В красногвардейском отряде

Неподалеку от города я услышал за спиной свисток паровоза. Товарный поезд медленно шел на подъем. Я вскочил на тормозную площадку.

Станция, на которой я сошел, была переполнена уходившими с фронта солдатами. Солдаты безудержным потоком спешили домой.

Ожидая пассажирского поезда, я познакомился с группой фронтовиков. Они оживленно обсуждали весьма существенный вопрос: как попасть на поезд? В те дни это было делом нелегким. Люди ехали на подножках, на крышах, в тамбурах, на буферах. Решили действовать стремительно и скопом.

Наконец, пассажирский поезд подошел к перрону.

Мы кинулись на приступ и с боем влезли в новенький мягкий вагон. Коридор сразу заполнили солдаты.

В некоторых купе ехали офицеры.

Из отрывочных разговоров, доносившихся до нас, стало ясно, что в центре произошли какие-то серьезные события.

Мы сели на пол и, тесно прижавшись друг к другу, заснули.

На рассвете на станции Александровск-Грушевск поезд остановился. К вагону подошел опоясанный крест-на-крест пулеметной лентой красногвардеец и сказал:

— В двенадцати верстах идет бой. Кто хочет защищать бедноту, — должен записаться в красногвардейский отряд!

Некоторые солдаты зашумели:

— Мобилизнуть хотите!

— Хватит, навоевались! [19]

— Это вам не старый режим!

— Попили солдатской кровушки!..

Я вышел из вагона. На вокзале шел митинг. Оратор, очевидно большевик, говорил:

— Керенскому, всем буржуям и помещикам — крышка! В Петрограде, в Москве, во всех больших городах, центрах, рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки...

Тут же, на митинге, я записался в красногвардейцы. Записались и многие мои спутники. В отряде нам выдали винтовки и патроны. Выстроив отряд, командир объявил:

— Сегодня ночью ожидается нападение белогвардейцев. Быть в боевой готовности.

Ночью по тревоге вышли за город и рассыпались в цепь.

Дул холодный, пронизывающий до костей ветер. Красногвардейцы собирались группами и разводили костры. Многие из рабочих обращаться с оружием не умели.

Как только стало светать, командир отряда поручил мне, с помощью нескольких фронтовиков, обучить не умеющих стрелять. Здесь же, в поле, под угрозой нападения белых, красногвардейцы осваивали правила стрельбы.

Прошло несколько часов, а белые не показывались. Иззябшие, усталые от бессонницы красногвардейцы нетерпеливо спрашивали командира:

— Где же белогвардейцы, товарищ командир?

— Когда начнется бой?

Командир отвечал, что ночью белые находились в десяти верстах от города. Где они сейчас и сколько их — не известно. Разумеется, разведки в то время не было. Сторожевых дозоров тоже не было.

Завтрак подвезли из города в походных кухнях. После завтрака я пошел по цепи, чтобы посмотреть расположение отряда. Там и тут раздавались выстрелы. Стрельба никого не удивляла. Я подошел к молодому пареньку, палившему из винтовки.

— Куда палишь? — спрашиваю.

Парень нехотя поднял голову.

— А что? [20]

— В белый свет ладишь? Зря противнику себя выдаешь?

— Ну и что ж? Пускай противник сюда идет. Прятаться от белой сволочи, что ли?

В другом месте пулеметчики пробовали пулеметы. Они выпускали в воздух длиннейшие очереди.

В победе над белогвардейцами никто не сомневался. Молодежь горячилась, предлагая немедленно перейти в наступление на Новочеркасск и выбить оттуда офицерскую контру. Но мне было ясно, что в первом же бою белые казаки и офицеры, с малых лет обученные военному делу, нас потреплют. Так и случилось. Белогвардейцы с большими силами обрушились на наш отряд и сломили его сопротивление. Я еще раз увидел, с каким героизмом дрались рабочие-красногвардейцы. Они сражались до последнего патрона.

Это были первые бои за советскую власть на Дону, первые столкновения красногвардейских отрядов с поднимавшей голову контрреволюцией.

В Новочеркасске уже орудовали матерые белогвардейские, генералы: Алексеев, Деникин, Корнилов. Генерал Алексеев с благословения Каледина стал формировать офицерские и юнкерские добровольческие отряды, отряды контрреволюционно-настроенного богатого казачества.

Остатки нашего красногвардейского отряда отошли по линии железной дороги. Вскоре мы узнали, что белогвардейские отряды Каледина после ожесточенного боя с большевиками заняли Ростов-на-Дону.

Очевидец, бежавший из Ростова, рассказывал о кровавой расправе белых с рабочими, с большевиками.

— Их сотнями гнали в Балабановскую рощу. Прежде чем расстрелять, юнкера и офицерье издевались над ними: били плетьми, кололи шашками и приговаривали: «Вот вам свобода! Вот вам советы!..»

По городу Выли расклеены угрожающие приказы примерно такого содержания: «Оповещаю жителей Ростова и [22] Нахичевани-на-Дону о нижеследующем телеграфном распоряжении командующего Донской армией. До моего сведения дошло, что некоторые обыватели и рабочие приобретают оружие за деньги. Приказываю широко опубликовать населению путем расклейки объявлений, что всякий., у кого обнаружат оружие, будет повешен, а семья будет немедленно выслана за пределы войска...»

Вскоре к нам в отряд прибыл из Ростова уполномоченный комитета большевиков. На совещании, где я присутствовал, мы ознакомились с обстановкой. Каледин, собравший к этому времени на Дон почти все казачьи полки, чувствовал себя все же неуверенно: казаки-фронтовики, которым осточертела империалистическая война, драться с большевиками не хотели. Близость дома, возможность побывать в семье — все это неодолимо тянуло в станицы, и казаки уходили домой. Полки таяли, как весенний снег под солнцем.

В станицу Каменскую к фронтовому казачеству выехала большевистская делегация (в делегации участвовал один из будущих организаторов донской казачьей и крестьянской бедноты в Каменской станице товарищ Щаденко). Делегация провела большую работу. Был избран казачий Военно-революционный комитет. К этому времени Совет Народных Комиссаров обратился к казачеству с воззванием, которое призывало к борьбе с контрреволюцией. Это воззвание сыграло огромную роль в революционизировании фронтового казачества.

Казачий ревком послал белому донскому правительству, возглавляемому М. Богаевским и Калединым, ультиматум:

«Во избежание кровопролития, немедленно передать власть областному казачьему Военно-революционному комитету... впредь до образования в области постоянной трудовой власти всего населения».

На ультиматум ревкома Каледин ответил внезапным ударом. Он начал громить революционно-настроенные казачьи части. [23]

Добываю винтовку

Остатки нашего отряда распадались. Многие примкнули к другим красногвардейским отрядам. Многие уходили домой.

Чувствуя, что в станице я принесу больше пользы, я решил пробраться в Платовскую.

Путешествие это было нелегким. Юнкера и белогвардейцы хозяйничали на железной дороге. Я надел снова казачью форму.

В поезде, переполненном белогвардейцами, меня спросили:

— Ты кто? Откуда?

Я ответил:

— Казак из Сулина, еду домой.

Белогвардейцы приняли меня за своего и больше не приставали. В Новочеркасске я сел на крышу товарного поезда и на крыше доехал до Ростова. В Ростове, на вокзале, хозяйничали белогвардейские солдаты: пока я ждал поезда, свет неоднократно гас, кто-то стрелял в окна, раздавались отчаянные крики. Рядом со мной сидела женщина с двумя ребятишками. Ребятишки перепугались, кинулись ко мне, затряслись. Решил защищать их, как мог. Наконец, паника прекратилась. Свет зажгли. Оказывается, белогвардейские солдаты грабили у пассажиров чемоданы.

Я решил раздобыть оружие. Отправился с вокзала в город, отыскал местную казачью сотню. Представился дневальному, дневальный доложил вахмистру. Вышел вахмистр.

— Разрешите у вас переночевать. Казак из Сулина, еду домой, в станицу.

Вахмистр разрешил. Я прилег на койку с твердым намерением: когда все заснут, украсть винтовку.

Вскоре дневальный задремал. Я поднялся. Кругом раздавался храп. Я на цыпочках прошел в коридор, в коридоре стояли винтовки. Выбрал одну винтовку, взял тридцать патронов, вышел из казармы и через полчаса был [24] уже на вокзале. К моему счастью, как раз отходил поезд на Торговую.

На следующий день я бил в Платовской и сразу же встретил Буденного.

— Ты откуда, Городовиков? — спросил он.

— С фронта прибежал. А ты?

— Тоже с фронта. Организуем ревком из фронтовиков.

— Хорошо, организуем.

— Ну, так давай руку и за дело!

Снова в Платовской. Создаем ревком

В тот же вечер собрались фронтовики — русские и калмыки. Они рассказали, что в Платовской, как и раньше, правит станичный атаман. Лучшими землями попрежнему владеют коннозаводчики и богачи. Некоторые калмыки не хотят объединяться с русскими для борьбы против атамана и богачей. Они рассуждают так: «Зачем нам объединяться с русскими? Свои калмыцкие дела мы должны решать сами...»

Семен Михайлович насупился.

— Надо разъяснить, что настроения эти распространяют враги. Богачам, независимо от того, русские это или калмыки, казаки или иногородние, невыгодно, чтобы беднота объединилась. Мы должны приложить все силы, чтобы объединить бедноту против богачей...

Были созданы ревком калмыков и ревком казаков и иногородних.

А вскоре был созван и первый съезд фронтовиков-калмыков. Организовали его большевики. На съезде я выступил и заявил:

— Нам необходимо объединиться с русскими солдатами и их ревкомом. Легче будет покончить с атаманами и с калмыцкими богачами.

Предложение мое провалили. Местные богатеи во главе с монархистом-коннозаводчиком Сарсиновым Абуше были [25] еще сильны, они сумели повлиять на большинство делегатов съезда. Сарсинов и группировавшаяся вокруг него зажиточная часть калмыков хорошо понимали, что если революционные силы русских фронтовиков и калмыцкой бедноты объединятся, власти богачей придет конец.

Вот почему богатеи всячески стремились сорвать нашу работу по объединению ревкомов. Однако после съезда, мы все же сумели организовать из фронтовиков калмыцкий отряд. Ревком решил арестовать местных богачей. Мы выполнили это решение и затем созвали второй съезд фронтовиков.

Еще до съезда ревком постановил, что Сарсинова как опасного врага революции нужно расстрелять. Некоторые фронтовики вступились за коннозаводчика. Съезд фронтовиков должен был подтвердить решение ревкома.

На съезде Сарсинов вел себя, как овечка. Он умолял фронтовиков отпустить его. Мнения раскололись, вопрос о расстреле отпал. А ночью приверженцы Сарсинова уничтожили охрану и организовали его побег. Сарсинов бежал в Новочеркасск.

Узнав о побеге, я созвал ревком. На заседание я пригласил Буденного. Заседание было очень бурное. Многие калмыки, которые еще вчера колебались о расстреле Сарсинова, сегодня требовали беспощадно расправиться со всеми контрреволюционерами. Тут же решили объединиться с русским ревкомом и организовать общестаничный совет.

Сразу ударили в набат и созвали на сход всех жителей станицы. Фронтовики пришли вооруженными до зубов. Станичньй атаман Докуганов, узнав о причине схода, ускакал в степь.

Впервые за время своей совместной жизни калмыки, казаки и крестьяне-иногородние собрались вместе. Их речи сводились к одному:

— Атаманской власти конец. Мы должны сами управлять. Казачья беднота, калмыки, иногородние, солдаты-фронтовики [26] должны организовать свой совет. Это будет наша, бедняцкая, власть.

На сходе образовались два лагеря: в одном — крестъяне-иногородние, бедняки-казаки и калмыки-фронтовики, в другом — зажиточные казаки и калмыки-богачи. После долгих и жарких споров в совет прошли кандидатуры, выдвинутые ревкомом: от русских Семен Михайлович Буденный, от калмыков Городовиков.

На сход торжественно явился старший бакша (священнослужитель) Буренов. Встретили его без обычного почета, Ведь духовенство участвовало в организации побега Сарсинова. Два-три раза пытался бакша выступить. Никто его не слушал. Он рассердился и ушел с собрания.

А объединенный совет немедленно приступил к организации вооруженного отряда. Калмыцкий революционный отряд влился в платовский партизанский отряд. Командирами были избраны товарищ Буденный и столяр Никифоров.

Всех местных богатеев, чиновников и контрреволюционно-настроенных казаков мы взяли под контроль. Была установлена связь с окружным ревкомом.

Окружной ревком находился в Великокняжеской.