Инициатива в наших руках

Упорные попытки немецко-фашистских захватчиков прорваться через Кавказский хребет по-прежнему разбивались о железную стойкость и мужество советских воинов. В районе Вознесенской немцы ввели в бой до сотни танков. Незначительно продвинувшись вперед, они вышли к горным склонам. Помощь наземным войскам, отражавшим натиск фашистских танков, командование возложило на нашу воздушную армию. Авиация обрушила на гитлеровцев мощный удар. Враг был остановлен. На поле боя пылали десятки вражеских танков.

2 октября наши самолеты атаковали немецкий аэродром близ станицы Солдатской. Появление над ним двадцати одного советского истребителя явилось полной неожиданностью для гитлеровцев. После первой же нашей атаки на земле загорелось 12 самолетов, 7 машин получили серьезные повреждения. Два самолета со свастикой, едва оторвавшись от взлетной полосы, были сбиты огнем наших истребителей. Еще одна машина противника была уничтожена в воздухе. Два немецких истребителя столкнулись в небе...

Наш удар обошелся гитлеровцам в 24 уничтоженных самолета. Мы в этом бою потеряли лишь один истребитель.

С боевого задания не вернулся командир группы истребителей Герой Советского Союза Иван Маркович [119] Пилипенко. Это был летчик высокого класса, отличный воспитатель молодых летных кадров, замечательный человек. Весть о его гибели болью отозвалась в наших сердцах.

Иван Маркович погиб на глазах местных жителей. Втайне от оккупантов, рискуя жизнью, патриоты похоронили отважного летчика в своей станице. Площадь, где покоятся останки Героя, теперь носит его имя. Спустя много лет после окончания Великой Отечественной войны, читая воспоминания бывшего командующего нашей воздушной армией Главного маршала авиации Героя Советского Союза К. А. Вершинина, я узнал имена людей, которые предали земле тело Ивана Марковича Пилипенко. Это были колхозницы Екатерина Горожанина, Анна Марченко, Анна Сушко. Президиум Верховного Совета СССР отметил их благородный поступок медалями «За отвагу».

* * *

Приближался Новый, 1943-й год. Наши войска нанесли очередные сокрушительные удары по гитлеровцам у Сунженского хребта и Эльхотовских ворот. Закончила свое существование разгромленная советскими войсками группировка противника, пытавшаяся овладеть Орджоникидзе и захватить Грозный. Совместно с авиацией наземные части Северной группы фронта вели успешные наступательные действия в районах Ачикулак, Ага-Батырь, Ишерская.

Решительно изменилась в нашу пользу и обстановка в воздухе. О своем численном превосходстве над советской авиацией противник мог говорить лишь в прошедшем времени. Подвергая систематическим налетам вражеские аэродромы, мы уничтожили и вывели из строя значительную часть фашистских самолетов. Большое количество бомбардировщиков и истребителей гитлеровское командование вынуждено было перебросить под Сталинград, и инициатива в воздухе полностью [120] перешла в наши руки. Если в начале ноября, в период своей наибольшей активности, противостоящий нам противник ежедневно производил до пятисот и более самолето-вылетов, то уже в конце месяца число их снизилось вчетверо.

Несмотря на дожди, снегопады, низкую облачность, раскисшие полевые аэродромы, наша авиация продолжала активные боевые действия. Отходившие немецкие войска подвергались непрерывным атакам с воздуха. Часто мы действовали мелкими группами, случалось, и в одиночку. Обочины дорог, по которым отступал противник, были загромождены уничтоженными фашистскими танками, бронетранспортерами, орудиями, усеяны трупами.

Вслед за наступавшими наземными войсками вместе с другими авиационными частями непрерывно двигался на запад и наш полк. Отступая, немцы полностью разрушали аэродромы, и их приходилось создавать заново. В условиях неблагоприятной погоды, постоянного бездорожья эта сложная, трудоемкая работа требовала особых, поистине титанических усилий, и мы, летчики, были глубоко признательны личному составу нашего тыла, батальонам аэродромного обслуживания, которые со сказочной быстротой восстанавливали и оборудовали полевые аэродромы, готовили их к приему боевых машин. Перелетая на новый аэродром, мы немедленно заправляли самолеты заблаговременно завезенным горючим, боеприпасами и, если позволяла погода, тотчас же поднимались в воздух.

Однако за целый месяц выдалось лишь пять летных и восемь ограниченно летных дней. В остальное время проливные дожди сменялись обильным мокрым снегом. Небо было сплошь покрыто облаками. В довершение всех бед, по утрам и вечерам землю окутывал такой плотный, густой туман, что видимость не превышала нескольких метров. Томимые вынужденной бездеятельностью, [121] ожиданием чистого неба, мы, словно дотошные метеорологи, наблюдали за погодой, и стоило ей хоть немного улучшиться, прогревали моторы истребителей, выруливали на взлетную полосу.

Гитлеровские летчики при такой погоде предпочитали не появляться в воздухе, и мы были полными хозяевами не только в небе над расположением наших войск, но и над территорией, которую продолжали временно удерживать оккупанты. И это позволяло нам при минимальных потерях наносить весьма чувствительные удары по живой силе и технике противника.

3 февраля во время завтрака в столовую вбежал запыхавшийся комэск Наумчик. Лицо Николая Кузьмича сияло. Сбросив намокшую под дождем шинель, он радостно возвестил:

— Капитулировала сталинградская группировка немцев! Паулюс взят в плен!..

Громовое «ура!» сотрясло стены столовой. Суровые люди, фронтовые летчики, привыкшие ежеминутно смотреть в глаза смерти, бросились друг другу в объятия. Кто-то обнял комэска, троекратно, по-русски, расцеловал его.

— Да подождите же, черти! — весело отбивался от нас Николай Кузьмич. — Дайте же досказать.

Я постучал вилкой о тарелку:

— Давай, Николай Кузьмич, говори!

У Наумчика была превосходная память, и он чуть ли не дословно пересказал сообщение Совинформбюро о разгроме отборной фашистской армии, пытавшейся взять Сталинград. Мы узнали об огромных трофеях, захваченных советскими войсками в ходе беспримерной битвы за город на берегу великой русской реки, ставшей для всего мира символом мужества и отваги.

— В Германии объявлен трехдневный траур по битому фашистскому воинству, — заключил Николай Кузьмич. — В общем, хоронит Гитлер свою шестую армию. [122]

Кто-то принес бутылку красного вина, разлил его в стаканы. Мы выпили за героических защитников Сталинграда, за быстрейший разгром фашистской Германии.

На улице стоял промозглый, пасмурный день. Над аэродромом висело тяжелое свинцово-серое небо. Под ногами чавкала размокшая земля, не успевавшая впитывать в себя обильную влагу. Временами срывался снег — февраль давал знать о себе и здесь, на юге. Но и наскучившее затяжное ненастье не могло омрачить нашего приподнятого, весеннего настроения, и, возвращаясь мысленно к февралю далекого 1943 года, невольно думаешь о том, что память о больших, волнующих событиях не подвластна времени.