На Дальнем Востоке
В Москве в кабинете у генерал-лейтенанта Иннокентия Степановича Мушнова, начальника Управления береговой обороны в Народном комиссариате Военно-Морского Флота СССР, я неожиданно встретил генерал-майора И. В. Малаховского, которого мне предстояло сменить на должности начальника береговой обороны Тихоокеанского флота и коменданта главной базы — Владивостока. Я достаточно хорошо знал его по 20-м годам на Балтике, когда командовал батареей на форту Первомайском, а он был командиром 1-го дивизиона. Его не любили за грубость, невыдержанность. Поговорив с ним немного, я понял, что к лучшему он не изменился, но меня больше всего тревожило, каково состояние дел у такого начальника.
Еще больше насторожил меня разговор с Иннокентием Степановичем Мушновым, заслуженным, опытным генералом береговой обороны. Предстояла смена всех основных помощников Малаховского, очевидно вызванная недовольством командования положением в береговой обороне ТОФ. Кроме него, сменяется и начальник штаба; вместо известного мне по службе на фортах Кронштадтской крепости генерал-майора И. А. Петрова приедет полковник Г. А. Потемин, превосходный боевой офицер и опытный штабист. Но почему все происходит в такой спешке, без нормальной передачи дел, без предварительного прояснения общей картины той обширной и по масштабу огромной области, которой предстоит заняться? Генерал Мушнов предупредил меня, что и командир дислоцированной на ТОФ 12-й морской железнодорожной артиллерийской бригады генерал-майор Д. С. Смирнов тоже уехал на Балтийский флот, вместо него прибудет генерал-майор И. Н. Дмитриев, мой соратник по обороне военно-морской базы Ханко, затем командир 101-й морской [318] железнодорожной артиллерийской бригады в обороне Ленинграда, человек исключительно спокойный, твердый, отличный артиллерист с большим боевым опытом. Но опять же странно: почему приезда Дмитриева не дождался его предшественник?..
Было о чем размышлять в долгом пути на Дальний Восток. Сами по себе перемещения меня радовали, но недовольство командования делами в береговой обороне не есть первопричина, надо думать, что это серьезный, продуманный ход конем «наперед», по еще неведомым мне государственным соображениям, о которых ни в управлении кадров Наркомата, ни у генерала Мушнова я ничего не мог узнать.
Приехав во Владивосток, я сразу отправился в штаб береговой обороны, где встретил генерала Петрова, готового сдать дела и перейти на остров Русский, куда его назначили комендантом. Мне надо было представиться командующему флотом адмиралу И. С. Юмашеву и члену Военного совета генерал-лейтенанту С. Е. Захарову, но до этого следовало иметь хоть какое-то представление о береговой обороне. То, чего не мог дать мне ее прежний начальник, я не смог получить и в штабе. На большом столе моего будущего кабинета появилась карта. Да, прав был генерал Мушнов, предупреждавший, что береговая оборона главной базы ТОФ самая большая и мощная по сравнению с другими флотами. На том ограничилось первое знакомство, и я поспешил к командующему флотом.
Адмирал Юмашев принял меня приветливо, но весьма сдержанно. Сразу я потерял уверенность, какую сумел внушить при первой же встрече командующий флотом на Севере адмирал Головко. Не получив никаких указаний или пожеланий хотя бы на первое время, я так и не спросил адмирала Юмашева о причинах отъезда сменяемых военачальников без сдачи дел и попросил разрешения, не вступая в должность, в течение недели поездить и познакомиться с береговой обороной на месте. Командующий согласился с этим, но потребовал поскорее все закончить, поскольку береговая оборона осталась без начальника.
Неделю я ездил по всему побережью залива Петра Великого от морской границы на западе до мыса Поворотный на востоке.
Я хорошо понимал, что в случае отражения атак на [319] подступах к главной базе береговая артиллерия не будет драться в одиночку, в таком бою примут активное участие разнородные силы флота — авиация, подводные лодки, надводные корабли, в их числе и торпедные катера. Надо было только знать, насколько отработано взаимодействие всех этих сил.
Наступила зима. Залив Петра Великого сковал лед. Вот уж не ожидал, что в районе Владивостока, на Японском море, вновь встречусь с особенностями обороны главной базы при ледоставе. Хотя Владивосток и был портом замерзающим, сообщение с внешним миром не прерывалось. Торговый порт с помощью ледоколов работал с напряжением не меньшим, чем летом, но корабли флота выходили в море редко. Здесь действовал тот же порядок, что и в Кронштадте на Балтике: зима — пора ремонта кораблей, а для береговой обороны — пора одиночной подготовки. Но на Балтийском флоте береговые батареи стреляли по щитам, устанавливаемым на льду. Здесь по многим причинам стрелять по щитам не могли. Главная причина — круглосуточное движение торговых судов.
Проверив по документам штаба, я убедился, что здесь не проводили — ни на картах, ни на местности — учений в условиях обстановки, осложненной ледоставом. Пришлось зимой нацелить на это основное внимание всей береговой обороны секторов. К весне сорок четвертого года все части достигли немалых успехов и в противодесантной обороне секторов, и в сухопутной обороне береговых и полевых батарей, командных пунктов а наиболее важных объектов.
Летом 1944 года началась интенсивная десантная подготовка морской пехоты. К этому времени мы получили специальные гидрокостюмы, надувные мешки и плотики для переправы пулеметов, минометов и боеприпасов. На учениях уже не повторялись тактические ошибки, возникающие из-за непонимания созданной обстановки или халатности. Морская пехота действовала, прямо скажу, отлично. Исчезла боязнь воды, а это главное в десантной подготовке. Даже имея за спиной опорные плиты минометов весом 22 килограмма, бойцы не боялись прыгать за борт, хотя глубина и превышала их рост.
Настала вторая зима. Залив Петра Великого снова покрылся толстым льдом. Я поручил начальнику штаба [320] Г. А. Потемину, получившему звание генерал-майора, разработать зимнее учение с задачей хотя бы одним батальоном, но с полным вооружением обойти по льду левый фланг оборонительной полосы сектора.
Учение показало необходимость усилить оборону западного берега полуострова Муравьев-Амурский, для чего пришлось внести серьезные коррективы в план. Но мы задумали еще одно, большее по масштабу двустороннее учение, чтобы отработать оборону острова Русский в условиях ледостава. Такого еще не проводили ни сектор, ни флот. Надо было привлечь и корабельную артиллерию для постановки условных НЗО на льду совместно с береговыми батареями Главной базы. Командующий флотом одобрил наш план и разрешил привлечь огонь корабельной артиллерии.
Для обозначения «синей» стороны на этот раз привлекалась вся 13-я бригада морской пехоты. Ей предстояло со всей техникой и тылами совершить переход в 60 километров от исходного рубежа на западном берегу Амурского залива, а оттуда, после короткого отдыха, сделать ночной бросок на 15 километров через лед и на рассвете атаковать остров Русский. Учебной задачей обороняющейся стороны являлись организация боевого обеспечения и самого боя на льду с использованием всей своей артиллерий, батарей морской железнодорожной и корабельной артиллерии флота, зимующего в бухтах Новая и Золотой Рог. Предстояло серьезное испытание для командира обороняющихся и его штаба. Один батальон морской пехоты подполковника Миронова не мог ружейно-пулеметным огнем обеспечить оборону такого большого острова, как Русский, — километров 18 в длину с севера на юг и до 14 в ширину. Главное — артиллерия, потому и стало основной задачей и учебной целью для сектора вдумчивое решение и планирование артиллерийского огня.
А «нападающая» 13-я бригада получала возможность отработать на будущее ночной бой всех частей и подразделений во взаимодействии. Командир мог впервые собрать всю бригаду и почувствовать большую сложность боевого управления ею, то же предстояло и командирам батальонов и рот.
Когда бригада вышла на лед залива, сказались все трудности управления ночью без ориентиров. На суше — [321] карта, дороги, указатели, мостики, селения, отдельные дома, на льду всего этого нет. Пока не скрылся берег, еще есть ориентир для направления, труднее, если берег не виден, не все командиры привыкли пользоваться компасом.
Фарватер преодолели хорошо. Пришлось вытаскивать только две-три автомашины, предварительно разгрузив их. Бригада на широком фронте подошла к острову и атаковала «красных». Свою учебную цель она выполнила полностью.
А вот разведка сектора обнаружила «синих» только при форсировании фарватера. Это было ошибкой: упустили время постановки ряда огневых заграждений, на чем был основан весь план артиллерийской обороны. И вызов огня кораблей не совсем удался — это было новым для кораблей делом. Летом взаимодействие успели отработать хорошо, но зимой этим занялись впервые. Может быть, потому, что льдом покрывалась только прибрежная часть Японского моря, не все считали, что на время ледостава нужна иная организация обороны. Может быть, и так. Но это зимнее учение показало, что все-таки нужен на всякий случай и зимний план обороны. Оно происходило в начале марта 1945 года, и еще никто не знал, где и как развернутся грядущие события на Дальнем Востоке после нашей близкой победы на Западе.
В апреле по решению Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР у нас произошла реорганизация, неожиданно изменившая мое положение. Наш штаб превратился в Управление береговой обороны, а я в начальника этого управления.
Шла общая реорганизация. Приходили новые люди с Балтики, с Севера, знакомые части и подразделения с отличным боевым опытом. Шла спешная реорганизация и в войсковых формированиях, во главе фронта и армий встали вскоре прославленные маршалы и генералы Великой Отечественной войны.
Настал наконец долгожданный День Победы. Забурлил, наполнился толпами праздничный Владивосток. Никогда не думал, что в этом приморском городе, окруженном тайгой, живет так много людей. Кончились труднейшие для нашей страны испытания. Народ славил [322] свою великую партию коммунистов, под истинным руководством которой Страна Советов победила в этой тяжелейшей в истории Родины войне. Мы, на Дальнем Востоке, готовились к ее заключительной стадии — к последней схватке с милитаристской Японией.
Для перевооружения береговых батарей стала поступать новая техника. Мы долго добивались приборов управления артиллерийской стрельбой типа «Москва» для установки их на батареях соток и стотридцаток. И вот нам дали сразу 20 схем. Но еще большей для меня неожиданностью, весьма взбодрившей, стало поручение командующего представить план распределения новых схем по батареям. Приборы эти, уже доставленные в тыл флота, начальник отдела боевой подготовки береговой артиллерии полковник А. М. Перевертайло наметил распределить не только в береговую оборону главной базы ТОФ, но и на батареи Владимиро-Ольгинской военно-морской базы Совгавани, Камчатки — словом, по всей береговой обороне Тихоокеанского флота. Доложив план, тут же утвержденный адмиралом Юмашевым, я обосновал и необходимость выделения кредитов, корректив в строительных планах, использования для установки приборов и связанных с этим строительных работах личного состава батарей. Командующий меня поддержал, отдал все необходимые распоряжения, и работа закипела. Люди на батареях поняли, что новые приборы значительно повышают боеспособность артиллерии, поняли и то, о чем не произносилось ни слова: скоро будет и здесь война, — и работали, не жалея сил.
Вскоре на флот доставили несколько английских радиолокационных станций. Для них нам пришлось строить специальную защиту из железобетона на крупнокалиберных батареях, наиболее важных в оперативно-тактическом отношении. Командующий и в этом поддержал все наши планы.
Надо сказать, что командующий в этот горячий период поддерживал нас в борьбе против упрощения боевой подготовки ради лучших оценок, а такие попытки «реванша» возникли было, когда командные права Управления береговой обороной оказались урезанными. Но речь шла о подготовке к войне, о необходимости проверить путем [323] опыта те или иные положения. И адмирал Юмашев был на нашей стороне. Так, в частности, удалось провести плановую стрельбу по буксируемому щиту с освещением его САБ, сбрасываемыми с самолета. Мы эту стрельбу провели и доказали, что лучше освещать цель соответствующими снарядами самой стреляющей батареи, как это делалось на Севере при блокаде Петсамо-вуоно. На Дальнем Востоке, к сожалению, не на всех батареях имелись осветительные снаряды. Опыт первой стрельбы был принят на вооружение, и его начали изучать.
А неделю спустя была проведена и первая в береговой обороне страны стрельба по невидимой цели с помощью радиолокатора. Приехав на башенную батарею, я с большим волнением ждал этой стрельбы. Еще жила во мне неудовлетворенность боевыми стрельбами на Среднем с помощью ТПС. Насколько надежнее локатор? Моряки на Севере его хвалили, вызывая у нас досаду и зависть. Но как он будет действовать на батарее?..
Во время стрельб я сидел у локатора вместе с командиром батареи майором П. М. Якименко. Ярко оранжевой точкой двигался по экрану щит, буксируемый эсминцем, такого же цвета была и линия всплесков от падающих снарядов. Да с такими приборами мы отправили бы на дно Варангер-фиорда вдвое, если не втрое, больше транспортов и танкеров гитлеровского флота и заставили бы поголодать и померзнуть армию «Норвегия»!..
Перевооружалась в те дни и морская пехота. Вся ее артиллерия перешла на автотягу, коней же сдавали в народное хозяйство. Удалось добиться большего числа грузовиков и для стрелковых частей 13-й бригады, а также отдельных батальонов секторов. Только с заменой танков мы ничего не добились. В ответ на все просьбы и требования нам прислали лишь три самоходные артиллерийские установки СУ-76.
В морскую пехоту пришло пополнение — рослые широкогрудые парни 1926 года рождения с отличным настроением молодых людей года Победы. Любо было смотреть на них, когда их обмундировали и они прошли первоначальную боевую подготовку.
В один из дней июня командующий внезапно предупредил меня о вылете с ним в отдаленный район Приморского края. Куда и зачем, я не смог узнать даже у своего старого друга Евгения Николаевича Преображенского, [324] перемещенного с Севера на должность начальника штаба ВВС Тихоокеанского флота. Он только сказал, что вылет вызван решением адмирала Юмашева разместить на ряде оперативных аэродромов истребительную авиацию для прикрытия морской коммуникации из Владивостока в Совгавань.
На другой день я был в назначенное время на флотском аэродроме, где располагались штаб и части истребительной дивизии Ивана Георгиевича Романенко, Героя Советского Союза, генерала авиации.
Самолет уже готов к полету. Кроме адмирала Юмашева и командующего ВВС флота генерала П. Н. Лемешко летели полковник В. М. Коробков и капитан 1 ранга Ф. И. Кравченко, в прошлом командир линкора «Севастополь», переведенный на Тихий океан.
Мы прилетели в один из отдаленных районов Приморья, где находился оперативный аэродром с двумя постройками — длинным дощатым бараком и дощатой столовой-кухней.
На аэродроме командующий объяснил цель нашего прилета. Вместе с Кравченко и Коробковым я должен выбрать огневые позиции для двух четырехорудийных батарей стотридцаток, прикрывающих оперативный аэродром с моря. Адмирал с генералом Лемешко занялись определением объема работ для размещения здесь двух эскадрилий Як-9.
Для одной батареи мы нашли позицию без особого труда меж двух сопок, куда нас привела звериная тропа. По соседству был отличный родничок, чистый и прозрачный. Вторую позицию выбирали с муками. Для этого пришлось переправляться через быструю и глубокую горную реку на самодельной ладье, подвешенной на блок, свободно скатывающийся в одну сторону по наклону троса; обратно ладью перетягивали вручную. Позицию нашли отличную, не знал я только, как сюда доставят пушки и стройматериал. Но это дело будущего. Впрочем, в Заполярье доставляли и в более тяжелые места, да еще под огнем.
Обратно мы переправились без приключений, доложили обо всем командующему и вскоре вернулись во Владивосток.
Перевооружение береговой обороны продолжалось до самого начала войны с Японией. Накануне командующий [325] с трудом отпустил меня с полковником Коробковым в бухту Преображение, на четырехорудийную береговую батарею соток, прикрывавшую одну из маневренных баз торпедных катеров. Там заканчивалась установка схемы приборов управления стрельбой, осталось только замаскировать траншеи с кабелем, согласовать приборы и установить порядок и сроки отстрела схемы. Командующий предупредил, что в любую минуту я должен быть готов срочно прибыть на флагманский командный пункт. Это было утром 8 августа. И действительно, едва мы занялись планом отстрела, на батарею примчался посыльный из дивизиона торпедных катеров с радиограммой адмирала: срочно прибыть во Владивосток.
Ранним утром 9 августа я узнал на ФКП флота, что советское правительство объявило милитаристской Японии войну. [326]