Борьба за столицу Латвии
Лубанская низменность
После освобождения Резекне и Даугавпилса очередной задачей для войск 2-го Прибалтийского фронта стало освобождение Риги. Направление наступления нашей армии несколько изменилось: раньше она двигалась строго на запад, теперь — на северо-запад. В границы ее почти целиком включалась небезызвестная Лубанская низменность, которую раньше во всех военно-географических справочниках приводили как образец труднопроходимой местности. В центре этой низменности — озеро Лубана. В него впадает много больших и малых речек: Лысина, Писка, Малмута, Сулка, Малта, Резекне, Ича. А вокруг — болотные топи, леса и полное бездорожье.
Более тяжелую для наступления войск полосу трудно было придумать.
28 июля 10-я гвардейская армия головными частями подошла к озеру Лубана, а флангами еще вела бои за Капуну и Варакляны. По результатам первых схваток у нас складывалось впечатление, что враг не собирается упорно оборонять Лубанскую низменность. Возможно, оя просто не ожидал, что по таким гиблым местам будет наступать сколько-нибудь значительная группировка советских войск. Против нас действовали лишь мелкие неприятельские отряды, и, по правде говоря, мы больше думали тогда о преодолении природных трудностей. Среди операторов открыто дебатировался вопрос: а следовало ли вообще заставлять 10-ю гвардейскую армию месить болота? Не лучше ли обойти этот район войскам фронта с севера и юга, держа нас пока во втором эшелоне. Гвардейцы отдохнули бы, пополнились техникой и личным составом, а с выходом фронта к Видземской возвышенности [248] армию можно было снова задействовать на главном направлении.
Сейчас я твердо убежден, что именно так и следовало сделать.
Несмотря на слабое сопротивление, мы продвигались по Лубанской низменности довольно медленно. Среднесуточный темп не превышал пяти километров. Наступление распалось на отдельные очаги. Дивизии стали действовать самостоятельно. Батальоны и полки вели бои за опорные неприятельские пункты, тоже, как правило, не имея локтевой связи. Атаки предпринимались преимущественно лобовые: болота и трясина ограничивали маневрирование.
Для артиллерии на автотяге и всех видов автотранспорта Лубанская низменность оказалась совсем непроходимой. Машины пришлось пропускать по единственной дороге через Варакляны, Баркаву, Ромули.
А тем временем противодействие врага нарастало. Особенно чувствительным стало оно в районе Варакляны. Здесь, а также в боях под Баркавой нашим войскам пришлось иметь дело уже не только с 263-й, а и с 23-й, и 329-й немецкими пехотными дивизиями.
2 августа 26-му гвардейскому стрелковому полку 7-й дивизии под командованием подполковника Байко удалось обойти Варакляны и ударить по неприятелю с тыла. 463-й полк 263-й пехотной дивизии немцев, оборонявший этот узел, предпринял против гвардейцев несколько контратак с целью пробиться на северо-запад. Но с фронта его атаковали подразделения 19-го гвардейского стрелкового полка и нанесли большой урон.
Тогда мы не совсем ясно представляли, что 10-я гвардейская армия бьет в стык 18-й и 16-й немецких армий, угрожая разъединить их. У немцев поднялась тревога. В журнале боевых действий группы армий «Север» есть такая запись, датированная 21 июля: «Главное заключается в том, чтобы противник не прорвался южнее озера Лубана. В противном случае связь между обеими армиями будет потеряна». [249]
Стремясь любой ценой задержать наше продвижение, враг стал перебрасывать в полосу 10-й гвардейской новые и новые полки и дивизии.
Бой 7-й гвардейской стрелковой дивизии за Варакляны очень нас порадовал. Не менее успешно действовали и панфиловцы в районе Баркавы. 3 августа они нанесли там ощутимые удары по 329-й пехотной дивизии и остаткам 263-й. Возможности для маневра наших войск расширились. Из-за правого фланга панфиловцев начала развертываться 29-я гвардейская стрелковая дивизия.
4 августа войска нашей армии в нескольких местах вышли к Айвиексте. Этот рубеж обороняли части 87-й и 83-й пехотных дивизий немцев, а также 19-й дивизии СС. Кроме того, здесь были 307-й и 365-й охранные батальоны, полк 12-й авиаполевой дивизии. Противник встретил нас организованным огнем.
Положение осложнялось тем, что мы не имели понтонных парков. А Айвиексте — серьезная водная преграда. Выручили находчивость и изобретательность личного состава. В ход пошли спешно собранные рыбачьи лодки, бревна, извлеченные из деревянных строений, — словом, все, способное плавать. На этих подручных средствах наши передовые части форсировали 5 августа Айвиексте и захватили на ее левом берегу два плацдарма.
Здесь особо отличился 341-й стрелковый полк 119-й гвардейской дивизии, которым командовал тогда подполковник В, С. Тюриков. В его 1-м батальоне форсирование реки возглавил командир роты капитан Сорока, а во 2-м — начальник штаба батальона старший лейтенант Зайцев и заместитель командира по политической части капитан Винокуров. Все попытки противника сбросить гвардейцев в воду оказались безуспешными. Переправившиеся подразделения надежно удерживали небольшой плацдарм.
В числе первых вплавь преодолел реку старший сержант Икрам Искандерович Валиев. На противоположном берегу он завладел небольшой рыбачьей лодкой и на ней под минометным огнем противника еще шесть раз пересекал Айвиексте, каждым рейсом доставляя на плацдарм по пять бойцов своего подразделения. За этот подвиг И. И. Валиев удостоен звания Героя Советского Союза. [251] Командиру 1-го батальона капитану А. Е. Черникову, чьи подразделения первыми форсировали реку, также было присвоено звание Героя Советского Союза.
А в 29-й гвардейской стрелковой дивизии блестяще, проявил себя командир полка майор И. М. Третьяк. Он не только хорошо подготовил бросок через Айвиексте, а сам вместе с передовыми подразделениями переправился на правый берег, лично организовал там отражение неприятельских контратак и обеспечил переправу главных сил дивизии. За эти самоотверженные действия и ему присвоено звание Героя Советского Союза.
В последующие дни 29-я дивизия сыграла главную роль в прорыве очередного оборонительного рубежа противника. К 10 августа она перерезала шоссейную и железную дороги Гулбене — Мадона, облегчив действия 7-му гвардейскому стрелковому корпусу, выходившему к Видземской возвышенности.
Оперативное положение нашей армии значительно улучшилось. Она достигла наконец густонаселенных районов Латвии с хорошо развитой дорожной сетью. Но теперь против нас действовало уже свыше шести неприятельских дивизий. Численное превосходство, которым мы располагали в начале операции, стало совсем незначительным. Только умелое руководство боем со стороны командиров всех степеней, четкая работа штабов и героизм солдат все еще давали нам возможность преодолевать возросшее сопротивление. Бои принимали затяжной характер.
Без передышки
Выход наших войск на Видземскую возвышенность, по существу, являлся началом новой большой операции, нацеленной на овладение столицей Латвии. К ней мы вынуждены были приступить почти без паузы.
Передний край 10-й гвардейской армии после целого месяца, проведенного в наступлении, имел причудливое начертание. 14 сентября он проходил по ломаной линии: Леясциемс, река Тырза, Тырзиеши, Кубас, Лыезере, озера Инесис и Юмурда. Общая протяженность фронта достигала 115–120 километров. Левый фланг армии вырвался [252] далеко вперед, и именно его противник контратаковал наиболее настойчиво. Он, конечно, понимал, какая опасность нависала отсюда.
По замыслу командующего фронтом 10-я гвардейская армия должна была включиться в операцию двумя днями позже главной группировка 2-го Прибалтийского фронта и наносить самостоятельный удар из района севернее озера Инесис в направлении Дзербене, Цесис навстречу 54-й армии 8-го Прибалтийского фронта. Близ Цесиса нам предстояло перекрыть шоссе Псков — Рига и отрезать противнику пути отхода из Вартслу, Гулбене на Ригу.
Смысл такого глубокого вклинения в полосу соседа не был мне достаточно понятен. И, откровенно говоря, я вздохнул с облегчением, узнав через несколько дней, что план этот изменен. Однако изменения его пошли гораздо дальше, чем можно было предположить.
Произошло следующее.
42-я, 3-я ударная и 22-я армии, наносившие главный удар, начали 14 сентября наступление, но существенного успеха не добились. Их продвижение исчислялось несколькими километрами. 5-й танковый корпус, действовавший в полосе 3-й ударной армии, не смог в намеченные сроки войти в прорыв. И уже 16 сентября командующий фронтом принял решение переместить главные усилия в стык нашей и 42-й армий.
Чем вызывались такие радикальные перемены в отношении направления главного удара, понимали немногие. Соотношение сил, сложившееся тогда, как будто не вынуждало к этому. Архивные документы подтверждают теперь, что в полосе 2-го Прибалтийского фронта насчитывалось в ту пору 17 дивизий противника, из них 10-й гвардейской армии противостояли девять. Поскольку основной силой в Прибалтике была тогда пехота, небезынтересно сопоставить количество стрелковых батальонов у нас и у противника. В полосе 10-й гвардейской армии гитлеровцы имели 57 батальонов против 61 нашего, в полосе 3-й ударной армии — 13 против 40, в полосе 42-й армии — 19 против 43. Как видим, значительное превосходство над неприятелем мы имели как раз на первоначально избранном направлении главного удара. [253]
Новое же решение командующего фронтом, безусловно, требовало перегруппировки и определяло иные формы маневра: из двух разобщенных ударов один наносился центром 42-й армии, другой — левым флангом 10-й гвардейской.
Свой удар мы намеревались осуществить на относительно небольшом пространстве между озерами Инесис и Юмурда. По фронту это занимало не более 30 километров. Здесь нам могли противодействовать пять-шесть вражеских дивизий с глубоким построением боевых порядков. Исходя из этого, соответственно построилась и наша ударная группа. Некоторые соединения имели в первом эшелоне только по одному стрелковому полку.
Для развития успеха на стыке 10-й гвардейской и 42-й армий южнее озера Юмурда вводился в действие танковый корпус под командованием генерал-майора танковых войск М. Г. Сахно. Планировалось также участие в операции значительного количества штурмовой и истребительной авиации. Штабы армий, корпусов и дивизий провели большую работу по организации взаимодействия и с авиаторами, и с танкистами.
Наступление 10-й гвардейской армии началось успешно. За два дня мы продвинулись на 15–18 километров. Наибольшей напряженностью отличались бои за овладение опорными пунктами и узлами сопротивления на основных дорогах.
30-я гвардейская стрелковая дивизия, например, 22 сентября в течение всего дня безуспешно атаковала мызу Катриня (15 километров северо-западнее Эргли). Развязка наступила только в ночь на 23 сентября, когда на помощь пришел правый сосед — один из полков 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Внезапного его удара противник не выдержал.
Еще более решительно действовала 29-я гвардейская стрелковая дивизия. Ее 87-й полк под командованием Ивана Третьяка в ночь на 22 сентября, смело выбросившись вперед, захватил переправу через реку Ведзе (20 километров западнее озера Юмурда). Это, несомненно, благоприятствовало быстрейшему продвижению всей армии. [254]
Однако развить свой успех нам не удалось. 26 сентября наступление застопорилось на линии Нитауре, Море, Косены, Пурьерзи. Здесь на фронте в 25–30 километров оборонялись шесть неприятельских дивизий: 126, 329, 121, 31, 32 и 19-я СС. Сломить их сопротивление с ходу мы не смогли.
А до Риги оставалось каких-нибудь 50–60 километров. Если бы выдерживать прежние темпы, армия могла пробиться к латвийской столице менее чем за неделю! Но на Ригу кроме нас нацелились наши 42-я, 3-я ударная и 22-я армии, 67-я, 1-я ударная и 54-я армии 3-го Прибалтийского фронта, 43-я и 4-я ударная армии 1-го Прибалтийского фронта. Наступление велось концентрически.
К вечеру 26 сентября поступило указание командующего фронтом о перегруппировке 10-й гвардейской к югу, в полосу 42-й армии. Наше место должны были занять войска 54-й армии из состава 3-го Прибалтийского фронта. На это ушло несколько дней, и, конечно, общий темп наступления снизился еще больше.
Утром 8 октября мне позвонил командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко и предупредил, что через час-другой к нам прибудет в качестве представителя Ставки Маршал Советского Союза Л. А. Говоров. Я пытался выяснить, чем вызвано это, но Андрей Иванович уклонился от прямого ответа. Намекнул только, что, по-видимому, мы будем лишены возможности наступать на Ригу. Меня это насторожило.
Представитель Ставки не заставил долго ждать себя. На армейском командном пункте он появился в сопровождении А. И. Еременко. Я доложил обстановку и сделал некоторые прогнозы на ближайшие дни. Все у нас были убеждены, что борьба за Ригу очень скоро завершится нашей победой. В этом аспекте я и вел речь.
— А как вы понимаете новую задачу армии? — неожиданно спросил Леонид Александрович.
Его вопрос застал меня врасплох. Лишь много лет спустя мне стало известно, что уже 7 сентября командующий фронтом получил директиву Ставки о перегруппировке войск 10-й гвардейской и 42-й армий на южный берег Даугавы, а предварительное распоряжение об этом [256] было еще раньше. Но тогда я этого не знал и ответил маршалу без обиняков.
— О новой задаче понятия не имею.
Говоров пристально и, как мне показалось, с упреком посмотрел на генерала Еременко. Андрей Иванович поспешил доложить, что он еще не успел поставить нам новую задачу.
— Как скоро войска армии могут быть перегруппированы на южный берег Даугавы? — спросил Говоров.
Я доложил, что если фронтовыми саперами будет наведен мост (у армии для этого не было средств), то каждую ночь мы сможем переправлять на противоположный берег по одному корпусу. На перегруппировку всей армии нам потребуется четыре-пять ночей.
Говоров принял такой расчет без возражений и тут же разъяснил:
— Немцы убедились, что удержать Ригу они не в состоянии. Поэтому стремятся все свои войска, находящиеся к востоку от нее, отвести в Курляндию. Наше наступление по северному берегу Даугавы уже не может дать большего оперативного результата. В лучшем случае оно приведет лишь к выталкиванию противника. Значит, надо как можно быстрее перегруппировать главные силы десятой гвардейской на южный берег реки.
Под конец Леонид Александрович еще раз подчеркнул, что враг сам уйдет из северной части Риги, но будет упорно отстаивать южную, пока не завершит отвод своих войск в Курляндию.
— Ясна ли вам новая задача, товарищ Казаков? — осведомился он.
Я ответил утвердительно, после чего Л. А. Говоров и А. И. Еременко направились обратно на КП фронта, предоставив мне самому организовать переправу войск на южный берег Даугавы.
Полк открывает дорогу корпусу
9 и 10 октября на южный берег Даугавы перешли 19-й и 15-й гвардейские стрелковые корпуса, а также артиллерийское усиление. Боевые части, как правило, переправлялись по ночам, а тылы выходили на мост и днем. Этому благоприятствовала облачная погода. Существенного [258] противодействия со стороны немецкой авиации мы не испытывали. Только дважды ей удавалось вывести из строя отдельные звенья понтонного моста.
11-го числа я вместе с командиром 15-го корпуса генерал-лейтенантом А. Г. Хорунженко побывал в 29-й гвардейской стрелковой дивизии. Там проводилась рекогносцировка. У всех участников настроение было приподнятое. Никто не сомневался в успехе. Командир 87-го полка подполковник Третьяк заявил:
— Усильте меня одним-двумя артиллерийскими дивизионами, произведите в порядке артподготовки один-два залпа полком «катюш» — и наш восемьдесят седьмой взломает вражескую оборону в полосе всей дивизии.
Для такого смелого заявления у командира полка имелись известные основания. Оборона противника перед 15-м корпусом не была сильной. На фронте в 12–15 километров оборонялось всего несколько немецких батальонов. Верилось, что они не смогут сдержать наш натиск.
Подполковника И. М. Третьяка я уже знал как мастера стремительных атак. Посоветовался с командиром дивизии, с командиром корпуса, и мы разрешили ему действовать по предложенному плану. Но одновременно я приказал полковнику В. М. Лазареву готовить главные силы дивизии для действий по двум вариантам: либо развивать успех Третьяка, либо прорывать вражескую оборону, если 87-й полк потерпит неудачу.
Ночь на 12 октября прошла спокойно. А рано утром в полосе 29-й дивизии загремели залпы реактивной артиллерии. Третьяк поднял свой полк в атаку и не подвел нас. Атака прошла удачно. Через несколько часов в наступление перешли все четыре дивизии первого эшелона армии. До конца дня они продвинулись на 12–15 километров и вышли к реке Текава.
13 октября бои продолжались. Войска 10-й гвардейской достигли южных окраин Риги. Неприятель действительно очень упорно удерживал эту часть города. А с севера в Ригу уже вступили передовые подразделения войск 3-го Прибалтийского фронта.
Вечером Москва салютовала в честь двух Прибалтийских фронтов, освободивших столицу Советской Латвии. Многим дивизиям, участвовавшим в этой операции, приказом [259] Верховного Главнокомандующего было присвоено наименование Рижских.
14 октября выдался солнечный день. Рижане радостно приветствовали войска 3-го Прибалтийского фронта. А мы еще дрались в южной части города. Нам ожесточенно сопротивлялись 205, 215 и 333-я пехотные дивизии противника. Только в ночь на 16 октября мы окончательно выбили их из Риги.
Рижская операция была завершена. К этому времени советские войска освободили уже всю территорию Эстонии (кроме островов Моонзундского архипелага) и Латвии, исключая Курляндию. [260]