IV. В низовьях Дона

В начале ноября в полк пришел короткий приказ: прибыть во второй запасной авиаполк на одной из станций Горьковской области за получением новых самолетов.

Приказ не обсуждался, но все без исключения — командир полка, летчики, техники — волновались за судьбу наземных войск, которые вдруг лишались прикрытия. Когда предстояло покидать на некоторое время фронт, одолевало чувство какой-то вины.

На аэродром прилетел новый полк на «яках». Фронт не оголялся. Но все ровно летчики нервничали, хотя и понимали, что их ждет учеба, новый, более современный истребитель.

Из запасного авиаполка к нам прибыли Александр Мастерков, Анатолий Беляков, Иван Сытов, Николай Сверлов, Александр Орлов, Александр Пчелкин, Александр Остапчук, Николай Анцырев. Большинство из них были летчиками-инструкторами в авиаучилищах, имели хороший налет, написали не один десяток рапортов, пока не попали в действующую армию.

Командир полка Василий Александрович Зайцев и его заместитель по политчасти внимательно познакомились с каждым вновь прибывшим. Так было заведено. С первой же минуты новички ощущали отеческую заботу. [84] Им подробно рассказывали историю полка, внушали уважение к овеянному славой Гвардейскому полковому знамени. При получении назначения в эскадрильи их торжественно представляли личному составу.

Зайцев любил откровенные беседы с рядовыми гвардейцами. Рассказывал им о подвигах Соколова, Онуфриенко, Нюнина, Мочалова. Ведь почти с каждым из прославленных летчиков он сам летал, видел их в бою.

Молодые летчики брали схемы и знакомились с проведенными боями. Постигали новые тактические приемы. А пока в полку шло доукомплектование.

Командирами эскадрилий стали обстрелянные в воздушных схватках Николай Кияченко, Иван Лавейкин и Николай Дмитриев.

Сменился и начальник штаба полка. Вместо убывшего на должность начштаба дивизии ночных бомбардировщиков гвардии майора Русанова в полк прибыл после окончания Военно-воздушной академии майор Калашников.

Подтянутый, энергичный, он отличался отменной выправкой, терпеть не мог нерях и разгильдяев. Сказалось, видимо, влияние его прежней службы: до окончания академии был командиром эскадрона в кавалерии. Был Николай Михайлович вдумчив и серьезен, до тонкостей знал хлопотное штабное дело.

Повысили в должности инженера полка Большакова. На его место пришел трудолюбивый, хорошо знавший авиационную технику Каплуновский, бывший воспитанник Харьковской коммуны имени Ф. Э. Дзержинского.

Теперь нам предстояло овладеть новым самолетом Ла-5 — скоростным, маневренным истребителем. Он как бы символизировал непрерывное движение нашей техники вперед. По мощности мотора и огня Ла-5 превосходил немецкие истребители. Летный и технический состав принялся осваивать машину.

Занимались, не жалея сил. Только бы скорее, скорее... Полк готовился к новым боям, новым победам.

По ежедневным сводкам Информбюро было очевидно, что под Сталинградом готовится решительное сражение. И переброска полка была связана с этим. Командование торопило быстрей овладеть грозным истребителем, слетаться парами, отстреляться. [85]

С временем и погодой не считались. 15 декабря 1942 года полк в составе 207-й истребительной авиационной дивизии 3-го смешанного авиационного корпуса 17-й воздушной армии приступил к боевой работе в средней излучине Дона.

16 декабря войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. В первые часы операции авиация не смогла поддержать войска, которые, встретив упорное сопротивление противника, продвигались медленно. Но в середине дня, когда распогодилось, эскадрильи штурмовиков и бомбардировщиков под прикрытием истребителей обрушили бомбовые удары на оборону противника и его тыл.

Совместно с наземными частями 1-й гвардейской армии, 6-й армии, 4-го гвардейского танкового корпуса Юго-Западного фронта полк принял участие в разгроме войск немецко-итальянских армий в среднем течении Дона, а также в воздушной блокаде окруженной группировки в районе Сталинграда.

В истребительную авиадивизию, кроме нашего, входили еще два истребительных полка на «яках». Их возглавляли опытные командиры М. В. Кузнецов и С. Л. Индык. Позднее эти полки стали 106-м и 107-м гвардейскими.

Первым в полку счет сбитых вражеских самолетов на Юго-Западном фронте открыл гвардии старший лейтенант Игорь Шардаков. Встретив при патрулировании в районе Новая Калитва четыре Ме-109, он смело атаковал ведущего группы. Остальных связали боем гвардейцы Виталий Попков и Николай Макаренко. После первой меткой атаки Шардакова вражеский самолет на высоте триста метров перевернулся на спину и врезался в землю. Опасаясь разделить участь ведущего, три Ме-109 удрали.

Во второй половине дня наша пара самолетов во главе с заместителем командира третьей эскадрильи гвардии старшим лейтенантом Бикмухаметовым заметила в районе Богучара трех фашистских истребителей.

— Прикрой, атакуем! — передал Ибрагим по радио.

С первой же атаки был сбит Ме-109. Но сверху на отважную пару свалилась еще четверка фашистских истребителей.

Самолет ведущего нашей пары подбили, летчика ранили. Он не выходил из боя, пока машина слушалась рулей. [86] Неожиданно мотор стал давать перебои. Спасти машину-во что бы то ни стало! И летчик пошел на вынужденную посадку с убранными шасси. Но неудачно. Так погиб Бикмухаметов...

Трудно забыть скромного пилота, награжденного тремя боевыми орденами. Жизнь его оказалась слишком короткой. В полку хорошо знали его биографию. Работал в Казани на заводе синтетического каучука, одновременно учился в городском аэроклубе. Потом учеба в Борисоглебской военной летной школе.

Похоронили его в деревне Верхний Мамон, недалеко от места вынужденной посадки.

...К исходу декабря войска Юго-Западного фронта, прорвав передний край обороны противника на правом берегу Дона, успешно развили наступление. Преследуя противника на южном и юго-западном направлениях, вышли в район Миллерово, Ново-Калитва, Кантемировка, окружив гарнизоны 8-й итальянской и остатки 3-й румынской армий в районах Чертаново, Гартмашевка.

Мимо аэродрома днем и ночью нескончаемым потоком шагали военнопленные из группы «Дон» фельдмаршала Манштейна. Они должны были выручать армию Паулюса. Но сами попали в «котел». В общем, получили по заслугам и, кажется, уже осознавали это.

Натужно гудели над донскими просторами тяжело груженные транспортные самолеты Ю-52, бомбардировщики Ю-88 и Хе-111, стремясь пробиться к Сталинграду.

Попытка немецкого командования организовать снабжение своих окруженных войск по воздуху потерпела крах. Воздушный мост разрушила наша истребительная авиация и зенитчики.

Окружение немцев под Сталинградом и захват аэродромов, на которых базировалась вражеская истребительная авиация, вынудили фашистские бомбардировщики летать на задание без прикрытия истребителей. Этим немедленно воспользовались наши летчики. Они стали летать далеко в тыл на «свободную охоту». Искали фашистские самолеты и сбивали их.

За месяц пребывания на Юго-Западном фронте было сбито в воздушных боях сорок пять фашистских бомбардировщиков. Много вражеских машин уничтожили на аэродромах.

Василий Зайцев использовал это время для ввода в строй молодых летчиков. Они хорошо облетали район боевых действий, поверили в свои силы. [87]

В эскадрильях были выпущены «боевые листки», посвященные боевому крещению Мастеркова, Остапчука, Потехина, Анцырева, Белякова, Сверлова. А бывалые гвардейцы приумножили славу полка и увеличили личный счет сбитых самолетов.

29 декабря полк перелетел на аэродром, расположенный на правом берегу Дона, на окраине небольшого районного центра Радченское. Печальная картина предстала перед нами. Полуразрушенные, обгорелые дома с выбитыми окнами и выломленными дверями.

Группа солдат из БАО и наши мотористы вставили рамы и двери, установили чугунные печки-«буржуйки», наспех сколотили из досок нары — и неприхотливое жилье готово. Хорошо после холодного дня согреться в тепле. В крайнем домике села оборудовали летную и техническую столовую — можно и «подзаправиться».

Беспечность — враг летчика.

4 января 1943 года командир полка приказал Игорю Шардакову и недавно прибывшему в полк молодому летчику лейтенанту Петру Борсуку перегнать два самолета с тылового аэродрома на аэродром Радченское.

Утром 5 января они вылетели на Ла-5. Но приемники на заданную на этот день радиоволну не настроили, полет продолжали без должной осмотрительности.

В районе Богучара на большой высоте за ними увязались два «мессера» — «охотники», которые при подходе к нашему аэродрому, прикрываясь солнцем, стали заходить в хвост самолета лейтенанта Борсука для атаки. И когда Шардаков уже приземлился, в эфир с наземной радиостанции немедленно понеслось предупреждение летчику о грозящей ему опасности. По тревоге пошли на взлет две пары самолетов дежурного звена. Но... уже поздно. Атака со стороны солнца, сзади, справа на пикировании была скоротечной, наш самолет загорелся. Пламя перекинулось на мотор и кабину.

Он рухнул на восточной окраине деревни. Взрыв бензобаков поднял вверх столбы густого черного дыма, который тут же заволок чистое небо. К месту пожара нельзя было подойти ближе, чем на пятнадцать-двадцать шагов. Полыхал огонь, рвались снаряды. Наконец удалось с большим трудом извлечь из обломков обугленное тело Петра Борсука.

В тот же день командир полка Зайцев долго беседовал со всеми, детально анализируя причины трагической гибели летчика. Разобрал различные способы наблюдения за воздушной обстановкой при следовании к цели, при ведении группового боя, при выходе из него и возвращении на аэродром. Предупреждал, что опаснее всего для воздушного бойца неосмотрительность. Есть люди, которые храбро дерутся, умело маневрируют в воздушном бою, метко поражают противника. Но вот бой заканчивается, враг бежит, и молодой летчик, упоенный победой, забывает об осторожности. Только этого и ждет фашистский «охотник». Выйдя из боя и спрятавшись в облаках, он ищет случая, чтобы «из-за угла» ударить того, от кого только что бежал. Надо быть готовым в любую минуту к встрече с врагом.

Опытный истребитель чувствует в полете всю глубину неба, как говорят, видит на все триста шестьдесят градусов. Вот тогда он может своевременно принять разумное решение, упредить внезапную атаку.

— Кто не умеет видеть в воздухе, тот не истребитель, а летающая мишень, — этими словами закончился подробный разбор.

Гибель Петра Борсука многому научила летчиков, послужила уроком не только полку, но и всей дивизии. И надолго запомнилась всем.

В период наиболее напряженной работы в январе на моторах самолетов Ла-5 стали выходить из строя запальные свечи. Из-за них самолеты простаивали. Боевая работа истребителей была под угрозой срыва. И опять на помощь приходила смекалка. Старший техник-лейтенант Щелочков разработал, изготовил и внедрил способ восстановления свечей непосредственно в полку, без отправления в ремонтные мастерские.

Использовав трофейный электромотор, он сделал ряд приспособлений к нему, с помощью которых снятые с мотора свечи проходили очистку, регулировку и проверку работы под давлением. После такой «процедуры» свечи намного увеличили срок работы. Простоев машины по вине запальных свечей не стало. Щелочкова отметили правительственной наградой. [89]

Гартмашевка.

Если бы еще в средней школе да и в военном летном училище спросили, где на карте находится населенный пункт Гартмашевка, то вряд ли кто из нас в то время правильно ответил бы.

А теперь вот на всю жизнь она запомнилась многим моим однополчанам, авиаторам 17-й воздушной армии.

Впервые название «Гартмашевка» мы услышали на командном пункте полка 16 января. Собрав летчиков группы, командир полка В. А. Зайцев подробно разбирал с ними, как лучше произвести штурмовку аэродрома, расположенного рядом с небольшой железнодорожной станцией Гартмашевка.

Уяснив задачу, летчики разошлись по самолетам.

Вскоре восемь Ла-5 взлетели в воздух, взяв курс на юго-запад. Группу истребителей вел Зайцев.

Рядом с ним Иван Кильдюшев — мастер штурмовых атак. За ведущей парой по сторонам шли ведомые: Дмитрий Штоколов и Николай Анцырев, Александр Мастер ков и Николай Сверлов, Виталий Попков и Николай Макаренко.

Прошло немного времени, и Зайцев внезапно вывел свою группу на вражеский аэродром, на котором в линейку стояли до двадцати трехмоторных транспортных самолетов Ю-52, осуществлявших перевозку грузов для окруженных войск под Сталинградом, и около полутора десятка истребителей «Мессершмитт-109Ф».

С первого же захода Зайцев, Кильдюшев, Макаренко и Мастерков зажгли на земле по одному Ю-52, а Штоколов и Попков сбили Ме-109Ф, пытавшийся взлететь из состава дежурной пары.

Со стороны железнодорожной насыпи начали бить зенитки. По приказу ведущего группы Мастерков и Сверлов немедленно атаковали их огнем своих пушек, загнали зенитные расчеты в щели. Повторным заходом наша пара атаковала расположенный в железнодорожной насыпи командный пункт аэродрома.

А тем временем Зайцев с оставшимися летчиками снова атаковали стоянки самолетов врага. Четыре захода сделали смелые гвардейцы. Все истребители без потерь вернулись домой, оставив на аэродроме до десятка уничтоженных самолетов врага.

Придя в землянку 1-й эскадрильи, Кильдюшев рассказывал, как при штурмовке они низко пикировали на самолеты противника и почти в упор расстреливали их. [90]

— Аж ошметки от них летели, — говорил он о изрешеченных снарядами машинах с черными крестами. Летчики смеялись. А слово «ошметки» вошло в обычай летчиков и повторялось каждый раз, когда речь заходила об уничтоженной на земле или сбитой в воздухе машине неприятеля.

18 января Гартмашевка была освобождена нашими войсками. Под ударами советских танкистов, поддерживавших наступление 1-й гвардейской армии, фашисты поспешно бежали, оставив на аэродроме около четырех десятков исправных самолетов. А вскоре сюда перелетели бомбардировочный авиаполк подполковника А. Г. Федорова и группа истребителей нашей дивизии. На аэродроме летчики и техники стали свидетелями результатов зверской расправы, учиненной фашистскими головорезами над мирными беззащитными жителями Гартмашевки накануне своего бегства.

Страшная судьба постигла пристанционный поселок. В припадке звериной злобы пьяные эсэсовцы перед отступлением разгромили и сожгли весь поселок: из шестидесяти двух построек уцелело только две; изверги истребили всех жителей поселка. Только пятеро случайно остались в живых.

Ранним утром фашисты бросились по домам железнодорожников и стали расстреливать женщин, детей, стариков, а затем жечь их дома. Часть жителей силой оружия они выгнали на улицу, а затем на аэродром.

Пока раскрасневшийся от водки немецкий офицер с пистолетом в руке что-то лепетал переводчику, другой немец спешно пристраивал пулемет, обращенный против согнанных в крайний капонир стариков, женщин и детей.

— Признавайтесь сразу, — начал переводчик, — кто из вас партизан. Немецкий офицер дает три минуты на размышление. Потом, если кто и захочет ответить, будет поздно.

Железнодорожники молча стояли в глубине капонира, прижавшись друг к другу. Со страхом в глазах теснились дети к матерям. Но все, как один, продолжали молчать.

Офицер нервно поглядел на часы: «Цвай, цвай».

— Две минуты осталось, — подхватил переводчик. [91]

Толпа молчала. И это приводило в бешенство карателей.

— Айн, — уже без переводчика крикнул офицер, подняв указательный палец. Толпа по-прежнему молчала. И только женщины с детьми на руках, почуяв нависшую грозу, начали кричать. Офицер взмахнул рукой, и немец, стоявший за пулеметом, провел одной, другой и третьей очередью по толпе. Люди валились в кучу на мерзлую землю, увлажняя ее своей кровью.

Офицер неистовствовал:

— Файер, файер!

Крик и плач женщин, стоны раненых заполнили аэродром. Фашистов не остановили ни слезы женщин, ни протянутые с мольбой о помощи детские руки.

Здесь же был расстрелян экипаж советского танка, который задолго до подхода основных сил ворвался на станцию и раненым был взят в плен. Потом все стихло.

Чудом спасшийся старый железнодорожник Александр Шестак со слезами на глазах рассказывал нам:

— Когда я возвратился в освобожденный поселок и перешагнул порог общежития железнодорожников, сердце мое замерло: в коридоре в лужах крови лежали зверски убитые сигналист Косачов, его жена, пятнадцатилетняя дочь Мария и старшая дочь Анастасия. У ее ног лежал, запрокинув головку, трехлетний сын Николай и возле него завернутая в одеяло дочурка Валя. Нагнувшись к стрелочнику Ткачеву, Шестак едва узнал его. По залитому кровью лицу было понятно, что умер от разрывной пули, пущенной в глаз. А рядом, прижав в предсмертной агонии к груди своего двухлетнего сына, навеки застыл сигналист Иван Торба. Его жена — Мария Ефимовна, лежала вблизи. В ее руках — убитый в лоб ребенок. Вместе со многими другими эта семья была загнана фашистами в узкий коридор дома и расстреляна в упор из автоматов и винтовок.

Две семьи немцы загнали в погреб и забросали гранатами. Палачи наслаждались чудовищным зрелищем мучений и смерти своих жертв.

На другой день авиаторы и уцелевшие жители Гартмашевки собрали сто пятьдесят семь трупов и захоронили их в общей могиле. [92]

С чувством гнева и возмущения выступил молодой солдат из батальона аэродромного обслуживания комсомолец Иван Ткачев, отец, мать и младший брат которого были расстреляны на аэродроме. Заклеймил извергов.

О фашистской расправе в Гартмашевке, о зверствах, которые чинили гитлеровские головорезы над мирным населением, плача и волнуясь, рассказала чудом уцелевшая жительница Гартмашевки Драчева. Затем слово предоставили летчику нашего полка Борису Иосифовичу Пендюру.

— Товарищи, — начал тихо майор, — фашисты убили мою жену. Штыком закололи любимую дочь... Кровь стынет в жилах, когда видишь, что наделала фашистская нечисть здесь, в Гартмашевке. Разве можно придумать этим палачам другую кару, кроме смерти? Нет! Сердце кипит от жгучей ненависти к фашистским душегубам. За поруганные фашистами цветущие города и села, за убитых, истерзанных родных и близких, за своих погибших боевых товарищей мы не устанем беспощадно мстить до последнего вздоха проклятой немчуре всюду, везде, до полного освобождения нашей священной земли.

О кровавой расправе фашистов над мирными железнодорожниками Гартмашевки рассказали на своих страницах газеты нашего фронта. Эти материалы были доведены до всех воинов Юго-Западного фронта. И они отвечали: «За смерть и слезы, за муки и кровь советских людей есть только одна расплата — смерть немецким оккупантам!»

Тяжело переживали за судьбу своих родителей, томившихся на временно оккупированной территории, наши однополчане. У Штоколова родители находились в Миллерово, у Кельдюшева — на Кубани, Дмитриева — в Николаеве, Юрченко — в Харькове, Ивашкевича — в Белоруссии.

Выступивший при захоронении жителей Гартмашевки летчик Борис Пендюр в последующих воздушных боях сбил девятнадцать фашистских самолетов: одиннадцать лично и восемь в группе.

Счет мести Пендюр вел не только в воздухе, но и на земле. Это произошло под Славянском. В одном из боевых вылетов в феврале месяце осколком разорвавшегося под самолетом Пендюра зенитного снаряда был выведен из строя мотор. Обороты мотора начали быстро падать, и вскоре он совсем заглох. Пришлось посадить машину в поле. Забрав парашют, летчик по раскисшим тропам кое-как добрался сначала до пригорка, а затем до окраины небольшого села. [93]

Отворив дверь, Пендюр встретил взглядом пожилую женщину, видимо, хозяйку дома, которая испуганно метнулась в сторону печи и скрылась, за дверью, ведущей во вторую комнату. Ничего не подозревая, летчик шагнул к углу печи и обомлел. За небольшим столом, окружив переносный радиопередатчик, сидели три немца. Один из них с наушниками на голове что-то громко передавал в эфир. Пендюр почти мгновенно выхватил из висевшей под меховой курткой кобуры заряженный пистолет, снял с предохранителя и тут же полоснул огнем сначала по пытавшемуся встать из-за стола солдату, а затем по второму и третьему немцу.

На выстрелы из второй комнаты с автоматом в руке выскочил долговязый унтер-офицер. Отскочив за угол печи, Пендюр снова выстрелил. Падая навзничь, немец успел выпустить длинную автоматную очередь, которая, к счастью, прошла поверх головы летчика.

Оказалось, что в тыл нашей передней линии немцы послали небольшую разведгруппу с рацией, которая облюбовала для себя стоящий на окраине небольшой дом.

Так и прибыл Пендюр в полк с трофеями: немецким радиопередатчиком, пистолетами и автоматами, документами разведгруппы и кучей личных фотографий убитых. Однополчане поздравили смелого летчика с победой над врагом. Борис Пендюр ответил:

— Это им за Гартмашевку.

Штурман полка раздал новые карты. Верный признак, что скоро опять перелет на новый аэродром. Наконец объявили и пункт, к которому надо прокладывать маршрут и высчитывать время полета. Это аэродром Половинкино. Несколько дней тому назад с него взлетели «юнкерсы» и «мессершмитты».

Вокруг выложенной красным кирпичом взлетно-посадочной полосы и на ней самой фашисты оставили кучу обгоревших самолетов — результат ударов по аэродрому наших бомбардировщиков и штурмовиков. Повсюду разбросаны штабеля бомб и других боеприпасов.

Наступление войск фронта продолжало развиваться на запад, в направлении Сватово, и на юго-запад — в направлении Кременная — Лисичанск. [94]

6 февраля были освобождены Балаклея и Изюм, который фашисты называли «задней дверью Донбасса».

11 февраля танкисты с ходу заняли важный узел железнодорожных и шоссейных дорог Красноармейское, а части 1-й гвардейской армии вошли в город Красный Лиман.

На правом фланге фронта наши войска, взламывая оборону, продвинулись вперед на двести пятьдесят километров. Передовые части фронта вышли к Днепропетровску и Синельниково.

По три-четыре боевых вылета делали ежедневно наши летчики, обеспечивали прикрытием наземные войска, штурмовую и бомбардировочную авиацию. В битве за Донбасс приходилось ежедневно вести воздушные бои, и каждый раз они выходили победителями. Всего за февраль было сбито тридцать девять самолетов противника.

4 февраля четыре Ла-5 с ведущим Шардаковым, прикрывая переправы через реку Северный Донец в районе Звановка, встретили шесть немецких бомбардировщиков. Летчики смело атаковали Хе-111, разбили строй, а затем стали уничтожать их поодиночке. Двух сбили. Гвардии лейтенант Кильдюшев, преследуя одного, беспрерывно атаковал его, несколько раз зажигал моторы, но фашисту удавалось сбить пламя. Увлекшись, гвардеец загнал врага далеко за линию фронта. «Хейнкель», дымя моторами, перешел на бреющий полет. При четвертой атаке сбросил бомбы, чтобы уйти от истребителя. Кильдюшев висел на хвосте Хе-111, повторял все его маневры, обстреливая короткими очередями. Он убил стрелка, затем штурмана. Продолжая преследование, еще раз нажал на гашетки. Однако пушечных выстрелов не последовало: кончился боекомплект. Неужели противник уйдет безнаказанным, когда победа так близка? Руки гвардейца крепче сжали сектор газа и ручку управления. Он решил пойти на таран. Направил блестящий круг работающего винта на хвостовое оперение врага, сравнял скорость истребителя со скоростью бомбардировщика и увеличил газ. Прошло какое-то мгновение. Удар! Клюнув носом, «хейнкель», лишенный рулей управления, почти отвесно камнем пошел к земле. Вражеский экипаж не успел даже воспользоваться парашютом. Несколько секунд спустя в пяти километрах юго-западнее деревни Николаевки взвился огромный столб черного дыма и яркого пламени. [95]

Так Кильдюшев понял, что врага можно уничтожить даже тогда, когда на самолете нет ни одного снаряда.

Вечером его, комсомольца, уроженца Кубани, приняли в кандидаты партии. К этому времени гвардии лейтенант провел десять воздушных боев, сбив шесть самолетов противника.

Летчики хорошо знали, что не бывает двух одинаковых вылетов и двух одинаковых воздушных боев. Об этом постоянно напоминал Василий Зайцев. Он требовал не шаблонного подхода в бою, а непрестанных поисков новых приемов.

Февраль недаром зовут «месяцем кривых дорог». Частые метели, густой снег. Летное поле переметает поземка, и на взлетной полосе вдруг взгромождаются огромные сугробы с острыми козырьками.

Кильдюшев и Сверлов вылетели прикрывать район Кременная — Лисичанск. Неожиданно перед летчиками из облачности вывалился Хе-111. Немецкий летчик, наверное, потерял ориентировку и решил проверить, где он оказался.

Гвардии лейтенант с короткой дистанции открыл огонь. Отстрелявшись, отвалил в сторону, не мешая атаковать своему ведомому. «Хейнкель» яростно отбивался.

Кильдюшев повторил атаку. Убив воздушного стрелка, он подошел почти вплотную и ударил по правому мотору. Увидел, как снаряды, разрывая дюраль капота, попали в мотор. Сначала показался сизоватый парок, потом вспыхнуло пламя.

Из горящего бомбардировщика выбросились с парашютами летчик со штурманом.

В каждом своем вылете командир второй эскадрильи Иван Лавейкин поражал новым тактическим решением, большой изобретательностью. План боя у него рождался мгновенно.

30 февраля пять Ла-5 под командой гвардии капитана Лавейкина вылетели на прикрытие наземных войск в районе Славянск — Краматорск. При подходе к цели наши истребители заметили четырнадцать одномоторных пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Самолеты врага уже перестроились в цепочку. С разных сторон по ним били наши зенитки. Флагман фашистов поспешно опрокинулся через крыло и, словно разъяренный хищник, устремился вниз на Славянск. За ним другой, третий... [96]

Лавейкин передал команду по радио. Одной паре истребителей — Штоколову и Лавренко — прикрыть атакующую группу на тот случай, если появятся истребители противника. Сам вместе с Ермолаевым и Сверловым устремился на бомбардировщиков. Команда ведущего была выполнена своевременно.

Ермолаев атакой сзади сверху зажег Ю-87. Для большей уверенности выпустил еще очередь. С вражеским бомбардировщиком было покончено.

Прицельной атакой на пикировании Сверлов также зажег одного «юнкерса», затем сбил второго бомбардировщика. По одному Ю-87 занесли в свой актив командир эскадрильи Лавейкин, летчики Штоколов и Лавренко. Было сбито шесть бомбардировщиков. Дорого обошлась врагу попытка бомбить наши наземные войска.

* * *

Василий Зайцев, разбирая очередной воздушный бой, почти всегда заканчивал одинаково:

— Зазнайство для летчика — смерть! Всегда помните об этом!

И поглядывал на Кильдюшева. Нравился ему этот скромный летчик, который никогда не хвалился своими победами. Уж в каких переделках побывал! Возвращался всегда победителем.

...Линию фронта прикрывали четыре Ла-5. В воздухе гвардейцы встретили три Як-1 из соседнего полка. Те прошли на встречном курсе. Летчики поприветствовали друг друга покачиванием крыльев: «Как дела?» — «Порядок!»

Время патрулирования истребителей близилось к концу.

Неожиданно ниже группы появился Ме-110. Может, фашисты выпустили летчика визуально разведать передний край или произвести фотографирование? Нужно было выяснить.

— Я атакую, — передал по радио Кильдюшев, оказавшийся' над вражеским самолетом, — прикройте.

Летчик на пикировании догнал фашиста и с короткой дистанции расстрелял его.

— Возвращаемся, — приказал ведущий группы. — Бомберы должны подойти!

Он не ошибся — прилетевший Ме-110 действительно был выслан на разведку.

Истребители встретили шесть Ю-88, четыре Ме-110 под прикрытием четырех Ме-109.

Бомбардировщики шли звеньями, а истребители парами носились над ними. Разогнав скорость на пикировании, наши летчики сверху со стороны солнца атаковали Ю-88. Гвардейцам удалось не только сорвать замысел противника, но и вынудить его покинуть поле боя.

Оказывая помощь...

13 февраля 1943 года шли ожесточенные бои за Донбасс. Наш аэродром располагался на окраине города Красного Лимана. В целях маскировки самолеты прятали между домами и сараями, под навесами. Аэродром небольшой, полоса ограниченная, истребители садятся с трудом.

Распоряжения из дивизии шли одно за другим. Оперативный дежурный по КП старший лейтенант Григорьев только успевал раскодировать пятизначные цифры с помощью переговорной таблицы.

Летчики беспрерывно вылетали на сопровождение Ил-2 и прикрытие наземных войск в район Константиновка — Красноармейское. Там шли бои. Некоторые пункты переходили по нескольку раз из рук в руки. Наши наземные войска, вклинившиеся в оборону врага, особенно нуждались в надежном авиационном прикрытии.

В конце короткого зимнего дня, едва сгустились сумерки, скрипнула дверь. В землянку вбежал посыльный с аэродромной радиостанции и торопливо доложил:

— Товарищ старший лейтенант, «пешки» просят посадки!

— Какие еще «пешки»? — недоуменно спросил Григорьев, продолжая раскодировать текст очередного распоряжения из штаба дивизии.

— Кто-то возвращается с задания и очень просит принять его на нашем аэродроме.

Что за штука? Вот задача. Здесь не ночники, специальных осветительных средств нет, да и аэродром мал. Как обеспечить посадку бомбардировщиков в кромешной темноте? [98]

Григорьев ворвался в расположенную рядом комнату. За наспех сколоченным из свежих досок столом — Зайцев, Рулин, Калашников. Ведут разговор. Видимо, подводят итоги прошедшего боевого дня или говорят о налете фашистских бомбардировщиков на наш аэродром. При бомбежке погиб младший лейтенант Александр Александрович Соколов.

— Товарищ гвардии подполковник! Пе-два по радио просят у нас посадки.

Командир полка в недоумении.

— Кто же это такие? — тихо произнес он. Поднялся и направился к выходу. За ним Рулин и Калашников.

Размещенная на автомашине радиостанция находилась под маскировочной сеткой здесь же, рядом с КП. Вошли в нее.

— «Чайка!».. «Чайка», — доносилось в динамике... «Чайка» — это позывной комполка Зайцева. — Прошу посадки, прошу посадки...

Командир полка взял микрофон в руки.

— Я — «Чайка»!.. «Чайка» я!

Тут же в динамике, нарушая правила кодированной связи, послышался обрадованный крик.

— Вася! — это я... Алексей... Готовься принять мое «хозяйство» в полном составе! Понял?

— Ты что, с ума сошел? У нас посадочная полоса — вполовину вашей! Сажать на ней бомбардировщики опасно!

— Нет, дорогой, выхода! Горючка в обрез. Выручай. Давай на полосу освещение!

— Сколько вас? — Двадцать семь.

И тут же связь прекратилась. В динамике слышалось только легкое потрескивание да протяжное шипение.

— Кто это? — спросил Калашников.

— Федоров, командир тридцать девятого бомбардировочного полка, — сказал Зайцев. — Раз просят посадки, значит, выхода нет. Надо помочь. — Оперативный!

— Слушаю вас, товарищ командир.

— Быстро машину с дровами и бензозаправщик на старт! Спички не забудь прихватить.

— Понял.

Не прошло и десяти минут, как нагруженная досками трехтонка, а за ней бензозаправщик направились на старт. [99]

Туда же последовала полуторка с Рулиным и Калашниковым. Зайцев остался на радиостанции. В воздухе уже слышится нарастающий шум приближающихся к аэродрому самолетов.

Торопясь, младшие авиаспециалисты дружно растаскивали доски вдоль посадочной линии. Обливали их бензином из шланга бензозаправщика. А когда машина трогалась — поджигали. Рядом с «Т» и параллельно посадочному полотнищу появился сначала один костер, потом другой, третий. Кажется, успели.

Вот садится у самого «Т» первый самолет. Проскочив костры, он тут же исчезает в темноте. За первой машиной приземляется вторая, третья. Самолеты тут же растаскивают в стороны, чтобы освободить место следующему. Итак, одна машина за другой — все двадцать шесть. Лишь одна выкатилась за границу посадочной полосы и в конце пробега встала на нос. Двадцать седьмая не долетела до аэродрома несколько километров. Израненная, произвела вынужденную посадку на нашей территории.

Видавшая виды легковушка. На ней подъехал командир корпуса генерал В. И. Аладинский в сопровождении Зайцева. В темноте они а трудом разыскали командира 39-го бомбардировочного авиаполка Алексея Федорова. Тот стоял в плотном кругу своих летчиков, делился впечатлениями.

— Товарищ генерал, задание... — пытался было доложить Федоров.

Не дав ему досказать, что задание выполнено успешно, Аладинский обнял его, поздравил с благополучным возвращением.

— Молодец, всех привел!

Один час сорок минут продолжался этот необычный полет. А начинался он так. Нашему командованию стало известно, что на станции Чунишино, что за Артемовском, возле Красноармейского, гитлеровцы разгружают платформы с танками и самоходными артиллерийскими установками. Наши танкисты находились в этом районе почти в окружении, поэтому было приказано летчикам 39-го бомбардировочного полка во главе с командиром во что бы то ни стало атаковать разгружающийся танковый эшелон врага. [100]

Светлого времени оставалось немного. Лишь на путь к цели и на атаку. Ночью в полку летали немногие экипажи. Но раз надо, значит, задание будет выполнено. На фронте так.

Полетели тремя эскадрильями, двадцать семь машин без прикрытия. На последнем отрезке пути к Чунишино Пе-2 дважды атаковала семерка Ме-109 — пыталась нарушить строй полковой колонны, сбить ее с курса. Бортовые стрелки дружно отбивались. При очередной атаке фашистских истребителей смертельно ранило стрелка-радиста Василия Макаренко.

Появились разрывы зенитных снарядов. Чем ближе к цели, тем их больше. Несмотря на яростный огонь зенитных батарей, все три девятки с пикирования удачно отбомбились. Прямыми попаданиями они уничтожили эшелон с танками и надолго закупорили станцию Чунишино. При отходе от цели их снова атаковали фашистские истребители. Стоило одному Ме-109 запоздать с выходом из атаки, как летчик Карманный сразил его длинной очередью бортового пулемета. Горящий «мессер» исчез из поля зрения.

Наступающая темнота позволила оторваться от назойливых «мессеров». И тут Федоров понял, что дотянуть до своего аэродрома ни ему, ни возглавляемой им колонне не удастся. Вот и пришлось обратиться за помощью. Аэродром Красный Лиман лежал на полпути к Новодеркулю — месту базирования Пе-2.

С рассветом на аэродроме выстроились личный состав 5-го истребительного и 39-го бомбардировочного авиаполков. Предстояло похоронить с воинскими почестями нашего летчика младшего лейтенанта Александра Соколова и Василия Макаренко, стрелка-радиста из экипажа Пе-2.

Линия фронта совсем рядом. Содрогается земля от разрывов снарядов и бомб. Сражение за Донбасс продолжается. А тут боевые друзья, скорбно обнажив головы, подходят к самому краю двух могил. Минута молчания. Первый оружейный залп... И вдруг команда:

— Воздух!

— Пятый полк по самолетам!

Летчики бросились к своим машинам. Уже взмывает ввысь дежурное звено истребителей.

— Стрелкам «пешек» занять места у бортовых пулеметов! [101]

А в это время две плотные группы бомбардировщиков Ю-87 и Хе-111 в сопровождении истребителей Ме-109 приблизились к аэродрому. Видимо, по команде «юнкерсы» заворачивают на скученные стоянки Пе-2, а «хейнкели» держат курс на стоянки истребителей нашего полка. Так же разделились и истребители сопровождения.

Вслед за дежурным звеном взлетели три группы во главе с командиром полка. Уже во время набора высоты Зайцев ввел своих питомцев в образовавшийся прорыв. Не теряя ни минуты, командир эскадрильи капитан Лавейкин и восемь его летчиков вместе с дежурным звеном отрезали «мессеров» от «хейнкелей», а затем и «юнкерсов».

Командир полка со своей группой навалился на нависшие над аэродромом, готовые к пикированию Ю-87. Тем временем капитан Дмитриев и его ведомые дружно атаковали начавшие уже сбрасывать бомбы Хе-111, пытаясь сбить их с боевого курса. Захлопали выстрелы зениток, затрещали пушки, пулеметы. Одна из серий бомб угодила между крайними домами и «петляковыми». Огненные пунктиры трасс стрелков-радистов от стоящих на земле «петляковых» потянулись к «хейнкелям». Искусно лавируют советские летчики в гуще вражеских самолетов. Разрывы бомб, гул десятков моторов, очереди скорострельных пушек и пулеметов с трудом позволяют расслышать на КП полка команды, подаваемые Зайцевым в воздухе.

Пока Лавейкин со своей группой преграждал путь «мессершмиттам» завязав с ними «карусель», командир нашего полка на пикировании с короткой дистанции сбил главного «лапотника». Не выходя из пикирования, фашистский бомбардировщик врезался в землю. Второго Ю-87 пушечными очередями прошил Цымбал. С земли было видно, как шестерка Ла-5 во главе с Зайцевым, словно нож по куску сливочного масла, прошла сквозь строй «юнкерсов». Так же действовали и другие ведущие групп наших истребителей. Прошло не более минуты, как Дмитриев, а затем и Сытов сбили по одному Хе-111. А Шардаков, Кильдюшев, Глинкин, Мастерков, Попков, Анцырев и Лавренко вели упорный бой с «мессерами», не давая им возможности помочь своим бомбардировщикам. [102]

Удачно действовали Ла-5 парами. Почти в упор Николай Анцырев расстрелял «мессершмитта», пытавшегося сбить ведущего пары Ивана Лавренко. И все же истребителям противника удалось соединиться со своими бомбардировщиками. Они, словно шмели, облепили самолеты группы Лавейкина и Дмитриева. Развернув свою группу, Зайцев ринулся на помощь командирам эскадрилий.

Шесть Ла-5 во главе с командиром полка врываются в карусель, закрученную Лавейкиным и рассеивают наседавших «мессеров», затем обрушивают меткий удар на «хейнкелей». И тут же, в пламени и дыму, безнадежно теряя высоту, отваливают в сторону две головные машины колонны. Строй бомбовозов дрогнул, «хейнкели» поспешно освобождаются от оставшихся бомб, круто разворачиваются. Уходят со снижением к линии фронта.

Другая часть группы Ла-5 огнем своих пушек пресекла атаки четырех Ме-109, мешавших Дмитриеву и его товарищам добивать те «юнкерсы» и «хейнкели», что отбились от общего строя.

Двадцать одну минуту продолжался воздушный бой. Наши летчики сражались против шестнадцати «хейнкелей», двадцати семи «юнкерсов» и двадцати двух «мессершмиттов». Всего двадцать одна минута... Вроде бы и немного. А сколько нервов и сил отняли они у летчиков! Казалось, прошли целые часы.

Не терялись и на земле. Едва звено Ю-87 с пикирования начало обстрел стоянок наших самолетов, бойцы под ливнем пуль и снарядов открыли огонь из счетверенных зенитно-пулеметных установок и точной очередью сбили одного «юнкерса».

В вечерних сумерках долго еще стлался дым от догоравших на донбасской земле фашистских самолетов.

Каков он, ФВ-190?

В апреле 1943 года на нашем участке фронта гитлеровское командование впервые ввело в бой разрекламированные геббельсовской пропагандой «Фокке-Вульф-190», созданные по проекту авиаконструктора Курта Танка фирмой «Фокке-Вульф». Иногда они появлялись с Ме-109. [103]

Было известно, что на новом истребителе установлен мотор воздушного охлаждения. От «мессершмиттов» эту машину отличало совершенство аэродинамических форм, повышенная мощность мотора, более высокая скорость и, очевидно, скороподъемность. Какова маневренность нового вражеского самолета? Как он ведет себя на различных высотах? Чем вооружен? Как пилотируется? Никто не знал. Эти вопросы требовали ответа.

Вскоре разведка донесла, что пилотируют «фокке-вульфы» летчики, прошедшие подготовку в геринговскои берлинской школе воздушного боя.

Командующий 17-й воздушной армией приказал как следует «прощупать» берлинских асов в бою и, если представится возможным, приземлить одного из них на нашей территории.

...Когда двойной пунктир огненных всплесков, обозначивших передний край, превратился в почти сплошную пульсирующую цепочку и стрелка указателя высоты уже подобралась к цифре шесть тысяч, четверка Ла-5, пилотируемая Николаем Киянченко, Александром Орловым, Александром Мастерковым и Сергеем Глинкиным, перешла в горизонтальный полет, змейкой заходила над передним краем.

Глаза летчиков слепило от яркого неба. Неожиданно на солнечной стороне горизонта появились темные точки. Поворот, горка — и на фоне земли вырисовывались контуры четырех тупоносых «фоккеров».

Киянченко и Глинкин сразу же врезались в строй вражеских самолетов, сковали боем одну пару «фокке-вульфов». Идя на сближение со второй парой, Мастерков успел рассмотреть тонкий фюзеляж, тупой нос и словно обрубленные почти под прямым углом концы крыльев.

Первая атака по вражескому истребителю. Первая проба сил. Противники разошлись на вертикалях, не причинив друг другу вреда. Каждая встреча с фашистом, протекавшая даже считанные секунды, требовала от летчика мгновенного ответа на тактические приемы врага.

Мастерков по манере ведения воздушного боя понял, что ведущий пары гитлеровцев — опытный. Он ловко ускользал от прицельного огня и тут же сам переходил в атаку, демонстрируя незаурядное пилотажное мастерство. Чтобы взять верх над врагом, гвардеец выжимал из своей машины все, что мог. [104] С концов плоскостей его самолета то и дело срывались белые струи воздуха. Но и «фоккеры» не отставали. Немецкие летчики тоже тянули ручки так, что струи стали срываться не только с концов плоскостей, но и со стабилизаторов.

В последующих атаках Мастерков увеличил скорость и усложнил маневр. И вот желанный результат: на какое-то время фашистский летчик остался один, без отставшего ведомого; надо отдать ему должное: не растерялся и поначалу предложил такой темп, который даже нашим гвардейцам показался едва выполнимым. Но скоро в действиях противника появилась какая-то лихорадочность: начал злоупотреблять огнем с дальних дистанций. Тогда Мастерков понял: сбить его теперь будет нетрудно. Но ведь нужно было не уничтожить, а посадить крылатого «крестоносца» на нашей территории. Заставить его приземлиться.

Взгляд вниз — земля своя! Когда уже порядком утомленный гитлеровец не очень смело, но весьма искусно бросил машину вниз, прямо под брюхо «лавочкина», Мастерков словно ждал этого. Успел удачно вынести перекрестье прицела перед носом «фоккера».

Трудно удержаться, не нажать пальцем на гашетку, когда перекрестье прицела, кажется, чересчур медленно ползет сначала по мотору, потом по спине «фоккера». Надо, надо принудить гитлеровца зайти на посадку. Перекрестье легло на хвостовое оперение. Пора! Мастерков едва успел вдавить гашетку, как тут же дробная пушечная очередь снесла вершину киля, начисто срезала правую часть руля высоты «Фокке-Вульфа-190».

Фашистский самолет, словно ужаленный, метнулся было вверх, затем перевернулся через крыло и сорвался в штопор. Но гитлеровский ас сумел вывести свою машину из штопора и со скольжением посадить ее. Пробороздив животом землю, ФВ-190 покорно лег невдалеке от окопов наших солдат. На это и рассчитывал гвардеец.

Когда возбужденный Мастерков докладывал командиру полка о выполнении боевого задания командующего воздушной армией, тот прервал его:

— Молодец! Представляю к правительственной награде. [105]

Похвала Героя Советского Союза Василия Зайцева, прославленного аса, была лучшей наградой для летчика-истребителя.

В тот день Семейко и Куприянов, летчики братского полка, летавшие на «Яковлевых», также лицом к лицу встретились с ФВ-190 и сбили по одному.

Позже все внимательно осмотрели новый фашистский истребитель. К нему влекло не простое любопытство, а стремление как можно лучше изучить вражескую машину, ее уязвимые места. Наши летчики установили, что бензобаки на нем находятся внизу посередине и совсем не бронированы. Поэтому атаковывать ФВ-190 нужно снизу, а также сбоку в ракурсе пятнадцать-тридцать градусов. Вооружение у «фокке-вульфа» состояло из двадцатимиллиметровых пушек на крыльях и двух пулеметов, стреляющих через плоскость вращения винта. Позже летчики узнали, что по сравнению с Ме-109 ФВ-190 имел худшую маневренность, скороподъемность, больший полетный вес и посадочную скорость. Из боя чаще всего выходил резким пикированием.

10 марта шестерка Ла-5 во главе с командиром полка вылетела на прикрытие боевых порядков своих войск в районе Яровая — Банновский — Пришиб.

При подходе к району прикрытия группа заметила в воздухе три ФВ-189, летевших строем «клин». По команде Зайцева четыре Ла-5 разбили строй «фоккеров». Самолеты противника поодиночке стали выходить из боя. Наши летчики парами преследовали их. Гвардии капитан Дмитриев после двух атак с короткой дистанции сбил одну «раму». Гвардии лейтенант Остапчук в это время успешно атаковал второго ФВ-189. Третью «раму» вывел из строя гвардии лейтенант Штоколов. Самолет врага снизился, сел с убранными шасси. Из него выскочил сначала один, затем другой фашист. Штоколов пушечным огнем обстрелял их и лежавший на животе самолет.

Не успел окончиться воздушный бой с ФВ-189, как Зайцев по радио получил сообщение наземной станции наведения о том, что два наших штурмовика над линией фронта подверглись атакам «мессеров». По команде командира полка пара истребителей во главе с Киянченко на полной мощности моторов поспешила на помощь штурмовикам. Назойливых «мессеров» отогнали. Не приняв боя, они удалились на запад с набором высоты. [106] Только успела группа собраться, как Зайцев повел их снова в атаку, наперерез трем колоннам бомбардировщиков Ю-87, шедшим навстречу нашим истребителям без прикрытия. Гвардейцы смело обрушились одновременно на все три группы противника. Те шарахнулись в стороны, нарушив боевой порядок. Ю-87 начали беспорядочно с горизонтального полета сбрасывать бомбы. Бой был скоротечным. Атаки производились с коротких дистанций, почти в упор. Пять самолетов, пытавшихся бомбить наши войска, сбили Киянченко, Штоколов и Караев. С двумя вражескими самолетами расправился сам командир полка.

Разумная инициатива как в воздухе, так и на земле в авиадивизии поощрялась. По предложению командира соседнего полка истребителей майора Кузнецова на аэродром базирования в Половинкино привезли трофейный бомбардировщик Ю-88. Проводить с летным составом практические занятия на тему «Эффективность вооружения Як-1, Як-7Б и Ла-5». Техники выкатили со стоянок разнотипные машины, приподняли их хвосты и с помощью козелков установили самолеты в линию горизонтального полета в направлении трофейного бомбардировщика. Используя Ю-88 в качестве мишени под разными ракурсами и дистанциями, сидящие в кабине своих боевых машин летчики поочередно открывали по защитным местам бомбардировщика огонь. Затем производился тщательный осмотр. Летный состав трех полков на практике убедился в эффективности вооружения наших истребителей. Особенно важно это было для молодых летчиков. Пристрелка показала, с какой дистанции и под каким углом лучше бить наверняка.

По аэродромам врага

К весне вражеская авиация активизировалась. В воздухе над линией фронта все чаще стали появляться вражеские истребители, на бортах их нарисовали различные эмблемы: удавы, драконы, осы, пиковые и червонные тузы. Коки винтов были выкрашены яркой краской.

Ясно, что на наш участок фронта прибыли новые части истребителей.

10 апреля в шесть часов двадцать минут утра аэродром Половинкино подвергся неожиданному штурмовому удару. С юга по долине реки Айдар на бреющем полете подкрались восемь Ме-109 и с ревом обрушились на самолеты, расставленные по краю аэродрома. [107] Наше дежурное звено не успело подняться в воздух. Сбросив осколочные бомбы и обстреляв из пушек рассредоточенные по капонирам самолеты, «мессеры» ушли. Им удалось зажечь стоявший на ремонте рядом с ангаром Пе-2 да на одном Ла-5 перебить трубку гидросистемы.

Гвардейцы настаивали на том, чтобы нанести ответный «визит». Но прежде чем это сделать, командир полка решил узнать, откуда могли прилететь непрошенью гости. Послал на разведку три пары Ла-5. Первую пару возглавил Шардаков. Он должен был осмотреть два аэродрома: один в Яме, другой в Артемовске; Дмитриев и Гринев — аэродром Барвенково, а Лавейкин и Быковский — в Краматорской и южнее ее. Ведущие двух первых пар доложили по радио, что на разведанных ими аэродромах скоплений вражеских самолетов не обнаружено, там лишь одиночные машины. Третья пара подошла к Краматорской с юга. Увеличив скорость, на бреющем полете выскочила на аэродром. Видимо, приняв их за своих, дежуривший на старте поспешил выложить посадочный знак «Т». Разведчики увидели слева вдоль взлетно-посадочной полосы два ряда Ю-88 и Хе-111, а справа — одномоторные самолеты Ю-87, Хе-126 и Ме-109. Всего около восьмидесяти-девяноста машин. На взлетной полосе хорошо просматривались четыре Ме-109 из дежурного звена. Появление нашей пары было настолько внезапным, что немецкие зенитчики не успели сделать ни одного выстрела.

После доклада о результатах разведки командир полка приказал Лавейкину быть готовым в 14.00 нанести штурмовой удар по этому аэродрому.

Налет наших восьми истребителей в обеденное время ошеломил фашистов. Вражеская зенитная артиллерия открыла огонь лишь тогда, когда летчики под командой Лавейкина успели бомбами и пушечным огнем зажечь четыре самолета.

Не обращая внимания на ураганный огонь зениток, наши истребители попарно устремились к земле, расстреливая пушечными очередями самолеты на стоянках. С десяток запылало.

Один Ме-109 был сбит в воздухе ведомым Лавейкина летчиком Попковым в тот момент, когда гитлеровец, производя четвертый разворот, безмятежно планировал на посадку с выпущенными шасси и щитками. [108]

На следующий день, вынырнув из кучевых облаков, над нашим аэродромом появились четыре Ме-109. Наперехват вражеских истребителей вылетели Лавейкин, а затем и Пчелкин. Но «мессеры» боя не приняли. Спикировав на аэродром, сбросили на маленьком парашютике какой-то предмет и на максимальной скорости и малой высоте быстро удалились. Предмет оказался консервной банкой. В ней обнаружили поверх насыпанных зерен гороха небольшую записку на бланке коменданта Краматорского аэродрома. Фашисты нагло утверждали, что наш налет не имел успеха. Для проверки достоверности сказанного приглашали наших парламентеров, за целостность которых ручались. Далее следовала приписка, что они, немцы, сбросят на наш аэродром столько бомб, сколько находится горошин в этой банке.

Командир смешанного авиакорпуса генерал Аладинский после этого послания решил направить для удара по тому же аэродрому еще две группы штурмовиков и истребителей. Командование сочло нужным в течение дня не тревожить аэродром противника. Удар произвести рано утром большой комбинированной группой из Ил-2, Ла-5 и Як-1.

По классу трудности налет на вражеский аэродром — одно из самых сложных заданий. Помимо большого летного мастерства, от летчика требуется хорошая психическая подготовка и смелость: бой проходит, как правило, далеко за линией фронта, когда мало шансов вернуться невредимым на свой аэродром.

Успех операции всегда зависел от хорошей организации вылета. Не последнюю роль играли фотоснимки разведчиков, по которым определялись расположение самолетов, складов на аэродроме, их прикрытие зенитными средствами и возможная плотность огня.

Накануне вечером Зайцев собрал намеченных к участию в предстоящей операции летчиков-истребителей нашего и соседнего авиаполков и в присутствии ведущих групп Ил-2 поставил перед ними боевую задачу. Начальник штаба товарищ Калашников довел до всех летчиков организацию боевого вылета, состав групп: ударной и непосредственного прикрытия, а также групп подавления зенитного огня. [109]

Затем наш командир, пользуясь крупномасштабной картой и фотопланшетами, обстоятельно изложил подробный план уничтожения фашистских самолетов на аэродроме Краматорская.

Особое внимание было обращено на взаимодействие истребителей и штурмовиков при встрече над своим аэродромом, при следовании на цель, атаке цели, уходе от нее, сборе и следовании домой, на выполнение противозенитного маневра и взаимную товарищескую выручку. Первую атаку решено было производить со стороны солнца.

Заместитель командира полка по политчасти объяснил, насколько серьезна задача, высказал ряд советов. Уяснив все детали предстоящего полета, летчики разошлись по своим эскадрильям.

...Раннее весеннее утро. Заря только занималась. Горизонт таял в туманной дымке.

В сумерках наступающего утра еще дремлют на своих стоянках истребители. Пришли механики — земные хозяева машин, и прифронтовой аэродром ожил. Постепенно заработали моторы, из выхлопных патрубков вырвались лиловые языки пламени, единственные источники света на летном поле. Через минуту могучий рев потряс полусонную степь. Наконец все моторы прогреты и опробованы.

И опять на аэродроме напряженная тишина. Механики в последний раз осматривают самолеты, вооружение и оборудование, дозаправляют баки бензином, маслом, пополняют бортовые баллоны воздухом. Самолеты к вылету готовы. Объехав все их стоянки, бензозаправщики и маслозаправщики направляются в отведенные укрытия.

Летчики в кабинах ждут сигнала. Техники в любую минуту готовы повернуть вентили аэродромных баллонов сжатого воздуха, чтобы запустить моторы.

В назначенное время на заданной высоте над нашим аэродромом появляются две группы по восемь Ил-2 и встают в большой круг, поджидая истребителей сопровождения.

Теперь аэродром снова наполняется грохотом моторов. Ла-5 и Як-1 выруливают на старт. Самолеты звеньями отрываются от взлетной полосы, убирают шасси и, красиво развернувшись на малой высоте, спешат к штурмовикам. [110] Истребители — верные и надежные друзья штурмовиков, разделившись на пары, занимают свои места в общем боевом порядке.

Быстро меняется ландшафт. Отчетливо видны огненные вспышки, ползущий по земле сизоватый дым. Линия фронта пройдена. Внизу территория, занятая противником.

Чтобы ввести в заблуждение немецкие посты ВНОС, группа меняет курс своего следования.

Бездонная синь апрельского неба. Прозрачен воздух. Ни облачка. Над горизонтом показался краешек солнца. Его лучи бликами отражаются на плексигласе фонарей кабин и металлических дисках .воздушных винтов. И на этот раз наши самолеты летят над Донбассом, временно захваченным врагом.

Опять бегут навстречу и уходят назад под крыло терриконы, вокруг которых белеют хаты под темными крышами, издали похожие на большие грибы, разрушенные постррйки шахт, железнодорожные станции. Четко различаются ровные, как натянутые струны, железнодорожные пути, поблескивает шоссейная дорога на Артемовск и Дебальцево. Медленно тянется время. В эфире тишина и спокойствие, лишь изредка ведущий штурмовик свяжется с командиром группы истребителей.

Разрезая упругий воздух, со свистом и воем самолеты стремительно приближаются к цели. От горизонта нехотя оторвалось солнце, громадное, чистое и яркое. Кажется, оно необъятных размеров. С земли таким его никогда не увидишь. До цели остается несколько минут полета. Восемь истребителей под командованием гвардии капитана Лавейкина на полных оборотах моторов и большой скорости выскакивают вперед, чтобы блокировать и попутно штурмовать аэродром противника. Вот и аэродром. На нем много вражеских бомбардировщиков Ю-88 и Хе-111. Рядом крестики поменьше — одномоторные бомбардировщики НЭ-87, истребители Ме-109 и корректировщики «хеншели».

Восемь Ла-5 с ходу с малой высоты сбрасывают осколочные бомбы по дежурному звену и стоянкам самолетов, а затем под прикрытием двух Ла-5 пушечным огнем производят штурмовку самолетов. В результате еще до прихода наших штурмовиков летчики зафиксировали два взрыва в юго-восточной части аэродрома, где находились «хеншели», и четыре пожара в юго-западной части аэродрома, в расположении стоянок истребителей. [112]

Вражеские зенитки открыли ураганную стрельбу — старались создать сплошную стену огня. Вертикальные, наклонные, пересекающиеся светящиеся трассы насквозь пронизывали строй истребителей. С ослепительными вспышками один за другим рвались вблизи наших самолетов снаряды, образуя огненную паутину. Буквально полнеба было завешено огнем, густыми бутонами зенитных разрывов.

В состав группы Лавейкина входил Кильдюшев. Не предупредив командование, он еще на земле под диктовку участников этого вылета написал крупными буквами ответ на записку немцев. По своему содержанию она во многом напоминала известный ответ запорожских казаков турецкому султану. Заканчивалась сообщением, что штурмовка нашего аэродрома «мессершмиттами» 10 апреля большого урона нам не нанесла, а вот мы, гвардейцы, в долгу не останемся — зададим врагам перцу. Эту записку Кильдюшев вложил в пустую гильзу ракеты, привязал к ней два длинных лоскута красной материи и спрятал в боковой карман куртки. Во время штурмовки, когда его самолет находился близко к командному пункту аэродрома, Кильдюшев выбросил «вымпел» за борт кабины.

Блокировочная группа Ла-5 Лавейкина встала в круг на высоте 1500–2000 метров, поджидая прихода штурмовиков в огне зенитных разрывов и трасс. Грозные Ил-2 почему-то запаздывали. Наконец подошли, за ними, словно на невидимом буксире, группа сопровождения истребителей Як-1. Невзирая на плотную завесу бешеного зенитного огня, они смело начали штурмовку. В сплошном облаке разрывов штурмовики, словно огромные снаряды, с нарастающим ревом мчались навстречу ощетинившейся земле. Первые атаки произвели по двухмоторным бомбардировщикам. Сброшена часть бомб, вслед за ними, оставляя огненные следы, из-под крыльев штурмовиков устремились вниз реактивные снаряды, заговорили пушки, зачастили, захлебываясь, пулеметы.

Фашистские самолеты на земле, видимо, были с бомбами, потому что подрывалось сразу по нескольку машин. Их обломки высоко взлетали. Всю линейку самолетов охватило огнем. Затем «илы» начали штурмовать на северо-восточной стороне аэродрома одномоторные самолеты и зенитные точки. [112] Вскоре зенитки были подавлены. А «илы» продолжали штурмовку. Некоторые экипажи сделали по восемь атак. Казалось, на аэродроме не осталось живого места. Он весь превратился в сплошную мешанину огня и дыма.

Около двадцати минут находились наши летчики над аэродромом противника. Перестроившись в боевой порядок «клин», штурмовики под охраной Ла-5 и Як-1 целыми и невредимыми возвращались домой. Полет показал, что продуманная предварительная подготовка на земле — залог успеха в бою. Несколькими днями позже аэродром Краматорская дважды подвергался штурмовому удару нашей авиации. Сначала это сделали десять Ла-5 во главе с гвардии капитаном Дмитриевым совместно с восьмью Ил-2. После первого захода над аэродромом завязался жаркий воздушный бой с двенадцатью истребителями противника.

Лобовой атакой гвардии младший лейтенант Иван Лавренко сбил одного «мессершмитта». Два истребителя противника кинулись было за самолетом Кильдюшева. Но ведомый Глинкин был начеку — выпустил по «мессеру» несколько коротких прицельных очередей. Ме-109 перевернулся на спину и упал. Бой длился около двадцати минут. Ни наши истребители, ни штурмовики потерь не имели, зато фашисты потеряли над аэродромом два Ме-109. А в 18.42 вечером того же дня шесть Ла-5 во главе со старшим лейтенантом Цветковым и восемь Як-1 соседнего полка снова сопровождали группу Ил-2 для нанесения удара по вражескому аэродрому Краматорская. Когда группа уже следовала к цели, наши летчики отчетливо слышали, как неизвестный женский голос несколько раз сообщал по радио:

— Краматорская, приготовьтесь. Приготовьтесь, Краматорская.

Очевидно, фашистский агент предупреждал. Во всяком случае еще до прихода к цели нашу группу встретили Ме-109 и Ме-110. Их было больше тридцати. Завязался тяжелый воздушный бой. «Илы» все же сумели сбросить на аэродром бомбы и эрэсы, хотя и понесли потери. Не вернулись на базу три наших истребителя — два Як-1 и один Ла-5. [113]

Младший лейтенант Николай Анцырев на пикировании сбил одного Ме-109, когда тот пытался атаковать подбитый Ил-2. Но в момент выхода из пикирования сам подвергся атаке двух «мессеров». На нашем самолете вспыхнули бензобаки. Летчик на высоте двести метров перевернул горящий самолет. От машины отделился черный предмет, за ним мелькнула ленточка, затем раскрылся белый купол парашюта. Под прикрытием своего ведомого младшего лейтенанта Кальсина Анцырев приземлился вблизи вражеского аэродрома. Это был храбрый человек. Всего за четыре месяца пребывания на фронте он сбил шесть самолетов противника. Не хотелось верить, что вечером, за ужином, не будет среди нас веселого кудрявого Николая Анцырева.

Когда наши войска освободили Краматорскую, местные жители рассказывали, какие потери несли немцы из-за налетов советской авиации. Целые эшелоны с самолетным металлоломом отправляли в тыл с аэродрома.

Накапливает опыт.

За последние дни характер воздушных боев изменился. Они стали протекать, как правило, в условиях быстрого наращивания сил, становились затяжными и отличались участием большого количества самолетов.

Немцы не рисковали вступать в борьбу с советскими летчиками при разных силах. Всегда стремились к тому, чтобы иметь численное превосходство. Нашим летчикам приходилось расчленять вражеские группы, бить их по частям,

Накопленный опыт воздушных сражений нашего полка и дивизии показал, что в группе истребителей надо выделять резерв, способный в наиболее напряженный период боя изменить обстановку, внезапным ударом внести панику в стан врага.

Стали придавать группе истребителей, идущих на патрулирование, одну пару мастеров воздушного боя. Она не входила в общий строй патруля, а следовала в стороне, поддерживая связь с главными силами, как по радио, так и зрительно. Занимая выгодные позиции, вступала в бой не сразу, ждала наиболее удобного момента, чтобы своей атакой решить исход схватки. [114]

К тревогам на аэродроме привыкли. Обычно еще не успевала сгореть ракета, как в воздух взлетало дежурное звено. На этот раз по тревоге вылетели прикрывать наземные войска шесть Л-5. Четверка шла развернутым фронтом, а Сытов со своим ведомым находились в стороне с превышением около тысячи метров. Лейтенант летел со стороны солнца и внимательно следил за действиями основной группы. За линией фронта летчики встретили шесть Ме-110 под прикрытием двух Ме-109.

Заметив наших, фашисты продолжали идти прежним курсом. Четверка Ла-5 смело атаковала флагманский самолет.

Надеясь на сильный огонь своих самолетов и численное превосходство, враги все же не выдержали. В последний момент ведущий отвернул и полез вверх, чтобы избежать столкновения. Он был сразу сбит Сытовым.

Строй самолетов противника рассыпался, полетели вниз бомбы. Гвардейцы не замедлили воспользоваться замешательством немцев. Один за другим они сбили три Ме-110.

Сытов после атаки все время старался занимать высоту — он усвоил правило: «Кто хозяин высоты — тот победитель».

Поединок.

Это произошло 27 апреля 1943 года. Полк продолжал базироваться на аэродроме
Половинкино. Солнце уже взошло. Его яркие лучи играли на покрытых лаком плоскостях и остеклении фонарей кабин «лавочкиных». По открытому полю гулял свежий весенний ветерок.

Вдруг тишину аэродрома нарушил отдаленный рокот моторов. Крались Ме-110. На нашем аэродроме тогда в готовности находилось только два дежурных истребителя. Большинство самолетов полка выполняло боевые задания над линией фронта, а часть машин с пустыми бензобаками и ящиками для снарядов ждала очереди для заправки горючим и боеприпасами.

С командного пункта полка высоко в небо взмыла сигнальная ракета.

— Тревога! — закричал басистым голосом механик дежурного самолета.

Сидевшие наготове в машинах летчики начали запускать моторы. У старшего летчика Евгения Быковского мотор запустился сразу, а у его напарника, как назло, воздушный винт проворачивался вхолостую. Что делать? [115]

Не до раздумий: цель налета фашистов ясна — впереди по курсу аэродром и важный железнодорожный узел города Старобельска.

Быковский взлетел. Убрав сразу после отрыва самолета шасси, он перевел машину в набор высоты. Расстояние между нашим истребителем и самолетами противника сокращалось, а высота росла предательски медленно — времени на разгон скорости не было совсем. Аэродром замер в волнении. Через несколько секунд разыграется поединок.

Один против тридцати четырех. Евгений Быковский направил тупой нос своего Ла-5 на ведущего фашистской группы. Ударил из двух пушек. «Мессер» задымил, со снижением пошел к земле. Ме-110 плотнее сомкнули строй. Некогда было Быковскому выбирать удобную позицию для атаки. Сейчас главное — упредить врага, не дать ему возможности сбросить бомбы прицельно. И гвардеец повторяет атаку. Его самолет идет прямо в лоб вражеской группы, Евгений стреляет короткими очередями. Строй распался. Заметались фашисты по небу. Прицельного бомбометания не получилось.

Быковский напористо атаковывал. Момент был упущен, и фашисты спешили поскорее освободиться от бомб. Второй «мессершмитт» зачадил, оставляя за собой дымный след. Враги, видимо, понимали, что каждую минуту могли подойти с соседних аэродромов советские истребители, и на второй заход для бомбежки не решились. Отказались они и от удара по железнодорожному узлу.

Резко задрав свой истребитель, наш летчик продолжал атаковывать вражеские самолеты. Фашисты стали разворачиваться на юго-запад. Уже на отходе, обозленные тем, что им помешал бомбить всего один советский истребитель, набросились на него. Они зажали Быковского со всех сторон: сзади, сверху, сбоку, снизу и били со всей силой бортового оружия.

— Собьют же... — сокрушенно вздохнул командир полка, не отрывавший взгляда от самолета Евгения. — И помочь ему нечем!

На земле не было ни одного готового к полету самолета.

Гвардеец развернулся. Теперь он упрямо шел в лоб одного из «Мессершмиттов-110», беспрерывно ведя по нему огонь. [116] А в это время.под большим углом его атаковал второй Ме-110. Последовала длинная очередь из всех передних огневых точек. «Лавочкин» неестественно перевернулся через крыло, стал падать отвесно с работающим на полных оборотах мотором.

На аэродроме все замерли. Выполнив свой воинский долг, Женя уходил в бессмертие.

Километрах в трех севернее Половинкина раздался взрыв. Внезапно наступила гнетущая тишина.

— Санитарную машину! Врача! — крикнул Зайцев, выйдя из минутного оцепенения. Без команды, не разбирая дороги, прыгая через канавы, приаэродромные окопы и щели, бежали однополчане к месту происшествия. Туда же помчалась санитарная машина.

В тяжелом молчании остановились у края глубокой воронки те, кто попал сюда первым.

Из подъехавшей санитарной машины выскочил полковой врач Овсянкин. Он уже был не нужен.

Обломки Ла-5, врезавшись в заболоченную землю, ушли на несколько метров вглубь, похоронив вместе с собою и Женю. Воронка быстро заполнялась водой. Из нее доносился острый запах бензина и масла.

Весь полк собрался у места падения самолета Быковского. Начался траурный митинг. Трудно было говорить выступавшим, многие плакали.

— За смерть твою, Женя, отомстим! — поклялся гвардии капитан Лавейкин.

От проезжей дороги принесли огромный серый валун. Положили рядом с воронкой, как временный памятник герою.

Родина не забыла сокола. В 1965 году в день двадцатилетия со дня победы над фашистской Германией Евгению Быковскому было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Грамота Президиума Верховного Совета СССР была вручена его матери, которая живет в Ростове-на-Дону.

Долетался.

Весна на Украине была в полном разгаре. Пахли молодые листья тополей, акации и трав, парила черноземная земля... В середине мая боевая нагрузка резко спала. Полк выполнял разведывательные задания и нес дневное дежурство. [117]

Дни затишья напоминали мирное время, а ночи возвращали к фронтовой действительности. Стали часто появляться одиночные фашистские бомбардировщики. Ночь для «юнкерсов» — лучшая пора.

То и дело слышался надрывный вой «юнкерса». Походит, походит такой одиночка над притихшим аэродромом, сбросит одну, другую бомбу и опять ходит. Минут через тридцать-сорок его сменяет другой — груженный бомбами и «лягушками». Так до самого рассвета.

Убедившись в том, что пользы от ночных налетов мало, немцы вскоре прекратили свои ночные визиты и переключились на дневные. Они все чаще прилетали днем и с большой высоты бомбили железнодорожный узел города Старобельска. Но тот держался. Этому во многом способствовали слаженная совместная работа наших зенитчиков и летчиков-истребителей.

Тогда фашисты изменили тактику. Они решили вначале провести детальную разведку расположения наших зенитных точек, оборонявших город и узел, попытаться сначала уничтожить их, а затем покончить с железнодорожным узлом. В одну из темных майских ночей немцы послали вперед самолет До-215, который должен был звуками своих моторов вызывать на себя огонь наших зенитных точек, а сзади него пустили для корректировки артиллерийского огня «Хеншель-126», Летчик-наблюдатель должен был в полете засекать и наносить на карту местонахождение стреляющих зенитных батарей.

До Старобельска немцы летели на минимальной скорости по ранее намеченному маршруту. Стоило им только появиться над дальней окраиной города, как наши зенитчики встретили их дружным ураганным огнем. Нервы летчика До-215 не выдержали, он прибавил газ и выскочил из огненного ада.

Тихоходный разведчик-корректировщик был подбит. Осколок зенитного снаряда угодил в приборную доску, разбил компас. От страха пилот перепутал части света и стал метаться в кромешной тьме из стороны в сторону. Через некоторое время он очутился около неизвестного большого селения, но опознать его не смог.

Придя в себя, световой ракетой осветил местность под самолетом. Стал садиться на ровное поле. Закончив пробег, пилот убрал газ и приказал летнабу сходить к крайнему дому селения, узнать название пункта. [118] Тот неохотно вылез из кабины, проклиная своего командира, скрылся в темноте. Ходил он долго. Когда, осмелившись, подошел к крайней хате и заглянул в щель оконных рам, то замер: за столом сидели наши солдаты. Страх погнал его обратно к своему самолету.

Две ракеты осветили и самолет с работающим мотором, и бежавшего к машине летнаба. Как позже выяснилось, не дождавшись летнаба, пилот пустил их в ночную темноту, затем довел обороты мотора до полных и взлетел, оставив своего напарника на земле.

К только что освещенному месту немедленно отправилось отделение солдат. Они и обнаружили летнаба. Утром его доставили к нам в полк. На допросе рыжий высокий немец в зеленом летном комбинезоне послушно протянул Зайцеву карту, которой пользовался. Она была испещрена кружками, обозначающими маршрут его полета до города Старобельска. Над городом маршрут делал излом и прямой линией уходил на запад. Гитлеровец пытался улыбаться, заискивал. Он продолжал твердить, что всего-навсего летнаб и в бомбежках наших мирных городов никогда не участвовал. Охотно и многословно сообщал сведения о расположении аэродромов и планах своего командования, где базируется его часть, сколько в ней самолетов, назвал фамилии командиров. Пленного отправили в дивизию. Фашисты хотели уточнить расположение наших зенитных батарей. Так вот один из них и «уточнил».

К началу мая на боевом счету Ивана Кильдюшева было около шестидесяти успешных боевых вылетов и восемь сбитых фашистских самолетов. Его наградили двумя боевыми орденами. А 15 мая его не стало... Утро в тот день выдалось солнечное. Очень тепло, полный штиль. Непривычно тихо. Над сочной травой аэродрома поют жаворонки. Будто и войны нет. Но вот после прогрева взревели на высоких нотах моторы четырех Ла-5. Это Шардаков, Мастерков, Кильдюшев и Глинкин вылетали на разведку сосредоточения войск противника в районе Золоторевка, Артемовск.

Задание они выполнили. Но возвращаясь на свой аэродром, обнаружили на одной из проселочных дорог у донецкой деревни Мессерош большую колонну танков и автомашин. Решили ее штурмовать. Четверка сделала один заход, второй. Запылали внизу машины. [119]

Неожиданно открыли огонь зенитки. Прямым попаданием снаряда самолет Кильдюшева был поврежден, а летчик тяжело ранен.

Собрав последние силы, он довернул самолет, направив его на колонну танков и автомашин. Черные клубы дыма и сильный взрыв возвестили, что летчик-истребитель Иван Кильдюшев нанес свой последний сокрушительный удар по врагу. Так у нас в полку появился свой Гастелло.

Наши девушки

И вот летом в конце июля 1942 года на Калининском фронте в полк прибыли девушки, одетые в туго перепоясанные солдатскими ремнями шинели и перешитые армейскими умельцами кирзовые сапоги. Аня Липунова, Вера Васильева, Шура Короткова, Тоня Губенко, Маша Алексюкова и другие. Они, как и тысячи советских женщин и девушек, не задумываясь, стали в ряды защитников Родины. Жар комсомольских сердец руководил ими. Многие стали оружейницами, а Стеша Безбородова и Лариса Шеберстова — укладчиками парашютов. Таня Юрченко — прибористкой.

Умелые девичьи руки готовили оружие и самолеты к бою почти во всех полках нашей авиации. Работали они старательно. До войны кто-то из них учился, некоторые уже имели мирные специальности. Так, Малофеева была учительницей в городе Дмитрове, а Липунова и Обидина — на Алтае. Беляева — счетоводом в Ступино. Вместе с другими в полк прибыла и Лиза Спасивых — хрупкая девушка с коротко подстриженными светлыми волосами над высоким лбом и живыми голубыми глазами на худощавом лице. Голос у нее был тихий, спокойный.

Ее назначили в экипаж лейтенанта Александра Остапчука. Она отличалась исключительным упорством, настойчивостью и аккуратностью в работе. Как всегда, перед запуском мотора легко вскакивала на центроплан, протирала до блеска чистой ветошью лобовой плексигласовый козырек, фонарь, чтобы в полете летчику ничто не мешало осматривать воздушное пространство.

Экипаж был дружным, комсомольским. Материальная часть машины и вооружения подготавливалась к полетам тщательно, и не было случая, чтобы по вине техника, оружейника или прибориста самолет не выполнил боевого задания. [120]

Вот уже около года девушки чистили пушки, ходили в наряд. Мужественно переносили они все невзгоды фронтовой жизни.

Гвардии младшие сержанты Липунова, Коробейникова и Короткова обслужили свыше сотни боевых вылетов. Как только летчики возвращались с боевого задания, оружейницы к ним подбегали и спрашивали:

— Как работало вооружение?

— Безотказно!

Слабые на вид девчата поднимали для маскировки самолетов целые деревья, подвешивали бомбы тяжелее своего веса. Все старались помочь им.

Бывали дни, когда самолеты делали по пять-шесть боевых вылетов ежедневно, и всегда вооружение и приборное оборудование подготавливалось вовремя.

Кроме своей основной специальности, оружейницы Малофеева, Липунова, Коробейникова и Короткова, используя каждую свободную минуту, овладели умением самостоятельно заправлять самолет бензином, маслом, воздухом. Их примеру последовали другие.

За образцовое выполнение боевых заданий все девушки получили гвардейские знаки, многие были награждены медалями «За боевые заслуги».

Принимая награду, гвардии младший сержант Аня Липунова сказала: «Самый счастливый день в моей жизни — это сегодняшний день. Обязуюсь еще лучше готовить авиационное вооружение наших самолетов. С честью оправдаю высокое доверие партии и народа».

1 июня 1943 года на аэродроме Половинкино фашистская бомба угодила в столовую во время ужина. От осколков погибли четверо. Среди них — гвардии младший сержант Елизавета Спесивых.

Всего восемнадцать лет прожила на свете. До обидного мало! Она была в числе первых, кто принес в военкомат похожие друг на друга короткие заявления — «Прошу отправить меня добровольцем на фронт».

Совсем еще девчонкой ушла она из детдома воевать, чтобы помочь Родине в борьбе с немецкими захватчиками. В полку Лиза настойчиво изучала вооружение истребителя.

С каким восхищением смотрела на ветеранов полка! С каким уважением относилась к летчикам и техникам! И вот теперь ушла от нас. Особенно тяжело воспринял весть о ее гибели командир экипажа Александр Остапчук. Он не находил себе места. На ее могиле поклялся отомстить врагу. [121]

И надо отметить, слово свое сдержал. На следующий же день дерзкими атаками на глазах летчиков своей группы он сбил «Юнкерс-88».

В июне 1943 года в армии и на флоте упразднили должности заместителей командиров эскадрилий по политической части. Тепло проводили однополчане старших политруков Афанасьева Б. Н., Шилкина В. И. и Моисеева М. П. в другие части. В эскадрильях переизбрали парторгов, которые должны были, помимо своей боевой работы, совместно с командирами эскадрилий проводить всю партийно-политическую и воспитательную работу личного состава. Парторгами избрали лучших коммунистов полка: Константина Апанасенко, Николая Кудряшова, Наума Шифмана. На примерах и подвигах ветеранов полка они воспитывали личный состав. При участии парторгов выпускались боевые листки и газеты, где отражалась боевая жизнь эскадрилий, подвиги летчиков-гвардейцев, отмечалась многообразная работа техников. Ежедневно проводились информации о боевых успехах на фронтах, организовывалась политическая учеба. При неослабном внимании парторгов шло обучение молодого пополнения знания сложной материальной части.

На участке у реки Айдар фронт стабилизировался. Боевые действия стали менее активными. С новой силой они развернулись в районе городов Изюма и Харькова. 2 июня полк перебазировался на аэродром Щенячье, расположенный между Купянском и Харьковом. [122]