Над фашистским логовом

19 декабря полк перелетел в Польшу, расположился на аэродроме в районе города Вышкув. Здесь мы с радостью узнали, что по ходатайству генерала Вершинина вместе с нашей 229-й Таманской истребительной авиадивизией в 4-ю воздушную армию возвращены и некоторые другие авиационные части, сражавшиеся, в свое время в ее рядах.

Волнующими были наши встречи на освобожденной польской земле со старыми боевыми друзьями. Вместе с ними мы защищали родную землю в самые трудные дни войны, громили гитлеровцев на Кубани и в Крыму, а теперь снова в одном строю будем добивать врага на его территории.

Прошло три дня и мы включились в боевую работу. Прикрывали от вражеских самолетов наземные войска [207] и аэродромы, сопровождали «илы» на штурмовку техники и живой силы противника, наносили удары по его коммуникациям.

В воздухе безраздельно господствовала наша авиация. В отличие от недавних сражений на Кубани и в Крыму немецкие летчики действовали в основном немногочисленными группами. Полеты их носили преимущественно разведывательный характер. Встречаясь с нами в воздухе, гитлеровцы неохотно вступали в бой.

С часу на час мы ожидали приказ о генеральном наступлении. И вот, наконец, могучий грохот артиллерийской канонады возвестил о наступлении войск 2-го Белорусского фронта.

В сражение были введены все роды наземных войск, кроме... авиации. Вместо того, чтобы поддерживать наступавших с воздуха, летчики оставались на земле, вступив в единоборство... со снегом. Разбушевавшаяся вьюга замела аэродром, толстой белой пеленой укрыла взлетно-посадочную полосу. Все далеко вокруг находилось во власти снега, ветра и мороза. На помощь советским воинам пришло местное польское население. Однако, как мы ни старались, сколько сил ни прилагали, чтобы расчистить взлетную полосу, метель сводила на нет всю нашу работу.

И все-таки бойцы батальона аэродромного обслуживания, летчики, наши польские друзья не сдавались, продолжали упорно орудовать огромными деревянными лопатами. Расшвыривая снег, мы обменивались нелестными замечаниями в адрес синоптиков, будто метеорологическая служба была виновата в том, что ее прогнозы и на ближайшее время не сулили ничего обнадеживающего.

Между тем обстановка на фронте усложнялась. Гитлеровцы, подтянув крупные резервы, бросили их в бой, и это сказалось на темпах наступательных операций [208] наших войск. Их продвижение на запад замедлилось, а на ряде участков было приостановлено. Чтобы ускорить прорыв обороны противника, советское командование ввело в сражение дополнительные механизированные и танковые силы, и перед авиацией была поставлена задача обеспечить поддержку наземных войск, нанести удары по резервам врага.

В ночь на 16 января солдаты и офицеры батальона аэродромного обслуживания, личный состав вспомогательных служб полка продолжали расчищать снег. Работа подвигалась медленно, с большим напряжением. К рассвету взлетная полоса была, в полном смысле этого слова, вырвана из снежного плена. Утро выдалось пасмурным, холодным, неприветливым. Низко в небе по-прежнему темнели тучи, но снегопад прекратился. Кое-где среди облаков проглядывало солнце. Видимость несколько улучшилась. Впрочем, даже при полете по кругу над аэродромом было трудно не потерять его из виду.

Теплая, уютная землянка не скрашивала в это затяжное ненастье наш вынужденный досуг. В качестве метеорологов-добровольцев мы то и дело покидали землянки, выходили на улицу, прикидывали, каковы виды на улучшение погоды.

Ненастье отступало медленно, как бы нехотя. Утром меня вызвал командир полка, потребовал доложить о состоянии дел в эскадрилье. В ответ на мой рапорт о полной готовности к полетам он одобрительно заметил:

— Знаю, не подведете.

Запускаем моторы. Настроение у летчиков праздничное. Каждому не терпится увидеть под крылом машины вражескую землю. Вслед за моим «яком» взлетают истребители Федора Калугина, Даниила Кузьменко, Александра Быстрицкого, Петра Челомбитько, Александра [209] Кислицы, Николая Глядяева, Дмитрия Саратова. Над районом, указанным офицером станции наведения, встречаем восьмерку «илов», вместе с ними спешим к линии фронта.

На карте по трассе полета обозначены населенные пункты, но с борта истребителя их не разглядеть. В снежном мареве, словно сквозь расфокусированный бинокль, смутно угадываются лишь отдельные ориентиры. От слепящей белизны режет глаза, будто они запорошены песком.

В наушниках шлемофона голос старшего группы:

— Подходим к цели!

Мне и самому это известно, но нелегко точно выйти на цель, когда под крылом самолета лежит застланная вьюгой незнакомая местность.

Внизу все та же однообразная, внешне безобидная белая равнина. Но по данным разведки именно в этих местах противник концентрирует крупные резервы, готовясь контратаковать наступающие советские войска.

Под плоскостью самолета, будто остров среди снежного моря, обозначилась серовато-зеленая хвойная роща. Лучшего убежища для техники и живой силы противнику не придумать.

От вековых сосен веет миром, спокойствием, и это особенно настораживает. Развернувшись, «илы» двумя четверками пикируют на рощу. Пронзительно завыли бомбы. И тотчас же вокруг штурмовиков и истребителей прикрытия забушевал свирепый зенитный огонь. Круто сбавив высоту, «илы» мастерски выходят из зоны артиллерийского обстрела, пускают в дело свое грозное оружие — реактивные снаряды. Взрывы, багрово-черное пламя, заполыхавшее в «мирной» роще, свидетельствуют о том, что искусная маскировка не спасла танки и самоходки от меткого воздушного удара.

Роща горит, как гигантский костер. Спасаясь от пожара, гитлеровцы поспешно выводят уцелевшие танки и [210] самоходные орудия на открытое место. Вражеская техника, живая сила противника становятся объектом новых атак «илов».

Огонь зенитных орудий резко слабеет: оборудованные в роще позиции гитлеровской противовоздушной артиллерии пылают вместе с танками и самоходками. Разворачиваем машины, ложимся на обратный курс. Не встретив в воздухе ни единого фашистского самолета, доводим штурмовиков до их аэродрома. На прощанье приветственно покачиваем боевым друзьям плоскостями самолетов и летим домой.

Метель разыгрывается с новой силой. Высота — тысяча метров. Приближаемся к аэродрому. Он уже под нами, но его не видно. Смотрю на бензомер. Горючего достаточно. По радио предупреждаю ребят о том, что садиться буду первым. Снижаюсь. Перевожу машину на бреющий полет. Справа под крылом — посадочная полоса, заветный знак «Т», предусмотрительно выложенный темными полотнищами, и они четко вырисовываются на фоне голубовато-белого поля. Из-за ухудшившихся метеорологических условий о дальнейших полетах в этот день не могло быть и речи.

Утро нас радует. Полное безветрие. Стоит легкий бодрящий мороз. Ярко голубеет высокое, прозрачное небо. Под ногами весело поскрипывают протоптанные в снегу дорожки.

На аэродроме гудят прогреваемые моторы. Бензозаправщики с низко просевшими рессорами перекачивают содержимое своих цистерн в баки боевых машин. Грузовики подвозят к истребителям бомбы, «эрэсы». Техники, мотористы, девушки-оружейницы, мастера по приборам старательно готовят к бою наши самолеты.

Получаю метеосводку. Прогноз обнадеживающий. На ближайшие несколько суток синоптики предсказывают хорошую, устойчивую погоду. Она всегда радует летчиков, но нынче эта радость особая: настал час бить [211] врага в его логове. Несколько дней назад у развернутого знамени полка, перед строем личного состава эскадрилий нам зачитали обращение Военного Совета 2-го Белорусского фронта к воинам. Задача летчиков четко определена: всемерно содействовать наземным войскам в прорыве немецко-фашистской обороны, в развитии наступления в глубину. Отныне театром военных действий станет территория фашистской Германии; добивать противника будем на его земле.

Трудно примириться с тем, что в начале наступления мы работали не в полную силу, и хотя в этом была повинна разгулявшася непогода, летчики чувствовали себя в долгу перед танкистами, артиллеристами, стрелками. Наконец-то есть возможность сполна оплатить этот долг...

Несколько минут полета, и «яки» в зоне аэродрома штурмового авиаполка. В небо взлетают «илы». Справа и слева попарно пристраиваемся к шестеркам штурмовиков. Всей группой разворачиваемся на запад, к линии фронта.

Высота — полторы тысячи метров. В небе ни облачка. Видимость безупречная. Местность под маршрутом просматривается до мельчайших подробностей. Достигаем переднего края. На земле идет танковый бой. Пылают подбитые фашистские машины. Запах гари чувствуется даже в небе, проникает в кабину.

С юго-запада к месту боя примыкает израненный артиллерией лесок. Словно спасаясь от снарядов, он уходит в лощину. Склоны ее поросли высоким кустарником. Неуклюже переваливаясь с боку на бок, из леска в лощину вползают три «фердинанда», подбираются поближе к месту боя. Невидимые с земли, самоходки направляют стволы в сторону наступающих советских танков. Судьбу головных «тридцатьчетверок» решают секунды. Наших танкистов выручают штурмовики. Они стремительно атакуют «фердинандов», обстреливают их [212] «эрэсами». Со второго захода, снизившись до бреющего полета, «илы» обрушивают огонь на фашистские танки.

Воздушный противник не оказывает нам почти никакого сопротивления. Молчат зенитки. Должно быть, у немецких артиллеристов вышли снаряды. Пользуясь отсутствием в воздухе вражеских самолетов, часть истребителей вместе со штурмовиками атакует наземные цели. Остальные «яки» во избежание неожиданных «сюрпризов» со стороны гитлеровской авиации ходят над нашей группой, надежно ее прикрывая.

Боеприпасы штурмовиков полностью израсходованы. Разворачиваем машины на сто восемьдесят градусов, возвращаемся домой.

Во время второго боевого вылета атакуем крупное подразделение фашистской мотопехоты. Продолжаем полет за линией фронта.

Под ударами советских войск вражеская оборона трещит по всем швам, рвется то в одном, то в другом месте, и противник не в силах латать бесчисленные прорехи. На дорогах хаос, смятение, неразбериха. Сбитые с толку лживой геббельсовской пропагандой, и денно и нощно трубящей о «зверствах красных», тысячи немцев устремляются в глубь Германии.

По радио слышу позывные пункта наведения:

— Примите благодарность танкистов и пехоты за разгром фашистской засады... Доложите обстановку...

— По одной из дорог отходит колонна противника. До сотни автомашин и бронетранспортеров, десятка два стволов полевой артиллерии среднего калибра.

— Атакуйте!

Чтобы парализовать отход гитлеровцев, «илы» штурмуют колонну с головы. Расположенные неподалеку зенитки открывают огонь по самолетам. Багровое пламя, вырывающееся из пушечных жерл, демаскирует вражескую батарею. «Илы» с пикирования обстреливают ее [213] «эрэсами». На батарее вспыхивает пожар. Пушки смолкают.

На дороге пробка из разбитых пылающих автомашин. В огне рвутся боеприпасы. Бросая технику, стрелковое оружие, гитлеровцы скатываются с асфальта, бегут прочь от дороги. Уйти от огня наших пулеметов удается немногим. Тем временем «илы» уничтожают уцелевшую во время предыдущих атак фашистскую технику.

Бой закончен. Дан приказ следовать на свой аэродром.