Штурм

В центре Берлина продолжается бой. И каждая его минута бесцельно уносит многие десятки жизней. А Гитлер и Геббельс, притаившиеся в животном страхе в подземном бункере рейхсканцелярии, посылают на верную гибель все, что осталось — стариков из ландштурма, молодых фанатиков из гитлер-югенда, и те, очертя голову, бросаются в контратаки на наши танки и самоходки. Гитлеровская клика довершает величайшее преступление не только против советского народа, народов Европы, но и против своего народа. Но недолго уже осталось им [132] безумствовать. Королевская площадь взята в стальные клещи войсками 3-й, 5-й ударных и 8-й гвардейской армий. Жерла сотен орудий направлены на рейхстаг. Десятки тысяч воинов с нетерпением ждут приказа начать штурм...

Этой минуты с непередаваемым нетерпением ждал и личный состав нашей батареи с тех самых пор, как старший лейтенант Фоменко сообщил, что мы будем участвовать в артиллерийской подготовке атаки на рейхстаг. Группа добровольцев обратилась к командованию с просьбой разрешить им после артиллерийской подготовки пойти вместе с пехотинцами на штурм рейхстага. В группу, сформированную командиром третьего орудия старшим сержантом М. Гавриловым и наводчиком второго расчета сержантом М. Хасановым, вошли рядовые А. Стук, И. Гуров, В. Толмачев, Г. Еппаров. Разрешение было дано. Командир батареи тщательно проанализировал вместе с отважными артиллеристами возможные ситуации, которые могут встретиться в стенах рейхстага.

Исторический момент приближается. Слева от нашей дивизии выходят на исходные позиции для штурма рейхстага полки 171-й стрелковой дивизии полковника А. И. Негоды, справа — 207-я стрелковая дивизия полковника В. М. Асафова для захвата здания «Кроль-оперы».

Враг предпринимал все возможное, чтобы помешать нашей подготовке. Не успела батарея 357-го артиллерийского полка 171-й стрелковой дивизии капитана Ж. Асильбекова выдвинуть к зданию Швейцарского посольства свои орудия для стрельбы прямой наводкой, как из подвала расположенного слева дома застрочил немецкий пулемет. Тремя меткими выстрелами орудийный расчет сержанта Н. Симакова с наводчиком рядовым И. Фисенко уничтожил огневую точку противника.

Героически действовал 185-й отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион, командование которым после тяжелого ранения капитана Ф. Маринкевича принял командир третьей батареи старший лейтенант М. Ф. Толкачев. Развернув орудия в 100 метрах от Кенигплаца, артиллеристы меткими залпами поражали огневые средства противника. Дважды был ранен командир расчета старший сержант Г. Жадан, но оставил орудие лишь после того, как командир дивизиона категорически приказал ему отправиться в медсанбат. В расчете остался лишь рядовой Косолапов. Место Жадана занял старший лейтенант Толкачев. Продолжая командовать дивизионом, он успевал становиться к панораме [133] орудия всякий раз, когда в этом возникала необходимость. В других расчетах храбро действовали сержант А. Микулин, младшие сержанты Г. Шматько, В. Жигалов. Метко уничтожая танки, бронетранспортеры и живую силу противника, воины дивизиона отбили мощную контратаку, которую немцы обрушили на подразделения 525-го стрелкового полка, пытаясь прорваться с севера от моста на Карлштрассе на помощь защитникам рейхстага.

В те последние часы перед штурмом противник напряг все свои силы. Из района Бранденбургских ворот и парка Тиргартен он усилил артиллерийский и минометный обстрел наших подразделений. Двумя огневыми налетами советских дивизионных и корпусной артиллерийских групп артиллерийские и минометные батареи гитлеровцев были в значительной мере подавлены.

К 12 часам дня все цели в рейхстаге, на Королевской площади и у Бранденбургских ворот были разведаны и, если можно так сказать, распределены между подразделениями. Орудийные расчеты взяли в прицел все бойницы, амбразуры, купол рейхстага, где были установлены вражеские пулеметы, зенитные и артиллерийские орудия, расположенные вокруг, пулеметные площадки, бронеколпаки, участки траншей.

Конкретные задачи получили орудийные расчеты 45-миллиметровых пушек капитанов С. Винокурова, Д. Романовского, младшего лейтенанта В. Устюгова, батареи 76-миллиметровых пушек капитанов И. Кучерина, С. Сагитова, А. Овечкина, А. Дрыгваля, Г. Кандыбина, старшего лейтенанта Н. Хованцева, майора М. Наймнова и капитана Л. Лебедева из 328-го артиллерийского полка, все орудия 1957-го истребительно-противотанкового полка полковника К. Серова. Несколько орудий бойцы подполковника Плеходанова и капитана С. Винокурова втащили на второй этаж «дома Гиммлера». Сюда же внесли размонтированные установки гвардейских минометов. Хочу сразу отметить, что залпы «катюш» во время штурма рейхстага были не только эффектными, но и весьма эффективными.

«Программу-минимум» получила и наша батарея. Во время артиллерийской подготовки расчет старшины П. Погорелова должен был уничтожить у рейхстага зенитное орудие, расчет старшины И. Воронина — пулемет в амбразуре рейхстага, расчет старшего сержанта М. Гаврилова — пулемет в бойнице, расчет младшего сержанта А. Мищенко — еще одно зенитное орудие. Уже [134] одно это перечисление красноречиво свидетельствует о значительном преимуществе, которое мы имели перед противником в огневых средствах.

Командир батареи старший лейтенант Н. Фоменко, младший лейтенант Р. Алимкулов и я проверили все орудия, прицельные установки. Как и следовало ожидать, все оказалось в образцовом порядке. Батарея к бою была готова.

До рейхстага — 350 метров. Кажется — рукой подать. Стоит только перебежать Кенигплац. Судя по карте, площадь опоясана кольцом зеленых насаждений и сама целиком покрыта ими. Все пространство от «дома Гиммлера» до рейхстага заштриховано зеленым цветом. Но это — на карте, выполненной в мирное время, когда здесь безмятежно разгуливали жители столицы. Теперь же на площади не осталось не только ни одного дерева, но даже клочка травы. Ничего, кроме обугленной, искореженной земли. Это дымящееся огненное пространство предстояло преодолеть нашим воинам. И мы, артиллеристы, должны были сделать все, что только в наших силах, чтобы облегчить им этот решающий бросок.

Время тянется нестерпимо медленно. Поминутно смотрю на часы. Начало артиллерийской подготовки назначено на 13 часов, окончание — 13 часов 30 минут. Срок приближается.

13 часов 30 апреля 1945 года. Эта дата красной строкой вошла в историю Великой Отечественной войны. Прошли десятилетия, а она по-прежнему свежа в памяти участников исторического штурма, как и все, что связано с ним.

Истекает последняя минута. И вот он, условный сигнал — залп «катюши». В ту же секунду я подаю команду первому и второму орудиям старшин И. Погорелова и И. Воронина: «За Родину! По рейхстагу огонь!» Гремит залп, разрывы снарядов накрывают цели. Полчаса бушует огненный смерч, заволакивая все вокруг дымом. Королевская площадь вся в молниях от разрывов снарядов и мин. Кажется, что там уже не осталось ничего живого, рейхстаг в предсмертных судорогах....

Артиллерийская подготовка закончена. Вокруг рейхстага оседает пыль, рассеивается дым, и мы убеждаемся, что поработали неплохо: во многих местах в амбразурах и бойницах рейхстага зияют черные проломы.

По сигналу красных ракет воздух прорезает команда: «В атаку! Вперед!» Батальоны капитанов В. Давыдова и С. Неустроева бросаются вперед, преодолевают [135] ров на Королевской площади. Теперь до рейхстага остается всего каких-то 250 метров. Но не успели атакующие пробежать и 50, как шквальный перекрестный огонь со стороны квартала иностранных посольств и Бранденбургских ворот плотно прижал их к земле. Ожили и уцелевшие огневые точки в рейхстаге. Бойцам пришлось использовать для укрытия ямы и воронки, разбитую вражескую технику.

Положение становится критическим. Атакующие предпринимают еще одну отчаянную попытку. Объятые наступательным порывом отважные воины вновь бросаются вперед и, вызвав на себя смертельный огонь противника, вынуждены опять залечь.

С момента начала штурма прошло полтора часа, а подразделения не продвинулись ни на метр. В довершение ко всему гитлеровцы перешли в контратаку. Из-за северо-восточной части рейхстага они развернулись ровными цепями человек около 500 в каждой и при поддержке танков и самоходок двинулись во весь рост, непрерывно стреляя из автоматов и не обращая внимания на наш губительный огонь. Эти исступленные фанатики, как потом выяснилось, были эсэсовцами, из личной охраны Гитлера, его последний резерв. Идущие на неминуемую и совершенно бессмысленную гибель, они напоминали самоубийц.

У читателя может возникнуть недоуменный вопрос: как же так получилось, что после мощной артиллерийской подготовки атака встретила такое сильное сопротивление противника? Может быть, огонь оказался недостаточно прицельным? Свидетельствую со всей ответственностью — и это отнюдь не из стремления защитить «честь мундира»: огонь нашей артиллерии и минометов был точным, в чем мы наглядно убедились, когда после окончания штурма обследовали рейхстаг и окружающую территорию. Все разведанные и намеченные цели были подавлены. Но у противника имелись и солидные резервы боевой техники, которые сберегались до последней минуты. Они-то и пошли в ход, когда началась наша атака.

Чтобы поддержать батальоны капитанов В. Давыдова и С. Неустроева, было решено повторить артиллерийский налет. По своей мощи он оказался таким же, как предыдущий. Снова задрожала земля. Все орудия прямой наводкой открыли ураганный огонь до рейхстагу, Кенигплацу. С закрытых огневых позиций артиллерия [136] обстреливала район Бранденбургских ворот, южную окраину парка Тиргартен.

Противник пытался сопротивляться, стремился подавить наши батареи. Но и под вражеским обстрелом доблестные артиллеристы не прекращали огня. У здания министерства внутренних дел сражались воины 328-го артиллерийского полка майора Г. Гладких. В боях за Берлин особенно отличился орудийный расчет старшего сержанта Н. П. Бердникова, уничтоживший прямой наводкой восемнадцать огневых точек противника. В решающем сражении при штурме рейхстага расчет подавил еще девять огневых точек на Кенигплаце и в амбразурах здания. Один из фашистских зенитных снарядов разорвался возле орудия. В расчете появились раненые, сам командир получил тяжелую контузию, но не оставил своего места, заменил раненого наводчика и до конца боя оставался в строю. Указом Президиума Верховного Совета СССР отважному артиллеристу Николаю Панфиловичу Бердникову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Натолкнувшись на железную стойкость наших воинов и массированный огонь, контратака гитлеровцев быстро начала задыхаться, а затем и совсем захлебнулась. Остатки эсэсовского отребья поспешили укрыться за рейхстагом. Так же успешно, нанеся большие потери врагу, отразил контратаку на правом фланге полк подполковника Плеходанова.

Воспользовавшись благоприятной обстановкой, батальоны капитанов С. Неустроева и В. Давыдова сделали еще один бросок по направлению к рейхстагу. Теперь уже до цели 150 метров. Для того чтобы преодолеть 200 предыдущих метров, потребовалось четыре часа. Следующий бросок должен стать последним.

Для его поддержки командир дивизии генерал-майор В. М. Шатилов приказывает провести в 17 часов 50 минут короткий десятиминутный артиллерийский налет. Гул орудий вновь потрясает землю. Районы обстрела все те же: рейхстаг, Бранденбургские ворота, южная окраина Тиргартена.

Артиллерийский налет был настолько мощным, что гитлеровцы, не выдержав ураганного огня, оставили траншеи перед рейхстагом и в панике укрылись в здании. Не теряя времени, не давая фашистам опомниться, бойцы перебежками бросились к ближайшей траншее. Еще рывок — и стрелковая рота старшины И. Сьянова достигла парадного входа в рейхстаг. На ступеньках [137] лестницы — рядовой Петр Пятницкий с красным флагом в руке. Сделав несколько шагов, воин-герой падает, сраженный пулеметной очередью из рейхстага. Его флаг подхватывает младший сержант П. Щербина...

Прижимаясь к стенам, бойцы сосредоточиваются слева и справа от входа. За дверью, с пулеметами и автоматами затаились гитлеровцы. Прежде чем ворваться в рейхстаг, необходимо их обезвредить. Распрямившись всей своей богатырской фигурой, Сьянов командует: «А ну, ребята, дадим жару фашистам! Не ночевать же нам на площади! С трех сторон гранатами — огонь!» Не успевает рассеяться сизый дым, затянувший дверной проем, как старшина вновь подает команду и снова летят гранаты, разрываясь внутри вестибюля. Оттуда раздаются истошные вопли, лязг покореженного металла...

С возгласом «За мной, вперед! Дружно! Всем вести на ходу огонь!» коммунист Илья Сьянов первым врывается в дверь, если можно назвать дверью то, что осталось теперь после взрыва гранат. Вместе с командиром бойцы Николай Бык, Иван Богданов, Валентин Островский, Иван Прыгунов... Вскоре здесь уже вся рота.

Почти одновременно через депутатский вход в рейхстаг ворвалась стрелковая рота лейтенанта Петра Греченкова. Лейтенант Р. Кошкарбаев первым прикрепил к колонне красный флажок. Через парадный подъезд проник капитан В. Кондрашов с разведчиками полка. В этом отряде были сержант М. Егоров и младший сержант М. Кантария со знаменем, которое Военный совет 3-й ударной армии вручил 150-й стрелковой дивизии для водружения на рейхстаге. Никто тогда еще не мог предполагать, что эти два имени буквально через несколько дней станут известны всему миру, войдут в историю Великой Отечественной войны.

На помощь смельчакам, штурмующим рейхстаг, спешили все новые подразделения. С огневых позиций нашей батареи было видно, как слева и справа здание обходили батальоны капитана И. Клименкова и майора Я. Логвиненко. Батальоны капитанов С. Неустроева и В. Давыдова сражались в рейхстаге уже в полном составе. Здание заалело красными флажками, установленными младшим сержантом П. Щербиной, лейтенантом Р. Кошкарбаевым, рядовыми Г. Булатовым, И. Прыгуновым, Н. Быком.

Однако гитлеровцы все еще не намерены были сдаваться. Около семи часов вечера силами до полка (в основном [138] — эсэсовцы) с танками и самоходками фашисты предприняли контратаку из района Бранденбургских ворот и южной части Тиргартена. Прорываясь в сторону рейхстага, противник стремился отрезать от главных сил дивизии находившиеся внутри наши батальоны, чтобы во взаимодействии с гарнизоном рейхстага их затем уничтожить.

В жаркий бой с гитлеровцами вступил стрелковый батальон майора Я. Логвиненко. Его поддержали артиллеристы и минометчики. С огневых позиций у «дома Гиммлера» и «Кроль-оперы» они прямой наводкой с дистанции 400–500 метров били во фланг немецкой пехоте, Орудийные расчеты третьей батареи 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона младшего лейтенанта Е. Куца, который заменил получившего в тот день ранение старшего лейтенанта Н. Хованцева, уничтожали бронебойными снарядами бронетранспортеры и танки. Артиллеристы 45-миллиметровой батареи капитана Д. Романовского, взводов лейтенантов В. Швыдкого, М. Байсурова, старшего лейтенанта Н. Тарасовича вместе с орудийными расчетами 76-миллиметровой батареи капитана С. Сагитова, взводов младших лейтенантов Г. Черниченко, Д. Хиля, нашей батареи, минометных батарей капитана И. Пузанова и старшего лейтенанта А. Рубленко метко поражали пехоту противника осколочными снарядами. Контратака была отражена с большими потерями для врага.

В рейхстаге разгорается тяжелый ближний бой. Гитлеровцы яростно обороняют вестибюли, коридоры, бесчисленное количество комнат, подвалы, лестницы, площадки, залы. Борьба идет буквально за каждый метр, противники сталкиваются друг с другом грудь с грудью. Здесь всюду фронт: с флангов, с тыла, вверху, внизу. На стороне осажденных значительное превосходство в живой силе, но советские богатыри продолжают теснить врага. Успех решается не числом, а уменьем, как гласит народная мудрость.

Наша артиллерия продолжает с закрытых огневых позиций контролировать Кенигплац, Бранденбургские ворота, Тиргартен, северную часть рейхстага. Под прикрытием огня своих подразделений начинают перемещать орудия поближе к зданию младшие лейтенанты В. Устюгов и Е. Куц, капитаны Д. Романовский, С. Винокуров, И. Кучерин, А. Овечкин, А. Дрыгваль. Перемещение на новые позиции, к сожалению, прошло не совсем благополучно. От вражеского снаряда, угодившего [139] в 45-миллиметровое орудие из взвода младшего лейтенанта В. Устюгова, погиб весь расчет.

Из Тиргартена гитлеровцы вновь начинают контратаку. Цель все та же: отсечь наши подразделения, ведущие бой внутри рейхстага, а заодно и артиллерию, занявшую огневые позиции вокруг здания. Чтобы сорвать этот замысел, генерал-майор В. М. Шатилов приказывает полковым и дивизионной артиллерийским группам принять необходимые меры. По просьбе комдива к отражению вражеской контратаки подключается корпусная артиллерийская группа. Через несколько минут по изготовившемуся к бою противнику из-за Шпрее и Моабита ударили батареи 136-й армейской пушечной бригады, 86-й тяжелой гаубичной бригады, 124-й гаубичной бригады, 22-й и 50-й гвардейских минометных бригад, 328-го артиллерийского полка. Снаряды рвались в гуще врага, среди дубов на Зигесаллее, на парковых дорожках у Бранденбургских ворот. Неприятельская контратака, подавленная артиллеристами, снова, как и предыдущая, не имела успеха.

Красное знамя над рейхстагом

Все чаще и чаще поглядывали мы наверх, где высился купол рейхстага. Хотелось не пропустить момента, когда над ним взовьется наше Красное знамя, овеянное дымом сражений. Но до наступления этой радостной минуты было еще далеко. В рейхстаге кипело сражение. Позднее самые бывалые воины утверждали, что не помнят другого такого жестокого боя.

Солдатам наступавших батальонов приходилось в сгустившемся от дыма и гари воздухе передвигаться буквально на ощупь, обнаруживая фашистов по вспышкам выстрелов. Вот, наконец, очищен нижний этаж здания, бой переметнулся во второй.

Там, в этой гуще сражения, — сержант Егоров и младший сержант Кантария. Им доверено знамя. И можно не сомневаться — приказ будет выполнен. Командование не случайно остановило на них свой выбор.

Война застала Михаила Егорова в родном городке Рудне на Смоленщине, когда ему едва исполнилось шестнадцать лет. Семье эвакуироваться не удалось, пришлось остаться на оккупированной врагом территории. Но комсомолец Егоров не собирался отсиживаться дома в то время, как оккупанты бесчинствовали на его родной [140] земле. Через год он стал бойцом партизанского отряда. Участвовал в боевых операциях, много раз ходил в разведку и проявил в этом трудном, опасном деле немалые способности, приобрел известность среди партизан Белоруссии, Литвы, Латвии. Достаточно сказать, что его отделение разведчиков взяло 140 «языков», пустило под откос 5 эшелонов противника, сожгло и подорвало несколько мостов, большое количество автомашин. Грудь отважного партизана украсили ордена Красной Звезды, Отечественной войны I степени, Славы III степени, медаль «Партизану Великой Отечественной войны».

В нашу, 150-ю дивизию Михаил Егоров прибыл, когда она стояла под Варшавой. В полковом разведвзводе стал командиром отделения и с первых дней показал себя как опытный воин, человек большого мужества. Особенно это проявилось в сражении за Кунерсдорф, когда Егоров возглавил атаку во второй полосе обороны противника после прорыва на Одере. За этот подвиг тут же, на поле боя, командир дивизии вручил ему орден Красного Знамени.

Мелитон Кантария принял свой первый бой 22 июня 1941 года на западной границе, где он служил пулеметчиком. Был ранен под Смоленском, затем воевал под Ростовом-на-Дону, на Северном Кавказе. В 1943 году был снова ранен. И хотя на этот раз ранение оказалось тяжелым, Мелитон считал, что ему все равно повезло. Благодаря своему железному здоровью он не только поправился, но и смог опять встать в строй, чтобы отплатить врагу за пролитую кровь, за гибель боевых товарищей.

В 756-й полк нашей дивизии Кантария прибыл летом 1944 года и получил направление во взвод полковой разведки. С новыми боевыми товарищами сошелся быстро. Особенно близким другом ему стал Михаил Егоров.

— Помню, однажды перед наступлением для уточнения очертаний переднего края и системы огня противника на нашем участке крайне необходимо было захватить «языка», — рассказывал мне как-то полковник Федор Матвеевич Зинченко. — В поисковую группу включили наиболее проверенных разведчиков.

Ночь. Темень. С напряжением вслушиваемся в шорохи там, на нейтральной полосе, куда поползли наши воины. Проходят час, два. Пора бы им уже и возвращаться, но на нейтральной полосе по-прежнему ни шороха. Вдруг слышу шепот одного из бойцов, лежавших рядом со мной: «Ползут...» [141]

И правда, ползут. Но с чем? И будто в ответ на наше нетерпение в траншею скатывается что-то тяжелое, затем спрыгивают разведчики и слышится голос с таким знакомым кавказским акцентом: «Ну и тяжелый фриц попался. Еле дотащили...»

Кантария, переводя дыхание, вытирает рукавом пот со лба, рядом тяжело дышат Егоров, остальные разведчики.

«Язык» оказался эсэсовским унтер-офицером. Через несколько минут он уже смирнехонько стоял в углу землянки и внимательно прислушивался, пытаясь уловить по нашему поведению, что его ждет. Всем своим видом он показывал готовность выложить все, что знает. А знал он, как оказалось, немало весьма полезного для нас.

Я похвалил разведчиков, объявил им всем благодарность. Сказал, что, кроме того, они получают отпуск на семь дней без учета времени на дорогу и приказал представить к награждению отличившихся участников поиска. Пожелав успехов, направился уже было к выходу, как меня остановил Мелитон Кантария и попросил разрешения обратиться. Получив его, решительно заявил: «Награды — это хорошо. А вот что касается отпуска — думать надо».

Я удивился: «Вы что же, младший сержант, отказываетесь от отпуска?» — «Так точно!» — отрапортовал Кантария. «Это почему же?» — заинтересовался я. Мелитон заволновался: «Вот закончим с гитлеровцами здесь, а дальше? На Берлин пойдем, наверное, да? Какой тут отпуск?» Друга немедленно поддержал Егоров: «Нескладно может получиться, товарищ полковник!» — «Правильно, дорогие мои!..» — только и сказал я разведчикам...

Вот такими они были тогда, наши боевые товарищи Михаил Егоров и Мелитон Кантария.

Такими были многие тысячи воинов, для которых окончательная победа над врагом стала главной целью. Ради ее скорейшего достижения каждый из них был готов, не задумываясь, отдать свою жизнь.

Бой в рейхстаге продолжался с нарастающей силой, но в одной из очищенных от врага комнат первого этажа уже обосновался штаб 756-го полка, и его командир полковник Зинченко, взяв телефонную трубку, — связь со штабом дивизии была уже установлена — доложил генерал-майору Шатилову: «Говорит полковник Зинченко. Я в рейхстаге!..» [142]

Еще через несколько минут Зинченко, назначенный комендантом рейхстага, под грохот сражения диктовал офицеру штаба полка свой первый приказ. Привожу полностью этот документ, лаконично отразивший необычную обстановку того памятного дня:

«Противник занимает оборону в рейхстаге.

Наша задача: в течение светлого времени сегодняшнего дня очистить и захватить 15–20 комнат, чтобы назавтра иметь более широкий фронт наступления.

Подразделениям полка овладеть северо-западным вестибюлем и через центральный вход на второй этаж атаковать противника.

Командиру 1-й роты старшему сержанту Сьянову через западный вход на второй этаж пробить дорогу на купол рейхстага для водружения на нем знамени, которое несут Егоров и Кантария.

Заместителю командира 1-го батальона по политической части лейтенанту Бересту возглавить выполнение боевой задачи по водружению знамени.

Капитану Логвинову со взводом саперов и частью полковых разведчиков обеспечить охрану ценностей, находящихся в рейхстаге.

Командирам подразделений объявить всему личному составу о том, что маршал Жуков объявил благодарность участникам штурма рейхстага. Благодарность объявлена и комдивом.

До наступления темноты отбить у противника как можно больше комнат. С наступлением темноты активных боевых действий не вести. Людей накормить, подразделения привести в порядок, пополнить боеприпасами. Личному составу дать отдохнуть. Боевую задачу на завтра получить утром. Всем выставить усиленное боевое охранение».

Тону приказа коменданта рейхстага соответствовал и боевой листок, выпущенный в часы сражения. Он открывался эпиграфом: «Все выше и выше поднимай Красное знамя!» Следующая строка призывала: «Товарищи красноармейцы и сержанты первой прославленной роты! Вперед, к куполу рейхстага!»

Быстро темнело. Но хотя приказ коменданта запрещал активные боевые действия с наступлением темноты, никто не помышлял прерывать их до тех пор, пока над рейхстагом не будет укреплено Красное знамя. Всем — и командованию, и бойцам — было, разумеется, ясно, что ни в течение вечера, ни за предстоящую ночь полностью очистить рейхстаг от противника не удастся. Но так же [143] ясно было и то, что знамя необходимо водрузить любой ценой.

Оно, это заветное знамя, находилось уже на втором этаже. Егоров и Кантария вместе с первой ротой, метр за метром, пробивались к заветной цели. Уничтожив до тридцати гитлеровцев и около пятидесяти взяв в плен, воины захватили прилегающую к лестнице часть коридора и несколько комнат. Приказав взять под обстрел все ближайшие двери и проходы, лейтенант А. П. Берест решил во имя выполнения главной задачи не тратить время на освобождение всего второго этажа. Оставив для прикрытия третий взвод, он попытался пробиться остальными силами на чердак.

На пути встало неожиданное препятствие: лестница на площадке обрывалась, и никому, разумеется, не было известно, где выход на чердак. Обследовав множество выходивших на площадку дверей, наконец обнаружили одну, ведшую на чердак. Но едва боец М. Редько вышиб ее ударом плеча, как сверху прогремела автоматная очередь.

Под прикрытием огня ручных пулеметов, вооружившись гранатами, солдаты вместе с группой полковых разведчиков проникли на чердак. Здесь, отпугнутые разрывами гранат, за балками и стояками притаились гитлеровцы. Завязалась перестрелка. Через некоторое время Сьянов предложил обороняющим чердак фольксштурмовцам сдаться. Поняв, наконец, безвыходность своего положения, они вылезли из укрытий с покорно поднятыми руками.

Путь был свободен. В сопровождении разведчиков Егоров и Кантария выбрались на крышу. Несмотря на то что время приближалось к десяти вечера и солнце зашло за горизонт, вокруг еще не стемнело. Всем нам хорошо были видны разведчики с развернутым знаменем.

Заметили их и гитлеровцы. Тут же они открыли из района Бранденбургских ворот и здания восточнее рейхстага сильнейший огонь. Казалось, невозможно ступить и шага, тем более — поставить лестницу и взобраться по ней на купол под градом пуль и осколков. Размышляя, как быть, Кантария заметил на фронтоне здания скульптурную группу. Место это прекрасно просматривалось отовсюду. Преодолев под свист пуль несколько метров, Егоров и Кантария тщательно укрепили красное полотнище Знамени Победы, которое величественно заколыхалось в ночном берлинском небе. Сама судьба [144] охраняла этот справедливый акт. Храбрецы остались невредимы, хотя смерть витала почти что рядом. У Кантария оказалась простреленной пилотка, у Егорова — брюки. Одна из пуль расщепила древко знамени.

В «Истории второй мировой войны 1939–1945» это знаменательное событие описывается следующим образом: «Рано утром 1 мая на фронтоне рейхстага, у скульптурной группы, уже развевалось Красное знамя, врученное командиру 150-й стрелковой дивизии Военным советом 3-й ударной армии. Его водрузили разведчики 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии М. А. Егоров и М. В. Кантария во главе с заместителем командира батальона по политической части лейтенантом А. П. Берестом при поддержке автоматчиков роты И. Я. Сьянова. Это Знамя символически воплотило в себя все знамена и флаги, которые в ходе самых ожесточенных боев были водружены группами капитана В. Н. Макова, лейтенанта Р. Кошкарбаева, майора М. М. Бондаря и многими другими воинами. От главного входа в рейхстаг и до крыши их героический путь был отмечен красными знаменами, флагами и флажками, как бы слившимися теперь в единое Знамя Победы. Это был триумф одержанной победы, триумф мужества и героизма советских воинов, величия подвига Советских Вооруженных Сил и всего советского народа»{11}.

К этому хочу лишь добавить, что 2 мая Знамя Победы, перенесенное к тому времени уже на купол рейхстага, было сфотографировано военным корреспондентом «Правды» В. Теминым. На самолете снимок доставили в Москву. 3 мая он был опубликован в газете «Правда», а затем обошел весь мир.

Поздним вечером 30 апреля бой в рейхстаге немного затих, продолжать его с наступлением темноты стало практически невозможно. Итоги дня оказались неплохими: у гитлеровцев отбито около пятидесяти комнат, первая рота прочно удерживает захваченные ею выходы на второй этаж и на крышу рейхстага.

В коротком сне после тяжелых ратных трудов забылись бойцы. А радостная весть о водружении Знамени Победы над рейхстагом полетела по проводам в штабы дивизий, корпуса, армии, фронта и оттуда — в столицу нашей Родины — Москву. [145]

Первомай сорок пятого

С рассветом 1 мая советские воины — участники штурма рейхстага увидели над ним Красное знамя. Для каждого из нас это означало: войне скоро конец. При одной мысли о том, что теперь уже совсем близок этот день, забылись полные величайшего напряжения ночи без сна и отдыха, уходила куда-то скопившаяся в боях за Берлин нечеловеческая усталость. Все мы почувствовали новый прилив бодрости и энергии.

Рано утром на наблюдательный пункт командира нашей батареи, расположенный между огневыми позициями орудий на берегу Шпрее, в 350 метрах от рейхстага, прибыл начальник артиллерии 469-го полка майор Г. К. Носков. Собрав всех офицеров, командиров отделений и орудий, он объявил приказ Военного совета 1-го Белорусского фронта № 06 от 30 апреля 1945 года. В нем говорилось:

«1. Район рейхстага в городе Берлин обороняли отборные части СС. Для усиления обороны этого района противник в ночь на 28.4.45 г. выбросил на парашютах батальон морской пехоты. Противник в районе рейхстага оказывал ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам, превратив каждое здание, лестницу, комнату, подвал в опорные пункты и очаги обороны. Бои внутри главного здания рейхстага переходили в неоднократные рукопашные схватки.

2. Войска 3-й ударной армии генерал-полковника Кузнецова, продолжая наступление, сломили сопротивление врага, заняли главное здание рейхстага и сегодня, 30.4.45 г. ...подняли на нем наш Советский флаг. В боях за район и главное здание рейхстага отличился 79-й стрелковый корпус генерал-майора Переверткина и его 171-я стрелковая дивизия полковника Негоды и 150-я стрелковая дивизия генерал-майора Шатилова.

3. Поздравляя с одержанной победой, за проявленную храбрость, умелое и успешное выполнение боевой задачи всем бойцам, сержантам, офицерам и генералам 171-й и 150-й стрелковых дивизий и непосредственно руководившему боем командиру 79-го стрелкового корпуса генерал-майору Переверткину объявляю благодарность. Военному совету 3-й ударной армии наиболее отличившихся в боях за рейхстаг бойцов, сержантов, офицеров и генералов представить к правительственным наградам.

4. Близится час окончательной победы над врагом. [146]

Наш Советский флаг уже развевается над главным зданием рейхстага в центре города Берлин.

Товарищи бойцы, сержанты, офицеры и генералы 1-го Белорусского фронта! Вперед на врага — последним стремительным ударом добьем фашистского, зверя в его логове и ускорим приближение часа окончательной и полной победы над фашистской Германией.

Приказ объявить во всех ротах, эскадронах и батареях войск фронта.

Командующий войсками 1-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза Г. Жуков

Член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант К. Телегин

Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник М. Малинин» {12}.

«Последним стремительным ударом добьем фашистского зверя в его логове...» Эти слова из приказа, содержание которого было немедленно доведено прямо на огневых позициях до всего личного состава батареи, как нельзя лучше отвечали нашему настроению.

На какие-то мгновения мысли перенеслись в Москву, на празднично украшенную Красную площадь. Скоро там пройдут ликующие колонны демонстрантов. Сегодня у советских людей, у честных людей всего мира должно быть особенно хорошее настроение: над поверженным рейхстагом реет Красное знамя. Коричневая чума перестала угрожать человечеству. Счастливого тебе праздника, моя Родина!

У нас день обещал быть жарким. Противник все еще питает ни на чем не обоснованную надежду вернуть утраченные позиции. Накануне вечером гитлеровцы пытались прорваться на помощь гарнизону рейхстага с севера, со стороны Карлштрассе. Натиск большой группы пехоты и танков фашистов стойко отразили двенадцать орудий и рота противотанковых ружей 224-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона майора И. М. Тесленко во взаимодействии с пехотинцами и пулеметчиками батальона капитана И. Клименкова. Их поддержали первый батальон 164-го стрелкового полка майора Н. И. Лучева и учебный батальон 33-й стрелковой дивизии старшего лейтенанта А. С. Суюмбаева. В последующих боях 1 и 2 мая батальоны 33-й стрелковой дивизии 12-го гвардейского стрелкового [147] корпуса прочно закрыли противнику с севера доступ к рейхстагу.

В первом часу ночи — уже 1 мая — гарнизону рейхстага было передано предложение сложить оружие. Ответа не последовало. Командир дивизии генерал-майор Шатилов приказал продолжать решительные действия, как можно быстрее очистить рейхстаг от врага.

Сделать это было совсем непросто. Гитлеровцы занимали еще большую часть здания — сотни комнат, за каждую из которых предстоял кровопролитный бой. Фашистам уже терять было нечего, и чувствовалось, что они будут драться до последнего. Понимая это, наши воины стремились ознаменовать великий праздник трудящихся всего мира окончательным взятием рейхстага.

С утра 1 мая первая рота батальона капитана Неустроева, удерживая захваченный накануне вечером выход на второй этаж и крышу рейхстага, пробивалась дальше в восточном направлении. Две другие роты начали очищать от фашистов северную часть первого этажа, чтобы захватить затем вестибюль и лестницу на второй этаж. Батальон капитана Давыдова очищал южную часть первого этажа.

С первыми лучами солнца бой разгорелся одновременно в нескольких местах. По свидетельству участников, это был особенный бой. Он начался без артподготовки, сигналов общей атаки. В данных условиях они были просто невозможны. Враг находился буквально в соседней комнате, и каждый наш взвод, каждое отделение принимали самостоятельное решение, находили наиболее эффективный способ выкурить фашистов. Сражение шло во всех закоулках, в комнатах и коридорах. Командир второй роты младший лейтенант Н. А. Антонов из батальона Неустроева вспоминал о том бое:

«К восьми часам утра мы наконец пробились к просторной лестнице, ведущей на второй этаж к входу на балкон зала заседаний в северной части здания. Теперь надо было вырваться наверх, захватить хотя бы одну комнату, зацепиться за какой-нибудь закоулок. Гитлеровцы, засевшие наверху, имели значительное преимущество. Прячась за всевозможными укрытиями и оставаясь незамеченными, они держали всю лестницу под обстрелом, им также было удобно забрасывать атакующих гранатами.

Лишь к девяти часам роте удалось ворваться на второй этаж, вытеснить гитлеровцев из вестибюля и начать постепенно выбивать из комнат. В это время, получив [148] подмогу, фашисты пошли в контратаку и вынудили нас оставить второй этаж.

Два часа продолжалась упорная схватка. В течение этого времени еще трижды врывалась рота на второй этаж, но всякий раз под натиском превосходящих сил противника вынуждена была отходить на исходную позицию.

Началась четвертая атака. Оттеснив противника, мы снова проникли на второй этаж в вестибюль. Но не успели там полностью сосредоточиться, как из коридоров с противоположной стороны вестибюля противник внезапно бросился в контратаку.

Озверевшие, полупьяные фашисты лезли буквально напролом. И произошло нечто необычное. Противники налетели друг на друга, не успев даже выстрелить или бросить гранату. Сразу же закипела рукопашная схватка. Пошли в ход штыки, приклады. Это было поистине жестокое испытание духа, ловкости, физической силы и мужества...»

Не легче пришлось и другим участникам штурма рейхстага.

«В здании было до пятисот комнат, множество коридоров, лестниц, различных малых залов, — вспоминал рядовой третьей роты И. В. Майоров. — Их расположения мы практически не знали. А это весьма усложняло бой с противником. Кроме того, от беспрерывной автоматной и пулеметной стрельбы, разрывов гранат и фаустпатронов в рейхстаге поднимались такой дым и пыль от штукатурки, что, перемешиваясь, они заслоняли все, висели в комнатах непроглядной пеленой — ничего не видно, как в потемках.

Когда наша третья рота очищала здание, я увлекся преследованием фашиста и не заметил, как оказался на втором этаже, а потом на балконе зала заседаний. Из другой двери ко мне бросились четыре фашиста, но я успел швырнуть гранату в их сторону. Тогда с другой стороны слышу: «Рус капут!» Спрятаться бы мне за дверью, но до нее метра четыре, не успею добежать. Вот и вынужден был прыгнуть вниз, в зал заседаний. Приземлился — ничего! И уже оттуда открыл прицельный огонь по врагу...»

Особенно сложная обстановка для батальона капитана С. Неустроева создалась в северо-восточной части рейхстага, которую обороняли курсанты военно-морской школы. Преодолевая их упорное сопротивление, наши воины настойчиво продвигались вперед. Успешно действовали [149] батальон капитана В. Давыдова и батальон капитана К. Самсонова из 380-го полка, также пробившийся на второй этаж и завязавший там бой.

Враг сопротивлялся с неистовым ожесточением, но вынужден был постепенно оставлять комнату за комнатой. В конце концов к 10 часам утра гитлеровцы были загнаны в подвальные помещения. Два этажа полностью оказались захваченными нашими батальонами. Приближалась развязка. Почувствовав это, фашисты пошли на крайность. Неожиданно из окон рейхстага вырвались языки пламени, клубы густого черного дыма...

Как оказалось, фашисты проникли из подвала через неизвестный нам потайной люк в первый этаж и подожгли больше десятка комнат. Огонь мгновенно охватил заполненные бумагами столы и шкафы, деревянную отделку интерьеров.

При виде пылающего рейхстага невольно вспомнился 1933 год. Тогда, двенадцать лет назад, свора Гитлера вот так же подло подожгла рейхстаг. Им было это нужно, чтобы обвинить Георгия Димитрова, чьим мужественным поведением на Лейпцигском процессе так восхищались в то время мы.

И вот снова рейхстаг в огне, не менее опасном сейчас для наших солдат, чем вражеские пули и гранаты. Но ведь пожар опасен и для самих немцев, укрывшихся в подземелье. Чего же хотят они? Новых бессмысленных жертв? Или животный страх толкает их на новое варварство? Но отвечать все равно придется!..

Мы понимаем, что гитлеровцы, пытающиеся прорваться на помощь защитникам рейхстага извне, постараются воспользоваться для этой цели пожаром, который, как они, вероятно, предполагают, должен вызвать замешательство в наших рядах.

Перед подразделениями нашего 469-го стрелкового полка, развернувшегося широким фронтом на правом берегу Шпрее, 1 мая возникла сложная обстановка. Накануне, предприняв контратаку из Тиргартена и района Шарлотенбургского шоссе силами до двух батальонов с танками и самоходными орудиями, противник пытался вновь захватить мосты через Шпрее. По приказу командира полка полковника М. А. Мочалова майоры И. П. Крук и В. К. Токарев сосредоточили по врагу огонь артиллерии, минометов, танков, самоходных установок. Наседавших гитлеровцев встретили шквальным огнем автоматчики старшего лейтенанта Н. И. Егорова, разведчики капитана Б. С. Кузнецова и старшего лейтенанта [150] Н. С. Скупова, пулеметчики старшего лейтенанта И. А. Сердюкова, лейтенантов М. С. Конькова, И. И. Жильцова.

Контратака была отбита. С большими потерями враг отошел к Тиргартену. Однако через сорок минут, оправившись, снова бросился к мосту, который обороняла рота лейтенанта П. Т. Дорохова. Цепи фашистов заметно поредели, но тем не менее представляли еще серьезную опасность. На помощь пехоте пришли минометчики старших лейтенантов Г. С. Султанова и А. К. Рубленко, поставившие перед контратакующими гитлеровцами неподвижный заградительный огонь. Орудийные расчеты старшин И. П. Погорелова, И. В. Воронина, старшего сержанта М. Е. Гаврилова, младшего сержанта А. Г. Мищенко нанесли противнику значительный ущерб осколочными снарядами. Старший лейтенант Н. М. Фоменко, младший лейтенант Р. Алимкулов, рядовые В. П. Стук, И. М. Кукура, В. Ф. Климов и я выпустили каждый по нескольку фаустпатронов по пехоте врага. Так была отбита вторая контратака немцев.

Противник отступил в довольно плачевном состоянии. Однако это отнюдь не означало, что он не повторит попытки прорваться к рейхстагу. На такой случай командование полка приняло надлежащие меры. Дополнительно на прямую наводку к мостам были развернуты пушечный дивизион 328-го артиллерийского полка капитана Л. Лебедева, противотанковый взвод, из батальона капитана А. С. Блохина, батарея 45-миллиметровых пушек старшего лейтенанта П. А. Седлецкого. Командиры стрелковых, минометных, артиллерийских и пулеметных подразделений тщательно уточнили все вопросы взаимодействия в различного рода ситуациях, которые могли возникнуть во время боя.

Выяснив, что в боевых порядках недостаточно пехотинцев, старший лейтенант Фоменко решил у каждого орудия оставить только по два человека: наводчика и заряжающего. Чтобы обеспечить непрерывную стрельбу, все боеприпасы выложили заранее на огневой позиции. Всему остальному личному составу батареи — разведчикам, связистам, командирам отделений разведки и связи, командирам орудий, орудийным номерам, ездовым, офицерам — было приказано занять оборону между огневыми позициями у мостов и с дистанции 100–150 метров в упор уничтожать из пулеметов, автоматов, карабинов, фаустпатронами и гранатами пехоту, танки и бронетранспортеры противника. [151]

Как мы и предполагали, едва в рейхстаге начался пожар, часов около 10 группа гитлеровцев численностью около трехсот человек при поддержке десятка танков двинулась из района Бранденбургских ворот и Тиргартена в контратаку по направлению к рейхстагу. По наступающим цепям противника ударили минометчики офицеров братьев Рубленко, Ф. В. Макарова, Д. К. Семакова, Г. С. Султанова, В. Ф. Кудимова, Р. Л. Ерофеева. Уничтожающий огонь прямой наводкой ведут артиллеристы нашей батареи: из первого орудия — младший сержант В. А. Григорьев и рядовой И. К. Пушной, из второго — сержант М. К. Хасанов и рядовой С. И. Сатаров, из третьего — младший сержант И. Н. Свинарь и рядовой П. Е. Ткаченко. Остальной личный состав батареи во главе с ее командиром Н. М. Фоменко отражает контратаку с моста огнем из личного оружия и фаустпатронами.

Невзирая на губительный огонь, фашисты продолжают приближаться короткими перебежками. Особенно критическое положение у нашего первого орудия: немецкие автоматчики подобрались к нему уже на расстояние 50–60 метров. Заметив это, встаю за панораму первого орудия и с этого короткого расстояния расстреливаю фашистов осколочными снарядами, буквально пригвоздив их к земле. Однако стрелять из орудия становится опасно: осколки от разрывов наших снарядов летят на нас же. В ход идут фаустпатроны, гранаты. Командир батареи продолжает оставаться за наводчика третьего орудия. В этом ближнем бою артиллеристов успешно поддержали пулеметчики старшего лейтенанта И. А. Сердюкова и капитана Л. И. Лебедева, чьи расчеты вели сильный фланкирующий огонь по врагу.