Часть пятая.

К рубежам победы

На Берлин!

В ночь на 16 апреля 1945 года Маршал Советского Союза И. С. Конев и я с небольшой оперативной группой штаба выехали на наблюдательный пункт фронта, оборудованный у реки Нейсе, на участке главного прорыва.

Спустившись в блиндаж, построенный саперами, и окинув быстрым взглядом свежеотесанные бревенчатые стены, на которых сверкали янтарные капельки сосновой смолы, командующий фронтом с удовлетворением сказал:

— Добротный теремок!

Иван Степанович опробовал телефонную связь, поговорил по ВЧ с командармами, а свой разговор с командующим 2-й армией Войска Польского генералом Каролем Сверчевским завершил приглянувшимся ему польским словом «добже». Тем самым он выразил свое полное удовлетворение завершившейся подготовкой к наступлению.

Мы с Коневым вышли из блиндажа. Пахло весенней прелью, с реки тянул слабый ветерок. На западном берегу то и дело вспыхивали разноцветные ракеты и сыпали яркие искры в мрачные воды Нейсе. За рекой стояла какая-то удивительная тишина, изредка нарушаемая автоматными очередями. Я закурил и, напряженно всматриваясь в темноту ночи, невольно подумал о том, что в условленный час хрупкую тишину нарушит артиллерийский гром, и наши войска двинутся в атаку. Но что ждет нас за рекой, как пройдет форсирование Нейсе, какие сюрпризы подготовил нам противник, — этого мы пока не знали. Хотя командующий и штаб фронта предприняли меры по оперативной маскировке, гитлеровцы, видимо, все же догадывались о наступлении советских войск и в свою очередь предусмотрели какие-то контрмеры. Но вряд ли противнику удастся сдержать могучий напор наших войск, вряд ли немецко-фашистское командование знает, где мы нанесем главный удар и каким будет это наступление. [487]

Часовой, охранявший командно-наблюдательный пункт, крикнул в темноту:

— Стой! Кто идет?

По голосу, назвавшему часовому пароль-пропуск, я без труда узнал командующего 2-й воздушной армией генерала С. А. Красовского. Вместе с ним прибыл и его заместитель по политчасти генерал С. Н. Ромазанов.

Красовский доложил маршалу о готовности армии к боевым действиям. Конев поздоровался с ним и его заместителем, затем показал рукой на усыпанное звездами небо и сказал:

— У летчиков есть шанс отличиться. Погода что надо!

— Да, погода летная, и метеосводка благоприятная, — сдержанно согласился Красовский.

— Ты, Степан Акимович, на метеоролога надейся, но сам не плошай, — шутливо проговорил Иван Степанович, перефразировав известную народную поговорку. — Умей самолично определять погоду, делать предварительный прогноз по облачкам и солнцу, по тому, как поднимается дым от костра, как летают ласточки и стрижи, а также по другим признакам и приметам.

Показав на отчетливо видимый тонкий серп луны, Конев спросил, о каких признаках погоды свидетельствует небесное светило. Никто из нас сразу ответить не смог. Тогда Иван Степанович, многое повидавший на своем веку, хорошо знавший народные приметы, пояснил:

— У молодого месяца крутые рога — к вёдру, то есть к хорошей и ясной погоде, пологие — к ненастью; тусклый месяц — к мокрети, а ясный — к сухой погоде.

Я хорошо понимал, что Конев затеял такой разговор вовсе не для того, чтобы объяснить народные приметы. Ему хотелось поднять настроение находившихся на НП военачальников, томительно ожидавших начала наступления. Командующий фронтом, надо заметить, постоянно интересовался метеослужбой и метеосводками, краткосрочными и долгосрочными прогнозами погоды, всегда учитывал научные данные в боевой подготовке войск. Его радовал благоприятный прогноз на 16 апреля 1945 года и на последующие дни. Это означало, что 1956 боевых самолетов 2-й воздушной армии увеличат ударную огневую силу и боевую мощь войск фронта.

— Почти две тысячи боевых самолетов, не считая транспортных, — с гордостью говорил мне заместитель командующего 2-й воздушной армией по политической части генерал С. Н. Ромазанов. — А ведь летом сорок второго года, когда была организована армия, в ней насчитывалось всего лишь триста семьдесят четыре самолета. Причем одну треть из них составляли машины [488] устаревших конструкций. К началу контрнаступления советских войск под Курском вторая воздушная армия имела семьсот сорок восемь самолетов, а под Киевом — около семисот. Как быстро умножилась наша воздушная мощь!

Чувствовалось, что Сергей Николаевич Ромазанов. свободно оперировавший цифрами, хорошо знает свою армию, ее историю. Он обладал богатым боевым опытом, сражался на фронтах гражданской войны, громил басмачей, воевал с японскими милитаристами на Халхин-Голе и с первых дней Великой Отечественной войны находился на фронте. Я всегда с уважением относился к этому заслуженному и опытному политработнику.

В завязавшемся разговоре я спросил генерала С. Н. Ромазанова, не порождают ли наше безраздельное господство в воздухе и возросшая авиационная мощь зазнайство среди летчиков и нет ли у них пренебрежения к противнику, опасной недооценки его сил и возможностей.

Сергей Николаевич ответил, что зазнайство решительно пресекается, что личный состав 2-й воздушной армии нацелен на борьбу с сильным, коварным и опасным врагом, имеющим еще немало авиации. Гитлеровцы стянули под Берлин фактически весь оставшийся у них военно-воздушный флот, перебросили с Западного фронта почти все боеспособные авиачасти, и прежде всего истребительные. Нам было известно, что на подступах к столице Германии действовала группа отборных фашистских асов, пилотировавших новые реактивные истребители Ме-262. Применялись и другие авиационные новинки, включая так называемую систему «Мистель». Она представляла собой сцепку из двух машин — пилотируемого истребителя и беспилотного бомбардировщика, начиненного взрывчаткой. Над объектом бомбардировщик отделялся от истребителя и направлялся на цель. Противник пытался использовать подобные самолеты-снаряды для уничтожения мостов и переправ, а также других важных объектов.

Политотдел 2-й воздушной армии, возглавляемый в прошлом летчиком генерал-майором авиации А. И. Асауленко, совместно со штабом армии и инженерно-эксплуатационной службой вооружил авиаторов рекомендациями, помогающими успешнее бороться с немецкими реактивными истребителями Ме-262, имевшими серьезные конструкторские недоделки. Были даны и практические советы по перехвату и уничтожению довольно громоздкой системы «Мистель», не обладавшей достаточной маневренностью и оборонительным вооружением. Это, несомненно, помогло летчикам в борьбе с немецкими авиационными [489] новинками. На Висле наши войска развенчали миф о непобедимости сверхтяжелых немецких танков — «королевских тигров». На Нейсе и Шпрее была развеяна дутая слава сверхскоростных для того времени немецких реактивных самолетов Ме-262 и самолетов-снарядов системы «Мистель».

На войне очень важно вовремя заметить появление у врага нового оружия и не оказаться застигнутыми врасплох. Важно быстро распознать сильные и слабые стороны новой техники противника, раскрыть тактику ее боевого применения, найти эффективные способы борьбы, сделав их достоянием всех войск. При таких условиях новое оружие противника не может поколебать моральный дух личного состава и боеспособность войск, внести перелом в ход боевых действий.

Беседу с генералом С. Н. Ромазановым прервал выскочивший из блиндажа связист. Меня вызывали к телефону. Член Военного совета 3-й гвардейской армии генерал И. С. Колесниченко сообщил по ВЧ, что наш сосед справа — 1-й Белорусский фронт, судя по всему, начал артиллерийскую и авиационную подготовку. До войск правого крыла доносится сильный орудийный грохот и неумолкаемый гул самолетов, а небо непрерывно озаряется всполохами.

Я поблагодарил генерала И. С. Колесниченко за хорошее сообщение. Узнали мы, почему в полосе соседа так ярко полыхало небо. Оказалось, что войска ударной группировки 1-го Белорусского фронта выдвинули на передний край большое количество мощных прожекторов, осветив поле боя.

Мне захотелось узнать, как И. С. Конев оценивает применение соседями большого количества прожекторов. Он выслушал меня внимательно, слегка улыбнулся и сказал:

— Не знаю, Жукову виднее, как успешнее разбить врага. Он — полководец многоопытный. А мы вместо прожекторов, как тебе известно, применяем маскирующие дымы.

Но тревожная мысль не давала мне покоя: Жуков освещает поле боя, а мы, наоборот, задымляем. И я еще раз обратился к Коневу:

— Что же все-таки лучше?

— Что лучше? — переспросил Иван Степанович и, немного подумав, твердо и убежденно ответил: — Конкретно в условиях нашего фронта — дымы!

Войскам 1-го Украинского фронта, надо заметить, приходилось наступать в обстановке, которая сильно отличалась от условий нашего соседа. 1-й Белорусский [490] фронт имел за Одером крупный плацдарм в районе Кюстрина. У нас же за рекой Нейсе, прикрывавшей южные подступы к Берлину, не было ни одного плацдарма. В результате войска 1-го Украинского фронта, как я уже отмечал, вынуждены были начинать наступление с форсирования Нейсе при одновременном прорыве обороны противника на западном берегу реки.

Чтобы скрыть и замаскировать переправы, помешать противнику вести прицельный огонь по нашим войскам в момент форсирования ими реки, было решено поставить во всей полосе фронта дымовую завесу общей протяженностью 310 километров. В таком крупном масштабе маскирующие дымы применялись в Великую Отечественную войну впервые, другого подобного примера история не знала.

— Вроде неплохо все задумали и спланировали, — заключил наш разговор Маршал Советского Союза Конев. — Но точнее на этот вопрос ответит сама операция.

Иван Степанович озабоченно взглянул на часы. До начала наступления осталось совсем немного времени, и он приказал вызвать машину.

— Поеду к Пухову, — сообщил Конев, — буду с армейского НП следить за ходом артиллерийской и авиационной подготовки, за началом атаки. Потом вернусь сюда.

Я в свою очередь выехал в 5-ю гвардейскую армию. Наблюдательный пункт командарма Жадова находился неподалеку от фронтового НП. После короткой беседы с командующим и членами Военного совета армии я вместе с начальником поарма генералом Ф. А. Катковым направился в один из ближайших стрелковых полков, чтобы встретиться с воинами, побеседовать с ними, узнать их думы и настроения перед боем.

Побывал я и на митингах. Всюду выносились боевые Знамена, зачитывалось обращение Военного совета фронта, а командиры и политработники давали солдатам боевое напутствие. Я мысленно сопоставлял митинги начального периода Великой Отечественной войны и победного 1945 года. Невольно пришел к выводу, что эта великолепная форма политического воздействия на массы обогатилась еще более глубоким идейным содержанием. Заметно повысилась политическая сознательность солдат, сержантов и офицеров, еще более возрос боевой дух воинов-патриотов. Выступавшие с сыновней любовью говорили о партии Ленина, о Родине и народе, выражая свои мысли и чувства ярко, кратко и эмоционально. Они зажигали сердца воинов отвагой, воодушевляли их на героические подвиги.

В 6 часов 15 минут 16 апреля 1945 года на нашем [491] фронте грозно и мощно заговорила артиллерия всех калибров. На направлении главного удара огонь вели более 300 орудий и минометов на километр фронта прорыва. Дополнительно были выделены артиллерийские подразделения и танки для непосредственной поддержки пехоты. Им ставилась задача непрерывно сопровождать наши штурмовые батальоны и роты.

Неумолимо грохотали тяжелые орудия. Над головами пехотинцев, находившихся в траншеях, с воем пролетали снаряды крупного калибра, вспышками молний сверкали залпы легендарных «катюш». Это вели огонь 3-я гвардейская минометная дивизия генерала П. В. Колесникова (начальник политотдела полковник С. И. Белобородое), 3-я и 17-я артиллерийские дивизии прорыва, которыми соответственно командовали генералы И. Ф. Санько и С. С. Волкенштейн (начальники политотделов полковники И. Е. Евдокимов и П. А. Лапаев).

С наблюдательного пункта 5-й гвардейской армии хорошо было видно, как на вражеские позиции мощными волнами, эскадрилья за эскадрильей, накатывались краснозвездные самолеты.

— На противника надвигается девятый вал, — произнес командарм Алексей Семенович Жадов, наблюдая за воздушной армадой, взявшей курс на Мускау.

Этот крупный опорный пункт обороны противника подвергся сильным ударам наших бомбардировщиков. Непрерывно штурмовали неприятельские позиции самолеты Ил-2. Командир 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса генерал В. Г. Рязанов находился на НП 5-й гвардейской армии и лично руководил группами «илов», давал целеуказания, уточнял вопросы взаимодействия, выполнял заявки командиров наземных войск.

— Внимание, — предупредил находившихся на НП генералов и офицеров Василий Георгиевич Рязанов, — сейчас будет поставлена дымовая завеса.

Низко, чуть ли не на бреющем полете, пронеслась над Нейсе группа штурмовиков. Как позднее мы узнали, ее возглавлял Герой Советского Союза М. И. Степанов. Самолеты, оснащенные дымовыми авиационными приборами (УХАП-250), оставили за собой длинный шлейф дыма. Клубясь и расползаясь, дымовая завеса, которой не было ни конца ни края, окутала реку и скрыла от взора врага наших саперов с переправочными средствами и пехотинцев, готовившихся к форсированию Нейсе. Кроме авиации на нашем участке применялись артиллерийские дымовые снаряды и мины, а также ручные дымовые гранаты и шашки. Маскировочные дымы, примененные в столь широких масштабах, несомненно, помогли войскам при [492] форсировании Нейсе значительно снизить их боевые потери.

Наша артиллерийская и авиационная подготовка была рассчитана на длительное время — на 2 часа 35 минут. Форсирование реки планировалось осуществить в ходе артподготовки с таким расчетом, чтобы переправившиеся войска с ходу атаковали оборону противника. Это явилось своего рода новинкой в нашей тактике.

Все воины, от солдата до маршала, горели желанием как можно скорее покончить с лютым врагом — германским фашизмом. Мы были свидетелями могучего взлета морального духа советских воинов. К Берлинской операции наши войска готовились не только шестнадцать апрельских дней, а на протяжении всех суровых лет войны. Мудрость ленинской партии, умение и опыт командиров и политработников, всех армейских коммунистов воплотились в политическом обеспечении Берлинской операции, когда патриотический подъем морально-боевого духа войск достиг наивысшей точки.

Героические сыны ленинской партии, как сообщали первые политдонесения, увлекали за собой солдат в атаку. Когда под прикрытием дымовой завесы и артиллерийского огня началась переправа через Нейсе, член ВКП(б) рядовой Пасечник первым вплавь преодолел студеные воды реки и установил на ее западном берегу красный штурмовой флажок. С возгласом «За нашу Советскую Родину, вперед, на Берлин!» он увлек в атаку всех бойцов подразделения. Захватив неприятельскую траншею и не задерживаясь в ней, советские воины продолжали продвигаться в глубь вражеской обороны.

Первым в части форсировал Нейсе стрелковый взвод лейтенанта Алиева. Горстка смельчаков встретила бешеное сопротивление численно превосходящего противника. В траншее завязался рукопашный бой. Коммунист Алиев лично уничтожил несколько фашистов. Когда на командира взвода сзади набросился рослый гитлеровец, на выручку ему подоспел комсомолец Кондратьев.

Ошеломленные такой неистовой атакой, многие немецкие солдаты подняли руки, а остальные побежали.

Переправа через Нейсе проходила на широком фронте, и обстановка не везде была благоприятной. Несмотря на мощную артиллерийскую подготовку, в ряде мест советские войска встретили очень упорное сопротивление гитлеровцев. На подступах к реке одно наше подразделение попало под сильный артиллерийско-минометный огонь. Молодые солдаты в нерешительности остановились. Одни залегли, другие начали метаться по берегу в поисках укрытий. Чтобы восстановить положение и поднять боевой [493] дух воинов, коммунист Щербина зычно крикнул:

— Не робей, ребята! Лежать не годится, так фашисты могут перебить нас. Вперед!

Проявив разумную инициативу, воин-коммунист вывел солдат из опасной зоны, а затем помог им организованно сесть в десантные лодки. Руководивший переправой командир высоко оценил находчивость члена партии Щербины. В момент форсирования реки воин-коммунист призывным словом, а то и веселой шуткой помогал молодым воинам сохранять под обстрелом спокойствие и уверенность в успехе. Вслед за партийным вожаком на берег спрыгнули все солдаты и дружно ударили по гитлеровцам. Захватив вражескую траншею, они обратили противника в бегство.

При переправе через Нейсе, как и во всех наступательных операциях, политработники уделяли особое внимание первому эшелону войск. Туда были влиты все основные силы политуправления фронта, политотделов армий, корпусов, дивизий и бригад. Многие политработники действовали непосредственно в штурмовых батальонах. Все было подчинено главной задаче — форсированию реки Нейсе и прорыву обороны врага.

Будучи в 5-й гвардейской армии, я лично видел, что начальник поарма Ф. А. Катков со своими заместителями находился на переправах. Мне докладывали, что начальник политотдела 15-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник Д. Г. Муратов форсировал Нейсе вброд вместе с передовым подразделением. Словом и личным примером он поднимал боевой дух молодых воинов. Точно так же поступали многие начальники политорганов и политработники подразделений. Это во многом способствовало нашим боевым успехам.

Форсирование Нейсе проходило в основном организованно. Наша артиллерия мощным огневым валом надежно защищала воинов инженерных подразделений, которые под прикрытием дымовой завесы спускали на воду десантные лодки и другие переправочные средства, собирали паромы, перебрасывали через реку штурмовые мостики и наводили понтонные мосты.

Для переправ через водные преграды инженерные войска заранее подготовили 750 погонных метров штурмовых мостиков, около 2300 погонных метров деревянных мостов под грузы от 16 до 60 тонн, а также 2440 лодок типа СДЛ.

Воины инженерных подразделений действовали быстро и сноровисто. Чувствовалось, что они много тренировались, добились слаженности расчетов и теперь показывали высокий класс боевой работы. [494]

Самоотверженно трудились в ледяной воде, наводя 60-тонный мост, парторги рот 106-го отдельного саперного батальона старшины П. А. Осин и П. Е. Ступин, комсорг роты старшина Г. С. Воронин и другие коммунисты и комсомольцы. Во время артиллерийского обстрела они воодушевляли всех саперов, призывая их не уходить в укрытия, не покидать рабочих мест и как можно быстрее навести переправу для танков.

Все тяготы жарких боев и трудных работ вынесли на своих мужественных плечах коммунисты — лучшие люди армии, вожаки и воспитатели солдат, опора командиров. Мне довелось видеть, как вслед за первыми десантами на лодках и по штурмовым мостикам на широком фронте двинулись наши главные силы, как на паромах переправлялись орудия и танки непосредственной поддержки пехоты.

Фактически в течение часа через реку переправился первый эшелон главных сил 5-й гвардейской армии. После 45-минутной артиллерийской подготовки и ударов авиации форсировавшие Нейсе войска поднялись в атаку и начали штурм главной полосы обороны противника.

Наша артиллерийская подготовка, длившаяся в общей сложности 2 часа 35 минут, до основания потрясла вражескую оборону.

«В 6 часов утра начался настоящий кошмар, — показал пленный обер-ефрейтор из штабной роты 1087-го полка 545-й пехотной дивизии. — Трудно было найти место, чтобы скрыться от русских снарядов и мин. Воздух был полон свиста и гула. Это был ад. От огня русских мы понесли огромные потери. Никто из нас не предполагал, что русские способны создать такую огневую завесу. Все наши траншеи обвалились. Люди, как безумные, метались в поисках спасения»{127}.

Взятый нашими войсками в плен адъютант батальона 554-го пехотного полка 342-й дивизии сообщил, что только на участке полка поставлен заслон из «охранных подразделений численностью до 900 человек с задачей — направлять обратно бегущих в тыл немецких солдат»{128}. Эсэсовцам был дан приказ расстреливать каждого, кто посмеет отступить с занимаемого рубежа, даже целые подразделения.

Несмотря на жесточайшие меры, некоторая часть немецких солдат, особенно фольксштурмовцы, покидала окопы и траншеи, отступая под натиском советских воинов. [495]

Мне хорошо памятны героические переправы через Днепр и Днестр, Вислу и Одер. Боевой опыт нам крепко пригодился. Достигнутый советскими войсками успех на Нейсе превзошел все наши ожидания. Даже при упорном сопротивлении гитлеровцев форсирование реки происходило в стремительном темпе. Большой похвалы заслуживали энергичные, слаженные и продуманные действия инженерных войск фронта, возглавляемых генералом И. П. Галицким. За какие-нибудь пятьдесят минут через Нейсе были наведены легкие понтонные мосты, а через два часа на направлении главного удара 5-й гвардейской армии мы имели четыре тридцатитонных моста и вскоре — шестидесятитонный, по которому двинулись танки, самоходки, артиллерия. Всего же в полосе наступления ударной группировки фронта работало 133 переправы.

Успешное форсирование реки обрадовало всех нас. Повеселел и заулыбался Алексей Семенович Жадов, оживились члены Военного совета армии генералы А. М. Кривулин и П. Е. Сухарев, начальник штаба генерал Н. И. Лямин, командующий артиллерией генерал Г. В. Полуэктов и другие военачальники. Жадов доложил по ВЧ Коневу о первом успехе. Иван Степанович, находившийся на НП 13-й армии, воспринял это известие с большим удовлетворением и сообщил, что у Пухова и Гордова тоже полный порядок. Вместе с тем он потребовал не ослаблять бдительности, не обольщаться первыми победами, ибо борьба только началась и коварный враг наверняка приготовил нам немало неприятностей.

Вечером, когда мне надо было уже возвращаться в штаб фронта, войска 5-й гвардейской армии прорвали главную полосу обороны противника и вклинились во вторую, носившую идиллическое наименование «Матильда». Итоги первого дня боев выглядели благоприятно. Войска 3-й, 5-й гвардейских и 13-й армий, действовавшие на главном направлении, прорвали оборону противника в полосе шириной 29 километров и продвинулись вперед на глубину до 13 километров. Вспомогательная ударная группировка, состоявшая из 2-й армии Войска Польского и нашей 52-й армии, тоже форсировала Нейсе и, ломая сопротивление гитлеровцев на дрезденском направлении, продвинулась на глубину 6–10 километров.

Бои в лесистом междуречье Нейсе — Шпрее сразу же приняли ожесточенный характер. Гитлеровцы ввели в сражение оперативные резервы, в том числе танковую дивизию «Охрана фюрера». По показаниям пленных, ею командовал фанатичный нацист Ремер, который по личному приказу Гитлера 20 июля 1944 года арестовывал главарей заговора против фюрера и жестоко расправлялся с участниками [496] неудавшегося путча. Свирепый палач сделал на этом карьеру и заслужил генеральский чин.

Первое столкновение с немецкой танковой дивизией «Охрана фюрера» произошло в ночь на 17 апреля 1945 года. Передовой отряд, возглавляемый Героем Советского Союза гвардии полковником И. И. Прошиным, обнаружив выдвигавшиеся на рубеж «Матильда» резервы противника, внезапно атаковал их. Наши танкисты упредили врага, не дали ему возможности развернуться на выгодном рубеже и застали его врасплох. 62-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Прошина и 29-я мотострелковая бригада полковника А. И. Ефимова из 10-го гвардейского танкового Уральского корпуса генерала Е. Е. Белова во встречном ночном бою наголову разбили два немецких танковых полка и захватили штаб танковой дивизии «Охрана фюрера».

Именно тогда в наши руки попал только что подписанный генералом Ремером приказ, в котором довольно подробно перечислялась группировка противника, сосредоточенная в районе оборонительной полосы «Матильда». Эти данные нам пришлись очень кстати.

Докладывая о результатах ночного встречного боя, генерал В. Г. Гуляев сказал мне:

— Воюем по гвардейским законам. Гвардия не ждет противника, а сама ищет его и, найдя, беспощадно бьет! С непреклонной решимостью победить Советская гвардия вступила в смертельный бой с личной гвардией Гитлера и разбила ее. От дивизии СС «Охрана фюрера» остались рожки да ножки...

Я выразил Василию Георгиевичу признательность за хорошее сообщение и попросил передать танкистам от имени Военного совета фронта благодарность, а наиболее отличившихся гвардейцев представить к правительственным наградам.

Гвардии полковник И. И. Прошин, сыгравший видную роль в разгроме упомянутой эсэсовской дивизии, вступил в командование 62-й гвардейской танковой бригадой в первых числах апреля 1945 года. Военный совет фронта утвердил его кандидатуру как раз в тот момент, когда началась напряженная подготовка к Берлинской операции. Генерал В. Г. Гуляев сообщил, что полковник И. И. Прошин является воспитанником командарма Д. Д. Лелюшенко и служил под его началом еще в довоенное время. Зимой 1939/40 года Иван Прошин в составе танковой бригады, которой командовал Дмитрий Данилович Лелюшенко, участвовал в боях на Карельском перешейке и заслужил звание Героя Советского Союза. Отрадно было, что новый комбриг хорошо проявил себя, возглавив [497] передовой отряд. Его смелые, инициативные и умелые действия существенно улучшили боевую обстановку на данном участке и позволили подвижным войскам развить успех.

В боевой обстановке очень многое значит умение командира творчески решать поставленные задачи. Этим качеством отличалось большинство наших офицеров и генералов.

Незадолго до Берлинской операции мне довелось вместе с начальником политотдела 5-й гвардейской армии генералом Ф. А. Катковым побывать в 294-м гвардейском стрелковом полку и познакомиться с командиром этой части гвардии полковником А. Д. Харитоновым. Он тоже обладал большим боевым опытом и еще в 1939 году был награжден орденом Красного Знамени. Второй боевой орден Красного Знамени Александр Данилович заслужил в 1941 году, а третий — в марте 1945 года при прорыве сильно укрепленной обороны противника в районе Штрелена.

Берлинская операция была сложной на всех ее этапах, Она потребовала от воинов предельного напряжения физических и моральных сил. Гвардейский стрелковый полк, которым командовал А. Д. Харитонов, занял ряд населенных пунктов северо-запад нее Мускау. Наступая днем и ночью, он искусными обходными маневрами наносил по гитлеровцам мощные удары.

Но на войне случается всякое, обстановка может быстро измениться. Бросив в бой оперативные резервы, немецко-фашистское командование предприняло сильный контрудар, и 294-й гвардейский стрелковый полк на какое-то время оказался отрезанным от своих войск. Но и находясь в окружении, гвардии полковник А. Д. Харитонов не терял мужества, твердо и умело руководил подразделениями, воодушевлял воинов личным примером и боевыми призывами. Парторг полка гвардии капитан В. А. Назаренко и все коммунисты активно подкрепляли усилия командира-единоначальника. В результате 294-й гвардейский стрелковый полк 97-й гвардейской стрелковой дивизии не только выстоял, но и нанес врагу огромные потери.

Он уничтожил 19 фашистских танков и 11 самоходных штурмовых орудий, 12 бронетранспортеров и 2800 вражеских солдат и офицеров. Не утратив наступательного порыва, эта часть вышла из окружения и снова двинулась вперед. Президиум Верховного Совета СССР присвоил гвардии полковнику Александру Даниловичу Харитонову звание Героя Советского Союза.

Велика роль командира-единоначальника как руководителя [498] войск и организатора боя, умеющего быстро и правильно оценить обстановку, инициативно и смело принять наиболее правильное решение, позволяющее разгромить врага с наименьшими потерями. Военные советы фронтов и армий, наши штабы и политорганы заботились о том, чтобы офицерские кадры овладевали ленинским учением о защите Отечества, накапливали опыт, военные и политические знания, постигали искусство управления войсками и науку побеждать.

От операции к операции росло ратное мастерство командира 52-й гвардейской танковой бригады гвардии подполковника Людвига Ивановича Куриста. Возглавляемое им соединение в числе первых 16 апреля 1945 года форсировало Нейсе и к 20 часам овладело перекрестком автострады и железной дороги юго-западнее Дамсдорфа. Командир бригады твердо и умело управлял боем, отражая сильные контратаки пехоты и танков противника, и обеспечил прочное удержание захваченного плацдарма. Это позволило другим частям успешно переправиться через реку и изготовиться к новому броску вперед.

Тяжелые бои за рекой Нейсе развернулись в районе селения Гари, являвшегося сильным опорным пунктом обороны противника и важным узлом дорог. Усиленная головная походная застава не смогла преодолеть сопротивление вражеских автоматчиков и фаустников, поддерживаемых тяжелыми танками и артиллерией. В бой вступили главные силы 54-й гвардейской танковой бригады, которой командовал полковник И. И. Чугунков.

Но противник по-прежнему имел численное превосходство. Части 21-й немецкой танковой дивизии контратаковали наших гвардейцев одновременно из Требендорфа и Маттендорфа, пытаясь любой ценой выбить их из селения Гари и перекрыть перекресток дорог.

Командир танкового батальона дважды Герой Советского Союза Семен Васильевич Хохряков, несмотря на тяжелое ранение, продолжал руководить боем. Заняв выгодные позиции на опушке леса, гвардейцы точно били по бортам «тигров» и «пантер», пытавшихся прорваться к высоте с отметкой 90,4.

Обороняя эту важную высоту и сдерживая натиск врага, коммунист дважды Герой Советского Союза С. В. Хохряков был ранен вторично, ранение оказалось смертельным. Гвардейцы отомстили фашистам за гибель своего командира. Они «уничтожили в этом бою 22 фашистских танка и 6 бронетранспортеров, 5 зенитных орудий и много вражеских солдат и офицеров.

Разгромив гитлеровцев в районе Гари и овладев другими опорными пунктами противника, гвардейцы-танкисты [499] открыли нашим войскам путь к Шпрее. В тесном взаимодействии со стрелковыми соединениями они прорвали и вторую полосу вражеской обороны, оборудованную за рекой Нейсе. Вскоре войска 3-й и 4-й гвардейских танковых армий вышли на оперативный простор. Получив об этом донесения, находившийся на передовом наблюдательном пункте командующий фронтом И. С. Конев написал приказ:

«Немедленно!

Начальнику инженерных войск фронта, начальникам инженерных войск 3-й гвардейской, 13-й и 5-й гвардейской армий, командирам 6-й и 3-й понтонных бригад.

На путях наших войск к Берлину последняя водная преграда р. Шпрее. Приказываю:

1. Всем рядовым, сержантам, офицерам инженерных войск фронта обеспечить быстрое и организованное форсирование р. Шпрее нашими войсками. Главное — быстрейшая переправа танков армий Рыбалко и Лелюшенко.

2. Подтянуть ближе к войскам переправочные средства».

— Документ, можно сказать, исторический, — заметил я, прочитав написанные Иваном Степановичем строки. — Поскольку речь идет о Берлине, может быть, стоит придать приказу политическое звучание.

Маршал Советского Союза Конев согласился со мной и быстро дописал следующие строки:

«Проявить напор и изобретательность... Родина ваших героических дел не забудет.

3. Саперы! Смелее и решительнее штурмуйте последнее водное препятствие на пути к Берлину, открывайте безостановочный путь нашим войскам на Берлин.

4. Приказ довести до всех инженерных войск армий и всего рядового и офицерского состава.

Командующий войсками 1-го Украинского фронта Маршал Советского Союза Конев

Член Военного совета, фронта

Крайнюков» {129}.

Подписи начальника штаба генерала армии И. Е. Петрова на документе нет, так как Иван Ефимович оставался в штабе фронта. Но хорошо знаю, что с содержанием приказа он был ознакомлен по телефону. Бережно хранимые мною фотокопии этого и некоторых других документов [500] о Берлинской операции воскрешают в памяти многие события того героического прошлого.

Во время форсирования войсками фронта водных преград и напряженных боев на плацдармах Иван Степанович всегда с большой озабоченностью следил за развитием событий, но, когда удавалось сокрушить укрепления врага, преодолеть реки, когда наши подвижные войска могли уже выйти на оперативный простор, командующий фронтом преображался. Охваченный боевым порывом, он требовал: темпы, темпы и темпы! Конев обязывал обходить опорные пункты, не ввязываться в затяжные бои, не оглядываться назад и решительно продвигаться вперед. Маршал предлагал политработникам особенно настойчиво внушать эту мысль танкистам и личному составу конно-механизированных групп.

Вот и в этот раз он поинтересовался, где находятся члены военных советов и начальники политотделов танковых армий. Я ответил, что в момент форсирования Нейсе генералы С. И. Мельников, В. Г. Гуляев, А. Д. Капник, полковник Н. Г. Кладовой и другие руководящие политработники наших подвижных войск находились на переправах. Сейчас же они работают в частях, готовят танкистов к преодолению реки Шпрее, на которой стоит Берлин. Этим также всецело заняты начальники политотделов инженерных понтонно-мостовых и саперных бригад.

— Очень хорошо, — заметил Иван Степанович. — Война научила политработников правильно находить свое место в бою. Это тоже искусство.

Вслед за танкистами, вышедшими на оперативный простор, мы с Иваном Степановичем выехали к Рыбалко и Лелюшенко. Наш путь пролегал через горящие леса. Все окрест было затянуто густым дымом. Едкая гарь разъедала глаза.

В дороге мы продолжили беседу о политработе, связанной с проведением Берлинской операции. Иван Степанович Конев, так же как Павел Семенович Рыбалко, Степан Акимович Красовский и некоторые другие наши военачальники, в годы гражданской войны был боевым комиссаром и хорошо знал цену политработе. Он очень требовательно относился к политработникам, и заслужить его уважение было нелегко. Иван Степанович терпеть не мог шаблона, казенщины, формализма, от него крепко доставалось людям инертным, равнодушным.

— Чтобы убеждать и воодушевлять массы, — говорил он, — политработник должен сам гореть и живым, ярким словом, освещенным мудрой мыслью, воспламенять сердца воинов.

Маршал ценил политработников храбрых, энергичных, [501] инициативных, способных в любой боевой обстановке оперативно и творчески решать поставленные перед ними задачи, действенно помогая командованию в обеспечении боевых успехов.

Иван Степанович с заметным интересом слушал мой рассказ о крупицах фронтового опыта. В сражениях Великой Отечественной войны все более обогащались и разнообразились формы и методы партийно-политической работы. Обеспечение подразделений топографическими картами всегда, например, считалось делом техническим. Но в 4-й гвардейской танковой армии и этому техническому делу сумели придать политическое содержание. Член Военного совета армии генерал В. Г. Гуляев и начальник поарма полковник Н. Г. Кладовой, с которыми я встретился после переправы через Нейсе, показали мне карту района боевых действий и план Берлина с надписью: «Запомни, гвардеец-танкист! От Нейсе — 120 км до логова фашистского зверя, а от Шпрее — 85 км. Вперед, стальная гвардия, водрузим Знамя Победы над Берлином!» Такие карты послали во все батальоны армии.

Увеличенные карты-схемы и план столицы Германии были установлены на щитах у переправ. Политработники, выделенные для обслуживания развернутых там агитпунктов, отмечали занятые нами населенные пункты и важные объекты противника.

Примерно такие же карты-схемы были изготовлены и вывешены в госпиталях. С ранеными воинами ежедневно проводились политинформации, устраивались коллективные читки сводок Совинформбюро, объявлялись последние данные о ходе Берлинской операции.

— Я убедился, — говорил мне начальник санитарного управления фронта генерал Н. П. Устинов, — что не только врачи и медикаменты, но и воодушевляющее слово политработника, агитатора помогает быстрее излечивать больных и раненых. Солдаты, сержанты и офицеры спешили как можно скорее выписаться из госпиталя и вернуться в родной полк, чтобы принять участие в завершающих сражениях.

В Берлинской операции, пожалуй, больше, чем в любой другой, раненые в массовом порядке оставались в строю, отказываясь идти в медсанбаты и на эвакопункты. Только в апреле 1945 года в 4-й гвардейской танковой армии осталось в боевом строю около 2 тысяч учтенных раненых{130}. Такое явление наблюдалось буквально во всех армиях и соединениях. Во время Берлинской операции в войсках 1-го Украинского фронта, по неполным данным, [502] осталось в строю свыше 15 тысяч легкораненых солдат, сержантов и офицеров. А раненый, не покинувший боя, — самый активный пропагандист мужества и стойкости. Это свидетельство патриотизма и сознательности советских воинов, их высоких моральных, политических и боевых качеств.

Перед началом нашего наступления на броне танков и САУ, на орудийных стволах и бортах самолетов, бронетранспортеров и автомашин появились надписи: «Вперед, на Берлин!», «Даешь Берлин!»

Когда 3-я гвардейская танковая армия входила в прорыв, член Военного совета генерал С. И. Мельников погрузил на свой «виллис» красочный щит с выразительными словами: «Вот оно, логово. Дошли. Добьем фашистского зверя! Ура!!!»

— Об этом щите, — сказал мне Семен Иванович Мельников, — знают во всех бригадах армии. Мы с командармом Рыбалко условились: кто первым ворвется в столицу Германии, тот на окраине Берлина установит этот щит, тому честь и слава!

Даже отрывочные воспоминания о далеких фронтовых днях свидетельствуют о том, сколько творчества, инициативы, энтузиазма проявилось на завершающем этапе войны и каким глубоким содержанием наполнилась партийно-политическая работа во всех ее звеньях. Командиры и политорганы, парторги и комсорги, коммунисты и комсомольцы, накопившие за годы боев драгоценный фронтовой опыт, искусно и творчески применяли его в Берлинской операции. Огромный арсенал средств политического воздействия на солдатские массы помог в короткие сроки утроить, удесятерить наступательный порыв и моральный дух наших солдат, сержантов и офицеров, мобилизовать войска на выполнение исторической задачи, поставленной Коммунистической партией и Советской Родиной, — разгромить немецко-фашистских захватчиков и водрузить Знамя Победы над Берлином.

Наступательным порывом были охвачены поистине все воины, от солдата до маршала. Вспоминаю, как Конев пробивался сквозь охваченный огнем лес в войска первой линии и, кажется, готов был обогнать не только передовой отряд, но и головную походную заставу.

— Гриша, надо обжать эту колонну, — время от времени говорил маршал водителю Г. И. Губатенко, и тот виртуозно обгонял грохотавшие по лесным дорогам танки и бронетранспортеры. Чувствовалось, что Ивану Степановичу не терпится скорее вырваться к Шпрее и ускорить переправу через нее подвижных войск фронта.

И вот нашему взору открылась река, разделенная [503] надвое островной полоской. Гитлеровцы поспешили взорвать мосты, оставив на восточном берегу оборонявшиеся подразделения. А за рекой расположились с пулеметами эсэсовские заградотряды. «Кто отступит и побежит за Шпрее, будет расстрелян!» — угрожал гитлеровский генерал.

Но внезапно прорвавшиеся к реке советские танки опрокинули вражеский заслон. Барахтаясь в прибрежной грязи, удиравшие фольксштурмовцы, сами того не желая, показали нам брод. Правда, брод неважный, с топким грунтом. А ждать, пока саперы наведут мост, было рискованно. На войне нередко миг решает победу. Упустить нужный момент — значит дать противнику возможность подбросить резервы, привести в порядок потрепанные нашими войсками разрозненные боевые группы и укрепиться на водном рубеже. Вот почему так важно было форсировать реку с ходу, на плечах отступающего противника, не дав ему возможности организовать оборону.

Из большого числа добровольцев, вызвавшихся первыми переправиться через Шпрее, командующий 3-й гвардейской армией П. С. Рыбалко и член Военного совета армии С. И. Мельников отобрали самый лучший экипаж и приказали ему форсировать реку, чтобы проверить состояние брода. К сожалению, не могу назвать фамилии танкистов, но хорошо знаю, что командарм наградил их орденами.

На глазах у гвардейцев, достигших в числе первых заветного рубежа, танк лихо перемахнул через Шпрее и нигде не завяз. Глубина реки в этом месте немногим превышала метр и для боевых машин не представляла преграды.

Механики-водители, наблюдавшие за переправой головного танка, приступили затем к массовому форсированию Шпрее вброд. Переправившись на западный берег, гвардейцы сразу же вступали в бой. Они уничтожали вражеские огневые точки из пушек и пулеметов, давили гусеницами засевших в траншее гитлеровцев.

Не отставали от танкистов и мотострелки. На броне боевых машин и вброд автоматчики преодолели Шпрее. Не дожидаясь, пока будет наведена переправа, комсорг роты младший сержант Бормотов бросился в мутные воды реки и громко крикнул:

— За мной, бойцы! Комсомолия, вперед!

Вслед за ним, держа оружие над головой, перебрались через реку рядовые Садилов, Мадолин, Авганесян и другие. Затем до нас донеслось раскатистое «ура». Это рота капитана Ларикова решительным ударом выбила гитлеровцев из траншеи и продолжала наступать. [504]

А саперы, не теряя времени, уже развертывали понтонный парк, наводили мост.

И. С. Конев решил со Шпрее не возвращаться в штаб фронта и, показав на здание, напоминавшее старинный замок, потребовал развернуть там передовой командный пункт. Отсюда Иван Степанович позвонил по ВЧ Верховному Главнокомандующему и доложил о развернувшейся полным ходом переправе войск 1-го Украинского фронта через Шпрее и о том, что первые эшелоны танковых армий уже форсировали реку. Теперь они успешно развивают наступление в северо-западном направлении.

Маршал Советского Союза И. С. Конев напряженно ждал дальнейших распоряжений. И хотя Верховный Главнокомандующий при обсуждении в Ставке плана операции предусмотрел в качестве дополнительного варианта возможность поворота танковых армий 1-го Украинского фронта на Берлин, в этот раз он не сразу принял решение, видимо, прикидывал, как лучше поступить. Положение осложнялось тем, что нацеленные на германскую столицу войска 1-го Белорусского фронта встретили в районе Зееловских высот ожесточенное сопротивление гитлеровцев и продвигались медленно. Как рассказал Конев нам, присутствовавшим при разговоре, у Сталина возникла даже мысль о переброске подвижных войск 1-го Белорусского фронта на наш участок. Он намеревался ввести их в прорыв через образовавшийся коридор, а также через переправы на реке Шпрее и пустить их в направлении Берлина.

Самого разговора я не слышал, но видел, как переменился в лице и сильно разволновался Иван Степанович. Затем он стал доказывать, что это займет много времени, внесет замешательство и что у нас сложилась благоприятная оперативная обстановка для того, чтобы своими силами нанести удар по Берлину с юга и тем самым помочь 1-му Белорусскому фронту.

Впрочем, Сталин не настаивал на предложенном им варианте и кратко сказал, что у Жукова наступление пока идет туго, что танковые армии Рыбалко и Лелюшенко надо повернуть на столицу Германии, как было договорено об этом в Ставке.

Командующий войсками 1-го Украинского фронта Маршал Советского Союза Конев доложил о направлении, в котором будут повернуты наши танковые армии. В качестве ориентира он назвал населенный пункт Цоссен, находящийся примерно в 25 километрах от Берлина.

Сталин поинтересовался, знаем ли мы, что в Цоссене расквартирована ставка гитлеровского генерального штаба. Иван Степанович ответил утвердительно. [505]

— Очень хорошо. Я согласен, — повторил Верховный Главнокомандующий. — Поверните танковые армии на Берлин.

Получив столь ответственное боевое задание, Конев как-то торжественно вытянулся и на добрые пожелания Верховного Главнокомандующего взволнованно ответил:

— Служу Советскому Союзу!

Положив трубку, Иван Степанович посмотрел на нас счастливыми глазами и с молодым задором воскликнул:

— А теперь, братцы, даешь Берлин!..

Надо отметить, что Маршал Советского Союза И. С. Конев сильно переживал затянувшуюся неопределенность с разгранлинией между фронтами. Директивное указание Ставки о том, что столицу Германии будет брать 1-й Белорусский фронт, оставалось пока в силе. Иван Степанович был все время уверен, что одному фронту, даже достаточно насыщенному живой силой и боевой техникой, невозможно решить такую необычайно сложную оперативно-стратегическую задачу. Сама жизнь подтвердила это.

В своей книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков справедливо отмечал: «Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все ясно, куда легче мысленно строить стратегический план, чем тогда, когда надо было практически решать уравнение со многими неизвестными. И все же хочу поделиться своими соображениями по этому поводу.

Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому, а разграничительную линию между ними провести так: Франкфурт-на-Одере — Фюрстенвальде — центр Берлина. При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и в обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада. 1-й Украинский фронт нанес бы удар своей главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада»{131}.

Но и так, как фактически развивалось наступление на практике, получилось в общем итоге очень даже неплохо. Коррективы в оперативный план внесены были своевременно.

Получив от Верховного «добро» на удар по Берлину с юга, Маршал Советского Союза Конев был в приподнято-радостном настроении. Он тут же стал звонить командующему 3-й гвардейской танковой армией генералу Рыбалко, командующему 4-й гвардейской танковой армией генералу Лелюшенко и другим военачальникам. Он сделал боевые распоряжения, связанные с завершением форсирования реки Шпрее и поворотом танковых армий на Берлин. Одновременно сообщал, что его устный приказ будет подтвержден документально. Директива фронта от 17 апреля 1945 года гласила:

«Во исполнение приказа Ставки Верховного Главнокомандования приказываю:

1. Командарму 3-й гвардейской танковой армии: в течение ночи на 18 апреля 1945 года форсировать р. Шпрее и развивать стремительное наступление в общем направлении Фечау, Гольсен, Барут, Тельтов, южная окраина Берлина. Задача армии — в ночь на 21. IV. 45 г. ворваться в г. Берлин с юга.

2. Командарму 4-й гвардейской танковой армии: в течение ночи на 18 апреля 1945 года форсировать р. Шпрее севернее Шпремберга и развивать стремительное наступление в общем направлении Дребкау, Калау, Даме, Луккенвальде. Задача армии — к исходу 20. IV. 45 г. овладеть районом Белиц, Трёйенбритцен, Луккенвальде. В ночь на 21. IV. 45 г. овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина. При повороте армии на Потсдам район Трёйенбритцен обеспечить 5-м мехкорпусом. Вести разведку в направлении Зенфтенберг, Финстервальде, Герцберг.

3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях.

Пункт третий приказа довести до командиров корпусов, бригад.

Командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев

Член Военного совета Генерал К. В. Крайнюков

Начальник штаба 1-го Украинского фронта генерал армии И. Е. Петров» {132}.

Наши подвижные войска, круто повернувшие на Берлин, энергично и отважно выполняли почетный приказ командования. Темпы наступления нарастали. Если в первый день операции войска, форсировавшие Нейсе, продвинулись вперед на 13 километров, во второй — на 16, [507] то на третий день они прошли уже 25 километров. А на четвертый день наши танковые армии даже по труднопроходимой лесистой местности сделали решительный рывок на 30–35 километров. Такого стремительного наступления, такого высокого темпа продвижения войск не предполагали ни Ставка, ни Генштаб, ни командование фронта. Наш успех объяснялся многими обстоятельствами, в том числе тем, что мы крепко потрепали противостоявшую группировку немецко-фашистских войск, а также, несомненно, высоким боевым подъемом, царившим среди советских воинов, их готовностью с честью выполнить приказ Родины.

Наступление развивалось успешно. Но командование фронта не без основания считало, что вполне возможны контратаки и даже контрудары вражеских войск, сосредоточенных в районах Котбуса и Шпремберга. Гитлеровцы, несомненно, попытаются ликвидировать наш коридор и отрезать вырвавшиеся вперед танковые армии.

Не сбрасывая со счетов эту реальную опасность, командиры и политработники стремились постоянно укреплять моральный дух танкистов, разъясняли им, что общий успех наступления зависит прежде всего от маневренности и стремительности в действиях наших подвижных частей. Они напоминали, что общевойсковые армии и артиллерийские соединения сумеют защитить фланги и тылы.

Именно такую нелегкую задачу доблестно выполняли войска 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова, отражавшие вражеский контрудар в районе Форста и Котбуса. Когда положение стало особенно напряженным, командующий фронтом усилил эту армию 1-й гвардейской артиллерийской дивизией прорыва, которой командовал генерал-майор артиллерии В. Б. Хусид.

Мощные удары по врагу наносили эскадрильи штурмовых авиакорпусов генералов В. Г. Рязанова и С. В. Слюсарева, бомбардировочных авиакорпусов генералов Д. Т. Никитина и П. П. Архангельского.

18 апреля 1945 года группа «илов», ведомая капитаном А. Я. Суворовым, пулеметно-пушечным огнем и реактивными снарядами разгромила железнодорожный эшелон гитлеровцев с живой силой и техникой. Переброшенная из района Котбуса резервная часть противника так и не смогла прибыть к месту назначения и вступить в бой.

Мастером дерзких штурмовых атак зарекомендовал себя и коммунист капитан Ю. М. Балабин, многократно водивший группы «илов» численностью до 18–24 самолетов. Под Берлином он лично уничтожил 7 фашистских танков, 13 автомашин и 6 орудий. [508]

В разгар Берлинской операции из состава 3-го Белорусского фронта к нам поступила 28-я армия, которой командовал генерал-лейтенант А. А. Лучинский (член Военного совета генерал-майор А. Н. Мельников, начальник штаба генерал-майор С. М. Рогачевский). Генштаб первоначально планировал, что войска этого объединения комбинированным маршем по железной дороге и автотранспортом к 26 апреля 1945 года прибудут в район Глогау, Познань, Яроцин. Но Берлинская операция началась, как известно, раньше предполагаемого срока, и события подхлестывали нас.

Когда на КП фронта, находившийся юго-восточнее Форста, прибыл для доклада командующий 28-й армией генерал-лейтенант Лучинский, Маршал Советского Союза Конев обрадованно сказал:

— Хорошо, что прибыли на несколько дней раньше запланированного срока. Попали, как говорится, с корабля на бал! Мы даем вам такое боевое задание, о котором мечтают все наши армии.

Подойдя к карте, командующий фронтом показал Лучинскому на Берлин и с подчеркнутой торжественностью произнес:

— К этому населенному пункту с юга приближается третья гвардейская армия генерала Рыбалко. Ставлю вам задачу — догнать танкистов и вместе с ними ворваться в Берлин!

— Задача ясна, — с радостной взволнованностью ответил генерал Лучинский. — Спасибо за доверие. Все силы приложим, чтобы с честью ее выполнить.

А потом, как бы про себя, он задумчиво добавил:

— Но как все-таки нам, пехотинцам, догнать танкистов? Задача не из легких.

— Мы поможем перебросить войска, — сказал Иван Степанович. — В ваше подчинение передается четырнадцатый автополк РГК. По моему приказу он уже поднят по тревоге. Свяжитесь с начальником штаба фронта генералом армии Петровым и сообщите ему, куда подать автомашины. Не мешает вам послать своих гонцов к начальнику тыла генералу Анисимову. Действуйте!

Это происходило, если мне память не изменяет, 20 апреля 1945 года. В тот день танкисты Лелюшенко, продвинувшиеся за предыдущие сутки на 50 километров, достигли Луккенвальде, а танкисты Рыбалко овладели Барутом.

Как потом стало известно, прорыв танкистов с юга вызвал большой переполох в стане гитлеровцев и нашел свое отражение в военном дневнике ОКБ в виде следующей многозначительной записи:

«20 апреля 1945 года. Для высших командных инстанций [509] начинается последний акт драматической гибели германских вооруженных сил.

Передовым танковым подразделениям русских удалось прорваться в район Барута, находящегося в 18 км от Цоссена, где на протяжении многих лет располагалась ставка верховного командования вооруженных сил (ОКБ), штаб оперативного руководства вооруженными силами ОКБ, а также генеральный штаб сухопутной армии... Обстановка на фронте вынуждает перенести из Цоссена на север ставку верховного командования вооруженных сил, штаб-квартиру штаба оперативного руководства вооруженными силами и генерального штаба сухопутных войск. Штаб оперативного руководства вооруженными силами располагается в Ваннзее. Все совершается в спешке, так как уже слышно, как вдали ведут из пушек огонь русские танки. В Ваннзее деловая жизнь штаба продолжается. Настроение подавленное»{133}.

Вклинившись в цоссенский оборонительный рубеж, который изобиловал озерами и насквозь простреливаемыми перешейками, войска 3-й гвардейской танковой армии встретили очень упорное сопротивление врага. Их продвижение замедлилось. Тяжело было пробиваться через межозерные дефиле, усиленные инженерными сооружениями, прикрытые значительными противотанковыми средствами.

Обходя заминированные лесные завалы и сбивая вражеские заслоны, мотострелковые подразделения уничтожали фаустников, замаскированные засады и решительно пробивались вперед.

Задержку наших танкистов на цоссенском оборонительном рубеже Конев воспринял болезненно, то и дело поторапливал командарма Рыбалко и, как он сам сказал, «в порядке воспитания и назидания» послал Павлу Семеновичу следующую радиограмму: «Опять двигаетесь кишкой. Одна бригада дерется, вся армия стоит. Приказываю: рубеж Барут, Луккенвальде через болото переходить по нескольким маршрутам развернутым боевым порядком. Исполнение донести. Конев. 20. IV. 45 г.»{134}.

Я пытался отговорить Конева от посылки радиограммы такого резкого содержания, мотивируя тем, что Павел Семенович Рыбалко — многоопытный военачальник, известен как мастер вождения войск и, несомненно, со своей стороны он предпринимает нужные меры. Но Конев стоял на своем.

А Рыбалко, как я потом выяснил, действительно не [510] бездействовал. В то время как часть его сил вела напряженные бои под Цоссеном, передовые отряды соседних соединений обтекали этот мощный опорный пункт и выходили на оперативный простор.

Командующий фронтом И. С. Конев тоже не ограничился радиограммой и со своей стороны оказал 3-й гвардейской танковой армии мощную поддержку авиацией. Во время глубокого рейда армии по тылам врага авиация во многом заменяла артиллерию, оказывая активную и эффективную помощь танковым соединениям.

Преодолев цоссенский оборонительный рубеж, гвардейцы-танкисты как бы распахнули ворота на Берлин и снова устремились к столице Германии. Командиры и политорганы, используя различные средства информации, оповещали войска о ходе боевых действий на советско-германском фронте, прежде всего о наступлении на берлинском направлении.

20 апреля 1945 года в 19 часов 40 минут Военный совет 1-го Украинского фронта отдал приказ:

«Т. Рыбалко, т. Лелюшенко. Лично.

Войска маршала Жукова в 10 км от восточной окраины Берлина.

Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми.

Исполнение донести.

Конев, Крайнюков» {135}.

Рассказывая о напряженных боях на подступах к столице Германии, я невольно вспоминаю, как руководству 1-го Украинского фронта, а равно и всем войскам, нацеленным на Берлин, страстно хотелось ворваться туда как можно скорей и прийти первыми. Шло своего рода негласное соревнование, вносившее в войска хороший боевой настрой и повышающее наступательный порыв.

В тот вечер командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев, член Военного совета генерал Н. Т. Кальченко и я заслушали доклад начальника тыла генерала Н. П. Анисимова о материальном обеспечении боевых действий войск. Примеры прошлых операций напоминали нам о том, как опасны заторы на переправах, пробки на дорогах, плохая пропускная способность коммуникаций. Чтобы избежать таких нежелательных явлений, Военный совет предусмотрел ряд эффективных мер и категорически запретил переводить обозы дальше реки Шпрее, чтобы не забивать ими пути подвоза в войска снарядов и горючего. Разрешалось только движение транспорта, доставляющего в части [511] боеприпасы и ГСМ. Начальнику тыла генералу Анисимову и начальнику дорожного управления генералу Олехновичу было приказано строго следить за исполнением установленного порядка.

Берлинская операция проходила в те дни, когда советский народ и его воины, все прогрессивное человечество широко и торжественно отмечали 75-летие со дня рождения основателя Коммунистической партии и Советского государства В. И. Ленина. Войска фронта ознаменовали славный юбилей выдающимися победами над темными силами фашизма. В канун знаменательной даты, 21 апреля 1945 года, подвижные войска 1-го Украинского фронта одновременно с войсками 1-го Белорусского фронта заняли пригороды Берлина, а 22 апреля, в 75-ю годовщину со дня рождения дорогого Ильича, взломали внешний оборонительный обвод, ворвались с юга в столицу Германии и, победно пронеся гвардейские Знамена с изображением великого Ленина, вышли на Тельтов-канал.

В этих исторических боях особенно отличились 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко (член Военного совета генерал С. И. Мельников, начальник штаба генерал Д. Д. Бахметьев), 4-я гвардейская танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко (член Военного совета генерал В. Г. Гуляев, начальник штаба генерал К. И. Упман), 28-я армия генерала А. А. Лучинского (член Военного совета генерал А. Н. Мельников, начальник штаба генерал С. М. Рогачевский), а также наши летчики и артиллеристы.

Приказ Верховного Главнокомандующего от 23 апреля 1945 года, возвестивший о том, что войска 1-го Украинского фронта ворвались с юга в столицу Германии, а северо-западнее Дрездена вышли на реку Эльба, был экстренно напечатан ночью отдельной листовкой и разослан во все армии, и прежде всего в ударные группировки.

Наша танковая гвардия получила надежную поддержку пехоты. Совершив многокилометровый марш-маневр, развернула активные наступательные действия 28-я армия генерала Лучинского.

Здесь первым вступил в сражение за Берлин 128-й Гумбиненнский стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор П. Ф. Батицкий, впоследствии Маршал Советского Союза.

Корпус наступал на столицу Германии в очень трудных условиях, обеспечивая наш правый фланг на участке от Тойпитца до Берлина. Именно здесь пытались прорваться на запад крупные силы окруженной 9-й немецкой армии. Генералу Батицкому пришлось одновременно решать несколько сложных задач. Продолжая напряженные бои по [512] овладению южными пригородами столицы Германии и продвигаясь вдоль автострады на соединение с войсками 1-го Белорусского фронта, части его корпуса одновременно готовились к решающему штурму вражеского логова. Командарм Лучинский поставил боевые задачи 3-му гвардейскому стрелковому корпусу генерала П. А. Александрова и 20-му стрелковому корпусу генерала Н. А. Шва-рева.

Начало форсирования канала и штурма центральных районов Берлина Маршал Советского Союза И. С. Конев назначил на утро 24 апреля 1945 года. Военный совет 1-го Украинского фронта в своем обращении призвал войска, имевшие огромный опыт преодоления водных преград, решительно и быстро форсировать Тельтов-канал, являвшийся последним водным рубежом на пути к гитлеровскому логову, прорвать укрепления внутреннего обвода и во взаимодействии с войсками 1-го Белорусского фронта выполнить приказ Верховного Главнокомандующего — окончательно добить фашистского зверя, навсегда избавить Советскую Родину, народы Европы и все человечество от коричневой чумы, победно завершить Великую Отечественную войну.

Обращение заканчивалось призывом: «За нашу Советскую Родину, вперед на полный разгром кровавого фашизма! Водрузим Знамя Победы над Берлином!»

Войска, изготовившиеся к штурму столицы Германии, весьма своевременно получили довольно мощное подкрепление. Части 10-го артиллерийского корпуса прорыва, которым командовал генерал-лейтенант артиллерии Л. И. Кожухов (начальник политотдела полковник М. Н. Балюк), менее чем за четыре дня прошли форсированным маршем 150 километров и перебросили под Берлин не только всю материальную часть, но и несколько боекомплектов снарядов, необходимых для ведения артподготовки и дальнейших боевых действий. Для этой цели Военный совет фронта выделил корпусу 1300 грузовых автомашин. Даже по этому частному примеру можно судить, какова была загрузка наших коммуникаций и как своевременно мы решили оставить за рекой Шпрее, на восточном ее берегу, все обозы, весь гужевой транспорт, все второстепенные материальные средства.

Чтобы не опоздать к началу штурма и не застрять где-нибудь в пути, я еще накануне выехал в войска. Переночевав в районе Цоссена, на рассвете 24 апреля 1945 года прибыл в расположение 6-го гвардейского танкового корпуса, которым командовал генерал В. А. Митрофанов.

Как и во всей 3-й гвардейской танковой армии, здесь [513] проходили партийные и комсомольские собрания с повесткой дня: «Задачи коммунистов и комсомольцев в боях по овладению столицей фашистской Германии Берлином».

— Быстро летит время на войне, — сказал начальник политотдела 3-й гвардейской танковой армии генерал А. Д. Капник. — Кажется, недавно на собраниях обсуждали задачи коммунистов по форсированию Днепра, по освобождению Киева, Проскурова, а теперь на повестку дня встал Берлин!

В берлинском пригороде Тельтов, во дворе одного из домов, заседала партийная комиссия. Она принимала в ряды ВКП(б) героев нашего победного наступления. Механик-водитель Николай Шуплецов в своем заявлении писал: «В дни боев за Берлин, когда Красная Армия ведет завершающие бои с проклятыми гитлеровскими мерзавцами, я очень хочу быть в рядах нашей родной большевистской партии и пойти коммунистом на последний штурм фашистского логова. Доверие партии оправдаю в боях».

Заветное желание отмеченного боевыми наградами танкиста Николая Шуплецова, бывшего колхозного тракториста, исполнилось. Он пошел на штурм столицы Германии коммунистом.

В Берлине, на подступах к Тельтов-каналу, в ряды партии были приняты младший лейтенант Григорий Валюх, сержант Василий Гатилов и другие гвардейцы-танкисты.

На заключительном этапе войны авторитет ленинской партии, обеспечившей победу советского оружия, поднялся на небывалую высоту. Велика была любовь воинов к Коммунистической партии, и столь же огромна была тяга в ряды ВКП(б). В канун Берлинской операции и в ходе ее в апреле 1945 года в войсках 1-го Украинского фронта вступило в партию 14 265 солдат, сержантов и офицеров, в том числе 8445 стали кандидатами в члены ВКП(б) и 5820 — членами партии{136}.

Наши солдаты, сержанты и офицеры, охваченные огромным политическим и боевым подъемом, с нетерпением ждали начала артподготовки, после которой должна была развернуться переправа через канал. Я был свидетелем того, как на огневой позиции коммунист офицер Носков объявил расчетам:

— Приготовиться всем. Как только скомандую «По фашистскому логову — огонь!», действовать одновременно, слаженно и быстро. Залп по Берлину должен быть мощным и дружным, а темп огня — наивысшим!

Перед началом артподготовки офицер произнес короткую, [514] но яркую речь, которая затронула души людей, воодушевила артиллеристов.

Агитация, являющаяся сильным и действенным оружием партии, играла огромную роль в подготовке войск к наступлению, к решающим сражениям и непосредственно в боях. Конечно, само слово физически не уничтожает врага. Но оно поднимает настроение людей, воодушевляет их на подвиги, активно содействуя достижению победы. Как говорил А. М. Горький, героическое дело требует героического слова. И наши командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации широко использовали самые разнообразные формы политической агитации для мобилизации воинов на разгром фашизма. Во время Берлинской операции в войсках фронта работало более 100 тысяч агитаторов.

Когда перед форсированием Тельтов-канала началась артиллерийская подготовка, коммунист офицер Носков дополнял уставные команды пламенными призывами: «За Родину — огонь!», «За партию — огонь!», «По фашизму — огонь!»

По его примеру командир орудия Павленко выкрикивал: «По фашистскому логову — огонь!», «По нацистским кровавым палачам — огонь!», «По Гитлеру — огонь!»

Да, это был поистине исторический залп, от которого под ногами содрогнулась земля. Примерно 600 орудийных и минометных стволов было сосредоточено на один километр фронта прорыва{137}. Такой концентрации артиллерии я не встречал за всю войну. Участники Берлинской операции, ждавшие этого залпа без малого четыре года, с восторгом встретили начало артподготовки.

Орудия различных калибров, вплоть до артиллерии особой мощности, почти час обрабатывали засевших за каналом гитлеровцев. Артиллерийская подготовка была подкреплена бомбовыми и штурмовыми ударами 200 самолетов 2-й воздушной армии генерала Красовского. Командующий и Военный совет фронта делали все возможное для того, чтобы у нас было как можно меньше потерь, чтобы наши солдаты, сержанты и офицеры в большинстве своем в добром здравии встретили желанный час близкой победы.

Еще шла артподготовка, а разведчики привели первого пленного. Он нахлебался воды в канале и был так физически и морально потрясен после пережитой им артподготовки, что ничего вразумительного и путного сказать не мог. Пленный испуганно лепетал:

— Гитлер — капут, Берлин — капут. [515]

Потом он заплакал и, размазывая грязным кулаком слезы, несколько раз уныло повторил:

— Аллес — капут, аллес — капут...

— По-другому запели фашистские вояки, — произнес Семен Иванович Мельников, — а в начале войны попавшие в плен фашисты нахально вопили: «Хайль Гитлер, Русслянд — капут!» Но потом уразумели, что Страну Советов победить нельзя. Теперь вот окончательно убедились, что гитлеровская военная машина разлетелась вдребезги.

Пристально посмотрев на пленного, генерал Мельников с укоризной сказал ему:

— Зачем вы повторяете нацистскую брехню «всему конец»? Красная Армия не собирается уничтожать немецкий народ. Но Гитлеру и фашизму действительно приходит полный капут. А все человечество, в том числе немецкий народ, вздохнет свободно, избавившись от кровожадного нацистского чудовища.

Затем мы с генералом Мельниковым отправились на НП фронта. Маршала Советского Союза Конева я разыскал на крыше высокого здания, расположенного на берегу Тельтов-канала. Отсюда Иван Степанович наблюдал за ходом артиллерийской и авиационной подготовки. Вместе с ним на крыше находились командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко, командующий 28-й армией генерал А. А. Лучинский, командир 10-го артиллерийского корпуса прорыва генерал Л. И. Кожухов, командир 6-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса генерал Д. Т. Никишин и другие военачальники.

— А не многовато ли собралось генералов на этом скворешнике? — спросил я, здороваясь с Коневым. — Крыша — это не блиндаж в четыре наката. Такую заманчивую мишень противник может накрыть.

Это был далеко не первый случай, когда мне приходилось предостерегать Ивана Степановича от возможных опасностей, тактично, а порой и настойчиво требовать, чтобы и он не забывал о соблюдении мер предосторожности.

Иван Степанович в таких случаях сердился и говорил:

— Ты, Константин Васильевич, вроде мной командовать собираешься?

Я отвечал, что приказывать командующему не имею права, но вовремя предупредить его считаю своей служебной и партийной обязанностью.

Однажды пришлось напомнить Коневу о трагическом случае, происшедшем с генералом армии Н. Ф. Ватутиным, и о строгом внушении, сделанном мне Верховным Главнокомандующим за то, что я, как член Военного [516] совета фронта, не сумел отговорить Николая Федоровича от рискованной поездки без надежной охраны по безлюдной и незнакомой проселочной дороге, по недостаточно разведанной прифронтовой местности.

Иван Степанович, несколько остыв, задумался и сказал:

— Да, пожалуй, ты прав. Надо знать меру.

И на этот раз мои опасения оказались не напрасными. Противник заметил скопление на крыше и начал обстреливать здание. Хорошо, что наши артиллеристы быстро засекли вражеские огневые точки и подавили их, ликвидировав возникшую опасность. Но могло быть и хуже.

Даже невооруженным глазом нам был виден противоположный берег, окутанный дымом и огнем. Тяжелые снаряды и бомбы сокрушали траншеи и опорные пункты противника. Тельтов-канал, окаймленный высокими и отвесными бетонированными берегами, имел ширину 40–50, а глубину — до 3 метров. Это была серьезная водная преграда.

Когда штурмовые группы с плотами начали скрытно выдвигаться к переправе, наши артиллеристы еще более усилили огонь. Многие расчеты выдвинулись на прямую наводку, готовые мгновенно поразить любую ожившую огневую точку. В бой вступили экипажи танков и САУ, открывшие огонь по закопанным в землю «тиграм» и «Фердинандам», по бронеколпакам и другим важным целям.

С НП было видно, как замелькали темные фигурки устремившихся к каналу автоматчиков. Некоторые из них начали переправляться по остаткам торчавших из-под воды ферм взорванного моста. Воспользовавшись тем, что гитлеровцы еще не опомнились от нашего артиллерийского шквала, несколько групп наших воинов прорвались на северный берег Тельтов-канала. Это облегчило переправу советских войск.

Однако огневые точки врага начали оживать. На первых порах подавленные и оглушенные фашисты вели разрозненную стрельбу. Но с каждой минутой она усиливалась, становилась организованнее. Несмотря на возросшее сопротивление гитлеровцев, подразделения 22-й гвардейской мотострелковой бригады, возглавляемые заместителем командира майором И. П. Зарубиным, на двух участках форсировали Тельтов-канал. Захватив прибрежную траншею врага, они выбили его из нескольких зданий.

Под прикрытием мотострелков, удерживавших два плацдарма, саперы 19-й инженерной бригады, которой командовал полковник А. Г. Шалахов (начальник политотдела [517] подполковник Г. Д. Тетдоев), к 14 часам 24 апреля 1945 года навели два понтонных моста. Это заметно ускорило и облегчило переброску через канал 51, 52 и 53-й гвардейских танковых бригад, которые начали теснить противника и расширять плацдармы.

На эти понтонные переправы командарм П. С. Рыбалко повернул и соседний 7-й гвардейский танковый корпус, ибо на его участке форсирование водной преграды проходило с большими трудностями. В результате за сутки на северный берег Тельтов-канала была переброшена вся танковая армия.

Вместе с гвардейцами-танкистами первой форсировала канал 48-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Г. Н. Корчикова из 28-й армии. Инициативно и умело обеспечивал переправу войск личный состав 91-го инженерно-саперного батальона, которым командовал майор В. Л. Гоголев, удостоенный высокого звания Героя Советского Союза. Мне довелось ближе познакомиться с этим мужественным офицером уже в послевоенные годы, на встрече участников штурма Берлина в редакции газеты «Правда».

Как рассказывал Виктор Леонтьевич Гоголев, в ночь на 24 апреля 1945 года, когда войска фронта готовились к форсированию Тельтов-канала, он со взводом саперов скрытно перебрался по остаткам взорванного гитлеровцами моста на противоположный берег и захватил крохотный плацдарм. Саперы сразу же приступили к восстановлению разрушенной фашистами переправы. Несмотря на непрерывный обстрел врага, они продолжали упорно работать. Коммунист комбат В. Л. Гоголев получил четыре ранения, но не покинул объекта, воодушевляя подчиненных личным примером. Лишь после того как Виктор Леонтьевич, доложив старшему начальнику о выполнении задания, потерял сознание, его эвакуировали в полевой госпиталь.

А по мосту, восстановленному саперами майора В. Л. Гоголева, двинулись на противоположный берег части 28-й армии генерала А. А. Лучинского. Вместе с танкистами генерала П. С. Рыбалко они ворвались в Берлин.

Геройский подвиг совершил помощник командира взвода старший сержант П. Н. Богданов. Славный советский патриот, пришедший на фронт семнадцатилетним юношей, и до этого не раз отличался в боях. Он был дважды ранен. За смелость и мужество его наградили орденом Славы III степени и медалью «За отвагу». Вот и теперь старший сержант Петр Богданов, возглавив стрелковый взвод, первым ворвался на горящий мост и сквозь [518] бушующее пламя пробился на противоположный берег канала. Захватив важную переправу, он организовал оборону ее и тушение пожара. Мост был спасен.

Фашисты непрерывно контратаковали, стремясь во что бы то ни стало отбить захваченную переправу. Но наши воины сражались стойко. Около двух часов они защищали переправу, истребили более 60 гитлеровцев.

Бои за Тельтов-канал, изобиловавшие массовым героизмом, завершились полным успехом. К середине дня саперы навели мосты большой грузоподъемности, и наши танки, самоходки, бронетранспортеры, артиллерия, а также колонны пехоты ринулись на штурм Берлина.

Командующий фронтом перенес свой НП за канал. Мы с Коневым подошли к мосту, по которому нескончаемым потоком шли войска и боевая техника. Солдаты, сидевшие в кузове одной из автомашин, заметили маршала и закричали «Ура!». А звонкоголосые девчата-связистки весело запели на новый лад известную песню времен гражданской войны: «Никто пути пройденного у нас не отберет, Жукова и Конева дивизии — вперед!»

Иван Степанович рассмеялся и шутливо погрозил пальцем задорным певицам в солдатских шинелях. Как и все воины, он радовался нашим боевым успехам в Берлине и за его пределами. 24 апреля 1945 года подразделения 71-й гвардейской механизированной бригады полковника А. Д. Кочетова соединились в районе Басдорфа с передовым отрядом 1-го Белорусского фронта. Почти одновременно части 28-й армии генерала А. А. Лучинского встретились с частями 8-й гвардейской армии генерала В. И. Чуйкова.

Таким образом, теперь многотысячный гарнизон Берлина оказался отрезанным от франкфуртско-губенской группировки противника.

Радостные вести поступали из 4-й гвардейской танковой армии. Передовые подразделения 6-го гвардейского мехкорпуса овладели населенным пунктом Новавес, ворвались на окраину Бранденбурга и, захватив часть Потсдама, вышли на реку Хафель.

Отличился в боях и комбат Герой Советского Союза капитан Ф. И. Дозорцев, которому перед началом операции были вручены орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». Принимая высокие награды, Федор Иванович заверил командование, что оправдает их новыми боевыми успехами.

В боях за Берлин Федор Иванович умножил свою ратную славу. Батальон, которым он командовал, получил задачу форсировать Тельтов-канал и обеспечить переправу на остров Ваннзее подразделений мехбригады. [519]

«Около двух часов ночи, — вспоминает Герой Советского Союза Ф. И. Дозорцев, — мы под покровом темноты начали переправляться на шести амфибиях».

Враг открыл бешеный огонь. Первые две машины, на одной из которых находился я, получили повреждения, и нам пришлось вплавь добираться до вражеского берега. Надо было срочно сообщить своим, что амфибии для переправы не годятся и следует воспользоваться лодками, менее заметными на воде. Их на нашем берегу было множество: переправа проходила неподалеку от бывшей лодочной станции. Больше уже не имело смысла скрывать от врага наших намерений. Необходимо было также поддержать форсирование канала артиллерийским и минометным огнем.

Рядовой Иван Насыров (он теперь живет в Свердловске) вплавь вернулся к своим и доложил командованию, что мы ждем поддержки. Вскоре на головы гитлеровцев обрушился мощный огневой удар. Оборонительные позиции фашистов, расположенные перед нами, обрабатывали минометный полк, которым командовал Герой Советского Союза подполковник В. Зыль, артиллерийский полк и подоспевшая к тому времени танковая бригада. Батальон выбил гитлеровцев из первой и второй траншей и захватил на острове плацдарм.

И тут враг предпринял яростную контратаку. Примерно до полка пехоты при поддержке 40–50 танков пытались сбросить нас в воду. Наверное, пришлось бы очень туго, если бы мы не воспользовались складом фаустпатронов, отбитым у гитлеровцев. Этим оружием мы и жгли атаковавшие нас танки».

Коммунисты вели людей на подвиги. Политотдел 4-й гвардейской танковой армии докладывал нам о героической гибели заместителя командира 29-й гвардейской мотострелковой бригады подполковника Р. Н. Сердюка, который с красным стягом в руках поднял воинов для смелого и решительного броска через Тельтов-канал.

В критические минуты, когда в рядах наступающих может возникнуть заминка, судьбу боя часто решают воодушевляющее слово и личный пример.

Мы, политработники, хорошо убедились в действенности этого оружия особого рода.

Победной весной 1945 года каждый день и каждый час были насыщены большими событиями. Многие из них имели историческое значение. Взять хотя бы 25 апреля 1945 года. 6-й гвардейский мехкорпус полковника В. И. Корецкого из 4-й гвардейской танковой армии соединился с войсками 1-го Белорусского фронта. В результате берлинская группировка гитлеровцев оказалась отрезанной [520] и от 12-й армии Венка, на которую Гитлер возлагал огромные надежды, и от 9-й армии Буссе, которая в свою очередь тоже оказалась в нашем прочном кольце.

В тот же день, 25 апреля, примерно часа через полтора после полного окружения Берлина, генерал А. С. Жадов доложил по ВЧ Маршалу Советского Союза И. С. Коневу, что части 5-й гвардейской армии в районе Торгау соединились с передовыми подразделениями 12-й американской армейской группы генерала О. Брэдли. Тем самым фронт немецко-фашистских войск оказался рассеченным на две теперь уже несоединимые части.

Но, как мы впоследствии уточнили, первая встреча с союзниками произошла в районе города Риза.

25 апреля начальник штаба 4-й гвардейской танковой армии генерал К. И. Упман и член Военного совета генерал В. Г. Гуляев поставили в известность Военный совет фронта о том, что в Бабельсберге освобожден из фашистского концлагеря бывший премьер-министр Франции Эдуард Эррио с супругой. Начальник штаба фронта генерал армии И. Е. Петров приказал немедленно доставить его к нам.

Поделившись впечатлениями о встрече с Эррио и другими освобожденными, член Военного совета 4-й гвардейской танковой армии генерал Гуляев сказал мне по телефону, что он, кроме всего прочего, рассматривал у французского государственного деятеля чудом сохранившиеся диковинные старинные часы с выгравированной надписью: «Мэру города Лиона Эдуарду Эррио от лионских ткачей». Сообщение о редкостных часах невольно вызвало у меня улыбку и напомнило давнюю историю. Впервые я услышал ее в Ленинграде, когда учился там в академии, а потом прочел в «Записках следователя» Л. Шейнина.

Активный сторонник франко-советской дружбы Эдуард Эррио впервые посетил нашу страну в 1922 году, когда империалистические державы упорно не желали признавать первое в мире социалистическое государство. Но визит зарубежного друга был омрачен неприятным инцидентом. Когда лидер французской радикал-социалистической партии сенатор Эррио осматривал Эрмитаж, какой-то карманник ловко похитил у него старинный брегет, возможно, как раз тот самый, о котором рассказывал мне генерал В. Г. Гуляев. На ноги был поставлен весь уголовный розыск. Часы удалось найти и вернуть владельцу несколько оригинальным способом. Под наблюдением работников милиции временно отпущенный из тюрьмы король карманников тряхнул стариной и виртуозно, [521] совершенно незаметно водворил брегет в карман высокого французского гостя.

— А часы-то на месте, — удивился Эдуард Эррио. — Как я их не заметил раньше? Оказывается, они вовсе не пропадали.

Поведав Гуляеву об этой забавной истории, я спросил его:

— Давно к нам отправили французского государственного деятеля?

Но Василий Георгиевич неожиданно замялся и сбивчиво сообщил, что Эррио не отправился к нам, а вернулся опять в концлагерь.

— Это зачем же?

— У него там остались книги и вещи.

— Багаж могли привезти и люди, которые помоложе. Зачем же обременять пожилого человека?

— Но Эррио пожелал непременно поехать сам и проститься с товарищами по заключению, записать адреса некоторых друзей, завершить свои личные дела.

Я вынужден был упрекнуть Гуляева в непродуманных действиях. Ведь в этом районе продолжался бой, туда прорывалась и 12-я немецкая армия Венка. А вдруг видного французского деятеля убьет шальной снаряд или сразит пуля? Что мы доложим Верховному Главнокомандующему?

Василий Георгиевич как мог успокаивал меня и разъяснял, что Эррио отправлен на бронетранспортере в сопровождении десяти автоматчиков, что вместе с ним находится заместитель начальника политотдела подполковник М. Н. Иваненко.

Прошло несколько томительных часов, прежде чем Василий Георгиевич сообщил, что Эррио благополучно вернулся из поездки в концлагерь, усажен с супругой в восьмицилиндровый трофейный «хорьх» и в сопровождении того же бронетранспортера с автоматчиками направлен в штаб фронта.

Наступила полночь, а Эррио все еще не появлялся. Об освобождении видного французского государственного деятеля узнали корреспонденты, радио тоже передало информацию об этом. Ставка и Главное политическое управление потребовали от нас донесения, а мы не могли сообщить ничего определенного, пока не прибыл Эррио. Признаться, я немало поволновался в ту ночь. Возникали и тревожные мысли: а вдруг бывший премьер Франции нарвался на блуждающий котел гитлеровцев, которые в различных местах норовили пробиться на запад?

Но опасения оказались напрасными. Глубокой ночью Эдуард Эррио и сопровождавшие его лица добрались до [522] штаба фронта. Конев, Петров и я сердечно приветствовали господина Эррио и его супругу, предложили им подкрепиться и отдохнуть.

Эррио был сильно истощен. Его изможденное лицо подергивалось нервным тиком. Но глаза смотрели молодо и весело.

С помощью переводчика Эдуард Эррио рассказал, что по пути в штаб фронта он встречал большие группы французов, освобожденных Красной Армией из фашистской неволи. Многие бывшие узники узнавали Эррио, обнимали, целовали, пытались качать на руках. Словом, трогательно было до слез.

На митингах, стихийно возникавших на фронтовых дорогах, Эдуард Эррио несколько раз выступал перед своими соотечественниками. Он выражал сердечную благодарность Советскому Союзу и Красной Армии за спасение французских граждан и народов Европы от гитлеровской тирании. Об этом Эррио взволнованно говорил и нам. Особую признательность он выразил молодому советскому лейтенанту, который вошел в концлагерь как вестник свободы и оказал французскому государственному деятелю внимание и заботу. Эррио просил передать благодарность командиру и начальнику штаба войсковой части, освободившей узников концлагеря. Мы знали, что речь идет о командире 63-й гвардейской танковой бригады полковнике Фомичеве и начальнике штаба майоре Черныше, но фамилия молодого лейтенанта стала известна гораздо позднее. Маршал Конев, опубликовавший фронтовые воспоминания, получил письмо от В. С. Езерского, оказавшегося тем самым лейтенантом, командиром роты автоматчиков 63-й гвардейской танковой бригады. В письме говорилось, что первой сообщила гвардейцам о томившемся в фашистском концлагере французском государственном деятеле Тамара Прусаченко из Сталинграда и показала, где он находится.

Эдуард Эррио, убедившийся в годы тяжелых испытаний в честной, открытой и искренней дружбе советских людей, в послевоенное время стал еще более ревностным поборником франко-советского сближения, мужественным борцом против возрождения фашизма и германского милитаризма, против агрессивного империалистического блока НАТО. Будучи уже тяжелобольным, он прибыл в Национальное собрание Франции, чтобы произнести страстную обличительную речь против поджигателей новой войны и предателей его родины, против создания планируемой реакционерами европейской агрессивной армии. Со стороны Эррио, находившегося в тяжелейшем физическом состоянии, это было проявлением героизма. [523]

И в апреле 1945 года, когда мне довелось познакомиться и побеседовать с видным французским государственным деятелем, он твердо заявил, что будет до конца дней своих самым решительным борцом против фашизма, принесшего народам кровь и страдания.

После дружеской беседы с бывшим премьер-министром Франции, проходившей глубокой ночью, я позвонил генералу Гуляеву и сообщил, как прошел прием Эдуарда Эррио. Сказал о том, что бывший премьер-министр дружественного нам государства и его супруга будут специальным самолетом доставлены в Москву. Оттуда они отправятся в родную Францию.

— А я все не спал, с тревогой ждал сообщения от вас, — признался Василий Георгиевич.

— Теперь спите спокойно, — сказал я ему. — Все в полном порядке.

Но Гуляев вдруг ответил, что спать ему, видимо, не придется: он получил информацию об освобождении нашими танкистами бывшего главнокомандующего вооруженными силами Норвегии генерала Отто Рюге.

— Окажите норвежскому главнокомандующему максимум внимания и при первой возможности направьте его в штаб фронта, — попросил я. — А сейчас время позднее, и беспокоить генерала Отто Рюге не надо. Немного отдохните и вы. Ведь у нас с вами впереди еще много больших и трудных дел.

Если во время Висло-Одерской наступательной операции войска 1-го Украинского фронта освободили из фашистской неволи немногим более 25 тысяч советских граждан и военнопленных союзных армий, то в апреле эта цифра исчислялась уже сотнями тысяч человек. Их всех надо было обеспечить питанием, а в ряде случаев и одеждой. Многие из них нуждались в медицинской помощи и даже госпитальном лечении. Требовались также и транспортные средства для доставки их на родину.

Военные советы фронта и армий, все наши политорганы, работники тыла и непосредственно отдел по репатриации, возглавляемый генералом С. М. Фоминым, постоянно занимались этим большим политическим вопросом — обеспечением нормальных условий жизни освобожденным из фашистской неволи советским людям и гражданам других государств.

После встречи наших войск с американцами в Торгау и на других участках в полосу 1-го Украинского фронта с большими трудностями стали проникать из-за Эльбы отдельные группы репатриантов. Они рассказывали, что возвращению советских людей на Родину чинят немалые препятствия реакционные круги союзных держав, что [524] буржуазная пропаганда на все лады повторяет гнусные измышления гитлеровцев, а предатели всех мастей норовят запугать побывавших на фашистской каторге советских граждан и с помощью обмана, лжи и клеветы вынудить их к отказу от возвращения в СССР.

Военный совет фронта через уполномоченного СНК СССР по делам репатриации выразил американскому командованию наше законное недоумение по поводу подобных ненормальностей в отношениях между союзниками. Американцы, как и следовало ожидать, сослались на трудности «технического порядка», хотя подоплека была явно политическая. В результате мы договорились об организации совместных пропускных пунктов, которые с нашей стороны обслуживались опытными политработниками, хозяйственниками, врачами и другими специалистами.

Среди репатриантов проводилась большая массовая работа. Для этой цели из фронтового резерва и тыловых частей было выделено большое количество политработников. Политуправление фронта выпускало для граждан, освобожденных из нацистской неволи, различные листовки и плакаты. На всех сборных пунктах имелись квалифицированные агитаторы, которые знакомили освобожденных советских людей с последними событиями на фронте и в тылу, рассказывали о кипучей и яркой жизни первого в мире социалистического государства.

Отдел по репатриации 1-го Украинского фронта специальной листовкой оповестил советских граждан, освобожденных из фашистской неволи, что их переход через линию соприкосновения наших и союзных войск будет организованно осуществляться в районах Эйленбурга, Вурцена и Хемница. Там наши хозяйственники развернули питательные пункты. Там же оказывалась первая медицинская помощь раненым и больным. Отсюда сначала автотранспортом, а затем и по железной дороге отправлялись женщины с детьми и престарелые люди, которые не могли двигаться самостоятельно.

Из пропускных пунктов репатрианты должны были следовать в Торгау, Ризу и Мейсен. Все маршруты обозначались указателями.

Советские люди, освобожденные из фашистской неволи, могли получить исчерпывающие разъяснения на пропускных пунктах и пунктах, созданных для приема граждан СССР. Листовка призывала точно выполнять требования и указания солдат и офицеров дорожной службы, чтобы обеспечить образцовый порядок на магистралях, без чего нельзя было организовать быструю переброску репатриантов в Советский Союз. [525] Политуправление фронта тиражом 25 тысяч экземпляров выпустило плакат. На нем был напечатан призыв:

«Граждане Советского Союза, вызволенные из фашистской неволи! Советская Родина-мать ждет вас как своих сыновей и дочерей!»{138}

Плодотворно решая широкий круг вопросов, военные советы фронта и армий настойчиво, с непреклонной решимостью руководили боевыми действиями войск, добиваясь осуществления главных целей операции и всей войны — взятия столицы Германии Берлина, уничтожения гитлеровского осиного гнезда и полного разгрома фашизма.

В Военный совет поступала информация о том, что Гитлер и его преступная клика, не считаясь с потерями, предпринимают отчаянные меры по удержанию Берлина, стремясь любой ценой отдалить хотя бы на несколько дней свой позорный и неизбежный крах. Мы ожидали контрудара врага с запада силами 12-й армии Венка. В связи с этим командующий войсками 1-го Украинского фронта И. С. Конев приказал 13-й армии генерала Н. П. Пухова спешно выдвинуться к Эльбе. Гитлеровцы не застали нас врасплох. Контрудар противника натолкнулся на несокрушимую мощь советских войск и не получил своего развития.

Напряжение борьбы нарастало. Я связался с членом Военного совета 13-й армии генералом М. А. Козловым, который передал мне, что войска армии ведут бои в очень сложной обстановке.

— Развернулись бои всюду, — сказал мне Марк Александрович, — на западе и на востоке. Мы отражаем сильный натиск рвущейся к Берлину 12-й армии Венка и уничтожаем пробивающиеся на запад из окружения части 9-й немецкой армии Буссе. И хотя бои идут очень тяжелые, моральный дух наших войск непоколебим. Воины дерутся стойко и мужественно. Враг нигде не пройдет!

13-я армия генерала Н. П. Пухова образцово выполнила поставленную перед ней задачу и не допустила прорыва гитлеровцев извне к окруженному Берлину. В трудном положении вела бои и 4-я гвардейская танковая армия. Ее открытый фланг надежно защищал 5-й гвардейский механизированный корпус генерала И. П. Ермакова. Вместе с соседним 1-м Белорусским фронтом наши войска держали в тисках 9-ю немецкую армию Буссе, решительно расчленяя, громя и уничтожая эту крупную группировку.

Но замыслы Гитлера, Кейтеля, Йодля и их подручных [526] не ограничивались контрударами упомянутых армий. Подлые и коварные планы фашистских заправил преследовали в конечном счете сепаратный сговор с реакционными кругами Запада на антикоммунистической основе. Об этом более подробно стало нам известно гораздо позднее, уже после войны. Когда наши войска 24 апреля 1945 года форсировали Тельтов-канал, в военном дневнике ОКВ появилась запись:

«Командование все еще питает надежду, что в результате наступления войск 12-й армии, расположенной западнее и юго-западнее Берлина, удастся задержать наступление войск противника, продвигающихся с юга (то есть войск 1-го Украинского фронта. — К. К.), а также продвижение вражеских сил, пытающихся охватить Берлин с севера и северо-запада.

...Начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами отдает особую директиву, предписывающую бросить все имеющиеся в распоряжении силы против смертельного врага, против большевизма. При этом не следует обращать внимание на то, что англоамериканские войска могут овладеть значительной территорией...»{139}

Сказано яснее ясного: полностью прекратить сопротивление на западе, фактически капитулировать перед англоамериканскими войсками и бросить все, что только возможно, против большевизма, против Красной Армии. Тогда мы еще не знали содержания этой директивы немецко-фашистского командования, но располагали достоверными данными о поведении гитлеровских войск на западе и хорошо понимали, что немцы почти не оказывают сопротивления англо-американским войскам, сдают без боя города и целые районы, что основная и решающая борьба идет на советско-германском фронте.

Какую же цель преследовал акт отчаяния, выразившийся в фактической капитуляции фашистских войск на западе? Это также поясняет запись одного из офицеров немецкого генштаба, находившегося в подземелье имперской канцелярии Гитлера. Он пишет, что Гитлер «все время стремился убедить свое окружение в том, что американцы и англичане не оставят его в беде (дословно!) как первого защитника западной культуры и цивилизации от восточных варваров, что они предложат ему перемирие, чтобы он успешно мог продолжать борьбу против Советов. Больше того, они окажут ему в этой борьбе даже материальную помощь. Когда было получено известие о смерти Рузвельта, в «бункере фюрера» эти настроения [527] перешли даже в уверенность, что война с Западом окончена»{140}.

Что ж, у Гитлера, Геббельса, Риббентропа были кое-какие основания воспрянуть духом после преждевременной кончины выдающегося американского государственного деятеля. Тогдашний вице-президент Гарри Трумэн, неожиданно ставший хозяином Белого дома, своих антикоммунистических настроений никогда не скрывал, с циничной откровенностью их высказывал и впоследствии преуспел в развязывании против СССР и других социалистических стран так называемой «холодной войны». Делая ставку на подобных реакционеров, гитлеровцы решили любой ценой вести борьбу «за политический выигрыш времени», с нетерпением ожидая желанного для них раскола между СССР и западными союзниками.

Но в победную весну 1945 года, года, когда все честные люди земли славили героическую Красную Армию, спасшую человечество от фашизма, даже такие матерые империалистические зубры, как Черчилль и Трумэн, не властны были круто повернуть политику своих государств и пойти на преступный сговор с кровавой кликой Гитлера.

Народы не допустили бы такого предательства. На наших недругов, конечно, не менее отрезвляюще действовало и военно-экономическое могущество первого в мире социалистического государства, твердая, последовательная политика ЦК партии и Советского правительства в вопросах международных отношений.

Немецко-фашистские главари, предчувствуя бесславный конец третьего рейха, решили идти ва-банк. На Берлин, как уже говорилось выше, они двинули с запада 12-ю армию Венка, а на соединение с ней 9-ю армию Буссе.

Порой крупные прорывающиеся группировки создавали серьезную угрозу тыловым коммуникациям войск 1-го Украинского фронта, сражавшихся в Берлине. Наше положение порой было весьма сложным, а на отдельных участках даже критическим. Часто нам приходилось сражаться с гитлеровцами перевернутым фронтом.

Докладывая Коневу о сложившейся обстановке, начальник штаба фронта генерал армии И. Е. Петров заметил, что если на первом этапе Берлинской операции труднее было 1-му Белорусскому фронту, то теперь нашему соседу стало гораздо легче. Противник не угрожал его тылам, а нас жал с запада и с востока. Войскам 1-го Украинского [528] фронта в условиях быстро меняющейся обстановки пришлось вести очень тяжелые и кровопролитные бои.

Но враг был обречен. По нему наносили концентрические удары 3, 69 и 33-я армии 1-го Белорусского фронта, 3-я гвардейская, 28-я и отдельные соединения 13-й армии, части 4-й гвардейской танковой армии и славные летчики 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта.

На некоторых участках гитлеровцам ценой огромных потерь удавалось вырваться из котла, но их перехватывали снова и, поскольку они не сдавались, беспощадно уничтожали. В этих завершающих боях ненависть к фашистам проявлялась с еще большей силой. Призыв Коммунистической партии «Смерть немецким оккупантам!» действовал до конца войны, до полной капитуляции врага.

Ожесточенные бои разгорелись в районе Барута, где противник на какое-то время перерезал основную дорогу на Берлин. Здесь героически сражались части 50-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора А. С. Владычанского и 54-й гвардейской стрелковой дивизии генерала М. М. Данилова.

96-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора С. Н. Кузнецова вступила в бой с ходу после форсированного ночного марша. Особенно решительно громил врага ее 293-й полк, возглавляемый полковником А. А. Свиридовым. Дерзко атаковав превосходящие силы противника, он отбросил гитлеровцев за автостраду и обеспечил свободу передвижения по ней. В течение нескольких дней полк сражался с частями противника, прорывавшимися на запад, отразил 23 вражеские контратаки. Гвардии полковник А. А. Свиридов в течение двух суток почти не смыкал глаз. За эти два дня руководимые им подразделения уничтожили 1850 гитлеровцев и взяли в плен 1720 вражеских солдат и офицеров. Александру Андреевичу Свиридову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Так же отважно сражались и другие части и соединения правого крыла фронта, отбивавшие натиск прорывавшихся на запад гитлеровцев. Временами дело доходило до рукопашных схваток. Некоторые части вынуждены были переходить от наступления к обороне.

Сложная, подчас противоречивая боевая обстановка заставляла нас менять и формы политработы. Порой вместо призыва «Вперед, на Берлин!», отражавшего главную задачу операции, выдвигались ближайшие задачи — удержать те или иные важные коммуникации или населенные пункты, отразить контрудар фашистских танков, не дать противнику возможности отрезать наши войска, ведшие бои в Берлине. [529]

Все члены Военного совета во главе с Коневым выехали в войска, сражающиеся на правом фланге, чтобы оперативно влиять на ход и исход боевых действий. Начальник тыла фронта генерал Н. П. Анисимов и некоторые другие руководящие работники занимались обеспечением войск, сражавшихся в Берлине, горючим и боеприпасами. Порой личному составу наших тыловых частей приходилось с боем освобождать дороги, чтобы доставить воинские грузы по назначению.

Политуправление фронта направило свои главные силы, а также большое количество резервных политработников в 3-ю гвардейскую, 13-ю и 28-ю общевойсковые армии, в 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии. Политработа еще более укрепляла моральный дух воинов, повышала их стойкость, помогала успешно выполнить боевые задачи.

Активно велась и пропаганда на войска противника. В конце апреля 1945 года только на участке 28-й армии под влиянием наших передач к нам перешло 26 групп немецких солдат и офицеров, насчитывавших в общей сложности 387 человек.

Только за последнюю неделю апреля 1945 года политработники армии направили в окруженную группировку противника 263 антифашистски настроенных военнопленных. Почти все они благополучно вернулись обратно и привели с собой 4151 немецкого солдата и офицера, распространив в частях противника несколько тысяч советских листовок на немецком языке{141}.

За время Берлинской операции политуправлением фронта и политотделами армий были подготовлены, а затем сброшены советскими самолетами над территорией, занятой противником, 1 миллион 600 тысяч различных листовок{142}. На завершающем этапе Великой Отечественной войны, когда удары Красной Армии стали особенно чувствительными, а бои развернулись в самом Берлине, наши листовки производили довольно сильное впечатление на солдат противника. Основная масса немцев отчетливо сознавала, что дни фашистского режима сочтены и вооруженное сопротивление стало бессмысленным. Немецкие солдаты и офицеры сдавались в плен сотнями и даже тысячами. Порой групповая сдача в плен происходила после неудачных попыток прорыва, стоивших противнику огромных потерь. Во всех случаях наши листовки и устные передачи были как бы дополнительным толчком, [530] побуждавшим солдат и офицеров противника преодолеть боязнь плена.

Так, 300 военнослужащих 35-го немецкого артполка сдались в плен по инициативе командира 9-й батарей, который в ночь на 27 апреля 1945 года выслал к нам парламентеров, чтобы договориться об условиях капитуляции. Утром 27 апреля 300 вражеских солдат и офицеров с белым флагом явились к нашим позициям и организованно сдались в плен вместе с исправным оружием и боевой техникой.

В тот же день на нашу сторону перешли 350 немецких солдат и офицеров 89, 90 и 91-го полков 35-й немецкой полицейской дивизии и обозники 22-го танкового полка 21-й пехотной дивизии во главе с лейтенантом{143}.

Массовая сдача в плен солдат и офицеров противника началась, главным образом, на заключительном этапе Берлинской операции. Гестаповцы всеми мерами пытались помешать этому, усилили террор и запугивание немцев «ужасами» нашего возмездия. В фашистской пропаганде появились и новые нотки. Нацисты все чаще стали расточать похвалы в адрес буржуазной демократии Запада, противопоставляя ее «азиатскому варварству русских и Советов». В окруженной нашими войсками 9-й немецкой армии офицеры по национал-социалистскому воспитанию внушали солдатам мысль о том, что, пробиваясь на запад, на соединение с 12-й армией Венка, они найдут спасение за Эльбой, где американцы и англичане, как истые поборники гуманизма и демократии, встретят их по-рыцарски благородно, с распростертыми объятиями.

Эта призрачная надежда на спасение и гнала на запад охваченные ужасом фашистские войска. 9-я немецкая армия, окруженная войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов юго-восточнее Берлина, была раздроблена нашими ударами и превратилась в несколько блуждающих котлов. Эта многочисленная вражеская группировка причинила немало забот и неприятностей. Нельзя забывать о том, что она состояла из 14 дивизий и ряда отдельных частей, насчитывала в общей сложности 200 тысяч солдат, унтер-офицеров и офицеров.

Группа немецко-фашистских войск, возглавляемая нацистским генералом Буссе, продолжала настойчивые атаки в направлении Луккенвальде. Ценой огромнейших потерь гитлеровцам удалось захватить несколько населенных пунктов. В самом конце апреля большая группа противника под покровом ночи прорвалась к штабу 4-й гвардейской армии. По сигналу тревоги за оружие взялись [531] все офицеры полевого управления. Боевыми действиями в ночных условиях непосредственно руководили командарм Д. Д. Лелюшенко и начальник штаба армии К. И. Упман. В этой критической обстановке, как мне рассказывали, вместе с офицерами штаба мужественно действовали начальник политотдела армии полковник Н. Г. Кладовой, его заместитель подполковник М. Н. Иваненко и другие политработники.

Подоспевшие 7-й гвардейский мотоциклетный полк и другие части разгромили вражескую группировку, захватили много пленных и трофейного оружия.

Прорыв соединений 9-й немецкой армии Буссе в район Луккенвальде временно нарушил не только наши дорожные коммуникации, но и проводную связь со штабами трех армий, которые участвовали непосредственно в штурме Берлина. Несмотря на это, управление войсками не прерывалось ни на минуту. Штаб фронта продолжал поддерживать устойчивый контакт с командующими армиями с помощью радиосредств.

Наши связисты, возглавляемые генералом И. Т. Булычевым, работали неплохо. В Хальбау, куда 18 апреля переместился штаб фронта, находился основной узел связи, имевший 27 телеграфных и 30 телефонных проводных линий, 30 радиостанций. Специалисты подсчитали, что за полмесяца боев по штабному телеграфу было передано и принято более четырех с половиной миллионов слов. Через основной узел проходил огромнейший поток оперативной информации. Устойчивой проводной и радиосвязью обеспечивались и НП командующего фронтом. Непрерывный обмен оперативной информацией осуществлялся также по ВЧ. Случай с временной потерей проводной связи в самый ответственный период операции еще раз подтверждает, сколь необходима для управления войсками радио — и радиорелейная связь.

После нападения на штаб 4-й гвардейской танковой армии один из крупных блуждающих котлов вплотную приблизился к аэродрому, на котором базировались самолеты 9-й гвардейской истребительной авиадивизии трижды Героя Советского Союза А. И. Покрышкина. По приказу находившегося на аэродроме командира авиаполка В. И. Боброва технический состав занял круговую оборону, отражая превосходящие силы гитлеровцев огнем пулеметов и автоматов. Поднявшиеся в воздух летчики принялись немедленно штурмовать и бомбить врага. Отстояв аэродром, гвардейцы-авиаторы заставили капитулировать более 3 тысяч гитлеровцев.

Численно превосходящего врага разгромили не боевые части, имеющие артиллерию, минометы и другое мощное [532] оружие, а техники и младшие авиаспециалисты, солдаты аэродромного обслуживания и авиационного тыла. Это свидетельствовало о том, что моральная стойкость была присуща воинам всех звеньев нашего огромного войскового организма. Психические атаки гитлеровцев, автоматная трескотня и прочие методы психологического устрашения не действовали даже на ездовых гужевого транспорта, водителей автомашин, ремонтников и дорожников, которым приходилось порой драться с гитлеровцами до подхода наших боевых частей.

Контрудар 9-й армии Буссе в направлении Луккенвальде, где гитлеровцы намеревались соединиться с 12-й армией Венка, ни в малейшей степени не ослабил высокого наступательного духа наших войск, штурмовавших Берлин. Даже когда 9-я армия угрожала перерезать наши коммуникации, никто не дрогнул, никто не отступил. Железная стойкость советских воинов была выкована совместными усилиями командиров и политорганов, целеустремленной, непрерывной и действенной партийно-политической работой.

Решая военно-политическую задачу по овладению столицей Германии, войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов занимались планомерным уничтожением живой силы и техники армии Буссе. Мы не могли позволить вражеским блуждающим котлам безнаказанно гулять по нашим тылам. На запад они прорывались в полосе нашего фронта и все время встречали подвижные заслоны наших иптаповских полков и бригад. Вражескую группировку непрерывно громили 1-я гвардейская артиллерийская дивизия (командир генерал-майор артиллерии В. Б. Хусид, начальник политотдела полковник Я. И. Гордиенко) и 17-я артиллерийская дивизия (командир генерал-майор артиллерии С. С. Волкенштейн, начальник политотдела полковник П. А. Лапаев). Эти дивизии я знал еще по боям на Днепре, знал их командиров и начальников политотделов, многих героических артиллеристов. Гвардейцы этих прославленных соединений дрались стойко и мужественно.

Не было спасения врагу и от нашей авиации, непрерывно преследовавшей и беспощадно уничтожавшей большие и малые блуждающие котлы. Гитлеровцам особенно крепко досталось в районе Барута, где образовалось настоящее кладбище разбитых и обгоревших немецких танков, бронетранспортеров и другой боевой техники. Мощные удары по врагу наносили эскадрильи и полки 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса (командир генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов, начальник политотдела полковник В. З. Гультяев), 2-го гвардейского штурмового [533] авиакорпуса (командир генерал-майор авиации С. В. Слюсарев, начальник политотдела полковник И. М. Карачун), 4-го бомбардировочного авиакорпуса (командир генерал-майор авиации П. П. Архангельский, начальник политотдела полковник В. Г. Точилов). Штурмовые удары по гитлеровцам наносили и наши истребители. Большие группы самолетов водили на врага командир 9-й гвардейской истребительной авиадивизии трижды Герой Советского Союза гвардии полковник А. И. Покрышкин, ныне маршал авиации, командир 22-й гвардейской истребительной авиадивизии Герой Советского Союза гвардии подполковник Л. И. Горегляд и многие другие.

Когда войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов завершили ликвидацию окруженной юго-восточнее Берлина группы немецко-фашистских войск, Верховный Главнокомандующий отдал приказ, в котором говорилось, что за время боев с 24 апреля по 2 мая в этом районе наши войска захватили в плен более 120 тысяч немецких солдат и офицеров. В приказе перечислялись отличившиеся в боях войска, в том числе 3-я гвардейская армия генерала В. Н. Гордова, 13-я армия генерала Н. П. Пухова, 28-я армия генерала А. А. Лучинского, 4-я гвардейская танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко и другие.

Отражая яростный натиск фашистских дивизий Венка, 13-я армия генерала Н. П. Пухова продолжала одновременно выполнять наступательные задачи и 27 апреля 1945 года с боем овладела городом Виттенберг — важным опорным пунктом обороны противника на реке Эльба. Умело маневрировали силами и войска 4-й гвардейской танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко, участвовавшие в овладении Потсдамом, Шпрембергом, Бранденбургом и в штурме Берлина. Одновременно они отражали натиск вражеских войск Венка с запада и блуждающих котлов Буссе с востока.

О геройскую стойкость наших войск разбились все атаки гитлеровцев, пытавшихся прорваться на запад и к окруженному Берлину. Напрасно генерал Кребс взывал из имперской канцелярии ко всем командующим армиями, действовавшими в междуречье Одер — Эльба, и от имени фюрера приказывал, «используя все имеющиеся силы и средства, не теряя времени, перейти со всех сторон в наступление на Берлин с целью деблокирования города и успешно завершить его. Перед этой решающей задачей отходит на задний план также и борьба с советскими войсками, устремившимися в провинцию Мекленбург»{144}. [534]

В правое крыло фронта входили: 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко, 4-я гвардейская танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко, 3-я гвардейская армия генерала В. Н. Гордова, 28-я армия генерала А. А. Лучинского, часть сил 13-й армии генерала Н. П. Пухова, 2-я воздушная армия генерала С. А. Красовского. Оценивая боевые действия этих объединений, а также поддерживавших их артиллерийских и минометных дивизий и инженерных бригад фронта, следует отдать им должное: они сыграли очень важную роль в окружении 9-й немецкой армии генерала Буссе. Советские войска не позволили противнику ни прорваться к Берлину, ни пробиться на запад, за Эльбу. Крупная группировка гитлеровцев, окруженная юго-восточнее столицы Германии, была полностью разгромлена.

Одновременно войска 4-й гвардейской танковой армии, поддерживаемые частью сил 13-й и 5-й гвардейской армий, закрыли все пути 12-й немецкой армии Венка, наносившей контрудар с запада. Если бы этим двум фашистским группировкам удалось прорваться к Берлину и соединиться с окруженным войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов многотысячным гарнизоном гитлеровцев, тогда бои в столице Германии, очевидно, приняли бы затяжной характер.

Но все попытки противника деблокировать свою берлинскую группировку провалились. В тесном взаимодействии войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов полностью изолировали, а затем разгромили окруженного врага.

Войска 1-го Украинского фронта не только активно содействовали 1-му Белорусскому фронту в овладении Берлином, но совместно с нашим соседом решительно громили противника непосредственно в самой столице Германии и ее пригородах, вплоть до полной капитуляции оборонявшей ее вражеской группировки. И я, как член Военного совета 1-го Украинского фронта, горжусь тем, что наши войска совместно внесли достойный вклад в разгром немецко-фашистских войск как на подступах к Берлину, так и непосредственно в самом городе.

В ходе Берлинской операции войскам 1-го Украинского фронта пришлось решать сложные задачи на двух различных операционных направлениях. Сильное противодействие гитлеровцев мы встретили и на дрезденском направлении. 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова, 52-я армия генерала К. А. Коротеева и получившая боевое крещение 2-я армия Войска Польского, возглавляемая генералом К. Сверчевским, с боями заняли города Ессен, Кирххайн, Фалькенберг, Мюльберг, Пульснитц. Они вышли [535] на Эльбу северо-западнее Дрездена. Как я уже говорил выше, на этом водном рубеже, в районах Торгау, Риза и других населенных пунктов, войска 1-го Украинского фронта соединились с союзниками.

Бои повсеместно носили напряженный характер. Обреченный на гибель враг сопротивлялся с ожесточением.

Даже в апреле 1945 года наши боевые действия не состояли из одних побед. На дрезденском направлении противник преподнес нам особенно большую неприятность. Генерал-фельдмаршал Шернер нанес восточнее Баутцена сильный контрудар в северном направлении вдоль реки Шпрее. Это был излюбленный прием гитлеровцев: бить вдоль реки и отрезать переправившиеся части. Нащупав стык между 52-й армией и 2-й армией Войска Польского, противник силами двух пехотных дивизий при поддержке сотни танков протаранил на узком участке растянувшийся фронт нашего 48-го стрелкового корпуса и напал на тылы 2-й армии Войска Польского, продвинувшись вперед до 20 километров. Положение сложилось тревожное, связь фронта с командармом Каролем Сверчевским на некоторое время нарушилась.

На дрезденское направление немедленно выехали начальник штаба фронта генерал армии И. Е. Петров, начальник оперативного управления генерал-майор В. И. Костылев и я с группой офицеров политуправления фронта. Члены Военного совета догадывались о главном намерении противника — помочь окруженному в Берлине гарнизону.

Продвигаясь к Шпрембергу, гитлеровцы могли наращивать силы и развивать успех, так как группа армий «Центр» являлась одной из самых многочисленных, насчитывала около миллиона солдат и офицеров.

На помощь 2-й армии Войска Польского командующий фронтом бросил не только 52-ю армию, но и 5-ю гвардейскую. Он приказал Жадову немедленно направить в район прорыва высвободившиеся на Эльбе 34-й гвардейский стрелковый и 4-й гвардейский танковый корпуса.

Находясь в то время в 52-й армии, я связался с членом Военного совета 5-й гвардейской армии генералом А. М. Кривулиным и порекомендовал ему выехать в 34-ш гвардейский стрелковый корпус. Начальника политотдела этого объединения генерала Ф. А. Каткова направил в 4-й гвардейский танковый корпус. До сознания гвардейцев необходимо было довести, что перед ними стоит не только важная боевая, но и ответственная политическая задача — оказать интернациональную помощь братьям по классу, по совместной антифашистской борьбе.

В районе боевых действий я лично убедился в том, с [536] каким умением и твердостью Кароль Сверчевский восстанавливал положение в подчиненных ему частях. Польского командарма мы встретили у моста, где образовалась пробка. Он распекал какого-то артиллериста, увозившего снаряды в тыл, куда якобы переместился его дивизион.

— Разворачивайтесь — и марш на передовую! — приказал генерал. Указав на видневшийся вдали населенный пункт, он добавил: — Я не помню, как точно называется эта немецкая деревня, но хорошо знаю, что на ее западной окраине находится батарея. Она ведет огонь по танкам врага. Отвезите боеприпасы туда. Понятно? Тогда марш-марш.

Поздоровавшись, генерал К. Сверчевский пригласил нас в свой штаб, чтобы там детально проинформировать о сложившейся обстановке. У него было усталое, озабоченное лица. Под глазами, красными от бессонницы, лежали темные тени. Он уже не говорил, а хрипел сорванным голосом.

Иван Ефимович Петров спросил Кароля, не простудился ли он, но командарм ответил, что простуда в данном случае ни при чем.

— Художественным чтением занимался, — мрачно пошутил он. — Много декламировал...

Кароль Сверчевский на минуту замолчал, а затем по привычке, как когда-то, сказал мне:

— Ты извини, комиссар, что вгорячах сказал солдату кое-что недозволенное. В критические минуты боя такое иногда случается.

По совместной предвоенной службе я знал, что у этого вспыльчивого, порой резковатого военачальника было доброе, отзывчивое сердце, ясный ум и высокие партийные качества. Мое мнение подтвердил и полковник Э. Ю. Пщулковский, возглавлявший политработу во 2-й армии. Ветеран Войска Польского, начавший воевать еще под Ленине, он рассказывал о трудностях и особенностях воспитательной работы среди личного состава. По сравнению с первыми регулярными формированиями, созданными на территории СССР, такими, например, как дивизия имени Костюшко, части 2-й армии Войска Польского имели менее обученный состав. Многие ее солдаты, призванные из недавно освобожденных районов, не были обстреляны, хотя и они горели ненавистью к немецко-фашистским захватчикам. Правда, костяк объединения составляли закаленные в борьбе с фашизмом партизаны из Армии Людовой.

Обсуждая вопросы совместной боевой деятельности, мы одновременно говорили о политработе, интернациональном воспитании советских и польских воинов. По [537] просьбе командарма К. Сверчевского и политработника Э. Пщулковского политуправление фронта направило во 2-ю армию группу агитаторов, знавших польский язык. Они проводили среди польских воинов беседы о Советской стране, Вооруженных Силах СССР, освободительной миссии и боевой дружбе двух братских армий. Это поднимало боевой дух наших товарищей по оружию, укрепляло их уверенность в своих силах и возможностях.

Контрудар немецко-фашистских войск по тылам 2-й армии Войска Польского, несомненно, имел и политическую подоплеку. Гитлеровские офицеры по национал-социалистскому воспитанию всячески разжигали среди немецких солдат ненависть к полякам, призывали истреблять их с такой же жестокостью, как русских большевиков.

Идеи справедливой войны за безопасность новых границ новой Польши, за избавление человечества от ужасов фашизма вели на подвиги воинов Войска Польского. Они сражались плечо к плечу с советскими бойцами, на их бело-красных знаменах было начертано: «За нашу и вашу свободу». Идея братской дружбы двух армий была выражена во вдохновенных словах присяги польских жолнежей:

«Присягаю соблюдать союзническую верность Советскому Союзу, который дал мне в руки оружие для борьбы с нашим общим врагом, клянусь сохранять братство по оружию с союзной Красной Армией».

Это нерушимое братство по оружию крепло и закалялось в совместной борьбе против фашизма. Наши 5-я гвардейская и 52-я армии в тесном взаимодействии со 2-й армией Войска Польского не только отразили контрудар гитлеровцев, но и разгромили гёрлицкую группировку врага.

Мне пришлось быть свидетелем беседы командарма Кароля Сверчевского с польскими и советскими солдатами. Он увлекательно рассказывал о классовой солидарности и интернациональном братстве, вспоминал бои в Испании, где под его командованием сражались русские и поляки, американцы, англичане, французы, испанцы, чехи, итальянцы и немцы-тельмановцы. Он вспомнил гражданскую войну и историческую речь В. И. Ленина, произнесенную 2 августа 1918 года на митинге в Варшавском революционном полку. Выступая перед отправляющимися на фронт поляками-добровольцами, Владимир Ильич сказал, что им выпала честь с оружием в руках защищать святые идеи и на деле осуществлять интернациональное братство народов. Великий вождь выразил тогда уверенность, что если сплотить все военные силы в могучую [538] интернациональную Красную Армию и двинуть ее против эксплуататоров, против насильников, против черной сотни всего мира, то против нас не устоит никакая сила империалистов.

Бои на дрезденском направлении весной 1945 года были прекрасным подтверждением мудрых ленинских слов. Перед объединенной интернациональной силой Красной Армии и Войска Польского не устояли черные сотни гитлеровских головорезов, поддержанных множеством фашистских танков. В сражениях Великой Отечественной войны закладывались гранитные основы дружбы и братства Вооруженных Сил стран социализма, объединенных ныне в могучем и непобедимом боевом союзе Варшавского Договора.

Но вернемся в окруженный советскими армиями Берлин, где в конце апреля 1945 года войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вели тяжелые уличные бои. Особенности городского боя потребовали создания штурмовых отрядов и групп. Так же как и в Бреслау, они состояли из автоматчиков, саперов-подрывников, экипажей танков или САУ, артиллеристов и огнеметчиков.

Вот где пригодился опыт уличных боев в Бреслау, широко пропагандируемый фронтовой и армейской печатью, командирами, политработниками, агитаторами. Оперативно освещался и опыт берлинских боев. 27 апреля газета 3-й гвардейской танковой армии опубликовала статью командира взвода гвардии младшего лейтенанта А. Панова, рассказавшего о тесном взаимодействии танкистов с автоматчиками, штурмовавшими каменные строения, превращенные гитлеровцами в опорные пункты. Он с благодарностью говорил о пехотинцах, не раз спасавших боевые машины от фаустников и обеспечивших их живучесть и неуязвимость. Наши автоматчики неоднократно предупреждали экипажи о вражеских противотанковых засадах. Получив сигнал о замаскированном орудии противника, экипаж гвардии младшего лейтенанта Алексеева совершил обходный маневр, зашел фашистскому расчету в тыл и уничтожил его. Целеуказания пехотинцев помогли другому экипажу подавить огонь неприятельской минометной батареи.

Танкисты в свою очередь обеспечивали продвижение пехотинцев. Взаимодействие осуществлялось и внутри подразделений.

Во время боев за Тельтов-каналом, когда наши войска штурмовали один из центральных районов Берлина, командиры стрелковых и танковых батальонов нередко находились на одном НП и совместно решали многие вопросы. Танки были распределены по штурмовым группам [539] и эффективно поддерживали продвижение стрелков. Саперы взрывчаткой уничтожали баррикады и завалы, обеспечивая проходы для боевой техники. Они уже помогали пехотинцам выкуривать гитлеровцев из бункеров и подвалов. Здесь широко применялись ранцевые огнеметы, дымовые завесы.

Несмотря на напряженность уличных боев, партийно-политическая работа не ослабевала. Мы постоянно и строго контролировали доставку газет и листовок, особенно в штурмовые группы. В танковых ротах было разрешено использовать рацию одной из боевых машин для приема сводок Совинформбюро. Агитаторы записывали важные сообщения и информировали солдат. Все приказы Верховного Главнокомандующего о Берлинской операции печатались отдельными листовками, которые разбрасывались с самолетов над районами боев. Военный совет 1-го Украинского фронта использовал и другие средства агитации, призывая воинов скорее добить фашистского зверя и ознаменовать праздник Первомая взятием Берлина.

Ломая сопротивление гитлеровцев, войска 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко и 28-й армии генерала А. А. Лучинского продвигались к центру Берлина. Они готовились переправиться через Ландверканал и ворваться в Тиргартен. Но как раз в тот момент Ставка Верховного Главнокомандования установила новую разграничительную линию, и все части 1-го Украинского фронта надлежало вывести из центральных районов германской столицы.

К исходу апреля 1945 года остатки немецко-фашистских войск в Берлине были блокированы нашими соединениями в нескольких разрозненных котлах: в Тиргартене, в Пренцлау, Эрберге и, наконец, в Вестенде и Вильмерсдорфе. Котел, расположенный в западной части Берлина, являлся особенно твердым орешком. Убедившись в том, что участь германской столицы решена и никакой фюрер не спасет фашистов от неминуемого разгрома, сюда по подземным переходам метро пробирались из других районов многочисленные группы гитлеровских вояк — преимущественно эсэсовцы. Гитлеровцы яростно контратаковывали наши части, пытаясь во что бы то ни стало прорваться на запад и соединиться с 12-й армией генерала Венка или же сдаться англо-американским войскам.

Несмотря на ожесточенное сопротивление немецко-фашистских частей, войска 1-го Украинского фронта в канун Первомая заняли ряд кварталов германской столицы, еще более сузив кольцо в районах Вильмерсдорфа и Вестенде. [540]

Члены Военного совета фронта встретили праздник Первомая в войсках. И. С. Конев направился в 4-ю гвардейскую танковую армию, где шли очень напряженные бои, Н. Т. Кальченко — в 13-ю армию, я же поехал в 3-ю гвардейскую танковую армию, которая штурмовала городские кварталы Берлина.

Павел Семенович встретил меня вопросом:

— Какие новости привез?

Я ответил, что главные новости должны быть у них, что сейчас все народы земного шара с нетерпением ожидают сообщения о завершении штурма Берлина. В первомайском приказе Верховного Главнокомандующего говорится, что над рейхстагом советские войска водрузили Знамя Победы. Эта весть, пожалуй, самая радостная.

Генерал П. С. Рыбалко заметил, что она была бы еще более радостной, если бы удалось взять в плен Гитлера.

— Кстати, о фюрере, — добавил Павел Семенович. — Взятые утром пленные невразумительно болтают о возможной смерти бесноватого маньяка,

Я ответил, что такая версия вполне вероятна, но официальных подтверждений пока не поступало.

Через некоторое время мы позвонили начальнику штаба фронта генералу армии И. Е. Петрову и справились о новостях. Он ответил, что из штаба 1-го Белорусского фронта по ВЧ ему сообщили о прибытии в расположение советских войск важной персоны с белым флагом. «Гость» отрекомендовался начальником генерального штаба немецких сухопутных войск генералом пехоты Кребсом. В переговорах с генералом армии В. Д. Соколовским и генерал-полковником В. И. Чуйковым он предложил временное прекращение военных действий в Берлине и передал официальное письмо на имя И. В. Сталина, в котором сообщается о том, что Гитлер покончил жизнь самоубийством.

— Расписался в своем бессилии, поспешил уйти от народного суда, признал полное банкротство фашизма, — проговорил Павел Семенович и по-молодому воскликнул: — А ведь это здорово, война и в самом деле приближается к концу!

Он обрадованно обнял меня, сердечно поздравил с победой в Берлине, потом, хитровато подмигнув, таинственно сообщил:

— А у меня, братцы, хранится заветная бутылочка шампанского. Хотя сам не пью, но ради исторического тоста в поверженном Берлине придется нарушить «сухой закон».

Я, правда, не стал прерывать победного тоста, но потом все-таки заметил, что ликовать, пожалуй, рановато. [541]

По приказу Ставки руководство 1-го Белорусского фронта потребовало от Кребса полной и безоговорочной капитуляции. Немецко-фашистское командование еще не приняло это предложение, и, видимо, придется громить врага до тех пор, пока он не сложит оружия.

Эту мысль я повторил и на митинге гвардейцев-танкистов, посвященном первомайскому празднику, где был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего. Митинг завершился командой:

— Торжественным маршем по улицам Берлина — шагом марш!

То было волнующее шествие Советской гвардии, отмеченной орденами и медалями. По Берлину гордо и величаво шли ветераны Курской битвы и Днепровской переправы, освободители Киева и Львова, герои Вислы и Одера, участники величайшей в истории войн Берлинской наступательной операции Красной Армии. Шли в последний решительный бой созданные руками тружеников тыла прославленные танки «Сумский колхозник», «Освободитель Проскурова», «Московский колхозник». Видел я в Берлине и легендарную машину «Мать-Родина», приобретенную на средства патриотической семьи Орловых и врученную экипажу гвардии младшего лейтенанта Петра Кашникова. Наступая от Одера к Нейсе, погиб смертью героя командир механизированного корпуса Василий Федорович Орлов. Не сбылась его мечта побывать в Берлине. А танк, приобретенный на сбережения его семьи, дошел до столицы Германии, и павший герой незримо присутствовал здесь.

Боевая мощь Советских Вооруженных Сил демонстрировалась на земле и в воздухе. 1 мая группа самолетов 115-го гвардейского истребительного авиаполка, ведомая гвардии подполковником А. Ф. Коссом, взяла курс на Берлин. В боевом строю находились дважды Герой Советского Союза А. В. Ворожейкин, Герои Советского Союза К. В. Новоселов, В. Н. Буянов, И. П. Лавейкин, П. И. Песков и другие. В центральной части города над зданием рейхстага Герой Советского Союза К. В. Новоселов сбросил кумачовый стяг, на котором было написано: «Слава советским войскам, водрузившим Знамя Победы над Берлином!»

И хотя 1 мая погода не очень нас баловала (временами накрапывал дождь, и солнце редко выглядывало), хотя еще шли бои, настроение у воинов было праздничное, все чувствовали канун полной победы. Командиры и политработники вручали награжденным ордена и медали, ценные подарки и посылки, присланные тружениками тыла, зачитывали письма, отправляемые на родину героев штурма [542] Берлина. Перед воинами выступали бригады фронтового и армейских ансамблей, участники красноармейской художественной самодеятельности.

В торжественной обстановке молодому командиру САУ-100 младшему лейтенанту Курганову были вручены комсомольский билет и значок.

— Честь комсомольца оправдаю, — заявил Курганов, — не пожалею ни крови, ни жизни во имя Отчизны.

А вечером, когда остатки окруженной группировки противника попытались психической атакой вырваться из кольца и пробиться на запад, младший лейтенант Курганов стойко отражал натиск численно превосходящего противника. Он не пропустил ни одного гитлеровца, лично уничтожил два «тигра» и до двух десятков фашистов.

Комсомольцы 61-й гвардейской танковой бригады в перерыве между боями написали душевное письмо молодежи индустриального Урала. Они рассказали о подвигах молодых патриотов своего соединения. «Немало воинов отдали свою жизнь за счастье и свободу дорогой Отчизны, — писали они, — немало гвардейцев пролили кровь за дело народа, за дело Победы. Но кровь, пролитая на полях сражений, не пропала даром».

Радио доносило из Москвы радостные вести: в ночь на 30 апреля в столице нашей Родины отменили затемнение, и она засияла ярким светом победных огней.

— Хорошая должность быть солдатом, — говорил бойцам агитатор сержант В. Свиридов. — Мы вернули советским людям свет, избавили человечество от фашистского мрака, спасли миллионы жизней от гитлеровских душегубов.

На войне наши люди научились понимать, что такое жизнь и свобода. Мне довелось слышать беседу старшего сержанта Петра Букова, бывалого фронтовика, который воевал против немцев еще в первую мировую войну. В годы Отечественной войны он прошел путь от Сталинграда до Берлина. В боях у Шпрее Буков с группой солдат обошел немецкий заслон и внезапной атакой смял его, захватив пулемет и трех пленных. На подступах к Берлину старшего сержанта ранило, но он не покинул передовой.

— Сил у меня еще хватит, а душа зовет в бой, — заявил отважный сибиряк.

Петр Буков с любовью говорил товарищам о великой нашей Родине, о ее несметных богатствах, о замечательных людях Страны Советов.

— Все у нас прочное, надежное, крепкое. Наше дерево руками не обхватишь и не согнешь! И люди такие! А какие поля у нас. какие богатства! И все наше. Народного [543] достояния, великих завоеваний революции и социализма, нашей свободы никому и никогда у нас не отнять. Это мы доказали в боях, победно прошагав от Сталинграда до Берлина.

Хорошее, праздничное настроение придавали и веселые, принарядившиеся девчата-регулировщицы. По-хозяйски заняв места на перекрестках улиц у дорожных указателей, они с какой-то подчеркнутой лихостью орудовали флажками, указывая путь нашим танкам, самоходкам, тягачам с орудиями, автомашинам.

От руководства 1-го Белорусского фронта, занимавшегося переговорами с немецким командованием, нам стало известно, что в 18 часов 1 мая 1945 года был получен ответ германского правительства, отказавшегося объявить о своей полной и безоговорочной капитуляции. В результате Ставка приказала нам продолжать штурм Берлина. Все было заранее подготовлено, и в 18 часов 30 минут войска двух фронтов, действовавших в Берлине, произвели мощный артиллерийский налет по окруженным группировкам врага. А затем они с новой силой развернули штурм неприятельских укреплений.

Решительный штурм советскими армиями вражеских котлов вынудил гитлеровцев снова выслать парламентеров. На этот раз для переговоров прибыл командующий обороной Берлина генерал артиллерии Вейдлинг. В конце концов он согласился на безоговорочную капитуляцию и отдал следующий приказ:

«30.4.45 г. фюрер покончил жизнь самоубийством и нас, присягнувших ему на верность, оставил одних.

Согласно приказу фюрера вы должны продолжать борьбу за Берлин, несмотря на недостаток в тяжелом оружии и боеприпасах, несмотря на общее положение, которое делает борьбу явно бессмысленной. Каждый час борьбы увеличивает ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых.

Каждый, кто падет в борьбе за Берлин, принесет напрасную жертву.

По согласованию с верховным командованием советских войск требую немедленного прекращения борьбы.

Вейдлинг, генерал артиллерии и командующий обороной Берлина»{145}.

2 мая 1945 года, когда сопротивление гитлеровцев в столице Германии было сломлено, войска 1-го Украинского фронта в районе Берлина взяли в плен 34 тысячи немецких солдат, офицеров и генералов.

Помню, мы с членом Военного совета 3-й гвардейской [544] танковой армии С. И. Мельниковым увидели на одной из улиц Берлина такую картину. Прокопченный и измазанный танкист, сверкая белозубой улыбкой, весело разъяснял выбравшимся из подземелья крупным нацистским чинам в мундирах и при орденах, что именно он, советский лейтенант, берет их в плен и что прибытия советских военачальников не стоит ждать.

— У меня, герры генералы, — с гордостью произнес танкист, — полномочия огромные, и капитуляцию вашу я готов принять. Меня на это уполномочила мать-Родина! — Затем молодой лейтенант с усмешкой добавил: — А командарму с вами заниматься некогда. Вас, пленных, много, а он один.

Мы с генералом С. И. Мельниковым подошли к этой группе, от души посмеялись над забавной историей и одобрили действия советского лейтенанта хорошо понятным немцам словом «гут». С нами как раз был переводчик, и мы через него подтвердили полномочия гвардейца-танкиста, предложив без промедления и проволочки выполнить условия капитуляции. Гитлеровские генералы и полковники горестно повздыхали, помялись и вызвали из подземелья остальных своих коллег, чтобы организованно сдать оружие.

Такие сцены наблюдались довольно часто.

Когда смолкли залпы орудий и прекратились автоматные очереди, повсеместно начались митинги. Гремело могучее «ура», раздавались здравицы в честь героического советского народа и социалистической Родины, в честь родной Коммунистической партии — вдохновителя и организатора наших боевых и трудовых побед.

Ликование вспыхнуло с новой силой, когда по радио передали приказ Верховного Главнокомандующего и в столице нашей Родины Москве 2 мая 1945 года в 21 час раздался салют в честь доблестных войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, завершивших ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных юго-восточнее Берлина.

Прошло немного времени, и новая, еще более мощная волна восторга охватила всех наших воинов. Не скрывая радостного волнения, диктор Юрий Левитан проникновенно объявил приказ Верховного Главнокомандующего, возвещавший о том, что берлинский гарнизон немецких войск во главе с начальником обороны генералом артиллерии Вейдлингом и его штабом 2 мая в 15 часов прекратил сопротивление. К 21 часу нашими войсками в Берлине было взято в плен более 70 тысяч немецких солдат и офицеров.

В этом документе содержалась политическая оценка [545] взятия Берлина как центра немецкого империализма и очага агрессии. Разгромив фашистское логово, в котором нашли свой бесславный конец Гитлер, Геббельс и другие главари, Советская Армия уничтожила разветвленный аппарат нацистской партии, учреждения гестапо и другие институты кровавого и преступного третьего рейха.

Приказ Верховного Главнокомандующего был обращен ко всем войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, ибо взятие Берлина явилось итогом многолетней и тяжелой войны советского народа и его героической армии, одержавших под руководством Коммунистической партии историческую победу над фашизмом.

Раскаты салютов прогремели и в поверженном Берлине. В эту незабываемую майскую ночь небо расчертилось огненными строчками трассирующих очередей и яркими вспышками ракет. Всюду звенели песни, заливались саратовские гармошки с перезвоном и тульские баяны, а на площадях не прекращалась лихая солдатская пляска...

Всю ночь царило веселье. Да и как уснешь в такую счастливую, незабываемую и неповторимую, победную майскую ночь!

Но что же творилось в стане поверженного врага? Бывший личный шофер фюрера эсэсовец Э. Кемпка, написавший претенциозную книгу «Я сжег Гитлера», так, например, описывает обстановку, предшествовавшую капитуляции берлинского гарнизона, обреченного нацистскими главарями на печальную участь: «...глазам нашим представилась потрясающая картина. Смертельно усталые солдаты, раненые, о которых никто не заботился, и беженцы лежали у стен, на ступеньках лестниц, на платформах. Большинство этих людей уже потеряло всякую надежду на бегство и было безучастно ко всему происходящему»{146}.

Он, разумеется, не пишет ничего по поводу безумного приказа Гитлера о «выжженной земле», об уничтожении всего ценного, что есть на территории Германии, обрекавшего тем самым мирных немцев на голод, холод и смерть. Недаром сами немцы прозвали этот документ «приказом Нерона», который, как известно, сжег древний Рим. Теперь многие буржуазные историки утверждают, что Гитлер был сумасшедшим и потому-де издавал такие изуверские приказы. Но Геббельс, являвшийся комиссаром обороны Берлина, был не лучше фюрера. Когда советские войска прорвались к Берлину, колченогий идеолог фашизма в истерике кричал: «...если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнется»{147}. [546]

Своими циничными заявлениями о массовом истреблении славянских народов печально прославились Геринг, Розенберг и Кох. А «деятельность» рейхсфюрера СС Гиммлера, организатора огромной сети лагерей смерти, и кровавого Кальтенбруннера, как говорится, не требует комментариев. Нацистские главари, руководившие обороной Берлина, действительно заставили содрогнуться самих немцев, когда отдали людоедский и бессмысленный приказ об открытии шлюзов и затоплении ряда станций метро, где погибло много раненых немецких солдат и мирных жителей, женщин и детей, укрывавшихся в этих подземных убежищах.

Герои штурма Берлина, разгромившие фашистское логово, спасли Германию и все человечество от нацистского мракобесия, вернули немецкому народу утраченную им свободу. Вот почему известный немецкий поэт, видный антифашист и политический деятель ГДР Иоганнес Бехер с благодарностью писал о советском воине-освободителе:

Кто сделал, как брат для брата,
Что мы от чумы спасены?
Страны Советской солдаты,
Герои Советской страны{148}.

Героев штурма Берлина славил советский народ, славили народы нашей планеты. Митинги по случаю исторической победы проходили по всей стране, от края и до края, на предприятиях и в учебных заведениях, в колхозах и совхозах, в городах и селах, аулах и кишлаках. И конечно, они были созваны во всех частях и подразделениях фронта. Воины с гордостью говорили о нашей великой победе и героях штурма Берлина. В их горячих и взволнованных выступлениях вместе с тем звучала и хозяйская забота воина-гражданина о приведении частей и подразделений, танкового и автомобильного парка, самолетов и артиллерии в полную боевую готовность.

Берлин был взят, но война еще не завершилась, и войскам 1-го Украинского фронта предстояли новые боевые дела.

По земле Саксонии

И вот отгремели залпы победного салюта в честь героев штурма Берлина. Солдаты едва успели почистить прокопченные порохом автоматы и пулеметы, пробанить стволы орудий и привести в порядок боевые машины, как началась крупная перегруппировка войск. Они готовились [547] к Пражской наступательной операции — завершающей в Великой Отечественной войне.

Еще в конце апреля 1945 года, когда мы пока неполностью овладели Берлином и вели напряженные бои юго-восточнее и юго-западнее столицы Германии с 9-й немецкой армией Буссе и 12-й армией Венка, состоялся разговор И. В. Сталина с И. С. Коневым. Верховный Главнокомандующий предложил нам разработать и представить Ставке и Генштабу предложения, связанные с задачей освобождения столицы братской Чехословакии — Праги. Военный совет 1-го Украинского фронта доложил их очень быстро. И уже 1 мая 1945 года Ставка передала нам директиву о сосредоточении войск фронта для решительного наступления на Прагу с севера.

Завершив 2 мая бои в Берлине, войска 1-го Украинского фронта без какой-либо паузы и промедления развернули самую энергичную подготовку к новой наступательной операции. Из района взятой штурмом столицы Германии в срочном порядке выводились соединения и части 3-й и 4-й танковых армий. Им была поставлена задача форсированным маршем, преимущественно в ночное время» пройти до двухсот километров и скрытно сосредоточиться на исходных для наступления позициях северо-западнее Дрездена. Необходимо было в кратчайший срок осуществить и сложную перегруппировку четырех общевойсковых армий. Все наши войска, находившиеся под Берлином, перемещались в южном направлении — за новую разграничительную линию Люббен, Виттенберг, передавая свои позиции и боевые участки соседнему 1-му Белорусскому фронту.

Хочу особо подчеркнуть, что в разработку плана Пражской наступательной операции вместе с командующим вложил наряду с другими членами Военного совета очень много труда начальник штаба фронта генерал армии И. Е. Петров. Иван Ефимович раньше командовал 4-м Украинским фронтом, нацеленным на Чехословакию и освободившим часть ее территории, и тогда основательно изучил эту страну, ее важнейшие промышленные объекты, коммуникации и военно-географические особенности. Когда обсуждался план наступательной операции, генерал И. Е. Петров детально охарактеризовал театр военных действий и подчеркнул, что подступы к Праге прикрыты грядой Рудных гор, протянувшихся чуть ли не на полтораста километров. Севернее, в районе Дрездена, громоздятся гигантские песчаниковые высоты и лесистые плато, рассеченные Эльбой и ее притоками,

— Эти необычайно красивые места часто называют «саксонской Швейцарией», — заметил Иван Ефимович, — но [548] горы могут доставить нам массу неприятностей. Если мы задержимся на перевалах или сделаем передышку в «саксонской Швейцарии», то понесем излишние потери и не сумеем отрезать пути отхода шернеровской группе немецко-фашистских армий...

Учитывая это обстоятельство и выполняя указания Ставки, Военный совет предусмотрел в плане наступательной операции мощные и стремительные удары по вражеской обороне, отсекающие гитлеровцев от Рудных гор. Это должно было позволить нашим подвижным соединениям захватить перевалы через Рудные горы и вырваться на равнинный простор.

Если мне не изменяет память, 4 мая 1945 года проходило совещание командующих и членов военных советов армий. Маршал Советского Союза И. С. Конев ознакомил собравшихся с директивой Ставки и поставил конкретные задачи войскам. Он напомнил, что Пражская наступательная операция осуществляется силами 1, 2 и 4-го Украинских фронтов и основная ее цель — завершение освобождения братской Чехословакии и ее столицы Праги, полный разгром последней крупной группировки немецко-фашистских войск.

Главный удар, как это предусматривал план операции, должны были наносить из района Ризы вдоль Эльбы и Влтавы в общем направлении на Прагу 3-я и 5-я гвардейские и 13-я общевойсковые армии, 3-я и 4-я гвардейские танковые армии. Другая группа, состоявшая из 28-й, 52-й армий и 7-го гвардейского мехкорпуса, наносила вспомогательный удар в направлении Циттау, Млада-Болеслав, Прага. Обходя Дрезден с юго-востока, на Пирну должны были наступать 2-я армия и 1-й танковый корпус Войска Польского. 5-й гвардейской армии и 4-му гвардейскому танковому корпусу ставилась задача овладеть главным городом Саксонии — Дрезден.

Конкретные задачи получили вновь прибывшая на наш фронт 31-я армия генерала П. Г. Шафранова, а также 21-я армия и обеспечивавшая наш левый фланг 59-я армия.

В своем выступлении И. С. Конев напомнил, что крупнейшая стратегическая группировка в районе Берлина полностью разгромлена. Взятие Красной Армией столицы Германии поставило нацистский вермахт перед неизбежной военной катастрофой. Но в районе Чехословакии, продолжал командующий, за Судетами и Рудными горами, засела крупная и фактически последняя группировка фашистских войск под командованием генерал-фельдмаршала Шернера, насчитывающая 65 дивизий, в том числе 13 танковых, 4 моторизованные, а также большое количество отдельных частей и подразделений. Он [549] сообщил, что миллионная группировка, возглавляемая фанатичным нацистом Шернером, является главным вооруженным оплотом фашистского режима Деница, лихорадочно пытавшегося заключить сепаратный мир с западными державами.

— Шернер, по всем данным, замыслил драться с нами не на жизнь, а на смерть и в то же время готов поднять руки перед англо-американскими войсками, — сказал Иван Степанович. — Ставка поставила перед Первым, Вторым и Четвертым Украинскими фронтами задачу не дать вооруженным эсэсовским дивизиям, военным преступникам и всякому фашистскому сброду улизнуть на запад, непременно окружить группировку Шернера и, если она не сложит оружия, уничтожить ее!

Командующий фронтом отметил, что у наших соединений имеются все возможности с ходу преодолеть Рудные горы. Для этого надо, отметил он, смело вырываться вперед, не ввязываясь в бои за населенные пункты и не допуская линейности действий, дерзко выходить на фланги и тылы противника и отрезать группировке Шернера пути отхода на запад и юго-запад. Маршал порекомендовал высылать сильные передовые отряды, способные самостоятельно решать боевые задачи, а для того, чтобы пехота не отставала от танков, сажать стрелковые подразделения на машины, широко используя автотранспорт. Он напомнил, что мы вступаем в Пражскую операцию, имея в своем распоряжении более 70 тысяч автомашин, и обязал начальника тыла генерала Н. П. Анисимова еще раз проверить обеспеченность войск горючим и боеприпасами, чтобы ничто не мешало успешному осуществлению завершающей операции на советско-германском фронте.

Когда маршал предоставил слово мне, я, сделав краткий обзор политической обстановки, подчеркнул, что разгром фашистского логова, где нашли бесславный конец обанкротившиеся главари третьего рейха и другие военные преступники, свидетельствует о полном крушении гитлеровского режима. Но так называемое «правительство» гросс-адмирала Деница, которого ушедший в небытие фюрер назначил своим преемником, преступно затягивает войну, лелея мечту о тайном сговоре с реакционными кругами Запада. Мы располагали радиоперехватом «программного» выступления Деница 1 мая по радио, в котором он довольно откровенно и категорически заявил: «Моей первейшей задачей является спасение немцев от уничтожения наступающими большевиками. Только во имя этой цели продолжаются военные действия».

Мы рекомендовали командирам и политорганам, партийным и комсомольским организациям непременно закрепить [550] царивший в частях огромный политический и боевой подъем и разъяснить всем воинам величие возложенных на нас интернациональных задач. Красная Армия вступала на территорию Чехословакии для того, чтобы ликвидировать последние очаги сопротивления гитлеровцев и полностью освободить союзную нам страну от ига фашизма. Каждый боец и командир призван был олицетворять великолепные качества воина-интернационалиста, славного представителя героической Красной Армии, питающего к чехословацкому народу самые добрые братские чувства.

Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам 1-го Украинского фронта начать Пражскую наступательную операцию 7 мая 1945 года. На эту дату были ориентированы командармы и все участники совещания руководящего состава, созванного маршалом И. С. Коневым 4 мая 1945 года. Времени для подготовки было крайне мало. И тем не менее события разворачивались так, что наступать нам пришлось раньше установленной даты.

5 мая 1945 года трудовая Прага восстала против ненавистных фашистских оккупантов. Разгорелась кровопролитная и неравная борьба. Командующий группой немецко-фашистских армий «Центр» генерал-фельдмаршал Шернер бросил на подавление восстания крупные силы. В ночь на 6 мая Чешский национальный совет обратился по радио с тревожным призывом:

«На Прагу немцы наступают со всех сторон. В действии германские танки, артиллерия и пехота. Прага настоятельно нуждается в помощи. Пошлите самолеты, танки и оружие. Помогите, помогите, быстро помогите!»{149}

Учитывая критическую обстановку в чехословацкой столице, Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам 1-го Украинского фронта перейти в наступление на сутки раньше намеченного срока, то есть без промедления.

В первой половине дня 6 мая 1945 года передовые отряды ударной группировки, поддержанные мощнейшими ударами артиллерии, внезапно для противника атаковали его позиции и на ряде участков достигли успеха. Затем перешли в наступление и наши главные силы. В состав ударной группировки входили 13-я и 3-я гвардейская общевойсковые армии, 3-я и 4-я гвардейские танковые армии (командующие соответственно генералы Н. П. Пухов, В. Н. Гордов, П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко).

По ряду причин с ними не могла одновременно перейти в наступление 5-я гвардейская армия. Хотя командующий [551] фронтом и отложил на несколько часов начало ее боевых действий, но он всячески торопил командарма А. С. Жадова и в конце концов отдал ему письменный приказ: «Светлого времени не терять, начать наступление немедленно. Исходное положение для наступления занимать с ходу»{150}.

Жадову была поставлена задача не только овладеть Дрезденом, но, кроме того, отсечь и сковать сосредоточенные в районе города крупные силы гитлеровцев, обезопасив от флангового удара наши танки, устремившиеся к Рудным горам.

5-я гвардейская действовала успешно. Поарм, возглавляемый генералом Ф. А. Катковым, политорганы соединений, партийные и комсомольские организации сумели в сжатые сроки мобилизовать войска на выполнение боевых задач. Воины-гвардейцы проявили высокие морально-боевые качества. Даже когда настала темная ненастная ночь и хлынул проливной дождь, части продолжали двигаться вперед по бездорожью, по незнакомой горно-лесистой местности. Охватывая Дрезден с северо-запада и северо-востока, они заняли более сотни населенных пунктов и 7 мая ворвались на окраины города. Подразделения 15-й гвардейской стрелковой дивизии генерала П. М. Чиркова с ходу форсировали Эльбу и продолжали развивать наступление.

Одновременно подразделения 4-го гвардейского танкового Кантемировского корпуса, осуществившие дерзкий обходный маневр, одними из первых достигли юго-западных окраин Дрездена и захватили там мост. Это позволило быстро переправить на противоположный берег Эльбы стрелковые подразделения и начать планомерный штурм городских кварталов.

Бои в Дрездене продолжались всю ночь на 8 мая, не прекращались они и днем. К 14 часам гитлеровский гарнизон города был разгромлен, его остатки капитулировали.

Днем раньше войска 6-й армии генерала В. А. Глуздовского приняли капитуляцию находившегося в длительной осаде сорокатысячного гарнизона гитлеровцев в Бреслау (Вроцлаве).

Но на пражском направлении бои продолжались. Утром 8 мая, когда еще не завершились бои в Дрездене, а наши подвижные войска, вступившие в Чехословакию, преодолевали яростное сопротивление группы немецко-фашистских армий «Центр», в Военный совет и политуправление фронта поступило несколько запросов. Командиры [552] и политработники соединений и объединений интересовались, как расценивать сообщения зарубежного радио об окончании войны и наступившем мире. Ничего определенного, конечно, мы не могли им сообщить. После нескольких таких звонков я включил трофейный радиоприемник «Телефункен». Лондон и Париж, Брюссель, Цюрих и Амстердам передавали торжественную музыку и церковные хоралы. А работник политуправления фронта подполковник Л. А. Дубровицкий представил Военному совету перехваченное в эфире сообщение о том, что в Реймсе англо-американское командование приняло от немцев капитуляцию.

Но на нашем участке фронта капитуляции фашистов, судя по всему, не предвиделось. Группа армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шернера оказывала яростное сопротивление советским войскам и продолжала зверствовать в Праге, жестоко расправляясь с восставшими трудящимися Чехословакии. Поэтому Военный совет фронта еще раз разъяснил командирам и политработникам, что в создавшихся условиях не следует принимать всерьез сообщения о капитуляции гитлеровцев на Западе, а бить фашистскую группировку Шернера до тех пор, пока она не сложит оружия. Мы срочно передали войскам, что нашу братскую помощь с великой надеждой ждет восставший народ Чехословакии, а поэтому нужно как можно скорее продвигаться на Прагу.

В тот день я разговаривал по В Ч с заместителем начальника Главного политического управления Красной Армии генералом И. В. Шикиным и рассказал ему о поступивших из частей запросах в связи с принятием англо-американским командованием капитуляции от гитлеровцев. И. В. Шикин сообщил, что церемония в Реймсе рассматривается лишь как подписание предварительного акта. Он целиком одобрил наши указания войскам фронта и проинформировал, что 8 мая 1945 года в Берлине будут официально принимать капитуляцию от поверженного врага заместитель Верховного Главнокомандующего Красной Армии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков и представители военного командования союзных держав.

— Ваша задача, определенная Ставкой, — сказал в заключение И. В. Шикин, — как можно быстрее оказать помощь восставшей Праге, спасти столицу Чехословакии от разрушения, а братский народ от уничтожения.

Я поинтересовался, как себя чувствует А. С. Щербаков.

— Александр Сергеевич тяжело болен, — вздохнув, ответил И. В. Шикин. — Мы серьезно озабочены состоянием его здоровья. [553]

К глубокому сожалению, опасения эти не были напрасными. На другой день после нашей великой победы, 10 мая 1945 года, на сорок четвертом году жизни генерал-полковник Александр Сергеевич Щербаков, выдающийся деятель партии и государства, кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь Центрального Комитета партии, начальник Главного политического управления Красной Армии и начальник Совинформбюро, скончался. Это была большая утрата для партии и народа, для всех Вооруженных Сил.

Продолжим же рассказ о последних днях войны. Как только 8 мая 1945 года наши войска овладели Дрезденом, командующий 5-й гвардейской армией генерал А. С. Жадов представил Военному совету фронта предварительную информацию о катастрофическом состоянии древнего саксонского города, превращенного англо-американской авиацией в сплошные руины, и бедственном положении местного населения.

После того как в пригород Дрездена Радебёйль переместился штаб фронта, мне чуть ли не ежедневно приходилось проезжать по улицам и площадям старинного немецкого города, и передо мной все полнее представала картина бессмысленных разрушений, учиненных массированными налетами англо-американской авиации.

До войны в Дрездене насчитывалось около 630 тысяч жителей, но в результате наплыва беженцев к моменту массированных бомбардировок там скопилось, как удалось установить, примерно 1,2–1,4 миллиона человек. Дрезден, один из красивейших городов Европы, прозванный «немецкой Флоренцией» и «музеем Германии», фактически не имел важных военных объектов. Почему же англо-американское командование избрало его в качестве мишени для столь странной, даже скорее чудовищной воздушной операции «Удар грома»? Английский историк Дэвид Ирвинг в своей книге, посвященной дрезденской трагедии, откровенно говорит, что выдающиеся успехи Красной Армии, громившей немецко-фашистские войска и быстро продвигавшейся в глубь Германии, не на шутку встревожили реакционные круги империалистических держав Запада. Ирвинг признает, что долгожданная Крымская конференция, от которой в большой степени зависело будущее послевоенной Европы, должна была открыться в условиях демонстрации советской военной мощи в таком огромном масштабе, что успехи западных союзников в Италии и продолжавшееся в Арденнах сражение выглядели слишком скромными по сравнению с наступлением 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов. [554]

Черчиллю и ему подобным империалистическим зубрам хотелось на Крымской конференции козырнуть боевой мощью Запада, чтобы повести переговоры с пресловутой «позиции силы». Именно потому премьер-министр Великобритании требовал, чтобы итогом воздушной операции «Удар грома» стал бомбовый удар «катастрофической силы». Было решено ударить по одному из городов Восточной Германии, который впоследствии войдет в советскую зону оккупации. Начальник штаба английских ВВС указывал в памятной записке: «Эффект будет особенно большим, если избранный в качестве цели город до сих пор является относительно не разрушенным».

Именно таким объектом оказался Дрезден, где скопилось много беженцев и где была слабая противовоздушная оборона.

В ночь на 14 февраля 1945 года, когда исход войны был уже предрешен, англо-американская стратегическая авиация обрушила на Дрезден удары небывалой дотоле силы. В первом ночном налете на город экипажи четырехмоторных бомбардировщиков «Ланкастер» сбросили очень много зажигательных бомб. Был создан огненный шквал, уничтоживший огромное количество построек и погубивший тысячи мирных жителей.

С 13 по 15 февраля 1945 года англо-американская авиация совершила на город четыре массированных налета, в которых участвовало в общей сложности около 1400 бомбардировщиков, сбросивших 4210 тонн бомб.

В результате этой беспрецедентной по своей жестокости воздушной операции погибло 135 тысяч мирных жителей. Из 220 тысяч квартир 75 тысяч оказались полностью разрушенными, а 99 тысяч получили повреждения.

Сразу же после вступления советских войск в растерзанный англо-американской авиацией Дрезден Советское правительство возложило на нас нелегкую и ответственную обязанность — помочь бедствующему населению города.

Ни для кого не секрет, что Военному совету фронта и органам тыла было очень трудно изыскивать продовольственные ресурсы, так как мы не располагали большими резервами. Ведь и у нас в стране скромные продовольственные пайки выдавались по карточкам. Но даже в этих тяжелых условиях наше правительство сочло возможным оказать помощь населению Германии.

По поручению Государственного Комитета Обороны в Дрездене, как и в Берлине, побывал заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров А. И. Микоян, который дал нам ряд конкретных рекомендаций по поводу снабжения мирных жителей продуктами питания. [555]

Военный совет и политуправление фронта, органы тыла и особенно продовольственная служба, автомобилисты, инженерные войска мобилизовали все силы, чтобы как можно быстрее нормализовать жизнь в Дрездене, спасти мирных жителей от голода, восстановить вместе с населением разрушенное коммунальное хозяйство. По указанию Правительства СССР Военный совет передал в распоряжение обер-бургомистра Дрездена все оставшиеся в городе продовольственные базы, овощные хранилища, склады с товарами широкого потребления. Мы предложили вновь созданному магистрату организовать планомерное снабжение населения предметами первой необходимости.

Но местные ресурсы были невелики. Предчувствуя неизбежный крах, гитлеровцы варварски уничтожили значительную часть продовольствия. Немало продуктов они испортили. Учитывая бедственное положение населения Дрездена, Военный совет 1-го Украинского фронта выделил из своих запасов для снабжения жителей города 9500 тонн зерна, 1115 тонн мяса, 512 тонн жиров, 800 тонн соли, 200 тонн кофе и 30 тысяч тонн картофеля. Начальнику автоуправления фронта генерал-майору Соболеву было предложено организовать завоз картофеля в Дрезден, выделив для этой цели автополк. Кроме того, он выделил в распоряжение коменданта города два автомобиля, которые специально занимались развозом продовольствия по районам и магазинам.

Занимаясь упорядочением условий жизни жителей Дрездена и районов, входящих в полосу нашего фронта, Военный совет широко опирался на помощь немецких коммунистов и демократических слоев населения. Мы с удовлетворением узнали, что в годы минувшей войны коммунисты Саксонии даже в условиях жесточайшего гестаповского террора не сложили оружия и вели мужественную борьбу против кровавой нацистской тирании. Выйдя из подполья, коммунисты энергично взялись за ликвидацию последствий войны и строительство новой жизни.

Военным комендантом Дрездена был назначен командир 33-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант Никита Федотович Лебеденко. Ветеран Коммунистической партии и Советских Вооруженных Сил, он обладал необходимыми политическими, организаторскими качествами и, как говорится, хозяйственной жилкой. Для оказания помощи в организации снабжения населения города продовольствием Военный совет направил в его распоряжение 20 офицеров во главе с начальником продотдела 5-й гвардейской армии майором Востропятовым. [556]

Затем генерала Лебеденко сменил полковник И. А. Горохов, а заместителем коменданта по политчасти стал подполковник А. А. Соловьев. Активно развернули свою деятельность и военные комендатуры районов города.

В приказе № 1 военного коменданта Дрездена объявлялось о роспуске, немедленном и категорическом запрещении деятельности национал-социалистской партии и подчиненных ей организаций.

Мы, представители социалистического государства и Коммунистической партии Советского Союза, выступали за рубежом как братья немецких рабочих, крестьян и интеллигенции по классу, как союзники трудящихся Германии и поэтому поддерживали все здоровые антифашистские силы, помогая трудящимся закладывать фундамент новой, демократической, миролюбивой Германии.

Наши политорганы направили большую группу офицеров, знающих немецкий язык, для массовой воспитательной работы среди местного населения. Большой популярностью у немцев пользовался издаваемый нами «Информационный листок». Вскоре политуправление фронта приступило к выпуску ежедневной газеты на немецком языке «Новости дня». Она информировала трудящихся о важнейших событиях в мире, рассказывала правду о Советском Союзе и Красной Армии, которая выполняла интернациональную миссию и спасла немецкий народ и все человечество от коричневой фашистской чумы. Газета сообщала о мероприятиях советской военной администрации по восстановлению народного хозяйства и возрождению культурной жизни в Германии.

Помощь политорганов немецким коммунистам и всем демократическим силам имела неоценимое значение. Поднимая политическую активность масс, мы совместными усилиями способствовали проведению в стране антифашистских, демократических, революционных преобразований.

Огромную работу по восстановлению коммунального хозяйства города проделало 8-е фронтовое управление оборонительного строительства, возглавляемое полковником Ковиным. Военно-строительные отряды управления при широком участии местного населения и инженерно-технических работников управлений коммунального хозяйства города развернули первоочередные восстановительные работы.

Всюду разбирались завалы, расчищались улицы и площади, трамвайные пути и дорожные магистрали. Воины и специалисты 8 ФУОС в кратчайший срок восстановили электросеть и на шести улицах сдали в эксплуатацию трамвайную линию. Они отремонтировали 50 километров [557] газопровода и почти 30-километровую водопроводную магистраль, а также канализационную сеть общей протяженностью 67,5 километра{151}.

При разминировании зданий, разборке завалов и расчистке города советские воины проявляли бережное отношение к архитектурным сокровищам Дрездена и помогли немецким специалистам законсервировать для последующей реставрации и спасти от дальнейшего разрушения драгоценные ансамбли главного города Саксонии.

Когда были завершены бои за Дрезден, Военный совет фронта получил тревожное сообщение о том, что всемирно известный музейный комплекс Цвингер разрушен англо-американскими бомбами, а хранившиеся там бессмертные сокровища картинной галереи бесследно исчезли.

В поиски пропавших шедевров искусства включилась масса людей: работники разведывательного управления штаба и политуправления фронта, «Смерша» и военных комендатур, немецкие должностные лица городского и районных магистратов Дрездена. Из Москвы прибыла группа специалистов во главе с видным искусствоведом Натальей Ивановной Соколовой и опытным художником-реставратором Степаном Сергеевичем Чураковым.

Наиболее отличились в поисках художественных ценностей воины 164-го батальона, которым командовал В. П. Перевозчиков, офицер трофейной бригады художник Л. Н. Рабинович, лейтенант Ф. Горбик и другие. Вскрывая вход в разрушенное здание Альбертинума, сержант Бурцев и другие саперы обезвредили заложенные гитлеровцами мощные фугасы и спасли от уничтожения десятки находившихся там ценных скульптур. Затем в заброшенных каменоломнях возле села Гросс-Котта была обнаружена значительная часть картин Дрезденской галереи. В вагоне, загнанном по узкоколейке в штольню, находились полотна Рубенса, Рембрандта, Тициана, Риберы. Многие шедевры мирового искусства отсырели, покрылись плесенью. В той самой каменоломне, где со стен сочилась вода, в большом ящике была обнаружена знаменитая «Сикстинская мадонна» Рафаэля.

Маршалу Советского Союза Коневу, генералам Петрову, Кальченко, Яшечкину, Осетрову и автору этих строк довелось в числе первых увидеть эти сокровища в заброшенной и сырой каменоломне. Затем еще один тайник был обнаружен у шахты Покау-Ленгфельд. Наша поисковая группа, возглавляемая старшим лейтенантом Позирайло, с боем пробилась туда, разгромив подразделение эсэсовцев,

Здесь, так же как и повсеместно, пришлось разминировать подступы к тайнику и спасать драгоценные полотна от уничтожения их фугасами, которые подготовили фашистские саперы.

Вспоминая о первом «свидании» со спасенными шедеврами мирового искусства, член-корреспондент Академии художеств СССР Н. И. Соколова впоследствии рассказывала:

«Вместе с солдатами спустились в каменоломню. Лучик электрического фонаря выхватил из темноты картину Рембрандта «Автопортрет с Саскией». Фронтовики, прошедшие тяжелыми дорогами войны, как зачарованные, рассматривали творение прославленного голландца. Не знаю, сколько прошло времени. Нарушил молчание пожилой сапер: «А за кого поднимает бокал художник?» И вместо рассказа об истории картины у меня вырвалось: «Рембрандт поднимает бокал и за вас, за отважных солдат. Он радуется, что вы спасли его картину, вернули ее людям...» Может быть, в этот момент бойцы почувствовали, что совершили еще один подвиг во имя человечества...»{152}

Под наблюдением Н. А. Пономарева, Н. И. Соколовой, Е. И. Востокова и под охраной советских воинов все картины были бережно доставлены в Дрезден, тщательно просушены. С. С. Чураков и другие художники-реставраторы оказали поврежденным полотнищам «первую помощь».

И. В. Сталину было послано следующее сообщение:

«Докладываю: в районе г. Дрезден обнаружены в различных местах ценности, принадлежавшие саксонским королям.

1. Произведения живописи, работы великих мастеров, всего около 1000 картин. Среди них:

«Сикстинская мадонна» Рафаэля,

Рембрандта — 10 картин,

Тициана — 6,

Рубенса — 12,

Веронезе — 8,

Ван Дейка — 7,

Корреджио — 2,

а также произведения Джорджоне, Тинторетто, Ватто и многих других, собрание гравюр и рисунков, в числе которых оригиналы античной скульптуры Ренессанса, барокко и рококо...

Конев, Крайнюков» {153}.

В связи с тем что в разрушенном англо-американской авиацией Дрездене картинную галерею содержать было невозможно, по указанию Государственного Комитета Обороны мы направили спасенные полотнища на временное хранение в Москву. Там большая группа реставраторов под руководством народного художника СССР П. Д. Корина полностью восстановила картины.

В послевоенное время, когда я уже вернулся в Москву, в залах Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где были выставлены шедевры мирового искусства, в течение многих месяцев не иссякал поток трудящихся.

В 1955 году Советское правительство передало эти бесценные сокровища Германской Демократической Республике. Спасенные воинами 1-го Украинского фронта и восстановленные советскими художниками картины снова разместились в поднятом из руин музейном здании Дрезденской галереи.

Как драгоценную историческую реликвию сохранили трудящиеся ГДР «автограф» нашего сапера, запечатленный на стене здания в майские дни победного 1945 года: «Музей проверен. Мин нет. Проверял Ханутин».

Марш на Прагу

В то время как 5-я гвардейская армия очищала от противника Дрезден, 2-я армия Войска Польского овладела Баутценом, а 52-я армия — Герлицем, подвижные войска ударной группировки развивали успех на пражском направлении. Это отнюдь не означало, что советские танкисты продвигались вперед, не встречая сопротивления. Гитлеровцы пытались любой ценой задержать нас на рубеже Рудных гор и Судет, неоднократно переходили в контратаки, выставляли мощные заслоны из пехоты, усиленной противотанковой артиллерией. В горах, поросших лесом и кустарником, они устанавливали фугасы и I мины, устраивали завалы, организовывали засады фаустников.

Там, где позволяла обстановка, советские танкисты старались не ввязываться в затяжные бои, обходить опорные пункты обороны противника. Но горная местность крайне ограничивала возможности для маневра. Поэтому нашим частям приходилось выбрасывать вперед десанты автоматчиков. Пробираясь по заросшим кустарником кручам, мотострелки обходили вражеские заслоны, атаковали их с тыла и флангов, уничтожали в первую очередь фаустников.

В голове каждой танковой части двигались саперы, [560] которые расчищали завалы, разминировали местность, помогали экипажам боевых машин преодолеть горные речушки, ручьи и другие препятствия.

В передовых отрядах находились представители авиасоединений. Когда улучшилась погода, они по радио руководили боевыми действиями летчиков. В сложных горных условиях меткие удары по врагу наносили летчики-штурмовики Т. Я. Бегельдинов, С. И. Потапов, А. П. Артеменко, Н. И. Дегтярь, Н. Н. Кочмарев и многие другие.

Подвижные войска фронта в достаточном количестве были насыщены артиллерией всех калибров. Хорошо поддерживали наступающих соединения 10-го артиллерийского корпуса прорыва, особенно 31-я артдивизия генерала Д. М. Краснокутского.

На колонных путях действовал жесткий закон: все, что мешает движению войск, должно быть немедленно устранено. Любая поломавшаяся машина, застрявшая повозка или же поврежденный танк мгновенно убирались с дороги, а в случаях исключительных и чрезвычайных даже сбрасывались в пропасть, чтобы открыть войскам беспрепятственный путь. Это диктовалось крайней необходимостью: на счету были каждый час, каждая минута.

Наши радисты ловили в эфире тревожные сигналы пражан. Коммунистическая партия Чехословакии неустанно призывала рабочих, тружеников, всех героических граждан Праги на баррикадные бои, на борьбу за свободу своего народа, за классовое раскрепощение, за республику.

В обращении к народу говорилось: «Граждане! Товарищи рабочие! Усиливайте свои удары по противнику! Пусть каждая ваша пуля достигнет цели! Пусть каждый ваш удар будет местью за смерть брата, сестры, отца, матери! Пусть сегодня ночью на улицах Праги вырастет еще больше баррикад, чтобы не прошел через них ни один немецкий танк, ни один немецкий бандит, чтобы не пробил их ни один снаряд!»

Нельзя было без волнения слушать слова, обращенные к братьям красноармейцам и непосредственно к советским танкистам. Военный совет и политуправление фронта делали все для того, чтобы о волнующих призывах восставшей Праги знал каждый советский солдат, сержант, офицер. Наши воины, сознавая свою высокую ответственность и интернациональный долг, усиливали темпы наступления, спеша на выручку сражавшимся на баррикадах чехословацким патриотам.

Марш с боями через Рудные горы принес много испытаний. Особенно тяжело пришлось водительскому [561] составу. После сильных дождей боевые машины с трудом пробирались по осклизлым и узким горным дорогам. Чуть в сторону — обрыв, бездонная пропасть! Но танкисты, не щадя себя, не зная сна и отдыха, днем и ночью вели машины по труднопроходимым дорогам. Несмотря на сильное сопротивление гитлеровцев и тяжелые условия горной местности, среднесуточные темпы наших танковых войск составляли 50–60 километров. Беспримерный в истории марш-маневр танковых армий потребовал предельного напряжения физических и моральных сил советских воинов.

Вся партийно-политическая работа проводилась под лозунгами: «На помощь братской Праге!», «Завершим разгром фашизма!», «Вперед, на Прагу, вперед, к победе!» Подавляющее число работников политуправления фронта во главе с генералом П. А. Усовым и начальниками отделов полковниками В. И. Суриковым, А. А. Пироговым, Г. Н. Любимовым и Л. А. Дубровицким выехали в войска, чтобы помочь командирам и политорганам выполнить приказ Ставки и командующего фронтом — как можно быстрее освободить Прагу и добить фашистов.

В 3-й гвардейской танковой армии перед началом наступления я невольно явился свидетелем оживленной беседы гвардейцев, собравшихся возле танка, на котором мелом было написано: «Даешь Берлин!»

— Хороший призыв, можно сказать, исторический, — с гордостью сказал командир экипажа. — Но он уже выполнен, и Берлин для нас — пройденный этап. Теперь поставлена новая боевая задача.

Командир танка не без сожаления стер с брони призывные слова о Берлине и размашисто написал: «Вперед, на Прагу!»

Военный совет и политическое управление 1-го Украинского фронта в специальной директиве потребовали от политорганов

«разъяснить всем бойцам и офицерам, что Красная Армия вступила на территорию Чехословакии, чтобы ликвидировать последние очаги сопротивления гитлеровцев и помочь полностью освободить союзную нам Чехословацкую республику от ига гитлеризма... Разъяснять населению освобождаемых от немецкой оккупации районов благородные цели и задачи прихода Красной Армии на территорию Чехословакии. Довести до широких слоев населения высказывания Верховного Главнокомандующего и официальные документы, касающиеся нашего отношения к Чехословакии. Добиться, чтобы каждый гражданин в освобожденных войсками фронта районах Чехословакии знал об освободительных целях Красной Армии. [562]

Оказать всемерную помощь чехословацким властям в ведении массовой политической работы и в культурном обслуживании населения освобожденных городов и сел, для чего проводить беседы с населением, лекции, доклады, митинги, посвященные освобождению Чехословакии от фашистских оккупантов, укреплению советско-чехословацкой дружбы, рассказывать правду об СССР и Красной Армии, разоблачать гитлеровскую пропаганду и ее клевету на Советский Союз»{154}.

В директиве отмечалось, что в ходе войны родился и окреп боевой союз советского и чехословацкого народов и что наши солдаты, сержанты, офицеры и генералы призваны достойно выполнить почетный интернациональный долг, всегда и везде высоко держать честь и достоинство воина героической Красной Армии — освободительницы народов.

В войсках фронта проводились беседы о положении в Чехословакии. Агитаторы рассказывали воинам об образовании Национального фронта чехов и словаков под председательством руководителя Коммунистической партии Клемента Готвальда, о создании в Кошице народно-демократического правительства и провозглашенной им программе социальных преобразований. Это, несомненно, помогло нашим воинам правильно понять политическое положение в Чехословакии и расстановку классовых сил в стране.

Но буржуазные круги западных держав не хотели смириться с тем, что Чехословакия выпадает из их орбиты. Премьер-министр Англии Уинстон Черчилль, как впоследствии стало известно, усиленно склонял президента США Гарри Трумэна к нарушению демаркационной линии, установленной между советскими и англоамериканскими войсками Ялтинской конференцией. Черчилль писал Трумэну о том, что занятие его войсками Праги и как можно большей территории Западной Чехословакии может полностью изменить послевоенное положение в Чехословакии и к тому же повлиять на соседние страны.

В связи с этим вспоминается, с какой вкрадчивой заинтересованностью генерал Омар Брэдли, нанесший нам 5 мая 1945 года официальный визит, расспрашивал И. С. Конева, когда мы начнем наступление и как намерены брать Прагу, выражая желание включить в это дело вверенные ему американские войска и двинуться к Влтаве.

Этого вопроса мы, признаться, ожидали, тем более начальник Генштаба генерал армии А. И. Антонов предупредил [563] нас о том, что командующий союзными войсками генерал Эйзенхауэр уже зондировал почву по поводу продвижения союзных войск к линии Влтава — Эльба и что американцам не терпится как можно дальше продвинуться на восток, включив в сферу своего влияния значительную часть Чехословакии, в том числе и Прагу. Но Советское Главнокомандование не могло согласиться с подобными планами.

Когда Омар Брэдли завел разговор о Чехословакии, Иван Степанович многозначительно переглянулся со мной и с вежливой улыбкой, но довольно твердо предупредил представителя США, что продвижение американских войск к востоку от ранее обусловленной демаркационной линии внесет путаницу, вызовет перемешивание с советскими соединениями и затруднит маневр наших подвижных войск. А демаркационная линия, напомнил маршал Конев, определена союзным соглашением на Ялтинской конференции, и документ, подписанный главами трех великих держав, военные не правомочны изменять и нарушать. Командующий 12-й армейской американской группой войск генерал О. Брэдли вынужден был признать убедительность наших доводов.

За рубежами родной земли советские полководцы, облеченные высоким доверием партии и правительства, были и политиками, и дипломатами, полномочными представителями великой социалистической державы.

Спеша на помощь восставшей рабочей Праге и громя гитлеровских оккупантов, советские войска сражались за светлое будущее братской страны, перечеркнув черные замыслы международного империализма и внутренней реакции, намеревавшихся повернуть вспять историческое развитие Чехословакии.

Уничтожая и опрокидывая оборонявшиеся фашистские части, наши войска настойчиво преодолевали труднопроходимую местность. Перемахнуть через главный хребет Рудных гор оказалось делом далеко не легким. На подступах к перевалу, окутанному дымкой облаков, натужно гудели двигатели, в радиаторах машин порой закипала вода, то и дело скрипели готовые оборваться тормоза.

Но вот преодолены горные перевалы, и войска 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко, 4-й гвардейской танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко, 3-й гвардейской армии генерала В. Н. Гордова, а также другие объединения и соединения, овладевшие рубежом Рудных гор, вступили на территорию дружественной Чехословакии.

Когда наш передовой отряд освободил город Либерец, [564] из подвалов и погребов показались первые смельчаки, а за ними на улицы высыпали все жители, от мала до велика. Чехи радостно обнимали наших разведчиков-автоматчиков, целовали чумазых от копоти механиков-водителей самоходных артиллерийских установок. Девушки забрасывали воинов-освободителей охапками сирени.

— Наздар, Руда Армада! — раздавались возгласы в честь Красной Армии. Провозглашались здравицы в честь Советского Союза и нерушимой советско-чехословацкой дружбы.

О стихийно возникшем митинге в городе Либерец нам докладывал начальник политотдела соединения тов. Яровой. Трибуной для выступающих служила краснозвездная самоходка, которая первой ворвалась в этот населенный пункт. Чехи взволнованно благодарили Страну Советов и героическую Красную Армию за освобождение от фашистского ига.

Командир передового отряда кратко поблагодарил чехословацких братьев за теплые слова и сказал, что освобождения от ненавистных фашистов ждут жители других городов и сел Чехословакии, поэтому советским воинам надо без промедления идти в бой и довершить разгром врага.

Раздалась команда: «По машинам!»

И дивизион самоходно-артиллерийских установок совместно с подразделением автоматчиков-десантников двинулся вперед.

В те волнующие дни я тоже не утерпел и, отложив все дела, выехал в первый освобожденный населенный пункт Чехословакии. Здесь я увидел ликующих людей, которые встречали советских воинов хлебом-солью, вручали славным освободителям букеты цветов, выставляли на улицы столы со всевозможной едой, угощали бойцов кто молоком, кто квасом и пивом. Где позволяла обстановка, в селах водружались арки, украшенные приветственными лозунгами, советскими и чехословацкими государственными флагами.

— Трудовой народ Чехословакии, — сказал мне механик-водитель из 53-й гвардейской танковой бригады, — встречает нас с такой же сердечной теплотой, с какой родители встречают любимых сыновей. Такое забыть нельзя. — Танкист посмотрел счастливыми глазами на ликующих людей и продолжил: — Порой становится даже неловко. Мы после боя грязные и пропыленные. Иной механик-водитель выглядит чернее черного, одни лишь зубы сверкают, а празднично одетые люди обнимают, целуют нас и устилают дорогу цветами. Словно мы короли какие! [565]

— В этом ничего удивительного нет, — ответил я. — Звание советского воина несравненно выше королевского. Королям-угнетателям почести оказывались по принуждению, а вас, освободителей Чехословакии и других стран Европы, трудящиеся приветствуют и чествуют по велению души и братского открытого сердца.

О восторженной встрече советских войск в Чехословакии единодушно докладывали Военному совету и политуправлению фронта начальники политотделов 3-й и 4-й гвардейских танковых армий, 3-й и 5-й гвардейских и 13-й общевойсковых армий. Вот некоторые из этих сообщений.

В Горжовице советские части были торжественно встречены населением, вышедшим с красными знаменами и чехословацкими национальными флагами, с оркестрами и транспарантами. Были вывешены лозунги: «Слава Советской России!», «Слава Красной Армии!», «Да здравствует дружба чехословацкого и советского народов!»

В населенном пункте Тегров чех Владислав, приветствуя наши войска, заявил:

— Мы с нетерпением ждали Красную Армию и были уверены, что вы придете к нам. Мы установили в населенном пункте дежурство, чтобы встретить вас вовремя и поблагодарить русскую армию за освобождение Чехословакии. Я два года сидел в тюрьме. Гитлеровцы обыскали мою квартиру, но хранившейся у меня тайно книги В. И. Ленина «Государство и революция» так и не нашли.

В населенном пункте Сободка советских воинов встретила хлебом-солью старушка Марта Вайтова. Со слезами радости на глазах она от имени собравшихся односельчан взволнованно поблагодарила их за освобождение.

— Шесть лет угнетали нас фашисты, — сказала Марта Вайтова. — Они угоняли наших родных и близких на каторжные работы, закрывали школы. Эсэсовцы убили моего единственного сына. Только вы, наши кровные братья, спасли нас от уничтожения. Мы никогда этого не забудем. Передайте от нас привет Москве.

В населенном пункте Чеховице созданная коммунистами подпольная Народна рада распространила среди жителей чешско-русский разговорник, призвала их организованно встретить Красную Армию. Владельцев пивных заведений она обязала три дня бесплатно угощать пивом всех советских военнослужащих. Мы, разумеется, умерили гостеприимство друзей и попросили не облагать пивоваров таким оброком.

Своеобразно была отмечена наша победа в Млада-Болеславе, где местный священник собрал множество людей и отслужил молебен в честь советских воинов-освободителей, [566] изгнавших гитлеровцев из Чехословакии{155}.

О яркой демонстрации интернационального братства в городе Мосте нам докладывал начальник политотдела 4-й гвардейской танковой армии полковник Н. Т. Кладовой. Советских танкистов горячо и взволнованно благодарили за освобождение не только жители города, но и вызволенные из фашистской каторги поляки, французы, бельгийцы, датчане. В городе Мосте было освобождено также много советских граждан, насильственно угнанных гитлеровцами и превращенных в рабов.

Начальник политотдела сообщал о трогательной встрече на одной из фронтовых дорог с молодой чешской патриоткой, вышедшей приветствовать гвардейцев-танкистов с алым стягом.

— В условиях фашистского террора я несколько лет берегла красный флаг как символ грядущей свободы, как символ интернационализма, — сказала она. — Красный стяг дорог народам Чехословакии, как и трудящимся Советского Союза.

Подобные волнующие встречи проходили повсеместно, на всех маршрутах и колонных путях, во всех городах и селах братской Чехословакии. Но задерживаться долго мы не могли, ибо от времени зависел боевой успех. Командиры, возглавляющие передовые отряды, политработники танковых частей вежливо благодарили местное население за радушный прием и стремились всемерно сократить срок пребывания наших передовых частей в населенных пунктах, ускорить боевой марш авангарда. Главный объем массовой политической работы среди чехословацкого населения выполняли в более благоприятной обстановке политработники, партийный и комсомольский актив, агитаторы вторых эшелонов. Так, например, в Усти-на-Лабе мощные громкоговорящие установки политотдела 5-й гвардейской армии на улицах и площадях города в течение двух дней передавали сводки Совинформбюро, последние известия и различные пропагандистские материалы. Поарм организовал демонстрацию советских кинофильмов, выступление коллективов красноармейской самодеятельности. Инструктор политотдела армии тов. Кипятков сделал доклад об освободительной миссии Красной Армии. На докладе присутствовало около полутора тысяч жителей города Усти-на-Лабе и близлежащих деревень{156}.

И так было всюду. А боевые части, наши передовые [567] отряды, не задерживаясь, продолжали выполнять возложенные на них задачи и развивали наступление.

В Военный совет фронта поступали тревожные данные воздушной разведки и другая оперативная информация, подтверждающая принятое экстренное радиосообщение о том, что гитлеровцы наступают на Прагу со всех сторон, намереваясь задушить восстание трудящихся, руководимых Коммунистической партией Чехословакии. Мы прекрасно понимали, что восставшая Прага, важный узел коммуникаций, закрывала последней, но многочисленной группировке немецко-фашистских войск все пути на запад. Вот почему недобитые эсэсовцы, запятнавшие себя кровавыми преступлениями гитлеровцы и их прихвостни с ожесточением обрушились на рабочую Прагу, стремясь во что бы то ни стало пробиться к англо-американцам.

Зная, как трудно приходится восставшим пражанам, правильно оценивая сложившуюся обстановку, командиры, политработники и все воины наращивали и без того высокий темп наступления.

Из показаний многих военнопленных стало известно, что командующий группой немецко-фашистских армий «Центр» генерал-фельдмаршал Шернер и его штаб скрывают от немецких солдат, унтер-офицеров и офицеров факт подписания германским командованием акта о полной и безоговорочной капитуляции. Более того, пленные говорили, что им зачитывали приказ Шернера, обязывающий не поддаваться красной пропаганде, не верить ложным слухам о капитуляции Германии и сражаться с большевиками до последнего. Об американцах и англичанах в приказе Шернера ничего не говорилось, зато всячески варьировались «ужасы» Сибири и русского возмездия.

Чтобы в какой-то мере локализовать демагогические ухищрения преступной фашистской клики и избежать напрасного кровопролития, политуправление фронта по заданию Военного совета в ночь на 9 мая напечатало листовку на немецком языке, оповещавшую войска противника о только что подписанном в Берлине акте о безоговорочной капитуляции всех вооруженных сил Германии на суше, на море и в воздухе. Оперативность в данном случае была проявлена небывалая. Листовки разбросали с самолетов над группировкой Шернера. Это оказало воздействие на определенную часть немецких солдат, узнавших, что война закончена и продолжать боевые действия бессмысленно. Листовка извещала, что повсеместно, на всех фронтах начался массовый прием пленных немецких солдат и офицеров.

Лишь в Чехословакии от капитуляции уклонялась [568] довольно значительная группировка Шернера. Как выяснилось, это произошло не столько из-за сумасбродства упомянутого фельдмаршала, сколько в результате темных закулисных махинаций временного фашистского правительства адмирала Деница. Известную роль сыграло и вероломное поведение реакционных кругов Запада. Позднее это подтвердилось документально. Соглашаясь на капитуляцию немецких войск, глава временного правительства разгромленного фашистского рейха Дениц тайно отдал Шернеру приказ следующего содержания: «Задача состоит в том, чтобы отвести на запад возможно большее количество войск, действующих на Восточном фронте, пробиваясь при этом в случае необходимости с боем через расположение советских войск. Немедленно прекратить какие бы то ни было боевые действия против англоамериканских войск и... сдаваться им в плен»{157}.

Для «разъяснения» подобной «капитуляции», носившей явно односторонний, прозападный характер, в штаб группы немецко-фашистских армий «Центр» еще 7 мая был направлен самолетом офицер генштаба полковник Мейер-Детринг, передавший требование «как можно дольше продолжать борьбу против советских войск, ибо только при этом условии многочисленные части немецкой армии смогут выиграть время для того, чтобы пробиться на запад к союзникам»{158}.

Однако посланец Деница предпринял неблаговидный вояж явно не вовремя, так как штаб группы немецко-фашистских армий «Центр» в районе Жатеца был внезапно атакован прорвавшимися туда частями 5-го гвардейского механизированного корпуса генерала И. П. Ермакова. Особенно отличилась в этом бою 10-я гвардейская мехбригада полковника В. Н. Буслаева, разгромившая штаб и захватившая в плен девять гитлеровских генералов, много старших офицеров и важные документы. Сокрушительный удар наших танкистов нарушил управление армиями и соединениями группы Шернера. К сожалению, ретивого фельдмаршала захватить не удалось. Он, как стало известно позже, бросил войска и поспешил улизнуть к американцам. По настоянию Советского правительства Шернер, известный своими кровавыми преступлениями, был выдан нам и предан суду военного трибунала СССР.

Но вернемся к событиям победного мая 1945 года. На помощь восставшей Праге спешили подвижные войска 1, 4 и 2-го Украинских фронтов. В составе 38-й армии стремительно [569] продвигалась к родной столице и 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада.

В ходе завершающейся операции Великой Отечественной войны советские войска, выполнявшие интернациональный долг, делали все возможное и невозможное. В ночь на 9 мая наши танкисты совершили беспримерный в истории 80-километровый марш-маневр, и на рассвете 63-я гвардейская добровольческая танковая Челябинско-Петраковская Краснознаменная бригада под командованием гвардии полковника М. Г. Фомичева вступила в Прагу,

Несшие боевое дежурство на баррикадах чешские повстанцы несказанно были обрадованы, когда появились краснозвездные танки. В результате глубокого обходного маневра они вышли к Праге неожиданно с северо-запада. С приветственными возгласами «Наздар!» и со слезами радости на глазах повстанцы крепко обнимали советских воинов, горячо благодарили за спасение Праги от разрушения, а защитников баррикад — от гибели, ибо озверевшие эсэсовцы не щадили никого. Отовсюду неслись восторженные возгласы: «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует братская Москва!», «С Советским Союзом на вечные времена!»

Легендарный танк №23, который первым с северо-запада ворвался в Прагу, ныне стоит в столице Чехословакии на гранитном постаменте как символ братства, свободы и великой победы. Механик-водитель Илья Григорьевич Шкловский, тяжело раненный в этом последнем бою, после пребывания в госпитале обосновался в Казахстане, работал на железнодорожном транспорте. Командир орудия Павел Григорьевич Батырев вернулся на родину, в Сусанине, Костромской области, а заряжающий Николай Семенович Ковригин некоторое время работал ветеринарным фельдшером в Куйбышевской области. Сержант Александр Николаевич Филиппов после демобилизации приехал в Москву, стал слесарем седьмого разряда. Все они в послевоенные годы побывали в качестве почетных гостей в Злате Праге. Встречаясь с жителями города, они рассказывали о том, как они ворвались на танке в столицу Чехословакии, как встретились с повстанцами, а затем по незнакомым улицам двинулись к центру Праги. Вот отрывок из коллективной корреспонденции членов экипажа, в свое время опубликованной в газете:

«Двигаемся вперед. На наш танк №23 пересаживается чех — проводник, который до этого был на машине командира взвода. Тогда мы не узнали имени этого мужественного человека. Только сейчас, спустя много лет, нам стало известно — это был Франтишек Соучек. Он живет в городе Пардубице. [570]

По крутому спуску двигались мы к Влтаве, чтобы захватить мосты и не дать отступающим гитлеровцам их разрушить. Наш танк на подходе к реке оказался головным. И вот здесь, вблизи Манесова моста, мы приняли свой последний бой.

Две замаскированные самоходки врага открыли огонь. Остальные танки еще не подошли. Командир орудия Павел Батырев начал ответный огонь. Ему помогал заряжающий Николай Ковригин. Завязалась артиллерийская дуэль.

Одна из болванок угодила в башню. Наш командир лейтенант Иван Григорьевич Гончаренко замертво упал. Батырев продолжал стрельбу и накрыл одну самоходку. Но вторым вражеским снарядом были тяжело ранены механик-водитель И. Шкловский и находившийся на борту машины чех Франтишек Соучек. Третьим снарядом врага поражен Александр Филиппов, также получивший тяжелое ранение. Почти одновременно контузило и Ковригина».

Так окончился последний бой героического экипажа, командир которого гвардии лейтенант Иван Григорьевич Гончаренко пал смертью храбрых, а остальные воины были ранены в этом бою на пражской земле. Они выполнили поставленную перед ними задачу, помешали противнику взорвать мост. Подоспевшие танкисты подразделения старшего лейтенанта В. Т. Полегенького закрепили успех, захватили переправу и, прорвавшись на противоположный берег, тоже устремились к центру столицы Чехословакии.

Засевшие в подвалах и на чердаках каменных зданий недобитые гитлеровцы упорно оборонялись. Ожесточенными были бои на подступах к пражскому Кремлю. Вместе с советскими автоматчиками и чехословацкими повстанцами туда первым прорвался танковый экипаж гвардии лейтенанта Чередниченко из 63-й гвардейской танковой бригады.

Почти одновременно в Прагу вступили 62-я гвардейская танковая бригада и 70-я гвардейская самоходно-артиллерийская бригада, входившие в состав 10-го гвардейского добровольческого танкового Уральского корпуса, которым командовал генерал Е. Е. Белов.

Наши подвижные части, выполнявшие глубокий обходный маневр, вступали в Прагу с разных сторон. В числе первых с боями ворвался в столицу Чехословакии передовой отряд 3-й гвардейской танковой армии, возглавляемый генералом И. Г. Зиберовым. Примерно в то же время в город вошли 69-я механизированная бригада полковника И. Ваганова, 54-я гвардейская танковая бригада полковника И. И. Чугункова, 16-я самоходно-артиллерийская бригада и другие части.

Среди общевойсковых объединений фронта первыми вступили в столицу Чехословакии 13-я армия генерала Н. П. Пухова и 3-я гвардейская армия под командованием генерала В Н. Гордова.

Утром 9 мая 194 5 года штаб фронта принял по радио первые отрывочные донесения о том, что наши подвижные войска вступили в Прагу и что завершается очищение города от немецко-фашистских захватчиков. А потом долго не поступало никаких известий. В эфире — разноязычная какофония, вызванная естественными и искусственными радиопомехами. Радисты штаба фронта долго не могли связаться с нашими передовыми частями, находившимися за высокими Рудными горами на большом удалении. А для донесения в Ставку, для сводки Совинформбюро и приказа Верховного Главнокомандующего требовались более подробные сведения о точном времени вступления наших войск в столицу Чехословакии, об отличившихся соединениях, захваченных трофеях и пленных.

Прочитав составленный штабом фронта проект оперативного донесения, Иван Степанович Конев отодвинул бумагу в сторону и сказал:

— Я никогда не доношу того, о чем сам плохо знаю. Погодите бить в литавры и сочинять победные реляции. Возможно, и не мы первыми вступили в Прагу. Прочтите вот это любопытное сообщение.

Конев протянул мне радиограмму, в которой лаконично сообщалось: «Нахожусь в Праге. Еременко».

— Стало быть, там уже Четвертый Украинский фронт? — удивился я. — Когда же успели войска Еременко преодолеть такое огромное расстояние? Мы находились значительно ближе к Праге, чем они, и наши танкисты совершили за ночь чуть ли не стокилометровый бросок...

— Мне тоже не верится, — добавил начальник штаба фронта генерал И. Е Петров.

— Я и сам не пойму, хотя на войне всякое бывает, — недоуменно пожал плечами Иван Степанович. — Произошло какое то недоразумение. Штабу фронта надо срочно собрать исчерпывающие данные об освобождении столицы Чехословакии. Верховный не терпит неточностей и неясностей.

Генерал армии И. Е. Петров по ВЧ дал Генштабу предварительную устную информацию о броске наших танкистов к Праге и о непрекращающемся сопротивлении группировки Шернера. Одновременно он обязал 2-ю воздушную армию немедленно выслать в Прагу несколько [572] разведывательных самолетов. По заданию Военного совета мы направили туда и корреспондента «Правды» Бориса Полевого. По настоятельной просьбе последнего маршал Конев предоставил «правдисту» самолет с условием, что и Борис Полевой доставит объективную информацию о положении дел в столице братской Чехословакии.

Но ни один самолет из Праги к двум часам дня не вернулся, никаких сигналов оттуда не поступало. Оказывается, всех наших летчиков, всех наших посланцев пражане встречали с таким ликованием, что вырваться из их братских объятий, проехать по запруженным народными массами улицам и добраться до какой-либо армейской штабной радиостанции, чтобы передать сообщение, было прямо-таки невозможно.

Вот как Борис Полевой описал в «Правде» свое необычное воздушное путешествие в столицу братской Чехословакии:

«Приземление немудреного нашего самолета на аэродроме неожиданно вызывает триумф. Это первый самолет Красной Армии, севший здесь, и нам, как представителям Красной Армии, приходится принять адресованные ей восторги и уважение праздничной, шумной пражской толпы, в несколько минут сбежавшейся сюда.

И уже тут, на пражском аэродроме, ощущаешь во всей мощи и полноте то чудесное, восторженное отношение, которое питают к Красной Армии народы, освобожденные от фашистской оккупации, и чувством невольной гордости наполняется сердце за свое советское гражданство, за свой русский офицерский мундир. Девушки протягивают нам букеты цветов, какие-то очень солидные и радостно оживленные люди протягивают записные книжки, требуя автографов.

Нам долго, вероятно, не вырваться из окружения этой толпы, если бы не патруль из местных партизан с трехцветными повязками.

У группы наших танков такая большая толпа, что по улице прекратилось движение. Огромные стальные машины, как потом, покрытые маслом и пылью, украшены венками, лентами. Смущенные, улыбающиеся танкисты едва успевают отвечать на рукопожатия и принимать новые и новые букеты цветов. И тут же на гусеницах, отполированных долгими переходами, целая выставка съестного — корзиночки с яблоками и солеными помидорами, бутылками с молоком, кругленькие какие-то пирожки и зеленые сырки.

— Вот попали в окружение-то! — скалит белые зубы танкист. — Говорим им: не надо, сыты мы вот так, Нет, несут и несут... [573]

Я задал нескольким пражанам вопрос, что хотели бы они сказать через «Правду» советским людям в день освобождения их родного города,

— Я хочу сказать, что мгновение, когда я увидела на дороге у Влтавы колонну ваших танков, было самым счастливым за все годы моей жизни, — заявила студентка Пражского университета.

— Если бы это было можно, я перецеловала бы всех солдат и офицеров Красной Армии за то, что они освободили мою Прагу, — под общий дружный и одобрительный смех сказала работница пражского трамвая»{159}.

Во второй половине дня Рыбалко и Лелюшенко подробно доложили по радио Коневу о результатах ночного марш-маневра танковых соединений и об освобождении столицы Чехословакии.

Забавная история произошла и с радиограммой Еременко, взволновавшей Конева. Выяснилось, что радировал о своем благополучном прибытии в Прагу не командующий 4-м Украинским фронтом, а его однофамилец полковник Еременко, оперативный работник штаба 3-й гвардейской танковой армии.

Как было уточнено, 9 мая 1945 года в первой половине дня в столицу Чехословакии с северо-востока вошла подвижная группа 4-го Украинского фронта, возглавляемая генералом армии Г. Ф. Захаровым, а с востока пробилась подвижная группа 38-й армии того же фронта. В ее составе действовала, как я уже сообщал ранее, 1-я отдельная чехословацкая танковая бригада. Вместе с командармом К. С. Москаленко, возглавлявшим эту подвижную группу, с передовыми частями вошел в Прагу член Военного совета 38-й армии генерал А. А. Епишев.

Во второй половине дня 9 мая 1945 года в столицу Чехословакии вошла и подвижная группа 2-го Украинского фронта. Так было нанесено сокрушительное поражение последней крупной группировке гитлеровцев, хотя разрозненные ее остатки продолжали упорно сопротивляться.

Над древним кремлем у Влтавы вместе с красным знаменем свободы взвился национальный флаг Чехословакии. Советская Армия с честью выполнила свой интернациональный долг. Она избавила братский народ от фашистского ига, помогла ему снова обрести свободу и воссоздать попранное гитлеровцами независимое национальное государство.

День 9 мая 1945 года, до предела наполненный всевозможными хлопотами, связанными с завершением операции, пролетел быстро. Диктор Левитан торжественно и [574] проникновенно объявил, что в 19 часов 50 минут будет передано важное сообщение. Маршал Конев поднялся из-за стола и в каком-то необычном возбуждении зашагал по кабинету. Как мы и предполагали, передавался приказ Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось, что войска 1-го Украинского фронта в результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сломили сопротивление противника и 9 мая 1945 года в 4 часа утра освободили от немецко-фашистских захватчиков столицу союзной нам Чехословакии — город Прага. В приказе отмечались отличившиеся войска 3-й гвардейской армии генерал-полковника В. Н. Гордова, 13-й армии генерал-полковника Н. П. Пухова, 5-й гвардейской армии генерал-полковника А. С. Жадова, 3-й гвардейской танковой армии генерал-полковника П. С. Рыбалко, 4-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко, 2-й воздушной армии генерал-полковника С. А. Красовского, а также другие части и соединения.

В 20 часов загремели победные залпы. Прислушиваясь к ним, Иван Степанович сказал собравшимся в его кабинете членам Военного совета:

— Поздравляю вас, товарищи, с завершением последней операции Великой Отечественной войны. — И, слегка улыбнувшись, добавил: — Салюты отгремели, а боевая работа еще продолжается. Эсэсовцы и прочая фанатичная сволочь во главе с Шернером сдаваться нам не желают, рвутся на запад. Еще немало гитлеровцев продолжают драться. Придется стукнуть их по-расейски, во всю нашу силушку, чтобы пощады запросили.

Прошло немного времени, и в эфире снова послышались мелодичные позывные Москвы. Затем диктор возвестил, что в 21 час по радио выступит Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин.

В отличие от диктора, говорившего приподнято-вдохновенно, Верховный Главнокомандующий необыкновенно просто и спокойно сообщил о событии всемирно-исторического значения — о победоносном завершении Великой Отечественной войны и разгроме фашистской Германии. Он сказал, что после подписания 7 мая 1945 года в городе Реймсе предварительного протокола 8 мая представители немецкого командования в присутствии представителей Верховного Главнокомандования советских войск и Верховного Командования союзных войск подписали в Берлине окончательный акт капитуляции, исполнение которого началось с 24 часов 8 мая 1945 года.

— Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договора и соглашения пустой бумажкой, — заметил Сталин, — мы не имеем основания верить им на слово. [575]

Однако сегодня с утра немецкие войска во исполнение акта капитуляции стали в массовом порядке складывать оружие и сдаваться в плен нашим войскам{160}.

После этих слов Иван Степанович Конев многозначительно крякнул и с досадой произнес:

— Конечно, войска Шернера потрепаны, но они еще дерутся. Боевые действия у нас не кончились.

Верховный Главнокомандующий не умолчал и об этом, откровенно сказав советскому народу, что группа немецко-фашистских войск в районе Чехословакии все еще сопротивляется и уклоняется от капитуляции.

— Но я надеюсь, — сказал Сталин, — что Красной Армии удастся привести ее в чувство. Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы нашего народа над германским империализмом. Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, — не прошли даром и увенчались полной победой над врагом{161}.

Потом был объявлен приказ Верховного Главнокомандующего войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту, а в 22 часа 9 мая 1945 года в ознаменование полной победы над фашистской Германией прогремел последний салют из тысячи орудий, самый мощный и внушительный салют за всю историю Великой Отечественной войны. Салютовали не только в столице, но и на всех фронтах, на всех флотах, во всех войсковых частях.

Не остался в стороне и личный состав штаба и управлений 1-го Украинского фронта. В тот день проходила наша последняя в Отечественной войне передислокация, и все, кто уже прибыл в пригород Дрездена — Радебёйль, высыпали на улицы и подняли неистовую пальбу изо всех видов отечественного и трофейного оружия. Взлетали снопы ракет, строчили счетверенные зенитные пулеметы и неумолкаемо трещали автоматы. Праздничное возбуждение и ликование долго не утихало. А на рассвете мы с Коневым выехали в освобожденную советскими войсками столицу братской Чехословакии. Злата Прага встретила нас цветущими каштанами и бурным ликованием народных масс. На улицы и площади столицы вышли все — и стар, и млад. Трудящиеся восторженно приветствовали командующего войсками 1-го Украинского [576] фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева и других военачальников, усыпали цветами путь, по которому следовали машины с советскими воинами-освободителями. На многих зданиях развевались чехословацкие национальные флаги и красные стяги Советского Союза. Отовсюду неслись возгласы: «Наздар, Руда Армада!», «Слава советским воинам-освободителям!», «Да здравствует СССР!», «Москва и Прага — дружба на вечные часы!» (на вечные времена).

Было много радостных встреч, бесед, воспоминаний. Пражане и советские воины праздновали всемирно-историческую победу над кровавым фашизмом.

Начальником пражского гарнизона командующий фронтом назначил генерала В. Н. Гордова, а комендантом города — генерал-майора Парамзина. Маршал Советского Союза И. С. Конев обязал их, а также командармов, чьи войска дислоцировались в Праге и ее окрестностях, прочесать, как он выразился, «частым гребешком» все чердаки и подвалы города, полностью обезвредить столицу Чехословакии от фашистских диверсантов. Он предложил поддерживать контакт с вооруженными отрядами чехословацких рабочих и вместе с ними осуществить эту боевую акцию.

Командующий войсками 1-го Украинского фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев еще заранее предупредил начальника гарнизона, командармов и членов военных советов армий, что он уже послал в Кошицу специальный самолет и надобно сердечно, с отданием воинских почестей встретить правительство Чехословацкой республики, власть которого распространяется на всю освобожденную территорию.

Маршал Конев распорядился в наикратчайший срок завершить работы по разминированию городских кварталов. Стремительный марш-маневр наших подвижных войск, как известно, спас трудящихся Чехословакии от массовых расстрелов и бесчинств эсэсовских палачей. Теперь перед советскими воинами стояла задача полностью спасти Злату Прагу от разрушения, перечеркнуть подлый план гитлеровцев по уничтожению объектов города замаскированными минами, фугасами и другими взрывоопасными веществами замедленного действия с часовыми замыкателями и прочими коварными «сюрпризами».

При разминировании важных объектов Праги особо отличился 2-й отдельный Келецкий орденов Богдана Хмельницкого и Александра Невского полк спецслужбы, которым командовал полковник В. Я. Покровский. Воины части обезвредили и сняли тысячи взрывных заграждений, в том числе в пластмассовой, деревянной, стеклянной [577] и бумаго-картонной оболочке, укрытых подчас на значительной глубине. Подобные работы в больших масштабах выполняли и другие инженерные части фронта.

Когда мы были в Праге, нам сообщили радостную весть о том, что сохранилось историческое здание, где в 1912 году под председательством В. И. Ленина проходила VI (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП. Вместе с И. С. Коневым и другими генералами мы направились на Гибернскую улицу. У длинного серого здания уже собралась большая группа солдат, сержантов и офицеров. Они с огромным вниманием слушали рассказ убеленного сединами чеха о событиях далекого 1912 года. Ветеран пояснил, что в то время в здании Народного дома находились типография и администрация легального социал-демократического органа «Право Лиду». Большевики-ленинцы, подвергавшиеся жестоким преследованиям, добирались до Праги с большим риском для жизни.

С чувством большого волнения мы поднялись на второй этаж Народного дома, где в скромной комнате с 5 по 17 (с 18 по 30) января 1912 года под руководством В. И. Ленина проходила VI (Пражская) Всероссийская конференция РСДРП, изгнавшая меньшевиков-ликвидаторов из партии, укрепившая большевистские ряды и повысившая боеспособность марксистской пролетарской партии нового типа. Это имело огромное значение для развития революционного движения.

В исторической комнате на столике, покрытом кумачом, уже стоял бюст Владимира Ильича, подаренный чешским товарищам походным красноармейским клубом. В победном 194.5 году здесь, в Ленинском зале, была развернута экспозиция, посвященная Пражской конференции РСДРП. Ее посещали трудящиеся Чехословакии, воины 1, 2 и 4-го Украинских фронтов. Ныне в Праге в здании Народного дома на Гибернской улице находится созданный по решению Центрального Комитета Коммунистической партии Чехословакии Музей В. И. Ленина. Первую запись в книге посетителей сделал Клемент Готвальд. Он написал: «Пусть Музей В. И. Ленина будет школой коммунизма для миллионов наших людей».

В победные майские дни 1945 года, а потом и позже, в 1946–1947 годах, мне неоднократно приходилось встречаться и беседовать с выдающимся деятелем международного рабочего движения Генеральным секретарем Коммунистической партии Чехословакии Клементом Готвальдом. Он всегда держался необыкновенно просто, ничем не выделял себя, в разговоре был нетороплив, по-государственному мудр. Чувствовалось, что он умеет глубоко и всесторонне, с классовых, марксистско-ленинских [578] позиции анализировать самые сложные процессы общественной жизни. Клемент Готвальд рассказывал, как разрабатывалась Кошицкая правительственная программа, как внутренняя и международная реакция противилась ее принятию, пытаясь повернуть страну на буржуазный путь развития.

Коммунистическая партия Чехословакии, возглавляемая Клементом Готвальдом, стремилась полностью использовать благоприятные условия, сложившиеся в результате разгрома гитлеровской Германии, и в победном 1945 году мобилизовала трудящиеся массы на претворение в жизнь Кошицкой правительственной программы, на строительство новой жизни. В нерушимой дружбе с советским народом, в братском союзе с СССР Коммунистическая партия Чехословакии видела гарантию национальной независимости и государственной самостоятельности Чехословакии, залог успехов социальных преобразований. Провозглашенный выдающимся интернационалистом-ленинцем Клементом Готвальдом девиз «С Советским Союзом на вечные времена!» и поныне является основой внешней политики Чехословакии и жизненным принципом братского народа.

Разработанная по инициативе К. Готвальда Кошицкая правительственная программа была воспринята трудящимися страны как подлинно народная программа. Она сыграла огромную роль и в организации чехословацкой Народной армии.

Вспоминается одна из моих встреч и бесед с выдающимся руководителем чехословацких коммунистов товарищем Клементом Готвальдом в советском посольстве в Праге. В беседе также принимал участие Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Чехословакии В. А. Зорин.

Зная хорошо боевой путь чехословацкого отдельного батальона, отдельной бригады, а потом и отдельного чехословацкого армейского корпуса, я поделился воспоминаниями и впечатлениями о совместных боевых действиях под Киевом, Белой Церковью и в районе Дуклинского перевала, где бойцы чехословацкого корпуса под командованием генерала Людвика Свободы вступили на свою родную землю. Мы вспоминали, как чехословацкие воины в боевом содружестве с Красной Армией, в частности с войсками 1-го Украинского фронта, сражались с немецко-фашистскими захватчиками, как они мужали в боях, обретали ратный опыт, стойко и отважно дрались с ненавистным врагом, как росла и крепла боевая дружба советских и чехословацких воинов, скрепленная кровью лучших сынов двух братских народов. [579]

Клемент Готвальд слушал меня внимательно, а потом сказал примерно так:

— Мы, коммунисты, рассматриваем чехословацкий корпус как надежную основу и фундамент строительства вооруженных сил республики. Из состава корпуса мы черпаем и будем черпать кадры для новой армии. Эти кадры закалены в многолетней борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, проверены в боях и на деле показали себя воинами-интернационалистами, воинами-патриотами. Они впитали в себя все лучшее, что имеет Красная Армия, армия самого передового в мире общественного и государственного строя. Коммунистическая партия Чехословакии, — продолжал Клемент Готвальд, — дает достойный отпор реакционным деятелям из буржуазного лагеря и делает все необходимое для того, чтобы вооруженные силы Чехословакии строились на основе ленинских принципов, по образу и подобию Красной Армии — армии нового типа. Освобожденной от фашизма Чехословакии нужны вооруженные силы, беззаветно преданные рабочему классу, трудовому народу республики, идеям социализма и коммунизма, ибо трудящиеся Чехословакии взяли курс на народно-демократическую революцию, на последовательное осуществление социалистических преобразований.

Как бы ни бешенствовали наши классовые враги и буржуазные политиканы, какие бы козни ни строил международный империализм, трудящиеся страны во главе с Коммунистической партией Чехословакии никому и никогда не позволят свернуть с нашего генерального курса, определившего справедливое будущее страны и отвечающего чаяниям народных масс, — с твердой убежденностью заключил Клемент Готвальд.

Я весьма горд тем, что был знаком с мужественным и несгибаемым революционером ленинской школы Клементом Готвальдом. Встречи и беседы с ним оставили у меня неизгладимое впечатление.

Не могу не вспомнить о генерале Люд вике Свободе, которого знал с 1943 года. Чехословацкий отдельный батальон, бригада, а потом чехословацкий армейский корпус, которыми последовательно командовал Л. Свобода, входили в состав Воронежского, позднее — 1-го Украинского фронта. После боев на Дукле 1-й чехословацкий армейский корпус был передан в состав 4-го Украинского фронта.

С прославленным генералом мне довелось встречаться и в Великую Отечественную войну, и в послевоенные годы. Всегда, на любом посту он оставался испытанным борцом КПЧ, мудрым государственным деятелем, мужественным [580] патриотом и интернационалистом, большим другом Советского Союза.

8 ходе Пражской наступательной операции Советские Вооруженные Силы с честью и славой завершили выполнение исторической освободительной миссии в Европе, протянув руку братской помощи восставшим пражанам. В этой операции наиболее ярко воплотились ленинские принципы интернационализма и боевого содружества братских армий. Вместе с 1, 4 и 2 м Украинскими фронтами громили последнюю сопротивляющуюся группировку немецко-фашистских войск 1-й отдельный чехословацкий армейский корпус, 2-я армия Войска Польского и румынские соединения Боевое содружество вооруженных сил братских стран, рожденное и закалившееся в огне борьбы против фашизма, еще более окрепло и упрочилось в организации Варшавского Договора, воплощающего неразрывное единство национальных и интернациональных задач и обеспечивающего надежную защиту завоеваний социализма.

9 и 10 мая ликовала вся Советская страна, ликовала освобожденная Прага, праздновал победу над темными силами фашизма весь мир, а войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов продолжали вести бои с остатками двух групп немецко-фашистских армий «Центр» и «Австрия». Порой бои достигали большого ожесточения. Вражеские части и сводные боевые группы, составленные главным образом из недобитых эсэсовцев, неистово, со слепой яростью пробивались на запад, норовя любыми путями и средствами улизнуть в американскую зону.

Великая Отечественная война, длившаяся почти четыре года, потребовала много человеческих жертв, но вдвойне труднее солдату идти на бой, на подвиг и на смерть, когда он знает, что все главные испытания остались позади и на земле наступил долгожданный мир. В этой сложной и необычной обстановке политически обеспечивать боевые действия было нелегко. Командиры и политработники снова напоминали воинам наш боевой девиз: «Если враг не сдается, его уничтожают!» Агитаторы разъясняли солдатам, что в плотном кольце наших войск в бессильной ярости мечутся злобные враги человечества, чьи руки обагрены кровью замученных женщин, детей и стариков. Ненависть к эсэсовским палачам и факельщикам, превратившим многие города и села в руины, была огромна, и это умножало силу наших ударов.

Но ненависть к врагу не была слепой . Обогащенные многолетним опытом Великой Отечественной войны солдаты, сержанты и офицеры обрели политическую зрелость и житейскую мудрость, научились распознавать, кто [581] злобный враг, а кто обманут нацистской пропагандой и готов при первом удобном случае сложить оружие.

Над окруженной группировкой противника и над блуждающими котлами наши самолеты сбрасывали листовки с текстом акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. В последних листовках этот документ был дополнен сообщениями о том, что уже сложили оружие курляндская группировка и группа войск «Нарвик», что капитулировали войска противника восточнее Данцига, на Балтийской косе, на датском острове Борнхольм и на других участках советско-германского фронта и что сопротивление остатков группы армий «Центр» в высшей степени бессмысленно, ибо оно неизбежно будет раздавлено всей мощью Советской Армии.

Наша печатная и устная пропаганда при усиливающихся ударах оказывала все большее воздействие на противника.

В итоге наши подвижные части окружили остатки группы немецко-фашистских армий «Центр» и перекрыли все переправы через Эльбу и другие реки. 20 мая войска 1-го Украинского фронта вошли в соприкосновение с союзниками на линии Хемниц, Рокицани.

Все попытки гитлеровцев прорваться к переправам пресекались сокрушительными залпами наших грозных «катюш», ствольной артиллерии, смертоносными штурмовыми ударами авиации, атаками танков. 9 мая ведомый прославленного аса А. И. Покрышкина Герой Советского Союза Г. Голубев сбил над Прагой один из последних вражеских самолетов. Завершающий штурмовой удар по прорывавшейся на запад вражеской колонне 11 мая нанесла группа самолетов Ил-2, ведомая Героем Советского Союза В. А. Рогожиным. Всего за время Великой Отечественной войны 2-я воздушная армия под командованием генерала С. А. Красовского совершила 348 тысяч боевых вылетов.

Войсками фронта были захвачены в плен генерал-лейтенант Эрнст Зилер, генерал артиллерии Мозер, генерал-лейтенант Эрнст Хитцегр, выполнявший особые поручения фашистского министерства протектората Чехии и Моравии, а также полтора десятка других генералов.

Не ушел от справедливого народного суда и гнусный предатель Власов. Он был захвачен воинами славного 25-танкового корпуса генерала Е. И. Фоминых (начальник политотдела полковник П. М. Елисеев). Части корпуса, и прежде всего 162-я танковая бригада, которой командовал полковник И. П. Мищенко, неотступно преследовали разгромленные эсэсовские части и подразделения так называемой РОА изменника Родины Власова. [582]

К полудню 12 мая 1945 года части 25-го танкового корпуса Е. И. Фоминых вышли на западную окраину Клатовы и в район Непомука. Командир корпуса приказал на основных направлениях, узлах дорог и переправах выставить засады, пикеты и вести разведку с задачей обнаружения частей СС и власовцев.

Вскоре было установлено, что в окрестностях населенного пункта Брежи находится штаб Власова.

Поскольку в мемуарной литературе об их пленении говорится по-разному, я приведу выдержку из боевого донесения командира 25-го танкового корпуса генерала Е. И. Фоминых:

«В 16.00 12.5.45 г. командир 162-й танковой бригады полковник И. П. Мищенко поставил задачу командиру батальона капитану М. И. Якушеву направиться в расположение 1-й дивизии РОА и взять в плен Власова с его штабом и командиром дивизии Буяниченко.

Южнее 2 км Брежи капитан Якушев встретил командира батальона из 1-й дивизии РОА капитана Кучинского, который показал, что впереди следует колонна легковых автомашин со штабом дивизии, где находится и сам Власов.

Капитан Якушев обогнал колонну и машиной загородил дорогу... После первого осмотра тов. Якушев не обнаружил Власова, но один из офицеров показал на машину, в которой находился Власов.

Подойдя к упомянутой машине, тов. Якушев обнаружил прикрывавшегося одеялом и ковро и заслоненного сидевшими в машине переводчиком и женщиной предателя Власова.

Приказание тов. Якушева сойти с машины и следовать за ним в штаб 162-й танковой бригады Власов выполнить отказался, мотивируя тем, что он едет в штаб американской армии.

Только под угрозой расстрела Власов подчинился и сел в машину Якушева, но в пути сделал попытку выпрыгнуть из машины и был снова задержан...

Через 2 дня, 15.5.45 г., были взяты командир 1-й дивизии РОА Буяниченко, начальник штаба дивизии Николаев, офицер для особых поручений Ольховик, личный переводчик Власова Ресслер»{162}.

Трудно словами передать то неодолимое чувство омерзения, которое охватило меня при виде отвратительно жалкого, трусливо озиравшегося предателя Власова.

— Что, предательская сволочь и фашистский холуй, помогли тебе твои гитлеровцы?! — гневно воскликнул я. [583]

Изменник Родины, потупившись, молчал.

Да, прав был выдающийся писатель А. М. Горький, заявивший, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы.

Потом Власов под охраной был отправлен в Москву.

За измену Советской Родине и совершенные кровавые злодеяния предатель Власов по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был приговорен к смертной казни и повешен. Не избежали суровой кары и его приспешники.

Затянувшиеся в районе Чехословакии боевые действия шли к своему логическому завершению. 14 мая 1945 года в 1 час 20 минут Военный совет 1-го Украинского фронта доложил Верховному Главнокомандующему об итогах Пражской наступательной операции. В донесении говорилось:

«В результате внезапного удара и быстрого продвижения войск ударной группировки фронта по западному берегу реки Эльба, успешного преодоления укреплений противника в горных перевалах южнее Дрездена, стремительного удара и овладения танковыми армиями городом Прага, а также перехода в решительное преследование армий центра и левого крыла фронта главная группировка войск противника была окружена, в последующем пленена и частично уничтожена.

Захват города Прага и пражского узла дорог лишил войска немецкой группировки «Центр» возможности выполнить приказ Шернера, отданный 8.4.45 г., об отходе на запад и юго-запад для сдачи в плен войскам союзников».

В донесении сообщалось, что за время Пражской операции, с 5 по 12 мая, войска 1-го Украинского фронта захватили в плен 258 661 солдата и офицера противника и взяли в качестве трофеев 649 танков и САУ, 3069 орудий, 1389 минометов, 6683 пулемета, 118 696 винтовок и автоматов, 41 131 автомашину, 793 самолета, 510 паровозов, 12749 вагонов и 445 складов{163}.

Оперативная сводка Советского информбюро за 15 мая 1945 года, была, пожалуй, самой короткой из всех сводок времен Великой Отечественной войны. Она гласила: «Прием немецких солдат и офицеров на всех фронтах закончен».

Война, как это официально считается, продолжалась 1418 огненных дней и ночей. На 1, 2 и 4-м Украинских фронтах она продолжалась на несколько суток больше. И, как поется в песне, майскими короткими ночами, отгремев, закончились бои... [584]

Да, бои закончились и принесли советскому народу и его армии великую победу.

Апофеозом всенародного торжества стал незабываемый Парад Победы. Маршал Советского Союза И. С. Конев, приглашенный в Президиум Верховного Совета СССР для вручения ордена, позвонил нам 24 мая 1945 года из Москвы и сообщил, что ровно через месяц на Красной площади в столице будет Парад Победы и что начальнику штаба генералу армии И. Е. Петрову надо немедленно начать формирование сводного полка 1-го Украинского фронта, отобрав наиболее достойных участников из числа Героев Советского Союза, кавалеров орденов Славы и других заслуженных солдат, сержантов, офицеров и генералов. Иван Степанович попросил меня подключить к этому важному делу военные советы армий и политорганы.

На другой день к нам поступило официальное приказание, отданное от имени Верховного Главнокомандующего и подписанное начальником Генштаба генералом армии А. И. Антоновым.

Подготовка к параду оказалась куда более хлопотным делом, чем мы вначале предполагали. Иван Ефимович Петров не раз шутливо говорил:

— Наступательную операцию, пожалуй, легче разработать и осуществить, чем подготовиться к параду.

Для комплектования сводного полка надлежало отобрать из огромной массы боевых войск 1-го Украинского фронта 1059 солдат, сержантов и офицеров и 10 запасных участников. Когда командиру дивизии требовалось, например, выделить достойных участников Парада Победы, он предлагал человек двадцать Героев Советского Союза, столько же кавалеров ордена Славы и большое количество награжденных другими орденами, заявляя, что каждый из них подвигами своими, боевой отвагой и пролитой кровью заслужил это почетное право.

Мы с радостью послали бы на этот знаменательный парад всех участников Великой Отечественной войны, кто ратными трудами и отвагой добывал великую победу. Однако приходилось придерживаться точно спланированного парадного расчета.

Командиром сводного полка 1-го Украинского фронта был назначен Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Г. В. Бакланов. Этот стройный и красивый, по-спортивному сложенный боевой генерал подходил для такой роли не только внешними данными. В предвоенные годы Глеб Васильевич продолжительное время служил в [585] Московской Пролетарской стрелковой дивизии, участвовал во многих парадах на Красной площади и был великолепным строевиком, хорошо знающим все тонкости строевого обучения и предпарадных тренировок.

Сводный полк сформировали в необычайно сжатые сроки. Строевой подготовкой занимались от подъема до отбоя и тренировались, как говорится, до седьмого пота. А поступить иначе было нельзя: за годы войны и фронтовой жизни люди в известной мере отвыкли от строевой подготовки; начинать приходилось с азов.

В первых числах июня Военный совет фронта проверил выучку полка, обнаружил много недоработок и порекомендовал продолжить тренировки и сколачивание парадных шеренг и подразделений. Но этим заниматься пришлось уже в Москве, на плацу Военного училища имени Верховного Совета РСФСР.

Парад Победы был назначен на 24 июня 1945 года. Погода в тот день немного подкачала. Хмурое небо и моросящий дождь словно подтверждали, что жизнь наша не была безоблачной и на нашем боевом пути встречалось немало трудностей и лишений. Но советские люди, прошедшие сквозь военные бури и грозы, никогда не унывали, а в такой торжественный день тем более. Москвичи, заполнившие все тротуары радостно приветствовали воинов-фронтовиков, героев-победителей. В колоннах демонстрантов, собравшихся на дальних подступах к Красной площади, не умолкали песни, оркестры играли бравурные марши, и наперекор ненастью повсюду царили радость и веселье.

Заблаговременно отправляюсь на Красную площадь и занимаю место возле Мавзолея В. И. Ленина, на площадке, отведенной для генералов. Отсюда хорошо видны четкие квадраты сводных полков, которые стояли в той же последовательности, в какой вели боевые действия фронты, сражавшиеся с фашистскими полчищами на всем протяжении советско-германского фронта — от Баренцева моря до Черного.

Медленно двигается минутная стрелка на главных часах нашего государства, расположенных под рубиновой звездой Спасской башни Кремля. Но вот на Мавзолей поднимаются Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин и другие руководители партии и правительства. Слышится мелодичный перезвон Кремлевских курантов, и часы размеренно отбивают десять ударов. Из Спасских ворот на белом коне под синим чепраком выезжает заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Ему навстречу скачет на вороном коне под красным чепраком командующий парадом [586] Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и отдает рапорт.

Речь о всемирно-исторической победе советского народа и его Вооруженных Сил, одержанной под водительством ленинской партии, завершается громовыми перекатами «ура» и залпами артиллерийского салюта. Сводный оркестр в составе 1400 музыкантов, под руководством генерал-майора С. А. Чернецкого, мощно и величаво исполнил Гимн Советского Союза.

А потом начался парад победителей. Его открыли герои Заполярья и легендарные защитники Ленинграда. Затем пошли сводные полки 1-го Прибалтийского и Белорусских фронтов. Вот показался и сводный полк моего родного 1-го Украинского фронта, возглавляемый Маршалом Советского Союза И. С. Коневым. За маршалом следовала шеренга прославленных командармов — П. С. Рыбалко, Д. Н. Гусев, Н. П. Пухов, А. С. Жадов, В. Н. Гордов, В. А. Глуздовский, Д. Д. Лелюшенко, С. А. Красовский, К. А. Коротеев, И. Т. Коровников, А. А. Лучинский, П. Г. Шафранов. Перед трибунами Мавзолея В. И. Ленина они единым взмахом четко отсалютовали шашками.

Боевой стяг 1-го Украинского фронта нес трижды Герой Советского Союза гвардии полковник А. И. Покрышкин. Чеканя шаг, в парадном строю шли дважды Герои Советского Союза Д. А. Драгунский, Д. Б. Глинка и другие известные всей стране воины. Стяги частей и соединений несли Герои Советского Союза И. И. Качалин, Е. И. Просяник, С. С. Санриев, Ф. Д. Туров, В. А. Пермяков, полные кавалеры ордена Славы старшины Н. Ф. Жаров, Н. А. Сухих и другие заслуженные воины.

Правофланговый старший сержант Петр Ерофеев нес посеченное осколками боевое Знамя времен гражданской войны, принадлежавшее одному из кавполков 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Меня, как и других ветеранов, до глубины души взволновало хорошо знакомое нам вишневого цвета полотнище, напоминавшее о революционных боях за власть Советов, давних сабельных схватках, о первых пограничных сражениях в июне 1941 года и стремительном прорыве к берегам Эльбы в победном 1945 году.

Война с фашистской Германией была самой тяжелой в истории всех войн. Она отметила ратными шрамами не только людей, но и боевые Знамена.

Иссеченный пулями и осколками снарядов стяг 39-го гвардейского стрелкового полка 13-й гвардейской стрелковой дивизии пронес через Красную площадь старшина [587] В. В. Гамашев. Это славное Знамя вело воинов на штурм Мамаева кургана в Сталинграде, вдохновляло в жарких боях под Прохоровкой на Курской дуге. Когда под Богодуховом пал сраженный автоматной очередью знаменщик А. Т. Кузнецов, боевой стяг подхватили другие. Знамя по-прежнему реяло над полем боя, воодушевляя воинов на борьбу, придавая им новые силы. Когда враг был отбит и положение восстановлено, на бархатном полотнище насчитали более ста пулевых и осколочных пробоин. Овеянный пороховым дымом, многократно простреленный стяг стал еще дороже воинам-гвардейцам.

Боевое Знамя 91-й отдельной танковой бригады пронес через Красную площадь кавалер многих орденов и медалей сержант Леонид Калинников. Соединением продолжительное время командовал дважды Герой Советского Союза И. И. Якубовский Танкисты геройски сражались под этим стягом у стен Сталинграда и на Курской дуге, под Киевом, Фастовом, Проскуровом, под Берлином и Прагой.

В дни битвы на Волге величественный подвиг совершил экипаж танка под командованием лейтенанта А. Наумова. Когда фашисты окружили подбитую машину и предложили экипажу сдаться в плен, они услышали в ответ гордые слова: «Комсомольцы не сдаются!» Гитлеровцы облили танк горючей смесью и подожгли, ожидая, что советские воины покинут пылающую машину.

Но этого не произошло. Включив рацию и передав командованию важные разведывательные данные о противнике, члены экипажа Алексей Наумов, Павел Смирнов, Петр Нарицын и Николай Вялых запели «Интернационал>; и продолжали сражаться с гитлеровцами до последнего дыхания. Они погибли в горящем танке, но не сдались врагу. Так сражались советские герои, незримо присутствовавшие теперь на Параде Победы.

О многом напомнил мне и стяг 15-й гвардейской Стрелковой дивизии. Вспомнилась поздняя осень 1941 года и. тяжелые бои в районе Дьяково с танками Клейста. На этом участке враг не прошел. Гвардейцы стояли несокрушимой стеной.

В 1941 году у нас не хватало противотанковой артиллерии и противотанковых ружей, не было тогда кумулятивных бомб, термитных снарядов и других эффективных средств борьбы с бронированными машинами, чем мы в достатке располагали в последующие годы войны. Но боевой дух советских воинов-патриотов оставался непоколебимым.

Несокрушимая вера в партию и народ, в нашу грядущую победу цементировала ряды воинов, укрепляла дух [588] войск, делала солдат еще более стойкими, бесстрашными, готовыми на смерть и на подвиг во имя победы правого дела.

Вот какие воспоминания навеяли мне славные боевые Знамена, пронесенные перед трибунами ленинского Мавзолея. Они напомнили не только о трудностях борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, но и о радости нашей великой Победы, о воинской чести и ратной славе, о героическом пути Вооруженных Сил Страны Советов.

А когда смолкли мелодии оркестров, раздалась отрывистая и жесткая дробь барабанов. Двести советских героев, двести воинов-победителей, пронесли через Красную площадь знамена разгромленной фашистской армии. Вражеские полотнища, захваченные войсками 1-го Украинского фронта, несли под барабанный бой сержант Михаил Сергеев, начавший воевать 22 июня 1941 года и прошедший со своей 291-й стрелковой дивизией до Дрездена, сержант Петр Чернов из 308-го гвардейского минометного полка, завершивший войну под Прагой, сержант Андрей Коновалов из 3-й понтонно-мостовой бригады, участвовавший в героических переправах через Днепр, Вислу, Одер, и многие другие воины. Они с презрением бросали фашистские флаги на специально сколоченные деревянные помосты. Среди вороха нацистских знамен, поверженных к ногам советских воинов-победителей, были черно-белые полотнища всевозможных эсэсовских дивизий — «Викинг», «Великая Германия», «Мертвая голова», разбитой нами под Берлином личной лейб-гвардии Гитлера «Охрана фюрера», а также знамена многочисленных соединений из разгромленной группировки Шернера.

Парад кончился, но долго еще мокли под дождем поверженные полотнища разбойничьей армии, и меж ними валялся личный штандарт Адольфа Гитлера с паучьей свастикой и линялым, общипанным орлом...

Эта картина была символичной и поучительной для любых агрессоров, в том числе и новоявленных претендентов на мировое господство.

В час всенародного торжества мы почтили скорбным молчанием тех, кто не дожил до радостного дня, и у фронтовиков, не раз смотревших смерти в глаза и никогда не плакавших, навернулись слезы.

Безмерно было жаль, что не дожили до победного дня и не увидели поверженных вражеских знамен талантливые советские полководцы — командующий 1-м Украинским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин, смертельно раненный при объезде войск; самый молодой среди командующих фронтами генерал армии И. Д. Черняховский, погибший на поле боя; отдавший все свои силы без остатка [589] борьбе с фашизмом и скончавшийся от тяжелой болезни командарм генерал-полковник К. Н. Леселидзе. Все они воевали на 1-м Украинском фронте, с каждым из них я не раз встречался, а с некоторыми и продолжительное время работал, участвовал в боях.

Сколько горя, утрат и лишений перенес в войну наш народ! Он не дрогнул перед немецко-фашистскими захватчиками. Ни одно государство, ни одна армия мира не смогли бы выдержать мощного и внезапного удара гитлеровских полчищ, покоривших многие страны Европы, А советский народ, руководимый Коммунистической партией, не только выстоял, но и сыграл решающую роль в разгроме немецко-фашистской Германии.

По призыву ленинской партии на смертельную битву с фашистскими ордами поднялись миллионы советских людей, готовых победить или умереть, И они победили!

Боевым отрядом Коммунистической партии, активными проводниками ее политики в войсках и на флотах являлись и ныне являются наши политорганы, которые своей беззаветной борьбой, многогранной организаторской, идеологической и ратной деятельностью снискали у воинов незыблемый авторитет.

Мне, кадровому политработнику, участнику гражданской и Великой Отечественной войн, последовательно прошедшему все ступени службы от политбойца-пулеметчика и политрука подразделения до члена Военного совета фронта, хотелось поделиться с молодыми читателями воспоминаниями о всем том, что довелось видеть и пережить за годы боевых испытаний, поведать суровую правду о войне, рассказать о могучей силе такого важного и особого вида оружия, каким является политическая работа в армии и на флоте.

Много лет прошло с тех пор, как отгремели победные залпы. Поседевших в сражениях ветеранов сменила замечательная, всесторонне развитая, энергичная молодежь. Вместе с боевой эстафетой мы, ветераны боев, считаем своим долгом передать молодым командирам и политработникам богатый и разносторонний опыт, доставшийся нам ценой огромных усилий, испытаний, жертв и имеющий непреходящую ценность. Повествуя о некоторых событиях Великой Отечественной войны, я одновременно решил рассказать о практике партийно-политической работы в различной боевой обстановке. Если это в какой-то мере мне удалось, буду считать, что я свой долг выполнил.