В первых боях
Рано утром 22 июня 1941 года, когда еще предрассветная мгла лежала на земле, дежурный по лагерю получил приказание командира полка объявить боевую тревогу.
Вскакиваем с кроватей, одеваемся быстро и, на ходу застегиваясь, бежим к стоянке самолетов. Быстро приводим материальную часть в боевую готовность. Ждем дальнейших указаний. Никто еще не думал о большой беде, пришедшей на нашу землю. Всего три дня назад нас поднимали по такой же тревоге, но дали «отбой», и мы спокойно продолжали свои дела. Может, и теперь ничего не произошло? Слышатся беззаботный смех, шутки.
И вдруг на малой высоте из-за березовой рощи, за которой расположен наш лагерь, вынырнул самолет У-2{1}. На нем прилетел начальник политотдела дивизии полковой комиссар Н. Я. Жунда с боевым приказом. Не выключая мотора, он спрыгнул на землю и, протянув пакет командиру полка А. Г. Маркелову, сказал: «Война». Указывая на пакет, добавил: «Там определена задача полку. Я очень тороплюсь, боевого вам успеха». Затем быстро сел в самолет и улетел в Умань.
Командир полка вскрыл пакет, внимательно стал изучать боевой приказ, предварительно приказав начальнику штаба собрать личный состав полка у стартового командного пункта (СКП).
Мы быстро собрались у СКП, в районе расположения стоянки второй эскадрильи. Все стоим молча и сосредоточенно.
Командир полка поднял руку, привлекая наше внимание. Чувствовалось, что Андрей Гаврилович волнуется. Придя в себя, он объявил: «Товарищи! Сегодня рано утром немецко-фашистские войска вероломно напали на нашу [25] Родину. Немецкая авиация бомбила пограничные города и аэродромы». Командир полка сделал паузу и поставил задачу: «Летно-техническому составу подготовить материальную часть и вооружение к боевым действиям, неотлучно находиться у своих самолетов. Командирам эскадрилий явиться ко мне за получением боевой задачи». Быстро разошлись по своим местам. Теперь мы поняли, что с этого момента наша жизнь разделена на «до» и «после» начала войны.
Еще не успели как следует сосредоточиться на выполнении поставленной командиром задачи, как к нашему аэродрому подлетел незнакомый нам по силуэту самолет. Сперва подумали, что это перебежчик. Самолет тем временем выполнил круг над аэродромом и уверенно пошел на посадку. Из кабины вышел летчик без поясного ремня и шлемофона. Кто это? Откуда? Странно: самолет с красными звездами, значит, это наш летчик. Вскоре все прояснилось.
Месяц назад группа руководящего летного и инженерно-технического состава для переучивания на МИГ-3 была направлена в город Черновицы (ныне Черновцы). Среди них находился и летчик нашего полка, командир второй эскадрильи Е. Г. Тивин. Он и оказался тем пилотом, который только что сел. Тивин рассказал о том, как аэродром в Черновицах, где дислоцировался учебный центр по переучиванию, с первого часа войны был подвергнут бомбово-штурмовому удару врага. Много самолетов было выведено из строя. Казармы, жилые дома тоже были подвергнуты бомбежке. Под грохот взрывов и треск пулеметных очередей лейтенант Тивин выскочил на улицу. Взрывной волной его отбросило под кусты сирени. Через некоторое время он пришел в себя и побежал в сторону стоянки самолетов. Вблизи стоянки в кустах осмотрелся. Недалеко стоял МИГ-3. Тивин рывком поднялся и, вскочив в кабину самолета, взлетел и направился к нам в Винницу. [26]
Немецкие истребители заметили взлетевший самолет и устроили за ним погоню, но Тивин ловким маневром уклонился от атак и сумел уйти от врага.
После его рассказа ни у кого из нас уже не оставалось ни малейшего сомнения в том, что началась жестокая война.
22 июня, находясь за 200 километров от государственной границы, мы не могли знать всего, что тогда происходило. Но спустя время узнали, что существует чудовищный план «Барбаросса». Мы узнали также, что в четыре часа утра на нашу страну вероломно напали войска фашистской Германии. Вражеская группировка насчитывала 5,5 миллиона человек, около 4300 танков, 47,2 тысячи орудий и минометов, 4980 боевых самолетов.
Несмотря на сияющее солнце, первый день войны казался сумрачным. С утра начал наползать на наш аэродром серый туман. Правда, он быстро рассеялся, но небо от этого не сделалось чистым. Похоже было, будто его обычно голубой купол затянут громадной тускло-белой сетью.
В первый же день войны в районе нашего аэродрома стали появляться немецкие разведывательные самолеты. Мы вылетали на их перехват звеньями. Это были практически наши первые боевые вылеты. Мы не имели еще никакого опыта ведения воздушных операций в боевой обстановке, взлетали только при случае, если противника удавалось обнаружить зрительно. Поэтому, идя на перехват вражеских самолетов, в первое время в основном надеялись на случай, а не на точный расчет.
Второй день войны выдался облачным. Облака висели над аэродромом на высоте 400–500 метров. Летчики сидели в ожидании указаний. На дежурстве находилось звено младшего лейтенанта В. А. Князева. Кругом было тихо. Казалось, день так и пройдет без происшествий. Но вот послышался гул мотора приближающегося самолета, а затем увидели и его самого. Это был двухмоторный бомбардировщик Ю-88, который летел под облаками прямо на наш аэродром. [27]
Первым поднялось в воздух дежурное звено Князева, а за ним еще два звена — Захарова и Деменока. Немецкий летчик заметил взлетевших истребителей и стал время от времени скрываться в облаках. Этот маневр применил несколько раз. При приближении наших И-16 он снова, в очередной раз, скрылся, развернулся на запад и буквально вывалился из облаков в районе железнодорожной станции Жмеринка. В это время его перехватил Князев, который, в поиске потерянного в облаках самолета, оказался в этом районе. Князев с близкой дистанции дал длинную очередь из четырех пулеметов по левому мотору и кабине вражеского самолета. «Юнкерс» задымил и упал недалеко от Жмеринки. Это был первый самолет, сбитый летчиком нашего полка за все время войны. Счет был открыт. Это окрыляло. Никто из нас не сомневался, что мы намного увеличим этот счет, что предстоят долгие дни расплаты с вероломным и коварным врагом. Но никак не предполагали, что война будет длиться годы...
Утром на третий день войны поступил приказ готовиться к перелету на передовой аэродром. К нему готовились одновременно три эскадрильи. Наша первая эскадрилья получила задание передислоцироваться на аэродром Бродек. Внимательно выслушали командира старшего лейтенанта Е. И. Швачко, четко поставившего задачу.
И вот эскадрилья в воздухе. Под крылом стелются обширные хлебные поля. Люди заняты своими повседневными делами, еще не вполне осознавая, что на них неумолимо надвигается страшное бедствие.
Были немцы на Украине в годы первой мировой войны, но это были просто оккупанты, грабители. Сейчас же на нас шли фашисты — человеконенавистники, убийцы, душители свободы, шли, чтобы разрушить и уничтожить все то, что нами завоевано и создано за годы Советской власти.
Занятый этими мыслями, я не сразу заметил, как вдруг ведущее звено зашевелилось, четкость строя начала нарушаться. Самолеты стали энергично разворачиваться. [28]
Что случилось, чем вызвано это волнение? Нас как будто никто не атакует ни спереди, ни сзади.
Но повод для тревоги, оказывается, все же был. Слева, выше нас на 150–200 метров летел навстречу немецкий самолет-разведчик «Хеншель-126». Теперь и наше звено зашевелилось, заволновался строй. Подавляющее большинство летчиков звена были молодые, не имеющие никакого опыта боевых действий ребята, обладающие пока лишь страстным желанием — уничтожить врага. Встретившись впервые с глазу на глаз с врагом, естественно, каждому из нас хотелось сбить самолет противника. Немецкий летчик начал метаться из стороны в сторону, беспрерывно уклоняясь то от одного, то от другого атакующего самолета, и в конце концов оказался над самой землей и врезался в нее...
Приземлились мы на полевом аэродроме Бродек близ города Черновицы. Командир полка майор Маркелов построил нас всех, прошелся перед строем, сделал паузу и прочел нам короткую лекцию, видимо, навеянную только что случившимся в небе инцидентом. «Тактику противника изучали в мирное время не для получения хороших оценок на зачетных сессиях, а для того, чтобы, грамотно используя сильные стороны своего самолета и слабые стороны противника, победить его в бою», — сказал он. В течение нескольких минут командир изложил основные положения и требования тактики ведения боя с истребителями типа МЕ-109 и двухмоторными самолетами типа Ю-88 и ХЕ-111. Особо он подчеркнул важность взаимной страховки и выручки в бою.
В ожидании прибытия технического состава мы сами готовили самолеты к вылету. Произвели внешний осмотр машин, заправили их бензином и маслом и стали ждать дальнейших указаний.
Пришел командир эскадрильи старший лейтенант Е. И. Швачко и предложил открыть полетные карты. Он [29] продиктовал нам названия населенных пунктов на территории Румынии.
— Наша задача, — сказал он, — провести разведку в; названных районах и при обнаружении скопления войск штурмовать их. Группу веду я. Моим заместителем в воздухе будет лейтенант Середа. Командирам звеньев держаться на своих местах. Во время штурмовки прикрытие возлагаю на звено младшего лейтенанта Захарова. Вылет через пять минут...
Швачко дал команду: «По самолетам!» и пошел к своей машине. Это был первый наш полет за пределы Родины.
Перелетели государственную границу с Румынией, подошли к конечному поворотному пункту. Увидели колонну на дороге — 15 автомашин с пехотой. Местность открытая, кругом поля с кукурузой и пшеницей. Заметив нас, машины остановились, люди бросились врассыпную: кто в кукурузу, кто в пшеницу.
...Первый удар по противнику на его собственной территории оказался удачным. Мы совершили в этот день три вылета. На третьем, в самый разгар штурмовки, Швачко перестал производить атаки по цели и подал сигнал сбора. Мы прекратили штурмовку, заняли свои места в боевом порядке и взяли курс на свою территорию. И здесь мне показалось странным необычное поведение ведущего. Он летел прямолинейно на высоте 500 метров, мы следовали за ним. Отсутствие с его стороны необходимой осторожности над территорией противника и игнорирование местности для маскировки настораживало. Причину такого загадочного поведения ведущего узнали только после приземления на своем аэродроме. Оказалось, что во время штурмовки Швачко был ранен в левую руку. Пуля задела кость и прошла навылет. Продолжать в таком состоянии полет с соблюдением всех мер предосторожности летчик не мог. Тем не менее, несмотря на ранение, посадку Е. И. Швачко произвел нормально, отрулил самолет со старта на стоянку, выключил мотор, но из кабины сам [30] выйти не смог. Вызвали санитарную машину и срочно отправили его в госпиталь. В командование эскадрильей вступил его заместитель П. С. Середа.
В полк Швачко больше не возвратился. После излечения он успешно сражался с врагом в войсках противовоздушной обороны. Мы, молодые летчики первой эскадрильи, ценили его как опытного воспитателя, замечательного командира и прекрасного, отзывчивого товарища. И теперь, на встречах однополчан, добрым словом вспоминаем Евгения Ивановича...
Закончился третий день войны, на протяжении которого наша эскадрилья выполнила несколько боевых полетов, штурмовала войска противника и эшелоны с грузом на железнодорожных станциях в прифронтовой полосе.
На следующий день мы перелетели на аэродром Шатава северо-восточнее Каменец-Подольска. С этого аэродрома, где уже базировались две эскадрильи нашего полка, летали в основном на разведку и прикрывали свои войска и переправы в районах Каменец-Подольска и Хотина.
Однажды при отражении налета авиации противника на переправу у города Хотина один из наших летчиков — Н. А. Семенов стал преследовать подбитый в бою бомбардировщик Ю-88. Мы в это время были связаны истребителями противника. Николай догнал Ю-88, после нескольких атак сбил его в районе города Перемышля, но на обратном маршруте из-за полной выработки горючего произвел посадку на территории, занятой войсками противника, и, естественно, на аэродром не вернулся. Встревоженный командир полка спросил, кто видел Семенова. Я ответил, что видел, как он погнался за «юнкерсом», сбил его, а после этого я потерял летчика из виду. «Сам я был связан боем с «мессершмиттами» и не мог следовать за ним», — объяснил я.
Проходит день, другой, а Семенова нет. Командование полка решило, что он или погиб, или попал в плен. На [31] исходе третьего дня Николай неожиданно и ко всеобщей радости вернулся. Встретив пробиравшихся из окружения красноармейцев, он вместе с ними вышел с территории, занятой противником, в расположение наших войск.
Война только началась, но не терпелось скорее и как можно лучше изучить тактику врага, его слабые стороны, чтобы побеждать в воздушных боях.
...Вели мы бой южнее местечка Дунаевцы. С завистью наблюдал я, как смело и расчетливо дерется командир эскадрильи П. С. Середа. Хорошо владея техникой пилотирования, непринужденно и без паники отбивал он атаки и в удобный момент переходил в нападение. Вот у кого можно поучиться искусству боя!
Гитлеровские летчики в ту пору вели себя очень нагло, возомнив себя непобедимыми и уверовав в свое превосходство. Однажды в бою на моих глазах один из таких «любителей славы» буквально полез на самолет Б. Карасева. Борис поймал врага в прицел и сбил его. Но допустил непростительную ошибку: стал сопровождать взглядом падающий самолет противника и в результате сам оказался на прицеле у другого гитлеровца: Короткая очередь из трех пушек МЕ-109, и самолет Карасева вспыхнул. Он быстро отстегнул привязные ремни и выбросился из кабины горящего самолета. Бой вели на малых высотах, и парашют Бориса раскрылся ниже естественного горизонта, но, к его счастью, это произошло над глубокой балкой, до дна которой еще оставались десятки метров. Случай этот — один из многих, из которых извлекались полезные уроки. А они гласят: «Враг не побежден, пока он еще в воздухе».
Опыт и искусство летчика вырабатываются ежедневным трудом. Для него каждый вылет, каждый бой — необходимый урок, открытие, встреча с непредсказуемыми ситуациями. Каждая деталь этого урока важна, как в целом сам бой. Из-за недостатка опыта в первый период войны мы упустили много врагов, а сами потеряли десятки отважных товарищей. [32]
...Мы уже кое-чему научились за несколько дней боевой работы, стали более внимательно наблюдать за противником — где он, сколько его, что и как делает. Не зазорно учиться и у врага, если это тебе пойдет на пользу. 28 июня нашему звену была поставлена задача разведать расположение войск противника. При подлете к реке Днестр в воздухе обнаружили самолет-разведчик румынских военно-воздушных сил. Наши самолеты развернулись влево. Впереди оказался младший лейтенант И. И. Новиков, за ним — В. Г. Липатов, замыкавшим шел я. Для меня это был первый бой и первая атака по цели. Я торопливо, даже суетливо прицелился, боясь, что упущу момент, выстрелил и... промахнулся. Поняв свою ошибку, я пошел в повторную атаку, но было уже поздно. Вражеский самолет, подбитый моими друзьями Новиковым и Липатовым, уже летел к земле, объятый пламенем.
После уничтожения самолета-разведчика противника мы снова легли на курс для выполнения поставленной задачи.
Вслед за нашим звеном через 30 минут вылетела на разведку в том же направлении группа комиссара эскадрильи старшего политрука В. Е. Родина. Его звено тщательно облетело все дороги, которые ведут в направлении Каменец-Подольска и Хотина с запада. При возвращении с задания зенитная артиллерия противника сбила самолет Родина. Его гибель тяжело пережил личный состав эскадрильи полка. За неделю мы потеряли четырех летчиков, а сбитых самолетов было значительно больше. Не вернулись с боевого задания командир четвертой эскадрильи капитан Н. П. Драник, летчики младшие лейтенанты М. И. Трибушин и С. М. Колуженко.
Командир полка майор А. Г. Маркелов вместе с начальником штаба капитаном Г. А. Пшеняником тщательно проанализировали ход боевых действий за неделю, внимательно выслушали мнение летного состава, обобщили все [33] высказывания. Командир объявил выводы. Они сводились к следующему:
во-первых, подавляющее большинство летного состава не имело никакого опыта ведения воздушного боя с бомбардировщиками и с истребителями противника типа МЕ-109 и ХЕ-113, которые значительно превосходили наши истребители в вертикальном маневре, в горизонтальной скорости и в вооружении. Наши летчики увлекались погоней за отдельными самолетами противника, особенно за бомбардировщиками. Далеко залетая в глубь территории противника, они на обратном маршруте вынужденно садились вне аэродрома из-за полной выработки горючего, тем самым выводя боевую машину из строя;
во-вторых, в бой вступали без учета сильных и слабых сторон своего самолета и самолета противника, в частности с истребителями МЕ-109. Встретившись с ними в вертикальном маневре, не учитывали эшелонирования по высоте боевого порядка противника, свои же группы не эшелонировали, все самолеты фактически держались на одной и той же высоте. Не умели грамотно пользоваться положением солнца и облаков для внезапной атаки цели;
в-третьих, не учитывали расположения огневых средств и уязвимых мест бомбардировщиков.
Молодые летчики внимательно выслушали командира и в дальнейшем в меру своих возможностей стали учитывать высказанные замечания. Летчики вырабатывали свою тактику ведения боя с воздушным противником непосредственно в бою с ним. Так учил нас воевать и ковал из нас воздушных бойцов Андрей Гаврилович Маркелов. С каждой схваткой мы приобретали все большее мастерство и умение бить врага.
Только за один день боев за переправу через Днестр у Хотина звено младшего лейтенанта В. Ф. Деменока сбило в воздушных боях два бомбардировщика ХЕ-111 и один истребитель МЕ-109. [34]
В конце июня наш полк перебазировался на лагерный аэродром Бохоники. Здесь снова вошли в состав 44-й истребительной авиационной дивизии, командиром которой был герой Халхин-Гола полковник Забалуев.
На аэродроме Бохоники к задачам, которые приходилось нам выполнять обычно, прибавилась еще одна: прикрывать с воздуха крупный областной центр город Винницу, где базировался штаб Южного фронта.
Боевая работа приняла более напряженный характер Летчикам приходилось в день производить по 6–7 и более боевых вылетов, большая часть которых сопровождалась воздушными боями с истребителями противника.
С каждым днем к району нашего базирования с запада и юго-запада приближались войска противника. Необходимо было установить силы группировок и направление их движения. О том, что предстоит вылет на воздушную разведку, можно было догадаться без труда: на стоянке самолетов появился начальник штаба полка Георгий Андреевич Пшеняник. Он развернул составленную по данным воздушной разведки карту, которую всегда держал при себе, и начал диктовать младшему лейтенанту Деменоку, показавшему себя с лучшей стороны в первых боях и имевшему уже три победы, в каком районе и конкретно какие города, населенные пункты и дороги необходима тщательно осмотреть.
Деменок установил, что немецкими войсками занята Шепетовка и их танковые части прошли населенный пункт Полонное и двумя колоннами движутся по шоссе и грунтовой дороге в направлении на Бердичев, а восточнее населенного пункта Полонное расположен полевой аэродром, где базируются до 50 самолетов противника.
При докладе о данных воздушной разведки на КП полка присутствовал командующий военно-воздушными силами Южного фронта генерал-майор авиации П. С. Шелухин. [35]
Командующий принял решение не оставлять без внимания такую цель, как скопление большого количества самолетов противника. Он приказал командиру полка выслать пару самолетов на разведку полевого аэродрома у села Полонное, установить точное место его расположения, количество и типы самолетов на нем.
На выполнение задания вылетел я с младшим лейтенантом Батяевым. Аэродром находился в 8 километрах восточнее населенного пункта Полонное, в развилке шоссейной и грунтовой дорог, которые идут на Бердичев вдоль реки Случь. Мост через Случь был взорван, поэтому танковые колонны, которые шли на восток, стояли в ожидании его восстановления.
Вышли мы к цели с юго-западного направления на бреющем полете, маскируясь на фоне лесистой местности. С первого захода на малой высоте проскочили аэродром, не успев подсчитать количество самолетов и определить точное их расположение. Выполняем второй заход на высоте 100–150 метров. С такой высоты великолепно просматривались аэродром, самолеты на нем и танковые колонны на двух дорогах. По нас с земли открыли огонь из всех видов оружия, но мы благополучно вышли из зоны огня, определив, что на этом аэродроме сосредоточено до 70 самолетов разных типов.
На основании данных разведки генерал Шелухин приказал силами двух полков, которые базировались на аэродроме Бохоники, нанести удар по скоплению авиации противника на полевом аэродроме Полонное. Мне было приказано после взлета лидировать группу. Со мной летел майор Волков, заместитель командира полка, человек с богатым боевым опытом, приобретенным в небе республиканской Испании в 1936–1937 годах. Он должен был взять на себя управление строем после выхода на цель. Руководство боем двух полков возлагалось на командира 88-го полка майора Маркелова.
Штурмовали мы полевой аэродром Полонное лихо, с [36] азартом. Некогда было думать об опасности. Помню, как выполнил первый заход по цели. После выхода из атаки стал искать майора Волкова. Его не было около меня. После второго захода, при выходе из пикирования, увидел лежащий в центре аэродрома вверх колесами самолет, на котором летал Волков. Это настолько подействовало на меня, что я стал просто машинально кружиться в общем потоке, не обращая внимания ни на тех, кто по мне стреляет, ни куда и по какой цели стреляю я сам.
Прошло всего менее двух месяцев, как Волкова назначили заместителем командира полка, до этого он был командиром нашей первой эскадрильи. Летный состав полюбил его и относился к нему с большим уважением. И вот я стал свидетелем его гибели. Всю тяжесть этой потери и близость смертельной опасности я по-настоящему почувствовал только после посадки на свой аэродром. Чемоданчик с туалетными принадлежностями мы держали с собой около сидения, у правого борта самолета. Там — бритва, помазок. На аэродроме обнаружили, что они были разбиты пулями вдребезги. Майка, трусы и полотенце превращены в сетку. Одежда на мне была прострелена в трех местах, сам же я не имел и царапины. На теле самолета тоже много пулевых пробоин, но серьезных повреждений нет. Техник самолета Г. М. Богомолов занялся ремонтом и подготовкой его к очередному боевому вылету, помогал ему сержант сверхсрочной службы Д. Ф. Цыкулов.
После нашей штурмовки на аэродроме Полонное горело 10 вражеских самолетов, а сколько получили повреждения — не было возможности уточнить. По опыту мы знали, что при штурмовом ударе по аэродрому поврежденных самолетов бывает гораздо больше, чем уничтоженных.
К этому времени я имел более двух десятков боевых вылетов на задания. Не раз приходилось драться с превосходящими силами истребителей МЕ-109, не раз был обстрелян [37] зенитными средствами противника, часто возвращался с пробоинами на самолете.
Хочу рассказать о сержанте Цыкулове, очень трудолюбивом и хорошо подготовленном специалисте. Дмитрий Федорович Цыкулов прибыл в наш полк в 1940 году на должность моториста. Инженеры и техники быстро заметили его прирожденную смекалку. Цыкулова интересовало все, что касалось авиационной техники. Он не имел технического образования, но, обладая хорошими способностями, быстро запоминал и прочно закреплял на практике знания, полученные от наших техников. Еще летом 1941 года ему доверили самостоятельное обслуживание боевого самолета. Радости его не было границ. Днем и ночью находился он около своего самолета. Вскоре мы убедились, что в обслуживании самолета он не уступает дипломированным техникам. В 1942 году он экстерном сдал экзамен и ему присвоили звание младшего техника-лейтенанта.
Любо было смотреть на него за работой. Без суеты, четко рассчитанными движениями, сноровисто действовал он и при этом пел любимые украинские песни. Вечерами усталые техники забирались на нары землянки, и в тишине раздавался голос инженера эскадрильи Василия Степановича Савченко: «Дмитро, а ну затяни песню про Днипро широкий». Дмитрий Федорович запевал, остальные на разные голоса дружно поддерживали его, и в землянке становилось как-то светлее, теплее, уютнее. Подпевая, каждый из нас думал о своем, о родных и близких, а Цыкулов, закончив одну песню, начинал другую: «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю...»
Наш аэродром часто посещал командующий ВВС Южного фронта генерал-майор авиации П. С. Шелухин. Он знакомился с личным составом, интересовался его подготовленностью и моральным духом.
В один из своих приездов командующий коротко проинформировал [38] о положении на Южном фронте, поинтересовался, много ли потерь в полку. Перед отъездом он достал из машины шесть пачек папирос и вручил Маркелову, сказав: «Раздайте летчикам». Командир полка вручил всем командирам эскадрилий по пачке, одну отложил для себя, а последнюю вручил начальнику штаба с такими словами: «Георгий Андреевич, возьмите эту пачку и положите в сейф, мы ее раскурим в день Победы в логове врага — Берлине». Название папирос — «Триумфальные» — отражало наше заветное желание, поэтому весть о подарке генерала быстро разнеслась по полку. Несколько простых слов командира вселили уверенность в то, что именно так и будет и что мы будем свидетелями триумфальной победы над врагом...
Обстановка на Южном фронте осложнялась с каждым днем. Наши войска отходили, ведя тяжелые оборонительные бои. Усилился нажим с воздуха, противник все чаще и чаще стал совершать налеты на Винницу. Однажды вечером, когда основная масса летного состава закончила боевую работу, а самолеты находились на стоянках, на наш аэродром неожиданно налетела большая группа бомбардировщиков ХЕ-111 в сопровождении истребителей МЕ-109. Немецкие летчики вышли на цель с ошибкой, поэтому им пришлось пролететь над нами в сторону, а затем развернуться для захода на штурмовку места расположения наших самолетов. За это время наши летчики сумели взлететь, набрать необходимую высоту и навязать бой противнику. Вражеские летчики сбросили свой груз в районе стоянки второй эскадрильи. Осколками бомб было выведено из строя три самолета, но к утру все они были отремонтированы.
В завязавшемся воздушном бою наши летчики сбили один ХЕ-111 и один МЕ-109. Мы потеряли летчика лейтенанта Семена Яковлевича Медника, самолет которого был сбит при взлете. На земле осколочное ранение в руку получил инженер второй эскадрильи Савченко. [39]
В создавшейся ситуации, когда танковые и механизированные войска фашистов с запада и с юго-запада приблизились к Виннице, на аэродроме Бохоники оставаться было нецелесообразно. Полк перелетел на аэродром у населенного пункта Счастливая. На этом аэродроме мы не стали задерживаться. Противник, заняв Винницу, двинулся в направлении на Умань. Нам пришлось перебазироваться на аэродром у населенного пункта Еленовка.
С начала войны прошло всего около двадцати дней, а в нашем полку осталось немногим более половины самолетов. Технический состав, разбившись на бригады, днем и ночью работал по обслуживанию и ремонту материальной части. Мы едва успевали доложить о результатах боевых вылетов и выкурить папиросу, как поступала команда снова поднять самолеты в воздух — на разведку, как правило, со штурмовкой войск противника, на прикрытие своих войск или на сопровождение бомбардировщиков.
Ввиду больших потерь в самолетах и людях мы уже перестали придерживаться соблюдения боевого расчета, а летали кому с кем придется. Случай свел меня однажды с командиром эскадрильи лейтенантом П. С. Середой. Пока собирали данные о противнике, наши самолеты получили серьезные повреждения. Не долетев до аэродрома десяток километров, Середа пошел на вынужденную посадку на нашей территории, а я с риском, весь облитый маслом, дотянул до своего аэродрома. Результаты разведки доложил начальнику штаба Пшенянику. Инженер эскадрильи Евдоким Андрианович Коломиец немедленно выделил аварийную команду во главе с техником самолета воентехником 2-го ранга Абрамом Львовичем Пассеком. На моей машине быстро заменили масляный радиатор, который был пробит.
Я снова вылетел на разведку с младшим лейтенантом И. И. Новиковым в район Казатина и Фастово — определить, сколько и какие войска противника идут на Киев и в южном направлении. Возвращаться нам было приказано [40] на аэродром в Христиновке, куда перебазировался полк.
Когда мы вернулись из разведки и произвели посадку в Еленовке, на аэродроме остались один бензозаправщик, один автостартер, три самолета И-153 («Чайка») и человек пять от комендатуры. Вражеские войска заняли населенный пункт Счастливая в трех километрах от аэродрома. При беглом осмотре мотора с левой стороны на фюзеляже под капотом была обнаружена обгорелая краска. Когда я открыл капот мотора, то увидел, что выхлопные патрубки второго, третьего и четвертого цилиндров еле держатся. Прокладки сгорели. Инструментов нет. Я рукой затянул гайки на болтах крепления патрубков, убедился, что они как будто не качаются и держатся плотно. Но это была ошибка, о которой я сожалел потом долго.
На скорую руку сами подготовили самолеты и полетели в направлении на Христиновку. Отлетели от аэродрома километров 30–35, как загорелся мой самолет. Причина пожара была простая: оторвался выхлопной патрубок третьего цилиндра. Начал гореть фюзеляж (самолет был деревянный) перед противопожарной перегородкой, у моторной рамы. Полет продолжать было невозможно. Бензобак рядом, — может в любую минуту взорваться. Новикову показал рукой — следовать по курсу, сам выбрал площадку и сел в поле с убранными шасси. Снял с самолета вооружение, часы и кислородное оборудование. Все это с трудом донес до дороги и стал ждать попутной машины. В тот же день я добрался до Христиновки.
Здесь узнал о гибели замечательного человека, одного из лучших пилотов нашего полка И. М. Захарова. Звено младшего лейтенанта Захарова вылетело на разведку войск противника в район Белой Церкви. Их встретили десять самолетов МЕ-109. Силы были неравны, но звено Захарова вынуждено было принять бой. Гитлеровские летчики попарно повели атаки снизу и сверху одновременно. [41]
Вскоре Захаров подбил одного из них. Вражеский самолет врезался в землю недалеко от артиллерийских позиций наших войск. Ведомый Захарова был ранен и вышел из боя. Оставшись один, Захаров продолжал драться с большой группой самолетов противника, пока его машину не подожгли.
Артиллеристы, которые привезли документы Захарова на аэродром, рассказывали, с каким умением и упорством дрался советский летчик. Когда его горящий самолет упал на землю, пилота выбросило из кабины. Комсомольский билет, удостоверение личности и фотография его любимой девушки были пробиты пулей. Боевые друзья поклялись жестоко отомстить врагу за смерть Ивана Захарова.
Счет расплаты за него открыл Иван Новиков. Патрулируя над расположением своих войск, Новиков заметил немецкий бомбардировщик, который летел на восток. Он сначала пошел на сближение, а затем перешел к решительным действиям. Сверху и сзади самолета врага он дал очередь из четырех пулеметов, потом еще и еще. ХЕ-111 развернулся и стал уходить на запад. Новиков, преследуя врага, подошел на расстояние 20–30 метров, нажал на гашетки. Пулеметы молчали — патроны кончились. Еще немного — и противник уйдет безнаказанным. Иван добавил газу, подлетел вплотную и своим винтом отрубил руль глубины самолета противника. Немецкий бомбардировщик упал на землю. Это был первый таран в боевой биографии нашего полка.
В этот же день лейтенант П. С. Середа и младший лейтенант В. С. Батяев в воздушном бою сбили два самолета МЕ-109. Одновременно с парой Середы произвело посадку звено младшего лейтенанта В. Ф. Деменока, которое вело бой с пикирующими бомбардировщиками Ю-87 и тоже сбило два самолета.
Так в этот жаркий июльский день 1941 года летчики полка отомстили за смерть Ивана Захарова...
В первой половине июля полк перелетел из Христиновки [42] на аэродром Шельпаховка. Отсюда мы должны были поддерживать боевые действия наших сухопутных частей, которые вели упорные бои с сильной группировкой противника в районе Умани и Христиновки. Прибывшая оперативная группа, возглавляемая начальником штаба капитаном Пшеняником, занялась обеспечением боевой службы самолетов. К концу первого дня на аэродроме кончились боеприпасы, нужно было до утра доставить их. Для этой цели снарядили команду в составе четырех человек под командованием старшего техника лейтенанта Дьяченко. Им пришлось брать боеприпасы с головного склада, который подлежал немедленной ликвидации, так как не было ни сил, ни возможности вывезти его, а вражеские войска к утру могли захватить этот район. Они загрузили машину необходимыми боеприпасами, доставили их на аэродром.
Всему личному составу запомнилась последняя ночь на аэродроме Шельпаховка. В непроглядной темной южной ночи невозможно было ничего различить и в трех шагах. Вскоре видимость еще более ухудшилась — начался дождь. Слышался грохот сильного ночного боя, приближающегося к нашему аэродрому.
В полночь нам стало известно, что в трех километрах от нас по шоссе движутся на восток немецкие танки. Наш аэродром оказался в полукольце. Для выхода из него свободным остается только проселочная дорога в северовосточном направлении. Командир полка А. Г. Маркелов принял решение эвакуировать личный состав немедленно при появлении малейшего признака рассвета.
В предрассветной мгле взлетели все самолеты. Наземный эшелон — часть на машинах, часть пешком — отправили на запасной аэродром Хоцкое, за рекой Днепр. [43]