Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Пришла желанная победа

Война приближалась к победному завершению. Вооруженные Силы Советского Союза и войска наших союзников готовились к решительному штурму. Мы понимали, что полная и окончательная победа невозможна без взятия Берлина. Там — центр мирового фашизма, этого смертельного врага человечества. Участие в решающей битве этой тяжелейшей войны, в разгроме логова ненавистного Гитлера будет для нас всех большой наградой.

Командование отдало приказ о перебазировании. 8 апреля мы вылетели с аэродрома Шепетин и взяли курс на Люблин. За штурвалом — гвардии майор С. А. Харченко. Радистом летит начальник связи полка гвардии старший лейтенант Н. Н. Карманов.

Весна смело вступает в свои права. Зеленой травкой покрываются луга, вот-вот распустится листва на деревьях. В суете напряженных будней не часто замечаем красоты окружающей нас природы. То боевая работа, то тренировочные полеты не оставляли времени, чтобы оглядеться вокруг себя, помечтать. Только сейчас в этом дневном полете есть [263] возможность полюбоваться проплывающей под самолетом землей.

Пролетаем государственную границу СССР. Внизу мелькают небольшие польские села, хутора. Приближаемся к Люблину. Изучая аэродромную сеть немецких воздушных сил, мы узнали о том, что как раз с этого аэродрома фашистские бомбардировщики совершали варварские налеты на Киев и Житомир.

...Это было 22 июня 1941 года. На рассвете Германия обрушила на нашу страну удар невиданной силы. Гитлеровская авиация подвергла бомбардировкам мирные города в Прибалтике, Белоруссии, на Украине. Как разбойники, появились в предрассветной мгле фашистские самолеты над Житомиром. На дома и улицы посыпались фугасные и зажигательные бомбы. Рушились строения, гибли мирные советские люди, загорелся, задымился старинный город...

С тех пор прошло много дней и ночей, наполненных тяжелыми боями, горечью отступлений и незабываемыми славными победами. Остались позади разгром немцев под Москвой, уничтожение армии Паулюса, ожесточенные бои на Курской дуге, освобождение всей территории Родины, налеты на города Германии, бои в Румынии, Югославии, Венгрии...

Теперь мы на польской земле. Садимся, заруливаем на отведенное для самолетов место. Майор Харченко спешит на старт к командной рации, чтобы руководить посадкой самолетов полка, подлетающих к аэродрому. Мы с Кармановым направляемся на КП. Там уже трудится команда под руководством майора К. П. Григорьева. С радиоузла поступают сообщения о ходе полета, о приближении самолетов. Хотя перелет сегодня не сложный, я все [264] же волнуюсь. Хочется, чтобы он завершился благополучно. Началась дружная посадка. Один за другим приземляются Ил-4.

На КП появляются штурманы. Вместе со своим заместителем капитаном Н. А. Гунбиным принимаем их доклады, проверяем летную документацию. С удовлетворением отмечаю, что все штурманы — и «старички», и молодые — полностью выполнили штурманский план полета, мои указания.

После посадки всех самолетов знакомимся с аэродромом Радовец Дуже. Название свое он получил от небольшого села, притаившегося у лесной опушки. В этом селе расположились подразделения 654-го батальона аэродромного обслуживания. В землянках разместился технический состав.

20-й Севастопольский полк вместе с полком Смитиенко, [265] недавно влившимся в нашу дивизию, сели на аэродром Свидник (восточнее Люблина). Там же находятся штабы дивизии и 679-го БАО.

В конце дня на автомашинах отправляемся в свою новую «резиденцию» — в село Матчин, что западнее аэродрома в шести километрах. Это маленькое, в одну улицу село с костелом в центре. Напротив костела — помещичья усадьба. В большом уютном доме усадьбы есть все необходимое для нас: комната отдыха, столовая, помещение для подготовки к полетам, спальные комнаты. Пообедав и поужинав одновременно, мы легли спать после нелегкого трудового дня.

Всего день был отведен нам для подготовки к дальнейшей боевой работе. Напряженно трудились авиаторы полка и работники БАО.

Инженерно-технический состав выполнял очередные профилактические работы на самолетах. Особое чувство признательности испытывали мы к техническому составу. Трудно приходилось нам в воздухе, но не меньше доставалось и тем, кто трудился на земле. Днем и ночью, в сильные морозы, и в жару готовили к бою самолеты наши специалисты. Благодаря их неустанному труду весь самолетный парк находился в исправном состоянии, был готов к выполнению заданий. У нас уже давно не было случаев, чтобы из-за плохой подготовки самолета отказывали мотор, бомбовооружение или специальное оборудование. Это еще больше укрепляло дружбу и взаимное доверие между летчиками и техниками.

Летчики и штурманы изучали район полетов, запасные аэродромы, схему средств радиообеспечения, район предстоящих боевых действий. Стрелки-радисты занимались изучением схемы связи, новых кодовых таблиц. [266]

10 апреля — первый боевой вылет с аэродрома Радовец Дуже. Еще утром из штаба дивизии прибыло боевое распоряжение: бомбардировать вражеский порт Хель, через который шла эвакуация остатков Данцигской группировки немцев. В распоряжении были указаны маршрут полета, высота удара, направление захода на цель. Экипажу капитана Борисова приказано выполнять роль лидера. Еще пять наших экипажей должны освещать цель для всей дивизии.

Командир полка сегодня руководит полетами. Поэтому мое место во время боевого вылета — на КП.

Темнеет. Над верхушками деревьев торопливо плывут редкие облака. В их разрывах виднеются только что появившиеся звезды. Экипажи находятся возле самолетов. Тишину, которая бывает только в ожидании взлета, изредка нарушает приглушенное урчание моторов специальных машин. Наконец, шипя и сверкая, в небо полетела зеленая ракета. Аэродром ожил гулом моторов, красными вспышками выхлопов. Замигали на крыльях и хвосте разноцветные аэронавигационные огни. Не часто мне приходится наблюдать такую картину «со стороны». Как правило, я — участник полета. Проводив глазами последний самолет, который, качнув крыльями, скрылся в ночной темноте, я направился на КП. Там вместе с дежурным штурманом лейтенантом Иваном Проценко будем вести график полета экипажей, прохождение ими контрольных ориентиров, выхода на цель, возвращения к своему аэродрому. Успех нашей работы будет зависеть от согласованных действий узла связи, радиопеленгатора, дисциплины экипажей.

Хочется особо отметить работу нашего радиопеленгатора. На протяжении всей войны на нем трудится [267] мастер своего дела старшина Н. М. Куцкий. Благодаря его хорошей работе КП имеет возможность постоянно следить за полетом экипажей. Это Куцкий своими радиопеленгами «выводил» на свой аэродром самолеты, временно терявшие ориентировку. Куцкий — настоящий друг штурманов, пользуется большим авторитетом и уважением. О нем знают во всей АДД. Его опыт изучается работниками радиопеленгаторов других частей и соединений.

Время на КП идет медленно. Уже давно я убедился в том, что участвовать в боевом вылете легче и проще, чем сидеть на КП, следить за полетом других и... отвечать за них, за всех, при любых условиях. Отвечать и тогда, когда экипаж попадает в беду не по его вине, и тогда, когда это случается из-за недисциплинированности или необдуманных действий, и нет возможности ему помочь — все равно отвечай. Это касается штурмана-руководителя вообще, а меня — молодого штурмана полка — тем более.

В конце ночи на КП оживление. На рабочем столе капитана Александра Максименко — план-схема порта Хель. Вернувшиеся с полета штурманы докладывают о ходе выполнения задания, о том, как в порту загорелись, а затем пошли ко дну два больших корабля, а на берегу возникло много пожаров. Враг отчаянно сопротивлялся. Зенитки били беспрерывно. Прямым попаданием в машину молодого летчика лейтенанта Ю. И. Ларина отбило левое колесо шасси. Диву даешься, как не взорвался самолет: рядом с бензобаками — огромное отверстие — следы снаряда. Фюзеляж, крылья и даже винты оказались пробитыми. Все же Юрий привел на свой аэродром воздушный корабль и посадил его, не допустив при этом поломки.

На рассвете капитан Максименко доложил [268] в штаб дивизии о кратких итогах боевою вылета. Закончив разговор, он передал мне телефонную трубку:

— Майор Глущенко желает говорить с вами.

Леонид Петрович Глущенко, летавший ранее в экипаже Ивана Гросула, является заместителем штурмана дивизии по радионавигации. На боевые задания он летает с заместителем командира дивизии Героем Советского Союза полковником И. М. Зайкиным.

— Капитан Кот слушает вас, — докладываю.

— Не капитан, а майор. Поздравляю с присвоением очередного воинского звания. Поздравляю также с успешным выполнением задания всеми экипажами полка!

— Большое спасибо за поздравления. А как там братские полки, как двадцатый?

— У них тоже все в порядке. Все выполнили задание. Все сели дома.

Наступил новый день. Мы поехали отдыхать.

Завершается большая подготовка к решающим боям, к Берлинской операции. Гитлеровское командование сосредоточило для защиты своей столицы миллионную армию, десять тысяч орудий и минометов, полторы тысячи танков и самоходных орудий, свыше трех тысяч триста самолетов... От Одера до Берлина — сложная система оборонительных рубежей. Берлин — крепость, которую можно сокрушить только мощью снарядов и бомб, неудержимым напором советских воинов.

В полку проведены партийное и комсомольское собрания, политинформации и беседы. Личному составу разъяснялась важность предстоящей задачи, указывалась роль каждого воина в предстоящей операции.

Накануне наступления на Берлин состоялся митинг. [269] Перед строем развевалось гвардейское знамя. Замполит Александр Яковлевич Яремчук обратился к нам с речью, он призвал воинов с честью выполнить свой долг, поскорее добить фашистского зверя в его логове.

У всех воинов приподнятое настроение. Каждый мысленно вспоминает долгий и трудный путь борьбы. От Сталинграда — до самого Берлина! Все мы жили одной мыслью: с честью выполнить приказ Родины.

Наконец, долгожданный день наступил. В ночь на 16 апреля войска 1-го Белорусского фронта перешли в решительное наступление. Несколько позже вступили в бой армии 1-го Украинского фронта. До начала атаки над вражескими позициями появились экипажи нашего и других полков дальней авиации. Мы бомбили опорные пункты второй полосы обороны противника в селениях Вербич, Нойвербич, на левом берегу Одера. Тонны бомб, артиллерийских снарядов обрушились на головы гитлеровцев. С воздуха было видно, как в бой вступили наземные огневые средства. Предрассветную мглу пронзили залпы «катюш». Земля дышала огнем и дымом. Несмотря на зенитный обстрел, над полем сражения висели сотни краснозвездных бомбардировщиков. Они так близко, что можно прочесть номера, а в кабинах видны лица товарищей.

Налет, в котором участвовало свыше 740 тяжелых самолетов, продолжался 42 минуты, в каждую из которых сбрасывалось на укрепления гитлеровцев по 22 тонны смертоносного груза.

Этими массированными ударами были разрушены десятки оборонительных сооружений противника. Порой над целью становилось настолько «тесно», что не обошлось без происшествий: самолет нашего полка, пилотируемый лейтенантом Д. Н. Исаковым, [270] столкнулся с самолетом другой дивизии. И все же молодой летчик сумел довести и посадить машину на свой аэродром. На ней был сбит фонарь пилотской кабины, погнуты винты, снесен колпак кабины стрелка-радиста. Смерть в сантиметре пронеслась над головами летчика и радиста...

Мы восхищались мужеством Исакова. Шутка ли, пролететь свыше трехсот километров на самолете, в кабине которого гуляет ветер, а корпус угрожающе вибрирует от работы двигателей с погнутыми винтами!

В этот же день (об этом рассказывает на страницах своей книги «По целям ближним и дальним» маршал авиации Н. С. Скрипко) с боевого задания не вернулся и считался без вести пропавшим экипаж младшего лейтенанта Н. С. Додора из 341-го дальнебомбардировочного авиаполка. Комсомолец Николай Додор, прибывший в АДД из Туркменского управления ГВФ, с горячим желанием включился в боевую работу.

Уже после войны, в середине семидесятых годов, неподалеку от Берлина были обнаружены обломки советского бомбардировщика, комсомольский билет на имя Николая Семеновича Додора, 1922 года рождения, неотправленное письмо сержанта Сергея Пугачева, документы других членов экипажа...

Среди граждан ГДР нашлись очевидцы подвига советского летчика и его боевых товарищей. Местные жители рассказали, что на рассвете 16 апреля 1945 года одиночный советский бомбардировщик был перехвачен и атакован группой немецких истребителей из берлинской зоны ПВО. Советский экипаж упорно продолжал полет на цель, отбивая многочисленные атаки истребителей врага. Но численно превосходящему подразделению, атаковавшему дальний бомбардировщик с разных направлений, [271] в конце концов удалось поджечь, самолет. Оставляя за собой шлейф дыма, бомбардировщик со снижением стал уходить на восток.

Когда советскому летчику не удалось сбить пламя, по свидетельству очевидцев, он развернулся над лесом и повел самолет в обратном направлении. Мнения сходятся на том, что летчик заметил большой склад боеприпасов, гитлеровцев и устремился на него. В нескольких десятках метров от склада горящий бомбардировщик врезался в болотистый луг.

Так накануне победного завершения Великой Отечественной войны комсомолец Николай Додор последовал бессмертному примеру коммуниста Николая Гастелло, чей подвиг повторен сотнями летчиков и экипажей. Это ярко свидетельствует о непревзойденных морально-политических и боевых качествах советских воинов, их массовом героизме.

О подвиге экипажа Николая Додора подробно рассказала газета «Красная Звезда» в статье «Последняя атака» за 18 апреля 1974 года. В газете помещены фото летчика Додора и его комсомольского билета, пролежавшего в земле на месте взрыва самолета около тридцати лет.

Сообщалось в печати и об экипаже летчика Короткова, повторившем подвиг Гастелло.

Мы, ветераны войны, часто посещаем музей боевой славы, в котором показан славный путь, пройденный гвардейцами. И каждый раз мы видим, как его посетители с огромным вниманием смотрят на стенды, рассказывающие о подвигах экипажей Додора и Короткова. В глазах каждого — и грусть об утраченных воинах, и готовность повторить подвиг своих отцов, старших товарищей.

Но снова вернусь к тому, как сражались мои боевые побратимы в 45-м. [272]

Ожесточенные бои продолжались. 17 апреля мы осуществили налет на узлы сопротивления врага в Фюрстенвальде, а 18-го — нанесли удар по живой силе и технике противника на дороге Альт-Ландсберг-Петерсгаген. С воздуха было видно, как наши войска, преодолевая ожесточенное сопротивление гитлеровцев, продвигаются все ближе к Берлину.

Но противник не собирался складывать оружие и сражался с отчаянием обреченного. На подступах к Берлину была организована мощная огневая оборона, все время принимались меры к ее усилению. Враг стягивал большое количество тяжелой артиллерии. Батареи зенитных установок приспосабливались для борьбы с нашими танками. Особое внимание уделялось восточной окраине города, где проходило несколько оборонительных позиций. Мы понимали, что предстоят нелегкие бои, но они будут последними, решающими, победными!

После посадки всех экипажей начальник штаба полка майор К. П. Григорьев зачитал личному составу приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении нашей гвардейской дивизии почетного наименования Будапештской. В боях за овладение столицей Венгрии мы выполнили не одну сотню боевых вылетов. Отныне дивизия получила название Днепропетровско-Будапештской.

20 апреля готовимся к налету на Берлин. На аэродроме вооружейники готовили боеприпасы. Среди них Николай Красников — ветеран полка, начальник вооружения 2-й эскадрильи, сержант Валя Герасимова, любимица летного состава. Она в любую погоду доставляет бомбы со склада БАО, помогает подвешивать их на самолеты, провожает нас в полет. Руководит подготовкой боеприпасов инженер-капитан Василий Дейнека. Читаем надписи на корпусах и стабилизаторах бомб. Какие надписи! [273] В них — ненависть к врагу и... юмор. Вместе с бомбами техники подвешивали и нашу ненависть к Гитлеру, к фашистской Германии: «Смерть фашизму!», «За нашу победу!» Были и такие, о которых гвардии полковник М. Г. Мягкий, один из авторов истории дивизии, позже напишет: «Высказывания запорожских казаков в письме турецкому султану Магомету IV бледнеют в сравнении с надписями на бомбах. Их нельзя приводить, ибо покраснеют стены любой редакции или цензуры, но эти надписи были справедливыми».

В конце дня мы построились, чтобы получить последние указания. Прикрепленное к автомашине, развевается на ветру гвардейское знамя нашего 10-го Краснознаменного Сталинградско-Катовицкого полка. Готовые к вылету стоят летчики, штурманы, стрелки-радисты, воздушные стрелки, техники, механики, авиаспециалисты. Все они прошли трудными дорогами войны, закалились в жестокой борьбе с врагом. В боях они теряли друзей, но на место погибших прибывали новые воздушные бойцы и продолжали дело тех, кто отдал свою молодую жизнь за свободу Советской Отчизны.

Командир полка пожелал нам успехов, призвал [274] к бдительности, чтобы избежать ненужных потерь, особенно обидных в конце войны. Да, уже чувствовался ее конец. С нетерпением мы ждали победы и мира. Каким он будет, этот мир? Но война еще продолжалась, и все еще могло случиться... Как не хочется погибать в конце войны! Подобные мысли приходили не только ко мне...

Мы в самолете. Не спеша проверяет оборудование экипаж. Старший лейтенант Карманов — радиостанцию и бортовое оружие, я — свое штурманское хозяйство. Готовится к запуску моторов майор Харченко.

В сегодняшнем налете принимают участие 45 самолетов нашей дивизии и еще несколько сот из армии дальней авиации. Налет — массированный. Поднимаемся в небо, ложимся на курс. Уже из района города Лодзь мы увидели берлинские пожары. Там, вдали, казалось, горели земля и небо. Вспомнились наши дальние, такие трудные, полеты в глубокий тыл врага. Кенигсберг, Варшава, Данциг, Бреслау. Грозовые фронты, болтанка, обледенение, прожекторы, ночные истребители... Теперь у немцев нет глубокого тыла, его нет совсем.

Подошли к Берлину. Ожидаем, что вот-вот появятся ночные истребители, вспыхнут яркие лучи прожекторов, полетят в небо трассы снарядов. Ожидали потому, что так было всегда при налетах на Берлин в 1942 году. Сегодня все не так. Вражеская ПВО не в состоянии больше сопротивляться. Она бездействует. Нет прожекторов, молчит зенитка. Советские войска вышли на северную окраину города, ведут обстрел фашистского логова. Зенитную артиллерию враг, вероятно, использует для отражения атак наземных войск.

Над Берлином нам пришлось решать ряд сложных задач. Кварталы города объяты огнем и дымом. [275] Весь город — гигантский костер. Дым поднимается на большую высоту. Казалось, что мы. летим в облаках или тумане, не видно линии горизонта. Слышу голос командира:

— Ничего не вижу. Не пойму, где небо, где земля, перехожу на пилотирование по приборам. Стрелки! Внимательно наблюдайте за воздухом. Истребителей, наверное, не будет, но есть угроза столкновения со своими.

— Вас понял, — отвечает начальник связи полка.

Для штурмана свои трудности: как действовать в этих сложнейших условиях, как найти свою цель — скопление вражеских войск. И тут над городом вспыхнуло несколько серий осветительных бомб. Они помогли различить контуры городских кварталов, площадей, промышленных объектов. С самолетов, летящих впереди, посыпались десятки фугасных и зажигательных бомб. Каждому штурману хотелось максимально использовать весь свой боевой опыт, накопленный за годы войны.

Мы на боевом курсе. Внимательно смотрю на город, стараюсь заметить передний край. Помогли огненные трассы артиллерийских снарядов, летевших на город. Они указали нашу цель. Я сбрасываю бомбы, туда же сбрасывают свой груз и штурманы других самолетов. Взрывы авиабомб смешались со взрывами артиллерийских снарядов наземных войск, обстреливавших Берлин. Вот это взаимодействие! Увеличилось число пожаров в фашистской столице. А бомбы все еще сыпались на землю.

На КП экипажи докладывают о выполнении задания. Рядом идет оживленная беседа. Авиаторы делятся впечатлениями о налете, обсуждают результаты удара.

— Сегодня над Берлином было по-настоящему [276] жарко, — слышу взволнованный голос штурмана звена Николая Ванилина. — Когда мы сбросили бомбы, я увидел прямо перед собою самолет. Он с огромной скоростью двигался на нас. Я опешил, закрыл глаза. Ничего не успел сказать товарищам. Машина пронеслась в каком-то метре. Холодный пот выступил... Почти до самой посадки мы летели молча, не могли прийти в себя. Оказалось, что и лейтенант Гульченко и стрелок-радист Алексей Большаков тоже видели этот самолет...

Да, нам понятны переживания экипажа Петра Гульченко. Вероятность столкновения над Берлином была велика. Да и не только вероятность. Были и сами столкновения, заканчивавшиеся гибелью людей...

25 апреля готовимся к очередному налету на Берлин. Инженер-майор Ф. Д. Дегтев доложил командиру, что подготовка материальной части к боевому вылету завершена. На аэродроме наступила тишина. Возле КП построились экипажи. Командир полка предоставляет слово синоптику, начальнику связи, затем мне — штурману полка. Ожидаем, что вот-вот прозвучит сигнал «по самолетам». Но в это время все заметили, что к нам спешит начальник штаба майор Григорьев. В руках у него лист бумаги. Подполковник А. С. Петушков, на днях назначенный командиром нашего полка, ознакомившись с его содержанием, радостно улыбаясь, обращается к нам:

— Товарищи! Получена телеграмма. Верховный Главнокомандующий своим приказом № 399 за отличное выполнение боевых заданий по бомбардированию объектов на подступах к Берлину и в самом городе объявил благодарность нашей Днепропетровско-Будапештской ордена Суворова дивизии. Поздравляю вас с этой благодарностью. Она обязывает [277] нас с еще большей силой бить врага! По самолетам!

Взревели моторы, самолеты порулили на старт.

Обстановка на фронтах быстро менялась. Как раз сегодня войска 1-го Украинского фронта встретились с войсками 1-й американской армии на Эльбе в районе города Торгау. Сегодня же советские войска завершили окружение берлинской группировки противника. Наши воины ведут уличные бои и продвигаются к рейхстагу.

Опять лечу со своим экипажем. И на этот раз выполнить задачу оказалось нелегко. Из-за дыма, пыли, пожаров трудно было определить, где проходит линия соприкосновения войск. Но со всех окраин бьет артиллерия, бойцы стреляют ракетами, как будто хотят сказать: «Вот здесь мы, а там — враг». Мы дружно сбрасываем бомбы — фугасные и зажигательные, десятки и сотни тонн смертоносного груза.

С левым разворотом уходим на восток. А на смену нам волна за волной все идут и идут бомбардировщики. То тут, то там вспыхивают все новые и новые взрывы. Особенно много их было в местах, где размещались казармы, штабы гестапо.

Какими смешными и жалкими кажутся теперь уверения рейхсмаршала авиации Геринга, что ни одна бомба, советская бомба, никогда не упадет на землю рейха...

Все наши самолеты возвратились на свой аэродром, успешно выполнив боевой приказ.

Налеты нашей авиации на Берлин были высокоэффективными. В них принимало участие до 1500 самолетов фронтовой авиации и свыше 500 — дальней. «Я могу единственное сказать, что мы сидели в подземных этажах имперской канцелярии, не имея возможности выйти взглянуть на белый свет», [278] — так характеризовал сокрушительную силу ударов советской авиации командир правительственного авиаотряда и шеф-пилот Гитлера генерал Бауэр.

26 и 27 апреля мы участвовали в налетах на вражеский порт Свинемюнде. В этом порту собралось много войск и техники. Уцелевшие от разгрома немецкие части спешили погрузиться на корабли, чтобы морем поскорее удрать на запад. 46 экипажей дивизии атаковали цель с высоты 1000 метров. Враг отчаянно сопротивлялся. Зенитная артиллерия вела огонь с побережья и с кораблей, находившихся в бухте и на рейде. Бомбовый удар был исключительно метким. В порту появилось много пожаров. Горели два транспорта у причалов гавани. Таким был наш последний массированный бомбовый удар по объектам фашистской Германии.

28 апреля в 23 часа 15 минут по московскому времени Герой Советского Союза штурман эскадрильи гвардии капитан Ф. Е. Василенко сбросил на центр Берлина серию фугасных бомб. Это был завершающий 8760-й боевой вылет нашего гвардейского Краснознаменного Сталинградско-Катовицкого полка дальней авиации.

Наша помощь с воздуха содействовала героям-пехотинцам, артиллеристам, танкистам, саперам, связистам в разгроме остатков гитлеровских войск, в овладении Берлином. Утром 2 мая эсэсовские части в рейхстаге капитулировали. До этого были захвачены рейхсканцелярия и некоторые другие государственные учреждения. В середине дня наступила непривычная тишина... Берлин пал. Защищавшие его части сложили оружие. Знамя Победы развевалось над рейхстагом.

8 мая мы с командиром полка были на совещании у командира авиакорпуса генерал-майора авиации [279] Е. Ф. Логинова. Освободились поздно, пришлось заночевать в Замостье.

Перед рассветом наш сон прервали оглушительная канонада и вспышки от стрельбы из пистолетов, автоматов, ракетниц, осветивших двор. Что случилось? В это время в комнату вбегает радостный и возбужденный Герой Советского Союза Василии Решетников:

— Товарищи, друзья! Проснитесь! Весь гарнизон салютует в честь Победы! Фашистская Германия безоговорочно капитулировала!

Трудно передать словами радость, которая охватила нас. Что делалось! Никогда этого не забыть. Объятия, поцелуи. Слезы радости — их не стеснялись мужественные воины. И мы из своих ТТ открыли огонь. В небо то и дело взлетали разноцветные ракеты. Как будто все виды оружия предназначены только для салюта, и никто не жалел боеприпасов: Казалось, ликованию не будет конца...

На аэродроме Радовец Дуже, куда мы прилетели утром, состоялся митинг. За нашим праздником издали наблюдали жители села. Они с восхищением смотрели на отважных советских воинов, не жалевших ни сил, ни жизни для разгрома врага, для освобождения польской земли от оккупантов.

Знамя полка гордо держал в своих руках Герой Советского Союза В. И. Борисов. Рядом — его ассистенты Герои Советского Союза Ф. К. Паращенко и В. В. Сенько. Герой Советского Союза А. С. Петушков зачитал приказ Верховного Главнокомандующего войскам Красной Армии и Военно-Морского Флота.

Митинг превратился в большой, светлый праздник.

В тот день ликовали все советские люди нашей необъятной Родины. «Мы победили!» — говорили [280] они. «Мы победили!» — говорили и мы, гвардейцы-авиаторы.

Боевой путь нашего полка начался 22 июня 1941 года и окончился участием в массированных ударах по Берлину в апреле 1945 года. От Житомира до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина прошли мы. Это путь людей, выстоявших в трудных сражениях, закалившихся в боях, терявших своих боевых товарищей, но сохранивших силу духа и веру в окончательную победу над фашизмом.

Полк участвовал в обороне Москвы, в Сталинградской битве, на Курской дуге, в боях за освобождение районов Российской Федерации, Украины, Белоруссии, Молдавии, прибалтийских республик, Ленинграда. Участвовали мы и в налетах на административно-политические центры и военно-промышленные объекты фашистской Германии и ее сателлитов. Освобождали Польшу, Румынию, Венгрию, штурмовали Берлин.

За время войны наш гвардейский Краснознаменный полк совершил 8760 боевых вылетов. Сбросил 111985 бомб (9475 тонн). Доставили в различные районы временно оккупированной территории Советского Союза, а также в Польшу, Венгрию, Германию 36 миллионов 747 тысяч 800 листовок.

По далеко не полным данным, нами уничтожено 243 самолета на вражеских аэродромах и 48 — в воздушных боях. В результате бомбовых ударов экипажей полка уничтожено 277 автомашин. 63 танка, 233 склада с боеприпасами, 71 эшелон с живой силой и различными грузами.

За боевые успехи полк награжден орденом Красного Знамени. Получил семь благодарностей Верховного Главнокомандующего.

Война для авиаторов стала суровой проверкой морально-боевых качеств. Готовность к самопожертвованию [281] во имя Отчизны была обычной нормой поведения моих боевых товарищей. Мы жили и воевали, чтобы защитить Родину и великое дело партии. Бои закалили нас физически и духовно, повысили наше мастерство. Почти все мы стали коммунистами.

Большой вклад в сложный воспитательный процесс внесли командиры, политработники, партийная и комсомольская организации полка. Это они воодушевляли наших воинов на подвиги, прославляли героев, поддерживали тех, кто терпел временные неудачи. Хочется еще и еще раз подчеркнуть выдающуюся роль в этой работе командира нашего полка, а затем дивизии Ивана Карповича Бровко, нашего всеми уважаемого «бати», его умение учить и воспитывать, сплачивать летчиков в единую семью. Решать эту задачу ему помогали начальник политотдела Николай Григорьевич Тарасенко, замполит полка Анатолий Яковлевич Яремчук, секретарь парторганизации Анатолий Моисеевич Юкельзон, комсорг полка Михаил Ефимович Каценельсон. Наш полк был здоровым в моральном отношении коллективом. У нас все уважали друг друга, были настоящими бойцами. Полк — многонациональная, дружная, боевая семья. Его по праву можно назвать полком Героев.

Весной 1946 года Указом Президиума Верховного Совета СССР воинам нашего полка Артему Торопову, Евгению Андриенко, Алексею Сидоришину было присвоено звание Героев Советского Союза. Таким образом, за время войны наш гвардейский Краснознаменный Сталинградско-Катовицкий полк воспитал в своих рядах 29 Героев Советского Союза. Штурману 2-й эскадрильи Василию Сенько это высокое звание присвоено дважды.

Многие авиаторы нашего полка погибли смертью [282] храбрых, выполняя приказ матери-Родины. Образ героев будет вечно жить в нашей памяти. Сотни погибших друзей... Среди них — ветераны В. П. Гайкович, Т. И. Тихий, Герои Советского Союза Д. И. Барашев, И. И. Доценко, Г. И. Безобразов, И. Е. Душкин, В. Т. Сенатор, отважные воины В. Н. Травин, Н. С. Подчуфаров, А. П. Емец, Н. П. Кутах, А. К. Ражев, А. Д. Селин, К. Н. Михалочкин... Мы помним всех. Их имена навсегда останутся в наших сердцах.

Нельзя не присоединиться к замечательным словам главного маршала авиации А. Е. Голованова, которыми он на страницах своей книги «Дальняя бомбардировочная...», выражает признательность подвигу авиаторов: «Я верю, когда-нибудь в Москве будет сооружен монументальный памятник советскому летчику. И будет он олицетворять собой героизм всех поколений наших авиаторов. К подножию этого памятника люди будут приносить цветы — дань безмерного уважения к памяти тех, кто в грозовом военном небе защитил Родину своими могучими крыльями...»

Дальше