Возрождение

Приказом Главноначальствующего СВАГ № 9 от 21 июля 1945 года президенты и начальники управлений советской военной администрации провинции и земель обязывались [55] до 15 августа организовать пуск в эксплуатацию предприятий. Речь шла о немедленном налаживании производства синтетического горючего, масел, резины, искусственных удобрений, электроэнергии, добыче угля, пуске предприятий по ремонту транспортных средств, сельхозмашин, восстановлении пищевой, текстильной, кожевенно-обувной промышленности, налаживании выпуска предметов широкого потребления, строительных материалов и других товаров. Для обеспечения руководства предприятиями, владельцы которых сбежали в западные зоны, нужно было назначить директоров и главных инженеров из числа антифашистов.

Хотя в Тюрингии деятельность СВА началась на месяц позднее, чем в других землях и провинциях, развертывание промышленного производства здесь вскоре пошло наравне с другими землями зоны. Дело в том, что Тюрингия мало пострадала от военных действий, за включением нескольких городов (Нордхаузен, Эйзенах, Йена, Веймар), поэтому большинство предприятий оставались здесь целыми и невредимыми, способными немедленно приступить к производству обычной для них продукции. Требовалось только наладить снабжение их сырьем, материалами, топливом, электроэнергией, а также организовать заказы и обеспечить сбыт продукции.

Признаюсь, я и мои сотрудники не ожидали, что хозяева предприятий быстро оправятся от шока в связи с постигшей Германию катастрофой. Но оказалось, что предприниматели, вынужденные бездействовать во время пребывания в земле американских оккупационных войск, с воодушевлением восприняли неожиданное для них предоставление возможности вновь пустить в ход предприятия, и в УСВАТ сразу же после его организации потянулись «ходоки» от ряда предприятий и фирм со всякими просьбами.

Вот только один; пример. Директор фирмы «Шток» в г. Кёнигзее (район Рудольштадт) Макс Беккер и старший инженер Альфред Бауэр явились в промышленный отдел к М. П. Шинкевичу и сообщили, что руководимый ими инструментальный завод, производивший сверла и измерительные приборы, имеет 1800 станков и может быть немедленно пущен в ход. Но на заводе раньше работало около 2000 рабочих, а сейчас осталось всего 70 человек. Запасов же сырья и материалов имеется на 3–4 месяца. Нужна только рабочая сила.

М. П. Шинкевич привел своих посетителей ко мне и сообщил суть их просьбы. Вызванный мною начальник отдела [56] рабочей силы УСВАТ А. М. Рахманов заявил, что он выяснит возможность удовлетворения просьбы фирмы «Шток» и после даст ответ.

Между тем я поинтересовался, откуда завод получил сырье. Беккер ответил, что из Рейнской области, что в западной зоне, но, видимо, заметив мое разочарование, поспешил добавить, что такое же сырье можно получать из Саксонии. Далее он сообщил, что на заводе имеется готовая продукция: сверла, буравы, метчики, измерители калибров стоимостью около 2000 марок.

На вопрос, обращались ли руководители завода в немецкое управление земли, Беккер ответил, что там ничего толком не знают, как помочь заводу, и направили в УСВАТ.

— Каково ваше мнение и предложение? — спросил я М. П. Шинкевича.

— Нужно обязательно пустить этот завод и как можно скорее, поскольку в его продукции нуждается промышленность не только Тюрингии, но и всей советской зоны оккупации.

Спросили, какого мнения придерживается А. М. Рахманов. Он порылся в ворохах своих бумаг и сказал:

— Согласен с Шинкевичем, но сейчас, по нашему требованию, немецкое управление по учету и распределению рабочей силы может выделить для фирмы «Шток» не больше 500 человек и то неквалифицированных рабочих, преимущественно из переселенцев.

Казалось, что удовлетворение заявки на рабочую силу всего на 25 процентов разочарует наших просителей, однако они с радостью восприняли такое решение, пообещали всех неквалифицированных рабочих очень быстро обучить нужным специальностям и немедленно организовать производство инструмента и измерительных приборов.

Дело в том, что на этом заводе, как и на многих других, при нацизме работали главным образом иностранные рабочие, которые после разгрома гитлеровской Германии репатриировались, и на предприятии остался в основном инженерно-технический персонал. Хозяин завода сбежал. Директором завода и главным инженером были назначены антифашисты, оказавшиеся неопытными в таком сложном деле, как подготовка завода к пуску, восстановление связей с другими предприятиями для получения сырья и материалов. В подобном положении были и многие другие фабрики и заводы, которые, однако, были вскоре пущены в ход, как [57] и десятки тысяч кустарных и ремесленных фирм, дававших населению необходимую продукцию.

Но введение в строй промышленных и других предприятий породило новую проблему — проблему кредитов, финансирования фабрик и заводов, кассы которых пустовали, а задерживать выплату зарплаты рабочим и служащим было нельзя.

Деятельность земельного банка контролировалась финансовым отделом УСВАТ, начальником которого был тогда А. С. Ветров. Он пришел ко мне вместе с директором банка Г. Фишером. Тот сообщил, что перед самым концом войны нацистские власти, видя приближавшуюся неминуемую гибель рейха, потребовали раздать все деньги населению по вкладам, закрыли банки и другие финансовые учреждения. Только после вступления советских войск в Тюрингию от населения снова стали поступать в банки и сберегательные кассы денежные средства. Но наличных денег в банке еще недостаточно, чтобы удовлетворить все промышленные предприятия кредитами. Нужно восстановить доверие жителей к банкам и сберегательным кассам, чтобы приток денег значительно возрос.

— Мы попали в замкнутый круг, — сокрушался директор, — нет денег, поэтому нельзя развернуть промышленное и кустарное производство, а нет промышленных товаров — не будет торговли и, следовательно, денежных поступлений.

— Где же выход?

— Ищем, господин генерал, ищем!

— Кто ищет, тот всегда найдет, — ответил я словами известной песни, не слишком в общем-то доверяя информации Г. Фишера, тем более, что он являлся членом ЛДП, тюрингские руководители которой не особенно лояльно относились к начавшемуся строительству нового демократического порядка. Пришлось твердо заявить ему, что сегодня главной задачей является пуск в ход промышленных и кустарных предприятий, и если к нему будут обращаться руководители предприятий за финансовой помощью, то нужно обязательно удовлетворять их просьбы.

— Это не просьба, а приказ СВА, — подчеркнул я и потребовал, чтобы Фишер каждые десять дней информировал меня через финансовый отдел нашего управления о выполнении этого приказа.

Директор банка тяжело вздохнул, неопределенно развел руками и, наверное, хотел что-то сказать, но я поспешил попрощаться с ним, так как был убежден, что он попрежнему [58] будет утверждать, что денег в банке нет. Когда Фишер ушел, я посоветовал А. С. Ветрову через финансовый отдел земельного управления значительно усилить контроль за деятельностью немецкого банка и в случае обнаружения саботажа со стороны его сотрудников немедленно принимать к ним самые строгие меры.

Кажется, перспектива быть наказанными за саботаж против интересов тюрингских граждан подействовала на директора земельного банка и его сотрудников отрезвляюще. Постепенно кредитование промышленных и кустарных предприятий приобрело стабильный характер, и вскоре продукция их вошла в нормальный торговый оборот, особенно изделия кустарей и мелкой промышленности.

И когда Главноначальствующий СВАГ Маршал Советского Союза Г. К. Жуков пригласил к себе на совещание всех президентов земель и провинций, чтобы проверить, как выполняется его приказ, то президент Тюрингии Р. Пауль сообщил ему, что из 2,9 миллионов жителей земли на промышленных и промысловых предприятиях уже работают 942 тысячи человек и что из 5300 промышленных предприятий пущено в ход 4500.

Получалось, что каждый третий житель земли был уже занят на производстве. На деле положение было совсем иное. Мне пришлось серьезно поговорить с Паулем только после совещания. Он оправдывался тем, что данные о состоянии промышленного производства ему, видимо, намеренно «подсунули» в промышленном отделе. Я посоветовал Паулю впредь сверять свои сведения с данными промышленного отдела УСВАТ, куда они поступают не только из немецких органов самоуправления, но и из комендатур, которые на местах придирчиво проверяют любую информацию, касающуюся развития экономики.

Правда, комендатурам не легко было учитывать производственную деятельность предприятий, среди которых преобладали мелкие и довольно многочисленные. Их владельцы давали отчет комендатурам по выполнению планов производства, и надо подчеркнуть, что частные промышленники старались выполнять и перевыполнять производственные задания, разумеется, в погоне за прибылью.

Желая сохранить на производстве квалифицированных рабочих или переманить их с других предприятий, промышленники, вопреки установленному порядку, даже шли на самовольное повышение заработной платы опытным специалистам. Сложность нашего положения в этих делах заключалась в том, что, строя в принципе всю работу [59] в интересах рабочего класса и повышения его материального благосостояния, в данном случае мы должны были отказывать частным владельцам в их попытках под любым предлогом нарушать тарифные ставки.

Но подкупы рабочих и служащих проявлялись и в других формах. Так, владелец типографии «Оленротше» в Эрфурте Георг Рихтер систематически поощрял старые квалифицированные кадры разными подачками. То же делали и владельцы текстильных фабрик «Зегель» и «Шюгц» в Гере. Причем это не отразилось на доходах предпринимателей, имевших большие барыши от продажи товаров по спекулятивным ценам.

По каждому такому случаю против владельцев предприятий принимались необходимые меры административного или судебного порядка, но искоренить попытки капиталистов мелкими подачками разлагать рабочих с целью укреплять свое влияние на них, полностью не удавалось, тем более, что члены рабочих партий смотрели сквозь пальцы на все это и не стремились активизировать партийно-политическую работу на частных предприятиях.

Может показаться странным, но наша оккупационная политика в первые послевоенные годы была направлена главным образом на возрождение частно-капиталистического производства. Но в ту пору иной промышленности в Германии не существовало, а хозяйственную жизнь нужно было возрождать и как можно скорее. Однако мы не забывали, что базировать подлинную демократизацию Германии на частно-капиталистической основе невозможно. Требовалось навести должный социально-политический порядок в германской экономике в соответствии с решениями Потсдамской конференции и Декларации о поражении Германии. При помощи органов СВА такой порядок был наведен потом самими немецкими демократическими силами.

Конечно, не сразу и не без борьбы.

Сотрудники УСВАТ особое внимание уделяли введению в строй крупных предприятий, имевших значение не только для Тюрингии, например, металлургический завод «Максхюте» в Унтервелленборне, завод «Карл Цейс» в Йене, завод «Цельволле» в Шварце, а также восстановлению добычи калийных солей, бурого угля, пуску ряда текстильных и других фабрик. Хочется подчеркнуть, что рабочие и инженерно-технический персонал с большим энтузиазмом принялись за налаживание производства, несмотря на ряд огромных трудностей. Они обусловливались [60] нехваткой рабочей силы, сырья, топлива, электроэнергии, а для вновь назначенных из антифашистов директоров и главных инженеров предприятий они усугублялись еще и неопытностью этих политически надежных, но впервые, как правило, взявшихся за незнакомое для них дело управления предприятиями. Поэтому не только работники комендатур, но и сотрудники управления часто бывали на фабриках и заводах, чтобы на месте оказывать посильную помощь в организации работы. Часто приходилось и мне со собственной инициативе посещать разные предприятия.

Приведу только несколько случаев. Однажды в управление администрации явился директор завода искусственного волокна «Цельволе» доктор Фридрихс и сообщил, что на предприятии принято решение провести торжественное чествование рабочих со стажем не менее десяти лет, принявших самое активное участие в восстановлении производства. Конечно, инициатива заводского руководства была мною горячо одобрена, я поблагодарил за приглашение и в назначенный день и час был в большом помещения заводской столовой.

Чествование рабочих началось с короткого сообщения доктора Фридрихса об очень быстрой подготовке к пуску завода и о заслуге в этом деле старых квалифицированных кадров, которых сегодня решено торжественно отметить грамотами и памятными подарками.

Но когда началось приглашение по списку рабочих, мне бросилось в глаза, что все как-то робко подходили к столу президиума и после вручения грамоты и сувенира и поздравлений директора очень тихо произносили слова благодарности, застенчиво улыбались и спешили возвратиться на свое место. Такое напряженное поведение людей на собрании я мог объяснить только тем, что они за долгие годы господства фашизма отвыкли вот так собираться всем коллективом, поэтому чувствуют себя неуверенно, тем более в присутствии представителя оккупационной власти.

Доктор Фридрихс попросил меня сказать несколько слов собравшимся. В зале наступила мертвая тишина. Здесь впервые будут слушать советского генерала. О чем я буду говорить? Казалось, на всех лицах был написан этот вопрос.

— На всех языках мира, — начал я, — существует слово, близкое и понятное каждому трудящемуся. Это слово — «Товарищи». Им я и хочу начать свое выступление не как начальник советской военной администрации, а как ваш гость. [61]

Не буду воспроизводить содержание моего выступления, но скажу только, что я прежде всего напомнил, что после поражения фашистской Германии ее население находится в тяжелом, но не в безвыходном положении, так как в стране есть силы, способные построить новую демократическую Германию, и главная из этих сил — рабочий класс. Никогда раньше трудящиеся страны не имели таких возможностей, какие имеют сейчас, чтобы построить новое демократическое немецкое государство, которое будет стоять на защите интересов народа. Потом я выразил надежду на то, что горькие уроки прошлого научили германский рабочий класс необходимости быть единым в борьбе за свои классовые интересы. Было сказано также о перспективах дальнейшего улучшения снабжения населения советской зоны, а также о необходимости производства как можно больше товаров широкого потребления.

Думаю, что мною было сказано как раз то, что хотелось услышать от меня рабочим, так как все присутствовавшие дружно аплодировали и оживленно переговаривались между собой. Кто-то даже мою речь застенографировал, затем она была размножена и вывешена в цехах.

После собрания директор завода показал мне предприятие и подробно объяснял, как производится искусственное волокно, а потом высказал тревогу, что на заводе запасов серы осталось всего на три месяца и если не удастся их пополнить, то завод придется остановить. А поскольку он поставляет волокно для многих текстильных предприятий, то и те будут остановлены.

— Где же выход? — спросил я Фридрихса.

— Привезти серу из Советского Союза, — ответил он спокойно, наверное убежденный, что так оно и будет.

Я обещал ему навести справки в Карлхсхорсте о возможности привоза серы из Советского Союза, но когда я позвонил в промышленный отдел СВАГ и сообщил о положении с серой на заводе «Цельволле», то мне ответили, что поставка серы из СССР неосуществима. Через коменданта Рудольштадта я пригласил к себе доктора Фридрихса. Он явился спокойный, деловой, видимо ожидая положительного ответа на его предложение. Но я сразу задал ему вопрос:

— Откуда вы брали раньше серу?

— Привозили из Сицилии.

— А сейчас вы смогли бы закупить ее там же?

— Конечно. Дайте мне только пропуск в западную зону, [62] а там я уж доберусь куда надо и сделаю все, чтобы достать серу.

Подобная самоуверенность могла бы вызвать подозрение, не хочет ли Фридрихс с моим пропуском просто перебраться в западную зону и там остаться. Но я чувствовал, что он меня не подведет. И если даже не сумеет достать серу, то все равно возвратится на завод. Пропуск ему был немедленно выписан.

Недели через три Фридрихс сам явился ко мне и рассказал, как он добрался до Рима и восстанавливал коммерческие связи с сицилийской фирмой, торгующей серой.

— Скажите, пожалуйста, а сера, сера где? — нетерпеливо прервал я его.

— Она направлена пароходом в Росток, — спокойно ответил он.

И действительно, вскоре в ростокский порт прибыло судно с серой, запасов которой теперь хватало на несколько лет.

Доктор Фридрихс очень хорошо относился к советским людям, оказывал помощь нашим научным сотрудникам, изучавшим производство перлона (капрона). Но однажды ко мне пришла его переводчица и сообщила, что Фридрихе уехал в западную зону, обещав больше не возвращаться. На мой вопрос о причине такого непонятного шага Фридрихса она ответила, что его грубо интриговал председатель профсоюзного комитета некто Коман, а мещанская гордость интеллигента не позволила ему обратиться за защитой в УСВАТ. И через переводчицу он прислал записку, что им давно ставился вопрос так: либо Коман уйдет с завода, либо он, Фридрихс, высказав при этом убеждение, что руководящие офицеры СВА поймут его.

Мы, конечно, понимали его, но как-то трудно было представить, что такой деловой специалист высочайшей квалификации мог пожертвовать любимым делом из-за уязвленного самолюбия. Но исправить мы уже ничего из могли.

С директором завода «Карл Цейс» в Йене мне довелось познакомиться при его посещении УСВАТ с просьбой разрешить начать восстанавливать предприятие, частично разрушенное при бомбардировке американской авиацией. Это был доктор Гуго Шраде, которого назначил директором завода комендант Йены сразу же после вступления советских войск в этот город.

Доктор Шраде на этом заводе начал работать еще в 1929 году после защиты диссертации. В октябре 1944 года [63] он был арестован гестапо, а его жена заключена в концлагерь Терезин, и лишь по счастливой случайности оба они остались в живых. Став директором завода, Шраде, естественно, заботился о его восстановлении, и УСВАТ оказывало ему в этом всестороннюю помощь. У меня с ним как-то сразу наладились добрые отношения. Но однажды мне позвонил из Берлина член Военного совета Группы оккупационных войск в Германии генерал-лейтенант К. Ф. Телегин и стал объяснять, что за время войны наши соединения растеряли свое культимущество, в частности кинопередвижки, и сейчас солдатам и офицерам нельзя даже показать кинокартину. И вот, продолжал Телегин, когда в Йену на завод «Карл Цейс» приехал офицер из отдела снабжения Главного политуправления Красной Армии, чтобы заказать пять тысяч кинопередвижек, то заказ не был принят.

— Что же это за порядки у тебя в Тюрингии, что даже с заказчиком из Москвы не считаются на заводе? — заключил свой разговор со мною К. Ф. Телегин.

Я спокойно выслушал его и ответил, что приезжавший в Йену офицер, видимо, не знал установленного в зоне порядка, а потому и потерпел неудачу. Пусть он приедет ко мне в Веймар, и я посмотрю, как ему можно помочь.

На другой день этот офицер прибыл ко мне. Им оказался мой старый знакомый подполковник И. Стасенко. На вопрос, почему он решил дать заказ на кинопередвижки без ведома УСВАТ, он признался, что не знал порядка размещения заказов и поэтому сразу поехал в Йену.

Не зная, как отнесется к моему вмешательству в дело о заказе на производство кинопередвижек доктор Шраде, я вместе со Стасенко поехал на завод. О моем разговоре с ним доктор Шраде так рассказывал на конференции, проводившейся 24 июня 1969 года на заводе «Карл Цейс»:

— Товарищ Колесниченко прибыл к нам, чтобы сообщить, что завод Цейса должен будет выпускать звуковые киноаппараты. 2 января 1946 года образец должен быть представлен. Тогда я возразил ему: «Товарищ генерал, никогда еще наш Цейс не выпускал киноаппараты. Было бы лучше, если бы их производил, например, завод Цейса в Дрездене», На это он дал следующий ответ: «Бросьте вы, товарищ Шраде, Цейс может все! До свидания! Второго января встретимся!»

2 января нами был представлен киноаппарат. Он был сконструирован за три месяца, мы стали выпускать тысячи киноаппаратов для нас и для Советского Союза. Но мы [64] не только при этом учились и зарабатывали деньги. Мы обращались к помощи большого количества предприятий, расположенных в Тюрингском лесу, и скооперировались примерно с тремястами из них...

Доктор Шраде очень точно передал мой разговор с ним, и мне остается только добавить, что ускорению разработки конструкции звуковой кинопередвижки способствовало то, что заводу был передан в качестве образца советский аппарат. Правда, кинопередвижка Цейса не была его копией, как вся цейсовская продукция, она явилась оригинальной.

На упомянутой выше конференции доктор Шраде еще сказал:

— Генерал Колесниченко был также инициатором создания нашей первой поликлиники, тогда она состояла только из двух помещений на Карл-Цейс-Штрассе.

Действительно, после ознакомления с крохотным заводским медицинским пунктом я предложил доктору Шраде немедленно приступить к строительству заводской поликлиники. Он категорически возражал, заявляя, что такая задача непосильна для завода, так как он не располагает строительными материалами, рабочей силой и средствами. Мне тоже строительство поликлиники не казалось легкой задачей, но многотысячный коллектив завода не мог обходиться без нее. Рабочие и служащие вынуждены были тратить много времени в очередях в ожидании приема врачей в городской поликлинике или заводском медпункте. Поэтому я настаивал на немедленном строительстве поликлиники, обещая дать наряды на материалы, а строительную организацию доктор Шраде должен был найти и подрядить сам.

— Это приказ? — спросил, улыбаясь, Шраде.

— Нет, только добрый совет. Но если нужен приказ, то он будет издан завтра же. Но было бы лучше, если бы поликлиника была построена не по приказу, а по инициативе руководства завода.

— Раз нужно, сделаем! — уверенно ответил Шраде.

И сделали. Сделали быстро и очень хорошо. В короткий срок была построена поликлиника, оснащенная медицинским оборудованием.

В заводском коллективе все были очень довольны, и, наверное, больше всех радовался доктор Шраде, так как именно его все благодарили за заботу о здоровье трудящихся. И если он спустя много лет откровенно говорил, что не являлся инициатором строительства поликлиники, то это только делает честь его скромности и правдивости. [65]

Таким скромным и правдивым я знал его, одного из моих лучших и честнейших друзей до последних дней его неугомонной трудовой жизни и деятельности в интересах своих соотечественников, и особенно в интересах любимого им завода «Карл Цейс» в Йене.