Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Гвардейский юбилей

Чем меньше оставалось апрельского затишья, тем больше становилась нагрузка воздушной разведки. Пришлось к внештатному разведзвену выделить еще две боевые пары. Главным объектом разведки стал аэродром Кахула (район Раквере). Четыре вылета на фотосъемку были выполнены солнечным весенним днем в конце месяца.

Фотоснимки аэродрома и прилежащей к нему местности показали большое сосредоточение авиационной техники. Но вся она размещена на удаленных от аэродрома стоянках и [443] хорошо замаскирована. Рулежные дорожки, идущие к аэродрому, камуфлированы и частично закрыты маскировочными сетями. Для того чтобы разобраться, какие здесь типы самолетов, следовало нанести бомбоштурмовой удар. К такому же выводу пришло и командование дивизии.

— А что, если противник готовит внезапный удар по нашему аэродрому? — предположил полковник Корешков.

— Владимир Степанович, тем более надо спешить. У нас семьдесят самолетов, площадь стоянки ограничена, куда ни кинь бомбу, обязательно зацепишь самолет или склад с горючим. Давайте упреждать! До темноты еще три часа — успеем подготовить две эскадрильи.

Комдив не колеблясь принял решение: пошлем не менее двадцати машин!

Для нас это было не в новинку. На закате 2-я и 3-я эскадрильи — всего 24 самолета, из которых 20 имели под крыльями по две стокилограммовые бомбы, — взяли курс на запад.

С первой группой — двенадцатью Ла-5 — летел я, вторую вел майор Карпунин. Полет на предельно малой высоте. Сумерки и заход на объект с тыла обеспечили полную внезапность. Фашистские зенитчики открыли огонь, когда бомбы уже были сброшены.

Взлетевшие четыре дежурных «фокке-вульфа», поняв свое бессилие, драпанули подальше от своего аэродрома, а мы сделали еще два захода с разных направлений и пушечным огнем закрепили достигнутое. Взрывы, клубы дыма и огня подтвердили наше предположение, а визуальная разведка выявила и типы самолетов: это были бомбардировщики Ю-87 и истребители ФВ-190.

Появление большого количества пикирующих бомбардировщиков и истребителей в этом и других местах Эстонии свидетельствовало о подготовке фашистского командования к нанесению ударов, вероятнее всего по аэродромам и тральщикам, вышедшим на траление минных полей в Лужской губе, и боевым кораблям, базирующимся у острова Лавенсари.

Наше командование тотчас приняло меры к тому, чтобы повысить готовность и боеспособность сил и средств противовоздушной обороны объектов флота.

В ожидании ответного удара фашистской авиации по нашему аэродрому Лавенсари на следующий день — это было 1 мая — с наступлением рассвета над аэродромом патрулировало звено «Лавочкиных». Мера оказалась своевременной. Противник повторил наш вариант скрытности. Шестнадцать ФВ-190, следуя по Финскому заливу на малой высоте, подошли к острову, не обнаруженные радиолокаторами. Они энергично набрали высоту [444] с выходом на боевой курс, но мы были начеку. Бдительность зенитчиков, особенно дивизиона 37-миллиметровых полуавтоматических пушек, расчеты которых целиком состояли из девушек, оказалась на высоте. Они открыли ураганный огонь, сосредоточив его на первых двух четверках врага. Взаимодействуя с зенитчицами, звено Ла-5 заняло позицию южнее аэродрома за зоной огня.

И вот уже факелом вспыхнул один ФВ-190. Остальные, сделав перевороты, вошли в отвесное пике. Вот тут-то «слабый пол» и показал, на что способен. Каждые две батареи вели огонь по одному из вражеских истребителей: были сбиты еще два самолета и еще один из следующей восьмерки. Остальные, поспешно сбросив бомбы и не открывая огня, взяли обратный курс.

Наступила очередь «лавочкиных». Отважный и сообразительный капитан Федорин, разделив звено на пары, атаковал удирающие «фоккеры» с двух направлений и сбил еще два.

Удар был успешно отбит. Враг потерял шесть «фокке-вульфов», не поразив ни одного нашего самолета и даже не повредив взлетно-посадочную полосу. Это была первая дерзкая вылазка врага за последние полтора года, ставшая причиной того, что наш полк перебазировали на недостроенный аэродром Сескари.

Маленький круглый остров, поросший вековыми соснами, для аэродрома был совсем непригоден. Но война заставила попортить его красоту и сделать узкую полосу шириной всего 80 метров, а длиной от воды до воды — 900. Середину этой большой просеки на ширину 40 метров выложили сплошным камнем по типу мостовой. Боковые песчаные стороны закрепили глинистым грунтом, соорудили рулежки и стоянки. Вот с этого аэродрома, прозванного «неплавающий авианосец», и предстояло взлетать с большой нагрузкой.

Пришлось прервать отдых летчиков 1-й АЭ и ночным рейсом Ли-2 перебросить их из Ленинграда в Лавенсари. 2 мая мы уже сидели на своем «авианосце», убирали обломки одного самолета, соскочившего на пробеге с «мостовой» прямо в лес, помогали строителям доделывать землянки для личного состава.

Своевременным оказалось наше перебазирование. 4 мая два десятка вражеских истребителей, подлетев на предельно малой высоте к аэродрому Лавенсари, блокировали подъем в воздух 3-го гвардейского полка. Тем временем 36 «юнкерсов» были обнаружены в Нарвском заливе. Они держали курс на Ручьи, где находилось более двух десятков боевых кораблей и тральщиков. Наш полк подняли по тревоге. 1-я эскадрилья была направлена в Лавенсари, а 2-я и 3-я — отражать налет бомбардировщиков. [445]

Два боя разгорелись одновременно: один над островом, второй над Ручьями. Упорство численно превосходящего врага было сломлено не сразу. На помощь подоспели самолеты с Лавенсари и две эскадрильи 10-го гвардейского из района Котлов. Немцы, дрогнув, начали поспешно уходить на запад. «Лавочкины» преследовали их до побережья, занятого противником. За тридцать минут воздушной схватки было сбито семь бомбардировщиков Ю-87 и пять истребителей. Наши потери во всех трех полках — четыре летчика и пять самолетов.

Отразив массированный налет — а в нем участвовало до 90 вражеских самолетов, — мы окончательно разобрались в замысле противника. Главной его целью были надводные корабли и подводные лодки, готовившиеся к прорыву в Балтийское море. Поэтому фашисты и тянулись к стоянкам кораблей. Удары же по аэродрому Лавенсари и его блокировка подстраховывали бомбардировщиков. Впрочем, и от этой тактики немцы отказались — видимо, им стало известно о нашем перелете на другой остров. Поэтому, повторяя на следующий день налет на Ручьи, противник принял уже другой порядок боевых групп и прикрытия.

В полдень 5 мая КП дивизии получил информацию с радиолокационного поста, расположенного у переправ Нарвского плацдарма: «Несколько больших и малых групп противника кружатся восточнее Раквере, дальнейшее наблюдение потеряно». Полковник Корешков срочно поднял в воздух по одной эскадрилье 3-го и 4-го авиаполков, направив их к Нарвскому заливу. И опять не ошибся опытный командир соединения.

Летчики своевременно обнаружили три большие группы Ю-87 на малой высоте в окружении тройного эшелона истребителей, летевших на восток. Сообщили об этом на КП полков, завязали неравный сковывающий бой с двумя группами из трех. Противник, отбивая дерзкие атаки «лавочкиных», продолжал свой путь, стремясь набрать высоту. Но дойти до объектов удара без боя не удалось. Взлетели три наши эскадрильи. Появились сбитые бомбардировщики и истребители. Враг продолжал прорываться к кораблям. Не остановил его и массированный зенитный огонь с берега и кораблей. Вот почему с большим риском, нарушив план взаимодействия, наши летчики продолжали бой в зоне огня своих зенитчиков. В этом аду сгорело еще несколько самолетов, в том числе и два наших. Но уже начал расстраиваться боевой порядок «юнкерсов». Лишь мелкие группы сумели все же достичь кораблей и сбросить бомбы. Получила прямое попадание канонерская лодка, затонули два тральщика. Бой продолжался и при отходе врага за линию фронта. [446]

Не принес фашистам успеха этот массированный удар. Налет обошелся им в 19 сбитых самолетов.

Тяжело пришлось в этом бою всем, и особенно Александру Алпатову. Уже под конец его атаковал «фокке-вульф». Самолет загорелся, летчик был тяжело ранен. Повисла перебитая снарядом правая рука. Александр все же сумел левой рукой открыть поврежденный фонарь и выбраться из горящей машины. В сильном рывке полностью переломилась раненая рука. Чувство нестерпимой боли длилось недолго, ледяная вода как огнем обожгла все тело, крутые волны захлестывали с головой. Залезть в уцелевшую резиновую лодку не удалось. Жизнь покидала храбреца, сознание затуманилось, ноги как отнялись. А рядом прыгала на страховочном шнуре красная резиновая лодочка. Из последних сил ухватился он зубами за шнур... Торпедный катер, высланный с Лавенсари, никак не мог найти в пучине волн крохотный красный комочек. На помощь ему поднялось дежурное звено лейтенанта Шестопалова. Зоркий разведчик первым увидел красное пятнышко лодчонки в серых волнах и по радио навел на него катер.

Сильные руки бывалого боцмана, поднявшего за войну десятки терпевших бедствие моряков, втащили на палубу летчика вместе с надувной лодочкой. Он был без сознания, крепко сжатые зубы продолжали держать шнур. Его перенесли в каюту, растерли спиртом тело и перевязали раны.

Александр очнулся, его трясло как в лихорадке. Никак не мог понять, где он, что случилось.

— Лежи, дружок, спокойно, — твердил боцман, — ты у своих, на катере, сейчас врачи помогут тебе.

Знакомый звук «лавочкина» в небе над катером словно привел его в чувство, воскресив события последнего часа, бой, прыжок, ледяные волны. Катер било о волны, толчки вызывали резкую боль в правом боку и руке.

— Скоро, дружище, скоро, — повторял боцман, — теперь только держись и терпи. На Сескари тебя ждут врачи и товарищи... А вы, летчики, молодцы, столько накрошили фашистской нечисти. Ты у нас второй счастливец. Вчера тоже подобрали лейтенанта с третьего гвардейского... Мы вашего командира хорошо знаем, с сорок первого, с Ханко.

Тем временем Шестопалов передал на командный пункт полка: «Летчик подобран, раны тяжелые, пришел в сознание, обеспечьте срочную медицинскую помощь. Через 30 минут катер подойдет к южному пирсу».

Дежурное звено, поднятое на поиск и наведение торпедного катера, свою задачу выполнило превосходно. [447]

Тем временем мы разбирали этот тяжелый, но все же успешный бой. Полностью оправдался и допущенный риск — действовать в зоне интенсивного зенитного огня. Отступи мы в ту минуту, сколько бы кораблей пошло на дно...

Высокой оценки заслуживали все летчики. Сбито девять самолетов (четыре Ю-87 и пять ФВ-190), не вернулся с задания младший лейтенант Коба. Он погиб как герой. Ведомый лейтенанта Столярского, он защитил его, приняв смертельную очередь на себя.

Девять сбитых самолетов оказались юбилейным числом. Они знаменовали собой четырехсотую и четыреста первую победу нашего гвардейского полка. В благодарственном приказе были названы фамилии юбиляров: лейтенант Алпатов — за сбитие четырехсотого врага и погибший лейтенант Коба — четыреста первого.

Вечером на митинге, состоявшемся на стоянке 1-й эскадрильи, выступавшие летчики, техники, механики заверили командование полка и дивизии, что они приложат все силы, чтобы приблизить час полной победы над фашистской Германией.

Взволнованный этими словами, замполит майор Абанин сказал:

— Товарищи гвардейцы! Восемь месяцев назад в Кронштадте мы чествовали молодых летчиков Бычкова и Апинова, сбивших при выполнении разведзадания трехсотый и триста первый самолет. Сегодня мы вновь отмечаем успех нашей молодежи. В этом тяжелом сражении молодые насмерть бились с врагом. Победа досталась дорогой ценой, но они еще раз доказали, чего стоят гвардейцы. Впереди немало испытаний, враг еще не повергнут, он стоит севернее Ленинграда, в Прибалтике, и мы будем драться до полного его разгрома.

Дальше