Запись в летной книжке

Спустя недолгое время лейтенант Калугин сбил очередной фашистский самолет. В этом скоротечном, особенно хорошо запомнившемся мне воздушном бою неподалеку от Моздока, над населенным пунктом Шефатов, бок о бок с Федором Калугиным, Николаем Наумчиком, Иваном Горбуновым, Николаем Глядяевым и еще одним летчиком, фамилии которого, к сожалению, не запомнил, сражался и я.

Ведомые Наумчиком, мы сопровождали четверку Ил-2. Надежно прикрываемые истребителями, «илы» подходили к цели. Штурмовик, идущий в боевом строю первым, покачнулся с крыла на крыло. Это был условный сигнал ведомым:

— Внимание! Впереди цель!

Я посмотрел вниз. По извилистой дороге, обрамленной редкими деревьями, ползли фашистские бронетранспортеры и автомашины с пехотой. Их много, даже приблизительно трудно пересчитать. Да и не в характере советских летчиков заниматься в бою такой арифметикой, [109] иное дело — в разведке. Слова «врага не считают, а бьют» давно стали для нас не только крылатой фразой, но и повседневной жизнью, будничным трудом.

Развернувшись, «илы» со стороны солнца зашли на цель. Бомбовой удар был нанесен с безупречной точностью. Густой дым разрывов окутал колонну, на дороге вспыхнуло несколько очагов пожара. Из горящих бронетранспортеров и грузовиков разбегались в панике автоматчики.

— Делаем еще заход! — слышится в наушниках басок ведущего.

И в этот момент в воздухе появилась дюжина «мессеров», бросившихся навстречу нашей группе. Немцы прибегли к своей обычной тактике. Одна часть ринулась к «илам»; остальные пошли на сближение с «яками», рассчитывая разбить наш боевой порядок, связать боем, отсечь советские штурмовики от истребителей. Вели себя в воздухе гитлеровские летчики самоуверенно, заранее предрешив исход предстоящего боя в свою пользу. У немцев были серьезные основания предвкушать победу: как-никак «мессеров» было вдвое больше, чем «яков». К тому же гитлеровцам некого было прикрывать. Перед нами же стояла задача не только вести бой с противником, но и обеспечить безопасность штурмовиков, которые без истребителей сопровождения стали бы легко уязвимой целью для фашистов.

Все это и имели в виду немцы. Но они не учли главного — морального превосходства советских воздушных воинов, их твердой воли к победе, свойственной нашим летчикам, взаимовыручки в бою. И за этот серьезный просчет противник жестоко поплатился.

В наушниках шлемофона послышалась команда Николая Наумчика:

— Горбунову и Глядяеву прикрывать штурмовики! Остальные самолеты Наумчик повел в атаку на «мессеров». Я не впервые летал ведомым у Николая Кузьмича [110] и, как всегда, пристроился ему в хвост, чтобы лишить фашистов возможности атаковать ведущего сзади.

Завязалась жаркая воздушная схватка. В течение десяти минут Николай Наумчик, Иван Горбунов, Федор Калугин сбили по «мессершмитту». Четвертый «мессер» уничтожил я.

Пока мы разделывались с вражескими истребителями, «илы» продолжали штурмовать колонны противника, обрушивая на них беспощадный артиллерийско-пулеметный огонь. Об успешной работе краснозвездных штурмовиков свидетельствовали пылавшие на дороге автомашины с фашистскими войсками и грузами.

На следующий день в штабе полка в мою летную книжку внесли лаконичную запись: «12 декабря 1942 года в составе шестерки Як-1 вылетел на прикрытие штурмовиков Ил-2 в район Шефатов. В районе цели на отколовшегося от группы одиночного Ил-2 пытались напасть 2 Ме-109ф. Тов. Исаев один навязал им бой, в результате которого сбил 1 Ме-109ф, упавший в 2–3 километрах севернее Шефатова; второго Ме-109ф обратил в бегство. Сбитый самолет подтвержден наземными частями — танковым батальоном».

Так я открыл счет лично сбитых мною фашистских самолетов.

Командир полка Курбатов, комэск Наумчик уделяли много внимания организации боевой учебы, и прежде всего изучению летным составом новых тактических приемов воздушного боя.

Как и в пору тяжелых оборонительных сражений на Украине, в предгорьях Кавказа, так и позже, в период освобождения Кубани, Крыма, Польши, во время боев на территории фашистской Германии, в полку глубоко анализировали воздушные бои с противником, изучали их сильные и слабые стороны. Все это позволяло летчикам овладевать лучшим опытом боевой работы, воспитывать [111] в себе умение ориентироваться в любой обстановке и, сообразуясь с условиями того или другого боя, сражаться с врагом так, чтобы бить его без промаха.

В наших полках хорошо знали летчика-истребителя командира эскадрильи Героя Советского Союза Дмитрия Павловича Назаренко. Мне также приходилось встречаться с замечательным советским асом, у которого мы учились искусству внезапных, стремительных атак, военной хитрости, четкому взаимодействию в бою со своими самолетами и наземными войсками. Находчивость Назаренко, его способность безошибочно ориентироваться в воздушной обстановке, умение из множества возможных вариантов боя выбрать лучший вошли у нас в поговорку. И когда, случалось, Курбатов или Наумчик говорили кому-либо из подчиненных: «Воюешь ты, как Митя Назаренко», — слова эти звучали высокой похвалой.

На фронте Дмитрий Назаренко был с первых дней Великой Отечественной войны. К декабрю 1942 года он произвел свыше трехсот боевых вылетов, сбил в воздухе 11 самолетов противника, 5 — сжег на вражеских аэродромах и 7 — вместе с товарищами по оружию уничтожил в групповых боях.

Отличная тактическая подготовка, неповторимый «почерк» Назаренко в воздушных боях особенно ярко проявились в таком, например, эпизоде его богатой военной биографии. Во время одного из боевых вылетов Дмитрий Назаренко во главе группы истребителей сопровождал наши штурмовики, перед которыми была поставлена задача нанести удар по переднему краю противника. Когда «илы» начали заходить на цель, истребители подверглись нападению «мессеров».

Пристроившись в хвост нашим машинам, немцы подошли к ним на близкую дистанцию и открыли огонь из пушек. Назаренко приказал своей группе развернуться. Едва летчики, сопровождавшие штурмовики, стали [112] выполнять команду, как фашисты сбавили газ, оторвались от советских истребителей. Но стоило нашим машинам снова развернуться, и гитлеровцы повторили попытку пристроиться им в хвост. И так продолжалось несколько раз.

Пока вражеские летчики, будто заведенные автоматы, прибегали к одному и тому же маневру, у Назаренко созрело смелое решение. Приказав двум истребителям по-прежнему прикрывать штурмовики, он остальные самолеты увел в тучи, так сказать, в неизвестном направлении.

Гитлеровские летчики, за которыми теперь было подавляющее численное превосходство, попались на удочку. Не разгадав маневр Назаренко, они бросились в атаку на двух краснозвездных истребителей. На это и рассчитывал командир эскадрильи, обрушивший на «мессеров» внезапный удар сверху. Не успели ошеломленные фашистские летчики сообразить, что, собственно, происходит в воздухе, кто и откуда открыл по ним беспощадный огонь, как мотор головного «мессера» задымил. Только убедившись в том, что атака достигла цели, Назаренко оторвался от противника. Подбитый самолет стал беспомощно дергаться из стороны в сторону, — видимо, у него были повреждены рули, — и, охваченный коптящим оранжевым пламенем, врезался в землю.

Этот бой Дмитрия Назаренко стал для нас предметом глубокого разбора на одном из занятий по тактике истребительной авиации. Рассказывая летчикам о своем боевом опыте, Дмитрий Петрович подчеркнул, что в основе побед воинов его эскадрильи над воздушным противником лежат не везение, не счастливое стечение обстоятельств, а точный тактический расчет, тесное взаимодействие не только с истребителями своей эскадрильи, но и с самолетами, которые они прикрывают.

Назаренко решительно отказался от оборонительного и, стало быть, пассивного в своей основе горизонтального [113] маневра поединка с воздушным противником, от единоборства с ним в замкнутом кругу, по методу так называемой «карусели», от сомкнутых боевых порядков в звеньях и ряда других прежних «классических» приемов тактики воздушного боя.

Заимствуя опыт Дмитрия Назаренко, моего комэска Николая Наумчика и других лучших летчиков, действуя в рассредоточенных боевых порядках, сражаясь с гитлеровцами на вертикалях, и я стал проявлять больше выдумки и инициативы в воздушных схватках.

Немало полезного почерпнул я и на занятиях, на которых досконально анализировались бои, проведенные нашей же эскадрильей. Их обычно проводил сам Наумчик, и я был глубоко признателен моему комэску за то, что он помог мне преодолеть опасные тактические ошибки, без которых редко обходятся молодые летчики-истребители, впервые прибывшие на фронт.

Речь идет о простых, казалось бы, прописных истинах, но поначалу в пылу атак, разгоряченный боем, я нередко о них забывал. Я имею в виду своеобразную технику безопасности воздушного боя. За пренебрежительное к ней отношение с нас строго взыскивали и командир полка, и командир эскадрильи. Они умели беречь людей, делали все возможное для того, чтобы ни один летчик не становился жертвой собственной же оплошности.

Вспоминается один нелепый эпизод. В небе над Моздоком наш истребитель встретился с отставшим от своей группы одиночным «юнкерсом». «Як» с ходу атаковал фашиста, точно взял его в прицел и первой же пушечной очередью поджег левую плоскость вражеского самолета. Пламя с крыла перебросилось на кабину. Оставляя позади себя шлейфы дыма, «юнкерс» стал терять высоту. Минуты его были сочтены. «Як» мог продолжать полет по заданному курсу. Летчик же подошел на близкую дистанцию к гибнущему фашисту, намереваясь, видимо, [114] проводить его на тот свет. Ждать оставалось недолго. Но за мгновенье до того, как «юнкерс», уже весь объятый пламенем, начал разваливаться в воздухе, гитлеровский стрелок успел полоснуть из пулемета по «ястребку». Бессмысленно погиб наш летчик, победивший врага, потерян боевой самолет.

Напомнив на занятиях по тактике этот случай, комэск предостерег всех нас от другой грубой ошибки, которую я допустил в недавнем групповом бою.

Не помню точно, кто именно из летчиков нашего звена всадил в кабину «мессера» меткую очередь из пулемета. Да и не в этом, собственно, дело. Важно то, что фашиста подбросило вверх, он неестественно накренился, задымил, потеряв управление, стал катастрофически быстро снижаться. Серо-желтый «мессершмитт» был от меня не дальше чем в 120–150 метрах, и я не устоял против соблазна добить противника. Нажал гашетку, направив в него огненную трассу. Подойдя к «мессеру» чуть ли не вплотную, я тем самым подставил себя под удар его оружия. В ответ враг зло огрызнулся пулеметной очередью. Лишь по счастливой случайности пули миновали меня, не повредили машины.

Без риска в бою не обходится. Но разумный риск, продиктованный необходимостью, стремлением воздушного воина победить врага не имеет ничего общего с легкомыслием, когда летчик без особой нужды подвергает и себя и свою машину опасности попасть под огонь неприятельских пушек и пулеметов.

Выиграть бой не легко. Каким бы опытным ни был летчик, ему не всегда удается с первой атаки вывести из строя самолет врага.

— В таком случае, Исаев, — часто напоминал Николай Кузьмич, — выход только один: разворачивай машину, повторяй атаку. Но если ты видишь, что наконец твоя атака оказалась удачной, что подбитый фашист заклевал носом, окутался огнем и дымом и неудержимо [115] идет вниз, — возиться с ним больше нечего. Не жди, пока «мессер» грохнется на землю, немедленно отрывайся от него, атакуй следующий фашистский самолет.

Именно так поступал он сам. Вот почему не только занятия, которые проводил с нами Наумчик на аэродроме, у капониров, но и каждое воздушное сражение с фашистскими асами, в котором мы участвовали под руководством комэска, служили для нас отличной школой боевого мастерства.

Летчику-истребителю, подбившему в бою вражескую машину, часто было невмоготу устоять против искушения сделать хотя бы единственный круг над падающим на землю самолетом, своими глазами увидеть его конец. Но комэск учил никогда не поддаваться такому опасному соблазну.

— Не отвлекайтесь от дела! — бывало, в минуты боя звучал в наушниках шлемофона его строгий голос. — Фашист свое получил. Осиновый крест ему и без нас поставят.

После боя, когда наши машины стояли в капонирах, Николай Кузьмич со свойственными ему юмором и доброй усмешкой говорил:

— Не в том, хлопцы, вопрос, кто именно сбил самолет: Горбунов, Калугин или ты, Исаев. Люди мы свои, живем одной семьей. Так что не только солдатским хлебом, но и славой поделимся. Главное то, что сбили фашиста. А считать уничтоженные «мессершмитты» — не наша забота. Пусть их Гитлер с Герингом подсчитывают.

— Это правильно, — хитро посмеиваясь, соглашался с комэском Федор Калугин и в напускном раздумье, с видом озабоченного человека морщил лоб. — Но вот что меня тревожит: управятся ли Гитлер и его компания с этим делом? Работу-то в последнее время мы задаем им непосильную. [116]

Федя Калугин был прав: «мессеров» или «худых» (так мы порой называли Ме-109 за его тонкий, удлиненный профиль) наши летчики били без промаха, даром что падкие на устрашающие названия гитлеровцы нарекли их «королями воздуха». Положение нисколько не изменилось и после того, как мы стали встречаться в воздушных боях с модернизированными «мессерами» — Ме-109Г, а затем и с истребителями последующих модификаций, неустанно превозносимыми хвастливой фашистской пропагандой.

Модернизированные «мессершмитты» отличались несколько большей скоростью, маневренностью, обладали более мощным вооружением, чем Ме-109, однако, как я убедился на личном опыте, под меткими ударами советских истребителей они пылали и падали на землю не менее исправно, чем машины прежних конструкций.

Но вот «Фокке-Вульф-189», пресловутая «рама», как мы его прозвали, причинял нам вначале немало неприятностей. Объяснялось это отчасти тем, что в воздухе он появлялся сравнительно редко, и мы не сразу «освоили» этот фашистский самолет.

Первые встречи с «Фокке-Вульфом-189» не производили на наших летчиков особого впечатления. Причиной скорее всего была его странная, непривычная форма, отдаленно напоминавшая судно катамаран. Как бы сбитый из двух фюзеляжей, соединенных воедино спереди крылом, а сзади хвостовым оперением, самолет напоминал раму и выглядел настолько невнушительно, что иные наши летчики откровенно посмеивались над этой, на первый взгляд, громоздкой, неповоротливой машиной. В бой с советскими самолетами по своей инициативе «Фокке-Вульфы-189» вступали неохотно, чаще всего лишь тогда, когда у них не оставалось другого выхода, и трусливый «нрав» «рамы» служил почвой для всевозможных анекдотов. Но дальнейшие события показали, что мы имеем дело с серьезным, опасным противником. [117]

Несмотря на свой вид, не отличавшийся совершенством форм, особенно если смотреть на «Фокке-Вульф-189» сверху или снизу, «рама» имела сравнительно малый вес, обладала высокой скоростью, хорошей маневренностью. Пикируя, самолет экономно терял высоту, и с этой точки зрения с ним, пожалуй, не могла сравниться никакая другая немецкая машина. Эта выигрышная особенность и лежала в основе излюбленного тактического приема «Фокке-Вульфов-189». Уходя от преследования наших истребителей, «рамы» упорно прижимались к земле, чтобы отражать атаки наших самолетов на предельно малых высотах. Мы разгадали тактику немцев, поняли их расчет на то, что сравнительно незначительная высота, на которой «фоккеру» удается благополучно выйти из пикирования, для преследователя, увлеченного погоней за «рамой», может оказаться роковой. К сожалению, на первых порах так оно иногда и случалось. В критический момент боя, находясь низко над землей, «рама» тем не менее преодолевала силу инерции, выходила из пике, поднималась в небо; атаковавшей же ее более тяжелой машине этот маневр удавался не всегда.

Среди тех, кто в нашем полку создавал надежную «технологию» борьбы с «фоккерами», был и Н. К. Наумчик. Разработать ее удалось не сразу. Даже в тех случаях, когда «як» настигал «раму» на выигрышной для него высоте, она, пользуясь своей высокой маневренностью, уходила от его огня. Поймать и тем более удержать ее в прицеле было нелегкой задачей.

Спасаясь от пушек и пулеметов советских истребителей, «рама» неизменно придерживалась одного и того же правила — уходила то вправо, то влево и только вниз. Не кто иной, как сами гитлеровские летчики невольно помогли нам найти верный способ борьбы и с этими фашистскими самолетами. Достаточно было кому-нибудь из нас атаковать «раму» слева, как она круто отворачивала вправо. Мы не спешили открывать огонь, а выжидали, [118] пока «фоккер» возьмет влево, тогда атакующий его советский летчик, успев довернуть свой истребитель навстречу врагу, нажимал гашетки и, если не с первого, то с последующих заходов наносил «раме» смертельный удар.