Четвертая воздушная

В мае 1942 года из частей ВВС Южного фронта была сформирована 4-я воздушная армия. Возглавил ее генерал-майор авиации, впоследствии Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин.

Полки и дивизии, вошедшие в состав 4-й армии, имели большой боевой опыт. Сорвав коварный замысел гитлеровцев, рассчитывавших в первые же часы войны уничтожить авиацию Южного фронта на аэродромах, они оказывали упорное противодействие противнику и в первый день войны сбили десятки вражеских самолетов.

Среди тех, кто открыл счет уничтоженным фашистским машинам, был командир эскадрильи капитан Афанасий Георгиевич Карманов.

В шестом часу утра 22 июня капитан Карманов вступил в неравный бой с 25 «юнкерсами». Под прикрытием 9 «мессершмиттов» они шли на бомбежку наших военных объектов. Не раздумывая, отважный воин смело атаковал фашистов. Метким огнем своего «мига» он сбил два вражеских истребителя, нарушил строй бомбардировщиков, беспорядочно сбросивших бомбы. На заре [85] следующего дня Афанасий Карманов уничтожил еще три фашистских самолета. В тот же день он погиб в схватке с четырьмя «мессершмиттами». За мужество и отвагу капитан Карманов был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

В частях, вошедших в состав 4-й воздушной армии, выросли и возмужали такие выдающиеся советские асы, как Александр Иванович Покрышкин, впоследствии трижды Герой Советского Союза; Дмитрий Борисович Глинка, Александр Николаевич Ефимов, Павел Михайлович Камозин, Алексей Константинович Рязанов, Иван Никифорович Степаненко, грудь которых украсили по две Золотые Звезды Героя Советского Союза.

Об этих неустрашимых людях, их ратных делах мы узнали в учебно-тренировочном запасном полку, дислоцированном в городе Каменске, Ростовской области, куда я прибыл с группой выпускников училища. Здесь размещался в то время штаб 4-й воздушной армии.

Едва я передал представителю штаба полка новое пополнение, оформил необходимые документы, как за молодыми летчиками прибыли заблаговременно оповещенные по телефону командиры авиационных частей. В подразделениях ощущалась острая нужда в летных кадрах, и никто из наших выпускников не задержался в запасном полку.

Не впервые приходилось разлучаться мне с ребятами, с которыми породнила совместная армейская служба, но каждый раз в минуты прощания тоскливое чувство сжимало грудь. Доведется ли снова встретиться с людьми, которые стали дорогими и близкими, как братья? Нет, пожалуй, дружбы крепче, прочнее, самоотверженнее воинского товарищества, но такова уж судьба солдата, что на нелегком своем боевом пути он не только приобретает новых друзей, но и разлучается с прежними однополчанами, нередко теряя их навсегда. [86]

Задумавшись, я не заметил, как ко мне подошел молодцеватый подполковник и окликнул меня по званию. Я поднял на него глаза, невольно вытянулся, приложив к пилотке руку.

— Вольно! — улыбнулся он и сказал: — Подполковник Курбатов. Командир истребительного авиаполка.

— Сержант Исаев, — растерянно ответил я подполковнику и тут же умолк, не зная, что, собственно, к этому добавить.

— Это я и сам вижу, что вы сержант, — весело заметил Курбатов, — Расскажите о себе подробнее. Кто вы, откуда?

— Инструктор военного авиационного училища. По докладной направлен в действующую армию.

— Вот это уже иной разговор, — оживился подполковник и сразу перешел со мной на «ты». — На каких самолетах летаешь?

Я ответил.

— Вот что, идем ко мне в полк, — сказал Курбатов. — Сам приму у тебя экзамен. Выдержишь, — посажу на «як».

По манере Якова Архиповича Курбатова разговаривать, по его коротким, словно рубленым, фразам было видно, что это человек дела, кадровый военный.

Вместе с Курбатовым я выехал в полк.

На следующее утро мы встретились на аэродроме. Было тихо и безоблачно, и Курбатов сказал:

— Надевай-ка парашют.

Я выполнил приказание.

— А теперь быстро в кабину. Полетишь в зону.

Вырулив машину на старт, я легко поднял ее в воздух и, набрав трехкилометровую высоту, стал выполнять фигуры высшего пилотажа.

Курбатов и батальонный комиссар Гожаревич с земли наблюдали за мной. [87]

Через полчаса я посадил машину.

— Годишься, — коротко сказал Курбатов. — Умеешь летать.

Обращаясь к Гожаревичу, он спросил:

— Дадим сержанту «як»?

— Не возражаю. Пусть принимает.

— А куда направим Исаева, в какую эскадрилью? — вслух подумал Курбатов. — Должно быть, во вторую. К капитану Наумчику.

Обращаясь ко мне, командир полка сказал:

— Считай, Исаев, что тебе повезло. Наумчик — отличный летчик-истребитель. И человек превосходный.

Курбатов позвонил в эскадрилью, распорядился найти Наумчика и передать ему приказание прибыть к командиру полка.

Из рассказа Курбатова я узнал, что Николай Кузьмич Наумчик сражается с фашистами с первого часа войны, в воздушных боях сбил семь самолетов.

— Получив боевую задачу, — говорил Курбатов, — он спешит подробнее разузнать, где искать врага, но не всегда успевает поинтересоваться, насколько многочислен противник. Такой у него характер.

По заслугам оценив высокие боевые качества яковлевского истребителя, Николай Наумчик первым среди летчиков полка отказался от прежней пассивной тактики борьбы с вражескими самолетами на горизонтальном маневре, по методу так называемого «замкнутого круга».

Метод этот был оправдан в бою на маневренных, но сравнительно тихоходных истребителях И-16 и И-153, на которых наши летчики принимали бои в начале войны со скоростными немецкими самолетами. Первый же опыт боевой работы на «яке» убедил Наумчика в том, что «замкнутый круг» сковывает большие потенциальные возможности первоклассного истребителя, не позволяет использовать его в полную силу. Совершенная [88] техника требовала новых, более эффективных методов ее боевого применения, и Наумчик, действуя как настоящий новатор, смело отказался от прежней, устаревшей тактики воздушного боя и начал успешно атаковать фашистов на вертикальном маневре.

Командующий армией К. А. Вершинин высоко оценил инициативу летчика и позаботился о том, чтобы наша армейская газета «Крылья Советов» раскрыла на своих страницах предложенную капитаном Наумчиком «технологию» борьбы с фашистскими самолетами, обязал командиров истребительных авиаполков досконально изучить и отработать с личным составом тактику боя «яков» на вертикальном маневре.

Одаренный авиатор, мастер стремительных воздушных атак, Николай Кузьмич был одним из самых популярных летчиков-истребителей. Его советами дорожили и молодежь, и бывалые воздушные воины, имевшие на своем счету, как и сам Наумчик, не один уничтоженый фашистский самолет. Многие считали для себя большой честью служить в эскадрилье Наумчика, под его началом идти в бой. И я был глубоко признателен командиру полка Курбатову за то, что он дал мне возможность пройти школу Николая Наумчика.

Ожидая, пока мой комэск прибудет к Курбатову на командный пункт полка, я старался представить себе, каков же он, прославленный летчик. Не без волнения думал я о предстоящем знакомстве с Наумчиком, о том, как встретит меня, молодого, необстрелянного летчика, прославленный командир эскадрильи. В тылу не часто приходилось встречать героев боев с немецко-фашистскими захватчиками, и мое представление о внешности, характере фронтового летчика складывалось в основном под впечатлением киножурналов и газетных статей. Пусть не обижаются на меня авторы иных произведений, но фронтовики у них нередко выглядели на один манер, и, скорее всего, поэтому мое воображение рисовало [89] Наумчика человеком с суровым, мужественным лицом, орлиным взглядом.

К Курбатову непрерывно приходили люди. У многих на просоленных потом, выгоревших гимнастерках поблескивали ордена и медали — это были летчики-истребители. Я их сразу отличал от людей в замасленных комбинезонах, которые докладывали командиру полка о делах и нуждах инженерно-технической службы. Тучноватый капитан настойчиво просил у Курбатова грузовик, чтобы съездить за свежей рыбой для столовой. Немолодой уже человек с выпиравшим из-под кителя брюшком, видно, мобилизован был в армию из запаса и ведал в полку интендантской частью.

Разговор подполковника с интендантом затягивался, и представители прочих служб, командиры подразделений, прибывшие на прием к Курбатову, нетерпеливо поглядывали на часы, ожидая, когда он, наконец, освободится.

И лишь только один светловолосый, голубоглазый летчик лет двадцати пяти, не в пример другим, производил впечатление невозмутимо спокойного человека. Примостившись на ящике из-под боеприпасов, он углубился в тоненькую книжечку. Судя по улыбке, не покидавшей его простого, добродушного лица, там шла речь о какой-то смешной, забавной истории. Летчик дочитал последнюю страницу и, все еще продолжая улыбаться, сунул книжицу в кожаный планшет. Вслед за этим он поднялся с ящика, одернул гимнастерку, подошел ко мне и сказал:

— Никак, вы новый человек в полку?

Я подтвердил, что в полк прибыл лишь накануне.

— В таком случае рад поздравить с вступлением в нашу боевую семью. Может, и служить доведется в одном подразделении.

— Подполковник Курбатов назначил меня в эскадрилью к капитану Наумчику. [90]

— К Наумчику? Верно, есть у нас такой капитан.

Я поинтересовался, молод ли мой будущий командир.

— Как сказать, в общем не старый.

— В полку он, видно, первый летчик. Семь сбитых самолетов на боевом счету.

— А кто из нас их не сбивает, — неопределенно заметил собеседник, и мне показалось, что мое восхищение капитаном Наумчиком уязвило его самолюбие.

Узнав, что в прошлом я инструктор авиационного училища, готовил кадры летчиков-истребителей, он оживился:

— Побольше бы нам таких людей. Воюем, теряем славных ребят. А заменить их подчас некем. Личный состав пополняют не густо... Вы родом-то откуда?

— Из Курской области. Работал на Украине, в Харькове. Там и был призван в армию.

— Значит, в мирной жизни были, считай, соседями. Жил я в Белоруссии. И по национальности белорус. Одним словом, сержант, связаны мы двойным братством: и по крови, и по полку.

Проводив, наконец, интенданта, Курбатов вышел к людям:

— Товарищ подполковник, — вытянулся говоривший со мной летчик. — Капитан Наумчик явился по вашему приказанию.

— Оказывается, Николай Кузьмич, вы и без меня успели познакомиться с сержантом Исаевым. Короче говоря, принимайте боевое пополнение. Берите сержанта к себе ведомым. Летает исправно. Сам проверял.

Обращаясь ко мне, Курбатов сказал:

— Желаю, сержант Исаев, счастливой службы. [91]