Выполняя интернациональный долг
На земле польской
Когда исход боев за Львов был предрешен, из Ставки позвонил генерал А. И. Антонов и сообщил, что Верховный Главнокомандующий утвердил представленный Военным советом 1-го Украинского фронта план дальнейшего хода операции. Затем мы получили директиву Ставки от 27 июля 1944 года, в которой говорилось следующее:
«1. Силами 13-й армии Пухова и 1-й гвардейской танковой армии Катукова не позже 1–2 августа форсировать реку Висла и захватить плацдарм на западном берегу на участке Сандомир, устье реки Вислока. Захваченный плацдарм использовать для удара на север с целью помочь 3-й гвардейской армии Гордова форсировать Вислу и выйти на ее западный берег.2. Центром фронта к тому же времени выйти на реку Вислока и овладеть Санок, Дрогобыч, Долина.
3. Силами 1-й гвардейской и 18-й армий захватить и прочно удерживать перевалы через Карпатский хребет на направлении Гуменне, Ужгород, Мукачево с целью последующего выхода в Венгерскую долину.
В дальнейшем войска фронта должны наступать в общем направлении на Ченстохов и Краков».
На другой же день, без какой-либо ощутимой паузы, начался второй этап операции.
Маршал Советского Союза И. С. Конев, исходя из поставленных задач, решил основные усилия войск сосредоточить на сандомирском направлении, с ходу форсировать Вислу и захватить плацдармы на западном ее берегу. На это направление нацеливались войска 3-й гвардейской и 13-й армий, 1-й гвардейской танковой армии. Сюда же перебрасывались из районов Львова и Перемышля части 3-й гвардейской танковой армии. Форсирование Вислы планировалось осуществить на широком фронте от Зембожина до устья реки Вислока. С целью успешного преодоления крупной водной преграды танковые армии усиливались понтонно-мостовыми бригадами. [231]
Таким образом, основные усилия войск 1-го Украинского фронта были направлены на завершение разгрома группы немецких армий «Северная Украина», уничтожение оперативных и стратегических резервов и овладение плацдармами на западном берегу Вислы. Для участия в наступлении на сандомирском направлении были привлечены три общевойсковые (в том числе резервная), две танковые армии, основные силы авиации и артиллерии.
Политорганы, военные газеты, листовки и устная пропаганда несли в войска важнейший призыв партии, четко и ясно выражавший цели нашей освободительной миссии: «Воины Красной Армии! Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии, несите освобождение народам Польши и других стран Европы, стонущим под игом фашистской тирании!»
Уже на первом этапе наступательной операции наши войска в полосе правого крыла и центра фронта полностью восстановили Государственную границу СССР и вступили на польскую землю, неся избавление братскому народу. Теперь мы все внимание сосредоточили на пропаганде призывов и исторических указаний партии о великой освободительной миссии Красной Армии.
Командиры и политработники, пропагандисты и агитаторы разъясняли воинам, что надо быстро и решительно преодолеть с ходу одну из крупнейших рек — Вислу, захватить значительный плацдарм, чтобы затем продолжать наступательные действия. Только в таком случае мы сможем успешно выполнить историческую задачу по освобождению братской Польши от фашистского ига. Призыв Военного совета, обращенный к войскам фронта, — «Вперед, на Вислу!» — отвечал цели операции и вместе с тем выражал основную суть призывов ЦК партии. Мы стремились учесть уроки и недостатки битвы за Днепр и принимали меры к тому, чтобы на Висле войска проявили организованность и умение, в широких масштабах применяли переправочную технику. Еще до подхода к Висле командующий создал оперативную группу по руководству переправами. Ее возглавил начальник инженерных войск фронта генерал-лейтенант И. П. Галицкий. Задача состояла в том, чтобы вместе с передовыми отрядами перебросить через многоводную реку танки и артиллерию, которые обеспечили бы надежное закрепление захваченных плацдармов.
Военный совет рекомендовал политуправлению и всем политорганам, а также фронтовой печати широко информировать войска о наших успехах, популяризировать имена тех, кто первым форсирует Вислу и захватит [232] плацдарм на западном берегу. Добрые вести о победных делах фронта или успешном продвижении соседей, о захваченных пленных и трофеях, об освобожденных населенных пунктах вызывали у воинов прилив гордости, стремление равняться на героев, добиваться новых боевых успехов.
Пожалуй, ничто так не подымает моральный дух воинов, как сообщение о нашей победе. В моей памяти сохранился эпизод, связанный с освобождением 29 ноября 1941 года Ростова-на-Дону. В ознаменование одержанной победы Верховный Главнокомандующий издал приказ, адресованный командующему Юго-Западным направлением Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко и командующему Южным фронтом генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко.
«Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков, — гласил приказ. — Приветствую доблестные войска 9-й и 56-й армий во главе с генералами Харитоновым и Ремезовым, водрузивших над Ростовом наше славное советское Знамя. Сталин».
Это был, пожалуй, один из самых первых поздравительных приказов. Он был зачитан войскам и еще больше укрепил их моральный дух. Политотдел 9-й армии, возглавляемый полковым комиссаром Б. С. Мельниковым, издал листовку «Хваленому Клейсту сломали хребет».
Сколько было ликования! И не только на Южном фронте. Радостная весть о крупной победе наших войск под Ростовом-на-Дону облетела всю страну и обрадовала всех воинов Красной Армии, сражавшихся с фашистами. Военные советы и политорганы Западного, Калининского, Юго-Западного и других фронтов тоже выпустили листовки, посвященные славной победе на юге и освобождению нашими войсками Ростова-на-Дону. В одной из них, изданной политотделом 31-й армии Калининского фронта, говорилось:
«...Поклянемся же, товарищи бойцы, командиры и политработники, отстоять Москву и похоронить на подступах к столице фашистские дивизии. Крепче удар, сильнее натиск на врага, и он побежит от Москвы так же, как он бежит от Ростова. Пусть героические успехи защитников Ростова вдохновят вас на священное сражение за Москву, за Родину!»{39}
Наступательная операция развивалась стремительно. Особенно быстро продвигалась к берегам Вислы 13-я [233] армия генерала Н. П. Пухова. Смело и решительно наступали подразделения 6-й гвардейской стрелковой дивизии и другие соединения. Под вечер 29 июля в районе Баранува вышла к реке 350-я стрелковая дивизия (командир генерал-майор Г. И. Вехин, начальник политотдела подполковник В. П. Якушкин). Осуществляя параллельное преследование противника и обгоняя отступавшие вражеские колонны, 1178-й стрелковый полк этой дивизии, возглавляемый подполковником Ф. А. Барбасовым, первым вырвался к Висле. Увидев у паромной переправы скопление гитлеровцев, капитан А. И. Якушев быстро развернул свой батальон и внезапно атаковал врага. Действия его подразделения поддержали полковая артиллерия и истребители танков. В стане врага поднялась паника. Советские воины захватили исправный паром, собрали на берегу лодки и приступили к переправе. В 18 часов 30 минут передовой десант двинулся в первый рейс.
Ведя борьбу за увеличение захваченного плацдарма, части 350-й дивизии уже 30 июля расширили его до 12 километров по фронту и 8 километров в глубину.
Командир 1178-го стрелкового полка подполковник Ф. А. Барбасов, командир стрелкового батальона того же полка капитан А. И. Якушев, сержанты Б. И. Быков, С. Д. Хоменко, В. Н. Шпагин, младший сержант Р. И. Ястребцов, рядовой И. Е. Бурлак и еще десять воинов 350-й стрелковой дивизии первыми форсировали Вислу и захватили плацдарм в районе Баранува.
Все они были удостоены звания Героя Советского Союза. Одновременно Вислу форсировали части 1-й гвардейской танковой армии. Первыми ступили на западный берег Вислы автоматчики мотострелкового батальона гвардии капитана Константина Усанова. Их поддерживала 44-я гвардейская танковая бригада гвардии полковника И. И. Гусаковского. На этом участке и было решено всемерно развивать успех. Сюда быстро выдвигались понтонные парки и другая инженерная техника. В районе Баранува начала действовать фронтовая переправа.
Контратаками частей 213-й охранной, 88-й и 72-й пехотных дивизий противник стремился ликвидировать захваченный в районе Баранува плацдарм, но успеха не имел: мужество советских гвардейцев было беспредельным. Особенно отличились гвардии старшина Александр Образцов и гвардии старший сержант Николай Голомзик. Защищая плацдарм, они получили ранения, но остались в строю.
Форсируя реку, наши войска широко применяли понтонные парки, переправочную технику, инженерные средства. Вместе с тем воины нередко использовали и подручные [234] средства. Так, командир отделения разведчиков 20-й гвардейской мехбригады гвардии старший сержант Сергей Нестеров первым на самодельном плотике переправился через Вислу. Захватив плацдарм, он с горсткой храбрецов удерживал его до подхода главных сил. Автоматчик той же части гвардии рядовой Маннула Гизатулин ночью поплыл через реку на бревне. Все вокруг кипело от разрывов снарядов и бомб. Взрывной волной от авиабомбы солдата сбросило в воду. Добравшись до западного берега вплавь, гвардии рядовой Гизатулин в ночной темноте подполз к траншее противника. Метнув гранату и стреляя из автомата, он создал панику и выбил врага из укрытия.
В районе Баранува начали переправу и части 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко. Передовой отряд, возглавляемый полковником И. И. Якубовским, одним из первых с ходу форсировал реки Сан и Висла.
Польское население радостно встретило Красную Армию и оказывало войскам всяческую помощь и содействие. Жители села Седлещаны и других населенных пунктов помогали советским воинам конопатить лодки, строить плоты. С риском для жизни они не раз сами переправляли бойцов на, западный берег реки. Таких примеров было много.
Оперативность проявили и понтонеры. К утру 1 августа в районе Баранува на фронтовой переправе действовало 24 парома большой грузоподъемности, что позволяло быстро перебрасывать через реку танки, артиллерию и другую боевую технику, наращивать на плацдарме наши силы, прочнее закрепляться на западном берегу Вислы.
Форсирование одной из крупнейших рек в Европе проходило на многих участках на широком фронте. Сколько мужества, самоотверженности и отваги проявили наши воины на Висле! Лодка, на которой переправлялся через реку старший сержант Тихон Литвиненко, была разбита разорвавшейся поблизости миной. Коммунист Тихон Литвиненко, не выпуская из рук автомата, вплавь добрался до западного берега и прикрыл огнем переправу других. На узенькой полоске земли он с несколькими бойцами в течение двух суток отбивал атаки противника. Железную стойкость при удержании этого небольшого плацдарма проявили артиллерист офицер Олег Гончаренко, отбивший пятнадцать атак противника, гвардии полковник Василий Иванович Баклаков, который, будучи тяжело ранен, продолжал командовать переправившимися через реку подразделениями, и многие другие.
Следует сказать, что наращивание наших сил на [235] плацдармах за Вислой проходило значительно быстрее, чем на Днепре. Но и здесь на первых порах войска форсировали реку на паромах и десантных лодках, которые были менее уязвимы для артиллерийского огня и авиации противника, нежели мосты. Когда же плацдарм удалось немного расширить, а наши истребительные авиаполки перебазировались ближе к Висле и получили возможность надежнее прикрывать войска и переправы, строительство мостов развернулось полным ходом. Очень быстро инженерные подразделения навели понтонный мост в районе Баранува. Ударными темпами строился 60-тонный низководный мост на свайных опорах в районе Седлещан. Сооружать его начали 31 июля и, несмотря на частые налеты вражеской авиации, закончили к 7 августа 1944 года, К концу сентября войска фронта располагали на Висле 18 мостами.
И все же трудностей встречалось немало. Наши войска более полумесяца вели тяжелые наступательные бои и понесли потери в технике и людях. Коммуникации растянулись, а восстановление железных дорог шло медленно, да и колея в Польше была более узкой, чем в Советском Союзе. Это усложнило работу транспорта. Войска испытывали недостаток в горючем и боеприпасах.
Имелись и другие недочеты. Передовые отряды 3-й гвардейской армии замешкались и упустили выгодный момент для форсирования реки с ходу, дав возможность отступавшему противнику организоваться и укрепиться на западном берегу Вислы. На некоторых переправах не хватало организованности, мало использовались дымовые завесы и прочие средства маскировки. Инженерные части 3-й гвардейской армии понесли ощутимый урон, потеряв четыре понтонных парка. Переправочной техники не хватало, поэтому и силы на плацдармах севернее и южнее Аннополя наращивались медленно. Этим воспользовался враг и ликвидировал один из плацдармов, отбросив за реку подразделения 76-го стрелкового корпуса.
Было ясно, что противник попытается сделать все возможное, чтобы удержать за собой вислинский водный рубеж. Это подтверждали и пленные. Захваченный нами инженер-капитан 717-го артдивизиона показал: «От Вислы все пути ведут к центрам Германии». Он сообщил, что идет интенсивная переброска немецких дивизий на этот важный рубеж.
В те дни мне пришлось допрашивать одного немецкого офицера, захваченного на участке 13-й армии. Он высказался еще более определенно.
— Ваш плацдарм за Вислой, — заявил пленный, — это револьвер со взведенным курком, направленный нам в [236] висок. Плацдарм за Вислой смертелен для нас. Мы не хотим проиграть битву за Вислу. Германская армия предпримет все для того, чтобы сбросить русских за реку...
Когда войска 1-го Украинского фронта начали форсировать реку, Военный совет потребовал, чтобы командиры всех степеней еще ближе стали к войскам и при первой же возможности переносили свои командные пункты на западный берег Вислы.
Мужественные и энергичные командиры и политработники, как правило, верно определяли свое место в бою, находясь на плацдармах за Вислой, и наравне с солдатами делили военные тяготы. Командный состав умело использовал имевшиеся в его распоряжении боевые средства и возможности для того, чтобы успешно выполнить поставленные задачи.
Нелегко было передовым отрядам, закрепившимся на простреливаемых врагом пятачках. Порой возникали и кризисные моменты. Но волевые командиры, умевшие сочетать боевую деятельность с политическим и воинским воспитанием, делали все возможное, чтобы укрепить моральную силу войск, выстоять в борьбе с превосходящим врагом, удержать и расширить плацдармы. Показателен в этом отношении приказ командира 479-го стрелкового полка подполковника П. К. Бабака. Объявив, что вместе с передовыми подразделениями, форсировавшими Вислу, он перенес на западный берег реки и свой КП, командир полка указал в приказе:
«Враг прилагает все силы, чтобы выбить нас с захваченного плацдарма. Этому не бывать! Наши задачи:1. Вести неустанное наблюдение за противником.
2. Всегда быть готовыми к отражению любых контратак.
3. Экономить боеприпасы, каждую пулю — фашисту в лоб.
4. Легко раненным оставаться в строю.
5. Офицерам, сержантам находиться в боевых порядках и обеспечить управление боем».
Этот приказ был зачитан во всех подразделениях части. Воины дрались героически и не только удержали, но и расширили плацдарм.
Вообще бои на западном берегу Вислы отличались большим ожесточением. Гитлеровцы норовили во что бы то ни стало сбросить наши передовые подразделения за реку. Плацдармы и районы переправ подвергались сильному артиллерийскому обстрелу и авиационному воздействию.
Маршал Советского Союза И. С. Конев передал в [237] войска, что он переносит наблюдательный пункт фронта непосредственно в район боевых действий.
— Так сейчас нужно, — сказал мне маршал. — Это не показная храбрость, а необходимая целесообразность. Неудобно же командарму или командиру корпуса находиться позади командующего фронтом. Они сами продвинутся вперед и в свою очередь подтолкнут подчиненных.
Так и случилось. Наблюдательный пункт Конева, вынесенный ближе к войскам, вызвал своеобразную цепную реакцию, последовательно приблизив все НП к сражающимся на плацдармах войскам. Это значительно улучшило руководство боевыми действиями, положительно сказалось на стойкости воинов.
С передовыми частями двинулись за Вислу и представители политотделов армий. Начальник политуправления фронта генерал С. С. Шатилов направил в войска, сражавшиеся на Висле, половину своего аппарата. Это свидетельствовало о том, что наши политорганы научились в ходе войны сосредоточивать силы и средства на решающих направлениях и в зависимости от задач и целей боя или операции, в зависимости от сложившейся обстановки целеустремленно организовывать свою деятельность.
Важным местом политработы стали районы переправ, где были созданы агитпункты и сосредоточены лучшие силы агитаторов. Перед форсированием реки солдатам раздавались листовки. «Сел в лодку, на паром — забудь про восточный берег, — гласила одна из листовок. — Пересек Вислу, зацепился за плацдарм — сразу же всемерно расширяй его, а завоеванное защищай стойко, держись до последней возможности. Сражайся, как повелевает присяга, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом. Ни шагу назад!»
Среди разнообразных агитационных средств впечатляющее политическое воздействие на бойцов оказывали плакаты. В одном из них были такие призывные слова: «Разобьем немцев на Висле — последнем крупном водном рубеже, уничтожим фашистского зверя! На бой, советские герои, вперед, к победе!»
Львовско-Сандомирская операция имела и свои политические особенности. В июле 1944 года войска фронта перешагнули через Западный Буг и вступили на территорию Польши, протянув братскую руку помощи свободолюбивому народу, попавшему под иго гитлеровской оккупации. Красная Армия оказалась за рубежами родной земли, с честью и славой выполняя почетную освободительную миссию, высокий интернациональный долг.
Исключительно большой размах приняла пропаганда интернациональных задач Красной Армии, разъяснение [238] великой освободительной миссии советского воина. В частях и подразделениях проводились беседы и доклады о Польше, о только что созданном Польском комитете национального освобождения, о состоянии экономики, и расстановке классовых сил в этой стране, о Войске Польском, сражавшемся совместно с Красной Армией против фашистских агрессоров.
Вступая в пределы Польши, мы, признаться, с некоторым волнением ожидали, как население соседней страны встретит Красную Армию. Много лет буржуазно-помещичья реакция, ослепленная антикоммунизмом и классовой ненавистью к Стране Советов, делала все для того, чтобы поссорить наши народы. Сколько лжи, клеветы и грязи вылила международная буржуазия и ее продажная печать на Советское государство, на наши социальные порядки, на Красную Армию. Теперь воинам-освободителям надлежало благородными делами, словом и поведением опровергнуть беспардонную ложь реакционеров. Выполняя освободительную миссию, ведя ожесточенные бои с фашистами, каждый советский воин, находившийся на территории Польши, олицетворял страну социализма, проявляя братское отношение к полякам, закладывая основы дружбы наших народов.
Несмотря на фашистскую клевету и происки буржуазно-помещичьей реакции, польские трудящиеся радостно встречали советских солдат. Об этом свидетельствовали сообщения, поступавшие из армий и соединений фронта. В этом убеждались и мы сами. На всем пути следования наших войск воздвигались арки, украшенные флагами Советского Союза и Польши. Всюду встречались радостные лица мужчин, женщин, детей. Каждый стремился подойти ближе к советскому бойцу, обнять и поцеловать его. Местные жители угощали красноармейцев молоком, яблоками.
Помню, у въезда в одно село старик, возглавлявший местную делегацию, встретил нас церемонным поклоном. Все — и старые, и молодые — дружно прокричали:
— Нех жие Червона Армия!
— Нех жие жечь Посполита Польска! Восхищаясь могучими танками и тягачами с крупнокалиберными орудиями, один крестьянин сказал:
— Какая сила движется! — И, усмехнувшись, добавил: — А Геббельс лгал, что у русских не осталось ни танков, ни самолетов. Оказывается, оружия у вас более чем достаточно. Теперь мне понятно, почему гитлеровцы отступают.
— А еще какие небылицы Геббельс распространял? — поинтересовался я. [239]
— Фашисты запугивали нас, что русские загонят всех поляков в Сибирь...
— И вы верили?
— Конечно нет. Но кое-кто с опаской ожидал прихода русских. Теперь убедились, что красных солдат бояться нечего, они наши друзья и братья.
В те дни была огромная нужда в печатных изданиях на польском языке. Стоило мне достать отпечатанные листовки на польском и русском языках, где излагалось содержание манифеста Польского комитета национального освобождения (ПКНО), как десятки рук потянулись к ним. Крестьянин, завладевший листовкой, стал вслух читать манифест. В нем говорилось:
«Соотечественники!Чтобы ускорить освобождение родной страны и удовлетворить исконную тягу польского крестьянина к земле, Польский комитет национального освобождения немедленно приступит на освобожденной территории к осуществлению земельной реформы.
В этих целях будет создан земельный фонд в распоряжении управления сельского хозяйства и земельных реформ.
...Земли, объединяемые земельным фондом, за исключением предназначенных для создания образцовых хозяйств, будут распределены между крестьянами-бедняками, середняками, многосемейными, мелкими арендаторами и сельскохозяйственными рабочими...»
Каждое слово манифеста встречалось общим одобрением собравшихся людей. Потом они заговорили — торопливо, взволнованно, перебивая друг друга. Фашистских оккупантов прогнали. Помещики бежали. Манифест дает большие права трудовому народу, дает землю тем, кто ее обрабатывает. Наконец-то наступит новая жизнь!
И нам, воинам Страны Советов, отрадно было видеть, что на земле, освобожденной Красной Армией, начинаются важные социальные преобразования, осуществляются светлые мечты трудового народа. Но мы по собственному, выстраданному нами опыту знали, что крупные революционные преобразования легко не даются. Польская рабочая партия, возглавившая трудовой народ страны и все патриотические силы нации, с кипучей энергией приступила к восстановлению народного хозяйства. Надо было не только поднять из пепла разоренные фашистскими оккупантами фабрики и заводы, шахты и электростанции, не только возродить сельское хозяйство, но и победить капиталистов и помещиков, сокрушить сопротивление внутренней реакции, поддерживаемой международным империализмом. [240]
В Жешувском воеводстве мне довелось присутствовать при торжественном акте, когда представитель ПКНО вручал безземельным крестьянам свидетельства на владение землей, национализированной у сиятельных графов, светлейших князей и бежавших с гитлеровцами помещиков. Это было волнующее событие. Трудящиеся как подлинные хозяева начинали осуществлять демократические преобразования.
В том же Жешувском воеводстве каменной глыбой возвышался над живописным местечком Ланцут старинный дворец, принадлежавший ранее династии Потоцких — крупнейших магнатов и властителей Польши. Когда мы подъехали к замку, к нам подошел офицер А. П. Соин и доложил, что советские воины взяли под охрану и надежную защиту этот замок, чтобы затем передать его законному хозяину всех богатств — польскому народу и его демократическому правительству в лице Польского комитета национального освобождения.
— Я уверен, что в древнем замке будет создан народный музей, — предугадывая будущее, заявил старший лейтенант Соин.
Уже при нас появились первые экскурсанты. Это были вчерашние батраки, которых, бывало, и близко не подпускали к графским хоромам. Они осторожно и бесшумно ходили по замку, рассматривая редкостные картины в золоченых рамах, охотничьи трофеи графа, изделия местных умельцев, богатую утварь...
В первые дни обстановка в Польше оставалась сложной. Донесения, поступавшие от военных советов армий, от командиров, политорганов и комендатур, свидетельствовали о том, что так называемые «полномочные представители» польского эмигрантского правительства в Лондоне кое-где норовили самочинно захватить органы местного самоуправления, стремясь оттеснить подлинных представителей народной власти.
Имели место вылазки и провокации со стороны чуждых элементов. Буржуазно-помещичье реакционное отребье выступало со злобными нападками на Польский комитет национального освобождения, на изложенную в его Манифесте программу демократических преобразований, особенно его земельную реформу. В одной из клеветнических листовок враги новой жизни распространяли провокационные вымыслы о том, что ПКНО и большевики якобы намерены превратить Польшу в придаток Советского Союза, что все поляки будут сосланы за Урал, в Сибирь, а на польской земле поселятся якуты. Распространялись и другие небылицы, почерпнутые из арсенала геббельсовской пропаганды. [241]
Военный совет фронта учитывал сложность обстановки и делал необходимые выводы. Мы довольно четко представляли себе, каково должно быть наше отношение к польскому народу, к различным социальным группам и на каких вопросах следует сосредоточить внимание командиров и политорганов. Этому во многом способствовало проведенное ЦК ВКП(б) в мае 1944 года совещание членов военных советов фронтов. Там наряду с другими, вопросами были обсуждены и наши задачи, связанные с освободительной миссией Красной Армии в Европе.
В директиве Главного политического управления Красной Армии от 19 июля 1944 года указывалось, что продвижение советских войск за рубежи нашего государства создало обстановку, требующую учитывать новые явления, освещать и изучать военно-политическое положение на территории, освобожденной Красной Армией. Главное политическое управление требовало перестроить содержание партийно-политической и всей воспитательной работы применительно к новой обстановке.
Прошло несколько дней, и начальник ГлавПУРа генерал-полковник А. С. Щербаков по телефону потребовал доложить, каковы взаимоотношения советских войск и населения освобожденных районов братской Польши. Я коротко информировал его.
— Нельзя забывать, — сказал А. С. Щербаков, — что сейчас каждый воин за рубежом становится советским агитатором. Польские трудящиеся должны на деле почувствовать, что мы их друзья, братья.
В конце июля мне снова позвонили из Москвы и попросили не отходить от аппарата. Вскоре я услышал голос И. В. Сталина. Он сказал, что Государственный Комитет Обороны намерен обсудить вопросы, связанные с пребыванием Красной Армии за рубежом.
— Вы можете, товарищ Крайнюков, прибыть в Москву?
Я ответил, что могу.
— Вот и хорошо. Если позволит погода, то завтра же утром вылетайте. До свидания!
Просмотрев еще раз донесения военных советов армий и политорганов, изучив незначительные пока материалы о первых днях пребывания советских войск в Ярославе и других освобожденных населенных пунктах Польши, суммировав личные записи и наблюдения, я посоветовался с командующим фронтом И. С. Коневым, начальником штаба В. Д. Соколовским и начальником политуправления С. С. Шатиловым. Они многое мне подсказали.
В первый же день нашего прибытия в Москву в Государственном Комитете Обороны состоялось совещание. [242]
Здесь я встретил членов военных советов фронтов генералов Л. 3. Мехлиса и Н. Е. Субботина. Когда мы кратко доложили о первом опыте работы в новых условиях, И. В. Сталин предложил нам подготовить проект постановления ГКО о нормах поведения Красной Армии за рубежом, где каждый боец призван высоко держать честь воина Страны Советов и уважать суверенитет и национальное достоинство освобождаемых народов Юго-Восточной Европы.
Перед тем как приступить к работе, мы попросили Сталина дать указания о направленности документа и определить основные вопросы, которые следует включить в проект постановления.
— Вы только что прибыли из Польши, — сказал в ответ И. В. Сталин, — и лично ознакомились с обстановкой в освобожденных районах, сделали определенные выводы и обобщения. Для того вы, члены военных советов фронтов, и приглашены в Москву, чтобы своими рекомендациями и предложениями помочь ЦК партии и ГКО.
Прошло несколько часов коллективной работы над составлением документа, и в назначенное время мы снова прибыли к И. В. Сталину. Не спеша прохаживаясь по кабинету, он начал с нами беседу о Польше, ее настоящем и будущем. Сталин отметил, что поляки, испытавшие в прошлом гнет самодержавной царской России, жестоко эксплуатировались не только местными помещиками и капиталистами, но и крупными буржуазными державами Запада. В руках империалистов Польша часто становилась камнем преткновения, очагом противоречий, конфликтов и военных столкновений. Сталин подчеркнул, что в эти исторические дни, когда Красная Армия освобождает польский народ от фашистского ига, закладываются основы братской, нерушимой дружбы советского народа с польским. Военные советы должны заботиться о том, чтобы эта дружба крепла, развивалась, утверждалась на века.
— Мы, большевики, — продолжал И. В. Сталин, — с первых дней Великой Отечественной войны заявили об исторической освободительной миссии Красной Армии. Теперь пришло время вызволить народы Европы из фашистской неволи. Наш интернациональный долг — содействовать польскому народу в возрождении сильной, независимой, демократической Польши.
Председатель ГКО заявил, что мы никакой администрации на территории Польши создавать не будем и своих порядков устанавливать тоже не станем. Нам не следует вмешиваться во внутренние дела освобождаемой [243] страны. Это суверенное право самих поляков. Образован Польский комитет национального освобождения. Он и создаст свою администрацию. С ПКНО следует поддерживать тесную связь, никакой иной власти не признавать.
— Повторяю, никакой другой власти, кроме Польского комитета национального освобождения, не признавать!
И. В. Сталин предложил военным советам фронтов, войска которых вступили на польскую землю, издать «Обращении к польскому народу». Он рекомендовал разработать этот важный документ на основе заявления Советского правительства и постановления ГКО, изложив в обращении освободительные цели и задачи пребывания Красной Армии на территории Польши.
На этом совещание закончилось. Сталин подошел к нам, пожал каждому руку и пожелал новых успехов.
После совещания в Государственном Комитете Обороны Л. З. Мехлиса, Н. Е. Субботина и меня принял кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК, начальник Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербаков.
Перед отъездом из Москвы нас ознакомили с постановлением ГКО от 31 июля 1944 года. В этом документе подчеркивалось, что, как только какая-либо часть польской территории перестанет быть зоной непосредственных военных действий, Польский комитет национального освобождения полностью возьмет на себя руководство всеми делами гражданского управления. В постановлении содержались многие положения, высказанные Сталиным в беседе с нами.
Поездка в Москву и обмен опытом оказались плодотворными. Совещание в ЦК ВКП(б) и ГКО помогло членам военных советов фронтов, действовавших за пределами Родины, лучше уяснить линию Коммунистической партии и наши интернациональные задачи, сущность великой освободительной миссии советского народа и его Вооруженных Сил. О многом говорит и тот факт, что только за время подготовки и проведения Львовско-Сандомирской операции мне, члену Военного совета, довелось дважды бывать в ЦК ВКП(б) и ГКО и получать там важные указания.
Руководящую, организующую и направляющую роль Коммунистической партии мы ощущали постоянно.
По указанию ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны Военный совет фронта принял обращение к польскому народу. В нем говорилось:
«Красная Армия не ставит себе задачи присоединить к [244] Советскому Союзу какую-либо часть польской земли или вводить в Польше свои советские порядки. Наступил исторический час, когда польский народ сам берет в свои руки решение своей судьбы. Создан Польский комитет национального освобождения — единственная правомочная власть на территории Польши, выражающая интересы польского народа. В этот час вы должны оказать всемерное содействие Красной Армии и тем самым ускорить разгром немецко-фашистских армий и установление нормальной жизни на свободной, независимой польской земле»{40}.
Этот важный политический документ, изданный нами на польском языке, был размножен огромным тиражом в виде листовок, которые расклеивались на видных местах во всех городах и населенных пунктах, разбрасывались в полосе действий войск фронта с агитмашин, а также зачитывались населению через громкоговорящие установки и передавались по радио. Листовки сбрасывались с самолетов и в еще не освобожденных районах Польши.
Центральный Комитет партии разрешил Военному совету и политуправлению 1-го Украинского фронта издавать газету на польском языке «Нове жиче» («Новая жизнь»).
Она выходила 20-тысячным тиражом. На ее страницах широко пропагандировались цели и задачи Красной Армии на территории Польши, идеи дружбы советского и польского народов, другие важные проблемы. Словом, газета сыграла огромную роль и быстро завоевала популярность широких масс.
При политуправлении фронта и политотделах армий были созданы группы агитаторов, владеющих польским языком, которые занялись массово-политической работой в освобожденных районах Польши.
Военные советы фронта и армий и политорганы совместно с представителями ПКНО проводили в городах и крупных населенных пунктах массовые митинги, являвшиеся мощным средством укрепления дружбы советского и польского народов. Для местного населения была организована широкая демонстрация советских кинокартин. На площадях выступали военные духовые оркестры и коллективы солдатской самодеятельности. Особой популярностью пользовались наши ансамбли песни и пляски — два фронтовых и восемь армейских. Обладая высокой профессиональной подготовкой, они несли за рубежи нашей Родины советскую культуру.
В новых условиях еще более активизировалась политработа [245] и в наших войсках. Перед началом второго этапа операции во всех частях прошли партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждался вопрос о задачах коммунистов и комсомольцев в связи с вступлением Красной Армии на территорию Польши. Среди личного состава проводились беседы на темы: «Советско-польские отношения», «Современная Польша», «Высоко держать честь и достоинство советского воина за рубежом родной страны», «О моральном облике воина Красной Армии». В ряде частей зачитывалась знаменитая ленинская речь о «человеке с ружьем». Политработники напоминали солдатам, сержантам и офицерам исторический наказ В. И. Ленина воинам, идущим в бой: «Вам выпала великая честь с оружием в руках защищать святые идеи и... на деле осуществлять интернациональное братство народов»{41}.
Мне не раз доводилось быть свидетелем оживленных бесед советских воинов с жителями освобожденных польских городов и сел, и я убеждался, сколь высока политическая подготовка, идейная закалка советского солдата — представителя страны социализма.
7 августа 1944 года Военный совет обсудил первые итоги боевой и политической деятельности войск 1-го Украинского фронта за рубежом. После краткого вступительного слова Маршала Советского Союза И. С. Конева я проинформировал собравшихся о совещании членов военных советов фронтов в Москве и, зачитав постановление ГКО о нормах поведения советских войск за границей, ознакомил с важнейшими требованиями партии и правительства.
О партийно-политической работе в новых условиях и расширяющихся связях с ПКНО и органами народной власти на местах говорили приглашенные на заседание члены военных советов армий: 5-й гвардейской — А. М. Кривулин, 13-й — М. А. Козлов, 3-й гвардейской танковой — С. И. Мельников и другие.
Член Военного совета 1-й гвардейской танковой армии Н. К. Попель поделился впечатлениями о восторженной встрече советских войск польским населением, которое оказывало помощь нашим частям в форсировании рек и строительстве переправ.
Во время напряженного боя за Ярослав гитлеровцам удалось потеснить ворвавшуюся на окраину города 20-ю гвардейскую мехбригаду. На улицах осталось несколько раненых бойцов. Поляки с риском для жизни подобрали и укрыли советских воинов, оказали им первую медицинскую помощь. Когда наши войска прочно овладели Ярославом, [246] жители города передали спасенных бойцов в советский военный госпиталь.
С интересным сообщением о митингах в освобожденных городах и селениях Польши выступил член Военного совета 60-й армии В. М. Оленин. В Жешуве поляки, собравшиеся на общегородской митинг, засыпали живыми цветами трибуну, на которой находилось советское командование. Когда наш военный оркестр заиграл польский национальный гимн, запела вся площадь. У многих людей на глазах появились слезы. Пять лет польский национальный гимн находился под запретом.
А когда торжественно и величаво прозвучал Государственный гимн Советского Союза, отовсюду понеслись ликующие возгласы «Да здравствует наш великий друг и освободитель — Советский Союз!», «Слава Красной Армии!». На призыв всемерно помогать Красной Армии и крепить советско-польскую дружбу участники митинга единодушно ответили клятвой верности великой и нерушимой дружбе.
Активно помогали нам польские патриоты из Гвардии Людовой, вошедшей затем в Армию Людову. Они мужественно боролись с немецко-фашистскими оккупантами. Это были подлинно патриотические формирования, возглавляемые авангардом польского народа — партией рабочего класса.
В освобожденных нашими войсками районах Польши трудящиеся энергично восстанавливали разрушенное гитлеровскими варварами народное хозяйство, получая большую, разностороннюю и бескорыстную помощь Советского государства и его победоносной армии-освободительницы.
Осуществляя Львовско-Сандомирскую операцию, Военный совет 1-го Украинского фронта одновременно уделял много внимания восстановлению железнодорожного транспорта Польши. Помню, как все мы были озабочены тем, что из-за отсутствия угля на железных дорогах Польши создалось угрожаемое положение. Военный совет фронта в своем постановлении предусмотрел экстренные меры, обеспечивающие бесперебойную работу транспорта. Пришлось организовывать в широком масштабе заготовку дров для нужд мелких предприятий и местного населения. По решению Военного совета в полосе фронта проводились большие работы по разминированию городов и сел, пахотных земель. Наши саперы-пиротехники обезвредили множество фугасов и мин замедленного действия, заложенных фашистами под железнодорожные станции и заводские корпуса, и спасли многие промышленные предприятия освобожденной страны. [247]
В ходе Львовско-Сандомирской операции советские войска захватили эшелоны с награбленным гитлеровцами национальным достоянием Польши и оборудованием местных предприятий. По решению правительства СССР Военный совет фронта передал ценное имущество польскому народу.
Красная Армия спасла от нацистских извергов много исторических памятников Польши. Наши разведчики обозначали на картах не только расположение вражеских огневых точек, неприятельских штабов, наблюдательных пунктов, немецких батарей, складов боеприпасов и других военных объектов, подлежащих немедленному уничтожению. Они указывали на картах и подлежащие спасению объекты культуры: исторические памятники, музеи, картинные галереи, лицеи, гимназии, больницы, творения архитектуры и т. д. В отличие от буржуазных армий, ставящих перед собой лишь разрушительные задачи, созданная партией Ленина армия нового типа, беспощадно сокрушавшая своих врагов, вместе с тем проявляла величайший гуманизм, снискав себе славу армии-освободительницы, защитницы свободы, демократии, социального прогресса.
Советские воины держали за рубежом экзамен, представ перед благодарными народами Европы во всем нравственном величии и чистоте. Можно привести сотни фактов теплого, дружеского отношения наших воинов к населению Польши, а равно и польского населения к советским воинам. Приведу лишь некоторые примеры.
При освобождении Дембицы рядовой Василий Колчинцев одним из первых пробился к центру населенного пункта. Взобравшись на крышу высокого здания, он водрузил алый стяг Страны Советов и польское красно-белое национальное знамя. Советский солдат, возвестивший жителям Дембицы об освобождении, стал уважаемым человеком.
Благородство души и высокие моральные качества проявил автоматчик Просаленко. Когда он ворвался в польское село, там еще бесчинствовали эсэсовцы, поджигая перед отступлением дома и убивая мирных жителей. Просаленко издали увидел, что один из гитлеровцев вскинул автомат и прицелился в молодую польку, метавшуюся перед горящим домом с криками: «Стасик, мой Стасик!» Советский солдат опередил фашиста и скосил бандита меткой очередью. Жизнь женщины была спасена. Но полька продолжала рваться к горящему дому, крича: «Там Стасик!» Ни минуты не медля, рядовой Просаленко бросился в огонь. Пробираясь сквозь дым и пламя, боец добрался до кроватки, где задыхался в дыму малютка. [248]
Завернув его в одеяло, солдат выскочил на улицу. Ребенок был спасен. Мать целовала опаленные руки советского автоматчика и со слезами радости и благодарности говорила: «Ты, русский, чудесный человек! Я никогда не забуду тебя».
Победа Советского союза над фашизмом не только принесла Польше свободу. Она создала для рабочего класса, для всего трудового народа историческую возможность завоевания власти и отпадения Польши от империалистической системы.
Нынешняя народная Польша простирается от Буга до Одера и Нейсе, ее окружают границы дружбы и мира. Ее народная власть, все государства — участники Варшавского Договора во главе с Советским Союзом бдительно стоят на страже завоеваний социализма.
Но тогдашняя Польша, освобожденная советскими войсками от гитлеровской оккупации, была совсем иной. Под руководством партии рабочего класса ее трудящиеся только что начинали социалистические преобразования, сбрасывая оковы капиталистического и помещичьего угнетения.
За рубежами нашей Родины советские воины столкнулись с буржуазной действительностью, полной контрастов и противоречий. Наши командиры и политорганы еще более усилили пропагандистскую работу.
В 13-й армии я как-то разговорился с агитаторами стрелкового полка. Они заявили, что за рубежом еще более обострились воспоминания фронтовиков о родном крае, отчем доме. Воины заявляли, что хотят видеть на страницах военных газет фотографии Красной площади, Мавзолея В. И. Ленина, древнего Кремля, памятных мест Москвы, Ленинграда, Киева и других городов нашей необъятной Отчизны, хотели бы полюбоваться и живописными пейзажами родимой земли.
Редакция фронтовой газеты «За честь Родины» постаралась выполнить это пожелание, усилив пропаганду достижений страны, трудового героизма народа. На страницах газеты изо дня в день публиковались материалы «На земле, которую ты освободил», «По родной стране», «Цифры и факты», «Памятники русской славы», «На родине наших воинов», «Тыл кует победу».
Патриотическая переписка бойцов с трудящимися нашей страны всегда занимала важное место в политработе, а в дни пребывания Красной Армии за рубежом она приобрела еще больший размах и служила важнейшим источником моральной поддержки воинов. Доставка газет и писем с Родины приравнивалась к доставке боеприпасов и пищи. [249]
Тысячи писем получали от своих земляков воины 10-го гвардейского танкового Уральского добровольческого корпуса, где все, начиная от могучей боевой машины и кончая пуговицей на комбинезоне и гимнастерке, было создано на средства патриотов Урала и Сибири. Земляки сообщали, что каждый боевой успех корпуса отмечается новыми трудовыми победами, увеличением выпуска вооружения, боевой техники и боеприпасов, что на уральских заводах развернулось соревнование за переходящее Красное знамя добровольческого танкового корпуса.
Восемь тысяч воинов — узбеков, казахов и татар, сражавшихся на 1-м Украинском фронте, подписали коллективные письма, адресованные трудящимся республик. Письмо наших бойцов-татар, в котором рассказывалось о славных делах Героев Советского Союза А. X. Валиева, В. В. Альбеткова, Н. X. Шарипова, А. Калиева, С. X. Хасанова и других, было издано в Казани брошюрой, тираж которой превышал 15 тысяч экземпляров. После этого на наш фронт пошел нескончаемый поток патриотических писем из Татарии.
Воины 1-го Украинского фронта в своем письме сообщали прославленному акыну Джамбулу и трудящимся Казахстана о подвигах отважного танкиста Кубиса Джумабекова.
«Дорогой Джамбул! — писал гвардейцы. — В почетном списке героев нашей гвардейской части одним из первых записано имя Вашего внука Кубиса Джумабекова. Получая партийный документ накануне жарких боев, Кубис дал слово, что будет сражаться с врагом, не жалея сил своих и жизни во имя победы. Свое слово Джумабеков выполнил с честью. Он подбил и уничтожил несколько фашистских танков, от гусениц его машины полегли десятки гитлеровцев».
В батальон, которым командовал гвардии майор Тонконога, поступил танк, изготовленный на средства комсомольцев Казахстана. На его броне было имя героини казахского народа Маншук Маметовой. Эту боевую машину патриоты Казахстана вручили экипажу гвардии младшего лейтенанта Бегалы Асанова.
Примерно в то же время парторг подразделения старший сержант Алексей Куксов, агитатор старший сержант Христофор Бодольян и другие воины обратились в политорган с письмом. «Каждому бойцу и командиру особенно близки и дороги города, за которые они воевали, — писали воины. — Там могилы боевых товарищей. Нам дорог и тысячами воспоминаний близок каждый камень мостовой, каждый дом, каждая улица. Мы не задерживаемся долго в освобожденных городах. Еще в прошлом [250] году прошла наша часть Сумы, когда над городом стоял дым пожарищ. Что сталось теперь с Сумами? Как идет там жизнь? Как восстанавливаются фабрики и заводы? Нам, всем нашим товарищам очень хотелось бы об этом узнать».
Командование и политотдел соединения учли эти пожелания и направили небольшую делегацию в Сумы и другие города, освобожденные соединением. Впечатлениями о поездке воины поделились с личным составом и написали об этом в газету.
Фронтовая и армейская печать публиковала на своих страницах письма-наказы воинам-украинцам от трудящихся УССР и воинам-белорусам от трудящихся БССР. С такими же патриотическими письмами, обсужденными в городах, селах, кишлаках и аулах, на предприятиях, в колхозах и совхозах и подписанными тысячами и десятками тысяч трудящихся, обращались к своим сынам-воинам народы Узбекистана, Казахстана, Татарии, Таджикистана, армянский, азербайджанский и другие народы великого и многонационального Советского Союза.
Широкий и массовый характер приняла переписка воинов фронта с трудящимися Москвы, Ленинграда, Горького, тружениками областей, городов и районов Российской Федерации. Эти письма помогали еще более крепить единство народа и армии, поднимали моральный дух воинов.
Весточка из дому от родных всегда была желанной и приносила солдату радость. Вместе с тем она содержала и благодатный материал для агитаторов. Красноармеец Оралов получил как-то письмо от жены со Смоленщины. Вначале он, как водится, читал и перечитывал его, вздыхая и размышляя над каждой строкой. Потом решил поделиться новостями с товарищами по взводу. Жена писала о том, что в родном селе урожай уже убран и колхозницы занялись пахотой, готовятся к севу озимых.
«Все колхозные бабы в поле, — писала жена красноармейца Оралова. — Мужиков у нас почти нет. Разве что пяток на село наберется, да и те старики. Все воюют на фронтах. Лошадей у нас тоже нет, а про трактора и говорить не приходится. Наш колхоз фашисты вконец разорили, разграбили. Теперь впрягаем корову в плуг и сами впрягаемся. Вот так и работаем. Нелегко, конечно, но знаем, что это дело временное. Когда вы, фронтовики, наголову разобьете врага и начнется мирная жизнь, мы все наладим и все наживем. А трудности военного времени нас не пугают. Хлебушек вырастим, обеспечим им детишек наших, государство и вас, фронтовиков».
— Да, много несчастий принесли народу фашистские [251] оккупанты, — произнес кто-то из бойцов. — Все колхозы разорили и разграбили. Ни тракторов, ни лошадей не оставили...
— Эх, бабы многострадальные, — сказал другой. — Хлебнули они горюшка! Я бы им, героическим женщинам, памятник поставил. А второй — рабочим нашим, что делают снаряды, пушки, минометы...
Когда в районе плацдарма бои немного утихли, несколько отличившихся летчиков фронта во главе с гвардии полковником А. И. Покрышкиным получили приглашение прибыть в Москву и встретиться с трудящимися столицы.
Прославленного летчика-истребителя полковника А. И. Покрышкина командование представило к награждению третьей медалью «Золотая Звезда». С 22 июня 1941 года по 20 декабря 1943 года он совершил 550 боевых вылетов, провел 137 воздушных боев и сбил 50 вражеских самолетов. Пока наградной лист рассматривался, Александр Покрышкин уничтожил еще 9 фашистских самолетов.
Под стать Покрышкину и его боевые соратники. Григорий Речкалов сбил над Вислой 57-й самолет врага. Летчик Александр Клубов имел на боевом счету 39 уничтоженных фашистских самолетов, Андрей Труд — 24, Аркадий Федоров — 22. В гвардейском соединении зародилась и умножилась боевая слава героев-братьев Глинка, сыновей криворожского шахтера.
Н. М. Шверник в Кремле торжественно вручил Александру Покрышкину третью медаль «Золотая Звезда», Григорию Речкалову — вторую и Андрею Труд — первую медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза и орден Ленина. Отважные летчики побывали в гостях у москвичей, а затем отправились в свои родные места. Покрышкин — в Новосибирск, Речкалов — на Урал.
Трудящиеся Новосибирска собрали несколько миллионов рублей и приобрели новые скоростные самолеты-истребители для гвардейского авиасоединения, которым командовал их знатный земляк гвардии полковник А. И. Покрышкин,
Вернувшись во 2-ю воздушную армию, летчики рассказали фронтовикам о героическом тыле страны, о встречах с авиаконструктором С. А. Лавочкиным и рабочими оборонных заводов, с теми, кто в лютые холода и бураны монтировал и вводил в строй промышленные предприятия, эвакуированные на Урал и в Сибирь, кто самоотверженным трудом ковал победу.
Политорганы, партийные и комсомольские организации применяли самые разнообразные формы и методы патриотического воспитания воинов. Так, в газете 60-й [252] армии «Армейская правда» было опубликовано открытое письмо, адресованное сержанту Я. Т. Костину, вся семья которого мужественно сражалась с врагом.
«Дорогой Яков Терентьевич! — говорилось в этом взволнованном и сердечном письме. — С первого дня войны вы встали на защиту Родины. Вы вырастили отважных и честных детей. История вашей семьи — это история России.Ваша старшая дочь Нина Яковлевна была студенткой, перед ней открывалась большая и радостная жизнь. Фашисты напали на нашу страну, и Нина пошла защищать Родину. Она погибла у стен Ленинграда. Дочь сибиряка, она отдала свою жизнь за прекрасный город — колыбель Октябрьской революции. И когда страна радовалась освобождению Ленинграда от блокады, вы знали, что есть в этой победе и кровь Костиных, кровь Нины.
Ваш сын Борис Яковлевич погиб на Волге. Кто не знает, что там был поворотный пункт войны...
Воюют ваши сыновья Иван и Николай, воюет ваша дочь Валя. Она пошла добровольно на фронт. Ваша супруга Ольга Ивановна, узнав о смерти дочери и сына, не пала духом. Она сказала: «Пусть знает фашист, что есть еще воины в нашей семье», И Ольга Ивановна пошла работать в военную мастерскую, не покладая рук помогает фронту.
Нет, Костины не посрамят Родины! Вы, Яков Терентьевич, воюете уже четвертый год, все испытали: и отступление и победы. Защищали сердце России, а теперь освобождаете Польшу».
Солдатам, сержантам и офицерам фронта была известна и артиллерийская династия Бабиных. Глава семьи Степан Ефимович Бабин партизанил в гражданскую войну, а затем прошел большой боевой путь в знаменитом полку червонного казачества. Он и в Отечественную войну в первые же дни встал в боевой строй. И притом не один, а вместе со старшим сыном Иваном. Воевали они храбро, стояли плечом к плечу. Даже и ранены были вместе, одной миной. Медали «За отвагу» им вручили одновременно. Сын получил медаль № 988461, а отец — № 988462.
Но после госпиталя комиссия признала Степана Ефимовича Бабина непригодным к строевой службе. Однако ветеран двух войн не смирился с врачебным заключением. Он добился своего и вернулся в родную часть. Приехав домой на несколько дней в отпуск по ранению, он взял с собой на фронт и младшего сына Владимира. Так они и воевали на польской земле: старший сын Иван — наводчик, младший Владимир — замковый, Степан Ефимович [253] Бабин — заряжающий, а вместе они составляли боевой расчет орудия.
И таких патриотических династий было немало. Всей семьей воевали Каманины, беззаветно сражались с врагом летчики братья Глинка, танкисты Бойко и Орловы, пехотинцы Гурные.
Воспитание любви к социалистическому Отечеству, к родной Коммунистической партии мы по праву считали главной идеологической задачей. Патриотизм советского воина органически сочетался с пролетарским интернационализмом, с глубоким чувством уважения и братской дружбы к польскому народу и другим народам Европы, которым нес избавление от фашизма наш солдат-освободитель,
Сандомирский плацдарм
Бои на Висле приняли особенно ожесточенный характер. Сосредоточив в районе Мелец, Тарнобжег несколько пехотных и танковых дивизий, немецко-фашистское командование 1 августа 1944 года предприняло контрудар вдоль восточного берега, намереваясь захватить наши переправы и отрезать сосредоточенные на плацдарме советские войска.
Были и моменты критические. Гитлеровцам удалось захватить несколько населенных пунктов и к вечеру 2 августа 1944 года почти вплотную подойти к фронтовой баранувской переправе. Положение осложнялось тем, что все наши боевые части действовали на западном берегу реки, а на восточном оставались главным образом тыловые подразделения.
Начальник инженерных войск фронта генерал И. П. Галицкий поднял по тревоге понтонные и инженерные части и организовал оборону переправ. Их боевые действия надежно прикрыла огнем 1-я гвардейская артиллерийская дивизия РГК гвардии полковника В. Б. Хусида, расположенная в пяти километрах восточнее Баранува. Это оказалось как нельзя кстати, так как саперы были вооружены автоматами и небольшим количеством ручных пулеметов.
3 августа из района Мелец около двух пехотных дивизий врага, поддержанных ста танками, вновь ринулись к баранувской переправе. Встреченный массированным артиллерийским огнем, неприятель понес большие потери, но продолжал усиленно рваться к реке, стремясь во что бы то ни стало ликвидировать нашу главную переправу.
К вечеру гитлеровцам удалось приблизиться к дамбе. Понтонеры и воины других специальных частей самоотверженно [254] сражались с пехотой и танками врага. Но под покровом ночной темноты фашистским автоматчикам, поддержанным танками, удалось прорваться в тыл понтонно-мостовому батальону, которым командовал подполковник И. Ф. Чабунин. Получив ранение, командир батальона продолжал руководить боем. Когда подошло подкрепление, понтонеры решительной контратакой отбросили противника.
Генерал И. П. Галицкий доложил Военному совету о тревожном положении в районе баранувской переправы, и командующий фронтом приказал двинуть на помощь 33-й стрелковый корпус 5-й гвардейской армии и некоторые части 3-й гвардейской танковой армии. Наши войска отбросили врага за реку Вислока и овладели населенным пунктом Мелец. Положение на этом участке было восстановлено.
Однако немецко-фашистское командование не отказалось от намерения ликвидировать наш плацдарм за Вислой. Довольно мощная группировка гитлеровцев, сосредоточившаяся севернее и западнее Сандомира, нанесла сильный контрудар.
Фашистская авиация неистовствовала, подвергая бомбовым ударам наши позиции и места переправ. На одном из участков плацдарма за Вислой гитлеровцам удалось немного потеснить измотанные многодневными боями и поредевшие части 13-й армии.
Узнав об этом, И. С. Конев резко упрекнул генерала Н. П. Пухова.
Конев мог под горячую руку прочитать суровую нотацию, но в то же время умел ценить людей. Вспылив, он быстро отходил, успокаивался.
— Крепко вы обидели Пухова, — сказал я потом Коневу.
— Армия — не институт благородных девиц, — насупился Иван Степанович. — Я не намерен рассыпаться в любезностях, когда ставится под удар судьба плацдарма.
Конев в возбуждении прошелся по комнате и продолжал:
— Нам никак нельзя ослаблять своей воли, своих усилий. Враг без боя не сдастся. Надо вырывать у него победу, понимаешь, вырывать! А это достигается умением и настойчивостью командиров, стойкостью и решительностью воинов.
— У генерала Пухова умение есть, а воли тоже достаточно, — заметил я. — Только она не показная, а внутренне осознанная, выстраданная на войне, закаленная в боях. Тем и ценнее она.
Иван Степанович усмехнулся и махнул [255] рукой:
— Ну, пошел философствовать — «внутренне осознанная»...
— Кстати, — продолжал я, — под Курском, в районе Понырей, главный удар танковых полчищ врага приняла 13-я армия под командованием генерала Пухова. Выстояла и не дрогнула! Она же одной из первых форсировала Днепр. О Висле и говорить не буду...
Маршал Конев и без меня прекрасно знал, что на нашем фронте одной из первых форсировала Вислу армия Пухова. Командарм и Военный совет сделали все возможное для удержания захваченного плацдарма. И. С. Конев по достоинству оценил это. Впоследствии он дал генералу Н. П. Пухову следующую характеристику: «Пухов проявил себя в боях грамотным, энергичным, смелым и решительным генералом... Войска 13-й армии отличаются стойкостью и умелой организацией боя». Это была объективная и очень точная характеристика одного из замечательных военачальников времен Великой Отечественной войны.
Когда на Висле создалась кризисная обстановка, командующий фронтом И. С. Конев ввел в сражение находившуюся в резерве 5-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта А. С. Жадова. 4 августа ее войска решительно атаковали мелецкую группировку противника, обезопасив наши тылы и переправы. Разгромив гитлеровцев на восточном берегу реки, гвардейская армия быстро и организованно перешла на западный берег, своевременно оказав помощь сражавшимся на плацдарме войскам. Сосредоточение за Вислой 32, 33 и 34-го гвардейских корпусов армии Жадова, состоявших из девяти полнокровных дивизий, парализовало наступательные действия гитлеровцев и позволило не только удержать важнейший плацдарм, но и значительно расширить его.
Вспоминаю, как Конев оберегал резерв. В ходе наступления на Львов не раз создавались трудные положения и находилось немало советчиков, которые уговаривали маршала ввести в бой 5-ю гвардейскую армию. Признаюсь, и мне не раз казалось, что это пора сделать. Однажды я заметил ему, что генерал Жадов настойчиво рвется в бой.
— Пусть не горячится, — ответил маршал. — Настанет время, и он получит боевой приказ. Испытаний хватит и на его долю.
Командующий фронтом не раз говорил, что надобно на время забыть о существовании 5-й гвардейской армии, которая крепко пригодится на заключительном этапе операции. Так оно и произошло. Объективно оценивая обстановку того периода, приходишь к выводу, что если бы 5-ю гвардейскую армию ввели в сражение на первом [256] этапе операции, еще до подхода к Висле, то поредевшим и уставшим войскам было бы очень трудно расширить и удержать плацдарм при нараставших контрударах противника.
11 августа на долю защитников сандомирского плацдарма выпали, пожалуй, самые серьезные испытания. В этот день четыре танковые, одна моторизованная и несколько пехотных дивизий врага нанесли западнее и севернее Стопницы сильнейший контрудар, поддержанный массированными налетами авиации. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало разорвать нашу оборону, опрокинуть советские войска в реку и ликвидировать плацдарм.
Однако немецко-фашистскому командованию не удалось застать наши войска врасплох, ибо о намерениях противника мы узнали из показаний пленных. Танковая лавина врага натолкнулась на мощную артиллерийскую группировку, сосредоточенную в полосе ожидаемого контрудара. Свою роль сыграл и подвижной противотанковый резерв.
Храбро сражались с превосходящими силами противника войска 5-й гвардейской армии. Политотдел, возглавляемый гвардии генерал-майором Ф. А. Катковым, многое сделал для пропаганды героизма и распространения опыта истребителей танков, морально подготовив войска к активной борьбе с «тиграми», к боям на западном берегу Вислы. Снова вступил в действие боевой лозунг: «Стойко защищай плацдарм! Ни шагу назад!» В траншеях агитаторы передавали по солдатской цепи рукописные листовки с пламенным призывом: «Стоять насмерть!»
На плацдарме мне показывали плакат, выпущенный политотделом 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Он был посвящен героям первых боев на Висле и завершался стихотворной строфой:
Как Днепр и Буг,Эти слова звучали как нерушимая клятва гвардейцев.
Я не буду перечислять все формы и методы политического воздействия на массы. За годы войны наши командиры и политработники научились мастерски владеть идейным оружием, повышающим боевую силу войск.
Своеобразная идеологическая подготовка к битве за Вислу проводилась и в гитлеровском вермахте. Германское министерство пропаганды, возглавлявшееся Геббельсом, выпускало много газет, журналов, книг и плакатов, широко использовало кино, радио и другие средства [257] психологической обработки немецкого народа и армии.
Офицеры по национал-социалистскому воспитанию разглагольствовали о немецкой расе господ, которой якобы угрожает «нашествие азиатов», а также о «коварных планах Кремля» и «русских варварах», замысливших стереть с лица земли арийскую расу. Гитлеровские генералы и офицеры изо всех сил стремились подбодрить солдат, поднять падающий моральный дух армии. С этой целью они всячески расхваливали самолеты-снаряды Фау, новые типы немецких танков и другую боевую технику, усиленно муссировали слухи о том, что в германском рейхе куется невиданное по своей разрушительной силе оружие, которое сокрушит русские армии, повергнет весь мир.
В населенных пунктах Польши, освобожденных советскими войсками, мы видели немало расклеенных по стенам домов плакатов. «Немецкий солдат! — взывали они. — Закрой сердце Германии своим сердцем». Наши разведчики ознакомили Военный совет с содержанием обращения командующего группой немецких армий «Северная Украина» генерал-полковника Гарпе. Адресуясь к немецким солдатам, оборонявшимся на Висле, нацистский генерал напыщенно восклицал: «Наш лозунг: «Стой! Здесь сражается группа армий «Северная Украина».
Но громкие и пышные слова, которыми жонглировали гитлеровцы, не могли<> спасти их от поражения.
Весь август прошел в ожесточенных боях. Противник усиливал свою группировку все новыми и новыми соединениями. На плацдарме наращивало силы и наше командование.
11 августа 1944 года, когда противник предпринял контрудар, командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев решил подкрепить нашу группировку на плацдарме 4-й танковой армией. Обстановка вынудила взять у 38-й и 60-й армий несколько артиллерийских и минометных частей и тоже перебросить их на плацдарм. Решено было создать мощный и неодолимый артиллерийский заслон, способный наглухо закрыть путь танковым дивизиям врага.
Переправы работали с предельной нагрузкой. На фронтовой переправе в районе Баранува политуправление фронта развернуло агитпункт. Остальные переправы обслуживались агитпунктами политотделов армий.
Войскам, направлявшимся на плацдармы, раздавались листовки о героях, текст военной присяги и памятки. Работники агитпунктов снабжали воинов газетами, проводили с ними беседы, знакомили со сводками Совинформбюро, принятыми по радио. На подступах к баранувской [258] фронтовой переправе стоял привлекавший всеобщее внимание огромный щит с картой, на которой была нанесена обстановка на сандомирском участке фронта. На правой стороне щита было написано: «Что вчера произошло на плацдарме». Короткая сводка гласила: «Вчера наши войска отбили семь контратак противника. Враг подтягивает резервы и пытается сбросить нас в реку. Но тому не бывать! Спешите переправиться через Вислу, наращивайте удары по врагу, стойко удерживайте плацдарм!»
Поставив перед собой цель ликвидировать плацдарм, немецко-фашистское командование в районе Вислы впервые применило новейшие для того времени тяжелые танки Т-VIБ, так называемые «королевские тигры». Они имели более мощную броню, чем их предшественники. Если на тяжелых немецких танках типа «тигр» лобовая броня башни была толщиной 100 мм, то на «королевском тигре» она достигала уже 190 мм. Но борта башни и корпуса оставались такими же, как у обычного «тигра», и равнялись 80 мм. Словом, борта были наиболее уязвимыми. «Пантера» весила 44,8 тонны, «тигр» — 54 тонны, а «королевский тигр» — 68 тонн. На новом тяжелом танке был установлен двигатель в 600 лошадиных сил. Его экипаж состоял из 5 человек. На «королевском тигре» имелись 88-мм пушка с боекомплектом в 72 снаряда и 2 пулемета.
Сведения о появлении на нашем участке сверхтяжелых немецких танков очень насторожили всех нас. Из опыта войны мы знали, что появление на поле боя нового оружия, неизвестной доселе боевой техники в какой-то мере действует на психику и моральный дух войск, вызывает у солдат нервозность, а у отдельных воинов даже чувство страха.
Командиры и политработники много сделали для того, чтобы ликвидировать «тигробоязнь», укрепить веру в мощь нашего оружия, научить воинов способам борьбы с «королевскими тиграми». Гвардии полковник И. И. Якубовский — в то время заместитель командира 6-го гвардейского танкового корпуса — предупредил своих танкистов, что им придется встретиться с «королевскими тиграми». После обмена мнениями танкисты пришли к единодушному заключению: борта нового тяжелого немецкого танка, несомненно, менее защищены броней, чем лобовая часть. Стало быть, надо вести огонь из засад и укрытий, делающих наш танк или орудие неуязвимыми для врага. А стрелять, конечно, следует в борта или корму «королевского тигра».
Предположение о том, что фашистское командование постарается применить свою новинку как можно эффективнее, чтобы оказать психическое воздействие на наши [259] войска, вскоре полностью подтвердилось. 11 августа северо-западнее Стопницы противник предпринял, как я уже отмечал, сильнейший контрудар. Фашистская авиация засыпала наши боевые порядки бомбами.
В этот момент гитлеровцы бросили в бой «королевские тигры», полагая, что они прорвут советскую оборону и проложат немецкой пехоте путь к Висле, способствуя ликвидации плацдарма.
Но враг просчитался. Внезапного удара у него не получилось. Наша разведка установила, что на окраине населенного пункта Оглендув сосредоточено большое количество немецких танков, в том числе и новых, сверхтяжелых. Командир 53-й гвардейской танковой бригады гвардии полковник В. С. Архипов привел подразделения в боевую готовность. Экипажу гвардии младшего лейтенанта Александра Оськина было приказано под покровом темноты встать в засаду на танкоопасном направлении. Чтобы гитлеровцы не обнаружили советский танк по гулу двигателей и лязгу гусениц, артиллеристы открыли орудийный огонь, заглушив рокот машины.
Скрытно выдвинувшись на подступы к Оглендуву, гвардейцы укрыли танк снопами, искусно замаскировали его под копну. Рядом расположились автоматчики из танкового десанта.
Так было во всех частях. На танкоопасных направлениях стояли в засадах боевые машины, орудия. Саперы произвели дополнительное минирование местности. Войска приготовились дать отпор врагу.
Ночь прошла в ожидании. Но вот небо стало светлеть, послышался нарастающий гул неприятельских танков. Гвардейский экипаж Оськина изготовился к бою. Однако в рассветном молочном тумане, окутавшем все поле, ничего не было видно. Лишь огненные трассы пулеметных очередей, которыми ощетинилась танковая колонна, выдавали противника.
Александр Оськин впоследствии рассказывал о подробностях боя. Сквозь завесу тумана вскоре стали просматриваться неясные очертания стальных громадин. Гитлеровские танки двинулись по бугру, обходя овраг и подставляя под удар свои борта.
Все явственнее выделялся головной «королевский тигр». Земля сотрясалась под его тяжестью. До вражеского танка оставалось триста метров, двести, сто пятьдесят...
— Огонь! — скомандовал гвардии младший лейтенант Оськин.
Первый же снаряд угодил точно в борт танка. Советские танкисты для верности послали еще три снаряда, и «королевский тигр» запылал. [260]
С фашистских танков, двигавшихся колонной по дороге, посыпались десантники. Укрытые в засаде автоматчики из мотострелкового подразделения защитили тридцатьчетверку, встретив солдат противника уничтожающим огнем.
А дуэль экипажа Оськина с «королевскими тиграми» продолжалась. Когда головной танк противника вспыхнул, следовавшая за ним машина угрожающе развернула башню в сторону советской тридцатьчетверки. Как потом выяснилось, гитлеровцы даже дослали снаряд в ствол, но выстрелить так и не успели. Слаженно работавший гвардейский экипаж Оськина на какое-то мгновение упредил противника и первым же снарядом пробил борт второго «королевского тигра». Такая же участь постигла и третий тяжелый танк врага.
Увидев, как поспешно пятятся, удирают уцелевшие «королевские тигры», Оськин взглянул на часы и поразился: всего несколько минут длился поединок. Миф о неуязвимости «королевских тигров» был развенчан.
Президиум Верховного Совета СССР присвоил младшему лейтенанту А. Оськину звание Героя Советского Союза. Правительственными наградами были отмечены и другие члены гвардейского экипажа.
Появление «королевских тигров» носило, скорее всего разведывательный характер. Позднее гитлеровцы провели интенсивную артиллерийскую и авиационную подготовку и на различных участках плацдарма нанесли мощный контрудар, массированно применив танки. И хотя натиск врага был невероятно силен, наши войска отстояли рубежи.
Буквально через несколько дней после первого боя с «королевскими тиграми» Военный совет 1-го Украинского фронта обсудил вопрос о способах борьбы с этими тяжелыми танками и разослал в войска необходимые рекомендации.
Практика показала, что даже наиболее прочная лобовая броня «королевского тигра» не выдерживала ударов подкалиберных и кумулятивных снарядов тяжелых советских танков ИС и самоходок СУ-100. Экипажам средних танков Т-34 и других машин, а также расчетам артиллерийских орудий рекомендовалось чаще практиковать засады, подпускать «королевские тигры» на ближние дистанции и открывать по ним огонь с 300–400 метров, стреляя в борта, корму и ходовую часть. Эти и другие наиболее уязвимые места танка Т-VIБ поражались даже снарядами 57– и 76-мм пушек. Лобовая же броня «королевских тигров» была доступна лишь снарядам 122– и 152-мм орудий. Поэтому танковым ротам, укомплектованным [261] тридцатьчетверками, а также стрелковым подразделениям было решено придавать 122– и 152-мм орудия. Широко применялось и минирование танкоопасных направлений и участков. По сосредоточениям танков врага советская авиация наносила бомбовые и штурмовые удары и причиняла противнику ощутимый урон.
На сандомирском плацдарме гитлеровцы несли большие потери. Только с 11 по 15 августа советские войска уничтожили здесь 214 фашистских танков. Нам удалось захватить и несколько исправных танков Т-У1Б. Один «королевский тигр» впоследствии экспонировался на выставке трофейного оружия в Москве в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького.
В войсках фронта было организовано несколько учебных центров, где имелись подбитые или захваченные «королевские тигры» и другие трофейные машины. Герои Советского Союза Г. Черный, К. Джамангараев, Г. Варава и С. Беликов, бывалые воины М. Бабаджанов и В. Лехницкий объясняли молодым бойцам, как бороться с танками врага. Проводились и показные боевые стрельбы по «королевским тиграм».
Словом, новая боевая техника, на которую так рассчитывало немецкое командование, не оказала психического воздействия на советских воинов и не вызвала паники в наших рядах. Гитлеровцы снова, в который уже раз, жестоко просчитались.
В то время как наша главная ударная группировка вела бои на сандомирском плацдарме, войска левого крыла фронта, вышедшие в предгорья Карпат, продолжали борьбу за овладение дрогобычским нефтеносным районом. Таким образом, боевые действия войск фронта имели два самостоятельных, удаленных друг от друга операционных направления.
Создавшаяся обстановка необычайно усложнила управление войсками. Учитывая это и другие обстоятельства, Ставка Верховного Главнокомандования 30 июля 1944 года образовала новый, 4-й Украинский фронт под командованием генерала армии И. Е. Петрова. В состав этого фронта вошли войска нашего левого крыла: 1-я гвардейская и 18-я армии, а также 8-я воздушная армия из резерва Ставки.
Я побывал в уходивших от нас войсках, попрощался с боевыми товарищами, повидался с командующим 18-й армией генерал-лейтенантом Е. П. Журавлевым, членом Военного совета генерал-майором С. Е. Колониным и начальником политотдела полковником Л. И. Брежневым. [262]
Затем направился в 1-ю гвардейскую армию. В беседе с командармом генерал-полковником А. А. Гречко, членом Военного совета генерал-майором И. В. Васильевым и начальником политотдела полковником В. Г. Сорокиным я поделился впечатлениями о поездке в столицу, беседах в ГКО и сообщил о последних указаниях Центрального Комитета партии и Главного политического управления Красной Армии в связи с выходом войск за пределы нашей Родины.
Не думал я тогда, что вижу Ивана Васильевича Васильева в последний раз, что через несколько дней мы получим известие о его героической гибели. Участник гражданской войны, член партии с 1920 года, И. В. Васильев вступил в битву с немецко-фашистскими захватчиками в самом начале Отечественной войны. В дни боев на Волге он был начальником политотдела 62-й армии. Иван Васильевич неутомимо занимался организаторской и партийно-политической работой в солдатских массах, укрепляя моральный дух и стойкость защитников города-героя. Его хорошо знали в войсках и 1-й гвардейской армии, любили и уважали за общительный, уравновешенный и твердый характер и, конечно, за мужество.
Иван Васильевич Васильев погиб 11 августа 1944 года и похоронен с почестями в Дрогобыче. Ему, как видному политработнику, чья жизнь была подвигом, посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Членом Военного совета 1-й гвардейской армии был назначен генерал-майор К. П. Исаев, являвшийся ранее начальником политотдела 60-й армии.
На сандомирском, главном для нас операционном направлении наши войска вели тяжелые бои с противником, наносившим контрудары. 17 августа части прославленной 13-й гвардейской стрелковой дивизии, возглавляемой генерал-майором Г. В. Баклановым, ставшим вскоре командиром 34-го гвардейского стрелкового корпуса, стойко встретили атаки ста немецких танков и крупных сил пехоты. Усиливался натиск врага и на других участках обороны, занимаемой 5-й гвардейской армией генерала А. С. Жадова. Гвардейскую пехоту подкрепили своей мощью переправившиеся через Вислу части 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко. Храбро сражались с превосходящими силами противника войска 3-й гвардейской и 13-й армий, 1-й.и 3-й гвардейских танковых армий.
После многочисленных ожесточенных боев танковая группировка врага, потерявшая много людей и боевой техники, прекратила атаки. И тогда, не дав противнику опомниться, перешли в наступление советские войска.
Первыми ворвались в Сандомир стрелковые батальоны [263] офицеров И. Г. Черткова и А. Г. Богазова. Завязались ожесточенные уличные бои. В районе этого важного опорного пункта обороны врага на левом берегу Вислы были окружены части четырех гитлеровских дивизий 42-го армейского корпуса.
18 августа войска 1-го Украинского фронта штурмом овладели Сандомиром. В освобожденном древнем польском городе мы увидели следы чудовищных злодеяний, совершенных немецко-фашистскими оккупантами, замыслившими истребить польскую нацию.
Бургомистр Сандомира сообщил нам:
— Гитлеровцы часто учиняли в городе кровавые расправы. Однажды днем около магистрата они собрали группу людей, поставили их на колени и расстреляли. Трупы расстрелянных долго лежали на центральной площади.
В одном только этом городе фашисты истребили 3 тысячи польских граждан. При отступлении они подожгли костел святого Якова, основанный еще в 1241 году. Жители и красноармейцы спасли этот драгоценный исторический памятник архитектуры.
При овладении городом Сандомир отличилась 350-я стрелковая дивизия (командир генерал-майор Г. И. Вехин, начальник политотдела гвардии подполковник В. П. Якушкин). Это было то самое соединение, которое первым форсировало Вислу. Командиру 1180-го стрелкового полка этой дивизии подполковнику Василию Федоровичу Скопенко, удостоенному высокого звания Героя Советского Союза, трудящиеся Сандомира (по-польски Сандомеж) вручили приветственный адрес. «Вы спасли наш город, спасли наши жизни, — говорилось в письме. — Мы всегда будем благодарны вам за это».
Василий Федорович Скопенко, ставший вскоре после этого события полковником, погиб смертью храбрых, освобождая польскую землю от немецко-фашистских захватчиков.
Есть трогательный документ, датированный 2 февраля 1945 года. Он гласит:
«Городской народный совет, собравшись сегодня на заседание, склоняет голову перед памятью Героя Советского Союза Василия Федоровича Скопенко, освободителя города Сандомежа от немецкой неволи, и, желая выразить ему свою сердечную благодарность и уважение к его памяти, единогласно постановляет:нынешнюю улицу Опатовскую города Сандомежа назвать улицей полковника Скопенко; похоронить прах полковника Скопенко в городе Сандомеже; установить на его могиле памятник». [264]
Как сына родного, оплакивали поляки и погибшего в районе села Руда командира 23-го артполка капитана Никонова. Он был погребен в центре Лежайска.
Во время похорон собралось много местных жителей. Стихийно возник митинг. Первым слово попросил поляк, бывший артиллерист польской армии. В своем выступлении он заявил:
— Наш дорогой Никонов, капитан освободительной Красной Армии, погиб в борьбе с немецкими оккупантами за освобождение Польши. Я прошу советское командование взять меня в вашу часть, чтобы я мог отомстить фашистам за смерть советского офицера.
Поляки украсили могилу Никонова цветами и дали клятву вечно чтить память погибшего героя.
После войны мне пришлось возглавить поезд дружбы участников боев за освобождение Польши. И мы снова убедились, с какой теплотой относится польское население к памяти наших погибших воинов.
В одном из населенных пунктов нас сердечно встретили все местные жители. Затем школьники повели нас на кладбище, где похоронены советские воины. Ко мне подошла девочка и, старательно подбирая слова, тихо сказала на русском языке:
— Это могила, за которой я ухаживаю. Советский герой спас наше село, отдал жизнь за нашу свободу...
Но вернемся к боевым событиям августа 1944 года. Напряжение боев в районе Сандомира не уменьшалось. Вместе с другими соединениями 5-й гвардейской армии на плацдарме стойко и отважно сражались части 15-й гвардейской стрелковой дивизии (командир гвардии генерал-майор П. М. Чирков, начальник политотдела подполковник Д. Г. Муратов). В один из августовских дней 60 вражеских танков, сопровождаемых пехотой и поддерживаемых артиллерией и авиацией, обрушились на наш гвардейский полк. Воины не дрогнули и выстояли. Гитлеровцы, понесшие потери в живой силе и технике, откатились на исходные позиции.
— Молодцы мои однополчане! — не без гордости сказал И. С. Конев, прочитав оперативное донесение. — По-нашенски, по-боевому гвардейцы готовятся отметить юбилей соединения.
Иван Степанович намеревался навестить 15-ю гвардейскую стрелковую дивизию, но экстренные дела, связанные с подготовкой операции в Карпатах, не позволили ему побывать у сослуживцев. А слова привета, которые он написал гвардейцам, были пронизаны душевной теплотой и сердечностью.
«Дивизия прошла героический боевой путь и покрыла [265] себя неувядаемой славой в боях с врагами нашего Отечества, — говорилось в поздравительной телеграмме командующего войсками 1-го Украинского фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева. — Ваша дивизия сформировалась из 50-го Краснознаменного имени Ворошилова стрелкового полка. Кадры дивизии в двух войнах — с финнами и немецкими захватчиками — показали стойкость и мужество, умение и выучку, что обеспечило боевые успехи дивизии.Лично я, бывший командир 50-го Краснознаменного имени Ворошилова стрелкового полка, горжусь вашими успехами и подвигами, шлю искренний привет своим сослуживцам и ветеранам дивизии.
Убежден, что в боях за окончательный разгром немецко-фашистской армии гвардейцы покажут новые образцы воинской доблести, умения и прославят себя новыми боевыми делами.
Слава воинам трижды орденоносной дивизии!
Ваш Конев».
Это соединение было хорошо знакомо и мне. Когда зашла речь о нем, невольно вспомнилась тревожная осень 1941 года и подернутая инеем донецкая степь. 136-я стрелковая дивизия (тогда она так именовалась) после форсированного марша поспешно заняла позиции в районе Дьяково, чтобы прикрыть подступы к Ростову-на-Дону и преградить путь танковой армии генерала фон Клейста.
С наблюдательного пункта командира дивизии отчетливо было видно, как немецкие танки устремились на позиции 733-го стрелкового полка. От прямых попаданий снарядов нашей артиллерии несколько вражеских машин загорелось. Но противник усиливал натиск. Фашистские танки ворвались на рубеж, обороняемый советскими воинами. Казалось, что полк не выдержит и оставит позиции. Я заметил, как подполковник Е. И. Василенко, командовавший в то время дивизией, тревожно переглянулся с комиссаром соединения И. Ф. Абаулиным.
Полковой комиссар Абаулин двинулся к выходу, доложив мне, что направляется в боевые порядки, ибо обстановка требует быть там.
— Правильно, — одобрил я. — Пошли вместе.
Где скорым шагом, а где и перебежками мы пробрались к оборонительному рубежу, на котором сосредоточивался переброшенный из резерва отряд истребителей танков. Противник предпринял атаку.
Наша артиллерия усилила огонь. Строй атакующих нарушился. Но несколько вражеских танков все же прорвались сквозь зону обстрела и приблизились к первой траншее. И тут в танки полетели связки гранат и бутылки [266] с горючей смесью. Почти одновременно вспыхнули четыре неприятельские машины. В течение короткого времени враг потерял двадцать танков и отступил.
Бессмертный подвиг в бою под Дьяково совершил младший политрук Хусен Андрухаев. Окруженный озверевшими эсэсовцами дивизии «Викинг», он отстреливался до тех пор, пока не кончились боеприпасы. Но вот у советского воина не осталось ни одного патрона. Гитлеровцы с криками «Рус, сдавайся!» ринулись к нему, намереваясь захватить раненого политрука в плен. Но напрасно враги торжествовали. Грозен и страшен был в своем гневе советский воин, схвативший в руки гранаты. Коммунист Андрухаев предпочел смерть плену. Он подорвал себя и окруживших его эсэсовцев. Младшему политруку Хусену Бережевичу Андрухаеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
И вот три года спустя после того памятного боя под Дьяково я вновь встретился с воинами 15-й гвардейской стрелковой дивизии и убедился, что здесь свято чтут память героев и традиции хранить умеют. В соединении была учреждена снайперская винтовка имени Героя Советского Союза X. Андрухаева. Приняв почетное оружие как боевую эстафету, гвардии старшина Николай Ильин уничтожил 494 фашиста и подготовил целое подразделение снайперов, наводивших ужас на врага.
Не так давно в новом здании Центрального музея Вооруженных Сил СССР я увидел посеченную осколками знаменитую винтовку № КЕ-1729. На потемневшем ее прикладе тускло поблескивала металлическая пластинка с выгравированной надписью: «Имени Героев Советского Союза X. Андрухаева и Н. Ильина». Так воин, принявший оружие героя, сам стал героем.
В 15-й гвардейской стрелковой дивизии была и гаубица № 8437, носившая имя Героя Советского Союза Михаила Хвастанцева. Этот отважный артиллерист вступил в единоборство с двадцатью фашистскими танками и погиб, защищая родной Сталинград. От берегов Волги до Вислы прошло с боями прославленное орудие. Расчет гаубицы, носящей имя героя, проявил на плацдарме железную стойкость, отражая контратаки врага.
Когда прославленная дивизия прибыла на сандомирский плацдарм, в ее рядах осталось не так уж много ветеранов. Но о боях под Дьяково и Сталинградом, о первых героях соединения знали все молодые солдаты. Знали и подражали им.
Львовско-Сандомирская операция, продолжавшаяся полтора месяца, отличалась исключительным напряжением [268] боев, большим размахом, искусным маневром подвижных соединений и значительными результатами. Войска фронта нанесли сокрушительное поражение группе армий «Северная Украина».
Подводя итоги многодневных боев, Военный совет 1-го Украинского фронта 23 августа 1944 года направил донесение Верховному Главнокомандующему. Мы доложили, что противник за период 5–22 августа, создав группировку на западном берегу Вислы в составе 6 танковых дивизий, 1 мотодивизии и 7 пехотных дивизий, нанес 4 серьезных контрудара по нашим войскам, ставя себе задачей, как установлено пленными и захваченными документами, разбить и отбросить наши войска на восточный берег реки.
Наши войска отбили все атаки. Враг понес большие потери в живой силе и технике: убито — 40 тысяч человек, подбито танков — около 300. Наша разведка установила, что противник будет продолжать контратаки.
Дальнейшие события подтвердили предположение фронтовой разведки. Гитлеровцы многократно пытались потеснить советские войска и на различных участках предпринимали довольно сильные контратаки. Впрочем, они носили местный характер, ибо обескровленный противник на большее не был способен,
23 августа 60-я армия во взаимодействии с частями 5-й гвардейской армии штурмом овладела городом Дембица — крупным центром авиационной промышленности и важным узлом коммуникаций на краковском направлении.
Салют Москвы в честь освободителей Дембицы как бы подводил итоговую черту наступательной операции. Наши войска, продвинувшиеся на львовско-сандомирском направлении до 350 километров, нуждались в отдыхе. Требовалось принять пополнение, доукомплектовать части боевой техникой, подтянуть резервы и тылы, привести в порядок войсковое хозяйство.
В ходе Львовско-Сандомирской операции войска фронта завершили освобождение западных районов Украины, за исключением Закарпатья, восстановили Государственную границу СССР на широком фронте и приступили к изгнанию фашистских оккупантов из юго-восточных областей братской Польши.
Мы нанесли противнику огромнейшие потери. Из 56 противостоявших нам немецких дивизий 8 были уничтожены полностью, а 32 потеряли 50 и более процентов личного состава.
Отчизна высоко оценила массовый героизм воинов 1-го Украинского фронта. 353 части и соединения были награждены орденами, а 246 получили почетные наименования [268] Львовских, Станиславских, Владимир-Волынских, Рава-Русских, Дрогобычских, Сандомирских, Вислинских. Более 123 тысяч солдат, сержантов, офицеров и генералов фронта были отмечены орденами и медалями, а 160 человек удостоены звания Героя Советского Союза. В их числе — полковники А. А. Головачев, Д. А. Драгунский, З. К. Слюсаренко, капитан А. И. Якушев, старший сержант С. П. Горбунов, младший сержант А. М. Чупин и другие. Полковники В. С. Архипов и И. И. Якубовский были удостоены второй медали «Золотая Звезда», а храбрейший и искуснейший сокол нашей страны полковник А. И. Покрышкин — третьей медали «Золотая Звезда».
Битва на Висле завершилась захватом сандомирского плацдарма, который в ходе ожесточеннейших боев был расширен до 120 километров по фронту, 50 километров в глубину и приобрел оперативное значение. Он сыграл затем огромную роль, когда фронт участвовал в проведении крупнейшей Висло-Одерской наступательной операции.
На помощь восставшей Словакии
Из-за Карпатских гор к нам проникали вести о том, что в Словакии усиливается антифашистская борьба трудящихся масс, руководимых находившейся в подполье Коммунистической партией Чехословакии, что в стране назревает революционный взрыв.
В конце августа 1944 года события в Словакии развивались с неимоверной быстротой. Напуганный размахом партизанского движения, марионеточный президент Тисо запросил у Гитлера помощи. 29 августа в Словакию вступили немецко-фашистские войска, начав открытую оккупацию страны. По призыву Коммунистической партии словацкие партизаны, поддержанные советскими партизанскими соединениями, и вооруженные отряды рабочих поднялись на борьбу за свободу и независимость страны.
Из района восстания в штаб 1-го Украинского фронта прибыл партизанский командир Ягупов и подробно информировал Военный совет о положении дел в Словакии.
Кажется, в тот же вечер 29 августа фронтовые радисты поймали первое сообщение повстанческой радиостанции о том, что вооруженное восстание в Словакии разрастается и приняло общенародный характер. Сообщалось о боях в Банска-Бистрице, о первых успехах, первых победах. [269]
С тех пор наши радисты постоянно дежурили на этой волне, записывая все сообщения, В одной из передач говорилось, что Словацкий национальный совет взял в свои руки законодательную и исполнительную власть. С городом Банска-Бистрица, ставшим политическим центром восстания, была установлена постоянная связь.
Рано утром 31 августа меня разбудил дежурный офицер штаба фронта и доложил, что на один из наших аэродромов совершили посадку три самолета с офицерами словацкой армии и в ближайшее время ожидается прибытие еще нескольких экипажей. Командующий распорядился доставить в штаб фронта перелетевших на нашу сторону старших офицеров.
Вечером в кабинет Маршала Советского Союза И. С. Конева вошел словацкий полковник Тальский, заместитель командира Восточно-словацкого корпуса. Он сообщил, что офицеры и солдаты 1-й и 2-й словацких дивизий, недовольные гитлеровской оккупацией страны, готовы выступить против немецко-фашистских войск. Эти соединения могут поддержать боевые действия Красной Армии ударом по врагу с тыла, чтобы затем соединиться с советскими войсками.
И. С. Конев заявил от имени Военного совета, что наши войска полны решимости оказать братскую помощь восставшему народу Словакии. Мы с одобрением отнеслись к патриотическим намерениям словацких военнослужащих, пожелавших встать на сторону народа, порвать с предательской кликой Тисо и внести свой вклад в благородное дело борьбы с фашистскими оккупантами.
После консультации с Москвой переговоры приняли более конкретный характер. Был намечен предварительный план. Предполагалось, что 1-я и 2-я пехотные дивизии Восточнословацкого корпуса, расположенные вдоль границы, захватят перевалы через Карпатский хребет и помогут советским войскам выйти на оперативный простор.
Мы, разумеется, не довольствовались сведениями, полученными от офицеров словацкой буржуазной армии и перепроверяли их. Информация поступала к нам из разных источников. В район восстания был командирован представитель Штаба партизанского движения при 1-м Украинском фронте В. Н. Кокин, который подробно и объективно сообщал нам о событиях в Словакии.
Военный совет и политуправление фронта непрерывно докладывали ЦК ВКП(б), Ставке Верховного Главнокомандования и начальнику Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербакову о положении дел в повстанческом районе Средней Словакии. [270]
В наших политдонесениях говорилось, что вместе с повстанцами действуют советские и смешанные словацко-советские партизанские соединения и отряды, что в повстанческом движении участвуют не только наши боевые группы, инструкторы, подрывники и другие специалисты, переброшенные воздушным путем, но и многие военнопленные, бежавшие из фашистских концлагерей, что симпатии населения повстанческого района Словакии к Советскому Союзу огромны.
Мы сообщали ЦК ВКП(б) и Главному политическому управлению Красной Армии о движущих силах восстания, об организаторской деятельности Коммунистической партии Чехословакии. Выдающуюся роль в подготовке, проведении и непосредственном руководстве Словацким национальным восстанием сыграли Г. Гусак, К. Шмидке, Я. Шверма, Л. Новомеский и другие героические сыны партии и народа.
В своей книге «Свидетельство о Словацком национальном восстании» Генеральный секретарь ЦК КПЧ, Президент ЧССР Густав Гусак вспоминает:
«...Когда восстание началось, советская помощь была оказана немедленно, и она являлась единственным и решающим фактором того, что в течение двух месяцев выдерживалась открытая вооруженная борьба против нацистских дивизий. Нужно высоко оценить советскую помощь оружием, переправлявшимся по воздуху. Первая крупная партия оружия была доставлена на аэродром Три Дуба в ночь с 4 на 5 сентября — главным образом противотанковые ружья и боеприпасы, которые немедленно были отправлены на фронт, прежде всего в район Врутека. Эти воздушные поставки продолжались, если позволяла погода, почти каждую ночь.С первых сентябрьских дней советское командование приступило к подготовке самого важного средства помощи Словацкому национальному восстанию — к удару на Карпаты...»{42}
Докладывая Ставке Верховного Главнокомандования о перелете на нашу сторону группы словацких самолетов, Военный совет изложил и свои соображения о проведении наступательной операции.
«Наш фронт, — доносил Военный совет И. В. Сталину, — в районе Кросно находится от словацкой границы на Удалении 30–40 км. Для соединения со словацкими частями и партизанским движением Словакии, если будет Ваше решение, целесообразно было бы провести совместную операцию левым флангом 1-го Украинского фронта и [271] правым флангом 4-го Украинского фронта для выхода на словацкую территорию в район Стропков, Медзилабарце.
Для операции 1-й Украинский фронт может привлечь четыре стрелковые дивизии 38-й армии и 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Направление удара — Кросно, Дукля, Тылява. На это же направление желательно привлечь 1-й чехословацкий корпус. Операцию можно начать через 7 дней. Прошу Ваших указаний по этому вопросу».
Ставка Верховного Главнокомандования своей директивой от 2 сентября 1944 года обязала 1-й Украинский фронт начать подготовку к наступлению, чтобы оказать помощь словацким патриотам. Воины горели желанием быстрее вступить в бой и вызволить братьев словаков из фашистской неволи.
Войска фронта, прошедшие тысячи километров по степям и равнинам, не имели опыта ведения боевых действий в горах. А этот вид боя, как известно, изобилует многими особенностями. Резко пересеченная местность усложняла применение танков, ограничивала маневр войск. Неустойчивая погода и низкая облачность, довольно часто окутывавшая высоты, затрудняли действия авиации. Даже стрельба из минометов в горах требовала особого навыка, ибо прозрачность воздуха скрадывала расстояние. А вождение автомашин по крутым спускам и подъемам, форсирование горных рек и ручьев, бурлящих в глубоких ущельях, — да разве перечислить все трудности и особенности боевых действий в условиях горного театра войны!
Перед командирами и политорганами соединений, сосредоточенных в предгорьях Карпат, встала задача быстрее перестроить свою боевую деятельность, научить солдат, сержантов и офицеров воевать в горах, ознакомить войска с основными принципами горной тактики, когда обход и охват являются главным видом маневра, а роль мелких подразделений необычайно возрастает.
Военный совет и политическое управление фронта обратились к войскам нашего левого крыла с призывом: «Вперед, на помощь братьям словакам!»
Развернув деятельную подготовку к наступательной операции, Военный совет и политотдел 38-й армии обязали командиров и политорганы разъяснить всем воинам, что Чехословакия является нашей союзницей, дружественной страной, что чехи и словаки, подпавшие под иго фашизма, ждут советских воинов как освободителей и наше отношение к ним должно быть самым теплым, дружественным. Политработники проинформировали личный состав о том, что вместе с советскими войсками в Карпатах будет наступать 1-й чехословацкий армейский корпус под командованием [272] генерала Л. Свободы, который примет активное участие в освобождении своей страны.
За день до начала Карпатско-Дуклинской наступательной операции, подготовленной в чрезвычайно сжатые сроки, из района восстания поступили тревожные сообщения о натиске эсэсовских дивизий, о зверствах и терроре гитлеровцев в Словакии, об измене некоторых высших словацких офицеров, заверявших, что они выступят против гитлеровцев и помогут своему народу и Красной Армии. В последний момент часть офицеров словацкой буржуазной армии заколебалась, а некоторые опять переметнулись на сторону фашистской марионетки Тисо.
Положение усложняли интриги эмигрантского буржуазного правительства в Лондоне и его эмиссаров, которые всячески норовили изолировать словацкую армию от народа, от партизанского движения. Дело кончилось тем, что гитлеровцы ко 2 сентября разоружили 1-ю и 2-ю дивизии Восточнословацкого корпуса. А ведь именно эти дивизии, как предполагалось, должны были помочь советским войскам преодолеть Карпаты. Теперь же все перевалы и горные дороги оседлали гитлеровские части. Такова была обстановка.
В труднейших условиях, встречая сильное противодействие врага, войска левого крыла 1-го Украинского фронта и правого крыла 4-го Украинского фронта (1-я гвардейская армия генерал-полковника А. А. Гречко) 8 сентября начали наступательную операцию в Карпатах. На нашем участке из района Кросно наступала 38-я армия под командованием генерал-полковника К. С. Москаленко (член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев, начальник штаба генерал-майор В. Ф. Воробьев). Она усиливалась 1-м гвардейским кавалерийским и 25-м танковым корпусами. В составе этой армии действовал и 1-й чехословацкий армейский корпус.
Наши войска прорвали вражеские укрепления в первый же день, но наступление развивалось медленно. Немецко-фашистское командование подбрасывало к месту прорыва новые соединения. Частям 38-й армии противостояло семь вражеских дивизий, из них две танковые.
Бои в Карпатах шли за каждую высоту. Штурмовые группы обходили опорные пункты, стремясь проникнуть в самое сердце вражеской обороны.
Советским воинам помогали местные жители. Искусный охотник-следопыт Андрей Бобак скрытыми горными тропами провел в тыл врага батальон, которым командовал майор Федорченко.
На привале в минуту затишья Андрей Бобак по просьбе политработника поделился опытом, рассказал [273] бойцам, как в горной местности отыскать путь, найти не обозначенную на карте тропу.
Вызвавшись быть проводником у наших разведчиков, Андрей Бобак заметил возле ручья свежие следы,
— Стоп, — сказал он. — Здесь были фашисты.
Следы вели в двух направлениях: на высотку, где располагался неприятельский секрет, и к населенному пункту, где находился штаб. Внезапное нападение советских воинов обеспечило боевой успех.
Наши части смело предпринимали обходные маневры, уничтожая очаги сопротивления. Солдатам порой приходилось быть скалолазами. Вооружившись самодельными альпенштоками, канатами и веревками, они взбирались на горные кручи, на вьюках и вручную доставляли на новые позиции оружие и боеприпасы. Положение осложнили дожди, испортившие и без того малочисленные и плохие дороги. И все же бои в Карпатах не утихали ни днем, ни ночью.
Выполняя интернациональный долг и спеша спасти восставших братьев словаков, советские воины неутомимо и настойчиво пробивались к перевалам, штурмуя скалистые горы и долговременные укрепления гитлеровцев.
В результате наступления нам удалось пробить двухкилометровую брешь в обороне противника.
И. С. Конев не замедлил бросить в прорыв 1-й гвардейский кавалерийский корпус, которым командовал гвардии генерал-лейтенант В. К. Баранов. Сбивая заслоны врага и ломая его яростное сопротивление, кавалеристы темной ночью устремились в пробитую брешь и к утру 13 сентября по горно-лесистой местности продвинулись на 18–20 километров, вступив на территорию Словакии.
Однако наступление кавалерийского корпуса не принесло желаемого перелома. Немецко-фашистским войскам удалось перекрыть брешь в своей обороне и отрезать прорвавшихся к ним в тыл конников. Пришлось с помощью авиации снабжать их продовольствием, фуражом и боеприпасами.
Начальник разведотдела штаба фронта генерал-майор Ленчик докладывал о противостоявшей нам в районе Карпат армейской группе «Хейнрици» и появлении перед 38-й армией новых немецких танковых дивизий. Это, разумеется, обеспокоило нас, но вместе с тем мы понимали, что концентрация противника здесь заметно облегчает участь повстанцев. Ведь некоторые фашистские части были переброшены к Дукле из глубинных районов Словакии. Я не говорю уже о том, что на нашем участке гитлеровцы несли огромные, невосполнимые потери в живой силе и технике. [274]
Военный совет фронта активно оказывал помощь словацкому народу, восставшему против фашистских оккупантов. Так, например, в сентябре 1944 года советское командование перебросило в район восстания сформированные на территории СССР 2-ю чехословацкую воздушно-десантную бригаду, 1-й чехословацкий авиаполк, а также советских офицеров-инструкторов и партизанских командиров.
Военный совет 1-го Украинского фронта поддерживал связь с Главным штабом партизанского движения Словакии и оказывал ему посильную помощь. Только с 5 по 18 сентября наши летчики доставили словацким повстанцам на аэродром Три Дуба 1,5 миллиона патронов, 580 автоматов, 250 ручных и 74 станковых пулемета, а также противотанковые ружья и противотанковые пушки.
Экипажи транспортных самолетов 2-й воздушной армии работали с предельной нагрузкой, но не могли обеспечить повстанцев всем необходимым. Мы вынуждены были обратиться в Москву за помощью. Телеграмма, отправленная в Ставку 17 сентября, гласила:
«Для доставки боеприпасов, вооружения, авиационного бензина и бомб чехословацкому авиаполку, бригаде и повстанческой армии в Средней Словакии необходимо ежедневно 60–80 транспортных самолетов. Конев, Крайнюков, Соколовский».
Ставка выделила некоторое число транспортных самолетов, и «воздушный мост», проложенный в повстанческий район, сыграл весьма положительную роль.
После семидневных боев И. С. Конев, находившийся на наблюдательном пункте 38-й армии, проанализировал создавшееся положение и пришел к выводу, что фронтальные атаки вдоль шоссе Кросно — Дукля успеха не принесут, так как противник подтянул резервные соединения, а наше временное превосходство в силах и средствах уже утрачено. Он приказал генералу К. С. Москаленко перенести главные усилия с правого фланга армии на левый и передал из своего резерва в его распоряжение 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус генерала П. П. Полубоярова.
15 сентября на левом фланге 38-й армии возобновились наступательные действия. Но и атаки кантемировцев желаемого результата не принесли. Тогда был введен в сражение 31-й танковый корпус, возглавляемый генералом В. Е. Григорьевым.
Мощный массированный удар двух советских танковых корпусов в районе Сенявы принес успех. Взаимодействуя с пехотинцами, артиллеристами и авиацией, наши танкисты прорвались по узкому горному проходу в [275] глубь вражеской обороны и заставили противника отойти с рубежа Дукля, Рыманув.
В наступательных боях отличился экипаж самоходной артиллерийской установки, возглавляемой коммунистом Цимакуридзе. Когда началась Отечественная война, отец пяти детей Еремия Цимакуридзе добровольно пошел на фронт. В тяжелом бою под Керчью он был ранен, под Сталинградом — вторично. Воин-коммунист не покинул боевого строя. Он учился, овладевал самоходной артиллерией. Фросируя Сан, Еремия Цимакуридзе поджег первую фашистскую «пантеру». В дни боев в Восточных Бескидах кандидатами в члены партии были приняты его соратники — Федор Сухоруков и Борис Кузнецов. Экипаж, ставший коммунистическим, уничтожил еще семь немецких танков.
При штурме Гировой горы, являвшейся важным опорным пунктом гитлеровцев на подступах к Дуклинскому перевалу, наступательный порыв и отвагу проявили воины 1-го чехословацкого армейского корпуса. Вместе с советскими братьями чехословацкие воины решительно ломали яростное сопротивление врага. Они с боем брали буквально каждый метр земли, неуклонно приближаясь к перевалу.
В ходе тяжелых боев, продолжавшихся с 15 по 24 сентября, наши войска соединились с находившимся в тылу врага 1-м гвардейским кавалерийским корпусом и продвинулись еще на два десятка километров вперед, подойдя вплотную к Главному Карпатскому хребту.
Командование 38-й армии энергично и неутомимо готовило войска к решающему штурму Дуклинского перевала, сосредоточивало части, подтягивало войсковые тылы, растянувшиеся по раскисшим из-за осенних дождей горным дорогам.
В те дни мы с начальником политуправления фронта генерал-лейтенантом С. С. Шатиловым побывали в частях 1-го чехословацкого корпуса, не раз встречались и беседовали с генералом Людвиком Свободой и руководящими работниками отдела просвещения (во многом равнозначного нашему политотделу). Встретились мы и со многими солдатами, унтер-офицерами и офицерами корпуса. Все они горели желанием ринуться в бой с ненавистным врагом, быстрее прийти на родную землю.
— Вот и к родному дому подошли, — не скрывая радостного волнения, сказал генерал Свобода. — Еще в далеком Бузулуке, где в сорок втором году формировался наш первый батальон, мы мечтали об этом дне. И вот она, отчая земля, совсем рядом и ждет нас, сыновей своих.
Запел зуммер полевого телефона. Генерал взял трубку [276] и нахмурился. Командир одной из бригад сообщал, что гитлеровцы предприняли контратаку. Подразделение отразило врага, удержало рубеж, но понесло потери. Выбыло из строя около 10 процентов личного состава.
Приказав своему резерву атаковать гитлеровцев, Людвик Свобода положил трубку и сумрачно проговорил:
— Да, некоторые не дошли до родины. В нескольких шагах от чехословацкой границы погибли...
Потом мы поехали по подразделениям. В частях корпуса офицеры зачитывали обращение генерала Свободы.
«Не забывайте никогда, кто нам помог, чтобы мы могли стоять с оружием в руках здесь, на пороге своей родины, — говорилось в обращении, — чтобы уже завтра начать ее освобождение от ненавистных поработителей... Это великий Советский Союз, это славная Красная Армия... Мы являемся поэтому должниками благородного союзника. Верность за верность! Мы вместе переживаем трудности и горе, мы вместе в бою, мы будем навсегда вместе в вечной дружбе и союзе. Это обеспечит нашей родине постоянную безопасность, свободную и счастливую жизнь».
На митинге в одном из чехословацких батальонов, который находился в резерве, довелось выступить и мне. Даже и переводчика не потребовалось. Братья по оружию хорошо понимают друг друга.
— Да, мы вечные друзья, и у нас единая цель, — сказал я. — Мы совместно разгромим гитлеровцев, которые пытались потопить в крови славянские и другие народы, поставить их на колени и сделать рабами. Тот народ, который борется за свободу, никогда не будет побежден. Победа близка, перед вами родная чехословацкая земля. Она еще стонет под пятою фашизма и призывает к освобождению. Завтра мы вместе пойдем в бой. Советские воины будут самоотверженно драться за освобождение Чехословакии и сокрушат фашизм.
Беседуя с чехословацкими воинами, мы повсюду слышали настоятельные просьбы предоставить им честь пойти в бой и первыми вступить на территорию своей страны.
В ночь на 5 октября 1-й чехословацкий армейский корпус занял позиции перед Дуклинским перевалом. Наше командование обеспечило ему мощную артиллерийскую и авиационную поддержку. Чехословацкой пехотной бригаде, штурмовавшей важную высоту, были приданы советский минометный полк, два стрелковых батальона, батарея 76-мм пушек и другие подразделения.
Войска 38-й армии вместе с боевыми друзьями — чехословацкими воинами начали штурм Дуклинского перевала. [277] Еще не рассеялся утренний туман, как грохот многих сотен артиллерийских орудий и минометов возвестил о начале решающего наступления.
С передового наблюдательного пункта были видны позиции немецко-фашистских войск, покрытые дымками разрывов снарядов и мин. Но вот огонь перенесен в глубину вражеской обороны, и долго в горах не умолкало эхо от прокатившегося русского «ура». В атаку поднялась пехота.
Воины 70-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор И. А. Гусев, и 1-го чехословацкого корпуса под командованием генерала Л. Свободы утром 6 октября овладели Дуклинским перевалом и вступили на территорию Чехословакии.
Гитлеровцы, выбитые с Главного Карпатского хребта, начали отступать, преследуемые нашими войсками. Сбылась заветная мечта чехословацких воинов-патриотов. Они вступили в пределы отечества. Это было трогательное зрелище. Поднявшись на высоту и перешагнув за полосатые столбы, обозначавшие границу, командир корпуса генерал Людвик Свобода и сопровождавшие его офицеры, словно сговорившись, опустились на колени и поцеловали родную землю, по которой так долго тосковали. Здесь, на Главном Карпатском хребте, под самыми облаками советские и чехословацкие воины обнимали друг друга, закрепляя на века нерушимое братство народов.
Я видел, как на пограничном столбе устанавливался чехословацкий герб, сорванный фашистскими оккупантами. На полотнище было написано по-русски и по-чешски: «Чехословакия приветствует и благодарит своих освободителей. Да здравствует вечная дружба народов СССР и Чехословакии!» За этим полотнищем виднелось другое, на нем была надпись на словацком языке: «Красной Армии-освободительнице — наздар!» На границе у дороги, по которой двигались войска, были вывешены Государственные флаги СССР и Чехословакии.
Население горных словацких деревушек восторженно встречало советских воинов. Начальник политотдела 38-й армии генерал-майор Д. И. Ортенберг рассказал мне такой эпизод. В одном из пограничных сел в Карпатах он зашел в хату старика Гулика. Со слезами радости на глазах Гулик с женой, его дочь и зять благодарили Красную Армию за освобождение. А когда узнали, что перед ними находится советский генерал и дружески беседует с селянами и что его можно называть товарищем, словаки были растроганы и потрясены. Старый Гулик несколько раз с удивлением повторил:
— Товарищ генерал, товарищ генерал... Как же это [278] так? Генерал и вместе с тем товарищ!.. Красная Армия — необыкновенная армия.
Во многих освобожденных населенных пунктах стихийно возникали митинги. Здесь, на Дукле, родился лозунг чехословацких патриотов «С Советским Союзом на вечные времена!».
6 октября 1944 года генерал Людвик Свобода писал командующему войсками 1-го Украинского фронта Маршалу Советского Союза И. С. Коневу:
«В исторический момент перехода границы Чехословацкой республики примите, господин маршал, пламенный боевой привет всех офицеров, унтер-офицеров и солдат 1-го ЧАК в СССР.Мы счастливы, что вместе с войсками 1-го Украинского фронта под Вашим командованием мы первыми из состава чехословацкой заграничной армии вступили на родную землю.
Мы вступили на родину плечо к плечу со славными воинами Красной Армии, которых наши народы встретили как освободителей от ненавистного фашистского ига...
Чехословацкий народ вечно будет чтить память тех, кто отдал свою жизнь за его свободу, за счастье его сынов»{43}.
Военный совет фронта так же тепло поздравил личный состав 1-го чехословацкого армейского корпуса со вступлением в пределы родины и пожелал боевых успехов в окончательном разгроме немецко-фашистских захватчиков и изгнании их с территории Чехословакии.
Овладев Дуклинским перевалом, 38-я армия и 1-й чехословацкий армейский корпус продолжали наступление. На оперативной карте штаба фронта отмечалось продвижение не только наших войск, но и словацких повстанцев, контролировавших значительную территорию. Нас радовали сообщения о боевой активности партизан, наносивших врагу огромный урон. Партизанские соединения и отряды, возглавляемые коммунистами, множили свои ряды за счет местных рабочих и деревенской бедноты, пополнялись опытными советскими партизанами, переброшенными по воздуху, а также советскими гражданами, бежавшими из фашистских концлагерей.
В политдонесении от 22 октября 1944 года, подписанном заместителем начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерал-майором П. А. Усовым, мы сообщали Главному политическому управлению, что за время боев с фашистскими оккупантами повстанческая словацкая армия значительно окрепла в организационном отношении, [279] улучшилось руководство ее частями. Политическое настроение подавляющего большинства повстанцев и партизан хорошее, боевой дух высокий. Солдаты и офицеры ненавидят фашистов и горят желанием очистить свою страну от оккупантов с помощью Красной Армии, которую они ждут с нетерпением. Подобные настроения характерны и для местных жителей, проживающих на территории, занятой повстанцами и партизанами. Прежде всего бросается в глаза горячая и неподдельная любовь словацкого населения к Красной Армии и братскому русскому народу. Оно восхищается Красной Армией, ее победами и благодарит за помощь в организации чехословацкого корпуса в СССР. Однако у повстанцев обнаружился ряд слабых сторон. Многие солдаты и офицеры не имеют боевого опыта, наблюдается недостаточная стойкость отдельных подразделений. Среди офицерского состава имеются... лица, которые... считают прочную оборону ненужной, дескать, выручат характер горной местности, храбрость солдат{44}.
Следует заметить, что большой размах и ярко выраженный политический характер Словацкого национального восстания напугал не только Гитлера и его националистических лакеев, но и эмигрантское буржуазное правительство в Лондоне, выражавшее интересы имущих классов.
Нас, например, удивляла и возмущала инертность, непоследовательность и нерешительность буржуазных военных специалистов. Они норовили придерживаться выработанной Западом тактики «винтовки, приставленной к ноге». Словацкие воинские части, во главе которых остались в большинстве своем реакционно настроенные офицеры, проявляли пассивность. Этим не замедлили воспользоваться гитлеровцы.
Перегруппировав и подтянув войска, фашисты во второй половине октября обрушились на повстанческий район.
В тот трудный час главную тяжесть борьбы с гитлеровцами приняли на себя партизанские отряды. Руководимый Коммунистической партией, народ Чехословакии не склонил головы перед поработителями. В тяжелой боевой обстановке Главный штаб партизанского движения осуществил реорганизацию соединений и отрядов и их планомерный отход в горы. Генерал-майор А. Н. Асмолов рассказывал мне о мужественном борце за народное дело Яне Шверме. Видный деятель Коммунистической партии товарищ Шверма, будучи больным, возглавил организованный отход партизан в горы. Ему предлагали эвакуироваться на [280] самолете, но партийный руководитель наотрез отказался покинуть партизан. 10 ноября в неистовую метель при переходе через Хабенецкий перевал Ян Шверма скончался. Он стал национальным героем страны, символом мужества и стойкости.
После Карпатско-Дуклинской операции эмигрантское правительство Бенеша предприняло попытку ликвидировать чехословацкие части в СССР. Руководству фронта стало известно довольно странное предложение министра обороны буржуазного правительства Ингра, переданное через главу чехословацкой военной миссии в СССР генерала Пика. Предлагалось распустить танковые, артиллерийские и авиационные части 1-го чехословацкого армейского корпуса, превратив его в пехотную бригаду. Мотивировалось это тем, что танковая бригада и другие специальные части понесли в горах потери в технике, что пополнить их трудно и т. п. Но мы в этом предложении видели стремление ликвидировать вооруженные силы чехословацкого народа. Нам и раньше было известно, что реакционеры из Лондона мешали организации в 1942 году первого чехословацкого батальона, противились назначению Люд вика Свободы, отказывались присваивать офицерские звания закаленным в боях коммунистам, которые приобрели военный опыт еще в интернациональных бригадах в Испании, а затем на территории нашей страны сражались с немецко-фашистскими захватчиками. Буржуазные военспецы требовали поставить чехословацкие части «вне политики», даже объявили запрет антифашистской агитации.
Обсуждая на Военном совете фронта вопрос о чехословацком корпусе, мы верили, что у этого соединения большие перспективы и хорошая база роста. Ведь корпус достиг родной земли, и люди труда добровольно вступают в него, в том числе партизаны, участники Словацкого национального восстания. Свертывать это соединение, когда впереди решающие бои за освобождение Чехословакии, было никак нельзя.
Заручившись согласием Ставки Верховного Главнокомандования, Военный совет фронта пополнил чехословацкую танковую бригаду новыми боевыми машинами, усилил части артиллерией и другой техникой, восстановил боевую мощь корпуса.
Вскоре 1-й чехословацкий армейский корпус был передан в состав 4-го Украинского фронта и принял участие в боях за полное освобождение своей страны.
Так вопреки проискам эмигрантского буржуазного правительства Бенеша чехословацкий корпус был не только сохранен, но и послужил базой для развертывания [281] национальных вооруженных сил. 6 октября 1944 года стало Днем чехословацкой Народной армии.
В послевоенное время мне неоднократно приходилось бывать в братской Чехословакии. Большое впечатление произвела поездка на празднование 20-й годовщины Словацкого народного восстания. В состав советской военной делегации входили маршал авиации С. А. Красовский, генерал А. Н. Асмолов и другие активные участники боевых событий. Мы летели в Прагу на воздушном лайнере, пилотируемом прославленным асом нашего фронта дважды Героем Советского Союза Дмитрием Глинкой. В Банска-Бистрице, празднично украшенной красными знаменами и трехцветными национальными флагами, нас встретили с сердечным радушием. Побывали мы на знаменитом аэродроме Три Дуба, на местах легендарных сражений, посидели у традиционного партизанского костра дружбы.
По приглашению министерства обороны ЧССР я находился в Чехословакии в феврале 1968 года, в дни празднования 50-летия Советских Вооруженных Сил, выступал перед чехословацкими воинами и трудящимися ЧССР с докладами о полувековом героическом пути Советской Армии и Военно-Морского Флота, о нерушимой дружбе братских армий и народов, зародившейся в годы нашей общей борьбы против фашизма.
Неизгладимое впечатление на меня произвела поездка в Чехословакию в майские дни 1975 года, когда наша страна и все прогрессивное человечество праздновали 30-летие Победы советского народа и его Вооруженных Сил над кровавым фашизмом. Одновременно отмечалось 30-летие освобождения Праги от ненавистных гитлеровских захватчиков.
Сердечной и задушевной была встреча нашей военной делегации с генералом Людвиком Свободой. Вспомнили мы Киевское сражение, бои под Соколове, Белой Церковью и в Карпатах. Высоко оценивая годы совместной борьбы, годы суровых ратных испытаний и славных побед, дважды Герой Чехословацкой социалистической республики и Герой Советского Союза генерал Людвик Свобода писал:
«Я убедился в великой мудрости и огромной созидательной силе партии Ленина. Они проявлялись повсюду, где надо было поднимать, организовывать, сплачивать людей, мобилизовать все силы для борьбы с врагом. Коммунисты были примером во всем, на самых трудных участках они всегда были впереди.На каждом шагу мы ощущали вдохновляющее воздействие братской помощи, интернационалистской убежденности [282] советских людей. Народ-герой ничего не жалел, когда речь шла о содействии нам в то тяжелое для чехов и словаков время.
Помню, как в предгорьях Карпат два советских офицера спасли мне жизнь. Вблизи от нас разорвалось несколько вражеских мин. Один из офицеров мгновенно прижал меня к земле, другой тут же прикрыл своим телом. Никогда не забуду слова одного из них — капитана-артиллериста: «Нас могут убить, вас — не смеют...»
Путь, пройденный вместе от Бузулука до Праги, оставил глубокий след в моем сердце. Чехословацко-советская дружба вошла в мою плоть и кровь»{45}.
Приближался сорок пятый...
На лысом бугорке, обдуваемом студеными ветрами, одиноко возвышался дорожный столб. Ярко раскрашенные фанерные стрелы указывали: «К Висле», «До переправы — 0,5 км, до Берлина — 695 км».
По крутому спуску наша машина скатилась к реке, дробно простучала по бревенчатому мосту. Висла почти вся покрылась льдом и снегом, лишь кое-где темнели полыньи. Стояла безмятежная тишина.
А совсем недавно воды Вислы кипели от частых разрывов бомб и снарядов. С неистовым воем к переправам рвались фашистские пикировщики, а над польскими фольварками в бешеном круговороте яростных поединков сновали десятки наших и вражеских самолетов.
Тяжелые бои шли в воздухе и на заречной земле, именуемой сандомирским плацдармом. Напряжение борьбы постепенно ослабевало, пока не установилось относительное затишье.
Один из видных военных историков как-то задал В. Д. Соколовскому и автору этих строк вопрос:
— Когда на Первом Украинском фронте началась подготовка к Висло-Одерской наступательной операции?
И мы, не сговариваясь, вполне убежденно и обоснованно ответили ему, что подготовка фактически началась 29 августа 1944 года, когда полностью завершилась Львовско-Сандомирская операция и войска фронта по приказу Ставки на всей полосе перешли к жесткой обороне.
Василий Данилович не преминул заметить, что Ставка очень точно определила, когда нам выгоднее всего завершить операцию. К тому времени состояние двух противостоящих группировок было таково, что и мы наступать не могли, и противник, основательно потрепанный нашими [283] войсками, уже не представлял серьезной угрозы, в сложившейся ситуации самым разумным было перейти от наступления к обороне, чтобы прочно закрепиться на достигнутых рубежах и начать подготовку к новой операции.
— Правильно выбрать такой момент, — заключил генерал армии В. Д. Соколовский, — дело не простое и относится к области военного искусства, в развитии которого мы немало преуспели.
Война — это не только жаркие бои, но и повседневный, напряженный ратный труд. Используя каждый час наступившего затишья, воины старательно готовили оборонительные позиции, чтобы они стали неприступными для врага. За короткое время было отрыто 1500 километров траншей полного профиля и ходов сообщения, передний край прикрыт минными полями и различными инженерными заграждениями. Войска фронта создали многополосную оборону на глубину 30–40 километров, надежно оградив плацдарм и переправы через Вислу.
Инженерные работы, которыми занимались все наши воины, были рассчитаны не столько на оборону, сколько на будущее наступление. Сандомирский плацдарм мы подготовили для сосредоточения здесь ударной группировки. Например, каждый артдивизион оборудовал основные и запасные огневые позиции с таким расчетом, чтобы в нужный момент на них могли разместиться артполк или даже артбригада. Все делалось продуманно, строго по плану.
Помню доклад Военному совету начальника инженерных войск фронта генерала И. П. Галицкого. В нем говорилось не только о создании оборонительных рубежей, но и о подготовке лесных массивов для размещения как имеющихся в наличии частей, так и ожидаемых резервов Ставки. Саперы заблаговременно расчистили просеки, сделав их пригодными для проезда автотранспорта, разбили леса на кварталы-квадраты и просеки-улицы, дав им условные наименования. Прибывающие к нам соединения и части имели карту лесов и точно знали квадрат, где им надлежало разместиться. На плацдарме они находили не только образцы блиндажей, наблюдательных и командных пунктов, но и шахтные колодцы с водой, бани и другие сооружения, необходимые для войск. Наши инженерные части установили 240 километров придорожных вертикальных масок, изготовили большое количество маскгазонов, осуществили и другие мероприятия по маскировке оборонительных рубежей, а также мест расположения личного состава и боевой техники. [284]
Наши пехотинцы, артиллеристы, связисты и воины других родов войск соорудили по типовым образцам Ю тысяч землянок, 11 тысяч артиллерийских и минометных позиций, 1160 командных и наблюдательных пунктов, всевозможные укрытия для личного состава и боевой техники. Одновременно создавались магистральные ходы сообщения глубиной до 2 метров и шириной поверху 2,5 метра, что позволяло воинам быстро и скрытно выдвигаться на передний край.
Войска, преднамеренно перешедшие к обороне, жили мыслью о новом наступлении. Их неустанно готовили к этому командиры и политработники. Когда мы прибыли в одну из частей 4-й танковой армии, нас окружили воины. Посыпались вопросы:
— Скоро ли наступление?
— Будет ли Первый Украинский брать Берлин?
Я порекомендовал солдатам настойчивее учиться, старательнее готовиться к победным боям, чтобы сокрушить врага на Висле, дойти затем до его жизненно важных центров и разгромить фашистское логово.
Однажды порученец майор В. А. Иванов пришел из штаба взволнованный и положил на мой стол ворох новых карт.
— Посмотрите, товарищ генерал, что прислали! — радостно воскликнул он, поспешно развертывая новые, хрустящие листы. — Вы видите, что на них написано: «Краков», «Бреслау»... И берлинский лист выдали!
Что ж, в конце 1944 года появилась насущная потребность и в этих листах.
Маршал Советского Союза И. С. Конев, начальник штаба фронта генерал армии В. Д. Соколовский, начальник оперативного управления генерал-майор В. И. Костылев, Военный совет уже давно занимались первоначальными наметками и прикидками, вынашивая замысел зимнего наступления войск 1-го Украинского фронта.
Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб в творческом содружестве с руководством 1-го Белорусского, 1-го Украинского и других фронтов разрабатывали план новой крупной операции, вошедшей в историю Великой Отечественной войны под названием Висло-Одерской.
Подготовка к наступлению шла по всем правилам. Оперативная пауза продолжалась примерно четыре месяца. В условиях войны такая возможность представляется крайне редко, и мы стремились как можно лучше использовать драгоценное время для обучения воинов и сколачивания подразделений.
Занимались все войска, в том числе части первого [285] эшелона, а также штабы соединений и политорганы. Это была настоящая академия, давшая немало знаний и навыков солдатам и сержантам, командирам и политработникам.
Командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев в приказе поставил следующие задачи:
«1. Продолжать боевое сколачивание подразделений и частей:а) к 20. 11. 44 г. во всех дивизиях закончить подготовку к наступательному бою батальона, полка со средствами усиления;
б) продолжать выучку отдельного бойца и сколачивание в наступательном бою отделения, взвода, роты;
в) тактическую подготовку рот, батальонов заканчивать учением с боевой стрельбой;
г) особое внимание уделить отработке вопросов взаимодействия с танками, артиллерией, минометами, авиацией, а также с соседями;
д) провести не менее одного учения в ночных условиях.
2. В тактической подготовке добиться высокой подвижности, маневренности войск. Необходимо выработать умение атаковать с ходу, вести бой в лесу, при полном взаимодействии пехоты с артиллерией, танками и авиацией в осенне-зимних условиях.
Тактическим учениям должны предшествовать тактико-строевые занятия, на которых особо тщательно отработать взаимодействие огня и движения боевого порядка, сквозные атаки на всю глубину батальонного узла обороны противника и провести показные учения»{46}.
Приказ обязывал части второго эшелона заниматься боевой и политической подготовкой 8–10 часов в сутки, а подразделения первого эшелона — 4–6 часов. Войска, несущие боевую службу на переднем крае, периодически подменялись и выводились в тыл для проведения учений.
Командующий и Военный совет фронта уделяли особое внимание штурмовым батальонам, которые должны были первыми прорывать сильно укрепленную оборону врага на сандомирском плацдарме. Во главе этих подразделений стояли смелые, опытные, авторитетные и волевые командиры. В воспитании личного состава им помогали проверенные в боях и хорошо подготовленные политработники.
С командным составом штурмовых батальонов штаб фронта провел показное тактическое учение на [286] тему:
«Действия штурмовой группы при прорыве позиционной обороны противника». Саперы воспроизвели примерную копию сильно укрепленного опорного пункта врага, оборудовали дзоты, траншеи, ходы сообщения, установили трофейные мины, различные инженерные заграждения. Систему огня обороняющихся также построили по немецкому образцу.
Показное учение, проходившее в обстановке, приближенной к боевой, принесло немалую пользу командному составу штурмовых батальонов и рот.
В ноябре и декабре 1944 года Военный совет фронта, руководящие работники штаба проверяли готовность соединений и объединений. Вместе с Маршалом Советского Союза И. С. Коневым мы побывали на учениях с боевой стрельбой в 4-й танковой армии, которой командовал генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко.
— Посмотрите, какой великолепный «зоопарк» организовал на полигоне Дмитрий Данилович! — шутливо сказал командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал Н. А. Новиков. — Здесь и «пантеры», и «тигры», и даже «королевские тигры». Такое разнообразие вряд ли где встретишь.
И в самом деле, на полигоне в качестве мишеней были расставлены различные трофейные танки и самоходки, по которым вели огонь наши воины.
Танкисты, мотострелки и артиллеристы наступали слаженно, взаимодействовали четко, успешно решали тактические и огневые задачи, метко поражая цели с ходу и с коротких остановок.
Когда смолкли выстрелы, к трофейным танкам, выставленным в качестве мишеней, поспешили многие участники учений.
Вместе с членом Военного совета армии генерал-майором танковых войск В. Г. Гуляевым и начальником поарма полковником Н. Г. Кладовым мы подошли к группе воинов, стоявших возле подбитого «тигра». Бывалый танкист, показав молодым воинам на многочисленные пробоины в броне вражеской машины, с гордостью сказал:
— Как видите, наши герои бьют «тигры» в хвост и в гриву. Но бороться с немецкими танками надо умеючи. У «тигра» лобовая броня имеет толщину сто миллиметров, поэтому лезть на рожон не стоит, а лучше всего занять выгодную позицию и бить по бортам, корме и ходовой части вражеской машины. Результат получается отличный!
Ветеран, рассказывавший молодым воинам о вражеской технике и способах борьбы с нею, предложил воинам [287] перейти к следующему «экспонату» — немецкому сверхтяжелому танку Т-VIБ, так называемому «королевскому тигру». Показав палкой на пробоину в башне вражеской машины, танкист весело сообщил:
— У «королевского тигра» лоб чуть ли не вдвое толще, чем у обыкновенного, но и он не устоял перед нашим снарядом...
В то время мы располагали тяжелыми танками ИС, имевшими 122-мм пушку, и самоходками ИСУ, вооруженными 152-мм орудиями. Снаряды этого калибра пробивали любую броню.
Слушая беседу ветерана с молодыми воинами, мы с удовлетворением отметили, что учеба и воспитательная работа с людьми проводятся конкретно и целеустремленно. В подразделениях, участвовавших в тактических учениях, можно было увидеть не только памятки, выпущенные штабом и политотделом армии, но и боевые листки, а также листовки-молнии, которые передавались из экипажа в экипаж. Словом, использовались самые разнообразные формы и методы, побуждающие фронтовиков учиться военному делу настоящим образом, как требовал того великий Ленин.
Коммунистическая партия проявляла постоянную заботу об укреплении Советских Вооруженных Сил, о повышении боевой выучки и политической сознательности защитников нашей Родины. В канун 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции Центральный Комитет обратился к войскам с призывом:
«Воины Красной Армии! Неустанно совершенствуйте свое боевое мастерство, полностью используйте нашу прекрасную боевую технику, бейте вражеские войска до полного их разгрома!»{47}.
Пропагандируя вдохновенные Призывы ЦК партии, наша печать распространяла передовой опыт, помогая молодым солдатам овладевать ратным мастерством, готовиться к суровым испытаниям. Герой Советского Союза гвардии старшина Андрей Мелконян, отважно сражавшийся в Сталинграде, на огненной Курской дуге, Днепре, Днестре и Висле, выступил на страницах фронтовой газеты «За честь Родины» с серией статей об инженерной разведке местности, о том, как нужно обезвреживать вражеские фугасы, снабженные различными коварными «сюрпризами». Он справедливо отмечал особо важную роль саперов, прокладывающих путь стрелковым и танковым подразделениям. [288]
По почину коммуниста Героя Советского Союза Михаила Сохина на страницах фронтовой газеты развернулась перекличка снайперов. Мастера огня хорошо помогали командирам в подготовке метких стрелков. Много ценных советов дал молодым воинам опытный механик-водитель гвардии старшина И. Кылымник — один из зачинателей движения по сбережению техники и продлению межремонтных сроков эксплуатации танков и самоходно-артиллерийских установок.
Командные кадры и работники штабов творчески осмысливали итоги недавно закончившейся Львовско-Сандомирской операции, тщательно анализировали боевые действия войск по окружению и ликвидации бродской группировки противника, форсированию Вислы, захвату и удержанию плацдарма, организации взаимодействия на различных этапах наступления.
Ставка Верховного Главнокомандования в директиве от 30 ноября 1944 года отмечала, что, несмотря на крупные победы, одержанные Красной Армией, в войсках допускались отдельные просчеты, особенно в организации взаимодействия авиации с танками. В частности, имели место несогласованность во времени при нанесении ударов по противнику, запоздалые вылеты по вызову, не всегда надежное прикрытие наземных войск.
Выполняя директиву Ставки, мы провели командно-штабное учение с руководящим составом фронта. Несомненную пользу принесло совещание членов военных советов и начальников политотделов армий.
Выступавшие далеко не случайно сосредоточили свое внимание на подвижных войсках и авиации. В предстоящей операции основную роль в развитии наступления должны были, как и раньше, сыграть введенные в прорыв танковые и механизированные соединения. Им надлежало овладеть важными районами и рубежами, захватить переправы через реки и узловые железнодорожные станции, чтобы нарушить коммуникации противника.
Кто мог оказать наиболее эффективную поддержку подвижным войскам в оперативной глубине? Главным образом авиация. Она способна непрерывно поддерживать наших танкистов, надежно прикрывать их с воздуха, подавлять неприятельские очаги сопротивления на земле.
Речь шла о том, чтобы, умело используя различные меры партполитработы, подкрепить усилия командования по улучшению взаимодействия как между однородными подразделениями, так и между различными родами войск, помочь им в укреплении дисциплины и организованности. Подчеркивалось, что вся деятельность политработников, партийных и комсомольских организаций должна тесно [289] увязываться с боевой подготовкой, активно влиять на совершенствование тактики и оперативного искусства.
В дни подготовки к новой наступательной операции во 2-й воздушной армии было проведено крупное летно-тактическое учение. Тема: «Действия авиации при прорыве сильно развитой и укрепленной обороны противника». Руководил им генерал С. А. Красовский.
На наблюдательном пункте, откуда хорошо просматривался изрезанный траншеями и окопами район обороны «противника», находились командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев, начальник штаба генерал армии В. Д. Соколовский, члены Военного совета, командармы.
Первыми в небе появились истребители соединений, которыми командовали генералы А. В. У тин и М. Г. Мачин. Очистив воздушное пространство от патрулей «противника», они точными атаками уничтожили зенитные батареи и другие важные цели.
Затем показались бомбардировщики. Группы вел генерал И. С. Полбин. Он первым спикировал на батарею «противника» и по-снайперски точно положил бомбу в цель. Встав в круг, экипажи поочередно атаковали объект. Мы увидели в действии известную полбинскую «вертушку». Каждая бомба сбрасывалась прицельно.
Метко поражали выставленные на полигоне мишени штурмовики генерала В. Г. Рязанова. Эффективно атаковали наземные цели полковник А. И. Покрышкин и другие летчики-истребители. Яркими факелами вспыхнули бочки со смолой, ящики с трофейными снарядами и взрывчаткой.
Особенно внушительным был массированный удар, Наша авиация обрушила на участок предполагаемого прорыва множество фугасных бомб и реактивных снарядов.
Глядя на обвалившиеся и полузасыпанные траншеи, разрушенные дзоты и блиндажи, на груды металлолома, в который превратились трофейные танки, орудия и минометы, на объятые огнем и окутанные дымом позиции противника, Маршал Советского Союза И. С. Конев с удовлетворением сказал:
— Такой удар способен потрясти любую оборону врага... — Иван Степанович помолчал, посмотрел на плывущие в небе облака и со вздохом добавил: — А вот строптивая матушка-зима может преподнести нам сюрприз и испортить погоду, сделать ее нелетной. Это обстоятельство тоже надо учитывать при планировании операции.
На разборе летно-тактических учений командующий [290] войсками фронта И. С. Конев оценил массированный удар нашей авиации как наиболее эффективный способ взламывания обороны противника. Маршал с похвалой отозвался о действиях групп пикировщиков. Он сказал, что именно так надо уничтожать опорные пункты в глубине вражеской обороны и резервы, выдвигаемые противником для контратаки. Командующий приказал отработать плановые таблицы взаимодействия и выделить офицеров наведения, которые должны быть направлены в танковые и механизированные корпуса.
В описываемое мной время советская авиация уже господствовала в небе. 2-я воздушная армия, входившая в состав нашего фронта, имела перед Висло-Одерской операцией 2588 самолетов. Для того чтобы лучше показать значимость этой цифры, напомню, что фронты, участвовавшие в контрнаступлении под Москвой, располагали лишь 760 самолетами, а Военно-Воздушные Силы всей действующей армии в конце 1941 года насчитывали 2495 боевых машин. Это убедительно говорило о том, как далеко шагнула в своем развитии отечественная авиация, как много сделали для завоевания победы талантливые конструкторы, самолето — и моторостроители, героические труженики советского тыла, обеспечивавшие Вооруженные Силы авиационной техникой и боеприпасами.
В канун 1945 года внимание Военного совета 1-го Украинского фронта было приковано к войскам, прибывавшим к нам из резерва Ставки. 30 октября 1944 года нам передали 52-ю армию, которой командовал генерал-полковник Константин Аполлонович Коротеев. Членом Военного совета здесь был генерал-майор А. Ф. Бобров, а начальником штаба — генерал-майор А. Н. Коломинов. Вместо убывшего полковника П. В. Банника в должность начальника политотдела армии 15 декабря 1944 года вступил полковник П. Н. Михайлов. Я хорошо знал его. В начале тридцатых годов мы с Панкратием Никитичем Михайловым учились вместе в Ленинграде на сухопутном факультете Военно-политической академии, которую в 1938 году перевели в Москву.
После совместной учебы мы много лет не виделись с Михайловым, встретившись, долго говорили об однокурсниках, преподавателях и начальниках. Вспомнили, как волновались когда-то перед экзаменами.
— Но самый трудный экзамен мне придется держать здесь, на фронте, — признался Панкратий Никитич.
Этот инициативный, упорный в работе человек, основательно изучивший военное дело, с честью выдержал боевой экзамен, хорошо проявил себя на ответственном посту начальника политотдела объединения. [291]
В декабре 1944 года в состав фронта вошла 59-я армия. Но с ее командующим генерал-лейтенантом И. Т. Коровниковым м е довелось встретиться несколько раньше, в ноябре, когда он с группой офицеров управления прибыл к нам для ознакомления с обстановкой в новом районе дислокации.
Познакомив меня с командармом, маршал заметил, что боевую закалку Иван Терентьевич получил на посту военного комиссара. Мы с И. Т. Коровниковым оказались одногодками и земляками. Иван Терентьевич родился и вырос на Волге. Как и я, он добровольно вступил в Красную Армию в грозном 1919 году и тоже вначале был политбойцом. В тридцатых годах, когда И. С. Конев командовал особым корпусом в Монголии, И. Т. Коровников являлся комиссаром соединения. Окончив перед войной командный факультет Академии моторизации и механизации, он стал заместителем командира 2-й танковой дивизии, находившейся в Прибалтике. В июльские дни 1941 года Иван Терентьевич возглавил 1-й механизированный корпус, затем армейскую группу войск, а в начале 1942 года принял командование 59-й армией.
Членом Военного совета этой армии был генерал-майор П. С. Лебедев. Как и командарм, он в предвоенные годы выполнял интернациональный долг за рубежами нашей Родины. Будучи комиссаром 36-й мотострелковой дивизии, участвовал в боях на Халхин-Голе, был награжден двумя орденами Красного Знамени Монгольской Народной Республики.
С первых дней Великой Отечественной войны П. С. Лебедев находился в действующей армии. 26 июня 1941 года северо-восточнее Шяуляя он лично повел подразделение в контратаку и получил ранение. Оказавшись в тылу противника, политработник П. С. Лебедев собрал из солдат разных частей боевую группу и пробился к своим.
Рассказывая о ратном пути 59-й армии, член Военного совета генерал П. С. Лебедев вспоминал о боях на Волховском и Ленинградском фронтах, об освобождении древнего Новгорода и участии в морском десанте по захвату ряда островов в Выборгском заливе. После выхода Финляндии из войны войска армии охраняли здесь границу нашей Родины.
— Такой мирной тишины, какая установилась на советско-финляндской границе, на плацдарме за Вислой не будет, — предупредил я Лебедева. — Скоро в самое пекло пойдем — штурмовать фашистское логово. Надо готовить войска к напряженным боям и длительному наступлению с высоким темпом.
Примерно за неделю до упомянутой беседы из Москвы [292] вернулся командующий войсками 1-го Украинского фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев. По его веселому и приподнятому настроению нетрудно было догадаться, что поездка прошла успешно и он привез хорошие новости.
Конев проинформировал Военный совет о том, как Верховный Главнокомандующий рассматривал представленный руководством 1-го Украинского фронта план предстоящего наступления. Нас обрадовало, что его оперативная часть была целиком одобрена.
Вспоминаю, как поправила нас Ставка при подготовке Киевской наступательной операции, как придирчиво Сталин разбирал план Львовско-Сандомирской операции. И если теперь наши предложения не вызвали со стороны Верховного Главнокомандования и Генерального штаба никаких возражений, это, несомненно, говорило о возросшем мастерстве военных кадров.
План Висло-Одерской наступательной операции явился итогом коллективного творчества Ставки, Генштаба, командующих, штабов и военных советов 1-го Белорусского, 1-го Украинского и других фронтов. Мы с воодушевлением встретили сообщение Ивана Степановича о том, что предстоящая операция явится важнейшей составной частью кампании 1945 года, В ходе ее Советские Вооруженные Силы должны были окончательно разгромить гитлеровскую Германию и сокрушить фашизм. Не вдаваясь в детали замысла завершающей кампании, И. С. Конев сказал, что Ставка признала центральный участок советско-германского театра военных действий главным и что войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов нацелены как раз на берлинское стратегическое направление.
Разрабатывая наступательную операцию, Военный совет исходил из указаний Коммунистической партии, изложенных в приказе Верховного Главнокомандующего № 70 от 1 мая 1944 года и в последующих документах. Поставив перед Красной Армией историческую задачу очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить Государственные границы Советского Союза по всей линии от Черного моря до Баренцева, Верховный Главнокомандующий подчеркнул, что только этим задачи не могут ограничиваться. «Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, — говорилось в приказе № 70 от 1 мая 1944 года, — нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге. Преследуя же врага, мы должны вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы [293] Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии{48}.
В ходе январского наступления 1945 года войскам 1-го Украинского фронта вместе с нашими соседями предстояло завершить освобождение польского народа от фашистских оккупантов, выполнить благородный интернациональный долг, великую освободительную миссию.
При разработке операции командующий, Военный совет и штаб учитывали политические, военные и экономические факторы. Так, например, на пути наступления 1-го Украинского фронта находился обширный Силезский промышленный район со множеством шахт и рудников, заводов, фабрик и электростанций. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, как важно избежать крупных разрушений и по возможности сберечь промышленные объекты. На это обратил внимание Военного совета фронта и Верховный Главнокомандующий.
Если взглянуть на карту Силезии, то можно увидеть очень густую сеть городов и заводских поселков, примыкающих один к другому. Гитлеровцы создали мощные опорные пункты, приспособив к обороне каменные здания, фабричные корпуса, шахтные сооружения, подземные постройки. Естественно, мы не могли ввязываться здесь в затяжные бои, нести неоправданные потери в людях и технике, снижать темпы нашего продвижения вперед.
Вот почему решено было наступать не с фронта, а в обход Силезии, охватывая ее с северо-востока, севера и юга, делая все возможное для того, чтобы сохранить братскому польскому народу важный индустриальный район.
На всем протяжении Великой Отечественной войны Коммунистическая партия активно влияла на боевую деятельность командиров и штабов, на их оперативные решения. Центральный Комитет ленинской партии, осуществлявший высшее политическое и стратегическое руководство боевыми действиями Советской Армии и Флота, решал все магистральные вопросы ведения войны, вооружения, снабжения, распределения и расстановки сил, выработки оперативно-стратегических планов. И это приносило успех и победу. Висло-Одерская операция — убедительное тому подтверждение.
Развернув всестороннюю подготовку к наступлению, Военный совет фронта заслушал в декабре 1944 года доклад начальника тыла генерала Н. П. Анисимова о том, как накапливаются боеприпасы и материальные средства, [294] необходимые для успешного осуществления операции. Николай Петрович доложил, что в Москву посланы дополнительные заявки. Утвержденный Ставкой план операции внес коррективы и в материально-техническое обеспечение. Наступление войск 1-го Украинского фронта в составе десяти армий требовало большого количества вооружения, боеприпасов, горюче-смазочных материалов.
К нам ежедневно прибывало в среднем около 500 вагонов — с различными грузами. Наибольшей интенсивности перевозки достигли в декабре 1944 года. Всего за время подготовки операции в адрес фронта поступило 64 525 вагонов. Они разгружались на восточном берегу Вислы, так как из-за близости противника железнодорожный мост в районе Сандомира построить не удалось. Все грузы доставлялись на плацдарм автомобильным и гужевым транспортом и размещались преимущественно в подземных складах.
Охарактеризовав работу органов тыла и артснабжения как необычайно трудоемкую, генерал Н. П. Анисимов доложил Военному совету, что для 1-го Украинского фронта, насчитывавшего более миллиона солдат, сержантов и офицеров, заготовлено 20 сутодач крупы, 21,8 — хлебопродуктов, 28,8 — жиров, 35,5 — сахара, а также мясо, овощи и многое другое.
Перечень предметов, которыми снабжались войска, был необычайно разнообразен. И далеко не все доставлялось централизованно. Инициативные и находчивые хозяйственники часто использовали местные ресурсы, организуя производство обмундирования, снаряжения, а также различных «мелочей» на местных предприятиях Украины и в ряде случаев в братской Польше. Это сокращало централизованные поставки, высвобождая транспорт непосредственно для боевого обеспечения.
Начальник тыла кратко проинформировал о том, как подготовились к наступлению медики, развернувшие на плацдарме сеть подземных госпиталей первой линии и медсанбатов. Итоги 1944 года свидетельствовали, что наши медработники, возглавляемые начальником военно-санитарного управления фронта генералом Н. П. Устиновым, вернули в строй две трети раненых.
Слушая доклад о материально-техническом обеспечении операции, член Военного совета генерал Н. Т. Кальченко сказал Анисимову:
— Покажи, Николай Петрович, свою знаменитую карту, на которой графически обозначено, как размещены органы тыла.
Когда была развернута упомянутая карта, мы наглядно убедились, что добрая половина накопленных запасов снарядов и мин, горючего и продовольствия уже сосредоточена на плацдарме.
Кто-то из генералов, приглашенных на заседание, высказал предложение, что не стоит рисковать тылами и по-прежнему надо эшелонировать их в глубину.
Маршал Советского Союза И. С. Конев резонно заметил, что приближение тыловых учреждений к переднему краю в данный момент вполне оправданно, продиктовано благоприятной боевой обстановкой.
— Это признак веры в силу и мощь фронта, который не только не отдаст противнику ни одного вершка плацдарма, но и на многие сотни километров продвинется вперед, — заключил Иван Степанович.
К началу Висло-Одерской операции войска имели 4 боекомплекта снарядов и мин, 5 заправок автобензина, 9–10 заправок авиационного бензина и большое количество дизельного топлива. Это было поистине море горючего. Ведь к началу наступления в войсках фронта насчитывалось 3244 танка и самоходных орудия, 2588 самолетов и огромное количество автомашин. Нетрудно представить, сколько потребовалось нам снарядов и мин, если мы имели более 17 тысяч орудий и минометов, а также другое вооружение. Это была огромная боевая сила.
Наше боевое оружие
План операции играет, как известно, важную роль в деятельности войск,, поскольку определяет наиболее целесообразные способы боя и формы маневра, а также силы и средства, необходимые для разгрома противника. Велико значение и материально-технического обеспечения вооруженной борьбы. Но решающей силой на войне являются люди, воины армии и флота.
Партия не раз напоминала, что даже очень талантливое оперативное решение само по себе врага не сокрушит. Необходима огромная и всеобъемлющая организаторская и идеологическая деятельность командиров и политорганов, партийных и комсомольских организаций, направленная на мобилизацию войск, на подъем у бойцов и командиров наступательного порыва. «Во всякой войне, — указывал В. И. Ленин, — победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь. Убеждение в справедливости войны, сознание необходимости пожертвовать своею жизнью для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести»{49}. [296]
В Призывах Центрального Комитета ВКП(б) к 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, встреченных всеми советскими людьми с огромным воодушевлением, была изложена развернутая программа всенародной борьбы за нашу окончательную победу.
«Да Здравствует доблестная Красная Армия, громящая гитлеровских захватчиков на территории Германии! — гласил боевой призыв ЦК ВКП(б). — Воины великой советской державы! Вперед, на запад! Добьем фашистского зверя в его берлоге!»
Великая Отечественная война вступила в завершающую, но очень трудную фазу. Чем ближе фронт подходил к жизненно важным центрам Германии, тем более упорным было сопротивление врага. Центральный Комитет партии предупреждал, что впереди встретится еще много трудностей, а враг перед своей окончательной гибелью будет огрызаться еще яростнее. Поэтому необходимы высокая бдительность, предельное напряжение всех наших сил, готовность довершить дело разгрома немецко-фашистских захватчиков.
Мудрая ленинская партия, как всегда, ясно и четко поставила перед трудящимися и советскими воинами конкретную задачу: добить фашистского зверя в его берлоге, водрузить над Берлином Знамя Победы. Октябрьские Призывы ЦК ВКП(б) были положены в основу всей партийно-политической работы в войсках и способствовали успешной подготовке личного состава к Висло-Одерской наступательной операции.
Политорганы укрепляли партийные и комсомольские организации подразделений, старались расставить партийные силы так, чтобы коммунисты были на всех ответственных участках, чтобы они цементировали армейские ряды, словом и личным примером увлекали воинов на героические подвиги.
Видный партийный и военный деятель, один из первых начальников Политического управления РККА, С. И. Гусев, на основе обобщенного опыта гражданской войны делал такой, например, вывод:
«...Если в части было меньше 6 процентов коммунистов (примерно), то часть оказывалась совершенно небоеспособной. В пределах между 6 и 12 процентами она оказывалась более или менее боеспособной, но не вполне устойчивой, и только тогда, когда процент превышал 12, мы видели, что части становятся вполне боеспособными и устойчивыми{50}. [297]
Конечно, политическая сознательность воина — гражданина страны победившего социализма была более высокой, чем в годы становления Советской власти. Тем более внушительными являются результаты роста партийных рядов. Если в годы гражданской войны на каждую сотню бойцов приходилось 5 коммунистов, то к концу Великой Отечественной войны на 100 солдат мы имели 25 коммунистов и 20 комсомольцев. Я не говорю уже о тех солдатах, сержантах и офицерах, которые формально не состояли в рядах ВКП(б), но всей душой поддерживали политику ленинской партии, с оружием в руках отстаивали ее и справедливо именовались беспартийными большевиками. В этом была наша сила.
По состоянию на 1 января 1945 года в войсках 1-го Украинского фронта имелось 252 529 членов и кандидатов в члены партии и 185 669 членов ВЛКСМ{51}. Следовательно, перед началом Висло-Одерской наступательной операции в составе войск фронта находилось 438 198 коммунистов и комсомольцев. Примерно каждый второй воин являлся коммунистом или комсомольцем. Это были самые лучшие, надежнейшие и стойкие фронтовики.
В разгар подготовки Висло-Одерской операции на новую ответственную должность был переведен от нас генерал-лейтенант Сергей Савельевич Шатилов, бессменно работавший на посту начальника политуправления чуть ли не с первых дней основания Воронежского фронта, преобразованного затем в 1-й Украинский. Время было горячее, войска напряженно готовились к новым наступательным боям, и мы с нетерпением ждали приезда преемника Сергея Савельевича. Помню, в конце октября 1944 года мне позвонил начальник ГлавПУРа А. С. Щербаков и сообщил, что принято решение назначить на должность начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерал-майора Филиппа Васильевича Яшечкина. Александр Сергеевич охарактеризовал его как хорошего организатора, энергичного и инициативного руководителя, имеющего опыт партийно-политической работы в боевой обстановке. Генерал Ф. В. Яшечкин продолжительное время работал в аппарате ЦК ВКП(б), был членом Военного совета ряда армий, а в последние месяцы являлся членом Военного совета 3-го Прибалтийского фронта.
Я сказал, что рекомендация ЦК партии и Главного политического управления является авторитетной, заверил А. С. Щербакова, что Военный совет фронта окажет нужную помощь новому начальнику политуправления и поможет быстрее войти в курс дела. [298]
— Иного ответа не ждал, — заключил Александр Сергеевич. — Желаю успеха. Чаще меня беспокойте и информируйте обо всем важном. До свидания!
20 октября 1944 года, когда штаб и Военный совет 1-го Украинского фронта находились в польском населенном пункте Демба, к нам прибыл генерал-майор Ф. В. Яшечкин. Он был подтянут, аккуратен, общителен.
— Очень рад, что мне доверен ответственный пост, да еще на таком крупном фронте, как Первый Украинский, нацеленный на Германию, — сказал в беседе со мной генерал Ф. В. Яшечкин. — Приложу все силы, чтобы оправдать доверие Центрального Комитета.
Я выразил удовлетворение тем, что у Филиппа Васильевича боевой настрой и горячее желание энергично взяться за работу, внести свой вклад в подготовку к наступлению. Но для этого, сказал я, важно понять цели и задачи операции, ее особенности.
Беседу с новым начальником политуправления генералом Ф. В. Яшечкиным Военный совет фронта решил использовать одновременно и для оперативного ориентирования руководящих политических кадров. Мы пригласили заместителей начальника политуправления генерал-майора П. А. Усова и полковника А. А. Пирогова, начальника организационно-инструкторского отдела полковника В. И. Сурикова, начальника отдела по работе среди войск и населения противника подполковника Л. А. Дубровицкого и других политработников.
Не раскрывая главных «секретов» оперативного плана, поскольку для этого еще не настало время, я обратил внимание политработников на существенные особенности предстоящей операции, которые требовалось учесть при планировании и организации партийно-политической работы.
Даже при беглом взгляде на карту можно было определить, что путь советским войскам, сосредоточенным на сандомирском плацдарме, преграждает множество рек. Наиболее значительными из них были Нида, Пилица, Варта, Одер, а затем Бобер, Нейсе, Шпрее и другие. Имелись также малые речушки с топким дном и безымянные ручьи, которые в условиях оттепели и распутицы могли стать серьезным препятствием для танков, артиллерии, автотранспорта.
Таким образом, форсирование рек с ходу приобретало исключительно важное значение. От этого во многом зависели темпы наступления и успех всей операции.
Беседу у карты продолжил начальник оперативного управления штаба фронта генерал В. И. Костылев, ознакомивший политработников с обстановкой на нашем участке [299] фронта. Он сообщил, что всеми видами разведки установлено наличие семи оборонительных полос, созданных противником в междуречье Висла — Одер и опирающихся на водные преграды.
Затем начальник инженерных войск фронта генерал И. П. Галицкий дал характеристику наиболее крупных рек, которые придется преодолевать нашим войскам, отметил их своеобразие, предупредил о трудностях, которые могут возникнуть при форсировании водных преград. В частности, он напомнил, что зима 1944/45 г. выдалась относительно теплой — в южных районах Польши и Германии реки не всюду покрылись льдом, а там, где он образовался, гитлеровцы взорвали его. Противник подготовил к уничтожению мосты, плотины, шлюзы, переправочные средства.
В этих условиях успех наступления во многом зависел от умения войск с ходу форсировать реки в любой сложной обстановке, в том числе и на подручных средствах, хотя у нас переправочной техники было достаточно.
Наши политорганы, образно говоря, военизировались, они научились быстро и со знанием дела реагировать на любые внезапности и перемены в обстановке, по-военному зрело предвидеть развитие событий, определять главное и успешно выполнять сложнейшие боевые задачи.
Политическая работа многогранна, и оперативных пауз она не знает, потому что влияние партии на войска не может прерываться ни на минуту. Это дело необычайно сложное, требующее, инициативы, творческого горения. Мы учили кадры искусству воспитания людей.
В декабре 1944 года мне довелось побывать на семинаре агитаторов и выступать перед многочисленной аудиторией. Собравшиеся с огромным вниманием прослушали лекции о Владимире Ильиче Ленине, руководящей роли Коммунистической партии в Великой Отечественной войне, о героическом тыле страны. Политработники изучали богатейший опыт пропагандистской и агитационной деятельности М. И. Калинина, С. М. Кирова, А. А. Жданова.
Начальник политуправления фронта генерал Ф. В. Яшечкин, хорошо, квалифицированно руководивший семинаром, привел в своем докладе замечательное высказывание видного революционера-ленинца, активного участника Октябрьской революции и гражданской войны Н. И. Подвойского:
«Кроме обычного оружия мы в революционной войне располагаем еще самым чудесным, самым мощным оружием. Его огромная поражающая сила еще не понята [300] миром. Это оружие — революционное слово, наша коммунистическая пропаганда и агитация. Это оружие не знает расстояния»{52}.
Да, революционное слово ленинской партии являлось могучим оружием, умножающим мощь наших войск, повышающим их отвагу и стойкость в бою. Оно приносило нам победы и устрашало врагов.
Мы учили политработников, агитаторов умению доступно и в то же время ярко и образно доносить до солдатских масс идеи партии. На семинаре говорили о том, что слово, которое не тревожит душу воина-фронтовика, равнозначно пуле, полетевшей «за молоком», и снаряду, не попавшему в цель. Такая агитация не действенна. Очень было важно, чтобы партийное слово находило живой отклик в сердцах людей, чтобы мощный заряд боевого духа ускорял достижение победы.
Хорошо запомнилось выступление на семинаре начальника отдела агитации и пропаганды политуправления фронта полковника А. А. Пирогова. Он интересно и, я бы сказал, мудро говорил с агитаторами о том, как найти ключ к сердцу солдата, расположить к себе слушателей, побеседовать с ними по душам. Александр Александрович рекомендовал сочетать массовые мероприятия с индивидуальными, отдавая предпочтение последним.
Что сказать воинам перед началом атаки, в ходе боя и что после боя? Этот вопрос всегда возникал перед командирами, политработниками, коммунистами, агитаторами. Рецептов на все случаи не бывает. Но полковник А. А. Пирогов привел один частный пример из практики ротного агитатора сержанта С. Г. Григорьева. После жаркого боя, доходившего до рукопашных схваток, наше подразделение выбило гитлеровцев из траншеи и закрепилось в ней. На какое-то мгновение установилась тишина. Обычно солдаты оживленно и порой возбужденно вспоминают пережитое. А тут — тишина, вызванная очень трудным боем, ранением нескольких солдат. Как-то надо было вывести людей из оцепенения, подбодрить их. И агитатор тихо, будто для самого себя, запел: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат...» Ему подтянул один, потом другой. У бойцов постепенно посветлели лица, люди оживились. По кругу пошел кисет, солдаты закурили, вспомнили раненных в бою. Молодой боец со вздохом произнес, что он едва не погиб. Фашистский верзила уже вскинул на него автомат и готовился дать очередь, да спасибо сержанту Григорьеву, сумевшему упредить и скосить гитлеровца. [301]
- Значит, счастливый ты, долго жить будешь, — отозвался кто-то из товарищей.
Но агитатор С. Григорьев сказал молодому солдату, что нужно надеяться не столько на счастье, сколько на самого себя, на свое воинское умение, в бою быть бдительным и не плошать. Если бы солдат бросил за излом траншеи гранату или же прочесал ход сообщения автоматной очередью, фашист не напал бы на него. Сержант Григорьев порекомендовал воинам прикрывать друг друга огнем, поддерживать и выручать товарищей в бою. Новички внимательно слушали сержанта-агитатора, который не только дал практические советы, но и наглядно показал, как следует автоматчику вести бой в траншее. Непринужденная беседа продолжалась и во время ужина, когда старшина обеспечил доставку горячей пищи бойцам.
Сержант Григорьев принадлежал к самой массовой категории взводных агитаторов, которые всегда находились вместе с солдатами в блиндажах, траншеях, на огневых позициях, на поле боя и наравне с ними делили все тяготы фронтовой жизни, хорошо знали мысли и думы воинов, их нужды и запросы, ежедневно, ежечасно участвовали в той незримой и не всегда фиксируемой политработе, которая давала благотворные результаты.
Агитаторы помогали молодым солдатам быстрее включиться в напряженный ритм армейской жизни. Среди призывников из западных областей Украины, долго живших под пятой фашистской оккупации, встречались малограмотные и даже неграмотные. Некоторых из них приходилось учить читать и писать, а главное, хорошо понимать, что такое Советская власть, что она дает трудовому народу, какие права и обязанности у воина-гражданина.
Разные категории военнослужащих требовали к себе определенного подхода. Командиры, штабы и политорганы постоянно занимались обучением и воспитанием офицерских кадров как решающего звена в подготовке войск. По рекомендации начальника Главного политического управления РККА А. С. Щербакова мы обсудили этот важный вопрос на Военном совете.
Открывая заседание, Маршал Советского Союза И. С. Конев спросил:
— Какими же качествами должны обладать наши командиры, которые вскоре поведут в наступление сотни и тысячи бойцов? — И тут же убежденно ответил: — Советские офицеры призваны олицетворять в себе лучшие нравственные качества народа, быть патриотами и интернационалистами, обладать высокой идейной закалкой и партийной принципиальностью, кристальной честностью, твердой волей и хладнокровием, умением быстро и объективно [302] оценивать обстановку, разгадывать замыслы и намерения противника, со всей ответственностью принимать правильные решения, непреклонно претворять их в жизнь.
Иван Степанович напомнил, что еще в давние времена великий русский полководец А. В. Суворов говорил, что война — самый строгий учитель и она ставит хорошие оценки только усердным и умелым офицерам. Эти слова актуально звучали и в годы Великой Отечественной войны. Боевая практика не раз подтверждала, что, чем выше военная культура командира, тем искуснее он руководит боем, добиваясь победы с наименьшими потерями.
Партия и правительство высоко подняли роль и авторитет советского офицера, наделив его большими правами командира-единоначальника. Но с него много и спрашивается. Он обязан не только умело управлять боевыми действиями подразделения или части, но и быть хорошим организатором партийно-политической работы, опираться во всей своей многогранной деятельности на партийную организацию, находить верные пути к солдатским сердцам.
Решая большую и важную задачу воспитания воспитателей, мы главное внимание уделяли младшим офицерам. Многие из них пришли на фронт, окончив училище по ускоренной программе, имея от роду не более двадцати лет. Немало встречалось и таких, которые недавно были рядовыми и сержантами. Как те, так и другие испытывали недостаток в знаниях, нуждались в советах и постоянной помощи старших. Вот почему во время оперативной паузы мы сразу же занялись всесторонним обучением и воспитанием командных кадров.
Находясь за рубежами Советской Отчизны, наши воины с возросшей активностью переписывались с трудящимися городов и сел, освобожденных войсками фронта, с партийными, советскими и общественными организациями областей и районов, где формировались части и соединения. Коллективное чтение писем стало одной из действенных форм патриотического воспитания солдат, сержантов и офицеров.
Постоянную и прочную связь с трудящимися родного Урала поддерживал личный состав 10-го гвардейского Уральского добровольческого танкового корпуса, где начальником политотдела был полковник И. Ф. Захарченко.
Примечательна история формирования этого соединения. 2 февраля 1943 года, когда победно завершилась великая Сталинградская битва, бюро Свердловского, Пермского и Челябинского обкомов ВКП(б) обратились [303] от имени трудящихся в Центральный Комитет Коммунистической партии и Государственный Комитет Обороны с ходатайством разрешить сформировать Уральский добровольческий танковый корпус. Партийные организации обязались направить туда лучших людей Урала, прежде всего коммунистов и комсомольцев.
ЦК ВКП(б) и ГКО одобрили эту патриотическую инициативу. Трудящиеся Урала за короткий срок собрали более 70 миллионов рублей и на собственные сбережения, своими рабочими руками изготовили сверх плана боевые танки, пушки, минометы и пулеметы, а также обмундирование и снаряжение. Сто тысяч добровольцев изъявили желание отправиться на фронт.
«Провожая и благословляя вас на битву с лютым врагом нашей Советской Родины, — писали трудящиеся Урала воинам, отъезжающим в действующую армию, — хотим напутствовать вас своим наказом. Примите его как боевое Знамя. И с честью пронесите сквозь огонь суровых битв... На переднем крае, в дыму сражений чувствуйте рядом с собой весь Урал — огромный военный арсенал Родины, кузницу грозного оружия»{53}.
На сандомирский плацдарм с далекого индустриального Урала поступали тысячи писем и десятки вагонов с подарками. Отчитываясь перед земляками в выполнении их наказа, гвардейцы сообщали о ратных победах танкистов-добровольцев. Экипаж Героя Советского Союза гвардии лейтенанта Г. С. Чесака вступил в неравный поединок с девятью прорвавшимися «тиграми». Защищая командный пункт части, где хранилось боевое Знамя, воины проявили железную стойкость и отвагу. Три «тигра» они уничтожили, а остальных заставили отступить.
Вскоре фашисты снова попытались прорваться через наши боевые порядки. Гвардии лейтенант Г. С. Чесак и его подчиненные вступили в бой с превосходящими силами противника. Они уничтожили около десяти бронетранспортеров и несколько автомашин с автоматчиками.
Отважно дрались с врагом и другие воины. В письме коллективу Челябинского тракторного завода командир подразделения сообщал, что бывший слесарь, а затем механик-водитель Ф. А. Иващенко дерзко прорвался на огневые позиции гитлеровцев, опрокинул и раздавил несколько вражеских пушек, уничтожил более двух десятков гитлеровцев. Храбрый танкист награжден орденом Красного Знамени.
Письмо землякам командир закончил словами: «Вы дали нам наказ изгнать из пределов Отчизны немецко-фашистских [304] захватчиков. Мы этот наказ выполнили! Верховный Главнокомандующий приказал добить фашистского зверя в его собственной берлоге. Мы выполним боевой приказ! Уральские танки и гвардейцы-уральцы будут среди тех, кто завершит дело окончательного разгрома фашистского зверя и водрузит Знамя Победы над Берлином!»
Командир танкового подразделения в письме землякам-уральцам очень точно выразил мысли и чувства, которыми жили воины-фронтовики.
В дни боев на Висле политорганы вели активную политическую работу не только в наших войсках, но и среди населения освобожденных районов Польши. В 1944–1945 годах классовый состав этой страны был неоднороден. Кроме рабочих и крестьян там существовали капиталисты и помещики, реакционно настроенные чиновники, а также мелкая буржуазия. Довольно сильное влияние среди местного населения имела католическая церковь.
Профессиональные лжецы из фашистского ведомства Геббельса, шептуны и — провокаторы из буржуазно-помещичьего отребья, служители Ватикана и антисоветские писаки Запада — все они злобно клеветали на Советский Союз и его доблестную Красную Армию, на коммунизм.
Однако потуги реакционеров оказались напрасными. Трудящиеся Польши, вынесшие в годы фашистской оккупации множество тяжких испытаний, встретили Красную Армию восторженно, с чувством искренней признательности за освобождение от гитлеровской тирании. Так крепла дружба двух народов-побратимов. Это явилось результатом правильного осуществления нашими войсками политики Коммунистической партии и Советского правительства, высокой идейной зрелости, дисциплинированности и организованности наших воинов, достойно выполнявших великую освободительную миссию, благородный интернациональный долг.
За рубежами родной страны нам первое время работать было нелегко. Войска 1-го Украинского фронта вступили в пределы Польши в июле 1944 года, с ходу форсировав Западный Буг. Органы народной власти на местах находились тогда еще в стадии формирования, и мы испытывали немалые затруднения. По воле трудящихся масс 21 июля 1944 года был создан Польский комитет национального освобождения (ПКНО).
Польская реакция встретила в штыки провозглашенные Манифестом ПКНО демократические свободы и социальные преобразования. Классовая борьба между [305] помещичье-буржуазной реакцией и демократическими силами приобрела особую остроту. Показала свое истинное лицо и так называемая Армия Крайова (АК), представлявшая собой вооруженный оплот эксплуататорских классов, международной и внутренней реакции.
Когда ПКНО приступил к проведению аграрной реформы, национализации банков и заводов, сразу же участились террористические акты аковцев, предательски стрелявших из-за угла в представителей подлинно народной власти, членов Польской рабочей партии, а в ряде случаев и в советских воинов. Реакция шла на самые подлые провокации, пытаясь восстановить в Польше обанкротившийся буржуазно-помещичий эксплуататорский строй.
В этих условиях мы не могли оставаться сторонними наблюдателями и всецело поддерживали единственно правомочную, подлинно народную, демократическую власть — Польский комитет национального освобождения и его представителей на местах. Военные советы фронта и армий неуклонно руководствовались директивой Государственного Комитета Обороны СССР, предлагавшей советским войскам, освобождавшим Польшу, «установить дружественные отношения с органами власти, которые будут созданы на освобожденной территории ПКНО».
По решению ГКО в зоне боевых действий и в прифронтовом тылу создавались советские военные комендатуры. В конце 1944 года на освобожденной нашими войсками польской территории в полосе 1-го Украинского фронта их насчитывалось 225{54}. Они учреждались для обслуживания войск Красной Армии и для связи с местными органами власти ПКНО, а также для поддержания установленного порядка и борьбы с фашистской агентурой, оставленной гитлеровцами.
Советские военные комендатуры призваны были оказывать братскую помощь польскому народу и вместе с местными органами власти ПКНО участвовать в мероприятиях по возрождению народного хозяйства, восстановлению разрушенных гитлеровцами мостов, железных и шоссейных дорог. Они занимались и массово-политической работой среди местного населения. При каждой комендатуре существовал своеобразный агитпункт. На видных местах расклеивались плакаты с Манифестом ПКНО, заявлением Правительства СССР об отношении Советского Союза к Польше, Обращением Военного совета фронта к польскому народу. На специальных витринах постоянно обновлялись очередные номера издаваемой [306] политуправлением фронта газеты на польском языке «Нове жиче», которую население читало с огромным интересом.
Трудящиеся Польши горячо и единодушно одобряли деятельность ПКНО и Польской рабочей партии (ППР), энергично и настойчиво осуществлявших земельную реформу и другие социальные преобразования. Они с негодованием отвергли наглые притязания империалистов и их прихвостней, не прекращавших своих подлых интриг. В конце декабря 1944 года общепольский крестьянский съезд освобожденных районов страны единодушно заклеймил лондонскую эмигрантскую клику как предательскую и решительно высказался за преобразование ПКНО во Временное правительство Польши. С такими же требованиями выступили профсоюзы и другие общественные организации страны. Многолюдные митинги в поддержку этого предложения проходили в Сандомире, Жешуве, Лукове, Венгруве и других городах{55}.
Выражая волю миллионов трудящихся, Крайова Рада Народова 31 декабря 1944 года преобразовала ПКНО во Временное правительство Польской республики. Об этом выдающемся событии в жизни братской страны, которую мы освобождали, политорганы широко оповестили войска фронта, использовав различные формы агитации и пропаганды.
Пожалуй, не было ни одного польского города и села в полосе боевых действий наших войск, где бы мы не проводили политической работы с местным населением. Этим благородным делом занимались и объединения, прибывшие из резерва Ставки. Так, например, член Военного совета 59-й армии генерал П. С. Лебедев в канун 1945 года докладывал, что их политработники проводят с местными жителями беседы о целях и задачах Красной Армии-освободительницы, о советско-польских отношениях, о подвигах воинов страны социализма и героическом труде рабочего класса и колхозного крестьянства.
В городах и селах выступали красноармейские ансамбли песни и пляски, через радиовещательные установки передавались мелодии граммофонных записей, распространялись плакаты и листовки на польском языке. Большой интерес у поляков вызвали советские кинофильмы.
Занимаясь массово-политической работой на освобожденной территории Польши, мы готовились к пропагандистской деятельности среди мирного населения Германии. При этом учитывали, что вести ее будет намного труднее. [307]
Изучение захваченных нашими войсками писем из Германии давало некоторое представление о настроениях немцев, об атмосфере во вражеском тылу. Наиболее убедительные и впечатляющие факты, примеры и высказывания использовались нами в пропаганде для войск противника.
Борьба с фашизмом шла не только на полях сражений, но и на незримом идеологическом фронте. В третьем рейхе, как мы знаем, существовало специальное министерство пропаганды, обер-шефом которого был небезызвестный Геббельс, а в вермахте постоянно действовал широко разветвленный нацистско-пропагандистский институт, занимавшийся идеологическим оболваниванием солдат, насаждавший в армии разнузданный шовинизм и антикоммунизм.
Офицеры по так называемому национал-социалистскому воспитанию убеждали своих вояк в том, что русские непременно перессорятся и передерутся с англоамериканскими союзниками, что исход войны может решить новое секретное оружие, которое якобы скоро поступит в немецкие армии.
Нам стало известно, что в октябре 1944 года в Германии начал создаваться фольксштурм и развернулась тотальная мобилизация. На основании правительственного указа в ополчение призывались немцы старших возрастов, до 60 лет включительно. Под ружье ставили и «добровольцев» из «гитлерюгенда», которым едва исполнилось 16 лет. Фашисты учредили женский вспомогательный корпус. За счет подобных крайних мер гитлеровское командование стремилось восполнить огромнейшие потери в своих вооруженных силах.
По мере приближения советских войск к границам Германии нацистская пропаганда, понаторевшая в идеологических ухищрениях и демагогии, усиленно внушала своим воякам и мирному населению страны вздорную мысль о том, что Красная Армия якобы намерена истребить всех немцев.
Наши политорганы в листовках на немецком языке, в радиопередачах на войска противника и с помощью других средств разоблачали ложь и клевету гитлеровцев, напоминая солдатам вермахта о приближающемся неизбежном поражении фашистской Германии и призывая их к массовой сдаче в плен.
В связи с переносом боевых действий за рубеж нашей Родины масштабы пропаганды на войска противника и массово-политической работы среди населения освобожденных стран значительно возросли. Об этом обстоятельно говорил с руководящими политработниками прибывший [308] в конце 1944 года на 1-й Украинский фронт заместитель начальника ГлавПУРа генерал-лейтенант И. В. Шикин. Это был испытанный в боях политработник, в прошлом комиссар ледовой Дороги жизни, по которой в осажденный Ленинград доставлялись боеприпасы, продовольствие, горючее, медикаменты. С 1942 года и до конца войны генерал И. В. Шикин находился на посту заместителя начальника Главного политического управления Красной Армии.
Побывав на сандомирском плацдарме и ознакомившись с практикой партийно-политической работы в частях и соединениях, генерал И. В. Шикин особенно подробно интересовался постановкой нашей пропаганды среди войск противника.
Мы вместе с ним присутствовали на допросе пленного офицера, только что захваченного в результате ночной разведки боем. Немец откровенно сказал, что в Германии все держится на страхе. Люди на фронте и в тылу боятся гестапо, которое после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года получило необычайно широкие полномочия и еще более распоясалось, хватая людей по малейшему подозрению, даже за шапочное знакомство с участниками антигитлеровского путча.
Пленный офицер заявил:
— В результате крупных поражений Германии авторитет фюрера и всей нацистской верхушки сильно поколеблен, но у немцев нет иного выхода, как отчаянно драться, ибо все мы испытываем панический страх перед вторжением русских в Германию.
В беседе с руководящими политработниками фронта генерал И. В. Шикин привел высказывание пленного офицера и подчеркнул, что задача нашей пропаганды — впечатляюще показать возрастающую мощь Советских Вооруженных Сил и неизбежность краха гитлеровского режима, убедительно агитируя за выход немцев из войны путем сдачи в плен и в конечном счете — капитуляции. Вместе с тем следует неутомимо разъяснять мирному населению Германии, что не надо бояться советского «человека с ружьем», о котором с такой душевной теплотой говорил В. И. Ленин.
Мы никогда не ставили знак равенства между гитлеровскими военными преступниками и немецким народом, ибо гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Красная Армия как армия нового типа с первых дней своего основания воспитывалась в духе интернационализма и уважения к пролетариям всего мира, к трудящимся других стран. И немецкий народ не являлся исключением. [309]
В связи с тем что войска фронта готовились в скором времени вступить в пределы Германии, Главное политическое управление Красной Армии обязало политорганы довести этот важный тезис до сознания каждого воина. Командиры и политорганы, партийные организации, выполняя указания ЦК ВКП(б) и ГлавПУРа, делали все необходимое для того, чтобы каждый солдат, сержант и офицер глубоко осознал величие исторической освободительной миссии, высоко держал честь и достоинство воина-интернационалиста, справедливо и гуманно относился к мирным жителям страны. Спасая цивилизацию Европы от фашистских погромщиков, мы несли освобождение от нацистского рабства и самому немецкому народу. Это отнюдь не означало, что политработники предали забвению воспитание войск в духе ненависти к гитлеровским захватчикам, принесшим советским людям и другим народам неисчислимые страдания.
Взятая нами на вооружение ненависть к врагу прошла, я бы сказал, несколько этапов. Вспоминаются первые дни Великой Отечественной войны. Части 2-го кавалерийского корпуса, где я был комиссаром, под Балтой нанесли внезапный контрудар по прорвавшимся гитлеровцам и разгромили штаб 198-й немецкой пехотной дивизии, захватив много пленных вражеских солдат и офицеров.
Помню, в штабную палатку, разбитую в небольшом лесочке, привели злобно нахмуренного вражеского офицера.
Пока мы с переводчиком и начальником разведки корпуса изучали документы пленного, возле фашиста весело толпились наши бойцы.
Советские воины знали Германию Карла Маркса, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, Клары Цеткин и Эрнста Тельмана, революционных моряков и портовиков Гамбурга, пролетариев красного Веддинга, рабочих Рура, славящегося революционными традициями. Они знали Германию, давшую человечеству И. Гете, Ф. Шиллера, Г. Гейне, Р. Вагнера и других выдающихся писателей, композиторов, ученых.
Но они мало знали о той Германии, в которой господствовала фашистская диктатура. Гитлер, Геббельс и им подобные пропагандировали антикоммунизм и антисоветизм, человеконенавистническую расовую теорию о превосходстве германской расы, призванной якобы владеть всем миром. В предвоенное время, видимо, маловато было антифашистской литературы и фильмов, антигитлеровская пропаганда порой не носила наступательного характера. Может быть, потому наши бойцы с некоторым добродушием и благожелательностью относились к первым [310] пленным. Кто-то по наивной простоте протянул немецкому офицеру папиросу:
— Закуривай, камрад!
— Не горюй, геноссе, у нас в плену хорошо!
— Какой же он нам товарищ! — с укоризной сказал я бойцам. — К кому вы в друзья напрашиваетесь! Это же фашист! Факт подтвержден документами. Такие, как он, привели к власти Гитлера, сжигали на кострах книги и убивали коммунистов, превратили Германию в гигантский концлагерь.
Солдаты, разумеется, поняли, что за птица попалась нам, и уже не проявляли такого доброжелательного отношения к фашистскому офицеру. Они быстро разошлись, оставив пленного на попечение часового.
Буквально с первых дней Великой Отечественной войны Коммунистическая партия призывала армию и народ отрешиться от благодушия и беспечности, перестроиться на военный лад. Сама фронтовая действительность способствовала воспитанию у бойцов жгучей ненависти к врагу. Войскам фронта приходилось наступать по местам, превращенным гитлеровцами в зону «выжженной земли», видеть пепелища, руины и рвы, наполненные трупами убитых и замученных женщин, стариков и детей, а также лагеря смерти, крематории и душегубки. Среди наших солдат, сержантов и офицеров имелось немало людей, родные которых были либо убиты, либо угнаны в Германию.
В этих условиях наиболее действенными формами воспитания ненависти к врагу являлись митинги, после которых бойцы открывали личные счета мести оккупантам. На сандомирском плацдарме заместитель командира батальона по политчасти гвардии старший лейтенант Бажин опросил каждого солдата и сержанта: «За что ты мстишь гитлеровцам?» Ефрейтор М. Попов ответил, что он готов сполна отплатить врагу за убитого фашистами отца, за бесчисленные муки, причиненные гитлеровцами нашему народу. Рядовой М. Архипов заявил, что он мстит фашистам за раны братьев и пролитую в боях кровь, рядовой М. Лысейчук — за разоренное ненавистными оккупантами хозяйство, рядовой М. Яковлев — за убитых эсэсовскими карателями мать и братьев, рядовой М. Томашук — за брата, угнанного на германскую каторгу, и за сожженный гитлеровцами отчий дом.
Замполит заполнил в общей тетради десятки страниц и зачитал эти суровые строки воинам перед началом наступления. Получилось так, что каждый солдат, сержант и офицер батальона был вправе предъявить свой особый счет врагу. Но и общий счет к гитлеровцам у нас был [311] огромный. Незадолго до начала Висло-Одерской наступательной операции газеты опубликовали сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях гитлеровцев на территории Львовской области, освобожденной войсками фронта. Политуправление решило довести этот документ до всего личного состава. Зачитывали его и в батальоне, где заместителем командира по политчасти был офицер Бажин. Это произвело огромное впечатление на воинов. Бойцы гневно сжимали оружие, узнав, что в Яновском лагере фашисты расстреляли более 200 тысяч мирных советских граждан. При отступлении гитлеровцы тысячами сжигали трупы замученных ими жертв, из человеческого пепла только в одном этом лагере фашисты высеяли на специальных решетках 110 килограммов золота, выплавленного из коронок зубов и колец загубленных ими людей.
Услышал эту трагическую историю старший сержант Василий Козлов и спросил заместителя командира:
— Как отомстить за невинные жертвы? Может, и нам, когда вступим в Германию, следует все сжигать на своем пути?
Замполит твердо и убежденно возразил:
— Нет, подражать фашистам мы не будем. Советский солдат — самый справедливый воин на земле. Надо мстить в бою, уничтожать гитлеровскую разбойничью армию. Но мы не воюем с мирным населением, не обижаем немецких женщин и детей. Мы спасаем настоящее и будущее человечества, в том числе и немецкого народа, и нам ни к чему все жечь и крушить.
Заместитель командира батальона по политической части доходчиво и убедительно изложил смысл указаний ЦК ВКП(б) на этот счет. Военный совет и политуправление фронта потребовали, чтобы все командиры и политработники, партийные и комсомольские организации помогли солдатским массам еще лучше уяснить линию Коммунистической партии, сущность интернационального долга Советской Армии, которая освобождала народы Европы, в том числе и немецкий, от кровавой фашистской тирании.
Мы делали особый упор на эту сторону воспитательной работы в предвидении того, что в ходе предстоящей операции нашим войскам надлежало вступить в пределы Германии. Каждый солдат должен был знать, как вести себя в этой стране и как относиться к мирному населению, сохраняя достоинство советского воина-интернационалиста.
Огромную роль в пропаганде этих важнейших требований партии сыграли наши первичные, ротные и равные им [312] партийные организации. Первыми помощниками и опорой командиров рот, не имевших тогда замполитов, являлись парторги. Они, как правило, были в подразделениях самыми подготовленными, храбрыми и авторитетными членами нашей славной ленинской партии.
Одним из многих таких учителей и воспитателей воинов являлся парторг роты И. Фомин. Он — фронтовик бывалый, в Великой Отечественной войне участвовал с лета 1941 года.
«В боях под Старой Руссой я получил свою первую и потому особенно дорогую для меня награду — медаль «За отвагу», — писал Фомин о своем жизненном пути. — Вторую награду получил как участник героической обороны Сталинграда.Воевал и на Курской дуге. Здесь я был дважды ранен и награжден в третий раз.
В боях под Кировоградом получил четвертую награду и еще одно ранение. В наступательных боях на Висле, где мы захватили довольно крупный плацдарм, получил пятую награду — орден Славы III степени.
Так я выполняю военную присягу, данную Родине, высокий долг коммуниста.
За годы войны накопился у меня значительный опыт. Я передаю его молодым воинам, часто беседую с солдатами, рассказываю им о прошлых боях. Мои воспитанники — старший сержант Очеретин и младший сержант Оленин — получили правительственные награды за храбрость, мужество и воинское умение.
Мы готовимся к новым боям. И я уверен, что наше подразделение оправдает доверие народа в последнем своем решительном наступлении на фашистское логово и покроет себя новой боевой славой»{56}.
Парторг Фомин всегда находился вместе с солдатами роты, делил с ними трудности и невзгоды фронтовой жизни. Каждый день у него был до предела насыщен боевыми делами, партийной работой. Он проводил в роте политинформации, инструктировал агитаторов, давал поручения коммунистам, привлекал к активному участию в воспитательной работе комсомольцев и боевой актив. В результате в каждом отделении ощущалось благотворное партийное влияние.
Таких замечательных вожаков солдатских масс, как парторг роты Фомин, в наших войсках имелось немало. В стрелковой дивизии, например, насчитывалось 103 ротные, батарейные и равные им партийные организации, а также 16 партийных [313] организаций батальонов и дивизионов, 4 полковых партбюро. Следовательно, в стрелковой дивизии было 123 парторга, имевших по два заместителя, то есть 369 партийных руководителей. Примерно столько же насчитывалось комсомольских организаций и вожаков молодежи. Таким образом, в каждой стрелковой дивизии мы имели почти 740 парторгов, комсоргов и их заместителей, а если взять общевойсковую армию, в которую часто входило 9–10 стрелковых дивизий, то там было 6660–7029 парторгов, комсоргов и их заместителей. Это внушительная сила!
В дни подготовки Висло-Одерской наступательной операции с партийно-комсомольским активом проводились семинары, совещания по обмену опытом, консультации и практические инструктивные занятия. Это позволило хорошо подготовить кадры партийных и комсомольских организаторов частей и подразделений. Даже когда некоторые из них выбывали из строя, партийная и комсомольская жизнь в подразделениях не затихала, поскольку руководство организациями брали в свои руки хорошо подготовленные заместители.
Но как бы ни был опытен парторг, он не в состоянии все сделать сам. Сила и боеспособность парторганизации заключается в том, что каждый коммунист — самоотверженный боец, который берет на себя наиболее трудные боевые задачи, умеет личным мужеством и пламенным словом вдохновить и сплотить воинов, повести их на подвиг.
К началу 1945 года в стрелковых полках насчитывалось в среднем по 50(5–600 членов и кандидатов в члены ВКП(б). Партийная прослойка в дивизиях равнялась 20–25 процентам.
В дни подготовки операции мы с членом Военного совета 13-й армии генерал-майором М. А. Козловым побывали в некоторых частях, расположенных на сандомирском плацдарме, поприсутствовали на семинаре парторгов стрелковых рот и равных им подразделений.
Марк Александрович Козлов, бывший до войны начальником Горьковского военно-политического училища, не только великолепно знал практику партийно-политической работы, но и обладал определенным педагогическим талантом. Говорил он живо, образно, умел заинтересовать и увлечь слушателей.
Перед началом операции генерал М. А. Козлов выступил на совещании парторгов стрелковых рот, которым предстояло быть, что называется, на острие атак. Суть его выступления состояла в следующем. В бою коммунисты идут всегда впереди, а первыми среди них призваны [314] быть парторги. Они должны показать всем воинам образцы отваги, хладнокровия и ратного мастерства.
Марк Александрович напомнил, что на войне ответственность коммуниста за успех общего дела намного выше, чем в мирное время. Он не имеет права проявлять малодушие даже в самой сложной обстановке. У него нет никаких привилегий, кроме одной — быть первым в бою, если потребуется, первым отдать жизнь за Родину. У парторга, у коммуниста слово никогда не должно расходиться с делом. Грош цена тому агитатору, который, призывая к стойкости, сам проявляет робость и нерешительность. Веское слово должно подкрепляться героическими делами.
Генерал напомнил собравшимся и о том, насколько важна в их работе постоянная живая связь с солдатскими массами. К парторгу всецело относятся ленинские слова о необходимости быть в гуще жизни, «знать ее вдоль и поперек, уметь безошибочно определить по любому вопросу, в любой момент настроения массы, ее действительные потребности, стремления, мысли... уметь завоевать себе безграничное доверие массы...»{57}. Только тогда парторг будет хорошо знать настроение солдат, влиять на них и создавать боевой подъем в подразделении.
Опытный политработник привел такой пример. В момент артиллерийской подготовки, перед началом атаки, некоторые необстрелянные солдаты невольно задумались о приближающейся опасности, о возможности смерти. Зная, как удручающе действуют подобные мысли на новичков, как пагубно сказываются они на их поведении в бою, парторг роты подошел к стоявшим в траншее молодым воинам и сказал:
— Что, хлопцы, зажурились? Советую перед боем закурить, а кто табачком не балуется, пусть соседский дымок понюхает. В бою-то некогда будет курить цигарки. Там надо фашистов бить. И мы непременно разобьем их! Слышите, как грохочет наша артиллерия? Это она нам путь к победе расчищает.
Такой, казалось бы, незначительный разговор создал перелом в настроении молодых солдат, ободрил их, помог лучше встретить боевые испытания. Приведенный пример говорит о том, что надо всегда считаться с обстановкой и применительно к ней проводить беседы с воинами.
— На вас, партийных вожаков, — сказал в заключение генерал М. А. Козлов, — все беспартийные воины должны смотреть как на пример для подражания, прислушиваться к каждому вашему слову, идти за вами в огонь и в воду. [315]
В своих донесениях политорганы довольно точно указывали, сколько коммунистов в войсках, сколько среди них агитаторов, какое количество лекций прочитано, сколько распространено листовок и памяток.
Но никакая статистика не в состоянии была со всей полнотой отразить ту, на первый взгляд, незримую, но всегда ощутимую деятельность партийных организаций, сотен тысяч армейских коммунистов, повседневно, ежедневно, ежечасно влиявших на солдатские массы.
Во время активных боевых действий центр тяжести партийно-политической работы перемещался в роты первой линии, на передний край, в траншеи и окопы. Коммунисты являли собой образец верности идеалам ленинской партии, несгибаемой воли и героизма.
Именно потому все наши политорганы, от Главного политического управления Красной Армии до политотделов соединений и отдельных частей, сосредоточивали главное внимание на руководстве первичными партийными организациями.
Когда обстановка изменилась...
Было за полночь, когда настойчиво зазвонил телефон.
— Степин слушает, — взяв трубку, назвал свой фронтовой псевдоним Иван Степанович Конев и широким, энергичным взмахом руки показал членам Военного совета, чтобы они задержались в кабинете.
— Как готовимся к переселению? — переспросил командующий войсками фронта и с подчеркнутой бодростью ответил: — Нормально! Переселение начнем в срок.
Понять смысл этой фразы непосвященному было трудно. Речь шла о наступлении войск 1-го Украинского фронта, намеченном на 20 января 1945 года. Когда Конев разговаривал по ВЧ с Москвой, в кабинете командующего находились генерал армии В. Д. Соколовский, генералы Н. Т. Кальченко, Ф. В. Яшечкин, Н. А. Новиков и я. Командующий и Военный совет уже закончили уточнение некоторых вопросов, связанных с подготовкой Висло-Одерской операции, и мы собирались расходиться.
Все шло своим чередом, и ничто, казалось, не могло нарушить размеренного и четкого ритма подготовки операции. Впрочем, фронтовая действительность нередко чревата неожиданностями.
Так случилось и в этот раз.
Внимательно наблюдая за Иваном Степановичем, я заметил, что хорошее настроение мгновенно покинуло его и он недовольно нахмурился.
— Сложную задачку вы нам задали, очень [316] сложную, — озабоченно произнес И. С. Конев и после небольшой паузы уже твердо сказал: — Приказ Верховного будет выполнен. Переселение начнем в установленный вами срок.
— Да, дела, — положив трубку, задумчиво протянул командующий, потирая ладонью бритую голову. Он встал, достал папиросу и закурил, что делал не часто. Затем, опершись руками о стол, командующий взглянул на лежавшую перед ним карту и стал излагать нам суть только что состоявшейся беседы.
Оказывается, звонил Коневу по поручению Верховного Главнокомандующего генерал армии А. И. Антонов, исполнявший обязанности начальника Генштаба. Он сообщил, что Ставка изменила сроки нашего наступления. Войска 1-го Украинского фронта должны были начать Висло-Одерскую операцию не 20, а 12 января 1945 года.
— Союзники в Арденнах попали в беду, надо выручать их, — пояснил Иван Степанович.
— Конечно, мы честно выполним союзнические обязательства, — заметил сидевший рядом со мной член Военного совета Н. Т. Кальченко. — Жаль, однако, что англоамериканские войска не спешили прийти нам на помощь и не открыли второй фронт, когда фашистские танки рвались к Москве, когда женщины и дети блокадного Ленинграда гибли от голода и холода, когда советский солдат на берегу Волги стоял насмерть, защищая Сталинград...
Мы тогда очень мало знали об истинном положении на Западном фронте. Но даже скупые газетные сообщения свидетельствовали о том, что наступление вермахта в Арденнах застало американцев врасплох и гитлеровцы продолжают развивать успех.
В ночь на 1 января 1945 года противник нанес на Западе еще один сильный удар, развернув наступление на ряде участков фронта между Саарбрюкеном и Карлсруэ. Положение англо-американских войск стало еще более тяжелым.
Английский премьер У. Черчилль, как известно, умолял И. В. Сталина побыстрее начать наступление советских войск. В послании от 6 января 1945 года Черчилль писал: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения... Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях... Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или [317] где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть»{58}.
Буквально на другой день, 7 января 1945 года, И. В. Сталин сообщил премьер-министру Великобритании:
«...Учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января»{59}.
Сталин, как известно, на ветер слов не бросал, ревностно оберегая авторитет Советского государства. Он поставил перед нами даже более сжатые сроки, чем те, которые были указаны в письме премьер-министру Великобритании.
Определив новую дату начала наступления, Ставка учитывала, что мы заблаговременно усилены крупными резервами и что на направлении главного удара уже сосредоточены основные силы фронта. В соответствии с замыслом и планом операции, на участке предполагаемого прорыва на сандомирском плацдарме были созданы высокие плотности пехоты, танков и артиллерии, что обеспечивало значительное превосходство над противником.
К началу Висло-Одерской операции 1-й Украинский фронт располагал необходимым запасом материальных средств, хотя не все запланированные перевозки были осуществлены. Боеприпасы шли на плацдарм непрерывным потоком. Необходимое для артиллерийской подготовки количество снарядов выкладывалось непосредственно у орудий.
Во всех звеньях нашего огромного войскового хозяйства шла большая подготовительная работа. Напряжение нарастало.
Если мне память не изменяет, распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования о переносе сроков наступления мы получили в ночь на 9 января 1945 года. До начала операции оставалось трое суток. Надобно было завершить переброску на плацдарм некоторых частей и подразделений и сделать все необходимое для боевого и материально-технического обеспечения операции. Военный совет фронта обязал командиров, штабы и политорганы, всех воинов строго хранить тайну, неукоснительно [318] выполнять требования оперативной маскировки. От внезапности удара во многом зависел успех наступления.
Переброска войск и грузов на сандомирский плацдарм производилась только ночью. В дополнение к 18 свайным мостам, наведенным через Вислу еще в августе 1944 года, к началу 1945 года закончилось строительство двух крупных высоководных мостов большой грузоподъемности.
Осуществлялись и дезинформационные мероприятия. За несколько дней до нового, 1945 года 4-й гвардейский танковый Кантемировский корпус, который около двух месяцев находился в резерве под Жешувом, выступил походной колонной в направлении южного участка 60-й армии. Передвижение 242 боевых машин в район Ропчице, Оцека, Дембица было замечено разведывательными самолетами противника. Еще раньше в этих населенных пунктах побывали саперы, чтобы подготовить мосты для пропуска танков, а также регулировщики, расставившие указатели маршрутов и таблички с наименованиями различных «хозяйств». В селах суетились квартирьеры, распределявшие дома для командиров, штабов и служб.
Гвардейцы-кантемировцы, однако, недолго находились в указанном им районе. В одну из ночей, во время сильного снегопада, они тихо покинули его и двинулись к своему настоящему месту сосредоточения. Укрылись танкисты в лесу юго-западнее Баранува.
А в районе Ропчице, Оцека, Дембица вместо убывших боевых машин были расставлены макеты. Через несколько дней здесь объявился еще один «корпус» из макетов. Потом прибыли новые «части». Словом, имитировалось сосредоточение танковой армии. К 9 января 1945 года, когда Москва уточнила нам сроки наступления, на левом фланге фронта было установлено 400 танков, 500 автомашин и 1 тысяча артиллерийских орудий, изготовленных из фанеры и дерева{60}.
Макеты танков и автомашин перемещались с помощью тросов, звукоустановки имитировали гул моторов и лязг гусениц. Здесь действовали и реальные подразделения, предпринимавшие ложные атаки, активный радиообмен. Кочующие батареи вели беспокоящий огонь.
По рекомендации Военного совета были осуществлены и меры политической дезинформации. В канун Нового года на левом крыле фронта резко усилилась наша пропаганда среди немецких войск. Широкий размах приняли передачи на противника с помощью мощных радиовещательных установок, распространялись листовки, адресованные [319] конкретным немецким частям и соединениям, противостоявшим нам.
Конечно, мы прекрасно понимали, что, имея выгодный плацдарм, размеры которого позволяют разместить крупную ударную группировку, трудно убедить противника, что мы собираемся наступать в другом месте. Внимание фашистского командования, несомненно, было приковано к сандомирскому плацдарму, который пленный фашистский офицер образно назвал пистолетом, приставленным к виску нацистской Германии.
И все же комплекс мер по оперативной маскировке заставил противника поверить, что в районах Мелец, Радомысль, Бельки и Ропчице, Оцека, Дембица сосредоточилась наша танковая армия, что здесь готовится удар.
Начальник разведывательного отдела фронта генерал-майор И. Т. Ленчик докладывал Военному совету, что вражеская разведывательная авиация продолжает проявлять повышенный интерес к районам ложного сосредоточения наших танков, а немецкая дальнобойная артиллерия периодически совершает огневые налеты по скоплению макетов. Разведчики установили, что 10 января гитлеровцы выдвинули из Тарнува к линии фронта прибывший с запада 344-й немецкий артиллерийский полк, а из Кракова к Тарнуву движется резервное танковое соединение противника.
И хотя нам в какой-то мере удалось ввести гитлеровцев в заблуждение, командующий фронтом и командармы, военные советы фронта и армий, наши командиры и политорганы отчетливо представляли себе, что бои на Висле будут жестокими, что для прорыва многополосной обороны врага на сандомирском плацдарме потребуется сокрушительная огневая мощь нашей артиллерии.
Исполнявший обязанности командующего артиллерией фронта генерал Н. Н. Семенов и его подчиненные умно, творчески подошли к разработке плана артиллерийского наступления. Наши командиры стремились как можно эффективнее использовать могучую силу «бога войны», чтобы огневой удар пришелся точно по противнику, а не по пустому месту и помог нашей пехоте успешнее и с малыми потерями взломать вражескую оборону.
Гитлеровцы на протяжении четырех месяцев создавали сильно развитую систему укрепленных опорных пунктов и узлов сопротивления. Они привлекли к строительству оборонительных рубежей и укрепленных районов не только свои инженерные войска, но и местное население, а также людей, насильственно угнанных из различных стран Европы. Стремясь основательно укрепить подступы к жизненно важным центрам Германии, гитлеровцы создали [320] в междуречье Висла — Одер ряд оборонительных полос. Наиболее мощной была главная из них, которая опоясывала сандомирский плацдарм и простиралась на глубину 8–10 километров.
Во время продолжительной оперативной паузы разведывательные органы 1-го Украинского фронта неутомимо добывали, многократно обновляли и обрабатывали сведения о противнике. На различных участках фронта войска занимались ночными поисками, брали пленных. Летчики и штурманы 2-й воздушной армии в большом масштабе осуществили аэрофотосъемку вражеской обороны.
Командиры и штабы средствами оптической, звуковой, фотографической и топографической разведки стремились полнее вскрыть огневую систему врага. Ценные материалы о вражеских батареях давала артиллерийско-инструментальная разведка (АИР).
В результате были взяты на учет и нанесены на карты многие артиллерийские и минометные батареи, доты, дзоты, пулеметные гнезда, траншеи, командные и наблюдательные пункты, минные поля и инженерные заграждения противника. Командиры всех степеней располагали довольно подробными данными о противостоявшей нам немецко-фашистской группировке, наличии у нас тактических и оперативных резервов. Это позволило более продуманно и детально разработать план артиллерийского наступления. Одновременно и авиаторы спланировали массированный удар главных сил 2-й воздушной армии на участке прорыва. В поддержке с воздуха наземные войска, несомненно, нуждались. Но действия авиации во многом зависели от погоды, которая зимой была особенно неустойчивой. Да и прогнозы на январь 1945 года были неутешительными. Поэтому нашей артиллерии пришлось взять на себя главную роль при подавлении обороны противника.
Маршал Советского Союза И. С. Конев с пристрастием и, я бы сказал, с любовью относился к артиллеристам. Впрочем, он сам начинал военную службу в этом роде войск и в далекие времена первой мировой войны был унтер-офицером 2-го отдельного артдивизиона. Иван Степанович высоко ценил мастерство пушкарей, требовал широко распространять опыт лучших наводчиков и командиров орудий, искусных командиров огневых взводов, батарей и дивизионов.
Помню, как после рекогносцировки на сандомирском плацдарме командующий фронтом беседовал с артиллерийскими разведчиками, расспрашивал их о результатах наблюдения на предполагаемом участке прорыва. Артразведчики ответили на все вопросы, интересовавшие Ивана [321] Степановича, охарактеризовали огневую систему противника. Попутно он заметил, что гитлеровцы широко применяют кочующие орудия и батареи, создают ложные огневые позиции, искусно маскируют укрепления и боевую технику, применяя различные хитрости и уловки.
— Противник сильный, опытный и коварный, — сказал И. С. Конев. — Но мы тоже не лыком шиты. Многолетняя война многому нас научила.
И командующий повел рассказ об огромной ответственности артиллерийских разведчиков за успех нашего наступления. Каждая незамеченная, невыявленная, а стало быть, и неуничтоженная огневая точка, каждое неподавленное вражеское орудие — это лишние человеческие жертвы, потери боевой техники и, как следствие, срыв нашей атаки. И. С. Конев указал командирам и политработникам на необходимость неустанно повышать квалификацию артиллерийских разведчиков, воспитывать и укреплять у них чувство высокой ответственности за порученное дело, за общий боевой успех.
Иван Степанович предупредил, что противник не сидит пассивно, а совершенствует свою оборону, меняет огневые позиции батарей и дивизионов. Вот почему накануне наступления требовалось с особой скрупулезностью доразведать вражескую огневую систему, чтобы никакие неожиданности и «сюрпризы» не застали нас врасплох и колоссальное количество боеприпасов, запланированное для артподготовки, было использовано с максимальной эффективностью.
Увеличившийся к 1945 году рост тяжелой артиллерии, а также намного возросшие ее дальнобойность и скорострельность давали нам возможность поражать цели, расположенные на удалении 18–20 километров. Это позволяло в ходе артподготовки не только подавить огневые точки противника, расположенные в тактической глубине его обороны, но и нанести ощутимые потери его оперативным резервам. План артиллерийского наступления обсуждался на заседании Военного совета. В нем нашли отражение и эти важные боевые задачи. Помню, когда начальник штаба артиллерии фронта полковник Я. Скробов развернул перед нами оперативную карту, я обратил внимание на очертания сандомирского плацдарма. Он напоминал лук со стрелой, готовой поразить врага. На участке прорыва мы сумели сосредоточить по 250 орудий на каждый километр. Такая огневая плотность была довольно внушительной.
На заседании Военного совета присутствовали командиры арткорпусов прорыва генералы П. М. Корольков и Л. И. Кожухов, командиры артдивизий генералы [322] С. С. Волкенштейн, Д. И. Краснокутский, В. И. Кофанов и другие. При обсуждении плана они внесли немало ценных предложений по организации артиллерийского наступления.
Несомненную пользу принесло и совещание начальников политорганов артиллерийских соединений. В нем участвовали полковники М. Н. Балюк, И. Е. Евдокимов, И. К. Короткий, С. И. Белобородое, Д. П. Засыпкин и другие.
Командующий и члены Военного совета фронта хорошо понимали, что немецко-фашистское командование будет любой ценой удерживать вислинский рубеж как наиболее важный и мощный. Обороняя подступы к Берлину, гитлеровские генералы могли пойти на любые жертвы. Они, как потом выявилось из показаний пленных, решили потопить в крови наступление советских войск, сражаться до последнего солдата.
Газета «Правда» справедливо предупреждала, что враг мечется, «борется из последних сил, бешенство одурманивает его, а бешеная собака опасна и при издыхании своем». Вот почему командиры и политорганы воспитывали воинов в духе высокой бдительности, дисциплинированности и организованности, решительно пресекали любые проявления благодушия и беспечности.
Ожидаемое наступление должно было круто изменить весь уклад воинов. Наши солдаты, сержанты и офицеры в течение четырех месяцев находились в обороне, жили в теплых, хорошо оборудованных землянках, в обстановке относительного затишья. Теперь предстояло по первому сигналу дружно подняться в атаку и ринуться навстречу смертоносному огню. В любую минуту они могли вступить в рукопашный бой с фашистами.
В 5-й гвардейской армии, где начальником политотдела был генерал-майор Ф. А. Катков, мне довелось наблюдать, как умело командиры и политработники применяют различные формы обучения и воспитания, как настойчиво готовят они молодое пополнение к первым ратным испытаниям. Они показали новобранцам боевую технику, которой предстояло работать на пехоту, провели их по огневым позициям противотанковой артиллерии, познакомили с легендарными «катюшами».
Бойцы видели замаскированные хвойными ветвями танки непосредственной поддержки пехоты и самоходно-артиллерийские установки.
Наконец молодые солдаты пришли на позиции, где стояли покрытые маскировочными сетями дальнобойные орудия большой и особой мощности 1-й гвардейской артдивизий РГК генерала В. Б. Хусида. Послышались [101] восхищенные возгласы на русском и украинском языках:
— Вот это царь-пушка!
— Добра гармата!
— Вот бы из такого орудия по фашистскому логову ударить!
Командир заверил, что, когда придет срок, расчеты откроют огонь по фашистскому логову, что пехота может положиться на боевых друзей-артиллеристов.
Завязался непринужденный разговор. В ход пошли кисеты с табаком и махоркой. Кто-то принес из землянки трофейный аккордеон, и один из молодых бойцов задорно запел солдатские частушки:
Наведем мы на БерлинКак на нашу гаубицу
Фрицы шибко жалуются:
«Хоть в какой залезешь дот,
Все равно насквозь пробьет».
— Это точно! — добродушно усмехнувшись, подтвердил рослый наводчик, похлопав по стволу 203-мм орудия.
На нем были нарисованы пятиконечные звездочки, обозначавшие количество крупных вражеских целей, уничтоженных расчетом. Разговор возобновился. Бывалые артиллеристы доходчиво объясняли молодым пехотинцам, какая могучая сила будет их поддерживать, сокрушая вражеские укрепления, прокладывая огнем дорогу стрелковым подразделениям.
Встречи воинов различных родов оружия проходили во многих частях и соединениях фронта. Они способствовали укреплению боевого содружества, помогали добиваться четкого взаимодействия между частями и подразделениями различных родов войск.
Перед началом Висло-Одерской операции летчики обратились через фронтовую газету к пехотинцам, танкистам и воинам других боевых специальностей с пожеланиями и дельными советами, как лучше наладить взаимодействие с ними и лучше использовать их удары с воздуха. Высказали они и ряд справедливых претензий, поскольку наземные войска не всегда четко давали целеуказания, а порой плохо обозначали даже свои боевые порядки. Особенно важно это было при ведении боев в глубине обороны противника, когда они носят стремительный и маневренный характер.
«Советские пехотинцы и танкисты, вошедшие в прорыв, — напоминал летчик-штурмовик майор А. Компанеец, — обязаны обозначить себя с фронта и флангов полотнищами [324] и ракетами. Это позволит нам быстро ориентироваться в обстановке, определить, где свои, а где противник, и с ходу атаковать цель. Ведь не секрет, что нам приходится иной раз делать холостые заходы, чтобы рассмотреть, чьи же танки идут по земле, чтобы не нанести по ошибке удар по своим. Порой случается и так, что ракетами сигнализируют не на переднем крае, а из штаба полка, расположенного в глубине на 2–3 километра. Так можно оказать и себе и нам медвежью услугу. Когда мы уверены в правильном обозначении наших боевых порядков, в начертании переднего края, то можем штурмовать самую первую цепочку вражеских солдат, отдельный фашистский танк и самоходное орудие»{61}.
Об этом же писал и Герой Советского Союза И. Антипин. Он привел довольно характерный случай. Однажды летчики получили задание проштурмовать село, превращенное противником в сильный опорный пункт. Выйдя к объекту, наши штурмовики увидели, что по указанному населенному пункту на запад движутся какие-то танки и ведут огонь. Летчики почувствовали, что обстановка изменилась и в населенный пункт, вероятно, ворвались наши танки. Наземные войска никакого сигнала по радио не передавали, не обозначили себя ни полотнищами, ни ракетами. С риском для жизни экипажи «ильюшиных» вынуждены были совершить несколько заходов на бреющем полете, пока не убедились, что это краснозвездные советские тридцатьчетверки. А ведь авиаторы могли нанести по ним штурмовой удар.
Скорость у самолетов большая, и над объектами они проходят мгновенно. Важно, чтобы целеуказания с земли были предельно краткими и четкими. Летчику И. Антипину пришлось однажды слышать, как по радио кто-то уныло тянул:
— Та-а-нки! Нас готовятся атаковать танки! Во-он выходят из леска к высоте. Они стреляют по нам. Во-он выходят из леска и стреляют...
Лучше было бы кратко передать: «Впереди, за высотой, немецкие танки. Бей!»
Летчики справедливо отмечали, что при организации взаимодействия все большее значение приобретает радиосвязь. Если же нет условий указать цель по радио, ее можно обозначить шрапнелью с цветным дымом, ракетой. В боях, отличавшихся динамичностью, маневренностью, большими темпами продвижения и быстрой сменой обстановки, было довольно сложно наладить четкое и непрерывное [325] взаимодействие наземных войск и авиации. Но опыт Великой Отечественной войны убедительно показал, что это вполне осуществимо на всех этапах наступления.
Итак, вместо 20-го мы начинали операцию 12 января 1945 года. Вместе с командующим фронтом я заблаговременно выехал на наблюдательный пункт, расположенный в районе участка прорыва, где сосредоточились передовые батальоны нашей главной ударной группировки.
Ночь выдалась на редкость темной. Рваные облака, низко плывшие над землей, сгустились, обильно повалили крупные снежные хлопья. Видимость была настолько плохой, что водитель с трудом различал дорогу.
— При таком ненастье на авиацию надеяться не приходится, — недовольно проговорил И. С. Конев, — да и артиллеристам трудно вести наблюдение и управлять огнем.
В 5 часов утра 12 января 1945 года, когда было еще совсем темно, наша артиллерия произвела короткий, но мощный огневой налет по вражеским позициям. После него передовые батальоны перешли в наступление.
И хотя это была всего лишь короткая увертюра к гигантскому сражению, какой-то немецкий офицер открытым текстом завопил по радио: «Не могу удержаться под мощным артиллерийским огнем и напором русской атакующей пехоты! Жду указаний и подкреплений!»
Когда начальник оперативного управления фронта генерал В. И. Костылев зачитал перехваченную радиограмму, мы от души посмеялись, а Иван Степанович сказал:
— Хотелось бы услышать, как заверещит этот тип во время настоящей артподготовки.
Атаку наших передовых батальонов немецко-фашистское командование приняло за общее наступление и ввело в действие все основные средства. Ударные подразделения, захватив повсеместно первую, а на ряде участков и вторую траншеи, встретили сильное огневое сопротивление врага и остановились, залегли, стали закрепляться.
В годы Великой Отечественной войны мне довелось участвовать во многих операциях, и ни одно наступление не было похоже на какое-либо другое. Артподготовки, например, отличались и по времени, и по методу наращивания удара. Практиковались ложные переносы огня и многое другое. Из опыта минувших операций мы брали все лучшее и всегда старались избегать шаблона. Артиллерийская подготовка планировалась продуманно, изобретательно. Что же касается ее проведения в Висло-Одерской операции, то началась она весьма своеобразно. Это окончательно запутало гитлеровцев. [326]
У противника создалось впечатление, что наша атака захлебнулась. Гитлеровцы считали артподготовку уже пройденным этапом. Но они просчитались. Главный огневой удар мы запланировали на 10 часов утра.
В подразделениях, начавших активные боевые действия еще затемно, многие командиры и их заместители по политчасти предварительно обошли траншеи, напутствуя воинов перед броском в атаку.
В частях вторых эшелонов обстановка благоприятствовала проведению митингов. Они проходили преимущественно когда уже рассвело, а кое-где и во время артподготовки. На одном из таких митингов, вылившихся в демонстрацию мощного патриотического подъема воинов, мне довелось присутствовать. Краткий газетный отчет о нем помог воскресить в памяти это давнее событие.
После того как к строю воинов вынесли развернутое боевое Знамя, командир части огласил обращение Военного совета к войскам фронта. В этом документе вдохновенно говорилось о военно-политических целях операции, великой освободительной миссии Красной Армии, важнейшем требовании Коммунистической партии и Советского правительства — добить фашистского зверя в его берлоге!
Речи были предельно краткими и содержательными. Солдаты от души говорили о том, что чувствуют и переживают, выражали общие думы и стремления.
Показав на развернутый боевой стяг, бронебойщик И. Бондаренко взволнованно произнес:
— Перед гвардейским Знаменем с изображением великого Ленина, перед командиром и боевыми товарищами торжественно клянусь: в бою не дрогну, присягу выполню до конца! Там, где буду защищать боевой рубеж, фашистским танкам не пройти, а когда поднимусь в атаку — врагу не устоять!
Горячо и проникновенно говорил красноармеец М. Джиган, закончивший свою речь словами написанной им «Песни русской полонянки»:
Братики-соколики,И в ответ раздались взволнованные возгласы: «Слышим!» Так воины заявили о своей непреклонной решимости разгромить врага и спасти советских людей, томившихся в фашистском рабстве.
Слушая выступления фронтовиков, прошедших с боями тысячи километров, я с восхищением думал о том, [327] как возмужали солдаты за время воины, как возросла их идейность и поднялась политическая активность. Вдохновенное слово, подобно искре, воспламеняло в них наступательный порыв.
Когда окончился митинг, я вместе с порученцем майором В. А. Ивановым поспешил на командно-наблюдательный пункт, чтобы поспеть к началу атаки.
— На сабантуй не опоздаем, — заверил нас водитель И. В. Гойчик.
И он сдержал свое слово. Мы даже раньше предполагаемого срока прибыли в фольварк, где обосновался И. С. Конев. На НП царила приподнятая обстановка, которая обычно предшествует началу наступательной операции. Генералы то и дело поглядывали на часы, ожидая той самой минуты, когда загрохочет артиллерия.
Я тоже испытывал известное волнение. Хотя и не сомневался в нашем успехе.
Как медленно движутся стрелки... Вот прошла еще секунда, другая, третья — и напряженную тишину разорвал мощный артиллерийский залп. От грохота многочисленных орудий и минометов, расположенных вблизи НП, пол под ногами ходил ходуном. Над фольварком со свистом и ревом проносились тысячи снарядов, гигантскими молниями сверкали легендарные «катюши».
Вдали, где угадывались вражеские позиции, вздыбилась земля, вырастали все новые и новые кроваво-темные столбы, а затем медленно, словно нехотя, оседали, клубясь бурым дымом...
Я вышел из фольварка и направился к высотке, где находился выносной наблюдательный пункт. Через окуляры стереотрубы можно было различить перепаханные снарядами вражеские позиции, полузасыпанные траншеи противника.
Прошел час, а артиллерия все грохотала. Быстро умолкли вражеские орудия, подавленные огнем наших батарей. Приближалось время атаки. И. С. Конев поднялся на наблюдательную вышку, прикрытую мелколесьем.
Сто десять минут, без малого два часа, артиллерийский молот колотил по позициям противника, разрушая его укрепления, уничтожая живую силу и технику. И вот настал момент, когда огневой вал начал медленно перемещаться в глубину вражеской обороны. Одновременно вся ломаная линия переднего края засверкала вспышками сигнальных ракет.
Ровно в 11 часов 50 минут 12 января 1945 года войска ударной группировки фронта перешли в наступление. В полосе прорыва 5-й гвардейской армии мне довелось быть свидетелем дружной, хорошо организованной атаки. Через [328] проходы в заграждениях, которые еще ночью проделали саперы, пошли танки непосредственной поддержки пехоты. Прикрываясь броней, вперед устремились автоматчики. В боевых порядках стрелковых подразделений передвигались и орудия сопровождения, готовые прямой наводкой поразить уцелевшие огневые точки противника. Насыщенность пехоты артиллерией была очень высокой. Каждому стрелковому батальону для непосредственного сопровождения придавались две, а то и три батареи.
Под прикрытием огневого вала атакующая пехота уверенно продвигалась вперед. Наши войска довольно быстро прорвали первую, а затем и вторую вражескую позицию.
Вскоре появились пленные. На допросе унтер-офицер 68-й немецкой пехотной дивизии показал: «Сегодня утром мы проснулись от грома русской артиллерии. Это был настоящий ад! Таких ударов мы еще не испытывали. Не успел смолкнуть артогонь, как туча советской пехоты и танков двинулась на наши позиции. Мы понесли огромные потери».
«Артогнем русских наши позиции были перепаханы, а дзоты разбиты и смешаны с землей, — сказал военнопленный 304-й немецкой пехотной дивизии. — В 8-й роте оказались уничтоженными все пулеметы и минометы. Она отошла с позиций фактически без оружия. Находившаяся в резерве 6-я рота никакой контратаки произвести не смогла, так как после артподготовки русских все было дезорганизовано, связь порвана и каждый думал лишь о себе»{62}.
В глубине вражеской обороны наступающие встретили сопротивление гитлеровцев, носившее вначале разрозненный характер. Затем немецко-фашистское командование ввело в бой резервы. Огонь стал организованным, участились контратаки противника.
В этой сложной обстановке коммунисты, как всегда, были впереди. В одном из стрелковых соединений, где мне довелось быть перед началом операции, находились представители политуправления фронта. Один из политработников доложил мне, что в стрелковом батальоне старшего лейтенанта Юдина первыми поднялись в атаку коммунисты Кравцов и Сыров. Выполняя партийное поручение, они воодушевляли воинов призывами и личным примером.
В критическую минуту боя, когда ожившие пулеметные точки врага прижали к земле атакующих советских [329] воинов, член партии Кравцов крикнул находившемуся вблизи комсомольцу рядовому Байчуку:
— Беру левофланговый дзот на себя, а справа, возле одинокой сосны, твоя пулеметная точка. Приготовь пару гранат — и действуй!
И коммунист Кравцов быстро, сноровисто пополз по-пластунски к дзоту. Используя складки местности, он сумел вплотную подобраться к опасной огневой точке и уничтожить ее.
Следуя примеру Кравцова, комсомолец Байчук также забросал гранатами пулемет противника. Это позволило нашим пехотинцам снова подняться в атаку.
Мужество и дерзость при прорыве неприятельской обороны проявили коммунисты Перов, Дидиргалеев и Велкания. Выполняя партийное поручение, они выпускали листовки-молнии «Передай по цепи», проводили накоротке беседы с новичками о самоокапывании и маскировке, показывая при этом, как надо закрепляться на отвоеванном рубеже. Бывалые воины-коммунисты постоянно держали в поле зрения молодых, необстрелянных солдат, помогали им, подбадривали их, увлекая на ратные подвиги.
Действовавший на направлении главного удара стрелковый батальон отлично выполнил поставленную боевую задачу. В достижении этого успеха немалая заслуга коммунистов и всей партийной организации подразделения, возглавляемой старшиной Хромовым.
В течение трех часов наступательных действий войска фронта прорвали оборону гитлеровцев на глубину 6–8 километров. К сожалению, третью позицию преодолеть с ходу не удалось. Чтобы окончательно сломить сопротивление немецко-фашистских войск и выдержать запланированный темп наступления, командующий фронтом решил ввести в бой танковые армии и отдельные танковые корпуса. Он сделал это в тот момент, когда командиры стрелковых полков задействовали свои вторые эшелоны. Совместное наращивание удара принесло успех. Главная полоса обороны противника была прорвана, и танковая лавина вырвалась на оперативный простор.
Гитлеровцы пытались остановить продвижение советских войск сильными контратаками из районов Стопницы, Хмельника, Буско-Здруя. Но наши танкисты старались не ввязываться в затяжные бои и обходить опорные пункты противника. Они были уверены, что оставшиеся очаги сопротивления ликвидирует следовавшая за ними пехота. 3-я гвардейская и 4-я танковые армии настойчиво продвигались вперед.
13 января 1945 года Москва салютовала войскам нашего [330] фронта, успешно начавшим наступление с сандомирского плацдарма, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий. В приказе Верховного Главнокомандующего по этому поводу говорилось: «Войска 1-го Украинского фронта, перейдя в наступление 12 января из района западнее Сандомира, несмотря на плохие условия погоды, исключающие боевую поддержку авиации, прорвали сильно укрепленную оборону противника на фронте протяжением 40 километров. Решающее значение в прорыве обороны противника имело мощное и хорошо организованное артиллерийское наступление»{63}.
В приказе отмечались войска 5-й гвардейской армии, которой командовал генерал-полковник А. С. Жадов, 13-й армии генерал-полковника Н. П. Пухова и 52-й армии генерал-полковника К. А. Коротеева. В большом списке отличившихся стояли фамилии генерал-лейтенантов артиллерии Н. Н. Семенова, П. М. Королькова и Л. И. Кожухова, генерал-майоров артиллерии Г. В. Полуэктова, В. Б. Хусида, В. И. Кофанова и многих других.
Сердца воинов радует каждая весть о победе Советской Армии. Но еще большее воодушевление она вызывает, когда одержана именно тем фронтом, на котором сражается тот или иной солдат, сержант, офицер. Вот почему командиры и политработники поспешили записать передававшийся по радио текст приказа Верховного Главнокомандующего об успехах наших войск. Не дожидаясь поступления к нам центральных газет, мы размножили этот документ и разослали его по частям и соединениям. Важно было как можно скорее оповестить воинов об успешном начале операции.
Там, где позволяла обстановка, политработники организовали коллективное слушание по радио приказа Верховного Главнокомандующего. О салюте Родины в честь войск 1-го Украинского фронта, прорвавших оборону гитлеровцев западнее Сандомира, агитаторы сообщили в подразделения по телефону, выпустили листовки-молнии. Позднее грамоты с благодарностью Верховного Главнокомандующего вручили всем воинам отличившихся частей и соединений. Это стало одной из форм поощрения фронтовиков, воспитания у них чувства военной гордости, любви к своей части, верности героическим традициям.
Начавшееся 12 января 1945 года наступление войск 1-го Украинского фронта развивалось успешно и даже лучше, чем предполагалось. 14 января двинулся вперед и наш сосед справа — 1-й Белорусский фронт. Он нанес удары с магнушевского и пулавского плацдармов в общем [331] направлении на Познань. Оборона гитлеровцев на Висле затрещала по всем швам. А в результате глубоких прорывов подвижных войск она в конце концов рухнула.
3-я гвардейская армия генерала В. Н. Гордова, наносившая удар в направлении на Шидловец, впоследствии южнее этого населенного пункта соединилась с левым крылом 1-го Белорусского фронта.
Боясь окружения в районе островецкого выступа, гитлеровцы поспешно отступали на Кельце. Сюда же немецко-фашистское командование выдвигало и оперативные резервы. В результате здесь создавалась крупная группировка вражеских войск. Она состояла из 16-й и 17-й танковых, 20-й моторизованной, а также, правда сильно потрепанных, 168-й и 291-й пехотных дивизий. К Кельце откатывались из островецкого выступа 72-я и 342-я немецкие пехотные дивизии и другие части 42-го армейского корпуса. Стягивая сюда войска, немецко-фашистское командование намеревалось нанести затем контрудар, чтобы приостановить наше продвижение на запад.
Но советские войска упредили врага, спутали все его планы. Буквально на второй день операции, 13 января 1945 года, наши передовые отряды прорвались в район Кельце. В ожесточенных боях за овладение этим крупным административно-хозяйственным центром Польши и важным узлом коммуникаций большую роль сыграл обходный маневр 4-й танковой армии, охватившей город с юго-запада.
Немецко-фашистское командование попыталось локализовать наступательные действия войск фронта и поспешно предприняло контрудар. Наши передовые отряды, форсировавшие реку Чарна Нида, оказались на какое-то время отрезанными от главных сил 4-й танковой армии. Противник предполагал, что подобная угроза остановит продвижение советских войск. Но в данной обстановке решающее влияние на исход боевых действий оказало моральное превосходство советских воинов. Гитлеровцам не удалось оказать на них психического воздействия. Командиры и политработники отрезанных неприятелем подразделений укрепляли у личного состава уверенность в победе не только призывами. Они правдиво и доходчиво объясняли сложившуюся обстановку, помогали солдатам понять существо маневра и нашу общую задачу. Танкисты и мотострелки хорошо уяснили, что от главных сил они отрезаны лишь на короткое время, что дни и часы фашистской группировки под Кельце сочтены. Противник оказался в положении незадачливого охотника, который громогласно похвастался: «Медведя поймал!» Когда же охотника попросили показать пойманного зверя, он [332] ответил: «Да не идет он». «Тогда хоть сам иди!» — предложили ему. И в ответ услышали: «Да не пускает!»
Нечто подобное приключилось и с гитлеровцами под Кельце.
Советские военачальники, предугадав хитроумный замысел врага, пресекли его в зародыше. Группировка немецко-фашистских войск, пытавшаяся отрезать наши части, сама оказалась в стальном кольце.
Главные силы 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко, подкрепленные стрелковыми соединениями, решительно атаковали окруженного противника. В ожесточенном танковом сражении участвовало с обеих сторон несколько сот боевых машин. Беспощадно уничтожали гитлеровцев артиллеристы и летчики.
Наши войска быстро ликвидировали окруженную вражескую группировку. В лесу возле польского селения Янув все было вздыблено и переворочено, на дорогах валялись многочисленные груды железного лома.
В числе других соединений здесь была полностью разгромлена 17-я танковая дивизия врага. Попавшие к нам в плен офицеры штаба показали, что незадолго до нашего наступления это соединение значительно пополнилось свежими силами и насчитывало 9500 человек личного состава, 180 танков и бронетранспортеров. Дивизия находилась в резерве и должна была составлять костяк группировки, предназначенной для контрудара. Но остановить наступление советских войск фашистам так и не удалось. Их 17-я танковая вместе с другими частями угодила в котел и буквально за несколько часов была разгромлена.
Полученные сообщения политуправление фронта немедленно использовало для пропаганды на войска противника. Была издана листовка под выразительным заголовком: «Так погибают немецкие дивизии».
Войска 1-го Украинского фронта, развивая стремительное наступление, 15 января 1945 года полностью освободили крупный административно-хозяйственный центр Польши — город Кельце. Остатки разгромленной здесь группировки поспешно откатывались к Пиотркуву (Петрокову). Под натиском соседнего, 1-го Белорусского фронта сюда отходили и вражеские части, потрепанные под Радомом. В районе этого важного узла коммуникаций и опорного пункта обороны противника сосредоточились 97-я пехотная дивизия врага, дивизия «Бранденбург», а также охранный полк «Остланд».
Требовалось сорвать попытку гитлеровцев закрепиться здесь и привести в порядок потрепанные части. Эту задачу наши войска успешно выполнили. [333]
В боях за Пиотркув особенно отличилась 52-я гвардейская танковая бригада подполковника Л. И. Куриста из 3-й гвардейской танковой армии. Под покровом темноты она совершила тридцатипятикилометровый рейд по тылам врага и, обходя части охранения противника, скрытно приблизилась к городу. На броне машин в качестве проводников находились польские патриоты, хорошо знавшие местность и расположение минных полей.
В результате внезапной дерзкой ночной атаки гвардейцы-танкисты ворвались в Пиотркув и, подняв панику в стане врага, завязали уличные бои с многочисленным вражеским гарнизоном. Они удерживали важные объекты до подхода наших главных сил. Ночным боем руководил и лично участвовал в нем заместитель командира 6-го гвардейского танкового корпуса гвардии полковник И. И. Якубовский, ставший потом Маршалом Советского Союза.
В районе Пиотркува решительно и умело действовал также 6-й гвардейский механизированный корпус полковника В. Ф. Орлова. Особенно он отличился при окружении и разгроме келецкой группировки гитлеровцев.
Коммунист Василий Федорович Орлов вступил в командование корпусом перед началом Висло-Одерской операции. Примечательна родословная этого молодого талантливого офицера, выдвинутого в боях на высокий командный пост. Он сын ветерана трех войн Федора Михайловича Орлова — старого большевика, героя боев за власть Советов, являвшегося в 1920 году заместителем М. В. Фрунзе. В суровом 1941 году, когда столице нашей Родины Москве угрожали фашистские полчища, Ф. М. Орлов вступил в ряды народного ополчения, хотя по возрасту и состоянию здоровья был снят с воинского учета. По примеру отца все сыновья, в том числе и Василий, ушли на фронт. Направилась в действующую армию и дочь Орловых — Мария, которая перед Великой Отечественной войной закончила Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского. Она сражалась в прославленном авиационном полку Героя Советского Союза Марины Расковой.
В 6-м гвардейском механизированном корпусе, которым командовал В. Ф. Орлов, находился знаменитый танк «Мать-Родина», приобретенный его матерью Марией Иосифовной Орловой. По возрасту и из-за двух ранений, полученных на фронтах гражданской войны, Мария Иосифовна уже не могла непосредственно участвовать в боях. Но она послала на фронт всех своих детей и на сбережения семьи приобрела боевой танк.
Когда я узнал историю этой патриотической династии, [334] сердце наполнилось гордостью за наш народ, за героических советских людей, взращенных Коммунистической партией.
А сколько героев сражалось в 3-й гвардейской танковой армии генерала П. С. Рыбалко! Взять, к примеру, командира танкового батальона Семена Васильевича Хохрякова. Скромный и скупой на слова, серьезный и вдумчивый офицер, он оставил о себе самое хорошее впечатление. Коммунист С. В. Хохряков родился в 1915 году в селе Коелга, Еткульского района, Челябинской области. В танковые войска Семен Васильевич пришел из кавалерии. Он участвовал в боях на реке Халхин-Гол и награжден монгольским орденом «Полярная звезда». Был ранен там и не раз мечен пулями в Великую Отечественную войну.
На 1-м Украинском фронте гвардии майор С. В. Хохряков особенно отличился в дни мартовской операции 1944 года, в боях за овладение городом Староконстантинов. Прорвавшись глубоко в тыл врага, его танковый батальон перерезал шоссе Проскуров — Волочиск. Гитлеровцы пытались возвратить утраченную коммуникацию и нанесли контрудар. Но комбат С. В. Хохряков и его гвардейцы стойко удерживали важный рубеж. Даже когда Семен Васильевич был тяжело ранен, а его танк получил серьезное повреждение, он не покинул поля боя. Пока машина могла двигаться, комбат продолжал сражаться с врагом. Мужественному офицеру-коммунисту было присвоено звание Героя Советского Союза.
По выходе из госпиталя Семен Васильевич получил новое боевое задание. Когда наши передовые части вошли в прорыв, ему приказали вместе с мотострелковым батальоном Героя Советского Союза гвардии капитана Н. И. Горюшкина скрытно выйти в район Ченстохова, захватить железнодорожный узел и перекресток шоссейных дорог и удерживать их до подхода наших главных сил.
Вырвавшись на оперативный простор, передовой отряд, возглавляемый гвардии майором С. В. Хохряковым, стремительно продвигался по тылам врага. Высланная вперед разведка сообщила, что на пути — глубокий противотанковый ров. Проходы через него подготовлены к взрыву, прикрыты артиллерией и охраняются постами.
Как в таком случае поступить? Атака вряд ли принесет желаемый успех. И вот вьюжной ночью к охраняемому проходу подъехал грузовик. Часовой помахал фонарем, приказывая шоферу остановиться. Из кузова выпрыгнули солдаты, закутанные в немецкие плащ-палатки. Размахивая закоченевшими на морозе руками, они спокойно подошли к часовому и бесшумно сняли его. Так же [335] быстро были обезоружены и взяты в плен артиллеристы, дремавшие у орудия, и саперы-подрывники.
Путь стал свободен, и танки стремительно пошли на Ченстохов. Они атаковали город с такого направления, с которого гитлеровцы никак не ожидали удара.
Ворвавшись в Ченстохов, гвардейцы-танкисты захватили железнодорожный узел и оседлали важные коммуникации. Выяснив, что немецкий комендант сбежал, а к городу подходят два неприятельских эшелона, гвардии майор С. В. Хохряков приказал начальнику станции принять их.
— А как с ними поступить, сами знаем, — твердо добавил Семен Васильевич.
Эшелоны с гитлеровцами и вражеской боевой техникой подверглись внезапному обстрелу и были разгромлены. Гвардейцы уничтожили 1200 фашистских солдат и офицеров, восемь «тигров» и «пантер», 26 полевых пушек и много другого вооружения. Они захватили большие трофеи. Родина по. достоинству оценила находчивость и отвагу Героев Советского Союза Семена Васильевича Хохрякова и Николая Ивановича Горюшкина. Они были удостоены второй медали «Золотая Звезда». Высокими правительственными наградами были отмечены и другие участники дерзкого рейда по тылам врага. Передовой отряд, возглавляемый гвардии майором С. В. Хохряковым, образцово выполнил задание командования. Захватив железнодорожный узел Ченстохов, он удерживал его до подхода наших главных сил. 17 января 1945 года войска 5-й гвардейской, 52-й и 3-й гвардейской танковой армий с ходу форсировали реку Варта и стремительным ударом полностью овладели городом Ченстохов.
В те дни крупный успех обозначился и на краковском направлении. Успешно продвигалась 59-я армия генерала И. Т. Коровникова, начавшая боевые действия 14 января 1945 года с рубежа реки Нида. Ей переподчинили 4-й гвардейский танковый корпус генерала П. П. Полубоярова и 17-ю артиллерийскую дивизию генерала С. С. Волкенштейка.
Удары по врагу нарастали. 18 января 1945 года командующий фронтом ввел в сражение 21-ю армию генерал-полковника Д. Н. Гусева. Наступление развивалось в высоком темпе. Так, например, 16 января наши подвижные войска прошла с боями 30–70 километров, 17 января — до 55 километров, 18 января — до 45, а 19 января — от 45 до 70 километров. Директива Ставки обязывала 1-й Украинский фронт на десятый-одиннадцатый день операции овладеть рубежом Пётркув (Петроков), Ченстохов, Ме-хув и двигаться на Бреслау (ныне Вроцлав). Но Ченстохов был освобожден на шестой день операции, а Пётркув — на [336] седьмой. Поставленная Верховным Главнокомандованием задача была выполнена досрочно. За неделю наступления войска фронта продвинулись на запад на 150 километров и продолжали громить врага.
Военный совет и политуправление фронта, обязали политотделы армий повысить оперативность в проведении военных и политических информации. Мы потребовали ежедневно оповещать войска и учреждения тыла, медсанбаты и госпитали о боевых успехах частей и соединений, особенно на вроцлавском и краковском направлениях, непременно указывать, каких рубежей они достигли.
В те дни повышенный интерес у воинов вызывал такой вопрос: сколько километров осталось до Берлина? В 77-м отдельном штурмовом инженерно-саперном батальоне содержательную беседу по этому вопросу провел молодой коммунист Герой Советского Союза Дмитрий Тихонович Степанов. Он с самого начала войны сражался против немецко-фашистских захватчиков. В районе переправы, которую обслуживали саперы, Д. Т. Степанов собрал группу молодых солдат. На карте он графически изобразил путь, пройденный саперным подразделением Героя Советского Союза капитана И. Е. Качалко от Волги до Вислы и Варты. Вместе с молодыми солдатами Д. Т. Степанов измерил все боевые маршруты, сложил и вычислил их длину с учетом масштаба. Получилась впечатляющая цифра: более 2 тысяч километров! Потом прикинули расстояние от Ченстохова до германской столицы. Войскам оставалось пройти примерно 535 километров.
Ветеран боев Дмитрий Тихонович Степанов предупредил молодых саперов, что путь к победе нелегок. Каждый километр придется преодолевать с тяжелыми боями, форсировать реки Одер, Бобер, Нейсе и другие водные преграды.
— А больше всего, — сказал в заключение Герой Советского Союза Д. Т. Степанов, — хочется одними из первых форсировать реку Шпрее, на берегах которой стоит Берлин!
В боевой обстановке использовались самые разнообразные формы воспитания солдат, сержантов и офицеров. За годы войны командиры и политорганы научились четко и продуманно планировать свою работу, правильно распределять партийные силы, сосредоточивая их на решающих участках, и разумно использовать резерв политработников.
Как, например, политическое управление 1-го Украинского фронта строило свою работу в Висло-Одерской операции? Перед ее началом и при прорыве обороны противника основное внимание уделялось частям и соединениям [337] первого эшелона, прежде всего штурмовым батальонам, а также артиллерии, которая считалась ударной огневой силой.
На боевом опыте мы не раз убеждались, что прорыв обороны противника — дело необычайно трудное, ответственное и во многом решающее судьбу всей операции. Гитлеровцы, утратив стратегическую инициативу, делали ставку на создание непреодолимой, глубоко эшелонированной обороны, стремясь во что бы то ни стало локализовать наше наступление, придать боевым действиям затяжной характер и загнать войну, как выражались фашистские генералы, в позиционный тупик.
Но врагу этого не удалось добиться. Наши военачальники, вооруженные передовой советской наукой и обогащенные боевым опытом, искусно и творчески организовывали прорыв сильно укрепленной обороны противника, мастерски используя прежде всего возросшую огневую мощь артиллерии.
Когда же неприятельская оборона была прорвана, политорганы перенесли свои главные усилия на обеспечение быстрого ввода в прорыв подвижных частей и соединений. Во всех передовых отрядах находились представители политотделов армий и дивизий, лучшие агитаторы и организаторы. Они призывали воинов усилить темпы наступления, смелее и решительнее вторгаться в глубину вражеской обороны, захватывать мосты и переправы.
Действуя в передовом отряде 61-й гвардейской танковой бригады, батальон капитана В. Г. Скринько скрытно обошел все боевые посты противника и прорвался к мосту через реку Варта. Уничтожив команду, охранявшую переправу, коммунист капитан В. Г. Скринько и его подчиненные предотвратили подготовленный гитлеровцами взрыв переправы. Это позволило нашим танкистам, не задерживаясь на водном рубеже, продолжать движение на запад.
Но захваты переправ не всегда удавались. В полосе наступления 14-й гвардейской танковой бригады противник разрушил все мосты. Однако это не остановило советских воинов. Парторг роты У. Г. Дзюбенко, еще несколько коммунистов и комсомольцев, не раздумывая ни минуты, бросились в реку и, раздвигая руками плывущие льдины, начали разведывать брод. Вскоре по маршруту, обозначенному вешками, через водную преграду двинулись танки.
Эти примеры убедительно говорят о том, насколько важны при форсировании рек инициатива, решительность, стойкость воинов. Вот почему в состав передовых отрядов и первых десантов включались наиболее опытные и [338] волевые командиры, закаленные солдаты, преимущественно коммунисты и члены ВЛКСМ.
Вперед устремились все войска. Их надежно прикрывала с воздуха авиация. Буквально на другой день после освобождения Енджеюва части 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса, которым командовал генерал В. Г. Рязанов, приземлились на расположенных поблизости аэродромах и приступили к боевой работе. Это позволило еще более увеличить радиус действия штурмовиков и непрерывно поддерживать части 3-й гвардейской танковой армии, совершавшие глубокий рейд по тылам врага.
Работа командиров и штабов по налаживанию четкого взаимодействия летчиков и танкистов подкреплялась политическими средствами. Начальник политотдела 3-й гвардейской танковой армии генерал А. Д. Капник на всем протяжении операции поддерживал деловые контакты с начальниками политорганов авиасоединений.
Военный совет фронта потребовал, чтобы командиры всех степеней, штабы и политорганы приблизили руководство к войскам и на всех этапах операции обеспечивали непрерывность управления. Маршал Советского Союза И. С. Конев при первой же возможности быстро выдвигал свой наблюдательный пункт вперед. Так, например, 18 января 1945 года Военный совет и штаб фронта передислоцировались из Сихув-Дужи в Скронюв, что в четырех километрах юго-западнее Енджеюва, а 23 января мы переместились в населенный пункт Лишки Гурка.
Поскольку операция развивалась успешно, Ставка Верховного Главнокомандования, оценив наши возможности, 17 января 1945 года приказала 1-му Украинскому фронту продолжать наступление главными силами на Бреслау (Вроцлав) и не позднее 30 января выйти на Одер. Левому крылу фронта ставилась задача 20–22 января освободить Краков. Эти сложные боевые задачи были выполнены досрочно.
Активные боевые действия вели все Белорусские фронты. Вслед за нами возобновил наступление наш сосед слева — 4-й Украинский фронт, освобождавший районы Южной Польши и Чехословакии.
К 18 января 1945 года основные силы противостоявшей нам 4-й немецкой танковой армии были разгромлены. Вместе с 4-м Украинским фронтом наши войска нанесли серьезные поражения и 17-й армии противника.
«Русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью, — писал впоследствии немецкий генерал Ф. Меллентин. — Было ясно, что их Верховное Главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий. Невозможно [339] описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи»{64}.
На краковском направлении
В ходе январского наступления 1945 года войска 1-го Украинского, 1-го Белорусского и других фронтов выполняли задачу огромного политического и стратегического значения. Они завершали полное освобождение всех польских земель, громя и уничтожая в междуречье Висла — Одер крупную группировку гитлеровцев.
Надо заметить, что к западу от Вислы находилось три четверти всей территории Польши, в том числе такие города, как Варшава, Краков, Катовице, Кельце, и другие административные, промышленно-хозяйственные и культурные центры. На этих землях проживало около 15 миллионов поляков, томившихся под гнетом фашистской оккупации, они с нетерпением ждали прихода Красной Армии-освободительницы.
Войска 1-го Украинского фронта успешно продвигались на двух операционных направлениях — на бреславльском и краковском. Перешедший в наступление на три дня позднее нас 4-й Украинский фронт нанес сильный удар по флангу 17-й немецкой армии. 3-я гвардейская танковая армия, глубоко прорвавшаяся во вражеский тыл, также угрожающе нависла над краковской группировкой гитлеровцев. Это позволило левому крылу наших войск ускорить продвижение к древней столице Польши. 59-я и 60-я армии преследовали противника днем и ночью, не давая ему возможности оторваться и закрепиться на заранее подготовленном рубеже. Они стремились как можно быстрее выйти к Кракову и спасти древний польский город от разрушения.
Неоценимую помощь наступающим войскам оказала важная информация, собранная нашими разведорганами, работавшими инициативно и с перспективой. Задолго до начала Висло-Одерской операции в район Кракова забрасывались разведывательные группы, которые нередко действовали в тесном контакте с польскими партизанами и подпольщиками.
Одна такая группа, возглавляемая Е. С. Березняком, была выброшена на парашютах в ночь на 19 августа 1944 года в районе Беляны, в двух километрах севернее шоссе Краков — Катовице. В необычайно сложных условиях разведчики добывали очень ценные сведения о [340] немецком гарнизоне Кракова, дислокации штабов, узлов связи, аэродромов и складов, а также об оборонительных сооружениях противника по реке Висла и в окрестностях города.
Многие, наверное, помнят многосерийный художественный телефильм «Майор Вихрь», поставленный по сценарию писателя Юлиана Семенова. Главный герой фильма майор Вихрь, так же как и Е. С. Березняк, после десантирования был схвачен гестаповцами, выдержал страшные испытания, но не выдал врагу товарищей и выстоял до конца. Совершив дерзкий побег из-под стражи и преодолев множество трудностей, он приступил к выполнению задания командования. В этом произведении впечатляюще показана героическая работа радистки Оли Комар — Елизаветы Яковлевны Вологодской и других членов группы. Прототипами героев художественного телефильма стали и польские патриоты-антифашисты Владислав Бохонек, Михал Врубль, супруги Зайонц, Юзеф Прысак и Станислав Очкось, помогавшие нашим десантникам и награжденные впоследствии орденами Союза ССР. Различными видами разведки было установлено, что гитлеровцы создали вокруг Кракова внешний оборонительный обвод, расположенный в радиусе 5–8 километров, и внутренний, примыкавший непосредственно к окраинам города. Фашисты приспособили к обороне все старинные здания прочной кирпичной кладки, крепостные стены древней столицы Польши, забаррикадировали многие улицы, построили дзоты, отрыли траншеи и окопы, в широком масштабе осуществили минирование, подготовив к взрыву и уничтожению все мосты через Вислу, важные объекты и даже выдающиеся творения зодчества. Город и его окрестности оказались буквально начиненными всевозможными смертоносными «сюрпризами».
Немецко-фашистское командование предполагало прочно опереться на краковский крепостной район, прикрывая подступы к Домбровскому угольному бассейну. Нам стало известно, что высокопоставленный нацистский чин назвал этот старинный польский город надежным замком на стальных воротах индустриальной Силезии.
— Что ж, — сказал Конев, прочитав разведдонесение о хвастливых высказываниях фашистского генерала, — и для краковского замка у нас найдется ключик. Стремительное наступление и ошеломляющий противника маневр — вот что может спасти древнюю столицу Польши от разрушения.
Командующий фронтом выехал на краковское направление и лично координировал боевые действия 59-й армии, обходившей город с северо-запада, и 60-й армии, наносившей [341] удар с востока. 4-й гвардейский танковый Кантемировский корпус под командованием генерала П. П. Полубоярова с рубежа Шренявы двинулся в обход Кракова с запада. Его глубокий маневр должен был вынудить противника поспешно оставить город.
115-й стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор С. Б. Козачек, во взаимодействии с танкистами-кантемировцами совершил стремительный бросок из района Мехува к северной части Кракова, с ходу преодолев внешний оборонительный обвод врага.
Тем временем к южной части города с тяжелыми боями продвигался 28-й стрелковый корпус генерал-майора М. И. Озимина. Я знал этого мужественного и опытного военачальника по многим прошлым боям. Он великолепно действовал, например, во Львовско-Сандомирской операции. Возглавляемое им соединение стремительно наступало и прочно закреплялось на завоеванных рубежах. Иногда части корпуса отражали по 10–15 вражеских контратак в течение суток, но не отходили ни на шаг, продолжая упорно пробиваться на запад, удерживая в своих руках боевую инициативу.
Так произошло и под Краковом, где фашисты предприняли более 15 контратак, намереваясь отбросить наши войска и восстановить утраченные позиции. Ломая ожесточенное сопротивление гитлеровцев, советские воины решительно продвигались к этому крупному промышленному и культурному центру союзной нам Польши. Только части стрелкового корпуса, которым командовал генерал М. И. Озимин, уничтожили здесь до 5 тысяч гитлеровцев. Около 1500 вражеских солдат и офицеров было взято в плен.
Представляя командира 28-го стрелкового корпуса генерал-майора Михаила Ивановича Озимина к званию Героя Советского Союза, командующий 60-й армией генерал П. А. Курочкин и член Военного совета армии генерал В. М. Оленин писали:
«Находясь непосредственно в боевых порядках частей, генерал Озимин в трудные минуты боя лично воодушевлял офицеров и бойцов на разгром противника, чего он и добился.Его присутствие в частях и личное мужество в трудные минуты боя умножало силу ударов по войскам противника»{65}.
Краков, так же как и Варшава, стоял на Висле, и нашим воинам пришлось снова форсировать реку в сложных условиях городского боя. На рассвете 19 января 1945 года [342] части 245-й стрелковой дивизии генерал-майора В. А. Родионова из 59-й армии преодолели Вислу в районе Кракова. В числе первых переправился через реку заместитель командира штурмового батальона по политической части гвардии майор В. С. Пелипенко. Где по льду, а где и вброд в ледяной воде политработник Владимир Спиридонович Пелипенко шел первым, увлекая за собой воинов. В критическую минуту боя, когда в рядах наступающих произошла заминка, гвардии майор с возгласом «За Родину, вперед!» снова оказался на самом опасном участке, воодушевляя подчиненных, прокладывая путь гранатами и огнем автомата. Гитлеровцы были выбиты из прибрежной траншеи и бежали. Захватив небольшой плацдарм, группа воинов, возглавляемая В. С. Пелипенко, прикрыла переправу других подразделений.
Пехота и танки противника предприняли несколько контратак, стремясь во что бы то ни стало сбросить в Вислу наших храбрецов и ликвидировать плацдарм. Но воины батальона стояли насмерть. А затем пришла подмога. Политработник со своими бойцами принял участие в штурме южной окраины Кракова. Гвардии майору Владимиру Спиридоновичу Пелипенко было присвоено звание Героя Советского Союза.
Мне вдвойне отрадно было узнать об этом: мужественный политработник в конце 1941 и в начале 1942 годов воевал в составе 9-й армии, где я тогда был членом Военного совета, он сражался на Северском Донце, в районе Богородичного, и прошел суровую школу трудного периода войны.
Как и большинство наших политработников, Владимир Спиридонович хорошо знал военное дело, мастерски владел всем штатным оружием стрелкового батальона и умел не хуже саперов-пиротехников обезвреживать вражеские мины и фугасы. Это умение пригодилось ему в боях за освобождение Кракова, где гитлеровцы в широких масштабах минировали местность.
Когда человек знает военное дело и вооружение своей части, понимает тактические приемы борьбы с врагом, он квалифицированно и добротно организует политработу в любых условиях, в том числе непосредственно в бою. Это подтвердил своими боевыми действиями заместитель командира батальона по политчасти гвардии майор В. С. Пелипенко.
Член Военного совета 59-й армии генерал П. С. Лебедев докладывал нам о массовом героизме воинов армии, проявленном в боях за Краков, о бессмертном подвиге кандидата в члены партии младшего лейтенанта Алексея [343] Николаевича Юрьева. Когда наступление нашего подразделения было остановлено сильным пулеметным огнем, а обстановка не терпела промедления, младший лейтенант А. Н. Юрьев взял противотанковые гранаты и быстро пополз к вражескому дзоту.
Небольшая группа гитлеровцев пыталась преградить ему путь. Автоматным огнем Юрьев уничтожил шесть фашистов. Несмотря на ранение, полученное в перестрелке, он пополз дальше и метнул в амбразуру противотанковую гранату. Вражеский пулемет смолк, и наши бойцы поднялись в атаку. Но вот снова ожила неприятельская пулеметная точка, и младший лейтенант, спасая товарищей, опять бросился на врага с гранатой...
После боя его нашли на амбразуре дзота. Ценой своей жизни Алексей Юрьев, подобно Александру Матросову, проложил подразделению путь к победе. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Об этом подвиге политотдел армии оперативно издал листовку, которая была зачитана в подразделениях.
Немецко-фашистское командование все еще надеялось удержать Краков. Большую нервозность в стане врага вызвал обходный маневр 4-го гвардейского танкового корпуса. Смело и решительно действовали подразделения 13-й гвардейской танковой бригады, которой командовал гвардии подполковник С. К. Куркоткин (впоследствии Маршал Советского Союза, заместитель Министра обороны и начальник Тыла Вооруженных Сил СССР). Внезапно ворвавшись на аэродром, танкисты захватили 14 исправных немецких самолетов и другие богатые трофеи. Дерзко и решительно действовала западнее Кракова танковая рота старшего лейтенанта И. П. Петрова, разгромившая на путях немецкий воинский эшелон.
19 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта в результате умелого обходного маневра, как это отмечалось в приказе Верховного Главнокомандующего, овладели Краковом — мощным узлом обороны противника на подступах к Домбровскому угольному бассейну.
Мужество и ратное мастерство советских воинов позволило спасти такие выдающиеся архитектурные памятники, как Вавельский замок, университет, основанный в 1364 году, Мариацкий костел и кафедральный собор, где находились гробницы Тадеуша Костюшко, Адама Мицкевича и других славных сынов польского народа.
Перед наступлением на Краков мы, признаться, сильно опасались, что в боях за этот древний город гитлеровцы окажут ожесточенное сопротивление. Нам было известно, что оборонительные работы здесь велись в самых широких масштабах и неприятельский гарнизон основательно [344] готовился к уличным боям в условиях длительной осады.
Но немецко-фашистское командование, видимо, учло, что на краковском направлении наступает довольно сильная наша группировка, способная раздавить любое сопротивление врага. Определенную роль сыграл и крупный успех советских войск на бреславльском направлении. Они стремительно приближались к Одеру, нацеленные на жизненно важные центры Германии, в том числе на Берлин.
При сложившейся обстановке, когда германский фронт на Висле фактически рухнул, гитлеровцам ничего не оставалось, как покинуть древнюю столицу Польши. Глубокий обходный маневр наших танковых соединений в свою очередь тоже вынуждал противника к поспешному отходу на запад. В итоге нам удалось избежать затяжных уличных боев и предотвратить разрушение города.
19 января 1945 года стало днем важных побед 1-го Украинского фронта. Части 59-й и 60-й армий и 4-го гвардейского танкового корпуса не только освободили Краков, но и наголову разгромили оборонявшуюся здесь крупную вражескую группировку, состоявшую из 344, 359, 601 и 78-й пехотных дивизий. В тот день наши стрелковые соединения продвинулись на 20–35, а танковые — на 45–70 километров, очистили от гитлеровских захватчиков свыше 700 польских населенных пунктов и захватили большое количество пленных.
К вечеру 19 января 1945 года войска 5-й гвардейской и 52-й общевойсковых армий во взаимодействии с 3-й гвардейской танковой пересекли старую польско-германскую границу. Я связался по ВЧ с членами военных советов армий, вступивших в Силезию, генералами А. М. Кривулиным, А. Ф. Бобровым и С. И. Мельниковым и порекомендовал им выехать в первые же занятые советскими войсками немецкие населенные пункты, чтобы дать подробную объективную информацию. Одновременно и сам решил побывать там.
В ночь на 20 января 1945 года Военный совет фронта доложил в Ставку об этих знаменательных событиях. По нашему указанию глубокой ночью был выпущен экстренный номер фронтовой газеты «За честь Родины». Шапка на первой ее полосе гласила: «Войска 1-го Украинского фронта вторглись в Силезию и освободили древний польский город Краков! Добьем фашистского зверя в его собственной берлоге и водрузим над Берлином Знамя Победы!» В номере публиковались приказы Верховного Главнокомандующего войскам 1-го Украинского фронта, освободившим Краков, и войскам 4-го Украинского, 1, 2 и 3-го Белорусских [345] фронтов. Газета поместила и оперативную информацию о вступлении наших войск в Силезию.
Начальник штаба фронта генерал армии В. Д. Соколовский, несмотря на глубокую ночь и огромную занятость, оказал политуправлению помощь в доставке экстренного выпуска на места. В частности, он выделил несколько самолетов По-2. Первыми газету получили армии, заслужившие благодарность Верховного Главнокомандующего.
На другой день после освобождения Кракова на главной площади города собрался многотысячный митинг. Люди до глубины души были тронуты, когда наш оркестр исполнил польский национальный гимн.
Фашисты попирали национальное достоинство польского народа, давшего миру Коперника, Мицкевича, Шопена, уничтожали исторические памятники, истребляли людей в душегубках Освенцима, Майданека и других лагерей смерти.
Трудящиеся с благодарностью говорили о Красной Армии, принесшей свет, свободу, избавление от нацистского рабства, и выражали горячее стремление всемерно помогать Советским Вооруженным Силам и Войску Польскому в полном разгроме фашистских оккупантов.
Жители Кракова восторженно встретили выступление на митинге члена Военного совета 59-й армии генерал-майора П. С. Лебедева и заместителя начальника политуправления фронта генерал-майора П. А. Усова.
Говоря о том, что в революционной борьбе закладывались прочные основы братства и классовой солидарности русского и польского пролетариата, генерал-майор П. А. Усов заявил:
— Мы никогда не забудем героев лодзинской стачки и баррикадных боев, отважных героев гражданской войны и бойцов интернациональных бригад, сражавшихся в республиканской Испании против фашизма, всегда будем помнить братьев по оружию из Войска Польского. В революционных битвах и в совместной борьбе против империализма и фашизма спаяна дружба двух народов.
Выступавшие проникновенно говорили о выдающейся роли великого Ленина в укреплении интернационального братства народов. Владимир Ильич, как известно, продолжительное время находился в Кракове, Поронине и других населенных пунктах Польши, занимаясь титанической революционной деятельностью.
Массовые митинги проходили во всех освобожденных нами городах. Когда на улицах Кельце затихла перестрелка и немецко-фашистские оккупанты были изгнаны из этого крупного административно-хозяйственного центра, [346] агитбригада политуправления фронта развернула массовую работу среди местного населения. Через мощную громкоговорящую установку зачитывались документы о советско-польских отношениях, передавались сводки Сов-информбюро. Населению было роздано несколько тысяч листовок и брошюр на польском языке.
В содружестве с нашими политработниками здесь работала и бригада польского министерства информации, располагавшая агитмашиной и кинопередвижкой.
17 января 1945 года в Кельце состоялся большой митинг. Представитель политуправления фронта майор И. Новичев говорил о целях и задачах Красной Армии, освобождавшей Польшу, об интернациональном долге советских воинов. Затем выступил представитель Временного правительства Польской республики. Жители города Кельце, горячо и взволнованно благодарившие Красную Армию за избавление от фашистского рабства, приняли приветственное письмо воинам 1-го Украинского фронта{66}.
Подлинными носителями советской социалистической культуры являлись красноармейские ансамбли песни и пляски. Большое число концертов для трудящихся Польши дал наш фронтовой ансамбль, возглавляемый художественным руководителем Г. Н. Добродеевым. В этом творческом коллективе хормейстерами и дирижерами были Д. В. Данилевич и С. П. Резников, а руководителем оркестра — В. Лисица.
Фронтовой ансамбль располагал талантливыми солистами Д. Стадником, В. Кириаковым, М. Халиным, К. Парийским, С. Каминским. Хор исполнял русские, украинские и польские песни. Среди современных советских песен особой популярностью у слушателей пользовалась «Священная война», написанная композитором А. Александровым на стихи Вас. Лебедева-Кумача. Она воспринималась как своего рода гимн Великой Отечественной войны.
Огромный восторг у местного населения вызывала танцевальная группа фронтового ансамбля. Да это и понятно. Ведь язык танца доступен каждому и не требует перевода. Своим исполнительским мастерством выделялись солисты балета И. Ревельс, Т. Грузинова, В. Локтев, Г. Даштанян, А. Славина, Д. Калинкина, М. Печенюк, Г. Мамонько, Г. Ноженко, К. Соболева и многие другие.
В широком масштабе осуществлялось кинообслуживание польского населения. Перед концертами ансамблей и киносеансами с короткими, но содержательными информациями выступали пропагандисты, в том числе члены [347] военных советов, начальники политотделов армий и другие руководящие политработники фронта. Они говорили о политике Коммунистической партии Советского Союза и крепнущей боевой дружбе между нашими народами, между Красной Армией и Войском Польским. Значительное место занимала информация о положении на фронте.
Мне пришлась по душе яркая, самобытная деятельность талантливого политработника генерал-майора Ивана Максимовича Гришаева. Помнится, вечером 25 января 1945 года я прибыл в 60-ю армию. Она находилась на левом крыле фронта и продвигалась вдоль Вислы, охватывая с юга Силезский промышленный район.
В политотделе царило большое оживление. Работники поарма во главе с генералом И. М. Гришаевым слушали передаваемый по радио приказ Верховного Главнокомандующего. В том приказе отмечались войска 59-й и 60-й армий, занявшие с боями город Хшанув, и 21-й армии, овладевшие городом Глейвиц (Гливице).
Иван Максимович сказал подчиненным, что о салюте Москвы надо не только оповестить части армии, но и сообщить нашим друзьям-полякам. Мы вместе прошли в здание местной гимназии, где армейский ансамбль песни и пляски давал концерт для местного населения. В стремительной солдатской пляске, сопровождаемой молодецким посвистом, кружились артисты ансамбля. Но вот к рампе сцены быстро вышел генерал И. М. Гришаев и призывно поднял руку — внимание!
Мгновенно оборвался стремительный танец, выжидательно притих зал. После небольшой паузы Иван Максимович объявил:
— Рад сообщить вам, дорогие друзья, хорошую новость. Только что столица Советского государства — Москва торжественно салютовала доблестным войскам Первого Украинского фронта, овладевшим двадцать четвертого января тысяча девятьсот сорок пятого года крупным центром Домбровского угольного бассейна Хшанувом и крупным центром Силезского промышленного района городом Глейвиц (Гливице).
Зал взорвался аплодисментами. На сцену высыпали все артисты ансамбля и тоже зааплодировали победе советского оружия.
Иван Максимович снова поднял руку, пытаясь продолжить речь, да так и не смог дождаться наступления полной тишины. Пересиливая шум аплодисментов, он громко выкрикнул:
— Наступление, товарищи, продолжается! И овация вспыхнула с новой силой. Ликование польских друзей понять было не трудно. С Глейвицем (ныне [348] Гливице) у поляков были связаны тяжелые воспоминания о начале второй мировой войны. Именно в Глейвице подручные Гейдриха и Канариса учинили чудовищную провокацию, инсценировав нападение переодетых в польскую военную форму немецких уголовников на германскую радиостанцию. Гитлер поспешил использовать это как повод для развязывания войны. Буквально через несколько часов после провокационного инцидента в Глейвице, на рассвете 1 сентября 1939 года, фашистские орды вероломно вторглись в пределы Польши. Так началась вторая мировая война. Гитлеровцы оккупировали Польшу, затем Данию, Норвегию, Бельгию и Голландию, в короткий срок разгромили Францию. Фашистская чума заполонила почти всю Европу, проникла даже в песчаные пустыни Африки, угрожая и другим континентам земного шара.
Но подлые замыслы нацистских претендентов на мировое господство с позором провалились. Боевые действия придвинулись к тем рубежам, откуда началась вторая мировая война, откуда хлынули фашистские орды.
Генерал-майор И. М. Гришаев напомнил польским друзьям, что это произошло потому, что великий Советский Союз не только выстоял в тяжелом и кровопролитном единоборстве с сильным и злобным врагом, но и одолел его, изгнал из пределов СССР, сломил хребет фашистскому чудовищу. Теперь на своих победных знаменах он несет свободу и счастье народам Европы.
Яркая, эмоциональная речь начальника политотдела произвела на всех сильное впечатление и была выслушана с неослабным вниманием.
Генерал-майор И. М. Гришаев умел внести живинку в любое дело и поистине творчески, самозабвенно и с любовью занимался политработой. Иван Максимович отличался большой эрудицией, ярко, сжато и четко излагал свои мысли. Он великолепно проявил себя как в устной, так и в печатной пропаганде. Среди политработников фронта мало кто мог сравниться с ним в умении написать вдохновенное, публицистически страстное обращение, отредактировать памятку солдату или листовку, адресованную войскам противника. Его донесения отличались глубиной содержания, точным и продуманным анализом фактов.
Я не раз ставил Ивана Максимовича в пример политработникам как талантливого пропагандиста и агитатора, человека творческого, обладающего удивительным чувством нового. Мне очень жаль было расставаться с ним, когда после Висло-Одерской операции 60-я армия была передана в состав 4-го Украинского фронта. [349]
Но в оставшиеся дни мы с генералом Гришаевым совершили весьма плодотворную поездку по войскам и освобожденным районам. Иван Максимович доложил, что направленная в Краков для работы среди местного населения бригада политотдела 60-й армии совместно с польскими товарищами отыскала и уточнила некоторые памятные ленинские места.
Подобными историческими поисками активно занимались и другие политорганы. В героической жизни и неутомимой творческой деятельности гения революции В. И. Ленина краковский и поронинский периоды занимали значительное место. 5 мая 1912 года, как известно, вышел первый номер основанной Владимиром Ильичем газеты «Правда». Чтобы быть поближе к России и непосредственно руководить партией и ее центральным печатным органом, в июне 1912 года В. И. Ленин вместе с Н. К. Крупской переехал из Парижа в Краков.
И сразу же Владимир Ильич разворачивает кипучую работу. Он почти ежедневно пишет в «Правду» статьи, дает указания редакции, неутомимо занимается идейным руководством газетой, а также ежемесячным большевистским журналом «Просвещение». В. И. Ленин опубликовал в этом журнале выдающиеся произведения: «Три источника и три составных части марксизма», «Критические заметки по национальному вопросу», «О праве наций на самоопределение», «О нарушении единства, прикрываемом криками о единстве» и ряд других.
Отсюда, из Кракова, Владимир Ильич руководил деятельностью думской фракции большевиков. За советами к Ильичу неоднократно приезжали большевистские депутаты.
На квартире В. И. Ленина проходили совещания и заседания Центрального Комитета партии, хранился архив Заграничного бюро ЦК, Кроме Кракова и Поронина Ильич жил также в деревушке Белый Дунаец, у подножия Татр, бывал в Закопане и его окрестностях.
Владимир Ильич очень интересовался деятельностью польских социал-демократов, революционной борьбой рабочего класса, бывал на митингах, выступал перед трудящимися Польши. В Кракове он сделал два доклада: «Революционное движение в России и социал-демократия» (апрель 1913 г.), «Российская социал-демократия и национальный вопрос»(март 1914 г.).
На Краковском совещании ЦК РСДРП, проходившем с 26 декабря 1912 по 1 января 1913 года, Владимир Ильич сделал два доклада: «О революционном подъеме, стачках и задачах партии», «Об отношении к ликвидаторству и об единстве». [350]
Осенью 1913 года состоялось знаменитое Поронинское совещание ЦК с партийными работниками. На нем В. И. Ленин выступил с отчетным докладом о работе Центрального Комитета, с большим докладом по национальному вопросу и с заключительной речью. Совещание проходило в обстановке строгой конспирации. Большинство его участников остановилось под видом туристов в пансионе гураля (горца-крестьянина) Гута Мостового, где ныне польские друзья создали Музей В. И. Ленина.
26 июля (8 августа) 1914 года В. И. Ленин, как известно, был арестован по ложному доносу и заключен в тюрьму в Новом Тарге. Ввиду явного отсутствия улик и под давлением польской и австрийской общественности военные власти вынуждены были освободить Владимира Ильича. Но весь его архив, его рукописи и книги бесследно исчезли в жандармерии.
В. И. Ленин очень огорчался этой потерей. В письме к Б. Д. Вигилеву, находившемуся в Варшаве, он сообщал:
«Конечно, надежды раздобыть мои книги... не много.Если можно все же сделать попытку узнать, то я просил бы навести справки. У меня осталась там одна рукопись (о германской сельскохозяйственной переписи 1907 года), которую бы я напечатал. Либо Uliza Lubomirskiego, 47 и 49 (я жил в обоих домах). На чердаке. Оставил, уезжая в августе 1914. Это в Кракове.
Либо в Поронине, в том доме, где я жил и где Вы, помнится, раз у меня были.
Вещи не важны, а книги и рукописи хотелось бы»{67}.
После кончины В. И. Ленина Центральный Комитет партии и Советское правительство предприняли новые меры по розыску драгоценного архива. В Польшу была послана специальная дипломатическая миссия во главе с Я. С. Ганецким, который в 1912–1914 годах проживал в Кракове и не раз бывал на квартире у Владимира Ильича. Кое-что было разыскано Ганецким, в том числе подлинные материалы Пражской партийной конференции 1912 года и написанные В. И. Лениным проекты резолюций. Но весь архив вызволить не удалось.
Корреспондент «Правды» по 1-му Украинскому фронту Я. Макаренко впоследствии писал о больших злоключениях ленинского архива:
«...Выяснилось, что несколько книг с чердаков домов по улице Любомирского, на титульных листах которых имелись собственноручные пометки В. И. Ленина, попали в руки краковского букиниста Тафета. Но затем они исчезли. Две книги из библиотеки Владимира Ильича [351] нашел доктор Седлячек, работавший в свое время в военной комендатуре Кракова. Двенадцать ленинских книг случайно обнаружил осенью 1918 года у торговки яблоками известный писатель Адам Гжимала-Седлецкий. Он выменял их на оберточную бумагу, долго берег у себя, а в 1932 году передал в дар городской библиотеке в небольшом городке Быдгоще»{68}.
Инструктор политуправления 1-го Украинского фронта майор Щукин, действовавший по поручению Института Маркса — Энгельса — Ленина (ныне ИМЛ при ЦК КПСС), в 1945 году разыскал бывшего работника военной комендатуры Кракова. Доктор Седлячек, хранивший почти три десятилетия две книги с пометками В. И. Ленина, передал их Институту Маркса — Энгельса — Ленина. Ценную находку майор Щукин обнаружил и в Быдгоще. С помощью сотрудников городской библиотеки он нашел еще 12 ленинских книг. В марте 1945 года народный Совет города Быдгощ передал драгоценные книги Советскому правительству в знак благодарности за освобождение польского города от фашистских оккупантов.
В послевоенные годы розыск Краковско-Поронинского архива В. И. Ленина был поставлен на научную основу. ЦК Польской объединенной рабочей партии создал для этого специальную комиссию.
В результате напряженных и планомерных поисков удалось обнаружить в доме Чарторыйских, где сейчас находится Краковский национальный музей, часть укрытого там архива Центрального Комитета РСДРП, в том числе драгоценные ленинские документы. Найдены были и рукописи статей, написанных Владимиром Ильичем в 1912–1913 годах для газеты «Правда», но по ряду причин не опубликованных, а также его письма, записки и другие материалы. Ленинские документы были обнаружены и в других местах.
ЦК Польской объединенной рабочей партии передал Центральному Комитету КПСС 1070 документов, из них 290 ленинских. Находка Краковско-Поронинского архива является значительным событием в собирании драгоценного ленинского наследия. Поиски остальных документов продолжаются и поныне.
В ходе Висло-Одерской операции советские воины вступали в новые освобождаемые районы Польши с большой уверенностью в хорошем и доброжелательном отношении к Красной Армии со стороны местного населения. Полгода пребывания войск фронта на территории дружественной Польши не прошли бесследно и дали [352] положительные результаты. Мы приобрели некоторый опыт массово-политической работы среди местного населения, а симпатии польских трудящихся к советским воинам-освободителям еще более умножились. Упрочились наши связи с демократическими силами страны, возглавляемыми Польской рабочей партией, с воеводскими, городскими, уездными, волостными органами народной власти, которые были созданы на освобожденной территории ПКНО, преобразованным затем во Временное правительство Польской республики.
Наши связи укреплялись не только по государственной и партийной линиям, но и по военной. Улучшились контакты с партизанскими формированиями Армии Людо-вой, действовавшей под руководством ППР. Неоднократно в тактическом взаимодействии с частями 1-го Украинского фронта польские партизаны проявляли боевую активность в районах Кельце, Кракова, Островца, Сташува, Стопницы, а также в Сухедневских лесах. Постоянную связь с ними поддерживал Украинский штаб партизанского движения и его представители на нашем фронте.
Польские патриоты из Армии Людовой во взаимодействии с советскими партизанами наносили удары по коммуникациям и линиям связи противника, взрывали немецкие склады и арсеналы, громили местные гарнизоны гитлеровцев. На некоторых участках польские партизаны помогали нашим войскам при форсировании Вислы и других водных преград, передавали ценные разведывательные данные, оказывали боевую поддержку.
Весь трудовой народ Польши — рабочие промышленных предприятий и транспорта, крестьяне и батраки — радостно встречал приход Красной Армии, громившей фашистских палачей и оккупантов.
В городе Островец все население во главе с руководителями организации ППР вышло встречать советских воинов. На многих зданиях развевались советские и польские национальные флаги. Народ приветствовал воинов-освободителей возгласами: «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует Советский Союз!», «Слава русскому воинству!», «Слава русскому народу!». Митинг вылился в яркую демонстрацию дружбы и братства двух народов{69}.
Трудящиеся Польши оказывали нашим войскам всевозможную помощь. Они ремонтировали мосты и дороги, предупреждали о минированных участках, стремились внести свой посильный вклад в победу. [353]
В связи со стремительным продвижением наших танковых соединений на запад летчикам все труднее было оказывать авиационную поддержку со старых аэродромов. А новых фактически не было. Гитлеровцы всюду взорвали взлетно-посадочные полосы, разрушили постройки. Распутица еще более усложнила положение. Жители города Лешно, собравшиеся на общегородской митинг, приняли решение помочь Красной Армии. На разрушенную фашистами авиационную базу прибыло 4 тысячи поляков с тысячью подвод. Работа закипела. За двое суток поляки помогли нам выложить из бревен и шлака хорошую взлетно-посадочную полосу, привести в порядок аэродром и подъездные пути к нему. Вскоре экипажи штурмового соединения начали боевую работу. Зимой 1945 года местное население прифронтовых районов Польши отработало на строительстве наших аэродромов около 100 тысяч человеко-дней.
Так граждане возрождающейся демократической Польши помогали Советской Армии-освободительнице громить фашистских оккупантов, так ковалась нерушимая дружба народов.
Если в июле 1944 года мы совершенно не имели никакого опыта политической работы среди польского населения и испытывали острую нехватку необходимых для этого кадров, то к январскому наступлению 1945 года политорганы накопили известный опыт и отчетливо представляли себе, что нужно делать в области идеологической и организационной.
При военных советах фронта и армий были созданы оперативные группы по работе среди местного населения. Они комплектовались из политически подготовленных офицеров, обладающих хорошими организаторскими способностями, высокой общеобразовательной культурой. Эти политработники, знающие польский язык, помогали на местах в организации митингов, выступали перед населением с лекциями и докладами, проводили коллективные и индивидуальные беседы.
Наше политическое влияние на местное население осуществлялось нередко задолго до вступления советских войск в город или село. Во время подготовки к Висло-Одерской операции и в ходе ее политуправление фронта издало и распространило среди населения освобожденных районов Польши свыше 750 тысяч листовок и плакатов на польском языке. Часть из них была разбросана в глубоком тылу гитлеровцев.
Во время январского наступления 1945 года я беседовал с жителями различных районов Польши и с радостью убеждался, что наши листовки на польском языке своевременно [354] доходили до них. Поляки рассказывали, что они с риском для жизни передавали листовки из села в село, из хаты в хату, от человека к человеку. Слово немеркнущей правды проникало и на оккупированную фашистами польскую землю, разоблачая клеветнические измышления гитлеровцев и аковцев.
Большим тиражом политуправление 1-го Украинского фронта распространило как в освобожденных нами районах, так и за линией фронта листовки с заявлением Народного Комиссариата иностранных дел СССР от 26 июля 1944 года об отношении Советского Союза к Польше, с Манифестом ПКНО и Декларацией Временного правительства Польской республики. Наши агитаторы рассказывали населению о том, как на освобожденной Красной Армией территории восстанавливаются разрушенные гитлеровцами заводы и электростанции, железные дороги и линии связи, как под руководством Польской рабочей партии возрождается народное хозяйство, осуществляются социальные преобразования.
Новым в деятельности военных советов за рубежом явилась помощь жителям, освобожденных районов в восстановлении экономической и культурной жизни. Только в течение нескольких месяцев, когда войска 1-го Украинского фронта стояли на Висле, наши инженерные части построили в освобожденных районах Польши 1234 моста длиной 22500 погонных метров. Мы отремонтировали 11 тысяч километров шоссейных и грунтовых дорог, провели большие восстановительные работы на железнодорожных путях{70}.
Военный совет 1-го Украинского фронта в первые же дни освобождения древней столицы Польши передал для населения Кракова 1604 тонны муки, 4 тысячи тонн зерна, 800 тонн сахара и много другого продовольствия{71}.
В ходе январского наступления 1945 года войска фронта освободили значительную часть исконно польских земель вдоль Одера (Одры). Эти пястовские земли были некогда отторгнуты тевтонскими завоевателями. Теперь Красная Армия помогла восстановить историческую справедливость. Коммунистическая партия и Советское правительство хотели видеть Польшу сильной и свободной, демократической и дружественной нам страной. Продвигаясь на запад, наши войска спасали от фашистской каторги десятки, сотни тысяч людей различных национальностей, освобождали из тюрем и гестаповских застенков множество узников, обреченных на смерть. Гитлеровские палачи [355] покрыли Польшу густой сетью концентрационных лагерей. Одним из самых страшных среди них был Освенцим, прозванный «городом обреченных», «гигантским крематорием», «городом мертвецов».
27 января 1945 года части 100-й стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Ф. М. Красавин, 322-й стрелковой дивизии, возглавляемой генерал-майором П. И. Зубовым, 187-й легкоартиллерийской бригады полковника Р. П. Форбатока и другие части 60-й армии вступили с боями в район Освенцима. Вместе с начальником политотдела 60-й армии генерал-майором И. М. Гришаевым мы прибыли туда с первыми подразделениями. Над землей стелился черный дым и разъедал глаза. Все вокруг было усеяно пеплом. Гитлеровцы перед отступлением пытались уничтожить следы своих злодеяний. Поскольку лагерные крематории не успевали превращать в пепел умерщвленных узников, эсэсовцы облили штабеля человеческих тел бензином, обложили их дровами и подожгли.
На воротах, ведущих в основной лагерь Освенцима, или, как его называли фашисты, Аушвиц, красовалась издевательская надпись: «Арбайт мах фрай» (работа делает свободным). Но из Освенцима люди не выходили, их здесь убивали.
На пути наступления войск фронта мы видели много фашистских зверств, совершенных гитлеровцами на временно оккупированной ими территории. Мы помнили Бабий Яр в Киеве, доверху набитый трупами мирных советских людей, расстрелянных гитлеровцами, мы видели гросс-лазарет в С лаву те, в котором не лечили, а уничтожали, концлагеря во Львове, Раве-Русской и многих других населенных пунктах. Но все они, даже Майданек, не могли сравниться с Освенцимом. Здесь непрерывно дымили 16 крупных крематориев, превращая в пепел тысячи людей.
Советские воины, распахнувшие ворота концлагеря Освенцим (Аушвиц) и спасшие от смерти десятки тысяч узников, были потрясены злодейскими преступлениями фашистов и воочию увидели, какой поистине дьявольской работой занимались гитлеровцы. Чтобы оповестить мир о чудовищных злодеяниях преступной нацистской клики, мы предложили начальнику политуправления фронта генералу Ф. В. Яшечкину направить в Освенцим всех имеющихся у нас работников массовой информации: кинооператоров, фотокорреспондентов, представителей Совинформбюро, ТАСС, радио, корреспондентов центральных и фронтовых газет.
По указанию Военного совета 1-го Украинского фронта [356] освобожденным узникам фашизма была оказана экстренная медицинская помощь, выделено продовольствие, организованы эвакуационные пункты.
В концлагере Освенцим советские воины увидели газовые камеры, в которых эсэсовцы за один «сеанс» умерщвляли 2500–3000 человек, затхлые бараки, в которых томились обреченные на смерть узники из всех стран Европы. Они увидели трупы замученных фашистами жертв, огромнейшие склады одежды, обуви, костяной муки и женских волос, скрупулезно собранных палачами со своих жертв.
Сердца воинов клокотали яростным гневом, и солдатский митинг в Освенциме проходил чрезвычайно бурно. Ненависть к гитлеровским извергам достигла наивысшего накала, когда из бараков двинулись к нашей импровизированной трибуне похожие на скелеты узники в полосатых тюремных одеждах. Эти люди были настолько измождены и истощены, что с трудом передвигались, поддерживая один другого, а некоторые приближались ползком. Сквозь рыдания они взывали на разных языках:
— Отомстите за наши муки и за сотни тысяч умерщвленных людей. Покарайте фашистских убийц! Поднявшись на грузовую машину, я сказал воинам:
— Вы своими глазами видели страшные зверства фашистов. К этому трудно что-либо добавить. Смерть и мучения — вот что принес народам кровавый нацизм!
Я напомнил солдатам, что освенцимский концлагерь со всеми его душегубками есть порождение гитлеровского режима, практическое воплощение человеконенавистнической расовой теории фашизма. В больших и малых освенцимах Гитлер и его подручные замыслили истребить многие народы. Но Советская Армия спасла человечество от нацистских убийц.
Едва я закончил выступление, как на грузовик взобрался взволнованный и побледневший солдат и попросил разрешения сказать несколько слов.
— Нам не надо никаких пояснений, товарищ генерал, — заявил он. — Все ясно. Пусть гитлеровцы не ждут от нас пощады. Звери есть звери. Коричневых волков надо уничтожать!
И оратор добавил, что с сегодняшнего дня он решил пленных не брать. Послышались крики одобрения:
— Правильно! Никакой пощады врагу!
Мы с генералом И. М. Гришаевым озабоченно переглянулись. Чувствовалось, что ненависть к врагу не только достигла наивысшего накала, но и перехлестнула через край. В этих условиях требовалось весь накопившийся у воинов гнев направить по верному руслу. [357]
Вот почему я вторично взял слово и сказал, что предыдущий оратор не прав, предложив пленных не брать. Наша месть не должна быть слепой и безрассудной. Нельзя всех немцев мерить на один аршин. Мы беспощадно уничтожаем тех, кто с оружием в руках яростно защищает гитлеровский кровавый режим. Но тех, кто прекращает борьбу, кто бросает оружие и сдается в плен, мы не уничтожаем и должны сохранить им жизнь. Советская Армия идет в бой со священным девизом «Смерть фашистским захватчикам!» и сокрушает нацистский вермахт, громит эсэсовскую свору. Но мы гуманно относимся к гражданскому населению, избавляя немцев от гитлеровского кровавого режима.
В заключение я выразил уверенность, что дни «третьего рейха» сочтены и мы заставим главных военных преступников, всех комендантов и подкомендантов, всех кровавых палачей Освенцима, Майданека и других лагерей смерти держать ответ за совершенные ими злодеяния.
Хорошо понимая, что одним выступлением на митинге сразу всех не убедишь и перелома в настроении людей не достигнешь, я предложил генералу И. М. Гришаеву, а также всем другим руководителям политорганов продолжить разъяснительную работу в войсках, и прежде всего в частях, освобождавших район Освенцима.
В донесении, направленном Государственному Комитету Обороны, я писал:
«Освобожден район концлагерей Освенцим. Ужасный лагерь смерти. Здесь фактически имеется пять лагерей. В четырех из них содержалось население из всех стран Европы, пятый лагерь был тюрьмой, куда заключались люди за всякие провинности перед фашистской администрацией.Каждый лагерь представляет собой огромную площадь, обнесенную изгородью из нескольких рядов колючей проволоки. Поверху идут провода под током высокого напряжения. За этими изгородями бесчисленное количество деревянных бараков. Бесконечные толпы людей, освобожденных Красной Армией, идут из этого лагеря смерти. Среди них венгры, югославы, итальянцы, французы, чехи и словаки, греки, румыны, датчане, бельгийцы. Все они выглядят крайне измученными, седые старики и юноши, матери с грудными детьми и подростками, почти все полураздетые.
Очень много наших советских граждан, жителей Ленинградской, Калининской, Тульской, Московской областей, изо всех районов Советской Украины. Среди них немало искалеченных, сохранивших следы пыток, следы фашистских зверств. [358] В Освенциме, по предварительным показаниям заключенных, замучены, сожжены и расстреляны сотни тысяч людей.
Прошу распоряжения о высылке представителей Государственной Чрезвычайной Комиссии по расследованию фашистских зверств»{72}.
Не дожидаясь прибытия из Москвы Государственной комиссии, предварительным расследованием немецко-фашистских злодеяний в концентрационном лагере Освенцим занялась комиссия политического управления 1-го Украинского фронта. В нее мы включили и доверенного национального комитета «Свободная Германия».
Строительство концентрационного лагеря Освенцим, как гласил отчет комиссии политуправления 1-го Украинского фронта, началось еще летом 1940 года. После вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз лагерь стал расширяться. Первоначально гестаповцы планировали дополнительное строительство в районе с. Райско. Но комендант лагеря Освенцим заявил, что для его заключенных это место не подходит, так как земля пригодна для жизни и посевов. Он приказал строить второй лагерь на гнилом болоте в районе Бжезинки.
Территория концлагерей Освенцима все больше и больше расширялась. С начала 1942 года, после того как Освенцим посетил рейхсфюрер СС Гиммлер, развернулось ускоренное строительство больших крематориев. В 1943 году к новому лагерю в Бжезинке была протянута железнодорожная ветка, по которой сюда доставляли заключенных из разных стран Европы.
Члены комиссии показывали мне документальную запись врача Отто Волькена, который был заключен гестаповцами в мужской концлагерь Бжезинка и выполнял там обязанности писаря. Он тайно зарегистрировал некоторые данные.
Вот одна из таких записей, вошедшая в акт комиссии как документ обвинения:
«21.10.43. Из Вестербурга (Голландия) прибыл очередной транспорт с заключенными. В лагерь отправлено 347 человек, в крематорий — 1041 человек.21.10.43. Прибыл еще один транспорт. На этот раз из Рима. В лагерь — 149 человек, в крематорий — 447.
28.10.43. Транспорт из Познани. В лагерь — 72, в крематорий — 212.
24.11.43. Транспорт из Риги. В лагерь — 120 человек, в крематорий — 480.
28.11.43. Транспорт из Франции. В лагерь — 241, в крематорий — 720 человек.
4.3.44. Из Чехословакии доставлен транспорт с мужчинами, женщинами и детьми. Все 3752 человека отправлены в крематорий.
23.3.44. Доставлена очередная партия заключенных из Голландии. Все 184 человека отправлены в крематорий.
13.3.44. Прибыл транспорт из Афин. 320 человек направлены в лагерь, а 980 — в крематорий.
18.4.44. Из Люблина доставили 301 женщину. Все они ранее занимались сортировкой вещей и ценностей заключенных в Майданеке. Их всех отправили в крематорий»{73}.
Это лишь выборочные записи из далеко не полных регистрационных данных о поступлении в Освенцим заключенных. Станислав Хелькель и другие железнодорожные служащие станции Освенцим показали, что бывали дни, когда в лагерь из различных стран Европы поступало по 10–15, а то и 25 транспортов. Каждый железнодорожный эшелон состоял из 40 и более вагонов, средняя вместимость каждого вагона — 75–80 человек.
В декабре 1943 года из Баварии в Освенцим доставили 1200 истощенных людей, надорвавшихся на непосильных работах в каменоломнях возле Флостбурга. Когда транспорт прибыл в Освенцим, при проверке оказалось, что в живых осталось 948 человек, а остальные умерли в вагонах. После того как невольников строем погнали в лагерь, на месте разгрузки осталось 32 человека, которые не способны были самостоятельно передвигаться. Комендант лагеря Бжезинка Шварц приказал привести их «в чувство» и облить холодной водой, хотя на дворе стоял сильный мороз. К утру они почти все замерзли. Только пятеро еще дышали.
Как было установлено расследованием, большинство прибывавших заключенных сразу же подвергалось уничтожению. Но и те, кто оставался в лагере, тоже были обречены на смерть. Врачи-эсэсовцы в широком масштабе использовали заключенных для различных экспериментов, завершавшихся смертью пациентов. Это ведь здесь, в Освенциме, производил над заключенными бесчеловечные опыты врач-садист Менгеле, уничтоживший огромное количество невинных людей. Своим изуверством он стяжал позорнейшую известность во всем мире. Менгеле и другие лагерные врачи по два-три раза в месяц проводили в Освенциме так называемые селекции, обрекая на уничтожение всех подопытных людей. Врач-палач Менгеле, равно как и комендант освенцимского концлагеря Рудольф [360] Гесс, повешенный по приговору польского народного суда, а также их подручные впервые были заклеймены как опасные военные преступники в документе предварительного расследования, проведенного комиссией политуправления 1-го Украинского фронта. В отчете комиссии, в частности, говорилось:
«После нападения фашистской Германии на Советский Союз в лагерь стали поступать партии советских военнопленных. Режим для них был установлен еще более жестокий, чем для остальных заключенных. По заявлению Евгения Носаля, 20 сентября 1941 года в лагерь доставили первых сто русских военнопленных, в основном офицеров. После допроса их всех расстреляли во дворе блока №11. Через три дня прибыло еще около трехсот пленных. На следующий день все они были отправлены в «баню» и на «дезинфекцию». Больше их никто не видел. Вероятно, всех их отравили газами.До 1 января 1942 года в лагерь поступило около 16 тысяч советских военнопленных. К началу 1942 года уцелело только 80–100 человек, которых направили в другой лагерь»{74}.
Так продолжалось из месяца в месяц, из года в год. По данным польской статистики, до начала второй мировой войны Освенцим насчитывал 12 тысяч мирных жителей. Гитлеровцы, оккупировавшие Польшу, превратили этот район в огромный комплекс лагерей смерти, где ежедневно убивали 10–12 тысяч человек, то есть каждые сутки погибали жители целого города, равного довоенному Освенциму. Всего же здесь уничтожено более 4 миллионов советских и польских узников, а также граждан Чехословакии, Югославии, Греции, Франции, Италии, Голландии, Венгрии, Румынии, Дании, Бельгии и других государств.
На кровавых преступлениях, творимых фашизмом, бешено наживались гитлеровская клика, руководство СС, монополисты нацистской Германии, и прежде всего концерны «ИГ Фарбениндустри», «Дегусса», их дочерние предприятия, обладавшие монополией на поставку эсэсовцам химической продукции и сильнодействующего газа «циклон Б», которым только в Освенциме было отравлено более миллиона человек.
Как установила комиссия политуправления фронта, начиная с 12 января 1945 года, когда развернулось наступление наших войск, эсэсовцы с лихорадочной поспешностью принялись заметать следы своих кровавых преступлений, частично разобрав и взорвав крематории в Бжезинке. [361] 27 января 1945 года, когда наш передовой отряд вплотную подошел к Освенциму, фашисты взорвали железнодорожные мосты через Вислу и Соло, подожгли многие бараки и склады, вывели из строя водопровод и электростанцию.
Советские войска, спасшие узников от смерти, немедленно обеспечили их горячим питанием и медицинской помощью. Здесь развернулся инфекционный госпиталь № 2197, где начальником был майор медицинской службы И. Л. Вейтков. По состоянию на 30 января 1945 года, в Освенциме оставалось 3775 крайне истощенных людей, которые не могли самостоятельно передвигаться и нуждались в лечении, а также около 200 инфекционных больных.
Вместе с генералом И. М. Гришаевым мы провели совещание с медицинскими работниками, выяснив неотложные нужды госпиталя. Военные советы фронта и 60-й армии не жалели ничего для обеспечения бывших заключенных Освенцима всем необходимым. Наши войска отвоевали измученным и искалеченным узникам свободу, теперь перед нами стояла не менее важная и благородная задача — отвоевать им жизнь. Врачи из бывших заключенных горячо включились в работу, помогая медперсоналу армейского госпиталя восстановить силы и здоровье бывших узников Освенцима.
Когда мы с передовыми частями вступили в лагерь смерти, всюду виднелись следы поспешного бегства нацистских преступников. Под ногами хрустело битое стекло, валялись разбросанные бумаги, брошенные в панике всевозможные тюки, узлы, связки папок с различными документами.
Я приказал собрать разбросанные бумаги и документы, обследовать помещения и все обнаруженные архивы, все несгораемые шкафы и хранилища служебной документации взять под охрану. Некоторые товарищи с недоумением и даже обидой принялись за дело, полагая, что их заставили заниматься никчемной черновой работой. Они говорили:
— А кому нужен этот бумажный мусор? Что в нем проку? Зачем коллекционировать всякую мерзость?
— Затем, — ответил я, — чтобы всюду найти палачей Освенцима и покарать их, чтобы подобная мерзость никогда больше не появлялась на свет. Затем, чтобы страшную правду об Освенциме узнал весь мир, чтобы люди поняли, с каким чудовищем вступила в смертельную борьбу Красная Армия, сколько миллионов человеческих жизней она спасла и какие страны и народы избавила от истребления. [362]
Мое приказание было выполнено. Я с удовлетворением узнал, что часть наиболее важных документов сразу же изъяли для ведения следствия оперативные работники органов государственной безопасности, представители «Смерша» 60-й армии.
Впоследствии в огромнейших архивных залежах были обнаружены документы большой обличительной силы, которые помогли Чрезвычайной Государственной Комиссии выявить виновников, ответственных за массовое зверское уничтожение миллионов советских людей, польских граждан и подданных других государств Европы. Многие материалы об Освенциме были переданы польским друзьям.
По решению сейма Польской Народной Республики территория бывшего лагеря смерти в Освенциме — Бжезинке сохранена в неприкосновенности как исторический мемориал, как памятник четырем миллионам узников, замученных и погибших от рук фашистских палачей.
За последние годы бывший лагерь смерти посетили многие миллионы людей из различных стран мира. Необычайно сильное впечатление на всех производит документальный кинофильм «Хроника освобождения», снятый кинооператорами 1-го Украинского фронта Н. Быковым, К. Кутуг-заде, А. Павловым и А. Воронцовым.
Мужественно и творчески выполняя свои обязанности, они вступили в Освенцим вместе с первыми советскими воинами и документально запечатлели страшную правду о фашизме, его чудовищных зверствах.
Кинооператоры засняли еще горевшие штабеля человеческих трупов, груды костей и черепов, уцелевших узников, которые были похожи на призраков. На пленке мы видим склады, набитые детскими игрушками. Но самих детей уже нет. Они сожжены в крематориях, отравлены в газовых камерах. Операторы показали бараки, в которых томились узники, мрачные и жуткие карцеры и блиставшие чистотой кабинеты и лаборатории эсэсовских врачей, где занимались садистскими опытами и уничтожали людей. В Освенциме имелись средневековые кандалы и новейшие орудия пыток... Кадры фильма «Хроника освобождения» демонстрировались на Нюрнбергском процессе, явились неопровержимым и сильным обвинением против фашизма, уничтожившего миллионы невинных жертв.
Так воины Красной Армии несли свободу народам, спасая узников фашизма от гибели. И никаким буржуазным клеветникам и фальсификаторам истории не удастся опорочить нашего воина, который жизни не щадил ради освобождения народов Европы. Он снискал славу самого [363] справедливого, бескорыстного и гуманного бойца, спасшего человечество от фашистских рабовладельцев, палачей и убийц.
Политорганы фронта многое сделали для того, чтобы стала широко известна трагическая правда о гигантском лагере смерти, чтобы об этом жестоком и кровавом уроке узнали грядущие поколения. Пусть все прогрессивные люди нашей планеты постоянно чувствуют личную ответственность за судьбу мира и безопасность народов, ведут активную борьбу за мир на земле, чтобы никогда не возродился фашизм и расизм в любых его формах и проявлениях.
Отрадно, что армейская и флотская молодежь, принявшая боевую эстафету от героев Великой Отечественной войны, помнит о суровых уроках истории и бдительно охраняет нашу свободу и мир, завоеванные такой огромной ценой.
В газете «Красная звезда» я как-то прочел небольшую заметку о том, что бывшая узница Освенцима, а после войны передовая доярка одного из колхозов на Орловщине Мария Ивановна Брылева написала командиру советской воинской части, дислоцированной в Польше, письмо с просьбой предоставить ее сыну-солдату возможность посмотреть этот проклятый лагерь смерти. У Марии Ивановны сохранился на руке вытатуированный лагерный номер — 75574.
«Попала я туда, — писала Брылева, — в феврале сорок третьего шестнадцатилетней девочкой и промучилась без малого два года. Там пришлось мне пережить многое, и самое страшное — ужас перед газовой камерой и крематорием.Извините, что пишу, может, не очень складно и грамотно — война не позволила учиться. Это уже дети мои, а их у меня трое, получили образование сполна.
Еще хочется узнать, как служит мой сынок, добросовестно ли выполняет свои обязанности. Хочется, чтобы был не хуже тех славных ребят, которые освободили меня из фашистского плена...»{75}
Возможно, мы с Марией Ивановной и не встречались 27 января 1945 года, когда я приезжал в Освенцим вместе с генералом И. М. Гришаевым, но со многими узниками этого лагеря и теми славными героями из 60-й армии, которые освободили М. И. Брылеву и других узников фашизма, встречался. Я очень рад, что сын Марии Ивановны достойно выполнил патриотический долг и за годы службы в Вооруженных Силах стал примерным, дисциплинированным и прилежным солдатом, умелым военным водителем.
Меня до глубины души тронули бесхитростные, но прочувствованные всем сердцем строки рядового Владимира Брылева, написанные им матери по возвращении из Освенцима: «Побывал. Все увидел своими глазами. Я люблю тебя теперь еще больше. И ты будь спокойна: это не повторится, мама. Мы, солдаты, уж постараемся...»{76} [364]