Славный сын Кабардино-Балкарии

Любимец эскадрильи и полка, чудесный летчик и замечательный товарищ, кареглазый, широкоплечий Ахмет в прошлом был начальником Йошкаролинского аэроклуба. Старый горец Тала Эльмурзович Канкошев гордился своим младшим сыном — летчиком.

Однажды из кабардино-балкарского селения Дейское от Тала Эльмурзовича пришло необычное письмо однополчанам Ахмета. Заместитель командира полка по политчасти Щербак зачитал его на митинге перед строем летчиков, и оно нас глубоко взволновало, прозвучав как священное отцовское напутствие:

«Сыновья мои! Я стар и сед. Мне многое выпало перенести и увидеть в жизни, но то, что пришлось пережить под фашистом, тяжелее, чем взвалить на спину [172] Казбек. Только ветер осыпает с гор холодный пепел. А ведь совсем недавно здесь цвели богатые колхозы. Тяжелую тризну справляют над тысячами убитых и замученных кабардинцев вечно шумливые, бурные горные реки. Опустел наш край, обезлюдел.

Фашисты убили у меня старшего сына Шамауле — родного брата Ахмета. Как герой, он пал с автоматом около деревни Каменки; от рук фашистских убийц погибли двоюродные сестры Ахмета — Фатимат и Абчара.

Один сын остался у меня для кровной мести. Он моя надежда. Вы, друзья его, горные орлы, выполните просьбу старика: бейте осквернителей нашей земли, наших законов, нашей старости. Правда на нашей стороне, дети мои, вы победите. Так пусть же ваше оружие никогда не высыхает от подлой крови вражеской».

Мы написали коллективный ответ отцу Ахмета, поклялись Тала Эльмурзовичу выполнить его наказ:

«Пока в груди бьется сердце, пока глаза видят врага, пока есть сила в руках, до тех пор будем жестоко мстить фашистам!»

Гибель брата и сестер потрясла Ахмета. Но мужественный человек не уронил ни единой слезы, лишь на худом, осунувшемся лице резче обозначились острые скулы, упрямый подбородок.

Командир полка предложил Канкошеву краткосрочный отпуск, думал, пусть съездит на родину, в недалекую Кабарду повидаться с отцом. Ахмет поблагодарил, от отпуска отказался.

— Буду бить гадов, мстить за брата и сестер, — коротко сказал он и нахмурил густые брови. — Ничто не поддержит так отца, который потерял на старости лет любимых детей, как известие о сбитых мною фашистских самолетах.

На счету у Ахмет-хан Таловича их было немало. О безукоризненном, орлином зрении Канкошева в эскадрилье и в полку ходили легенды. Говорили, что обнаруживать [173] в воздухе вражеские самолеты ему помогает какое-то шестое чувство. И действительно, немногим летчикам удавалось так быстро и безошибочно находить воздушного противника, как это делал Ахмет. «Шестое чувство» и на этот раз не подвело Канкошева, первым среди нашей шестерки заметившего «мессеров».

Вражеских истребителей ровно вдвое больше «яков». Но бесспорное тактическое преимущество на нашей стороне, поскольку немцы идут ниже. По строю гитлеровских самолетов догадываемся, что противник не видит нас. Это создает вдвойне выигрышные условия для нападения на врага, и я немедленно принимаю решение: «Атака!»

Бросаемся сверху на «мессеров», связываем их боем, но ведем его в стороне от сопровождаемых нами «илов». Это и есть то, что нужно штурмовикам, которые громят гитлеровцев на дороге.

Атакую головного фашиста. В то же время наблюдаю за «илами». Двум «мессерам» удается вырваться из клещей и они предпринимают отчаянную попытку атаковать наши штурмовики. Но не тут то было! В паре с Ахметом режем воздух под острым углом к курсу гитлеровских самолетов, пушечно-пулеметным огнем отсекаем их от «илов», прикрываем штурмовиков сверху, и те, находясь под нашей защитой, завершают разгром наземного противника.

Рвутся бомбы, «эрэсы», вижу пламя, полыхающее над фашистской колонной. Все это происходит на глазах у гитлеровских летчиков, но они скованы боем, навязанным «яками», и не могут помешать работе «илов».

Из наушников шлемофона доносится возбужденный радостный голос капитана Зайцева, увидевшего горящий «мессер»:

— Молодчина, Ахмет! Бей следующего, левого. Того, что справа, беру на себя! [174]

— Горит, гад, горит! — вторит Зайцеву Николай Глядяев.

— Сам вижу, что горит, — спокойным, как всегда, слегка певучим голосом невозмутимо отвечает Канкошев. — Принимаюсь за очередного...

— Вижу, прикрываю! — отвечает Ахмету его ведомый.

Канкошев наваливается на второго «мессера», а тем временем подожженный им первый фашистский истребитель врезается в землю неподалеку от дороги, превращенной «илами» в кладбище гитлеровских танков и автомашин, вражеских солдат и офицеров.

Но Ахмет всего этого не видит. Набрав высоту и скорость, он заходит сзади на «мессера», ускользнувшего от его первой атаки. Фашист уходит от преследователя поворотом в пике и не замечает устремившегося к нему сверху «яка» Глядяева. Эта оплошность стоит вражескому летчику жизни. Настигнутый снарядом глядяевской пушки, «мессер» разваливается в воздухе. Горящие обломки самолета падают на головы фашистских солдат, укрывшихся в придорожной рощице.

Еще одного «мессера» сбивает Зайцев. Вслед за этим он делает боевой разворот, готовится атаковать следующего гитлеровца, но воевать Зайцеву уже не с кем. В течение немногих минут немцы лишились трех истребителей, и уцелевшая девятка «мессеров» предпочла оставить поле боя.

Связываюсь по рации с ведущим группы штурмовиков, пристраиваемся к «илам», сопровождаем наших подопечных до их аэродрома, ходим над ними, пока не приземляется последний самолет.

Задание выполнено: «илы» целы и невредимы. Да и у нас нет потерь.

Вечером мы усадили Канкошева за стол, поручили ему от имени личного состава эскадрильи написать Тала Эльмурзовичу. Пусть знает старик о том, что [175] Ахмет и его боевые друзья беспощадно мстят гитлеровцам за смерть Шамауле, Фатимат и Абчары, за горе и слезы, принесенные фашистскими оккупантами на родную советскую землю.