«Даешь Ригу!»

Пауза

К весне 1944 года общая оперативная обстановка на нашем участке фронта не давала оснований ожидать каких-либо активных действий со стороны противника. Это позволило нам почти всецело сосредоточиться на подготовке войск к летней кампании. На первых порах из-за распутицы личный состав занимался главным образом изучением уставов и отработкой тактических задач на ящиках с песком. А с середины мая, когда подсохло, учеба перенеслась в поле.

С особой тщательностью отрабатывалась тема «Прорыв позиционной обороны противника». При этом повышенное внимание уделялось организации взаимодействия пехоты с артиллерией.

На основе накопленного опыта мы позволили себе пересмотреть некоторые шаблоны. Известно, например, что еще до войны повелось батальонные и полковые пушки перемещать в наступлении силами стрелковых подразделений. Для перетаскивания каждой пушки выделялось до взвода бойцов. Война показала, что это ослабляет пехоту и в то же время не обеспечивает быстрой переброски артиллерии. Мы решили вернуться к старому, испытанному способу: передвигать орудия сопровождения при помощи конной тяги, скачками, на широких аллюрах. Он нас больше устраивал. Конечно, пушка на конной тяге — цель крупная. Но она становилась более подвижной, а значит, пристреляться к ней во время движения было труднее.

По особому плану проходили занятия в 29-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал тогда Андрей Трофимович Стученко. В июне по приказу командующего фронтом она была моторизована и предназначалась [232] для действии в качестве подвижной группы армии. Все ее стрелковые полки и специальные подразделения были посажены на машины. Дивизии придали танковый полк, насчитывавший 50 единиц МК-3. Конский состав и гужевой транспорт из частей изъяли, но на всякий случай оставили в армейском тылу.

Инициатива эта исходила от генерала армии А. И. Еременко. Готовясь к наступлению, он думал о высоких темпах продвижения войск и, чтобы хоть как-то восполнить отсутствие танковых и механизированных корпусов, пошел на создание импровизированных подвижных групп. В 10-й гвардейской армии на эту роль была выделена 29-я гвардейская дивизия, а в 3-й ударной — 37-я стрелковая.

Одновременно с полевыми занятиями в армии проводились учебно-методические сборы разных категорий военнослужащих. В мае прошли сборы сержантского состава стрелковых подразделений, затем отдельно — разведчиков и снайперов. Они обменялись опытом, ознакомились с новейшими образцами боевой техники, с новыми тактическими приемами противника.

Напряженно трудились политорганы. По утвержденному Военным советом плану политотдел армии провел семинары с начальниками политотделов корпусов и дивизий, заместителями командиров полков по политической части, инструкторами по организационно-партийной работе, агитаторами полков и соединений, а также с помощниками начальников политотделов по комсомольской работе. Перед участниками этих семинаров выступали почти все руководящие работники фронта и армии. Они дали обширную информацию об обстановке в стране и на фронтах Великой Отечественной войны, помогли глубже уяснить очередные задачи партийно-политической работы на нашем направлении. Особенно плодотворно строили свою деятельность политорганы соединений под руководством полковников С. И. Хриченко, А. С. Ширяева, П. В. Щербины, Ф. А. Макарова, А. М. Корсакова.

Большой вклад в подготовку личного состава к летним операциям внесла армейская газета «Боевое знамя». На ее страницах бывалые люди армии высказали немало ценных практических советов новому пополнению.

Заметную роль во всей политико-воспитательной работе среди личного состава сыграла передовая статья [233] «Правды», опубликованная 15 мая, «Коммунист-фронтовик — воспитатель бойцов». Эта статья подсказала много полезного первичным партийным организациям. А они у нас, несмотря на боевые потери, все время численно росли. В партию шли лучшие бойцы, младшие командиры и офицеры. С января по апрель в 22-й гвардейской стрелковой дивизии в ряды партии было принято 637 человек, в 29-й гвардейской — 732, в 30-й гвардейской — 588, в 56-й гвардейской стрелковой дивизии — 609, в 65-й — 611.

По мере приближения сроков готовности армии к наступлению содержание партийно-политической работы становилось все более конкретным и целеустремленным. В начале июля во всех частях и подразделениях начались беседы на тему «Советская Прибалтика ждет нас». На солдатских митингах, партийных и комсомольских собраниях все чаще звучал лозунг: «Даешь Ригу!»

Но подготовка к летней кампании не исчерпывалась только этим. Учебная и воспитательная работа сочеталась с крупными организационными мероприятиями. Как только подсохли дороги, началось усиленное накапливание боеприпасов, горючего, инженерного имущества, средств связи. В каждом стрелковом полку нам удалось скомплектовать по два полнокровных батальона и довести до штата численность специальных подразделений. В состав армии пришла прославленная 8-я гвардейская стрелковая дивизия имени Панфилова. Во главе ее был поставлен Андрей Данилович Кулешов — генерал с высокими боевыми качествами. До этого он занимал пост заместителя начальника штаба 2-го Прибалтийского фронта.

Решительный рывок

Июнь 1944 года ознаменовался большими победами Советских Вооруженных Сил. На этот раз успех выпал на долю войск Ленинградского и Карельского фронтов. Во взаимодействии с Балтийским флотом, Ладожской и Онежской флотилиями они нанесли два последовательных удара по северному союзнику гитлеровской Германии. Финляндия вышла из войны.

23 июня началась стратегическая наступательная операция в Белоруссии. В ней участвовали 1, 2, 3-й Белорусские и 1-й Прибалтийский фронты. [234]

А 4 июля получил директиву о переходе в наступление и 2-й Прибалтийский фронт. Перед нами ставилась задача разгромить вражескую группировку в районе Идрица, Себеж, Дрисса и овладеть городами Резекне и Даугавпилс. В дальнейшем войска фронта, надежно обеспечив себя с севера, должны были наступать в направлении Риги и во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом отрезать от Германии всю прибалтийскую группировку неприятеля.

Ставка предписывала нашему фронту нанести два удара: один — силами 10-й гвардейской и 3-й ударной армий на Себеж, Резекне, в обход Идрицы с севера; другой — силами 4-й ударной и 22-й армий вдоль северного берега Даугавы на Дриссу, Даугавпилс.

В составе 10-й гвардейской армии в то время было девять стрелковых дивизий, 19-я гвардейская артиллерийская бригада, 6-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада и 118-й укрепрайон. Кроме того, армия усиливалась 14-й и 27-й отдельными артиллерийскими дивизиями, 13-й минометной бригадой, 78-й танковой бригадой, 7-м и 248-м отдельными танковыми полками, двумя самоходно-артиллерийскими полками, 13-й отдельной инженерно-саперной бригадой и несколькими полками гвардейских минометов. Сила внушительная. Но при всем том задача, которую поставил перед армией командующий фронтом — в первый день наступления выйти на реку Великая, — оказалась нам явно не по плечу. Ведь до Великой по прямой было 80–90 километров.

Непосильную задачу получила и 3-я ударная армия. Ей к исходу первого дня наступления надо было овладеть городом Себеж, преодолев с боями расстояние в 90–100 километров.

Генеральный штаб обратил внимание на неосуществимость таких требований и телеграммой напомнил командующему фронтом, что темп продвижения пехоты в первый день наступления не превышает 10–15 километров. Но в то время мы, командармы, об этой телеграмме ничего, разумеется, не знали и делали все, что могли, для быстрейшего выхода на указанные рубежи. Первый удар решили сделать самым мощным. По замыслу он должен был сокрушить противостоящего врага и открыть путь для наших импровизированных подвижных групп. [236]

Артиллерийская подготовка атаки начиналась двадцатиминутным огнем на подавление и разрушение. Затем следовал десятиминутный налет по обороне противника всей артиллерией и минометами с предельным режимом огня. На артиллерийское сопровождение пехоты отводилось 50 минут.

Основной ударной силой подвижной группы являлись 78-я танковая бригада и 1453-й самоходно-артиллерийский полк; всего до 70 машин. К концу дня они должны были выйти в район Опочки, а после овладения Опочкой развить наступление на Красногородское, Голишево и захватить плацдарм на реке Синяя.

Прорыв осуществлялся силами шести дивизий южнее озера Але на фронте 13–15 километров. Дивизии первых эшелонов наступали в полосах шириной до трех километров. А одна из них — 30-я гвардейская — должна была осуществить прорыв всего на двухкилометровом фронте.

Справа наступление главных сил армии обеспечивали 22-я гвардейская стрелковая дивизия, оборонявшаяся к югу от Новоржева, и части 118-го укрепрайона. Необходимость этого диктовалась тем, что войска вновь созданного 3-го Прибалтийского фронта, и в частности его левофланговая 1-я ударная армия, переходили в наступление позже нас — 17 июля.

Плотность артиллерийского обеспечения на главном направлении составляла 140–150 стволов на километр фронта. Чтобы создать такую плотность, мы использовали штатную артиллерию всех своих дивизий и, конечно, все артсредства усиления армии.

Участок прорыва был удобен для нас во всех отношениях. Войска 10-й гвардейской армии располагали хорошими наблюдательными пунктами, дававшими возможность просмотра обороны гитлеровцев на несколько километров. Правый фланг ударной группировки прикрывался от неприятельских контратак озером Але. Да и оборону здесь держали далеко не лучшие части противника.

Правда, мы располагали данными о наличии в оперативной глубине нескольких тыловых оборонительных рубежей, проходивших главным образом по рекам. Наибольшее беспокойство вызывали у нас укрепления на реках Великая и Синяя. Великая представляла собой [237] серьезное препятствие хотя бы уже потому, что ее западный берег выше восточного. А на Синей берега и пойма сильно заболочены.

И все-таки мы не сомневались в успехе. К наступлению армия подготовилась хорошо.

Конечно, не все у нас было таким, как хотелось бы. Особенно в подвижной группе. Наспех моторизованная 29-я гвардейская стрелковая дивизия была посажена на колесные машины низкой проходимости, а действовать ей предстояло в лесистой местности, с большим количеством речек и болот. Наиболее труднопроходимым являлся район между Опочкой и Резекне. Там имелась лишь одна-единственная дорога с твердым покрытием до рубежа реки Синяя. А дальше в полосе армии вплоть до латвийской территории шла только проселочная. На такой местности любая речка, любое болото могли стать серьезным препятствием для машин, которые получила 29-я дивизия. Эти наши опасения, к сожалению, подтвердились. В ходе операции 29-я гвардейская лишь временами вырывалась вперед. Но, как правило, уже к исходу того же дня другие дивизии догоняли ее.

Однако не будем забегать вперед, а проследим, как развивалась операция, шаг за шагом, с самого начала.

В ночь на 10 июля 10-я гвардейская армия заняла исходное положение: 30, 85, 7 и 119-я дивизии — в первом эшелоне, 29-я и 8-я — во втором.

К утру все командиры частей и соединений находились на своих наблюдательных пунктах и ждали сигнала. Я вместе с начальником штаба и командующими родами войск был на НП армии. Днем пригласил туда командира 15-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Н. Г. Хорунженко и командира 29-й дивизии генерала А. Т. Стученко.

С НП хорошо просматривались первые траншеи противника во всей полосе наступления 15-го корпуса. А на отдельных участках вражеская оборона открывалась на глубину до четырех километров. В пределах видимости мы уточнили последовательность действий 15-го корпуса и план ввода в прорыв 29-й дивизии, а также задачи артиллерии по обеспечению развития прорыва.

Затем последовала разведка боем. Результаты ее подтвердили, что во всей полосе предстоящего наступления [238] противник старательно удерживает занимаемые позиции. Попытки разведотрядов вклиниться в его оборону повсеместно были отражены. Перед фронтом 15-го гвардейского стрелкового корпуса и правофланговой дивизии 7-го гвардейского стрелкового корпуса наступило огневое затишье.

По-иному развернулись события в полосе левофланговой 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Здесь на узком участке фронта в дефиле между озерами Островито и Каменное предпринятая с утра разведка боем переросла в наступление силами 23-го гвардейского стрелкового полка, которым тогда командовал полковник Георгий Ильич Ломов. Началось с того, что 4-й роте этого полка (командир капитан Зачиняев) удалось захватить две неприятельские траншеи. Однако гитлеровцы неожиданной контратакой отбросили ее в исходное положение. Тогда командир дивизии генерал-майор А. Д. Кулешов ввел в бой 2-й стрелковый батальон под командованием капитана Чепурных, поддержав его действия значительными силами артиллерии. Батальон овладел тремя траншеями, за ним устремился весь полк.

В этом тактическом успехе командир 7-го гвардейского корпуса генерал-лейтенант Ю. В. Новосельский увидел перспективу успеха оперативного. С моего одобрения он перенес главные усилия с правого фланга на левый. 119-й дивизии, оказавшейся во втором эшелоне, приказано было развивать успех 8-й гвардейской.

В 20.00 того же дня в наступление перешла вся армия. Массированная артиллерийская подготовка дала высокий эффект. С наблюдательного пункта мне было видно, как разрушались неприятельские траншеи. После этого дружно и организованно поднялись в атаку части 30-й и 85-й гвардейских стрелковых дивизий.

Как только 30-я гвардейская стрелковая дивизия овладела первой линией вражеских траншей, я распорядился ввести в бой 29-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Командира ее генерал-майора А. Т. Стученко крепко обнял и пожелал ему всего доброго.

Некоторое время мы еще наблюдали, как продвигались вперед части 15-го корпуса, но потом вечерние сумерки лишили нас этой возможности. Только по звукам артиллерийских и минометных разрывов да вспышкам ракет можно было судить, как развиваются события. Потом [239] загремели выстрелы танковых пушек подвижной группы. Это означало, что она уже вошла в соприкосновение с неприятелем.

О действиях 7-го корпуса я мог судить только по донесениям. Они свидетельствовали, что там тоже все обстоит благополучно.

Рано утром 11 июля мы подвели первые итоги. На направлении главного удара оборона гитлеровцев была прорвана на глубину 6–8 километров. Придерживаясь населенных пунктов лишь как ориентиров, стрелковые полки шли преимущественно вне дорог, обходя вражеские узлы сопротивления. 29-я дивизия за ночь не смогла вырваться вперед и дралась в одной линии с дивизиями первого эшелона. Ее колесные машины и приданные танки вязли на заболоченных участках. Только о утра 11 июля подвижной группе удалось несколько опередить своих соседей.

12 июля у деревни Духново передовые подразделения 29-й столкнулись с батальоном СС, прикрывавшим отход главных сил. В этом бою отличился стрелковый батальон майора И. М. Третьяка. Он так быстро развернулся для атаки, что противник не успел оказать организованного сопротивления. Гитлеровцы были разбиты, значительная их часть попала в плен.

Исключительно храбро, но временами без нужды рискованно вел себя и командир дивизии генерал-майор А. Т. Стученко. Он почти все время находился в боевых порядках. Я сердечно поблагодарил Андрея Трофимовича за решительные действия дивизии, однако посоветовал самому без надобности не выскакивать туда, где отлично подготовленный офицерский состав справится с задачами и без него.

К вечеру 12 июля части 29-й дивизии достигли Лаптева, продвинувшись за два дня на 50 километров. Слева от них находилась 85-я дивизия, а южнее ее, в район Рясино — Новоселье, вышла 7-я дивизия 7-го корпуса. 30-я дивизия была выведена во второй эшелон.

Отличились панфиловцы. В тот же день, 12 июля, передовые части 8-й гвардейской дивизии перерезали шоссейную дорогу Пустошка — Опочка. Этот ее успех имел важное значение не только для нас. Он облегчил действия и соседней с нами 3-й ударной армии, наступавшей в направлении Себежа. [240]

Когда 10-я гвардейская армия вплотную подошла к вражескому тыловому оборонительному рубежу «Рейер», полными данными о силах, оборонявших его, мы не располагали. Не исключалось, что, поспешно отводя сюда части 19-й дивизии СС, противник уже успел сосредоточить на этом рубеже и какие-то другие войска. Но зато мы твердо знали, что основная оборонительная позиция неприятеля проходит по западному берегу Великой, а на восточном берегу этой реки в 10–12 километрах от уреза воды оборудовано что-то вроде передовой позиции. Основным опорным пунктом здесь являлась Опочка, к которой уже приближались части 29-й дивизии.

Я распорядился, чтобы в направлении Опочки начал выдвижение и 19-й корпус, находившийся во втором эшелоне армии. Этим создавалась угроза окружения для тех гитлеровских соединений, которые еще находились в районе Новоржева и Пушкинских Гор. Противник среагировал очень быстро и поспешил с отходом. Его стали преследовать части 118-го укрепленного района. Конечно, это преследование не могло быть эффективным: малочисленные подразделения укрепрайона почти не имели транспортных средств. Тем не менее при всей своей малоподвижности и они содействовали развитию операции.

К этому времени разведка установила, что на линии «Рейер» мы будем иметь дело не только с остатками 19-й дивизии СС, но и с частями 93-й и 218-й пехотных дивизий, ранее воевавших на новоржевском направлении. Здесь же были обнаружены полки 263, 69 и 23-й немецких пехотных дивизий, которые прежде оборонялись в полосе 3-й ударной армии.

Переброска сюда новых вражеских сил, принадлежавших пяти разным дивизиям, означала, что противник считает наступление 10-й гвардейской армии наиболее опасным и, следовательно, сопротивление нам будет нарастать. Так оно и случилось, хотя в целом боевые действия 10-й гвардейской армии на рубеже «Рейер» развернулись несколько иначе, чем мы предполагали.

По плану 29-я гвардейская дивизия должна была овладеть городом Опочка еще 11 июля. Но она не смогла сделать этого. Не выполнила дивизия своих задач и в последующие два дня — 12 и 13 июля. [241]

В результате для прорыва рубежа «Рейер» пришлось вводить главные силы армии.

Частям 15-го гвардейского стрелкового корпуса предстояло атаковать Опочку с востока и одновременно обойти ее с юга, чтобы в случае отступления противника на его плечах форсировать реку Великая и двинуться дальше — в направлении Макушино, Мозули.

Южнее, по перешейкам между озерами Удо, Нивно, Черное, должен был действовать 7-й гвардейский стрелковый корпус. Его задача — не дать врагу возможности закрепиться в межозерных дефиле.

Атака началась во второй половине дня 14 июля после непродолжительной артиллерийской подготовки. Удар гвардейцев оказался сокрушительным: до конца дня и в ночь на 15 июля они разгромили противника на восточном берегу Великой и в ряде мест форсировали року. Днем 15 июля наступление продолжало развиваться. Переброшенные в район Опочки части 69-й и 263-й пехотных дивизий немцев не успели занять оборону. Наши 30-я и 85-я стрелковые дивизии сравнительно легко преодолели их сопротивление и устремились дальше на запад.

Однако опочкинский узел неприятеля продолжал еще держаться. Его участь решилась только 15 июля. В тот день утром 30-я дивизия, форсировав Великую, овладела районом Макушино (15 километров юго-западнее Опочки), а панфиловцы заняли Томсино (40 километров южнее Опочки). Вражеская оборона на реке Великая была преодолена полностью. Потрепанные части противника поспешно отходили на северо-запад через Красногородское, частично на Мозули и Зилупе. В этот день и 29-я дивизия очистила наконец от фашистов Опочку.

Говоря о преодолении рубежа «Рейер», трудно выделить какое-то соединение. Все дивизии 7-го и 15-го гвардейских корпусов действовали исключительно напористо. 29-я дивизия своими атаками привлекала на себя главные силы неприятеля, 30-я и 85-я дивизии, наступавшие южнее, разгромили прибывшие подкрепления и глубоко вклинились в оборону немцев на западном берегу Великой. Большое значение имел маневр 7-й и 8-й дивизий.

С выходом к Томсино панфиловцы как бы вытесняли 7-ю гвардейскую из полосы армии — этот пункт был нашей [242] левой границей. В таких случаях обычно вытесненное соединение выводится во второй эшелон. Однако командир корпуса генерал Новосельский и командир дивизии генерал Москалик нашли иное решение. 15 июля из-за левого фланга панфиловцев через Томсино 7-я гвардейская предприняла удар в тыл группировке противника, которая еще удерживала рубеж на Великой. Углубившись в полосу соседа на 18–25 километров, она оказала существенную помощь войскам 3-й ударной армии, которые вели тогда упорный бой севернее Идрицы.

Прекрасный маневр 7-й гвардейской стрелковой дивизии был высоко оценен командующим фронтом как пример правильного понимания обстановки и тесного взаимодействия с соседом. Обеспечив продвижение соседу, она снова вошла в границы своей армии.

К 17 июля части 7-го гвардейского корпуса освободили первый латвийский город Зилупе. Я горячо поблагодарил генерала Ю. В. Новосельского за отличное управление боевыми действиями и пожелал ему новых успехов.

За шесть дней наступления войска 10-й гвардейской армии уничтожили свыше 5000 немецко-фашистских солдат и офицеров, взяли в плен более 1500 человек, захватили около 200 орудий и минометов, несколько сот пулеметов и больше ста автомашин. Враг потерял подготовленные им рубежи по реке Великая, затем по рекам Веть, Исса и Синяя. А это ставило его перед неизбежностью нового глубокого отхода.

Мысленно подведя итоги первого этапа наступления, я не мог предъявить никаких претензий войскам. А вот к себе самому и фронтовому руководству напрашивались упреки. Выше уже говорилось о нереальности задачи первого дня наступления. Нельзя было считать удачной и нарезку армейских полос. 10-я гвардейская армия являлась главной ударной силой фронта. Однако местность, на которой ей пришлось действовать, не позволяла реализовать ее потенциальные возможности. Если восточнее Опочки мы еще располагали какой-то системой дорог, то западнее начиналось сплошное бездорожье. Через весь заболоченный лесной район тянулся лишь один большак из Мозули на Лудзу.

Между тем стоило лишь незначительно раздвинуть разгранлинии, и положение с коммуникациями улучшилось [243] бы. На севере, например, для нашего соседа пункт Красногородское не имел никакого значения, а для нас — огромное. Через него могла пойти вся система коммуникаций правого фланга армии. Такая же картина вырисовывалась и на противоположном фланге: включение в границы нашей армии нескольких километров территории к югу от Зилупе не ухудшило бы условия для 3-й ударной армии, но это позволило бы 10-й гвардейской обойти лесисто-болотистый и бездорожный район западнее Опочки. Словом, иная нарезка полос облегчила бы нам маневрирование. А так после освобождения Опочки мы сразу уперлись в труднопреодолимое междуречье Великой, Вети, Иссы, Синей и Лжи.

Бои за Лудзу и Резекне

Достигнув восточного берега реки Лжа, части 30-й и 8-й гвардейских стрелковых дивизий опять были встречены организованным огнем противника. Нам требовалось время, чтобы разведать систему неприятельской обороны, определить группировку его сил, перегруппироваться самим, подтянуть тылы. Как-никак мы уже прошли с боями 130–140 километров, со средним темпом 20–25 километров в сутки.

Вместе с войсками 10-й гвардейской армии на латвийскую землю вступили правительство Советской Латвии во главе с Председателем Совета Министров В. Т. Лацисом и некоторые руководители ЦК Компартии республики. Их появление в 10-й гвардейской объяснялось не каким-то особым отношением к нам, а лишь тем, что мы продвигались несколько быстрее соседей. Да и направление нашего наступления с подходом к Лудзе и Резекне становилось осевым направлением для фронта. Но как бы там ни было, сам по себе факт пребывания в наших войсках руководителей партии и правительства Латвии налагал на нас повышенную ответственность за боевое задание.

Добытые разведывательные данные свидетельствовали, что по реке Лжа обороняются остатки 19-й дивизии СС, а также части 69-й и 263-й пехотных дивизий, не добитые на рубеже «Рейер». Были выявлены здесь и новые войска противника: части 126-й, 329-й и 708-й пехотных дивизий, подразделения двух пограничных полков и несколько [244] охранных батальонов. В общем это было больше, чем на рубеже «Рейер». Противник подтягивал сюда силы с других направлений.

Во второй половине дня 16 июля недалеко от латвийского села Петрученки я уточнил задачи 30-й и 8-й гвардейским дивизиям. 30-я была направлена по проселочным дорогам на Бартули, Радуши, Медищеву. Наступая в голове корпуса, ей предстояло обойти Лудзу севернее озер Лиолайс и Цирмас. А 8-ю гвардейскую я нацелил на Зелтини, в обход Лудзы с юга.

Главные силы армии подходили в это время к латвийской границе тремя маршрутами: 19-й корпус — Красногородское, Голишево; 15-й — Мозули, Зелтини; 7-й — Зилупе, Лудза.

Наблюдая вместе с командиром 30-й гвардейской генералом М. А. Исаевым за боем передового отряда на реке Лжа вблизи Березовки, я окончательно убедился, что неприятель имеет здесь достаточно организованную оборону и без основательной подготовки нам вряд ли удастся овладеть этим рубежом. Наиболее сильные группировки располагались вдоль дорог, в дефиле между озерами Лудза, Пилда и Нирза. Следовательно, наш план наступления широким фронтом с обходом Лудзы и Резекне в основе был правильным.

Решающая роль в осуществлении этого плана отводилась 15-му гвардейскому стрелковому корпусу. А потому мы усилили его 56-й гвардейской стрелковой дивизией из 19-го корпуса и 37-й стрелковой дивизией, временно переданной нам из состава 3-й ударной армии.

В полосе 15-го корпуса между Деглевой и Лудзой противник располагал господствующими высотами, но в целом местность позволяла нам маневрировать пехотой, танками и артиллерией. И хотя оборона гитлеровцев оказалась здесь довольно плотной — в среднем пехотный полк на три километра фронта, — мы рассчитывали добиться успеха именно на этом направлении.

21 июля после короткой артиллерийской подготовки 10-я гвардейская армия возобновила наступление. В первый же день она прорвала оборону противника и продвинулась на 8–12 километров.

22 июля мне доложили, что руководители Компартии и правительства Латвии прибыли на КП армии. Встретили мы их очень радушно. В тот день наши войска уже [245] завязали бои севернее Лудзы. Я предложил гостям задержаться у нас, пообещав им скорое освобождение от немцев хотя бы одного из ближайших латвийских городов. Они согласились и ушли отдыхать, а я вместе с начальником штаба и командующими родами войск занялся уточнением задач войскам на ночь и на следующий день. Естественно, все мы думали о том, как поскорее овладеть Лудзой и Резекне.

Нам повезло. Ранним утром 23 июля дивизии 15-го и 7-го гвардейских корпусов обошли Лудзу с севера и юга, вынудив противника поспешно отойти на Резекне. Лудза оказалась почти не разрушенной. Враг был выбит из города настолько стремительно, что даже не успел заминировать его. Я проверил все эти данные и за завтраком сообщил руководителям партии и правительства Латвии приятную новость. В тот же день Лудза стала резиденцией правительственных учреждений.

Бои переместились на следующий оборонительный рубеж противника, проходивший через Латинав, Карсаву и далее следовавший по берегам реки Ретупе и озера Цирмас. В тылу этого рубежа, пятнадцатью километрами западнее, лежал Резекне — сильно укрепленный опорный пункт и важный транспортный узел. Здесь сходятся шоссе с востока на запад и с севера на юг, а также железные дороги Ленинград — Даугавпилс — Вильнюс и Москва — Великие Луки — Рига.

Войска 10-й гвардейской наступали в прежней группировке. Только теперь главная роль возлагалась уже не на 15-й гвардейский стрелковый корпус, а на 7-й. Первоначально противник оказывал его дивизиям упорное сопротивление. Однако угроза окружения вынудила немцев оставить и Резекне.

Почти одновременно с этим войска левого крыла нашего фронта овладели Даугавпилсом, который еще в первых числах июля был глубоко обойден 1-м Прибалтийским фронтом, наступавшим в направлении Шяуляя. Этим, собственно, и завершилась фронтовая операция.

За успешные и самоотверженные действия многие генералы, офицеры и солдаты 10-й гвардейской армии удостоились орденов и медалей. Освобождение Резекне, равно как и Лудзы, прошло блестяще.

Еще до вступления на латвийскую землю мы верили, что трудящиеся республики ждут не дождутся Советскую [246] Армию как единственную свою избавительницу от немецко-фашистского ига. И не ошиблись. Нас встречали хлебом-солью. А в некоторых населенных пунктах Лудзинского и Резекненского уездов мы получали от местных жителей и чисто военную помощь. Так, крестьянин деревни Кушнерово Иванас Августович Полкан провел к Резекне обходными путями 90-й полк 29-й гвардейской стрелковой дивизии. Появление здесь этого полка оказалось неожиданным для противника.

Чувства благодарности нашим войскам наиболее ярко проявлялись на митингах. Митинги проходили везде. Но, пожалуй, самыми многолюдными они были в Лудзе. Там на них выступали представители трудящихся освобожденного города, секретарь ЦК Компартии Латвии товарищ Я. Э. Калнберзин, члены правительства.

Принял участие в этих митингах и Военный совет 10-й гвардейской армии. Мы пожелали нашим латвийским братьям скорейшего восстановления социалистической экономики республики, а со своей стороны обещали ускорить освобождение всей Латвии. [247]