На ФКП и в зоне десантов
О трагедии Хиросимы и Нагасаки мы узнали на флагманском командном пункте из сообщений Советского информбюро. Цифры жертв, понесенных населением этих городов, потрясли всех и вызвали споры, догадки, разговоры. Одни считали, что теперь Япония будет буквально стерта с лица земли взрывами этих чудовищных атомных бомб. Другие скептически относились к американским сведениям, считая их преувеличенными. Все ждали продолжения бомбежек, а потом разговоры о них прекратились вообще. Откуда мы могли тогда знать, что у американцев были всего две бомбы, сброшенные на японские города, не только чтобы воздействовать на правящие круги этой страны и принудить их к капитуляции, но и для того, чтобы запугать советский народ и его правительство могуществом США.
Мы это поняли позже, когда возгорелось пламя «холодной войны». Но и в те дни смогли вскоре убедиться на деле, что союзники весьма активно действуют и против нас. Об этом я узнал, находясь с начала военных действий на ФКП.
Если полуостров Корея еще до начала войны был разделен 38-й параллелью на операционные зоны сухопутных войск Советского Союза и Соединенных штатов Америки, то Японское море, этот основной театр военных действий Тихоокеанского флота против японского, было разделено на сильно ограничивающие нас зоны. В операционную зону вошли только северная часть этого моря в пределах 100–120 миль от берега Приморья и далее на запад вдоль восточного берега Северной Кореи до мыса Мусудан (мыс Болтина). В эту зону входили маленький приграничный порт Юки, самый большой, как потом оказалось, торговый порт Расин (Начжин) и небольшой, по сравнению с Расином, порт Сейсин (Чхончжин). [327]
Несправедливость подобного определения границ операционной зоны для Тихоокеанского флота сразу же бросалась в глаза, разрыв между границами сухопутной — по 38-й параллели — и морской достигал 200 миль.
Американский военно-морской флот так и не действовал в Японском море. Зато американские самолеты за две недели до вступления Советского Союза в войну заминировали подходы к портам Расин и Сейсин донными магнитными и акустическими минами с комбинированными взрывателями. На подходах к Расину ими было выставлено 375 мин, а у Сейсина — 203 мины{3}. Об этой «дружеской услуге» наши союзники и не подумали предупредить советское командование, и флот потерял на их минах во время высадки десантов в эти два порта несколько кораблей. Заминировали союзники и Гензан (Вонсан), в то время военно-морскую базу и крепость противника на Японском море. Но об этом и о борьбе с минами там я расскажу позже.
Экономическое и оперативное значение Расина и Сейсина для Японии заключалось в том, что через них вывозились стратегические материалы и продовольствие из Маньчжурии и Кореи. Кроме того, японское командование могло этим путем подвозить или вывозить войска. Советское командование, стремясь к полному и окончательному разгрому Квантунской армии в самые сжатые сроки, поставило перед флотом задачу не допустить подвоз резервов из Японии и эвакуацию этой армии на Японские острова. Это имело большое стратегическое значение и облегчало выполнение задачи американским сухопутным войскам, готовившимся после освобождения Филиппин к высадке на территорию собственно Японии.
Наши войска, как известно, начали по приказу Ставки наступление одновременно по всему фронту от Эрляни до бухты Посьет в ночь на 9 августа. Флотская авиация с этой ночи наносила бомбоштурмовые удары по Юки и Расину, а торпедные катера совершали на эти порты набеги.
В эти дни командующий держал меня с группой офицеров береговой обороны на ФКП, не разрешая отлучаться. В ночь на 11 августа я узнал от начальника разведотдела флота полковника А. З. Денисина, что командующий [328] принял решение высадить в Юки десант, назначив для первого броска усиленную роту автоматчиков из 390-го отдельного батальона 13-й бригады и 140-й разведотряд штаба флота Героя Советского Союза старшего лейтенанта В. Н. Леонова, знаменитого североморца. В этот отряд входило две трети североморцев, людей с боевым опытом, остальные тихоокеанцы, еще не обстрелянные. Предполагали, что Юки — военно-морская база, значит, она должна быть укреплена, хотя потом оказалось, что никакой там базы и укреплений не было. Я считал, что раз дело дошло до десантов, то не следует раздергивать бригаду генерала Трушина, лучше держать ее в кулаке, а в Юки высаживать роты из батальонов секторов. Но командующий с этим не согласился. Мало того, он тут же приказал начальнику оперативного отдела штаба флота капитану 1 ранга Н. И. Цирульникову выделить из бригады еще один батальон, В десант кроме упомянутых подразделений назначили батальон майора И. П. Маркина, правда, без пушек и минометов.
Подразделения первого броска высадились в Юки беспрепятственно. Противник ушел из этого порта накануне. Батальон Маркина еще отстаивался в это время на кораблях в бухте Троица залива Посьет. Однако Цирульников сообщил, что решение о высадке не отменено, батальон выгрузится в Юки, а отряд Леонова (в нем немногим больше 60 человек) погрузится на катера и высадится в Расине.
Мне казалось расточительным держать в Юки тысячу морских пехотинцев, но изменить что-либо при своей новой должности, начальствующей, но не командной, я не мог, разве что можно было советовать.
На ФКП началась подготовка к высадке десанта в Расин. На этот раз бригаду Трушина не трогали, набрали из частей береговой обороны автоматчиков и целый батальон с орудиями. Всего в Расине под общим командованием начальника штаба этого батальона капитана А. Р. Свищева высаживалось около 900 человек, хотя порт и город этот крупнее и важнее, чем Юки, и в случае сопротивления там противника десантникам придется труднее.
Командиром высадки был назначен начальник оргстроевого отдела капитан 1 ранга Е. Е. Полтавский; потом он стал командиром ВМВ в Расине. [329]
К счастью, и в Расине не было организованного сопротивления, японцы уходили от наступавших с севера частей нашей армии. Первая же небольшая часть десанта соединилась к 16 часам 12 августа с частями 393-й стрелковой дивизии, продолжавшими преследовать противника, а батальон капитана Свищева высадился в уже занятом нами порту в седьмом часу утра 13 августа.
В середине дня 12 августа в глубоко вдающемся в сушу заливе Корнилова, где находился Расин, стали подрываться на минах катера, затем тральщик, два транспорта, танкер и сторожевой катер. Командир бригады траления и заграждения капитан 1 ранга С. А. Капанадзе получил приказ заняться тралением. Позже стало известно, что это не японские мины, а американские.
Вечером 12 августа четыре торпедных катера 3-го дивизиона под командой капитана 3 ранга С. Н. Кострицкого, разведав Сейсин с моря, установили, что в гавани боевых кораблей и транспортов нет, за исключением одного поврежденного транспорта, ошвартованного у внешней стенки мола. Командир одного из катеров выстрелил по этому транспорту торпедой, но она взорвалась рядом, уткнувшись в бетонную стенку.
Командующий решил высадить десант и в этот, казалось, тоже брошенный порт. Удача в Юки и Расине позволяла надеяться захватить и Сейсин без боя. Ранее спланированную высадку 335-й стрелковой дивизии в Сейсин к этому времени запретил Военный совет 1-го Дальневосточного фронта. Но адмирал Юмашев добился разрешения главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала Советского Союза А. М. Василевского захватить этот важнейший город и порт Северной Кореи силами флота.
Вот когда подошла очередь 13-й бригады, сосредоточенной с 11 августа на острове Русском и в торговом порту Владивостока, правда без двух артиллерийских и одного минометного дивизионов. Сейсин был последним крупным портом противника в операционной зоне флота, и держать дольше бригаду в резерве не было смысла.
Операция по высадке бригады была намечена на 17 часов 14 августа; к этому времени она должна была овладеть Сейсином. Но в 4 часа 45 минут пришла телеграмма [330] Военного совета 1-го Дальневосточного фронта, отменяющая высадку морского десанта. Командующий решил произвести повторную разведку, высадив в Сейсин отряд Леонова, усиленный ротой автоматчиков старшего лейтенанта И. М. Яроцкого из 390-го батальона бригады Трушина. Командовать этим отрядом в 181 человек назначили начальника разведотдела полковника Денисина. В 7 часов 13 августа шесть торпедных катеров капитан-лейтенанта В. И. Марковского с разведотрядом на борту вышли из бухты Новик и направились в Сейсин. Стоял отличный солнечный день ранней дальневосточной осени. Катерам предстояло пройти около 140 миль. В середине дня на ФКП пришла радиограмма Денисина о том, что высадка произошла при незначительном противодействии противника в Рыбном порту Сейсина. А от Кострицкого поступило донесение, что в 8 часов два его катера вошли в Сейсин, но не обнаружили у стенки мола поврежденного транспорта, куда-то за ночь, очевидно, отведенного японцами. 11 матросов из экипажей высадились для разведки и два часа бродили по берегу; японцев они не видели, встретили только вооруженных винтовками корейцев-сторожей, но те, едва завидев матросов, разбежались. Эти донесения вносили неясность: Денисин встретил противодействие, значит, там есть противник, а катерники Кострицкого утром не встретили японцев в порту. Где же высадился Денисин и где находится Рыбный порт?..
В 13 часов из залива Посьет на семи торпедных катерах вышла в Сейсин 2-я рота старшего лейтенанта Л. С. Мальцева из 62-го отдельного пулеметного батальона, ближе других отстоящего от цели. А через полчаса из бухты Новик на фрегате «ЭК-2» и тральщике «АМ-278» туда же отправился 355-й отдельный батальон майора М. П. Бараболько. Операция развертывалась. Бараболько высадился в порту, как стало известно на ФКП утром 14 августа, с боем, но не соединился с отрядом Денисина и ранее высаженной пулеметной ротой.
В первой половине дня 14 августа командующий флотом вызвал меня и сказал:
— Посылаю вас туда, куда вы хотели. Будете командовать операцией по высадке бригады в Сейсин. Объедините под своим командованием всех.
Командующий спросил меня, кого бы я хотел иметь [331] командиром высадки. Я ответил, что желательно капитана 1 ранга Ф. И. Кравченко.
С разрешения командующего я пошел готовиться. Никаких данных о противнике не было. Даже про оборону порта, есть ли там береговые батареи, фортсооружения, не было ничего известно. Не поступало донесений ни от Денисина, ни от Мальцева. Знали только, что все высаженные части разобщены и связи между собой не имеют.
Решение созрело такое: высаживать бригаду в порт, туда, где 14 августа высадился Бараболько, но на более широком фронте. В первую очередь надо захватить разделяющую город на две части и господствующую над ними высоту 102,0, чтобы не допустить подхода резервов противника, потом соединиться с батальоном Бараболько, если им не удержан плацдарм высадки, с пулеметной ротой и отрядом Денисина. Соединившись с ними, удерживать частью сил позиции в порту и на высоте 102,0 и одновременно бросить подразделения на уничтожение противника на полуострове Комацу. Захват этого полуострова обезопасит корабли флота от огня батареи, ведущей обстрел их, судя по донесениям Кострицкого и Денисина.
Я еще не знал, какие будут выделены для переброски десанта корабли, смогут ли они взять на борт два дивизиона артиллерии и дивизион 120-мм минометов, не знал и кто будет командиром высадки; от его умения зависело многое. План посадки на корабли заранее определял возможности войск при высадке.
Но неожиданно на ФКП, куда я прибыл для доклада своего решения, узнал, что командующий назначил командиром десанта генерала Трушина, что было естественно: кто же другой будет командовать бригадой и боем в порту и городе, как не командир бригады; командиром высадки назначен не Кравченко, а незнакомый мне капитан 1 ранга Александр Федорович Студеничников, командование всей операцией адмирал Юмашев взял на себя.
Неужели адмирал собирается в Сейсин?
Начальник оперативного отдела, предложивший такое изменение, сообщил мне, что в распоряжение флота приказом маршала Советского Союза К. А. Мерецкова поступает 335-я стрелковая дивизия, ее надо будет потом высаживать в Сейсин, потому я должен быть на ФКП. [332]
Спустят некоторое время в кабинете командира одного из соединений я встретился с командиром 335-й дивизии полковником А. А. Волковым, узнал, что все ее полки сосредоточиваются в Находке, и договорился, что она будет переброшена во Владивосток морем. Погрузка головного 206-го стрелкового полка, уже находящегося в порту, будет произведена сразу, как только подойдут предназначенные для этого транспорты.
Понимая, насколько важен темп в переброске больших соединений, я отправился на ФКП. Начальник ВОСО флота полковник Клюквин доложил, что два транспорта из числа переданных флоту Дальневосточным пароходством уже ожидают погрузки в Находке. Я распорядился немедленно ее начать, а сам, узнав, что в бухте Новая на остров Русский грузится на специальное судно полурота танков, вышел туда на катере.
Там, в бухте Новой, у причала стояло «ТДС-3» с семью танками, двумя автомашинами с боеприпасами и одним бензовозом на борту. Настроение у танкистов было боевое. Командир 2-й отдельной танковой роты капитан Л. Я. Сафьянов доложил, что он идет с первой полуротой. Получено уже распоряжение о погрузке второй полуроты, она к этому готова.
Пришел сигнал о выходе «ТДС-3», и Сафьянов бегом поднялся по сходне на судно, оно тут же своим ходом вышло на рейд, к эсминцу «Войков». Ровно в 20 часов оба корабля вышли в море.
Тут же в бухте Новая началось сосредоточение кораблей для 13-й бригады: шесть фрегатов, два тральщика типа «AM», четыре больших охотника и девять десантных судов. На берегу — более 3 тысяч морских пехотинцев. Маломощные танки Т-26, отправка которых, кстати, не была предусмотрена плановой таблицей — одним из основных документов, составляемых на операцию, — не могли восполнить отсутствие артиллерии в бою за сопки с опорными пунктами обороны. Это я хорошо знал по опыту Севера. И корабельная артиллерия не заменит орудий непосредственной поддержки пехоты, особенно если не отработано взаимодействие.
Морская пехота грузилась ночью, образцово. Вещевые мешки бойцов были набиты патронами и противотанковыми гранатами. Радовало, что не забыты навыки и наставления, [333] полученные на тренировках и учениях на основе опыта Великой Отечественной войны.
Генералу Трушину я передал на карте и на словах свое решение на высадку и ведение боя на берегу. Он все принял, но сообщил, что, к сожалению, вместе с дивизионами артиллерии в торговом порту оставлены начальник штаба бригады подполковник В. Ф. Козлов и начальник артиллерии подполковник С. И. Волгушев. Как же можно идти без начальника штаба? Василий Прокофьевич Трушин объяснил, что артиллерийский и минометный дивизионы бригаде очень нужны, он все же надеется их получить, но без Козлова и Волгушева их могут тут задержать. Я обещал генералу Трушину взять на себя контроль и ускорить отправку артиллерии, но вызывать из Владивостока Козлова уже было поздно.
К нам подошел начальник политуправления флота генерал А. А. Муравьев, в прошлом начальник политуправления на Балтике, много лет меня знавший. Он когда-то поддержал меня при назначении на впервые созданную должность начальника тыла Балтийского флота. Человек внимательный, широко эрудированный и скромный, он пользовался большим авторитетом среди командиров и политработников Балтики. Терпеливо дождавшись конца моего разговора, он стал тепло беседовать с Трушиным и его замполитом подполковником Ю. Ф. Супковичем.
В 5 часов загруженные корабли вышли из Новой в Амурский залив. Мы с Муравьевым пошли на катере. По дороге он спросил меня: как же произошло, что я не командую операцией. Не хотелось вдаваться в подробности, я только ответил, что ему, как начальнику политуправления, все должно быть яснее, чем мне.
— Думаю, совершена ошибка, Анатолий Алексеевич, — сказал я, когда Муравьев пожелал услышать оценку проводимых мер. — Вы заметили, что приказ не подчинил Трушину ранее высаженные части и командира высадки. Нет командующего операцией, объединяющего всех и отвечающего за действия всех. И нет конкретных задач, сроки не установлены. Так нельзя...
Генерал Муравьев больше ни о чем не спрашивал. Молча мы дошли катером до Владивостока. А там меня поглотили дела с погрузкой и отправкой на транспортах артиллерии бригады — их все же удалось ускорить. [334]
Не стану рассказывать о настроениях, связанных с внезапной отменой погрузки головного полка армейской дивизии в момент, когда он уже был готов к выходу из Находки во Владивосток. Приказ разгрузить вызвал общее недоумение, тем более что вскоре пришлось отдавать противоположный приказ. 15 августа — тяжелый был для меня день.
Неожиданно на ФКП я встретил Денисина; он только что из Сейсина, сообщил о сильных потерях в своем отряде, который не уцелел бы. не подойди утром бригада Трушина. Как дела у Бараболько, он не знал, одна из рот батальона действовала вместе с Денисиным, остальные разобщены. Отряд Виктора Леонова ушел на тех же кораблях, что доставили бригаду. Сильно потрепанная рота автоматчиков присоединилась к своей части, а сам Яроцкий, весь израненный, пропал, по словам Денисина, без вести...
Ночью меня внезапно вызвали на ФКП. Начальник штаба вице-адмирал Фролов передал приказание командующего: отправиться в Сейсин, возглавить там все высаженные части морской пехоты и 335-й стрелковой дивизии.
— Вам разрешено взять с собой по вашему выбору офицеров из штаба береговой обороны, — сказал Фролов. — Переброска поручена командиру первой бригады торпедных катеров.
— А когда туда прибудет стрелковая дивизия?
— Головной полк на подходе к Владивостоку. Поскольку в Сейсине минная опасность, его перегрузят с транспортов на десантные суда. Ждите его днем в Сейсине.
Ранним утром четыре торпедных катера из бригады капитана 2 ранга Кухты помчали группу в Сейсин.
Снова было ясное и солнечное августовское утро. Открылись справа по борту берега гористой Кореи. Прошли укрытые в глубокой бухте город и порт Расин. Там — ни дымка, а говорили, что все горит. Значит, пожары погашены?
Наконец показался холмистый полуостров Камацу, весь заросший лесом. Обогнув его южную оконечность — мыс Колокольцева, катера на полном ходу вошли в бухту и ошвартовались у бетонированной стенки мола. [335]
На стенке встречали генерал Трушин и незнакомый мне высокий черноусый моряк; это был командир высадки Александр Федорович Студеничников. От них я узнал, что бои в городе и в порту закончились накануне во второй половине дня, но в окрестностях продолжаются стычки с разрозненными группами японцев и действуют отдельные снайперы. Только что у южной окраины населенного пункта Хокадо морские пехотинцы соединились с головными частями 393-й стрелковой дивизии, наступавшей с севера и преследующей противника.
Надо было разобраться, где находятся все высаженные до бригады подразделения и какова обстановка в этом районе. Сразу сделать это было трудно; я поручил своему начальнику штаба полковнику П. А. Орехову выяснить все подробности и установить картину происшедшего за минувшие дни в Сейсине. Во всяком случае, в то же утро нашли и часть роты Яроцкого, и самого командира, действительно израненного, но вовсе не пропавшего без вести. Переговорить с ним не удалось, мне было не до того, да и сам Яроцкий был в таком состоянии, что его пришлось немедленно отправить во Владивосток вместе с ранеными автоматчиками. Не было в Сейсине и тех торпедных катеров, которые высаживали отряд Денисина, потому нельзя было в тот момент установить причин его высадки в Рыбный порт, хотя боевой задачей отряда был захват самого порта Сейсин, разведка в городе, удержание плацдарма. Возможно, произошла ошибка в определении места высадки отряда. А может быть, это заранее обдуманное решение — произвести разведку вне порта и города. Все это предстояло выяснить, как и путаницу с высадкой пулеметной роты Мальцева. Пока ясно было только одно: обе высадки происходили несогласованно и друг друга не обеспечили.
Тут же в порту капитан 1 ранга Студеничников доложил о минной обстановке. Мины стали рваться лишь тогда, когда в бухте началось интенсивное движение судов. Считалось, что мины японские. Первой жертвой мин, очевидно донных, стал транспорт «Ногин» — взрыв произошел в 5 часов 30 минут под носовой частью. «Ногин» шел в кильватерной колонне судов, доставивших дивизионы артиллерии и минометов бригады Трушина, отправку которых мы торопили во Владивостоке. Подорвавшись, транспорт вышел из кильватерной колонны, но через две [336] минуты взорвалась вторая мина, и он потерял управление. Люди и техника на «Ногине» не пострадали. Студеничников приказал командиру тральщика охранения взять «Ногин» на буксир и отвезти в порт для разгрузки. Два других транспорта — «Дальстрой» и «Невастрой» — продолжали движение вместе с охраняющими их кораблями. Через полчаса взрыв мины повредил главную машину «Дальстроя», и его взял на буксир сторожевой корабль «Метель». Транспорт «Невастрой» дошел до причала самостоятельно. Так были доставлены в Сейсин пушки, минометы, а с ними три самоходки СУ-76 вместе с артиллерийскими расчетами. По мере выгрузки орудия, минометы и самоходки выходили на огневые позиции и вступали в бой, поддерживая батальоны бригады и разрозненные подразделения десантов Бараболько, Мальцева, Денисина. Генерал Трушин и сам еще не знал, естественно, что произошло здесь за предшествующие дни. Он только видел, что японцы цепко держатся за свои опорные пункты на всех высотах; приход артиллерии помог бригаде овладеть этими опорными пунктами. А самоходно-артиллерийские установки Трушин направил на полуостров Комацу в помощь одному из своих батальонов, которым командовал майор И. П. Воротников. Там противник упорно держал одну из высот, и борьбу за нее, как и за овладение всем полуостровом, решили именно эти три СУ-76.
Я спросил, где же танки, отправленные на танконосце, и какое они приняли участие в боях. Оказывается, их доставили на тихоходном судне с опозданием и участвовать в решающих боях им не пришлось.
Студеничников доложил, что два тральщика 2-й бригады траления под командой капитана 3 ранга Чивень, вооруженные специальными тралами, уничтожили за день 23 мины.
В тот же день 17 августа мы получили сообщение от начальника штаба флота, что мины в бухте и на подходах — американские. Накануне нашего вступления в войну с Японией американская авиация сбросила в сейсинскую бухту 203 магнитные и акустические донные мины с комбинированными замыкателями. Так что эти 23 мины, уничтоженные тральщиками 16 августа, и еще 9, взорванные до 20 августа, были не японские, а «союзнические». Мин еще оставалось много, и все они были крайне [337] опасны для скопившихся в гаванях бухты кораблей и транспортов. Кроме того, сразу же выяснилось, что на берегу у нас не было ни одной зенитки для защиты порта с воздуха. Студеничников заметил, что зенитки есть на кораблях, но этого мне показалось мало. Привычка к тому, что нельзя держать у причалов и на рейде корабли и транспорты без надежной защиты с берега от воздушного нападения, так укоренилась, что трудно было осознать разницу между войной с фашистской Германией и быстротечной войной с Японией, разницу между сорок первым и сорок пятым годом. Мы еще не знали, как дальше развернутся события, и я приказал Студеничникову отправлять каждый корабль, освобожденный от грузов, во Владивосток.
А тут еще пришло известие: в Сейсин идет танкодесантное судно в сопровождении фрегата «ЭК-4» и семь десантных судов вместе с фрегатом «ЭК-7». Они доставляют тот самый головной полк 335-й стрелковой дивизии, перегруженный во Владивостоке из-за минной опасности с транспортов на мелкосидящие десантные суда.
Словом, заботы, как и должно быть, возникали одна за другой. Поручив генералу Трушину принять полк пока в свое подчинение, использовать его для очистки высот от разрозненных групп противника, а потом направить на усиление левого фланга, я решил пройти в город, чтобы определить место для своего штаба.
Хода по дамбе не было — она с обоих концов имела ворота для пропуска кораблей в гавань. В ожидании катера, который переправит нас на берег, я еще раз огляделся и только теперь заметил слева от мола на отмостке причальной стенки высокую вышку с площадкой наверху, огражденную перилами и сверху прикрытую покатой крышей. Вышка была трех — или четырехэтажная; она напоминала средневековую башню. На самом верхнем этаже зияли два больших круглых отверстия, пробитые снарядами. Трушин объяснил, что при высадке бригады оттуда бил по пирсам пулемет, и комендор носового 102-мм орудия сторожевого корабля «Метель», пробив двумя снарядами башню навылет, уничтожил пулемет и пулеметчиков. Высадка продолжалась без препятствий. Только после выхода батальонов на главную улицу Сейсина Мейдзитио противник снова открыл ружейно-пулеметный огонь. [338]
На набережной, куда мы переправились, я увидел следы больших пожаров. От многих пакгаузов остались только фундаменты. Дымились груды сои, чумизы, риса. На главной улице группа наших бойцов вместе с корейцами отрывала большую братскую могилу. Отовсюду собирали наших погибших воинов. Трушин доложил, что пока известно о гибели 240 человек.
В большом каменном здании, облицованном гранитными плитами, в громадном двухцветном зале размещался командный пункт бригады. Рядом с залом находились кладовые со стальными сейфами — это был городской банк. В сейфах зияли рваные дыры. Не знаю, что в них хранилось, видел только много мешков, уложенных штабелями. Позже мне стало известно, что мешки эти набиты красно-медной японской и китайской разменной монетой, собранной здесь для отправки в Японию.
Я поручил прибывшим со мной офицерам подыскать небольшой отдельно стоящий домик для штаба. Там мы и разместились. Полковник Орехов, как я уже говорил, занялся сбором и обобщением всего, что касалось предшествующих высадок и боев. Полковник Д. С. Егоров устраивал связь и оборудовал командный пункт, инженер-полковник С. Е. Киселев занялся проверкой состояния города, сбором и захоронением трупов японских солдат и офицеров, чтобы предотвратить опасность вспышки какой-либо эпидемии в этой южной, жаркой местности, где над множеством убитых летали мириады мух. В этой важнейшей санитарно-профилактической работе охотно участвовало все корейское население, кстати сказать, принимавшее нас очень дружелюбно.
Утром 19 августа я получил приказание адмирала Юмашева высадить десантный отряд в порт Оденцин. К тому времени наш штаб получил новые хорошие карты Северной Кореи. Внимательно изучая пункт предстоящей высадки, я уяснил, что Оденцин расположен в 50 километрах от Сейсина. Железная дорога возле него оканчивалась тупиком. Приморское шоссе, связывающее все крупные города полуострова, проходило в 10 километрах от этого городка. На карте он даже не числился портом. Вряд ли Оденцин имел какое-либо оперативно-тактическое значение.
Получив приказание, мы подготовили для высадки 77-й батальон майора М. Д. Карабанова из 13-й бригады, [339] роту автоматчиков из 390-го батальона, усилив этот десантный отряд шестью сорокапятками и шестью батальонными минометами. Командовал операцией капитан 1 ранга Студеничников, погрузивший отряд на сторожевик «Метель» и шесть торпедных катеров, находившихся в Сейсине. К 18 часам того же дня десант высадился, не встретив сопротивления: японцы еще утром ушли из городка. Не было там и порта, только небольшая гавань, защищенная молом, с несколькими строениями на берегу. У причала болталось десятка полтора рыбацких кунгасов. Все «объекты» — поселок рыбаков и тупиковая железнодорожная станция.
Население, попрятавшееся было в домах и среди сопок, вскоре заполнило улицы поселка, приветствуя советских матросов. Студеничников оставил в распоряжении майора Карабанова два торпедных катера, а сам с остальными кораблями вернулся в Сейсин.
В тот день, 19 августа 1945 года, я получил новое назначение — стал командующим Южным морским оборонительным районом Тихоокеанского флота. В Южмор входили Юки, Расин, Сейсин и Оденцин. Штаба района пока не было, его предстояло создать. Приказ определил только соединения и части Южмора: 13-я бригада морской пехоты, начавший прибывать в Юки 104-й Краснознаменный печенгский артиллерийский полк. Им теперь командовал не Кавун, а бывший при мне на Севере начальником штаба полковник Аршинский. Прибыли и пулеметные роты из береговой обороны ТОФ. Пока не был известен корабельный состав Южмора. Батальоны секторов также не включались в состав этого объединения, значит, их скоро, очевидно, отзовут.
19 августа в Сейсин начали прибывать полки 335-й стрелковой дивизии. Вслед за 206-м полком прибыл 202-й, а потом остальные. Мы снова встретились с командиром дивизии полковником А. А. Волковым. Я распорядился разместить его соединение в городе Ранан, в 20 километрах от Сейсина. В этом большом городе гарнизона не было: захватившая его 393-я стрелковая дивизия, разоружив японские части, ушла на юг, преследуя отходящего противника.
Но 335-я дивизия была перевезена флотом без ее тыловых подразделений, без каких-либо видов снабжения и запасов. Генералу Трушину пришлось взять на себя [340] продовольственное снабжение не только всех частей морской пехоты, размещенных в Сейсине, но и эту стрелковую дивизию, расположенную в Ранане. К слову сказать, начальник тыла бригады майор Дерябин отлично справился с дополнительной нагрузкой и не уронил чести моряков перед армейцами. Вскоре эта дивизия, выведенная из моего подчинения, ушла из Ранана.
Предстояла новая операция — выдвижение флота к 38-й параллели, разъединявшей, как я уже говорил, наши операционные зоны на сухопутье.
Но прежде чем об этом рассказывать, я хотел бы разобраться во всем, что произошло до нашего прихода в Сейсине, по тем данным, которые собрал к тому времени начальник штаба полковник П. А. Орехов, а также по рассказам участников первых высадок, лично мною выслушанным, проверенным и подтвержденным документами.
Катера с отрядом полковника Денисина подходили к западному берегу бухты, прикрываясь дымовыми завесами от огня двух батарей противника. Сейсин — немаловажный в экономическом отношении город, имевший два металлургических завода концерна Мицубиси и еще 16 промышленных предприятий. В нем были три порта: Торговый, оборудованный стоянками для легких сил военно-морского флота Японии; Рыбный, где базировались японские рыболовные сейнеры и, наконец, еще один значительный порт, с большим причальным фронтом, глубоководными фарватерами и погрузочно-разгрузочными устройствам», принадлежавший так называемому большому заводу Мицубиси, в отличие от малого завода, расположенного между городом и Рыбным портом.
Как только прекратился артиллерийский огонь, катера повернули к берегу и, стреляя из крупнокалиберных пулеметов и зенитных пушек, вошли в гавань Рыбного порта — в западном углу сейсинской бухты.
Японцы вели ружейно-пулеметный огонь. По ним били пушки и пулеметы с катеров. Началась высадка. Разведчики старшего лейтенанта Виктора Леонова броском преодолели открытые места и укрылись под стенами строений. Они отбросили японских солдат, понесших значительные потери. [341]
К пирсу подошли четыре катера с ротой автоматчиков старшего лейтенанта И. М. Яроцкого. Автоматчики устремились за разведчиками Леонова.
Полковник Денисин разделил после этого отряд на две группы. Первую группу под командой старшего лейтенанта Ю. К. Мухамедова, командира взвода, в составе двух взводов автоматчиков из роты Яроцкого он направил вдоль железной дороги к городу с задачей не выпускать оттуда противника, вторую группу из двух взводов 140-го разведотряда Леонова и двух взводов роты Яроцкого — вдоль восточного берега реки Сусенцион для захвата подступов к двум большим мостам через эту реку (железнодорожному и шоссейному). Эта группа в свою очередь разделилась на две: разведчики Макара Бабикова, захватив подходы к шоссейному мосту, выдержали и отбили все атаки японцев, в течение часа пытавшихся открыть дорогу для автотранспорта; два взвода роты Яроцкого и взвод разведчиков мичмана А. Никандрова выстояли в более сильных боях. Противник бросил батальон на штурм железнодорожного моста, стремясь, очевидно, оттеснить наших десантников в Рыбный порт и сбросить их в море, но цели своей не достиг. Японский батальон понес большие потери, немалые потери понесли и наши автоматчики. Яроцкий был четырежды ранен, и ротой стал командовать старший лейтенант А. М. Юшко, командир взвода.
Позже нам стало известно, что японский гарнизон был выведен из Сейсина на север, навстречу наступающим войскам нашей 25-й армии, и только на самой южной оконечности полуострова Комацу, на мысу Колокольцева, оставалась на позиции и действовала одна полевая батарея. Но после высадки и боя в районе мостов командующий Рананским укрепленным районом генерал-лейтенант Нисевани Соуничи принял решение уничтожить морской десант. Генерал этот, взятый 16 августа частями 393-й стрелковой дивизии в Ранане в плен, показал, что активность советского морского десанта, нарушившего коммуникации, побудила японцев действовать решительно, тем более что численность советского отряда, как они увидели, была незначительной. Надо полагать, что японские соединения и части, отходящие под ударами дивизий 25-й армии, сумели оторваться от преследования, хотя бы частично, только благодаря двум приморским коммуникациям [342] — шоссейной и железнодорожной. Потому и попала первая группа Мухамедова под удар отходящих с севера японских частей. Один взвод, атакованный японцами, был отброшен к основным силам отряда Денисина, а второй попал в окружение, из 30 автоматчиков смогли вырваться только 6–7.
С рассветом 14 августа у шоссейного моста сосредоточились оба взвода отряда Леонова. К роте, которой теперь командовал Юшко, присоединился взвод из группы Мухамедова и уцелевшие бойцы из погибшего взвода.
Японцы ударили по правому флангу отряда Леонова из-за реки. В атаке участвовало до двух рот с минометами и орудиями. Одновременно по роте автоматчиков ударил со стороны железнодорожного моста усиленный батальон. За первой атакой последовала вторая и третья. После четвертой атаки, когда стало очевидно почти четырехкратное превосходство противника, стремящегося окружить отряд, уже чувствующий недостаток в боеприпасах, полковник Денисин решил отойти к городу. Оба взвода Леонова, умело маневрируя огнем, вскоре оторвались от противника и вышли на безымянную высоту южнее железнодорожного городка. Роте автоматчиков не удалось быстро оторваться. Японцы, захватив железнодорожный мост, сблизились до 30 метров. Пошли в ход гранаты. Противник терял солдат, но продолжал настойчиво наседать.
Силы наших бойцов истощались. Автоматчики расстреливали последние диски. Воспользовавшись короткой паузой, командир роты приказал отходить. В окопе остался рядовой Юшков, вызвавшийся прикрыть отход товарищей. Отважный комсомолец обстреливал самураев короткими очередями, то и дело меняя позицию. Японцы подходили осторожно, считая, что тут действует подразделение бойцов, экономящих боеприпасы. Юшков метнул противотанковую гранату и перебежал в другой окоп. Последнюю гранату он бросил себе под ноги, когда на него набросилось с десяток солдат противника. Подвиг Юшкова видели многие из автоматчиков, отходивших под его прикрытием.
Часам к десяти утра бой был закончен, и остатки отряда Денисина сосредоточились на высоте недалеко от пригорода Сейсина — поселка Похондон.
Между тем еще 13 августа, через пять часов после [343] высадки в Рыбном порту отряда Денисина, в северо-восточном углу сейсинского порта высадилась с семи катеров, которыми командовал капитан 3 ранга Л. Н. Пантелеев, пулеметная рота лейтенанта Л. С. Мальцева. Если не считать обстрела полевых пушек с мыса Колокольцева, противодействия высадке не было.
Перед высадкой при входе в Сейсинскую бухту отряд кораблей Л. Н. Пантелеева был встречен катерами капитана 3 ранга Кострицкого, который и передал Пантелееву результаты разведки порта, проведенной матросами тех двух катеров, о действиях которых сообщалось на ФКП.
Вечером, когда высаживалась пулеметная рота, порт по-прежнему был пуст. Это обстоятельство подтверждает предположение, что противника в городе не было и что японцы спешно подтягивали свои силы для борьбы с уже активно действовавшим отрядом Денисина. Какие это были силы, командир разведотряда, разумеется, не знал.
Разведчики Денисина, а позже и все подразделения десантников и бригада морской пехоты встретились еще с одной трудностью: у них не было переводчика, а значит, и возможности опросить местных жителей, ненавидевших японских захватчиков и явно расположенных к советским воинам. Это был просчет штаба флота и в первую очередь самого начальника разведотдела полковника Денисина. Положение исправилось позже, лишь тогда, когда к нашим частям присоединились два корейца-добровольца: юноша Сун, лет 16–17, он знал японским язык, и молодой человек постарше, Сергей, он неплохо знал русский язык. С их помощью можно было объясняться и с корейцами, и с японцами. Суна и Сергея после окончания боя забрал к себе капитан 1 ранга Студеничников, отлично разобравшийся в обстановке и понявший всю пользу от этих двух помощников.
Командир пулеметной роты Мальцев имел боевую задачу, высадившись, поступить в подчинение к Денисину и усилить его отряд. При невозможности соединения с Денисиным действовать самостоятельно, обеспечивая плацдарм для последующей высадки. Задача сама по себе не сложная и вполне соответствовала возможностям роты, но она допускала и совершение тактических ошибок. Так и получилось.
Закончив высадку, пулеметчики заняли тут же круговую оборону. Все правильно, на большее рота, состоящая [344] из 80 человек в шести пулеметных взводах, не способна. В каждом взводе — четыре пулемета, запас лент значительный, но маневренности у роты никакой.
Минут через 10–15 после высадки в роту пришел боец-автоматчик, один из немногих уцелевших при разгроме взвода первой группы Мухамедова. Он доложил Мальцеву, будто весь отряд полковника Денисина уничтожен японцами. Такая страшная весть толкнула Мальцева на неправильное, хотя и понятное, решение: покинуть порт и наступать на противника, которого перед фронтом роты и не было. Мальцев, думаю, не поверил в гибель всего отряда, он решил искать оставшихся и разделил свою роту для этой цели на две группы — по три пулеметных взвода в каждой. Вот это и стало ошибкой. Надо было искать связи с Денисиным, но не всей ротой, а мелкими разведывательными группами.
Первая полурота наступала на северо-восток от места высадки, вторая под командой самого Мальцева шла на восток по расходящимся направлениям. Мальцев просто не знал, где высадился Денисин; он считал, что высадка произведена в одном месте, и потому пошел на такие действия. Противник быстро подтянул свои подразделения и, как только обе наступающие полуроты вышли за пределы города, окружил их и атаковал. Полуроты пулеметчиков, не имея связи между собой, перешли к обороне. Наиболее сильный удар, как и следовало ожидать, противник нанес по первой полуроте на левом фланге, которую фактически и разбил. Вырвался из окружения, не оставив оружия врагам, только один из трех взводов этой полуроты; он вышел к железнодорожному городку, расположенному к западу за высотой 102,0, и неожиданно соединился там с отрядом полковника Денисина, отошедшего, как известно, к селению Похондон. Соединились они утром 14 августа, уже после того как в Сейсине высадился батальон морской пехоты майора Бараболько.
Установить все подробности боя при высадке и в городе этого батальона оказалось значительно легче, поскольку и командование, и бойцы находились в Сейсине. Михаила Петровича Бараболько я хорошо знал и высоко ценил его способности и решительность, проявленные на штабных играх, учениях, сборах. Вот что рассказали мне он и его товарищи еще тогда, в Сейсине. [345]
В 355-м отдельном батальоне морской пехоты было 710 человек. Каждый знал, что ему предстоит высадиться в порт Сейсин, захватить его и удержать до подхода следующих частей. Знали бойцы батальона и о том, что в порту уже дерутся с японцами тихоокеанцы из других подразделений и что им надо как можно скорее помочь. Бараболько очень сожалел, что свою батальонную артиллерию он вынужден был согласно приказу оставить в Шкотовском секторе.
Доставленный фрегатом «ЭК-2» и тральщиком «АМ-278», батальон высадился в Сейсинском порту на широком фронте в 5 часов 14 августа и сразу же пошел в наступление. Японцы встретили его сильным пулеметным и минометным огнем. Они засели в различных городских зданиях. После четырех часов упорного и непрерывного боя батальон очистил от противника порт и старый город. Бараболько говорил, что, будь в его распоряжении 45-мм пушки, он бы выиграл время.
Но ключевые позиции — гряда сопок, полукольцом охватившая город, — находились в руках противника. Бараболько хорошо понимал, что, пока японцы не будут сбиты с этих тактически выгодных рубежей, его положение в Сейсине не прочно. Кроме того, он еще не выполнил вторую задачу: соединиться с ранее высаженным отрядом Денисина и пулеметной ротой Мальцева. Где они? Сильная стрельба доносилась с северо-востока города. Бараболько считал, что именно там, у высоты 196,3, бьются разыскиваемые им десантники, и решил овладеть штурмом господствующими высотами и соединиться с теми, кому он должен помочь. Майор отправил правофланговую 1-ю роту старшего лейтенанта К. И. Бебиха к высоте 182,9, у основания полуострова Комацу. Рота, встретив там сильное огневое сопротивление, перешла к обороне. 3-ю стрелковую роту лейтенанта М. Т. Осокина Бараболько двинул к высоте 196,3. Сломив отчаянное сопротивление многочисленного противника, рота прорвала фронт, соединилась с окруженной пулеметной полуротой, отбивавшейся из последних сил, пополнила ее боеприпасы и совместным ударом овладела высотой. Перевалив через вершину, наступающие увидели впереди большую сопку 224,0, откуда яростно били японские пушки, минометы и пулеметы. Лейтенант Осокин не рискнул атаковать сильно укрепленную высоту и, окопавшись на [346] северных скатах 196,3, вызвал огонь пушек фрегата «ЭК-2». Но две сотки фрегата не могли, конечно, серьезно помочь; противник продолжал вести огонь по нашим подразделениям.
Левее рота автоматчиков старшего лейтенанта П. П. Тонкошкурова, усиленная резервом командира 355-го батальона, сломила сопротивление японцев на высоте 130,0, но тоже вынуждена была перейти к обороне. В тылу этой высоты в сосновой роще майор Бараболько развернул свой КП.
2-я стрелковая рота капитана Катасонова, направленная командиром батальона вдоль берега Сейсинской бухты на запад, овладела после упорного боя железнодорожной станцией и вокзалом и там встретилась с отрядом Денисина.
Таким образом, батальон майора Бараболько полностью выполнил задачу, поставленную командующим, обеспечил плацдарм для высадки 13-й бригады и соединился с ранее высаженными десантами. Все это произошло в течение первой половины дня 14 августа.
Но, к сожалению, 13-я бригада, как мы знаем, еще даже не грузилась на десантные корабли. Операция затягивалась. Бараболько решил восстановить положение, утраченное разведотрядом Денисина. Рота Катасонова вместе с разведчиками Денисина к 16 часам 14 августа вновь захватила восточный берег реки Сусенцион, перерезала дороги к обоим мостам и перешла там к обороне.
В первый же день после приезда в Сейсин я узнал о героических делах старшего лейтенанта Ивана Михайловича Яроцкого и о подвигах автоматчика его роты коммуниста старшего матроса Александра Николаевича Комарова. Яроцкий, четырежды раненный, продолжал руководить боем окруженной роты, увлек ее в последнюю атаку, и бойцы буквально вырвались из кольца. Но сам ротный упал, не в силах двигаться дальше. Это увидел Комаров. Будучи уже дважды ранен, он бросился к командиру на помощь, скосил очередями из автомата нескольких японцев, расчистил дорогу и потащил Яроцкого к своим. Но в это время на него набросились несколько солдат во главе с офицером. Комаров расстрелял оставшиеся в диске патроны, схватился с врагом врукопашную, ударом приклада автомата по голове сбил с ног офицера. Выхватив у него саблю, он зарубил самурая и [347] стал отбиваться ею от других. Был ранен в третий раз, теперь уже в ногу, но все-таки вынес Яроцкого из окружения.
Яроцкий и Комаров вместе с небольшой группой раненых автоматчиков укрылись на одной из трех небольших сопок в районе железнодорожного городка. Через час или полтора эту группу обнаружили японцы. Яроцкий понял, что им грозит окружение и плен. Он приказал отходить к городу. Отход прикрывали два автоматчика с более легкими ранениями. У них кроме автоматов осталось по одной противотанковой гранате.
Отползли незаметно, не потеряв ни одного человека. Укрылись в зарослях кукурузы. Мучила жажда. Ночью пошел сильный дождь. Собрали в каски воды, напились и немного оставили про запас. На семерых осталось два автомата, пистолет Яроцкого и семь противотанковых гранат. Так провели в кукурузе, ослабленные голодом и жаждой, двое суток. Краснофлотец Золотов вызвался пойти и поискать своих, он был самый крепкий из всех. Взял гранату и ночью ушел. К утру не вернулся. И только в середине дня 17 августа он привел взвод из 13-й бригады, который и доставил раненых в порт.
И. М. Яроцкий и А. Н. Комаров стали Героями Советского Союза.
Вернемся к событиям середины дня 14 августа. Противник, перегруппировав свои части и получив немалое подкрепление, перешел в контратаку. Усиленный батальон курсантов и офицеров Рананского пехотного училища при поддержке минометов атаковал роту старшего лейтенанта Бебиха. Рота, прижатая к земле огнем четырех крупнокалиберных пулеметов японцев, не могла подняться для контратаки. Старший сержант Николай Григорьевич Маркелов, парторг батальона, используя складки местности, подполз к окопу, из которого били два крупнокалиберных пулемета, и забросал их противотанковыми гранатами. Спрыгнув в окоп, он развернул пулемет и открыл из него огонь по противнику. Это было настолько неожиданным, что японцы обратились в бегство. Гота Бебиха тут же поднялась в атаку и захватила высоту.
В ночь на 15 августа противник окружил высоту, занятую ротой. [348]
Руководя боем, старший лейтенант Бебих был ранен в обе ноги, но поля боя не покинул и вывел подразделение из окружения. Отход прикрывал командир пулеметного отделения сержант Константин Пименович Бирюля. Его отрезали от роты. К утру 15 августа Бирюля остался у своего пулемета лишь с одним бойцом и сам работал за наводчика. Более сотни врагов уничтожил он в этом бою. Сержант Бирюля тоже был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Вскоре старшего лейтенанта Бебиха снова тяжело ранило — разрывом мины ему оторвало обе ноги. Командование ротой принял лейтенант Г. Н. Заболотников. Несколько раз он водил роту в атаку, но вскоре был сражен вражеской пулей.
Майор Бараболько еще из донесения Заболотникова узнал о тяжелом ранении Бебиха и поручил своему заместителю по политической части капитану Михаилу Ивановичу Кочеткову пробраться в окруженную роту и помочь товарищам. Кочетков был смелым и решительным офицером. Пробираясь по склону одной из безымянных сопок, он наткнулся на японского офицера, тот выстрелил, но промахнулся. Сопровождающий замполита сержант Калашников упредил второй выстрел японца и скосил его автоматной очередью. В роту Кочетков прибыл в момент, когда она осталась без командира и противнику удалось вклиниться в ее оборону, окружив два взвода. Кочетков принял командование подразделением.
Бараболько послал на помощь роте взводы автоматчиков, разведчиков и минометчиков — больше у него не было резервов. К этим взводам в последнюю минуту присоединились 25 матросов-добровольцев с фрегата, посланные на помощь морской пехоте командиром высадки капитаном 3 ранга Михаилом Гавриловичем Беспаловым.
Командир десанта майор Бараболько не имел радиосвязи с флагманским командным пунктом. Такая радиосвязь была на фрегате «ЭК-2» у командира высадки Беспалова. Это и определило его роль после высадки. Он превратился фактически в командующего операцией. Зная создавшуюся к вечеру 14 августа тяжелую обстановку на берегу, он выделил из состава экипажа «ЭК-2» и тральщика «АМ-278» группу добровольцев в 25 человек, назначив ее командиром флагманского артиллериста дивизиона сторожевиков капитана 3 ранга Георгия Владимировича [349] Терновского, настоящего храбреца. Этот маленький отряд, сражавшийся на правом фланге 1-й роты батальона Бараболько, помог отбиться морским пехотинцам. Беспалов же организовал и артиллерийскую поддержку морской пехоты с кораблей. Понимая, что четырьмя сотками не окажешь необходимой помощи даже роте, он послал командующему в 18 часов 32 минуты радиограмму: «Обстановка усложняется. Прошу ускорить приход хотя бы одного судна обеспечения. Беспалов»{4}. В 20 часов 14 августа командующий ответил: «Беспалову. «ЭК-2». Держитесь. Идет 13-я бригада морской пехоты. Юмашев»{5}.
Вклинившиеся в расположение 1-й роты японцы были уничтожены, и резерв батальона вместе с группой Терновского соединились с окруженными. Беспалов, Бирюля, Кочетков и Терновский впоследствии были удостоены звания Героя Советского Союза.
В 17 часов 14 августа не менее батальона японцев, поддержанного огнем бронепоезда, подошедшего с юга к мосту, атаковало позиции отряда Денисина и роты Касатонова. Атака не удалась, и японцы понесли большие потери. Вскоре начались яростные атаки на флангах. Вообще в тактике противника ясно обозначилось к этому времени стремление покончить с десантом в Сейсине, окружить его и уничтожить любой ценой. Вот тогда-то полковник Денисин, у которого уже иссякали боеприпасы, особенно гранаты, начал отход и через два часа, выйдя на территорию порта, занял оборону.
В это же время и у майора Бараболько резко изменилась обстановка. Рота автоматчиков старшего лейтенанта Тонкошкурова, окруженная на высоте 130,0, после ожесточенного боя с трудом пробилась в район порта. Возникла угроза прорыва противника вдоль берега бухты. Если это произойдет, батальон будет отрезан от уреза воды и порта. К тому же и корабли наши, стоящие в порту у стенки, подверглись обстрелу японского бронепоезда и полевых батарей. По кораблям били минометные батареи, их бомбили японские самолеты. Пришлось им от стенки отойти и вести огонь по берегу на ходу, отчего резко упала точность стрельбы. [350]
Японское командование непрерывно наращивало свои войска в Сейсине за счет частей, отступающих под ударами нашей армии и войск Рананского укрепленного района.
Бараболько и Беспалов отлично понимали намерения японского командования. Им грозило окружение и уничтожение. Беспалов передал по радио Студеничникову полную информацию о создавшейся в Сейсине обстановке к 23 часам 14 августа. Такую же информацию он послал и командующему, добавив к ней, что боезапас на фрегате и тральщике израсходован на 70 процентов и что на обоих кораблях много раненых. Группа Терновского к тому времени была отозвана из-за больших потерь на корабли.
Информация Беспалова позволила командиру 13-й бригады Трушину и командиру десанта Студеничникову принять правильное решение на высадку войск. Существо решения заключалось в том, чтобы производить высадку на широком фронте в одно и то же время со всех трех отрядов кораблей.
Первый отряд высадил в центре порта 74-й батальон вместе с батальоном автоматчиков. Второй отряд вошел в гавань и высадил правее, то есть восточнее первого отряда, 77-й и 78-й батальоны. 78-й батальон сразу же устремился на помощь 1-й роте батальона Бараболько. Третий отряд высадил 76-й батальон, который, вступив в бой на главном направлении, к 8 часам захватил господствующую высоту 102,4 и стал там хозяином положения. Видя это, генерал Трушин вывел отряд Денисина из боя и разрешил 2-ю роту капитана Касатонова перебросить на усиление 1-й роты Кочеткова. Левый фланг бригады был обеспечен.
78-й батальон, соединившись с ротой Кочеткова, усиленной ротой Касатонова, опрокинул противостоящего противника, чем сорвал его план окружения и уничтожения геройского батальона Бараболько. Хорошо организовав наступление, использовав огонь корабельной артиллерии, майор И. П. Воротников, командир 78-го батальона, сбил японцев с высоты 182,9 и очистил от них всю северную половину полуострова Комацу. Но дальше он вынужден был остановиться, наткнувшись на сильно укрепленный опорный пункт на высоте 182,7.
74-й и 77-й батальоны, наступая в центре, к 8 часам [351] 15 августа выбили японцев из города, вышли на северные окраины Сейсина и там были вынуждены остановиться. Дальше находились сильно укрепленные сопки, охватывающие город полукольцом. К этому времени противник ввел в бой большую часть своей 180-й гвардейской рананской дивизии.
Бригада Трушина остановилась почти на тех же позициях, что и батальон Бараболько за сутки до этого. В 11 утра командир бригады послал командующему донесение: «Город занят, исключая желдорстанцию, в 9.30. Из Расина прибыл эшелон с войсками и бронепоездом. Не имею артиллерии по дотам, дзотам и узлам сопротивления. Прошу выслать мою артиллерию и минометный дивизион. Для дальнейшего развития успехов на юг выслать три батальона»{6}.
Этого надо было ожидать. Нельзя было лишать оперативный десант, хотя бы на время, его тяжелого оружия. Ведь это не разведотряд, которого могли выручить ноги. Легким оружием в серьезной операции ничего не достигнешь.
Вечером 15 августа авиация Тихоокеанского флота начала наносить бомбоштурмовые удары. К сожалению, они не отвечали интересам морской пехоты. Не было сброшено ни одной бомбы, не было ни одной штурмовки по опорным пунктам на высотах вокруг Сейсина. Бомбили промышленные объекты, привлекающие внимание командования ВВС флота. Все это, естественно, не приносило той пользы, которую ждали батальоны, лишенные своего тяжелого оружия.
При штабе Трушина, как и при штабе Студеничникова, не было ни одного офицера из штаба ВВС для координации действий и организации взаимодействия.
16 августа эти очень мощные, но бесполезные для нас удары с воздуха продолжались.
Перелом наступил только тогда, когда в Сейсин транспорты «Невастрой», «Дальстрой» и «Ногин» доставили три дивизиона артиллерии, минометов и три СУ-76 13-й бригады. Батальоны перешли при их поддержке в решительное наступление и к 14 часам 16 августа завершили бой за Сейсин. [352]