Наступление продолжается

Вечером в сопровождении Щербака в эскадрилью приходит незнакомый капитан. Замполит представляет меня военному журналисту, корреспонденту армейской газеты «Крылья Советов».

— Извините за то, что нарушил ваш отдых, — виновато улыбается капитан и вытаскивает из кармана измятый блокнот. — Но ничего не поделаешь. Позарез нужна статья о летчиках-истребителях. В очередной номер. Из политотдела меня направили в дивизию полковника Волкова. В дивизии посоветовали побывать в вашем полку...

— И наконец в полк пригласили, как видишь, корреспондента в твою эскадрилью, — закончил за капитана Щербак.

Рассказываю, как мы поддерживали сегодня наступление наземных войск.

Капитан интересуется, кто из моих подчиненных отличился в первых боях над Восточной Пруссией. [214]

Называю Федора Калугина, Андрея Калинина, Даниила Кузьменко, Николая Глядяева, Николая Куничева; Александра Быстрицкого, Дмитрия Саратова.

— В общем, славно воюет вся эскадрилья! — говорит Щербак.

— Совершенно верно. Ребята действуют отлично. И не только в воздухе, но и на земле. Я имею в виду техников, нашего инженера.

— Согласен с вами, Василий Васильевич. Напиши в газету обо всех.

Военный журналист, который с начала Восточно-Прусской операции дневал и ночевал в частях воздушной армии, с восхищением рассказал нам о лейтенанте Зайцеве.

Знакомство корреспондента с Героем Советского Союза Борисом Зайцевым состоялось накануне в одном из полков 4-го штурмового авиакорпуса. Командовал им выдающийся летчик нашего времени, участник легендарного чкаловского перелета через Северный полюс, один из первых в стране Героев Советского Союза Г. Ф. Байдуков.

В составе 4-й воздушной армии корпус генерала Байдукова сражается сравнительно недавно, но о его сокрушительных ударах по противнику знаем не только мы, летчики-истребители, постоянно взаимодействующие со штурмовиками, но и каждый солдат 2-го Белорусского фронта.

И среди тех, кто с первых дней наступления советских войск в Восточной Пруссии умножал славу корпуса генерала Байдукова, был Борис Зайцев. В сильный снегопад он повел четверку «илов» на разведку тылов противника в район Дзялдово, Цеханув, Млава.

Метель, низкая облачность вынуждали штурмовиков прижиматься чуть ли не вплотную к земле, и летели они без истребителей прикрытия. Внезапно в снежном мареве по курсу «илов» блеснули провода электролинии. [215]

Беда была рядом, но отважные летчики не потеряли самообладания. Молнией скользнув вниз, штурмовики прошли под проводами. Целые и невредимые, они продолжали выполнять боевую задачу.

На железнодорожном узле Дзялдово гитлеровцы приготовили штурмовикам немало работы. Перед семафорами стояли готовые к отправке составы с танками, бронетранспортерами, артиллерийскими орудиями. Вокруг сновали гитлеровские солдаты и офицеры. На запасных путях пыхтели резервные паровозы.

Первая пара «илов» атаковала платформы с техникой, вторая — обрушилась на входные и выходные стрелки узла. Железнодорожные эшелоны оказались запертыми на станции, словно в мышеловке, и дело, начатое четверкой Бориса Зайцева, завершили последующие группы «илов». Фашистские поезда, военная техника были уничтожены, превращены в груды бесформенного металла.

По пути в наш полк корреспондент заехал еще в одну авиачасть, побывал на аэродроме, встретился с летчиками, только что возвратившимися с боевых заданий.

Часть входит в нашу 229-ю дивизию, и мы подробно расспрашиваем капитана о том, как сражаются соседи. Со многими из них и Щербак, и я лично знакомы: вместе шли в воздушное наступление на Кубани, встречались на учениях, семинарах, на собраниях партийного актива дивизии. Соседи, как и наш полк, взаимодействуя со штурмовиками и бомбардировщиками, громят гитлеровцев в районе реки Нарев.

Щербак приглашает капитана на ужин, тот было соглашается, но, взглянув на часы, хватается за голову, торопливо пожимает нам руки, на ходу надевает дубленый полушубок. С улицы доносится шум отъезжающей редакционной «легковушки». Нелегка жизнь военного журналиста: и днем, и ночью в пути по фронтовым дорогам, всегда в поисках материала для газеты! [216]

Наши войска продолжают развивать наступление в глубь Восточной Пруссии. В сводках Совинформбюро мелькают названия все новых и новых населенных пунктов: Аленштейн, Ортельсбург, Мариенвердер, Остероде, Дейтч-Айлау, Грос-Козлау, Грос-Шиманен... Незнакомые до недавнего времени, непривычные слуху названия трудно удержать в голове, и нам вспоминаются милые сердцу бесчисленные Ивановки, Николаевки, Петровки, Ольховки. Сколько осталось позади нескончаемых верст, истерзанных и истоптанных гитлеровцами родных деревень и городов, прежде чем мы пришли сюда, в фашистское логово.

Завершен разгром противника в Восточной Пруссии. Войска 2-го Белорусского фронта развертывают Восточно-Померанскую наступательную операцию.

Противник терпит очередное жестокое поражение. Его крупные силы окружены в районе Данцига и Гдыни. Часть разбитой группировки немецких войск отрезана на косе Хель. Попытки врага вырваться из сжимающего железного кольца приводят лишь к новым бесцельным жертвам. Военный Совет фронта предлагает немецкому командованию сложить оружие, прекратить бессмысленное кровопролитие, избавить от страданий мирное население, сохранить от разрушения крупные портовые города, но фашистские маньяки отвергают капитуляцию.

Штурму Данцига и Гдыни советскими войсками предшествуют воздушные удары по врагу, нанесенные нашей 4-й армией. Более 230 штурмовиков, бомбардировщиков, истребителей атакуют аэродром Данциг, где базируются значительные силы гитлеровской авиации.

Немецких истребителей над полем боя по-прежнему мало. Действуют они чаще всего мелкими группами или в одиночку, не оказывая серьезного сопротивления. Но фашистская зенитная артиллерия активничает. Во многих жестоких воздушных боях довелось мне побывать [217] за годы воины, не раз мой самолет возвращался на аэродром, изрешеченный пулями и осколками снарядов, но под такой массированный, неистовый огонь, как под Данцигом, я попадаю впервые. Над портом, городом, его предместьями беснуется море огня. От дыма разрывов темнеет небо. Можно подумать, что вражеские зенитчики состязаются, кто быстрее израсходует снаряды до последнего.

На ближних подступах к городу тяжелые бои ведут наши наземные войска. Удерживая небольшой прибрежный район, немцы стянули сюда с оставленной территории большое количество техники, цепляются за каждый рубеж, оказывают упорное сопротивление наступающим советским воинам. Ожесточенная борьба идет за каждую пядь земли, за каждый дом, и мы, летчики-истребители совместно со штурмовиками поддерживаем наших пехотинцев, танкистов, артиллеристов, атакуем фашистскую оборону с воздуха.

Зенитный обстрел не ослабевает. Шквальный огонь с земли лишает нас возможности действовать в обычных боевых порядках. «Илы» заходят на цель с короткого курса, размыкаются, сбрасывают бомбовой груз и, в зависимости от обстановки, выполняют тот или иной противозенитный маневр. Затем штурмовики кратчайшим путем, на высоких скоростях преодолевают зону заградительного огня, сосредоточиваются в группу, и каждый из нас занимает свое место в общем боевом строю.

Штурмуя наземные позиции гитлеровцев, мы не обходим «вниманием» и военно-морские силы противника. Чтобы облегчить бедственное положение своих солдат и офицеров, обороняющих Данциг, немецкое командование сосредоточило в бухте немало кораблей, в том числе крейсеры и эсминцы. Отстаиваясь на недалеком рейде, они ведут обстрел советских войск, штурмующих город. Вместе с нашей военно-морской авиацией мы берем «шефство» над фашистскими кораблями. Уходя [218] из-под бомбежек, немецкие моряки поспешно снимаются с якорей, маневрируют в море. Им уже не до обстрела наших войск.

Советские войска штурмом берут Гдыню. Прекращает свое существование данцигская группировка гитлеровцев.

Летчикам представляется возможность лично ознакомиться с результатами недавних воздушных налетов на данцигский аэродром. На изрытом взрывами летном поле более сотни уничтоженных и серьезно поврежденных вражеских истребителей.

Стоит апрель. С Балтийского моря дуют теплые, влажные ветры. Мы давно сбросили унты, сдали на склад подбитые мехом летные куртки. Но здешняя пасмурная весна не похожа на наши солнечные, погожие весны. Над Балтикой клубятся густые молочно-белые туманы. Часто выпадают дожди, и изрытая окопами, обезображенная пожарищами земля, на которой отгремели бои, одевается в зеленый наряд, словно залечивает свои тяжкие раны.

Неподалеку от нашего аэродрома раскинулся лиственный лес, и когда этому благоприятствует погода, мы проводим в нем свой недолгий солдатский отдых. Лес наполнен смолистым ароматом распустившихся почек, запахами грибов, влажного дерна, прошлогодней жухлой травы. Звонко и дробно, словно топор дровосека, стучит дятел. Из подлеска доносятся голоса мелких певчих птиц. На полянах желтеют первые весенние цветы. Над ними снуют золотисто-мохнатые пчелы, добродушно жужжат бархатные шмели. Лес уводит меня в далекое детство, воскрешает в памяти картины былой деревенской жизни. Перед мысленным взором предстают весенние российские пашни, тугоколосые августовские нивы, душистое зерно на токах. От всего этого веет таким миром, спокойствием, что кажется, будто нет на свете никакой войны. [219]

А фронт рядом, он все время находится в постоянном стремительном движении, и мы, летчики, привыкли к частой смене аэродромов. Еще недавно полк базировался в Вышкуве, Затем мы ненадолго обосновались в Грислицсах. Отсюда наш дальнейший путь лежал в Гринлицен, Гуйск, Кильницы, Липняк. 27-ю годовщину Красной Армии и Военно-Морского Флота мы отмечали в Бронбурге. Не прошло и месяца, и полк уже действовал из района Хамерштейна.

Нынче мы снова покидаем едва обжитое место, перелетаем на полевой аэродром к востоку от Штеттина, заблаговременно подготовленный солдатами и офицерами строительных подразделений воздушной армии.

Трудовой героизм военных строителей вызывает глубокое восхищение. Их энергия, трудолюбие, изобретательность не знают границ. Полки пополняются новыми самолетами: аэродромов в районах нашего нынешнего базирования мало, и строители работают без сна и отдыха. Местность незнакомая, территория огромная, ее надо обследовать, скрупулезно изучить множество участков, из которых далеко не каждый отвечает предъявляемым требованиям, годится под аэродром. Строителям помогают воины других тыловых служб.

За несколько дней до начала наступления были сооружены и введены в строй десятки полевых оперативных аэродромов. На один из них перелетают эскадрильи нашего полка.

На карте находим место, где мы базируемся, и Николай Глядяев, который старательно подсчитывает километры, оставшиеся до Берлина, радостно восклицает:

— До Одера рукой подать!

Николай прав: до Одера — несколько десятков километров. А там уже недалеко и до Берлина.

19 апреля. Медленно догорает весенний день. Полк в полной боевой готовности. Все мы в расположении эскадрильи, вблизи самолетов. Тепло, словно летом. [220]

В душных землянках не сидится. В тишине слышен негромкий, приятный голос авиамеханика Николая Пивовара. Самого певца в темноте не видно:

Говорят, что в песнях отражен характер народа, который их создал, и я люблю украинские песни, светлые, жизнерадостные, проникнутые глубоким лиризмом. С волнением слушаю Николая, вспоминаю милую Украину, родных, близких.

Почти рядом возникает чья-то крупная фигура. Меня окликает командир полка:

— Ты — Исаев?

— Так точно, товарищ подполковник!

— Хорошая песня. Вот только момент для нее не подходящий, — смеется командир полка. — Не время твоим хлопцам распрягать «коней». Да и «вiдпочинок» в ближайшие часы не предвидится. Готов выполнять боевую задачу?

— Ждем приказа.

В полночь боевой приказ об авиационной подготовке наступления получают штурмовые и бомбардировочные полки. Утром вступают в дело летчики-истребители.

Погода испортилась. Облачность низкая, видимость ограничена. Хлещет дождь. Вода — в небе, вода — на земле: под нами Одер. «Илы» поддерживают пехоту. Река, ее широкая пойма форсированы в нескольких местах, и наступающие закрепляются на левом берегу, ведут бои за расширение плацдармов.

На следующий день небо проясняется. Наша авиация работает с удвоенной силой. Над полем боя крупные группы штурмовиков, множество истребителей. Гудят бомбардировщики. Наносим концентрированные удары по фашистским танкам, артиллерии, пехоте. Взаимодействуя [221] с наземными войсками, отражаем десятки контратак противника.

В начале боев на Одере гитлеровская авиация несколько активизировалась, но после того, как мы атаковали аэродромы в районах Гарц, Пазевольк, Пренслау, уничтожили здесь много фашистских самолетов, она по существу прекратила организованное противодействие нашему воздушному наступлению.

Вражеские бомбардировщики над Одером, в небе на подступах к Берлину я встречал не часто, хотя немецкие истребители появлялись над своими войсками то на одном, то на другом участках. Полеты эти, конечно, не могли оказать какого-либо влияния на общий ход событий. Преследовали они не столько военные, сколько пропагандистские цели, и были направлены на то, чтобы хоть немного поддержать окончательно упавший дух отступающих гитлеровских вояк.

И вот — канун Первомая. Наши войска штурмуют столицу фашистской Германии. Мы поддерживаем их с воздуха. Утром веду на Берлин четверку «яков». Летим двумя парами. Сопровождаем «илы».

Погожий день, но огромного города почти не видно. Объятый пожарами, сотрясаемый мощными взрывами, весь он окутан густым темным дымом.

В небе снуют «мессершмитты» и «фоккеры». Несколько вражеских истребителей пытаются атаковать наши штурмовики. В паре с Даниилом Кузьменко иду на сближение с головным «Фокке-Вульфом-190». Его ведомые ведут себя очень странно. Вместо того чтобы поддержать ведущего, они наблюдают за событиями со стороны. По поведению «фоккера» вижу, что им управляет летчик, не знающий основ тактики воздушного боя. Стремясь уйти от советского истребителя, «фоккер» круто разворачивается в зоне огня моего «яка», услужливо подставляет брюхо машины под огонь пушки. Это равносильно самоубийству, и гитлеровский [222] истребитель, пробитый 37-миллиметровым снарядом, мгновенно вспыхивает, разваливается в воздухе. Его горящие обломки падают на улицы Берлина.