Вместе с флотом
13 феврале 1944 года наша 59-я армия сосредоточилась на рубеже реки Нарва западнее Сланцев, приняв от 2-й ударной армии Ленинградского фронта участок от устья реки Мустайы до озера Чудское. Вместе с ней здесь действовали части 117-го стрелкового корпуса под командованием генерал-майора В. А. Трубачева и 122-го стрелкового корпуса генерал-майора П. А. Зайцева. Задача, полученная нами, заключалась в том, чтобы не только удержать, но и расширить захваченный ранее советскими войсками плацдарм на реке Нарва, а уже затем выйти на побережье Финского залива, чтобы во взаимодействии со 2-й ударной армией окружить и разгромить нарвскуго группировку врага, после чего развивать наступление в направлении Раквере, Таллин.
В этот период мне хотя и по долгу службы, но все же удалось наконец-то впервые побывать в Ленинграде. Вместе с заместителем начальника поарма мы должны были выполнить здесь одно из заданий командования армии.
Вид Ленинграда в первый момент буквально ошеломил нас. Многие из его районов довольно сильно пострадали от частых артиллерийских обстрелов и бомбежек врага, на месте целых кварталов лежали руины. Оно и понятно. Ведь за время 900-дневной блокады фашисты выпустили по Ленинграду десятки, если даже не сотни тысяч снарядов, он то и дело подвергался воздушным налетам. Но город-герой, мужественные ленинградцы выдержали все выпавшие на их долю испытания. И не только выдержали, но и вместе со всем советским народом, его доблестной Красной Армией победили ненавистного врага. [117]
Выполнив задание, мы с заместителем начальника поарма объездили почти весь город. Постояли на берегу Невы, полюбовались Зимним дворцом, Исаакиевским собором, разводными мостами. Побывали и у дома Кшесинской, с балкона которого, возвратившись в Петроград из эмиграции, в апреле 1917 года выступал В. И. Ленин...
Настроение наше еще более поднялось, когда мы впервые за долгие годы войны, как говорится, по-людски пообедали, и даже в ресторане. Значит, в Ленинграде началась уже настоящая жизнь!
Возвратившись в штаб армии, мы рассказали о своем путешествии по Ленинграду друзьям. И они откровенно позавидовали нам.
А тем временем обстановка в районе боевых действий армии на Нарве сложилась трудная. На перешейке между Финским заливом и Чудским озером противник создал свою оперативную группу войск «Нарва», в состав которой вошло до десяти пехотных дивизий, поддержанных довольно мощной группировкой артиллерии. В нее включили даже дальнобойные крепостные орудия.
Свою оборону противник строил с опорой на крепость Нарву, где еще сохранились старые форты с почти непробиваемыми стенами, подземные казематы. Кроме того, ему удалось создать многослойную систему огня, хорошо пристрелять все подступы к городу, переправы через реку Нарва.
Занимаемый армией плацдарм в то время равнялся примерно 30–35 километрам в ширину и до 15 километров в глубину. Поэтому он тоже простреливался вражеским артиллерийским огнем, как говорится, и вдоль и поперек.
Обстановка осложнялась еще и тем, что 59-я армия получила фактически новые, незнакомые нам корпуса (о них я упоминал в самом начале), к тому же в течение нескольких месяцев они непрерывно менялись. Например, кроме 117-го и 122-го стрелковых корпусов в армию последовательно входили 43, 109 и 6-й стрелковые корпуса. Это, конечно, затрудняло как планирование предстоящей операции, так и управление войсками. К тому же все эти корпуса не были как следует укомплектованы ни личным составом, ни боевой техникой.
Естественно, что командованию и штабу армии пришлось немало потрудиться, прежде чем ее войска были [118] приведены в порядок, организована разведка противостоявшего нам противника.
А между тем наступала весна, грозящая непременной распутицей. Мы знали, что в Эстонии, в районе наших будущих боевых действий, много болот, но почти нет дорог. Выходит, что мы попали, что называется, ив огня да в полымя.
Штаб армии принимал все необходимые меры по восстановлению дорог, проходящих по занятой нами территории. А на участке Сланцы — Косари усилиями наших стрелковых частей и инженерных подразделений была даже построена новая дорога, которая сразу же стала главной артерией снабжения войск армии всем необходимым. Руководили ее строительством член Военного совета генерал-майор Я. Г. Поляков (он ведал в армии вопросами тылового обеспечения) и начальник автодорожной службы подполковник П. Ф. Казаков.
В этот трудный для нас период в армию приехал командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л. А. Говоров. Вместе с ним были командарм 2-й ударной генерал И. И. Федюнинский и командующий 8-й армией генерал Ф. II. Стариков.
Леонид Александрович Говоров познакомился с обстановкой, внимательно выслушал доклад нашего командарма генерала И. Т. Коровникова о положении в войсках. Затем спросил:
— А хорошо ли вы и ваш штаб уяснили себе задачу, изложенную в приказе фронта о наступлении?
— Задача ясна, товарищ командующий, штаб армии уже разрабатывает на этот счет директиву, — ответил Коровников.
— Однако послушайте ее еще раз, — несколько официально произнес Говоров. И, обращаясь к генералу Федюнинскому, заметил: — Вы тоже, Иван Иванович, будьте внимательны. Ведь вам придется действовать вместе с Коровниковым.
И командующий фронтом, глядя на карту, изложил задачи 59-й и 2-й ударной армий.
По замыслу наша армия должна была наступать в направлении важного опорного пункта противника Ласте-колонии, перерезать дорогу Нарва — Таллин и выйти затем в тыл группировки врага, оборонявшей Нарву. Одновременно в направлении Нарвы должна была наступать и 2-я ударная армия генерала И. И. Федюнинского. Таким [119] образом, в замысле командующего фронтом вырисовывался комбинированный удар по городу-крепости с разных направлений, что, на его взгляд, и должно было обеспечить успех операции.
Затем Л. А. Говоров еще раз спросил командармов, все ли им понятно, и, убедившись, что они уяснили свои задачи, сел в машину и уехал в штаб фронта.
Иван Иванович Федюнинский между тем еще некоторое время оставался в нашей армии, побывал в штабе, где вместе с его начальником генералом Н. П. Ковальчуком детально обсудил предстоящие совместные действия армий.
Генерал И. И. Федюнинский произвел на всех нас благоприятное впечатление. Очень жизнерадостный человек, он, несмотря даже на то, что приобрел громкую славу еще на Халхин-Голе, да и при прорыве блокады Ленинграда, вел себя просто, непринужденно.
— Да-а, крепкий орешек нам достался, коллега, — говорил Федюнинский, обращаясь к Коровникову. — Помнишь, русские его уже не раз раскалывали. Правда, с трудом, но раскалывали.
— И теперь не легче будет, — заметил наш командарм. — Времени маловато, а войска не очень-то готовы. Это у тебя, Иван Иванович, небось все отлажено...
— Да какое там! — отрицательно покачал головой Федюнинский. — Но... — Он указал пальцем вверх: — Там сказали, что надо срочно взять Нарву. Сам товарищ Сталин приказал. Говорят, этого требует военная и политическая обстановка. Вот Леонид Александрович и торопится...
С этого момента в штабе армии началась лихорадочная работа по подготовке к наступлению. Быстро отправили боевые распоряжения в войска, оформили приказ. И уже 1 марта 1944 года наши части атаковали противника с рубежа Митретский, Разбегай, Метсавахт, что восточнее Сиргала.
Враг сразу же оказал нам упорное сопротивление. А мы из-за отсутствия времени, сил и средств, естественно, не сумели создать решающего превосходства над ним. Артиллерии было мало, боеприпасов тоже. Поэтому артподготовка длилась всего лишь 20 минут. Понятно, что система огня у гитлеровцев была подавлена не полностью и фашисты встретили нас достаточно организованно — [120] сильными контратаками и бомбежками с воздуха. Мы затоптались на месте.
Не сумели прорвать оборону врага и войска 2-й ударной армии. Бои за Нарву приобрели затяжной характер и длились несколько недель. Мы понесли здесь большие потери. Но и враг был тоже изрядно потрепан. Например, с 1 марта по 8 апреля 1944 года фашисты потеряли на поле боя свыше 20 тысяч своих солдат и офицеров, 82 самолета, более 60 танков, около 400 орудий и минометов, много другой боевой техники и оружия{26}.
В упорных и кровопролитных боях, длившихся весь март и начало апреля, войска 59-й армии несколько расширили свой плацдарм. Но это, как оказалось, имело лишь тактическое значение.
10 апреля 1944 года наши войска передали свой участок обороны 8-й армии, а сами заняли новый, идущий от истока реки Нарва вдоль восточного побережья Чудского озера. Здесь гитлеровцы тоже не оставляли нас в покое — то и дело применяли мощные атаки.
В этот период я не раз бывал в полку, которым командовал мой боевой друг, бывший работник оперативного отдела нашей армии уже подполковник И. А. Харичев.
Я и раньше знал, что Иван в какой-то степени тяготился штабной работой, просто мечтал уйти на командную должность. И добился-таки своего! И вот теперь его полк оборонял маленький плацдарм-пятачок, расположенный как раз в том месте, где река Нарва вытекает из Чудского озера. И хотя плацдарм, повторяю, был крохотным, полк Харичева довольно хорошо укрепил его по всем правилам инженерного искусства. Оно и понятно. Ведь Иван всегда слыл у нас грамотным штабником, умел и строить оборону, и наступать. И вот сейчас...
Полк подполковника И. А. Харичева вначале тоже наступал. Но, как и все части и соединения армии, большого успеха не добился и перешел к обороне. На его позиции гитлеровцы то и дело обрушивали шквал огня, шли в атаки, пытаясь сбросить советских храбрецов в реку. Но воины Харичева стояли насмерть. Они не только отражали атаки врага, но и сами переходили в контратаки, отбрасывая фашистов от своих позиций. [121]
В одной из таких контратак мой лучший друг Иван Андреевич Харичев пал смертью героя. Не хотелось верить в эту утрату. Но что поделаешь: война есть война...
Постепенно в боях и походах боль сердца стала утихать. Но однажды, уже после войны, она вновь вспыхнула так сильно, что мне пришлось пережить этот трагический момент как бы с самого начала...
... Вступительные экзамены позади. Я — слушатель первого курса Военной академии имени М. В. Фрунзе. Радости моей, естественно, не было предела. Но когда она несколько поутихла, стали одолевать житейские проблемы, в частности нерешенный вопрос с жильем. Тогда, в первые послевоенные годы, с этим делом было довольно туго.
Пошел искать частную квартиру. Для начала решил зайти в дом, стоящий рядом с академией. Позвонил в одну из первых же квартир. Мне открыли дверь. Вошел, огляделся. И... обмер. Со стены, с портрета, прямо на меня смотрел... Иван Харичев.
Хозяйка, открывшая дверь, конечно, сразу не поняла причины моей растерянности. Даже вроде бы испугалась моего мелового лица. Но потом, перехватив взгляд, обращенный на портрет, почти крикнула: «Да это же он, мой Ваня!»
Придя в себя, я рассказал Харичевой все, что знал о гибели своего боевого друга. Затем мы вместе перебирали скромные фронтовые фотографии, снимки юных Ивановых лет. Его жена все время всхлипывала. Я тоже никак не мог сглотнуть запечатавший горло тугой комок...
Но все это ждет меня впереди. А пока...
Войска Ленинградского фронта под командованием генерала армии Л. А. Говорова после нескольких месяцев оборонительных боев в июне вновь перешли в наступление и во взаимодействии с кораблями Балтийского флота довольно успешно провели Выборгскую операцию. Так, к 20 июня 1944 года они овладели городом Выборг и отбросили противника на рубеж река Вуокси, Репола, Аутио. Одновременно балтийские моряки освободили от врага часть прибрежных островов Финского залива. 21-я армия Ленинградского фронта к середине июня очистила от гитлеровцев полуостров Койвисто. Однако противник вскоре начал оказывать столь упорное сопротивление, что войска [122] 21-й и 23-й армий вынуждены были остановиться и вновь перейти к обороне.
Вот в этот-то период наша 59-я армия и получила новую задачу по овладению островами Выборгского залива и созданию для фронта исходного положения для броска на побережье Финляндии.
К 29 июня, передав войска и полосу обороны на реке Нарва и Чудском озере снова 8-й армии, полевое управление с армейскими частями и тылом сосредоточилось в районе Ниемеля, что на восточном побережье Выборгского залива. Вскоре в состав армии были включены из резерва Ленинградского фронта 124-я стрелковая дивизия под командованием полковника М. Д. Панченко и 224-я стрелковая дивизия полковника Ф. А. Бурмистрова.
Мне с группой работников штаарма некоторое время пришлось еще оставаться на прежнем месте, чтобы проследить порядок передачи наших войск и полосы обороны 8-й армии. Здесь-то меня и застало письмо моего однокашника по училищу.
... Читал его, и в памяти оживали картины прошлого, дни и годы неповторимой юности. Вспомнилось, как весной 1936 года в нашей Железной дивизии, что дислоцировалась на Украине, начался отбор кандидатов для учебы в Московской школе имени ВЦИК. Комиссия была придирчивой, очень строго следила за тем, чтобы среди отобранных было как можно больше выходцев из рабочих и крестьян. Обращалось внимание и на рост — в кандидаты на учебу зачислялись те, кто имел не менее 175 сантиметров.
Мы знали, что школа эта размещается на территории самого Кремля, что курсанты несут почетный караул и у Мавзолея В. И. Ленина. Естественно поэтому, что каждый из нас стремился стать «кремлевцем» — так в народе любовно называли курсантов этой школы.
Мне повезло: комиссия включила меня в список кандидатов на учебу. Но это было еще не все. Предстояло сдать предварительные вступительные экзамены.
Выдержали их немногие, всего лишь несколько человек из дивизии, в их числе и я. И сразу же отправились в Москву, в Серебряный бор, где в то время размещались лагеря этой школы. И там снова держали экзамены.
Вначале у меня все шло хорошо. Но вот на последнем испытании «срезался», получил двойку по русскому языку. [123] Расстроился неимоверно. Значит, мечта моя стать командиром Красной Армии не осуществится.
Начал уж было собирать вещички, чтобы вернуться в Железную дивизию. Но тут вмешалась мандатная комиссия: парень-то, мол, из шахтеров, крепкий, видимо, и упорный, наверстает пробелы в своих знаниях, надо бы зачислить.
И зачислили.
Так в июле 1936 года я стал курсантом Московской пехотной школы имени ВЦИК, которая в марте 1937 года приказом Народного комиссара обороны СССР была переименована в Московское военное училище имени ВЦИК. А в декабре 1938 года по Указу Президиума Верховного Совета СССР стала называться Московским училищем имени Верховного Совета РСФСР. Сейчас же, как известно, училище носит наименование Московского высшего общевойскового командного ордена Ленина, Краснознаменного училища имени Верховного Совета РСФСР.
Каждый курсант школы знал, что наше военное учебное заведение в свое время окончил и прославленный герой войны в Испании А. И. Родимцев. Мы даже встречались с Александром Ильичом, когда он только что получил за участие в испанских событиях высокое и очень еще редкое тогда звание Героя Советского Союза. Но мог ли кто-нибудь из нас знать в те дни, что А. И. Родимцев отличится затем и на полях Великой Отечественной войны, что Родина наградит его, участника Сталинградской битвы, второй Звездой Героя!
Вместе со мной, но только в артиллерийском дивизионе, учился и сын выдающегося героя гражданской войны Василия Ивановича Чапаева — Александр Чапаев. Это был очень скромный, обаятельный человек, никогда не стремившийся подчеркнуть, что принадлежит к такой известной и популярной в стране семье.
Война застала капитана А. В. Чапаева в Подмосковье. Артиллерийский полк, где он служил, почти сразу же направился на фронт. И в Белоруссии принял первый бой. Артдивизион под его командованием около суток удерживал очень важную дорогу. И отступил только по приказу.
Позже, уже под Юхновом, капитан А. В. Чапаев принял на себя командование полком и снова отличился. Об этом я прочитал на фронте в газете, в сообщении Советского информационного бюро и искренне порадовался за своего однокашника. [124]
После войны мы встретились с Александром Васильевичем уже на службе в Московском военном округе. К тому времени он стал генерал-майором артиллерии и занимал должность заместителя командующего ракетными войсками и артиллерией округа. И лишь в семидесятых годах ушел на заслуженный отдых.
Очень хотелось бы рассказать и еще об одном моем товарище. Я имею в виду Рубена Ибаррури. Правда, он закончил наше училище уже в 1940 году, когда я командовал там курсантским взводом, но мы часто встречались с Рубеном, и я с волнением слушал его рассказы о том, как он участвовал в боях с фашистами в республиканской Испании, не раз смотрел смерти в глаза. Помнится, он очень часто повторял, что наша страна стала для него второй родиной.
И эту родину он защищал до последней капли крови. В бою у Борисова Рубен, командуя пулеметным взводом, был тяжело ранен. Но, вылечившись, снова попросился на фронт. Уже в должности командира роты защищал Сталинград. Там и погиб, до конца выполнив свой долг перед своей второй родиной — Союзом Советских Социалистических Республик. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Назову имена и других бывших курсантов моего родного училища, которые также прославили своим героизмом нашу Родину и ее Вооруженные Силы. К ним с полным правом можно отнести Маршала Советского Союза С. С. Бирюзова, главного маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова, маршала артиллерии К. П. Казакова и многих, многих других.
Помнится, еще в мою бытность командиром курсантского взвода на одном из тактических учений, в котором участвовал и личный состав нашего училища, мне довелось встретиться с Маршалами Советского Союза К. Е. Ворошиловым и С. М. Буденным.
Учение было двусторонним. Мы оборонялись, а на нас наступали. И вот в самый разгар событий к позициям моего взвода подкатило несколько легковых автомашин. Из них вышли Ворошилов и Буденный, которых сопровождали начальник училища, начальник политотдела и другие наши командиры. Все направились к окопам. [125]
Заметив высокое начальство, я было выскочил из своей ячейки и бросился навстречу маршалам, чтобы доложить как положено. Но Климент Ефремович махнул рукой, что означало — оставайтесь на месте.
Группа подошла к моему окопу.
— Что, и на войне вот так докладывать побежите? — сказал Ворошилов, ловко спрыгивая в соседний со мной окоп. — Неразумно. Так ведь и голову потерять немудрено.
И, заметив мое замешательство, тут же перевел разговор на другое. В частности, очень подробно расспросил, какие рубежи пристреляны взводом, из какого оружия, выделены ли пулеметы для ведения флангового огня.
Я, волнуясь, все же довольно четко отвечал на вопросы. А Семен Михайлович Буденный стоял наверху и, поглаживая усы, улыбался. Когда же Ворошилов, выслушав меня, собрался вылезти из окопа, чтобы направиться к другому взводу, Буденный неожиданно задал вопрос:
— А вы откуда родом, товарищ командир взвода?
— Донбасский, товарищ маршал.
Услышав это, Ворошилов с удовольствием кивнул головой и сказал:
— Мой земляк, значит, шахтер...
— Так точно, шахтер, товарищ маршал, — ответил я. — Из Пролетарска.
— Ну, поздравляю, земляк, — крепко пожал мне руку К. Е. Ворошилов. — Оборону ты подготовил крепкую. Видимо, шахтерская закалка и здесь пригодилась. Дерзай и дальше. Других уча, учись и сам.
Собственно говоря, я всегда поступал именно так.
Курсантским взводом мне пришлось командовать полтора года. За это время стал кандидатом, а потом и членом ВКП(б). Партийный билет мне вручал генерал А. А. Лобачев, начальник политического управления столичного округа.
Однажды нас, группу молодых командиров-коммунистов, неожиданно вызвали в Центральный Комитет партии. Провели сначала в приемную, а затем и в кабинет к одному из секретарей ЦК ВКП(б). Мы вошли недоумевающие, взволнованные.
Из-за стола навстречу нам поднялся среднего роста, полноватый, довольно крепко сложенный человек в полувоенной форме. Поздоровался с каждым в отдельности за руку, предложил сесть. Поинтересовался, как мы живем, [126] как работаем, когда вступили в партию, откуда родом. Выслушав, удовлетворенно кивнул и сказал:
— Выходит, что все вы, товарищи, из рабочих и крестьян, народ боевой, надежный. Именно о таких командирах из народа и мечтал в свое время Владимир Ильич Ленин. А пригласил я вас вот по какому поводу. По решению ЦК партии мы организуем курсы по подготовке и усовершенствованию руководящих партийных работников. Вам придется обучать их военному делу. Предупреждаю, что люди там соберутся почтенные, иные в отцы вам, пожалуй, годятся. Но ничего не поделаешь. Обстановка требует заранее готовить партийные военные кадры. Так что беритесь за дело. Надеемся, что вы оправдаете оказанное вам доверие.
Так я простился с родным училищем и отбыл на эти, честно говоря, малопонятные мне курсы. Но приказ есть приказ.
Люди, которых нам предстояло обучать, были действительно почтенными. И не только в смысле возраста. На курсы были собраны секретари горкомов, обкомов и даже ЦК компартий республик. В петлицах они носили, как правило, по две-три шпалы и даже по ромбу. А мы... У меня, к примеру, было всего три кубаря — звание старшего лейтенанта. Но что поделаешь, приказ есть приказ. Поставили преподавателем — учи.
Работали мы на курсах очень много и напряженно. Здесь-то нас и застало известие о начале войны.
Естественно, что каждый из нас горел желанием немедленно попасть на фронт. Но не тут-то было! Нам приказали на время забыть об этом и продолжать готовить для фронта кадры политсостава. Пришлось смириться, тем более что вскоре к нам прибыли на кратковременную переподготовку политработники специальных строительных частей. Это внесло некоторую специфику, нужно было к ней подстраиваться. А за делами и заботами — не до рапортов.
И все-таки вскоре мы снова принялись донимать свое начальство прежними просьбами. Довод был один: пожилые едут на фронт, а мы, молодые, торчим в тылу. Обучать людей на курсах смогут и командиры из запаса.
Вскоре нас, группу наиболее нетерпеливых, буквально засыпавших начальство своими рапортами, вызвали в Москву. Попали на прием к армейскому комиссару [127] Е. А. Щаденко. Тот, окинув нас вначале строгим взглядом, спросил:
— Значит, на фронт захотели?
— Так точно, товарищ армейский комиссар, на фронт! — твердо заявили мы в один голос.
— Что ж, хвалю за храбрость. — Глаза Щаденко заметно потеплели. — Сам воевал в гражданскую, понимаю. Где уж тут усидеть, когда такая драка идет. Хотя мы и отбросили врага от нашей столицы, но он еще силен, его бить и бить надо... — Щаденко замолчал, прошелся но кабинету. И неожиданно закончил: — Я одобряю ваше решение. Получите предписание и, как говорится, — в добрый путь.
Так я оказался на фронте.
...Вот о чем напомнило мне письмо однокашника. Но вскоре нахлынувшие было воспоминания как-то отошли на второй план, потесненные сиюминутными заботами. Нужно было как можно скорее кончать работу на старом месте и добираться в район новой дислокации штаба армии.
Итак, войска нашей 59-й армии готовились к новой операции. После соответствующей подработки в штабе фронта их задача сводилась к следующему: во взаимодействии с моряками Кронштадтского оборонительного района, который возглавлял вице-адмирал Ф. Ю. Ралль, овладеть островами Выборгского залива Раван-Сари, Суонион-Сари, Тейкар-Сари и другими, тем самым создав благоприятные условия для высадки советских войск на финское побережье. А те уже, ударив с тыла по выборгской группировке противника, должны были обеспечить успех наступающим корпусам и дивизиям 21-й армии.
Операцию командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л. А. Говоров планировал начать не позднее 4 июля 1944 года. Выходит, что на подготовку к ней нам отводилось всего лишь несколько дней.
С чего же начал штаб армии свою работу в этих необычных для нас условиях? Конечно же с выяснения сложившейся на этом участке фронта обстановки, хотя бы краткого анализа ее, с оценки противостоящего нам противника.
Перед нами оборонялись подразделения и части финской армии, которые, как нам было уже известно, по [128] своим боевым качествам почти не уступали немецко-фашистским. Оборона противника базировалась на использовании труднодоступных естественных рубежей. Все не только крупные, но и мелкие острова, запиравшие вход в Выборгский залив и прикрывавшие побережье Финляндии, были превращены в укрепленные форты с хорошо развитой системой огня, которая к тому же дополнялась еще и огнем артиллерии с суши. В узких проходах и в заливах противник применял подводные минные и стальные сетевые заграждения. На мелководье использовались донные мины и мины-ловушки. Как мы потом выяснили, только за период с 21 по 28 июня 1944 года финны установили на подходах к островам Тейкар-Сари, Суонион-Сари, а также к островам северного побережья Выборгского залива четыре ряда минных заграждений, использовав для этого несколько тысяч мин.
На крупных островах размещались вражеские гарнизоны силой от роты до батальона, на мелких — взводы или боевые группы. Словом, если внимательнее оценить силы противостоявшей нам финской армии, особенно на противоположном побережье залива, то станет ясно, что мы должны были иметь дело с серьезным и очень хорошо оснащенным противником, к тому же прекрасно укрепившимся на своих позициях.
Подтвержу это фактами. Группировка финских войск в районе Выборгского залива включала в себя следующие соединения. Побережье залива южнее Нисалахти занимала 2-я бригада береговой обороны. На северо-запад от Нисалахти оборонялись соединения 5-го армейского корпуса, а именно: усиленная 1-я кавалерийская бригада этого корпуса, которая находилась на островах; его 17-я пехотная дивизия, которая обороняла мыс Тиенхара и Кивасиллансалми; сухопутный участок фронта от Сайменского канала до озера Вентелянселькя занимала 3-я пехотная бригада. В резерве же командира 5-го армейского корпуса находилась 10-я пехотная дивизия, которая дислоцировалась недалеко от Тиенхара, а также 11-я пехотная дивизия и 20-я пехотная бригада, располагавшиеся в районах Ховинма и западнее Юустила.
На этом же направлении находился и резерв верховного главнокомандования финской армии — немецкая 122-я пехотная дивизия, которая была срочно переброшена сюда из Эстонии.
В Финском заливе (в восточной его части) противник [129] сосредоточил и значительные военно-морские силы, в его -распоряжении находилось немало боевых самолетов.
А что же представляла собой вражеская оборона на островах? Это — цепь стрелковых окопов и пулеметных гнезд, прикрытых огнем артиллерии и минометов, расположенных как тут же, на островах, так и на материке.
Проволочных заграждений на островах было мало, но зато взрывных — хоть отбавляй: минные поля устанавливались не только в прибрежной полосе, но и на мелководье. Они также прикрывались пристрельным огнем пехоты и артиллерии.
Действия гарнизонов островов поддерживали 31-я артиллерийская батарея, минометные средства 1-й кавалерийской бригады и 2-й бригады береговой обороны. Всего — 130 орудий и минометов калибра от 75 до 220 миллиметров.
Здесь следует уточнить, что времени на ведение разведки у нас, естественно, почти не было, поэтому все приведенные выше данные штаб нашей армии заполучил в основном от командований как фронта, так и Кронштадтского морского оборонительного района.
В период подготовки к операции на КП нашей армии приехал командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал В. Ф. Трибуц. Здесь он встретился с командармом 59 генералом И. Т. Коровниковым.
После обмена приветствиями Коровников спросил Трибуца:
— Владимир Филиппович, какими силами будут располагать моряки адмирала Ралля в предстоящей операции?
— Немалыми, — ответил В. Ф. Трибуц. — В десантной операции будут участвовать морские бронекатера с танковыми башнями, бронированные катера-охотники, тоже имеющие артиллерию, торпедные катера, катерные тральщики, десантные тендеры, то есть все, без чего невозможно вести боевые действия в шхерах. Авиация флота — а это около трехсот бомбардировщиков и штурмовиков — надежно прикроет десант с воздуха, обеспечит его высадку и последующее продвижение на островах. С берега будет действовать гвардейская морская артиллерийская железнодорожная бригада, включающая в себя девять батарей с калибром орудий сто тридцать — сто восемьдесят миллиметров. [130]
А для десантирования войск 59-й армии, как тут же пояснил В. Ф. Трибуц, будут выделены два парома, 32 тендера, 30 катеров.
— Кроме того, — вставил присутствующий при этом разговоре начштаба 59-й армии Н. П. Ковальчук, — наши инженерные войска тоже изготовили несколько десятков плотов и лодок. Да часть переправочных средств мы перевезли сюда с Невы и Ладожского озера. В итоге на имеющиеся плавсредства можно будет в один рейс поднять до одного стрелкового полка.
Словом, оперативно-тактические задачи с командованием Краснознаменного Балтийского флота были согласованы. И штаб армии на основе директивы фронта от 2 июля 1944 года и решения командарма приступил к непосредственному планированию операции.
Из многих десятков островов Выборгского залива нам прежде всего нужно было захватить, что называется, опорные, крупные острова, такие, как Тейкар-Сари, Суонион-Сари и Раван-Сари, которые запирали вход в него. А овладев ими, можно было затем очищать от противника и более мелкие острова, превращая их в своеобразные «пролеты моста», ведущего к северному побережью Выборгского залива.
По решению командарма операция должна была проходить в четыре этапа. На первом этапе 124-я и 224-я стрелковые дивизии совместно с силами флота должны были захватить главные острова Выборгского залива, на втором, используя освобожденные острова для исходного положения, подготовить плавсредства и воинские части для переправы на материк в целях захвата там плацдарма. Захват плацдарма и развитие наступления на Тиенхара, то есть выход в тыл выборгской группировке противника и соединение там с 21-й армией Ленинградского фронта, — задачи третьего и четвертого этапов операции.
Предполагалось, что при выполнении этой задачи 59-я армия будет усилена сначала одним, а затем и еще одним-двумя стрелковыми корпусами.
В ограниченное время командование и штаб армии провели соответствующую работу по тренировке личного состава для действий в условиях десанта. В этом деле нам большую помощь оказали моряки-балтийцы. Они делились с красноармейцами и младшими командирами своим личным опытом участия в десантных операциях, показывали, как нужно занимать свое место на тендере, пароме, каким [131] образом пользоваться стрелковым оружием на случай морского боя, как высаживаться на берег и занимать место в боевом порядке. А командиры подразделений и политработники, представители штабов разъясняли бойцам, что операция будет интенсивно поддерживаться авиацией и артиллерией, боевыми кораблями, а им нужно только как следует подготовиться, настроить себя, чтобы, высадившись на острова, действовать там, как в обычном наступательном бою.
Противник, естественно, в это время тоже не дремал. Каким-то образом определив, куда мы планируем нанести свой главный удар, он срочно перебросил часть своих сил с материка на остров Тейкар-Сари и отразил нашу первую попытку овладеть этим островом.
А ее мы предприняли в ночь на 1 июля. Тогда отряд десантников из 185-го стрелкового полка 224-й дивизии и группа разведчиков из 260-й бригады морской пехоты под покровом темноты высадились на Тейкар-Сари. Они сразу же овладели южной частью острова. Но противник, предприняв ряд яростных контратак, в конце концов вынудил десантников покинуть Тейкар-Сари.
Таким образом, наш десант на этот крупный остров не удался. Но он помог лучше выявить огневую систему на Тейкар-Сари, силы противника, оборонявшиеся там. Словом, это была своеобразная разведка боем, после которой наступила небольшая пауза.
Она продлилась до 4 июля. А на рассвете этого дня было решено высадить десант сразу на три острова — Тойкар-Сари, Суонион-Сари и Раван-Сари. Силы — 143, 160 и 185-й стрелковые полки 224-й дивизий, по полку на каждый остров. Причем на Тейкар-Сари и Суонион-Сари десант намечалось высадить средствами флота, а на остров Раван-Сари — на армейских переправочных средствах.
В плане артиллерийского обеспечения операции предусматривалась 75-минутная артиллерийская подготовка, которая распределялась так: пятиминутные огневые налеты по островам в начале и в конце артподготовки, между налетами — методический огонь. Для этой цели привлекалась артиллерия как нашей армии, так и кораблей, кроме того, береговая и железнодорожная артиллерия. Всего около 250 орудий калибра от 85 до 180 миллиметров.
Для авиационного обеспечения операции были сосредоточены [132] почти все самолеты авиации Краснознаменного Балтийского флота и 13-й воздушной армии. Только в первый день боевых действий предусматривалось произвести около 1000 самолето-вылетов.
В целях обеспечения внезапности форсирования залива сосредоточение и подготовка десантных средств производились в бухте Макслахти, а уже оттуда корабли были скрытно переведены прибрежными шхерами в залив Иоханнес, в район посадки войск.
Предусматривалась и дымомаскировка.
... 7 часов утра 4 июля. Катера и тендеры, взяв на борт боевую технику и людей, начали движение к островам. С воздуха их прикрывали истребители. А чуть раньше наши артиллерия и авиация нанесли мощные удары по противодесантной обороне островов и финского побережья.
Противник, однако, сразу же оказал нам упорное сопротивление. Он обстрелял десанты еще на подходах к островам, умело применил минные заграждения, на которых вследствие не совсем удачно поставленной дымовой завесы подорвалось несколько наших катеров. Но несмотря на это, к И часам утра десантные отряды уже совершили высадку на острова Раван-Сари и Суонион-Сари, а к вечеру они были полностью очищены от противника.
Развивая успех, 143-й и 185-й стрелковые полки, которыми командовали соответственно подполковник А. И. Гришин и подполковник Ф. И. Демин, захватили еще несколько островов. Здесь стрелковым подразделениям большую помощь оказала не только артиллерия, но и танки, доставленные на острова на спаренных паромах.
Десантирование же на остров Тейкар-Сари, которое производил 160-й стрелковый полк майора С. Н. Ильина, проходило тем временем не совсем гладко. Дело в том, что полк высадился на остров на час позже других, потерял связь со штаармом и поэтому не смог вызвать на помощь ни артиллерию, ни авиацию. Более того, тендер, на котором находились работники штаба полка, подорвался на мине и затонул. Штаба не стало. И все-таки майор Ильин не растерялся. Полк под его командованием сумел занять значительную часть острова — южную и центральную. И это без всякой огневой поддержки! Но вскоре противник, подтянув резервы, контратаковал 160-й стрелковый полк. И не только остановил его дальнейшее продвижение, но и потеснил на южную оконечность острова. Завязались жестокие бои. Наши бойцы и командиры мужественно [133] дрались за каждый метр земли. Но уж слишком неравными были силы...
Штаб армии все время пытался установить связь с полком на Тейкар-Сари. На остров с группой связистов был направлен на катере майор В. К. Шакера, работник нашего отдела. Он сумел-таки добраться туда и доложил по рации, что противник оттеснил наш полк на южную оконечность острова, непрерывно атакует десантников крупными силами, наши бойцы дерутся теперь с врагом почти у самой кромки воды. И вдруг... «Все, друзья, я погибаю...» Это были последние слова майора В. К. Шакеры. Связь со 160-м полком снова прервалась.
Послали на Тейкар-Сари еще одну группу. Но она погибла еще на подходе к острову.
И все-таки связь с полком майора С. Н. Ильина вскоре восстановилась. Наладил ее один из связистов из группы погибшего майора В. К. Шакеры.
Обстановка на острове прояснилась. Командарм И. Т. Коровников и начштаба Н. П. Ковальчук, оценив ее, пришли к решению, что пора вводить в дело резерв.
— Николай Прокофьевич, что у нас там в резерве? — спросил Коровников начальника штаба.
— Два стрелковых батальона и несколько танков.
— Маловато. И все-таки готовьте распоряжение для высадки их на Тейкар-Сари. Кстати, как с паромами длп танков?
— Есть два парома, танки выдержат. Ну а пехоту... Ее отправим на подручных средствах.
Это решение командарм принял ровно в полночь с 4 5 июля 1944 года. А к 11 часам 5 июля батальон 406-го стрелкового полка при поддержке четырех танков (группу возглавил командир 124-й стрелковой дивизии полковник М. Д. Панченко) высадился на остров. Высадка прикрывалась огнем артиллерии и ударами авиации.
Помощь подоспела как раз вовремя. Вскоре объединенными усилиями остатков 160-го стрелкового полка и группы полковника М. Д. Панченко, которых поддерживали огнем и корабли, Тейкар-Сари был взят. Об этом 5 июля в 23 часа Военный совет доложил командованию Ленинградского фронта.
Следует заметить, что финское командование предприняло несколько энергичных попыток оказать помощь своим [134] островным гарнизонам. Утром 4 июля, например, из Хапасарских шхер в Выборгский залив пытались прорваться четыре канонерские лодки и шесть десантных барж в сопровождении сторожевых катеров. Но на этот караван сразу же обрушили огонь наши железнодорожные батареи, штурмовая авиация и торпедные катера. Корабли противника, понеся ощутимые потери, вынуждены были повернуть обратно и скрыться в шхерах.
Затем последовала еще одна попытка. На этот раз два вражеских транспорта, три десантные баржи, канонерская лодка и группа больших катеров попытались помочь гарнизону на острове Тейкар-Сари. Но и здесь противника постигла неудача. Комбинированным ударом групп торпедных катеров, бронекатеров, железнодорожной артиллерии, самолетов-штурмовиков и истребителей был разгромлен и этот караван.
В период операции настоящее мужество и героизм проявили и военные моряки. Особенно подчиненные капитана 2 ранга В. Н. Герасимова и капитана 3 ранга В. С. Сиротинского. Но в бою за остров Тейкар-Сари Герасимов погиб. Тогда Сиротинский приказал взять на буксир своего катера оставшийся без хода тендер друга в попытался повести его за собой. Но тут на тендере раздался взрыв, начался пожар. Сиротинский сблизился с горящим кораблем и пересадил десантников с тендера на свой катер. Вскоре они были доставлены на остров.
Итак, Тейкар-Сари к исходу 5 июля был взят. Вслед за ним противник оставил и острова Хиэта-Сари и Киустерин-Сари. А ночью свежие батальоны 406-го стрелкового полка 124-й стрелковой дивизии вышибли финнов с Мелан-Сари и Куолан-Сари.
В последующие дни части 224-й и 124-й стрелковых дивизий заняли еще свыше пятнадцати островов, примыкающих к западному и северо-западному побережью Выборгского залива, в том числе и несколько таких, которые были связаны дамбами и мостами с финским побережьем. Казалось, приложи еще одно усилие — и наши войска выйдут на северо-западное побережье Выборгского залива, а оттуда нацелят свой удар в тыл выборгской группировке противника, что, собственно, и являлось конечной целью операции.
Но силы наступающих полков и соединений армии были на исходе. А обещанные фронтом стрелковые корпуса все еще не поступали. Больше того, 10 июля 1944 года [135] мы вдруг получили шифротелеграмму из штаба Ленинградского фронта, в которой предлагалось десантные операции по очистке островов от противника в северо-западной части Выборгского залива временно прекратить{27}.
Во исполнение этой шифротелеграммы наш штаарм утром 11 июля отдал командирам 124-й и 224-й стрелковых дивизий соответствующую директиву. В ней предлагалось немедленно приступить к организации жесткой противодесантной и противокатерной обороны на занятых островах. Районы возможной высадки десантов противника рекомендовалось прикрыть инженерными заграждениями и минными полями, причем наиболее плотную оборону рекомендовалось создать на ключевых островах залива — Раван-Сари, Суонион-Сари и Тейкар-Сари.
В директиве обращалось особое внимание на то, чтобы создаваемая система огня на островах обеспечивала взаимную фланкирующую огневую связь между ними. Всю полковую и батальонную артиллерию было решено использовать на прямой наводке для организации противокатерной и противодесантной обороны островов на наиболее вероятных направлениях действия противника. Придавалось большое значение и укреплению фланговых островов, обеспечению стыков между ними.
В этой же директиве на командиров соединений возлагалась персональная ответственность за оборону островов, ставилась задача на выделение подвижных резервов для борьбы с предполагавшимися десантами противника. Их рекомендовалось создавать из такого расчета: на роту — одно-два отделения, на батальон — один-два стрелковых взвода, на полк — одна-две усиленные стрелковые роты. Эти резервы необходимо было обеспечить переправочными средствами — лодками и плотами.
Помнится, когда командарм И. Т. Коровников знакомился с проектом этой директивы, то, прежде чем утвердить ее, он сделал весьма существенную приписку: «Требую от командиров соединений организовать непрерывную разведку с целью выяснения сил и средств противника, системы его обороны, огня, заграждений, чтобы быть готовыми перейти в наступление и успешно разгромить группировку финнов на северо-западном побережье Выборгского залива»{28}. И это указание было, конечно, [136] очень важным, оно нацеливало войска и штабы на то, чтобы быть в готовности в самое ближайшее время выполнить задачу фронта — переправиться на финское побережье и выйти в тыл выборгской группировке противника.
В эти же дни мне пришлось участвовать и в разработке другой директивы штаарма, датированной 15 июля 1944 года. Она была отправлена командирам 43-го стрелкового корпуса и 224-й стрелковой дивизии. В ней, в частности, 43-му стрелковому корпусу предлагалось принять в свое оперативное подчинение 224-ю дивизию и, до 16 июля произведя перегруппировку частей, перейти к жесткой обороне занимаемых рубежей как на островах, так и на юго-восточном побережье Выборгского залива.
В директиве штаарма указывалось, что справа, в междуозерном дефиле севернее и северо-восточнее Выборга, обороняется 21-я армия, а слева группу островов занимают 125-й и 289-й ОПАБ. Подходы к ним со стороны моря охраняются кораблями Краснознаменного Балтийского флота. Северо-восточное побережье Выборгского залива приказывалось оборонять двумя батальонами из 80-й стрелковой дивизии.
224-я стрелковая дивизия согласно директиве меняла части 124-й дивизии. Последняя же после сдачи обороны островов должна была подготовиться к отражению возможных десантов противника, провести тренировки как для действий в десантной операции, так и для ведения боя в лесисто-каменистой местности.
Следовательно, штаб армии, разрабатывая планы по обороне захваченных в Выборгском заливе островов, одновременно нацеливал свои поиска и на то, что они должны быть готовыми в любое время перейти в решительное наступление.
Вторая половина июля и август 1944 года прошли, однако, в оборонительных боях. Работники штаба армии тоже занимались сугубо повседневным делом — выезжали в войска для контроля за исполнением приказов и директив, проводили рекогносцировку местности в отдельных районах, на островах.
Наступило 4 сентября. В этот день к нам поступили сведения, что противник, по всей видимости, готовит массовый отвод своих войск с еще не занятых нами островов [137] и с северо-западного побережья Выборгского залива. Штаб армии тут же отдал боевое распоряжение командиру 43-го стрелкового корпуса, в котором говорилось, что в случае начавшегося отхода противника корпусу следует немедленно перейти к активным действиям по его преследованию, отрезая врагу пути отхода с помощью подвижных отрядов. Рекомендовалось окружать колонны противника и предлагать разоружиться, в случаях отказа сложить оружие и сдаться в плен — беспощадно уничтожать.
В боевом распоряжении еще раз подчеркивалась необходимость ведения круглосуточной разведки, дабы не прозевать начало отхода врага с островов. Требовалось держать в постоянной готовности автомашины и плавсредства в целях быстрой переброски подвижных отрядов и штурмовых батальонов на побережье Финляндии, которые должны были тут же перерезать шоссе Тиенхара — Нисалахти.
Но это боевое распоряжение было вскоре отменено. Дело в том, что еще 25 августа 1944 года Финляндия запросила у Советского Союза мира, а 4 сентября наши радио и газеты сообщили о том, что она порвала всякую связь с фашистской Германией и подписала перемирие с СССР. Поэтому в другом боевом распоряжении, подписанном в 4 часа 20 минут 5 сентября начальником оперативного отдела штаарма полковником Л. М. Крыловым, указывалось, что командующий армией приказал с 8.00 5 сентября боевые действия против финской армии прекратить.
В войсках это известие было воспринято с огромным подъемом и ликованием. Еще бы! Ведь сделан еще один шаг к нашей окончательной победе.
После заключения перемирия 21-я армия Ленинградского фронта была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования, а ее полосу на Карельском перешейке приняла наша 59-я армия, которая и заняла здесь оборону. Она проходила по устью реки Салменкойто, западному берегу Вуокси, Ряйкеля, побережью Финского залива с передним краем по линии государственной границы.
Северо-восточное и северо-западное побережье Финского залива, а также подходы к нему со стороны моря охранялись пограничниками и дозорными кораблями Краснознаменного Балтийского флота. С ними взаимодействовали и подвижные резервы полевых войск на самом побережье. Справа, по линии государственной границы с [138] Финляндией, заняла оборону 23-я армия, разграничительная линия с которой у нас проходила по Вуокси.
Емкость главной полосы обороны 59-й армии была рассчитана на четыре стрелковые дивизии, мы занимали ее на широком фронте с использованием бывших вражеских укрепленных районов и узлов сопротивления. Некогда здесь проходила так называемая линия Маннергейма. Мы конечно же осмотрели ее. Она действительно представляла собой крепкий орешек — мощные бетонированные сооружения, которые можно было разрушить разве что орудиями большого калибра, да и то ведя огонь прямой наводкой.
Во второй эшелон армии выделялись две стрелковые дивизии, а одна дивизия составляла резерв. Наибольшую насыщенность войсками мы имели на своем правом фланге. Для прикрытия же подступов к Выборгу с моря создавалась жесткая круговая оборона.
Предусматривались также тыловой оборонительный рубеж, отсечные позиции, прикрытие всей полосы обороны армии инженерными сооружениями.
Следует заметить, что в течение тех нескольких месяцев, что мы находились в обороне, командование, штабы и Военный совет армии уделяли неослабное внимание поддержанию в войсках высокой боевой готовности, укреплению воинской дисциплины и порядка. Штаарм периодически проводил проверки готовности оборонительных полос, принимал от войск инженерные районы. В тех дивизиях, где работы по созданию надежной обороны были закончены, организовывались тактические учения. Словом, мы, как говорится, держали порох сухим.
И вот поступил долгожданный приказ — штабу армии можно разместиться в городе, в самом Выборге! Наконец-то за долгие годы войны мы впервые расположимся в более или менее благоустроенном месте. А то ведь до этого приходилось работать в разрушенных подвалах, блиндажах да землянках.
Заняли несколько сохранившихся домов, привели себя в порядок — попарились в бане, побрились и почистились. И конечно же, осмотрели город. Выборг нам понравился — типичный северный городок, на вид суровый, но чем-то все же к себе манящий.
И снова работа, работа, работа... [139]
Еще 4 августа 1944 года, в период нашей обороны захваченных островов, командование, Военный совет и штаб армии уже подводили предварительные итоги операции в Выборгском заливе. В специальном приказе, в частности, указывалось, что, несмотря на некоторые успехи, достигнутые в боях, войска и штабы в то же время допустили и целый ряд серьезных просчетов, особенно в организации взаимодействия между сухопутными частями и подразделениями, кораблями и авиацией.
Не все в порядке было и с управлением войсками. Нередко случалась потеря управления вследствие плохой организации связи. Штабы подчас очень поверхностно знали обстановку, оборонительную систему противника и его боевые возможности. И это ни в коем случае нельзя было оправдывать лишь тем, что нам на подготовку к операции было отведено слишком ограниченное время. Ведь и его можно и нужно было использовать разумно.
И вот сейчас мы еще более глубоко и всесторонне анализировали все этапы проведенной операции. Наряду с недочетами выявляли и положительный опыт, который тут же становился достоянием всех, от рядового красноармейца до генерала.
Общую же оценку боевых действий нашей армии в период проведения Выборгской операции вскоре дал и Военный совет Ленинградского фронта. В своем приветствии к войскам по случаю 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции он отмечал, что 59-я армия, наряду с другими объединениями фронта, внесла достойный вклад в дело разгрома врага на этом театре войны. Ее воины сделали все от них зависящее, чтобы навсегда обезопасить северо-западную границу нашей Родины. [140]