16. Вторжение

Мне позвонили из имперского генерального штаба и предложили приехать на заседание комитета начальников штабов. Признаться, я был удивлен этим приглашением, даже не столько удивлен, сколько почувствовал за поздним телефонным звонком наступление каких-то важных событий. И вот уже машина неслась по затемненным и мокрым от только что прошедшего дождя улицам Лондона к хорошо знакомому зданию. Я и прежде частенько бывал в этом мрачном сером здании с дубовыми панелями и копдоном из часовых. Здесь приходилось решать многие текущие дела с высшими военными чинами Британской империи. Но на сей раз интуиция подсказала: речь пойдет о чем-то необычном.

Адъютант — морской офицер провел меня на третий этаж, где находилась комната совещаний. Передо мной открылась массивная дубовая дверь с медной ручкой и гербом империи. Адъютант назвал мою фамилию.

За длинным столом сидели фельдмаршал Аллен Брук, главный маршал авиации Ч. Портал, адмирал флота Э. Каннингхэм, их помощники и переводчики.

Некоторое время все молчали, ожидая, когда я сяду в кресло.

— Адмирал, — сказал Эндрыо Каннингхэм, — мы пригласили вас, чтобы сообщить новость чрезвычайной важности. — Он выдержал паузу, наблюдая за моей реакцией. — Дело в том, что на днях состоится вторжение союзных войск во Францию. Хотелось бы, чтобы вы присутствовали при высадке в качестве наблюдателя от нашего русского союзника.

Да, новость была действительно заслуживающей внимания. Этого события ждали советские воины, сражавшиеся один на один с основными силами фашистской Германии и ее сателлитов. Невольно подумалось: если бы это известие получить год, а еще лучше — два года тому назад! Сколько бы жизней было спасено! Сколько полей было бы не вытоптано сапогами фашистских орд! Сколько городов осталось бы целыми! Сколько детей увидели бы своих отцов! Сколько матерей обняли бы своих сыновей!

Увы, слишком поздно пришло это известие. И все же вторжение союзных войск поможет нам быстрее завершить разгром фашистских агрессоров.

— Могу ли сообщить об этом в Ставку Верховного Главнокомандования? — спросил я.

— Как вы догадываетесь, адмирал, предстоящая операция — величайший секрет, — вмешался Аллен Брук. — Как представитель союзной державы, вы должны быть заинтересованы, чтобы не произошло никакой утечки информации...

— Понимаю. И сделаю все возможное. Но я не могу исчезнуть из Лондона, не поставив об этом в известность Москву.

Наступила пауза. Начальники штабов, как видно, сосредоточенно думали.

— Ну, хорошо, адмирал, — промолвил наконец Брук. — Но только в Ставку и по закрытым каналам. О целях вашего отъезда не должна знать даже ваша семья.

— Разумеется, господин фельдмаршал. Я приму все меры, чтобы мой отъезд из Лондона остался незамеченным.

Надеюсь, вы не возражаете, если я возьму с собой адъютанта.

Возражений не последовало.

К лету 1944 года советские войска очистили от оккупантов огромную территорию, частично восстановили Государственную границу СССР и вступили в Румынию. Появились реальные перспективы скорейшего освобождения народов Польши, Чехословакии, Болгарии, других европейских государств. Под ударами Красной Армии начался распад немецко-фашистской коалиции, ее войска откатывались на запад. Резко активизировалась антифашистская борьба, в том числе в самой Германии. Стало ясно, что Советские Вооруженные Силы способны и без открытия второго фронта окончательно разгромить врага.

В этих условиях высадка союзных войск в Европе уже не могла оказать решающего влияния. Тем более ее нельзя рассматривать как переломное событие в ходе военных действий, как это склонны считать некоторые буржуазные историографы. Проведение операции диктовалось теперь не столько военной необходимостью, сколько политическими расчетами. Союзники боялись усиления национально-освободительного движения в Западной Европе, стремились сохранить там после войны антинародные режимы.

Подготовка к десантной операции в значительной мере облегчалась тем, что основные силы фашистской Германии были скованы на Восточном фронте. Это позволило англичанам и американцам длительно, тщательно и планомерно, без серьезных помех со стороны противника готовить вторжение.

Надо сказать, что гитлеровцы еще в начале войны боялись нападения с Запада. Гитлер, выступая перед своим генералитетом в ноябре 1939 года, говорил об ахиллесовой пяте рейха — Руре. Он считал, что, если Англия и Франция прорвутся к Руру через Бельгию и Голландию, это может привести к «параличу германской силы». Однако правительства Великобритании и США не использовали этой возможности ни в 1942, ни в 1943 годах, несмотря на то что главные силы фашистской Германии были скованы на Востоке. Теперь, в июне 1944 года, союзники не могли не знать, что наиболее боеспособные войска вермахта (179 дивизий и 5 бригад) находятся на советско-германском фронте, в то время как во Франции, Бельгии и Голландии дислоцируется всего лишь 58 дивизий.

Между тем протяженность западного побережья Европы составляла более 2000 километров. Начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами рейха генерал Йодль считал, что на таком огромном участке вообще невозможно создать глубоко эшелонированную систему укреплений.

И действительно, в значительной мере немецкие береговые укрепления существовали лишь на оперативных картах.

Фельдмаршал Рундштедт, возглавлявший вооруженные силы «Запад», утверждал, что, несмотря на все укрепления, длительная оборона побережья невозможна без крупных танковых и моторизованных соединений.

Позднее станет окончательно ясно, что Атлантического вала, о котором так много писала англо-американская печать, по сути дела, не было. Легенду же о его неприступности создала геббельсовская пропаганда. Ее подхватили и раздули правящие круги США и Англии, чтобы оправдать затяжку открытия второго фронта.

Германское командование считало, что если англо-американцы и предпримут какие-либо действия в Нормандии, то только отвлекающие, а основной удар следует ожидать в районе Па-де-Кале. Но десант окажется высаженным именно в Нормандии, на участке, менее всего защищенном.

Берега залива Сены обороняли всего лишь три пехотные дивизии. Система укреплений здесь была слабой. Она состояла из одной полосы глубиной 6–8 километров, которая представляла собой отдельные, изолированные один от другого, опорные пункты, не имевшие между собой огневой связи. Средняя плотность артиллерии в районе высадки не превышала 1,5 орудия на километр фронта.

К началу высадки гитлеровцы располагали на Западе лишь 160 боевыми самолетами, а из сил флота могли привлечь к отражению десанта 5 эсминцев, 163 тральщика, 57 сторожевых кораблей и 34 торпедных катера (в строю их находилось около 100). Но они не сумеют рационально использовать и эти силы.

Союзники же, как потом станет известно, намечали высадить 39 дивизий и 12 бригад общей численностью 2 876 тысяч человек, из них 1533 тысячи американцев.

Авиация наступающих насчитывала 10 859 боевых и 2316 транспортных машин. Для непосредственного обеспечения, операции было привлечено 6939 кораблей и судов различных классов и типов, в том числе: 7 линейных кораблей, 24 крейсера, 2 монитора, 104 эсминца и фрегата, 14 флотилий тральщиков, большое число боевых катеров различного предназначения.

Таким образом, союзники располагали абсолютным превосходством в сухопутных, морских и воздушных силах, достаточными средствами ПВО, ПЛО и ПМО.

Планом операции «Оверлорд» предусматривалось ночью в канун вторжения высадить на флангах будущего плацдарма три воздушно-десантные дивизии и тем самым изолировать плацдарм от районов, откуда противник мог подтянуть резервы.

Плацдарм высадки подразделялся на два сектора, а секторы — на участки. В западном секторе должны были высаживаться американские войска, в восточном — английские и канадские. Для поддержки с моря формировались два оперативных соединения: западное, состоявшее преимущественно из американских кораблей (3 линкора, 10 крейсеров, монитор, 30 эсминцев), и восточное — из английских (3 линкора, 13 крейсеров, монитор, 30 эсминцев). На оперативные соединения, так же как и на авиацию, возлагалась предварительная обработка побережья и поддержка наземных войск.

Для обеспечения безопасности десантных отрядов и кораблей огневой поддержки от подрыва на минах выделялось 150 тральщиков. Им предстояло пробить 10 подходных фарватеров.

Готовясь к вторжению в Европу почти три года, союзники нацелили всю мощь своей промышленности на производство военной техники, строительство специальных десантных средств, производство оружия и т. д. Они построили около 30 000 единиц самоходных десантно-высадочных средств грузоподъемностью от 50 до 5000 тонн. Широко развернулось строительство транспортного флота. Еще задолю до 1944 года этот флот уже мог осуществлять воинские перевозки больших масштабов и принять на себя бесперебойное снабжение крупных экспедиционных сил.

Союзники имели возможность разработать и изготовить специальные образцы боевой техники и оружия различного предназначения. Они создали, например, танки «Валентайн», приспособленные для действий на воде, хорошо герметизированные и вооруженные 76,2-миллиметровой пушкой. Эти танки свободно плавали, но были лишены возможности двигаться по земле; при соприкосновении с грунтом они останавливались. Эти танки входили в артиллерийские группы, способные, находясь вблизи берега, подавлять пулеметные и иные огневые точки противодесантной обороны противника, что существенно облегчало действия групп разграждения. Для подавления обороны были созданы и специальные суда, способные выпускать в первом залпе по 360 трехдюймовых реактивных снарядов. Подходя вплотную к берегу, они могли поражать цели на глубину до четырех километров.

К моменту высадки десанта было построено большое количество самолетов «Тайфун», вооруженных реактивными снарядами и предназначенных для действий главным образом против танков и скоплений пехоты; изготовлены специальные универсальные автомашины, способные перевозить до 30 солдат с полным вооружением. Эти машины могли двигаться и по воде со скоростью до 9 узлов, и по суше — до 60 километров в час. Их наличие облегчало разгрузку на рейде транспортов с войсками.

В период подготовки к операции были проведены многочисленные тренировки войск на специальных базах и полигонах, по топографии идентичных намеченным пунктам высадки. Особое внимание уделялось тренировкам специальных подразделений, получивших название «коммандос».

Их начали готовить еще за два года до вторжения на специальных учебных пунктах. Занятия велись под наблюдепием опытных инструкторов, получивших боевую практику, и сопровождались массовым применением огневых средств.

Цель тренировок — отработать высадку первого броска десанта и ведение боя за овладение берегом в условиях организованного сопротивления противника.

Все другие войска, участвовавшие в первом и втором эшелонах десанта, также проходили тренировку на полигонах с применением огневых средств (огонь велся через головы войск). Правда, такой способ приводил иногда к потерям, но в целом вполне себя оправдал, так как войска быстрее привыкали действовать в условиях, приближенных к боевым.

Готовились и силы флота. Уже имея опыт неудачной Дьеппской операции, а также Сицилийской и Итальянской операций, они усиленно тренировались в стрельбе по берегу. Особое внимание обращалось на подавление наземных узлов сопротивления и на взаимодействие с сухопутными войсками при бое в глубине обороны противника. Для повышения эффективности огня важную роль отводили корректировке с воздуха.

Корректировочную авиацию выделили заранее. Каждую группу самолетов закрепили за тем кораблем, огонь которого она должна была корректировать в ходе операции.

Бомбардировочная авиация готовилась к уничтожению основных узлов наземных коммуникаций на побережье и в глубине обороны вплоть до Парижа, к разрушению узлов сопротивления, пунктов базирования и строительства авиации противника, а также к уничтожению его самолетов на аэродромах.

Тактическая авиация (самолеты типа «Тайфун», «Москито», «Спитфайер», «Бостон») еще с конца 1942 года отрабатывала непосредственное содействие войскам, в том числе методы и технику борьбы с танками.

Разведывательная авиация в течение двух с лишним лет вела всестороннюю разведку береговых объектов, многократно фотографируя побережье Франции при различной видимости, в полную и малую воду, а также фиксировала результаты бомбардировок отдельных пунктов. Это способствовало получению исходных данных для расчета боеприпасов, необходимых для уничтожения той или иной цели, и позволяло определить продолжительность восстановления врагом атакованных объектов, главным образом узлов коммуникаций, артиллерийских батарей и т. п. Систематическое ведение разведки вдоль всего побережья Западной Европы затрудняло противнику определение района предполагаемой высадки.

Многократное фотографирование прибрежной полосы в районе вторжения во время приливов и отливов дало возможность выявить систему противодесантных заграждений, установленных в воде, определить наиболее действенные средства и способы борьбы с ними и уточнить наивыгоднейший момент начала высадки (в зависимости от уровня воды). Фотосъемкой удалось вскрыть и огневую систему обороны. Кстати замечу, что эти сведения в ходе высадки, как правило, подтверждались.

При подготовке и проведении операции важное значение придавалось скрытности. Союзное командование считало необходимым во что бы то ни стало добиться тактической внезапности и получить тем самым вытекающие из нее преимущества. Добиваться же оперативно-стратегической внезапности не имело смысла: противник достаточно хорошо знал (и союзники не скрывали), что готовится вторжение во Францию.

Для обеспечения тактической внезапности еще задолго до начала операции основные узлы коммуникаций в глубине вражеской обороны подвергались интенсивным ударам с воздуха. Только в мае на наиболее важные объекты было сброшено 130 тысяч тонн авиабомб. Район же, выбранный для высадки, длительное время вообще не подвергался бомбардировкам, чтобы не привлекать внимания обороняющихся. Лишь за 9 часов до вторжения по нему нанесли массированный авиационный удар. Из-за нарушенных коммуникаций гитлеровцы уже не успевали подбросить резервы из глубины, даже если бы они и правильно определили главное направление высадки. Во время этого удара бомбардировке подверглись все основные береговые батареи и районы скопления вражеских войск. На них было сброшено 5200 тонн бомб.

Для отвлечения внимания противника от фактического района высадки в течение нескольких дней до начала операции проводились массированные налеты авиации на район Кале, Булонь, который противник считал наиболее вероятным районом вторжения. (В ночь, непосредственно предшествовавшую высадке, по нему нанесли особенно сильный удар, что окончательно дезориентировало врага. Судя по показаниям пленных, противник узнал о действительном районе вторжения только в момент высадки союзных войск, но из-за умело организованной дезинформации он еще несколько суток считал это направление вспомогательным.)

В этих же целях широко применялись радиодезинформация и радиомаскировка. В период подготовки операции специально организованная служба осуществляла противодействие радиоразведке врага и отвлекала ее внимание на ложные направления.

Для успешного осуществления операции нужно было создать на Британских островах плацдарм для вторжения.

Потребовался целый ряд мер, связанных с приемом американских и канадских войск, а также техники, горючего, боеприпасов, продовольствия. Пришлось освободить от гражданского населения несколько районов, организовать здесь особо надежную противовоздушную оборону, систему связи и снабжения.

Английская промышленность почти полностью переключилась на обеспечение десантной операции. Это необходимо было, чтобы освободить побольше судов для перевозки войск, которые при других обстоятельствах должны были бы перевозить военные грузы из США и Канады. По данным «Белой книги», опубликованной в ноябре 1944 года, ежемесячный выпуск самолетов в Великобритании увеличился до 2500, морских орудий — до 1500, снарядов — до 500 тысяч. Увеличился выпуск танков, бронемашин и других видов вооружения и снаряжения.

Естественно, для успеха дела необходимо было обеспечить скрытность подготовки к операции. 10 марта 1944 года английский военный кабинет принял постановление, по которому въезд и выезд населения из районов, имеющих отношение к исходной позиции, без разрешения властей запрещался. Были отменены отпуска для военнослужащих; дипломаты всех стран, кроме СССР, США и доминионов, не могли покидать Великобританию без специального на то разрешения, посылать или получать через курьеров, по телеграфу или диппочтой не проверенные цензурой сообщения.

Генерал Брэдли приказал не пропускать в прессу без его разрешения ни одного высказывания любого военнослужащего.

В интересах скрытности штаб, разрабатывающий операцию, на два месяца был полностью изолирован от внешнего мира. Никто из штабных работников не имел права выходить за пределы установленной и строго охраняемой зоны.

Внешняя телефонная связь в помещениях отсутствовала.

Вместе с тем был специально сформирован фиктивный штаб группы армий, расположенный в Юго-Восточной Англии.

Он занимался планированием вторжения через Па-де-Кале и искусно снабжал фашистскую агентуру ложными сведениями.

Были приняты меры и для подавления системы технического наблюдения противника. Еще задолго до вторжения союзники знали почти все места расположения радиолокационных станций на французском побережье, но не разрушали их, намереваясь вывести эти станции из строя в такой момент, который исключил бы возможность их восстановления к началу операции. Радиолокационные станции были подвергнуты массированному воздушному удару за три дня до высадки, что существенно нарушило вражескую систему технического наблюдения.

Корабли союзников начиная с 24 мая и вплоть до высадки соблюдали полное радиомолчание (связь поддерживалась только зрительными средствами; радио разрешалось применять лишь для передачи приказаний с берега). Большинство радиоустановок на кораблях и судах было опечатано. Документами, разработанными на переход, всякая радиопередача запрещалась. Даже при подрыве на мине командир корабля не имел права воспользоваться радиосвязью. Считалось, что случившееся должен видеть старший начальник и только он мог решить, давать об этом извещение по радио или нет.

Флот, участвовавший в операции, сосредоточился в базах Великобритании (Гринок и Белфаст), причем до начала операции отряды английских и американских кораблей не раз выходили на 4–5 суток в море на тренировку. Противник мог считать каждый такой выход началом операции, и установить фактический момент развертывания сил ему было, конечно, трудно.

Согласно замыслу высаживать войска планировалось на рассвете, через час после наступления малой воды в сизигийский отлив. Это повышало эффективность действий групп разграждения, а скорое наступление прилива уменьшало риск посадки на мель десантных судов, подошедших к берегу. Считалось, что полнолуние при ясном небе обеспечит освещенность района, достаточную для соблюдения судами организованного движения. Сочетание всех этих условий приходилось на 5–7 июня. Поэтому высадку назначили на 5-е.

Повторяю: все эти данные о подготовке к Нормандской десантной операции мне стали известны значительно позже. А в тот вечер, возвратясь из имперского генштаба, я сделал все, что надо было сделать, и тут же лег спать.

На следующее утро, наспех позавтракав, мы на своем «бьюике» отправились по тихим еще улицам английской столицы на юг. Хотелось как можно раньше добраться до Портсмута, где на рейде и в окрестностях были приготовлены для вторжения британские военно-морские и десантные силы. Машина шла через небольшие городки, мимо очередей домашних хозяек, выстроившихся у магазинов, достигла Саутхемптона, затем свернула на юго-восток.

Повеяло влажным морским воздухом. Дорога пересекала зеленые луга и чистенькие деревушки. Но никаких видимых признаков скопления войск я не заметил, хотя, как впоследствии мне рассказали, в этом районе были сосредоточены три английские пехотные и две бронетанковые дивизии.

Единственное, что напоминало о военном времени, — это контрольно-пропускные пункты. Сопровождавший меня помощник начальника генерального штаба бригадный генерал Файербресс легко устранял эти «препятствия» на нашем пути. Его документы производили сильное впечатление па офицеров и сержантов, дежуривших на КПП.

Не знаю, почему именно этого человека мне навязали в спутники — и во время поездки в Портсмут, и потом — на сухопутный фронт, где я был в числе советских военных наблюдателей. Файербресс обладал, казалось бы, манерами джентльмена: был спокоен, корректен, ненавязчив. Но в каждом его жесте, в каждой любезной улыбке на морщинистом лице сквозила неприязнь к нам.

У пирса в Портсмуте нас ждал катер, посланный с крейсера «Мавришес» — одного из флагманских кораблей вторжения. К трапу крейсера вышел коптр-адмирал Питерсон, возглавлявший высадку колонны «Д», — энергичный шотландец, имевший, как потом выяснплось, опыт десантирования в Сицилии. Адмирал встретил меня радушно. Он тут же заявил, что внимательно следит за сводками с советскогерманского фронта и восхищен нашими победами.

— Да, адмирал, ничего не скажешь. Ваши маршалы ловко переигрывают немецких. Кто бы мог подумать два года назад, что вы так турнете фашистов! Уверен, что вы скоро будете в Германии! И поймаете Гитлера живьем! Вот будет потеха! Наши-то лопнут от зависти, если вы раньше окажетесь в Берлине, — и Питерсон громко захохотал, будто живо представил огорченные лица своих сухопутных военачальников.

Питерсон отвел мне флагманскую каюту, обставленную дорогой мебелью, а потом повел показывать крейсер. Мы осмотрели оперативную рубку, увешанную картами побережья Франции. Рядом висела схема движения американских и английских колонн. Адмирал охотно давал мне пояснения:

— Мы движемся несколькими колоннами. После рандеву с американцами идем прямо в Нормандию. Они высаживают десант в районе Каратана, а мы восточнее — у Кана. Теперь, адмирал, все зависит от погоды.

Мы вышли из Портсмута 2 июня 1944 года в 19.30. Во время перехода морем непосредственного воздушного прикрытия корабли не имели, так как предполагалось, что оно может вызвать подозрения и насторожить противника. Авиацию прикрытия держали на аэродромах в готовности к вылету.

Корабли должны были прибыть к подходной точке фарватера в районе высадки 5 июня в 1.40. Но через какое-то время выяснилось, что из-за низкой облачности над французским побережьем авиация не гарантирует поддержку и прикрытие. Поэтому операцию отложили на 24 часа. Корабли совершили маневр, с тем чтобы прибыть в назначенный район в обусловленное время. Замечу попутно, что если бы погода вновь оказалась неблагоприятной, то союзники отложили бы высадку примерно еще на месяц, ожидая совпадения перечисленных ранее природных условий.

Однако метеорологическая обстановка изменилась к лучшему, и в ночь на 6 июня началось траление подходных фарватеров. В 2.50 спустили на воду первые высадочные средства с войсками.

Боевые корабли по протраленным фарватерам прибыли в свои районы в 5.10 и встали на якоря, прикрыв фланги развертывания десанта от возможных контрударов противника с моря. Но из-за недостатка сил и неумелого их использования флот противника в первые дни операции особой активности не проявлял.

Я стоял на мостике рядом с адмиралом Питерсоном, командовавшим своей колонной. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, сквозь утреннюю дымку проступали силуэты судов.

Медленно ползли транспортные громадины. Уверенно разрезали воду линкоры, крейсера, эсминцы... Такого гигантского скопления кораблей и судов мне еще не доводилось видеть.

Над головой волна за волной шли к французскому берегу тяжелые бомбардировщики. Эскадрильи истребителей барражировали на небольшой высоте — это было наше воздушное прикрытие.

В эти ранние часы у всех — от матроса до командира — нервы были напряжены до предела. Не видимый в дымке берег таил в себе неизвестность.

Но вот молчавший берег вдруг заговорил. В воздухе послышался зловещий посвист снарядов. Кое-где встали гигантские фонтаны воды.

— Ну, адмирал, — с волнением заметил Питерсон, — началось самое интересное.

Не успел он проговорить, как в полумиле за кормой шлепнулось в воду несколько снарядов. Вторая серия легла в нескольких кабельтовых прямо по курсу. Справа от нас языки пламени лизали борт транспорта, оттуда неслись дикие крики.

— Как вы думаете, адмирал, куда упадет следующий снаряд?

— Думаю, прямо в середину крейсера, — ответил я. — Поверьте, адмирал, я был когда-то неплохим артиллеристом.

Они пристрелялись...

Питерсон бросился к телеграфу.

— Право руля, — рявкнул он.

Крейсер круто повернул вправо и неожиданно вздрогнул всем корпусом: метрах в семидесяти за кормой остался столб воды. Питерсон молча взглянул на меня и вытер лоб платком.

Мы приближались к французскому берегу, откуда доносился грохот бомбежки. Английские самолеты, сбросив груз, возвращались на британские аэродромы.

Передовые баржи уткнулись в песчаную отмель. Теперь все побережье, насколько хватало глаз, было усеяно людьми, с мостика они казались суетливыми муравьями.

Передовое судно нашей колонны было уже на подходе, как вдруг оказалось в зоне артиллерийского огня. Капитан судна повернул назад, пытаясь уйти от берега.

— Передайте этому болвану, — крикнул Питерсон сигнальщику, — чтобы шел на высадку. Иначе...

Судно сделало разворот и, лавируя между султанами воды, направилось к берегу. До него оставалось каких-нибудь двести метров. Но, видимо, нервы у капитана не выдержали, и он опять начал поворот. Питерсон побагровел от ярости.

— Передайте капитану, — взревел он, — если еще раз отвернет, то я открою по нему огонь...

— И вы думаете, он поверит, что это не пустая угроза? — спросил я Питерсона, когда передовое судно производило очередной маневр.

— Поверит. Они по Сицилии знают, что я слов на ветер не бросаю...

Несколько позже линейные корабли и мониторы открыли огонь по вражеским береговым батареям крупного калибра. Батареи были в основном подавлены в течение четырех часов. Этому способствовала хорошо организованная корректировка огня с воздуха.

Затем эсминцы подошли к берегу на минимальную дистанцию, с тем чтобы подавить сохранившиеся еще огневые точки и непосредственно содействовать продвижению войск.

Под прикрытием корабельной артиллерии к берегу направился первый эшелон десанта. Он, как потом мне сообщили, состоял из 18 групп. В каждую из них входили 2 десантных судна для высадки механизированных средств, 8 танкодесантных и 18 десантных судов с войсками, 3 корабля поддержки и 1 штабной корабль.

Высадке морского десанта предшествовало десантирование двух американских и одной английской воздушно-десантных дивизий. Эти дивизии, общая численность которых составляла свыше 24 000 солдат и офицеров, были переброшены на 2400 самолетах и 850 планерах. Однако воздушный десант, хотя и добился определенного успеха, понес большие небоевые потери. Из-за недостатков в организации взаимодействия английская дивизия попала под удар своих же бомбардировщиков.

Надо отметить, однако, что действия парашютных и воздушно-посадочных подразделений были энергичными и смелыми. Например, 6 планеров сумели сесть в 20 метрах от одного из узлов сопротивления противника. Десантники быстро его атаковали и захватили.

В 7.00 авиация нанесла сильный удар по прибрежной зоне. Самолеты почти одновременно сбросили 4200 тонн 100-фунтовых бомб. Это делалось для того, чтобы подавить сопротивление врага на переднем крае обороны, а также создать небольшие воронки для укрытия своих войск.

За 15 минут до высадки первого броска к берегу подошли отряды разграждения и под прикрытием танков расчистили путь пехоте. Большинство рот первого броска вступило на берег в 7.33, незначительно опоздав по сравнению с планом. В дальнейшем небольшие задержки происходили только при высадке танковых частей — мягкий грунт затруднял движение машин.

Берег в пунктах высадки оказался незаминированным, и сопротивление противника на первом этапе было незначительным. Только американцы встретили сильный отпор со стороны одной немецкой дивизии, проводившей в этом районе учения. Американцы понесли потери, но сумели высадиться на другом участке.

Медленное наращивание сил и недостаточная активность высаженных войск позволили вражескому командованию подтянуть резервы и усилить сопротивление. В результате войска союзников к исходу 6 июня продвинулись в глубину всего на 3–5 километров, оставив некоторые пункты на побережье в руках противника. Кроме того, англичане не заняли, как это предполагалось в задаче первого дня, город и порт Кан — стратегически очень важный пункт. Из-за этого и создались трудности в наращивании сил. И все это несмотря на значительное преимущество союзников.

Забегая вперед, скажу, что Эйзенхауэр был очень огорчен итогами первого дня высадки. Американский историк Мартин Блуменсон приводит карандашный набросок непосланной записки верховного командующего союзными экспедиционными силами: «Нашим десантам в районе Шербура — Гавра не удалось захватить удовлетворительный плацдарм... и я отвел войска... Мое решение наступать в это время и в этом месте основывалось на лучшей информации, которую только можно было получить. Сухопутные войска, авиация и военно-морской флот проявили такое мужество и сознание своего долга, на которые только были способны. И лишь моя вина в том, что случилось»{54}.

Возможно, что причиной такой неуверенной тональности этой записки, а возможно, и такого душевного порыва самого Эйзенхауэра (ведь записка не отправлена) была геббельсовская пропаганда, кричавшая о неприступности Атлантического вала, пропаганда, к которой весьма внимательно прислушивался Черчилль, выставляя эту неприступность как главный козырь для затяжки открытия второго фронта.

Между тем в первый день высадки союзники и сами не знали, что застали противника врасплох. Помнится допрос пленных немцев, которых к концу дня привели на крейсер.

Одним из них был капитан с повязкой на голове, в рваном, обгорелом мундире. На лице его было безучастное выражение. Другой пленный — молоденький лейтенант с расстегнутым воротом кителя. У обоих немцев были завязаны глаза. Они не скрывали своих имен, номеров частей и фамилий командиров, рассказали, при каких обстоятельствах попали в плен.

— Выходит, вы проморгали высадку, — насмешливо сказал Питерсон.

— Какая высадка, господин адмирал! Вам не удастся ввести нас в заблуждение. Настоящая высадка будет в Паде-Кале. А здесь просто так... Отвлекающий маневр.

Питерсон усмехнулся и взглянул на меня: мол, видите, как мы здорово ввели противника в заблуждение.

— Развяжите им глаза, — приказал он.

Переводчик поспешил выполнить приказание. Немцы, моргая, огляделись. Сотни кораблей, идущих к французскому берегу, красноречивее всяких слов рисовали подлинную ситуацию. Несколько мгновений пленные молчали, разглядывая открывшуюся перед ними панораму высадки.

— Да, господин адмирал, — проговорил наконец капитан, — наше командование жестоко просчиталось...

— Уведите их... — Адмирал махнул рукой в сторону пленных.

...В сумерках, когда и берег, и море, и небо мерцали багровыми сполохами, крейсер бросил якорь на рейде. Поужинав, я лег в каюте отдохнуть. Но от избытка впечатлений не спалось. Вдруг на верхней палубе защелкали «эрликоны», залились торопливым нервным лаем крупнокалиберные пулеметы. Сквозь приоткрытую дверь я услышал стук каблуков — генерал Файербресс (он располагался в прихожей на диване) побежал наверх. Вражеские самолеты все-таки прорвались на рейд. Несколько раз бомбы падали совсем рядом. Как только бомбежка затихала, Файербресс возвращался назад, на свой диван. Но стоило ей усилиться, он опять бежал наверх.

Наутро за завтраком Файербресс сказал:

— Беспокойная ночка выдалась, сэр?

— Да. Я слышал, как вы бегали на палубу.

Файербресс смущенно замолчал.

Рано утром 7 июня генерал Монтгомери, как рассказал мне Питерсон, встретился с генералами Брэдли и Дэмпси и, не поставив им никаких новых задач, потребовал «подчистить» все недостатки первого дня.

Однако, опираясь на уцелевшие очаги обороны и используя тактические резервы, противник при поддержке танков контратаковал англичан и в некоторых местах прорвался к берегу. При содействии флота англичане ликвидировали частные прорывы и к вечеру 7 июня освободили от фашистских войск несколько десятков километров береговой черты.

Планом предусматривалось к исходу второго дня захватить плацдарм глубиной 18–20 километров. Однако из-за возросшего сопротивления противника, крайней медлительности и осторожности союзного командования достичь этого не удалось. Между тем к утру 10 июня на берегу уже находилось 9 пехотных, 3 воздушно-десантные, 2 танковые дивизии и 4 танковые бригады. Гитлеровцы к этому времени подтянули в район операции несколько дивизий. И все же на стороне нападающих было двойное превосходство в пехоте, значительное — в танках и подавляющее — в морских силах и авиации. Но, несмотря на это, они смогли продвинуться только на 10–15 километров, и то лишь на отдельных участках, причем основные узлы сопротивления все еще оставались в руках врага.

Как я уже говорил, союзники перед началом операции имели подавляющее преимущество в авиации и военноморском флоте, орудия которого они использовали для поражения береговых целей. Это значительно затрудняло действия немцев, а точнее, контратаки, которых требовал фюрер.

Рундштедт доносил Гитлеру, что «орудия большинства вражеских кораблей ведут настолько мощный огонь в пределах их дальности, что любое наступление в зоне господствующего с моря огня невозможно».

Командующий группой армий «Б» Роммель в обзоре оперативной обстановки, сделанном 10 июня, писал: «Наши действия в Нормандии страшно затруднены, а на некоторых участках стали вообще невозможными в силу следующих причин: а) чрезвычайно большого, а по временам прямо подавляющего превосходства авиации противника...

б) эффективности огня тяжелой корабельной артиллерии.

Против нас действуют до 640 орудий. Эффективность их столь высока, что в районах, обстреливаемых этой скорострельной артиллерией, невозможны какие-либо действия как танков, так и пехоты».

5 июля, то есть через 29 дней после начала высадки, в Нормандии находился миллион солдат и офицеров союзных войск. На захваченном плацдарме не оставалось буквально ни одного клочка земли, где бы не было танка, автомашины или другой техники. Все дороги оказались забитыми, и если бы какой-либо самолет противника там появился, ему не пришлось бы искать цель. Союзники пренебрегали возможностью атак с воздуха лишь потому, что обладали почти абсолютным господством.

Столь крупная операция потребовала четкой организации материально-технического обеспечения войск. В этой связи заслуживает внимания следующее. В интересах воинских перевозок союзники еще к 17 июня создали на необорудованном побережье два временных порта (один из них во время шторма был поврежден, а потом надобность в нем отпала, так как был захвачен Шербур).

Для сооружения порта в районе Арамчес союзники отбуксировали из Англии и затопили в назначенных точках около 150 железобетонных и металлических кессонов водоизмещением от 600 до 1700 тонн каждый. Поставленные на грунт кессоны образовали акваторию порта. Чтобы оградить ее от штормовой волны, затопили старые коммерческие суда, образовавшие волноломы. На стенках кессонов установили 240 артиллерийских стволов среднего и малого калибров для обеспечения противовоздушной и противокатерной обороны.

На акватории порта могло находиться до 30 пароходов, из них 16 — под разгрузкой у специально построенных плавучих и полуплавучих причалов. Значительная часть судов могла разгружаться на рейде с помощью автомашин-амфибий. Пропускная способность порта достигала 12 тысяч тонн различных грузов в сутки. Его обслуживало около 2 тысяч рабочих. Ввод в эксплуатацию такого порта по.зволил союзникам не отвлекать силы для немедленного занятия французских портов.

Для обеспечения горючим и смазочными материалами по дну Ла-Манша были проложены трубопроводы.

Словом, в ходе операции широко использовались различные материально-технические средства. Однако войска, высадившиеся на французское побережье, не спешили продвигаться в глубь материка. А ведь к тому времени Красная Армия на решающем фронте войны — советско-германском развернула мощное наступление. Еще 10 июня, на четвертый с начала Нормандской операции день, войска Ленинградского, а затем и Карельского фронтов стали успешно теснить противника. 23 июня началось гигантское паступление в Белоруссии (операция «Багратион»). Только в его начальной стадии с обеих сторон участвовало около 4 миллионов человек, до 46 тысяч орудий и минометов, свыше 6 тысяч танков и САУ, около 7 тысяч боевых самолетов.

Союзники же, к нашему огорчению, продвигались вперед на какие-нибудь 600–700 метров в сутки; длительное время не могли овладеть двумя важными центрами: Котантепским полуостровом и городом Каком.

Стратегический плацдарм союзникам удалось создать лишь к 25 июля. (К этому времени пали Кан и Шербур.)

Он все еще был небольшим: 100 километров по фронту и 50 — в глубину. Гитлеровцы, как пишет О. Брэдли, «проявляли удивительную изобретательность при переброске своих войск на фронт». Но если учесть, что крупное наступление Красной Армии летом 1944 года, предпринятое под Ленинградом, в Карелии, Белоруссии и в других районах, не только не позволяло гитлеровцам снимать войска с советско-германского фронта, но и заставляло направлять на Восток основные резервы, то изобретательность, о которой говорит Брэдли, касается, очевидно, только войск, находившихся в Западной Европе.

Нормандская десантная операция проводилась в особо благоприятных условиях, когда поражение фашистской Германии уже было предрешено. Красная Армия по-прежнему сражалась с главными силами врага. В Западной Европе находилась лишь небольшая часть гитлеровских дивизий, да и то не полностью укомплектованных. Это существенно облегчало союзникам вторжение во Францию.

Но, несмотря на облегченную обстановку, в которой проводилась операция, многие решения, приемы и способы действий, применявшиеся как при подготовке, так и в ходе боев, представляют, на мой взгляд, интерес и в современных условиях. Это в первую очередь относится к созданию специальных средств и сооружений для обеспечения высадки и действий десанта на берегу, к организации сил и способам обеспечения перехода морем, к преодолению заграждений и особенно к маскировке и организации разведки. Немаловажное значение имел и выбор места высадки.

Одним из главных недостатков можно считать то, что с захватом пунктов высадки наступление в глубину на какое-то время было, по существу, приостановлено. Основные усилия были направлены на объединение и расширение захваченных участков, на образование тактических плацдармов. Это позволило противнику создать здесь относительно устойчивую оборону, для преодоления которой потребовались дополнительные усилия. Расширяя плацдарм, союзные войска действовали преимущественно методом оттеснения врага, что снижало темп наступления.

В целом же вторжение во Францию и последующие действия завершились крупной победой. Германии пришлось теперь вести войну на два фронта.