная расстановка партийных сил была продиктована специфическими условиями городского боя, рождена опытом и творчеством армейских политработников.

Надо откровенно признать, что первые дни штурма Бреслау принесли нам несколько повышенный процент потерь и напомнили непреложную истину, что без знания особенностей городского боя, без непрерывной разведки и четкого взаимодействия успех невозможен. [446]

Пришлось временно прекратить штурм Бреслау и перейти к осадным действиям. Военный совет рекомендовал командирам, штабам и политорганам использовать относительное затишье для обучения воинов тактике уличного боя, сколачивания штурмовых групп, совершенствования взаимодействия и всесторонней подготовки воинов к новому наступлению.

В свою очередь и политуправление фронта делало все для того, чтобы политотдел армии и весь партийно-политический аппарат перестроил свою деятельность с учетом особенностей и своеобразия уличных боев и усилил пропаганду тактических приемов вооруженной борьбы с фашистскими войсками, осажденными в городе-крепости.

Мы с начальником политуправления фронта генералом Ф. В. Яшечкиным много раз бывали в 6-й армии, советовались с начальниками политотделов дивизий, действовавших в районе Бреслау, полковником Я. В. Поваровым, подполковниками М. И. Булычевым, А. М. Кузьминым, Н. В. Смирновым, В. Г. Ткаченко, М. Л. Терентьевым, А. И. Щетининым и другими, учились опыту у них, давали им советы и рекомендации. Это были весьма полезные беседы, в которых принимали участие командующий армией генерал В. А. Глуздовский, член Военного совета генерал В. Я. Клоков, начальник политотдела генерал X. С. Надоршин, командующий артиллерией генерал В. Квашневский. Беседы не носили назидательного характера. Они преследовали цель отобрать все новое, накопленное при штурме Бреслау, и использовать его в дальнейшей боевой практике.

Хорошо помню наш разговор о применении артиллерии в городском бою. Я сообщил собравшимся, что Военный совет фронта справедливо упрекал артиллеристов за то, что они не научились использовать орудия большого калибра для стрельбы прямой наводкой.

Мое выступление горячо поддержал член Военного совета армии генерал В. Я. Клоков, поделившийся личными впечатлениями о боях на Карельском перешейке в 1939–1940 годах, где по ночам орудия крупного калибра выдвигались к железобетонным дотам. Когда занимался рассвет и цель можно было различить, расчеты били прямой наводкой, в упор, наверняка, разрушая железобетонные многоамбразурные доты.

— Так же дерзко, расчетливо и умело должны действовать наши артиллеристы в Бреслау, — заявил Василий Яковлевич. — На прямую наводку надо решительно выдвигать не только семидесятишестимиллиметровые орудия, но и артиллерию других калибров. [447]

Член Военного совета 6-й армии генерал-майор авиации В. Я. Клоков напомнил собравшимся начподивам, что, если политработник не вникает в тактику, он не может быть настоящим организатором политработы на войне.

Бой в большом городе необычен и весьма сложен, требует особых тактических приемов. Командирам и политработникам, всем воинам надо хорошо знать, как лучше атаковать первый этаж, как действовать на втором этаже, на чердаке и т. д. При организации политработы это тоже необходимо было учитывать.

Василий Яковлевич Клоков обладал богатым боевым опытом, организаторскими способностями, хорошо знал военное дело и практику партийно-политической работы. В ряды Коммунистической партии он вступил по ленинскому призыву в 1924 году, много лет служил в Советской Армии, мужественно и самоотверженно выполняя задания партии.

Генерал Клоков был храбр, спокоен и хладнокровен даже в напряженной боевой обстановке, он своим примером благотворно влиял на солдат, сержантов и офицеров. Его советы подчиненным, как правило, являлись плодом серьезных раздумий и многолетнего опыта. Василий Яковлевич неплохо разбирался и в оперативных вопросах, деятельно участвовал в руководстве войсками армии.

Бывалые воины, имевшие опыт боев в Сталинграде, Тернополе, Перемышле, Бриге и других городах, проводили беседы с молодыми солдатами, делились воспоминаниями, впечатлениями, давали полезные советы. В некоторых солдатских многотиражках печатались выдержки из статьи командующего 62-й армией генерала В. И. Чуйкова о боях в Сталинграде, написанной им в 1943 году. Прославленный герой битвы на Волге отмечал, что боевые действия защитников и освободителей Сталинграда учат:

«...Врывайся в дом вдвоем — ты да граната; оба будьте одеты легко — ты без вещевого мешка, граната без рубашки; врывайся так: граната впереди, а ты за ней; проходи весь дом опять же с гранатой — граната впереди, а ты следом.

На этот опыт можно положиться вполне.

Тактика штурмовой группы основана на быстроте действий, натиске, широкой инициативе и дерзости каждого бойца. Гибкость в тактике необходима этим группам, потому что, ворвавшись в укрепленное здание, попав в лабиринт занятых противником комнат, они встречаются с массой неожиданностей. Здесь вступает в силу неумолимое правило: успевай поворачивайся! На каждом шагу бойца подстерегает опасность. Не беда — в каждый угол комнаты гранату, и вперед! Очередь из автомата по [448] остаткам потолка; мало — гранату, и опять вперед! Другая комната — гранату! Поворот — еще гранату! Прочесывай автоматом. И не медли!

Уже внутри самого объекта противник может перейти в контратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих руках. Действуй злее гранатой, автоматом, ножом и лопатой. Бой внутри дома бешеный»{107}.

Василий Иванович эмоционально и образно описал полный неожиданностей бешеный бой в зданиях, где в каждой комнате и на каждой лестничной клетке, буквально на каждом шагу солдата подстерегают опасности; и атакующий боец должен прокладывать себе путь огнем и гранатой, ножом, штыком, лопатой. Но советские войска, штурмовавшие Бреслау, имели более совершенную боевую технику, более мощное вооружение, чем защитники Сталинграда. Это внесло коррективы и в тактику городского боя.

Политорганы 6-й армии усилили пропаганду передового опыта, издавая массовыми тиражами листовки и памятки. Армейская газета «На разгром врага» (редактор И. Н. Волков) много писала о боевых действиях штурмовых групп и особенностях городского боя. На ее страницах оперативно и ярко рассказывали о боевых действиях в Бреслау и героях штурма города-крепости корреспонденты В. И. Малинин, И. И. Дебрин, И. Я. С липко и многие другие.

По инициативе начальника политотдела 309-й стрелковой дивизии подполковника В. Г. Ткаченко был выпущен «Бюллетень опыта уличных боев». Командир дивизии Герой Советского Союза Б. Д. Лев, работники штаба соединения, бывалые солдаты, сержанты и офицеры рассказывали в статьях об успешном наступлении 1-го батальона 957-го стрелкового полка, овладевшего 590-м кварталом в Бреслау, об искусном применении дымовой завесы подразделениями 953-го стрелкового полка и эффективной помощи саперов, взрывавших баррикады, об использовании ранцевых огнеметов, трофейных фаустпатронов и о боевых действиях мелких групп при штурме зданий.

В войсках 6-й армии организовывались встречи пехотинцев с артиллеристами, летчиками, танкистами, саперами. Проводились и другие мероприятия. Политорганы партийными средствами помогали командирам добиться слаженного взаимодействия различных родов войск.

Перед началом штурма Бреслау состоялось объединенное заседание партийных бюро 955-го стрелкового [449] и 1906-го артиллерийского полков. На нем обсуждался вопрос о дальнейшем укреплении боевого содружества и улучшении взаимодействия между пехотинцами и артиллеристами на различных этапах боя. Принятое решение обязывало парторгов, а также всех коммунистов стрелковых подразделений разъяснить пехотинцам, что надо при любой возможности помогать артиллеристам быстро менять огневые позиции, надежно прикрывать их в бою, давать им точные целеуказания. В свою очередь и артиллеристам были высказаны ценные предложения, дельные пожелания пехотинцев. В итоге взаимодействие между подразделениями и воинами различных родов войск значительно улучшилось.

Вот из многоэтажного углового здания застрочил станковый пулемет противника и заставил нашу пехоту залечь. И враз взлетела ракета, указав орудийному расчету опасную огневую точку. По команде сержанта Николая Болдырева артиллеристы выкатили орудие на прямую наводку, и после их третьего выстрела вражеский станковый пулемет умолк. Стрелки мгновенно поднялись в атаку, ворвались в подвал углового дома и захватили первый этаж. Начался штурм здания и всего квартала.

Вскоре наши воины опять вынуждены были остановиться. Дальнейшее продвижение штурмовой группы задерживала каменная баррикада, из-за которой гитлеровцы непрерывно вели огонь. И снова на помощь стрелкам пришел расчет коммуниста Болдырева. Меткими выстрелами он разворотил вражескую баррикаду. Наши автоматчики немедленно сделали очередной бросок вперед.

Но артиллеристам преодолеть это препятствие было сложнее, чем пехотинцам. Через проломы, проделанные в баррикаде снарядами, орудие не протащишь. Расчету помогли саперы, подложившие под баррикаду солидный запас взрывчатки. И орудие сопровождения опять двинулось вместе с пехотой.

Во дворе огромного здания стрелков встретил пулеметный огонь. Сержант Николай Болдырев, оценив обстановку, с помощью пехотинцев вкатил орудие в подъезд противоположного здания и прямой наводкой уничтожил огневую точку. Так, в тесном взаимодействии с пехотой, непрерывно сопровождая ее, и штурмовали артиллеристы вражеские укрепления Бреслау.

Образцово выполняла боевые задачи стрелковая рота лейтенанта Александра Ивановича Якимчука. В течение дня она овладела пятью кварталами города и истребила около двухсот гитлеровцев.

Особенно упорное сопротивление врага подразделение Якимчука встретило в 156-м квартале. Когда несмолкаемый [450] огонь противника заставил наших воинов залечь, командир-коммунист с несколькими бойцами скрытно обошел дом и внезапно атаковал врага с тыла. Залегшие бойцы поднялись и без потерь ворвались в 156-й квартал, планомерно очищая строения от засевших там гитлеровцев.

Боевые действия шли с переменным успехом. В результате одной из контратак гитлеровцы отрезали лейтенанта Якимчука и горстку находившихся с ним храбрецов. Офицер-коммунист сам лег за пулемет и до последнего патрона отбивал контратаки противника. Он воодушевлял подчиненных словом и личным примером. Убедившись в невозможности отбить дом, захваченный русскими, разъяренные гитлеровцы подожгли его и окружили со всех сторон. А получив подкрепление, они снова бросились на горящие развалины. В критическую минуту Александр Иванович Якимчук вызвал на себя огонь нашей артиллерии и не отступил ни на шаг. За этот подвиг ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

В боевых порядках штурмовых групп постоянно находился агитатор 243-го стрелкового Волжского полка 181-й стрелковой Сталинградской дивизии майор Я. И. Чапичев, умевший вносить в любое дело творческую живинку и дух партийности. Воины любили Якова Чапичева, зажигавшего сердца солдат яркими и страстными выступлениями, ждали каждой встречи с ним, с большим вниманием прислушивались к его словам.

Об этом умном, общительном и храбром агитаторе мне рассказывал начальник политотдела 6-й армии генерал X. С. Надоршин. Много интересного поведал о Якове Чапичеве корреспондент газеты 1-го Украинского фронта «За честь Родины» С. М. Борзунов, позже посвятивший фронтовому другу теплые и проникновенные строки в своей книге «На линии огня» и радиопостановке «Недопетая песня».

В наградном листе, который мне довелось подписывать, протокольно сжато, но предельно ясно говорится о том, как агитатор стрелкового полка личным примером подкреплял партийное слово. Когда разгорелся тяжелый бой за железнодорожную станцию и превосходящие силы врага начали теснить наше подразделение, в первую линию боевых порядков выдвинулся политработник майор Чапичев. Его страстный призыв «Ни шагу назад! Обороняться стойко!» укрепил дух воинов. Подразделение остановилось и дружным огнем вынудило контратакующих гитлеровцев залечь. После этого Яков Чапичев с возгласом «За Родину, вперед!» первым поднялся в атаку и увлек за собой всех воинов роты. [451]

Майор Чапичев был ранен, но не ушел с поля боя. При взятии Шмидельфельде он снова поднял солдат в атаку, получил еще одно ранение, но остался в строю и лично уничтожил до 30 гитлеровцев.

9 марта 1945 года разгорелся жаркий бой на подступах к одному из заводов Бреслау. Противник оборонялся в квартале, укрепленном, как крепость. Первая стрелковая рота, пытавшаяся ворваться в этот квартал и захватить большой дом, успеха не имела. Узнав, что неудача несколько обескуражила солдат, в боевые порядки роты пришел агитатор полка майор Чапичев. Он заявил воинам, что не только рота, а даже небольшая, но дерзкая штурмовая группа сможет овладеть зданием. Некоторые солдаты недоверчиво отнеслись к его словам. Тогда майор Чапичев решил делом доказать справедливость своих слов. Вместе с сопровождавшим его разведчиком он стремительно бросился к дому и, забросав гранатами огневую точку, захватил угол здания.

Рота рванулась на помощь смельчакам. Начался гранатный бой в доме, в подвалах. Подразделение последовательно очищало квартал от гитлеровцев, настойчиво приближаясь к заводским корпусам.

При штурме вражеских укреплений в Бреслау агитатор полка майор Чапичев пал смертью храбрых. Ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Многие наши политработники, подобно Якову Чапичеву, в решающие минуты боя выдвигались вперед, вдохновенным словом и личной отвагой вели воинов на штурм вражеских укреплений. Ценным качеством, например, обладал коммунист младший сержант П. И. Гречишников. Политическую агитацию он умел увязывать с боевыми задачами и пропагандой ратного опыта. Действуя в Бреслау в составе штурмовой группы, младший сержант в помощью ранцевого огнемета (РОКС-3) уничтожил четыре вражеских дзота с расчетами, выкурил из трех подвалов фашистских фаустников, заставил замолчать несколько огневых точек в двух укрепленных домах. Успешно истребляли врага рядовой С. Д. Коваль и другие огнеметчики подразделения.

Инициативные и умелые действия кавалера орденов Красного Знамени и Красной Звезды коммуниста П. И. Гречишникова и его товарищей вызывали восхищение личного состава штурмовой группы. Вот почему слово агитатора-большевика было так авторитетно и действенно.

В Бреслау мне довелось побывать на огневых позициях дивизиона гаубиц большой мощности, которым командовал майор Л. И. Никифоров. Прибыл я туда как раз в тот момент, когда подразделение точным и сокрушительным [452] ударом уничтожило опорный пункт обороны противника и пехота пошла вперед.

Руководивший стрельбой командир дивизиона передал с наблюдательного пункта по телефону благодарность артиллеристам за отлично выполненную огневую задачу. Он особо отметил командира орудия старшего сержанта В. Т. Филатова и наводчика кандидата в члены ВКП(б) В. Ф. Киселева, осуществивших пристрелку цели. Парторг батареи старший сержант Г. В. Шалаев немедленно оповестил личный состав подразделения об успешном выполнении огневой задачи и объявленной командиром благодарности.

По инициативе заместителя командира дивизиона по политической части капитана С. М. Трощина здесь ежедневно выпускался в нескольких экземплярах информационный бюллетень, распространявшийся во всех батареях. В нем публиковались сводки Совинформбюро, сообщения о боях в Бреслау, успехах соединения, армии и фронта, рассказывалось о героях боев. В каждой батарее имелась карта-схема с нанесенной на ней обстановкой, регулярно проводились обзоры боевых событий, политические информации.

Я с удовлетворением убедился в том, что политработой здесь охвачены все звенья, а парторги рот, батарей и равных им подразделений на деле стали наставниками и воспитателями солдат.

Когда мы прибыли в 1248-й армейский артиллерийский Запорожский истребительно-противотанковый полк, то прежде всего увидели бравого старшего сержанта с забинтованной рукой на перевязи. Он о чем-то рассказывал окружавшим его солдатам. Подав команду «Смирно», старший сержант представился:

— Парторг батареи и командир расчета Зарин.

И тут же доложил, что объяснял артиллеристам устройство трофейного немецкого фаустпатрона.

Раненный в уличном бою за Бреслау, старший сержант Н. К. Зарин отказался идти в госпиталь. Оставшись в строю, он продолжал вести политическую работу, сплачивая батарею с помощью партийного актива. Парторг постоянно был вместе с артиллеристами, делил с ними все тяготы фронтовой жизни.

В то время, когда я находился в Бреслау, погода отличалась неустойчивостью. Неожиданно наступила оттепель, пошел дождь со снегом, а ночью опять ударил морозец. Мокрые солдатские шинели, бушлаты и маскхалаты заледенели, одежда шуршала и хрустела при каждом движении бойцов. Возникла даже опасность обморожения людей. Пришлось использовать все средства обогрева. [453]

Кое-где в укрытиях и подвалах развели костры. Вместе с членом Военного совета 6-й армии генералом В. Я. Клоковым мы подошли к небольшой группе артиллеристов, сушивших у костра промокшее обмундирование. Некоторые из них протягивали к огню покрасневшие от холода руки и отдыхали, используя выдавшиеся свободные минуты. И снова среди них мы увидели знакомого нам старшего сержанта Н. К. Зарина, рассказывавшего артиллеристам разные истории. Временами вспыхивал смех, настроение у солдат было приподнятое. Что ж, поднять у людей дух бодрости — тоже своего рода политработа. Она помогала бойцам легче переносить суровые тяготы войны.

В армейской среде всегда пользовались популярностью баянисты, запевалы, рассказчики и просто веселые люди. Они и сами не унывали в трудные минуты, и товарищей поддерживали. Политработники заботились о том, чтобы способности таких людей применялись с наибольшей пользой для общего дела.

На одной из улиц Бреслау сквозь автоматную трескотню и кваканье шестиствольных минометов мы услышали музыку и вскоре увидели стоявшую прямо на улице фисгармонию. Наши солдаты вынесли ее из обгоревшего здания. Рядом находился танк лейтенанта Б. И. Дегтярева. Экипаж ожидал получения боевой задачи.

Воспользовавшись наступившей паузой, башенный стрелок Б. В. Калякин сел за фисгармонию и под музыку стал тихонько напевать песню «Три танкиста»:

И добили — песня в том порука —
Всех врагов в атаке огневой
Три танкиста — три веселых друга —
Экипаж машины боевой!

— Не совсем точная песня, — произнес механик-водитель А. И. Козейкин. — В ней поется про трех танкистов, а в нашем экипаже четыре.

— Это дело поправимое, — весело отозвался Б. В. Калякин. — Фисгармония — инструмент напевный, играет в замедленном ритме. Под эту мелодию можно любые слова подобрать...

Башенный стрелок Калякин снова нажал на клавиши и, покачивая педалями, шутливо пропел:

Четыре танкиста — четыре веселых друга —
Экипаж машины боевой!

Но вот заговорила артиллерия. Огневой налет предшествовал наступлению нашего штурмового отряда. Получил [454] боевую задачу и экипаж лейтенанта Дегтярева. Четыре танкиста, четыре веселых друга, быстро заняли свои места в танке и приготовились к атаке вражеских укреплений.

Воспитанию наступательного порыва, подъему боевого духа войск во многом способствовали обращения командиров частей и соединений к личному составу. Чаще всего они носили конкретный характер, посвящались выполнению отдельных оперативных или тактических задач. В одном из таких обращений командир полка писал: «Дорогой товарищ! Через 20 минут атака. От успеха сегодняшнего боя зависит быстрейшее окончание войны. Ты не только на штурм Бреслау идешь. Ты идешь в бой за Советскую Родину и освобождение народов Европы от фашизма. Помни о муках и горе народа, помни о погибших! Вперед!»{108}

Помогая командирам вооружать воинов передовым опытом, наращивая наступательный порыв войск, политорганы занимались также пропагандой среди солдат окруженных в Бреслау и Глогау вражеских гарнизонов и местного населения. В листовках на немецком языке мы сообщали, что войска Красной Армии находятся более чем в 250 километрах северо-западнее Бреслау и Глогау, что дни гитлеровского кровавого режима сочтены.

Работа по разложению войск противника проводилась не только средствами печатной пропаганды, но и с помощью радио, мощных громкоговорящих установок, рупоров и других технических средств. Использовались различные формы и методы пропаганды и контрпропаганды.

Фашистское командование было обеспокоено этим и жестоко карало немецких солдат, которые читали наши листовки. В одном из захваченных нами документов командирам гитлеровских частей и боевых групп предлагалось предупредить личный состав, что в войсках появляются «офицеры или солдаты в офицерской форме, которые находились в русском плену, были обработаны русскими, деморализованы и настроены враждебно по отношению к немцам. Эти солдаты ведут разлагающие разговоры и деморализуют личный состав. Необходимо таковых немедленно задерживать и передавать в распоряжение командиров»{109}.

Незримая гестаповская паутина опутывала все звенья армии, все институты государства. Принимались драконовские меры по укреплению нацистского духа, производились [455] публичные казни. Как нам стало известно, гауляйтер Бреслау Ханке и гестапо с необычайной подозрительностью следили за каждым шагом командующего гарнизоном крепости генерала Никгофа и офицеров его штаба. В свою очередь генерал Никгоф с подручными настороженно следил за гауляйтером и другими нацистскими бонзами, готовый арестовать или же пулями изрешетить Ханке, если тот вздумает удрать на самолете из котла. Впрочем, в Берлине каждого из них ждала смертная казнь за побег из крепости Бреслау.

Военнопленный, обер-лейтенант полиции, показывал, что примерно такая же обстановка царила в окруженном советскими войсками Глогау. До всего личного состава был доведен приказ Гитлера о репрессиях по отношению к семьям перебежчиков и солдат, попавших в плен, не будучи раненными.

Немецких военнослужащих и фольксштурмовцев, пытавшихся перейти к русским или же высказавших пораженческие мысли, привлекали к суду военного трибунала и беспощадно расстреливали. Сообщения об этом регулярно помещались в «вестнике крепости Глогау», пронизанном антисоветской, антикоммунистической пропагандой{110}.

Еженедельно проводились собрания жителей города, на которых крайсляйтер Брюкнер, потрясая автоматом, истерически призывал население выйти из подвалов, укреплять оборону, браться за оружие и вместе с солдатами вермахта сражаться с большевиками.

Основу обороны Глогау составляли древняя крепость и господствующий над местностью замок. Так же как и в Бреслау, здесь каждый каменный дом, каждое производственное помещение были приспособлены к длительному сопротивлению. Подступы к неприятельским позициям прикрывало множество минных полей. Гарнизон крепости насчитывал 18 тысяч немецких солдат и офицеров.

В предвидении Берлинской операции командующий 1-м Украинским фронтом поставил перед командармами В. А. Глуздовским и В. Н. Гордовым задачу — быстрее разделаться с крепостями и высвободить вверенные им армии для завершающих операций Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне.

3-я гвардейская армия (командующий генерал В. Н. Гордов, члены Военного совета генералы И. С. Колесниченко и А. Г. Лопатенко, начальник штаба генерал С. И. Любарский) успешно решила эту задачу. Неприятельская крепость была блокирована лишь частью сил. Основная масса войск находилась на рубеже реки Нейсе. [456]

Учитывая это обстоятельство, командующий 3-й гвардейской армией и штаб скрытно перегруппировали имеющиеся в наличии войска, создав на направлении главного удара необходимый перевес в силах и средствах. Командующий фронтом подкрепил армию артиллерией большой мощности и авиацией.

В дни боев за Глогау не только бомбардировщики и штурмовики, но и наши истребители наносили удары с пикирования по точечным целям, беспощадно сокрушая крепостные сооружения и инженерные заграждения, подавляя огневые средства врага. 3-ю гвардейскую армию хорошо поддерживали 2-й гвардейский штурмовой авиакорпус генерал-майора авиации С. В. Слюсарева и 2-й истребительный авиакорпус генерал-майора авиации В. М. Забалуева. Успешно поражали точечные цели экипажи 322-й истребительной авиадивизии полковника А. Ф. Семенова, 6-й гвардейской штурмовой авиадивизии генерал-майора авиации А. Ф. Курочкина, 11-й гвардейской штурмовой авиадивизии гвардии полковника А. П. Осадчего, а также другие части.

Политотдел 3-й гвардейской армии, возглавляемый генералом Г. А. Бойко, и политорганы соединений за короткий срок укрепили партийные организации штурмовых батальонов и рот, подобрали и проинструктировали парторгов и комсоргов штурмовых групп.

Перед решительным наступлением в частях проходили митинги. У развернутого боевого Знамени воины давали клятву разгромить ненавистного врага и овладеть крепостью.

Используя мощную артиллерийскую и авиационную поддержку, на штурм Глогау двинулись части 21-го стрелкового корпуса генерал-майора А. А. Яманова. На главном направлении наступали 389-я стрелковая дивизия генерал-майора Л. А. Колобова и другие части.

К вечеру 1 апреля 1945 года войска 3-й гвардейской армии завершили ликвидацию окруженного гарнизона и овладели городом и крепостью Глогау. Войска взяли в плен более 8 тысяч немецких солдат и офицеров, захватили большое количество вооружения и другого военного имущества.

Итак, крепость была сокрушена. Но в более крупном городе — Бреслау, где гарнизон насчитывал около 40 тысяч солдат и офицеров, а укрепления были еще мощнее, ожесточенные бои продолжались. Там мы потеряли немало наших замечательных солдат, сержантов, офицеров и генералов. Еще в начале боев за город, 11 февраля 1945 года, погиб при бомбометании с пикирования ведущий группы генерал-майор авиации И. С. Полбин. [457]

Это была тяжелая утрата. Летчики поклялись отомстить за любимого командира, беспощадно уничтожать фашистов. Героя Советского Союза генерала И. С. Полбина Родина посмертно наградила второй медалью «Золотая Звезда».

Бои за Бреслау приняли затяжной характер. В свое время войска фронта, возглавляемые Маршалом Советского Союза И. С. Коневым, участвовали в окружении десяти вражеских дивизий и одной бригады под Корсунь-Шевченковским. На ликвидацию этой крупной группировки ушло 20 дней. Тернопольский котел был разгромлен за 35 дней, бродскую группировку мы ликвидировали за 4 дня. Почему же наши войска, имевшие опыт борьбы с вражескими котлами и крепостями, так долго вели бои за Бреслау? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться к тем февральским дням 1945 года, когда завершилось окружение Бреслау,

У командующего фронтом И. С. Конева тогда возникло два варианта решения данной проблемы. Они обсуждались на Военном совете. Помню, Иван Степанович рассуждал так: если навалиться всей мощью фронта на Бреслау, мы довольно быстро ликвидируем окруженную группировку врага, но тогда темп продвижения наших войск на запад замедлится, а следовательно, мы не решим главную задачу. Возможен и другой вариант. Для боевых действий в Бреслау оставить лишь 6-ю армию генерала В. А. Глуздовского, имеющую небольшую численность, но способную вести осаду. В сложившейся боевой обстановке нам больше выгод сулил второй вариант.

Вот почему командующий фронтом принял совершенно правильное решение: сосредоточить основные усилия на том, чтобы быстрее разгромить противника западнее Бреслау, выйти на реку Нейсе и как можно ближе придвинуться к Берлину. Это, как известно, нам вполне удалось.

Но в районе Бреслау, ввиду малочисленности наших войск, ликвидация окруженной группировки затянулась, а противник, увидев, что наши удары недостаточно сильны, продолжал упорно сопротивляться. Трудно было упрекать и командование 6-й армии.

Напрашивается другой вопрос: помогла ли гитлеровцам их авантюра с городами-крепостями, удалось ли немецко-фашистскому командованию с помощью 40-тысячного гарнизона Бреслау отвлечь наши крупные силы от Берлина и помешать нам выполнить другие важные оперативные задачи? Нет, ни в коей мере. Хотя определенные помехи и неудобства мы испытывали, они все-таки не имели решающего значения. Затяжные бои в Бреслау, которыми в [45в] основном занималась 6-я армия, не помешали войскам 1-го Украинского фронта осуществить Верхне-Силезскую наступательную операцию, окружить и быстро ликвидировать крупную группировку врага юго-западнее Оппельна, взять Штейнау, Ратибор и Рыбник, разгромить крепость Глогау с многотысячным гарнизоном и, наконец, создать внушительные ударные группировки для наступления на берлинском и дрезденском направлениях.

Осада Бреслау тоже не была пассивной. Артиллерия и авиация наносили удары по врагу. Непрерывно действовали и штурмовые группы. Такая активность достигалась за счет резервных штурмовых групп и вторых эшелонов. Это сильно изматывало и изнуряло противника, понижало его боеспособность.

Мне неоднократно довелось бывать в Бреслау, и я убедился, что воевавшие там командиры и политработники научились строить свою работу с учетом быстро изменяющейся обстановки. Перед тем как осадные действия должны были смениться решительным штурмом, политорганы оперативно провели комплекс мероприятий, в том числе и митинги, давшие воинам хороший политический заряд.

Решительные наступательные действия наземных войск были подкреплены массированными ударами авиации. Желая избежать кровопролития, советское командование предъявило ультиматум. Мы предполагали, что гитлеровские генералы попытаются скрыть от солдатской массы документ, содержавший в своей основе гуманные предложения. Советское командование гарантировало жизнь и безопасность всем прекратившим сопротивление немецким солдатам, офицерам и генералам.

Как позднее мы узнали, генерал-фельдмаршал Шернер, возглавлявший группу немецко-фашистских армий «Центр», по радио категорически запретил командующему обороной Бреслау генералу Никгофу принимать ультиматум и вступать с нами в какие-либо переговоры.

Нацистский генерал-фельдмаршал Шернер, замысливший облегчить участь своей группировки, приказал гарнизону крепости Бреслау прорываться на юг, на соединение с его войсками. Он даже обещал нанести встречный удар силами 17-й немецкой армии. Гитлеровцы предприняли несколько разведывательных попыток, но безуспешно.

Верил ли Шернер в успех прорыва? На этот вопрос трудно ответить. Вначале 40-тысячный гарнизон Бреслау обрек на смерть Адольф Гитлер. Потом его мерзкое дело продолжил Шернер. И он предпочел бросить в мясорубку тысячи немецких солдат, лишь бы не допустить их сдачи в плен. [459]

Политработники, занимавшиеся пропагандой на войска противника, через мощные громкоговорящие установки передавали содержание нашего ультиматума, мы также забрасывали в осажденный вражеский гарнизон листовки с официальными пропусками к нам. На завершающем этапе боев в Бреслау довольно активно действовали антифашистские группы национального комитета «Свободная Германия» и Союза немецких офицеров.

Теперь, когда бессмысленность сопротивления немцев в Бреслау стала еще очевиднее, когда мы смогли боевые действия 6-й армии подкрепить мощными ударами с воздуха, результативнее стала и наша пропаганда на войска противника. Вражеские солдаты начали группами сдаваться в плен.

Появление грозной армады советских самолетов над Бреслау привело в чувство многих окруженных фашистов. Комендант крепости генерал от инфантерии Никгоф обратился по радио к советскому командованию с просьбой прекратить огонь, обещая выслать парламентеров. Противнику сразу же был вручен наш ультиматум. Но и после этого немецко-фашистское командование пыталось ловчить. Срок ультиматума истек, а ответа не поступало. Тогда наши войска снова начали штурм. В результате в 18 часов 45 минут 6 мая 1945 года, после 81 дня осады, над Бреслау появились белые флаги. Крепость капитулировала.

Войска 6-й армии под командованием генерала Глуздовского взяли в плен много немецких солдат и офицеров, оружия, боевой техники и разного имущества.

Командование 2-й польской армии во главе с генералом Каролем Сверчевским поздравило Военный совет 1-го Украинского фронта с завершением боев в Бреслау (Вроцлаве), выразив благодарность за интернациональную помощь польскому народу в освобождении древнего города от фашистского ига. Наши боевые друзья подчеркивали, что это и есть реальное воплощение заключенного 21 апреля 1945 года Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Польшей.

Перед решающей операцией

В напряженных боях, не затухавших ни днем ни ночью, в тревожных волнениях и заботах незаметно пролетела последняя военная зима. Вступала в свои права победная весна 1945 года.

31 марта столица нашей Родины Москва салютовала войскам 1-го Украинского фронта, овладевшим городами Ратибор и Бискау — важными узлами дорог и мощными [460] опорными пунктами обороны гитлеровцев. На этом Верхне-Силезская наступательная операция завершилась; на всем протяжении фронта, за исключением Бреслау, наступила оперативная пауза.

Именно в тот день, как я уже упоминал, Маршал Советского Союза Конев получил вызов в Москву. На 1 апреля 1945 года в Ставке Верховного Главнокомандования было назначено обсуждение плана Берлинской операции.

Иван Степанович еще до отъезда в Москву объяснял нам, членам Военного совета, что 1-му Белорусскому фронту в одиночку будет трудновато овладеть Берлином и не исключено, что возникнет необходимость нашему фронту наступать правым крылом на Берлин.

— Генералитет Германии состоит не сплошь из дураков, как иной раз изображают противника некоторые легкомысленные репортеры, — сердито проговорил Иван Степанович. — Немцы понимают, что Берлину угрожает прежде всего Первый Белорусский фронт, во главе которого поставлен маршал Жуков. Войска этого фронта, нацеленные непосредственно на столицу Германии и находящиеся от нее в шестидесяти — восьмидесяти километрах по прямой, несомненно, встретят самые мощные укрепления и самое ожесточенное сопротивление. Первый Украинский фронт немцы тоже со счетов не сбрасывают и против нас держат крупные силы. Но может случиться так, что, находясь дальше от Берлина, чем Первый Белорусский, мы вместе с ним, а то и раньше ворвемся в германскую столицу. На войне подобные парадоксы случаются, и от этой возможности отказываться не следует.

Такую же мысль Конев, как он сам нам говорил потом, высказал и в Ставке. Он очень переживал, что в плане Берлинской операции Генштаб вначале отводил 1-му Украинскому фронту вспомогательную роль и разграничительной линией отсекал его от столицы Германии.

Я говорил Ивану Степановичу, что не стоит так болезненно воспринимать историю с разграничительной линией, хотя непосредственно участвовать в штурме Берлина заманчиво и почетно. Главное — разбить врага, одержать окончательную победу, а пожинать лавры, право слово, успеется. Тем более что победу добывает прежде всего наш главный и скромный герой — советский солдат.

— Я не о личной славе пекусь, а отстаиваю интересы всего фронта, — ответил И. С. Конев.

После внимательного изучения плана операции мы в обеденный перерыв переключились на беседу о боевых действиях союзников, начавших быстрое продвижение в глубь Германии. [461]

— Вы заметили, Константин Васильевич, как политика сильно влияет на стратегию фашистского генералитета? — обратился ко мне с вопросом Василий Данилович Соколовский. — Те самые немецкие дивизии, что громили англоамериканские войска в Арденнах, теперь почти без боев отдают железобетонные укрепления линии Зигфрида, считавшейся неприступной. Они позволяют англичанам и американцам беспрепятственно захватывать исправные мосты через Рейн и десятками тысяч сдаются в плен. Их поведение на Западном театре военных действий подозрительно напоминает негласную и скрытую капитуляцию перед нашими союзниками. Гитлеровцы затеяли какую-то подлую закулисную возню, виляя хвостом перед буржуазным Западом. В то же время они усиливают сопротивление на Востоке и свои острые клыки устремили на нас, не на жизнь, а на смерть борются с Советской Армией.

— Не является ли заявление Белого дома следствием подобных закулисных махинаций? — высказал предположение генерал Н. Т. Кальченко. Только что просмотрев свежие газеты, он зачитал нам сообщение корреспондента «Дейли мейл» из Нью-Йорка. В нем говорилось, что президент США 27 марта 1945 года отдал распоряжение членам своего кабинета и всем дипломатическим представителям оставаться в Европе, на своих постах и быть готовыми к действиям в случае какого-либо чрезвычайного события или быстрого краха фашистской Германии.

Но мы прекрасно понимали, что крах гитлеровского режима сам по себе не наступит, что решающее слово здесь скажет Советская Армия, призванная добить фашистского зверя в его собственной берлоге. О закулисных переговорах гитлеровцев с англо-американскими кругами мы в то время, разумеется, не знали, могли лишь строить догадки на этот счет.

Как рассказывал потом вернувшийся из Москвы Конев, обсуждение в Ставке плана Берлинской операции по предложению Сталина началось с того, что начальник оперативного управления Генерального штаба генерал С. М. Штеменко зачитал документ о замысле англоамериканского командования захватить Берлин раньше Советской Армии. Основная группировка создавалась под командованием фельдмаршала Монтгомери, которая должна была по кратчайшему пути севернее Рура прорваться к Берлину.

Верховный Главнокомандующий располагал неопровержимыми данными о закулисных переговорах гитлеровских агентов с небезызвестным Алленом Даллесом и другими представителями англо-американских кругов по поводу сепаратного мира. [462]

Именно 1 апреля 1945 года, когда в Кремле обсуждался план Берлинской операции, премьер Великобритании У. Черчилль, известный своими давними антикоммунистическими и антисоветскими настроениями, в послании президенту США писал: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу... Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»{111}.

Конечно, об этом руководство фронта тогда не знало. Но Верховное Главнокомандование было хорошо осведомлено о намерениях и планах союзников по поводу Берлина. Не случайно Сталин спросил у Жукова и Конева:

— Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники? Иван Степанович, как он рассказывал нам, ответил первым:

— Берлин брать будем мы и возьмем его раньше союзников.

Сталин с шутливым одобрением высказался о решимости и напористости И. С. Конева, о его большой уверенности в наших силах и возможностях, а затем серьезно и официально спросил, сумеет ли командующий 1-м Украинским фронтом Конев создать в кратчайший срок группировку для участия во взятии Берлина. Сталин хорошо помнил, что после завершения Верхне-Силезской операции главные силы нашего фронта находились на южном фланге и требовалось время для их перегруппировки. Он поинтересовался, сможем ли мы быстро осуществить переброску большой массы войск и создать на берлинском направлении ударную группировку.

Конев сжато доложил Ставке соображения Военного совета на этот счет, обосновал целесообразность участия 1-го Украинского фронта в наступлении непосредственно на юго-западную часть Берлина. Одновременно он сообщил, что штаб подготовил все расчеты, наметил маршруты, разработал график переброски войск.

Верховный Главнокомандующий дал понять, что он не намерен препятствовать боевой инициативе 1-го Украинского фронта. Но как быть с разграничительной линией, отсекавшей наш фронт от Берлина? И Сталин, немного подумав, как вспоминал Конев, взял в руки карандаш и [463] внес графическую ясность. Впрочем, об этом расскажу чуть позднее.

Маршал Советского Союза И. С. Конев вернулся из Москвы в приподнятом, бодром настроении. Членам Военного совета он зачитал директиву Ставки Верховного Главнокомандования от 3 апреля 1945 года. 1-му Украинскому фронту было приказано:

«1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районах Котбуса и южнее Берлина.

Не позднее 10–12 дня операции овладеть рубежом Беелитц, Виттенберг и далее по реке Эльба до Дрездена. В дальнейшем, после овладения Берлином, иметь в виду наступать на Лейпциг.

2. Главный удар силами пяти общевойсковых и двух танковых армий нанести из района Трибель в общем направлении на Шпремберг, Бельциг. На участок прорыва привлечь шесть артиллерийских дивизий прорыва, создав плотность не менее 250 стволов от 76 миллиметров и выше на один километр фронта прорыва.

3. Для обеспечения главной группировки фронта с юга силами 2-й армии Войска Польского и частью сил 52-й армии нанести вспомогательный удар из района Кольфурт в общем направлении Баутцен, Дрезден.

4. Танковые армии и общевойсковые армии второго эшелона ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на направлении главного удара.

5. На левом крыле фронта перейти к жесткой обороне, обратив особое внимание на бреславльское направление.

6. Установить 15.1У.45 следующую разграничительную линию с Первым Белорусским фронтом: до Унруштадт — прежняя и далее — озеро Эннсдорфер-Зее, Гросс-Гастрозе, Люббен...

7. Начало операции — согласно полученным Вами лично указаниям».

Когда Иван Степанович зачитал документ, мы удивленно переглянулись. Нам непонятен был его оптимизм. Содержание директивы свидетельствовало о том, что войска 1-го Украинского фронта не будут участвовать в непосредственном взятии Берлина.

— Что, дорогие друзья-товарищи, приумолкли? — с шутливой бодростью воскликнул Иван Степанович. — Радоваться и гордиться надо, что нам тоже предоставлено почетное право штурмовать столицу фашистской Германии.

— В директиве об этом ничего не говорится, — заметил кто-то из нас.

— Вы, наверное, не очень внимательно изучили содержание [464] документа, — сказал Иван Степанович и снова неторопливо и отчетливо зачитал шестой пункт директивы Ставки, который завершался необычным для оперативных документов многоточием. Конев пояснил, как оно возникло и какое немаловажное значение имеет для нас. При рассмотрении плана Берлинской операции Верховный Главнокомандующий взял карандаш и сильно прочертил на карте линию до города Люббен, расположенного в 60–70 километрах к юго-востоку от столицы Германии. Здесь И. В. Сталин оборвал ее, а продолжение разгранлинии, предложенное Генштабом, решительно зачеркнул и заштриховал. Не отменяя фактически прежнего решения, Верховный вместе с тем открывал войскам 1-го Украинского фронта простор для маневра и проявления инициативы, предоставив нам возможность ворваться в Берлин с юга.

Уточнение, сделанное Верховным Главнокомандующим, нашло свое отражение и в директиве Военного совета 1-го Украинского фронта от 8 апреля 1945 года. В этом документе указывалось: «...иметь в виду частью сил правого крыла фронта содействовать войскам 1-го Белорусского фронта в овладении городом Берлин»{112}. Наша директива была утверждена Ставкой, назначившей наступление на 16 апреля 1945 года.

Для подготовки новой, необычайно ответственной операции времени оставалось очень мало — не более двух недель. Она, кроме всего прочего, требовала неизмеримо больше материальных средств, чем прежние. По сравнению с Висло-Одерской и Львовско-Сандомирской операциями наши потребности в автобензине возросли на 30 процентов, а в дизельном топливе — на 27 процентов. Резко увеличилась заявка на боеприпасы, продовольствие, медикаменты.

Когда Маршал Советского Союза И. С. Конев вернулся из Москвы с директивой Ставки, Военный совет фронта заслушал доклад заместителя командующего по тылу генерала Н. П. Анисимова о материальном обеспечении войск. Нас интересовала и степень готовности к операции дорог, автомобильного и железнодорожного транспорта.

В конце марта и в начале апреля 1945 года интендантское управление фронта, возглавляемое генерал-майором Г. А. Лелюком, быстро организовало замену зимнего обмундирования на летнее, переобув и переодев более миллиона человек. Эта нелегкая задача была успешно решена при активном участии интендантов армий. [465] Планом материально-технического обеспечения Берлинской операции предусматривалось максимальное приближение к войскам фронтовых и армейских тыловых учреждений, складов, баз и госпиталей. Если в начале Великой Отечественной войны, когда превосходящие силы врага рвались в глубь нашей страны, мы вынуждены были держать многие тыловые учреждения на значительном удалении от линии фронта, то теперь армейские полевые базы находились в 15–30 километрах, а первый эшелон госпиталей — в 10–15 километрах от переднего края. Это объяснялось не только мобильностью тыловых органов, но и общей благоприятной для нас обстановкой.

В предвидении Берлинской операции железнодорожные войска фронта, возглавляемые крупным специалистом и талантливым организатором генералом П. А. Кабановым, трудились поистине героически, стремясь ввести в строй сильно разрушенные гитлеровцами коммуникации. Но темпы восстановления железных дорог никак не поспевали за стремительными темпами зимнего наступления наших войск. Только в ходе Висло-Одерской операции фронт продвинулся в глубину до 500–600 километров, Нижне-Силезская наступательная операция еще более приблизила нас к Берлину. Заметным продвижением советских войск на запад была отмечена и Верхне-Силезская операция.

В результате станции снабжения оказались на значительном удалении от передовых частей, главная тяжесть военных перевозок легла на автомобильный транспорт. Ставка сразу же усилила фронт авточастями. Это позволило скрытно и быстро перебросить на берлинское направление 30 дивизий и 2 отдельных полка, перевезти более 915 тысяч тонн различных грузов.

Чтобы читатель представил себе, как возрастал объем автомобильных перевозок, напомню, что в Киевской наступательной операции автотранспорт фронта смог перевезти 274 тысячи тонн различных грузов, в Висло-Одерской — уже 827 тысяч тонн, а в Берлинской операции — до 915 тысяч тонн. Автомобильный транспорт, как наиболее маневренный, все более широко применялся для переброски войск и техники. Вот почему потребность фронта в автобензине в Берлинской операции (по сравнению с Висло-Одерской) увеличилась более чем на 27 процентов.

В дни подготовки к решающему наступлению на столицу фашистской Германии органам тыла требовалось выполнить огромный объем работ по обеспечению войск. Учитывая это, политуправление фронта в марте 1945 года провело совещание политработников тыловых учреждений. [466] Был заслушан доклад начальника политотдела тыла 1-го Украинского фронта полковника А. А. Шлихтера. Затем выступили заместитель начальника санитарного управления по политчасти майор Гладышев, начальник политотдела 16-й автобригады майор Волченков, начальник политотдела 2-й фронтовой трофейной бригады майор Семушкин, начальники политотделов военно-автомобильных дорог тов. Шелудько, Пожарицкий, Юлдашбаев, Шестопалов и другие.

Участники совещания говорили о ратном и трудовом героизме водителей, ремонтников, медиков, о наших скромных труженицах, работавших в полевых хлебопекарнях, банно-прачечных отрядах, на складах и базах, в мастерских и столовых, в походных магазинах и подвижных ларьках.

Выступавшие обменялись опытом партийно-политической работы в тыловых учреждениях и частях, самокритично вскрывали недостатки, мешавшие бесперебойному материальному обеспечению войск, вносили конкретные деловые предложения.

Совещание сыграло важную роль, и партийно-политическая работа, несомненно, помогла органам тыла успешнее выполнить поставленные перед ними задачи. К началу Берлинской операции в войсках 1-го Украинского фронта были созданы необходимые материальные запасы. Мы имели, например, по 6,5 заправки авиационного бензина на каждый самолет. А в строю в то время находилось 1956 исправных и готовых к действию боевых машин. Войска и тылы располагали 4,7 заправки автобензина на каждый автомобиль, имели по 5 заправок дизельного топлива. Были созданы запасы продовольствия и фуража в количестве 50 сутодач.

Только автотранспорт фронта подал в войска первой линии более полутора миллиардов снарядов и мин. В результате мы имели по 2,7 боекомплекта на каждое 122-мм орудие, по 1,85 боекомплекта на 76–100-мм орудия, по 2,95 боекомплекта на 152–203-мм орудия. Двумя боекомплектами располагал каждый минометный расчет{113}.

Так были обеспечены боеприпасами расчеты 13 570 орудий, реактивных установок и минометов от 82-мм калибра и выше.

В начале апреля 1945 года на вооружении войск 1-го Украинского фронта находилось также 1388 танков, 667 самоходно-артиллерийских установок и много другой боевой техники. Но главной нашей силой были, конечно, [467] люди, в совершенстве овладевшие оружием. Вот почему командиры и политорганы, партийные и комсомольские организации так заботились о политическом и воинском воспитании солдат, сержантов и офицеров. Они сплачивали личный состав частей и соединений вокруг Коммунистической партии, мобилизовывали армейские массы на полный разгром фашизма.

Придавая решающее значение усилению партийного влияния в войсках, ЦК ВКП(б) за годы Великой Отечественной войны принял ряд принципиально важных постановлений, направленных на дальнейшее совершенствование организационной структуры партийно-политического аппарата, на коренное улучшение партийно-политической работы в войсках. Вспомним, что в самом начале войны органы политической пропаганды были преобразованы в политические управления и отделы, призванные осуществлять как политико-массовую, так и организационно-партийную работу. Это неизмеримо повысило авторитет и ответственность политорганов, расширило объем их деятельности в войсках. Исключительно важную роль сыграло и постановление ЦК ВКП(б) от 24 мая 1943 года «О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций в Красной Армии и усилении роли фронтовых, армейских и дивизионных газет». Были приняты и другие важные постановления.

Ленинская партия создала в Вооруженных Силах стройную систему политорганов — начиная от Главного политического управления РККА и кончая политотделами дивизий, бригад, отдельных частей и войсковых учреждений.

С 1942 года и до победного 1945 года Главным политическим управлением РККА руководил видный деятель партии и государства кандидат в члены Политбюро ЦК партии, секретарь ЦК ВКП(б) А. С. Щербаков.

Мы всегда и во всем чувствовали его помощь и поддержку. Каждая беседа с Александром Сергеевичем давала новый заряд, способствовала повышению идейного уровня наших кадров.

Особенно много дельных советов мы получали от него, когда боевые действия велись за рубежами нашей Родины. Там мы встретились с новой и очень сложной обстановкой, в которой командиры, политработники да и все воины держали ответственный экзамен на политическую зрелость и правильное понимание интернациональных задач.

Начальник ГлавПУРа генерал-полковник А. С. Щербаков предлагал чаще звонить ему по телефону, информировать обо всех важных событиях, о боевой деятельности [468] войск, о военно-политической обстановке в Польше, а затем в Чехословакии и Германии. Он и сам периодически звонил на фронт, оперативно знакомил нас с последними указаниями ЦК партии и Государственного Комитета Обороны. Но в подготовке к Берлинской операции Александр Сергеевич уже не смог принимать непосредственного участия: его хронический недуг сильно обострился.

Заместитель начальника ГлавПУРа И. В. Шикин, не раз бывавший в наших войсках, часто вел с нами переговоры по ВЧ и поддерживал контакты, присылал на 1-й Украинский фронт ответственных работников аппарата для оказания помощи на местах.

Директивы, приказы и другие документы Главного политического управления РККА, излагавшие важнейшие требования партии и правительства к Вооруженным Силам, давали возможность командирам, политорганам и партийным организациям сосредоточить внимание на главнейших вопросах политического обеспечения боевой деятельности, идейного воспитания воинов-патриотов и интернационалистов.

Благодаря широкой сети политорганов и партийных организаций, цементировавших боевые ряды армии и флота, Коммунистическая партия охватывала своим влиянием части и подразделения всех видов Вооруженных Сил и родов войск.

В дни напряженной подготовки к Берлинской операции Военный совет и политическое управление фронта провели большую работу по идейно-организационному укреплению партийных рядов. За короткий срок было восстановлено более тысячи ротных и равных им партийных организаций, подобраны и утверждены парторги и их заместители{114}. При политотделах армий мы создали резерв парторгов рот.

В дни боевого затишья войска получали пополнение. Состав был необычайно пестрый. Это и восемнадцатилетние юноши, не нюхавшие пороху, и освобожденные из концлагерей военнопленные, и гражданские люди разных возрастов, вызволенные нашими войсками из фашистской каторги. К нам поступали призывники из Бессарабии, Литвы, западных областей Украины.

Индивидуальная и массовая воспитательная работа с пополнением приносила хорошие плоды. Начальник политуправления фронта генерал Ф. В. Яшечкин в донесении ГлавПУРу писал: «Политико-моральное состояние большинства воинов нового пополнения здоровое и боевое. Они искренне стремятся в бой, чтобы отомстить фашистам [469] за все страдания, заслужить благодарность и награду Родины и вернуться домой с победой.

Боец нового пополнения Иванченко заявил: «Я находился за колючей проволокой, когда до нас донесся приближающийся гул советских орудий. Вы можете себе представить, что пережил я вместе со своими товарищами! Красная Армия несла нам свободу. Стремительно наступавшие советские войска сорвали преступные замыслы фашистов, намеревавшихся уничтожить всех заключенных. Благодаря Красной Армии я свободен и получил возможность с оружием в руках отомстить гитлеровцам сполна. Заверяю товарищей, что буду храбро сражаться с врагами нашей Родины».

В боях с немецко-фашистскими мерзавцами подавляющее большинство воинов нового пополнения ведет себя стойко, мужественно, отважно»{115}.

Во время оперативной паузы пополнение изучало военное дело, готовилось к ратным испытаниям. Когда солдат хорошо обучен, он более уверен в своих силах и возможностях, в своем оружии и поэтому стойко встречает любые контратаки противника, смело и уверенно вступает в борьбу с фашистскими танками. У грамотного в военном отношении солдата всегда все ладится и моральный настрой бывает крепче. Чем умнее, искуснее и сноровистее действуют воины, тем меньше несут потерь войска и больше одерживают побед. Вот почему обучение молодого пополнения ратному делу, боевая подготовка войск стали предметом особых забот командиров и поли-торганов. Каждому призывнику вручался текст военной присяги.

В дни подготовки к наступлению на Берлин конкретные и впечатляющие формы приняла пропаганда героизма. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года большой группе воинов фронта, отличившихся в зимнем наступлении и при форсировании Одера, было присвоено звание Героя Советского Союза. В частях проходили встречи молодых солдат с ветеранами, отмеченными высшей наградой Родины, слеты мастеров боевых специальностей, чествование отличившихся воинов. На примере лучших командиры и политорганы стремились обучить передовому опыту всех воинов, воспитать тысячи новых героев.

Командование 6-й гвардейской дивизии (начальник политотдела подполковник Савинич) посылало на родину награжденных поздравительные письма, предварительно зачитывая их перед строем подразделений. Такое письмо, [470] например, отправили матери сержанта Николая Андрюшок в село Песчаное Старобельского района Ворошиловградской области. Поздравив Лукерью Романовну с присвоением ее сыну высокого звания Героя Советского Союза, командование сердечно поблагодарило славную труженицу за воспитание храброго патриота, пожелало ей успехов в колхозном труде, доброго здоровья и многих лет жизни.

Чем же знаменит сын Лукерьи Романовны, за что удостоился он такой высокой чести? Во время зимнего наступления, когда наши подвижные войска прорвались глубоко в тыл врага, превосходящие силы гитлеровцев контратаковали подразделение, в котором нес службу Николай Андрюшок. Из зенитного орудия он вел огонь по фашистским танкам и заставил их повернуть назад. Но пехота противника лезла со всех сторон, намереваясь захватить нашу пушку и открыть дорогу своим танкам. Сержант Н. В. Андрюшок гранатами отбивался от гитлеровцев, просочившихся на огневую позицию, стрелял по ним из зенитного орудия. Проявив отвагу и презрение к смерти, комсомолец Николай Андрюшок не только отстоял свое орудие, но и надежно прикрыл всю зенитную батарею. Так он стал Героем Советского Союза.

Политорганы выпускали листовки и плакаты о передовых людях фронта, которых Отчизна отметила Золотыми Звездами. В 4-й гвардейской танковой армии оперативно напечатали листовку о подвигах коммуниста Героя Советского Союза капитана Ф. И. Дозорцева, вступившего в Великую Отечественную войну 22 июня 1941 года. В ней было написано:

«Воины-гвардейцы с восхищением говорили о своем любимом командире: «После боев на Висле и Одере каждый из нас до глубины души был благодарен командиру батальона Герою Советского Союза Ф. И. Дозорцеву, который в дни подготовки к наступлению непрерывно учил и тренировал нас, показывал, как форсировать водные преграды — и вброд, и вплавь, и на плотах, и на других подручных средствах. Наука пошла нам впрок, мы с ходу преодолевали любые водные рубежи».

При форсировании Одера гвардии капитан Федор Иванович Дозорцев проявил военную хитрость, организовав строительство ложной переправы. У реки тарахтели тягачи, кричали люди, звенели топоры, а тем временем на другом участке под покровом темноты переправлялись основные силы батальона. Поскольку лед был ненадежный, автоматчики набросали на него тонкие доски, жерди и ползком пробирались вперед.

Скрытно переправившись на противоположный берег, [471] гвардейцы-мотострелки во главе с коммунистом капитаном Ф. И. Дозорцевым захватили плацдарм, прочно закрепились на нем и в течение нескольких суток отражали натиск превосходящих сил врага.

Листовка, выпущенная политотделом армии, заканчивалась словами: «Смелым и умелым реки не преграда. Гвардейцы Героя Советского Союза капитана Ф. И. Дозорцева идут вперед, продвигаясь к Берлину, приближая час желанной победы»{116}.

Подобные листовки издавались во всех армиях фронта. Печатались и фотоплакаты о героях зимнего наступления. С большим размахом и планомерно на протяжении всей войны, а в дни завершающих сражений особенно пропагандой героизма занимались фронтовая, армейские и дивизионные газеты, а также боевые листки. Публикуя фотографии, очерки и корреспонденции о лучших людях фронта, они настойчиво призывали: «Возьми себе за образец героя, следуй ему!» Номера многотиражных изданий, так же как и письма командования, посылались на родину отличившихся воинов, на предприятия, где они раньше работали, или в учебные заведения, где до войны учились. А иногда — невестам отважных фронтовиков. Это стало своеобразной формой поощрения героев. В ответ шли письма от тружеников тыла, которые также печатались на страницах красноармейских газет и способствовали патриотическому воспитанию воинов.

Постановление Центрального Комитета ВКП(б) от 24 мая 1943 года с новой силой напомнило политорганам непреложную истину: у ленинской партии нет более мощного, более действенного идейного оружия, чем большевистская печать. И это грозное оружие особого рода необходимо умело использовать в борьбе с фашизмом.

Газеты, как глашатаи великих идей партии, пламенные пропагандисты, агитаторы и организаторы масс, оперативно откликались на все важнейшие события, происходившие на фронте и в тылу. Они проникали всюду, где сражался солдат. В минуты затишья, в перерывах между боями агитаторы с волнением читали воинам родную ленинскую «Правду» и другие газеты — центральные и армейские. Через печать Коммунистическая партия говорила с миллионами солдат, сержантов и офицеров, мобилизуя их на победоносную борьбу с гитлеровскими захватчиками, вдохновляя на героические подвиги.

«Газета на войне теперь необходима, как автомат, как граната, — отмечал писатель П. Павленко, — она тот обязательный паек духовной пищи, тот неприкосновенный запас [472] бодрости, без которого советский солдат не обходился в самые безрадостные часы тяжелых боевых испытаний»{117}.

На завершающем этапе Великой Отечественной войны, пожалуй, все центральные газеты имели своих представителей на 1-м Украинском фронте. Кроме упоминавшихся ранее Бориса Полевого и Сергея Борзенко в газете «Правда» постоянно освещали боевую деятельность наших войск, печатали интересные очерки и рассказы писатели Вадим Кожевников, Леонид Первомайский, Яков Макаренко, Михаил Брагин. В 1945 году от «Красной звезды» у нас работали подполковник И. Гаглов, майоры А. Мандругин и Ф. Бубеннов. От Вислы до победных рубежей прошел с нашими войсками фотокорреспондент «Фронтовой иллюстрации» майор А. Егоров. В «Комсомольской правде» много и плодотворно печатался Сергей Крушинский. Совинформбюро на нашем фронте было представлено майорами А. Навозовым и А. Шибановым, а ТАСС — корреспондентом А. Марковским и другими.

Штаб и политуправление фронта постоянно проводили для представителей печати своеобразные пресс-конференции, на которых корреспонденты получали оперативное ориентирование и последние данные о боевых действиях войск фронта, об отличившихся частях и соединениях, о взятых населенных пунктах, захваченных трофеях и показаниях военнопленных.

На этих пресс-конференциях неоднократно выступали начальник штаба генерал армии В. Д. Соколовский, члены Военного совета фронта, начальник политуправления генерал-майор Ф. В. Яшечкин, начальник оперативного управления генерал-майор В. И. Костылев, начальник разведотдела генерал-майор И. Т. Ленчик, а иногда и командующий войсками Маршал Советского Союза И. С. Конев.

Я, признаться, с уважением и искренней симпатией относился к военным корреспондентам, которые с кипучей энергией и творческим энтузиазмом самоотверженно выполняли на фронте свои нелегкие обязанности. Далеко не у всех из них имелся транспорт, и им часто приходилось, как говорится, голосовать на перекрестках или ждать попутных машин возле регулировочных постов. Немало встречалось им и других трудностей.

Перед Берлинской операцией в войсках фронта был установлен жесткий лимит на автобензин, чтобы быстрее накопить необходимые запасы горючего. В связи с этим несколько представителей центральных газет пожаловались мне, что учреждения ГСМ, отказав в выдаче горючего, «посадили их на якорь». Пришлось для корреспондентов [473] сделать некоторые исключения, поскольку центральные газеты ждали оперативных материалов о боевых действиях войск фронта.

Решив с представителями печати и радио деловые вопросы, мы разговорились потом о житье-бытье, о различных новостях. Кто-то вполголоса запел шуточную песню о веселом репортере, сложенную К. Симоновым и А. Сурковым во время их совместной поездки на фронт:

В блокноте есть три факта,
Что потрясут весь свет,
Но у «Бодо» контакта
Всю ночь с Москвою нет.

В песне далее рассказывалось о находчивости напористого корреспондента, добивавшегося установления связи со столицей и редакцией.

Но вышли без задержки
Наутро, как всегда,
«Известия», и «Правда», и «Красная звезда».

Оказалось, что песенка была спета не без умысла. Корреспонденты пожаловались, что телеграф иногда задерживает передачу их материалов. Но я вынужден был огорчить представителей прессы и предупредить, что дальше со связью станет еще сложнее. Телеграфная линия, обслуживающая штаб фронта, будет переключена на круглосуточную работу со Ставкой и Генштабом, с нашими армиями и соседями. Пришлось порекомендовать корреспондентам чаще пользоваться полевой почтой и транспортными самолетами, летающими в Москву. Однако в заключение я подбодрил своих собеседников, заверил их, что информация о штурме Берлина и взятии столицы Германии, а также другие срочные и важные материалы будут переданы в Москву по любым каналам вне всякой очереди.

Когда мы с генералом Ф. В. Яшечкиным предложили редактору фронтовой газеты «За честь Родины» полковнику С. И. Жукову командировать на берлинское направление наиболее опытных и смелых газетчиков, он в числе первых назвал майора С. М. Борзунова, отличившегося оперативностью и мужеством сначала на Днепре, а затем на Висле и Одере.

Редактор направил в войска ударной группировки фронта бригады журналистов. Их возглавили подполковники В. М. Гунин, В. В. Ермилов, Ф. Н. Орешкин и майор А. П. Верхолетов. Боевые задания получили писатели [474] Андрей Малышко, Любомир Дмитерко, Илья Френкель, Александр Шаров, Виктор Стариков, Петр Дорошко, Леонид Речмедин, корреспонденты Н. Наумов, В. Кудрявцев, В. Ходаков, М. Тихомиров, фоторепортеры О. Игнатович, В. Юдин, М. Мельник и другие.

Военные корреспонденты — это солдаты переднего края, сражавшиеся большевистским словом, пером, приравненным к штыку. Но если требовала обстановка, они брались и за автомат, вступая в бой с ненавистными захватчиками. Погиб в Бреслау от пули вражеского снайпера фотокорреспондент газеты «За честь Родины» Николай Ксенофонтов, снимавший героев во время уличного боя. Сотрудники той же газеты капитан И. Станевский и старший лейтенант Н. Скоробогатов, вылетевшие на самолете По-2 по оперативному заданию, были сбиты гитлеровцами. Погиб на боевом посту майор С. Вовк. На берлинском направлении получили осколочные ранения заместитель редактора фронтовой газеты по татарскому изданию майор Р. Ишмуратов и некоторые другие члены его бригады.

Перед началом Берлинской операции на 1-м Украинском фронте издавалось 75 дивизионных, 11 корпусных и 11 армейских газет. Ежедневно выходила на русском и украинском языках фронтовая газета «За честь Родины». А на узбекском, казахском и татарском она издавалась один раз в неделю.

На каждую роту, батарею и равное им подразделение ежедневно выделялось по 1–2 экземпляра центральных, 3–5 фронтовой, 5–6 армейских и 15–20 дивизионных газет. Эти цифры убедительно показывают, что удельный вес фронтовой печати был тогда значительным.

На завершающем этапе Великой Отечественной войны фронтовая печать сыграла огромную роль, помогая солдатам, сержантам и офицерам овладевать богатейшим ратным опытом, совершенными методами ведения боя. Тем самым газеты успешно решали важную задачу, поставленную Коммунистической партией перед войсками: неутомимо и непрерывно совершенствоваться в военном деле, чтобы бить врага наверняка.

Что же требовалось знать и уметь участникам Берлинской операции, так непохожей на предыдущие? На Висле, как известно, мы имели крупный сандомирский плацдарм, откуда началось большое январское наступление. На реке Одер мы располагали несколькими плацдармами, позволившими сосредоточить ударные группировки и совершить новый бросок вперед. На Нейсе по ряду причин мы не имели ни одного плацдарма, тогда как противник в районе Мускау сохранил в своих руках плацдарм на восточном [475] берегу и мог угрожать нашей группировке фланговым ударом.

Наступление на Берлин нам приходилось начинать с форсирования реки Нейсе при одновременном прорыве на западном ее берегу довольно мощной вражеской обороны. С подобным явлением, составляющим специфику операции, войска фронта столкнулись впервые. Эту важную особенность мы учли как при планировании прорыва, так и при подготовке войск.

На пути нашего наступления находились не только Нейсе, но и Шпрее, на которой стоял Берлин, а также Тельтов-канал, опоясывавший столицу Германии с юга. Вот почему форсирование водных преград с ходу стало главным в обучении воинов.

В 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, а также в других войсковых объединениях проводились батальонные учения, на которых отрабатывались вопросы взаимодействия различных родов войск. Воины штурмовых подразделений приобретали навыки форсирования реки с ходу при одновременном прорыве вражеской обороны. Инженерные части тренировались в спуске на воду десантных переправочных средств, в наведении штурмовых мостиков и оборудовании переправ.

К началу Берлинской операции войска 1-го Украинского фронта располагали внушительным понтонно-мостовым парком. Наступательные действия войск обеспечивали 16 инженерных бригад, а также большое количество мотоштурмовых, понтонно-мостовых и отдельных саперных батальонов.

Политуправление фронта провело совещание начальников политорганов инженерных войск. Его участникам мы рекомендовали донести до каждого сапера политический смысл той поистине исторической миссии, которая возложена на Красную Армию, в том числе и на инженерные войска. На реках Нейсе и Шпрее саперы будут не просто строить переправы, а возводить мосты победы. Это почетно и ответственно.

В совещании приняли участие начальники политотделов инженерных бригад подполковники П. К. Белоус, А. В. Бражников, А. Н. Васильев, В. С. Мартьянов, М. В. Никитин, В. Г. Румянцев, К. И. Парасюк, И. П. Соловьев, Г Д. Тетдоев, В. Ф. Ульянов, И. Я. Фоломеев, С. Ф. Шелест, майоры А. М. Бояркин, И. И. Попов и другие{118}.

Военный совет и политуправление фронта обязали политорганы инженерных войск сделать все для того, [476] чтобы переправы через Нейсе, Шпрее и другие водные преграды были наведены в максимально короткий срок, чтобы работники политотделов инженерных, понтонно-мостовых и мотоштурмовых бригад находились там, где будут трудиться воины, а их начальник — на наиболее важном объекте.

Мы держали в поле зрения все основные участки, на которых решался успех наступательной операции. Военный совет проверил, например, организацию артиллерийского огня в ряде соединений. Было установлено, что на передовых наблюдательных пунктах подчас находятся второстепенные люди, а лица, которым по долгу службы полагалось руководить огнем, пренебрегали этой якобы черновой работой. В результате в ряде частей артиллерийская стрельба велась недостаточно эффективно.

Не всегда наши истребительно-противотанковые бригады и полки располагались на танкоопасных направлениях и не использовали всю мощь своего огня. Мне довелось побывать в 11-й истребительно-противотанковой бригаде. Спрашиваю командира орудия:

— Сколько танков подбил расчет? Отвечает:

— Ни одного.

Обращаюсь к другому командиру расчета и слышу аналогичный ответ. В чем дело? Говорят, что вражеские танкисты их побаиваются и близко не подходят.

На совещании начальников политорганов артиллерийских соединений фронтового подчинения, созванном Военным советом, я предложил проанализировать на местах боевую деятельность истребителей танков и уточнить, сколько вражеской техники уничтожил каждый расчет, почему есть так называемые «бездействующие» артиллеристы. Не вмешиваясь в командирскую деятельность и не подменяя командиров-единоначальников, политорганы могли своими средствами поднять боевую активность коммунистов и комсомольцев, вооружить артиллеристов передовым опытом, всесторонне подготовить их к наступательным боям.

На совещании присутствовало 32 политработника. Прения прошли весьма активно. Критика расшевелила людей, и они откровенно говорили о своих недостатках, о том, как лучше организовать политическое обеспечение на различных этапах операции. Содержательными были выступления начальника политотдела 10-го артиллерийского корпуса прорыва полковника М. Н. Балюка, начальников политотделов 3-й артдивизии полковника И. Е. Евдокимова, 4-й артдивизии подполковника И. К. Короткого, 3-й гвардейской минометной дивизии полковника С. И. Белобородова, [477] 37-й зенитной дивизии полковника Д. П. Засыпкина и других{119}.

Должен оговориться, что мы никогда не злоупотребляли совещаниями, во время напряженных боев не отрывали командиров и начальников политорганов от выполнения их должностных обязанностей, только в крайних случаях вызывали руководящие кадры на Военный совет, в штаб или политуправление фронта. Но оперативная пауза позволила нам с пользой для общего дела провести совещания с представителями различных боевых специальностей, от которых во многом зависело обеспечение успеха наступления.

Перед Берлинской операцией мы пополнили и укрепили многочисленную армию агитаторов с тем расчетом, чтобы они были в каждом взводе и отделении, в каждом экипаже. Так, например, в 62-й гвардейской танковой бригаде 4-й гвардейской танковой армии имелось 65 агитаторов, в том числе 40 коммунистов, 24 комсомольца и один беспартийный. В 127-м танковом полку из 35 агитаторов 15 человек являлись коммунистами и кандидатами в члены партии, 18 — комсомольцами, а два — беспартийными{120}. Это были заслуженные фронтовики, политически грамотные, дисциплинированные и авторитетные солдаты, сержанты и офицеры. Такой же сильной партийно-комсомольской прослойкой среди агитаторов располагали и другие части 10-го гвардейского добровольческого танкового Уральского корпуса. Агитационная работа здесь всегда находилась на должной высоте.

На одном из семинаров агитаторов, состоявшемся в этом соединении, был изучен опыт гвардии старшего сержанта Локтионова. Беседы этого коммуниста как с членами своего экипажа, так и с другими воинами подразделения носили конкретный характер, отличались убедительностью, а значит, и действенностью.

На подступах к реке Нейсе, где в марте 1945 года наши гвардейцы подверглись сильным контратакам немецких преимущественно тяжелых танков, сложилась напряженная обстановка. У некоторых молодых танкистов появилось мнение, что нашему среднему танку Т-34 не справиться с вражескими «тиграми» и «пантерами». Коммунист агитатор Локтионов провел с воинами несколько индивидуальных и коллективных бесед и сумел укрепить у них веру в мощь нашей боевой техники. Он убежденно доказывал, что советская тридцатьчетверка, вооруженная превосходной 85-мм пушкой, способна поражать любые [478] бронированные машины врага, в том числе «тигры», «пантеры» и даже сверхтяжелые «королевские тигры». Воин-гвардеец указывал на уязвимые места вражеских танков, делился боевым опытом.

Свои слова агитатор Локтионов подтверждал героическими делами. Во время очередного наступления танк, где он был заряжающим, первым ворвался на окраину города и проложил путь мотострелкам. Когда в бою ранило командира, старший сержант Локтионов немедленно возглавил экипаж. Метким огнем он уничтожил более 30 гитлеровцев.

На выручку вражеской пехоте двинулась тяжелая «пантера». Но старший сержант Локтионов сумел упредить ее выстрелом и первым же снарядом поджечь. Так агитатор Локтионов доказал справедливость своих слов, силу и мощь отечественной боевой техники. Наша агитация тем и сильна, что она всегда подкрепляется убедительными фактами.

В агитационной работе мы широко использовали патриотическую переписку с тружениками тыла. Сердечное приветствие прислали воинам-освободителям трудящиеся Львовской области. «Логово фашистского зверя окружено со всех сторон, и Красная Армия бьет гитлеровцев на подступах к Берлину, — писал от имени львовян первый секретарь обкома КП(б)У И. С. Грушецкий. — До полной победы осталось немного. Но мы знаем, что этот небольшой участок пути наиболее трудный»{121}.

Пожелав воинам героической Красной Армии скорой победы над фашизмом, товарищ И. С. Грушецкий сообщил, что рабочие, инженеры и техники области восстановили и пустили на полную мощность 157 разрушенных гитлеровцами предприятий, что львовские железнодорожники завоевали переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны, а труженики полей дали фронту и городам страны немало хлеба, мяса и сырья.. В письме говорилось также о том, что трудящиеся области собрали 12 миллионов рублей на строительство танковой колонны «Радянська Львiвщина» и эскадрильи самолетов. Приобретенные на народные рубли боевые машины делегация области вручила на фронтовом аэродроме подразделению капитана Н. Голдобина.

В составе войск 1-го Украинского фронта немало воинов сражались с врагом на танках и самолетах, приобретенных на личные сбережения. Из таких экипажей [479] была, например, сформирована танковая рота Героя Советского Союза А. Зинина.

На нашем фронте воевал и танковый экипаж из военных моряков, приехавших под Берлин с берегов Тихого океана. Когда воины-патриоты обратились к Верховному Главнокомандующему с просьбой разрешить им построить на сбереженные средства танк и на нем отправиться в действующую армию, И. В. Сталин ответил телеграммой следующего содержания: «Примите мой боевой привет и благодарность Красной Армии, товарищи Андреев, Михайлов, Неверович, Варенников, за вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.

Ваше желание будет исполнено».

Моряки-дальневосточники были списаны на берег и поехали учиться. Овладев танковыми специальностями, они на собственной боевой машине «Тихоокеанец» прибыли на 1-й Украинский фронт и приняли участие в завершающих сражениях Великой Отечественной войны.

В 1945 году, когда стремительно наступали Украинские, Белорусские и Прибалтийские фронты, когда буквально каждый день был отмечен победами советского оружия, командиры и политработники считали одной из важнейших задач решительную борьбу с беспечностью и самоуспокоенностью. Как ни велики наши успехи, напоминал Центральный Комитет партии, мы по-прежнему должны трезво оценивать силы врага и быть бдительными.

Военному совету фронта стало известно; что по указанию Гитлера разработан детальный план обороны Берлина и утверждена специальная инструкция. Командующий оборонительным районом имперской столицы призывал германские войска «вести борьбу на земле, в воздухе и под землей с фанатизмом, с применением всех средств введения противника в заблуждение, с военной хитростью, коварством, с использованием заранее подготовленных, а также всевозможных подручных средств... Каждый утраченный дом или каждый утраченный опорный пункт должен быть немедленно возвращен контратакой. При этом следует засылать в тыл противника с использованием подземных ходов штурмовые группы, которые должны внезапно нападать на него с тыла и уничтожать его. Однако предпосылкой для успешной обороны Берлина является удержание во что бы то ни стало каждого квартала, каждого дома, этажа, каждой изгороди, каждой воронки от снаряда!»{122}

Фашистские главари бросили на пополнение берлинской [480] группировки все резервы, запасные полки и личный состав военно-учебных заведений, поставив под ружье членов нацистской партии и организации «гитлерюгенд», всех старых и малых.

За несколько дней до начала наступления советских войск на Берлин Гитлер обратился к солдатам Восточного фронта со специальным приказом, чтобы как-то подбодрить их. Он хвастливо утверждал, что потери германского вермахта якобы восполнены бесчисленными новыми соединениями и что большевики истекут кровью перед столицей германской империи.

«Следите прежде всего за теми немногими предателями — офицерами и солдатами, которые для сохранения своей мелкой жизни будут бороться против нас на службе русских, быть может, даже в немецкой форме, — истерически заклинал их фюрер. — Если вам отдает приказ об отступлении тот, кого вы хорошо не знаете, то вы его должны немедленно арестовать, а в случае необходимости — и убить на месте, невзирая на его звание.

Если в грядущие дни и недели каждый солдат на Восточном фронте выполнит свой долг, то последний натиск Азии будет сломлен...»{123}

Получив данные о таком, с позволения сказать, «документе», Военный совет фронта порекомендовал начальнику политуправления генералу Ф. В. Яшечкину оперативно «откликнуться» на приказ Гитлера и развернуть активную контрпропаганду среди войск противника, разоблачая подлый обман и лихорадочный бред обанкротившегося фюрера.

За годы войны политорганы постигли сложнейшее искусство пропаганды среди войск противника, обогатили ее формы и методы, повысили действенность. Если сопоставить листовки, выпускавшиеся в 1941 году, с листовками 1945 года, то нетрудно убедиться, что наши кадры обрели навыки, опыт, зрелость. Пропаганда среди войск противника на завершающем этапе Великой Отечественной войны приобрела предельно краткую, чеканную и выразительную форму. Листовки рассказывали солдатам противника и немецкому населению правду о крушении фашистского режима и разгроме Красной Армией гитлеровского вермахта, о выполнении советскими войсками благородных, освободительных интернациональных задач, оказывая все большее воздействие на сознание немецких военнослужащих, заставляя их серьезно задуматься над своей собственной судьбой и судьбой народа, оказавшегося под гнетом кровавой фашистской тирании. [481]

Перед Берлинской операцией в составе войск 1-го Украинского фронта произошли некоторые изменения. Находившаяся на левом крыле 60-я армия генерала П. А. Курочкина по приказу Ставки передавалась 4-му Украинскому фронту, освобождавшему районы Чехословакии. Эта боевая заслуженная армия воевала в составе фронта с 1942 года. Она героически обороняла Воронеж, участвовала в битве за Днепр и Киев. 60-я армия отличилась в боях за освобождение Львова, Кракова, Катовиц, Рыбника и Ратибора. В этом войсковом объединении у меня было много хороших друзей. Я с большим сожалением расставался с членами Военного совета армии генералом В. М. Олениным, генералом В. И. Родионовым, начальником поарма генералом И. М. Гришаевым и другими командирами и политработниками. А с участником Октябрьской революции и штурма Зимнего командармом П. А. Курочкиным мы были связаны давней довоенной дружбой.

В те напряженные дни, когда завершалась подготовка к наступлению на Берлин, от нас перевели начальника штаба генерала армии В. Д. Соколовского. Его назначили первым заместителем командующего войсками 1-го Белорусского фронта. Василий Данилович пробыл у нас ровно год. Под его руководством штаб 1-го Украинского фронта занимался планированием и осуществлением таких выдающихся наступательных операций, как Львовско-Сандомирская и многие другие. Самозабвенно, не щадя себя, занимался он и разработкой боевых действий фронта в Берлинской операции.

Талантливый военачальник внес большую долю творческого труда в боевые успехи войск, проявив на посту начальника штаба фронта высокие организаторские способности, инициативу, смелость, волю и твердый характер. За Львовско-Сандомирскую операцию В. Д. Соколовский был награжден орденом Кутузова I степени, а за Висло-Одерскую — орденом Суворова I степени.

Нам жаль было расставаться с этим глубоко партийным и отзывчивым человеком, активно участвовавшим в работе Военного совета и поддерживавшим хороший контакт с политуправлением фронта.

Вместо генерала армии В. Д. Соколовского на должность начальника штаба 1-го Украинского фронта прибыл генерал армии И. Е. Петров, командовавший до этого 4-м Украинским фронтом. Времени на передачу дел не было, и Василий Данилович кратко проинформировал своего преемника о том, что все оперативные документы, связанные с Берлинской операцией, отработаны в деталях, утверждены и спущены исполнителям, что штаб фронта [482] слажен и укомплектован знающими дело офицерами.

Василий Данилович Соколовский заверил Ивана Ефимовича Петрова, находившегося всю жизнь на командных должностях, что он быстро постигнет все «секреты» штабной работы, встретит здесь надежную опору в лице опытных боевых помощников — начальника оперативного управления генерала В. И. Костылева, начальника разведотдела генерала И. Г. Ленчика и других руководящих работников фронта.

Перед отъездом к новому месту службы Василий Данилович зашел попрощаться со мной. Несмотря на ранний час, у меня находились начальник политуправления фронта генерал Ф. В. Яшечкин и его заместитель генерал П. А. Усов. Они были одеты по-походному и, как большинство работников политуправления, уезжали в войска.

— Когда же политработники спят? — шутливо спросил Василий Данилович, входя в мой кабинет. — Ни свет ни заря они уже на ногах.

— Пора в поход, труба зовет, — в тон ему так же шутливо ответил Филипп Васильевич Яшечкин.

— Вот и меня труба зовет. Пришел час расставания, друзья, — с ноткой грусти произнес генерал армии В. Д. Соколовский. — Верховный приказал немедленно выехать на 1-й Белорусский и до начала наступления войти в курс дела.

Мы сердечно попрощались, пожелали друг другу боевого счастья, и статный, подтянутый генерал направился к машине.

От нас забирали кадры, перебрасывали армии, но и к нам поступало мощное подкрепление. По распоряжению Ставки из Восточной Пруссии и Прибалтики на 1-й Украинский фронт двинулись 28-я армия генерал-лейтенанта А. А. Лучинского и 31-я армия генерал-лейтенанта П. Г. Шафранова. Но как ни спешно перебрасывались они по железным дорогам, как ни пробивали им «зеленую улицу» представители управления военных сообщений, эти войсковые объединения не могли к нам прибыть до начала наступления. Командующий фронтом планировал вводить их в сражение в ходе операции.

На заседании Военного совета мы предварительно обговорили все детали и четко определили, кто из нас и на каком участке должен находиться. Мне, например, надлежало быть в 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова. Но дня за три до начала «сабантуя» я решил съездить в 3-ю гвардейскую армию генерала В. Н. Гордова и посмотреть, как завершается подготовка войск к наступлению, выяснить некоторые интересующие меня вопросы [483] с членом Военного совета армии генералом И. С. Колесниченко и начальником политотдела генералом Г. А. Бойко.

Да и не только с ними. Я был уверен, что встречу в том районе и танкистов, которые должны были вводиться в прорыв в полосе 3-й гвардейской армии.

Мои предположения подтвердились. В реденьком лесочке стояли прикрытые еловыми ветвями боевые машины. Ко мне подошел полковник с двумя Золотыми Звездами на груди. Это был командир 53-й гвардейской танковой бригады дважды Герой Советского Союза полковник Василий Сергеевич Архипов. Он доложил, что после длительного марша из Уттига экипажи прибыли в район сосредоточения и завершают подготовку материальной части к наступлению.

Вместе с заместителем командира бригады по политчасти подполковником А. Я. Зарапиным мы прошли по подразделениям. Возле одного танка расположилась на перекур группа гвардейцев. Они внимательно слушали агитатора, читавшего напечатанную во фронтовой газете статью о Берлине.

— Столица Германии — Берлин — расположена в центре Средне-Германской низменности на реке Шпрее, которая разделяет город на две почти равные части, — читал агитатор. — Берлин является мощным узлом железных и шоссейных дорог и водных путей. В городе имеется десять вокзалов дальнего следования, отсюда идут шесть автострад и восемь шоссе. Столица Германии окружена кольцевой автострадой.

Берлин делится на двадцать округов, из коих шесть являются старейшими и составляют центр столицы. В старом городе имеется семьдесят две площади, пятьдесят четыре моста и до тысячи улиц. В Берлине насчитывается примерно шестьсот тысяч каменных строений.

— Тысяча улиц и шестьсот тысяч домов! — воскликнул один из слушателей. — Таким огромным городом с ходу не овладеешь. Не один день придется повоевать.

— Зато на Западе идет веселая война, — отозвался другой танкист. — Недавно в газете я вычитал, что нацистский чиновник без единого выстрела, по телефону, сдал сорок четвертой американской пехотной дивизии город Мангейм.

— На телефон надеяться не приходится, надо всецело рассчитывать на нашу боевую силу. Гитлер и Геббельс по телефону нам Берлин не сдадут. Там фашисты понастроили множество баррикад, дотов, дзотов и других укреплений. Нацистские военные преступники будут сражаться [484] против советских войск с яростью обреченных. Это надо учесть!

Во время прошлых наступательных боев гвардейцы-танкисты на одной из фронтовых дорог нашли коротенькую записочку, в которой девушки, попавшие на фашистскую каторгу, сообщали, что подлые фашистские рабовладельцы гонят несчастных пленниц в глубь германской территории. Записка заканчивалась страстным призывом: «Дорогие красноармейцы! Спешите! Скорее спасите нас из неволи!»{124}

Этот впечатляющий документ, способный потрясти душу каждого солдата, был размножен и направлен во все подразделения соединения. Агитаторы читали бойцам и газетные сообщения о том, что в Равенсбрюке под Берлином гитлеровцы уничтожают и сжигают тысячи советских людей. Мы призывали воинов как можно лучше подготовиться к завершающим боям, наступать решительно и стремительно, спасти наших родных советских людей, угнанных на фашистскую каторгу и в лагеря смерти, избавить человечество от коричневой чумы.

Воспитание ненависти к врагу на завершающем этапе Великой Отечественной войны приобрело особенно четкую направленность. В канун Берлинской операции партия еще раз внесла предельную ясность в этот сложный вопрос и дала командирам и политорганам, всем советским войскам важнейший руководящий документ. 14 апреля 1945 года, то есть за два дня до начала наступления на Берлин и другие жизненно важные центры Германии, в газете «Правда» была опубликована уже упоминавшаяся мною статья «Тов. Эренбург упрощает». Опровергая ошибочный тезис писателя-публициста, «Правда» писала: «...разные немцы по-разному воюют и по-разному ведут себя... Красная Армия, выполняя свою великую освободительную миссию, ведет бои за ликвидацию гитлеровской армии, гитлеровского государства, гитлеровского правительства, но никогда не ставила и не ставит своей целью истребить немецкий народ»{125}. Мы никогда не отождествляли немецкий народ и преступную гитлеровскую клику, мирных немцев и нацистский вермахт.

Такова была точка зрения Коммунистической партии, которая четко и ясно излагалась в выступлениях наших руководителей на всем протяжении Великой Отечественной войны.

Статья «Правды» от 14 апреля 1945 года была сразу же перепечатана фронтовой газетой. Мы обязали военные [485] советы армий, командиров и политорганы еще раз разъяснить личному составу ее основные положения, сделать достоянием каждого воина. Об этом мы обстоятельно говорили с политработниками различных соединений.

В Военном совете 3-й гвардейской армии у меня была продолжительная беседа об особой задаче этого войскового объединения, призванного надежно прикрыть стык между 1-м Украинским и 1-м Белорусским фронтами и защитить наш правый фланг от нависавшей над ним крупной группировки противника, состоявшей преимущественно из танковых дивизий.

Я напомнил, что на Днепре и Висле, а также в некоторых других случаях немецко-фашистское командование применяло свой излюбленный прием и предпринимало сильные танковые контрудары вдоль реки с намерением срезать «под корень» наши прорвавшиеся войска, ликвидировать переправы и плацдармы.

Выслушав меня, член Военного совета армии генерал И. С. Колесниченко заверил, что ошибки, допущенные под Аннополем, не повторятся. Он имел в виду неприятный случай на Висле, когда гитлеровцам удалось контратаками ликвидировать один из наших плацдармов и отбросить за реку подразделения 76-го стрелкового корпуса 3-й гвардейской армии.

Начальник поарма генерал Г. А. Бойко доложил, что в войсках, и прежде всего в соединениях, прикрывавших правый фланг фронта, лучшие истребители танков делятся с молодыми воинами боевым опытом, учат их стрелять из трофейных фаустпатронов. Агитаторы проводят беседы на темы: «Танк смелому и умелому воину не страшен», «Крах фашистской авантюры с «королевскими тиграми», «Уязвимые места танков противника», «Где смелый стоит с бронебойным ружьем, там танки врага полыхают огнем» и другие.

В связи с приближавшейся 75-й годовщиной со дня рождения В. И. Ленина в частях и подразделениях фронта читались лекции и доклады, проводились беседы о жизни и деятельности гениального вождя, о мудрых заветах родного Ильича. Агитаторы и газеты напоминали воинам звучавшие с исключительной злободневностью слова великого Ленина: «...надо внушить каждому в отдельности, что от его храбрости, решительности и преданности зависит окончание войны»{126}.