Глазами военного советника
Призрачное единство
Работу мы начали с изучения истории сражений первого этапа войны, а также с уяснения некоторых необычных для нас особенностей построения армии.
С сентября 1937 г. китайская национальная армия включала в себя три основных формирования: войска центрального правительства, соединения и части провинциальных войск и переформированные части китайской Красной армии.
Не будет преувеличением сказать, что эти три составляющих элемента резко отличались друг от друга как по своей организационной структуре, вооружению и принципам комплектования, так и по обучению, воспитанию и политической направленности. Лишь формально это была армия с единым командованием в лице его высшего органа — Военного совета, возглавляемого верховным главнокомандующим Чан Кай-ши.
Когда мы знакомились с положением дел, нам многое было непонятно в этом наспех сколоченном единстве. В самом деле: командующий армией, получив приказ о наступлении, отводит свои войска в тыл, сдает город и не несет за это ни малейшего наказания. Как это понять? Не торопитесь с выводами! Узнайте сначала, что это за генерал, войсками какой провинции он командует, на территории какой провинции он воюет, с какими войсками он взаимодействует, и тогда все станет ясным. Вот мы и начали перелистывать бумаги и делать выписки. Это был далеко не бесполезный труд. Часть своих записок тех дней я сохранил и привожу некоторые фактические данные из них.
Как советникам, нам было над чем подумать. Японская армия победно шествовала по полям войны: захватила приморские районы, вдоль железнодорожных [67] линий и по Янцзы продвинулась на сотни километров в глубь страны, оккупировала провинции Хэбэй, Чахар, Шаньдун, Цзянсу, большую часть провинций Суйюань, Шаньси, Аньхой и вторглась в провинции Хэнань, Чжэцзян, Фуцзянь и Гуандун. Китай лишился основных промышленных и транспортных центров. В боях под Лугоуцяо и Сюйчжоу китайская армия потеряла до 60 лучших дивизий, почти всю авиацию, танки, военно-морской флот и значительную часть артиллерии. К тому же в армии не было никакого порядка, отсутствовали даже собственные уставы и наставления. Армия руководствовалась японскими и немецкими уставами 15–20-летней давности.
Десятилетнее правление клики Чан Кай-ши и гоминьдана не принесло стране прочного объединения. Китай по-прежнему оставался раздробленным на отдельные вотчины, что в свою очередь сказывалось на армии. Из 169 пехотных дивизий, 47 отдельных бригад и 12 кавалерийских дивизий только 71 пехотная дивизия, 10 отдельных бригад и одна кавалерийская дивизия подчинялись центральному правительству. Остальные соединения считались собственностью губернаторов.
Наиболее крупными провинциальными армиями, с которыми считалось центральное правительство, были войска провинций: Гуанси — 25 дивизий, Шаньси — 12 пехотных дивизий, Сычуань — 20 дивизий, Юньнань — 12 отдельных бригад (общей численностью 60 тыс.), Синьцзян — 13 полков (15 тыс.) и др.
Каждый губернатор содержал армию по своим штатам, имел свою систему вооружения и собственные взгляды на подготовку и использование войск на поле боя.
Нанкинское правительство без согласия губернатора не могло изъять из провинциальных войск даже роту и тем более ввести свои войска на территорию данной провинции. Это обстоятельство играло немаловажную роль в планах японских милитаристов. Фактически Китай обладал многочисленной армией, способной не только оказать достойное сопротивление оккупантам, но при определенных условиях и вышвырнуть их за пределы страны.
После нападения японских империалистов в 1937 г. нанкинское правительство, желая объединить провинциальные [68] войска со своими собственными, образовало специальный комитет под председательством военного министра Хэ Ин-циня. В его задачу входили: выработка наиболее рациональной организационной структуры, штатов и табелей общекитайской армии; утверждение единой нумерации полков, дивизий и армий; назначение на посты командиров дивизий и армий людей, преданных правительству Чан Кай-ши; определение порядка комплектования новых формирований.
Свою деятельность комитет формально закончил к сентябрю. Была дана единая нумерация боевым единицам. Часть бригад переформировали в дивизии. Общая численность армии составила 1910 тыс. чел. (176 пехотных дивизий, 20 отдельных бригад, 8 кавалерийских дивизий, 9 кавалерийских бригад). Были согласованы вопросы финансирования, снабжения войск продовольствием и амуницией. Большего комитету достичь не удалось. Провинциальные правительства под предлогом сохранения традиций, а на самом деле опасаясь утратить свою обособленность и самостоятельность, отказались принять предложенные им штаты и организационную структуру войск. Разнобой просуществовал до лета 1939 г., что создавало не только всевозможные неудобства в оперативных расчетах, но и вносило много путаницы в вопросы комплектования, обучения и вооружения войск.
Губернаторы провинций не выразили желания произвести даже незначительные передвижки основных командных кадров в своих армиях. Центральному правительству пришлось назначить на высокие посты все тех же милитаристов, хотя большинство из них были верны провинциальной обособленности и имели совершенно неудовлетворительную военную подготовку. В качестве примера можно привести назначение командующим 29-й армией престарелого и безвольного генерала Сун Чжэ-юаня, который совершенно не руководил боевыми действиями и сдал японцам Пекин и Тяньцзинь. Только в феврале 1938 г. он был уволен в отставку по собственной просьбе. Командир 143-й дивизии, губернатор провинции Чахар, генерал Лю Жу-мин сдал без боя Калган, тем не менее остался на прежней должности. Командир 110-й дивизии У Шао-чжоу никакого военного образования не имел, но получил чин генерала, [69] содержал дивизию за собственный счет и даже претендовал на командование армией.
Среди назначенных на высокие посты были и прямые агенты Японии, изменники родины: командир 68-й пехотной дивизии Лу Фу-ин, сдавший японцам Датун, и командир 88-й дивизии Лун Му-хань.
Маршал Янь Си-шань (губернатор Шаньси) был открытым сепаратистом и полным невеждой в современном военном деле, тем не менее он стал комиссаром Шаньси — Суйюань — Чахарской оборонительной зоны, а впоследствии командующим вторым военным районом.
Янь Си-шань — шаньсиец. В свое время он окончил военную академию в Японии и сорок лет управлял провинцией. Старался сохранить нейтралитет и в японо-китайской войне: на словах выступал за борьбу с японцами, но в то же время уверял, что его армия «к борьбе не готова» и он «вынужден придерживаться пассивной тактики». Свою армию крепко держал в руках: без его ведома нельзя было послать в бой даже взвод. К войскам коммунистов Янь Си-шань относился сдержанно. Как известно, 8-я армия входила в состав войск 2-го военного района под названием Армия восточного направления. Чжу Дэ числился вторым заместителем Янь Си-шаня и имел при штабе района своего представителя, который присутствовал на официальных совещаниях. Был случай, когда Янь Си-шань премировал Хэ Луна 10 тыс. долл. за освобождение ряда районов северной Шаньси.
Янь Си-шань всячески стремился ограничить пребывание правительственных войск на «своей» территории. Он, например, вычеркнул из текста присяги слова, говорящие о поддержке центрального правительства и Чан Кай-ши. Армиям южного направления, которыми командовал генерал Вэй Ли-хуан и которые состояли из войск правительства, Янь Си-шань никогда задач не ставил.
Не менее оригинальными были генералы Ма, назначенные на различные высокие посты. Ма Хун-куй — лидер мусульман и губернатор провинции Нинся — стал командующим 17-й группой, куда входили его собственная 11-я армия и 85-я армия его брата Ма Хун-пина, представлявшая собой «царство родственников [70] «. Всего в группе насчитывалось до 60 тыс. солдат и офицеров. Большинство их Ма Хун-куй держал на стыке с Пограничным районом Шэньси — Ганьсу — Нинся. На фронт он ни одного своего солдата не послал.
Губернатор провинции Цинхай генерал Ма Бу-фан был назначен командиром 100-й пехотной дивизии, а его брат Ма Бу-цин — командующим 5-й кавалерийской армией. Все генералы Ма проводили «независимую» политику в вопросах войны и единого фронта и боролись за мир с агрессором под лозунгом «в защиту великого Северо-Запада». Ма Хун-куй, например, заявлял, что «в Китае не было и нет единого фронта» и что «Китай находится в безвыходном положении». В то же время генералы Ма враждовали между собой. Последним обстоятельством центральное правительство опечалено не было и особых мер к примирению «семейства» не принимало. Очевидно, считалось, что так легче удержать в повиновении северо-западные провинции.
Сычуаньские генералы перед тем, как мы прибыли в Китай, были приведены к повиновению и их войска пошли на фронт, но путь к этому успеху был нелегким, и о нем следует рассказать, так как он характерен для Китая тех лет.
1 января 1938 г. умер старый губернатор Сычуани генерал Лю Сянь, который лояльно относился к нанкинскому правительству Чан Кай-ши. Стремясь сохранить за собой эту богатую провинцию, Чан Кай-ши назначил председателем сычуаньского правительства заместителя председателя исполнительного юаня генерала Чжан Цзюня — одного из лидеров прояпонской клики «политических наук». Когда эта весть достигла столицы Сычуани — Чэнду, местные генералы и чиновничество всполошились и наотрез отказались принять Чжан Цзюня. Они опасались за свои доходы и насиженные места. С целью нажима на правительство они прекратили отправку войск на фронт, а уже воевавшие соединения отвели в тыл «на пополнение». Положение становилось угрожающим.
Одно время считалось, что провинция Сычуань отколется от нанкинского правительства. В качестве ответной меры Чан Кай-ши вывел восемнадцать лучших полков генерала Ху Цзун-наня в район Ханчжуня для [71] того, чтобы «наблюдать за Сычуанью». Однако эта акция успеха не имела. Тогда 23 апреля исполнительный юань принял решение назначить на должность председателя сычуаньского правительства командира 44-го армейского корпуса генерала Ван Цзян-суя. Так конфликт был улажен. В результате восемь хорошо подготовленных и вооруженных дивизий были отправлены на фронт.
Независимую позицию занимал губернатор Юньнани генерал Лун Юнь. Его 12 отдельных бригад были переформированы в дивизии еще в сентябре 1937 г., но с отправкой их на фронт Лун Юнь не спешил. Только в октябре 1938 г. одна его дивизия прибыла в 9-й военный район, остальные же крепко засели в Юньнани. Лун Юнь боялся лишиться войск и попасть в зависимость от центрального правительства.
Лун Юнь среди части китайской общественности слыл за демократа и добряка. На самом деле это был типичный феодал, зависимый от французского капитала. Кстати, когда Франция капитулировала (июнь 1940 г.) и пошла на сговор с японцами в Индокитае, Лун Юнь остался верен себе: он не разрешил центральному правительству ввести войска на территорию Юньнани, чтобы организовать оборону юга страны против возможного наступления японцев. Чан Кай-ши тогда ограничился тем, что отправил в штаб Лун Юня своего представителя.
Позиция Синьцзяна и Тибета ясно выражена не была. Хотя слов в поддержку центрального правительства было высказано немало, но войска этих районов на фронт не отправлялись.
Лидеры Гуанси — генералы Бай Чун-си и Ли Цзун-жэнь в то время объявили себя приверженцами нанкинского правительства и поддерживали гоминьдан, хотя незадолго до нападения Японии они открыто враждовали и не подчинялись Чан Кай-ши. Их армия в 300 тыс. солдат и офицеров по своей подготовке и вооружению ничем не уступала войскам центрального правительства и активно использовалась в боях. Бай Чун-си считался одним из наиболее подготовленных генералов китайской армии и занимал ряд высоких постов в Ставке Чан Кай-ши, а Ли Цзун-жэнь в 1938–1940 гг. командовал одним из ответственных участков к северу [72] от Янцзы — 5-м военным районом — и подчинялся лично Чан Кай-ши.
Основу китайской армии все же составляли войска центрального правительства. В печати их часто называли нанкинскими войсками Чан Кай-ши. В их состав помимо 71 пехотной дивизии входили все виды вооруженных сил, имевшиеся в то время в Китае, а именно: 23 эскадрильи самолетов, военно-морской флот общим водоизмещением в 41 тыс. т, 2 танковых батальона и 8 артиллерийских бригад, а также ряд военно-учебных заведений, готовивших офицерский состав не только для центральных, но и для большинства провинциальных войск. Общая численность войск центрального правительства составляла более 1 млн.
Надо отметить, что по военной подготовке, вооружению и дисциплине армия центрального правительства намного превосходила провинциальные войска. Отчасти это объяснялось более рациональной организационной структурой и более квалифицированным офицерским составом. Особенно выделялись Чэн Цянь, Вэй Ли-хуан, Чжан Фа-куй, Тан Энь-бо и Сунь Лянь-чжун. Все это придавало войскам центрального правительства вес и позволяло держать в повиновении наиболее ретивых милитаристов.
Чан Кай-ши зорко следил за поведением губернаторов, их генералов. Различными маневрами и ухищрениями он стремился приблизить их к себе, выжимая из провинций все, что они могли дать. Надо сказать, что ему удалось отправить на фронт значительные контингента провинциальных войск. Правда, толку от них было немного. Они часто бросали участки обороны только потому, что генералы не хотели рисковать солдатами и оружием. Потерять армию значило потерять власть.
Этим же, впрочем, отличался и Чан Кай-ши. Он неохотно вводил свои войска в бой, постоянно старался отыграться на провинциальных армиях, иногда даже в ущерб проводимым операциям. Короче говоря, китайские генералы воевали с оглядкой друг на друга, сохраняли свои собственные армии и готовы были «пожертвовать войсками» соседей.
Рассказ о китайской армии будет неполным, если мы не скажем о третьем слагающем ее элементе — о китайской Красной армии. [73]
Вопрос о реорганизации частей Красной армии и о включении их в состав национальных войск центрального правительства в виде армейского объединения трехдивизионного состава численностью в 45 тыс. чел. принципиально был решен 17 июля в Лушане, одновременно с проблемой Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся.
В Лушане были согласованы кандидатуры командующего армией (Чжу Дэ), его заместителя (Пэн Дэ-хуай), начальника штаба (Е Цзянь-ин) и командиров дивизий (Линь Бяо, Хэ Лун, Лю Бо-чэн).
Однако приказ о включении новой армии в состав национальных войск и об утверждении командного состава в должностях последовал только 22 августа — после подписания Советско-китайского договора о ненападении.
Новая армия переименовывалась в 8-ю Национально-революционную армию и включалась в состав войск 2-го военного района. Одновременно Чжу Дэ назначался заместителем командующего районом маршала Янь Си-шаня.
23 августа 1937 г. весь личный состав 8-й армии, под флагом с белым солнцем на синем фоне, был приведен к присяге, которая начиналась словами: «Мы обязуемся поддерживать национальное правительство и Чан Кай-ши в их руководстве всем Китаем для борьбы против Японии, подчиняться единому командованию Военного совета, строго соблюдать дисциплину, смело воевать...»
Солдаты и офицеры, теперь уже бывшей Красной армии, сменили красные звезды на фуражках на кокарду с белым солнцем на синем фоне и двумя маршрутами переправились через р. Хуанхэ. В Пучжоу они были погружены в вагоны и доставлены: 115-я дивизия в район Пинсингуаня (на границе Шаньси и Хэбэй), 120-я дивизия в район Датун и 129-я дивизия в район Синькоу.
Вскоре дивизии 8-й армии вступили в бои с японскими частями, в ходе которых показали исключительно высокие морально-политические качества и боевые возможности. Наиболее тяжелые бои пришлись на долю 115-й дивизии, которой командовал Линь Бяо. По отчету штаба 2-го военного района обстановка в Пинсингуане [74] к этому времени складывалась так: 15 сентября штабом были получены данные о продвижении 5-й японской дивизии из Лайюаня в Пинсингуань.
Янь Си-шань принял решение сосредоточить в этом районе десять дивизий, в том числе 73-й корпус, куда входила и 115-я дивизия Линь Бяо, две дивизии из 7-й армейской группы Фу Цзо-и и 6-я армейская группа с армией Гао Гуй-цзы. Руководство операцией взял на себя Янь Си-шань, который поставил перед войсками задачу: разгромить 5-ю дивизию японцев, а ее остатки отбросить в исходные районы.
19 сентября 21-я бригада 5-й дивизии втянулась в Пинсингуань, что определило момент ответных действий Яньсишаневской группировки. 115-я дивизия получила задачу атаковать обоз японцев и части прикрытия. Эту задачу дивизия выполнила блестяще, и Линь Бяо повернул дивизию против основных сил 21-й бригады, где встретил сильное сопротивление.
Потеряв в бою до 1 тысячи человек убитыми, в том числе двух командиров полков, и до двух тысяч ранеными, Линь Бяо вывел свою дивизию из боя, ее заменила дивизия из резерва 73-го корпуса.
Немногим меньше были потери в 120-й и 129-й дивизиях. Очевидно, чрезмерные потери первых боев встревожили Яньань и на декабрьской конференции партийного актива был вновь поставлен вопрос «О стратегии и тактике и задачах КПК в войне с Японией». Ставя этот вопрос, Мао Цзэ-дун преследовал цель добиться решения о переходе частей 8-й армии к партизанской борьбе и о создании партизанских баз в японском тылу.
В конце мая 1938 г. один из наших советников посетил Яньань и записал ряд данных о 8-й армии Чжу Дэ, которая к этому времени была переименована в 18-ю армейскую группу. Однако мы в своих документах по-прежнему ее именовали 8-й армией.
Части 8-й армии, как заявил начальник штаба Е Цзянь-ин, были разбросаны по провинциям Шаньси, Хэбэй и Хэнань. Отдельные отряды действовали вблизи Пекина, Тяньцзиня, Тайюаня и Цзинаня. На территории Шаньси, Хэбэя и Хэнани было организовано 47 партизанских отрядов и отрядов самообороны общей численностью свыше 53 тыс. Части 8-й армии насчитывали до 96 тыс. человек, а регулярные войска всего Пограничного [75] района свыше 133 тыс. Они имели на вооружении 31 тыс. винтовок, 108 станковых пулеметов, 750 ручных пулеметов, 50 минометов, 2400 маузеров, 26 орудий разного калибра. На винтовку приходилось 100 патронов, на пулемет — 300, на орудие — 200 снарядов.
В окрестностях Яньаня был создан арсенал, который производил (в месяц 150 винтовок и 50 тыс. патронов. Часть оружия и боеприпасов 8-я армия закупала у местного населения. За винтовку платили 10 юаней, за ручной пулемет — 20. Одним из важных источников служили трофеи, захваченные у японцев.
Следует сказать, что центральное правительство неохотно отпускало вооружение частям 8-й армии, а на содержание личного состава выделяло 550 тыс. юаней в месяц. Половина этой суммы шла на обеспечение тыла. Выделить из этого средства на покупку оружия было невозможно. Солдату платили один юань в месяц, командующий армией Чжу Дэ получал пять юаней. Что представляла собой такая сумма? Пара соломенных сандалий стоила один юань; а комплект обмундирования и снаряжения — 19 юаней. На питание солдата в день тратили 17 центов, а лошади — 30.
Вот как выглядел бюджет 8-й армии в мае 1938 г.. (в тыс. юаней) при численном составе 96 тыс. человек:
| 489,6 | |
| Содержание лошадей | 60,7 |
| Транспортные расходы | 86,2 |
| Прочие расходы | 142,5 |
На содержание только частей 8-й армии не хватало в месяц более 500 тыс. юаней. Естественным в этих условиях было решение правительства Пограничного района открыть эмиссионный банк и выпускать свои местные денежные знаки.
Несмотря на все трудности, части 8-й армии быстро увеличивались. В 1939 г., по яньаньским данным, их численность возросла до 156 тыс., а в 1940 г., к моменту проведения операции «ста полков», — до 400 тыс.
Примерно так же росли и части 4-й армии под командованием Е Тина, которая была сформирована из партизанских отрядов провинций Цзянсу, Аньхой, Цзянси, Чжэцзян, Фуцзянь, Хунань, Хубэй. Общий состав армии был определен центральным правительством [76] в 12 тыс. человек, а в качестве района действий отводились треугольник Шанхай — Нанкин — Ханчжоу и южные уезды провинции Аньхой на северной стороне Янцзы.
Формирование своей армии Е Тин закончил в мае 1938 г., а в июне ее первые отряды появились в районе к югу от Нанкина. В это время армия насчитывала всего 10392 человека, только половина их была вооружена. В 1939 г. армия выросла до 41 800 человек, а в 1940 г. — до 136126. При этом она имела на вооружении 68050 винтовок, 1200 ручных пулеметов, 100 станковых пулеметов и 30 минометов.
В 1938 г., к моменту нашего приезда в Китай, Е Цзянь-ин так характеризовал ситуацию: «Взаимоотношения с войсками центрального правительства у нас нормальные. Улучшились отношения с генералом Ван Фу-лином (Северо-восточная армия). Один его полк остался в 8-й армии и увеличился до 20 тыс. человек. Хорошие отношения сложились и с Янь Си-шанем. Он оставил в подчинении Чжу Дэ 1-й и 3-й «отряды смерти», которые переподчинены Лю Бо-чэну». И как бы между прочим Е Цзянь-ин заметил: «Наши части растут, и центральное правительство не имеет сил ограничить влияние Пограничного района и партизанских баз на территории, оккупированной японцами».
Кто же возглавлял части 8-й армии? Командующий — Чжу Дэ, его заместитель — Пэн Дэ-хуай. Оба — опытные командиры Красной армии, члены Политбюро ЦК КПК. Мне довелось встретиться с Пэн Дэ-хуаем в феврале 1939 г., когда он приезжал в Чунцин и заходил в штаб главного советника. На всех нас он произвел исключительно благоприятное впечатление. В то время Пэн Дэ-хуаю было 40 лет, но выглядел он очень молодо.
Начальником политуправления был Жэнь Би-ши, начальником штаба Е Цзянь-ин.
115-ю дивизию возглавлял Линь Бяо, заместителем у него был Не Жун-чжэнь, начальником политотдела — Ло Жуй-цин и начальником штаба — Чжоу Гунь. Правда, в начале июня мы получили сведения, что Чжоу Гунь и командир 687-го полка Чжан Шао-дунь сбежали к японцам, но, как говорят, «в семье не без урода».
120-ю дивизию возглавлял Хэ Лун, один из самых смелых и решительных военачальников-коммунистов. [77]
Его звали «китайским Чапаевым». Заместителем командира был Сяо Кэ, начальником политотдела Гуань Сян-ин и начальником штаба — Ши Ци. В грозные дни 1940 г. во время серьезного конфликта с гоминьданом Хэ Лун был назначен начальником гарнизона Пограничного района Шэньси — Ганьсу — Нинся и с этой работой справился хорошо.
Командиром 129-й дивизии был Лю Бо-чэн, опытный военачальник, его заместителем — Сюй Сян-цянь, начальником политотдела — Дэн Сяо-пин и начальником штаба — Фу Чжи-лян.
Кроме того, в Яньане находились начальник пограничной охраны Чэн Ци-хань и штаб охраны Хуанхэ во главе с Бай Чжи-вэнем. В его подчинении было семь охранных полков, четыре из них: 3, 5, 6 и 718-й полки 120-й дивизии охраняли Хуанхэ на участке от Фугу на севере до Тунгуаня на юге. В их распоряжении было 100 паромов из джонок. 4-й полк нес охрану дороги на Сиань, 2-й полк охранял непосредственно Яньань, 1-й и 7-й полки находились в резерве. Вот, в основном, те данные о 8-й армии, которыми мы располагали к началу нашей работы в качестве военных советников.
Теперь расскажу коротко о порядке комплектования денежного и вещевого довольствия, организации питания и о форме одежды китайской армии.
В китайской армии мы встретились с тем, что изучали по учебникам истории периода феодальных войн — магазинной системой довольствия наемных армий. Естественно, что этот феодальный пережиток в комплектовании и организации интендантского снабжения не только влиял на боеспособность войск, но и служил отдельным милитаристам источником наживы и взяточничества.
В Китае не было закона о всеобщей воинской обязанности. Набор в армию в каждой провинции производился по-своему: в виде разверстки на уезд или на «стодворку» по системе круговой поруки (бао-цзя); найма добровольцев или по смешанной системе.
Среди добровольцев было много солдат-профессионалов, которые нередко имели свое оружие и переходили от одного милитариста к другому. Правда, такой переход считался дезертирством, а за унос оружия солдат, если его ловили на территории провинции, платил головой. [78] Но страх перед строгой карой не служил препятствием дезертиру. Ему надо было зарабатывать деньги (при найме солдату платили за принесенное оружие). Добровольческие армии, как правило, в бой шли неохотно, и милитаристы предпочитали систему призыва в виде налога на уезд. По этой системе, кому идти в солдаты, определял не закон, а волостной староста. Состоятельные люди за взятку легко освобождались от призыва. В армию набирались бедняки и бродяги, которые в своем большинстве были неграмотны и физически слабы. Среди них значительный процент составляли подростки до 18 лет и отцы семейств старше 45 лет.
В Китае бытовала пословица: «хорошее железо не идет на гвозди, хорошие люди не идут в солдаты». Эта пословица отражала отношение китайского народа к армиям милитаристов.
Начавшаяся японо-китайская война изменила отношение народа к солдатской службе. Люди стали понимать, что армия — это щит страны.
Зверства захватчиков на оккупированной территории вызвали поток истинных добровольцев — защитников Родины, среди которых значительный процент составляли женщины. Стихийно возникали добровольческие отряды по доставке войскам продовольствия и боеприпасов, ремонту дорог, возведению оборонительных сооружений. Создавались добровольные организации по уходу за ранеными, оказанию помощи семьям призванных в армию и семьям погибших солдат. Ширилось патриотическое движение, росло чувство долга народа перед теми, кто нес тяготы войны, кто отдавал свои жизни за Родину и спал вечным сном в солдатских могилах.
После совещания в Нанье, по предложению штаба главного военного советника, китайское правительство приняло закон о всеобщей воинской повинности, в соответствии с которым все граждане Китайской республики, независимо от вероисповедания, социального и имущественного положения, были обязаны на равных основаниях служить в национальной армии. Закон вступил в силу 1 января 1939 г. и предусматривал всеобщее военное обучение и обучение студентов по программе офицерских школ.
К сожалению, демократические положения этого закона на практике в жизнь не проводились по причине [79] избытка призываемого контингента. По данным Генерального штаба мужчин до 45 лет, способных носить оружие, числилось 22,7 млн., и на 1 января было призвано в армию всего лишь 0,5% населения. Это практически возрождало старый принцип разверстки на уезд.
Для наблюдения за ходом выполнения закона в каждой провинции было создано 2–3 мобилизационных района, в каждом уезде — мобилизационный отдел, на которые были возложены руководство всеобщим обучением и призывом, учет лиц призывного возраста и борьба со злоупотреблениями.
Призывники учитывались по категориям: 1-я категория — от 18 до 35 лет, рост 160 см, вес 55 кг; 2-я категория — от 35 до 45 лет, рост 155 см, вес 50 кг; те, у кого рост 150 см и вес до 48 кг относились к 3-й категории. Единственных сыновей от службы освобождали.
Временно был сохранен прежний принцип доукомплектования — по диалекту и территории, т. е. каждая провинция посылала пополнение только в свою армию.
Полевая армия, как правило, в ходе операции пополнение не получала (не было запасных частей) и только при наличии 30% некомплекта армия отводилась в глубокий тыл на пополнение. В соответствующую провинцию посылались офицеры, которые через мобилизационные районы производили отбор солдат из граждан призывного возраста. На отбор пополнения, его доставку в полки и на обучение отводилось три месяца, после чего армия направлялась на фронт для смены частей, нуждающихся в отдыхе и доукомплектовании.
Следует отметить, что такой порядок пополнения был абсолютно не рационален, стоил дорого, а главное не позволял сосредоточить силы в нужном количестве, месте и в необходимое время. К примеру, в первом квартале 1939 г. только немногим более трети всех пехотных дивизий находилось непосредственно на фронте, еще около трети действовали в японском тылу, как партизаны, а остальные — около 80, находились в глубоком тылу, принимали пополнение и занимались подготовкой.
С лета 1939 г. этот порядок изменился. По предложению штаба главного военного советника для подготовки резервов было сформировано 322 запасных полка со штатной численностью 102 офицера и 2443 солдата в каждом. За три месяца полки могли подготовить до [80] 700 тыс. солдат и 40 тыс. младших командиров, что составляло в год около 3 млн. человек. Кроме этих полков, подчиненных управлению боевой подготовки Генштаба, в каждом военном районе были организованы полевые запасные полки и запасные батальоны. В целом, запасных частей было сформировано свыше 600 и тем самым в значительной мере была решена одна из сложнейших проблем — подготовки кадров и единства армии.
Обмундирование для солдат, младших командиров и младших офицеров заготовлялось военным министерством централизованно: для солдат хлопчатобумажные гимнастерка, брюки, фуражка, нательное белье, тапочки с обмотками, плащ и одеяло. Шинель и брюки на ватной подкладке выдавались только в северных районах. Погоны к повседневной и полевой форме не полагались. Чины и род войск определялись по петлицам на отложном воротнике: генералы — золотая петлица, старшие офицеры — петлица суконная с двумя золотыми полосками, младшие офицеры — с одной полоской, сержантский состав — петлица суконная с синей полоской, солдаты 1, 2 и 3-го класса — петлицы суконные. Цвет петлиц соответствовал роду войск: пехота — красный, кавалерия — желтый, артиллерия — светло-синий, инженерные войска — черный, авиация — голубой, интендантская служба — малиновый, танковые войска и транспортная служба — серый, медицинская служба — темно-зеленый. Солдатам и сержантскому составу обмундирование выдавалось раз в год (бесплатно).
По смете военного министерства на содержание личного состава дивизии и ее хозяйственные нужды ежемесячно отпускалось 90 тыс. юаней.
В действующих армиях месячные оклады составляли: командующего армией (командира корпуса) — 800 юаней, командира дивизии — 600, полка — 300, батальона — 150, роты — 90, взвода — 45, солдат — 8–10 юаней. С солдата ежемесячно удерживалось до пяти юаней за котловое довольствие. На руки обычно выдавалось не более 3–4 юаней.
Продукты для приготовления пищи закупались батальоном (ротой) снабжения на местном рынке или на продовольственных базах военного министерства. Закупались рис, бобы, кукурузная крупа, пшеничная мука, [81] растительное масло, зелень для приправы и по 2–3 раза в месяц мясо и рыба.
Пища готовилась в масштабе полка батальоном снабжения — в 2–3-х километрах от передовой, куда собирались все ротные котлы. Для подачи горячей пищи в окопы использовались обычные ведра или баки из-под бензина.
Солдат кормили три раза в сутки: 7–8 часов — завтрак (жидкий рис с подливой); 12–13 часов — обед (рисовая каша и жидкие бобы, иногда с мясом); 17–18 часов — ужин (кулеш из бобов и рисовые пампушки).
Армии центрального правительства получали артиллерийское и стрелковое вооружение, снаряды и винтовочные патроны централизованно — от военного министерства. Что касается провинциальных армий, а их было большинство, то здесь дело обстояло по-разному: как правило, боеприпасы им выдавались также централизованно со складов военного министерства. Стрелковое и артиллерийское вооружение провинциальные правительства закупали самостоятельно или изготовляли на своих арсеналах. Именно этот «закон» помешал центральному правительству в июле 1937 г. снабдить 29-ю Хубэйскую армию боеприпасами и вооружением. Положение изменилось с января 1939 г., когда все провинциальные арсеналы были эвакуированы в глубь страны и их работу взяло под контроль управление арсеналов, руководимое генералом Юй Да-вэйем, который разрешал посещение их только старшему артиллерийскому советнику А. И. Шилову (да и то неохотно); что касается бывших хозяев арсеналов, то для них все было закрыто. Достать оружие на внешних рынках и провезти в Китай было невозможно. В этих условиях центральное правительство было вынуждено взять на себя снабжение провинциальных армий оружием, боеприпасами и частично продовольствием. Правда, все и всем отпускалось в небольших количествах. 8-я армия Чжу Дэ и 4-я армия Е Тина не составляли исключения из этого правила.
Вопрос о Пограничном районе был решен на совместной конференции представителей ЦК КПК и гоминьдана 17 июля 1937 г. в Лушане. Была достигнута договоренность, что Пограничный район в составе 18 уездов войдет в состав Китайской республики на правах Особого [82] района, правительственные органы которого, выбранные населением на демократической основе, будут работать под руководством ЦК КПК. Центральное правительство назначило в Яньань своего представителя в ранге уездного начальника без распорядительных прав. Таким представителем в первые годы был Пэн Чжао-сян, который информировал центральное правительство о всех событиях в Особом районе и намеренно «сеял семена раздора».
Столицей Особого (Пограничного) района стал Яньань — небольшой уездный город провинции Шэнси, в 450 км к северу от Сианя. Он обнесен глинобитными стенами. Все учреждения и школы Пограничного района были расположены вне города в горах. Здесь находились ЦК КПК, Реввоенсовет (последний был на полулегальном положении, ибо центральное правительство его не признавало), правительство Пограничного района, избранное демократическим путем на основе программы единого национального фронта, и представитель центрального правительства. Последний никакой реальной власти не имел, но кляузные доносы в Ухань писал регулярно.
Что представляли собой учебные заведения Яньаня — Военно-политическая академия, Академия северной Шэньси и Высшая партийная школа? Начальником Военно-политической академии числился Линь Бяо, но фактически ею руководил его заместитель Ло Жуй-цин. В задачу академии входила подготовка и переподготовка командных и штабных офицеров. Срок обучения — четыре месяца. Общее число курсантов — 3 тыс. Учебные группы включали по 500 человек. Преподавателей военных дисциплин не хватало. Велись лишь теоретические занятия, основным учебным пособием был советский устав ПУ-29.
Академия северной Шэньси выпускала преподавателей для партийных школ. 1500 слушателей в течение трех месяцев проходили курс обучения. Директором академии был писатель Чэн Фан-у.
Высшая партийная школа готовила политработников для армии и политических руководителей для работы среди населения. Срок обучения — четыре месяца. Слушатели набирались изо всех провинций Китая. В мае 1938 г. их было 300, среди них 45% составляли представители [83] интеллигенции, 30% — крестьяне, 25% — рабочие. Женщины составляли 20%. По образованию слушатели делились следующим образом: с высшим образованием — 28 человек, со средним — 150, малограмотных и неграмотных — 122 человека.
Все слушатели занимались по десять часов в день и, кроме того, работали на продовольственной базе, огородах и полях, расположенных в горах.
Продовольственные ресурсы Пограничного района были крайне ограничены, главным образом потому, что здесь было мало пригодных земель. Поля под сельскохозяйственными культурами представляли собой небольшие клочки земли. По склонам гор сеяли кукурузу, просо, гаолян, картофель. Урожаи были низкие. Население района, насчитывавшее около миллиона человек, жило бедно. Налоги, за исключением соляного и с торговых предприятий, не взимались. Промышленность почти отсутствовала. В районе имелись лишь кустарные мастерские по выработке кожи, бумаги и сельскохозяйственного инвентаря.
Естественно, что Пограничный район не мог внести какого-либо существенного материального вклада в единый фронт. Он сам нуждался в помощи, но его правительство, которое возглавлял Линь Бо-цюй, делало все возможное для укрепления единого национального фронта, неустанно вело работу по сплочению сил китайского народа для борьбы против японской агрессии.
Выручает советская техника
Отдельные части и соединения артиллерии, танков, авиации и военно-морского флота входили в состав войск центрального правительства. Провинциальные армии таких формирований не имели.
Вооружение закупалось в разное время и в разных странах: в США, Англии, Японии, Германии, Италии. Как правило, империалистические государства сплавляли Китаю устаревшие образцы и отжившую свой век технику. Поэтому вооружение китайских войск напоминало собрание музейных экспонатов. Особенно показателен в этом отношении был самолетный парк китайских ВВС. [84]
Например, английский истребитель «Гладиатор» имел скорость до 180 км в час и обладал запасом горючего лишь на два часа полета, а американский бомбардировщик «Боинг» — 160 км/час с запасом горючего на четыре часа полета. Мало чем отличались от них истребители «Кэртис-Хаук», «Фиат-32», бомбардировщики «Капрони-101», «Фиат-БР-3» и др.
Между тем у японцев истребитель «И-92» имел скорость 350 км/час, а бомбардировщики «ЛБ-93» и «ТБ-93» — 250 км/ч. Японские самолеты во многом превосходили китайские по вооружению, маневренности, потолку и грузоподъемности. Трудности усугублялись неудовлетворительной подготовкой китайского летно-технического состава, отсутствием запасных частей и ремонтной базы. В итоге, к моменту решающих боев за столицу Китая Нанкин из 500 самолетов в строю остались двадцать, да и то из них лишь пять «Хауков» могли летать, остальные ремонтировались.
В начале 1938 г. все оставшиеся самолеты были сведены в одну эскадрилью, которую укомплектовали иностранными волонтерами во главе с американцем Винсентом Шмиттом. Кстати сказать, эскадрилья так и не провела ни одного воздушного боя. Волонтеры, завербованные в ряде стран Западной Европы и Америки, прибыли в Китай на заработки и были далеки от мысли подвергать риску свою жизнь во имя интересов китайского народа. Их интересовало одно: побольше получить долларов, и это им удавалось.
В одной из бесед с советниками начальник департамента ПВО генерал Хуан Чжэнь-цю заявил, что «большую долю ответственности за состояние китайских ВВС, наряду с бывшим командующим ВВС генералом Чжоу Чжи-чжоу, несет Кун Сян-си». Он долгое время контролировал закупки самолетов за границей. Находясь в дружбе с главой итальянской военно-воздушной миссии, ведавшей подготовкой летно-технического состава в школах Нанкина, Наньчана и Лояна, он принимал от итальянских фирм заведомо негодные для использования самолеты.
Когда были вскрыты эти злоупотребления, главный советник по авиации итальянский генерал Лорди и военно-воздушный атташе генерал Дрого срочно покинули Китай. Кун Сян-си был отстранен от контроля за закупками [85] самолетов. Генеральным секретарем авиационной комиссии была назначена жена Чан Кай-ши Сун Мэй-лин. Но дело не сдвинулось с места. Шла война, и китайская армия осталась без авиации и летных кадров. Пожалуй, это был один из самых драматических моментов первого периода японо-китайской войны. Казалось, катастрофа была неминуема. Японская авиация, безраздельно господствуя в воздухе, буквально деморализовывала не только население беззащитных городов, но и войска на поле боя. Кто знает, как бы обернулось дело, если бы не своевременная помощь Советского Союза.
Здесь уместно будет рассказать о боевой работе советских летчиков-добровольцев. Они начали прибывать на аэродромы Суйчжоу и Ланьчжоу в ноябре 1937 г. Под руководством комбрига Павла Васильевича Рычагова здесь шло формирование авиационных групп и распределение их по аэродромам Центрального Китая.
Боевой работой советских летчиков-добровольцев руководил Рычагов, и до середины марта 1938 г. он одновременно был главным советником Ставки по вопросам использования ВВС. Крепыш, богатырского телосложения, он напоминал своей внешностью Валерия Чкалова. Это был исключительно скромный, душевный товарищ, прекрасно знавший материальную часть самолетов и тактику ВВС.
Первая группа из 23 истребителей «И-16», под командованием Героя Советского Союза Г. М. Прокофьева, приземлилась на Нанкинском аэродроме в первой половине дня 1 декабря 1937 г., а во второй половине дня на другом аэродроме столицы произвели посадку 20 бомбардировщиков типа «СБ» под командованием капитана Кидалинского и его заместителя М. Ф. Мачина. Немного позже, в начале января, на только что подготовленную взлетно-посадочную полосу аэродрома в Ханькоу прибыла вторая группа бомбардировщиков «СБ» (31 самолет) под командованием капитана Ф, П. Полынина. Впоследствии она именовалась ханькоуской группой бомбардировщиков. В конце февраля на наньчанские аэродромы прилетела дополнительно группа истребителей (40 самолетов) во главе с Г. М. Захаровым.
Ограниченность аэродромной сети и полная неподготовленность аэродромов к боевой деятельности вынуждала [86] наших летчиков-добровольцев часто прибегать к большому риску: совершать боевые вылеты и перелеты на предельный радиус действия из Ланьчжоу до Нанкина, Ханькоу и Наньчана. Отсутствие запасных аэродромов и оборудования на имеющихся аэродромах крайне ограничивало маневренность авиации и ставило летчиков в тяжелое положение.
К 1 декабря 1937 г. фронт проходил в 60–80 км от Нанкина. Китайские войска отступали, подходов к аэродромам добровольцы не знали, воздушного прикрытия не было. Посадка на аэродромы в войсковом тылу была очень рискованна, но наши летчики не колебались: они отлично понимали важность происходящих событий и сознавали всю ответственность за возложенную на них миссию. Японская авиация безнаказанно бомбила населенные пункты, суда на Янцзы и толпы беженцев, она буквально деморализовывала отходящие китайские части. Добровольцам пришлось вступить в боевые действия уже в день прибытия в Нанкин.
1 декабря советские летчики-истребители пять раз поднимались в воздух для того, чтобы вступить в бой с японскими бомбардировщиками, пытавшимися прорваться к Нанкину. Беспалов, Ковригин, Курдюмов, Шубич и другие товарищи в первый же день сбили несколько японских бомбардировщиков. Надо было видеть ликование народа, когда падали на землю японские самолеты! Город облетела весть, что в воздухе советские летчики-добровольцы.
2 декабря девятка бомбардировщиков «СБ» под командованием капитана И. Н. Козлова (командиры звеньев — Несмелов, Скромников и Сысоев, командиры [87] экипажей — Аносов, Добыш, Нюхишин, Никитин, Немошкал и Сажонин) с Нанкинского аэродрома совершила первый налет на Шанхай. Бомбили скопление японских судов на шанхайском рейде. Был уничтожен крейсер и повреждены шесть других военных кораблей. Это была победа, о которой раньше не смела и мечтать китайская авиация.
Все самолеты вернулись на свою базу, но были и первые жертвы. В самолет Сажонина попали несколько осколков артиллерийского снаряда. При этом штурман А. Петров был убит, а сам Сажонин легко ранен.
В госпиталь к Сажонину, получившему ранение в бою, повалил народ. В числе первых посетителей была и Сун Мэй-лин, которая высказала свое восхищение храбростью добровольцев. Кстати, когда японские войска стали приближаться к Нанкину, Сун Мэй-лин приказала эвакуировать Сажонина в Ханькоу, для чего предоставила свой личный самолет.
До сдачи Нанкина истребительная группа провела целый ряд вылетов. Бомбардировочная группа ежедневно бомбила суда на Янцзы и боевые порядки наступающих вражеских войск.
9 декабря, когда 114-я пехотная дивизия японцев, действующая южнее оз. Тайху, подошла к г. Уху, а четыре другие дивизии находились на подступах к Нанкину, [88] судьба столицы была уже решена. В этот день было принято решение перебросить всю авиацию в Наньчан. 10 декабря пал Уху, а 12-го японцы овладели Нанкином. Потери в живой силе, танках и артиллерии с обеих сторон были велики. Агрессоры, выполнив свою основную задачу, перешли к оперативной паузе. Китайские части получили возможность привести себя в порядок. Но в воздухе бои продолжались.
К середине февраля 1938 г. в Китае было создано несколько воздушных баз, которые обеспечивали бесперебойные полеты больших групп самолетов различного назначения. Так, например, на аэродромах Ханькоу и Сяоганя располагалось около 85 самолетов, в том числе 31 самолет группы Полынина и истребительная группа «И-16» под командованием капитана Иванова. На наньчанских аэродромах базировались бомбардировочная группа «СБ» капитана Козлова, а также истребительная группа из сорока самолетов «И-15» и «И-16» под общим командованием А. С. Благовещенского.
Были открыты аэродромы в Чанша, Хэнъяне и Кантоне. Важную авиационную базу развернули в Ланьчжоу, где готовили китайские экипажи, ремонтировали самолеты и моторы. Началась большая работа по обучению китайского летно-технического персонала для обслуживания самолетов советского производства. Спешно строились аэродромы в Чэнду, Чунцине, Гуйлине.
Абсолютное большинство китайских военно-воздушных сил составляли советские истребители «И-15» и «И-16» и бомбардировщики «СБ». [89]
Всей этой огромной работой, как говорилось, руководил комбриг П. В. Рычагов. Деятельное участие в ней принимал полковник Павел Федорович Жигарев — советский военно-воздушный атташе в Китае. Он пользовался большим авторитетом у китайских генералов и особым вниманием Сун Мэй-лин, которая принимала его с подчеркнутой любезностью, просила быть с ней откровенным и не стесняться докладывать обо всех неполадках в ВВС и особенно о нерадивых генералах. После отъезда Рычагова Павел Федорович до июня выполнял одновременно обязанности старшего советника по авиации. В соответствии с просьбой Сун Мэй-лин, он в апреле доложил ей о неспособности генерала Чжоу Чжи-чжоу руководить авиацией и навести порядок в частях. Генерал был немедленно отстранен от должности, и на это место назначен молодой генерал Цзян Да-цзюнь, а его заместителем — генерал Мао Пан-чу.
Генералу Цзян Да-цзюню также «не везло»: аварийность — болезнь китайских ВВС — продолжала оставаться на высоком уровне и во втором полугодии 1938 г. Молодые китайские летчики «ломали» самолеты в любых положениях: при взлете и посадках, на малых и больших скоростях. К примеру из 602 самолетов, имевшихся на вооружении к началу боев за Ухань, к концу операции остался 281.
К боевым потерям были отнесены 100 самолетов, разбитых при посадках, 46 уничтоженных на аэродромах при бомбежках и 166 самолетов, утерянных в воздушных боях (в большинстве «Хок-3» и «Гладиатор»).
Уместно сказать, что с ноября 1937 г. по январь 1942 г. Советский Союз поставил Китаю 1235 самолетов [90] всех марок. Из них: истребителей 777, бомбардировщиков 408 (в том числе 30 «ДБ-3» и остальные «СБ»), учебных самолетов 100. За это же время было поставлено большое количество аэродромного оборудования, заправщиков, радиостанций, бензина, запасных частей и моторов, авиационных бомб.
В Китае воевали около 200 советских добровольцев-летчиков. Их подвиги в небе Китая достойны отдельной книги. Хочется верить, что книга о них будет написана кем-либо из самих добровольцев. Они лучше знают все детали событий. И все же я не могу не рассказать о некоторых воздушных боях.
Шел февраль 1938 г. Несмотря на численное превосходство японской авиации, советские добровольцы наносили чувствительные удары агрессорам. Особенно в этот период отличались бомбардировочные экипажи Аносова, Бабловского, Клевцова, Карпенко, Муравьева, Новодранова, Померанцева, Федорова, Шалимова, Скоромникова, Прокофьева. Многие из них участвовали в 15–17 налетах, пробыв в воздухе от 130 до 290 часов. А старший лейтенант Мачин, чтобы наглядно доказать китайским летчикам, что и на плохих самолетах можно бить японцев, летал на машинах марок «Мартини», «Хейнкель» и других, имевшихся в китайских ВВС.
Советские добровольцы становились хозяевами воздушных просторов. Они хорошо освоили театр военных действий и тактику агрессоров, миф о непобедимости которых рассеивался. Китайские войска стали лучше сражаться. Руководство армии и страны обретало уверенность в своих силах.
В середине февраля Ставка приняла решение произвести бомбардировку расположенных на Тайване (Формозе) военно-морской и военно-воздушной баз, с которых японские бомбардировщики вели налеты на города Центрального и Южного Китая. Детальная разработка плана и руководство операцией были поручены П. В. Рычагову, причем Чан Кай-ши потребовал (что весьма знаменательно!) держать в секрете детали операции и сроки ее проведения даже от штаба ВВС.
Павел Васильевич выделил для проведения операции 36 бомбардировщиков «СБ», распределив их на две группы: наньчанскую (12 самолетов) и ханькоускую (24 самолета). Наньчанская группа была смешанной, а [91] ханькоуская — под руководством капитана П. Ф. Полынина — формировалась только из советских добровольцев.
Вылет групп на задание планировался с интервалом в 30 минут. Каждая из групп имела свои объекты бомбардировок и запасные цели. Чтобы скрыть замысел, за сутки до вылета группа капитана Полынина получила задание отбомбить цели к северу от Цзинаня и после этого произвести посадку на аэродром Наньчана якобы для заправки. Таким образом, во второй половине дня 22 февраля обе группы были сосредоточены на наньчанских аэродромах.
Рано утром 23 февраля 1938 г. обе группы поднялись в воздух и взяли курс на Тайвань. Но выполнить задание, и притом блестяще, удалось только ханькоуской группе. Наньчанская группа из-за неудачно выбранного режима полета произвела посадку на аэродроме Фучжоу для заправки, но цели так и не сумела достичь.
Вот как описывает полет штурман группы Иван Васильевич Брусков: «Полет на остров Тайвань был моим седьмым вылетом. Погода была хорошая. Шли точно намеченным курсом на высоте 5500 метров. Когда прошли половину пути, над Тайваньским проливом заглушили моторы и шли со снижением к цели до высоты 4100 метров.
При подходе к острову было видно, что восточная часть его закрыта облаками. Пик горного хребта торчал из-за облаков. Я начал готовить данные бомбежки по расчету времени... Вдруг цель открылась: большой город и в трех километрах севернее его аэродром. На цель вышли точно. Бомбы сбросили прицельно». [92]
Подробнее охарактеризовал этот полет Федор Петрович Полынин, которого я посетил много позже в Москве. Вот что он рассказал:
— 23 февраля — День Красной Армии. Все летчики встали не по-праздничному — рано. Надо было еще раз осмотреть самолеты, проверить заправку, подвеску бомб, уточнить маршрут полета и цели. Но вот Рычагов разрешил вылет. Надо особо подчеркнуть, что маршрут держался в строжайшей тайне и никто из китайского обслуживающего персонала о нем не был поставлен в известность.
Ранним утром мы были над сверкающими водами Тайваньского пролива. Кислородных приборов у нас не было, и мы задыхались, но спуститься ниже было невозможно. Потеря высоты — потеря расстояния. Это все хорошо знали.
При подходе к Тайбэю мы четко наблюдали скопление судов на внешнем рейде и разгрузку кораблей у причалов. На аэродроме самолеты стояли рядами, точно на параде. Создавалось впечатление, что японцы приняли нас за своих: зенитки молчали, в воздухе не было ни одного истребителя.
Мы развернулись и в спокойной обстановке стали бомбить. Впоследствии китайское командование сообщило, что в результате было уничтожено около 40 самолетов на аэродроме, затоплены и повреждены несколько судов, разрушены ангары и портовые сооружения. Сгорел трехгодичный запас горючего. У нас же потерь не было.
— Но самое интересное, — продолжал Федор Петрович, — произошло на следующий день. Утренние газеты сообщили сенсационную новость: «Молодая китайская авиация под командованием иностранного летчика (фамилия указана не была, и все думали, что это был американец Шмитт) произвела налет на японскую авиационную базу на острове Тайвань». Винсент Шмитт с достоинством принимал поздравления своих коллег, хотя и не знал, с чем его поздравляют. По странному стечению обстоятельств именно в этот день председатель авиакомитета Сун Цзы-вэнь подписал приказ о расформировании эскадрильи, которой Шмитт командовал. Это была обида: американский летчик не смог ее перенести и укатил в Гонконг... [93]
Вечером 24 февраля авиакомитет устроил банкет в честь участников налета и их командира Ф. П. Полынина.
На банкете присутствовали Сун Мэй-лин, Сун Цзы-вэнь, ряд китайских генералов, летчиков и иностранные волонтеры. Группу советских добровольцев возглавляли Дратвин, Рычагов и Жигарев. Сун Мэй-лин заявила:
— Налет на Тайвань получил большой резонанс в мире. Все газеты полны сообщений, описывающих это событие... Как передало японское радио, японское правительство немедленно сместило губернатора острова, отстранило от должности начальника военной базы и отдало его под суд.
Обращаясь к советским добровольцам, она добавила:
— Этим налетом вы показали, как русские не на словах, а на деле оказывают помощь китайцам и выручают их в тяжелой беде.
Таковы были боевые будни советских добровольцев. Прямо скажем, наша жизнь была не из легких! Для нас, северян, служба в Китае усложнялась еще и климатом, условиями быта и питания. Не случайно наши летчики, как правило, прибывали в Китай на срок не более шести месяцев.
Однако это не влияло на боевую работу авиации. Добровольцев, желающих оказать помощь китайскому народу, было много, и они, как правило, регулярно сменяли друг друга. В феврале — марте, например, прибыла новая группа. Среди них — Б. Бородай, В. Дадонов, Н. Козлов, З. Плотников, Г. Кравченко, А. Шиманис. Все они были назначены в Наньчан. Наньчанская истребительная группа в это время была основной. Часто значительная ее часть использовалась для усиления [94] ханькоуской и даже кантонской групп. Так, в июне наньчанцы были направлены в Кантон, а в августе, когда шли упорные бои за Ухань, — в Ханькоу.
Из летчиков, прибывших летом 1938 г., запомнился Тимофей Тимофеевич Хрюкин, человек высокого роста, спокойный и уверенный в движениях. Он сменил Полынина и возглавил ханькоускую бомбардировочную группу «СБ». Под его руководством в течение лета и осени 1938 г. советские летчики совершили не один десяток боевых вылетов. Они успешно бомбили военные суда на Янцзы, аэродромы и боевые порядки японских войск Центрального фронта.
Следует отметить, что на плечи добровольческих групп, прибывших в феврале — марте и позже, независимо от места их дислокации легла основная тяжесть воздушных боев в борьбе за Ухань.
Отдельные отряды и эскадрильи часто перемещались с одного аэродрома на другой. Идея маневра авиацией принадлежала Рычагову. Впоследствии ее осуществлял Григорий Илларионович Тхор, назначенный на должность старшего военного советника по авиации. Он не был новичком в Китае, прекрасно знал страну, советских добровольцев и китайскую авиацию.
Перемещения авиации вводили в заблуждение японскую разведку и путали все ее расчеты. Например, 29 апреля 1938 г., в день рождения японского императора, японское командование, учитывая малую численность ханькоуской истребительной группы, решило произвести массированный налет на Ухань. 33 бомбардировщика под прикрытием 21 истребителя «И-92» шли на Учан в надежде одержать легкую победу. Но они [95] жестоко просчитались. Ханькоуская группа была уже усилена за счет наньчанской. Истребители взмыли в воздух. Завязался воздушный бой, по своим масштабам в Китае невиданный. В итоге непродолжительной схватки японцы потеряли 21 самолет, а китайская авиация — 2. На другой день все ханькоуские газеты описывали беспримерный подвиг китайской авиации. По понятным причинам не было названо ни одной русской фамилии, хотя бой вели преимущественно добровольцы и среди них отважные сыны советского народа: Беспалов, Губенко, Грисенко, Грицевец, Душин, Лысенко, Пунтас и др.
Результаты боя, «посвященного дню рождения императора», потрясли японское командование. Оно в панике срочно перебазировало свою бомбардировочную авиацию с прифронтовых аэродромов вглубь, прекратило полеты на целый месяц и пересмотрело тактику ВВС. Но эти меры не могли восстановить морального духа летчиков. Лейтенант Сабуро Кобаяси, сбитый в бою над Ханькоу, писал в своем дневнике: «Ужасная мысль, что Китай невозможно завоевать, овладевает нашей армией и воздушными силами».
Это был не первый и не последний японский ас, мечтавший о легкой победе в Китае. Кобаяси повезло: он остался жив, а многие его однополчане сложили головы на чужбине и в Японию «вернулись» в виде поминальных табличек в парке Ясукуни в храме синто, где хранится пепел тысяч погибших за императора в войнах.
31 мая повторный налет на Ханькоу 18 бомбардировщиков под прикрытием 36 истребителей окончился столь же плачевно: японцы потеряли 15 самолетов. Нельзя позабыть о том, что именно в этом бою виртуоз пилотажа Антон Губенко впервые в истории советской авиации произвел таран и благополучно приземлился на аэродроме. Он был героем дня. Всего Губенко сбил в Китае семь японских самолетов, за что был награжден Золотым орденом.
Август проходил в непрерывных боях на Уханьском и Наньчанском направлениях. Китайские наземные войска постепенно отходили. Добровольцы не знали усталости. До последних дней обороны Уханя они вели боевую работу со своих прифронтовых аэродромов. [96]
В небе Китая воевали не только советские добровольцы. Храбро и умело сражались и китайские летчики, особенно те из них, которые летали на самолетах советского производства и в паре с нашими товарищами. Всеобщее восхищение, например, вызвал полет звена бомбардировщиков под руководством китайского летчика Сюй Хуан-жэня над о-вом Кюсю и префектурой Осака в ночь с 19 на 20 мая 1938 г., о котором рассказывалось выше.
Советские инструкторы, готовившие летные кадры, отмечали усидчивость, смекалку и особенно прилежание китайских курсантов. Нашим командирам было непонятно, почему в авиационных школах Куньмина и Гуйяна, где преподавание вели американские и французские инструкторы, программа по изучению самолетов западноевропейских марок была растянута на целых два года. Первый выпуск должен был состояться лишь в январе 1940 г.
Г. И. Тхор, занимаясь анализом подготовки летчиков в школах, спросил у начальника общего департамента авиакомитета генерала Хуан Гуан-жуя:
— Увязан ли срок выпуска со сроком прибытия самолетов, закупленных китайским правительством в Англии и Франции?
Речь шла о 230 самолетах «Хаук» и «Мартини», договор на поставку которых был заключен еще в январе 1938 г.
Хуан ответил:
— Что вы, господин полковник! Самолеты же должны прибыть в Китай не позже августа!
— А как с летчиками для этих самолетов?
— ???
Оптимизм китайского генерала относительно выполнения западными странами обязательств не оправдался. В августе действительно прибыли 15 самолетов марки «Дэвуатьен», но остальные с грехом пополам были доставлены только в середине 1939 г. Да, выпуск летчиков был действительно «увязан по сроку», но только не китайским руководством! Все спланировали европейские монополии, которые отнюдь не спешили с поставкой. Они выжидали и принуждали гоминьдановское руководство к бесконечным уступкам, покорности и сговорчивости. [97]
Наши советники по авиации считали, что при наличии в китайских ВВС 150–200 истребителей и 80–100 бомбардировщиков можно было не только уравновесить силы, но и получить преимущество в воздухе, естественно, при условии регулярного покрытия боевых потерь в самолетах и личном составе.
Компенсировать боевые потери и убыль техники по амортизации китайское правительство рассчитывало из трех источников: при помощи поставок самолетов из Советского Союза, закупки самолетов в третьих странах и, наконец, производства самолетов на заводах Юньнани, строительство которых велось фирмами «Картис Райт» и «Интерконтинент корпорэйшн». Мощность заводов была рассчитана на выпуск 20 самолетов в месяц, причем поставка моторов, навигационного оборудования и колес предусматривалась из США, что было крайне ненадежно.
Ненадежным был и второй источник пополнения авиационной техники. В январе 1938 г. были заключены контракты на поставку 230 самолетов до августа. В США было заказано 100 машин (поступило 15), во Франции было заказано 63 (поступило 15), в Англии — 36 (поступило 9), в Италии — 40 (не поступило ни одной). Западноевропейские правительства не спешили выполнить договорные обязательства. Они выжидали, наблюдая за ходом борьбы.
По плану, в точно обусловленные сроки, поступали самолеты из Советского Союза, которые по своим техническим характеристикам во многом превосходили японские самолеты и этим восполняли недостачу самолетного парка китайских ВВС.
Вот сравнительные данные советских и японских самолетов, применявшихся тогда в Китае:
| Советские | |||
| Типы самолетов | Мощность в НР | Скорость км/час | Потолок в м |
| Истребители | |||
| «И-15» | 750 | 368 | 9800 |
| «И-16» | 900 | 525 | 10000 |
| Бомбардировщики | |||
| «СБ» | 2000 | 448 | 6900 |
| «ДБ-3» | 2000 | 400 | 9000 [98] |
| Японские | |||
| Типы самолетов | Мощность в НР | Скорость км/час | Потолок в м |
| Истребители | |||
| «И-91» | 450 | 300 | 10000 |
| «И-92» | 500 | 350 | 9000 |
| Бомбардировщики | |||
| «ЛБ-93» | 900 | 250 | 5500 |
| «ТБ-93» | 1400 | 250 | 5000 |
Советские истребители и бомбардировщики значительно превосходили японские по пулеметному, пушечному вооружению и бомбовой нагрузке, что деморализовало летчиков японских ВВС.
Как обстояло дело с танками? До начала боевых действий в китайской армии имелось 70 танков, сведенных в два батальона. Один находился в Нанкине при объединенной школе, второй — в Кантоне. Скажем прямо, силы небольшие. Но если учесть, что в Шанхайской операции с японской стороны участвовало также 70 танков, то соотношение было один к одному.
На вооружении состояли танки «Виккерс» и «Фиат», а также 17 немецких танкеток. Они имели легкую броню, маломощные моторы и были мало приспособлены к природным условиям Китая.
С началом боев за Шанхай нанкинский батальон был направлен на фронт. Во время отхода все его танки застряли на рисовых полях и были оставлены личным составом, так и не выполнив ни одной из поставленных задач. Кантонский батальон, направленный в феврале 1938 г. на Северный фронт, постигла та же печальная участь.
Так, китайские бронетанковые силы в первый же период японо-китайской войны закончили свое существование. Причинами тому были полная неподготовленность китайских генералов к использованию танков и низкое качество машин.
Китайское правительство предприняло попытку закупить танки во Франции, Германии и Италии. Велись переговоры с рядом фирм, поставлявших Китаю танки в прошлом. Дело уперлось в нехватку денежных [99] средств, а в конечном счете — в политику. Фирмы потребовали уплаты наличной валютой, которой у Китая не было, а займов западные страны не предоставляли.
И здесь подоспела помощь Советского Союза. Первая партия машин — 40 первоклассных по тем временам советских танков «Т-26» с инструкторами в марте 1938 г. была уже в Сянтане. Кроме того, 10 танков «Т-26» прибыли на юг и 32 находились в пути. Лишь когда советские танки появились на улицах китайских городов, капиталистические фирмы пошли на значительные уступки Китаю. В 1939 г. Китаю были поставлены танки «Рено», «Виккерс», «Фиат», естественно, с ведома соответствующих правительств. Но делалось это не во имя интересов борющегося Китая, а чтобы удержать страну в сфере своего влияния.
Поставляемые иностранными фирмами машины были давно уже сняты с вооружения и никакой реальной боевой ценности не представляли.
Основу танковых сил китайской армии составили советские танки «Т-26». Доставка их была очень трудной. Перегон по единственной дороге, связывавшей СССР с Китаем через Алма-Ату — Урумчи — Ланьчжоу, разумеется, исключался. Оставался единственный путь — морской. Но к этому времени северные порты до Ханчжоу включительно были захвачены японцами, южные — блокировались 3-й японской эскадрой. Тем не менее советские люди, рискуя жизнью, разными путями доставляли танки прямо в блокированные порты. Японцы пытались воспрепятствовать этому. Одной из пиратских акций японской военщины был захват советского парохода «Рефрижератор № 1» в проливе Лаперуза 30 мая 1938 г. «Рефрижератор» шел с коммерческим грузом и никакого отношения к перевозкам оружия не имел. Однако японские власти продержали пароход до 2 июля, подвергая команду необоснованным допросам и различным издевательствам. Об этой истории рассказывает кинофильм, который вышел на экраны нашей страны в 1939 г.
Прибывшие из Советского Союза танки дали китайскому Генеральному штабу возможность сформировать первую в китайской армии механизированную дивизию № 200. Дислоцировалась она в Сянтане и его окрестностях. Командиром был назначен молодой и энергичный [100] генерал Сю, впоследствии ставший начальником механизированной школы и инспектором механизированных войск. Советником при нем был майор Чесноков.
С марта по октябрь 1938 г. в Сянтане шла усиленная подготовка танковых экипажей из офицеров дивизии и изучение материальной части. Руководили всем советские специалисты Гробовский, Булатов, Цыганков, Гальчин, Михайлов. В их распоряжении были 15–20 советских добровольцев-инструкторов.
Формирование дивизии в основном было закончено к августу 1938 г. Однако Чан Кай-ши не дал своего согласия на ее использование в боях за Ухань. И только в конце октября по настоятельной рекомендации главного советника Черепанова один полк был выдвинут в район Пинцзяна. Он сыграл важную роль в остановке японских частей, наступавших к югу от Ханькоу.
После 12 ноября, как только фронт стабилизировался, полк был отведен в исходное положение. А в конце ноября после совещания в Нанье было принято решение сформировать на базе 11-й армии 5-ю механизированную армию, куда в полном составе и была влита 200-я механизированная дивизия.
Механизированная армия располагалась в районе Хэншаня и являлась личным резервом верховного главнокомандующего. Командовал ею один из приближенных [101] Чан Кай-ши — генерал Ду, а советником при нем состоял майор П. Д. Белов.
Хотя танки в боях и не участвовали, они играли роль стратегического резерва, сдерживающего, с одной стороны, агрессора, а с другой — милитаристов-губернаторов, которые подчинялись только силе.
Основная масса машин (210 единиц) была сосредоточена в районе Хэншаня. На севере, в районе Сианя, стояли два танковых батальона, прикрывавшие Сиань — Ланьчжоуское направление.
К сожалению, танки находились далеко в тылу. Чан Кай-ши запрещал использование их в бою, считая это слишком дорогим удовольствием.
По мнению военных советников, при умелом использовании танков, имевшихся в распоряжении китайского командования на основных операционных направлениях, они могли бы уравновесить силы и не только приостановить японское продвижение, но и на ряде направлений отбросить японцев в исходные районы.
Во всяком случае, должен был быть накоплен опыт, но для этого надо было пойти на смелые действия, чего боялись китайские генералы.
Танки — военная техника, развившаяся в середине первой мировой войны. Теория применения их в бою, родившаяся в сентябре 1916 г. на берегах р. Соммы, таила в себе множество нереализованных надежд и потенциальных возможностей.
Мы — советские военные специалисты верили в силу танков и считали, что именно танки решат основные проблемы маневренной войны. К сожалению, познания китайских генералов в приемах и методах использования танков ограничивались сведениями об их долларовой стоимости и уж во всяком случае не ушли дальше знаний английских генералов 1916 г., растерявших первые танки на Сомме в осенней грязи и распутице. События на Сомме до известной степени повторились двадцать лет спустя на Янцзы, с той разницей, что англичане из 49 танков вывели на передний край немцев 18, или 36%; китайцы из 70 танков лишь 12 (16%) вернули на исходные позиции, остальные застряли в грязи рисовых полей.
Неудачный опыт поколебал веру китайских генералов в силу новой техники. Они стали применять танки [102] с особой осторожностью. Об этом, в частности, свидетельствовали бои за Ухань. Но об этом ниже.
Несколько слов об артиллерии. Перед войной в стране имелось более 1000 орудий разного калибра. Однако только 16 зенитных пушек Круппа среднего калибра, 48 полевых пушек «Шнейдер — Крезо» и до 60 зенитных пушек «МЗА» (мелкокалиберная зенитная артиллерия) Салатури были современными. Остальная артиллерия была представлена отжившими свой век орудиями самых различных марок и конструкций — немецких, французских, шведских, японских и русских заводов. Сохранились даже орудия, изготовленные в прошлом веке — с клиновыми затворами.
Особенно плохо было с зенитной и противотанковой артиллерией, которая играла наиболее существенную роль в современной войне. Главной помехой к использованию артиллерии в бою были нехватка или даже отсутствие боеприпасов. Китайская промышленность не изготовляла снарядов к орудиям иностранных марок, а поставка их из-за границы проводилась в крайне ограниченном количестве. Были орудия, которые в своем комплекте имели не более 10 снарядов. Положение считалось удовлетворительным, если на орудие приходилось по 25–40 снарядов. Фактически, как только кончались снаряды, орудия выходили из строя и попросту бросались.
К этому следует добавить совершенно недостаточную подготовку артиллерийских офицеров. Они не умели стрелять с закрытых позиций. Как правило, огонь велся на дистанцию 4–6 км и был малоэффективен.
Из 196 пехотных дивизий только 35 дивизий войск центрального правительства имели штатные дивизионы по 6–12 орудий в каждом (в китайской армии они назывались батальонами). Остальные не имели артиллерии совсем или имели ее в крайне ограниченном количестве. Например, в гуандунских войсках было по два орудия, а в гуансийских — по четыре на дивизию. В такой крупной армии, как сычуаньская, артиллерии не было.
Основные артиллерийские силы составляли резерв главного командования и были сведены в артбригады и полки войск центрального правительства.
С развитием боевых действий в Северном Китае и в долине Янцзы было принято решение расформировать [103] четыре артбригады из восьми существовавших, и орудия направить в пехотные дивизии. Эта мера дала возможность к октябрю — ноябрю 1937 г. сосредоточить на Шанхайском фронте до 250 орудий, на Тяньцзинь-Пукоуском направлении — до 75 и на Пекин-Ханькоуском направлении — 80 орудий. С учетом артиллерии провинциальных войск всего в первый период боевых действий на фронтах находилось около 500 орудий — лучшие из тех, что имела китайская армия.
В боях за Шанхай, Нанкин и Сюйчжоу (апрель — май 1938 г.) значительная часть артиллерии была захвачена японцами, разбита, брошена. Армия фактически осталась без артиллерии.
В начале 1938 г. китайское правительство вело переговоры с фирмой «Шнейдер-Крезо» о поставке 75-миллиметровых пушек. Фирма заказ приняла, но выполнила обязательства только в 1939 г. Другие фирмы задерживали осуществление контрактов, заключенных еще до июля 1937 г. И здесь Советский Союз пришел Китаю на помощь. Первые пушки советского производства появились в войсках Центрального фронта в апреле 1938 г. (винтовки и пулеметы много раньше).
Всего с ноября 1937 г. по ноябрь 1939 г. СССР поставил Китаю: орудий разного калибра и назначения 1300, пулеметов ручных и станковых 14 тыс., танков 82, автомашин 1550, самолетов 985{2}.
Как известно, поставки вооружения Китаю на этом не закончились. В конце 1940 и в 1941 г. было дополнительно поставлено: самолетов «СБ» и «И-16» — 250, орудий разного калибра — 300, автомашин ЗИС-5–300{3}. Был также представлен добавочный кредит в 200 млн. долларов{4}.
Таким образом, общие поставки вылились во внушительную цифру: самолетов всех марок 1235, орудий разных калибров 1600, танков средних «Т-26» 82, пулеметов станковых и ручных 14 тыс., автомашин и тракторов 1850; большое количество винтовок, артснарядов, винтовочных патронов, авиационных бомб, запасных частей [104] к самолетам, танкам и автомашинам, имущества связи, бензина, медикаментов и медицинского оборудования.
Если говорить о стоимости поставленного вооружения, запасных частей и материалов, то на оплату едва ли хватило тех займов, которые были предоставлены Советским правительством Китаю.
С первыми орудиями в Китай прибыли советские инструкторы и советники, среди них майоры Борисов и Малахов. Первым старшим советником по артиллерии был назначен майор Голубев, с 15 июля его заменил полковник Шилов. Немного позже в Китай приехали советские инструкторы по зенитной артиллерии: майор Русских и капитаны Табунченко, Гордый, Чуяшев.
Группа советских артиллеристов на протяжении 1938–1939 гг. проделала огромную работу по реорганизации китайской артиллерии и обучению ее личного состава. Во всяком случае, к августу 1938 г. китайские офицеры были обучены правилам стрельбы с закрытых позиций. Немецким советникам не удалось сделать это за десять лет.
Что можно сказать о военно-морском флоте Китая? Когда мы прибыли в Ханькоу, он уже не существовал. Его десять крейсеров, пять сторожевых и десять торпедных катеров были либо уничтожены японцами, либо затоплены своими же экипажами у побережья. Оставшиеся две канонерские лодки ушли в Ханькоу и включились в систему ПВО, а три вспомогательных судна использовались на строительстве заграждений на Янцзы.
Я не моряк и не могу взять на себя смелость писать о действиях флота. Могу лишь констатировать факт, что огромная береговая линия от Нинбо до Бэйхая осталась совершенно не защищенной с моря и это крайне мешало сухопутным войскам организовать оборону морского побережья и особенно о-ва Хайнань, портов Нинбо, Вэньчжоу, Фучжоу, Цяомыня, Сватоу, Кантона.
Как найти выход из создавшегося положения? Как установить контроль за действиями японского флота? Надо сказать, что Генеральный штаб «решил» задачу просто: передал все на усмотрение губернаторов провинций, а те в свою очередь — командиров дивизий. Фактически японский флот хозяйничал в китайских водах, не встречая никакого сопротивления, обстреливал [105] города и высаживал десанты в любое время и в любом пункте.
Одной из трудных проблем, стоявших перед китайским Генеральным штабом и не решенных до самого конца войны, было обеспечение подвоза и вывоза товаров морем. В начале 1938 г. японское командование объявило о блокаде китайского побережья. Стремясь лишить Китай связей с внешним миром, нарушить таможенную систему и этим исключить из китайского бюджета важную статью доходов, 3-й японский флот, на который было возложено выполнение этой задачи, беспощадно топил суденышки китайских рыбаков в их территориальных водах. Однако моряки на мелких судах каботажного флота и рыбаки на джонках не раз дерзко прорывались через блокаду, чтобы доставить бесценный для китайской армии груз. Многие из смельчаков поплатились жизнью. По официальным данным, в результате 14-месячной блокады было потоплено 628 джонок и убито до 10 тыс. рыбаков.
Управление и организация армии
Среди мероприятий правительства по укреплению роли центральных учреждений и совершенствованию управления войсками одним из первых стала организация Военного совета. Совет был превращен в высший военный орган и наделен законодательной и исполнительной властью. Тем самым он был фактически поставлен над правительством.
Военный совет неоднократно переформировывался, менялось его название, производились перестановки в руководящем составе. С конца марта 1938 г. этот орган стал именоваться Военным комитетом. Председателем был Чан Кай-ши, его заместителем — Хэ Ин-цинь (он же военный министр, он же начальник управления вооружения и снабжения). В комитет входили управления: оперативное, вооружения и снабжения, обучения и политическое. Начальником оперативного управления был назначен генерал Сюй Юй-чэн. В оперативное управление входило два департамента: оперативный (возглавлял генерал Лю Фэй) и разведывательный (генерал Сюй Пэй-чан). Начальником политического [106] управления был генерал Чэнь Чэн. Политуправление объединяло четыре департамента, одним из них руководил Го Мо-жо. Начальниками отделов были: печати — журналист Ху Ю-чжи, искусства и кино — драматург Тянь Хань и пропаганды среди японцев — профессор Уханьского университета Фань Шу-гань.
Отметим, что сами китайцы считали Военный комитет генеральным штабом, и это вполне соответствовало действительности.
Кроме того, при верховном главнокомандующем была организована канцелярия, во главе которой стоял бывший губернатор Ганьсу генерал Хэ Яо-цзу. Через нее шли все доклады верховному главнокомандующему от военных, политических и административных учреждений. Через Хэ Яо-цзу отдавались все распоряжения по управлению страной и часто приказы по войскам, минуя Генеральный штаб и даже командующих военными районами. Канцелярия руководила личной разведкой Чан Кай-ши, которая осуществляла слежку за членами правительства, генералами, партийными и общественными деятелями.
В канцелярии существовали отделы: высших военных агентов, внешних сношений, секретных дел, военных дел, общих дел, по делам военных советников, по пересмотру уставов, а также секретариат.
Я умышленно остановился на описании этой канцелярии, так как она была органом своеобразным, чрезвычайно характерным для Китая тех лет и, кстати сказать, вносила немало путаницы в управление войсками.
С Хэ Яо-цзу советникам приходилось встречаться не часто. Однако все решения канцелярии неизменно получали одобрение верховного командующего. Хэ Яо-цзу вел себя корректно, делился новостями и даже высказывал желание отправить сына на учебу в СССР.
Вторым большим мероприятием, которое провел Чан Кай-ши и которое вносило некоторую систему в управление войсками, являлась организация фронтов по направлениям действий японских войск. Фронты были названы «зонами обороны». Таких зон было четыре.
1. Шаньси — Суйюань — Чахарская зона. Комиссар — маршал Янь Си-шань. Он имел в своем распоряжении девять пехотных дивизий, три бригады, три кавалерийские дивизии и три кавалерийские бригады [107] шаньсийских войск, четыре пехотные дивизии Тан Энь-бо, войска чахарского губернатора Лю Жу-мина, суйюаньские войска генерала Фу Цзо-и и с сентября 1937 г. — 8-ю армию Чжу Дэ (всего около 170 тыс. солдат).
2. Хэбэй — Шаньдунская зона. Она считалась главной, и Чан Кай-ши оставил командование за собой, назначив своим заместителем бывшего начальника Генерального штаба генерала Чэн Цяня. Этот фронт был местом наибольшего сосредоточения провинциальных войск и войск центрального правительства. Здесь образовались два направления: Тяньцзинь — Пукоуское (около 16 тыс. солдат) и Пекин — Ханькоуское (170 тыс. солдат).
Против второй зоны действовали 10, 14 и 20-я пехотные дивизии японцев, бригада Кавабэ, две дивизии неустановленной в то время нумерации, по одной бригаде от 6-й и 16-й пехотных дивизий, мотоотряд, две артиллерийские бригады, 1-я и 4-я охранные бригады, шесть авиационных полков. Всего около 120 тыс. солдат.
3. Цзянсу — Чжэцзянская зона (Шанхайский фронт). Комиссаром ее был назначен маршал Фэн Юй-сян, а его заместителем — генерал Гу Чжу-тун. Штаб размещался в Уси.
Китайское командование, разделив зону обороны на три сектора — центральный (Шанхай — Усун), правый (Путун и побережье Чжэцзян) и левый (долина Янцзы), сосредоточило на Шанхайском фронте 17 пехотных дивизий, артиллерийские бригады и все самолеты и танки. В район Цзясина, Сучжоу, Уси были введены 15 дивизий в качестве резерва Ставки. Таким образом, Шанхайский фронт располагал 350 тыс. солдат против 180 тыс. у японцев и имел абсолютное превосходство в самолетах, артиллерии и танках.
4. Зона побережья Южно-К итайского моря в провинциях Фуцзянь и Гуандун. Комиссаром был назначен Хэ Ин-цинь, его заместителем — генерал Ю Хань-моу. 16 дивизий гуандунских войск были растянуты по всему побережью.
С расширением военных действий обстановка на фронтах менялась. Но одно оставалось неизменным: разобщенность войск и неприязнь между генералами. Организация зон обороны, мобилизация общественного [109] мнения служили демонстрацией готовности к борьбе, но только не к активным действиям. Объяснялось это не столько состоянием армии и принятой стратегией, сколько действиями Чан Кай-ши, который выжидал реакции своих западных покровителей и занимался поисками союзников, которые практически помогли бы Китаю в его неравной борьбе. Этим же следует объяснять и затянувшуюся перестройку в руководстве войсками, не оправдавшую себя на первом этапе войны. Комиссары зон фактически не руководили боевыми действиями. Они не были способны организовать и взаимодействие провинциальных армий.
Между тем бои в Северном и Центральном Китае не утихали. Четыре месяца длилась борьба за Шанхай. Стойкость защитников города была исключительной. Японскому командованию пришлось в первых числах ноября высадить дополнительный десант в Ханчжоуском заливе, и это решило исход борьбы. Китайские войска, неся большие потери, 11 ноября оставили Шанхай. Агрессоры вышли на линию Фушань — Чанша — Куньшань — Цзясин и сразу же повели наступление на Нанкин. 10 декабря пал Уху, 13-го — Нанкин.
На Северном фронте 24 ноября японцы овладели Баодином, 28 декабря — Цзинанем. Потери китайской стороны в живой силе и технике были очень велики. Только в боях за Шанхай и Нанкин было уничтожено тридцать лучших дивизий.
Однако японцы, заняв Нанкин и овладев плацдармами на северном берегу Янцзы, дальнейшее продвижение приостановили. Они ожидали указаний из Токио и реакции китайского руководства. Разумеется, японское правительство рассчитывало на капитуляцию Чан Кай-ши и ждало результатов посредничества немецкого посла Траутмана.
Получив передышку, китайское командование приступило к реорганизации войск, укреплению тыла и совершенствованию системы управления армией. В этот период Чан Кай-ши развил бурную деятельность. В первых числах января он провел совещание с комиссарами зон и командующими армиями по вопросам взаимодействия, снабжения и повышения боеготовности. В это же время было принято решение об упразднении зон и организации военных районов. Границы районов, как [110] правило, совпадали с провинциальными, что, по мнению руководства Ставки, должно было повысить ответственность губернаторов за оборону и активность войск в борьбе за «свою» территорию. Командующими военных районов стали: 1-го — генерал Чэн Цянь, 2-го — маршал Янь Си-шань, 3-го — генерал Гу Чжу-тун, 4-го — генерал Ю Хань-моу, 5-го — генерал Ли Цзун-жэнь, 8-го — генерал Чжу Шао-лян. Одновременно должности губернаторов фронтовых провинций заняли новые лица из числа военных, сосредоточив всю власть в одних руках. Началась чистка среди высшего командного и административного состава армии.
17 января в Лояне Чан Кай-ши провел совещание с командующими армиями, действующими на Северном фронте. Прямо на совещании Чан Кай-ши приказал арестовать Хань Фу-цюя и предать суду военного трибунала за измену. 24 января Хань Фу-цюй был расстрелян.
В конце января в Ханькоу состоялось совещание начальников штабов военных районов и армий, где Чан Кай-ши выступил с заявлением: «Я прикажу уничтожить каждого, кто недостаточно решителен в борьбе за национальное дело. Случай с Хань Фу-цюем должен быть воспринят как предупреждение».
В середине февраля были созваны работники тыла и принято решение создать в провинциях Сычуань, Юньнань, Гуанси и Хунань военную промышленность. Развернулась работа по подготовке кадров политработников. В Ханькоу открылись курсы на 4 тыс. человек.
В это же время было решено создать группы армий и сформировать новые дивизии по штатам двухбригадного состава, по два полка в каждой.
Сравним личный состав и вооружение китайской дивизии с японской:
| Личный состав и вооружение | Китайская дивизия | Японская дивизия | Соотношение |
| Люди | 10000 | 25200 | 1:2,5 |
| Винтовки | 3000 | 7686 | 1:2,5 |
| Ручные пулеметы | 100 | 296 | 1:3 |
| Станковые пулеметы | 50 | 100 | 1:2 |
| Гранатометы | 10 | 288 | 1:10 |
| Минометы | 18 | 0 | |
| Батальонная артиллерия | 0 | 24 | |
| Орудия ПТО | 0 | 16 | |
| Полковая артиллерия | 0 | 16 | |
| Полевая артиллерия | 0 | 36 | [111] |
По численности и стрелковому вооружению три китайские дивизии фактически были равны одной японской. Это мы и учитывали при наших оперативных подсчетах.
В марте 1938 г. схема управления войсками на бумаге выглядела так: верховный главнокомандующий — командующий войсками района — командующий армейской группой — командующий армией — командир дивизии — командир полка. Но эта схема имела чисто умозрительный характер. Все оставалось по-старому: центральными войсками руководил лично Чан Кай-ши, минуя командующих войсками районов, а провинциальные армии, как правило, не выполняли приказов, они оглядывались на соседей и ожидали подтверждения приказов от своих губернаторов. Чрезвычайно показательны в этом отношении Тайэрчжуанская и Сюйчжоуская операции, о которых мы подробно расскажем читателю ниже.
Несколько слов об обстановке, сложившейся к началу нашей работы.
После падения Нанкина и Цзинаня оперативная пауза затянулась до апреля 1938 г. Во всяком случае, в 5-м и 3-м военных районах активных боевых действий почти не было. Стороны вели перегруппировку, подтягивание тылов, пополняли потери в людях и технике. При этом китайцы делали основной упор на организацию обороны Уханя. Японцы, убедившись в том, что захват Нанкина не решил исхода войны, готовили новую операцию, которая могла бы принудить Китай к капитуляции. С этой целью японский генштаб планировал соединение двух фронтов: Северного (Шаньдунского) с Центральным (Нанкинским). Основной задачей было окружение и уничтожение сюйчжоуской группы китайских войск.
Сюйчжоу — стратегически исключительно важный железнодорожный узел. Сюда длительное время подтягивались войска, и здесь же было расположено штабное хозяйство Ли Цзун-жэня, командовавшего 5-м военным районом.
К концу марта японские войска Центрального фронта располагались так: 102-я дивизия — на северном берегу Янцзы, вдоль морского канала; 3-я и 9-я дивизии — вдоль Тяньцзинь — Пукоуской железной дороги. [112]
Они были нацелены на Сюйчжоу, а 110-я дивизия — на Лучжоу.
101-я и 18-я дивизии занимали участок Ханчжоу — Гуандэ, 3-я и 6-я — Уху — Нинго.
Гвардейская дивизия, 11, 8, 114-я и Формозская бригады находились в резерве в районе Шанхай — Нанкин.
К югу и юго-западу от Цзинаня действовали 14, 16, 2, 10 и 5-я дивизии, которые были растянуты на широком фронте, часть из них находилась за Хуанхэ.
Военно-морской флот и вспомогательные суда агрессоров были подтянуты к Нанкину и Уху. Авиация заняла аэродромы Шанхая, Нанкина, Уху и Ханчжоу.
В начале апреля, чтобы улучшить исходные позиции для наступления северной группы войск, японцы выдвинули 10-ю дивизию в район Тайэрчжуана. Китайское командование, часть войск которого находилась к востоку от этого пункта, 6 апреля нанесло удар во фланг и тыл японской дивизии и вынудило ее отойти к Исяну, где она была полностью окружена. Не стоило большого труда разбить окруженного врага, однако Ли Цзун-жэнь ждал, когда японская дивизия сама покинет город. Использовать свои войска для уничтожения исянской группировки Ли Цзун-жэнь не пожелал, а направить для атаки армию Тан Энь-бо не мог, ибо ему запретил Чан Кай-ши. В итоге несколько дней большая группа войск топталась на месте. Тем временем японцы подтянули 5-ю дивизию и деблокировали Исян. Тем и закончилась исянская «победа». Все же Ли Цзун-жэнь успел донести в Ставку о разгроме двух японских дивизий и уничтожении 10 тыс. солдат и офицеров. Все китайские газеты поместили снимок «победителя» Ли Цзун-жэня. Китайское правительство наградило генералов Сунь Лянь-чжуна, Тан Энь-бо и Ли Цзун-жэня высшим орденом Китайской республики — медалью «Синего неба и белого слона». Кто же после этого осмелится сказать, что победы не было? Разве только что сам Чан Кай-ши, который в одной из бесед заявил: «Под Исяном у нас не было артиллерии, в силу чего мы не могли одержать победу».
Победа под Исяном была упущена главным образом из-за боязни гоминьдановских генералов потерять свои собственные войска. [113]
Временный отход японцев на север от Исяна скорее не успокаивал, а настораживал. Ставка приняла решение, усилить войска 5-го военного района. В конце апреля и начале мая были переброшены 15 дивизий из 1-го военного района, 10 — из резерва Ставки и 4 — из сианьской группы. Таким образом, к началу боев в 5-м военном районе сосредоточились около 60 дивизий, батальон танков и около 200 орудий при общей численности до 500 тыс. чел. 31-я армия занимала фронт по левому берегу Янцзы, 48-я и 7-я армии гуансийских войск располагались в районе Бэнпу. Сюйчжоу обороняла 37-я армия, в Хэфэе стояли две дивизии Сю Эн-чэня. Эти войска образовывали южную группу.
К юго-востоку от Сюйчжоу находились 20-я и 21-я армейские группы центральных войск, по западному берегу озер Душаньху и Вэйшаньху — 22-я армия и севернее нее — 55-я и 12-я армии; к востоку и северо-востоку от Сюйчжоу держали оборону 68-я и 51-я армии гуансийских войск, четыре шаньдунские дивизии, 46, 57, 55, 64, 52 и 40-я армии. Наконец, в районе Кайфына в качестве резерва стояла 8-я армия Хуан Чжи.
Вся группировка строилась исходя из ожидавшегося удара японцев с севера из района Тайэрчжуана и с юга из района Бэнпу в общем направлении на Сюйчжоу.
Передвижение китайских войск в исходные районы проходило под неослабным контролем японской авиации. Она даже прекратила бомбардировки Лунхайской железной дороги и подходивших частей с тем, чтобы позволить китайцам выйти как можно восточнее Сюйчжоу и тем самым оказаться в подготовленном агрессорами котле.
К началу мая сосредоточение китайских войск в основном было закончено. К этому же времени японцы создали свои ударные группировки, нацелив их на севере в районе Цзинина против 55-й и 12-й и на юге против 48-й и 7-й китайских армий. Новая расстановка японских сил не была замечена штабом 5-го военного района, что привело к полному разгрому китайских войск в районе Сюйчжоу.
Операцию по соединению фронтов японцы начали на рассвете 4 мая форсированием р. Хуай. 3-я и 9-я японские дивизии нанесли внезапный удар. В результате 48-я китайская армия была отброшена на восток, а 7-я, [114] не оказав сопротивления, стала отходить на север. Японские части устремились на Мынчэн и Гуйдэ.
Неделей позже из района Юньчэна — Цзинина начали наступление 14, 16 и 2-я японские дивизии. Успешно преодолев сопротивление 55-й и 12-й армий, они стали продвигаться на юг, в направлении на Даншань, Гуйдэ.
В итоге 16 мая северная и южная группы японцев замкнули кольцо в районе станции Хуакоу, к западу от Сюйчжоу. Среди окруженных войск началась паника. Ли Цзун-жэнь только сейчас понял план врага. Вместо того чтобы объединить все силы и действовать по выгодным внутренним операционным направлениям, он потерял управление войсками и занялся выводом из окружения прежде всего своих собственных гуансийских соединений. Командующие армиями войск центрального правительства, узнав о решении Ли Цзун-жэня, начали самостоятельный отвод войск. Фронт окончательно развалился.
Для взаимоотношений между генералами характерен такой эпизод. При отходе от Сюйчжоу Ли Цзуи-жэнь попал в колонну Тан Энь-бо и присоединился к его штабу. Но, когда войска достигли станции Фулин-цзы, Ли Цзун-жэнь решил направиться в 48-ю армию Ляо Лэя. Доводы Тан Энь-бо, что здесь безопаснее, успеха не имели. Ли Цзун-жэнь уехал и в пути попал под бомбежку. Распространили слух, что он тяжело ранен. В Ханькоу срочно прилетела его жена. Впоследствии же выяснилось, что слух был ложным, но Ли Цзун-жэнь, и на сей раз завалив операцию, ходил в героях.
20 мая в Чжэнчжоу прибыл Чан Кай-ши, чтобы лично руководить отступлением. Он отдал много распоряжений, однако деморализованные войска 5-го военного района отходили по-прежнему, не задерживаясь на промежуточных рубежах. Начались взаимообвинения. Ли Цзун-жэнь доложил Чан Кай-ши, что станция Хуакоу была взята японцами с севера и что во всем виноваты войска центрального правительства. Генерал Сю Юй возражал, уверяя, что станция захвачена с юга и, следовательно, по вине гуансийских войск. Ли Цзун-жэнь был вне себя, однако признал, что один из его подчиненных несет ответственность за сдачу Мынчэна, и приказал расстрелять командира дивизии, оборонявшей Мынчэн. Чан Кай-ши, в свою очередь, отстранил от [115] должности командующего 37-й армией генерала Фын Чжи-аня за потерю Сюйчжоу и генерала Сю Энь-чэня за сдачу Хэфэя. На этом «семейный» конфликт был улажен, но улучшений на фронте от всех этих «решительных действий» не последовало. Тогда был отдан приказ срочно перебросить в район Кайфына и Хэфэя 24 дивизии, в том числе: из резерва Ставки — 10, из сианьской группы — 6, из 3-го военного района — 5, из 4-го района — 3. Естественно, что на переброску требовалось время, которого у китайского командования не было.
Между тем японцы успешно подвигались на запад. 6 июня они овладели Кайфыном и угрожали захватом узловой станции Чжэнчжоу. И тогда китайское командование решило приостановить движение японцев чрезвычайной мерой — подорвать в ряде мест дамбу на Хуанхэ.
Впервые это было сделано 7 июня у деревни Лань-фын. Но наступление японцев вдоль Лунхайской железной дороги продолжалось. Пришлось произвести новые подрывы дамбы: второй — западнее Кайфына и третий, наиболее мощный, — у деревни Чунмоу. Воды Хуанхэ мощным потоком хлынули на юг по старому руслу, где вскоре глубина достигла десяти футов. Ли Цзун-жэнь донес в ставку: «Японцы потеряли утонувшими 70 тыс. человек, под водой остались 80 танков, 100 бронемашин, 250 артиллерийских орудий».
Потери противника были явно преувеличены. Кроме того, пострадало гражданское население. Но так или иначе, планы японцев по овладению станцией Чжэнчжоу были сорваны. Фронт стабилизировался, и китайский Генеральный штаб получил возможность привести свои части в порядок.
В результате Сюйчжоуской операции японцы сократили свой фронт на 1000 км, захватили около 400 вагонов трофейного имущества, но выполнить задачу по окружению и уничтожению основной группировки китайских войск не смогли. Да у японцев и не было достаточно сил, они не могли создать сплошного фронта окружения. Пользуясь этим, китайские войска успешно вышли из кольца. Тем не менее в тылу у японцев остались 25 дивизий (в том числе полностью 46, 57, 55, 22 и 40-я армии, 50-я отдельная дивизия и войска Ши Ю-саня, которые, как нам сказали, перешли к партизанским действиям). [116] Была полностью утрачена артиллерия и значительная часть танков. Да, потери были велики.
Изучая эту операцию, последнюю крупную операцию перед нашим приездом, мы многое должны были намотать на ус. И прежде всего уяснить себе тактику китайских милитаристов, зиждившуюся на принципе: «моя армия», «моя провинция».
В результате успешно проведенной операции японцы овладели Тяньцзинь-Пукоуской железной дорогой и Великим китайским каналом — транспортными магистралями, обеспечивающими связь Северного Китая с Центральным и маневр войск.
Правда, значение Великого канала как транспортной артерии уменьшилось в связи с подрывом дамбы на Хуанхэ и запущенностью гидротехнических сооружений. Но все же канал велик: его протяженность от Пекина до Ханчжоу более 1700 км, ширина от 25 до 350 м. Строили канал свыше двух тысяч лет (с VII в. до н. э. до XV в. н. э.). По темпам строительства и по положению на равнинной местности его можно было сравнить с Суэцким каналом.
Проблему Великого китайского канала я изучал в июне 1938 г. Штаб главного военного советника интересовался вопросами: отразится ли и как именно сброс вод Хуанхэ в южном направлении на транспортных возможностях канала и на урожайности орошаемых полей провинций Хэбэй, Шаньдун, Цзянсу, Чжэцзян, по территории которых проходил канал. Разумеется, речь шла о возможности использования японцами канала, как транспортной магистрали. Вопрос этот имел важное военное значение.
Как складывался Единый фронт
Коммунистическая партия Китая задолго до начала японской войны выступала за объединение всех патриотических групп и прогрессивных слоев народа в Единый национальный фронт, направленный против внешней агрессии, — фронт борьбы за свержение господства империалистов.
Известные сианьские события (декабрь 1936 г.) подвели черту десятилетнему периоду внутренней гражданской [117] войны, но важного вопроса о создании единого антияпонского фронта не решили. Единый национальный фронт рождался в муках. Налаживание сложного механизма сотрудничества между компартией и гоминьданом требовало времени и сопровождалось сопротивлением со стороны правых реакционеров и прояпонских групп в гоминьдане. Борьба за Единый фронт велась не только по вопросам внутренней, но и внешней политики.
Вскоре после сианьских событий Чан Кай-ши обратился к советскому послу в Нанкине Д. В. Богомолову с предложением о нормализации отношений с СССР. В марте 1937 г. он сообщил неофициальному представителю Германии Клейну о том, что «между Китаем и СССР ведутся переговоры с целью обеспечения мирных отношений». В это же время происходили переговоры между КПК и гоминьданом о статусе Особого района Шэньси — Ганьсу — Нинся и китайской Красной армии. Эти шаги Чан Кай-ши встретили решительную оппозицию со стороны некоторых гоминьдановских групп и их западных покровителей. В частности, германский и итальянский послы дали понять, что в случае сближения гоминьдана с СССР и КПК они откажутся от поддержки Китая и предоставят Японии действовать по своему усмотрению. Ван Цзин-вэй поднял в печати кампанию против сближения с СССР, за искоренение красных и за добрососедство с Японией.
Генеральный секретарь ЦИК гоминьдана Е Цзу-цзян открыто занял резко антисоветскую позицию, его поддерживал генерал Хэ Ин-цинь и многие другие. Их слова были подкреплены грязными делами: в феврале 1937 г. в Сиане восстали части бывшей армии генерала Ян Ху-чэна. Были убиты командующий армией генерал Ван И-чжи и три полковника. Эта провокация была организована Гу Чжу-туном, проведена гоминьдановскими «синерубашечниками», и, в то время как истинные участники ее скрылись, был распущен слух, что восстание организовали коммунисты.
Эффект был достигнут. Чан Кай-ши пошел на компромисс в вопросе о переговорах с японцами и затормозил выполнение обещаний, данных КПК в декабре 1936 г. в Сиане. При этом предварительным условием китайско-японского сближения Чан Кай-ши ставил лишь «создание нормальных условий в провинциях Хэбэй [118] и Чахар» и отказ от официального именования Маньчжурии государством.
Предложение Фэн Юй-сяна, Сун Цин-лин и других лидеров гоминьдана о едином фронте и оказании сопротивления японцам не было поставлено на обсуждение 3-го пленума ЦИК гоминьдана, проходившего в феврале 1937 г. в Нанкине. Послание ЦК КПК о создании единого национального фронта для оказания сопротивления агрессии японского империализма осталось без ответа. Переговоры в апреле между Чжоу Энь-лаем и Чан Кайши завершились безрезультатно. Чан Кай-ши не пошел дальше установления численности частей Красной армии и войск местной охраны Особого района Шэньси — Ганьсу — Нинся.
В то же время в газетах был опубликован проект изменения конституции. Смысл изменений сводился к тому, что впредь правительство будет образовываться не гоминьдановский конгрессом, а конгрессом народных делегатов. Гоминьдановское руководство хотело показать, что оно идет на уступки требованиям КПК и народа о демократизации управления. Напомним, что прежде в конституции говорилось: «Государственный конгресс делегатов гоминьдана осуществляет правительственную власть от имени народного конгресса». В перерывах между сессиями конгресса страною правил ЦИК гоминьдана. В новом, 31-м параграфе указывалось, что политические права граждан опекаются гоминьданом. Параграф 32-й трактовал порядок создания гоминьдановских юаней (палат). Их было пять: законодательная, исполнительная, юридическая, контрольная и экзаменационная.
Опубликованный проект изменений в конституции так и остался на бумаге. Правда, в июне 1938 г. был создан Национально-политический совет, который формально призван был заменить гоминьдановские конгрессы, но он обладал лишь правом представлять свои рекомендации, реальной власти у него не было. Еще до этого был реорганизован Военный совет, который превратился в надправительственный орган и фактически решал все вопросы обороны и управления страной.
После опубликования проекта поправок к конституции Гу Чжу-тун в Сиане повел переговоры с Чжоу Энь-лаем о претворении в жизнь принципов, выработанных [119] здесь же в декабре 1936 г. Требования Гу Чжу-туна: ликвидация правительства Особого района и китайской Красной армии (с сохранением Особого района как административной единицы и трех пехотных дивизий, о чем в принципе была достигнута договоренность ранее), прекращение конфискации и возвращение конфискованных земель.
Чжоу Энь-лай в свою очередь выдвинул требования КПК: изменение порядка выборов в Национальное собрание, освобождение политических заключенных, введение демократических свобод, предоставление КПК мест в Национальном собрании и в Военном совете, официальное утверждение нынешнего командования Красной армии.
Встреча в Сиане еще раз подтвердила позиции сторон. Чан Кай-ши вел бесплодные переговоры с КПК. Время шло, создание единого национального фронта затягивалось. В этих условиях 7 июля 1937 г. японские части и начали свою акцию у моста Марко Поло. В тот же день ЦК КПК за подписями Мао Цзэ-дуна, Чжу Дэ, Пын Дэ-хуая отправил Чан Кай-ши следующую телеграмму: «Просим немедленно опубликовать приказ о переформировании нашей армии в Национально-революционную армию, чтобы под единым командованием стать передовым отрядом оборонительной войны».
Чан Кай-ши, однако, ответа не дал. Он молчал и искал сочувствия у своих покровителей — империалистических стран, обращался в Лигу наций. Единый фронт с КПК его не интересовал.
Известно, как реагировали западные державы и Лига наций на призывы нанкинского правительства: они тянули с решением важнейших вопросов и не намеревались мешать Японии в установлении «нового порядка» в Азии. Японский генеральный штаб планировал закончить всю кампанию в течение месяца. Разобщенность страны, слабость армии и соглашательство гоминьдановских клик сулили японцам успех. Но эти надежды не оправдались и причиной тому было отношение армии и народа к развивавшимся событиям.
Бои за Бэйпин, Баодин и Шанхай свидетельствовали о патриотическом подъеме среди солдат и офицеров, не скрывавших своей ненависти к предателям. Было ясно, что армия пользуется полной поддержкой со стороны [120] народа. Взрыв возмущения японской провокацией прокатился по всей стране, и этого не могло не видеть нанкинское правительство. Именно в этот момент оно и обратилось к СССР с предложением вернуться к переговорам о заключении Договора о ненападении.
21 августа 1937 г. был подписан Советско-китайский договор о ненападении. Это событие оказало огромное влияние на консолидацию сил китайского народа. Оно бесспорно было главным стимулом при принятии Чан Кай-ши решения оформить наконец соглашение о Едином фронте с КПК.
Месяц спустя Чан Кай-ши приказал опубликовать в газетах декларацию КПК от 17 июля 1937 г., а 23 сентября свое заявление о сотрудничестве с КПК. Эти документы и послужили началом создания Единого национального фронта, которому суждено было сыграть важную роль в национально-освободительной войне китайского народа против японских захватчиков.
ЦК КПК предпринимал все возможное, чтобы крепить сотрудничество с гоминьданом. В сентябре компартия опубликовала декларацию, в которой говорилось: «Три народных принципа Сунь Ят-сена вполне приемлемы в сложившейся в Китае обстановке, и наша партия будет бороться за решительное претворение их в жизнь». Дальше шла речь о политике в Особом районе, который становился Пограничным районом Шэньси — Ганьсу — Нинся, и о создании местных органов самоуправления; в конце же заявлялось: «Отменяются наименование и нумерация частей Красной армии, которая отныне включается в единую Национально-революционную армию и подчиняется Военному совету китайской армии».
Сентябрь 1937 г. был поворотным в отношениях между гоминьданом и КПК.
В послевоенных трудах историков большое место уделено значению Единого фронта в победе китайского народа, главенствующей роли КПК в его организации. Мы разделяем эту точку зрения. Однако те же исследователи отмечают, что Единый фронт был непрочным. Центральный орган Единого фронта создан не был, программа отсутствовала, соглашения нарушались и не выполнялись. Взаимообвинения были столь часты и велики, что дело доходило до вооруженных столкновений, [121] арестов коммунистов. Спрашивается, на чем же все-таки держался единый фронт?
Мне представляется, что лишь благодаря последовательной политике СССР по китайскому вопросу и бескорыстной помощи СССР китайскому народу Чан Кайши занял патриотическую позицию, вынужден был придерживаться рамок достигнутого соглашения и терпимо относился к КПК.
Я не ставлю перед собой цель подробно анализировать выдвинутое положение, но у меня как у участника национально-освободительной войны сложилось именно такое понимание хода событий.
Когда мы были в Китае, нам часто приходилось слышать от гоминьдановских генералов хвалебную оценку бескорыстия СССР и положительного влияния Договора о ненападении на общеполитическую обстановку в Китае. В одной из бесед Чэнь Чэн заявил: «Если бы Советский Союз заключил с нами договор до событий в Лугоуцяо, то войны могло бы и не быть».
— Кто виноват в том, что этого не произошло? — спрашивали мы. — Как известно, переговоры с советским послом Д. В. Богомоловым велись еще в феврале.
Ответа не последовало. Суть проблемы заключалась в том, что гоминьдановская верхушка тогда еще не была готова к заключению договора и металась в поисках союзников. Чан Кай-ши и его окружение отдавали себе отчет, что сближение с Советским Союзом неминуемо должно привести к легализации КПК, к созданию в той или иной форме Единого национального фронта, к перемене внутриполитической обстановки и демократизации государственных институтов. Это не входило в расчеты помещиков, компрадорской буржуазии и их покровителей из стран империализма.
США и Англия, Германия и Италия не были против японской агрессии. Они надеялись подавить силами японской армии национально-освободительное движение в Китае. На этом основании строилась и их дальневосточная политика, которую ловко использовала империалистическая Япония. США и Англия с готовностью снабжали Японию вооружением, стратегическим сырьем, кредитами. Китай они держали на голодном пайке.
Когда были опубликованы Советско-китайский договор о ненападении и соглашение о едином фронте, в [122] Вашингтоне и Лондоне были срочно приняты меры к тому, чтобы вывести Японию из войны и склонить Чан Кай-ши к капитуляции. Расчет строился на отсутствии единства взглядов по вопросу о войне среди членов правящей гоминьдановской клики и на крупном поражении китайской армии в боях за Шанхай.
В дни, предшествовавшие падению Нанкина, германский посол Траутман посетил председателя исполнительного юаня Кун Сян-си и министра иностранных дел Ван Чжун-хоя и в соответствии с инструкциями своего правительства предложил услуги посредника в урегулировании «конфликта». На руках у Траутмана были условия, переданные японским министром иностранных дел германскому послу в Токио. Ван Чжун-хой сообщил об этом 25 ноября по телефону в Нанкин. Чан Кай-ши не спешил и ответил, что сможет принять Траутмана 2 декабря в Нанкине.
27 ноября 1937 г. на Ханькоуский аэродром прибыл самолет, на борту которого находился назначенный советским правительством военный атташе комдив Михаил Иванович Дратвин, он заменил на этом посту комкора Э. Лепина.
М. И. Дратвин не был новичком в Китае. Как я уже говорил, в 1925–1927 гг. он работал советником при штабе Национально-революционной армии Сунь Ят-сена и хорошо знал Чан Кай-ши и его окружение. Когда Чан Кай-ши доложили о прилете Дратвина, он попросил его немедленно прибыть в Нанкин. Чан Кай-ши хотел немедленно знать, какие новости он привез из Москвы. Любопытство не было праздным. Лидер гоминьдана находился накануне принятия важных решений.
28 ноября Дратвин был принят Чан Кай-ши. Во время беседы Михаил Иванович сообщил, что Советское правительство удовлетворило просьбу китайского правительства о продаже вооружения, более того, значительная часть заявок на самолеты, танки и артиллерию уже оформлена. Техника находится в пути, а часть самолетов даже прибыла в Сиань и Ланьчжоу.
Чан Кай-ши поблагодарил за хорошие вести и подчеркнул, что они пришли вовремя.
2 декабря 1937 г. в сопровождении заместителя министра иностранных дел Китая Сюй Мо немецкий посол [123] Траутман прибыл в Нанкин и был принят Чан Кай-ши. 3 декабря Чан Кай-ши прислал свой личный самолет в Ханькоу за Дратвиным. Когда Михаил Иванович зашел в кабинет Чан Кай-ши, последний без дипломатических церемоний сообщил:
— Вчера у меня был германский посол Траутман. Он привез проект плана, на основе которого японское правительство согласно положить конец конфликту. Я полностью отклонил его. Мы решили вести войну до победного конца. Прошу вас довести это до сведения Советского правительства.
Чан Кай-ши отметил, что положение с оружием в войсках трудное и что в этих условиях Китай не смог бы оказать длительного сопротивления.
Благородный акт Советского правительства — помощь вооружением китайскому народу — сделал свое дело. Своевременная и эффективная помощь СССР предотвратила капитуляцию Чан Кай-ши под напором японских вооруженных сил и маневров западной дипломатии.
1 декабря 1937 г. первые партии самолетов прибыли в Нанкин, и советские летчики вступили в боевые действия. Этот факт, как нам кажется, отрезал Чан Кайши путь к отступлению и пресек его попытки капитулировать. Наступил период укрепления Единого фронта. Показателем этого служили различные декларации как с той, так и с другой стороны, устные и в печати. Некоторые из них мы хотели бы привести, так как они до известной степени определяли и наше отношение к национально-освободительной войне в Китае. Мы служили в гоминьдановский армии, носили ее форму, однако отнюдь не считали себя наемниками. Мы были прежде всего коммунистами и видели свой священный долг в том, чтобы оказать помощь китайскому народу в его справедливой борьбе против захватчиков и угнетателей. Мы по праву считали себя продолжателями дела, начатого нашими предшественниками в 1923–1927 гг. Вот почему для нас были важны политические позиции сторон.
В середине декабря по распоряжению Чан Кай-ши в печати была опубликована «Программа гоминьдана на период войны сопротивления». Документ охватывал все основные вопросы международной и внутренней [124] политики, военного строительства, экономики, движения масс, подготовки кадров и просвещения.
В преамбуле говорилось: «Китай по своему положению является полуколониальной страной, и если он в самом срочном порядке не примет меры для спасения самого себя, то над ним каждую минуту висит опасность быть аннексированным и погибнуть...
Поэтому настоящая освободительная война является священной войной по самообороне нашего народа и имеет колоссальное значение, небывалое до сих пор в нашей истории...
Мы твердо решили продолжать освободительную войну до конца...»
В документе подчеркивалось, что «три народных принципа и учение, завещанное нам нашим покойным вождем, являются высочайшей руководящей нитью всех действий в освободительной войне и строительстве страны».
В разделе «Внешние сношения» намечался такой план действий: «Вступить в союзы с симпатизирующими нам государствами» и «не признавать все фальшивые правительственные организации, созданные вооруженной силой Японии на китайской территории, а также их внутреннюю и внешнюю деятельность».
По военному строительству имелось в виду: «Усилить политическое обучение войск, с тем чтобы каждый солдат и офицер понимали значение освободительной войны и отдавали свою жизнь на службу стране». Далее шла речь о вооружении народа, о развитии партизанского движения в тылу врага.
В разделе «Экономика» предлагалось: «В целях улучшения государственной обороны и народного благосостояния осуществить плановое хозяйство, расширить производство в военное время». Указывалось на необходимость «пресечь монополизацию рынка и военную спекуляцию дурных торговцев... Установить контроль цен».
Раздел «Массовое движение» требовал: «Развернуть организацию народных масс всей страны... Создать профессиональные организации крестьян, рабочих, торговцев, учащихся и укрепить их, чтобы каждый имеющий деньги — отдавал деньги, имеющий силы — отдавал силы на мобилизацию в пользу освободительной войны за наше национальное существование». [125]
Компартия Китая в воззвании от 25 декабря 1937 г. заявила:
«Братья, соотечественники!
Вот уже пять с половиной месяцев, как после событий в Лугоуцяо наш народ и наша армия под руководством председателя военного совета китайского национального правительства Чан Кай-ши ведут героическую борьбу против кровавого врага. И хотя мы сдали Бейпин, Тяньцзинь, Чахар, Суйюань, Тайюань, Шанхай, Нанкин и потерпели временные военные неудачи вследствие превосходства военной техники японской армии и — мы этого не отрицаем — наличия слабостей в политической, военной и экономической жизни нашей страны, наша героическая борьба показала небывалое пробуждение сознания и сплочение сил нашего народа. Бойцы и командиры нашей армии проявили в этой борьбе чудеса героизма и самоотверженности. Эта борьба положила начало созданию единой государственной власти и единой армии. Она подняла уверенность нашего народа в возможность победы над врагом, нанесла ряд ударов японским захватчикам, частично расстроила их силы, увеличила их трудности. Наша борьба усилила внутренние противоречия в Японии и в то же время подняла сочувствие и симпатии миролюбивого и прогрессивного человечества к нашему народу и правительству. Этим самым в настоящее время уже создана база для продолжения антияпонской войны и завоевания окончательной победы.
ЦК компартии Китая официально заявляет, что выдвинутая Чан Кай-ши в опубликованном им от 17 декабря сего года заявлении основная мысль, заключающаяся в словах «до конца сопротивляться Японии», «добиться окончательной победы», совпадает в данный момент с основной политической линией нашей партии.
ЦК компартии Китая твердо верит в то, что на основе этой линии члены гоминдана и компартии вместе со всеми соотечественниками могут рука об руку вести совместную борьбу.
ЦК компартии Китая, обращаясь ко всем уважаемым соотечественникам, заявляет, что Китай в настоящее время переживает очень серьезный и трудный момент в борьбе против японского агрессора. Однако частичные потери территорий и некоторых центральных городов, а [126] также частичные победы или поражения на фронте в первый период войны не могут определить конечного исхода китайско-японской войны. А крепкое сплочение 450 миллионов наших соотечественников, энергия и уверенность в успехе в этой длительной, трудной антияпонской войне являются действительной гарантией завоевания нами окончательной победы.
Самая большая трудность в настоящее время заключается не в недостатке войск, не в недостатке вооружения, не в финансовых затруднениях и не в том, что японцы продвинулись в глубь страны, а в том, что японские захватчики, помимо вооруженного вторжения, пытаются «победить Китай руками самих китайцев», в том, что предатели, шпионы, троцкистские бандиты всячески усиливают свои провокации с целью подрыва единства наших национальных сил. Это тем более опасно, что сплочение наших сил пока еще не достигло надлежащего уровня.
ЦК компартии Китая заявляет всем соотечественникам, что ныне в связи со все усиливающейся опасностью, угрожающей самому существованию нации, ключом к спасению страны является еще большее сплочение всех антияпонских сил нашей нации.
Основное мероприятие для сплочения общенациональных антияпонских сил заключается в укреплении и расширении антияпонского национального фронта, основным звеном которого является тесное сотрудничество двух партий — гоминьдана и Коммунистической партии Китая.
ЦК компартии Китая считает, что в настоящее время утешением для всех наших соотечественников служит то, что и гоминдан и компартия Китая не только сознают необходимость искреннего сплочения, но что обе партии готовы на деле укреплять тесное сотрудничество».
Нам была хорошо известна официальная позиция КПК в связи с тем, что коммунисты не были представлены в национальном правительстве. В частности, мы познакомились с ответами одного из ведущих китайских коммунистов Ван Мина на вопросы американского корреспондента Ассошиэйтед пресс, опубликованными в «Синьхуа жибао» 18 января 1938 г.
«Вопрос: Довольна ли КПК нынешним правительством? [127]
Ответ: Китайская компартия заявляет свое удовлетворение политикой активной освободительной войны, проводимой правительством. Китайская компартия одобряет и поддерживает правительство в войне против Японии.
Вопрос: Готова ли сейчас китайская компартия вступить в правительство?
Ответ: Китайская компартия желает бросить все свои силы на содействие правительству в освободительной войне, желает вместе с гоминьданом нести обязанность по сопротивлению Японии и по спасению страны. Однако китайская компартия сейчас отнюдь не требует для себя вступления в правительство».
Наивно было бы утверждать, что на китайском политическом горизонте все тучи рассеялись и все пошло гладко. Далеко не так. Даже 1938 год, считавшийся годом согласия и самого тесного сотрудничества между КПК и гоминьданом, был трудным, изобилующим различного рода острыми конфликтами.
Гоминьдановские клики — сторонники мира с Японией свою борьбу против единого фронта никогда не прекращали. Эта борьба временами утихала, как, например, после заключения Советско-китайского договора, приезда советских военных советников, во время событий на Хасане и Халхин-Голе, временами разгоралась, как например после падения Нанкина, Кантона и Уханя, после начала второй мировой войны в Европе, но никогда не прекращалась. Правда, сторонники капитуляции, опасаясь общественного возмездия, не выступали открыто. Они старались исподтишка захватывать важные правительственные посты и всюду, где могли, оказывать давление, навязывая свои капитулянтские взгляды.
Общее настроение гоминьдановских клик в тот период нам рисовалось так. Группа «СС» и ее лидеры Чэнь Ли-фу и Чэнь Го-фу внешне стояли за сопротивление Японии и оказывали полную поддержку Чан Кайши. Такое поведение имело свою причину: за проведение прояпонской политики в первый период войны Чэнь Ли-фу был отстранен от поста начальника политотдела, его заменил Чэнь Чэн. Чэнь Ли-фу молчал и свои взгляды не высказывал. По-видимому, во время съезда гоминьдана Чэнь Ли-фу по всем вопросам договорился с [128] Чан Кай-ши, его клика получила все руководящие посты в аппарате гоминьдана.
Прояпонская клика «политических наук» больше других стремилась заключить мир с Японией. Ее лидеры считали, что отсталый Китай не может бороться с индустриально развитой Японией. Однако один из них, Ли Кун-юань, в начале марта 1938 г. посетил Яньань, где имел свидание с Мао Цзэ-дуном, и затем направился с визитом к губернатору Синьцзяна Шэнь Ши-цаю. Эта тактика была рассчитана на то, чтобы скрыть истинные намерения и показать народу, будто клика ищет пути изменения своей политики.
Клика «Вампу» объединяла командный состав войск и военных учреждений нанкинского правительства. Ее признанным главой был военный министр Хэ Ин-цинь. Благодаря антияпонской позиции клика в первый период войны добилась усиления своей роли в правительственном аппарате и составляла основную опору Чан Кай-ши. Однако она не была единой. Правое ее крыло, во главе с генеральным секретарем полковником Кан Цзэ и теоретиком клики генералом Ху Цзун-нанем, мало чем политически отличалось от клики «СС». Однако основная часть командного состава армии твердо занимала антияпонские позиции, стояла за Единый фронт и сотрудничество с СССР.
Характерно заявление командиров 7-й резервной дивизии: «Нам очень стыдно: после того как вы так много помогли нам в 1924–1927 годах, мы разорвали с вашей страной дружбу, а теперь опять прибегаем к вашей помощи».
Несколько слов о клике Ван Цзин-вэя. После того как в марте на VI съезде гоминьдана Ван Цзин-вэй был избран помощником генерального распорядителя партии, он старался выдвигать своих людей на руководящие посты. Он нигде прямо не ратовал за прекращение войны, но нигде не выступал и за Единый фронт. Наоборот, в докладе «О международном положении и курсе внешней политики», он, как всегда, нападал на компартию, называя борьбу с ней в прошлом борьбой с бандитизмом.
Остальные мелкие политические группировки, как, например, «государственные социалисты», лидером которой был Чжан Цзюн-май, погоды не делали. [129]
Впрочем, Чан Кай-ши мало считался с политическими устремлениями даже клик «СС» и «политических наук», так как они своих войск не имели и ни на кого не опирались.
Чан Кай-ши в выступлениях на собраниях и совещаниях военных работников резко критиковал недостатки в армии и призывал к оказанию сопротивления агрессору.
Прошедший съезд гоминьдана, а также проведенная в марте реорганизация центрального и фронтового аппарата и перемещения в личном составе еще более упрочили положение Чан Кай-ши.
Центральное правительство прилагало большие организационные усилия для объединения страны на платформе сопротивления Японии. С этой целью Бай Чун-си, вслед за Ли Кун-юанем, объехал провинции Северо-Запада и имел встречи с мусульманскими генералами Ма. Считалось, что благодаря его связям в среде магометан ему легче удастся привлечь «правоверных». Этот вояж, а также общая политика правительства имели успех. Разногласия между центральным и провинциальными правительствами постепенно сглаживались. Был улажен конфликт с лидерами провинции Сычуань. Начал таять лед в отношениях с губернаторами провинций Ганьсу, Цинхай, Нинся, Синьцзян, Сикан и Тибет. В частности, губернатор Цинхая открыл свое представительство в Учане, генерал Ма Бу-цин обещал послать одну дивизию на фронт. Губернатор Сикана прислал представителя с докладом о работе провинциального правительства.
Что же касается взаимоотношений гоминьдана и компартии, то единый фронт к июню 1938 г. не получил глубокого развития. Гоминьдан с большой подозрительностью следил за всеми действиями КПК. В прессе появлялись статьи с требованием самороспуска КПК, так как война «требует сплочения сил вокруг одной партии — гоминьдана» и т. п.
До нашего приезда в Китай были произведены 20 арестов коммунистов. Конфискация газет и закрытие киосков, торгующих прогрессивной литературой, были обычными явлениями в провинциях.
Не менее показателен такой случай. Газета «Саодан бао» (орган «синерубашечников») отличалась наиболее [130] оголтелой антикоммунистической пропагандой. На ее страницах помещались разнузданные статьи против коммунистов и левых прогрессивных деятелей, печатались провокационные доносы и фальшивки троцкистов. Чан Кай-ши вызвал редактора и приказал прекратить кампанию против КПК, пригрозив газету закрыть. После этого, 6 мая она поместила статью Шао Шу-мина, восхваляющую экономическую мощь Советского Союза и его вооруженные силы. Автор приводил ряд выдержек из речи К. Е. Ворошилова и ратовал за Единый фронт.
12 июня, т. е. когда мы уже приступили к работе, Чан Кай-ши выступил перед работниками политуправления с речью, в которой заявил, в частности: «Япония является общим врагом Китая и СССР (кстати, это положение тогда довольно настойчиво пропагандировалось в стране). Если кто-либо намеревается препятствовать дружбе между Китаем и СССР, то это будет только на пользу японским интригам. На сегодня ни одна страна, кроме СССР, не может помочь Китаю. Даже США помочь нам могут только серебром. В теперешний момент Китай и СССР находятся на одном и том же жизненном пути, и в этот критический момент они должны вместе жить или вместе умереть».
Чан Кай-ши довольно часто приглашал к себе Ван Мина и Чжоу Энь-лая и выслушивал их мнения по вопросам политического и военного характера. За Единый фронт и дружбу с Советским Союзом стояли Бай Чун-си, Фэн Юй-сян, Юй Ю-жэнь, Шао Ли-цзы и другие видные деятели гоминьдана. Среди них наиболее активным был Шао Ли-цзы — старый гоминьдановец, бывший губернатор провинции Шэньси; одно время он заведовал агитпропом ЦИК гоминьдана. Когда началась блокада Пограничного района (январь 1940 г.), кандидатура Шао Ли-цзы выдвигалась на пост посла Китая в СССР.
Эти деятели гоминьдана выступали за укрепление Единого фронта. В частности, Бай Чун-си в беседе с работниками управления боевой подготовки 10 июня заявил: «Мы имеем только два выхода: путь к спасению и путь к порабощению... Смотрите, японцы и те создали свой собственный единый фронт, чтобы ускорить конец войны с Китаем. Даже Угаки вошел в фашистский кабинет. Тем более мы, жертвы агрессии, [132] должны консолидировать свои силы». Бай Чун-си сообщил об огромных потерях китайской армии с начала войны. По его словам, они составили 800 тыс. человек. Это, видимо, соответствовало истине.
Чэнь Чэн полностью придерживался точки зрения Чан Кай-ши. Он успешно сотрудничал с Чжоу Энь-лаем, который был его заместителем по политуправлению армии. Именно такое впечатление сложилось у нас в результате многих встреч с Чэнь Чэном. В мае 1938 г. он был назначен командующим 9-м военным районом и начальником Уханьского гарнизона, и нам частенько приходилось бывать у него по вопросам организации уханьских укреплений.
Чэнь Чэн не принадлежал ни к одной из гоминьдановских групп, но занимал ряд важных постов в партии и армии. Он был начальником политического управления Военного комитета и ведал политической работой во всей стране и армии, являлся губернатором провинции Хубэй, был главным лицом, ответственным за организацию Союза молодежи трех народных принципов (СМТНП), на который Чан Кай-ши возлагал большие надежды.
Решение об организации этого союза было принято на мартовском съезде гоминьдана, и имело явную цель лишить другие партии влияния на молодежь. Уже в то время Чэнь Чэна считали возможным преемником Чан Кай-ши. В организации союза помимо Чэнь Чэна приняли деятельное участие один из его заместителей генерал Хуан Цзи-сян, видный промышленник Ло Чжоу-фу, полковник Кан Цзэ и лидер «третьей партии» Тань Пин-шань, в прошлом один из руководителей коммунистической партии.
Чэнь Чэн как губернатор провинции и начальник Уханьского гарнизона издал приказ о роспуске Молодежной ассоциации национального спасения, которая в самом начале войны объединяла несколько организаций, выступавших за Единый национальный фронт. Такое решение он мотивировал тем, что деятельность этой организации «вредит делу мира и порядку в Ханькоу». Он угрожал арестом ее лидеру Е Наню, сыну Е Чжуцзана — члена ЦИК гоминьдана. Когда приказ был обнародован, к Чэнь Чэну явился Ли Гун-бо, один из семи руководителей Ассоциации национального спасения, [133] и смело выразил протест против преследования патриотических организаций. Чэнь Чэн приказал арестовать Ли Гун-бо. (Уже после войны Ли Гун-бо был убит гоминьдановскими бандитами.)
9 июня «Синьхуа жибао» поместила резкую статью с критикой Чэнь Чэна, ответственного за аресты молодых патриотов. Но хотя в это время Чан Кай-ши издал приказ, запрещающий провинциальным властям производить безосновательные аресты, о роспуске ассоциации в этом документе ничего не говорилось. Так действия Чэнь Чэна получили законную силу и впоследствии участь ассоциации постигла и другие демократические организации.
Итак, сотрудничество с Чжоу Энь-лаем не мешало Чэнь Чэну внимательно и враждебно следить за развитием демократического и коммунистического движения.
Необходимо отметить, что в гоминьдановских организациях работало немало бывших коммунистов. Так, например, Чэнь Гун-бо занимал должность начальника агитпропа ЦИК гоминьдана, т. е. был важной фигурой (в декабре 1938 г. он сбежал вместе с Ван Цзин-вэем к японцам); Хэ Чжун-хан — один из руководящих деятелей СМТНП — одновременно был начальником секретариата первого департамента политуправления; Пу Дао-мин, начальник отдела по обслуживанию советников, некогда учился в Москве, работал переводчиком в КУТВ, в Китай он вернулся лишь в 1935 г. Фу Бэй-чун, в свое время также получившая образование в Москве, работала в ЦК СМТНП. Все эти лица, перешедшие целиком и полностью на службу в гоминьдан, вели подрывную работу против Единого национального фронта. Они же служили для гоминьдана связующим звеном с местными троцкистами. Во всяком случае двери клик «СС», «Вампу» для троцкистов всегда были открыты, к их услугам прибегали Чэнь Чэн, Чэнь Ли-фу, Ван Цзин-вэй. Очевидно, борьба троцкистов против компартии и политики Единого фронта была широко использована в гоминьдановской политической пропаганде.
Троцкисты Е Цин, Ван Ду-цзин, Бань Шу-цзэ, Чжэн Шао-лин вели открытую кампанию не только против компартии, но и против всех сторонников Единого национального фронта. Профессор Чжан Си-ман, один из [134] членов правления Китайско-советского общества, так охарактеризовал их подрывную деятельность: «Влияние троцкистов в Китае следует считать очень сильным, так как они тесно связаны с группами «СС» и «Вампу». Вследствие этого аппозиция в отношении троцкистов может возбудить недовольство этих двух групп, играющих руководящую роль в гоминьдане».
Капитулянтские настроения правых политических клик и видных лиц в гоминьдане, таких, как Ван Цзин-вэй, Чэнь Гун-бо, Чжан Цзюнь, У Те-чэн, Кун Сян-си, Линь Сэнь, Дай Цзи-тао, укрепляли надежды японцев решить конфликт путем закулисного сговора. Особенно эти тенденции наблюдались после крупных поражений китайской армии. Вначале предложения японской стороны были абстрактны, она полагала, что захват Нанкина заставит Чан Кай-ши принять мир без всяких условий. И лишь после Сюйчжоу агрессоры выдвинули конкретные пункты, а именно: а) в Северном Китае организуется автономное правительство, предоставляющее Японии особые права в индустриализации севера; б) провозглашается независимость Внутренней Монголии с предоставлением Японии права держать там свои гарнизоны; в) Шанхай, Нанкин, Ханчжоу, Сучжоу включаются в демилитаризованную зону; г) международный сеттльмент в Шанхае возвращается Китаю с предоставлением Японии в этом районе особых прав; д) национальное правительство Китая возвращается в Нанкин и получает право содержать не более десяти пехотных дивизий и 50 тыс. полицейских; е) правительственные органы Китая пополняются японскими советниками; ж) Китай присоединяется к антикоминтерновскому пакту, и Япония оказывает ему помощь в ликвидации 8-й и 4-й армий КПК.
Японские условия окончания войны были переданы Чан Кай-ши после его возвращения из Лояна, буквально в канун нашего приезда.
Эти унизительные для китайского народа предложения были отвергнуты, но дело не в этом. Документ получил довольно широкую огласку, и сторонники мира с Японией примолкли. Однако «мирный» нажим на Ухань продолжался. После неудач Траутмана в марте японцы обратились к французскому послу в Бэйпине, итальянскому и британскому послам в Шанхае, прося [135] их посредничества. Итальянец потерпел неудачу, а другие послы это предложение отклонили.
В конце апреля японцы предложили одному из крупнейших в прошлом милитаристов, У Пэй-фу, который жил на оккупированной территории, принять участие в ликвидации конфликта. У Пэй-фу прислал своего представителя Лю Чжун-ляо в Ханькоу, но тот не был принят и уехал ни с чем восвояси.
11 мая председатель временного марионеточного правительства в Бэйпине генерал Ван Гэ-мин перед отъездом в Токио прислал Чан Кай-ши письмо с предложением начать мирные переговоры.
В июле в роли посредников, по сведениям шанхайских газет, намеревались выступить послы Франции, Швеции и Швейцарии. Но Чан Кай-ши в интервью корреспонденту «Дэйли экспресс» 1 июня 1938 г. опроверг слухи о том, что названные дипломаты едут в Ухань для переговоров.
Многие официальные лица: Хэ Ин-цинь, Бай Чун-си, Сун Цзы-вэнь, Хэ Яо-цзу — полностью поддерживали Чан Кай-ши и были расположены к нам дружественно. Хэ Ин-цинь, например, заявил: «Мы теперь опять будем работать с вами в тесной дружбе, как работали раньше». Такое заявление ко многому обязывало. Но на деле все поведение Хэ Ин-циня говорило о том, что на Советский Союз он не ориентируется. Правда, он, как и Сюй Юй-чэн, всегда старательно записывал все наши советы и охотно предоставлял нам информацию о войсках, оперативной обстановке. Он часто беседовал с нами о международных делах. У него можно было узнать все были и небылицы. Хэ Ин-цинь любил козырять связями с иностранцами, в частности с Траутманом. «Траутман не согласен с политикой Гитлера и скоро будет отозван», — значительно заявил он в одной из бесед, хотя всем и так было известно, что Траутман уезжает в связи с провалом посредничества.
Внешне особенно дружелюбно был расположен к нам Сун Цзы-вэнь. Он прекрасно отзывался о Советском Союзе, о его мощи, военной технике, тепло говорил о летчиках, их отваге, мастерстве. Было ясно, что он настроен резко антияпонски.
Нельзя обойти молчанием и Сун Мэй-лин, жену Чан Кай-щи, которая играла заметную роль в жизни [136] страны благодаря влиянию на мужа и связям с иностранными и деловыми китайскими кругами. Она сестра одного из самых богатых и влиятельных в то время людей Китая — Сун Цзы-вэня. Ее сестра Сун Ай-лин была замужем за Кун Сян-си, который благодаря своим капиталам занимал сразу ряд должностей: председателя исполнительного юаня, директора центрального банка, министра финансов, члена ЦИК гоминьдана, члена государственного совета и др.
Третья сестра — Сун Цин-лин, вдова Сунь Ят-сена, выступала за Единый национальный фронт. Сун Мэй-лин была обходительна и элегантна, но в то же время коварна и властна. Она с одинаковым успехом занималась политикой и коммерцией, разведкой и попечительством о детях, военным делом и женским движением.
Как раз в дни нашего приезда в Ханькоу она вернулась из Кулина, где проводила женский съезд, целью которого была организация Союза молодых девушек Китая. В нем участвовали 50 делегаток, в том числе представительницы Ассоциации национального спасения Ши Лян, Шэн Цзы-цзю, Цао Мын-цзюн и от КПК — Дэн Ин-чао и Мын Цин-шу. Итак, Сун Мэй-лин в укреплении Единого фронта, казалось бы, следовала за своим мужем. Однако она нигде и никогда не выступала открыто в поддержку Единого фронта. Сун Мэй-лин хорошо, гостеприимно относилась к советским добровольцам. По ее распоряжению были открыты для нас два дома отдыха: в Сянтане и Ханькоу. Она любезно принимала советников, но никогда не высказывала прямо своего отношения к Советскому Союзу. Нетрудно было догадаться, что ее истинные симпатии были на стороне американцев. Сун Мэй-лин была частым гостем посла США. Как бы в свое оправдание она как-то сказала: «Оттуда (т. е. из американского посольства) я получаю сведения о японцах». Ну что же, и это неплохо!
Может быть, именно поэтому взаимоотношения Китая с США не находили отражения в прессе. Во всяком случае, характерно, что посольство США, единственное из представительств империалистических держав, находилось в Ханькоу и собиралось переехать далее в Чунцин, в то время как остальные осели в Бэйпине [137] (французское), Нанкине (немецкое) и Шанхае (английское и итальянское).
Надо полагать, что не без участия Сун Мэй-лин аппарат американского военного атташе усиленно изучал опыт японо-китайской войны. Особое внимание американцы уделяли 8-й армии. Помощник военного атташе капитан Эванс Карлсон пробыл у коммунистов более двух месяцев и даже ходил вместе с частями Красной армии по тылам японцев в провинциях Шэньси, Суйюань, Шаньси, Хэбэй и Шаньдун. В своих статьях Карлсон с похвалой отозвался о проводившихся правительством Пограничного района мероприятиях и боевых делах 8-й армии Чжу Дэ. Карлсон утверждал, что коммунисты не допускают агрессоров к использованию естественных богатств, что контроль японцев на оккупированной территории «распространяется не далее острия штыка». В конце сентября 1938 г. Карлсон ушел в отставку, так как хотел «свободно выражать свои мысли». Это был не единственный вольнодумец среди американцев.
Весь июнь американский военный атташе полковник Стилуэл разъезжал по Ганьсу и Цинхаю. Вполне очевидно, что его интересовали не только настроения местных феодалов, но и поток грузов из СССР.
Англия также «делала погоду» на военно-политическом горизонте в Китае. До ухода в отставку А. Идена (22 февраля 1938 г.), которого в Китае считали «своим человеком», шли разговоры о предоставлении Англией займа, о поставках самолетов-истребителей типа «Гладиатор». Английские власти в Гонконге не чинили препятствий провозу в Китай закупленного за границей вооружения. С уходом Идена ситуация изменилась. Из 36 самолетов поступили только девять. Особое недовольство китайских правящих кругов вызвало японо-английское соглашение о передаче Японии доходов от морских таможен Китая, которые Англия собирала в течение последних восьмидесяти лет.
Газета «Ухань жибао» 5 мая поместила по этому поводу очень резкую статью. МИД Китая направил английскому правительству меморандум, в котором указывалось, что Китай совершенно не связан соглашением и оставляет за собой свободу действий. Впрочем, «свобода действий» была весьма относительна, так как на [138] деле Китай во многом зависел от Англии, а последняя использовала таможенный рычаг для нажима на Чан Кай-ши. Не случайно в июне был распространен слух, что Угаки намекнул английскому послу в Токио на желание Японии закончить войну. И якобы английский посол Арчибальд Кэрр едет в Ханькоу с целью выяснить, хочет ли Китай мира и если да, то на каких условиях. Впоследствии слухи подтвердились. Правда, Кэрр приехал в Чанша только после падения Уханя, и Кантона.
Узость экономической базы
Экономика страны — это материальная база войны, постоянно действующий фактор. Мы частенько это ощущали в своей практической работе советников. И прямо скажем, испытывали значительные неудобства, не зная фактических возможностей промышленности, сельского хозяйства и финансов Китая. Я говорю о первом периоде работы. Впоследствии свою «неграмотность» мы ликвидировали.
Бывали случаи, когда Чан Кай-ши одобряя предложения, военный министр давал указания о проведении их в жизнь, а на практике все срывалось. Так было, например, со строительством рубежей и долговременных оборонительных сооружений в укрепленных районах. Планы санкционированы, а цемента нет, арматурное железо отсутствует, нет даже леса и гвоздей!
Расскажу случай, происшедший со мной в начале Уханьской операции. В китайской армии, как известно, противотанковых и противопехотных мин не было, и о применении их генералы имели смутное представление. Положение на фронте было тяжелым, чувствовалось, что офицеры Ставки всерьез встревожены. В это время штабом главного военного советника было подготовлено предложение о срочном производстве мин. Конструкции их были разработаны инженерным управлением, испытаны и план утвержден военным министерством. И что же? Дальше изготовления опытных партий дело не двинулось. Почему же? Разгадка была проста. Как выяснилось, в Китае нет тола и нет электрозамыкателей. [139]
Стали искать выход. Он оказался совершенно неожиданным. Мы предложили прекратить производство традиционных хлопушек и фейерверков, которых в Китае делали несметное количество для всяких торжеств, а освободившийся порох использовать для мин. Дело пошло!
Китайский Генеральный штаб охотно шел нам навстречу в предоставлении экономических справок. В частности, все статистические выкладки, приведенные ниже, даны земельным бюро и третьим и четвертым отделами Военного комитета. Правда, когда офицеры давали справки, они частенько ссылались в свою очередь на расчеты известного в то время китайского экономиста Чэнь Чжэн-хэна из его статей в социально-экономическом ежемесячнике «Говэнь чжоу».
Сейчас я не в силах определить, какому первоисточнику принадлежат приводимые сведения, поэтому даю их без ссылок.
Начну с организации управления хозяйством. Центральное правительство уделяло этому вопросу много внимания. Еще 22 декабря 1937 г. был обнародован приказ «О правилах по управлению сельским хозяйством, горным делом, промышленностью и торговлей в военное время». В Военном комитете были организованы третий и четвертый отделы, на которые была возложена задача регулирования производства, снабжения заводов сырьем и их финансирования, а также сбыт продукции и торговля с иностранцами. В связи с этим были упразднены министерство промышленности, комитет национальных ресурсов и связанные с ними организации, а вместо них создано министерство экономики. Министром был назначен видный ученый, геолог, бывший секретарь исполнительного юаня Вэн Вэнь-хао, его помощником — бывший секретарь национально-экономического совета Чэнь Фэн и вице-министром — экономист из Нанкинского университета доктор Франклин Хэ.
В первый период министерство развило бурную деятельность: привлекло многих экономистов и ученых для разработки плана подготовки страны к длительной войне; разослало экспертов в Сычуань, Гуйчжоу, Юньнань, Гуанси, Хунань, Шэньси для изучения ресурсов сельского хозяйства, промышленности и транспортных условий. Разрабатывался даже план создания крупных [140] центров: химической промышленности в районе Цзылюцзин (Сычуань), где находятся залежи соли, соды и нефти; металлургической и текстильной промышленности в районе Чунцина; сахарной и бумажной промышленности в районе Чэнду. В Хунани предполагалось увеличить добычу угля и сурьмы.
Развитие военной промышленности намечалось в провинциях Сычуань, Юньнань, Гуанси и отчасти в Хунани.
Для оснащения предприятий собирались демонтировать и вывезти станки и оборудование с заводов, фабрик и рудников Хэбэя, Шаньси, Хэнани, Цзянси.
К сожалению, эти широкие планы остались на бумаге. Министерству с огромнейшим трудом удалось вывезти в провинции Сычуань и Хунань всего лишь 137 фабрик и 30 тыс. квалифицированных рабочих. Но даже эвакуация этой ценнейшей для страны техники стала подлинным подвигом тысяч и тысяч патриотов, скромных китайских тружеников.
Гуандунский арсенал был переведен в Чанша и выпускал в день 100 винтовок, 10 тыс. патронов и 400 артиллерийских снарядов. Нам сообщили, что Нанкинский арсенал был вывезен в Чунцин, но до мая 1938 г. он не работал. Позже его производительность в месяц составляла: станковых пулеметов — 45, мин минометных — 500 и винтовочных патронов — 80 тыс. Ханьянский арсенал пока работал на месте, но готовился к отправке в Сычуань. Его дневная продукция, по китайским масштабам, была внушительна: винтовок — 195, патронов — 200 тыс. и минометных мин — 150.
Цзинаньский арсенал разместился в Сиане и выпускал в сутки: патронов — 50 тыс. и ручных гранат — 8 тыс., а местный арсенал, имевший пять комплектов станков по производству патронов, был отправлен в провинцию Сычуань.
На полную мощность работали старые арсеналы в Чэнду, Чунцине, Гуйлине, патронный завод в Лючжоу (провинция Гуанси). Арсенал в Ванцзяне (на Кантон-Ханькоуской железной дороге) был разрушен японской авиацией.
Боеприпасов не хватало. Армия испытывала нужду буквально во всем. Чрезвычайно туго шли ремонт и сборка поступающих самолетов. [141]
В этот тяжелый период перебазирования военной промышленности и мучительного налаживания производства в новых местах Китаю пришел на помощь Советский Союз.
Значительная часть вооружения и боеприпасов поступила на места до марта 1938 г. Это и дало возможность Сун Цзы-вэню официально заявить: «В Китай ввезено вооружения на 300 миллионов юаней, и недостатка в вооружении теперь не чувствуется».
Страна испытывала огромные трудности в ведущих отраслях хозяйства. Оккупация Северного и части Центрального Китая лишила страну основных производящих районов угля и железа — сырьевой базы военной промышленности. Из 32,7 млн. т угля на пять провинций Северного Китая приходилось 14,2 млн. т, на четыре восточные — 11,8 млн. т, а на остальные — только 6,7 млн. т. Китай потерял 76% всех залежей железной руды.
Чувствительна для центрального правительства была потеря соляных озер в Шаньси, Суйюане и промыслов в Чанлу. В Китае существовала соляная монополия, и соляной налог составлял до 23% доходов государственного бюджета. Потеря этих доходов и доходов от морских таможен резко сказалась на финансовом положении страны.
Наиболее крупные заводы и фабрики с квалифицированным рабочим классом также оставались на оккупированной территории. Перед войной в Китае насчитывалось 6344 относительно крупных предприятий, на которых были заняты более 520 тыс. человек. Всего рабочих было более 3 млн., но большинство из них трудились в мелких кустарных мастерских.
В 1938 г. резкого ухудшения с продовольствием не чувствовалось. Армия обеспечивалась нормально.
По данным военного министерства, до начала войны на складах хранился запас зерна в 500 тыс. т. Виды на урожай в 1938 г. были хорошие. Продовольственная проблема в целом никого не беспокоила.
Общий валовой сбор основных хлебных злаков составлял более 1750 млн. даней в год (дань=50 кг). В среднем в довоенные годы ввозилось еще 39,5 млн. даней. Таким образом, китайское население потребляло 1790 млн. даней. [142]
По данным земельного бюро, общая численность населения (без Маньчжурии) определялась в 430 млн. человек. Следовательно, на душу населения расходовалось не более 4,1 даня. Отсюда делался вывод, что хлебных продуктов ввозить не надо, так как «у нас 80% населения крестьяне, и 97% нужного хлеба мы производим сами».
Однако в своем экономическом обзоре бюро предлагало ряд настоятельных мер: осваивать целинные земли, которые составляли около 14% площади, годной к обработке; запретить использование земель под посевы опиума; расширить применение удобрений; увеличить отпуск средств на ирригационные работы и борьбу с сельскохозяйственными вредителями; запретить скармливать продукты скоту и птице; запретить частным лицам скупать хлеб в запас.
Можно было заключить, что подсчет хлебного баланса, мягко говоря, необъективен. Помимо прочего численность населения в стране была занижена на несколько десятков миллионов.
Экономист Чэнь Чжэн-хэн утверждал, что населения в Китае около 447 млн. человек.
Третью цифру, на наш взгляд более точную, мы услышали на заседании Военного совета 18 июня 1939 г., на котором генерал Ли Цзи-шэнь, докладывая о мерах по организации партизанского движения, привел следующие данные (на 1 июня 1939 г.):
| Весь Китай | Оккупированная территория | % | |
| Площадь, кв. км | 11 173558 | 2511441 | 22,3 |
| Население, человек | 460 000 000 | 170000000 | 37 |
| Железные дороги, км | 11439 | 9556 | 84 |
| Уголь, т | 26 985 000 | 20 598 572 | 76 |
| Чугун, т | 3160000 | 2 400 000 | 75,4 |
| Нефть, баррель | 468200 | 467 300 | 99,9 |
| Хлопок, пикули | 9621240 | 9 096 083 | 93 |
| Шелк, пикули | 3 700 000 | 3 023 000 | 81 |
| Соль, пикули | 49 665 985 | 38 575 330 | 77 |
| Рис, дань | 87 734 547 | 33 959 456 | 35 |
| Пшеница, дань | 42337461 | 29 937 968 | 70 |
| Бобы, дань | 23 084 036 | 18 966 266 | 82 |
| Чай, дань | 4677 177 | 1 628 793 | 32 |
| Мельницы | 80 | 75 | 95 |
| Текстильные фабрики | 92 | 79 | 75 |
| Таможенные доходы, ам. долл. | 304713055 | 276 782 027 | 91 [143] |
Все говорило о том, что подсчеты земельного бюро не точны, и его прогноз на 1939 г. в дальнейшем не оправдался.
Разрыв между численностью населения и запасом продуктов питания на территории, контролируемой центральным правительством, был велик и непрестанно возрастал за счет беженцев, которых насчитывалось, по официальным данным, до 30 млн. Значительная часть из них жила без крова и голодала. Все это служило одной из причин роста дороговизны.
Вот ориентировочные данные о состоянии цен на продукты питания и некоторые промышленные товары (в юанях):
| Продукты и товары | На октябрь 1938 г. (Ханькоу) | На 1 июня 1939 г. (Чунцин) |
| Рис, дань | 11,0 | 16,0 |
| Мука, пуд | 5,0 | 8,0 |
| Сахар, фунт | 0,4 | 1,8 |
| Свинина, фунт | 0,32 | 0,40 |
| Куры, шт | 0,8 | 2,2 |
| Зелень, фунт | 0,05 | 0,2 |
| Рыба, фунт | 0,2 | 1,0 |
| Ситец китайский, чи | 0,1 | 0,42 |
| Шелк, чи | 0,29 | 0,50 |
| Обувь мужская, пара | 17,0 | 25,0 |
| Обувь женская, пара | 8,0 | 18 0 |
| Сигареты китайские, 100 шт. | 1,0 | 2,4 |
| Сигареты «Кэмэл» (америк.), блок (200 шт.) | 6,0 | 15,0 |
Нехватка продуктов питания и промышленных товаров, расходы, связанные с войной, вызвали инфляцию. Китайский юань катился вниз. В апреле 1938 г. за американский доллар платили 2,5 юаня, а в июне 1939 г. — не менее 7,5 юаня.
Впрочем, инфляция началась еще до войны. Так, на 1 марта 1936 г. в обращении находилось банкнот на 979 млн. юаней, а на 1 июня 1937 г. — 1511,7 млн. юаней.
Объяснялось это огромными расходами на финансирование внутренней гражданской войны и большими долгами по займам.
Ввоз в Китай всегда превышал вывоз примерно на 500 млн. юаней. Пассивный баланс устойчиво сохранялся с 1929 г., со времени мирового экономического кризиса. [144] Грандиозные размеры приняла контрабанда иностранных товаров.
С июля 1937 г. по 31 декабря 1938 г. расходная часть бюджета составила 3,21 млрд. юаней, в то время как доходная часть сократилась примерно на 1/3 по отношению к 1936 г. Дефицит составил 2,52 млрд. юаней.
Из 3,21 млрд. юаней 67% было израсходовано на военные нужды и закупку оружия, 11 % — на экономическое развитие страны, связанное с войной, 15% — на выплату по займам, 6% — на содержание государственного и административного аппарата и 1% — на прочие нужды. Дефицит покрывался увеличением налогов и выпуском новых займов.
Стабилизация валюты осложнялась еще и тем, что в Китае практически отсутствовал запас серебра и золота, а их добыча резко сократилась. Основные золотые прииски, дававшие до 50% всей добычи, были оккупированы японцами.
Налоги и «печатный станок» были единственными доступными средствами покрытия расходов. Но на эти рычаги нельзя было нажимать без конца. Государственный долг по займам рос из года в год. Если на июнь 1937 г. он составлял 2,74 млрд. юаней, то на июль 1939 г. — 6,2 млрд. юаней. [145]