Борьба не на жизнь, а на смерть
Шара-Булук — опора контрреволюции
Самым богатым в Сальских степях считался калмыцкий хутор Шара-Булук. Дома под железными крышами. Амбары полны пшеницей. У каждого хозяина десятки здоровенных быков. Коннозаводчики и богачи жили в Шара-Булуке припеваючи. Худшие земли сдавали в аренду иногородним и малоземельным калмыкам. Лучшими пользовались сами. Бедняки работали на богачей.
Во всех станицах между реками Салом и Манычем была уже установлена советская власть. Только Шара-Булук не признавал Советов. Когда мы послали в Шара-Булук [27] делегацию, — жители хутора прогнали делегатов ружейной стрельбой.
Старые казаки-калмыки, все, кто был богат, кто в царское время ходил в чине, объединились вокруг контрреволюционного Шара-Булукского хутора.
На хутор со всех сторон сбегались офицеры. Здесь они находили надежный приют.
Наши разведчики сообщили, что офицеры вербуют на хуторе калмыков в белогвардейские отряды генерала Попова.
А сам походный атаман генерал Попов, удрав из Новочеркасска, занятого революционным казачеством, с полутора тысячами конных белогвардейцев, захватил с собой пять орудий и сорок пулеметов.
Генерал не хотел оставлять Донской области, не хотел отступить вместе с Деникиным на Кубань. Он надеялся создать кавалерийские полки из казаков-калмыков и двинуть их против большевиков.
Генерал мечтал о победе. Он говорил своим приближенным:
— В моем распоряжения тысячи лихих всадников. У коннозаводчиков — сотни тысяч лошадей. Не надо иметь много ума, чтобы понять, что это — такая сила, против которой никому не устоять...
Попов приближался к Шара-Булуку.
Офицеры, коннозаводчики и богачи с нетерпением ждали генерала. Весть о том, что нашу делегацию обстреляли, что на хуторе собрались офицеры и ждут белого генерала, докатилась до Платовской.
Станица зашумела.
Бойцы закричали:
— Срубить гнездо гадов под корень!
— Разобрать Шара-Булук!
— Разворошить осиное гнездо!
Конники мигом вскочили на коней и поскакали на хутор. Хозяева хутора не сумели и не успели организовать отпор. На быстроногих конях они убегали за Маныч, навстречу [28] генералу Попову. Наши конники догоняли их степью.
А шара-булукская беднота добралась до богачей. Забирали сеялки, насыпали в мешки отборную янтарную пшеницу, готовили семена к пахоте и приглядывались к жирным землям коннозаводчиков.
Шара-Булук пал. Он стал советским, но, к сожалению, не надолго.
Грозовые тучи нависли над Сальскими степями. До нас дошли слухи о том, что войска оккупантов заняли Украину и продвигаются к Северному Кавказу. Разрозненные отряды полковника Гнилорыбова, генералов Мамонтова и Попова собираются объединиться. Попов хочет внезапным ударом разгромить Великокняжескую, Котельниково и Платовскую и утвердиться в Сальском округе до весны. А весной все донское белогвардейское войско двинется на. Царицын.
Царицын, красавец-город, раскинувшийся на берегу Волги, был крупным узлом железнодорожных, водных и грунтовых путей. Тот, кто обладал городом, господствовал над всем Нижним Поволжьем, над северным побережьем Каспия и теми хлебными областями, где проходили Юго-восточная, Донецкая и Владикавказская дороги.
Если белогвардейцы отрежут голодающий центр страны от хлебных районов Северного Кавказа, — молодая Советская республика очутится в крайне тяжелом положении. Белогвардейцы знали это и собирали в кулак все своя силы. Они пытались привлечь на свою сторону все казачество.
Вокруг станицы Платовской шакальими стаями рыскали группы белогвардейцев. Через своих людей они разбрасывали контрреволюционные листовки, распускали слухи о разгроме советской власти.
Буддийские попы — челюнги — убеждали калмыков вступать в генеральские отряды. Они сулили им богатство и спокойную жизнь. Они соблазняли красивой казачьей формой, чинами, медалями. Богач-калмык коннозаводчик [29] Сарсинов стал тайно формировать калмыцкие белогвардейские полки. Оружие было спрятано глубоко под землей, в тайниках, под станичными огородами и дворами.
Платовский станичный совет объявил Платовскую на осадном положении — и как раз во-время: отряды белогвардейцев уже надвигались на станицу. Эта весть подняла на ноги всю бедноту. На призыв советов шли добровольцы. Собралось около трехсот человек. Многим нехватало оружия, лошадей. Железнодорожники Великокняжеской помогли нам вооружить добровольцев винтовками.
В совет приходили старики с дробовиками, обрезами, косами. Они упрашивали, чтобы и их записали в революционный отряд.
А белые уже заняли мост через реку Маныч и подходили к Шара-Булуку. Платовский партизанский отряд столкнулся с ними на окраине хутора. Запели пули. Многие партизаны впервые участвовали в бою.
Мы окопались против моста: одна рота в двести штыков и эскадрон в сто сабель. Белые были намного сильнее нас.
Ночь прошла в перестрелке. На рассвете белогвардейцы открыли сильный артиллерийский огонь. Стреляло шесть орудий. Мы и не знали, что у белых есть артиллерия. Увлеченные боем, мы не заметили, как конница белых ударила с фланга, а пехота, развернувшаяся цепями под прикрытием двадцати пулеметов, повела на нас наступление.
Партизаны, впервые участвовавшие в бою, стали разбегаться. Началась паника. Фронтовики, прикрывая отступление, отходили к хуторам Сухое, Соленое.
Сломив наше сопротивление, генерал Попов занял Шара-Булук. Вместе с ним вернулись на хутор коннозаводчики и богачи. Они начали кровавую расправу. Заподозренных в сочувствии большевикам отгоняли к хуторскому управлению и били плетьми и прикладами. Требовали выдачи главарей.
Один старик не выдержал плетей и сказал, что во дворе Куняра спрятаны двое красных. [30]
Толпа белогвардейцев бросилась к дому Куняра. Через несколько минут из дома вывели трех человек, связанных веревкой. Седой как лунь шестидесятилетний старик Куняр бесстрашно встал под дула винтовок. Он сказал:
— Я укрывал красных. Расстреливайте.
Подошел офицер и в упор выстрелил несколько раз в старика. Затем офицер вынул шашку и зарубил красногвардейцев.
Белые сжали Платовскую железным кольцом. Отряды партизан отходили на север. Последними вышли из Платовской члены станичного совета. Они не успели прорваться за реку и вместе с председателем были захвачены разведкой белых.
Случайно оставшийся в живых член совета товарищ Панченко рассказывал потом:
— Били плетьми. Рубили шашками. Коннозаводчик Абуше Сарсинов ударил меня по лицу плетью. Теряя сознание, я услышал команду: «Пли!..» При первом выстреле я упал, притворился мертвым. Когда расправа закончилась, убитых стали раздевать. С меня сияли сапоги.
До ночи я лежал под трупами. Ночью потихоньку встал и ушел...
С той поры голова товарища Панченко покрылась сединой, как черное поле первым снежком...
Толпами сгоняли белогвардейцы на станичную площадь избитых, изуродованных, истекающих кровью «большевиков». Коннозаводчик Абуше Сарсинов расправлялся с беднотой. Заподозренных в сочувствии советской власти сначала били, а потом выводили за околицу и расстреливали. Милиционера Долгополова и начальника почты вывели за околицу, облили бензином и живьем сожгли.
Богачи расправлялись с ненавистными им бедняками-иногородними, но не забывали и бедняков-казаков и бедняков-калмыков. После тяжелых мучений были расстреляны [32] бедняки Балданов Василий и Болдырев, до полусмерти избит бедняк Шармаджанов. Больше трехсот трупов валялось по станице. Пьяные белогвардейцы стреляли в прохожих. Хоронить расстрелянных белые не разрешали. Они говорили: «Пусть лежат на страх большевикам». Когда крестьяне обратились с мольбой к бакше Буренову, чтобы он прекратил резню, поп поднял руки к небу:
— На все воля всемогущего Будды!
Немногие уцелевшие от резни уходили в степи.
Не было ни калмыков, ни казаков, ни иногородних. Были бойцы, решившие драться с белогвардейцами не на жизнь, а на смерть.
Бегу из белогвардейского плена
...Остатки партизанского отряда отходили к Великокняжеской. Издали доносилась стрельба, — это белогвардейцы заканчивали расправу с бедняками. Утомленные боем, усталые, мы ехали молча. Вдруг откуда-то внезапно затрещал пулемет. Мой конь грохнулся на землю. Нога, застрявшая в стремени, хрустнула. Со всех сторон к нам скакали, размахивая обнаженными шашками, белогвардейцы. Мои товарищи отчаянно отбивались. Меня окружили. Один из белогвардейцев уже замахнулся шашкой. Вдруг кто-то заорал:
— Оставить! Ведь это Городовиков!
Меня схватили. Генерал Попов обещал за меня награду, и поэтому белогвардейцы не зарубили меня на месте, а привели в штаб. Из комнаты вышел молодой лысый офицер. Он вполголоса стал расспрашивать конвоиров. По мере того как разгорались его глаза, я понял, что моя фигура представляет для белых большой интерес. Он вышел. На лавке спал, свернувшись, пушистый кот. Конвоиры стали дразнить кота.
В это время вошел генерал Попов. Он посмотрел на меня и усмехнулся.
— А, Городовиков! [33]
Он повернулся к офицеру и приказал:
— Сейчас же выстройте обе сотни мобилизованных калмыков.
В Платовской генерал с помощью Сарсинова успел мобилизовать все калмыцкое население.
Когда сотни были построены, Попов вышел к калмыкам. Вывели меня. Генерал начал речь:
— Среди донских калмыков, — сказал он, — никогда не должно быть ни одного большевика. Я за это ручаюсь. Городовикова я расстреляю в пример вам.
Калмыки молчали. Генерал ждал одобрения.
Наконец, послышались отдельные голоса офицеров:
— Правильно, ваше превосходительство. Расстрелять!
— Дежурного по караулу! — закричал генерал.
Явился дежурный по караулу. Каково было мое удивление и радость, когда я узнал в нем Кулишева. Кулишев был одним из наших активистов-красногвардейцев, посланных ревкомом для работы среди калмыков.
Меня отвели в подвал. С напускной суровостью Кулишев толкнул меня в бок. Я наклонился к нему и попросил закурить, прошептав:
— Я притворюсь больным, буду вызывать тебя, приходи.
Чиркнув спичку, он едва заметно кивнул головой.
В подвале было темно и сыро. Я прилег на кучу рогож и только тут почувствовал, как сильно болит нога.
Внимательно ощупав ногу, я убедился, что перелома нет. Стал думать о побеге.
Услышав шаги часового, я нарочно громко начал стонать. Часовой подошел к двери. Я попросил его, чтобы он вызвал дежурного по караулу.
Кулишев пришел. Он плотно прикрыл дверь, подошел ко мне и начал рассказывать о том, что в калмыцких сотнях идет разложение. Многие хотят бежать к большевикам.
Я выслушал Кулишева и сказал: [34]
— Ты — мой друг. Ты понимаешь, что через несколько часов меня убьют, как собаку. Я должен бежать, помоги...
Кулишев подумал и крепко пожал мне руку.
— Я от тебя не отстану, — сказал он.
Я обрадовался:
— Значит, бежим вместе?
Кулишев кивнул головой и спросил:
— Может, еще сказать кому?
— Скажи братьям Адучиновым.
Братья Адучиновы были наши одностаничники-бедняки.
— Ладно, — сказал Кулишев.
План побега был прост. Кулишев, как дежурный по караулу, выводит лошадей, будто бы для проверки постов. Он берет с собой братьев Адучиновых, сменяет часового своим парнем, и с наступлением темноты мы бежим.
План побега был выполнен без сучка и задоринки.
Выехав за околицу, мы облегченно вздохнули и галопом понеслись на север.
Ночь в степи темна, как грива вороного скакуна.
Проскакав километра два, мы услышали все нарастающий топот погони. Резко свернув на юг, укрылись в, балке, решив биться до последнего патрона.
Погоня проскакала стороной...
Блуждая по степи, объезжая хутора, усталые и разбитые от бессонницы и волнения, мы наткнулись на овчарню. Лай собак разбудил пастуха. Стали расспрашивать, как выйти на казенный мост. Пастух показал дорогу. Кони устали. Вот и мост через Маныч. Перед мостом остановились в нерешительности. А что, если мост охраняют белые?
Уговорились, если окликнут, сразу открыть стрельбу и затем с криком «ура» стремительно прорваться.
Крякая, из-под моста вылетела утка. Где-то недалеко ей ответил селезень.
На мосту никого не было. Копыта коней дробно застучали по настилу... [35]
Смелый налет Буденного
В ту же ночь триста станичников Платовской ожидали смерти: белогвардейцы решили их расстрелять на рассвете.
Семен Михайлович Буденный совершил исключительно смелый налет на Платовскую. С группой товарищей-одностаничников он на рассвете ворвался в станицу.
Храбрецы освободили арестованных и вооружили их винтовками, отобранными у конвоя. В станице завязался горячий бой. Белогвардейцев выбили из Платовской. Трофеями смелого налета оказались: белогвардейская батарея, винтовки, несколько пулеметов и множество патронов. В отряд немедленно вступили десятки станичников. Бежавшие от белогвардейцев на хутора бедняки возвращались обратно.
В течение нескольких дней из станиц, с хуторов приходили казачьи партизанские отряды и вливались в буденновский отряд. Когда мы, убежав из плена, добрались до Буденного, он уже собирался увести свой отряд на станцию Гашун.